— Можешь начинать, капитан Клюге, — обратилась к нему Фейли.

Он тут же опустился на одно колено и склонил голову.

— Я живу, чтобы служить, — отрывисто произнес капитан звучным голосом.

После чего встал и отошел в то место, которое было определено ему на подобных встречах с сестрами.

— Сообщи нам о состоянии дел в войсках, капитан, — продолжала Фейли. — И не упускай ничего. Совсем скоро, думаю, вам придется вступить в дело.

Клюге скрестил на груди руки, собираясь с мыслями.

— Моя госпожа, на данный момент армия насчитывает около десяти тысяч. — Командир Фаворитов смолк, по очереди обводя глазами своих владычиц. Как обычно, однако, его взгляд на мгновение дольше задержался на лице Сакку.

— Боевая подготовка воинов продолжается безостановочно, — продолжил он. — Пострадавшие во время учений размещаются отдельно и используются только как производители. За последние месяцы потери воинов незначительно выросли. Это объясняется достаточно жесткими требованиями во время обучения, без чего, по моему мнению, невозможно в должной мере подготовить воинов к выполнению нашей миссии. Офицерам, по вашему требованию, было под условием строжайшего сохранения тайны сообщено, что кампания начнется в ближайшее время, хотя им, как и мне, неизвестно, с каким именно врагом нам придется иметь дело. Армия в полной боевой готовности, — закончил свой доклад Клюге.

Фейли взмыла над своим троном и мягко скользнула к окну, бесшумно распахнув его наружу. Вдохнув свежий вечерний воздух, она устремила взор на запад, в сторону Евтракии и отделявшего ее от Пазалона моря Шорохов. Волшебницы решили выстроить свой замок именно здесь, чтобы открывающийся из его окон вид никогда не позволял им забывать о проигранной войне, своих сестрах, погибших от рук магов, и о собственных отчаянных усилиях пересечь море Шорохов, что, как считалось, было невозможным. Каждый раз, когда они бросали взгляды на морские просторы, в их душах вспыхивало яростное желание вернуться и вновь обрести утраченную власть.

«Уже скоро, — подумала Фейли. — Совсем скоро евтракийцы сполна заплатят за мерзкие деяния своих предков».

В Пазалоне сейчас был сезон Новой Жизни. Легкий бриз играл на листьях цветущих деревьев и кустарников, освещенных красным светом трех лун; несколько торопящихся в улей черно-желтых пчел, достигавших в этих краях размеров человеческой ладони, с жужжанием пронеслось мимо открытого окна.

И все же сердце Фейли рвалось в Евтракию.

Ее мысли вернулись к сказанному командующим. Разве может Клюге в полной мере осознать мотивы предстоящего похода? Губы волшебницы тронула легкая улыбка; на самом деле это не имело ровным счетом никакого значения. Госпожам Шабаша требовалось от этого человека одно — личная преданность и полная боевая готовность войск и флота, находящихся под его началом. А подоплека предстоящего сражения — это не для Клюге. Война — вот смысл его жизни. Именно такими и были задуманы созданные ее усилиями крылатые бестии.

Из глубин памяти начали всплывать давно прошедшие события. Мысли Фейли заскользили сквозь толщу трехсот с лишним лет, к временам войны в Евтракии, когда она впервые узнала, что такое Каприз.

Это произошло в городе Флориан-Глейд, захваченном Шабашем. К ней привели плененного связанного мага, и волшебница приказала усадить его в кресле на центральной городской площади, это была своего рода подготовительная обработка перед дознанием.

Но Фейли чувствовала, что этот человек обладает исключительной силой, и потому решила прибегнуть к иному способу убедить его выдать свои тайны. Дочь мага была в руках Шабаша, и волшебница предоставила пленнику шанс спасти свое дитя.

— Расскажи мне все, что тебе известно, — потребовала она, — или станешь свидетелем гибели единственной дочери.

Когда Вона подтащила к нему девочку, на глаза мага навернулись слезы, но, опустив голову, он не произнес ни слова. Потом лицо его окаменело; чего бы это ему ни стоило, он принял решение. Взглянув прямо в глаза той, что стала ныне первой госпожой Шабаша, он ответил:

— Нет.

И плюнул в лицо волшебнице, хотя сердце его разрывалось при мысли о том, что он обрек свою дочь на мучительную смерть.

Фейли коротко кивнула, и Вона схватила девчонку за волосы и потащила в ближайший дом. Жалобным крикам и мольбам, доносившимся оттуда, казалось, не будет конца. Маг, не имея сил противостоять объединенным усилиям волшебниц Шабаша, корчился в своем кресле, пытаясь вырваться до того, как произойдет неминуемое. А потом все смолкло, и на площадь, держа в одной руке окровавленный кинжал, а в другой — локон белокурых волос его дочери, вышла Вона.

Швырнув и то и другое в лицо магу, она злорадно расхохоталась.

И только после этого начались настоящие пытки. И знание о Законе и Капризе, вырванное ценой нечеловеческих м из сознания мага, стало существенной частью могущества Шабаша. Чем больше Фейли вытягивала из него, чем глубже становилось ее понимание магии, тем больше возрастала сила волшебниц. Она открыла основные догматы темной стороны этого искусства трем сестрам, самым близким своим сподвижницам, которые должны были помочь ей править Евтракией после того, как будет одержана победа над магами.

О, Фейли прекрасно помнила тот момент, когда преграды, воздвигнутые магом в своем сознании, рухнули под ее напором, освободив для нее поток вожделенных знаний.

«Я добилась этого! — ликовала волшебница. — Сломила самого могущественного из них!» Она улыбнулась измученному пытками магу и произнесла слова, которые должны были пронзить его сердце, словно кинжал.

— Теперь ты мой, мой целиком и полностью, — мягко, почти нежно произнесла она.

На протяжении долгих дней, последовавших за этим, Фейли свободно бродила по его сознанию, исследовала его силу и саму его душу, снова и снова совершая психическое насилие, копаясь в его подсознании и добираясь до того, что составляло саму суть дара этого человека.

Во время того, как она и ее сестры пытались одолеть очередной сокровенный пассаж системы Каприза, все они почувствовали неожиданный жар и томление внизу живота. Сильнейшее плотское желание требовало удовлетворения — без промедления и в любой форме, какая придет в голову.

Они окунулись в порок, и тогда Фейли с потрясающей ясностью открылось, что на самом деле этот блаженный экстаз только прибавляет им сил. Чем глубже они погружались в разврат в самых извращенных его формах, тем больше возрастали магические способности волшебниц. И чтобы полностью высвободить свой магический потенциал, они должны с радостью повиноваться темной стороне этого искусства и с готовностью следовать своим порочным наклонностям. Вот почему первая госпожа Шабаша всячески поощряла в сестрах безумие тела, следствием чего и явилось создание Конюшен, которое было не прихотью, а необходимостью.

Странно, но факт — возможно, из-за того, что Фейли была самой могущественной во всем Шабаше, по мере того как она овладевала искусством магии, ее потребности в удовлетворении плотской страсти стали идти на убыль, а потом и вовсе исчезли. Осталось одно-единственное, ничем не замутненное желание достичь совершенства в овладении магией. Сексуальный жар сменился спокойствием и ощущением внутренней гармонии, присущими, как она теперь понимала, исключительно адептам Каприза. Однако извращенные утехи остальных она по-прежнему всячески поощряла, надеясь, что когда-нибудь придет время, и сестры смогут подняться до ее уровня.

Но дальше все пошло совсем не так, как она ожидала. Волшебницы проиграли войну, в которой сражались так яростно. И все потому, что мерзавцы-маги первыми обнаружили Манускрипт и Камень.

Фейли неохотно отвернулась от окна и заскользила к своему трону. Никто из собравшихся не произнес ни слова и даже не шелохнулся. О внезапно охватывающей Фейли задумчивости ходили легенды, и никто из сестер не осмеливался прервать ее молчание. Клюге, как и остальные, терпеливо дожидался, пока госпожа Шабаша снова заговорит.

— Самое важное для нас, капитан, состояние боевых кораблей. Сообщи об этом поподробнее.

— Мы тщательно обследовали суда, госпожа, — заверил ее Клюге. — Их полностью оснастили, и я взял на себя смелость придать форштевню каждого из них форму черепа, считая это полезным для укрепления боевого духа моряков. Вода и провизия для похода ожидают на берегу и будут погружены на суда, как только мне станет известна дата выхода в море. В нашем распоряжении пять десятков боевых кораблей. Все экипажи прошли проверку морем. Их капитаны обладают знаниями и достаточным опытом, они истратили немало времени на изучение капризной розы ветров моря Шорохов. В соответствии с вашим распоряжением им предоставлено все лучшее — еда, вино и женщины для развлечений. Весь флот горит желанием поскорее принять участие в кампании.

— Как ты оцениваешь возможные потери? — спросила Фейли.

Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что вопрос этот не имеет смысла, поскольку Клюге не был полностью ознакомлен с целью похода. Тем не менее госпоже Шабаша хотелось узнать, насколько оценка капитана совпадает с ее собственной.

— Я оцениваю их по крайней мере в две тысячи человек, учитывая, что нам до сих пор неизвестно, какого рода сопротивление мы можем встретить. Раненых, не подлежащих исцелению, придется умертвить, способных к воспроизводству доставим в Пазалон. Эта оценка сделана из расчета внезапности нашего нападения и того, что ты, госпожа, могла сообщить о подготовке гвардейцев Евтракии. — Клюге на мгновение умолк, как бы раздумывая, произносить ли следующую фразу, но в конце концов решился. — Могу я задать вопрос?

— Говори.

— Даже два вопроса, если мне будет позволено. Первый — каким образом вам, по прошествии столь долгого времени, так много известно о Евтракии? Может быть, этого королевства вообще больше не существует? — Здесь капитан сделал паузу.

— Ну, а второй?

Но Клюге все еще медлил. Если он задаст второй вопрос, не сформулировав его должным образом, у волшебниц может создаться впечатление, что он ставит под сомнение мудрость и власть Шабаша — а этого ему хотелось бы избежать любым возможным способом. Капитан отдавал себе отчет, что представляет для собравшихся в этой палате огромную ценность, но одновременно понимал и то, что любая из них может уничтожить его с такой же легкостью, как чихнуть, и каждая из них… ну, или почти каждая сделает это без малейшего колебания.

Опустив глаза, капитан тщательно подбирал слова. Следовало действовать со всей возможной осторожностью. Наконец он вскинул голову.

— Пожалуйста, пойми меня, госпожа, — начал Клюге. — Этот вопрос исходит не только от меня, но также является предметом волнения всего офицерского корпуса. Они постоянно добиваются от меня ответа, и я…

— Что ты мямлишь! — прервала его Фейли. Обычно она прекрасно владела собой, но сейчас терпение волшебницы, видимо, иссякло. Ей совершенно не хотелось тратить столько времени на капитана, который все никак не может решиться произнести свой вопрос. Время было сейчас для Шабаша едва ли не самой большой ценностью.

— Задавай свой вопрос или останешься без языка, — уже более спокойно приказала она.

Сакку усмехнулась.

Почувствовав изменение в тоне Фейли, Клюге снова опустился на одно колено и склонил голову.

— Прости меня, госпожа, но какова цель этого похода? Он поднял голову, взглянул на волшебницу и с облегчением увидел, что на ее губах играет улыбка.

Не отвечая, Фейли протянула руку, и перед ней возникла квадратная, украшенная драгоценностями шкатулка с изображением Пентангля на крышке. За ней последовал высокий хрустальный бокал и, наконец, хрустальный графин с водой.

Первая госпожа Шабаша стала медленно наливать в бокал воду из графина. Как только он наполнился, графин исчез столь же загадочным образом, как и появился. Другие волшебницы с благоговением наблюдали за действиями Фейли.

Она подняла правую руку, направив указательный палец в центр стола. В тот же миг стол разделился надвое. Обе его половины начали медленно поворачиваться, пока вновь не соединились, но уже в форме вытянутого прямоугольника. Троны, в том числе и пустой, тоже переместились по одну сторону от преобразившегося стола. Пустой трон теперь находился в центре его противоположной стороны. Гелдон оказался у дальнего конца стола; он по-прежнему сидел на полу, прикованный к нему цепью.

На мгновение у Клюге возникло ощущение, будто он теряет рассудок; волшебницы сейчас сидели лицом к стене из прекрасно отполированного черного мрамора, которой, и в этом капитан готов был поклясться, прежде не было. Она резко контрастировала со светлым мрамором стен палаты. Свет масляных ламп начал медленно гаснуть.

— Капитан, встань вон туда, — приказала Фейли, поведя рукой.

Клюге повиновался и подошел к трону Забарры. Первая госпожа Шабаша простерла руки над столом.

— Нам понятны твои сомнения, капитан, и сейчас мы тебе кое-что поведаем. Знай, в Евтракии остался преданный нам человек. То, что видит он, могу видеть и я. То, что слышит он, могу слышать и я.

Клюге почувствовал, что настроение волшебницы снова изменилось. Казалось, она полностью погружена в свои мысли.

— Узнав, какова наша цель в этой кампании, ты, я полагаю, будешь слегка удивлен. Цель или, точнее говоря, цели будут тебе показаны. И чтобы оказать любезность, я заранее назову главные — всего их три. Первая — женщина. Вторая — драгоценный камень. И третья — сосуд с водой.

Капитан был ошеломлен. Задумать кампанию подобного размаха ради похищения какой-то женщины и драгоценного камня? Может, волшебницы потеряли рассудок? Им доступна любая женщина в Пазалоне… А драгоценности? Клюге, правда, не доводилось видеть, как они это делают, но он не сомневался, что любая из волшебниц может без особого труда создать камень какого угодно качества и размера. Он почувствовал, как у него вспыхнуло лицо, и не знал, что было причиной этому — ярость или недоумение.

В сознании бился весьма мучительный для него вопрос. Что он скажет своим подчиненным? Пока шла подготовка к кампании, ему не раз приходилось слышать разговоры в казармах — о богатой добыче, золоте, захвате чужих земель и насилии над бескрылыми женщинами. Возник слух, что уцелевшим в боях позволят разделить между собой захваченные земли. Знай Клюге, кто первым распустил язык, он собственноручно убил бы его на месте. Как он объяснит воинам, что на самом деле их ждет перспектива возвращения с пустыми руками, если не считать какой-то ерунды, столь необходимой Шабашу? Да, ведь был еще и сосуд… с водой, кажется. А он-то зачем им понадобился?! Это вообще уму непостижимо! Чувствуя устремленные на него взгляды, капитан глубоко вздохнул, постарался взять себя в руки и замер в ожидании.

Сакку, ни на мгновение не спускавшая с него глаз, прекрасно понимала сомнения Клюге, она, казалось, наслаждалась его разочарованием. Волшебница не упустила ничего — ни как правая рука капитана судорожно сжала рукоятку меча, ни как плотно, до желваков на скулах, сжались его челюсти. Скользя взглядом по крепкому телу Клюге, она медленно провела языком по губам. Пожалуй, не одной Воне сегодня ночью понадобится присутствие человека из Конюшен!

Фейли между тем откинула крышку шкатулки, достала оттуда щепотку фиолетового песка и высыпала его в бокал. Жидкость в бокале не изменила цвета, но вспенилась и пошла волнами — точно в маленьком океане разыгрался шторм. Над бокалом поднялся серый дымок. Переливаясь через край, он сползал вниз, стелясь над столом.

Первая госпожа Шабаша уселась так, что ее ладони свешивались с искусно вырезанных когтистых вороньих лап, которыми заканчивались ручки трона. Бона, Сакку и Забарра подошли к ней. В руках Боны и Сакку были тонкие кожаные ремни, а Забарра взяла дымящийся бокал и устремила в его глубину внимательный взгляд. Не веря своим глазам, Клюге наблюдал, как Бона и Сакку привязали лодыжки Фей л и к ножкам трона, а запястья — к его ручкам.

— Я готова, — твердо произнесла первая госпожа Шабаша, вперив взгляд в черную мраморную стену.

Забарра поднесла к ее губам бокал. Сначала Фейли отпила лишь маленький глоток. Клюге всегда считал, что она не знает страха, но сейчас, по-видимому, ситуация была совершенно особой. Потом волшебница сделала второй глоток и на этот раз явно осталась довольна действием напитка и его вкусом. Забарра поставила бокал на стол рядом со шкатулкой и вернулась на свое место. Бона и Сакку последовали ее примеру.

В палате заметно похолодало и стало труднее дышать, словно воздух в ней сделался более густым и плотным. Все помещение пронизывали движущиеся и переливающиеся лучи света. Фейли наклонила голову и слегка прикрыла веки, продолжая, однако, пристально вглядываться в черную мраморную стену. Пряди ее черных с проседью волос намокли от пота и прилипли ко лбу. Тусклое освещение не мешало капитану отчетливо видеть бьющуюся на виске волшебницы жилку. Ремни, которыми она была привязана к трону, заметно натянулись; возникло ощущение, будто Фейли ведет с кем-то сражение. Но с кем… или с чем? Клюге, поклявшийся в любых обстоятельствах защищать свою госпожу, испытал сильное желание освободить ее от пут, но сдержал себя, опасаясь, что любое вмешательство в такой напряженный момент может закончиться для него фатальным образом. Из уголка рта Фейли вытекла и заскользила по подбородку капля темно-красной жидкости. Первая госпожа Шабаша дышала тяжело, со свистом — и это был единственный звук, нарушающий мертвую тишину, царящую в палате.

Внезапно раздался другой звук, похожий на тот, который возникает, когда камень трется о камень. Подняв взгляд к куполообразному своду, Клюге увидел, что одна из каменных плит потолка начала передвигаться и над головой Фейли открылся участок вечернего неба.

Не сводя взгляда с черной стены, первая госпожа Шабаша подняла голову. Чувствовалось, что сейчас она снова спокойна и прекрасно владеет собой. Она слизнула с подбородка кровь, на губах ее заиграла улыбка.

Через отверстие в потолке в палату проник яркий голубой луч. Он коснулся головы Фейли, и глаза волшебницы странным образом изменились.

Со смешанным чувством восхищения и ужаса капитан наблюдал за тем, как радужные оболочки и зрачки глаз волшебницы медленно стали полупрозрачными, а потом и вовсе исчезли. Остались только белки, которые начали темнеть, пока не сделались столь же бездонно черными, как стена перед ней. Лоб Клюге покрылся испариной.

Но это было еще далеко не все.

Из глаз Фейли забили тонкие лучи света — словно звезды в ночном небе; вот только, в отличие от звезд, их было слишком много, чтобы сосчитать. Постепенно они соединились вместе, превратившись в белое свечение, которое медленно поползло к черной мраморной стене.

Из горла волшебницы вырвался гортанный звук. Когда первая госпожа Шабаша заговорила, чувствовалось, что она уже полностью владеет собой.

— Вот и ответ на твой первый вопрос, капитан. Ты хотел узнать, откуда нам известно, что происходит в Евтракии, стране, которую мы покинули более трехсот лет назад. Что ж, твое любопытство вполне объяснимо. Но сначала пусть сестры освободят меня.

Остальные волшебницы принялись развязывать кожаные ремни. Исходящий из глаз Фейли свет продолжал медленно приближаться к черной мраморной стене, ее голову осеняло голубое свечение от падающего сверху луча. Пройдя примерно половину расстояния до каменной стены, излучаемый глазами волшебницы свет замер. Бона, Забарра и Сакку вернулись на свои места. Клюге заметил, что шкатулка и бокал вслед за графином исчезли со стола.

Фейли подняла руки ладонями вверх, устремив неподвижный взгляд на каменную стену.

— Капитан, — повелительным тоном произнесла она. — Представляю твоему вниманию дворец в Таммерланде, столице королевства Евтракия.

Внезапно свет, исходящий из глаз Фейли, метнулся к черной стене и волнами растекся во все стороны, освещая стену золотистым мерцанием. Послышался грохот, схожий с раскатом грома. Луч погас, зато теперь вся стена полыхала таким ослепительно белым сиянием, что Клюге инстинктивно прикрыл глаза ладонью. Когда он, ощутив, что сияние стало менее интенсивным, опустил руку, глазам капитана открылось совершенно невероятное зрелище.

Свет, звуки — все воспринималось совершенно естественно; перед глазами Клюге проходили сцены, происходящие словно не по ту сторону моря Шорохов, а здесь, рядом с ним. Он потрясенно замер.

Глазам капитана предстал большой зал. Клюге повидал в Цитадели немало удивительного и странного и все же не был готов к такому зрелищу. Сверху зал имел свод из витражного стекла, сквозь который снаружи проникал свет, рассыпаясь разноцветными пятнами по полу, напоминающему шахматную доску из черного и белого мрамора. Через весь зал протянулись два ряда разноцветных колонн, настолько массивных, что их вряд ли смогли бы охватить, взявшись за руки, несколько человек. Горели множество настенных и укрепленных на полу светильников. Сверкающие струи фонтанов взлетали вверх и водопадом обрушивались в расположенные у их подножья искусственные бассейны, в которых плавали разноцветные рыбки. Судя по огромному помосту у одной из стен, это был тронный зал. Слева от этого помоста около двадцати мужчин и женщин настраивали необычного вида музыкальные инструменты — Клюге никогда не приходилось видеть большую часть из них.

В центре помоста высились два богато украшенных трона, один чуть больше другого — видимо, для королевской четы. Справа от них выстроились в ряд шесть тронов поменьше и поскромнее; верхнюю часть спинки каждого украшало выгравированное слово. Клюге даже смог прочесть эти слова: Виг, Тритиас, Эглоф, Слайк, Килиус и Мааддар. «Надо думать, эти места предназначены для советников короля», — решил он.

Со ступенек помоста сбегала бархатная дорожка рубинового цвета. Служанки, по-видимому в подготовке к какому-то событию, развешивали, расставляли и раскладывали цветы, гобелены, гирлянды цветов и саше с ароматическими смесями из сухих лепестков. Другие слуги суетились у невероятно длинного стола — его конец терялся в глубине зала, а стульев вокруг него было просто не сосчитать, — расставляя посуду и приборы. «Как видно, предстоит грандиозный банкет», — подумал Клюге. Изображение было столь отчетливым, что возникала иллюзия того, что ощущается запах пищи. Разговоры, правда, разобрать не представлялось возможным.

На мгновение представшая глазам капитана картина исчезла, но тут же вновь появилась во всей своей яркости и великолепии. Клюге понял, что наблюдение ведется глазами другого человека, который, по-видимому, только что моргнул. А теперь, судя по всему, этот человек повернул голову, как бы отыскивая то, что его интересовало. Потом изображение метнулось вверх и вниз — человек явно кивнул кому-то. Кем бы ни был сообщник волшебниц, не вызывало сомнений, что он принят при дворе Евтракии.

Чтобы рассматривать таким образом другой мир, требовался определенный навык, и все же, несмотря на его отсутствие, Клюге не отрывал напряженного взгляда от стены. Ему было очень важно получше разглядеть тех, с кем в скором времени предстояло сражаться. Поистине бесценный опыт. Капитан с такой силой стиснул рукоятку дреггана, что костяшки его пальцев побелели.

Вскоре в зал начали заходить мужчины и женщины в роскошных одеяниях. Общее настроение было праздничным и приподнятым, чувствовалось, что собравшиеся с немалым удовольствием предвкушают предстоящее событие.

Наблюдатель поворачивал голову, давая возможность представить картину во всей полноте, и капитан разглядел разбросанные по залу небольшие группки артистов. Клоуны подпрыгивали, гримасничали и выкрикивали шутки, а может, загадывали загадки. Жонглеры ловко перебрасывали друг другу различные предметы, акробаты кувыркались, в руках у фокусников появлялись, а потом столь же неожиданно исчезали разнообразные предметы. Особый интерес Клюге вызвала группа полуобнаженных танцовщиц. Он прищурил глаза. Фаворитам категорически запрещалось вступать в связь с бескрылыми женщинами — чтобы не расходовать впустую свое драгоценное семя, способное дать новый приплод. Перспектива овладеть женщиной, спину которой не украшает пара кожистых крыльев, чрезвычайно возбуждала. Капитан от всей души надеялся, что, когда сражение закончится, ему и его людям будет позволено извлечь из своей победы все доступные удовольствия.

Но наибольший интерес у него вызывали военные, которых в зале находилось не меньше сотни. Судя по их поведению и форме, они выступали в роли королевских телохранителей и, следовательно, были обучены лучше других. Военные кружили по залу, держась на некотором расстоянии друг от друга и явно ничего не упуская из виду. Внимательно разглядывая их, Клюге пришел к выводу, что в бою они, скорее всего, будут вести себя благородно. «Отлично, — подумал он. — Это означает, что почти все они погибнут».

Капитан разглядывал черные плащи телохранителей и их серебристые кирасы. Каждый из них носил перевязь, к которой крепилась рукоять меча, у многих были боевые топоры и кинжалы. «Замечательно», — внутренне улыбнулся Клюге. Близость сражения возбуждала его, дрегган жаждал ощутить вкус чужой крови. Интересно, как давно евтракийским солдатам приходилось участвовать в настоящем бою? И где их командир?

Обилие звуков, доносившихся из зала, мешало сосредоточиться. Словно прочитав мысли капитана, Фейли протянула к стене правую руку, и звуки смолкли, хотя изображение осталось.

— Вот-вот появятся те, кто нас больше всех интересует, — со странной улыбкой сообщила она. — Я хочу, чтобы ты не пропустил ни слова из того, что я сейчас скажу… Так, а теперь нужно подойти поближе к двери. — Последние слова первая госпожа Шабаша произнесла, явно обращаясь к кому-то другому.

Наблюдатель в зале начал перемещаться в сторону огромных дверей напротив помоста. Спустя несколько мгновений стоящие по обеим сторонам от входа люди в ливреях одновременно что-то произнесли и ударили золотыми жезлами об пол. Двери распахнулись, толпа замерла.

— Теперь будь особенно внимателен, капитан. — Несмотря на то что вокруг царила мертвая тишина, свой приказ Фейли отдала почему-то шепотом. — Люди, которые сейчас появятся в тронном зале, за исключением одного человека, должны погибнуть от твоей руки.

В зал вошли около десяти мужчин и женщин; ливрейные слуги отвесили глубокий поклон, люди в зале подались вперед. Сначала разглядеть вошедших было трудно, мешали окружившие их люди, но по мере того, как они расступались, обзор улучшился. Клюге впился в них глазами, так готовящийся напасть зверь внимательно разглядывает свою жертву.

Первыми по алому ковру прошли мужчина и женщина пожилого возраста. Поравнявшись с наблюдателем, мужчина слегка наклонил голову и улыбнулся. Судя по одеянию и величественной осанке именно этот человек был королем Евтракии. Черные с проседью волосы и такая же борода обрамляли его умное лицо, грузное тело было облачено в просторное одеяние, отороченное красивым мехом неизвестного капитану животного.

Однако больше всего его заинтересовал драгоценный камень, свисающий с шеи мужчины на золотой цепи. Такого камня Клюге видеть еще не доводилось. Его квадратные грани преломляли свет столь удивительным образом, что камень казался распадающимся на множество разноцветных лучей, постоянно меняющих свое положение подобно цветным камешкам в калейдоскопе. Несмотря на зрелый возраст, спутница мужчины, опиравшаяся на его руку, поражала своей красотой. Она была одета в длинное платье темно-голубого цвета, по низу рукавов и корсажу отделанное изящными белыми кружевами, с которыми великолепно гармонировали жемчужное ожерелье и такие же серьги. Приветливое лицо женщины обрамляли золотистые локоны, почти не тронутые сединой. Она прошла так близко от наблюдателя, что Клюге разглядел тонкие морщинки, веером расходящиеся от уголков ее выразительных голубых глаз.

Потом опять столпившиеся вокруг королевской четы люди заслонили от глаз Клюге эту пару.

Фейли прервала молчание.

— Эти двое — Николас Первый, из дома Голландов, король Евтракии, и Моргана, его королева. Оба они должны умереть. — Слова, подобные каплям яда, медленно сочились с губ первой госпожи Шабаша. — Можешь сделать с ними все, что пожелаешь. — Капитан в знак понимания склонил голову.

Снова переведя взгляд на стену, он заметил, что среди людей в зале происходит какое-то движение. Множество молодых женщин, обмахиваясь веерами, стремились оказаться как можно ближе к двери. Охранники им не препятствовали. Вслед за королем и королевой в тронном зале появился высокий красивый мужчина, движения которого отличались естественной грацией атлета. Густые, длинные черные волосы в беспорядке рассыпались по его спине. Под бровями правильной формы улыбались синие глаза, обводящие взглядом толпу собравшихся. Высокие скулы, чуть впалые щеки, прямой нос и чувственный рот дополняли облик мужчины. Худощавый, мускулистый, с широкой грудью и узкими бедрами. В чертах лица ощущалось несомненное сходство с королем и королевой. На взгляд капитана, этому человеку было лет тридцать.

Однако, несмотря на явную привлекательность, более всего бросалась в глаза его одежда.

Высокие, до колен, кожаные сапоги были покрыты грязью, на черных штанах красовались красные пятна. «Наверное, кровь», — подумал Клюге. Черный кожаный жилет напоминал тунику, облекающую грудь самого капитана. Этот человек походил скорее на разбойника, чем на члена королевской семьи. Но тогда где же его оружие? Чуть позже, когда тот повернулся спиной, Клюге смог рассмотреть и оружие. Кожаный колчан, похожий на тот, в каких носят стрелы, но короче и шире, был закреплен на уровне правой лопатки мужчины, из него торчали рукоятки ножей, судя по всему, предназначенных для метания. В роскошном зале черноволосый мужчина выглядел совершенно неуместно, словно только что прибыл откуда-то издалека и не успел переодеться; а может, ему было просто безразлично, как он выглядит. «Скорее всего, верно и то и другое», — подумал капитан. Женщины, словно стайка радостно щебечущих пташек, обмахивались пестрыми веерами и посылали молодому человеку обворожительные улыбки, явно пытаясь привлечь к себе внимание.

— Принц Тристан Первый, — произнесла Фейли. — Сын Николаса и Морганы. Говорят, весьма неглуп, однако к своему положению и обязанностям относится не слишком серьезно. Не слишком скрывает тот факт, что не хочет становиться королем. Для нас не имеет особого значения. Тем не менее, по некоторым причинам, которые сейчас обсуждать нет смысла, он тоже должен умереть.