12

Темнота вдруг рассеялась, уступив место ярким разноцветным неоновым огням шикарного зала казино. Стены и полы скрыты под ковровыми покрытиями карминно-красного цвета, столы и панели стен из красного дерева, сиденья из зеленого бархата, огромная люстра граненого хрусталя, оглушительная музыка. Через стекла больших окон вливалась звездная ночь. Ночь без конца и края. В зале не было ни игроков, ни крупье, но колоды карт, разложенные на зеленом сукне столов, создавали впечатление, что идет игра. Небрежно облокотившись о стол для игры в баккара, негр в смокинге из белой шерсти курил гаванскую сигару, с легкой улыбкой разглядывая своих гостей, распластавшихся на толстом красном ковре.

Марвин встал и отряхнулся. Никаких следов минивэна. Да и существовал ли он когда-нибудь? А этот тип, который смотрел на них с видом превосходства… Никаких сомнений, что это пресловутый Кетер. Кожа эбенового цвета, глаза цвета океана и пламенеющие волосы.

И ко всему еще и монокль. Какое театральное одеяние! Кетер перевел на него свои огромные, почти прозрачные глаза и уронил пепел в один из игровых автоматов, который сразу зазвякал, а его валики закрутились с бешеной скоростью.

– Это как в дневнике мисс Аннабеллы, помнишь? – шепнул Лори Джему. – Она оказалась тогда в казино рядом с человеком без лица, который крутил автоматы, и люди умирали или возвращались к жизни, в зависимости от того, что выпадало…

Осунувшийся Джем согласно кивнул, занятый воспоминаниями о последней встрече с Кетером в Лас-Вегасе, когда автомат стал изрыгать на колени Рут Миралес тысячи тараканов.

Саманта придвинулась к Герби, который держал ее за плечи. Он чувствовал, что между лопаток у него струится пот. Мини-вэн испарился, а они оказались возле того самого Кетера. В этой шикарной обстановке они выглядели в своих лыжных костюмах полными идиотами. Он бегло оглянулся, чтобы убедиться, что здесь были все. Рут, Лори, Джем, Марвин, Сэм, Салли Келлерман… Отсутствовал только Бадди Коул. Он поискал его глазами. Естественно, он уже в баре!

Бадди поднялся и огляделся. Ему не потребовалось и тридцати секунд, чтобы обнаружить возле рулетки массивный бар красного дерева. У него внутри все так пересохло, что он готов был выпить Тихий океан. Блестящие бутылки, наполненные жидкостью различных цветов, и сверкающие бокалы, казалось, только и ждали опытной руки. Он завладел графином, наполненным чем-то, что, должно быть, было чистым солодовым виски, немного повозился, открывая хрустальную пробку, и налил себе стакан до краев. Настоящее чудо, подумал он, прищелкнув языком.

– Вы только что сократили ее жизнь на пять лет… – заметил Кетер.

Бадди замер, не донеся стакана до губ. Это что, с ним говорят?

– Да, я говорю вам, Ричард Бадди Элайза Коул.

– Но… я не сокращал ничью жизнь… – заплетающимся языком проговорил Бадди.

– Жидкость в графине. Это сущность одной очень достойной дамы. Она борец за права человека, за всеобщую амнистию, член общества Гринпис, ну и все такое.

Бадди с недоверчивым видом поставил стакан.

– Вы хотите сказать, что во всех этих бутылках – люди?

– Если угодно, то, что вы называете их душами. Их жизненная сила. Вы думаете, как я поддерживаю себя в такой отличной форме? – игриво заметил Кетер, пританцовывая чечетку.

– Вы это пьете? – с отвращением пробормотал Бадди.

– Вы вампир! – воскликнул Лори.

– И сразу громкие слова! Я пью очень умеренно, только когда это действительно необходимо. Ведь даже на этикетке указано: «Неумеренное потребление человечества опасно для здоровья». И я потребляю только лучшее, – продолжал он с гордостью.

Марвин, положив руку на рукоятку оружия, подошел к нему:

– Вы не… человек, верно?

Каркающий звук голоса удивил его самого, и он почувствовал, что смешон.

Кетер пожал плечами и выдохнул великолепное кольцо дыма.

– Человек, не человек, какая разница? Я есмь.

– Но кто или что вы есть? – настаивал Марвин.

– Я есмь тот, кто есть.

– Бог мой! – воскликнула Саманта.

– Если угодно, но это немного… обременительно. Я хочу сказать, что у нас просто маленькое собрание без всяких претензий…

– Нечего над нами издеваться! – пролаял Уилкокс – Нам сполна уже всего этого хватило. Половина земного шара тонет в крови. Если вы хоть чуток отвечаете за это, то нечего увиливать.

Кетер метнул на него взгляд своих небесно-голубых глаз:

– У меня создается впечатление, что все вы устали и взволнованы. Мы сможем продолжить нашу дискуссию попозже…

– Так вы настаиваете, что вы есть Бог? – спросил Джем, скрестив пальцы за спиной.

– Я ни на чем не настаиваю, – с насмешливой полуулыбкой отклонил это замечание Кетер.

– А если вы Версус? – нахмурившись, наседал Лори.

– А что вам известно про Версуса? – все с той же иронической улыбкой спросил его Кетер.

Лори рассказал ему все: о Джексонвилле, о живых мертвецах, о событиях последних дней. Кетер слушал его, не перебивая.

– Извините, но я полагаю, что вы и так в курсе дела! – заявил Уилкокс.

– Извините, но я занят не только тем, чтобы час за часом отслеживать злоключения вашей очаровательной компашки.

Аньелло с трудом разлепил глаза. Он ощупал лицо и снял тряпку, которая его закрывала. Боль в лице. Голоса. Люди спорили. Они, безусловно, во вражеском логове. Он медленно поднялся, осматриваясь через набрякшие веки. Казино?! Значит, здесь замешана мафия? А кто этот негр в смокинге? Большая шишка? Он бесшумно передвинул обойму. Пусто. Сменить, быстро.

– Ах, лейтенант, вы снова с нами, – провозгласил Кетер. – Хотите сигару?

Аньелло подозрительно разглядывал роскошную инкрустированную коробку, стоявшую на барной стойке. Сигара может быть начинена наркотиками, присланными Фиделем Кастро. Он жестом отказался.

– А я сказал этим дамам и господам, что вам наверняка потребуется покой.

– Вечный? – ухмыльнулся Герби, дергая себя за усы.

Кетер вздохнул и исчез.

Джем протер глаза: что случилось? Лори ошалело смотрел на стол, на который только что опирался Кетер. Пусто. Никаких клубов дыма. Никаких искр. Нет даже горсточки пыли. Просто из-под ножки стола вытекло немного жидкости. Лори потрогал ее, потом попробовал: похоже, просто-напросто вода.

– Вы ему досадили, – сказала Рут. – Его надо щадить, он ведь не мальчик, надо же это понимать.

– Ага, как же, щадить этого старого мерзавца, – пробормотал Герби.

В раздражении он оглядел комнату. Салли Келлерман испарилась!

Салли шла вдоль стены, стараясь вжаться в толстый зеленый ковер, украшавший коридор. Приближались какие-то люди. Типы в черных смокингах и очках в серебряной оправе, которые шли по боковому коридору. У всех были одинаковые бритые лица с холодным выражением. Клоны! Они удалились, и Салли увидела черные крылья, которые росли через пиджаки и шелестели у них за спиной. Человеческие клоны, скрещенные с птицами! Она попала в самое пекло Ужаса.

Салли продолжала бесшумно продвигаться вперед. Из одной приоткрытой двери вырывался луч голубоватого света. Она тихонько приблизилась. На табличке значилось: «Бюро случайных исследований». Она толкнула дверь, поражаясь своему спокойствию: ее сердце совсем не билось.

Салли вошла в огромный зал со светящимся полом и потолком. Стены покрыты десятками различных диаграмм. Почти все пространство занято сложной аппаратурой. В больших прозрачных контейнерах постоянно вибрировали движущиеся металлические шарики. Время от времени один из них вырывался из своего контейнера и начинал скакать по многократно пересекающимся желобкам из нержавеющей стали, что приводило иногда к столкновениям. И каждый раз, когда это случалось, молодой человек в белом халате делал отметку на тактильном экране. Салли заметила, что у него на лопатках росли два длинных белых крыла, похожих на лебединые, кончики которых касались пола из нержавеющей стали. Два шарика с силой столкнулись, подпрыгнули и покатились вместе в одном направлении.

– 2346567 и 3856239: встреча в Нью-Йорке, на 42-й улице. Реакция нейромедиаторов положительная. Биологическая совместимость: 88%, – объявил крылатый клон.

– И купите приданое для новорожденного! – провозгласил другой молодой человек в белом халате, вынырнув из-за какого-то трубчатого аппарата.

Он был очень высок, более двух метров; кожа его лица была словно выдублена. Он застыл, заметив Салли – полуголую, покрытую кровью, с синеватыми губами, между которыми виднелись длинные грязные зубы.

– Гавриил! – произнес он металлическим голосом. – Мне кажется, у нас проблемы…

Тот, кого назвали Гавриилом, обернулся, и Салли ясно разглядела его лицо. Оно было прозрачным. Маска из плексигласа, прикрывающая узор переплетений кровеносных сосудов и электронных соединений.

– Проблемы биомеханического порядка… – объяснил Гавриил синтетическим голосом, улыбаясь прозрачной улыбкой в ответ на удивление и недоверие Салли. – Ну да, я ведь тоже продукт эволюции…

– Да плевать мне! – решительно прервала его Салли. – Я просто хочу вернуться домой, вот и все! И предупреждаю, или вы сейчас же отпустите меня, или я вам тут такое устрою!

– Ты это слышал, Михаил?

Гавриил обращался ко второму молодому человеку; голубая электрическая «вена» пульсировала за его «щекой».

– Как отсюда выйти? – закричала разозлившаяся и испуганная Салли.

Она почувствовала, что сейчас ею овладеет бешенство. Здесь нечего есть. Нет пищи. Нет ничего живого. Выбраться. Охотиться. Еда.

— Ну, я не думаю, что вам разрешат выйти отсюда… – сказал Гавриил, поглаживая себя по подбородку. – Вы, знаете ли, не в самой лучшей форме.

– Из-за вас! Я всех вас засажу в тюрьму! Сволочи!

Пораженный Гавриил обернулся к Михаилу:

– А мне казалось, что территория деда Хокинза была закрыта окончательно?

– Совершенно верно. Все сгорело, и Проход был закрыт. Джексонвилль больше не является той территорией, где могут оживать мертвецы. Но появились осложнения. Она была оживлена по недосмотру, – объяснил Михаил, понизив голос.

Салли подошла поближе и положила свою раздувшуюся руку на титановый циркуль.

– Салли, дорогая, не играйте с этим, – сказал Гавриил. – Пойдемте, я отведу вас домой.

– Лгун! Вы что, принимаете меня за совсем уже круглую дуру?

– Ну что вы! Я никогда не лгу, я просто не могу этого сделать. Правда ведь, Михаил?

– Абсолютно верно. Вы, Салли, можете ему доверять.

– До-ве-рять! – завопила Салли, перепрыгнув через рабочий стол. – Доверять?!

Она толкнула принтер, выдававший распечатки, разломала сканер и двумя ногами приземлилась на грудь Гавриила. Поесть, убить, расчленить, вырвать. Твердый плексиглас. Понемногу плавится. Не питательный. Мягкий. Омерзительный. Ее длинные клыки задели электронные схемы Гавриила, и последовала череда разрядов с искрами.

– Подлый робот! – завыла Салли, упорно шаря под плексигласовой оболочкой.

Михаил бросился за ней следом. Из прозрачных кистей его рук вырвались две длинные светлые стрелы. Они поразили Салли в спину, пронзили насквозь, проникли в грудь Гавриила и с треском горящего пластика вышли через электронные схемы с другой стороны.

– О! Хляби небесные! – выдохнул Михаил, увидев рухнувшего наземь Гавриила, который был совершенно обезображен остервенелым нападением Салли. Из его ран сочилась черноватая жидкость.

А она обернулась теперь к Михаилу, обнажив клыки и зубы, в которых застряли обломки пластика.

– Ты, курица поганая в искусственной коже, сейчас я тебя разнесу! – прорычала Салли.

В помещении зазвучали настойчивые сигналы, а на всех циферблатах замигали контрольные лампочки.

– Оставайтесь на месте! – приказал Михаил, расправляя крылья. – Оставайтесь на месте, не вынуждайте меня причинить вам боль!

– Боль? Ты что, не видел мою морду?! Мне что, еще мало причинили боли?!

– Хватит, глупое создание! – прогремел Михаил, расправляя крылья, как незапятнанные знамена.

Салли показалось, что он вырос на несколько десятков сантиметров, что лицо его удлинилось и стало понемногу покрываться чешуей. Как у рептилии. Он издал глухое рычание, и вместо рта у него появились две длинные челюсти с острыми зубами. «Теперь он стал похож на настоящего крокодила, на гигантского крокодила с парой крыльев», – подумала Салли, хлопая глазами. Мерзкая тварь! Смерть была бы для него избавлением.

Глаза этого лебедя-крокодила сверкали, как маленькие рубиновые кнопочки, а пенящаяся слюна стекала каплями со страшных острых зубов. «Да, вот это зубищи так зубищи!» – подумала Салли, представив свои собственные клыки.

– Покорись, баба! – пророкотало чудовище, готовясь метнуть в нее свои проклятые лазерные лучи.

Салли почувствовала, что эти лучи проникают в тело, раздирают внутренности, разрывают ее бесплодную матку и вместе с какими-то потрохами вырываются наружу между ляжками. Метры и метры коричневатого шланга. И здорово пахнет тухлятиной. «Это еще послужит», – подумала она, не предполагая, что благодарить надо старого доктора Шермана, который проводил вскрытие в пьяном виде, а потому и прекратил его на полпути, когда едва не всадил себе в руку скальпель. Все, что громоздилось на столе, он запихнул обратно в брюшную полость пациентки и зашил ее грубыми стежками.

Михаил исходил пеной, из его расширенных ноздрей вырывался багряный дым.

– Покорись, баба! – повторил он крикливым голосом оборотня.

– Чего? Ты на себя-то смотрел? – взревела Салли, выходя из себя.

Как настоящая крестьянка, она мигом связала коричневые кишки, раскрутила над головой импровизированное лассо и метнула его на вопящего лебедя-крокодила.

«Но дождь, дождь и передождь! Что вытворяет эта чокнутая?!» – подумал Михаил, чувствуя, как теплый и вонючий скользящий узел затягивается вокруг шеи, ломая его углеродную трахею и блокируя подачу воздуха.

– Ух ты! Проклятая скотина! – орала Салли, затягивая со всей силой крепко связанные внутренности.

Михаил покачнулся, его синтетические синапсы начали перегреваться, а челюсти защелкали в пустоте. Это ведь он низверг с небес Сатану, а теперь его сразит вот эта деревенщина из Невады?!

«Деревенщина из Невады» издала громкое «оп», и Михаил почувствовал, что падает. Потеряв голову от бешенства, он издал протяжный вопль, от которого задрожали стены и с грохотом обрушились на пульт управления, где пробегали сотни цифр.

А на Земле в мгновение ока погибли двести тысяч человек.

Михаил отбивался длинными чешуйчатыми лапами, разрывая когтями распечатки, опрокидывая пробирки.

И еще сто тысяч жертв были стерты с лица земли.

Салли ловко навертывала на него лассо, с благодарностью вспоминая своего старого отца, который обучил ее этому ковбойскому искусству. Михаил почти уже не отбивался, он задыхался, и пена капала на его белый халат. По его чешуе стекали большие крокодиловы слезы.

Салли высмотрела что-то, что походило на большой холодильник, и привязала к нему конец своего лассо.

– Эй ты, железяка, сожалею, но ничем не могу помочь! – заявила она, размышляя, почему вдруг у нее возникло мимолетное желание его сожрать. Ведь не жрут же людей, даже если они жертвы уродующих опытов.

Беспомощный Михаил смотрел, как она удаляется своей тяжелой походкой. Проклятая сволочь! Навоз поганый! И вот на этой-то дегенеративной почве Большой Босс хотел выращивать цветы?

Салли вышла в коридор, где царило чрезвычайное оживление. Во всех направлениях сновали типы в смокингах; некоторые из них взлетали, а их фасеточные глаза поворачивались на сто восемьдесят градусов. Фасеточные глаза? Верно, это же вовсе не серебристые очки! У них мушиные глаза! Черные крылья и глаза насекомых. Вороны-мухи. Жаль, что нет здесь этого проходимца Джо. Они смогли бы что-нибудь ему состряпать, например форель-крысу. Один из воронов-мух задел ее, и она почувствовала на щеке что-то влажное. Два длинных щупа вырвались из его рта и отправились на разведку. Он обогнал ее, карабкаясь по потолку, и его крылья терлись о стены, как огромные тараканы. Таракан. Внутри. Это щекотно. Салли остановилась. Она была взволнована. Временами она чувствовала в себе глубокое противоречие. Остается надеяться, что они не вживили ей опухоль мозга! Или вакцину от гепатита В.

Мужчины в смокингах под свист и бульканье устремились в ту самую лабораторию, из которой только что вышла Салли. Они сдохнут со смеху, когда найдут лебедя-крокодила, связанного ее кишками! Ее кишками? Ее собственными? О нет! Салли приложила руку к низу живота и ощупала отверстую рану. И даже не больно! Она неуверенно просунула в рану палец и обнаружила там пустоту. Обычно считается, что внутри полно всякой всячины. Крайне встревожившись, она, чтобы получше рассмотреть, насколько могла наклонила голову, обеими руками раздвинула края раны и вынуждена была признать очевидное: ее живот представлял собой большое черное и пустое отверстие. Ан нет! Там есть какая-то штуковина, вон там, справа, что-то толстое и мягкое. Она схватила это нечто и сильно потянула. Сначала «оно» не поддавалось, а потом уступило. Это похоже на печень, решила Салли, разглядывая это «оно» под лампами дневного света. Потом обнюхала. Фу. Несвежее.

Кр-а-а-х-х…

Свист, бульканье – и один из воронов-мух устремился на нее, направив вперед все фасеточные глаза, нацелив щупы как шпаги.

– Хватай! – крикнула Салли, метнув ему в лицо свою печень.

Шварк! Прямо в рожу! Разогнавшийся мутант ослеп, треснулся головой о колонну и, обалдев, рухнул на пол.

– Ба-бах! – злорадно воскликнула Салли, тотчас же прыгнув обеими ногами ему на голову.

Раздался громкий хруст, и она почувствовала, что ее голые пятки провалились в мягкое вещество. Живое.

Резко наклонившись, она погрузила свою физиономию в обнажившийся мозг. Он не из пластика! Ням-ням, этот мушиный мозг потрясаюгце вкусный. А глаза-то, черт подери! Просто чистое объедение!

Новое бульканье-посвист. Подкрепившись едой, Салли быстро поднялась и убежала. Чудовища, казалось, обезумели. Надо полагать, что не каждый день кто-то развлекается тем, что обвязывает, как простую колбасу, лебедя-крокодила.

И все же забавно думать, что ее выпотрошили, как обычную рыбу. И она продолжает двигаться! Вот доказательство: она все еще жива. Так для чего же тогда все эти органы? На бегу она снова засунула руку в рану, а вытащила ее, покрытую черными тараканами. О господи!

– Кто-то звал меня? – произнес мужчина с темной кожей и голубыми глазами, возникнув перед ней на изгибе поворота коридора. – Да что здесь происходит?! – проворчал он, увидев, в каком состоянии находится Салли, которая яростно размахивала руками, а вороны-мухи в смокингах, булькая и посвистывая, гнались за ней.

– Они украли мои потроха! – кричала Салли. – Прошу, помогите!

– Ну нет, никаких просьб! – гневно ответил мужчина, прищелкнув пальцами.

Салли вдруг осознала, что позади нее возник шум. Шум, издаваемый быстро ползущим тяжелым телом. Ощущая ужас, она рискнула бросить взгляд назад. О нет! Мужики в смокингах уже не ползли, как огромные тараканы. Они были тараканами! Двухметровыми тараканами с мушиными глазами, с галстуками-бабочками и с жадными жвалами. И они ползли к ней, издавая сосущие звуки. Она обернулась и наткнулась на молодую женщину, окутанную длинными прозрачными покровами.

– Slama! Привет! Меня зовут Магдалина, – сказала женщина, встряхнув своими тяжелыми черными волосами. – А вас?

– Салли, – ответила Салли, отскочив от одного из огромных тараканов. – Не можете ли вы мне помочь?

– Петр! Павел! Klo! Хватит! Вы просто невыносимы! – закричала молодая женщина.

Два громадных таракана остановились. Один из них долго пыхтел, а молодая женщина внимательно, казалось, его слушала.

– Так пусть это будет ему уроком! Он так самодоволен… – сказала она наконец. – Так ведь, дорогой?

Черный мужчина в белом устало покачал головой. Потом он подошел к Салли.

– Вам пора вернуться и лечь, – приветливо сказал он.

– Лечь? Да я не хочу ложиться! Я хочу уйти! До вас это не доходит, или что?!

– Вечно одно и то же, – вздохнул он, обращаясь к полуобнаженной молодой женщине. – Кретин этот Версус! Ну какой ему интерес оживлять вот… таких, как эта! – с отвращением заключил он, глядя на Салли.

– Его интерес в том, чтобы вывести тебя из равновесия, darling. Он всегда тебе завидовал.

Кетер обернулся к Магдалине, и Салли воспользовалась этим, чтобы вновь броситься бежать. Она никогда не неслась так быстро. Впечатление, что у нее лапы. Но это не впечатление. У нее появились лапы. Длинные. Черные. Мохнатые. Толстые лапы. Восемь? А глаза, которые видят даже сзади… Класс! Сзади, спереди, оп-па!

И эти лапы, которые так и чешут, кошмарно здорово! Пусть теперь эти Петры и Павлы догонят ее. Несясь сломя голову, она выскочила в большой бальный зал, стены которого были увешаны сверкающими зеркалами, и остановилась перед гигантским пауком-птицеедом со слюнявыми ядовитыми клыками. Салли отступила назад, и паук сделал то же самое. Зеркало. Лапы. Паук. Салли. «Это же я», – пробормотала Салли, тряся головой, и паук повторил ее движения. Потом отражение растаяло, и Салли увидела, что, голая, грязная и с выпотрошенным животом, она стоит в центре огромного зала, который пересекала красная ковровая дорожка.

Она вела к креслу, похожему на трон, вырезанному из материала, напомнившего Салли о той ртути, которую использовали когда-то для зубных пломб. Кресло казалось одновременно и твердым, и текучим. Она прикоснулась к высокой спинке и почувствовала, что ее пальцы входят в серебристое вещество, но не могут проникнуть насквозь. Это было забавно. Она помяла пальцами подлокотник. Под пальцами стало что-то перекатываться. «Классно», – решила Салли. Она взгромоздилась на сиденье, с удовольствием погрузив в него свой зад, покрытый мраморными пятнами. Наконец-то немного покоя. Но куда же подевался тот большой черный коп и вся его компания?

13

Марвин Хейс попробовал позвонить по мобильному телефону своей жене.

– Нет связи! – сказал он с раздражением.

– Можно было предположить, – откликнулась Саманта.

– Она, должно быть, с ума сходит от беспокойства! А в среду день рождения Томми.

– Сегодня среда, – заметил Герби.

Сидя на полу, Лори и Джем тихонько переговаривались.

– Ты думаешь, что тот тип и есть Боженька? – с недоверием спрашивал Джем.

– Ну, не знаю. Может быть, просто какой-то бог, – задумчиво отвечал Лори. – Я начинаю думать, что, может быть, политеисты и правы.

– Это еще кто такие?

– Язычники. Знаешь, люди настолько глупы, что не могут верить в Версуса и все такое…

– Ты хочешь сказать, что всяких богов много?

– Вот именно, макака! Если, по индейской легенде, Версус – это бог Ночи, то этот должен был бы быть богом Дня. Версус и Ректус…

– Ты имеешь в виду Ректум[43], – самодовольно пошутил Джем.

– Ты ноль без палочки! Представляешь себе: Ректум и Вагина сообщают о рождении их сына Джеремиуса.

– Над чем это вы, парни, потешаетесь? – поинтересовался хмурый Герби.

– Да так просто… Мы говорили, что, может быть, существуют и другие… – ответил Лори, с трудом удерживаясь от смеха.

– Другие?

– Другие вроде Кетера. Ну, как бы боги. Каждый отвечает за свою сферу, а все вместе ставят друг другу палки в колеса.

– А-а, как бюрократы! – вмешался Марвин. Он попытался улыбнуться. – Забавная теория! Мир, управляемый мелкими деспотами, непрерывно воюющими друг с другом.

– Ага, именно так! – продолжал, воодушевившись, Лори. – Как в Средневековье. Каждый является сюзереном[44] какого-то домена, а мы – их сервы[45]. Вот только неизвестно, кому же мы принадлежим…

– Хватит богохульствовать! – неожиданно приказал Аньелло. – Есть только единый Бог! И он белый и с белой бородой, а не какая-то проклятая негритянская кожа от барабана с голубыми глазами.

– Простите, лейтенант, я, кажется, плохо вас расслышал? – произнес Марвин, приставив трубочкой к уху свою темно-коричневую руку.

– Проклятая-негритянская-барабанная-шкура. Именно так, суперагент Хейс. И если, как болтает этот маленький шимпанзе, вы ишачите на какого-то там бога, то это на вашего бога Говнюка. Теперь вам все понятно?

– В жизни не поверил бы, что этот бедняжка лейтенантик способен на такие тонкости! – жеманно произнес Бадди, обвив рукою плечи Аньелло, которому показалось, что у него волосы встают дыбом от отвращения. – Бог Говнюк, вы слышали такое! Ах, как прекрасно образована наша дорогая полицейская цыпочка!

– Отпусти меня, черт бы тебя побрал! – потребовал Аньелло, пытаясь высвободиться, но Бадди держался стойко.

– А цыпочка знакома с боженькой Коулом? – продолжал он. – Потому что, если она будет продолжать в том же духе, он может напасть на ее хорошенький…

– Отпусти, или я тебя прикончу! – рявкнул Аньелло. Он резко оттолкнул Бадди и направил свое оружие ему в висок.

– А может, я все равно тебя прикончу! И прикончу вас всех! – завопил он, беря их на мушку. – Свора богохульников! Враги народа!

– Да он настоящий тигр, наш agnelloV — воскликнул Уилкокс, который в этот момент испытывал совершенное безразличие к смерти.

– Заткнись, индейский выродок! – прорычал Аньелло, сузив зрачки.

– Сам заткнись, дерьмо итальянское!

– Чего?! Ты еще будешь просить прощения, дикарское отродье!

– Просить прощения? Да мне начхать на тебя, паприка в масле и святая Рита!

– Святая Рита!

Аньелло почти задохнулся. Добрая святая Рита, защитница отчаявшихся, возлюбленная его сердца в ту пору, когда он мальчиком пел в церковном хоре.

– Да я поимею ее в зад! – проревел Герби.

– Ш-ш-ш, ш-ш-ш, что вы тут разошлись! – произнес тихий мелодичный голос.

Все, как один, повернули головы и увидели женщину лет сорока, с характерным средиземноморским типом лица, в длинном бело-голубом платье, с небесно-голубым покрывалом на золотисто-каштановых волосах. Ее приветливое лицо было обезображено вздувшейся открытой раной, пересекавшей весь лоб.

Саманта почувствовала, как у нее подскочило давление. Она прищурилась, но видение не исчезло.

– Хмм… простите, пожалуйста, – вежливо начал Лори, не отрывая взгляда от стигматов, – вы ведь… миссис Рита?

– Нет, я Папа Римский! – весело откликнулось видение. – А ты, м-м-м, постой, сейчас догадаюсь… Наоми Кемпбелл?!

Ошарашенный Лори отступил на шаг и наткнулся на Джема.

– Ну же, не делай такой гримасы, – добродушно продолжала миссис Рита. – Я ведь пошутила!

– Ха-ха-ха, – вяло рассмеялся Джем.

– Affo, ладно, извините меня, я должна вернуться туда.

– Куда? – поинтересовался Лори.

– На работу, мой милый! Как всегда, все двадцать четыре часа на посту! Я дежурю до две тысячи четвертого года нашей эры.

– А потом?

– Ну, потом переподготовка. Несколько веков я была этрусской богиней. И теперь что-нибудь да подберут. А знаете, лейтенант, они упали за матрац и зацепились за гвоздь! – обратилась она к Аньелло, застывшему с открытым ртом.

Он хотел пробормотать: «Спасибо», но Рита уже исчезла.

– Что это вы потеряли, душенька? Фото своей первой и единственной подружки? – подбоченясь, поинтересовался Бадди.

Аньелло не отвечал. Часы отца! Она знала, куда пропали часы его папочки! Он долго обшаривал эту проклятую комнату. Часы были единственной вещью, которую оставил ему старый каменщик, снедаемый раком.

– Подведем итоги, – спокойно сказал Марвин. – Нам неизвестно, где мы находимся. Нам неизвестно, что за существа здесь проживают. Нам неизвестно, можно ли отсюда уйти. Нам неизвестно, что нас ожидает. Короче, нам ничего неизвестно. И Салли исчезла, – добавил он со вздохом.

– Скатертью дорога, – проворчал Герби, – у меня каждый раз мороз по коже от ее взгляда дохлой рыбы.

Аньелло не слушал, весь уйдя в свои воспоминания. Это были карманные позолоченные часы. «Большая редкость, – говорил его отец. – Ты только посмотри на эту тонкую работу!» На циферблате были изображены фигурки. Мужчина во фраке сидел на софе возле молодой женщины в кринолине. Каждый раз, как приближалась секундная стрелка, голова мужчины склонялась к голове его партнерши, словно он целовал ее. А у его папочки слезы выступали на глазах. Папочка был такой романтичный. Он так плакал в тот день, когда фараоны его забрали за то, что ему пришлось отдубасить мамочку, которая сходила в кино. «Прости меня, прости меня!» – кричал он. А потом эта шлюха их бросила, и папочка один воспитывал маленького Ральфа. Ох, как Аньелло торопился разделаться с этими подонками и вернуться к себе, чтобы отыскать потерянное сокровище. Он вынул из кармана гранату.

Осторожное движение вокруг него.

– Что вы хотите сделать с этой гранатой? – спросила Саманта тоном учительницы, севшей на fluide glacial[46].

– Разнести главное гнездо, – ответил он яростно. – У меня целый склад, чтобы взорвать эту лавочку.