Осмотрев Алану, доктор Гудман заявил, что все в порядке. Ребенок, по его прогнозам, должен был родиться в начале осени.
      Вероятно, все слуги уже знали о ее состоянии, потому что они с ног сбились, стараясь ей угодить. В комнате молодой хозяйки всегда стояли вазы с фруктами, при составлении меню явно учитывалось, что будет полезно малышу, а что – нет. По настоянию доктора Алана ела много овощей, молочных продуктов и рыбы.
      С тех пор, как Николас узнал о беременности жены, он почти никуда не отлучался из дома, завтракал, обедал и ужинал вместе с ней, был очень заботлив и предупредителен.
       День клонился к вечеру. Николас и Алана сидели в кабинете. Николас углубился в какие-то свои записи, а она уютно устроилась в шезлонге у окна, которое выходило в сад. В последнее время она стала быстро утомляться. Вот и сейчас веки ее отяжелели, и ей неудержимо захотелось смежить их… только на минутку…
      Она проснулась от того, что Николас склонился над ней и озабоченно пощупал ее лоб.
      – У тебя усталый вид. – В его голосе теперь часто звучала нежность.
      Алана посмотрела в его зеленые глаза и чуть было не утонула в них снова, как в лучшие времена… Но, избегая соблазна, поспешила отвести взгляд.
      – Да, я немного устала, – согласилась она. – Пойду прилягу.
      Но только она шевельнулась, как Николас подхватил ее на руки и предложил:
      – Я тебя отнесу.
      Доброта мужа действовала на Алану обезоруживающе, она была теперь еще более незащищенной и уязвимой, чем прежде. Однако ее протесты вызвали бы лишние обиды, да и сил на споры у нее не было. Поэтому Алана покорно положила голову на плечо Николаса, и он легко поднялся со своей драгоценной ношей по лестнице.
      – Может, тебе нездоровится, Алана? – с тревогой спросил Николас, положив ее на кровать.
      – Нет, все хорошо. Я только стала немного неуклюжей. И потом, мне не нравится, что вокруг меня так все суетятся.
      Николас присел на край кровати и взял жену за руку.
      – Придется к этому привыкнуть, дорогая. Ты ведь носишь под сердцем будущего наследника Беллинджер-Холла.
      – Николас, – не выдержала Алана, – я никак не могу взять в толк, почему тебя это так воодушевляет. По-моему, когда мы поженились, ты и мысли не допускал, что от нашего союза может родиться дитя.
      – А ты допускала?
      – Вообще-то да.
      Николас бросил на нее пронзительный взгляд и сказал как бы между прочим:
      – Я должен отлучиться денька на два. Но ты не волнуйся, при тебе неотлучно будет Китти.
      Алана кивнула, не отваживаясь попросить мужа остаться. Расспрашивать, куда он собрался, она тоже не стала, хотя ее сжигало любопытство.
      – Ты… очень несчастна здесь, Алана? – неожиданно сказал Николас.
      – Я всегда чувствовала себя в вашем мире чужой, – вздохнула она. – И нередко тоскую по своей беззаботной жизни в шайенском селении. Здесь у вас столько сложностей, столько условностей!
      – Но ты достойна гораздо большего, чем прозябать в нищете среди индейцев! – возразил Николас. – У тебя недюжинный ум и тонкая, богатая натура. Тебе быстро наскучила бы такая примитивная жизнь.
      – Не думаю, Николас, – покачала головой Алана. – Там у меня была любовь, а мне этого вполне достаточно для счастья. Мне не нужна роскошь. Это все поверхностное, пустое…
      – Значит, ты еще не забыла Серого Сокола? – ревниво поинтересовался Николас.
      – Не забыла.
      Алана сморгнула слезу. Она и вправду часто вспоминала Серого Сокола, но эти воспоминания были теперь окрашены тихой печалью, ведь ее чувства к нему не шли ни в какое сравнение с любовью к Николасу, которая затмила собой все.
      Но признаваться в этом она не желала.
      Николас вздрогнул, как от удара, и спросил каким-то чужим, скрипучим голосом:
      – Ну, а для нас с ребенком в твоем сердце совсем не найдется места?
      – Отчего же не найдется? – спокойно ответила Алана. – Моя бабушка всегда говорила, что любовь похожа на дом со множеством комнат. И что у любви нет ни начала, ни конца. Чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что она была права.
      – Ты совсем меня запутала! – с досадой воскликнул Николас.
      – Это неудивительно, – пожала плечами Алана. – Тебе ведь неведомо, что такое любовь.
      Николас отвернулся.
      – Может, оно и так. Во всяком случае, для меня это что-то давно позабытое.
      Алана чуть не застонала от тоски.
      Ей так хотелось признаться мужу, что любовь к нему переполняет ее сердце и в нем почти не осталось свободного места для всего остального! Но гордость сковала ее язык.
      – Мне одиноко без тебя, Алана, – внезапно прошептал Николас, привлекая ее к себе. – Зря я отселил тебя в отдельную комнату.
      Он надеялся, что она согласится с ним, но Алана молчала. Во рту у нее вдруг пересохло.
      Николас подождал и, не дождавшись ответа, понуро попросил:
      – Не вычеркивай меня из своей жизни, Алана. Я, конечно, совершил много ошибок, но…
      – Увы, ошибался не только ты. Я тоже виновата. Мне не следовало выходить за тебя замуж, – со вздохом ответила Алана. – Но до приезда в Беллинджер-Холл ты был другим, и я надеялась, что мы будем счастливы.
      Николас сжал губы и отвел взгляд.
      – Как бы там ни было, ты носишь моего ребенка. – Он встал и направился к двери. – Не бойся, я не стану требовать от тебя исполнения супружеского долга!
      Она протянула к нему руку, но он скрылся за дверью, бросив через плечо:
      – Береги себя!
 
      Лилия протирала пыль в небольшой библиотеке Сандерсона, когда экономка сообщила, что пришел гость. Лилия не удивилась: после ее переезда к Барнарду к ним нередко наведывались его друзья.
      – Я приму его в гостиной, – сказала она и, торопливо сняв фартук, пригладила растрепавшиеся волосы.
      Но в гостиную пройти не успела, потому что из-за плеча экономки послышался голос Николаса:
      – Здравствуй, мама!
      – Николас! – схватилась за сердце Лилия. – Николас…
      Он медленно приблизился. От его пристального и пристрастного взора не укрылось, что на щеках Лилии играет здоровый румянец, а глаза молодо блестят.
      – Ты прекрасно выглядишь, – с напускным равнодушием заметил Николас, но в его голосе звучала горечь.
      – Женщины частенько хорошеют от счастья, – ответила она, стойко выдерживая его взгляд.
      Он кивнул на стул, приглашая ее сесть, а сам остался стоять.
      – Я приехал сюда по целому ряду причин, – после некоторого колебания сухо произнес Николас. – Прежде всего я хочу поздравить тебя с замужеством.
      Лилия вздрогнула и напряглась, ожидая, что за этим последует какое-нибудь саркастическое замечание, однако Николас молчал.
      – Я счастлива, – просто сказала она. – Нет, я не надеюсь, что ты меня поймешь или простишь, сынок. Однако жизнь так коротка, а мне хочется хоть немного побыть счастливой. Сначала я жила для твоего отца, потом для тебя. Теперь настало время пожить немного для себя. Я считаю, что это будет справедливо.
      Лицо Николаса было непроницаемым.
      – В последние дни я много думал о прошлом и вспомнил об отце немало такого, что раньше предпочитал похоронить в глубинах своей памяти. К примеру, я пытался припомнить, был ли он с тобой ласков. И, к моему великому сожалению, оказалось, что нет. Зато ты, насколько я помню, вечно старалась ему угодить, примирительно улыбалась в ответ на его грубости, делала вид, будто не замечаешь обид…
      Лилия погладила Николаса по плечу:
      – Не надо, сынок. Лучше почаще вспоминай о том, что отец тебя обожал. Ты заменял ему целый мир.
      – А еще я вспомнил, – словно во сне, не слыша ее, продолжал Николас, – как он использовал меня в борьбе с тобой. Не знаю, почему ему так хотелось заставить тебя страдать. Я это тоже позабыл. Наверное, не хотел дурно думать о покойнике. Ведь о покойниках плохо не говорят.
      – Не растравляй себе душу, Николас. Все это уже в прошлом, – прошептала Лилия.
      – Я не хочу сказать, что твой новый муж станет мне вторым отцом, – продолжал он, – и даже не думаю, что мы с ним подружимся. Но, видимо, в нем есть нечто необыкновенное, раз он тебе так дорог, мама.
      Глаза Лилии омылись слезами.
      – О, Николас! Мы с ним любим друг друга, – всхлипнула она. – Очень любим. Если б ты узнал Барнарда поближе, ты бы понял, какой он замечательный человек.
      – Погоди, мама, не торопи события. Дай мне время свыкнуться с этой мыслью, – возразил Николас и добавил, переплетя свои пальцы с пальцами матери: – Я причинил тебе много горя, и мне нет оправданий. Но я постараюсь измениться. Честное слово! Прости меня.
      – Ты ни в чем не виноват, сынок. И я тебя ни о чем не прошу. Только навещай меня иногда, хорошо? – Лилия пытливо вгляделась в его лицо. – Алана рассказала тебе, что произошло в ночь смерти твоего отца?
      – Нет, она до сих пор держит это в тайне. Но моя жена заставила меня многое переоценить, на многое посмотреть иными глазами.
      – Алана – необыкновенная женщина. Она очаровывает всех. Дотти уверяет, что полюбила ее, как родную дочь. А я… я не могу тебе описать, как я счастлива, что судьба послала мне такую невестку.
      Николас помрачнел:
      – Вам везет – вы сумели завоевать ее любовь. А меня она только терпит.
      – Неправда, Николас! Алана тебя любит. Горячо любит.
      Николас высвободил руку и встал:
      – Я приехал не для того, чтобы ты убеждала меня в ее несуществующей любви. Я привез тебе радостное известие.
      Лилия вопросительно подняла на него взгляд.
      – Осенью я стану отцом, – сказал Николас. Лилия ахнула и бросилась к сыну. Он замер. Она было испугалась, что Николас ее оттолкнет, но он обнял Лилию за плечи и крепко прижал к груди.
      – Я почему-то никогда не задумывался о том, что могу стать отцом, – признался Николас. – Но когда узнал о ребенке, сразу вспомнил, как много ты для меня значила в детстве. И почувствовал, что непременно должен к тебе приехать.
      – Я люблю тебя, Николас, – прошептала мать. – Спасибо, что ты меня простил.
      Он прикоснулся губами к ее щеке.
      – Ты тоже меня прости, хорошо?
      – Конечно, сынок.
      Николас еще раз поцеловал мать и отступил назад.
      – Мне пора. Завтра возвращаюсь домой, а у меня еще есть дела.
      – Николас! – робко окликнула его Лилия.
      – Да, мама?
      – Пожалуйста, передай Алане, что я за нее рада. И еще… если ты не возражаешь, я навещу вас еще до рождения младенца.
      – Приезжай, – кивнул Николас. – Для тебя двери нашего дома всегда открыты. Но только не привози с собой Сандерсона. Его я видеть не хочу… во всяком случае, пока не хочу.
      Понимая, что сын и так пошел ей на огромные уступки, Лилия не стала просить о большем.
      – Да-да, я прекрасно тебя понимаю, сынок, – сказала она. – И Барнард тоже поймет, я уверена!
      – До свидания, мама.
      Глаза Лилии сияли от счастья:
      – До скорой встречи, сынок!
      Николас поехал домой с легким сердцем. Теперь, когда долгожданное примирение с матерью состоялось, все его мысли были о ребенке, будущем наследнике Беллинджер-Холла. Связь поколений не прервется, потому что осенью, когда на свет появится младенец, род Беллинджеров продолжится.
      Николаса переполняла гордость. Уже не одно десятилетие жизнь Беллинджеров была связана с этой землей. Здесь они жили, трудились и умирали. И он надеялся, что так будет всегда.

      Китти привела Алану на чердак, и они все утро перебирали детские вещи, хранившиеся в сундуках.
      – Какое чудо! Ты только полюбуйся, Китти! – воскликнула Алана, увидев деревянную колыбельку, в которой когда-то баюкали Николаса.
      При мысли о том, что теперь в этой колыбели будет лежать их ребенок, на губах Аланы заиграла счастливая улыбка.
      – Хорошо, я попрошу Эскью, он отнесет колыбель в комнату, где у Николаса в свое время была детская, – пообещала Китти. – Да ты не трогай ее, она в пыли!
      Алана послушно отошла в сторону и взяла в руки крошечное платьице, тоже принадлежавшее когда-то Николасу.
      – Это платьице ему сшила сама Лилия. Ей будет приятно узнать, что оно снова пригодилось, – сказала Китти с тихой нежностью.
      Уложив понравившиеся вещички в большой чемодан, Алана направилась было в свою спальню, но вдруг услышала, как Эскью с кем-то разговаривает в прихожей. Остановившись на лестничной площадке, она посмотрела вниз и увидела прелестную женщину в малиновом дорожном костюме. Черноволосая румяная незнакомка была примерно одного роста с Аланой, но по сравнению с ней казалась сейчас стройной, гибкой тростинкой.
      – Николас дома? – спросила дама у дворецкого.
      – Нет, миссис Артур, – покачал головой Эскью. – Мы его ожидаем только завтра.
      Алана побледнела. Неужели это Мадлен Артур? Теперь понятно, почему Николас не поленился поехать в Северную Каролину. Мадлен – писаная красавица!
      Однако тут же в груди Аланы вскипел гнев. Да как посмела эта наглая особа явиться к ней в дом! Алана не допускала и мысли, что Николас ее пригласил. Нет, он не настолько опрометчив, чтобы сводить под одной крышей жену и любовницу…
      В жилах Аланы недаром текла кровь шайенских вождей. Она привыкла смотреть опасности в лицо и медленно сошла по лестнице вниз, намереваясь дать сопернице бой.
      Увидев хозяйку, Эскью сказал:
      – Госпожа, это миссис Артур. Она приехала к мистеру Беллинджеру, а я был вынужден ее разочаровать, ведь хозяин приедет не раньше завтрашнего утра.
      Алана была сама вежливость. Ни единым жестом не выражая своего неудовольствия, она кивнула:
      – Да, муж в отъезде. Но, может быть, я могу вам чем-либо помочь, миссис Артур?
      Мадлен улыбнулась и произнесла с мягким южным акцентом:
      – Так вот вы какая! А я все гадала, ради кого Николас отрекся от холостяцкой жизни. Что ж… вы еще очаровательней, чем я думала.
      Говоря это, она беззастенчиво рассматривала Алану, особенно ее большой живот.
      – Я, право, не подозревала, что вы в интересном положении, – протянула она.
      Глаза Аланы превратились в две синие льдинки.
      – Вы, должно быть, устали с дороги, миссис Артур. Хотите чего-нибудь освежающего?
      – Пожалуй, не откажусь. Путь из Шарлотты и впрямь неблизкий.
      – Эскью, принесите в гостиную холодного лимонада, – приказала Алана.
      Дворецкий удалился, а соперницы продолжали оценивающе разглядывать друг друга. Алана украдкой покосилась на свое запылившееся платье и почувствовала себя замарашкой. Если б она знала, с кем ей придется столкнуться внизу, она хоть чуть-чуть привела бы себя в порядок!
      Они долго молчали, затем Алана сказала:
      – Насколько я понимаю, мой муж приобрел у вас лошадей, миссис Артур.
      – Да, и потому я здесь. В табуне, который он купил, есть очень породистые лошади, я не могу доверить их перевозку посторонним.
      Однако Алана была не в настроении играть в кошки-мышки и спросила:
      – Вы что, всякий раз оказываете такие услуги покупателям?
      Мадлен улыбнулась, неторопливо стягивая с пальцев черные кожаные перчатки.
      – Вы весьма проницательны и видите меня насквозь, миссис Беллинджер. Скажите, вы сразу догадались, что я приехала ради Николаса?
      Алана была потрясена таким бесстыдством, но, по-прежнему не выдавая своих чувств, спокойно ответила:
      – Да, я сразу догадалась, но мне до сих пор непонятно, почему вы взяли на себя смелость приехать сюда. Зная моего мужа, я никогда не поверю, что вы сделали это с его одобрения.
      На губах Мадлен промелькнула усмешка.
      – Боюсь, вы не совсем правильно все понимаете, миссис Беллинджер. Да, мои чувства к Николасу это нечто большее, нежели мимолетный интерес, но уверяю вас, он вовсе не интересуется мною. В юности мне, правда, казалось, что я ему дорога, но, как выяснилось, я обольщалась на сей счет.
      Алана недоверчиво посмотрела на соперницу.
      – Это правда, – вздохнула Мадлен. – Чего я только не делала, разве что на голову не вставала, лишь бы привлечь внимание Николаса, но все было зря. С тех пор, как он на вас женился, его не узнать – такой серьезный, степенный… Теперь он смотрит на меня холодно, как на незнакомую. Так что лошади – это просто благовидный предлог, а на самом деле мне безумно хотелось посмотреть на женщину, которой удалось приручить Николаса Беллинджера. Ведь до вас, дорогая, это никому не удавалось.
      Алана все еще не отваживалась поверить Мадлен Артур.
      – Ну и к какому выводу вы пришли, увидев меня? – прищурилась она.
      – К неутешительному для себя, – вздохнула Мадлен Артур. – Именно такая женщина ему и нужна: красивая, хорошо образованная, светская. Но при этом – позвольте уж мне высказать мои предположения – вы дама с характером. С вами не соскучишься. Я в этом убедилась, пока он гостил у меня. Николасу не терпелось вернуться домой.
      Мадлен Артур отчаянно льстила Алане в надежде завоевать ее расположение и таким образом получить возможность получше узнать сильные и слабые стороны соперницы. Однако Алана не клюнула на эту удочку.
      – Мотивы тех или иных поступков не всегда бывают сразу ясны, миссис Артур, – сказала она. – Может, Николасу хотелось поскорее расстаться с вами, а вам показалось, что он рвется домой.
      Мадлен вскочила и принялась судорожно натягивать на руки перчатки.
      – Я вижу, что совершила большую ошибку, приехав сюда, – пробормотала она. – Хотя у меня, собственно, и не было особых иллюзий… я с самого начала понимала, что совершаю глупость, но… Простите, что потревожила ваш покой, миссис Беллинджер.
      – Вы влюблены в моего мужа, миссис Артур, и я не могу приветствовать то, что вы попытались обманом проникнуть в мой дом, – сурово сказала Алана.
      Мадлен натянуто улыбнулась:
      – Разрешите откланяться, миссис Беллинджер. Не ругайте Николаса, когда он вернется. Он тут ни при чем. Его бы моя выходка возмутила не меньше, чем вас.
      – Счастливого пути, миссис Артур, – холодно промолвила Алана.
      Мадлен молча повернулась и пошла к выходу. Но на пороге остановилась и сказала:
      – Как же вам все-таки повезло, что Николас вас любит! Не знаю только, способны ли вы оценить его любовь.
      Алана ничего не ответила, но в душе была уверена, что Мадлен Артур заблуждается. Николас не любит ее и никогда не полюбит. Надеяться тут совершенно не на что.
       Подойдя к окну, она угрюмо смотрела вслед удаляющемуся экипажу, в котором уезжала незваная гостья. Алана была страшно зла на нахалку, которая посмела вторгнуться в чужое гнездо. В индейском селении это не сошло бы ей с рук, шайены не потерпели бы подобного оскорбления!
      Скорее всего Мадлен Артур сказала правду: Николас не знал о ее приезде. Но от этого Алане было не легче.
      Она уныло побрела в спальню. Воодушевления, которое владело ею утром, как не бывало; ей уже не хотелось обустраивать детскую. И вообще ничего не хотелось! Она легла на кровать и уставилась в потолок…
      Николас с удивлением заметил, что от его дома отъезжает какая-то незнакомая карета. А поравнявшись с ней и узнав Мадлен Артур, он изумился еще больше.
      – Какими судьбами, Мадлен?! – воскликнул Николас. – Что привело тебя в наши края?
      – Да вот… решила проследить, чтобы тебе доставили лошадей в целости и сохранности.
      Николас покосился на нее с явным сомнением. Она рассмеялась:
      – Ладно, тебя все равно не проведешь. Я приехала ради встречи с тобой, но ничего путного из моей затеи не вышло. Боюсь, я подложила тебе большую свинью, дорогой, и дома тебя ждут крупные неприятности.
      Николас нахмурился:
      – Тебе не следовало сюда приезжать, Мадлен. Она вздохнула:
      – Увы, теперь я это понимаю, но мне было так любопытно поглядеть на твою жену!
      Лицо Николаса приняло каменное выражение.
      – Алана ждет ребенка. Моего ребенка! Надеюсь, твой визит не слишком ее огорчил.
      – Не надейся. Она была вне себя от ярости, хотя и не подала виду. Прости меня, Николас! Я поступила опрометчиво, но…
      – Больше сюда не приезжай, Мадлен, – жестко сказал Николас. – Мы с тобой уже попрощались.
      – Да, – печально кивнула она. – Но мне все не верилось…
      Она хотела взять его за руку, но Николас отшатнулся.
      – Прощай, Николас! – еле слышно проговорила Мадлен.
      Он учтиво приподнял шляпу и кивком велел кучеру ехать дальше. Для его бывшей возлюбленной эта встреча стала крушением последних надежд, а Николас позабыл про нее даже раньше, чем карета Мадлен скрылась из виду. Все его помыслы были о жене.
      Николасу не терпелось рассказать Алане о своем примирении с матерью и поблагодарить ее за то, что она ему на многое открыла глаза.
      Поэтому как только карета остановилась, Николас выскочил из нее и помчался к конюшне. У него созрел блистательный замысел. Он понял, как можно доказать Алане свою любовь!
      Уже смеркалось, когда Алана наконец встала с постели и спустилась в гостиную. Неужели ей снова придется ужинать в одиночестве? Господи, она больше не выдержит этой муки!
      Вечер был жарким, и слуги настежь распахнули все окна, чтобы хоть немного освежить помещение. В саду благоухали розы, которыми была обсажена дорожка, и их аромат наполнял гостиную.
      Охваченная меланхолией, Алана вышла в сад и склонилась над розовым кустом, намереваясь сорвать пунцовый цветок, лепестки которого казались сделанными из мягкого бархата. Но неожиданно за ее спиной раздались шаги.
      – Госпожа, вас просят выйти на парадное крыльцо, – сказал Эскью.
      Его темные глаза почему-то смеялись.
      – Просят? Кто просит? – Алана была удивлена тем, что важный, напыщенный дворецкий вдруг стал похож на озорного мальчугана. Сколько она его помнила, он никогда не позволял себе даже улыбнуться.
      – Осмелюсь доложить, вас ожидает муж, госпожа, – бодро отрапортовал Эскью.
      Алана ахнула и, подобрав подол, поспешила в дом. Николас вернулся!
      Николас откровенно наслаждался потрясением жены, которая обнаружила во дворе целый табун лошадей.
      – Это те кони, за которыми ты ездил в Северную Каролину? – растерянно проговорила она.
      – Да.
      Николас поднес руку Аланы к губам.
      – Ты был прав, Николас. Лошади просто замечательные. Такие редко у кого есть, – восхитилась Алана.
      – Был бы твой дедушка жив, я бы преподнес ему в дар этот табун, – серьезно произнес Николас, – и попросил бы твоей руки.
      Глаза Аланы округлились от изумления, а к горлу подступил комок. Она так разволновалась, что не могла произнести ни слова.
      Николас погладил ее по щеке.
      – Но Заклинателя Волков нет в живых, и я обращаюсь прямо к тебе, Синеглазка. Надеюсь, ты меня не отвергнешь?
      Никогда еще голос Николаса не звучал так ласково, так нежно.
      Алана отвела взгляд, боясь, что еще немного – и она разрыдается.
      – Двадцать лошадей – это очень большой выкуп, – пробормотала она, притворяясь, будто рассматривает породистых жеребцов и кобыл.
      – Но ты согласна принять его, Алана?
      – Зачем? Я ведь и так твоя жена.
      – Да, но я хочу, чтобы ты меня еще и любила.
      В словах Николаса не было ни тени издевки.
      – Я давно тебя люблю, Николас, – просто ответила Алана.
      – А почему я этого не замечал? – спросил он, заключая ее в объятия.
      – Не знаю, – пожала плечами Алана. – По-моему, это только для тебя было секретом.
      Однако он до сих пор не признался ей в любви, а Алане так хотелось услышать долгожданное признание, и, заглянув мужу в лицо, она осторожно промолвила:
      – Если шайен платит за девушку двадцать лошадей, значит, он ее очень любит.
      – Да! – воскликнул Николас, прижимаясь щекой к ее щеке. – Да! Я полюбил тебя с того самого дня, когда, очнувшись от забытья, обнаружил, что ты извлекла из моего плеча пулю, выпущенную бандитом, – голос его задрожал от волнения. – Ты научила меня любить, возродила меня к жизни. Я люблю тебя, Синеглазка!
      – Я принимаю твой дар, Николас, – уже не скрывая слез, прошептала Алана. – Принимаю, потому что люблю тебя всем сердцем.
      Он победно гикнул, как мальчишка, играющий в индейцев, подхватил жену на руки и понес в дом мимо остолбеневшего Эскью.
      – Ты что? Куда ты меня тащишь? – смеясь, восклицала Алана.
      – Как куда? В нашу общую спальню, – ответил он, и в его изумрудных глазах запылала страсть.
      Переступив порог спальни, Николас поставил Алану на ноги, но не отпустил ее, а крепко обнял за плечи и попросил:
      – Скажи мне еще разок, что ты меня любишь, Синеглазка!
      И Алана почувствовала себя счастливейшей из смертных, ибо Бог даровал ей любовь двух благородных мужчин.
      Серый Сокол остался для нее смутным воспоминанием о прекрасном, но далеком и безвозвратно ушедшем прошлом. С ним Алана была бы счастлива, но скорее всего никогда не познала бы той глубокой и страстной любви, что сейчас заполняла все уголки ее души.
      Надменный и властный хозяин Беллинджер-Холла укротил свой нрав и доказал, что способен всем пожертвовать ради женщины, любовью которой стоит дорожить. Жизнь с Николасом сулила ей такую радость, какую заслуживают лишь люди, прошедшие через страдания…