— Нет, мы были знакомы всего несколько месяцев. Он умер, упав со стремянки, когда подстригал живую изгородь... Он был очень моложавым для своего возраста... Ему всегда давали лет на десять меньше... Я понимаю, почему Жан-Югу так трудно жилось с матерью, — добавила она, понизив голос.
— Да, конечно. Он был настоящим мастером своего дела! И любил его. Единственная проблема заключалась в том, что...
Она заколебалась. Шиб почувствовал, как его пальцы сами собой сжимаются на подлокотнике кресла.
— Ну... он был славным человеком, но... в молодости у него были неприятности, — произнесла
Клотильда, глядя вниз, на свои грубые кожаные туфли, больше похожие на мужские.
— Кажется, он был гомосексуалистом, — небрежно заметил Шиб.
— Коста? Ничего подобного! — возмущенно воскликнула Клотильда. — Он был нормальным мужчиной... даже за мной слегка приударял, — добавила она, повернув к Шибу свое некрасивое лицо. — Я знаю, я далеко не красавица, поэтому можете представить себе, насколько он вообще любил женщин. Ноэми говорила, он так настойчиво ее домогался, что ей пришлось его уволить.
У Шиба снова закружилась голова. Все эти противоречивые россказни совершенно сбивали его с толку.
— Вы напрасно столь низкого мнения о себе, — любезным тоном сказал он. — Ноэми рассказывала, что ее муж был... совершенно очарован вами.
— Неправда! — резко возразила Клотильда, — Ноэми сама вбила это себе в голову, она даже заявилась к нам, чтобы рассказать обо всем Джону! Мы с ним потом так смеялись!.. Между мной и Полем не было ничего, кроме хороших дружеских отношений... Не знаю, зачем Ноэми понадобилось выдумывать всякие глупости!
— Конечно же, сказала! Но она мне не поверила. У нее какая-то болезненная ревность...
— А Поль никогда не предлагал вам?.. По крайней мере, не намекал?..
Клотильда уткнулась носом в букет пионов, бесцветные прямые волосы наполовину закрыли ей лицо.
— Нет, никогда! Поль настоящий джентльмен! Хорошо, допустим...
— Ему наплевать. Он интересуется только своими старыми книжками... Я могла бы изменять ему с сотней мужчин, и он, узнав об этом, сказал бы только: «Ну что ж, хорошо... а не выпить ли нам чаю?»
Шиб заставил себя рассмеяться, но Клотильда даже не улыбнулась. У нее был совершенно несчастный вид.
— А сам Джон всегда хранил вам верность? — рискнул спросить он.
— Насколько это возможно для человека, который предпочитает идеальных женщин реальным... Он постоянно влюблен в кого-то, но лишь платонически, — добавила Клотильда, тоже без улыбки.
Шибу ужасно хотелось узнать об отношении Джона к Бланш, но он не знал, как лучше задать вопрос. Клотильда взглянула на него, слегка нахмурившись.
— Я знаю, о чем вы думаете, вы ведь говорили с Ноэми... Но это неправда, как и все остальное, что она могла наболтать!
— Что именно? — как можно более невинно спросил Шиб.
— Что Джон влюблен в Бланш. Он находит ее соблазнительной, это верно, но не более того. Как я уже говорила, Джон — книжный человек, и живая плоть — не его епархия, — добавила Клотильда, поднимая глаза к небу.
— Вы хотите сказать,..
— Да, именно это я и хочу сказать. У него был рак предстательной железы, и после операции, сделанной десять лет назад, он не способен иметь сексуальные отношения — если уж вас так интересуют подробности.
Удивительно, насколько легко люди доверяют ему свои самые интимные тайны... Ему бы стоило избрать карьеру священника... может, дело в цвете его кожи и в необычном ремесле — возможно, разговаривая с ним, люди считают, что говорят с существом какой-то иной породы? Так или иначе, Джон Осмонд не мог ни испачкать спермой фотографию, ни изнасиловать Элилу. Но достаточно ли этого, чтобы снять с него другие подозрения?
— О чем вы думаете с таким отрешенным видом? — спросила Клотильда, помахивая секатором у него перед носом. — И вообще, что именно вы здесь делаете?
— Не могу сказать. Это профессиональная тайна.
— О, так это связано со смертью Элизабет-Луизы? — прошептала Клотильда. В ее глазах загорелось лихорадочное любопытство. — Вы считаете, это не был несчастный случай?
— С чего вам такое пришло в голову? — подозрительно спросил Шиб.
— Из-за смерти Леона. Полиция расследовала дело несколько месяцев.
— Я никого не обвиняю. Но факт остается фактом— после этого Бланш провела много времени в психиатрической клинике...
— Я думал, что вы с ней приятельницы, — холодно заметил Шиб.
— Дружить с кем-то не значит закрывать глаза на его пороки...
— Нет, вы меня неправильно поняли! — запротестовала Клотильда. — Я просто хочу сказать, что, возможно, всему виной ее душевная болезнь, сделавшая ее преступницей... Например, Бланш могла просто забыть о ребенке, оставленном в ванной, или слишком резко толкнуть хнычущую дочку, потому что та ее раздражала... Доля секунды— а ничего не поправишь...
— А Элилу часто хныкала? — спросил Шиб.
— Да, она была капризной и плаксивой. Чаще всего у нее был несчастный вид...
— Знаете, у меня никогда не было детей, и я не знаю, что это такое — любовь к детям, — просто сказала Клотильда. — О, господи, с чего мы обо всем этом заговорили? — внезапно спохватилась она.
— Да вы же сами проявили интерес к теме.
— Да, наверное... Пойду поищу вазу для цветов, — сказала Клотильда, направляясь к двери.
— О, безусловно. Но прежде всего он— деловой человек. И не слишком много времени проводит дома. И он очень властный. Классический типаж. Его собственный отец был таким же.
«Так, ну и к чему мы пришли?»— спросил себя Шиб. Джон Осмонд импотент, Поль Лабаррьер никогда не спал с Клотильдой, а Коста вовсе не был гомосексуалистом. В связи с этим возникали следующие вопросы:
Зачем Ноэми понадобилось выдумывать любовную связь между своим мужем и Клотильдой Осмонд?
Зачем Шарлю нужно было создавать иллюзию собственнных гомосексуальных отношений с садовником?
Шиб еще некоторое время сидел в столовой, ожидая, что Клотильда вернется с вазой, но она так и не пришла, и он отправился в библиотеку, откуда по-прежнему доносились мужские голоса. Ему не хотелось сейчас встречаться с Гаэль, не хотелось видеть Бланш, пьющую мелкими глоточками зеленый чай... Бланш, которую ее соседка и приятельница только что обвинила в убийстве двоих детей. Бланш Безумную — прекрасный титул для средневековой королевы... Он вообразил ее сидящей в высокой башне (тоже белой), созерцающей сумрачный пустынный горизонт. На голове у нее обсидиановая корона, увенчанная черным бриллиантом... а на изящной шее— пеньковая веревка... и она раздумывает о том, стоит ли ей повеситься на одной из высоких амбразур или просто броситься в пустоту? Разве что подоспеет какой-нибудь отважный рыцарь— например, Леонар-Мавр на своем боевом коне, закованном в стальную броню, с обнаженным лазерным мечом в руке, такой очаровательный в своем плаще из гранатового бархата... О, господи, Шиб, ты окончательно спятил!.. Он толкнул дверь библиотеки и вошел.
Глава 21
Жан-Юг, Реми, Поль и Дюбуа играли в бильярд. Они прицеливались и наносили резкие удары. Полупустые бокалы с коктейлями стояли здесь же. Джон Осмонд, сдвинув очки на лоб, изучал взятый с полки старинный том. Шиб подошел, но он его даже не заметил. На нем был старый пуловер и помятые вельветовые брюки. Седые волосы в беспорядке торчали в разные стороны. Такой же нелепый, как его жена...
— Что это за книга? — спросил Шиб.
— О, это старинное руководство по геральдике. Невероятно интересно!
Только не для меня, подумал Шиб, равнодушно разглядывая изящно выписанные фигуры зверей, раскрашенные необыкновенно яркими красками, не поблекшими за множество столетий. Он промычал что-то невразумительное и направился к бильярдному столу, Наверху кто-то играл на пианино «Вальс Мефисто». Наверняка Луи-Мари... Несколько минут Шиб наблюдал за игрой. Андрие плохо владел собой и явно раздражался после каждого неудачного удара. Лабаррьер наносил удары, не прекращая с деланной веселостью говорить об ошибках партнеров. Шассиньоль бил по шарам с такой яростью, словно это были его смертельные враги. Дюбуа, самый сосредоточенный из всех игроков, не произносил ни слова. У него был довольный вид знатока, который может не опасаться конкурентов. Шиб потянулся было к бутылке коньяка, но подумал, что алкоголь может плохо подействовать на него вкупе с обезболивающими таблетками. Эта мысль заставила его вспомнить об Айше. Кто же подмешал снотворное в кока-колу? И когда? Вопросы следовали один за другим, как бусины четок, и Шиб понимал, что может перебирать их до бесконечности.
— Хотите сыграть? — предложил Шассиньоль. — Я как раз заканчиваю.
— Нет-нет, спасибо, — пробормотал Шиб, указывая на свою повязку.
Отойдя в угол комнаты, он позвонил Грегу, и тот сообщил, что Айша очнулась. Правда, в голове у нее пока туман, но общее состояние нормальное. Она не помнит, чтобы принимала снотворное — да и с чего бы ей было это делать средь бела дня? Тем более что у нее аллергия? Грег отвечал все более раздраженно, и Шиб предпочел закончить разговор.
Положив мобильник в нагрудный карман пиджака, Шиб заметил Шарля, который шел по парку. За ним на детских трехколесных велосипедах ехали Энис и Аннабель. Шарль нес на ремне за спиной длинный футляр. Ружье? Лук? Собирается пришпилить сестричек к одной из столетних сосен?
Шарль остановился, раскрыл футляр, достал из него клюшку для гольфа и принялся размахивать ею в пустоте. Шиб отошел от окна. Дюбуа выиграл партию и скромно улыбнулся. Шассиньоль посмотрел на часы и объявил, что должен ехать. Лабаррьер налил себе еще скотча и уселся в одно из глубоких кожаных кресел. Андрие сел напротив. Его глаза блестели, на скулах выступили красные пятна. Он плеснул себе щедрую порцию виски и выпил ее одним глотком. Джон Осмонд по-прежнему не отрывался от книги, позабыв обо всем на свете. Дюбуа приблизился к Шибу, который сделал вид, что увлеченно рассматривает карту мира, висевшую на стене.
— Улан-Батор, — сказал Дюбуа, указывая не столицу Монголии. — В переводе означает «красный герой». Унылый вид у этого героя... Я был таг лет пятнадцать назад. Мрачный город... Но зато вокруг— просто сказочный пейзаж. Что нового? — вдруг безо всякого перехода спросил он.
— Сначала расскажите мне, что вам известно Коста, — попросил Шиб.
Священник недоверчиво посмотрел на него.
— Но какое отношение?..
— Мне сказали, что у него было криминальное прошлое, — брякнул Шиб.
— Ах, — вздохнул Дюбуа, — люди так болтливы... Но бедняги больше нет на свете, так что, думаю, я могу раскрыть вам его тайну... Он был осужден за изнасилование.
— Что?!
— Поддавшись мгновенному безрассудству, он заплатил за это семью годами тюрьмы... Он изнасиловал жену своего нанимателя, который организовывал общественные работы. Я с ним познакомился, когда, отбыв заключение, он пришел в наш реабилитационный центр.
— Это вы нашли ему работу садовника в этом доме?
— В общем, да. Когда я увидел, что он искренне желает встать на путь исправления, я рекомендовал его Жан-Югу. Он оказался настоящим гением своего дела...
— Насильник?! И вы не боялись за Бланш?
— Я надеялся, что у него хватит здравого смысла не начинать все сначала, чтобы на сей раз не сесть в тюрьму лет на двадцать! И скажу вам, ни у кого никогда не возникло повода на него пожаловаться. Раньше он пил, но с тех пор, как начал здесь работать, не брал в рот ни капли.
— Но, кажется, он... проявлял настойчивый интерес к Ноэми Лабаррьер.
Дюбуа пожал плечами.
— Уж не знаю, от кого в данном случае исходила инициатива... Ноэми напрасно строит из себя недотрогу... Но какое отношение прошлое Коста имеет к тому, что здесь происходит?
— Не знаю... У кого-нибудь поблизости есть оружие восьмимиллиметрового калибра?
— Я уже давно не интересуюсь оружием. Мое единственное оружие— вот это, — сказал священник, указывая на серебряный крестик на лацкане пиджака. — Не знаю, может быть, у кого-то и есть...
— Вы говорите об охоте? — заинтересованно спросил Лабаррьер, подходя к ним. От него сильно пахло виски.
— Мы говорим об оружии восьмимиллиметрового калибра, — пояснил Шиб. — Что-то вроде 8x57 JS
Лабаррьер удивленно вскинул брови.
— Вы коллекционер?
— Увы, нет, — ответил Шиб.
— Видите ли, — продолжал Лабаррьер, — та марка, о которой вы говорите, не выпускается уже много лет. Она впервые появилась в 1905 году, заменив 8x57 J, которая послужила основой для «маузера» 98G.., Знаете, те ружья, что использовались в немецкой армии... Впрочем, «маузер» в ту эпоху занимался их переливкой и ставил на них клеймо S… Отсюда новое название: 8x57 JS. Патроны с медной насечкой, диаметр 8,22 милллиметра, скорость пули 820 метров в секунду, — без запинки перечислял он. — Эту марку вы имели в виду?
— Врач в больнице сказал, что, возможно, пуля была выпущена из подобного ружья.
— Принесите мне пулю, я ее осмотрю. Я достаточно хорошо знаю все разновидности.
— А у вас есть ружье, о котором вы говорили? — спросил Шиб, пытаясь справиться с головокружением.
— Нет, я не коллекционирую оружие— только боеприпасы. Я член клуба пиротехников-любителей, — с гордостью добавил Лабаррьер.
К ним подошел Андрие, окончательно опьяневший.
— Вы ведь еще не уезжаете? — заплетающимся языком спросил он. — Хотите партию в бридж?
— По-моему, ты сейчас не в том состоянии, чтобы играть в бридж, — ответил Лабаррьер. — Тебе лучше отдохнуть.
— И ты, Брут!.. — с театральной интонацией воскликнул Андрие, закатывая глаза. — Ну же, доставьте мне удовольствие! А ты, Жослен? — спросил он у Дюбуа. — Сыграешь партию?
— Вы будете играть, Морено? — спросил Дюбуа.
— К сожалению, я не умею, — ответил Шиб. Андрие повернулся к Джону Осмонду, и тот кивнул. Они наконец договорились и сели за карточный столик, обтянутый зеленым сукном. Шиб подошел к окну. Солнце садилось. Энис и Аннабель играли в догонялки, а потом скрылись в зимнем саду. Засвистел соловей. Угасающий день и запах мертвых листьев... Шиб почувствовал, что ему хочется подышать свежим воздухом.
Из кухни не доносилось ни звука— должно быть, Колетт уже уехала. Шиб вышел из дома, но тут же остановился — его взгляд неумолимо притягивало злосчастное металлическое кресло с выбоиной. Тут на спинку кресла, спасшую ему жизнь, уселась сорока и застрекотала, потом слетела вниз и начала деловито рыться в земле. Предзакатный свет придавал всему пейзажу оттенок грусти, все предметы казались заброшенными. Дверь сарайчика с садовым инвентарем была широко распахнута. Посреди аллеи стояла газонокосилка. Недалеко от часовни валялся газовый баллон. Должно быть, наняли нового садовника вместо Коста...
Тут Шиб снова увидел Шарля, который все еще размахивал клюшкой для гольфа, но на сей раз колотил по мячам. Шиб невольно залюбовался отточенными движениями подростка, когда Шарль вдруг с такой силой ударил по мячу, что тот улетел куда-то в глубь сада. Должно быть, упал где-то около колодца. Шарль тяжело вздохнул и скрылся за деревьями. Шиб без раздумий отправился за ним, держась на некотором расстоянии. Вскоре он понял причину внезапной неловкости Шарля, увидев в кустах его спущенные клетчатые брюки для гольфа. Хорошо разыграно. Какой предлог может быть более деликатным и естественным в подобной ситуации?
Как знать, может быть, Винни и Шассиньоль — тоже прикрывают друг друга? Когда они с Гаэль наткнулись на нее недалеко отсюда, возможно, она собиралась встретиться со своим настоящим любовником— Лабаррьером или Андрие. Другого кандидата быть не могло — Джон Осмонд исключался по причине импотенции. Но Лабаррьер в тот день был в городе вместе с женой. Значит, Андрие,.. К тому же Шиб нашел в кустах его запонку. Значит, так и есть. Шассиньоль и Шарль, Винни и Андрие... Внезапно Шибу припомнилась выдуманная Ноэми Лабаррьер связь между ее мужем и Клотильдой Осмонд, Зачем Ноэми понадобилась эта ложь? Не потому ли, что она сама обманывала мужа с Коста?.. Ну да! Лучший способ отвести от себя подозрения — разыграть добродетельную обманутую супругу... Точно так же и Коста служил прикрытием для Шарля, который на самом деле трахался с Шассиньолем...
Шиб поморгал, словно пытаясь лучше разглядеть картины, которые одна за другой разворачивались у него в мозгу. Игра масок, в которой каждый исполнял не свою роль, чтобы сохранить священную видимость благопристойности...
Если Андрие изменял жене с Винни, значит, их пара совсем не так идеальна, как кажется на первый взгляд... А это, в свою очередь, значит, продолжал размышлять Шиб-адюльтерщик, что, возможно, Бланш когда-нибудь... Да нет, глупости, главная проблема Бланш вовсе не в ее муже, и ты это отлично знаешь... Главное — ее ледяное сердце и застывшая душа, похожая на бескрайнюю равнину под снегом...
Он услышал женские голоса, доносящиеся со стороны зимнего сада. Шиб вернулся в дом, притягиваемый, словно магнитом, голосом Бланш, безотчетно надеясь, как всегда, что на этот раз ему будет не так больно ее видеть...
Шум теперь доносился из столовой— должно быть, все переместились туда. Пронзительные крики девчонок. Сопрано Гаэль. Контральто Бланш. Знакомое ощущение удара в солнечное сплетение... Резкие интонации Бабули, переливчатый смех Винни, голос Ноэми, который теперь казался ему слегка вульгарным, легкий английский акцент Клотильды... Шиб проскользнул в комнату Айши и начал прислушиваться к разговору сквозь приоткрытую дверь. Послышались шаги на лестнице. Потом к хору женских голосов присоединились мужские. Обмен любезностями, шутки, рукопожатия, хлопки по плечу, «до скорого»...
Шиб подождал, пока голоса стихли, потом выглянул в окно. Гости рассаживались по машинам, Последними собрались Лабаррьеры. Ноэми уже сидела за рулем, но Поль немного замешкался. Повинуясь знаменитому «импульсу Морено», Шиб быстро вышел из дома и приблизился к нему.
— А, вы еще здесь? — с улыбкой спросил Лабаррьер. Он был уже порядком пьян.
— Почему у вашей жены была депрессия? — без всяких предисловий спросил Шиб. — Почему вы сами не опровергали слухи о связи между вами и Клотильдой Осмонд?
Лабаррьер лукаво прищурился и постучал указательным пальцем по груди Шиба.
— Да вы настоящая ищейка! — воскликнул он. — Ладно уж, скажу. Ноэми впала в депрессию, когда этот мерзавец Коста собрался ее бросить. Что касается Клотильды, Ноэми просто ревновала к нашей дружбе. Она не могла понять, как мужчина способен находить удовольствие в разговоре с умной женщиной, пусть даже непривлекательной... Она предпочла обвинить меня в измене, Нападение — лучший вид защиты, как известно.
Браво, старина, мысленно сказал себе Шиб. В десятку!
— А вам была безразлична ее связь с Коста?
— Абсолютно. Я вообще предпочитаю шлюх. Конечно, не каких-нибудь там потасканных уродин, нет — девушек по вызову по пятьсот долларов за визит. Моя жена очень симпатичная, но ей недостает... как бы сказать... огонька, — добавил он, щелкнув пальцами перед носом Шиба. — Вы можете спросить, зачем я вам все это рассказываю. Да просто я пьян, как свинья, а у вас светлая голова. Вы мне напоминаете канатного плясуна-жонглера— во времена нашего детства они еще выступали на ярмарках, помните? Вы так же ловко жонглируете фактами. Ладно, мне пора ехать. Мы с Ноэми идем в театр. Я чувствую, она готова задать мне взбучку.
И он нетвердым шагом направился к машине.
Гаэль ждала Шиба возле его «Флориды».
— Где тебя носило? — ворчливо спросила она. — Поехали скорее отсюда! Мне все осточертело. Отвратительное место!
— Разве тебе неприятно было поболтать немного с твоей лучшей подругой Луизой? — ехидно спросил Шиб.
— Да хватит тебе! Она меня достала своим дорогим незабвенным Ангерраном!
В этот момент под чьими-то шагами захрустел гравий, и они одновременно повернули головы, Это была Бланш, которая направлялась в сторону часовни. Очевидно, она их не заметила.
— Ну вот, а теперь небольшой визит в семейный склеп, и можно с чистой совестью ложиться спать, — не удержалась Гаэль. — Слушай, мы едем или как? Надеюсь, ты не собираешься здесь заночевать?
Шиб распахнул дверцу машины, не отрывая глаз от часовни. Гаэль села на переднее сиденье. Шиб тоже уселся и включил зажигание. Тут он заметил целую процессию— Андрие, Дюбуа, Бабуля с обеими внучками и, наконец, Шарль и Луи-Мари.
Шиб выехал из ворот с неотвязным ощущением, что какая-то деталь окружающей обстановки явно не на своем месте... И даже мысль об обстановке сама по себе вызывала раздражение...
Он рассказал Гаэль обо всем, что узнал, то и дело прерываемый ее изумленными восклицаниями, и снова погрузился в мрачные мысли. Интересно, что еще придумал тот? Неужели ему не надоело?.. Нет, Шиб, не забывай, что причинять людям зло — это вовсе не забава, а неодолимая потребность, которая разъедает человека, как кислота, и жжет, как пламя...
— Должно быть, ужасно было в Первую мировую сражаться на стороне немцев, — вдруг сказала Гаэль.
— Что? — переспросил Шиб.
— Я говорю, Ангеррану Андрие пришлось сражаться в Первую мировую на стороне немцев, потому что он жил в Эльзасе. Уже после войны он переехал на юг, потому что у него начались проблемы с легкими. Тут он и познакомился с Луизой. Ей было восемнадцать, а ему тридцать.
Кто же ему совсем недавно говорил о немецкой армии?.. И что именно?.. О, черт, ну конечно!..
Он затормозил так резко, что Гаэль ударилась лбом о ветровое стекло.
— Ты что, спятил?!
— Немецкое ружье!
Гаэль взглянула на него с неподдельным беспокойством.
— Я не спятил! Пуля, которая угодила мне в голову, была выпущена из немецкого ружья, созданного на базе «маузера»! В меня стреляли из ружья Ангеррана Андрие! Все его боевое снаряжение до сих пор хранится в доме, Луи-Мари мне об этом рассказывал!
Говоря все это, Шиб лихорадочно разворачивался на пустынной дороге. Гаэль обреченно вздохнула. Шиб переключился на четвертую скорость, и их вдавило в сиденья.
— На этот раз он от меня не уйдет! — сквозь зубы пробормотал Шиб, с силой нажимая на педаль.
Ворота усадьбы были по-прежнему открыты, и они беспрепятственно подъехали к дому, остановившись на покрытой гравием площадке. Было тихо. Впрочем, не совсем— со стороны часовни доносилась музыка, «Salve Regina» Перголезе. Звуки были глухими, словно шли из подземелья.
— Иди посмотри, что они там делают, отвлеки их, — отрывисто распорядился Шиб. — Я тем временем обыщу дом.
Гаэль пожала плечами и пошла к часовне. Шиб вошел в дом и быстро направился в кабинет Андрие. Он помнил, что в углу стоял старинный сундук для военного снаряжения. Шиб резко поднял крышку и достал вычищенную и выглаженную военную форму, пахнущую нафталином, белую рубашку, продырявленную в нескольких местах, круглую каску, которую он уже видел на Луи-Мари, патронташ, недавно надраенный до блеска, старый молитвенник с ветхими страницами, немецкий военный разговорник и, наконец, извлек из-под солдатского ранца ружье «маузер» в отличном состоянии. Чтобы не оставлять на нем отпечатков, Шиб обернул руку рубашкой покойного Ангеррана Андрие и, осторожно обхватив ружье, с мрачным удовлетворением положил его на письменный стол Жан-Юга. И тут раздался взрыв.
Вначале он подумал о выхлопной трубе. Потом взглянул в окно и окаменел. Над часовней поднимался огромный столб дыма. Дым просачивался из-под закрытой двери, словно ночной туман в фильмах ужасов. Господи, что еще?..
Шиб выбежал на улицу и бросился к часовне, чувствуя резкую боль в сердце. Дым был таким густым, что Шиб закашлялся, даже не добравшись до двери. Когда он схватился за ручку, она оказалась горячей. Дверь не поддавалась. Не понимая, в чем дело, он снова толкнул ее изо всех сил, но тщетно.
Изнутри доносились крики. Шиб попятился, и в следующую секунду наружу вырвался длинный язык пламени.
Пожар! Он почувствовал, как у него подкашиваются ноги. В часовне начался пожар, и все они оказались заперты! И Бланш тоже! Шиб едва не рухнул на землю от сильного приступа головокружения. Приставная лестница! Нужно найти лестницу, и тогда можно будет подняться к одному из высоких стрельчатых окон, а потом спустить ее вниз, чтобы все смогли выбраться. Вытирая слезящиеся от дыма глаза, Шиб побежал к сарайчику с садовым инвентарем. В голове у него словно стучал огромный барабан. Добежав, он схватил длинную алюминиевую лестницу, прислоненную к стене рядом с жестяным бидоном, откуда резко пахло бензином. Ему с трудом удалось вскинуть ее на плечо: сгибаясь под тяжестью, обливаясь потом, он заковылял обратно. Земля уходила у него из-под ног, его шатало из стороны в сторону, как пьяного матроса. Пройдя метров двадцать, он почувствовал, что задыхается. Лестница скребла по земле, цепляясь о камни, и Шиб с ужасом подумал, что не сможет поднять ее и прислонить к стене. Он положил лестницу на траву и, слегка наклонившись вперед, оперся руками о колени, чтобы перевести дыхание. И тут внезапно заметил Шарля, стоявшего под плакучей ивой, позади густой живой изгороди из кустов шиповника.
— Помоги мне! — закричал Шиб. — Скорей!
Мальчишка не отвечал, продолжая смотреть на него и слегка покачиваясь. Шибу захотелось его пристукнуть. Какого дьявола этому придурку вздумалось в такой момент повиснуть на суку?!
Повиснуть?..
На суку?..
Застыв, словно в столбняке, Шиб смотрел на веревку, которая тянулась от шеи подростка к ветке ивы, на его открытый рот, на вылезшие из орбит глаза... Шарль мертв, Шарль повесился! Так, значит, это он устроил пожар в церкви? Значит, он?..
Мысли метались в голове, словно огромные красные муравьи, жаля и терзая мозг.
В этот момент снова раздался крик— детский, пронзительный, испуганный. Этот крик подействовал на него, как укол раскаленного острия — несмотря на застилавший глаза туман и открывшуюся рану, Шиб сумел поднять лестницу и прислонить ее к стене часовни под одним из окон. Из разбитых витражей вырывались оранжевые и голубые языки пламени. Газ! Газовый баллон, валявшийся на дорожке, — вот что было не так, вот чего он не мог вспомнить!
Шиб поставил ногу на алюминиевую перекладину и начал взбираться по лестнице. Ему казалось, что он чувствует жар даже сквозь камни.
Крик, раздавшийся у него за спиной, врезался в барабанные перепонки, и от неожиданности Шиб едва не свалился на землю. Он обернулся и увидел Бланш, стоявшую на пороге дома. Глаза ее были расширены, рука прижата к горлу. Господи, значит, ее не было в часовне! Она жива! Продолжая взбираться наверх, Шиб почувствовал такую радость, которая ему самому показалась непристойной.
Он добрался до окна, встал на амбразуру, стянул пропитанный потом пиджак, обмотал им руки, ударил в стекло. Великолепный витраж, на котором была изображена сцена восхождения на Голгофу, разлетелся вдребезги, и наружу вырвалось облако дыма, вызвав у Шиба новый приступ кашля. Он замотал пиджаком голову и лицо и заглянул внутрь.
Его глазам открылся ад— огненное озеро и грешники, осужденные на вечные муки... Пламя пожирало ряды скамеек, преграждая путь к двери, впрочем, она все равно была заперта на ключ. Вот оно взметнулось вдоль стен, охватывая хоругви и старинные родовые знамена, вырвалось наружу сквозь разбитые стекла витражей. Столпившись возле стеклянного гроба, Дюбуа и оставшиеся в живых члены семьи Андрие смотрели на бушующий огонь с искаженными от ужаса лицами. Жар становился невыносимым, густая пелена дыма застилала все вокруг, вызывая у людей судорожный кашель. Андрие держал на руках Энис, а Дюбуа — Аннабель. Бабуля упала на колени— то ли молилась, то ли была не в силах стоять. Шиб не мог понять, почему они не попытались выбраться из окон, но потом увидел, что скамейки, стоявшие вдоль стен, тоже охвачены пламенем. Как же пожар смог вспыхнуть так быстро и разгореться с такой силой? И тут он вспомнил про бидон в сарайчике Коста... Ну конечно, бензин!
Внезапно Шиб заметил Гаэль, которая двигалась по узкому выступу вдоль стены к витражному окну над алтарем, очевидно собираясь разбить стекло. Но это окно было забрано решеткой. Шиб изо всех сил закричал, зовя ее, и Гаэль обернулась. Ее лицо было багровым от жара, взгляд— растерянным и блуждающим.
— Я сейчас! — закричал Шиб.
Он обернулся и посмотрел наружу. Внизу стояла Бланш, такая бледная, что Шиб невольно спросил себя, осталась ли еще хоть капля крови в ее жилах.
— Помоги мне, подними лестницу! — крикнул он. — Я спущусь туда.
Только бы она не заметила Шарля, висящего на дереве, подумал он.
Бланш не произнесла ни слова, обхватила лестницу и приподняла ее. Шиб схватился за верхнюю перекладину, подтянул лестницу к себе и начал осторожно спускать ее внутрь часовни. Пот катился по его лицу, застилая глаза, и без того почти ослепшие от дыма.
Круг пламени понемногу сужался. Дети уже не кричали — они смотрели на огонь пустыми широко раскрытыми глазами. Шиб подумал, что не имеет права на неверный шаг. Смогут ли они взобраться по лестнице над горящими скамейками и подняться к нему? Или стоит протянуть лестницу к Гаэль, как подвесной мост? Да, пожалуй, это лучшее решение.