Сестры снова и снова заставляли ее заучивать свои имена и поддразнивали ее, впрочем, совсем безобидно, когда она ошибалась. Фейли, Сакку, Забарра и Вона. Все они, по их словам, приходились ей кровными сестрами. Она и Сакку только что вернулись из долгого путешествия, во время которого ее муж был убит рыщущими по морю разбойниками. Им с Сакку чудом удалось спастись. Именно эта трагическая потеря стала причиной того, что Шайлиха временно потеряла память. Однако сестры готовы в любой момент помочь ей и медленно, очень постепенно, но обязательно расскажут ей подлинную историю ее жизни.
Им предстоит выполнить великую задачу, утверждали они, в которой каждой из сестер отведена своя роль. Шайлиха не совсем понимала, о чем речь, но знала, что изо всех сил постарается помочь: ведь они ее любимые сестры. Еще Фейли говорила, что, если странные сны не прекратятся, на смену им придут другие, гораздо более скверные.
Шайлиха вела здесь, во дворце, праздную жизнь. Отдыхай, выздоравливай, говорили сестры, но, конечно, ни на мгновение не забывай о своем будущем ребенке. Комнаты ей были предоставлены поистине великолепные. За ней ухаживали так усердно, что молодая женщина даже испытывала неловкость — дюжина служанок, готовых исполнить любой ее каприз, к такому она не привыкла. Каждое утро, когда Шайлиха неспешно поднималась, они готовили ей ванну, расчесывали волосы и помогали надеть любое, на выбор, платье, коих имелось великое множество. Ела она, как правило, в обществе сестер. Во время трапез сестры обычно вели беседу о прошлой жизни Шайлихи, пытаясь оживить ее воспоминания. Иногда они веселились, словно девчонки, вспоминая о тех или иных поступках, которые она совершала во времена своего детства и юности. И хотя молодой женщине пока так и не удалось ничего вспомнить, с каждым прошедшим днем крепла уверенность, что когда-нибудь это непременно случится.
Фейли, старшая из сестер, была к ней особенно добра. Раз в три-четыре дня она навещала Шайлиху и интересовалась ее самочувствием. Положив руку ей на живот, она закрывала глаза, как бы погружаясь в недоступный иным мир. А потом каждый раз заверяла, что с ребенком все в порядке и роды уже близко.
Но Шайлихе по-прежнему снились те люди. Не так часто, как поначалу, но все же это случалось, словно молчаливые призраки, они не желали покидать ее сознание. Что делать? Нужно набраться терпения и ждать, пока они исчезнут навсегда, именно так советовали ей сестры.
Думая обо всем этом в темноте своей спальни, молодая женщина внезапно услышала странные звуки, какое-то шуршание. Все еще не открывая глаз, она решила, что уже рассвело и служанки готовят для нее ванну. «Я, наверное, очень крепко спала, — подумала она, — раз ночь показалась мне такой короткой». Открывая глаза, Шайлиха приподнялась на постели.
То, что она увидела, заставило ее похолодеть от ужаса. Та спальня, в которой она привыкла пробуждаться, исчезла, сменившись маленькой комнаткой без окон и дверей, словно вырубленной в каменной глыбе. В тусклом свете единственной масляной лампы Шайлиха увидела, как из расщелин в своде и стенах стала выделяться темно-коричневая слизь, постепенно стекая вниз и скапливаясь на полу.
Едкий, неприятный запах слизи напоминал тот, который исходит от человеческих фекалий, казалось, он плавает по комнате тошнотворным облаком. Шайлиха закрыла руками лицо. Она хотела закричать, но нестерпимая вонь заставила ее чуть ли не вывернуться наизнанку в жестоком приступе рвоты. «Это невозможно! — мысленно воскликнула она, чувствуя, как по ночной сорочке течет теплое, влажное содержимое ее желудка. — Это все не на самом деле!» Шорох стал громче, теперь он сопровождался чьим-то писком.
Крысы. Они, казалось, вылезли из тех же щелей на стенах и, спрыгивая на пол в лужи слизи, поднимали свои усатые мордочки, словно пытаясь определить расстояние до постели, а затем начинали сновать вокруг нее, покусывая длинными остроконечными зубами простыни, Комнату заполняли все новые и новые твари, их писк слился в единую какофонию голода.
Шайлиха вновь закричала, с ужасом думая, что случится, если она упадет в обморок. Спустя несколько мгновений мерзкие твари начали карабкаться вверх по простыням. Вдруг женщина поняла, что дело вовсе не в крысах — постель двигалась сама по себе, все ниже опускаясь к полу. Разразившись истерическими рыданиями, Шайлиха встала на четвереньки. Шелковые простыни уже коснулись пола, окунувшись в зловонную коричневую слизь, которая начала ползти по краям постели и вскоре сомкнулась вокруг Шайлихи. Обхватив руками живот, она упала на постель. Последним, что она запомнила, прежде чем потерять сознание, были бросившиеся на нее крысы.
* * *
— Повторяю: если бы ты не упорствовала в своем решении раньше времени призвать охотников за кровью и вопящих гарпий, принц и Верховный маг были бы уже мертвы! — воскликнула Сакку. Забарра и Вона взирали на нее в недоумении; до сих никто из них не осмеливался разговаривать с Фейли в подобном тоне. — Как мы и предупреждали, старик и остальные маги Синклита насторожились, когда ты вернула к жизни этих практически бесполезных тварей. Если бы не это, мы еще там, во дворце, покончили бы со всеми ними. А в результате Виг и Тристан все еще живы и, скорее всего, пробираются в Призрачный лес.
Сакку разъяренным взором обвела собравшихся, после чего посмотрела на Гелдона, как обычно сидящего у ее ног на цепи, прикрепленной к железному кольцу в полу. Тот отвел взгляд. Никогда прежде он не видел ее в такой ярости и поэтому сейчас старался держаться как можно более незаметно. Можно не сомневаться, сегодня ночью кое-кто из обитателей Конюшен заплатит жизнью за такое настроение его хозяйки.
Четыре волшебницы уже больше часа сидели за пятиугольным столом. Фейли, как ни странно, выглядела совершенно спокойной. И, что было для нее совсем уж не характерно, терпеливо выслушивала упреки Сакку, обвиняющей ее в частичном провале евтракианской миссии. Однако сейчас Гелдон почувствовал — первую госпожу Шабаша начали утомлять эти нападки. Опустив голову, карлик со страхом ожидал, что же будет дальше. Сакку, между тем, не унималась.
— Мы с Наташей оставили у дворцовых ворот виктара, чтобы тот перехватил мага и принца, но он, по-видимому, убит, — продолжала она. — До сих пор одолеть твоего любимого питомца никому не удавалось. И что еще хуже, потеряна связь с Наташей. Остается предположить, что она тоже погибла. — Вторая госпожа Шабаша вспомнила испепеляющий взгляд Тристана, когда Клюге обмотал его шею цепью. Ей стало не по себе.
— Мы недооценили Избранного, — добавила Сакку более спокойно, — и теперь должны сделать все, чтобы ни он, ни маг не смогли помешать нашим планам. Если мы не разделаемся с ними, то можем потерять все.
Фейли испустила долгий вздох, точно ей все ужасно наскучило, поднялась и медленно подошла к камину. Первая госпожа Шабаша понимала, что сестры немало раздосадованы, но была убеждена, что для этого у них нет особых оснований. С тех пор как Шайлиха оказалась здесь, Фейли подвергала ее постоянному действию очень сложного заклинания, на что уходила значительная часть ее сил, и до сих пор у нее не было ни времени, ни терпения, чтобы объяснять остальным, как все обстоит на самом деле. Она нежно прикоснулась ладонью к покоящемуся на груди Парагону и повернулась к столу. Теперь, однако, настало время и им узнать все.
— Верьте мне, сестры, — на самом деле нам ничто не угрожает, — произнесла Фейли таким тоном, каким обычно обращаются к несмышленым, чересчур возбудимым детям. — Да, Избранный и Виг живы. Ну и что с того? Им не удастся пересечь море Шорохов. Вся королевская гвардия уничтожена. Даже если эти двое сумеют добраться до Фегана, что весьма сомнительно, учитывая его бдительных гномов, им будет мало толку от увечного старого мага… — На лице волшебницы промелькнула тут же исчезнувшая улыбка. — После того, что мы сделали с ним, он едва в состоянии передвигаться. А теперь, если его дочь и в самом деле, как ты предполагаешь, погибла, жизнь вообще утратит для мага-отступника какой-либо смысл. Но это не главное. Если мы добьемся того, что задумали, ни Тристан, ни Виг, ни даже Феган не смогут что-либо изменить. — В ее карих глазах светилась фанатичная уверенность.
Волшебницы удивленно воззрились на Фейли. Все они были убеждены, что с охотниками за кровью и гарпиями она совершила серьезную ошибку, но это не умаляло чувства восхищения умением и силой первой госпожи Шабаша, и никому из сестер, разумеется, даже в голову не приходило поднимать вопрос о ее главенствующей роли. «Она сильнее, чем все мы вместе взятые, — подумала Сакку. — А теперь, когда у нее Парагон, сила ее возросла еще больше. — Темноволосая волшебница слегка расслабилась. — Скорее всего, она права. Нас не остановит никто и ничто».
Фейли перевела взгляд на Бону. Отсвет камина играл в рыжих волосах красавицы, с шеи на золотой цепи свешивалась изумрудная подвеска в форме Пентангля.
— Ты привела с собой сестру Шайлиху?
— Она ожидает за дверью, — отозвалась Вона, — как ты и приказала. Но я никогда не видела ее такой расстроенной. Еще утром, сразу после пробуждения, Шайлиха хотела увидеться с тобой. Говорит, что ей приснился кошмарный сон. И весь день она ничего не ела, только плакала и бормотала что-то невразумительное насчет ужасов, которые якобы происходили ночью в ее спальне. Мы осмотрели комнату, но ничего там не обнаружили. Сегодня Шайлиха выглядит даже более удрученной, чем в тот день, когда впервые ступила на землю Пазалона. С ней на самом деле что-то произошло. Уж не сошла ли она с ума?
«А если бы я не исцелила ее искусанные крысами руки, ты бы не так еще встревожилась, — подумала Фейли. — Что ж, пора рассказать, что на самом деле произошло с Шайлихой».
— Со времени прибытия Шайлихи в Пазалон, — заговорила волшебница, — она находится во власти поддерживаемого мною заклинания. Я напоминаю вам об этом потому, что начиная с сегодняшнего дня она либо действительно полностью потеряет рассудок, либо по доброй воле станет одной из нас. В любом случае у нас останется ее ребенок. Если принцесса выживет, то, учитывая качество ее крови, она станет самой могущественной среди нас, и я с радостью уступлю ей место первой госпожи Шабаша. Не сомневаюсь, что по окончании обучения она станет адептом Каприза. — Фейли помолчала, глядя на удивленные лица сестер.
— Всем вам известно, зачем она здесь. Но есть кое-что, что вам — из-за ограниченного знания магии — пока не доступно. Объясняю: чтобы от нее был толк, Шайлиха должна захотеть помочь нам, захотеть от всей души. Для этого прежде всего необходимо, чтобы воспоминания о прошлой жизни начисто стерлись из ее памяти. Увидев принцессу, я сразу же поняла, что бесполезно просто морочить ей голову разговорами о том, какой якобы была ее прошлая жизнь. Если не одолеть то, что остается в подсознании Шайлихи, у которой слишком сильны внутренние связи с ее прошлым и слишком хороша «одаренная» кровь, все наши усилия могут оказаться напрасными. Единственный способ добиться, чтобы она по доброй воле стала пятой волшебницей, той, появления которой мы так ждали еще со времен войны с магами Евтракии, состоит в том, чтобы пробудить это желание в ее душе.
Фейли перевела взгляд на пятый, пустующий пока трон. Столетия в ней зрело желание увидеть это место занятым.
— Пройдет совсем немного времени, и у нас появится ее новорожденная дочка. Первый ребенок Избранной. — Фанатичный взгляд первой госпожи Шабаша показал остальным волшебницам, насколько она убеждена в непогрешимости своих слов. — А его мать либо выживет и станет одной из нас, полностью позабыв о своей прошлой жизни, либо погрузится в пучину безумия, сломленная наложенным на нее заклинанием. Третьего не дано.
— А почему бы тебе не рассказать нам, сестра, что это за заклинание? — спросила Сакку. — Пока мне кажется, что под его воздействием состояние Шайлихи только ухудшается. Каким же образом оно может помочь?
Фейли села на свой трон, улыбнулась, положила руки ладонями вниз на темную, покрытую искусной резьбой поверхность стола и пробежала взглядом по лицам сестер. «Да, они обладают значительной силой, — подумала она, — но, увы, не получили и сотой доли тех знаний, которыми владею я. И потому по сравнению со мной просто невежды».
— Ее старые воспоминания рассеются, потому что она сама захочет этого. Шайлиха присоединится к нам исключительно по своему желанию. — Первая госпожа Шабаша с чувством собственного превосходства слегка наклонилась над столом. — Я — единственная среди вас в полной мере освоила Каприз, поэтому неудивительно, что примененное мной заклинание никому из вас не известно. Оно называется «фантомные страдания». — Никто из сестер не проронил ни слова, все с любопытством смотрели на Фейли. — «Фантомные страдания» могут создать у человека желание изменить практически любой аспект своего поведения. К примеру, избавиться от страшных снов или, точнее говоря, от того, что воспринимается как сны.
Интерес Сакку возрос до предела, но сути сказанного она все еще не улавливала.
— Два дня назад, поняв, насколько непреодолимы связи Шайлихи с прошлой жизнью, я сказала ей, что всякий раз, когда воспоминания, которые она воспринимает как сны, будут одолевать ее, она должны рассказывать мне об этом. А вчера вечером, когда принцесса отправилась спать, я позаботилась, чтобы ею овладел особенно глубокий сон — скорее даже транс. Настолько глубокий, что Шайлиху удалось перенести в другое помещение и она не проснулась. Там, после пробуждения, ей пришлось пережить достаточно неприятные ощущения. — Фейли прищурилась. — Я создала сочащиеся сквозь стены человеческие экскременты, а затем и голодных крыс, которые лезли изо всех щелей. У Шайлихи не было возможности сбежать. Я сделала так, что экскременты почти затопили ее, а крысы напали на нее и искусали ей пальцы. Когда она потеряла сознание, я снова погрузила ее в глубокий сон. Затем, еще до того, как ее перенесли обратно в спальню, я исцелила ей руки — чтобы она не догадалась, что это был не сон. Ее выкупали и переодели в точно такую же ночную сорочку, как та, в которой она уснула. Очнулась она уже в своей собственной постели. Таким образом, принцесса уверена, что ей привиделся ночной кошмар, просто гораздо более реальный и ужасающий, чем предыдущие. Если проделывать такое достаточно часто, даже самый здоровой мозг может выйти из строя. Человеку, проснувшемуся в своей постели, и в голову не приходит, что все это подстроено. Шайлиха не усомнится, что все случившееся — лишь плод ее воображения. Она будет думать, что сходит с ума, и согласится на все, что может положить конец ее мучениям.
Сакку была потрясена. Да, такие «сны» могут лишить рассудка кого угодно, даже человека с «одаренной» кровью. И все равно она не могла понять, каким образом все эти ухищрения им помогут. Судя по лицам Забарры и Воны, те тоже были далеки от понимания.
Первой заговорила Забарра, как обычно поигрывая своим золотистым локоном.
— Все это, конечно, впечатляет, но каким образом это поможет заставить Шайлиху забыть свое прошлое? — спросила она.
— Таким, что единственный способ выжить для нее будет состоять в том, чтобы уничтожить прошлые воспоминания. И высокое качество крови принцессы позволит ей сделать это. Но она должна сама этого захотеть. Между прочим, когда я сказала ей, что всем нам пришлось пройти через то, что она переживает сейчас, — всем вам известно, что это очевидная ложь, — она приняла мои слова за чистую монету. — Фейли перевела взгляд на Вону. — Будь любезна, приведи сюда сестру Шайлиху.
Бона поднялась и вышла. Гелдон, по-прежнему сидящий у ног Сакку, потихоньку заерзал на мраморном полу. Настроение его хозяйки изменилось в лучшую сторону, но по прошлому опыту карлик знал, что это ненадолго. И держал ушки на макушке, стараясь не упустить ни слова.
Рыжеволосая волшебница вернулась вместе с Шайлихой, у которой был очень удрученный вид. Увидев Фейли, она тут же бросилась к ней, шелестя шелковым платьем, упала на мраморный пол у ее ног и разразилась бурными рыданиями. Первая госпожа Шабаша бросила быстрый взгляд на своих сестер, безмолвно приказывая им хранить молчание, а потом помогла принцессе подняться. Щеки молодой женщины блестели от слез, в глазах металось безумие и страх, словно у загнанного в угол животного.
— Что случилось, моя дорогая сестра? — участливо спросила Фейли. — Почему ты плачешь? — Она достала носовой платок и вытерла ей слезы.
— Опять кошмарный сон! — воскликнула Шайлиха, диким взглядом обводя лица сестер, словно надеясь, что те поймут ее и это облегчит боль. — Сегодня ночью. Ужасный, невероятно отвратительный! Что-то гадкое, зловонное текло по стенам, а потом появились крысы, десятки, сотни, они набросились на меня. Я была в какой-то маленькой комнате, откуда не было выхода. — Она замолчала, положив руку на выступающий живот. — Я подумала, что, если бы не ребенок, лучше бы мне умереть. — Она в отчаянии уткнула лицо в ладони.
— Сны иногда бывают очень реальны, — заметила Фейли. — В особенности у людей с «одаренной» кровью.
— Но это был не сон! — воскликнула Шайлиха. — Это случилось на самом деле! Я знаю, знаю! Я оказалась там, в этой маленькой комнате. Я не спала, и вокруг бегали огромные мерзкие крысы!
Фейли мягким движением взяла руки принцессы и осмотрела их.
— Но никаких следов укусов я не вижу, сестра моя, — успокаивающе произнесла она. — Разве такое возможно, если все, как ты говоришь, случилось на самом деле? Нет, это был сон, Шайлиха, но, боюсь, не совсем обычный. — На лице первой госпожи Шабаша возникло выражение беспокойства. — Мы уже некоторое время опасаемся, что такое может произойти.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда вы с Сакку вернулись из путешествия, я говорила тебе, что если сны-воспоминания не оставят тебя в покое, их сменят другие, гораздо более скверные. Вспомни, прошлой ночью тебе снова приснилось что-то из якобы прошлого, разве не так?
— Да.
— И, как я просила тебя, ты сразу же рассказала мне об этом. Среди прочего, тебе приснился высокий мужчина с каштановой бородой. Тот самый, который всегда пытается прикоснуться к тебе и заговорить с тобой, хотя ты не слышишь ни слова. Я правильно излагаю?
— Да, это так.
— Сегодняшний страшный сон — наказание за то, что ты никак не можешь освободиться от ложных воспоминаний, сестра. Вот почему тебя мучают ночные кошмары. Как только воспоминания уйдут, ночные кошмары немедленно прекратятся.
— Но я… не понимаю…
Фейли обхватила ладонями лицо принцессы.
— Ты ведь знаешь в глубине души, хотя и мало что помнишь, что всегда жила здесь, не правда ли?
— Да… Наверное…
— И что мы — твои сестры и всегда ими были? Шайлиха окинула взглядом лица остальных женщин и в сомнении прикусила губу.
— У меня нет оснований не верить вам.
— Тогда поверь мне, что твой сегодняшний ночной кошмар — всего лишь следствие ложных воспоминаний, — мягко сказала первая госпожа Шабаша. — Вы с Сакку только что вернулись из долгого опасного путешествия, целью которого было привезти домой камень, висящий сейчас у меня на шее. На вас напали морские пираты, твой муж трагически погиб. Если ты не избавишься от этих воспоминаний, твои сны будут становиться все ужаснее, и ты просто сойдешь с ума.
— Как же мне избавиться от них? — В голосе молодой женщины отчетливо ощущались страх и страстное желание понять, как ей покончить со своими мучениями.
— Призови на помощь свою «одаренную» кровь, Шайлиха. Всякий раз, когда тебя будут одолевать эти воспоминания, вспомни о своей «одаренной» крови и решительно отринь их.
— Но как?
— Сосредоточившись на жизни здесь, с нами, на том, о чем мы рассказывали. Эти ложные воспоминания вредят не только тебе самой, но и будущему ребенку. Если ты станешь действовать так, как я говорю, исчезнут и кошмары, и другие странные сны. И тогда ты начнешь вспоминать свою жизнь с нами и то, чему мы тебя учили.
Такая любовь и забота сестры успокаивающе действовали на истерзанную ночными кошмарами принцессу.
— Я постараюсь, — произнесла она, и ее всхлипывания стали тише.
— Знаю, моя дорогая, — ласково ответила Фейли. — Но пообещай мне кое-что, если хочешь преуспеть в этом.
Все что угодно!
— Если воспоминания, пусть даже мимолетные, снова нахлынут на тебя, ты, как я уже сказала, попытаешься отбросить их, а потом сразу же расскажешь мне обо всем.
— Только зная, что именно только что привиделось тебе, я смогу помочь увидеть реальность в истинном свете, отделить истину ото лжи. Нам всем пришлось пройти через такое, и единственное, что спасло нас, — это сестринские отношения и общая кровь. Твоя «одаренная» кровь не только поможет тебе избавиться от наваждений; отчасти в ней кроется и причина того, что с тобой происходит. Как только тебе станет лучше, мы начнем тебя обучать, и ты займешь за этим столом место, принадлежащее тебе по праву.
— Фейли многозначительно поглядела на пустовавший трон, Шайлиха проследила за ее взглядом. Потом она взглянула на Парагон, свисающий с шеи первой госпожи Шабаша, и, к радости последней, в глазах молодой женщины, впервые за все это время, вспыхнул всепоглощающий огонь жажды знаний.
— Я буду очень стараться, сестра, — послушно сказала Шайлиха.
— Верю, сестра моя, — отозвалась Фейли. — Я верю тебе.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Шел холодный дождь, когда Гелдон в почти непроглядной тьме покидал Цитадель. Лямка спрятанного под плащом кожаного мешка тяжело давила на горб, причиняя боль. Дождь все более усиливался, на темном небе не было видно ни звезд, ни лун. Протянувшиеся двумя рядами вдоль парапетов подъемного моста факелы шипели и мигали во мраке, освещая мокрые от дождя стены и выложенный брусчаткой мост. Замершие по обеим сторонам ворот стражники напоминали каменные статуи.
Покинуть замок следовало как можно быстрее.
Не догадываясь о том, вторая госпожа Шабаша подыграла карлику. Когда встреча волшебниц завершилась, Сакку приказала Гелдону найти ей новых рабов для Конюшен — единственная причина, по которой ему позволялось покидать замок в одиночку. Маленький горбун внутренне улыбался. «Точнее угадать момент было просто невозможно», — подумал он.
Конечно, Гелдону неоднократно приходила в голову мысль о побеге, собственно, ничто не мешало сделать это каждый раз, когда по приказу Сакку он покидал пределы замка. Потеря столь осведомленного личного раба не доставила бы его хозяйке, мягко говоря, никакого удовольствия. Однако волшебница еще много лет назад, когда он только начал служить поставщиком рабов для Конюшен, предупредила карлика, что если он попытается скрыться, она отправит на его розыски Фаворитов, предоставив им самые широкие полномочия в расправе над местными жителями. «Я не могу допустить, чтобы кто-то из моих сограждан пострадал из-за меня», — раз и навсегда решил Гелдон. Вот почему, вопреки овладевающему им время от времени непреодолимому искушению сбежать, карлик всегда возвращался.
Он нередко вспоминал о той ночи в Гетто Отверженных, когда стал рабом Сакку. Если бы не полученные от волшебниц «чары времени», он уже давным-давно кормил бы червей, Гелдон иногда задавался вопросом, а не лучше было бы, если бы она убила его прямо там, на месте. По привычке его короткие толстые пальцы прикоснулись к усыпанному драгоценными камнями железному ошейнику. Волосы встают дыбом, если вспомнить, что ему по приказу Сакку приходилось делать на протяжении всех этих лет. А как отплатить за то, что он по ее вине лишен мужской силы?
«Когда-нибудь я буду отомщен», — думал Гелдон, яростно сжимая кулаки.
Он частенько посещал конюшни Цитадели — обычные конюшни, в которых держали лошадей. Как всегда, конюхи и на этот раз при виде его с улыбкой переглянулись, а некоторые стали показывать на него пальцем. За пределами замка ни одному человеку не было известно о существовании других Конюшен, где содержались рабы, и Гелдон понимал, что улыбки конюхов никак не связаны с его родом занятий. Нет, их просто забавлял его облик. Заметив, однако, суровый взгляд карлика, они тут же отвернулись Меньше всего им хотелось навлечь на себя гнев Сакку, которой мог бы пожаловаться ее личный раб.
Следующие два часа Гелдон, подстегивая жеребца, под проливным дождем держал путь на юг. На дороге ему никто не встретился, что было неудивительно — чем ближе к цели его путешествия, тем пустыннее становилась местность, в особенности глубокой ночью. И вот наконец перед глазами карлика предстал город, прежде горделивый, а ныне превращенный волшебницами в медленно разрушающееся злачное место. Многие, очень многие становились узниками Гетто, но никто никогда не выходил оттуда. За исключением Гелдона.
И теперь он снова оказался у крепостного рва Гетто Отверженных.
Карлик привязал коня к одному из немногих хилых деревьев, оставшихся по эту сторону водной преграды, повесил на плечо кожаный мешок, до этого притороченный к седлу. Ремень давил на горб, причиняя боль, но что с этим поделаешь?
Без сомнения, во всем Пазалоне Гелдон был единственным человеком, входящим в Гетто и покидающим его по собственной воле. Добровольно там не оказывался никто, а если бы кто-нибудь из его обитателей знал, как оттуда выбраться, он уже давно осуществил бы это. Улыбка тронула губы карлика. Да, кроме него, никто и понятия не имел, как можно незамеченным проникнуть в город и выбраться из него наружу. Мысль об этом заставила Гелдона лишний раз почувствовать свою исключительность.
Набираясь решимости, он стоял, глядя на окружающую Гетто высокую крепостную стену и широкий, полный грязной воды ров. Карлик сознательно выбрал именно это место как наиболее удаленное от охраняемых Фаворитами городских ворот. Подойдя ко рву, он глянул вниз, на спокойную темную воду. Каждое проникновение в Гетто могло обернуться гибелью, и риск был больше обычного, когда его спину оттягивал тяжелый, громоздкий мешок. Однако выбора у Гелдона не было. Дело должно быть сделано, и притом так, чтобы стражники не заметили его ни на входе, ни на выходе из Гетто. А потом он сможет заняться поисками новых рабов для Сакку.
Карлик получше закрепил мешок на спине и сделал несколько глубоких вдохов. На последнем он задержал воздух, закрыл глаза и спрыгнул в ров.
Вода оказалась теплой и настолько густой от грязи, что Гелдон не решился открыть глаза. «Начинай отсчет, — приказал он себе, — и ищи решетку».
Карлик поплыл под водой, считая про себя. Досчитав до тридцати двух, он принялся ощупывать уходящую в воду крепостную стену и довольно быстро обнаружил то, что искал, — железную решетку. Чувствуя, что уже задыхается от недостатка воздуха, Гелдон выдернул ее из стены и опустил на дно рва. Придерживая мешок, он протиснулся в подводный туннель. И дальше поплыл со всей возможной скоростью, понимая, что вот-вот потеряет сознание. Наконец с последним усилием он всплыл на поверхность воды, судорожно хватая ртом пропитанный запахом нечистот воздух в темном каменном коллекторе.
Теперь он находился в Гетто.
Выбравшись из грязной воды, Гелдон, восстанавливая дыхание, распростерся на каменном ложе одного из неиспользуемых ответвлений коллектора, вспоминая, как впервые наткнулся на это место. Тогда, охваченный любопытством, он нырнул в заполненный водой подземный туннель, но на другом его конце обнаружил решетку. Чтобы расшатать ее, пришлось сделать не один заплыв, но в конце концов он с этим справился. И надо же — как раз той ночью, когда он собирался бежать из Гетто, на него наткнулась Сакку.
Карлик осмотрел мешок и с удовольствием убедился, что с ним все в порядке; конечно, его содержимое слегка подмокло, но осталось в целости и сохранности. Все еще тяжело дыша, он встал и, поднимаясь по пологому ответвлению коллектора, через некоторое время очутился на одной из улиц в заброшенной части Гетто.
Прижимаясь к стенам домов, Гелдон намеревался незаметно достичь первой цели своего пребывания в этом городе-тюрьме. Тьму разрывали лишь огни горящих кое-где костров, уличные масляные фонари не зажигались уже давно, да и уцелевших из них осталось не более трети. Все витрины лавочек и стекла в домах были давно разбиты. Карлик знал, что по улицам бродят шайки мародеров, нападая на всех, кто подвернется под руку, в том числе и на шлюх, у которых хватило глупости или храбрости заниматься своим ремеслом в это время суток. Здесь действовал единственный закон — закон выживания. Гелдон как-то внезапно осознал, что за три столетия многие поколения людей рождались, проживали свою жизнь и умирали здесь, понятия не имея о том, что творится во внешнем мире. В Гетто царила полная анархия. Люди жили, а вернее, существовали здесь точно дикие звери. И когда-то он был одним из них. Нет, быть рабом в Цитадели несладко, что ни говори, и все же лучше, чем провести всю жизнь в вонючем замкнутом мирке этого города.
Наконец карлик добрался до одного из узких закоулков, заканчивающегося тупиком. Там он счистил мусор с большой каменной плиты, подцепил ее за край и отодвинул. Под плитой находился деревянный ящик. Гелдон снял с него крышку и достал оттуда два предмета, без которых вряд ли мог рассчитывать уцелеть этой ночью. Первый — кинжал — он засунул за отворот сапога. Второй представлял собой грязный желтый балахон и призван был служить тому, чтобы все в городе обходили его стороной.
В таких балахонах в Пазалоне ходили прокаженные.
Одежда карлику досталась от умершего от проказы ребенка. Чтобы заполучить ее, Гелдон выполнил для убитой горем матери кое-какую черную работу. Всякий раз, когда он приходил в Гетто, это одеяние оказывало ему поистине бесценную услугу, обеспечивая полную неприкосновенность. Облачившись в него, карлик продолжил свой путь к городскому кварталу, где обитали прокаженные.
Некоторые из них попадались ему навстречу; при свете лун, проглянувших сквозь медленно расходящиеся, рваные облака, их желтая одежда была хорошо заметна. Несчастные брели, сутулясь и стараясь казаться как можно незаметнее под гнетом своей ужасной, постыдной болезни. Гелдону было жаль их, но помочь несчастным он ничем не мог.