Криво улыбнувшись, Тристан откинул со лба волосы и снова заглянул внутрь туннеля. Там все оставалось по-прежнему; только вот проникнуть в него ему почему-то не удалось. Внезапно в голову пришла одна идея.

Оглянувшись по сторонам, принц нашел камень размером примерно с кулак. Подойдя к отверстию в стене, он встал не прямо напротив него, а чуть-чуть наискосок, размахнулся и бросил камень в туннель.

Как только камень пересек невидимую грань, отделявшую туннель от пещеры, послышался громкий треск, и яркая вспышка на время ослепила Тристана. Отброшенный неведомой силой камень пролетел почти через всю пещеру и рассыпался на куски от удара.

«Интересно, а мне-то как посчастливилось уцелеть?» — пронеслось в сознании принца.

Теперь уж ему точно не хотелось здесь задерживаться.

Гася факелы один за другим, Тристан вернулся к каменным ступеням, в тусклом свете заходящего солнца поднялся наверх и выбрался наружу, с наслаждением вдохнув теплый вечерний воздух.

Заложить проем камнями оказалось делом куда более долгим, чем предполагалось. В конце концов, вспотев и перемазавшись с ног до головы, принц отошел на несколько шагов и оглядел плоды своих трудов. Внезапно что-то шевельнулось в дальнем уголке его памяти. Он непременно должен был что-то сделать, прежде чем уйти отсюда; однако Тристану никак не удавалось вспомнить, что именно. Еще с детства у него выработалась привычка в подобных случаях прибегать к проверенному способу: закрыть глаза и попытаться расслабиться. Тогда, как правило, потерянная мысль сама всплывала из глубин памяти. Так произошло и на этот раз.

Принц достал из колчана нож и расширил щель между только что уложенными камнями, чтобы сквозь нее могли пролететь бабочки. Потом пересек поляну, отвязал жеребца и ласково погладил его за ушами. Озорник тут же забил копытом.

— Ну да, меня не было слишком долго, — произнес Тристан с нежностью. — И прекрасно знаю, что ты страдаешь от жажды, — он провел рукой по густым, длинным волосам и бросил последний взгляд на каменную стену. — Я, кстати, тоже. Но здесь мы с тобой пить ничего не будем.

Принц легко вскочил в седло и углубился в лес. В тех местах, где он вытирал руки о штаны, были отчетливо заметны красные полосы. Можно представить, в какой ярости будут его домочадцы, когда он вернется во дворец. Однако тут нет его вины; Тристан вовсе не собирался отсутствовать так долго.

Нужно будет непременно побывать в этом месте еще раз до коронации. Что-то в глубине души подсказывало принцу, что он должен сделать это — причем как можно скорее. Подземная пещера со всеми своими загадками ужасно заинтересовала принца. И пока он не разберется, что к чему, не стоит никому, даже Вигу, рассказывать о своем удивительном открытии.

Внезапно в сознании всплыла цитата неизвестно откуда: «Оставляй только следы. Уноси только воспоминания».

Озорник бодро скакал к дому.

Виг, задумавшись, сидел на мягкой траве подле обрыва, скрестив ноги и закрыв глаза. Выводы, к которым он пришел, отнюдь не радовали старого мага. Слишком многое уже успело произойти, включая появление охотника за кровью. Создавалось впечатление, будто некоторые события начинают выходить из-под его контроля и, следовательно, из-под ведома короля Николаса и даже всего Синклита.

Маг сосредоточился на принце — тот сейчас был гораздо ближе — и вдруг почувствовал, что теперь ощущает Тристана совсем иначе. Это означало, что с принцем произошло нечто очень важное и он стал другим на очень значительном, глубинном уровне.

На вопрос о том, что именно могло случиться с Тристаном, существовал, в частности, один в высшей степени огорчительный ответ, если учесть все, что маг знал о тайнах, которые хранит в своей глубине Олений лес. Однако сознание Вига упорно отбрасывало этот возможный вариант. Отчасти из-за того, что он выглядел уж очень сложным и создавал слишком много проблем, а отчасти потому, что ради самого принца старику очень не хотелось верить в его осуществление.

«Осталось совсем немного, — размышлял он. — До коронации всего тридцать дней. Вечность, молю тебя, сделай так, чтобы я не обнаружил в мальчике никаких изменений».

Добравшись в поисках Тристана до этой поляны, маг и Шайлиха увидели расстеленное на земле одеяло. Чувствуя, что принц где-то совсем рядом, Виг принял решение дождаться его именно здесь. Его спутница так переволновалась и измучилась, что немедленно уснула под сенью деревьев, подложив под голову седло вместо подушки.

От не потерявших зоркости глаз старика не ускользнуло ничто — ни дуб, служивший Тристану мишенью, ни отломанная от его ствола, повисшая на полосках коры ветка, ни смятая трава в нескольких футах от обрыва.

Маг посмотрел на спящую женщину. Беременность не портила красоты принцессы. Она унаследовала от матери, королевы Морганы, длинные золотистые волосы и высокую, стройную фигуру. Однако карие глаза, чувственный рот и жизнерадостная натура ярко отражали ее индивидуальность. Старик печально покачал головой. Как мало Шайлиха и Тристан знали о своих скрытых задатках. Необходимость таить от близнецов секрет их предназначения просто разбивала сердце.

Он перевел взгляд на долину и Таммерланд, столицу королевства, на протяжении вот уже более трех веков бывшую его домом. Вид сверху открывался великолепный. Если именно сюда Тристан обычно удалялся во время своих одиноких прогулок, Виг мог его понять.

Ему в голову пришло странное сравнение, и он улыбнулся, покачивая головой. Между ним и этой страной, которую маг так любил, было много общего. И он, и страна стары. И оба они скрывают множество тайн, и оба находятся в относительной изоляции. Евтракия на востоке омывалась морем Шорохов — морем, которое никому еще не удалось пересечь. Сотни людей предпринимали такие попытки, но ни один не смог выйти в море на расстояние больше четырех дней пути и вернуться. Надо полагать, все они погибли. Море Шорохов щедро одаривало живущих на его берегах рыбаков, но им даже в голову не приходило пытаться пересечь его. Кстати, никто не понимал, почему оно называется морем Шорохов. Так уж повелось, вот и все. У самого Вига с этим таинственным морем тоже были связаны зловещие воспоминания… Он с трудом заставил себя выбросить их из головы.

На северной, западной и южной границах Евтракии тоже существовали непреодолимые препятствия. Охватывая королевство с запада, горный хребет Толенка в форме полукруга тянулся с северного побережья страны до южного; он считался непроходимым. Темно-серые, покрытые снегом зазубренные горные вершины уходили в небо с трех сторон Евтракии, кроме востока, где простиралось море. Горы были столь высоки и неприступны, что все, кто пытался преодолеть их, неизменно терпели неудачу. Этому способствовал также крайне разреженный воздух, которым не могли дышать даже маги, не говоря уж о простых людях.

Ни одного перевала обнаружить до сих пор не удалось. Вот почему Евтракия всегда существовала обособленно.

К сожалению, напомнил себе старик, до Войны с волшебницами не велось никаких летописей. О тех временах было почти ничего неизвестно. Только после своей победы маги приказали начать вести хронику текущих событий. В своем простодушии жители Евтракии полагали, что защищенные «чарами времени» маги Синклита — единственное связующее звено между ними и довоенной историей страны. Но кое о чем они не догадывались. На плечах магов лежала тяжелейшая ноша, в том числе и тайны, которые следовало тщательно оберегать.

Виг сорвал былинку и принялся растирать ее длинными гибкими пальцами.

Сотни тысяч людей вели мирную жизнь в Евтракии вот уже на протяжении более трехсот лет. Королевство состояло из семи герцогств, каждое из которых имело свою собственную столицу. Все их жители были вассалами короля Таммерланда, и на протяжении долгих лет монархи, с помощью Синклита, правили своими подданными с мудростью и милосердием. Пройдет всего несколько недель, и Тристан окажется на троне. И пройдет всего несколько мгновений, вдруг почувствовал старый маг, как Тристан объявится на этой поляне и даст ответ на многие тревожащие его, Вига, вопросы.

Он повернулся к принцу, которого в этот момент конь вынес на поляну. Сердце старого мага чуть не разорвалось — его худшие опасения подтвердились.

«Он нашел Пещеру Парагона», — в ужасе понял старик.

Вопросов у него больше не осталось. От тела принца исходила лазурная аура, разглядеть которую было под силу лишь обладающему исключительными знаниями магу, каким был Виг. Он содрогнулся. На штанах Тристана с обеих сторон тянулись длинные полосы красного цвета. Очень характерного красного цвета. И происхождение этих полос не вызывало сомнений: вода Пещеры.

«Подобной ауры я не видел со времени появления на свет Тристана и Шайлихи», — подумал старый маг. В памяти всплыла древняя цитата. «Лазурный свет, сопровождающий рождение Избранных, послужит свидетельством особого качества их крови».

Заметив Вига, Тристан резко остановил коня. Оглянувшись, принц увидел мирно спящую сестру. Потом подвел Озорника к дереву, привязал его и уселся рядом с магом. Так они сидели довольно долго, глядя на Таммерланд, освещаемый косыми лучами заходящего солнца; оба знали, что сказать друг другу, но предпочитали хранить молчание. В конце концов первым заговорил Тристан. Кивнув на корзину, он спросил:

— Ты не голоден? — старик покачал головой. Принц достал из корзины большой кусок сыра и жадно вгрызся в него зубами. — Знаю, многие будут сердиться на меня, — продолжал он. — Вообще-то, я собирался к этому времени уже быть во дворце.

— Но?..

Маг вопросительно изогнул бровь, глядя в лицо Тристана сквозь голубое мерцание ауры, о существовании которой тот, по всей видимости, не догадывался. «И то хорошо, — подумал Виг. — По крайней мере, пока он не может ее видеть».

Принц бросил на собеседника безмятежный взгляд — во всяком случае он приложил все усилия, чтобы тот таковым показался.

— Меня кое-что задержало.

— Понимаю. Не хочешь рассказать, что именно?

— Нет, Верховный маг.

Тристану отчаянно хотелось сменить тему разговора, но он не знал, как это сделать. Старик решил пока не настаивать. Ему и так предстояла сегодня вечером трудная задача — сообщить королю и Синклиту о столкновении с охотником за кровью и о том, что принц обнаружил Пещеру.

Маг кивнул на сломанную ветку дуба.

— У тебя вся одежда в грязи, — холодно заметил он. — В этом причина твоей задержки?

Чувствуя себя предельно глупо, Тристан тем не менее вздохнул с облегчением; эта тема казалась ему гораздо безопаснее разговора о пещере и водопаде. Продолжая жадно поглощать сыр, он в красочных деталях описал, как Озорник столкнул его с утеса. Утолив первый голод, принц потянулся к бутылке с элем. Что ни говори, это был долгий и тяжелый день.

Когда он закончил рассказ, Виг помолчал, сминая в пальцах еще одну травинку.

— В следующий раз, приходя сюда, я буду привязывать коня, — пообещал Тристан.

Маг покачал головой, глядя поверх Таммерланда на далекий горизонт.

— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал он. — Королю Евтракии делать здесь нечего.

Не успел принц ответить, как они услышали, что Шайлиха зашевелилась. Виг тут же вытянул в ее сторону левую руку, и женщина снова крепко уснула. Старик не хотел, чтобы она слышала их разговор.

— Что она здесь делает? — спросил Тристан. — В ее положении не стоило покидать дворец. Неужели родители позволили ей сопровождать тебя?

— Не могу сказать, к добру или к худу, но твои родители ничего не знают, — ответил маг. — Знаем только она, Синклит, наш слуга да конюх, который седлал твоего коня, — он снова иронически поднял бровь. — Но не думаю, чтобы конюх мог проболтаться.

Принц закусил губу. Его начала мучить совесть. И все же… Он сделал поразительное открытие и, кроме того, никогда прежде не чувствовал себя таким сильным и полным энергии. Все это пересилило вспыхнувшее было чувство вины.

Старый маг вздохнул.

— А что касается того, почему Шайлиха здесь… Ну, просто сестра очень тебя любит. Как и все остальные, между прочим. Все твои близкие, все маги Синклита ради тебя готовы скакать сломя голову не то что в Олений лес — на другой конец света, — он помолчал. — Хотя иногда я не понимаю почему. В особенности учитывая твое поведение в последнее время, — Виг пристально взглянул прямо в темно-синие глаза собеседника. — Мы потратили почти целый день, разыскивая тебя. — Он снова перевел взгляд на долину.

Тристан набрал в грудь побольше воздуха, но не успел даже рта открыть, как маг начал рассказывать ему о встрече с охотником за кровью, стараясь не открывать большего, чем сообщил Шайлихе. Все остальное предназначалось лишь для ушей членов Синклита и короля.

Взглянув на топор охотника, принц почувствовал новый приступ угрызений совести, однако тут же что-то внутри него с утроенной силой воспротивилось этому чувству. С того момента, как он покинул подземное озеро с водопадом, два желания бушевали в сердце Тристана; он ощущал их с той же определенностью, с какой не сомневался, что завтра утром взойдет солнце. Первое — необходимость как можно скорее вернуться в подземную пещеру. И второе — яростная жажда знать как можно больше о магии и о том даре, которым его наделила природа. Это чувство росло и крепло в нем буквально с каждым мгновением.

Он должен научиться магии!

Принц повернулся к Вигу; обращаясь к старику с этой просьбой, он хотел видеть его глаза.

Как будто догадываясь, какие желания обуревают Тристана, и заранее приняв решение не удовлетворять их, маг упорно продолжал смотреть вдаль. Однако в глубине души он знал, что именно должно сейчас произойти.

Принц глубоко вздохнул. Он чувствовал, что, высказав свою просьбу, никогда не пожалеет об этом. Обратного пути не будет.

— Виг, я хочу изучать магию.

Мысли старика тревожно заметались. «Ну вот… Странно, никогда не думал, что это произойдет именно так».

Маг посмотрел на Тристана. Исходящая от принца лазурная аура, казалось, стала еще интенсивнее. Виг безмолвно поблагодарил судьбу за то, что во всем королевстве ее видит он один. Только люди с «одаренной» кровью и притом обладающие исключительными знаниями могли видеть эту ауру. Даже остальные маги Синклита ничего не заметят. Старик испытывал безмерную усталость и печаль. Сидящий перед ним молодой человек понятия не имел, что именно он сделал, и Верховному магу следовало подбирать слова с особой осторожностью. И в то же время он был решительно настроен провести этот разговор так, как считал необходимым.

— До этого момента, Тристан, ты проявлял лишь пренебрежение к трону и самый общий интерес к магии, изучением которой тебе предстоит заняться по окончании срока правления. Случайные вопросы, которые ты время от времени задавал по поводу нашего искусства, отличались немалой наивностью, — последнее не совсем соответствовало действительности, и Вигу пришлось приложить усилия, что бы сохранить бесстрастное выражение лица. — В чем причина такой внезапной смены настроения?

Принц подтянул колени к подбородку и обхватил их руками, не зная, как ответить на этот вопрос, не проговорившись насчет своего сегодняшнего открытия. В конце концов он неуверенно сказал:

— Может, мой интерес возбудил твой рассказ об охотнике за кровью. Никогда не слышал ни о чем подобном.

— Ну да, разумеется, — маг насмешливо фыркнул. Он был убежден, что добровольно Тристан не выдаст своего секрета, разве что вытащить его клещами. И в глубине души старик прекрасно понимал почему. И все же, обдумав просьбу принца, маг решил дать ему самые общие, элементарные объяснения — не более того.

Сейчас аура вокруг Тристана едва не ослепляла Вига. Еще он увидел в глазах принца неистовую жажду знаний и совершенно отчетливо понял: таким, как прежде, мальчик не будет уже никогда.

— Магия начинается с крови, Тристан, — наконец медленно заговорил старик. — Так было всегда, еще до Войны с волшебницами, до того, как стали вестись записи о рождении детей, — прохлада надвигающейся ночи заставила мага плотнее закутаться в свое одеяние.

— Дети рождаются либо «одаренными», либо «обычными», — продолжал он. — Как тебе известно, ты, твоя сестра и ваши родители — люди «одаренной» крови. От союза людей с «одаренной» кровью всегда рождается такой же ребенок, и только один на тысячу — при смешанных браках. «Одаренная» кровь — необходимое условие для занятий магией. Пытаться обучить этому «обычного» человека все равно что твоего жеребца — играть на арфе.

Этот образ заставил принца улыбнуться, но нетерпение его с каждым мгновением возрастало. Все, о чем до сих пор говорил Виг, он прекрасно знал; да что там — это было известно каждому в Евтракии.

Старый маг почувствовал нетерпение Тристана.

— Искусство магии состоит из двух направлений, или двух школ, если угодно. Первую называют Закон. Это благотворная сторона нашего искусства, требующая огромной самоотверженности, даже жертвенности. Все маги Синклита поклялись следовать этому направлению. Проще говоря, школа Закона учит таким граням нашего искусства, как милосердие, доброта и труд на благо других. Маги практикуют только эту версию магии, — Виг помолчал, собираясь с мыслями и провожая взглядом медленно опускающееся за горизонт солнце.

— Второе направление называется Каприз. Ему обучаются ради обретения власти и богатства. Во время войны волшебницы практиковали Каприз, а маги — Закон. Каприз во всех отношениях весьма опасный вид магии; он не могущественнее Закона, но несет в себе гораздо большую разрушительную силу. Волшебницы добивались своих целей, безжалостно уничтожая все, что препятствовало этому, — маг глубоко вздохнул. — Стремление брать, а не отдавать удивительно вредоносно, Тристан. Порочность адептов Каприза не имеет границ, — голос старика, в котором звучали грустные нотки, стал совсем тихим.

— А ты знал кого-нибудь из них, Виг? — спросил принц. — Того, кого можно считать подлинным мастером Каприза?

— Знал, — ответил Верховный маг, и голос его слегка дрогнул. — И по своему личному опыту могу сказать — тот, кто практикует это направление магии, находится на пути к безумию. Она была воплощением зла, но, должен признаться, и необыкновенно яркой личностью.

Сколько принц себя помнил, у него всегда создавалось впечатление, что мужчины с «одаренной» кровью от природы могущественнее женщин, обладающих тем же даром.

— Выходит, практикующие магию женщины могут достигнуть такого же уровня знаний, как и мужчины? — спросил он.

— Это так, — ответил Виг. — Женщина с «одаренной» кровью, наравне с мужчиной прошедшая обучение, может добиться не меньших успехов. До войны и мужчины, и женщины обучались нашему искусству и практиковали магию. Женщины именовали себя волшебницами, а их сообщество носило название Шабаша. А мужчины с «одаренной» кровью, прошедшие соответствующее обучение, называли себя магами. Собственно, это одно и то же, разница лишь в половой принадлежности. Большинство людей сейчас не могут осознать этого, поскольку по окончании Войны с волшебницами обучение женщин магии объявлено, к добру или к худу, вне закона.

Маг взглянул на Таммерланд. Наступили сумерки — прекрасное время, когда еще видны последние лучи солнца, тающие в темноте приближающейся ночи. Вот-вот в небе должны были взойти три луны, и, судя по доносящимся из леса шорохам, его ночные обитатели уже зашевелились.

— Что делает одного мага или волшебницу могущественнее других? — спросил Тристан.

— Ну, здесь дело обстоит так же, как и во всем остальном. Прежде всего, конечно, способности, определяющиеся свойством крови. Играет роль и ум ученика, а также качество и продолжительность обучения. Но решающим фактором все же является кровь. Чем она «одареннее», тем большими способностями обладает тот, кто обучается нашему искусству. А чем способнее обучающийся, тем более могущественным магом или волшебницей он станет.

— А как получается, — продолжал допытываться принц, — что ты, Виг, и остальные маги Синклита живете так долго? Ваша жизнь будет вечной? В Таммерланде говорят, что вы совсем не стареете.

— Мы защищены так называемыми «чарами времени». Но то, как понимают эти слова обычные люди, не соответствует действительности, мой принц. Да, это заклинание позволяет нам избежать болезней и не стареть, но это не означает, что мы бессмертны. Если мы с тобой спрыгнем сейчас вот с этого утеса, там, внизу, я буду мертв точно так же, как и ты. «Чары времени» были разработаны не из эгоистических соображений, а ради того, чтобы защитить страну от последовательниц Каприза, потому что они тоже были близки к открытию этого заклинания. Война все тянулась и тянулась, мы потеряли множество магов. «Если победа в этой войне окажется за нами, — так мы рассуждали, — нужно сделать все, чтобы подобное никогда больше не повторилось». Да, тем самым мы фактически даровали себе бессмертие, но в ответ обязались всю свою жизнь прожить, практикуя лишь направление Закона и приложить все свои силы и знания, чтобы обеспечить Евтракии мирную жизнь.

Несмотря на то что Тристан знал старого мага все три десятка лет своей жизни, сейчас принц взглянул на него совсем по-другому. Виг прожил на свете во много раз больше, чем он, и почти все это время отдал служению стране.

— Магия обладает множеством аспектов, Тристан. Заклинания, чары, колдовство, трансформация, составление зелий, предсказания — этот перечень далеко еще не полон. Каждая вещь или природное явление, так или иначе находят свое отражение в нашем искусстве. Таким образом, изучение магии может продолжаться бесконечно — для тех людей с «одаренной» кровью, чья тяга к магии непреодолима.

— А приверженцы Каприза все еще практикуют? — осведомился принц.

— Нет. Большинство из них были убиты во время войны, остальные отправлены в изгнание.

Необходимость лгать Тристану заставила болезненно сжаться сердце старого мага, но у него не было другого выхода. Ему о многом хотелось бы рассказать своему воспитаннику. Обстоятельства его рождения были совершенно уникальными, и уже по одной этой причине принц требовал чрезвычайно бережного обращения с собой, иначе все могло обернуться гибелью Евтракии. С самого момента появления на свет Тристана и его сестру держали под осторожным, но неусыпным наблюдением. Виг понимал причину неповиновения принца — у мальчика были основания ощущать себя чем-то вроде уродца в бутылке.

Тристан сменил позу и уселся, скрестив ноги. Чувствовалось, что он колеблется, но любопытство взяло верх.

— Виг, я могу задать тебе личный вопрос? Старик прищурился.

— Ничто не мешает тебе сделать это — равно как ничто не помешает мне промолчать.

— Ведь ты — самый могущественный из магов?

Эти слова, казалось, повисли в воздухе.

Потом Виг вздохнул.

— По правде говоря, не знаю. Мои знания самые глубокие среди всех членов Синклита, и, наверное, я более, чем они, могуществен. Но ведь среди жителей Евтракии есть другие маги, в обиходе называемые «магами резерва». Следить за тем, каких успехов они достигают, — такая задача никому из нас не под силу. А во время войны среди нас был один маг, обладающий не меньшим, чем у меня, могуществом… — голос старика звучал тихо, взгляд его снова устремился в неведомые дали. — Как я уже упоминал, считается, что овладение направлением Каприза в конечном счете ведет к безумию. И хотя никто сейчас Каприз не практикует, это действительно так, должен признаться, что его приверженцы все еще существуют, — еле слышно закончил он.

— Наверно, я что-то не могу уловить… — растерянно произнес принц.

«Это меня ничуть не удивляет, — подумал Виг, с сочувствием глядя в синие глаза принца. — Разве можешь ты понять то, в чем за три с лишним столетия не смогли разобраться самые выдающиеся маги королевства? Может, вместо того чтобы пытаться дать словесные разъяснения, имеет смысл продемонстрировать это?»

— Магия повсюду, Тристан, — сказал старик. — Даже если ты ее не видишь. Это как воздух, которым мы дышим, — постоянно окружающий нас, но невидимый. Мы живем, пребывая в блаженном неведении о его присутствии. На самом деле магия, как и воздух, материальна и имеет форму. Но не впадай в заблуждение. Я говорю не об эффектах или результатах использования этого искусства. Я говорю о самой магии, о том, что она представляет собой на самом деле. Однако можно сделать так, что магическая энергия достигнет плотности видимости, в буквальном смысле этого слова. Подобное доступно практикующим как Закон, так и Каприз, — он на мгновение сжал губы, собираясь с силами.

— Если не возражаешь, я могу кое-что тебе показать.

Виг снова повернулся к долине. Три красные луны уже взошли, освещая своим призрачным светом долину. К огромному удивлению принца, маг внезапно встал и застыл, по-видимому погрузившись в свои мысли; вечерний ветер мягко шевелил край его серого одеяния. Он закрыл глаза, склонил голову и как бы в мольбе воздел руки к небу.

Эффект был зачаровывающий.

Тристан просто не поверил своим глазам — небо начало светлеть, и в нем возникло нечто вроде гигантского светящегося веретена. Оно медленно поворачивалось вокруг своей оси и в то же время стягивалось к центру, превращаясь в сверкающий золотистый шар, окруженный всполохами белого излучения, отблески которого освещали все вокруг. Время от времени от вращающегося шара отрывались золотистые капли энергии и устремлялись к земле, растворяясь при падении. «Это Закон! — мысленно воскликнул принц. — Такая красота не может быть ничем, кроме животворной стороны магического искусства».

Маг повернулся к Тристану и произнес, как бы прочтя его мысли:

Да, мой принц, это Закон, материализованный в своей физической форме. Впечатляющее зрелище, не правда ли?

Но как такое возможно? — благоговейно прошептал Тристан.

Не отвечая, Виг снова воздел руки, и на фоне темного неба начало возникать другое, еще более темное, явно несущее в себе угрозу образование. Сравнявшись в размерах с Законом, оно тоже начало уплотняться и поворачиваться, но на этот раз эффект был совершенно иной — пугающий и даже вызывающий ужас.

Достигнув тех же размеров и формы, что и сфера Закона, эта новая, темная сфера стала отталкивать первую в сторону, как будто стремясь расчистить для себя пространство в ночном небе. Черная, устрашающая, она была настолько же гротескна, насколько сфера Закона прекрасна.

Капли темной, хищной энергии срывались с ее угольно-черной поверхности, в центре вспыхивали ослепительные молнии, и в их свете можно было разглядеть сложное внутреннее строение сферы. Принц инстинктивно догадался, что это такое, и испытал безотчетное чувство страха.

«Каприз, — подумал он, не в силах оторвать взгляд от разворачивающегося перед ним зрелища. — Темная сторона искусства!»

Зачарованный, Тристан следил, как два огромных шара скользили по ночному небу, медленно, но верно сближаясь, словно их притягивало друг к другу. Однако на самой грани соприкосновения сферы неожиданно разлетались в разные стороны, и движение возобновилось.

Принц замер, не в силах произнести ни слова; собственная кровь взывала к нему с такой силой, как никогда прежде.

В конце концов он сумел обрести голос и спросил:

— Почему сферы притягиваются друг к другу, а потом неизменно отталкиваются?

— Каждая вещь в природе имеет свою противоположность, — ответил маг, глядя на сферы. — Мужчина и женщина, свет и тьма. Так устроен весь мир. Две стороны нашего искусства — не исключение. Но, в отличие от других, только что приведенных мною примеров, Закон и Каприз никогда не смогут соединиться. Если любой аспект каждого из этих направлений магии использовать в комбинации друг с другом, результат окажется самым плачевным — разрыв материи обоих. Они столь же бесконечно схожи, сколь и различны, — Виг помолчал, ощущая, как собственные слова тяжким грузом ложатся на сердце. — Говорят, если этот разрыв будет достаточно велик, силы одного направления соединятся с силами другого, и возникнет неуправляемая ситуация, способная привести к концу мироздания. В этом состоит еще одна причина того, почему мы, маги, даем свою клятву. Чтобы предотвратить любые попытки кого-нибудь из нас объединить оба направления магии.

Он посмотрел на Тристана, и тот почувствовал, что старик собирается сказать ему нечто чрезвычайно важное.

— Считается, что существуют невидимые коридоры, связывающие обе стороны нашего искусства; то есть, говоря образно, соединяющие эти шары. И если по этим коридорам пройдет человек с «одаренной» кровью, неважно, к какому направлению он принадлежит и каким могуществом обладает, пусть даже у него нет никаких понятий об этом, результатом будет соединение обеих сфер. Таким образом, Тристан, это и есть конечная цель магии — гармоническое слияние Закона и Каприза, которые в дальнейшем будут действовать уже сообща.

«И придет Избранный, обладающий исключительной, необыкновенной кровью, и она проведет его невидимыми коридорами магии, и обе стороны этого искусства воссоединятся, не уничтожая друг друга», — вспомнил он.

— Отсюда вывод — думая о магии, нужно представлять себе обе ее противоположности, оторванные друг от друга, но жаждущие воссоединения, — продолжал Виг. — И вдобавок, размышляя о Законе, Тристан, помни, что это искусство магов; а думая о Капризе, не забывай, что это искусство волшебниц, которое они практиковали, пока были живы.

— Но наверняка ведь были женщины, которые использовали свое искусство во имя добра? — спросил принц.

— Да, это так, — отозвался старый маг. — В особенности до войны. И точно так же, как отдельные женщины практиковали магию во имя добра, отдельные мужчины с «одаренной» кровью использовали ее во имя зла. Однако после победы Синклит запретил обучать женщин магии. Сейчас я склонен думать, что это было ошибкой. Того же мнения придерживаются остальные маги Синклита, и мы полагаем, что после твоей коронации это решение должно быть пересмотрено. Без помощи короля столь важное изменение вряд ли удастся претворить в жизнь, и этим королем должен стать ты. — Виг привычно вскинул бровь. — Очень непростая проблема, должен тебе признаться. Придется как следует поломать над ней голову.