— Они превратят твою сестру в пятую волшебницу, и она станет вместо Фейли первой госпожой Шабаша.

Принц и Виг, словно потеряв дар речи, обменялись взглядами. В столовой повисло напряженное молчание, которое в конце концов прервал Верховный маг.

Значит, за морем Шорохов есть какая-то страна? Вообще-то мы давно подозревали это. И даже посылали туда множество экспедиций, но ни один корабль не вернулся обратно. Но откуда тебе все это известно? Ты вступил в контакт с волшебницами, когда они явились сюда, напав на Евтракию?

— Все гораздо проще. В Пазалоне есть преданный мне человек, и я получаю от него сообщения.

— И каким же образом ты их получаешь? — спросил Тристан недоверчиво. — Может, ты способен связываться с ним мысленно, как это делают волшебницы? И откуда твоему сообщнику известны подробности их жизни?

— Нет, мысленная связь такой протяженности мне недоступна, — вздохнув, отозвался Феган. — Кое-какими способностями для этого я, конечно, обладаю, но они не распространяются на неподготовленных и, тем более, на тех, с кем я никогда не встречался. И все же, думаю, при желании я сумел бы овладеть этим искусством, хотя отдельные его аспекты практикуются лишь приверженцами Каприза. Между прочим, я не давал клятвы магов и не подвергался воздействию «заклинания смерти». Фейли захватила меня до того, как это стало обязательным для всех магов. Следовательно, ничто не мешает мне освоить любое направление Каприза. — На губах мага-отступника мелькнула мимолетная улыбка. — Но я никогда не делал этого и не собираюсь, из-за тех нежелательных эффектов, которыми неизбежно сопровождается практика Каприза… Нет, Тристан. Все действительно гораздо проще. Мой друг на той стороне моря пишет сообщение, привязывает его к лапке голубя и посылает сюда. Эти птицы на редкость выносливы и быстры. Они, не делая передышки, способны пересечь море Шорохов за несколько дней. Прочитав сообщение, я отвечаю на него и отправляю голубя обратно, дав ему, конечно, возможность как следует отдохнуть.

— Не понимаю, — произнес принц; недоверие в его голосе не исчезло. — Как можно за несколько дней преодолеть такое огромное расстояние?

— В самом деле, — сухо добавил Виг.

— Я около трехсот лет бился над тем, чтобы мои ноги снова могли ходить, но тщетно, — ответил маг-отступник. — В конце концов я сдался и пришел к выводу, что до конца моих дней передвигаться самостоятельно не смогу. Предвидя, что волшебницы выживут и когда-нибудь смогут вернуться в Евтракию, я пришел к выводу, что следует каким-то образом постараться узнать как можно больше об их жизни и планах. Так и родилась эта идея. Я попросил гномов наловить мне голубей и принести их сюда, в мой дом.

— Ты воздействовал на птиц заклинаниями? — поинтересовался Верховный маг, иронически вскинув бровь.

— Угадал. — Феган расплылся в улыбке. — В результате скорость птиц неимоверно возросла, и теперь им хватает нескольких дней для того, чтобы пересечь море Шорохов. На пределе сил, конечно. Случается, что сердце у голубя не выдерживает. Сначала я просто внушал им лететь на восток, пока они не доберутся до суши или не умрут, пытаясь сделать это. Они должны были возвращаться только в том случае, если сумели пересечь море. Птицы улетали и пропадали, я совершенствовал заклинания… В конце концов первый голубь вернулся, принеся мне доказательства того, что достиг земли. Начиная с этого момента я стал привязывать к лапкам записки, естественно, приняв все меры предосторожности, чтобы нельзя было догадаться, от кого они исходят, — на случай, если бы какая-нибудь из записок попала в недобрые руки. По счастью, этого не произошло. Можете представить мою радость, когда наконец голубь принес ответ из-за моря — и притом от врага волшебниц! С тех пор мы постоянно обмениваемся посланиями.

— Надо полагать, у этого «врага волшебниц» есть имя? — осведомился Виг.

— Его зовут Гелдоном. Несмотря на риск, этот человек продолжает переписываться со мной. По его словам, он так сильно ненавидит волшебниц, что готов умереть, если это поможет одолеть их.

И какое же положение в Пазалоне занимает этот Гелдон, если он столь хорошо информирован?

— Это горбатый карлик, раб Сакку, на которого волшебница наложила «чары времени», так что он примерно наших с тобой лет. Сакку надела на него железный ошейник, к которому пристегнута цепь, и он вынужден помогать в осуществлении ее извращенных прихотей. Вторая госпожа Шабаша повсюду таскает его за собой, вот откуда ему так много известно. Гелдон ненавидит волшебниц и поначалу тоже наобум рассылал голубей с сообщениями, надеясь найти родственную душу, с кем можно было бы поделиться своими мыслями. Естественно, он даже не подозревал о существовании страны под названием Евтракия. Каковы же было его изумление и радость, когда в один прекрасный день птица с посланием опустилась в голубятне его друга! С тех пор наше с ним общение стало постоянным.

— Поначалу я, разумеется, не доверял ему полностью. До недавнего нападения на Евтракию я выражался в самом общем смысле, не сообщая Гелдону ни о чем существенном. Но когда Сакку со своими Фаворитами нагрянула сюда, я решил, что должен рискнуть и всерьез довериться ему. Я понимал, конечно, что могу и промахнуться. Кто знает, может, он вводил меня в заблуждение? «Но чем мне грозит моя откровенность?» — подумал я. И в то же время, если этот человек искренен, я смогу узнать очень много важного. Авантюра в некотором роде. По правде говоря, я и сейчас не до конца уверен, что ему можно доверять. Но, с другой стороны, какой у нас выбор, в особенности с учетом того, что произошло в Евтракии? Я, разумеется, стараюсь проверять каждое его слово. — Феган помолчал в задумчивости. — Даже огромное колесо не сможет вращаться без маленькой втулки.

Виг наклонился над столом.

— Гелдон знал о том, что готовится нападение на Евтракию?

— Знал.

— Тогда почему он не предупредил тебя, несмотря на вашу дружбу? — возмущенно воскликнул Тристан.

— Он не смог. Перед нападением на Евтракию обстановка в Цитадели — замке, из которого волшебницы управляют Пазалоном, была крайне напряженной. Сакку никуда не отпускала его и не посылала за пределы Цитадели, и он не имел возможности отправить мне сообщение. Почти три месяца я не получал от него известий и подумал, что, возможно, его предательство обнаружено и Гелдон мертв. Однако уже после нападения он написал мне, выражая искреннее сочувствие. Все это время его терзала мысль о том, что он знал о готовящемся нападении, но не смог предостеречь нас. С каждым днем его ненависть к волшебницам возрастает. К сожалению, он не может связываться со мной, когда захочет. Для этого необходимо, чтобы хозяйка дала ему поручение, которое он может выполнить, лишь покинув пределы Цитадели.

Весьма убедительно, — фыркнул Верховный маг.

— И по какой же причине он ненавидит волшебниц? — спросил принц.

— Как я уже говорил, этот человек — раб Сакку. Много лет назад она наложила на него заклятие «кипящей крови», что лишило Гелдона мужской силы. Каждый день она не устает напоминать ему об этом и постоянно издевается над ним в присутствии посторонних.

«Это на нее похоже», — подумал Виг, нахмурившись и почесывая затылок.

— И где же она отыскала этого Гелдона?

— В Гетто Отверженных.

— Где?

— Гетто Отверженных — это обнесенный стеной город в двух часах верховой езды к югу от Цитадели. Волшебницам понадобилось место, куда можно было бы отправлять тех граждан Пазалона, которые их чем-либо не устраивали. Они решили эту проблему просто — наслали мор на жителей ближайшего города и в дальнейшем отправляли туда неугодных им. В народе считается, что бессрочное изгнание в Гетто куда страшнее смерти. Общеизвестно, что войти в город и выйти из него можно лишь через главные ворота, охраняемые Фаворитами. Но Гелдону удалось обнаружить лазейку, о которой волшебницам и их приспешникам ничего не известно. Именно в Гетто Гелдон и его друг держат своих голубей. В самом деле, лучше места не придумаешь.

Виг взял бокал с вином и посмотрел сквозь хрусталь на густо-красную жидкость. Похоже на кровь… «одаренную» кровь. «Она причина всему», — подумал маг, не догадываясь о том, что та же мысль пришла в голову Тристану две ночи назад, когда тот бодрствовал у костра.

— Неизвестная страна по ту сторону моря, бабочки, с которыми можно разговаривать, якобы вероломный по отношению к своим хозяевам раб, посылающий тебе записки с голубями, твоя жизнь здесь, на дереве, среди гномов, и рассказ о том, как волшебницы пытали тебя с помощью каких-то «фантомных страданий»… Интересная получается картина.

— Скептически поджав губы, Верховный маг продолжал вертеть бокал в пальцах. — Имеется, однако, еще один весьма важный вопрос, на который пока ты не дал ответа.

Тристан взволнованно взглянул на Вига.

— Зачем им нужна пятая волшебница? — продолжал тот, сверля Фегана пристальным взглядом. — И почему они считают, что для этой цели им необходима именно Шайлиха?

Помрачнев лицом, маг-отступник положил вилку.

— Волшебницы задумали осуществить «причастие кровью». — Он откинулся в кресле, как будто внезапно плечи его придавила тяжелая ноша.

Принц понятия не имел, что под этим подразумевается; Виг, судя по выражению его лица, тоже. Однако само звучание этих слов вызвало необъяснимую дрожь, пробежавшую по всему телу.

— Объясни, что это такое, — потребовал Тристан.

Феган тяжело вздохнул и потер лицо руками, точно на него внезапно нахлынула усталость.

— Волшебницы соберутся в специально оборудованном помещении в глубине Цитадели. Шайлиха, к несчастью, станет к тому времени одной из них, хотя не успеет пройти обучение. Но для того, что они задумали, этого и не требуется. Им нужна только кровь принцессы, а не дар, а потом в их распоряжении окажется целая вечность, чтобы обучить ее, если они решат это сделать, в чем лично я не сомневаюсь. Волшебницы расположатся в углах Пентангля, своего символа, позаимствованного из описания Каприза в Манускрипте. Вы наверняка видели этот знак, вышитый на их платьях. В центре будет стоять алтарь, а на нем золотой сосуд, захваченный в день нападения на Евтракию, — тот самый, который Виг когда-то нашел в Пещере вместе с Камнем. Каждая отдаст в этот сосуд немного своей крови. Парагон будет висеть в центре Пентангля. В разделе, по священном Капризу, упоминается, что, если проделать все точно таким образом, с ночного неба ударит вниз поток света. Отразившись от Парагона, как от призмы, поток света разделится на разноцветные лучи, которые упадут на кровь в сосуде. Волшебницы по очереди отопьют из него, и в этот момент Парагон кровно соединит их. Все пятеро станут едины, и все получат частицу могущества Шайлихи, хотя никто из них не будет обладать такой силой, как она. — Маг-отступник снова провел рукой по лицу и закрыл глаза. — Но все это лишь подготовка к тому, что произойдет дальше.

Онемев, принц посмотрел на Вига. «Это безумие, — содрогнулся он. — Шайлиха никогда в жизни не пойдет на такое!» Он ждал, что старик успокоит его словом или хотя бы жестом, но тот не шелохнулся. Лицо Верховного мага словно окаменело.

— И что же произойдет дальше? — спросил он. Феган напрягся, все еще не открывая глаз.

— «Расплата», — ответил он. — За «причастием кровью» немедленно и неизбежно последует «расплата», — по вторил он. — Жесточайшая власть над всем и вся — людьми, животными, морем, небом и даже направлением ветра… Евтракия и Пазалон прекратят свое существование, превратившись во владения Шабаша, населенные нерассуждающими, покорными рабами. С Камнем, принцессой и знаниями, которые Фейли под пытками вытянула из меня, они могут в буквальном смысле этого слова овладеть всем миром, подчинить себе сознание всех населяющих его существ. Им будет достаточно подумать о чем-то, чтобы это произошло. Полагаю, нет смысла расписывать тебе, как будут жить люди, оказавшись в полной власти волшебниц. — Маг-отступник открыл глаза, и принц едва не утонул в их бездонной серой глубине.

В столовой стало тихо, точно в гробнице, только занавеси на открытом окне мягко шелестели под порывами ветра да издалека доносился немолчный рокот моря.

Виг с потерянным видом склонил голову и, задумчиво почесывая бровь, пытался вникнуть в то, что только что услышал. Наконец, испустив тяжкий вздох, он произнес:

— Ты говоришь, Фейли вытянула из тебя многое из сведений о Капризе. Надо ли это понимать так, что в полной мере она этим знанием не владеет?

— Совершенно верно.

— Как же тебе удалось утаить от нее хоть что-то? Ведь ты говорил, что сопротивляться «фантомным страданиям» невозможно даже человеку с твоей кровью.

— Почти сверхчеловеческим усилием воли я закрыл от нее часть своего сознания. По правде говоря, мне и самому неясно, как мне удалось этого достигнуть. Сопротивление отнимало у меня последние силы, но после гибели дочери мне нечего было терять. Заклинание «фантомных страданий» воздействовало не в той мере, как полагала Фейли. Она усвоила вырванные у меня знания лишь фрагментарно, я оказался в состоянии что-то скрыть от нее. Думаю, она до сих пор не осознает этого.

— Но это же хорошо? — вмешался в разговор Тристан, в душе которого в первый раз за время разговора за брезжила надежда. — Если волшебницы владеют знанием лишь частично, наверное, против них можно использовать то, что осталось им неведомо?

Маг-отступник посмотрел на него с грустью.

— Если бы дело было только в этом, — ответил он. — Боюсь, утаив от Фейли часть знаний, я тем самым создал другую проблему, может быть, даже более серьезную.

Сердце у принца упало, в особенности когда он заметил беспомощное выражение на лице Верховного мага. «Как может повредить нам то, что какие-то магические знания от волшебниц ускользнули?» — недоумевал Тристан.

— Судя по выражению твоего лица, Виг, ты уже уловил ее суть, — продолжал Феган. Ты сам объяснишь это принцу или хочешь, чтобы это сделал я?

— Предпочитаю выслушать твою точку зрения, — угрюмо отозвался старик.

Маг-отступник вздохнул.

— Как я уже сказал, Фейли вытянула из меня знания Каприза лишь частично, о чем не подозревает. И по этой причине она может совершить роковые ошибки. Относительно «причастия кровью» ей и в самом деле известно все. Иначе обстоит дело с «расплатой». Тут ее знания весьма отрывочны. Вывод таков — почти наверняка она проведет «расплату» с нарушениями.

В окно задувал прохладный вечерний ветерок, но не он стал причиной пробежавшей по спине Тристана дрожи.

— А что произойдет в этом случае?

— Наш мир просто перестанет существовать. Полностью и необратимо. Неточное осуществление «расплаты» приведет к неправомочному слиянию Закона и Каприза, что, в свою очередь, закончится гибелью всего мира. Недаром знания об этих направлениях магии изложены в отдельных разделах Манускрипта. Только один человек может осуществить слияние Закона и Каприза должным образом Избранный. Ты, Тристан. Так предначертано Древними Провидцами. Но если Закон и Каприз столкнутся или даже придут хотя бы к частичному взаимодействию по воле любого другого человека, результат будет катастрофический. А Фейли попытается сделать именно это. Речь идет не только о спасении Шайлихи, речь идет о самом существовании нашего мира.

— Да, Виг говорил мне, что слияние двух направлений магии может закончиться фатально, — сказал принц. — И я понял почему, после того как он показал мне их физическое воплощение в виде двух сфер. Но откуда тебе знать, что действия Фейли способны привести к концу мира? Такое невероятное могущество одного человека просто не укладывается в голове.

Феган перевел взгляд на Верховного мага.

— Значит, ты показал Тристану обе стороны магии? — спросил он. — В таком случае, принц, вспомни, как все это выглядело. Вспомни похожие на молнии разряды внутри каждой сферы, стремящиеся вырваться на волю. Чтобы осуществить задуманное, первой госпоже Шабаша понадобится такое огромное количество магической энергии обоих направлений, что в сферах возникнут невиданные доселе разрывы. Уверяю тебя, это чрезвычайно опасно само по себе. Но она пойдет дальше — воссоединит полученную энергию, а это, как сказано в Пророчествах, по плечу только Избранному. Никаких сомнений — Фейли потерпит поражение. И большой беды в том бы не было, если бы вместе с ней не погиб остальной мир. Не уцелеют даже сами Закон и Каприз.

Эти зловещие слова прозвучали как удар погребального колокола. Молчание нарушил Виг.

— Но ведь она наверняка должна знать, чем может закончиться слияние двух направлений магии, — возразил он. — Что ни говори, Фейли добилась серьезных успехов в своем искусстве и обладает огромными знаниями. И все же ты считаешь, что она пойдет на такой страшный риск?

— Я в этом не сомневаюсь, — уверенно ответил маготступник. — Ради чего, по-твоему, она решила похитить Шайлиху? Ни для каких других целей принцесса ей не нужна. И еще — ты, по-моему, упускаешь из виду, что Фейли совершенно безумна. Она настолько увлеклась практикой Каприза, что уже давно перешагнула грань разума. Лично я считаю, что сейчас она существует в своем собственном мире, считая себя непогрешимой, и просто не способна раздумывать о возможных последствиях своих поступков.

— А остальные волшебницы понимают, насколько велик риск? — спросил Верховный маг.

— Скорее всего, нет. — Феган прищурился. — Не забывай, их знание магии гораздо более ограниченно. Они доверяют первой госпоже Шабаша и, скорее всего, не предполагают, что та задумала осуществить слияние обоих направлений магии. Кроме того, усиленно практикуя Каприз, они тоже неудержимо скатываются в сторону безумия и склонны принимать желаемое за действительное. — Он замолчал, погрузившись в свои мысли. — Вот уж поистине, слепой ведет слепых, — прошептал увечный маг, обращаясь скорее к самому себе. — Этим же объясняются и их поистине ненасытные сексуальные потребности.

Тристану мгновенно припомнилась ночь на берегу реки, когда та, которую он знал как Лилит, внезапно превратилась в Наташу и едва не изнасиловала его.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он Фегана.

— Пораженные безумием, волшебницы воображают, будто чем разнузданнее их похоть, тем выше магическое мастерство — как будто сама магия принуждает их творить все эти непотребства. У Фейли, да и у остальных волшебниц магия вызывает сексуальный экстаз, и они считают, что это увеличивает их могущество. Я убедился в этом на собственном опыте. В разделе Каприза коротко упоминается о подобном эффекте. Вот для чего им нужны Конюшни — место, где содержатся рабы, используемые волшебницами для удовлетворения своих животных потребностей. — Феган с сочувствием взглянул на принца, понимая, что вынужден снова причинить ему боль. — И Шайлиха благодаря высокому качеству своей крови, пройдя обучение у первой госпожи Шабаша, обретет такую же сексуальную разнузданность, став вдобавок самой злобной из волшебниц, — он откинулся в кресле, допуская, что Тристан может снова наброситься на него, не желая верить услышанному.

Принц потрясенно посмотрел на мага-отступника и с размаху ударил кулаком по столу.

— Я тебе не верю! — вскричал он. — Откуда ты все это знаешь? Многое, о чем мы тут сегодня говорили, произошло больше трехсот лет назад, а ты рассуждаешь так, будто все это было вчера!

— Ты кое о чем забыл, мой юный друг, — отозвался Феган. — Я обладаю даром абсолютной памяти. Все, что я когда-либо видел, слышал, узнал или прочел, без малейшего изъяна сохраняется в ней и может быть извлечено оттуда в любой момент. Иногда, уверяю тебя, это не столько благословение, сколько проклятие. Находясь в плену у волшебниц, я стал свидетелем того, как Фей ли впервые испытала подобный экстаз. А о том, насколько разнузданно волшебницы вели себя во время войны, тебе может рассказать Верховный маг. С тех пор их порочность в немалой степени усугубилась и наверняка не знает границ. — Они с Вигом обменялись понимающими взглядами.

— Именно благодаря своей абсолютной памяти я стал первым, кто прочел Манускрипт после моей дочери Эмили. Теперь, когда остальные маги Синклита мертвы, во всем мире из тех, кто знаком с разделами как Закона, так и Каприза, остались только мы с Вигом. Третий раздел, Пророчества, не читал никто, но и первые два в определенной степени приоткрывают завесу над будущим. Вот почему все мы были предупреждены о твоем появлении на свет и знали, как и когда должно начаться твое обучение. — Феган пристально взглянул в глаза принцу. — Понимаю, все сказанное кажется тебе отвратительным и ужасным, но поверь — так оно и есть.

Тристан, чувствуя себя совершенно разбитым и одиноким, встал и на подгибающихся ногах подошел к окну. «Моя сестра, единственное уцелевшее близкое мне существо, томится где-то по ту сторону моря, — билось в его сознании, — и я не знаю, как добраться туда, и не владею магией, без которой борьба за ее жизнь заранее обречена на неудачу». Внезапно ему в голову пришла одна мысль. Принц повернулся к Фегану.

— Один вопрос давно не дает мне покоя, и, по-моему, сейчас самое время задать его. Если Эмили унаследовала твою кровь, которая, как ты сказал, очень высокого качества, то зачем волшебницам было ее убивать? Почему они не обучили ее своему искусству? Зачем триста с лишним лет ждали, пока на свет появится Шайлиха? — Краем глаза Тристан заметил рассерженное выражение на лице Вига, но сейчас его это мало волновало.

— В жилах моей жены Джессики текла обыкновенная, не «одаренная» кровь. «Одаренная» кровь Эмили была недостаточно высокого качества для осуществления планов Шабаша. Но моя дочь была удивительным ребенком, жизнерадостным и умным. Доживи она до наших дней, ты сам мог бы убедиться в этом.

Принц бросил взгляд на Верховного мага, вернулся к столу и сел на свое место.

— Ты сам скажешь ему или мне сделать это? — спросил он.

— Не думаю, что сейчас самое подходящее время… — проворчал Виг.

— А я думаю иначе! — Тристан уже по горло был сыт всеми этими тайнами, загадками и недомолвками. — Дело в том, что я встречался с твоей дочерью, — решительно за явил он, обращаясь к Фегану. — Она была жива все эти столетия и в последние годы выступала под личиной герцогини Эфиры. Волшебницы обучили ее искусству менять внешность, и никто не догадывался, кто она такая на самом деле. Вплоть до того дня, когда во дворце погибла почти вся моя семья. Ты ошибся, маг, она пережила тот день во Флориан-Глейде. Вместо нее был убит кто-то другой. Сожалею, что вынужден сообщить тебе об этом, но больше всего меня сейчас беспокоит жизнь моей сестры.

Принц тяжело откинулся в кресле, сожалея о том, что на его долю выпало сообщить страшное известие покалеченному, исстрадавшемуся магу. Во взгляде Вига он прочел осуждение, но не обратил внимания на это. Вытянув перед собой ладони, Тристан показал Фегану свежие шрамы, появившиеся в ту ночь, когда он, стоя на коленях под дождем возле свежих могил своих близких, дал клятву уничтожить всех, кто лишил их жизни.

— Я поклялся на крови вызволить сестру и привезти ее домой. И я это сделаю, так или иначе. — В тоне принца явственно звучала угроза. — У всех нас есть шрамы, на теле или в душе. Сожалею, что благодаря мне у тебя теперь появится еще один.

Лицо мага-отступника приобрело мертвенно-бледный оттенок. Он беспомощно переводил взгляд с Вига на Тристана.

— Эмили… Эмили была жива все это время? — потрясенно спросил он.

Верховный маг вперил в принца сердитый взгляд, надеясь, что тот хотя бы сейчас придержит язык и позволит ему закончить этот рассказ так, как он считает нужным.

— Да, — мягко ответил он. — Но теперь она мертва.

— Она стала одной из них? — спросил Феган, уставившись в стол невидящим взглядом. — И все эти годы ждала их возвращения?

— Да. Мы знали ее как Наташу из дома Минааров, жену Балдрика, герцога Эфиры. Этот брак, конечно же, был для нее лишь средством для того, чтобы иметь возможность появляться при дворе и участвовать в церемонии коронации. В день нападения она убила и своего супруга.

— Тристан сказал, что она умела изменять свою внешность. Этому ее могли научить только волшебницы, — пробормотал маг-отступник себе под нос.

— Разумеется, — подтвердил Виг. — На протяжении более трех столетий она имела немало имен, меняя свою внешность каждый раз, когда окружающие начинали замечать, что она не стареет. Она знала о готовящемся нападении на Евтракию. По-моему, она могла общаться с Фейли, между ними было что-то вроде мысленной связи, и это позволило волшебницам так точно выбрать время нападения — когда Камень оказался в воде и маги утратили свою силу. Все было весьма тщательно продумано. Именно в этот момент крылатые убийцы, пробив стеклянный купол Верховного зала, посыпались вниз, своим появлением навсегда изменив наш мир.

— Фавориты Дня и Ночи, — еле слышно произнес Феган; по его щеке, затерявшись в длинной седой бороде, скатилась одинокая слеза. — Клюге, их командир. И Траакс, его первый помощник. Именно крылатые воины выполняют для Шабаша всю грязную работу. Гелдон писал, что их там тысячи.

При упоминании имени Клюге принц с силой сжал ручки кресла. «Когда-нибудь я убью этого негодяя, — уже в который раз поклялся он. — И тех из них, кого успею, прежде чем они прикончат меня».

— Что это за создания? — спросил Верховный маг. — Уроженцы Пазалона?

— Точно сказать не могу, но как воины они не имеют себе равных. В Пазалоне говорят, что никто не может их одолеть. Гелдон писал, что во время тренировок Фавориты убивают друг друга — других достойных противников у них там просто нет. Видишь ли, все евтракийские новости я узнаю от гномов. Они прекрасно умеют прятаться. Подслушивают у раскрытых окон, таятся в густой листве деревьев у дороги, ловя каждое слово проезжающих мимо. Именно один из них, когда по дороге хлынул поток беженцев, первым услышал о нападении на Таммерланд. Старейшина гномов, Толстый Майкл, рассказывал, что Фавориты вырезали королевскую гвардию, как серп срезает пшеничные колосья.

— А почему гномы остались здесь, где их существованию угрожают берсеркеры? — спросил Виг. — Почему не ушли в другое место?

— Куда? — возразил маг-отступник. — Вспомни, охота на них всегда считалась чем-то вроде развлечения. Что лучше — жить там, где на них охотится все население, или в Призрачном лесу, где им угрожает опасность только со стороны немногих берсеркеров и где они к тому же находятся под моей защитой?

Чувствовалось, что самообладание уже начало возвращаться к нему. Феган перевел взгляд с Верховного мага на Тристана, и принц почувствовал, что сейчас он задаст ему очень трудный вопрос.

— Как умерла моя дочь? Вам это известно?

— Да, — поколебавшись, ответил Виг. — Ее убил я. Точнее говоря, мы с Тристаном оба приложили к этому руку. Видишь ли, когда мы бежали из Таммерланда, Эмили, которую мы знали как Наташу, поджидала нас на постоялом дворе, в очередной раз изменив свой облик. Мы хотели вызволить из трудной ситуации невинную девушку, но позже выяснилось, что это была подстерегавшая нас Наташа. — Он помолчал, взвешивая, стоит ли рассказывать исстрадавшемуся отцу обо всем, но в конце концов продолжил: — Перед тем как убить, она пыталась изнасиловать Тристана, чтобы понести от него и родить ребенка с «одаренной» кровью. Я убил ее с помощью магической петли.

— Ты сказал, принц тоже сыграл свою роль, — прошептал Феган, когда вновь обрел способность говорить.

Казалось, его пронзительные серые глаза заглядывают в самую душу Тристана.

— Виг накинул на нее свою петлю, но она продолжала бороться. Я понимал, что она должна умереть, другого выхода не было, и отрубил ей голову дрегганом.

Принц понимал, что творится в душе мага-отступника, но не жалел о содеянном. Эта женщина несла ответственность за гибель его родных наравне с остальными волшебницами, и, если понадобилось бы, он убил бы ее снова, даже если бы знал, чья она дочь.

Феган перевел взгляд на дрегган, свисающий со спинки кресла принца.

— Ты имеешь в виду вот этот меч? Тот самый, которым был убит твой отец?

— Да.

— И им же ты рассчитываешь прикончить волшебниц и Клюге?

— Да.

Увечный маг опустил голову и закрыл глаза, на мгновение словно обратившись к своим мыслям. Затем заговорил, не открывая глаз:

— Избранный возьмет оружие по своему выбору и убьет многих, прежде чем прочтет Пророчества и выйдет к свету.

— Цитируешь Манускрипт? — осведомился Виг.

— Да. — Маг-отступник открыл глаза и снова посмотрел на дрегган, мирно висящий на спинке кресла. — Там еще говорится, что у Избранного будет оружие трех видов. Второе, надо полагать, это ножи в колчане у него за спиной. А третье… Пока не знаю, время покажет. Только в Пророчествах сказано, что именно сделает Тристан. И только он должен прочесть их.

Феган взял руки принца в свои и долго смотрел на красные шрамы на его запястьях.

— Ты правильно подметил — у каждого из нас свои шрамы. Боюсь, у тебя их появится еще немало, прежде чем ты сможешь обрести покой. Что касается моей дочери, известной тебе под именем Наташа, я не держу на вас зла за ее смерть. Да, я безмерно любил мою Эмили, но та, кем она стала, должна была погибнуть. Я предпочитаю думать, что моя дочь умерла в тот далекий день во Флориан-Глейде.

Тристан раскрыл было рот, собираясь ответить, но тут в дверь кто-то постучал.

Толстый Майкл, старейшина гномов, ростом был с Малютку Шеннона, но выглядел гораздо старше. Он стоял в дверном проеме, держа в руках какой-то странный сундучок с проделанными в его стенках дырами.

— Прошу прощения, господин, — начал он, — но только что прибыло еще одно послание. Мы подумали, может быть, ты захочешь как можно быстрее ознакомиться с ним.

Маг-отступник кивнул, и Толстый Майкл поставил сундучок на обеденный стол перед ним. Принц бросил быстрый вопросительный взгляд на Вига, но, видимо, тот тоже не догадывался о назначении этого предмета.

По знаку Фегана гном открыл коробку и, засунув в нее руку, вытащил сизого голубя. Птица не проявляла никакого беспокойства, словно ей было не впервой находиться в чьих-то руках. Тристан взглянул на лапку голубя и увидел привязанный к ней сверток. «Один из голубей Фегана, — догадался принц. — С посланием от Гелдона».

— Да, ты угадал, — словно прочтя его мысли, произнес тот. — А на груди у него свисток, отгоняющий хищных птиц. — Неожиданно искалеченный маг наклонился и нежно прикоснулся губами к головке птицы. — Это самый быстрый из них. Наверно, сообщение чрезвычайно важное, раз Гелдон не побоялся рискнуть его жизнью.