Зона тьмы - Четыре сына доктора Марча
ModernLib.Net / Триллеры / Обер Брижит / Четыре сына доктора Марча - Чтение
(стр. 7)
Единственно важным из всего сказанного было то, что он сожалеет о том, что ни один из его сыновей не пожелал выбрать этот путь: у них математический склад ума… Конечно, ему удалось вложить им в голову кое-какие элементарные познания, но…
Надо думать, не для всех сыновей уроки милого доктора прошли даром: уж один-то из них латынь точно не забыл.
Хотелось бы мне знать, получила ли докторская подружка мое письмо.
Такое ощущение, будто вот-вот что-то стрясется.
Дневник убийцы
Здравствуй, Джини. Хорошо ли тебе спалось? Сегодня ты ничего не хочешь мне сказать? Ладно; тогда — пока.
Дневник Джини
Тебе не выкрутиться. Ты что, не видишь, что совсем запутался? Еще не поздно повернуть назад. Слышишь, на этот раз я не пытаюсь изменить свой голос. Оставляю магнитофон включенным. Слушай: кем бы ты ни был, для тебя в этом мире всегда найдется место. Стоит только прекратить все это, понимаешь? Ты совсем не так уж плох, как тебе кажется.
Дневник убийцы
Джини, радость моя, тебе здесь платят совсем не за проповеди — за мытье посуды тебе платят. Я дал тебе слишком много свободы, а ты ею злоупотребляешь.
Сегодня папина подружка зашла за мной: ей нужно было о чем-то срочно поговорить. И она мне все рассказала.
Интересно, кто это может писать обо мне такие гадости… На этот раз она уже не захотела приглашать меня к себе. Жаль. Я придумал для нее пару-тройку развлечений, а из-за твоей глупости она их лишится… Может, стоит устроить их тебе вместо нее? Что ты на это скажешь?
Ты никогда не узнаешь меня по голосу, Джини, потому что это не мой голос.
Дневник Джини
Он оставил магнитофон у меня под дверью. Я наступила на него, выходя из комнаты. Тревожит меня то, что я не слышала, как он его поставил, — спала, должно быть, как убитая: последнее время плохо сплю по ночам, совсем измучилась… Звонят.
Мать Карен покончила с собой. Сунула голову в духовку. Муж несколько дней был в отъезде. Она не вынесла одиночества.
Такова версия офицера полиции, только что известившего нас об этом. Ее нашел садовник. Почувствовал запах газа. (Помимо прочего, мы все могли бы взлететь на воздух…) «Мальчики» сейчас в деревне, с папенькой. Старушка плачет, — должно быть, у нее целый склад носовых платков… Похоже, трагедия входит здесь в привычку. Но хотя бы на этот раз я не думаю, что это сотворил он, или же… во время сиесты? Кто-то ходит наверху… Нет, почудилось, наверное; нервы у меня на пределе.
И однако он эту смерть предвидел. Но как бы он посмел? Так быстро? Когда все были дома? Да для этого нужно просто в бешенство впасть.
Слышу, как они возвращаются. Я в кухне. Смех, толкотня, от них пахнет снегом, Рождеством. Бедная малышка Карен, несчастная семья, какая страшная им выпала судьба.
Ну а я-то к чему во всей этой истории?
Дневник убийцы
Мама Карен покончила с собой. Какая печальная новость! Покончила с собой, со страшной силой стукнув себя по голове, а потом эту самую голову запихала в духовку и на всю катушку открыла газ… Несчастная женщина, горе убило ее…
Видишь, Джини, я все наперед знаю. Говорил же тебе, что с ней какое-нибудь несчастье приключится. Ну придет же такое в голову: пускать меня к себе… Не умнее дочери. Должна была сообразить, что из-за снега никто ничего не услышит. Так тихо, правда? Снег приглушает все звуки…
И долго еще ты намерена лезть в мои дела? Без этого тебе уже не прожить? Хочется, чтобы я убил тебя? Тебе и вправду этого хочется, Джини?
Дневник Джини
Ясное дело: блефует. Не убивал он ее. Случайное совпадение. Не верю я этому — понял, грязная свинья? Не верю! Подумать только: не успела несчастная женщина дать мне эту бутылку, как бутылка уже пуста, — что же такое творится, а? Из-за всех этих треволнений у меня совсем пересохло в горле, не могу больше думать ни о чем — хочется спать, смеяться; с каких же это пор я перестала смеяться? Воды, стакан воды… От воды, того и гляди, вырвет. Слышно, как они поют внизу. Доктор, похоже, был не в лучшем настроении: квасил, как сапожник. Наверное, поссорился со своей обожаемой цыпочкой…
До чего же я глупа! Глупа, как гусыня, нет — две гусыни, стадо гусынь: мне же нужно повидаться с этой особой и спросить у нее, с которым из них она… Но нельзя же так прямо и сказать — нужно придумать, на какой козе к ней подъехать. Вдобавок ведь если он увидит, что я кручусь возле нее, то сразу же ее и приговорит? О, водевиль знает… то есть дьявол знает, что такое! Нужно немедленно задрыхнуть.
Мысли мои всецело посвящены памяти матери Карен, на долю которой выпали такие страдания.
Дневник убийцы
Утром я видел, как папа вошел к своей шлюхе. Знал бы он, что мы с ней… Я ведь тоже мужчина. Мне тоже нужно удовлетворять свои потребности. Бедный старый папа, он, похоже, очень спешил. Наверное, они с мамой этим больше не занимаются; нет, не хочу думать об этом.
Я немножко выждал, чтобы убедиться, что он остался там. Надеюсь, эта шлюха не рассказала ему ничего. Если когда-нибудь папа вызовет меня к себе в кабинет и скажет… разумеется, я буду все отрицать. Но это было бы очень неприятно. Лучше всего ей было бы уехать. Если бы я только мог эту старую падаль… но нет, в этом, наверное, увидят сходство со случаем Шэрон и остальными. Везет тебе, мерзкая старая сволочь; от одного лишь воспоминания о тебе меня мутит.
А ты, Джини, отстань от меня — шутить я не в настроении.
Дневник Джини
Вчера вечером опять перепила — это уже входит в привычку. Ну да, знаю, это вошло в привычку уже давно.
Пора подвести итоги. Сделаю это самым аккуратнейшим образом, а потом приму какое-нибудь решение.
Итак:
До Рождества осталось пять дней. (Они, между прочим, как раз репетируют с той самой Клариссой — она им аккомпанирует на пианино.)
Семья состоит из шести человек:
отец — доктор;
мать — сердечница, слегка в маразме: один из ее сыновей погиб;
Марк — стажер в адвокатской конторе;
Кларк — член университетской футбольной команды;
Старк — пишет диплом по информатике;
Джек — учится в консерватории.
Убийца являет собой одного из четырех сыновей доктора Марча.
Данные об убийце:
убивает только женщин;
похоже, совершение убийства доставляет ему сексуальное удовольствие;
любит репу;
любит картофель фри;
ему случается сходить под себя;
плохо себя чувствует: жажда, головокружения, озноб;
ненавидит виски;
любезен и приветлив;
знает латынь (или имеет книгу цитат);
его почерк не принадлежит ни одному из членов семьи;
временами впадает в «мистический» бред;
у него неузнаваемый голос;
он разгадывает все мои мысли;
любит играть;
нуждается в том, чтобы ему уделяли внимание;
хотел бы убить родную мать;
спит с любовницей отца;
убивает всякий раз новым способом;
ему снятся кошмары;
у него хороший аппетит;
не пьет спиртного, а если и пьет, то крайне редко (никто из них не делает этого часто);
очень гордится своей семьей;
меня он ненавидит, боится, презирает;
передвигается бесшумно:
знает все о моем прошлом;
обожает лгать;
в детстве попытался убить свою двоюродную сестру Шэрон (и преуспел в этом десять лет спустя);
намекает, что убил также одного из братьев;
интервалы между убийствами становятся все короче;
постоянно ищет себе оправдание (а вначале, наоборот, был горд тем, что убивает людей ради удовольствия).
Ну вот и все данные; потом перечитаю свои записи, чтобы посмотреть, не забыла ли чего.
Прочие наблюдения:
убийца прячет свои листки, «дневник», в материнском манто, за подбойкой — в ее же спальне, в платяном шкафу;
завел нечто вроде колдовской книги, в которой рисует лица жертв, размалевывает и калечит их;
эпизод с отцовской любовницей — единственное упомянутое им любовное приключение;
мать убийцы, похоже, знает, кто он, или подозревает об этом (знает ли она о том, что другого ее сына убил, безусловно, он же?);
продавец книг сказал мне, что у него есть постоянные покупатели на всякие колдовские штучки;
убийца многократно пытался ночью открыть мою дверь;
однажды он меня усыпил;
напакостил у меня под дверью;
я никогда его не видела (что очень сомнительно!);
за то недолгое время, что я здесь, он убил (или утверждает, что убил): девушку в Демберри, Карен, Шэрон, мать Карен. То есть четыре жертвы. Вынашивает план по убийству любовницы доктора. При таких темпах он, надо полагать, начал не слишком рано, иначе бы это заметили. Значит, в буйство он впал не так уж давно. С тех пор, как я здесь?
А если это — я? Я обожаю жареную картошку и репу, ненавижу виски… Но с докторской-то любовницей я не спала… Совсем уже крыша поехала.
Продолжим, однако, наш контрольный список (красиво звучит, прямо как в аэропорту):
в гараже валяются брюки в клетку, принадлежащие доктору, а убийца Карен был в клетчатых штанах…
убийца — хороший лыжник;
ни разу не «видела», чтобы он казался удрученным совершенными убийствами, кроме случая с Шэрон.
Начинаю повторяться, значит, надо закругляться.
Но почему же мне никак не удается найти зацепку к решению этой задачки? Сглазил он меня, что ли? Страшно хочется сжечь его Книгу. Нельзя: не останется никаких улик. И доказательств.
Да! Последнее замечание: они — «двойняшки». Их безошибочно различают по манере одеваться и причесываться. Но черты лица у всех одинаковые. Ну, этим делу не поможешь.
Он знает, что я пью. Чего уж там скрывать — пью. И он это знает. И пользуется этим.
Надо завязать.
Хорошо знакомое решение. Вот уже три года, как принимаю его время от времени, да что-то толку маловато.
10. ПЕРЕДЫШКА
Дневник убийцы
Гениально! Понимаешь, старушка, просто гениально! Фараоны схватили убийцу Карен! Боженька ты мой, это же со смеху лопнуть можно… Ну и верных же служителей своих ты вознаграждаешь, старина!
Видишь, Джини: не по ту сторону баррикады ты стоишь, с моей стороны лучше — здесь свобода, наслаждение; не та глупая штучка с потираниями друг о дружку, которая у вас в ходу — это не более чем легкая закуска, — нет, здесь можно получить подлинное наслаждение, то, что соприкасается со Злом, Болью, Плотью, — наслаждение открытой кровоточащей раны. Видишь — Бог не любит тебя, Он меня любит и меня вознаграждает!
Они поймали его, поймали убийцу, ля-ля-ля… Утром, когда мы сидели за завтраком, явился тот длинный фараон и сообщил об этом. Джини смертельно побледнела — идиотка, дура толстая, должно быть, вообразила, что он пришел за мной, — и тут сюрприз! Добрая новость! Это сделал один чокнутый парень, у него нет ни дома, ни семьи — случайно забрел в наши края… между прочим, подозревают, что он замешан и в других делах, остающихся не раскрытыми несмотря на всем известную оперативность органов полиции…
Он говорит, что ничего не помнит. Одет в клетчатые штаны, а рубашка испачкана кровью. Очень дурно воспитан: люди видели, как он ногами избивал собаку. Похоже, ему грозит электрический стул, и он его вполне заслуживает: когда человек творит такие ужасные вещи, он должен получить по заслугам — не так ли, дорогуша? Когда фараон рассказал все это, Джини стала еще бледнее, — ты, дорогуша, выглядела не лучшим образом: всматривалась по очереди в каждого из нас, но увидела лишь гладко выбритые щеки, улыбки облегчения на молодых лицах — о, сколько их было! Мама тоже вздохнула с облегчением: разве могла она чувствовать себя спокойно, пока в наших краях бродил такой гадкий садист. Папа, покашливая, сказал: «Прекрасно, прекрасно», а потом, поскольку времени у нас было в обрез, мы поблагодарили фараона (это был лейтенант) и тот ушел. Мы нацепили свои каскетки и лыжные шапочки и уехали. За руль сел Марк. Проехали мимо того фараона — он разговаривал с отцом Карен; папа включил радио.
Ты не оставила мне никакого послания, любовь моя; ты что, почила на лаврах?
Дневник Джини
Сегодня утром явился фараон — тот длинный, тощий, с усами, кажется лейтенант; и — нате вам: они поймали убийцу… Приятная новость, ничего не скажешь! Я внимательно следила за ними, а они, заканчивая завтракать, говорили: «Отлично, не прошло и полгода» и все прочее в том же духе. В какой-то момент мне показалось, что Старк ухмыляется, но он тут же отправился за своим портфелем, а когда вернулся, посмотрел на меня — выглядел он самым обычным образом. Старушка вздохнула. Да, она, надо думать, почувствовала большое облегчение!
Они ушли. Я услышала, как отъехала машина. За рулем сидел Марк, в окно я увидела лейтенанта — прямо напротив дома, — отец Карен размахивал руками и отталкивал его. Вот бедолага: и жена, и дочь…
Я выбежала из дома (без пальто, мне сразу стало холодно): «Месье! Месье!». Фараон обернулся: «Да, мадемуазель?» — «А вы уверены, что это — он? С чего вы взяли, что это именно он?» — «Не бойтесь, он во всем признался; но если вам что-нибудь известно, вы должны рассказать нам об этом». — «И на его одежде кровь Карен?» — «Еще неизвестно, мы ждем заключения лаборатории; не волнуйтесь, я буду держать вас в курсе».
Потом он сел в свою тачку, кивнул мне на прощание и с улыбкой укатил. Очень даже ничего, когда улыбается. Ей-богу, если бы такое было возможно, я сказала бы, что он мне симпатизирует!
Сейчас пойду взгляну, нет ли каких вестей от моего дружка. Утром времени не было подняться наверх. И желания тоже. Хочется закрыть глаза и ждать…
Идиот поганый. Сволочь. Раздавить бы его, морду башмаком в лепешку разбить! Стоп: хватит, успокойся, девочка моя, нацепи-ка лучше передник да займись жратвой в ожидании, пока с тобой сведут счеты. Если бы только эта треклятая кровь могла быть кровью Карен, а все это — дурной шуткой!
О, спасибо, спасибо — мне только что звонил лейтенант: это действительно кровь Карен, о, спасибо; значит, ее убил действительно он, этот Эндрю Как-БишьЕго, ее убил он — ох, все оказалось шуткой, глупой шуткой, а я все это время верила такой чепухе! О-ля-ля, я реву; вечером за ужином сообщу им новость; но что за идиотская игра! Сейчас быстренько ополосну лицо — уже опаздываю.
Дневник убийцы
Это действительно кровь Карен. Ну конечно. Убийца действительно Эндрю. Тайна раскрыта. Браво, Джини, ты выиграла — заставила помогать тебе, но выиграла — хорошо я тебя провел, а? Ты была так довольна, когда торжественно трубила об этом за столом, и мама — тоже, и папа — само воплощение радости и веселья; нынче вечером мы пели, как ангелы. Итак, конец нашей маленькой игре?
Жаль, она здорово забавляла меня. Мы все неплохо позабавились: девчонка из Демберри, Шэрон и все прочие; а потом дураки фараоны все испортили.
Сходи прогуляйся по кладбищу — уверен, что все они повылезали из своих ящиков, дабы отметить хорошую новость. Может, даже заглянут к тебе ночью — распить бутылочку шампанского…
Спокойной ночи, Шерлок Холмс. Спи спокойно — все в полном порядке. Vade retro[3], дурные мысли, — убийца под замком. Аллилуйя, аллилуйя!
Не очень-то мне нравится эта Кларисса: манеры у нее скаутские, глаза вечно опущены, губы поджаты, — в постели она, конечно же, так не ломается… А ты, дружище, что об этом думаешь?
Дневник Джини
Больше ты меня не проведешь. Я слышала, как с четверть часа назад ты поднимался наверх, пока твои родственнички болтали внизу. Пойти посмотреть не было никакой возможности, потому что как раз в этот момент Кларисса затеяла со мной разговор (ей захотелось посмотреть мою комнату). Я убить ее была готова, дубину стоеросовую! А когда я все-таки выглянула, никого уже, конечно, не было.
Все двери в коридоре были закрыты. Я скорей пошла туда. И все прочитала.
Оставила ему такую записку:
«Кончай играть. Ты славно посмеялся, я — тоже, а теперь завязываем. В любом случае Эндрю Как-БишьЕго сознался во всех убийствах, исключая, конечно, смерть Шэрон. Но с Шэрон произошел несчастный случай, и тебе это прекрасно известно, даже если ты и отказываешься поверить в это, потому что ты любил ее, правда? (Последнее я зачеркнула — как если бы пожалела о том, что написала это.) Может быть, теперь мы могли бы встретиться с открытым забралом… если, конечно, стыд за то, что ты наделал, не помешает тебе».
Наконец-то мне выдалась хорошая ночка — ни судорог, ни страха и никакой тебе пушки, — шик, блеск, красота; а он еще думает, что нагнал на меня страху Клариссой — смешно.
Интересно, а мать Карен тоже убил тот псих? Забыла спросить это у фараона.
Да нет, это было самоубийство. Цепочка совпадений. А поскольку он не способен выдержать реальности смерти, то приписывает ее себе; делает вид, будто имеет над ней какую-то власть, изображает из себя нечто вроде Бога; ну а мне сейчас не до этого! В постель, скорее в постель — по части сна мне столько предстоит наверстать!
Внизу какой-то шум. Может, вор забрался? Пойти взглянуть? Нет, ложусь спать.
Пойду, но возьму с собой магнитофон. Пусть хотя бы мой последний вздох будет записан на пленке.
Алло, алло, — до чего же потешно в полночь, когда вокруг тебя падает снег, что-то шептать в магнитофон; нигде ни огонька — забавно смотреть на дом со стороны; я окоченела, в поле зрения — никого; скорей назад — эта маленькая прогулка меня взбодрила, рила, рила, ляля-ля; пою с утра до ночи, пою я что есть мочи; коченею, брр-брр, метель окружила меня, брр-брр, Джини в рубахе ночной воров гоняет во тьме — это вполне в духе Джини!
Скорее, скорее домой; эта дурацкая дверь вечно сама закрывается — но что это с ней? Похоже, ее заклинило… Чертов холод — пардон, господин магнитофон, но холод, куда ни крути, все-таки чертов; откроешься ты или нет, подлая дверь? Похоже… ручка не поворачивается — они закрыли ее на собачку, эти!.. Сейчас мне придется звонить…
Оглохли они там, что ли? Нет, но как же это! Как будто специально! Но, черт возьми, эту дверь хоть высаживай — никто даже не пошевелится!
Мне холодно… Должно быть, минус десять, а я в халате, но, в конце концов… что за дела! Вот, вот, вот вам — это-то их, глухих тетерь, разбудит; сейчас я ее в щепки разнесу, эту дверь; прошу вас: придите кто-нибудь, откройте, прошу вас… Он убил их всех, а меня оставил подыхать на улице: «Сожалею, лейтенант, опять несчастный случай…» Идея: телефон — пойду-ка я к отцу Карен…
Его машины нет на месте, — наверное, опять уехал куда-то. Я уже ни рук ни ног не чую, того и гляди, свалюсь; они должны открыть, они специально затаились; вот-вот потеряю сознание, я так дрожу, что слова в горле застревают; откройте же эту дверь, черти бы вас съели!
Дневник убийцы
Холодная выдалась ночка. Похоже, под дверью скулит и скребется какое-то животное. Бедненькое — в такой-то холод, — бедное маленькое животное! Прощай, Джини.
Дневник Джини
«Вы с ума сошли, Джини, такой тарарам устраивать? (Это сказал доктор, открывая мне дверь.) Мы ничего не слышали, девочка моя; вы знаете, когда все двери закрыты…» — «Но кто закрыл на собачку?» — «Понятия не имею. Ну ладно, поздно уже, спокойной ночи!» — «Спокойной ночи». Старый негодяй! Взять бы его да убить! Прослушала запись, забавно: голос на пленке дрожит… да, забавно… можно сказать.
Пью очень горячий грог. Ну попадись мне тот фрукт, что закрыл дверь на собачку! Я наверняка подхватила грипп.
Чихаю без передышки! Знобит — боюсь, у меня температура; ночка выдалась ужасающая: я вертелась с боку на бок и потела, как корова! Светает; спущусь вниз — до чего же здесь плохо топят!
Дневник убийцы
Слышно, как Джини спускается по лестнице; она кашляет, бедняжка, — должно быть, простудилась; что за странная идея ей взбрела в голову: в метель шататься по улице, — женщины и в самом деле непредсказуемы. ..
Слышу, как она, дорогуша, кашляет — до чего же ее жалко… Хочешь, утешу тебя в своих объятиях?
Джини
Я, дорогуша, не имею привычки спать с ни на что не способными мальчишками; давай-ка ты лучше и дальше будешь тешить сам себя, как и положено в твоем возрасте.
Дневник убийцы
Мерзавка! Вот увидишь, что я с тобой сделаю, увидишь, как крепко я обниму тебя — так крепко, что твой гадючий язык наружу вывалится!
Тебе следует принять какие-нибудь антибиотики: надоело слушать твой кашель, к тому же за столом это вызывает отвращение.
На Рождество я убью Клариссу. Она, когда играет на пианино, открывает рот, и эта вонючая черная дыра вызывает у меня омерзение, мешает сосредоточиться на песне: оттуда несет горячей самкой — совсем как от тебя, дорогуша.
Знаешь что? Проявлю-ка я великодушие: готов поменять Клариссу на тебя. Выбирай. Ты же так любишь делать добро.
Не забудь. В Рождественский вечер. Через четыре дня.
Дневник Джини
Опять за старое! Нет, мне и впрямь уже надоело! Прекрасно знает, что сцапали Эндрю; все-таки любым шуткам должен быть какой-то предел! Я теперь полностью его игнорирую, ничего не пишу. Целый день все только и делали, что носились вверх-вниз по лестнице. На носу каникулы — опять все четверо будут вертеться под ногами. Так или иначе, решено: выслежу его и наконец-то увижу его физиономию — теперь я уже ничем не рискую. «В Рождественский вечер» — сплошная мелодрама, смени пластинку, сынок.
А как быть с Книгой? О, придумала: запишу для него кое-что — совсем чуть-чуть — на пленку… И засуну туда. Сразу же после обеда я демонстративно (тоже трудное слово) поднимусь наверх. И спуститься не успею, как он устремится туда; вот тут-то я вернусь и его застукаю… Если бы из носа так не текло, мне бы, наверное, петь захотелось!
Дневник убийцы
Джини только что поднялась наверх, я видел ее: усмехалась с хитрым видом. Что же ты нам приготовила, Джини? Надеюсь, что-нибудь получше твоей стряпни. Пойду взгляну.
Взгляну, что за ловушечку мне расставила наша домработница. И тем не менее приму кое-какие меры предосторожности. Старого воробья на мякине не проведешь, Джини, а я в этом деле — старый воробей, опыта мне не занимать…
Вот, значит, как… Думаешь, меня это сколько-нибудь задевает, а мне плевать на то, что в данную минуту ты сжигаешь ее, ясно? Плевать; я слышу, как трещат смятые листки, слышу, как пламя сжирает их; Книга, моя Книга, — о, ты не ведаешь, что творишь, и прекрати немедленно это глупое заклинание, Джини, ты покушаешься на мою жизнь, хочешь лишить меня жизненной силы.
Я включил магнитофон и говорю с тобой. Ты слышишь меня? Слышишь мой голос? Ты только что подписала свой смертный приговор, сволочь; твои слова бессильны против меня: я очертил мелом круг, я защищен от них, защищен — noli me tangere[4], — Джини; я тоже знаю слова, способные пройти сквозь стены и разить, словно камни. Ты, идиотка, лишила жизни Книгу и — в то же время — саму себя: это твоя жизнь уходит из вен под треск злодейски разведенного тобой огня, да, ты — злодейка; чувствую, сюда кто-то идет, это ты, да, это ты, я слышу твое дыхание…
Дневник Джини
Он был там! Я едва не сцапала его! Он был там: шептал, склонившись над магнитофоном, я слышала его злобный голосишко психа — он стоял ко мне спиной… Нет, все было вовсе не так, вот как это было:
Я неслышно поднимаюсь по лестнице, слышу шепот — то громче, то тише, — словно два переплетающихся голоса. Сдерживая дыхание, останавливаюсь под дверью, резко отворяю ее и вижу чью-то спину — чью-то спину в меховом манто, и этот кто-то говорит в магнитофон; какое-то мгновение я все это вижу, поднятый воротник манто скрывает опущенную голову, и я думаю: это была Она, Она — ничего другого мне на ум не приходит. Она оборачивается, на ней маска — все происходит так быстро, — смеющаяся маска, какие надевают в канун Дня всех святых.
Я бросаюсь вперед, она — тоже, у меня в руке револьвер, я сжимаю его, но тут происходит невесть что: манто оказывается у меня на голове, я отбиваюсь, не стреляю, потому что револьвер падает на пол, а я тут же получаю удар в живот, причем очень сильный — съеденный обед из желудка перекочевывает в рот, — складываюсь пополам, кто-то сжимает у меня на голове манто; «Я больше не играю, — кричу я, — чур, больше не играю!» Револьвер лежит рядом со мной, чья-то рука поднимает его. Я кричу: «Нет! Нет!» — «Джини? (Голос Старушки.) Джини, где вы?» Меня толкают, я падаю, сбрасываю манто — пушки нигде нет, — бегу сломя голову, спускаюсь по лестнице, останавливаюсь внизу.
Старушка накрывает на стол к чаю, доктор читает газету, Марк включает телевизор, Старк ищет какой-то журнал, Кларк смотрится в зеркало у входа, Джек сидит за пианино — звучат первые аккорды национального гимна. Я задыхаюсь, кашляю. «Джини, на что вы похожи — посмотрите на себя в зеркало, в чем дело?» — спрашивает доктор, глядя на меня поверх газеты, и тут же опять утыкается в свое чтиво.
На какой-то миг у меня возникает ощущение, будто все они улыбаются — смеются себе под нос — надо мной. Я отомщу за себя, черт возьми, обязательно отомщу!
Револьвера у меня больше нет. Он забрал его. Что же делать? Он меня скоро убьет? Да нет, убийца же не он, а Эндрю… Ох уж этот кашель — кашляю не переставая, я нездорова… Снова поднялась наверх — убрать манто. Возле двери висела та маска; я перегнулась через перила, спросила: «Чья это маска?» Они пожали плечами, а я швырнула ее в мусорное ведро. Забрала магнитофон и долго слушала его голос — совсем спятил, бедняга!
Выбросила пепел, оставшийся от книжки: теперь все это никому уже не нужно. Мне никогда не узнать, кто он такой, но с этим делом пора завязывать, ведь в конечном счете главное — чтобы этот кошмар прекратился.
11. ВТОРОЙ РАУНД
Дневник Джини
За два дня — ничего. Мертвый штиль. Они преспокойнейше готовятся к празднику. Купленные книжки я убрала на полку. После Рождества уеду. Не думаю, что он станет разоблачать меня: это тоже была игра, часть нашей игры. Жаль, что разгадки я так и не узнаю. Мне немножко грустно. Может, оттого, что чувствую: этот период моей жизни закончился и мне снова нужно отправляться в неведомые края. А в душе я совсем не путешественница и уж подавно — не образцовая прислуга. Хватит ныть, пойду-ка лучше помогу им все развесить и расставить.
Интересно, почему он больше не пишет. Наверное, для него игра тоже закончилась. На животе у меня синяк — там, куда он ударил, — здоровенный синяк, и он все время болит; что за жестокость… все-таки, должно быть, он немножко не в своем уме…
Хочется начать собирать вещи. Звонит телефон. кто-то снял трубку. Который час? Одиннадцать. Поздновато для телефонных звонков… Интересно, кто это может быть… Пойду узнаю. Пока.
Любопытно. Подружка доктора не вернулась домой. Муж волнуется. Доктор тоже — совсем побледнел, пытается скрыть это, но и слепому ясно, что волнуется.
Старушка что-то бормочет; мальчишкам плевать на все с высокого дерева: Старк смастерил электронную игру, и они просто с ума посходили от радости. Интересно, с чего вдруг эта толстая хрюшка в бега подалась… А, не мое дело.
Странное какое-то беспокойство накатило.
Дневник убийцы
Она не вернулась домой, муж волнуется. Что ты об этом думаешь, дорогой дневничок? Плохо, плохо… Может статься, какой-нибудь подонок решил поразвлечься с ней… У железнодорожного моста, к примеру, под стук колес — никто ничего не услышит, — в таких сомнительных местах не стоит шляться женщинам… Бедным беззащитным женщинам.
Игра, которую смастерил Старк, очень занимательна. Все партии выиграл Кларк, у Марка результаты хуже всех, Джек играет неплохо, но все время отвлекается. Ладно, пойду спать. Предстоит тяжелый денек.
Дневник Джини
Сейчас около трех ночи. Холодно. Я все еще кашляю. Глаза слезятся. Не уснуть: трудно дышать. Завернувшись в одеяло, сижу и думаю. (Сейчас включу магнитофон — так будет легче: руки совсем окоченели.)
О чем же я думаю? Сама не знаю. Сморкаюсь. Ну и звук — можно подумать, у меня горн вместо носа вырос! Внизу кто-то ходит. Наверняка один из мальчишек: попить захотелось. Скоро сяду в автобус и через всю страну поеду к солнцу, куплю себе мексиканскую шляпу и — вперед! Вот это жизнь!
Телефон звонит. Что случилось, почему никто не берет трубку? Не хочу туда идти, не хочу, не в такое же время; сердце колотится, ну вот — кто-то спускается, звонки прекратились; ой, как оно колотится…
Ничего не слышно, — похоже, что-то случилось… «Джини, идите скорее сюда, Джини!» Голос доктора! Что ему от меня нужно в три часа ночи, спятил, что ли! Где мой халат? «Джини, случилось несчастье, приготовьте мне чаю, я должен уехать!» Сам не может его себе приготовить! Где мои б… тапки? Вот они! «Иду, месье, иду!»
Дневник убийцы
Звонил телефон. Сейчас 3.15 ночи. Трубку снимал папа. Я как раз слонялся внизу, едва успел подняться к себе. В комнате Джини раздавался какой-то шепот. Папа позвал Джини, теперь она возится на кухне, а папа одевается, он разбудил маму — та ничего не слышала (принимает снотворные — хоть из пушки стреляй, не разбудишь), она зевает, тихонько его о чем-то расспрашивает, все мы насторожились: случилось что-то плохое, нам последнее время действительно не везет… Вижу какой-то огонек снаружи, он мигает, — должно быть, полиция; неужели папа сделал что-то нехорошее? Бедный папа, если он снова окажется в тюрьме…
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
|
|