Детектив Дракониан - Сома-блюз

Хоб поморщился, однако промолчал. Он не одобрял методов Жан-Клода, считая их чересчур грубыми. Но, следует признаться, эти методы были действенными. Удивительно, до чего просто запугать человека!

– Мсье, вам незачем мне угрожать, – с достоинством ответил Марсель. – Повторяю, я не привык подслушивать. К тому же они говорили по-английски и по-испански, а я этих языков не знаю.

– Не испытывай мое терпение! – пригрозил Жан-Клод. – Ты что-то знаешь, провалиться мне на этом месте! Я это вижу по твоей глупой харе и по тому, как ты переминаешься с ноги на ногу. Кончай вилять! В последний раз говорю, рассказывай все, что может нам пригодиться.

– Я почти ничего не знаю, – сдался Марсель, – но, может, вам пригодится карта?

– Карта? Какая карта? Про карту хозяин ничего не говорил.

– Должно быть, они убрали ее прежде, чем он подошел.

– Ну, так что за карта?

– Они тыкали в нее пальцами и смеялись. Мсье, я действительно не понимал, что они говорят. Но вели они себя так, словно обменивались воспоминаниями и указывали на места, где произошли какие-то события.

– А что за карта?

– Дорожная карта, с расположением бензоколонок. Испанская.

– А какого места?

– Я не видел. Наверно, часть Испании.

– Оч-чень хорошо, – сказал Жан-Клод. – Ну, раз ты начал, так продолжай. Что еще?

– Больше ничего, мсье.

– Должно быть что-то еще! Как выглядел тот человек?

– Он сидел в тени. Но я приметил, что он очень загорелый. Похоже, средних лет. И на пальце у него было кольцо с изумрудом.

– Ты уверен, что это был изумруд?

– Может, и стекляшка, откуда я знаю? Но она была бриллиантовой огранки. Какой дурак станет так возиться со стекляшкой?

– Что еще ты можешь сказать про его внешность?

– Ничего, мсье.

– Ну, тогда насчет их разговора. Хоть что-то ты помнишь?

– Только «a votre sante».[10] Это они сказали по-французски. Когда чокались. Потому я и запомнил.

– Который это сказал?

– Другой. Не тот, которого убили.

– А тот, которого убили, что ответил?

– Он ответил: «И вам того же, сеньор».

– Сеньор – а дальше? Имя он назвал?

– Понятия не имею. Он издал такой странный булькающий звук. Возможно, это было испанское «р», мсье. Остального я не разобрал. Это все, мсье! Правда, все!

– Молодец, – сказал Жан-Клод, похлопав официанта по щеке. – Видишь, как хорошо получилось? Ну что, Хоб, пошли? Здесь мы больше ничего не раскопаем.

– Ну, и что это нам дает? – осведомился Жан-Клод, когда они вышли на улицу.

– Смуглый или загорелый мужчина. Родной язык которого, скорее всего, не французский, а, вероятно, английский либо испанский. И в его имени, возможно, есть двойное испанское «р».

– Не густо, – заметил Жан-Клод.

– И все же кое-что. Может, на Ибице мне удастся узнать побольше.

– Хочешь, я поеду с тобой? – спросил Жан-Клод.

– Был бы очень рад. Но тебе придется самому оплачивать проезд и все расходы. Финансы агентства в плачевном состоянии.

– Ну, тогда я останусь тут, в Париже, столице мира. Я просто хотел помочь…

– Чрезвычайно любезно с твоей стороны.

Глава 9

Фошон показал Хобу записную книжку Стенли.

– Одолжение коллеге, – саркастично заметил он.

Единственное имя, которое что-то говорило Хобу, – Эрве Вильморен, молодой французский балетный танцовщик, который делил свое время между Парижем и Ибицей. Фошон уже допросил его, но теперь Хоб расследовал дело Стенли по поручению Тимоти Бауэра и потому решил, что лишний разговор с Эрве не помешает. К тому же Фошон не показал ему результатов беседы.

Эрве неохотно согласился встретиться с Хобом в своей квартире на рю де Пере, которую он делил с еще несколькими танцовщиками. Хоб явился часов в одиннадцать утра. Эрве был молод, очень строен, мускулист. Русые волосы подстрижены под Нижинского в «Послеполуденном отдыхе фавна». Он был одет в хорошо пошитые синие джинсы в обтяжку, подчеркивавшие крепкие бедра, и голубый кашемировый свитер с закатанными рукавами, обнажавшими безволосые смуглые руки.

– Я уже рассказал инспектору Фошону все, что знаю! – предупредил Эрве.

Хоб покачал головой.

– Позвольте уточнить. Вы рассказали инспектору Фошону все, что сочли возможным. Эрве, меня вы знаете. Я вас не заложу. Стенли продавал наркотики?

– Только не мне! – улыбнулся Эрве. – Я наркотиков не покупаю. Мне их и так дают.

– Я вовсе не обвиняю вас в том, что вы тратили на них свои деньги, – сказал Хоб. – Но ведь у вас куча друзей, которые их употребляют?

– На этот счет я ничего не знаю, – ответил Эрве.

– Да брось, Эрве! Мы же с тобой вместе ловили кайф. На тусовке у Джонстона. Ты пришел с Эльмиром де Ори, помнишь?

Все это время Эрве старался быть серьезным. Но теперь его точеные губы расплылись в невольной улыбке.

– Славный был вечерок!

– Да, и калифорнийская дурь неплоха. Послушай, Эрве, я вовсе не пытаюсь тебя подловить на чем-то незаконном. Я просто хочу узнать, почему убили Стенли. Я работаю на его брата. Я не стану доносить ни о чем из того, что ты мне расскажешь.

Эрве поразмыслил и, видимо, решил, что Хобу можно доверять.

– Он продавал новый наркотик. Сказал, он называется «сома». Стенли с него тащился. Говорил, что это ужасно дорогая штука, но совершенно забойная. Я дал ему несколько имен. Ты же знаешь парижан, вечно гоняются за последними новинками.

– А ты сам его пробовал?

Эрве покачал головой.

– Мы со Стенли собирались попробовать вместе. Сегодня вечером… – его лицо печально вытянулось.

– А эти люди, которым он его продавал, – кто они?

– Ну, Хоб, ты же знаешь, что имен я называть не стану! Даже тебе, мой дорогой. К тому же ни один из этих людей не мог быть замешан в убийстве Стенли. Богатые парижане не убивают тех, кто поставляет им наркотики. Ты это знаешь не хуже меня.

– Но ты можешь хотя бы сказать, с кем он виделся последним?

– Ах, Хоб, это тебе ничего не даст! К тому же я не знаю.

– Ну же, Эрве! Мне нужно хотя бы одно имя. Мне надо с чего-то начать. Перед тем как Стенли убили, он жил у тебя?

– Я уже говорил об этом Фошону.

– Значит, ты должен знать, с кем он встречался последним.

Эрве вздохнул.

– Ну ладно. Если тебе так уж важно, это был Этьен Варгас. Ты ведь знаешь Этьена? Высокий, хорошенький мальчик из Бразилии, который приезжал на остров несколько месяцев тому назад.

– Нет, не знаю. Он встречался со Стенли?

– Нет, мой дорогой. Этьен, к сожалению, стопроцентно гетеросексуален. Он встречается с Аннабель. Аннабель-то ты знаешь?

– Да. Немного. Она тут, в Париже?

– Насколько мне известно, нет. Этьен, похоже, приехал без нее.

– А где он остановился?

– Наверно, в каком-то отеле. Где именно – не знаю.

– Он был один или с кем-нибудь?

– Не знаю. Когда я его видел, он был один. Сказал, что у него свидание со Стенли.

– Как он себя вел?

Эрве пожал плечами.

– Бразилец! Чего от них ждать?

– В смысле, он не нервничал?

– Насколько я заметил, нет.

– Он приходил сюда, к тебе?

– Да. Сказал, что должен встретиться со Стенли. Я ему ответил, что Стенли ушел. Спросил, не передать ли чего. Он сказал, не надо. Мол, они назначили встречу позднее, но он проходил мимо и решил заглянуть. И ушел. Хоб, только никому ни слова! Я тебе этого не говорил!

– Не беспокойся. Не можешь ли ты сказать, кому еще Стенли продавал эту «сому»?

– Я дал ему с полдюжины имен. Купил ли кто-то у него, я не знаю. Правда не знаю, Хоб.

– А как насчет Этьена? Как ты думаешь, он мог ее купить?

– Ну, он достаточно богат для этого. Семейство Варгас занимает видное положение в Рио-Де-Жанейро. У его отца – вилла на острове, знаешь, недалеко от Сан-Хуана. Я тебе говорил, что эта штука довольно дорогая. Но кому он ее продавал – не знаю.

– А где Этьен теперь, ты, наверно, тоже не знаешь?

– Понятия не имею, дорогой. Наверно, вернулся на Ибицу.

Часть II

ИБИЦА

Глава 1

Хоб выглянул в иллюминатор и увидел далеко внизу, под тонкой облачной пеленой, остров Ибицу, неожиданно появившийся в разрыве облаков. Хоб сидел рядом с бизнесменом, грузным и надоедливым, который начал разговор с рассказа о том, что сам он из Дюссельдорфа, в Париже был по делу, управился быстро и решил провести выходные на испанском острове Ибица. А Хоб там бывал? Не дожидаясь ответа, бизнесмен сообщил, что у него есть приятель, который живет в новом кондоминиуме рядом с Санта-Эюлалиа – «Штурмкениг» называется. Хоб когда-нибудь слышал про это место? Про него писали в журнале «Европейская архитектура», что это «оригинальное нагромождение старых и новых стилей». Три плавательных бассейна, коринфская арка, эстрада в форме морской раковины и три ресторана, один из которых получил четырех поросят по рейтингу журнала «Международный гурман». В кондоминиуме есть свои магазины и продуктовые лавки и, что очень важно, свой немецкий мясник, который готовит колбасу, Schweinefleisch[11] и прочие хорошие мясные продукты, совсем как дома. Последовала небольшая лекция о колбасах, завершившаяся сообщением:

– Насчет колбас я очень разборчив! Настоящую колбасу умеют делать только немцы. Французские колбасы выглядят забавными, но в них слишком много чесноку, а так они совершенно безвкусны. Английские колбасы делаются тяп-ляп, и на вкус они как опилки – точь-в-точь как английская политика. Нет, колбасу по-настоящему умеют делать только в Германии. Особенно в Дюссельдорфе.

В продолжение всей речи Хоб лишь кивал. В наше время подобные старомодные шовинистические речи можно услышать так редко! А Хобу нравились махровые националисты. Он их коллекционировал. Европа представлялась ему большим Диснейлендом, где каждая страна одевается в свои национальные цвета и костюмы, поставляет свои продукты, имеет свои особые обычаи и своих типичных представителей, которые всегда рады поговорить о себе. Хоб находил очаровательным, что итальянцы так ревностно привержены своим макаронам, а скандинавы своему шнапсу, и так далее, вплоть до бельгийцев с их мидиями и pommes frites.[12] Но, как правило, Хоб осуждал себя за подобный циничный и легкомысленный взгляд на вещи. Как может нормальный человек восхищаться этой кукольной эксцентричностью? Ну хорошо, пусть даже настоящей, неподдельной эксцентричностью, все равно. То, чего он ищет, не имеет отношения к современной реальности. Европа давно перестала быть Диснейлендом. Она предельно серьезна. Но не с точки зрения американцев – которые, на свою беду, даже японцев не способны воспринимать серьезно. Американцы ездят в Европу не затем, чтобы прикоснуться к реальности. Реальности им и дома по уши хватает. Они едут за местным колоритом. А где они его не находят, там выдумывают.

Самолет лег на крыло и развернулся. Внизу открылась вся Ибица. Островок крохотный, современный реактивный самолет пролетает над ним меньше чем за минуту. Посередине – горный хребет, к югу от него – долины, на севере – крутые утесы, обрывающиеся в море. Над горящей свалкой рядом с Санта-Каталиной виднелся столб дыма. Свалка полыхала круглые сутки. Это было бельмо на глазу для всего острова. А потом самолет пошел на посадку. Загорелась табличка «Пристегните ремни».

И вот наконец Хоб спустился на пыльный асфальт и зашагал к багажному отделению. За ограждением толпились люди, встречающие друзей и любимых. Ждет ли его кто-нибудь? Вряд ли. В последний раз он был на острове с полгода тому назад, когда приезжал на свадьбу Гарри Хэмма.

Хоб быстро покинул аэродром, сел в такси и наконец-то вдохнул знакомые запахи острова: тимьян и жасмин, апельсины и лимоны. Мимо пронеслись низенькие квадратные домики по дороге в Ибица-Сити. Впереди показалась Дальт-Вилья, нагромождение белых кубов, растущих из земли, мечта кубиста, старинный городок, напоминающий греческие Киклады.

Водитель пытался болтать с ним на своем зачаточном английском. Но Хобу разговаривать не хотелось. Он слишком дорожил этими первыми минутами на острове. Высматривал знакомые приметы вдоль дороги. Карта Ибицы усеяна памятниками местной истории. Вон то место, где испанские копы из отдела по борьбе с наркотиками арестовали Малыша Тони. У той кучи камней раньше стоял бар Арлен – Элиот Поль захаживал туда пропустить стаканчик, пока фашисты не сровняли забегаловку с землей. А вон то место, где ты встретился с Алисией в ваше первое золотое лето. А вон и опасный перекресток, где в один прекрасный вечер Ричард-Сицилианец слетел с дороги на своем здоровом бандитском «Ситроене», снес хибару местных жителей и задавил брата с сестрой, которые там жили. Говорят, он застиг их в одной постели. Но он не успел никому об этом рассказать. Приехала гражданская гвардия и забрала его в больницу – Ричард сломал себе руку. А по дороге он умер по непонятной причине.

Первую остановку Хоб сделал в Санта-Эюлалиа. Вышел из такси у пункта проката, и нанял себе семисотый «Сеат». Выехал на нем на дорогу в Сан-Карлос, сразу за поселком уходившую в горы. У него поднялось настроение. Проезжая через Сан-Карлос, Хоб увидел полдесятка хиппи. Они пили пиво и пели под гитару за деревянными столиками у бара Аниты. Хоб проехал извилистое шоссе – на холме слева дом Робина Моэма – и свернул на каменистую дорожку, ведущую к его фазенде, К'ан Поэта. Поставил машину на площадку перед гаражами под большим рожковым деревом. Вид дома с его благородными пропорциями доставил Хобу несказанную радость. Архитектор говорил, что вилла выстроена в полном соответствии не то с золотой серединой, не то с золотым сечением, Хоб точно не помнил. Но, как бы то ни было, фазенда была хороша. Два крыла, соединенные трехэтажной постройкой, на которой сейчас сушилось белье. Хоб спустился по трем ступенькам к облицованной камнем калитке, увитой виноградом. Дома оказалась только маленькая черноволосая девушка в розовом купальнике. Она лежала в гамаке и читала книгу Алистера Маклина в мягкой обложке. Хоб ее раньше никогда не видел. Девушка сказала, что ее зовут Салли и что она подружка Шоула. Шоул был израильский приятель Хоба. Еще девушка сообщила, что все ушли на пляж. А он кто такой? Хоб объяснил, что он хозяин дома. Девушка похвалила дом и Хоба – за гостеприимство.

Хоб зашел внутрь, бросил вещи в своей комнате на третьем этаже, переоделся в белые хлопчатобумажные шорты, серую футболку с тремя пуговицами и сандалии. Потом снова вышел и поехал по дороге на Сан-Карлос, обратно в сторону Санта-Эюлалиа, свернул у Сес-Пинес и направился в глубь острова, в долину Морна, вдоль миндальных плантаций. Скоро дорога начала подниматься вверх, к Седос-дес-Секвинес, горному хребту, который высился посреди острова. Маленькая легковушка преодолевала подъем без особых трудностей. Узкая асфальтовая дорога сменилась грунтовкой и продолжала взбираться на кручи. Несколько раз приходилось объезжать скальные выступы, нависающие над дорогой. На Ибице при строительстве дорог предпочитали обходить препятствия, а не взрывать их. В конце концов Хоб проехал последний крутой поворот и увидел впереди, там, где дорога спускалась в седловину, сложенную всухую каменную изгородь, которой была обнесена вилла Гарри Хэмма.

Хоб оставил машину на площадке, специально вырубленной посреди колючих зарослей кактусов, рядом с «Сеатом» Гарри. Прошел вдоль каменной изгороди и увидел дом, выстроенный на противоположном склоне холма. Маленький фермерский дом, которому было уже лет двести, а вокруг – четыре-пять гектаров расчищенной земли. Повсюду было удивительно чисто, как всегда на фермах Ибицы, за исключением тех, что принадлежали «людям с полуострова», – так именовали здесь испанцев с материка. По одну сторону тянулись амбары, все еще наполовину забитые вездесущими плодами рожкового дерева. Хоб отсюда уловил их характерный приторно-сладковатый аромат. Он не слишком любил этот запах, но он ассоциировался с островом, а потому все же был дорог Хобу.

Сам дом тоже был типичным – подобранные по размеру камни, скрепленные глиной, поверх обмазанные цементом и штукатуркой. Как почти везде на острове, размер главной комнаты определялся длиной ствола белого дуба, служившего центральной балкой. Когда балка ставилась на место, к ней присоединяли прямоугольные дубовые стропила, потом все это заваливали хворостом и утрамбовывали глиной. Крыша была плоская, с наклоном к середине, чтобы собирать дождевую воду. Вода попадала в водосток, затем – в подземную цистерну, откуда Гарри по мере необходимости перекачивал ее насосом в бак на крыше.

Даже окна оставались прежними, хотя Гарри собирался как-нибудь их обновить. Но все медлил. Он гордился старинными узкими окошками, которые в былые времена защищали жителей дома от зимних холодов и не пускали внутрь сарацинских пиратов из Алжира и Марокко, совершавших набеги на остров чуть ли не до середины XIX века. До побережья Северной Африки отсюда было меньше сотни миль, и сарацины занимались здесь разбоем в течение многих столетий. Так как до властей далеко, не дозовешься, жители Ибицы научились сами о себе заботиться. Каждая деревня, каждое отдельное строение были крепостью или, по крайней мере, укреплением, рассчитанным на то, чтобы не впускать пиратов, пока не явится подмога. Теперь вместо сарацинских пиратов остров посещали английские и немецкие туристы – а эти давали больше, чем брали. Хоб временами думал о том, на пользу ли пошли Ибице такие перемены. Борьба с пиратами развивала в жителях отвагу и независимость. А туристы принесли на остров страшную безвкусицу, «Макдоналдсы» и целые скандинавские, немецкие и французские «поселки», которые выглядели гротескно, потому что строители сознательно пытались воспроизвести стили соответствующей архитектуры. Американских «поселков» пока не было, но этого явно недолго ждать.

Во дворе копалось в песке несколько кур. Наверняка Мариина работа. Такие люди, как Гарри Хэмм, не созданы для того, чтобы держать кур. Но насчет жены Гарри ничего нельзя было сказать наверняка, кроме того, что она прекрасна, величественна и слишком хороша для него – грузного, лысеющего отставного копа из Джерси-Сити, штат Нью-Джерси, ныне – неоплачиваемого партнера Хоба Дракониана по детективному агентству «Альтернатива».

Хоб прошел дальше вдоль изгороди и окликнул:

– Эй, Гарри! Ты дома?

Его крик раскатился по двору, подхваченный гулким эхом соседнего утеса. Поначалу ответа не было. Потом из дома выбежал крупный лысеющий мужчина с брюшком в рабочих штанах цвета хаки, белой рубашке и мягких сандалиях на веревочной подошве, какие носили на острове.

– Хоб! Заходи!

Гарри распахнул калитку и провел Хоба во двор. Теперь Хоб увидел машину Гарри, «Ситроен» испанского производства, стоящий рядом с амбарами.

– Вовремя ты появился! – сказал Гарри. – А то уговорил меня работать в этом твоем агентстве, а сам смылся в Париж и оставил меня тут покрываться плесенью.

– В объятиях Марии! – напомнил Хоб.

– Ну, да, так-то оно так, – ухмыльнулся Гарри. – На самом деле, тут чудесно. И все-таки приятно иногда потолковать со своим братом американцем.

– А чем тебе местные не по вкусу?

– Ну, с ними-то я уживаюсь. А вот французы и англичане мне и впрямь не по душе.

Такова была судьба Гарри, что, ни в коей мере не будучи космополитом, он изумительно вписался в жизнь аборигенов Ибицы. Гарри вполне мог бы родиться ибисенцем – он разделял большую часть их предрассудков и обладал многими из их добродетелей.

– Все в порядке? – спросил Хоб.

– Ага, все чудесно. Но мне надо повидать Новарро. Он просил привезти тебя, если ты вдруг появишься.

Новарро был лейтенантом гражданской гвардии – то есть местной испанской полиции. Хоб не мог назвать его другом, но они много лет были хорошими знакомыми.

– А по какому делу?

– Да была у меня тут одна мелкая неприятность позапрошлой ночью. Ничего серьезного. Потом расскажу.

Гарри провел Хоба на кухню – большую и веселую, с цветными эстампами местных художников на беленых стенах. Тут стояли холодильник и плита. И то, и другое работало на газу из баллонов. Еще на кухне висела газовая лампа, горевшая, несмотря на то что на дворе стоял ясный день, – окно было только одно, и притом очень узенькое. Гарри вообще-то недолюбливал газовую лампу – она шипела и распространяла слабый, но неприятный запах. Он предпочитал возиться с керосиновыми «лампами Аладдина». Ему нравился их мягкий золотистый свет, и он взял на себя обязанность их чистить и подрезать фитили, потому что Мария, со своей практичностью истинной жительницы Ибицы, не видела в керосиновых лампах ничего романтичного. Зачем они, когда бутан куда дешевле и проще в употреблении? Да и вообще, зачем это все, когда можно за пару сотен долларов провести электричество от трансформатора на шоссе? Однако Гарри не соглашался. Ему нравилось, что на вилле нет электричества. Это тешило его романтическую натуру. Марии нравился его романтизм, но объяснить это ее сестрицам, не говоря уж о тетушках, дядюшках, кузенах, кузинах и прочей многочисленной родне, было куда как непросто.

– Он не любит электричества, – говорила им Мария. – У него вообще старомодные вкусы, хоть он и американец.

Семейство ставило ей на вид, что американцам такими быть не положено. «А мой – такой!» – отвечала Мария, и родственники затыкались, потому что других американцев в семье не было.

Гарри вычистил кофейник, налил воды и поставил на огонь. Откупорил две бутылки пива «Дамм», чтобы не скучать, пока варится кофе. Потом поискал в холодильнике ветчины – замечательной ветчины, которую постоянно жуют испанцы. Вот почему те из них, кто побогаче, обычно толстые.

– Расслабься, – сказал Хоб. – Позже съездим пообедать. У Хуанито сейчас открыто?

– Нет, только с той недели. Но «Ла Эстрелья» работает, к тому же открылся еще один новый ресторанчик, «Лос Аспарагатос», с итальянской кухней. Говорят, довольно приличный.

– Ну что ж, посмотрим. Как Мария?

– Мария – просто чудо! – сказал Гарри.

Они с Марией поженились всего полгода назад, в белой церкви Сан-Карлоса. Хоб был шафером. Мария была очаровательна в сшитом вручную бабушкином атласно-кружевном подвенечном платье. Хоб вспомнил, как бросалась в глаза разница между ее лицом – оливковым овалом – и квадратной, красной американской физиономией Гарри. Венчал их отец Гомес, духовник Марии, предварительно удостоверясь, что полузабытые устои католической веры Гарри еще не рухнули окончательно. Гарри пообещал в будущем почаще заглядывать в церковь. Отец Гомес отлично знал, что он не выполнит своего обещания, но формальности были соблюдены, а сам отец Гомес, каталонец из Барселоны, был не тот человек, чтобы ставить рогатки преумножению человеческого счастья.

– Что ж ты не предупредил, что приедешь? – упрекнул Гарри.

– Не успел, – объяснил Хоб. – Пять часов назад я и сам не знал, когда вылетаю из Парижа.

– А что стряслось-то? – спросил Гарри, вытряхивая сигарету из своей пачки «Румбос».

– Необходимо выяснить пару вещей.

– Например?

– Мне надо разузнать насчет мужика по имени Стенли Бауэр.

– Слыхал про такого. Англичанин? Вроде как живет на острове?

– Он самый. Его грохнули в Париже три дня тому назад.

Гарри кивнул.

– А нам какое дело? Он что, был нашим клиентом?

– Его брат нанял меня, чтобы найти убийцу. И Фошон тоже хочет, чтобы я занялся этим делом. Он говорил насчет нашей лицензии на работу в Париже…

– По-онял, – протянул Гарри. – И что нужно разузнать про того мужика?

– Хотелось бы выяснить, чем таким он тут занимался, за что его могли грохнуть в Париже. С ним должен был встретиться человек по имени Этьен Варгас, который живет на острове. И еще такое дело: за несколько минут до того, как Стенли убили, он пил с каким-то мужиком. Не Варгасом. Мужик ушел. А буквально через несколько секунд Стенли сделали.

Примечания

1

«После блондинки» (франц.).

2

Сокращенное название Управления национальной безопасности Франции.

3

И что же? (франц.)

4

Свинина с картофелем и кислой капустой, традиционное немецкое блюдо (франц.).

5

Пелем Гренвилл Вудхаус – современный американский писатель.

6

Отец (лат.) – так часто называют своих отцов воспитанники английских частных школ.

7

В ближайшем будущем (исп.).

8

Старик (франц.).

9

Не так ли? (франц.)

10

За ваше здоровье! (франц.)

11

Свинина (нем.).

12

Жареной картошкой (франц.).

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.