Легко и бесшумно ступая по паркету, Алана вошла вслед за Дональдом в одну из комнат Капитолия. За продолговатым столом сидели трое мужчин. Алана вгляделась в их лица, и ей стало не по себе: они смотрели на нее сурово, без тени улыбки. Хорошо хоть, что она не одна, а с Дональдом! Его присутствие вселяло в нее мужество.
      – Джентльмены! – обратился Дональд к членам комитета. – Позвольте представить вам мою сестру Алану Беллинджер. Как я вам уже говорил, она наполовину индианка и провела большую часть жизни в шайенском селении на территории Монтаны. Алана, эти люди – мои коллеги, которым, как и мне, хочется, чтобы по отношению к индейцам в нашей стране восторжествовала справедливость.
      Коллег Дональда звали Оливер Редберн, Пол Росс и Сидней Уделл.
      – Слушания будут неофициальными, Алана, – ободряюще прибавил брат, – так что не волнуйся. Если тебе что-то будет непонятно, смело задавай любые вопросы.
      Алана пришла в Капитолий в строгом шелковом платье вишневого цвета и без каких-либо украшений, однако гордая посадка головы и выразительные синие глаза сразу же приковали к себе внимание окружающих. Она даже не подозревала, сколь величественно сейчас выглядит.
      Усадив Алану напротив сенаторов, Дональд присоединился к ним.
      Оливер Редберн, пожилой джентльмен с львиной гривой седых волос, посмотрел на Алану сквозь толстые стекла очков и спросил:
      – Знали ли вы о зверском убийстве полковника Кастера и его кавалеристов, миссис Беллинджер?
      Алана положила на стол сплетенные руки и подняла глаза на Редберна:
      – Я знала, что сиу и шайены объявили войну белым, вторгшимся на наши земли.
      – На ваши земли? – поднял брови сенатор.
      – Да, я же наполовину индианка, – спокойно пояснила Алана и бесстрашно заявила: – И смею думать, все лучшее во мне как раз от шайенов.
      Редберн невольно усмехнулся, оценив остроумие собеседницы, однако поспешил скрыть усмешку и, сухо кашлянув, продолжал допрос:
      – А что вы думали в тот день, когда шайены поскакали на перехват Седьмого кавалерийского полка?
      – Я думала о том, что сказал мне дед. Как и многие другие шайены, он не хотел этой войны. Дедушка знал, что сражение с белыми солдатами грозит гибелью всему нашему племени. Он понимал, что нам не победить в этой войне.
      – Но тогда почему он не отказался воевать?
      Алана потупилась.
      – А как бы вы поступили на его месте? Представьте себе, что ваше семейство вот уже много лет живет на родной земле, и вдруг туда являются чужаки, у которых другой цвет кожи и другие обычаи. И эти чужаки заявляют вам, что вы должны уйти с насиженных мест, потому что какой-то человек в Вашингтоне считает, что жить на своей родине вы не имеете права. Неужели вы бы уложили вещи и ушли, ни слова не возразив?
      Она смело посмотрела каждому конгрессмену в лицо и покачала головой:
      – Не думаю, что вы спокойно примирились бы с подобной участью.
      – Нет, конечно! – воскликнул Пол Росс и с такой силой стукнул кулаком по столу, что вода в стакане, из которого он только что отпил глоток, расплескалась. – Нет! Я бы вышвырнул этих ублюдков вон! Прошу прощения за грубое слово, миссис Беллинджер, – тут же добавил он, густо покраснев, – но мне трудно сдерживаться. Я давно разделяю мнение вашего брата: индейцы заслуживают лучшей участи, мы обошлись с ними несправедливо!
      Алана улыбнулась, и у Росса перехватило дыхание – настолько она была прекрасна.
      – В таком случае, господин конгрессмен, – серьезно сказала Алана, – считайте меня вашей сторонницей. Особенно если вы и вправду поможете моему народу.
      Дональд в разговор не вмешивался, и Алана целый час четко и откровенно отвечала на вопросы его коллег. Наконец дошла очередь и до ее брата.
      – Расскажи нам, пожалуйста, Алана, в каком состоянии пребывали шайены, когда в резервации появился Николас Беллинджер, – попросил Дональд. – Напоминаю присутствующим, что это было уже после того, как их насильно увезли за сотни миль от родных краев.
      Ясные глаза Аланы затуманила печаль.
      – Нас терзали голод и холод. Многие умерли. Вам трудно понять, насколько нас унижала необходимость просить пищу у агента по делам индейцев. А когда мы, поправ свою гордость, все же обращались к нему с мольбой, то в ответ слышали, что еда кончилась. Оружие у нас отобрали, лошадей тоже, поэтому добыть пищу охотой, как шайены делали у себя на родине, было невозможно. У нас ничего не осталось. Ровным счетом ничего, кроме гордости! Одна семья, их было семь человек, так и не смогла унизиться до просьб о еде. И они легли на пол своей убогой хижины, по которой разгуливал ветер, взялись за руки и стали молча дожидаться смерти, которая не замедлила прийти. Смерть была частой гостьей в нашей резервации. – Алана немного помолчала, давая слушателям время осознать услышанное, и заговорила вновь: – Джентльмены, самым младшим членом этой семьи была шестимесячная девочка! Признаюсь, я оказалась не столь отважной, как они. Мне стыдно об этом говорить, но я вымаливала у агента пищу, чтобы накормить мою бабушку, которая умирала от голода.
      К горлу Аланы подступили рыдания. Она снова помолчала – на сей раз собираясь с силами – и продолжила:
      – Представьте себе, что ваш любимый родственник лежит при смерти, а вы чувствуете себя совершенно бессильными… Моя бабушка умерла в лютый мороз. Николас Беллинджер увидел меня, когда я пыталась вырыть в промерзшей земле могилу. Но я плохо помню события тех дней, я была тогда очень больна.
      Скорбный рассказ Аланы тронул сердца всех присутствующих. Дональд поднялся с места, давая понять, что пора прекратить беседу:
      – Джентльмены, я думаю, моя сестра сообщила нам все нужные сведения. У кого-нибудь к ней еще есть вопросы?
      Конгрессмены зашептались, зашелестели бумагами… Наконец Сидней Уделл сказал:
      – У меня к вам только один вопрос, миссис Беллинджер.
      – Я вас слушаю, – откликнулась она.
      – Вы ненавидите белых за то зло, которое они причинили шайенам?
      – Нет, – покачала головой Алана. – Как я могу вас ненавидеть? У меня муж белый и брат белый. В свое время я, правда, стыдилась своего бледнолицего отца. Но потом встретила много хороших людей, среди которых было немало бледнолицых. И постепенно мне удалось примириться с этой своей половиной.
      Пол Росс тепло улыбнулся Алане:
      – Все мы, собравшиеся в этой комнате, желаем помочь вашим соплеменникам, миссис Беллинджер. Но что нам сказать нашим оппонентам, которые мечтают лишь поскорее избавиться от индейцев? Их считают ни на что не годными бездельниками, досадной помехой.
      – Но разве мой дед, Заклинатель Волков, мудрый глава совета старейшин, был ни на что не годен? – возразила Алана. – Он окружил меня с детства заботой и любовью, привил мне представления о чести и справедливости. – Глаза ее гневно сверкнули. – Расскажите людям, которые полагают, что шайены только зря топчут эту землю, про мою бабушку по имени Лазурный Цветок. Как и многие бабушки, она была такой доброй, что в ее сердце находилось место буквально для каждого жителя нашего селения. Нет, джентльмены, нельзя так безжалостно обходиться с людьми, которые жили под этими небесами еще тогда, когда вас здесь не было и в помине!
      Пол Росс кивнул:
      – Жаль, что ваши пламенные речи не слышат наши оппоненты, миссис Беллинджер. Я уверен, что вы многих склонили бы на свою сторону.
      А Уделл с улыбкой добавил:
      – Позвольте вам заметить, миссис Беллинджер, что вы просто очаровательны. Трудно поверить, что вы выросли в индейской деревне. Перед нами леди из высшего света.
      – Если бы вы, господа, увидели меня в те времена и в том одеянии, – усмехнулась Алана, – вы не признали бы во мне благородной дамы.
      Мужчины засмеялись и на прощание пообещали, что они непременно постараются помочь индейцам.
      Дональд подхватил Алану под руку, и они не спеша удалились.
      – Честно говоря, ты превзошла все мои ожидания, Алана, – признался брат. – Считай, что ты очень помогла сегодня индейцам. Конечно, мы не должны забывать, что нас мало, а наши противники очень сильны, но, во всяком случае, мы теперь сможем не мешкая отправить шайенам еду и одежду.
      – Это будет чудесно, Дональд! – обрадовалась Алана.
      Они вышли в большой коридор, и неожиданно она обратила внимание на хромого человека в военной форме, который шел им навстречу, опираясь на трость с серебряным набалдашником. Прежде всего Алане бросились в глаза его высокий рост и гордая осанка. Затем, когда он подошел поближе, она увидела, что его золотистые волосы уже тронуты сединой, а в ярко-голубых глазах горит какой-то странный тоскливый огонь.
      – Полковник Сандерсон! – воскликнул Дональд. – Сколько лет, сколько зим! Я слышал, вы снова обосновались в Вашингтоне?
      Военный протянул руку Дональду, продолжая, однако, держаться отчужденно:
      – Мне здесь нравится, сенатор. Да, кстати, примите мои поздравления. Я не сомневался, что вы одержите победу на выборах в Виргинии.
      У Аланы бешено заколотилось сердце. Сандерсон… Уж не родственник ли он капитана Барнарда Сандерсона, в которого была влюблена Лилия? Хотя вряд ли… Скорее всего он не имеет никакого отношения к тому Сандерсону.
      – Полковник, позвольте представить вам мою сестру, Алану Беллинджер, – произнес Дональд и перевел взгляд на сестру. – Познакомься, Алана. Это полковник Сандерсон, он недавно вернулся из Калифорнии.
      Глаза полковника стали ледяными.
      – Простите, сенатор, но мне пора. У меня важная встреча, – выпалил он и, не удостоив Алану даже приветствием, заковылял прочь.
      – Дональд! Скажи скорее, этот человек – родственник капитана Барнарда Сандерсона? – прерывающимся от волнения голосом спросила Алана.
      Брат молча взял ее за руку, повел к выходу из Капитолия и только там ответил:
      – Это сам Барнард Сандерсон, некогда капитан, а ныне полковник.
      – Но… как это может быть?
      – Мне очень неприятно, что он так грубо обошелся с тобой, но я сам виноват: следовало предвидеть, что он не придет в восторг при упоминании о Беллинджерах. Я полагаю, тебе не нужно объяснять почему.
      Алана схватила брата за рукав.
      – Погоди… Это что, тот самый человек, которого якобы убил отец Николаса?
      – Тот самый. Его долгое время считали мертвым, но потом оказалось, что он жив. Подробности истории мне неизвестны – он не любит об этом распространяться. Сандерсон вообще человек нелюдимый и неразговорчивый. Впрочем, ты и сама сегодня убедилась в его грубости. Говорят, он так обходится со всеми.
      – Дональд! Я должна с ним поговорить! – заволновалась Алана. – Отведи меня к нему! Сейчас же!
      Брат опешил:
      – Но… это невозможно. Полковник пришел в Капитолий по делу.
      – Тогда как мне с ним повидаться?
      Дональд задумался.
      – Когда-то у него был дом в Джорджтауне, – наконец сказал он. – Может, он до сих пор там живет?
      – Ты меня туда отвезешь?
      – Не могу. Я сегодня уезжаю домой. Но через два дня вернусь и тогда съезжу с тобой. Если это, конечно, важно.
      – Два дня… Так долго!
      – Ну хорошо… Пусть Дотти пригласит его на завтрашний бал.
      Алана просияла:
      – Верно! Дотти не откажется мне помочь! Ах, Дональд! Ты даже себе не представляешь, какая это важная встреча. Она может принести счастье одному человеку, который мне очень дорог… Огромное счастье!
      – Да что за недомолвки, сестра? Какому человеку? Ты скажи прямо, а то все какие-то намеки…
      – Нет-нет, больше я тебе пока ничего не скажу. Но, если мои надежды оправдаются, ты скоро все узнаешь.
      Дотти устроила бал, равного которому в Вашингтоне не было со времени инаугурации президента Ратерфорда Хейса. На бал были приглашены сливки столичного общества.
      В отличие от безалкогольных балов, которые давала в Белом доме супруга президента, прозванная Лимонадной Люси за то, что она не терпела в своем доме спиртных напитков, вино и шампанское рекой лились в хрустальные бокалы.
      По городу уже разнесся слух, что миссис Беллинджер, приехавшая в гости к Дотти, покорила Вашингтон, и все мечтали поскорее с ней познакомиться, ибо твердо знали, что Дотти далеко не всякому станет покровительствовать.
      Алана, элегантная и надменная, наблюдала за танцующими дамами в шелковых нарядах. Шелк тихо шуршал, касаясь пола, и казалось, платья перешептывались с блестящим паркетом.
      Сама Алана не танцевала, хотя Лилия преподала ей несколько уроков. Однако она не отваживалась закружиться в вальсе. Вот если бы Николас ее пригласил, тогда другое дело, а так… лучше постоять…
      Впрочем, скучать ей не приходилось. Вокруг нее постоянно толпились гости, все просили Дотти представить их очаровательной хозяйке Беллинджер-Холла.
      – Ну, вот вы и приняты в вашингтонское общество, моя дорогая, – прошептала Дотти на ухо Алане. – Сколько приглашений вы получили за сегодняшний вечер?
      – Я уже потеряла им счет, – улыбнулась Алана. – Но… полковника Сандерсона все еще не видно…
      – Ах! – всплеснула руками Дотти. – Совсем забыла! Он отказался прийти на бал. В записке он ссылается на нездоровье, но я-то знаю, что это отговорки! Дело в другом. Он хранит в душе какую-то мрачную тайну и никого близко к себе не подпускает. Честно говоря, я и не надеялась на его приезд, но поскольку вы так настаивали, я послала ему приглашение.
      – Но мне нужно поговорить с полковником! И как можно скорее! – в отчаянии вскричала Алана. – Дело не терпит отлагательств.
      Ее откровенное волнение удивило и даже немного шокировало Дотти.
      – Конечно, дорогая, конечно, но давайте сейчас не будем отвлекаться. У нас гости. Попозже, когда мы останемся вдвоем, я надеюсь, вы мне расскажете, почему вам так не терпится повидаться с полковником. Наверное, это связано с вашей свекровью?
      Алана кивнула.
      Ей было уже ясно, что придется поделиться секретом с Дотти. Впрочем, она ведь не обещала никому не рассказывать про Барнарда! Лилия попросила не рассказывать Николасу, а про всех остальных речи не было. К тому же Дотти должна была проникнуться сознанием того, как важна эта встреча. Иначе она не станет помогать. А без ее помощи ничего не получится.
      Так рассуждала Алана, надеясь, что Лилия простит ее, когда узнает, ради чего она нарушила обещание молчать.
      Николас провел в пути целый день. Он выехал еще до рассвета и теперь, когда Беллинджер-Холл наконец показался вдали, затрепетал от предвкушения счастья. Воображение уже рисовало ему сладостные картины: Алана будет ждать его на пороге, он возьмет ее на руки и попросит прощения за то, что накануне отъезда затеял глупую ссору.
      В дверях Николаса встретил Эскью.
      Подавая ему шляпу, Николас отрывисто спросил:
      – А где моя жена? В гостиной?
      – Нет, сэр, она уехала с братом в Вашингтон, – отводя взгляд, ответил дворецкий.
      Николас остолбенел:
      – В Вашингтон? Но зачем?
      Эскью, никогда в жизни не позволявший себе высказать в разговоре с хозяином собственное мнение, на сей раз нарушил золотое правило.
      – Наверное, госпоже было очень одиноко, вот она и решила развеяться. Да вы не беспокойтесь, сэр. Брат о ней позаботится.
      Николас закусил губу.
      – Значит, ты полагаешь, бедняжка страдала от одиночества?
      – Не мое это, конечно, дело, мистер Беллинджер, – насупившись, ответил дворецкий, – однако я скажу. Да! Ей было очень одиноко. Это вся прислуга замечала.
      Николас стремглав взбежал по лестнице и, ворвавшись в спальню, пробормотал, задыхаясь:
      – Будь ты проклята, Алана! Я тебе это припомню! Как ты посмела куда-то без меня уехать?
      Он и не подозревал, что разлука с женой окажется столь мучительной. Не в силах отрешиться от мыслей об Алане, Николас бросил незаконченные дела и вернулся на несколько дней раньше, чем собирался.
      Даже встреча с бывшей возлюбленной не принесла ему радости. Мадлен Артур недвусмысленно давала ему понять, что прошлое легко воскресить, однако Николас предпочитал держаться от нее на расстоянии и думал только о жене, которая, как он надеялся, ждет его с нетерпением.
      Их размолвка уже казалась ему сущим пустяком, и вдруг… Почему, почему она его бросила?
      В спальне было непривычно пусто. Вообще весь дом выглядел осиротевшим.
      Николас гневно сжал кулаки.
      Да как она посмела уехать, не спросив у него разрешения?!
      Десятки предположений промелькнули у него в голове.
      Он медленно повернулся и покинул спальню. Молча прошел мимо Эскью и направился в конюшню.
      Оседлать лошадь было делом одной минуты, и вскоре Николас уже мчался во весь опор к усадьбе Кэлдвеллов. Он не сомневался, что найдет там ответы на все интересующие его вопросы.

      Было далеко за полночь. Дом погрузился в тишину, которая казалась особенно странной после недавнего бурного веселья, шума и гама.
      Алана и Дотти сидели на диване в опустевшей гостиной. Дотти, по-прежнему бодрая и оживленная, исподтишка поглядывала на слуг, которые подметали полы и натирали воском мебель.
      – Я давно поняла, что лучше присматривать за домашней прислугой, тогда эти бездельники все делают аккуратней, – с усмешкой сказала Дотти.
      Алана подавила зевок и в очередной раз изумилась неуемной энергии Дотти. И откуда только она ее черпает? Встает ни свет ни заря, а ложится во втором часу ночи.
      – Я слышала, многие говорили, что бал удался, – сонно пробормотала Алана.
      – Еще бы, ведь на нем присутствовали вы, моя дорогая! – воскликнула Дотти. – Ах, я не перестаю восхищаться безупречным вкусом вашей свекрови! В этом наряде вы затмили сегодня всех.
      Алана расцвела от комплиментов хозяйки, но не преминула заметить:
      – Я очень благодарна вам за заботу, Дотти, но мне уже хочется домой.
       Дотти звонко рассмеялась.
      – Поэтому-то вы и произвели здесь такой фурор, дорогая! Вы держались холодно и смотрели на нас сверху вниз, а это всегда интригует. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что завтра пол-Вашингтона пригласит вас к себе.
      – Но я ни на кого не смотрела сверху вниз, Дотти! – запротестовала Алана. – Напротив, я была до смерти перепугана.
      – Это неважно. Главное, что вы имели успех.
      – Дотти, мне не хочется выглядеть неблагодарной, но, честно говоря, для меня сейчас важнее всего повидаться с Барнардом Сандерсоном. А потом я со спокойной душой поеду домой.
      В глазах Дотти вспыхнуло любопытство.
      – Вы обещали рассказать мне, зачем вам понадобился Барнард Сандерсон, милочка.
      – Вообще-то это не мой секрет, но я надеюсь, Лилия меня поймет… – осторожно произнесла Алана.
      – Вы можете на меня положиться! Я никому ничего не скажу! – заверила ее Дотти. – Я не имею привычки выдавать чужие тайны.
      – Именно поэтому я поделюсь с вами тем, что поведала мне в порыве откровенности Лилия. Надеюсь, тогда вам станет понятно, почему для меня так важна встреча с полковником… – взволнованно начала Алана.
      Дотти была так захвачена трагической историей влюбленных, что даже забыла про слуг, и они, пользуясь рассеянностью хозяйки, поспешили завершить уборку.
      Когда Алана добралась до конца, носовой платочек Дотти промок от слез.
      – Лилия считает, что Барнард Сандерсон мертв, а он, оказывается, жив! – воскликнула Алана.
      – Да, но почему вы не допускаете мысли, что он нарочно не давал ей о себе знать? Может быть, полковник не любил Лилию и хотел от нее избавиться?
      – Может быть. Но тогда мне тем более нужно с ним поговорить! Если он равнодушен к Лилии, пусть она по-прежнему считает его покойником.
      Дотти кивнула.
      – Что ж, это разумно, дорогая. А вдруг… – глаза ее восторженно засияли, – а вдруг… вы только представьте себе… что, если они до сих пор безумно любят друг друга и вы поможете им соединиться?
      – Я мечтаю о том, чтобы Лилия была счастлива. Она не заслужила такого горя.
      Дотти встала и, деловито постукивая веером по ладони, заявила:
      – Завтра мы нанесем визит полковнику Сандерсону. А чтобы не нарваться на отказ, мы не будем писать ему записок, а заявимся без предупреждения – и дело с концом!
      Алану позабавило решение Дотти.
      – Но под каким предлогом мы приедем к человеку, который совершенно не жаждет нас видеть? По крайней мере меня!
      – О, изобрести предлог не составит труда! – лукаво подмигнула ей Дотти. – Мой фирменный куриный бульон, который так полезен больным, известен на всю округу. Полковник имел неосторожность пожаловаться в письме на нездоровье… Что ж, пускай теперь пеняет на себя! Я, как истинная христианка, собственноручно принесу бедному больному кастрюльку целебного куриного бульона!
      На губах Аланы заиграла озорная улыбка:
      – Вы коварная интриганка, Дотти Синглетон!
      Пожилая женщина весело рассмеялась:
      – Что правда, то правда, и если кто-нибудь будет убеждать вас в обратном, я надеюсь, вы за меня заступитесь! Ладно, попробуем рискнуть и поехать к полковнику. Но имейте в виду: это может нам выйти боком! И нам, и особенно вашей свекрови!
      – И все-таки я хочу попытать счастья. Хотя бы для того, чтобы Лилия перестала винить себя в гибели Сандерсона. Короче говоря, хуже не будет!
      Дотти пытливо вгляделась в лицо Аланы:
      – А как может отнестись к этой затее ваш муж?
      Алана опустила глаза:
      – Я думаю, он мне этого не простит.
      – Но зачем тогда рисковать, скажите на милость? – недоуменно спросила Дотти.
      – Я ведь уже объяснила… – тихо произнесла Алана. – И меня не страшат последствия.
      Дотти покачала головой.
      – Неужели вы готовы устроить счастье свекрови, поплатившись при этом своим собственным семейным благополучием?!
      – Да. Пусть будет так. У меня нет выбора, – твердо ответила Алана.
      Николас взбежал на крыльцо дома Кэлдвеллов и постучался. Поместье покойного отца Аланы было значительно меньше Беллинджер-Холла, однако земли здесь отличались плодородием и урожаи были самыми большими во всей округе. Во время войны дом и хозяйственные постройки сильно пострадали от пожаров, но теперь все было заново отстроено, и семейство Кэлдвеллов процветало.
      Дверь отворилась, и на пороге вырос пожилой дворецкий. Когда он узнал Николаса, его морщинистое черное лицо расплылось в улыбке:
      – Мастер Николас! Добро пожаловать! Давненько вы к нам не заглядывали.
      Николас вошел в прихожую, с трудом припоминая обстановку этого дома. Он и вправду не был здесь много лет.
      – Рад тебя видеть, Хэмиш. Дональд дома?
      – Нет, сэр. Хозяин уехал в Вашингтон. А мисс Элиза дома. Провести вас к ней?
      – Да, пожалуйста.
      И Николас прошел вслед за Хэмишем в зеленовато-бежевую гостиную. Элиза сидела с вышиванием у окна.
      При виде Николаса она вскочила со стула и кинулась к нему, протягивая руку. Сердце ее радостно забилось: Элиза была втайне влюблена в хозяина Беллинджер-Холла.
      – Николас! Как мило, что вы решили нас навестить! Мы так давно не виделись.
      Николас вгляделся в ее лицо, ища сходство с Аланой, и, к своему удивлению, обнаружил, что оно есть – и весьма немалое! Те же глаза, хоть и посветлее, тот же вздернутый носик, та же молочно-белая кожа… Однако Алана затмевала своей красотой всех вокруг, а Элиза была лишь миловидна, не более того.
       Николас спохватился, вспомнив причину своего визита, и сурово сказал:
      – Мне сообщили, что Дональд увез Алану в Вашингтон. Это правда?
      В глазах Элизы вспыхнула ревность.
      – Да! Она остановилась у Дотти Синглетон. Понятия не имею, что она там забыла.
      – У Дотти Синглетон? – растерялся Николас. – У хозяйки знаменитой вашингтонской гостиной?
      – У нее самой! – с тайной завистью подтвердила Элиза и добавила как бы между прочим: – Дональд попросил Алану встретиться с членами комитета, который он возглавляет. Я толком не знаю, в чем там дело, но, по-моему, это как-то связано с индейцами.
      – Да, но как Дональд мог увезти куда-то мою жену без моего разрешения? – возмутился Николас.
      Элиза пренебрежительно скривилась:
      – Вы же знаете, какой Дональд сумасброд! А в последнее время он еще и возомнил себя спасителем индейцев.
      Николасу постепенно становилось понятно, зачем Алана отправилась в Вашингтон, однако он по-прежнему не был в восторге от чрезмерной самостоятельности своей жены.
      – И когда же Дональд намеревается привезти Алану обратно?
      Элиза подхватила Николаса под руку и подвела его к дивану.
      – Ах, Николас! В последнее время брат перестал мне доверять и ничего, совсем ничего не рассказывает! Теперь, когда у него есть Алана, Дональду никто больше не нужен. Я, право, не понимаю, зачем она так долго торчит в Вашингтоне. Ее встреча с конгрессменами уже состоялась. Что ей там еще делать?!
      Элиза говорила о сестре с такой неприязнью, что Николас оторопел. Однако он сделал вид, будто не замечает ее злобных интонаций, и спокойно произнес, как бы рассуждая сам с собой:
      – Да, действительно непонятно, что она может так долго делать в городе, где у нее нет знакомых…
      В груди Элизы дымился вулкан ненависти. Она считала, что судьба обошлась с ней вопиюще несправедливо. Почему Алане достается все, а ей ничего? Отец больше любил Алану, Николас влюбился в Алану, Беллинджер-Холл достался Алане, а теперь еще и Дональд от нее не отходит! И в довершение всего Алану приняли в вашингтонском обществе, о чем она, Элиза, и мечтать не смеет!
      – Почему бы вам самому не поехать в Вашингтон и не выяснить все на месте? Между прочим, Дональд мне понарассказал такого!..Там такоетворится! Я думаю, вас это весьма заинтересует, – Элиза напоминала паука, заманивающего жертву в ловушку.