Филадельфия
      Лилия протерла тряпочкой запылившуюся китайскую статуэтку и поставила ее обратно на полку, потом окинула взором желтую гостиную с большими окнами, приветственно распахнутыми навстречу солнцу, и осталась довольна увиденным. Она нигде не чувствовала себя так спокойно, как в этой комнате.
      Полного мира в ее душе быть, конечно, не могло, но здесь, в скромном домике, где она появилась на свет, Лилия если и не примирилась с прошлым, то хотя бы избавилась от частых посещений его грозных призраков.
      Кроме кухарки, другой прислуги в доме не было, и Лилия сама с удовольствием справлялась с хозяйственными делами.
      Она распахнула двойные двери, ведущие в сад. Стояла прекрасная погода. Лилия отправилась прогуляться по тропинке, обсаженной нарциссами. Мысли ее, как обычно, устремились к сыну и невестке. Лилия постепенно привыкала к мысли, что ей придется жить вдали от Николаса, и утешала себя воспоминаниями о прелестной Алане, которая может стать для Николаса долгожданным спасением. Но только сыну, конечно, необходимо вовремя понять, какое сокровище ему досталось…
      К дому подъехал экипаж. Лилия радостно улыбнулась. С тех пор, как она переселилась в Филадельфию, двери ее дома почти не закрывались – столько друзей и знакомых жаждало с ней повидаться.
      Зная, что кухарка туговата на ухо и не услышит стука в дверь, Лилия поспешила в дом.
      Ступая по начищенному до блеска паркету, она подошла к двери, открыла ее и на мгновение ослепла от сияния медных пуговиц на синем военном мундире.
      – Вы кого-то искали? – спросила Лилия, заслоняя ладонью глаза от яркого солнца. – Я могу вам помочь?
      Барнард молча смотрел на возлюбленную. Годы пощадили ее, она все еще была прекрасна… Взгляд Барнарда жадно вбирал в себя каждую черточку милого лица…
      – Здравствуй, Лилия, – наконец произнес он. – Неужели ты меня так быстро забыла?
      Лилия ахнула и попятилась.
      – Не может быть… ты же умер!
      – Я знал, что напугаю тебя, – тихо сказал Барнард. – Но что мне было делать? Ты уж не сердись.
      Слезы заструились по лицу Лилии, но она еще боялась поверить, что все это происходит не во сне, что Барнард не исчезнет, словно видение. Ведь из мертвых не воскресают…
      – Кто вы? – захлебываясь от рыданий, прошептала Лилия.
      – Как кто? – улыбнулся Барнард, заходя в дом. – Это я. Я! Ты же сама видишь.
      Все поплыло перед ее глазами, пол покачнулся… Лилия потеряла сознание.
      Барнард подхватил возлюбленную на руки и отнес в комнату. Положив ее на диван, он кинулся к буфету, нашел нужную бутылку и, поднеся к губам бесчувственной Лилии рюмку, влил ей в рот немного бренди.
      Лилия подняла веки и медленно села, не отрывая взгляда от Сандерсона.
      – Так мой муж не убил тебя? – растерянно пролепетала она: ей до сих пор не верилось, что это не призрак.
      Барнард склонился над ней и терпеливо объяснил, понимая ее смятение:
      – Я был тяжело ранен, но не умер, Лилия.
      Она протянула к нему дрожащую руку.
      – Барнард! Мой дорогой Барнард!
      Слезы душили ее и не давали говорить. Полковник обнял ее и крепко прижал к себе, как бы обещая этим жестом, что больше они никогда не расстанутся.
      – Если б ты знала, как я страдал! Я ведь был уверен, что ты меня не любила!
      – Но почему? – удивилась Лилия. – Я же призналась тебе в любви!
      Барнард улыбнулся и провел пальцем по ее подбородку:
      – Неважно. Теперь уже неважно. Главное, что отныне мы всегда будем вместе.
      Она положила голову ему на плечо.
      – Но как ты меня нашел?
      Он снова улыбнулся и дотронулся губами до ее щеки.
      – Ко мне явился ангел по имени Алана Беллинджер. Она долго уверяла меня в твоей любви, и я наконец поверил. Это ты ее должна благодарить.
      – Мою Алану? – изумилась Лилия.
      – Нет, любимая, НАШУ Алану, – поправил Барнард. – Ладно, я потом тебе все расскажу. А сейчас… сейчас я хочу знать: ты выйдешь за меня замуж?
      Она утерла слезы и кивнула:
      – Конечно, Барнард! Я почту за честь стать твоей женой.
      Их губы слились в поцелуе, и время потекло вспять, возвращаясь к той ночи, когда они впервые признались друг другу в любви…
 
      Алана сидела, забившись в угол кареты, и вид у нее был очень несчастный. Николас был мрачнее тучи.
      – Почему ты не позволил мне попрощаться с Дотти? – укоризненно промолвила Алана. – Я хотела поблагодарить ее за доброту, а ты не дал мне даже повидаться с нею.
      – Можешь написать ей письмо, – сухо ответил Николас. – Чем меньше общего ты будешь с ней иметь, тем лучше.
      – По-твоему, муж имеет право приказывать жене, с кем ей водить дружбу, а с кем нет? – вскипела Алана.
      – Скажем так: я считаю своим долгом оградить тебя от дурного общества, – все так же холодно сказал Николас, уставившись в пол.
      Алана надолго умолкла. Ей было невыносимо тяжело быть пленницей мужа.
      – Вот уж не предполагала, что из одной резервации я попаду в другую, – наконец не выдержала она.
      Николас раздраженно поморщился:
      – В Беллинджер-Холле у тебя будет достаточно дел, а что касается общества – я не возбраняю тебе встречаться с братом и сестрой. Но из усадьбы ты будешь выезжать только в моем сопровождении!
      Алана отвернулась к окну, чувствуя себя птицей в клетке. Ее свободолюбивая натура не терпела насилия.
      Николас хмурился, исподлобья поглядывая на жену. Семена сомнения, посеянные в его душе, дали обильные всходы. Наверняка Алана в чем-то провинилась, раз она упорно не желает отвечать на его вопросы. Да-да, тут двух мнений быть не может! Чем женщина красивей, тем она коварней. И как он только мог позабыть такую простую истину?
      Николас сердито хмыкнул и отвернулся к другому окошку, давая понять, что ему неприятно смотреть на жену.
      К Беллинджер-Холлу они подъехали уже в сумерках. Николас помог Алане выйти из экипажа, но вместо супружеской спальни привел ее в другую комнату, заявив:
      – Теперь ты будешь жить здесь.
      Она не выказала ни удивления, ни обиды.
      Комната была очень элегантной, выдержанной в светло-зеленых тонах, однако Алане она показалась тюремной камерой.
      Подойдя к окну, выходившему на Потомак, Алана зябко поежилась и подумала, что Лилия, будучи впервые отвергнута Симеоном Беллинджером, должно быть, точно так же страдала от собственного бессилия, как страдает сейчас она.
      – Если тебе что-нибудь понадобится, позови Китти, – сказал Николас.
      – Ты то, под замком меня будешь держать? – взвилась Алана.
      – Я не чудовище, – поджал губы Николас. – Ты просто получаешь по заслугам.
      – Пожалуйста, не надо! – взмолилась она.
      Он не стал притворяться, будто не понимает, а наоборот, заявил тоном, не терпящим возражений:
      – Дело сделано, мадам. Нам с вами больше не о чем говорить.
      Алана снова отвернулась к окну, мечтая о том, чтобы муж поскорее ушел. В этом ужасном положении она могла утешаться лишь мыслями о Барнарде и Лилии. Пусть хоть они будут счастливы!
      Собственная жизнь казалась Алане сплошной ошибкой. Зачем она вышла замуж за Николаса? Она ведь знала, что он ее не любит и никогда не полюбит! Отец умер, так и не дождавшись от нее настоящего прощения. Сестра Элиза преисполнена к ней лютой ненависти. Что ждет ее впереди?.. Страшно даже подумать…
      Китти внесла в комнату поднос с едой и сочувственно посмотрела на молодую хозяйку:
      – Мистер Николас велел подать тебе обед сюда. Подкрепись, голубка. Ты, должно быть, проголодалась в дороге.
      – Не хочу, Китти. Я ничего не хочу.
      Экономка скрестила руки на груди и решительно выставила вперед подбородок:
      – А я не уйду, пока ты не поешь. Я же вижу, у вас разлад. А коли так, то тебе тем более необходимо собраться с силами.
      – Я не голодна, Китти. Мне вообще на еду смотреть противно.
      – Вот как? – Китти внимательно оглядела Алану с головы до пят. – И давно у тебя это началось?
      – Не знаю… неделю назад или чуть раньше. Да-да, пожалуй, я уже дней десять как потеряла аппетит.
      В проницательных серых глазах засияла радость:
      – В таком случае ложись в постель. Я принесу тебе горячего молока, и ты спокойно уснешь.
      И, прежде чем Алана успела возразить, Китти покинула комнату.
      «Пожалуй, Китти права. Лягу-ка я спать», – решила она и достала ночную сорочку.
      А стоило ей переодеться, как ее начало неудержимо клонить ко сну. К приходу Китти она уже задремала.
      – На, выпей, – экономка протянула ей чашку. – Нельзя ложиться спать натощак.
      – Не могу, я слишком устала, Китти. Ты лучше послушай, что я тебе расскажу!
      – Сначала выпей, а потом расскажешь, – не отставала от нее старуха. – Кстати, у меня тоже есть для тебя приятное известие.
      Алана сдалась и, залпом осушив чашку, воскликнула:
      – Ты никогда не догадаешься, что произошло в Вашингтоне! Представляешь? Я повстречала там Барнарда Сандерсона! Он, оказывается, не умер и сейчас, должно быть, уже соединился с Лилией!
      Китти уставилась на нее как на безумную:
      – Ты бредишь, голубка?
      – Ничуть. Муж Лилии не убил Барнарда Сандерсона, а только ранил. Я не знаю подробностей, но мне известно главное: он любит Лилию, а она – его. Я сказала Барнарду, где ее искать, и он поехал к ней.
      – Слава Богу! Господь услышал мои молитвы! – просияла Китти. – Я столько лет просила его даровать моей дорогой Лилии счастье.
      – Ну, а какое у тебя приятное известие? – спросила Алана.
      – Да это скорее не известие, а подозрение, – Китти пристально посмотрела на хозяйку. – Нужно будет послать за доктором.
      – За доктором? – переспросила Алана. – Но почему? Разве ты захворала?
      – Нет, я вполне здорова. А доктор нужен тебе, ведь не у меня, а у тебя будет ребенок.
      Алана опешила.
      – У меня? Ребенок? Да ты что! Хотя… – она побледнела, – пожалуй, ты права… Да, очень может быть… Я была так занята, что не обращала внимания на некоторые обстоятельства… – Лицо ее озарилось улыбкой. – Неужели я стану матерью?
      Китти захлопала в ладоши:
      – Вот счастье-то, голубка! А Лилия как обрадуется! Она давно мечтает о внуке.
      Алана помрачнела:
      – Наверное, нужно будет сказать Николасу…
      – Да уж, наверное, отец имеет право знать такие вещи.
      – Но я не могу, Китти! Не могу, понимаешь?
      Добрая старушка обняла Алану и, обнаружив, что та дрожит, переполошилась.
      – Да ты, приляг, милая, приляг. Не расстраивайся, ты еще успеешь обрадовать будущего папочку.
      Алана схватила ее за руку:
      – Умоляю, скажи ему сама!
      Китти не знала о причинах, вызвавших разлад между супругами, но догадывалась, что это имеет отношение к полковнику Сандерсону.
      – С этим вполне и до утра можно подождать, – пожала она плечами.
      – Нет-нет! Ты скажи ему сегодня, хорошо?
      Китти со вздохом покачала головой:
      – Давай отложим это на потом. Такие новости счастливый отец должен узнавать от своей жены, а не от служанки. Не хочешь говорить ему сейчас – не надо. Подожди немножко. Может, так оно и лучше. Будешь знать наверняка, тогда и сообщишь.
      Алана отвернулась к окну и крепко зажмурилась, прогоняя набежавшие слезы. Еще неделю назад она была бы счастлива, узнав, что у нее будет ребенок от Николаса, но теперь эта мысль приносила ей только боль.

      Прошло несколько недель, а Алана все еще не отваживалась рассказать Николасу о том, что у них будет ребенок.
       Они по-прежнему спали в отдельных комнатах и обедали порознь. А при случайной встрече на лестнице или в коридоре обменивались лишь холодными, вежливыми фразами.
      Алане было очень одиноко, ведь, боясь за ребенка, она перестала кататься верхом, и дни ее стали совсем пустыми.
      Но однажды теплым солнечным утром Алана все-таки решила сходить в конюшню проведать Рыжую Бетти.
      При виде хозяйки старший конюх Гленн почтительно снял шляпу и доложил:
      – Лошадка-то вся извелась без вас, миссис Беллинджер. Только на дверь и смотрит, почти ничего не ест. Одним словом, тоскует.
      Алана подошла к своей любимице.
      – А на луг пастись ее выводили?
      – Выводить-то выводили, да все без толку. Смотрите, как исхудала, глупая.
      – Ее нужно выгуливать, Гленн, – сказала Алана, ласково поглаживая явно повеселевшую лошадь. – Вы поездите на ней верхом вместо меня, хорошо?
      – А почему ты сама не хочешь? – внезапно раздался за ее спиной басистый голос Николаса. – Я же подарил ее тебе, а не Гленну.
      – Ты так незаметно вошел! – растерялась Алана.
      – А как же острый индейский слух? Или его притупила цивилизация? – усмехнулся Николас.
      Алана ничего не ответила и хотела было уйти, но он схватил ее за руку:
      – Ты мне так и не ответила. Почему ты в последнее время не ездишь верхом?
      – Не хочу, – Алана вырвалась и покраснела, поймав на себе внимательный взгляд конюха.
      – Пойдем со мной, – приказал Николас и не торопясь направился к выходу.
      Алана виновато улыбнулась Гленну:
      – Так мы договорились? Вы будете выгуливать Рыжую Бетти?
      – Не волнуйтесь, хозяйка, я о ней позабочусь, – успокоил Алану Гленн, удивляясь, как может муж не замечать, что его жена беременна.
      Николас повел ее к реке.
      – Вот уж не думал, что ты даже от конных прогулок будешь отказываться, – с упреком сказал он. – Неужели ты не видишь, как нелепо твое желание разжалобить домочадцев этими детскими капризами?
      – Не понимаю, в чем ты меня обвиняешь.
      – Неужели не понимаешь? – нахмурился Николас.
      – Да, не понимаю. При чем тут детские капризы? Почему я обязана кататься на лошади, если мне не хочется?
      Николас раздраженно махнул рукой:
      – Да прекрасно ты все понимаешь, не притворяйся! Ты дуешься на меня за то, что я тобой пренебрегаю, и хочешь привлечь к себе внимание…
      – Да как ты смеешь! – Алана чуть не задохнулась от возмущения. – Это мое дело – кататься на Рыжей Бетти или не кататься. Ты тут ни при чем! Абсолютно ни при чем! Слышишь?
      Он иронически усмехнулся:
      – Хорошо, пусть будет так.
      – Если тебе нечего мне больше сказать, я, пожалуй, пойду, – процедила сквозь зубы Алана и попыталась обойти мужа, но он загородил тропинку.
      – Как твое самочувствие? – вопрос прозвучал небрежно, но взгляд был почему-то напряженным и подозрительным.
      Она заколебалась. С одной стороны, сейчас самое время сказать ему про ребенка, но…
      – Я здорова, – напряженно ответила Алана. Он взял ее за плечо:
      – Мне сказали, ты получила письмо из Вашингтона. Что в нем?
      – Да ничего особенного. Просто Дональд решил справиться о моем здоровье.
      – Вот как? – поднял брови Николас. – Но почему он вдруг заволновался о твоем здоровье? Разве ты в последнее время прихварывала?
      – Нет. И собираюсь его об этом известить, – отрезала Алана.
      И, обойдя Николаса по траве, она поспешила вернуться в дом.
      На закате раздался громкий стук в дверь.
      Алана сонно открыла глаза, но Николас, не дожидаясь ответа, уже ворвался в спальню. Лицо его исказил гнев, когда он увидел Алану в постели.
      – Хватит тебе киснуть в одиночестве! Быстро переодевайся, поедешь со мной верхом.
      – Не хочу! – запротестовала Алана.
      Она не так давно прилегла отдохнуть и не испытывала ни малейшего желания вставать.
      Однако Николас в два прыжка подскочил к ней и грубо стащил ее на пол.
      – Я кому сказал! Сейчас же одевайся, слышишь?
      У Аланы сердце ушло в пятки.
      Николас резко повернул ее спиной к себе и расстегнул застежку платья. Поняв, что перечить ему не только бессмысленно, но и опасно, Алана торопливо достала из гардероба амазонку и прижала ее к груди.
      – Я буду во дворе, но смотри не заставляй меня долго ждать! – грозно предупредил Николас.
      Она впервые видела мужа в таком состоянии.
      Алана дрожащими руками застегнула костюм для верховой езды и надела черные сапоги.
      Николас держал под уздцы Рыжую Бетти. Смерив жену холодным взглядом, он подсадил ее в седло и подал поводья. Они поскакали на дальний луг.
      Некоторое время супруги ехали молча, затем Николас остановил лошадь и жестом приказал Алане последовать его примеру.
      Спешившись, он достал из кармана конверт, на котором было написано ее имя.
      – Я был сегодня в Арлингтоне, – сурово сообщил Николас, – и зашел на почту, а там мне дали вот это. Судя по почерку, письмо от моей матери. Хотя почему-то обратный адрес совпадает с джорджтаунским адресом Барнарда Сандерсона.
      Письмо не было вскрыто.
      – Но почему оно не пришло к нам домой? – удивилась Алана.
      – Вот и у меня возник тот же самый вопрос, – ответил Николас, протягивая ей письмо. – Наверное, она не хотела, чтобы я его прочитал.
      Алана сломала сургучную печать и быстро пробежала глазами листок, исписанный мелким аккуратным почерком.
      «Дорогая Алана! – говорилось в письме. – Мы с Барнардом никогда не забудем того, что ты для нас сделала. Я каждый день молюсь за тебя и благодарю Бога за то, что он ниспослал нам такого ангела, потому что без тебя наша встреча не состоялась бы. Когда ты получишь мое письмо, я уже стану миссис Барнард Сандерсон. Дорогая, я чувствую себя счастливейшей из женщин!
      Лишь одно обстоятельство омрачает мою безоблачную радость. На днях я получила письмо от Дотти Синглетон, в котором она поведала мне о твоей размолвке с Николасом. Зная своего сына, я живо представляю себе, насколько он страшен в гневе, и поэтому освобождаю тебя от обещания хранить тайну. Можешь смело рассказать Николасу все, чтобы отвести от себя подозрения. Пусть мой сын наконец поймет, что во время своего пребывания в Вашингтоне ты не совершила ничего дурного!
      Я же в который раз проявляю постыдную трусость и прошу тебя известить Николаса о моем замужестве.
      Люблю вас обоих и неустанно молю Бога, чтобы он даровал вам такое же счастье, какое обрели мы с моим дорогим Барнардом».
      Дочитав письмо до конца, Алана снова положила его в конверт и поискала глазами Николаса. Он стоял на берегу реки. Она с тяжелым сердцем направилась к мужу. Ей страшно было даже представить себе, что он устроит, узнав про свадьбу Лилии. Но утаить от него правду было нельзя.
      – Как поживает моя мать? – не глядя на Алану, спросил Николас.
      – Хорошо. Она наконец-то счастлива, Николас.
      – Вот как? Тогда пусть наслаждается этими краткими мгновениями. Счастье ведь недолговечно.
      – Николас… Я не знаю, как тебе сказать, но твоя мать, она… стала женой Барнарда Сандерсона.
      Николас вздрогнул и посмотрел на Алану, как на сумасшедшую.
      – Ты что, хочешь сказать, она вышла замуж за человека, который виновен в гибели моего отца?
      – Он не виноват, Николас! Ты просто не знаешь, как все было на самом деле.
      – А ты знаешь? Да?
      – Ты напрасно осуждаешь Лилию, – уклоняясь от прямого ответа, сказала Алана. – Она очень хорошая. Очень!.. Больше я тебе ничего не скажу. Ты должен сам решить, чему верить, а чему – нет.
      Николас побледнел:
      – Ты никогда не убедишь меня в том, что моя мать ни при чем, а во всем виноват отец.
      – Я не собираюсь тебя убеждать. Ты должен сам порыться в памяти, поразмыслить и сделать выводы. Но знай, Лилия тебя любит, а ты принес ей много горя. Как и твой отец. Так что она заслужила свое запоздалое счастье!
      – Выходит, ты разыскала Барнарда Сандерсона по просьбе моей матери?
      – Нет. Твоя мать до недавнего времени не знала, что он жив.
      – А мой отец был наказан за преступление, которого он не совершал!
      – В каком-то смысле да, хотя он стрелял в Сандерсона. Он просто промахнулся, но мог бы и попасть в него.
      – Жаль, что не попал!
      Лицо Николаса исказилось от гнева.
      – Зачем ты говоришь такие ужасные вещи? – мягко упрекнула его Алана. – Ты ведь так не думаешь, Николас!
      Он отвернулся и долго смотрел на реку, а потом тихо заговорил:
      – Я прошу прощения за свою сегодняшнюю грубость. Конечно, не нужно было насильно заставлять тебя ехать со мной, но тебе вредно сидеть целыми днями в четырех стенах. Ты выросла на природе, привыкла к вольной жизни…
      Но Алана не стала поддерживать этот разговор. Сейчас ее гораздо больше волновало другое.
      – Ты повидаешься с Лилией? – напрямик спросила она. – Хотя бы поговори с ней, выслушай ее объяснения.
      – Нет, – отрезал Николас. – Мне не о чем говорить с матерью.
      Он стоял, прислонившись спиной к тополю, и не сводил с жены глаз. Ее красота по-прежнему действовала на него завораживающе. Однако теперь, любуясь Аланой, Николас испытывал не только восторг, но и угрызения совести, – ведь в ее синих глазах он видел грусть, которую вызвал сам. Он сам, и никто иной!
      Он хотел сделать Алану счастливой, женившись на ней, а в итоге принес ей одни огорчения!
      Эта мысль была для него непереносимой.
      – Как нам с тобой жить дальше, Алана? – вопрос вырвался у него непроизвольно, просто Николас не мог дольше таить в душе эту боль.
      – Не знаю, – вздохнула она. – Ты, во всяком случае, похоже, нашел для себя выход, – выгнал меня из своей спальни.
      Николас нерешительно шагнул к жене. Она не шелохнулась. Он протянул к ней руки. Алана стояла неподвижно.
      – Я истосковался по тебе, – проникновенно сказал Николас. – Думаешь, мне было легко в одиночестве? Да для меня это адская мука!
      Однако она не торопилась забыть обиду.
      – Вот как? А по-моему, ты не особенно убивался. Тебя и дома-то почти не было.
      Николас обнял жену и заглянул в ее грустные глаза:
      – А если я скажу, что каждую ночь мечтал о тебе, но мне гордость не позволяла попросить прощения? Если я скажу, что ты мне нужна?