Зона тьмы - Карибский реквием

Даг не мог удержаться и присвистнул сквозь зубы. «Выходит, Родригес связался с Даррасом и Го. Значит, эта сволочь Го прекрасно знал, что Лоран Дюма была убита. Почему же он не подал виду? Разве что… – Даг нервно шагал взад и вперед по комнате, – разве что толстяку кое-что известно о деле Лоран и это „кое-что" он боится раскрыть».

Даг раздраженно отбросил письма. Все было ужасно запутано, и не только из-за того, что прошло уже столько времени, но и потому, что за всем этим чувствовалась коварная рука умного и жестокого убийцы, хладнокровного, способного рисковать и умело путать карты. Человек, убивший всех этих женщин, действовал не в приступе гнева и не в опьянении. Даг был убежден, что он совершал это ради удовольствия, подобно тому как ребенок мучит насекомое. И, притаившись во тьме, он с порочной ухмылкой наблюдал за отчаянными усилиями Дага…

Он решил, что пытаться заснуть не имеет смысла. Самое время сейчас вновь взглянуть на папку с делом Джонсон.

Даг бесшумно открыл дверь и приблизился к отцу Леже, который даже не пошевелился. Для человека, страдающего бессонницей, он спал слишком крепко! Даг поискал взглядом досье. Куда он мог его засунуть? Возможно, отец Леже решил его просмотреть перед сном… Он приблизился к священнику. Ни на коленях, ни рядом на кресле ничего не было. На письменном столе тоже. Что он с ним сделал? Даг обследовал диван с обивкой в цветочек, крохотную кухню, этажерки, опустился даже на четвереньки, чтобы посмотреть под буфетом: ничего. Ему неудобно было будить спящего. Это досье, конечно же, было где-то здесь. Он вернулся в комнату: может быть, он сам унес его и забыл об этом. Ничего. Черт. Он опять прошел в гостиную, задумчиво поскреб щеку. Священник продолжал спать, несмотря на шум, который Даг производил, осматривая дом… Он склонился над креслом: может, кюре сидит на папке? Ничего.

Внезапно, непонятно почему, его охватило дурное предчувствие. Проклятое досье исчезло, и священник спал беспробудным сном. Он осторожно приблизился к старику, который сидел, привалившись к подлокотнику, свесив голову на грудь. Может?.. Нет, это невозможно, но все-таки… Не в силах скрыть тревогу, Даг позвал:

– Эй! Просыпайтесь!

Отец Леже не пошевелился.

– Ради бога!

Никакой реакции. Даг бросился к священнику и поднял его голову. Он сразу заметил фиолетовую рану, по лицу бежала струйка крови. Отец Леже тяжело дышал через рот. Даг вполголоса выругался и бросился на кухню. Он схватил полотенце, смочил его холодной водой и, бегом вернувшись в гостиную, стал вытирать лицо священника, который внезапно издал короткий стон.

Даг снова смочил полотенце и повторил все заново, затем взял в морозильной камере несколько кусочков льда, обернул их целлофановым мешочком, висящим на ручке дверцы, и приложил к голове священника, который внезапно открыл глаза.

– Каsaye?[54]

– Вас оглушили.

– Что?

Он поднес руку к голове.

– О, у меня череп раскалывается…

– У вас на голове рана шириной в палец. Вам повезло, что вы вообще остались живы. Как это случилось?

– Но я понятия не имею! – воскликнул досточтимый отец с гримасой боли на лице. – Я спал. Я даже не понял, что кто-то напал на меня! Это неслыханно! Меня оглушили, а я даже не почувствовал!

Даг склонился над ним:

– Может, обратиться в больницу, чтобы вам зашили рану?

– Нет, нет, не стоит. Посмотрите, уже и крови нет. Я, признаться, просто потрясен: меня за двадцать лет ни разу не ограбили! Здесь никто не запирает двери на ключ! И впрямь приключения преследуют вас по пятам.

– Вот именно, – ответил Даг. – Кстати, и досье Дженифер Джонсон исчезло.

– Что? Уж вы простите старика, который несколько отупел от удара, но не могли бы вы повторить?

– Папка с делом Дженифер Джонсон исчезла. Вас оглушили, дело исчезло. А я отсутствовал не больше часа.

– Должно быть, видели, как вы уходите, и решили, что я одинок и уязвим.

– Но какой интерес может представлять это досье? Черт, двадцать лет оно лежало себе спокойно в архиве, – возмутился Даг, с размаху опускаясь на жалобно пискнувший диван.

Отец Леже осторожно переместил кусочки льда на голове.

– Ну надо же, какая неприятность! Лично я отношу себя к созерцателям, я не человек дела. Давайте поразмыслим. Должен вам признаться, я просто выбит из колеи: общаться с детективом, гоняться за убийцами, подвергаться нападению и решать неожиданные загадки – это отнюдь не в моем духе.

– И не в моем тоже. Как правило, мне приходится заниматься обманутыми мужьями и сбежавшими из дому детьми… У вас спиртное в доме есть?

– Нет, нет, не стоит, будет жечь!

– Не для вас, а для меня. Мне необходимо что-нибудь выпить, и покрепче.

– Ах да, в буфете есть ром, истинное наслаждение, вы оцените, впрочем, налейте и мне немножко, чуть-чуть.

Даг послушно наполнил два стакана, один протянул отцу Леже, который пригубил ром с видом знатока.

– Ah!Риbon i bon тетт! Просто замечательно! – воскликнул он, причмокивая от удовольствия. – Очень вкусно. Нет ничего лучше для такой ночи приключений. Итак, на чем мы остановились?

– Я отправился к Луизе за письмами, а кто-то вас оглушил и украл досье, – проговорил Даг, залпом опрокинув стакан рома.

– Нет, не отсюда. Давайте с самого начала. Если мы хотим распутать клубок, надо ухватиться за самый кончик нитки.

– Хорошо. Понедельник, двадцать шестое июля: я сижу себе спокойно в своем кабинете, размышляя, что бы такое выпить на аперитив. Тут объявляется потрясающего вида девица, заявляет, что зовут ее Шарлотта Дюма и она хочет отыскать своего неизвестного папашу. Она сообщает мне, что ее мать, Лоран Дюма-Мальвуа, умерла двадцать пять лет назад: самоубийство. Я заявляюсь сначала в сиротский приют, а затем в дом к женщине, которая в те годы была социальным работником.

– Не так быстро! Лучше возьмите ручку и бумагу. Будем записывать имена всех людей, с которыми вам пришлось встретиться с начала расследования, – предложил отец Леже; история привела его в сильное возбуждение. – Боже праведный, до чего же увлекательно!

– Тем лучше для вас! Ну вот, я все взял. Могу продолжать. Итак, я прихожу в дом к мадемуазель Мартинес, работавшей в те годы в отделе социального попечительства: она умирает от сердечного приступа буквально на моих руках. Я звоню Шарлотте. Она просит меня не бросать дело, а продолжать еще четыре дня, то есть до пятницы. На следующий день, во вторник, двадцать седьмого, я разговариваю с Джоном Луазо: он в полном маразме. Затем на меня нападают два ублюдка, шестерки некоего Фрэнки Вурта.

– Вы все записываете? – прервал его отец Леже.

– Да. Я захожу к вам, потом наношу визит Джонсу. Джонс наводит меня на след Родригеса, который умер буквально на днях. Среда, двадцать восьмое: я отправляюсь на похороны. Навещаю Лонге. Я звоню Лестеру, спрашиваю у него номер Го. Какая-то женщина с инициалами А. X. пытается меня убить и сама случайно погибает. Я беседую с Го. Потом встречаю молодого инспектора, который рассказывает мне о Дженифер Джонсон. Я краду досье Джонсон. Отправляюсь на поминки к Родригесам. Луиза назначает мне свидание. Ночь со среды на четверг: я иду на свидание, вас оглушают, досье украдено.

– Вы никого не забыли?

– Нет… Ах да, кузен Луизы, Франсиско. Он утверждает, что видел меня у Луазо. Что вы знаете об этом парне?

– Я знаю его с детства. Очень серьезный мальчик, замкнутый, много занимается. Настойчивый. Франсиско всегда был влюблен в Луизу, а с тех пор, как она порвала со своим предыдущим приятелем, решил, так сказать, побороться за место. И, между прочим, небезуспешно. Ему сейчас, должно быть, около сорока… Его вполне можно считать потенциальным подозреваемым, – решительно произнес священник, его ноздри трепетали от возбуждения. – Во всяком случае, он явно вам лжет, – добавил он, внимательно рассматривая список.

– Го тоже мне солгал. Я читал письма Луиса Родригеса: он ведь предупреждал полицейских по поводу Лоран. Следовательно, Го знал, что Лоран Дюма была убита, но он почему-то мне об этом говорить не стал.

И Лонге мне солгал: в рапорте Луиса Родригеса говорилось об изнасиловании, а Лонге не упомянул об этом ни слова.

– Так. Но почему они солгали? Они покрывают убийцу?

– Может, они боятся, – задумчиво произнес Даг.

– Или Лонге никогда не видел настоящего заключения Родригеса, – предположил отец Леже с плотоядной улыбкой.

– Вы выглядите просто ужасающе: с пакетиком льда на голове и с кровожадным огнем в глазах! Вам нужно писать детективы!

– Всегда мечтал об этом. Можно сказать, с детства.

– Никогда не поздно…

– Нет, нет, что вы. Вы подарили мне тайну, настоящую тайну, вот в чем дело. Давайте продолжать, мы все разгадаем, у нас получится, я просто уверен!

– Вы только что советовали мне все бросить, – удивился Даг, допивая стакан.

– Скажем так, с тех пор я принял крещение огнем и подцепил вирус.

– А, и вы туда же! Но мы не уверены, есть ли между всем этим связь, – произнес Даг, щедро наливая себе еще стакан. – Великолепный ром… А может, нам все-таки поспать немного?

– Спите, если хотите, в вашем возрасте это естественно, а я хотел еще немного подумать! – провозгласил отец Леже, поудобнее устраиваясь в своем кресле со списком в руках.

Даг попытался спрятать улыбку. Спятивший на детективной почве кюре – повезло ему с напарником! Он зевнул. Скоро уже рассветет, нужно попытаться немного поспать. Он растянулся на кровати, положив рядом письма, и сам не заметил, как провалился в глубокий сон.

Мужчина протянул руку к небольшой морозильной камере, установленной прямо в каюте, и взял оттуда бутылку ледяного пива. Папка с делом Джонсон лежала перед ним. Шлюп покачивался на бирюзовых волнах, в фалах свистел ветер. Приятное ощущение. Он смотрел, как занимается заря, как мерцающая глыба солнца показывается над водой. Он вытянулся на койке, чуть опустил козырек бейсболки и отхлебнул большой глоток пива. Это тоже было приятное ощущение. Он поставил бутылку на палубу и схватил тетрадь в твердой темно-синей обложке с простой надписью золочеными буквами: «Судовой дневник». Мужчина открыл ее, взгляд его лениво пробежал по некоторым отрывкам, выбранным наугад.

16 декабря 1975. Прекрасная была охота вчера вечером. Девица визжала не переставая почти два часа. Когда она поняла, что я собираюсь с ней сделать под конец, стала истерически умолять меня. Я надавил ей большим пальцем на одну точку на горле – я научился так делать у командос – это ее парализовало. Она была жива, но потеряла способность двигаться. Я убивал ее как можно медленнее, зная, что она в полном сознании и все понимает. Я наблюдал, как ее глаза выкатились из орбит и вращались во все стороны, как она до крови искусала себе язык. Потом я вымыл ее, опять одел и повесил. Очень даже красивая девица. Очень сексуальная. Очень мертвая.

… Если бы только я мог довольствоваться изнасилованием… Но сексуальные отношения для меня невозможны. Мой член напрягается, этот прилив крови толкает меня к ней, но на этом все и заканчивается. Как только я оказываюсь внутри, у меня возникает ощущение, будто я ковыряю палкой ком земли. Я смотрю, как Забойщик трахает их, как шлюх – а они и есть шлюхи, – но и этого мне мало. Я должен убивать их. Я люблю их убивать. Люблю тот самый момент, когда их убиваю, когда они превращаются в моих руках в безжизненные предметы, тяжелые и вялые куклы, которые мне нравится иногда ставить в нелепые позы. Я очень хотел бы понять, что они при этом чувствуют. Если бы я мог запереть одну из них в надежном месте и медленно сдирать с нее шкуру, обнажая нервы, отделяя их один от другого, чтобы увидеть, как это все функционирует! Но нужно быть осторожным. Мне все время это повторяют.

Я уверен, что, если бы у меня были средства продолжить учебу, я стал бы великим биологом. Таковы последствия нереализованного призвания: приходится довольствоваться тем, что имею.

18 апреля 1976. Го меня боится. Он ничего не говорит, но он боится. Я чувствую его страх. Он воняет. Есть страхи, которые пахнут влажной землей, а его страх пахнет помойкой. Ему хотелось бы остановиться. Я объяснил ему, что в данный момент это невозможно. Что стал бы делать Инициатор без своего Забойщика?

… июнь 1970. В Соединенных Штатах появилась новая смертельная болезнь. Они называют это СПИД. Она передается через кровь и при сексуальных контактах. Заразить, что ли, Го?

Перечитывая этот отрывок, мужчина усмехнулся. С тех пор многое изменилось. Великолепная эпидемия. Он с удовольствием вспомнил о своем посещении одного госпиталя в Майами, который специализировался на таких больных. Они это называли хоспис. Он любил наблюдать за умирающими. Больными в конечной стадии. Это мгновенно утоляло его жажду разрушения. Как кусочек льда, положенный на воспаленную десну. Но желание быстро возвращалось. С тех пор как Великий Распорядитель принял решение о роспуске их группы, он научился утолять жажду насилия при помощи специально созданных схем. Существовало множество стран, где в его распоряжении имелись рабы, и никто никогда не говорил ни о каких убийствах… Он вздохнул: все-таки с рабами было не так забавно. Разница та же, что между кроликом, выращенным в крольчатнике, и зайцем, которого часами выслеживаешь с ружьем в руке. Он вновь обратился к «Судовому журналу», зажав между ногами бутылку с пивом.

5 октября 1976. Вчера вечером я в первый раз обрабатывал мамашу, в то время как ее дочка спала в соседней комнате. Я ей сказал, что она должна умереть и что если она будет кричать, то дочь проснется, а если она проснется, я буду вынужден сделать с ней то же самое. Она замолчала и молчала все время, даже когда я начал забавляться с иглой. Материнская любовь – это и в самом деле нечто удивительное. Может быть, стоило все-таки избавиться от девчонки? Боюсь, что я проявил излишнюю чувствительность…

Мужчина раздраженно захлопнул тетрадь. Да, нужно было в тот вечер избавиться от девчонки. Но кто же мог предположить, что через двадцать лет…

Он выпрямился, опершись на локоть, опустил губы в пену. Бессмысленно жалеть о прошлом. Нужно продумать план действий. Было совершенно очевидно: Го сделал глупость, Го должен быть наказан. Старая развалина покончит с собой. Этого несчастного Леруа тоже придется убрать, как и всех тех, с кем он так неосмотрительно переговорил: Шарлотту Дюма и Васко Пакирри, Луизу Родригес… И еще нужно будет найти виновника, который бы всех устроил. Работы в перспективе достаточно. Будем надеяться, что сноровка еще не потеряна… Он выцедил последнюю каплю пива и поднялся, чтобы бросить пустую бутылку в мусорное ведро. Беспорядок выводил его из себя.

Он взял досье и некоторое время с легкой ухмылкой разглядывал фотографии со вскрытия, затем чиркнул спичкой и поджег бумаги. Фотографии стали потрескивать, испуская запах жженого пластика, и съежились в огне; лицо Дженифер превратилось в маску, показавшуюся ему невероятно комичной. Он подождал, пока огонь не поглотит все окончательно, казалось, он совсем не чувствует его жара. Затем он раскрыл ладонь, и пепел упал в светлую воду в обрамлении пены.

Со стороны открытого моря набегали волны, словно сильные, ритмичные, властные толчки бедер. В воздухе ощущался тот особый запах, который предвещает наступление бури. Он облизал пальцы, почувствовал привкус соли. Он любил слушать грохот волн, в нем слышалась спокойная уверенность в незыблемой жестокости мира. Ему нравилась безудержность разбушевавшихся стихий, ему нравилось по-своему налаживать это хрупкое равновесие между свирепостью бури и взмахом крыльев бабочки. Внушать ужас, заставлять страдать изысканно, утонченно. Да, он был Инициатором, тем, кто открывает ворота другого мира, искривленные ворота отчаяния, тяжелые двери последнего, предсмертного опыта.

И раз уж его на это толкают, он покажет, на что способен.

Бортовое радио начало передавать метеосводку, и он прислушался. Если прогноз подтвердится и разразится буря, всякое перемещение по морю станет невозможным. Придется отвести шлюп в надежное место и взять напрокат машину, чтобы ездить по острову. Какое забавное совпадение: так называемый приятель очаровательной Луизы как раз работает в пункте проката.

Глава 8

Отец Леже не сомкнул глаз, погруженный в мрачные мысли. В комнату постепенно проникал дневной свет, а священник все сидел неподвижно. Кубики льда в пакете уже давно растаяли, и вода капала прямо ему на лицо, но он этого даже не замечал. Голова раскалывалась от удара, и он наконец поднялся, чтобы принять аспирин. Заодно он поставил кипятить воду. Было уже около девяти: самое время будить неугомонного детектива.

Яхта тихо покачивалась на зеленых волнах. Опершись на леер, курил вахтенный, погрузившись в свои мечтания, ощущая на пояснице успокаивающее прикосновение пистолета «смит-вессон». Ветер лениво трепал кроны пальм, лагуна дремала под солнцем, а довольно сильная зыбь на море казалась вполне безопасной.

Сидя в роскошном, отделанном белой кожей салоне, Шарлотта рассеянно смотрела утреннюю передачу по маленькому переносному телевизору и ела свою порцию овсянки, сдобренной крепким дайкири[55]. Она нервничала. Какого черта она вообще обратилась в это детективное агентство? Ну узнает она, что папаша ее безработный рубщик тростника или банковский служащий в галстуке-удавке, а дальше что? Да и кому нужна такая дочь, как она? Она совсем не похожа на трогательное очаровательное создание, которое мечтаешь прижать к своему сердцу. Может, у таких женщин, как она, вообще не бывает отцов? И спит она с мужчинами, которые тоже не знают своих корней.

Она бросила взгляд на Васко, который, напевая, готовил себе дозу героина на тонкой золотой дощечке с выгравированными на ней инициалами, которую подарили ему друзья из Боготы. Он сделал глубокий вдох, прислушиваясь к своим ощущениям: достаточно ли хорошо качество? Он употреблял только экстратовар, причем в умеренных количествах. Еще не хватало разжижать себе мозг крэком или еще какой-нибудь дурью, предназначенной для продажи. Он предложил дозу Шарлотте, но она отрицательно покачала головой. Она достаточно насмотрелась на своих приятельниц в трущобах, которые вынуждены были выходить на панель, чтобы добыть себе на один-единственный укол. Никогда в жизни не притронется она к этой дряни. Алкоголя ей вполне достаточно. Пронзительный звонок мобильного телефона раздался внезапно. Шарлотта приглушила звук телевизора, а Васко поднял трубку:

– Digame.[56]

Когда он услышал, что говорит ему собеседник, лицо его застыло. Не произнеся в ответ ни слова, он медленно положил трубку на место.

– Что случилось? – забеспокоилась Шарлотта, наслаждаясь дайкири.

– У одной моей приятельницы проблемы. Большие проблемы.

– Какие?

– Пуля в животе сорок пятого калибра.

Шарлотта медленно выпрямилась на диване. Ничего себе!

– Я в бешенстве, – произнес он ледяным тоном.

Она сделала еще один глоток холодного коктейля.

Васко по-прежнему был в бешенстве. И это как раз в тот день, когда она собиралась поехать с ним в СенБарт прошвырнуться по магазинам и примерить тот костюмчик от Лакруа… Она отпила еще глоток. Он попрежнему молчал, сидел неподвижно, с застывшим красивым лицом, упрямым, как у ребенка. Да он и был ребенком в девяносто килограммов весом. Он медленно повернулся к ней, взял приготовленный для него стакан и швырнул его в стену, затянутую светло-розовым льном. Стакан разбился с глухим звоном, и осколки хрустальным дождем засыпали толстый персидский ковер. Шарлотта вздохнула. Вот мальчишка! Что ж, приходится все брать в свои руки. Она подошла к нему и успокаивающе положила руку на плечо:

– Эта женщина для тебя много значила?

Васко обернулся к ней, и впервые с тех пор, как они стали жить вместе, она увидела в его глазах страх.

– Это была моя молочная сестра.

Черт. Васко сто раз рассказывал ей об этой пресловутой Аните, Шарлотта даже устроила как-то сцену ревности, но он ей объяснил, что они с Анитой были как брат и сестра. Их воспитывала одна и та же кормилица, в Венесуэле. Была такая полусумасшедшая старуха, которая жила на краю джунглей, подбирала всех бездомных кошек и детей и кормила их одним и тем же: мякотью свинины с рисом. Аниту убили, неудивительно, что у Васко крыша поехала… Она хотела взять его за руку, но он резко высвободился.

– Как это случилось?

– В Сент-Мари, в Гран-Бурге. Какой-то ублюдок выпустил ей пулю в живот и сбежал.

– Известно, кто это был? – рассеянно поинтересовалась Шарлотта, думая о том, не пора ли подновить слой лака на ногтях.

Васко был таким сентиментальным…

– Узнают, и очень скоро, я тебе это обещаю. И я лично займусь этим типом.

Васко повернулся к ней и резко схватил за волосы.

– Грязная шлюха, тебе ведь наплевать, да?

– Нет, клянусь тебе, нет. Мне очень грустно за тебя, милый.

Но, по правде говоря, она не чувствовала ровным счетом ничего. Она вообще редко позволяла себе испытывать какие-либо эмоции. Дорого обходятся эти эмоции и приносят боль. Их следует расходовать экономно.

– Ponte de rodillas![57] – велел ей Васко.

– You'rehurting те![58] — запротестовала она для порядка.

– На колени!

Он с силой бросил ее на пол и, крепко обхватив затылок, заставил прижаться ртом к низу его живота.

Шарлотта вздохнула, услышав, как скользнула молния на ширинке: лак подождет, лишь бы тот костюм еще не успели продать.

Чайник принялся свистеть. Отец Леже налил воды в две чашки, добавил растворимого кофе, сахар и, вернувшись в гостиную, поставил все на маленький низкий столик. Затем постучал в дверь спальни.

Валы разбивались о черный прибрежный песок, перемещая дюны, а Даг лежал на гребне волны, обнаженный, скрестив на груди руки. Потом он повернулся и увидел ее. Ту волну. Иссиня-черная громадина с невероятно огромной, белой, сочащейся слюной пастью, открытой, чтобы поглотить его. Надо было нырять. Он стал извиваться, зарывая лицо в простыни. Все напрасно. Волна проглотила его, стала перекатывать в своем горячем, зловонном брюхе, швырять раз за разом на скалистое дно, методично дробя все его кости до единой, и наконец выплюнула на песок, полумертвого, с набитым рыбами ртом. Он с трудом разлепил глаза. Он был мокрым от пота и вымотанным до предела. В дверь с силой барабанили.

– Вставайте, мальчик мой! Кофе готов!

– Иду, – проговорил Даг, с трудом ворочая языком.

Интересно, который час? Девять часов! Черт, старикашка мог бы дать ему еще немного поспать! Он сел, вытер простыней мокрое лицо. Какой кошмарный сон. Ему снился еще один, но он уже не помнил какой. Сон, в котором мадемуазель Мартинес беседовала о нем с инспектором Го…

Мартинес… Он вспомнил свой предыдущий сон, тот самый, в котором она называла его дурачком. Тот самый, в котором убийца ждала его в квартире Мартинес и складывала стаканы в раковину. В последнее время ему что-то слишком часто стали сниться сны. Его тетушка полагала, будто в снах заложен важный смысл. Она придавала им пророческое значение. Даг пожал плечами и стал одеваться. Конечно, сны имели смысл, просто нужно уметь его разгадывать. Почему мозг не мог посылать понятные и ясные сигналы вместо этих идиотских ребусов? Он открыл дверь и встретил встревоженный взгляд отца Леже, который стоял напротив с чашкой в руках.

– Хорошо отдохнули?

– М-м, я бы предпочел еще немного поспать…

– Нам некогда спать, отоспимся, когда умрем!

– Но ведь считается, что нам придется воскреснуть!

– Не сразу, увы, не сразу! – игриво возразил отец Леже. – Придется еще дождаться Последнего суда, а поскольку человек существует уже около двух миллионов лет и, похоже, вполне процветает, можно предположить, что это событие наступит не завтра… Выпейте кофе.

– Спасибо, – поблагодарил Даг, поднося чашку к губам.

Слишком горячо. Он подул на обжигающую жидкость и, позевывая, подошел к окну.

– Дождь будет.

– Это немного освежит наши мысли, – жизнерадостно произнес отец Леже.

– Кажется, будет настоящий ливень. Видите, какое небо? Мы, похоже, застрянем здесь на целый день. Что там метеосводка?

Священник махнул рукой на старенький радиоприемник:

– Не знаю, не слушал еще.

Даг повернул ручку и нашел нужную станцию. Певучий голос диктора перечислял спортивные результаты прошедших накануне игр. Допив кофе, Даг указал чашкой на голову священника:

– Надо бы продезинфицировать рану. Не самое подходящее время подхватить сепсис.

– У меня где-то должен быть бактерицид, – пробормотал отец Леже и, отправившись в крошечную ванную комнату, стал рыться там в поисках лекарства.

Между тем диктор зачитывал последние известия. Даг терпеливо выслушал международные сообщения, затем настало время местных новостей.

«Личность молодой женщины, убитой в живот пулей из пистолета вчера вечером в. самом центре ГранБурга, до сих пор не установлена. Напоминаем, что речь идет о белой женщине, лет сорока, на ней были майка, узкие короткие брюки синего цвета и черные кожаные сандалии. Светлые волосы подстрижены каре, глаза голубые, рост метр шестьдесят семь, вес шестьдесят килограммов. При жертве имелась также темносиняя кожаная сумка, которая впоследствии исчезла, а также медальон с изображением Богородицы и инициалами А.X. Если это описание напомнило вам кого-либо, кто вам известен, немедленно обратитесь в полицейское управление в Гран-Бурге».

Итак, все ясно: никаких следов. Но ведь эта девица откуда-то приехала. Наемные убийцы следуют по своим особым каналам. Они не материализуются из воздуха. Девица была профессионалкой. Это явно не первая ее работа. Она говорила по-испански. Имело смысл позвонить Лестеру, у него во Флориде связи, может быть, ему удастся что-нибудь разузнать.

«А теперь о погоде, – бодро продолжил диктор. – Как было объявлено вчера вечером, на побережье надвигается циклон „Чарли". Советуем принять самые серьезные меры предосторожности: оставайтесь на волне девяносто семь и восемь FM, проверьте, хорошо ли закрыты двери и окна. Рейсы авиакомпании „Эр Санта Мария" отменены вплоть до получения дальнейшей информации, так же как и судоходное сообщение. Следите за двенадцатичасовыми новостями. Для получения дополнительной информации звоните сорок пять – двадцать два – двадцать два».

Даг вздохнул и налил себе еще кофе. Из-за этого циклона придется потерять много времени. «А зачем мне, собственно, время? – жужжал в голове приглушенный голосок. – Гоняться за неизвестно чьим призраком?» Даг проигнорировал голосок и стал решительно размешивать кофе. Вернулся из ванной отец Леже, торжествующе демонстрируя флакончик с меркурохромом.

– Вот! Я же говорил, что у меня есть бактерицид.

Прежде чем Даг успел предложить помощь, священник щедро вылил полный флакон на свои короткие курчавые волосы. Жидкость стала растекаться в разные стороны, оставляя яркие красные потеки на темных щеках.

– Вы, похоже, переборщили… Держите…

Даг протянул ему бумажную салфетку, и отец Леже на ощупь стал вытирать голову и лицо, перемазавшись в конце концов еще сильнее. Даг поставил обе чашки в раковину и стал мыть два стакана, из которых они пили накануне. Внезапно он остановился. Стаканы стояли в раковине рядом, и на дне каждого оставалось еще немного жидкости. Стаканы. Грязные стаканы на кухне мадемуазель Мартинес. Грязные стаканы в раковине. Сон, в котором убийца протягивала ему стакан в доме Мартинес. Какой же он был дурак! Он схватил отца Леже за плечо.

– Эй! Осторожнее, молодой человек, я же ранен!

– Когда я пришел к Мартинес, свет был погашен, было темно. Я вошел, она лежала на полу в темноте, а в раковине стояли два стакана – два стакана, которые явственно пахли ромом: значит, у нее кто-то был.

– Ну и что? Разве это повод, чтобы трясти меня как грушу?

– Она же не принимала своего гостя в темноте.

– Может быть, к ней кто-то приходил раньше, еще днем.

– Послушайте, я должен был встретиться с ней, чтобы поговорить о Лоран; но она умирает прямо у меня на руках, между тем как незадолго до этого у нее кто-то был. Какой вы из этого делаете вывод?

– Никакого.

– Во сне она сказала мне, что я идиот. Мне приснилось, что убийца была у нее и что именно она поставила стакан в раковину. Мартинес была убита своим неизвестным посетителем.

Отец Леже почесал лоб:

– Ну, знаете, если мы будем расследовать преступления при помощи снов… Нет, я не возражаю, это метод не хуже прочих, просто я считаю, что лучше придерживаться логики фактов.

– Но это как раз логично! Мартинес мертва, Родригес мертв, и оба умерли в самый подходящий момент! Это почерк А. X.

– Вы полагаете?

– Я должен выйти на след этой девицы! У вас есть телефон? На моем мобильнике сели батарейки.

– Конечно, там, на столике.

Даг набрал номер своей конторы. Зоэ ответила сразу же:

– Детективное агентство «Мак-Грегор», слушаю…

– Привет, мне Лестера.

– А, это никак самый вежливый человек в мире!

– Поторопись, Зоэ, я звоню не от себя.

– Блондинка или брюнетка?

– Лысая! Ну скорее!

– Сожалею, но Лестера нет на месте. Он в СенКитс по делу Богарта.

– Черт! У тебя есть номер, чтобы с ним связаться?

– Записываешь?

Даг записал и тут же повесил трубку, не услышав, как на том конце надрывается Зоэ: «… мог бы и спасибо… » – затем быстро набрал номер мобильника Лестера. Он совсем забыл про некоего муниципального чиновника по фамилии Богарт, у которого пропала дочь. Лестер смог установить, что та смылась с каким-то мелким дилером, и уже несколько недель выслеживал ее. Сквозь потрескивания неожиданно прорезался его хрипловатый голос: