Она медленно открыла глаза и осторожно выпрямилась. В ее возрасте спать на земле очень вредно для суставов. И вот теперь они скрипят, как немазаная телега. Она села и огляделась. Комната стала другого цвета! Из непроницаемо-черной она превратилась в сияюще-белую! Зеркало осталось на том же месте, и Рут наскоро привела себя в порядок. Какой утомленный у нее вид! Когда появились у нее все эти морщины? Ей казалось, что у нее только недавно выпал первый молочный зуб, а зеркало говорило, что ей скоро умирать. Как несправедливо! Подвижный силуэт, отразившийся в зеркале, привлек ее внимание. За спиной что-то шевелилось.

Она поспешно обернулась и, вздрогнув, едва не уронила флакон. Кетер холодно смотрел на нее. Но его голубые глаза были теперь черными, как оникс, а его темная кожа стала белой, как алебастр.

– Но, Кетер… – растерявшись, пролепетала она.

– Кетер… Кетер… – передразнил он. – Кто ты?

Еще одна блеющая поклонница, из тех, что вечно готовы распустить свои старческие лапы.

– Да это же я, Рут Миралес.

– Рут…

В течение секунды он, казалось, был в нерешительности. Его глаза стали похожи на алмазы.

– Я принесла вам укрепляющее, – продолжала Рут, поднимаясь на ноги. Крак-крак спина. – Что с вами случилось? Вы стали белым!

– Белым? Конечно, я белый, потому что я…

Он прервался и поднес руки к вискам, как будто испытывая сильную головную боль.

– Ах, мой бедненький Кетер…

– Замолчи, ненормальная старуха! – отпихнув ее, прогремел он. – Я не твой идиотский Кетер, я… Ох, моя голова…

Он обхватил голову руками и неожиданно оторвал ее от шеи, из которой вырвалась струя расплавленного вещества. Рут закричала и забилась в угол у основания зеркала. Держа голову под мышкой, Кетер подошел к ней. Его красивые губы ухмылялись, а вещество, вырвавшееся из отверстой шеи, вдруг остекленело. Затем все тело стало похоже на кристалл, включая и лицо, зажатое под локтем.

Прозрачные губы пробормотали что-то похожее на «… давай… ».

– Да что вы, Кетер! – запротестовала она с возмущением.

Как давно не делали ей таких непристойных предложений? Подождите, пожалуй, Герберт в начале семидесятых?

– Мы не в том уже возрасте, – жеманно произнесла она, прикрыв глаза. Ну какой же он сумасброд!

Голова обратила к ней взгляд, и это было похоже на две подвижные звезды, вставленные под бледные веки.

– Ты такая странная, – пробормотал рот. – Ты мне нравишься. Скажи-ка еще разок, как тебя зовут.

Бедняжечка, он теряет память…

– Рут. Рут Миралес.

И снова при звуках ее имени его как будто охватила невыносимая боль. Стекло разлетелось, и осколки соединились в раскаленную массу, отдаленно напоминающую человеческий образ. Глухой горловой стон вырвался из этой распростертой фигуры, к которой Рут, боясь обжечься, не смела прикоснуться. «Вспомни свой сон. Он огненный, но не жжет». Она робко протянула руку к тому, что должно было быть лицом, глубоко вздохнула и погрузила пальцы в расплавленную массу. О боже, она словно подключилась к электрическому оргазму! Рут сотрясало с головы до ног, она оказалась к нему приклеенной, чувствовала, что он растворяется в ней, смешивается с ней, что их плоть перемешивается, и это было так изумительно, так… Ей казалось, что она сейчас взорвется, как тот телевизор в 1982 году, когда она опрокинула вазу и… о нет… она не вынесет…

И вдруг она оказалась лежащей на сверкающем полу одна, а Кетер, привычный Кетер, устремлял на нее взгляд закатившихся прекрасных голубых глаз. Честное слово, он как хамелеон меняет цвет.

– Что я здесь делаю? – спросил он, с отвращением глядя вокруг. – Эта непристойная комната… И вы, Рут! В логове этого монстра!

Да о чем он говорит? «Не забыть бы отыскать таблетки Герберта для улучшения мозгового кровообращения», – подумала она каким-то уголком сознания. А в данный момент надо успокоить его. Она протянула ему флакон.

– Вам следует, друг мой, немного выпить вот этого. У вас измученный вид, – добавила она, опустив глаза с чувством скромного торжества.

– А где Магдалина? И Рита? И чем я здесь занимаюсь? – проворчал Кетер.

«Шла бы эта Рита ко всем чертям», – подумала про себя Рут, и тотчас в отдалении послышался оскорбленный вопль. Теперь Кетер ползал по комнате, обнюхивая углы.

– Где он? Где это отребье?

– Я не понимаю, о ком вы говорите. Здесь только мы с вами. Я уснула в вашей комнате и…

– В моей комнате?! Но это не моя комната, разве вы не видите, что она белая?!

– Вот именно, я очень удивилась, что вы так быстро ее перекрасили…

– Перекрасил? Рут, не болтайте глупостей! Что у вас в этом флаконе?

– Укрепляющее.

– Покажите. Нет, я не могу это пить. Это слишком кисло. Я не понимаю… – продолжал он, поводя носом. – И все-таки я повсюду чувствую его омерзительный запах.

Он выглядел совсем растерянным, и Рут ощутила огромный прилив нежности к нему.

– Вы что-то потеряли?

– Я думаю, что теряю разум, – ответил он просто.

– Это со всеми случается, – сказала Рут, положив свою узловатую ладонь на его руку. – Не сегодня, так завтра.

– Но я не могу себе этого позволить. Надо уйти отсюда, – добавил он, поднимаясь.

Под оболочкой кожи атомы его существа кипели, охваченные разлитой болью. «Дифракция, рефракция, разрыв… » – услышал он собственный шепот, но не понимал, о чем говорит. Его человеческие глаза замутились, неожиданно подернулись влагой, зрение померкло, и он тяжело рухнул на Рут, которая выпустила флакон. Она попыталась его подхватить, но тоже потеряла равновесие, и оба навалились на зеркало, которое легко и быстро повернулось на оси.

– Вот он! – воскликнула Рут, прикасаясь к флакону кончиками пальцев.

Оторопевший Кетер лежал на ней.

– Ой, нет! – произнес Кетер, медленно поднимаясь.

– Да, да! – повторила Рут, стоя на четвереньках. Боже праведный, такая гимнастика ее прикончит!

– Нет! – заплетающимся языком вяло пробормотал Кетер. – Нет!

Рут вздохнула и подошла к нему. У нее болели спина и колени, она мечтала о горячей ванне и о хорошо охлажденном коктейле «Кровавая Мэри», и… Здорово! Просто невозможно, цвет стен опять изменился! Снова черные. Она поспешно обернулась к Кетеру – он также стал черным. Ну ладно, хоть он обрел постоянство. И однако у нее создалось впечатление, что у них здесь очень не хватало четкой организованности. Впрочем, это естественно, когда из сострадания принимаешь на работу прокаженных. Она укусила губу, чтобы наказать себя за гадкие мысли, и вслед за тем заметила, что Кетер кружится по комнате, как какая-нибудь балетная примадонна, но без пачки, а в уголках его глаз и губ пузырится пена.

– Н-е-е-е-е-е-т! – вопил он. – Н-е-е-е-е-е-т!

Припадок, у него припадок!

– На помощь! – во весь голос закричала Рут. – На помощь!

Шум бегущей толпы. Повсюду отдается эхо. Рут скорчилась возле Кетера, пытаясь его успокоить, шепча слова, которые говорят детям: «Ну, ну, ну, сейчас все пройдет, ну вот, помощь уже идет, ну, ну, ну, это ничего, я ведь здесь… »

Подняв голову, она заметила, что небо над ними как будто растрескалось и бесчисленные звезды мигали как лампочки, готовые погаснуть.

– Кетер! Кетер! Придите в себя! Вы не можете этого сделать!

Он обратил на нее взгляд своих наполовину расплавленных глаз, густая смесь азота и газа вырывалась из его губ, похожих на раскаленную сталь.

Шаги. Совсем близко.

– Рут!

Рут подняла голову. По ее щекам текли слезы. Все были здесь, но слишком поздно, слишком поздно! Она не могла выговорить ни слова и молча указала на Кетера, которого сотрясали все более редкие конвульсии.

– У него приступ… помогите мне, – сумела она наконец выговорить.

На секунду наступила полная темнота, а потом звезды вновь слабо замигали.

– Что происходит? Небо… – воскликнула Саманта.

– Бог умирает, – ответил Лори.

Снова темнота. Потом свет, слабый и бледный.

Пульсация мира с каждой секундой становилась все слабее. Слезы Рут заливали щеки Кетера, отливающие разными цветами.

– Не умирай, не умирай, я жизнь за тебя отдам! – услышала она свой крик, подобный крику безутешной наивной девушки. – Не умирай, я запрещаю тебе, слышишь, старый дурень!

Веки Кетера дрогнули, и на губах появилось подобие улыбки.

– Ты мне запрещаешь, МНЕ? – выдохнул он.

– Я тебе запрещаю! – повторила Рут, лаская его гуттаперчивые волосы.

– Я всего лишь усталый старый дурак… – прошептал Кетер.

– Возможно, но никто не может тебя заменить! Держись, слышишь?! Черт возьми, Кетер, ты думаешь, что мне по возрасту все эти идиотские штучки?! Боже мой, сделай усилие!

На этот раз Кетер издал урчание, которое можно было назвать смехом и которое завершилось приступом звонкого кашля.

Темнота. Свет. Темнота. Немного более яркий свет. Свет. Свет. Свет. Бог, сидя теперь на полу комнаты, раскатисто смеялся, а Рут Миралес обнимала его слабые плечи.

– Хвала Космосу! Вы здесь!

Запыхавшаяся Рита стояла на пороге. Что здесь делает эта высохшая мумия, повисшая на ее Господине? Разберемся попозже.

– Битва закончена, – объявила она, отдышавшись.

– И что? – вновь обретя спокойствие, спросил, выпрямляясь, Кетер.

– Не осталось ни одного бойца. Одно огромное поле, усеянное останками. Немало придется потрудиться, чтобы все привести в порядок.

– Не будешь ли ты так добра сказать, кто же выиграл? – любезно поинтересовался Кетер.

– Никто, конечно. Как всегда с тех самых пор, как это происходит. Вам следовало бы уже это знать, – ответила Рита.

– А Михаил?

– Тоже как обычно, – сказала, входя, Магдалина. Вся ее походка выражала чувственность. – Примирение на подушке. В последний раз, как я его видела, он волочил Никс за волосы к розовому кучево-дождевому облаку.

– Вы хотите сказать, что это всего лишь игра? – недоверчиво спросил Герби.

– Ну, не совсем, – ответил Кетер, выросший, казалось, на несколько десятков сантиметров. – Не совсем игра. Скажем… диалектическое развитие.

– Диалектическое?

– Гм-гм. Возьмем для примера колебания маятника. Он отмечает предельную позицию времени в колебательном движении, которое взаимно уничтожается: вперед, назад, вперед, назад. Если вам не виден механизм, который и вызывает эти бесконечные повторения, то вы не в состоянии поверить, что маятник постоянно показывает правильное время.

– Угу, все это лишь болтовня о небесных часах. Ну а теперь не можем ли мы вернуться домой до начала следующей маленькой войны? – надменно спросил Герби.

– Разве вы не хотите присоединиться к нашему празднику?

– Какому празднику?

– Сегодня вечером мы устраиваем праздник, чтобы отметить отсутствие победы, – объяснила Рита.

– А на празднике будет сумасшедший шляпник? – спросил Лори.

– Если хочешь, – сказал Кетер.

– А мороженое с блинами? – спросил Джем.

– Ну конечно! Разве бывает праздник без мороженого с блинами?

– Мне нечего на себя натянуть, – заметила Саманта.

– Давай лучше я тебя натяну, – шепнул ей на ухо Герби, и в ответ она толкнула его локтем.

– Я могу одолжить вам саван, – любезно предложила Рита.

– Мне нужно предупредить жену, – сказал Марвин.

– Этим займется один из херувимов, – ответила Магдалина, дуя на лак свежепокрашенных ногтей.

– У меня нет моей трубы… – сказал Бадди, решая про себя, как лучше ему причесаться.

– Рита поищет в сундуке Иерихона.

– А на Земле? – спросил Аньелло. – Что происходит на Земле? Вам-то, самозванцу, плевать на нее! А вы все разве не видите, что он вам зубы заговаривает! Вы не видите, что это Бес!

– Что за нелепая идея, – сказал Кетер, пожимая старую руку Рут своими сильными пальцами. – Столь же нелепая, как утверждать, что Бог и Бес имеют единую сущность, только потому, что у них одинаковые начальные буквы имен, – продолжал он, переходя на французский. – «Б» как Божество. Богатство. Быстро. И еще Более.

– Я не секу по-испански, – проворчал Аньелло. – Но я знаю то, что знаю.

Кетер смотрел на него снисходительно. Теперь он чувствовал себя несравненно лучше. Конечно, недавно у него было легкое недомогание, но сейчас все хорошо. А на самом-то деле, что же было? У него не осталось никаких воспоминаний.

– Послушайте, Аньелло, у меня есть для вас работенка, – вдруг сказал он.

– Что?

– Мне нужен крепкий парень, чтобы следить за границами галактики.

– Понятно. Проблемы незаконной иммиграции?

– Ну, если угодно. Это огромная территория, и иностранцы постоянно пытаются к нам проникнуть.

– Засранцы!

– Если вас это заинтересовало, то повидайте Михаила. Он составит для вас контракт.

– Попозже. Сначала я должен спасти Землю, раз всем остальным на это плевать.

– Да мне вовсе не плевать, – спокойно заметил Кетер. – Но вы же должны понимать, что я не могу заниматься всем подряд.

– Вы могли бы вмешаться, чтобы голова моего деда не была раздавлена грузовиком или чтобы мои родители не взорвались в самолете! – вдруг с возмущением заявил Джем.

– Ты настоящий внук Орла![53]

Джем почувствовал, что его душа раздувается от гордости, а Лори – что его душа иссыхает от зависти.

– Но все не так просто, – продолжал Кетер. – Не думаешь ли ты, молодой человек, что я буду проводить целые столетия, следя через дырочку в заднице за вашими распроклятыми самолетами вашей распроклятой планеты?! И это не говоря о миллиардах ваших вонючих тачек, ваших химических заводов, атомных электростанций и обо всем необъятном бардаке, в который вы превратили эту планету! – закончил он, выходя из себя.

– А чья это вина? – парировал Лори. – Надо было просто установить правила. Ваща свободная воля – это просто свободное идиотство.

– Я полагал, что ты достаточно умен, Лорел Робсон, чтобы понять, что я здесь всего лишь что-то вроде сторожа, – ответил Кетер. – Не я создал все это.

– Но кто же тогда?!

Кетер пожал плечами.

– Не знаю. А впрочем, хватит об этом, – заключил он, зевая. – Оставайтесь или уходите, но не портите нам этот день.

– Ну а души мертвых, они-то куда идут? Рай-то где? – упорствовал Лори.

– Честное слово, ты неутомим, приятель! – вздохнул Кетер, слегка коснувшись жестких завитков Лорела, и под его пальцами прядь волос стала белой как снег. – Если хочешь знать, я скорее склонен к одиночеству, – продолжал он. – У меня нет никакого желания быть окруженным рыдающей толпой человеческих душ. Этим занимается Никс.

– Эта ведьма!

– Никс очень компетентна. Она и ее супруг Гадес[54] вполне успешно управляют царством мертвых,

– Гадес? – удивился Марвин. – Тот самый, из мифологии?

– Угу, – подтвердил Кетер. – Великая личность. Это в его чреве вы оказались недавно. Никс, знаете ли, долгое время называлась Персефоной.

– И она обманывает его с архангелом Михаилом!

Лори уже не мог удержаться.

– Ну и что? Вы считаете, что только англичане имеют монополию на дворцовые интриги? – усмехнулся Кетер. – Ну ладно, так что вы решили?

– А что происходит сейчас на Земле? – поинтересовался Герби.

– Как всегда, ничего особенно веселого. Два-три маленьких геноцида, которые представлены в ваших газетных заметках. Несколько морей, загрязненных на века. Насилия, убийства, грабежи. Я редко видел столь глупый и жестокий род.

– А что с посланцами Версуса?

– Сейчас они оккупируют Парадиз-Маунтин, – сквозь зубы процедил Кетер.

– Оккупируют? Это означает, что они всех там сожрали, – мрачно заметил Герби.

– И они будут продолжать и дальше, а вы все так же не будете вмешиваться, так ведь? – сказал Джем, подбоченившись.

– Ух ты, настоящий Джеймс Дин! – сказала Магдалина.

– Да, они будут продолжать, если никто их не остановит, – ответил Кетер, не обращая внимания на ее замечание. – Мы с Версусом заключили пакт о невмешательстве. Это длится уже миллионы лет, и не вам это менять!

– Если не считать, что Версус хитрит и пытается вас облапошить! – возмутился Аньелло.

– Запомните, лейтенант, что не родился еще тот, кто меня «облапошит», как вы говорите. И уймите ваши дурные мысли, мистер Коул, – добавил он, поворачиваясь к побагровевшему Бадди. – Ну все, аудиенция окончена. Рита вас проводит.

– Я возвращаюсь на Землю, – сказал Джем.

– Я тоже, – присоединился к нему Лори. – Там мерзко, там гадко, там воняет, но это наш дом.

– Тогда прощайте, – беззлобно ответил Кетер. – И всегда добро пожаловать!

– Я тоже возвращаюсь, – сказал Марвин. – Я хочу вновь увидеть своих детишек.

– А нам нужно вернуться, чтобы ребеночка сделать, – сказал Герби, прижимая к себе Сэм.

– Поспешите, – сказал Аньелло с порога. – Мутанты-то не станут ждать, чтобы творить свои подлости!

– А вы, Бадди? – спросила, Рита.

– Мне кажется, что во мне нет ничего ангельского.

– А вы, Рут? – тихо спросила Сэм.

Рут еще теснее прижалась к Кетеру.

– Ему необходим кто-то, кто бы о нем заботился, – прошептала она Саманте.

Рут Миралес, жена Бога. Прекрасное перевоплощение после прожитых восьмидесяти лет жизни!

– Через несколько секунд вы будете на Земле, – сказал Кетер. – И вы никогда не узнаете, приснилось вам все это или нет. Но вам не приснилось. До… скорого, друзья мои!

И он щелкнул пальцами.

Черная дыра.

Эпилог

Кетер повернулся к Рут.

– Где это вы меня недавно нашли?

– Да там, конечно. Там, в вашей комнате, – ответила Рут.

– И все было нормально?

Нормально? Это зависит от оценки. Ведь все относительно.

– Ну да, совершенно нормально, – ответила она с невинной улыбкой.

Пусть не думают, что она будет ратовать за правду. Она уже представляла себе крупные заголовки в скандальных газетах: «Бог страдает раздвоением личности». А отсюда всего два шага до того, что они захотят его сместить или начать давать ему прозак… Но теперь она здесь. Она будет настороже, пообещала она сама себе.

– Прогуляемся? – спросил Кетер.

И, подняв как перышко, он посадил ее позади себя на комету.

Вдалеке два веселых першерона галопом неслись за Малой Медведицей.

– Где мы? – спросил Марвин, испытывая ощущение, что он повторяет какой-то очень знакомый текст.

– Не знаю. Здесь темно.

– Конечно, ведь сейчас ночь.

– Ш-щ-щ! На нас смотрят люди! – неожиданно сказал Лори, указывая на ряды людей, сидящих в темноте.

Аньелло положил руку на свое оружие.

– Кто идет? – окликнул он громко.

Странное сборище молчало. Всплески сияющего света позволяли разглядеть довольные и веселые лица людей, жующих попкорн. Бадди подошел ко всем остальным.

– Внимание, лейтенант! У тебя за спиной педик! – заорал один из сидящих, какой-то здоровяк с толстым пузом. И все захохотали.

Педик? Бадди огляделся. Откуда эти люди могли знать? И ради всего святого, где это они?

– Живой мертвец справа, – закричал какой-то прыщавый малец с набитым ртом.

Опять взрывы смеха. Вдруг выплеснулась оглушительная музыка. Джем осознал, что они идут по снегу.

Он наклонился, чтобы взять немного этого снега. Он не был холодным. Джем понюхал. Снег не имел запаха. Ну да, синтетический. Но что это значило? То, что во время «путешествия» их чувства изменились? Он прищурился. Та уснувшая внизу деревня – это, должно быть, Парадиз-Маунтин. Да. Огромная мигающая вывеска сияла перед въездом на маленькую лыжную станцию. Рука какого-то шутника заменила «М» в слове «Маунтин» на «Ф». Парадиз-Фаунтин[55].

– Фонтан при тридцати семи градусах… – пробормотал Герби, со злостью пиная снег.

«Но тогда, если мы в горах, почему сидящим здесь людям тепло?» – подумал Джем. На них майки и сандалии. И над этими людьми была крыша, тогда как сами они были на улице. И что делают эти люди, сидя бок о бок в темноте?

– Джем, – позвал Лори, потянув его за руку. – Джем.

– Чего?! Черт, не тяни меня так!

– Джем, там, эти люди…

– Ага?

– Они лопают попкорн.

– Ну и что? Спасибо, что не мясо!

– Они сидят в темноте, едят попкорн и хохочут, глядя на нас.

– Ну и что? Говори яснее, Лори!

– ОН ОТПРАВИЛ НАС В ФИЛЬМ! – заорал Лори

– В фильм? – задохнулся Джем.

– В ЧЕРТОВ ХРЕНОВЫЙ КРОВАВЫЙ ФИЛЬМ УЖАСОВ!

В фильм? На пленку? Качество снега, отсутствие запаха, необычные ощущения от прикосновений… Но в таком случае…

– Ты хочешь сказать, что мы герои фильма? – спросил он, машинально надувая грудь.

– Ой, да, он прав! – пробормотала Сэм. – Ой, да. Взгляните на них!

– Скучно! Прибавь действия! – крикнул один из зрителей.

– Что за задница! – закричал другой парень. – Ну-ка, шериф, действуй!

Взрыв грубого смеха.

– Знать хотя бы, что мы играем… – сказал Бадди, втягивая живот и проклиная костюмера, одевшего его в этот нелепый лыжный комбинезон.

– Не может быть и речи, чтобы я согласился на четыре сеанса в день! – поморщился Герби.

– Эй, вы знаете, что весь зал ждет продолжения?! – заорал Аньелло, готовый устремиться на Парадиз-Маунтин.

Он играл главную роль в художественном фильме! Классно! Он, лейтенант Аньелло, навечно станет героем! Защитник Америки на большом экране.

– Как мы выйдем отсюда? – спросила Саманта, у которой очень болели ноги.

– Что-нибудь придумаем, – сказал Марвин. – Мы всегда придумываем.

– Вот поэтому-то мы и герои, – заключил Лори, под град насмешек раскланиваясь перед залом.

– Ну, не так уж плохо, – сказала Салли, поставив дымящуюся урну на растрескавшуюся крышку старого гроба, изъеденного червями.

Она все утро подметала и чистила большой склеп.

– Если повесить на стены какие-нибудь ex-voto[56], то будет совсем миленько, – добавила она, подбоченясь и созерцая замшелую крипту.

Это Аллан обнаружил маленькое заброшенное кладбище. Они выбрали старое захоронение со стертым надгробным камнем, расположенное немного в стороне. «Прелестная двухкомнатная квартирка. Одна крипта для ребятишек, а другая для нас», – подумала Салли.

– Я пойду поищу гробы в приличном состоянии, – сказал Аллан, целуя Салли в шею.

– Мне дубовый, – потребовала Бренда. – И с позолоченными ручками.

– А мне с золотыми! – сказал Язон.

– Ну до чего же он глуп! – парировала Бренда с самоуверенностью восьмилетней леди.

– Идите сюда, мои цыпочки, – позвала их Салли, открывая объятия. – Мамочка Салли приготовила вам что-то вкусненькое!

– Ты опять приготовила им рагу из голов! – мягко пожурил ее Аллан.

– Умираешь ведь только раз!

Он снова поцеловал ее. Им ведь здесь хорошо, правда? Они спокойны. Счастливы.

Обитатели кладбищ.

На черной решетке входа висела старая, наполовину разорванная и залитая дождями киноафиша. На ней крупными красными буквами было написано:

В субботу в полночь в «Эльдорадо»

Примечания