ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Клянусь действовать и даже мыслить только в соответствии со своими принципами: материальные блага — ничто, если речь идет о чести и долге. Клянусь защищать Парагон, чего бы это ни стоило. Клянусь поднимать руку на человеческую жизнь только в целях самозащиты и лишь после того, как предупрежу противника. Клянусь всегда править с мудростью и состраданием».

Слова клятвы снова и сова вертелись в голове, словно надоедливый детский стишок, о чем бы он ни думал, и избавиться от них не было никакой возможности. Отчасти именно по этой причине сегодня утром он пришел сюда, на свое любимое место.

Чтобы побыть одному в Оленьем лесу.

Заученным движением он выхватил из колчана, висящего за правым плечом, еще один метательный нож и бросил его, описав рукой плавный полукруг. Вращаясь, нож стремительно полетел к мишени, вырезанной на стволе огромного старого дуба. Глядя на нож, ушедший глубоко в толщу дерева, Тристан без ложной скромности подумал, что столь точное попадание в цель было предрешено.

Он занимался этим все утро. Правая рука уже одеревенела, лицо блестело от пота, а сам он был весь с головы до ног покрыт грязью.

Тристан откинул со лба черную прядь и провел рукой по длинным волосам, свободно спадающим на спину. Оглядел себя и только сейчас понял, до какой степени перепачкался. На нем была та же одежда, что и всегда, когда он уходил в лес: черные кожаные сапоги до колен, штаны и черный жилет, зашнурованный на голой груди. Жилет не стеснял свободу движений, что было весьма важно при метании ножа.

«Клянусь действовать и даже мыслить только в соответствии со своими принципами: материальные блага — ничто…»

Он проводил взглядом очередной брошенный нож, вонзившийся в дерево рядом с остальными.

Принц Тристан Первый из дома Голландов, законный наследник своего отца, короля Евтракии Николаса Первого, в полном одиночестве отрабатывал на лесной поляне навыки метания ножей и размышлял о том, что сулит ему будущее. В тридцать лет он станет королем Евтракии, сменив на троне своего отца, который отречется от престола. Так всегда происходило в тридцатый день рождения первого королевского сына, и это правило неукоснительно соблюдалась в Евтракии с тех пор, как закончилась Война с волшебницами. Теперь в стране больше не было волшебниц, с которыми приходилось сражаться, и уже более трех веков царили мир и благоденствие — в немалой степени благодаря тому, что правящему монарху неустанно помогал Синклит магов.

Но было бы неверно сказать, что Тристан с нетерпением ожидал наступления своего тридцатого дня рождения.

Он не желал быть королем.

Он не хотел, чтобы всю оставшуюся жизнь его опекали и наставляли маги. Истинные чувства принца упорно противились этому, словно подтверждая слова клятвы, произносимой во время церемонии восшествия на престол. После этого ему не останется ничего другого, как следовать по стопам отца до той поры, пока его старшему сыну не исполнится тридцать лет. Тристан вздохнул. У него пока не было сына.

У него пока не было и жены.

Еще один нож, просвистев в воздухе, вонзился в старое, шишковатое дерево бок о бок со своими собратьями.

Тяжело дыша, принц потянулся через плечо за следующим, но обнаружил, что укрепленный за спиной колчан для метательных ножей пуст. Он направился к дубу, чтобы вытащить торчащие из его ствола лезвия. Это старое дерево было выбрано им по той причине, что росло на самом краю отвесного скалистого утеса, раскинув свои ветви над долиной, — если бросающий промахнется, нож улетит в пропасть и будет утерян навсегда. Справедливое наказание для неумелого метателя, полагал Тристан.

Он бросал ножи уже на протяжении трех часов и пока не промахнулся ни разу.

Теперь, стоя на самом краю утеса, принц вытер пот со лба и, держась за ветку дуба, наклонился над пропастью. Отсюда открывался вид на Таммерланд, его родной город, раскинувшийся на берегах извилистой Сиппоры, прокладывающей свой путь к дельте Кавалона на восточном побережье, где, лениво разливаясь, она впадала в море Шорохов. С того места, где стоял Тристан, были хорошо видны башни и укрепления королевского дворца, расположенного на самом возвышенном месте города. Разбросанные по всему Таммерланду рынки и скверы в это время дня кишели людьми. Тристан улыбнулся, представив себе рачительных домохозяек, пришедших со своими дочерьми купить все, что требовалось к столу, и яростно торгующихся с продавцами за каждую мелочь. Однако улыбка быстро сбежала с губ, стоило ему вспомнить о предстоящем ужине в огромном трапезном зале дворца, в обществе родителей, сестры-двойняшки и ее мужа. Принц очень любил их всех, но сегодня вечером у них явно найдется повод побранить его, а ему не особенно нравилось выслушивать нравоучительные замечания от кого бы то ни было. Пожалуй, он лучше поужинает на кухне вместе со слугами, как предпочитал делать в последнее время.

Сегодня Тристан просто-напросто сбежал со своих обязательных ежедневных занятий с магами, чтобы побыть в одиночестве в Оленьем лесу. Скорее всего, сейчас его уже разыскивают. Пустая трата времени. Эту поляну найти почти невозможно. Вздохнув, принц принялся вытаскивать ножи из ствола.

Искусством метания ножей, по крайней мере, он овладел совершенно самостоятельно. Тристан сам придумал, как сделать подходящий колчан, и сам изготовил метательные ножи. Придворным кожевеннику и кузнецу было позволено лишь помогать принцу. Черная кожаная перевязь удобно обхватывала грудь и проходила под мышками, а колчан с дюжиной метательных ножей с помощью серебряной пряжки надежно крепился к жилету сзади, за правым плечом.

Позади остались долгие часы тренировок, которые поначалу доставляли ему одни огорчения. Сначала он проходил обучение на плацу для строевых занятий, находясь в поле зрения королевских гвардейцев. Ножи один за другим летели мимо цели, и Тристан быстро осознал свою ошибку. Чтобы избежать неловких ситуаций, он стал практиковаться в лесу. И вот уже семь лет тренировался в метании ежедневно, уходя в лес после своих занятий с магами, но никто не видел, как принц бросает ножи, и не догадывался, каких успехов он достиг в этом искусстве.

Иногда для того, чтобы отточить навыки в метании, он охотился на обитателей Оленьего леса. Убить ножом крупное животное нелегко, в особенности если оно бежит, меняя направление и скрываясь за стволами деревьев и листьями кустарников. Требуется точно попасть в наиболее уязвимое место; однако теперь даже такие броски не представляли для Тристана особой сложности. Самым крупной его добычей стал олень-самец с ветвистыми рогами. Уложив его одним ножом, точно вошедшим под левое ухо животного, принц аккуратно разделал тушу и отдал куски свежего мяса людям, жившим на опушке Оленьего леса, постепенно ставшего для него вторым домом.

Однако самая опасная встреча произошла с огромным диким вепрем. В Оленьем лесу их расплодилось великое множество, и нередко можно было услышать рассказы о том, что вепрь своими ужасными раздвоенными копытами затоптал кого-нибудь из охотников или разорвал человека острыми изогнутыми клыками. Тристан наткнулся на зверя случайно, и ему не оставалось ничего другого, как убить его, хотя такой цели он перед собой и не ставил. Вепрь стоял на открытой поляне, яростно фыркая и бросая на принца свирепые взгляды. Когда ужасный зверь бросился в атаку, Тристан на мгновение замер от неожиданности. Преодолев замешательство, молодой охотник с молниеносной скоростью метнул нож, вонзившийся вепрю между глаз. Могучий зверь, пробежав еще несколько шагов, рухнул замертво всего в десяти футах от принца. Тристан оставил труп гнить в лесу, радуясь в душе удачному броску. Вряд ли у него была бы возможность совершить второй.

Все еще глядя вниз на Таммерланд и полностью погрузившись в свои воспоминания, принц не услышал, как позади него кто-то вышел из леса; а когда услышал, было уже слишком поздно. Он ощутил сильный толчок в спину и, теряя равновесие, уже готов был сорваться с края утеса в пропасть, но успел вцепиться правой рукой в ветку дуба. Тристан повис в воздухе, покачиваясь на высоте в тысячу футов над долиной. Закрыв глаза, чтобы ненароком не глянуть вниз, он попытался одолеть охвативший его страх.

Только что кто-то пытался разделаться с ним; посмотреть вниз означало позволить убийце завершить свое дело.

Левой рукой принц передвинул колчан на грудь и вцепился в ветку обеими руками. Долго так не провисишь, но хорошо хоть, что ветка старого дуба пока выдерживала его вес.

«Слава Вечности», — мысленно воскликнул он.

Осторожно, по очереди перехватывая руками, Тристан начал поворачиваться лицом в сторону нападавшего, задаваясь вопросом, хватит ли у него сил удержаться на одной руке, бросая другой нож. Он готов был без колебаний убить любого, кто окажется перед ним. А затем надо будет попытаться добраться по ветке до края утеса.

Если только ему удастся это сделать.

Наконец принц повис на левой руке и изловчился достать нож, вознося молитву, чтобы в момент броска не выпустить из руки ветку, которая сильно накренилась под его весом. Изготовившись к броску, Тристан устремил взгляд туда, где, как он ожидал, стоял убийца.

И увидел своего коня.

Озорник, серый в яблоках жеребец принца, с белой гривой и таким же хвостом, стоял на краю утеса, глядя на принца огромными черными глазами. Конь дважды ударил о землю копытом и мягко фыркнул, словно желая сказать: хватит с меня твоих глупостей, хозяин, пора возвращаться в конюшню. Еще в те времена, когда он был жеребенком, толкать Тристана в спину стало излюбленным развлечением Озорника. Вот только ему было невдомек, что на краю утеса этого делать не следовало.

Теперь, благодаря его игривости, Тристан висел на высоте тысячи футов над долиной, постепенно теряя силы. Он спрятал нож в колчан, вновь ухватился за ветку двумя руками и, извернувшись, постарался оценить прочность ветки, на которой висел. Увидев у самого основания ветви трещину, принц едва не застонал от отчаяния: невозможно было рассчитать, выдержит ли временная опора то, что он намеревался сделать. Просто дотянуться ногами до утеса не удавалось — расстояние было слишком большим. Оставалось одно — раскачавшись на ветке, в прыжке попытаться достигнуть утеса. Тристан начал медленно раскачивать тело — так, как это у него на глазах множество раз проделывали придворные акробаты; при этом от ветки начала отламываться кора, и он ощутил острую боль в ладонях. С каждым разом размах движений становился все больше, но одновременно из-под кровоточащих ладоней летели вниз все новые кусочки коры, пот сильнее заливал глаза, а силы уходили с каждым мгновением.

Трещина на ветке стала еще глубже.

«Пусть мне хватит еще двух взмахов, — взмолился принц. — Вечность, молю тебя — всего два!»

Он отпустил ветку на втором взмахе, и в то же самое мгновение та отломилась от ствола, повиснув на полосках коры. Тристан пролетел по воздуху к утесу и рухнул на него, задев головой морду удивленно попятившегося Озорника. Инерция заставила принца сделать кувырок через голову, и он больно ударился затылком о камни утеса.

Спустя несколько мгновений, оглушенный, с трудом приходя в себя, Тристан ощутил на лице что-то влажное.

Губы Озорника мягко касались щеки хозяина. Было видно, что жеребцу ужасно надоело ждать хозяина и он хочет домой. Принц сел, посмотрел на него и засмеялся, вначале еле слышно, потом все громче и громче, испытывая невероятную радость от осознания того, что все-таки уцелел. Потом Тристан представил себе вытянутые физиономии всех шести магов Синклита, получивших известие о том, что на престол возводить некого, — и расхохотался еще громче. Он хотел бы, конечно, как-нибудь избежать восхождения на трон, но… но не таким же образом! По правде говоря, ему нравилось дразнить магов, но умирать ради этого вовсе не стоило.

Принц медленно встал, надеясь, что не обнаружит у себя каких-нибудь серьезных повреждений, и, обтерев ладони травой, собрал выпавшие из колчана ножи. Вроде бы кости целы, но где-то с неделю он, скорее всего, будет чувствовать себя весьма скверно. Тристан обхватил руками морду Озорника, и конь вздрогнул от боли; его нос тоже оказался разбитым. Ну, ничего не поделаешь, получил по заслугам. Он с улыбкой обнял жеребца за шею и прошептал ему в ухо:

— Ты вел себя из рук вон плохо. Когда придем сюда в следующий раз, придется привязать тебя к дереву.

Озорник негромко заржал и ткнулся мордой в плечо хозяина.

Принц нашел взглядом висящие на ветке седло и уздечку. Оказавшись на этой поляне, он всегда снимал сбрую, отпуская коня свободно пастись. Озорник никогда не уходил далеко и был приучен возвращаться по первому свисту Тристана еще с тех пор, как был жеребенком. Прихрамывая, принц пересек полянку, снял с дерева седло и уздечку и положил их на мягкую траву. Потом поднял взгляд к небу и по положению солнца определил, что недавно перевалило за полдень.

Сняв колчан, он лег на траву, подложив седло под голову, и потянулся к седельной сумке, вытащив из нее пару морковок.

Услышав свист, жеребец тут же потрусил к Тристану, осторожно взял морковь из протянутой руки хозяина длинными ровными зубами и с явным удовольствием захрумкал ею, не спуская глаз с принца, который принялся грызть свою. Это был один из их маленьких ритуалов, и иногда Озорнику доставались обе морковки. Так и на этот раз, почувствовав, что голода он не испытывает, Тристан протянул жеребцу оставшуюся часть морковки. Тот наклонил голову и снова коснулся щеки хозяина губами, оставив на ней маленькие влажные кусочки моркови. Принц вытер лицо и негромко засмеялся — только сейчас он почувствовал, как сильно болят ребра.

— Иди, погуляй пока, — сказал он коню. — Мне, конечно, не мешает умыться, но тебе я это дело поручать не хочу.

Тристан достал из сумки еще одну морковку и, дав ее понюхать Озорнику, бросил на другой край поляны. Принц улыбнулся, увидев, как жеребец поскакал туда, задрав хвост. До него у Тристана была кобыла, которая погибла, дав жизнь Озорнику. С тех пор молодой принц и жеребенок были неразлучны. Временами казалось, что лучшего друга у Тристана и нет. После его сестры-близнеца Шайлихи и Вига, Верховного мага Синклита, конечно. Он снова улегся на траву, скользя ленивым взглядом по медленно плывущим облакам. Одно из них чем-то напоминало профиль старого мага, и принц улыбнулся.

Виг, наставник и друг. Верховный маг — это подразумевало, что в королевстве нет более опытного и могущественного. Человек, поддразнивать которого нравилось Тристану больше всего на свете. Да, Виг, без сомнения, ужасно рассердился бы на него. Но мысль о том, как выглядели бы шесть магов Синклита, увидев его беспомощно болтающимся над пропастью так незадолго до церемонии отречения, снова заставила принца рассмеяться, невзирая на испытываемую при этом боль. «Король Тристан Первый, непревзойденный мастер раскачивания на дубовых ветвях», — подумал он.

Глядя в небо, он задумался о Синклите как о едином целом. Маги — одаренные особым талантом советники короля Евтракии. Тристан по очереди представил себе их лица. Виг, Эглоф, Тритиас, Слайк, Килиус и Мааддар — именно благодаря им много лет назад была одержана победа в Войне с волшебницами. Всем им было далеко за триста; от разрушительного воздействия времени магов защищали заклинания, созданные ими во время войны. Эти заклинания, получившие название «чар времени», воздействовали только на людей с «одаренной» кровью. Использовать их разрешалось только применительно к членам Синклита и правящему королю, если он сам того захочет; даже обладающих не столь значительной силой так называемых «магов резерва» «чарам времени» не подвергали. Ничего больше об этом принцу известно не было.

Но зато он хорошо знал, что в день его тридцатилетия отец отречется от престола и станет седьмым членом Синклита. С этого момента жизнь Николаса тоже будут защищать «чары времени» — а еще обладающий удивительной магической силой драгоценный камень под названием Парагон, усиливающий и без того огромную мощь магов Синклита. И мать Тристана, королева Моргана, с печалью, но смирением умрет от старости раньше супруга, который вместе с другими членами Синклита будет жить вечно.

А он, Тристан, будет править.

Принц вздохнул. Конечно же, он любил и всех своих родных, и старых магов, пусть даже ему и нравилось подшучивать над ними. Но это не прибавляло ему желания стать королем.

После восшествия Тристана на престол Синклит первым делом попытается заставить его обзавестись супругой, в надежде на то, что в день тридцатилетия его первого сына престол перейдет к нему, а сам Тристан вслед за отцом войдет в Синклит. По окончании Войны с волшебницами Синклит избрал уважаемого всеми гражданина, обладающего «одаренной» кровью, и провозгласил его первым королем Евтракии. Дальше все пошло по накатанной колее. По традиции, если правящий король не имел сыновей, Синклит выбирал монарха из числа достойных граждан с «одаренной» кровью. Так продолжалось более трехсот лет, и в стране царили мир и процветание. Королю, отрекшемуся от престола, предоставлялась возможность войти в Синклит, овладеть искусством магии и воспользоваться заклинанием «чар времени». Однако никто из прежних монархов такого желания не выказал, предпочитая, как и положено, умереть от старости.

Таким образом, решение отца Тристана создавало прецедент. Но мало того — Николас пока был первым и единственным королем, который заранее заявил, что сын, когда придет его время оставить престол, тоже станет членом Синклита. И хотя принц много раз требовал объяснений по поводу такого решения и даже возражал против него, ответы и Синклита, и его отца не отличались разнообразием: в один голос они твердили, что это совершенно необходимо и не подлежит обсуждению. В конце концов Тристан прекратил расспросы и угрюмо смирился со своей судьбой.

Взгляд принца продолжал скользить по небу, а мысли обратились от дел государственных к куда более занимавшим его делам сердечным. Жены у него нет, это так — тут он напомнил себе, что скоро ему придется говорить «королевы», — но женщин в его жизни было немало. Он вздохнул. Пожалуй, даже слишком много, как считали его родители. Даже сестра Шайлиха, самый стойкий его защитник в том, что касалось обращенных к Тристану упреков в пренебрежении обязанностями принца и будущего короля, в последнее время начала укорять его за бесконечные романтические приключения.

Но принц всегда был снисходителен к дамам, надеявшимся завоевать его сердце. В королевстве было полно женщин, которые, принимая во внимание его положение и приятную внешность, страстно желали хотя бы попытаться сделать это. Иногда, во время приемов во дворце, он не мог решить, чем они хлопали быстрее — своими ресницами или веерами, которыми овевали лицо, пытаясь остудить пылающие щеки. В результате, ко все возрастающей досаде родителей и Синклита, многие, очень многие из этих дам оказывались у него в постели.

Но влюблен Тристан не был ни разу.

Ни одна из женщин, с которыми принц до сих пор встречался, не вызвала у него желания иметь с ней ничего, кроме короткого романа. И притом он вовсе не был холоден или невнимателен. Обращался с ними ласково и при расставании неизменно проявлял благородство. Такова была его натура. Тристан подложил ладони под голову и устроился поудобнее, провожая взглядом плывущие по небу кучевые облака, в особенности одно из них, особенно причудливой формы. И, в очередной раз вздохнув, подумал: хорошо, что, по крайней мере, до сих пор обходилось без скандалов, связанных с беременностью его бывших пассий.

Грустно, но факт — ни одна женщина не заставила его страдать в свое отсутствие или по-настоящему, до сердечной боли, жаждать встречи с ней. В самой глубине души принц надеялся, что когда-нибудь такое случится и он тоже будет счастлив, как, к примеру, его сестра. Шайлиха первой покинула чрево матери, что частенько служило для нее поводом беззлобно поддразнивать брата. Тот, в свою очередь, каждый раз «тактично» напоминал сестре, что, хотя она и появилась в этом мире на восемь минут раньше, однажды именно он станет королем и, как следствие, ее повелителем. Но на самом деле Тристану хотелось, чтобы его жизнь сложилась примерно так же, как у нее. Шайлиха была счастлива в браке с Фредериком, капитаном королевской гвардии. И сейчас она была на шестом месяце беременности; ее родные, а также все граждане Евтракии с нетерпением ожидали благословенного события. Но больше всего принц завидовал судьбе сестры: ведь ей никогда не придется править страной.

Существовала и еще одна тягостная проблема, связанная с его положением.

Всю его сознательную жизнь наставники-маги готовили Тристана к тому, что он станет королем. И хотя в Евтракии после победоносной войны на протяжении вот уже больше чем трех столетий царил мир, королевские гвардейцы чрезвычайно добросовестно обучали Тристана военному мастерству. После Войны с волшебницами Синклит поклялся, что никогда более не допустит ослабления национальной гвардии. Руководствуясь убеждением, что те, кто не делает выводов из прежних ошибок, обречены их повторять, члены Синклита издали указ, на основании которого во всех школах страны подробно изучали историю Евтракии, а каждый здоровый мужчина обязан был определенный срок отслужить в гвардии и в дальнейшем, при условии, что он хорошо себя проявил, и при наличии желания, мог остаться на военной службе. На местах решающих боев устанавливались почетные знаки и монументы, как правило, из самого прекрасного мрамора. Таким образом проявлялось должное уважение и одновременно отдавалась скорбная дань погибшим магам и их сподвижникам. В результате, и это стало уже традицией, королевские гвардейцы всегда находились в состоянии постоянной готовности защитить королевство от любой возможной угрозы. Однако Тристана не покидала уверенность, что, когда он займет престол, реальной необходимости обращаться к помощи гвардейцев у него не возникнет.

В особенности с целью зашиты королевства.

Принц зевнул, провел рукой по длинным черным волосам и нащупал болезненную шишку в том месте, где ударился головой при падении на утес. Как только он станет королем, маги, скорее всего, заставят его обрезать волосы и носить иную прическу, более соответствующую его положению. А потом, когда он в конце концов войдет в Синклит, ему придется заплетать волосы во множество косичек, как это принято у магов. В который уже раз Тристан с болью подумал о том, что его единственная мечта — прожить жизнью обычного человека — никогда не осуществится.

Маги обучали его самым разнообразным премудростям. Вначале чтению, письму и прочим необходимым наукам, затем истории и основам гражданского права Евтракии, законам государства. Его знакомили также с культурным наследием королевства: музыкой, литературой, живописью и другими видами искусства. Принц прошел необходимое обучение в области ведения переговоров и способов принятия решения в бесконечных тяжбах. Это было необходимо для урегулирования многочисленных конфликтов между герцогами, возглавляющими семь провинций, из которых состояло королевство. Политика никогда особенно не привлекала Тристана, и ему еще многому предстояло научиться, а времени для этого осталось всего ничего. Он мрачно задумался, стоило ли, в самом деле, на целый день отказываться от занятий только ради того, чтобы, уединившись в лесу, бесцельно валяться на мягкой травке. Затылок пульсировал болью все сильнее. Похоже, кратковременный отдых, который позволил себе принц, обернулся совсем не тем, на что он рассчитывал.

Однако губы Тристана снова тронула улыбка, когда он подумал о другой стороне своего обучения. Он получал истинное удовольствие от тренировок с королевскими гвардейцами и, к огромной гордости строевых офицеров, достиг превосходных успехов почти во всех видах военного мастерства — искусстве фехтования, владении кинжалом, верховой езде, рукопашном бою, навыках выживания и многом, многом другом.

До сих пор в его ушах звучал недовольный голос отца, распекающего юношу, когда в возрасте восемнадцати лет Тристан попросил освободить его от обязанностей принца, позволив вместо этого служить в королевской гвардии. Несмотря на суровую отповедь, он имел глупость и дальше досаждать королю этой просьбой. В конце концов Николас пригласил его к себе в приемную и поговорил с ним один на один. В тот день принц узнал, что его мать лишь чудом выжила, произведя на свет самого Тристана и его сестру, и, в результате, иметь детей больше не могла. И поскольку его отец принял беспрецедентное решение стать членом Синклита и передать власть своему единственному сыну, Тристан должен стать королем, а потом — магом Синклита.

После этого разговора Тристан, может быть, и не внял полностью тому, что пытался объяснить ему отец, но перестал сопротивляться, смирившись с предназначенной ему судьбой. Он старался извлечь как можно больше удовольствия из военного обучения и стоически выносил академические занятия и необходимость появляться при дворе в своем официальном качестве. Однако в последние годы что-то изменилось. Иногда он просто физически ощущал, как эта самая «одаренная» кровь струится по его жилам. Принц покачал головой, сосредоточенно размышляя. «Тот, кто не обладает „одаренной“ кровью, не в состоянии овладеть искусством магии».

Когда у Тристана возникало «ощущение» своей крови — а в последнее время это происходило все чаще — он чувствовал себя на редкость энергичным и деятельным. Он много раз просил магов Синклита уже сейчас начать обучение, но неизменно получал отказ. «Сначала ты должен стать королем», — твердили ему. Да, они признавали, что ни один из известных им наделенных «одаренной» кровью королевских наследников не выказывал такого интереса к их искусству в столь раннем возрасте. И тем не менее так внятно и не объяснили, ни чем вызвано это его преждевременное желание, ни причины своего непреклонного отказа.

Принц перевел взгляд с неба на окружающее его великолепие. Сезон Новой Жизни был в полном разгаре; его любимое время года. В этом году он начался раньше обычного, снег и холод уже отступили. Вслед за ним придет сезон Солнца, во время которого растения начнут плодоносить; скорее всего, урожай удастся убрать до того, как придут новые холода и наступит сезон Кристаллов, завершающий цикл, — с пронизывающими горными ветрами и снежными вьюгами.

Полянку окружали высокие деревья с бархатисто-синими листьями, а за ними, на несколько шагов в глубину леса, бурно разросся густой, усыпанный розовыми цветами триллиум. Внезапно с вершин деревьев сорвалась стая жаворонков. Перекликаясь и взмахивая голубовато-белыми крылышками, они взмыли вверх и исчезли в синеве неба. Тристан подумал о жизни королевского двора, в которой явно не хватало простоты и соразмерности. Здесь же, в Оленьем лесу, каждое живое существо, казалось, знало и, что более важно, без возражений принимало свое место в величественном течении Вечности.

А потом у принца буквально перехватило дыхание.

Он просто не мог поверить своим глазам: это были «полевые красавицы».

Встретить их — это само по себе было редчайшим событием; большинство жителей Евтракии за всю свою жизнь только слышали от кого-то, что на свете существуют эти удивительные бабочки; некоторые считали, что они — всего лишь легенда. Тристан замер, затаив дыхание, чтобы не спугнуть «красавиц». Впервые в жизни ему выпало счастье увидеть их грациозный танец.

Дюжины огромных, с размахом крыльев, достигающим размера руки человека, разноцветных — красных, зеленых, голубых, черных, желтых, фиолетовых бабочек без малейших усилий парили на восходящих потоках теплого воздуха. Увидеть их мельком хотя бы раз в жизни уже считалось чудом, но чтобы вот так долго наблюдать за их полетом… Это было просто неслыханно!

Потом принц заметил Озорника. Конь стоял по другую сторону поляны, потряхивал гривой, ржал и бил копытом землю. Неожиданно он направился к центру поляны — видимо, движение разноцветного роя привлекло и его внимание. Гигантские бабочки, вместо того чтобы мгновенно упорхнуть при его приближении, как это свойственно их природе, принялись, вне всяких сомнений, дразнить коня. И Озорник тоже вел себя шаловливо — становился на дыбы, подпрыгивал и носился по поляне. Это зрелище — парящие в воздухе прекрасные бабочки и играющий с ними жеребец — просто зачаровывало. Тристан рассмеялся, глядя, как Озорник тщетно пытается поймать хотя бы одну из «красавиц».

А потом чудесные создания одно за другим с невероятной скоростью растаяли в глубине леса. Все произошло так быстро и согласованно, словно они подчинялись чьему-то безмолвному приказу. И тут, к немалому удивлению принца, Озорник поскакал следом за ними, с шумом проламываясь сквозь лесную чащу. Тристан улыбнулся; он был уверен, что погоня скоро наскучит жеребцу и тот вернется к хозяину.

Этого, однако, не произошло.

Принц встал, стараясь не обращать внимания на боль во всем теле. Улыбка медленно сбежала с его губ. Он свистнул, но Озорник не вернулся, услышав привычный зов. Встревожившись, Тристан вложил два пальца в рот и свистнул сильнее, однако конь так и не появился.

Принц забеспокоился уже всерьез. Взгромоздив на плечо конскую сбрую, он подобрал колчан с ножами и двинулся через поляну к тому месту, где «полевые красавицы» и жеребец углубились в лес.

Он непременно должен найти Озорника. Хорошо хоть, что потерять след было невозможно. Крупный жеребец оставлял на мягкой земле отчетливые следы копыт; кроме того, на всем пути валялись обломанные ветки триллиума, сквозь заросли которого он продирался.

Ужасная мысль внезапно пронзила Тристана. В этом лесу водилось множество норных животных, и на каждом шагу попадались вырытые ими ямки. Вдруг Озорник нечаянно угодит в одну из них, оступится и упадет, сломав ногу? Самое ужасное, что в этом случае принцу придется собственноручно его прикончить. В Таммерланде в подобной ситуации маги своими чарами обычно быстро и безболезненно усыпляли серьезно раненное животное. Но здесь, в лесу, ему придется лишить коня жизни самому. К тому же, если рой бабочек внезапно изменит направление полета и устремится в сторону пропасти, конь может вовремя не заметить опасности и сорваться вниз. Тристан постарался выкинуть из головы эту картину, от которой у него сразу же защемило сердце.

«Да нет же, — попытался он успокоить себя. — Следы отчетливо видны и никуда не сворачивают. С Озорником все будет в порядке». И принц пустился в погоню.

Тристан бежал изо всех сил. Он уже отмахал не меньше половины лиги и начал терять силы. Несмотря на густую тень, в лесу было необычно, жарко, пот лил с него градом. Насыщенный запахами воздух затруднял дыхание, подлесок становился все гуще, ветки и ползучие растения цеплялись к волосам и одежде, точно пытались удержать бегущего человека. Внезапно принц понял, что никогда прежде не углублялся в эту часть леса. Может, просто разыгралось воображение, но лес вокруг показался ему чужим и враждебным. Седло давило на уставшее плечо, боль в гудевших ногах пульсировала в унисон с частым стуком сердца.

И вдруг у Тристана возникло странное ощущение, от которого буквально мороз побежал по коже: ему показалось, что чем быстрее он бежит, тем меньше продвигается вперед. Он остановился и наклонился вперед, пытаясь набрать побольше воздуха в пылающие легкие.

Следы Озорника уходили дальше и исчезали за небольшим холмом неподалеку. Отдышавшись, принц медленно оглянулся.

И подумал, что, наверно, у него начались галлюцинации.

В этой части леса все было гигантских размеров. Кроны деревьев, невероятно огромные, каких ему никогда еще не приходилось видеть, вздымались высоко в небо; их ветви переплелись настолько густо, что под ними было почти темно. Только случайный порыв ветра время от времени слегка раздвигал ветки, и тогда солнечным лучам удавалось пробиться к земле. Наверно, потребовалось бы не меньше пяти здоровых мужчин, чтобы, раскинув руки, обхватить самый меньший из этих огромных древних стволов, а выступающие из земли корни были по крайней мере втрое толще ноги Тристана. Розовые цветы триллиума, обычно не больше ладони, здесь достигали размера тарелки. С огромной высоты свисали неимоверно толстые ползучие растения.

Под ногами, казалось, расстилался самый роскошный ковер из королевского дворца, расписанный ярчайшими красками. Красные, зеленые, фиолетовые листья ярко вспыхивали под падающими на них лучами золотистого света. Даже воздух здесь был необычным — в нем ощущалась удивительно приятная смесь ароматных запахов.

Вымотанный, истекающий потом, принц удивленно разглядывал гриб размером почти с обеденный стол. Он попытался осторожно присесть на него: невероятно, но гриб выдержал вес человека. Тристан бросил конскую упряжь на землю и решил слегка передохнуть.

Его взгляд снова нашел оставленные конем следы копыт. Уходя вперед по прямой шагов примерно на пятьдесят, они скрывались за небольшим холмом. Принц закинул колчан за спину, подобрал седло с уздечкой и вновь пошел по следу — сил бежать уже не оставалось.

И вдруг замер, удивленно разглядывая открывшееся его взору зрелище.

Тристан стоял на краю небольшой полянки, со всех сторон окруженной высокими деревьями с разноцветными листьями. Прямо напротив него на другой стороне поляны застыл Озорник. Конь выглядел спокойным и, похоже, не пострадал, если не считать нескольких царапин, полученных во время неистовой скачки по лесу. Его вспотевшая грудь тяжело вздымалась, с морды падали клочья пены. Но хотя принц почувствовал невероятное облегчение при виде Озорника, в данный момент не жеребец привлек его внимание.

Рядом с тем местом, где стоял Озорник, возвышалось какое-то сооружение правильной формы. С первого взгляда Тристан не мог понять его назначение, но, несомненно, строение было весьма древним. Его стены густо обвивали ползучие растения. Принц мог бы вообще не заметить этого сооружения, если бы не бабочки.

«Полевые красавицы» сидели на ползучих растениях, почти не двигаясь, только изредка складывая крылья.

Тристан медленно подошел к Озорнику, надел на него уздечку и крепко привязал к ближайшему дереву. Жеребец негромко заржал и, как бы извиняясь за причиненное беспокойство, ткнулся мордой в плечо хозяина. Принц улыбнулся и почесал его за ушами.

Испытывая чрезвычайное любопытство, он начал осторожно приближаться к бабочкам. Тристан никогда не слышал, чтобы эти пугливые создания подпускали к себе кого-то. Но сейчас они словно не замечали приближения человека, продолжая цепляться за ползучие растения. Сидя почти вплотную друг к другу, «полевые красавицы» создавали неповторимый яркий узор. Возникло странное ощущение, будто они… радуются его приближению. Или, по крайней мере, ничего не имеют против.

А потом одна из бабочек исчезла.

Не улетела, а именно исчезла, как будто растаяла. Словно зачарованный, принц стоял и смотрел, как следующая бабочка пододвинулась к тому месту, где прежде сидела первая, и тоже исчезла. Он подкрался еще ближе и наконец понял, в чем было дело. Одна за другой бабочки складывали крылья и медленно проскальзывали в вертикальную щель в серой стене, скрытую ползучими растениями. Теперь ему также стало видно, что стены строения сложены из песчаника и явно руками человека. Не в силах оторвать взгляда, Тристан следил за бабочками, исчезающими одна за другой в расщелине каменной стены.

Когда исчезла последняя, он раздвинул ветви ползучего растения. Каменная стена, похоже, была сложена без известкового раствора из длинных узких камней, притертых друг к другу. Один из них, видимо, расшатался и упал внутрь; в образовавшуюся щель и скрылись бабочки.

Невероятно заинтересованный, принц попытался всмотреться в глубину расщелины, но ничего не увидел — внутри была непроглядная темень. Он вытащил из колчана нож и с его помощью хотел сдвинуть камень, находящийся по правую сторону щели, но у него ничего не вышло: несмотря на отсутствие известкового раствора, камень держался прочно. Тристан подсунул нож под его основание, и на этот раз тот слегка подался. Сильно наклонившись вперед, принц всей тяжестью тела навалился на нож.

Результат оказался для него полной неожиданностью.

Часть стены обвалилась внутрь, и вместе с ней в темную пустоту полетел и Тристан. Однако на этот раз под руку ему не подвернулось никакой спасительной опоры, за которую можно было бы ухватиться.

Принц летел вниз, и падению этому, казалось, не было конца.

ГЛАВА ВТОРАЯ

— Я же сказал, чтобы ты сидела дома, — грубовато произнес старый маг; да он и не старался быть вежливым. — Женщине в твоем положении следует держаться поближе к дворцовым повитухам. И уж тем более она не должна садиться в седло.

Они бок о бок скакали по лесу, и маг с сочувствием наблюдал, как принцесса Шайлиха время от времени неуклюже поворачивается, пытаясь поудобнее устроиться в седле. Ее появление на свет стало для Вига подарком судьбы, и на глазах мага она из ребенка превратилась в прекрасную, решительную молодую женщину. Длинные белокурые волосы обрамляли умное лицо, энергичное, но тем не менее женственное; в карих глазах всегда плясали огоньки любопытства и интереса к жизни. Он знал, что сейчас ей приходится очень нелегко, но с уверенностью мог сказать, что она никогда не признается в этом.

Характерным для него движением Виг недовольно заломил бровь.

— Неужели я должен напоминать тебе, что ты на шестом месяце беременности?

Шайлиха, сестра-близнец Тристана, прекрасно понимала, что старик прав, но не могла заставить себя смириться с этим. Она должна быть здесь, а раз так, мало что в мире могло бы остановить принцессу.

Когда сегодня утром Тристан не явился, как обычно, на занятия к магам, те немедленно отправили одного из слуг в конюшню. Выяснилось, что на месте нет ни любимого жеребца принца, ни сбруи, и было решено тут же начать поиски. Тристан частенько после окончания занятий отправлялся в одиночестве на длительные прогулки, и в этом не было ничего необычного, однако в последнее время его своевольное поведение заставляло тревожиться как наставников, так и близких принца. А сегодня вечером, к тому же, он непременно должен был присутствовать во дворце.

Шайлиха не узнала бы об исчезновении брата, если бы в момент появления слуги не находилась в конюшне, ухаживая за своей любимой кобылой и ее новорожденным жеребенком.

Услышав разговор слуги с конюхом, Шайлиха тут же отправилась в покои магов и потребовала от них объяснений. Выяснив, что Тристан исчез, принцесса решительно заявила, что отправляется на его поиски, и если потребуется — в одиночку. Разгорелся яростный спор, и маги пригрозили применить к Шайлихе заклинание, которое удержит ее на месте, если она не откажется от самостоятельных поисков. И уж если принцесса непременно желает принять участие в поисках, они позволят ей сделать это только в сопровождении Вига. Против такого попутчика молодая женщина возражать не стала, и они тронулись в путь, захватив с собой корзину с провизией и запасом воды.

Шайлиха вновь попыталась устроиться в седле поудобнее. Она любила брата больше всех на свете, за исключением, наверное, своего будущего ребенка. Несмотря на это, женщина испытывала сильное искушение попросить старого мага сурово наказать несносного мальчишку, когда тот наконец отыщется — если, конечно, с ним все будет в порядке. «За все, что он в последнее время вытворяет», — сердито билось в ее сознании. Внезапно Шайлиха сокрушенно покачала головой. Тристана, невзирая на то, что в недалеком будущем ему предстоит стать королем, на этот раз ожидают серьезные неприятности.

По мере приближения к своему тридцатому дню рождения принц вел себя все более вызывающе, и она решила не рассказывать родителям о сегодняшнем происшествии. По счастью, ее муж весь день был занят на маневрах королевской гвардии и не мог помешать решению принцессы отправиться на поиски. Кроме нее об исчезновении брата знали лишь маги Синклита, слуга да конюх, и Шайлиха настояла на том, чтобы они сохранили это в тайне. Теперь Виг, самый могущественный из магов, скакал с ней бок о бок, и молодая женщина готова была признать — конечно, только в глубине души, — что испытывает немалое облегчение от его присутствия. Рядом с Вигом она всегда чувствовала себя в безопасности.

Шайлиха перевела взгляд на ястребиный профиль старого мага. Несмотря на возраст — ему было далеко за триста, — он по-прежнему считался одним из самых могущественных людей в королевстве. Загорелое морщинистое лицо с плотно сжатым ртом, под четко обозначенными дугами бровей — глубокие аквамариновые, никогда ничего не упускающие глаза. Седые волосы заплетены в традиционные для магов Синклита косички и стянуты на затылке в длинный хвост. Просторное серое одеяние свободно облегало все еще мускулистое тело; руки мага, держащие поводья, выглядели крепкими и сильными. Внезапно у принцессы мелькнула мысль, что в молодости Виг, возможно, был одним из самых красивых мужчин королевства; почти таким же красивым, каким ныне был ее брат Тристан. Она улыбнулась. Иногда старик обращался с ней не слишком-то учтиво, но Шайлиха знала, что за этим стоит только одно — забота о ней. И так было на протяжении всей ее жизни. Принцесса просто обожала старого мага.

Она усмехнулась, вспомнив, как Виг заставил конюха поклясться, что тот никому не проболтается об исчезновении Тристана. Повинуясь легкому движению пальцев Верховного мага, бедняга повис в воздухе вниз головой над кучей свежего, духовитого конского навоза. «Если распустишь язык, — пообещал старик, — по возвращении я уткну тебя лицом прямо в эту кучу». Шайлиха снова улыбнулась. Приятели конюха, наверно, решат, что тот проглотил язык. Хотя она не сомневалась, что никто из прислуги и так не захотел бы сообщить королю и королеве еще об одном неблагоразумном поступке их сына.

Кобыла с трудом преодолела упавшее дерево, и Шайлиха грузно сместилась в седле, в очередной раз заметив, что Виг засунул руку в кожаный мешочек, свисающий у него с пояса. Как только они пересекли окружающую город равнину и начали подниматься в поросшие лесом предгорья, маг то и дело доставал из этого мешочка щепотку какого-то мелкого порошка и разбрасывал его вокруг. Ей ужасно хотелось узнать, для чего он это делает, но принцесса знала, что обо всем, имеющем какое-либо отношение к магии, вопросов старику лучше не задавать.

— Скажи, Виг, почему Тристан так себя ведет? — вместо этого спросила Шайлиха, задумчиво следя за тем, как кобыла встряхивает головой, отгоняя муху.

Своевольное поведение брата в последнее время сильно расстраивало принцессу. Вообще-то она всегда считала, что хорошо понимает брата, но в глубине души признавалась себе, что старый маг делает это значительно лучше.

Переложив поводья в правую руку и не глядя на Шайлиху, Виг сказал:

— Ты хотела бы знать, почему принц пренебрегает своими обязанностями, предпочитая военные занятия академическим, а компанию простых людей — обществу придворных? Почему без нужды изводит Синклит своими выходками и то и дело исчезает в лесу, чтобы изнурять себя тренировками, метая эти свои ножи? — Голос у старика был глубокий и звучный. — И почему проводит ночи с любой женщиной, которой удастся более или менее успешно состроить ему глазки, а вот вступать в брак не торопится? — он замолчал, покачивая головой. — И почему — может быть, это самое важное — продолжает демонстративно выказывать неповиновение своим родителям и Синклиту? — Виг слегка приподнялся в седле, потянулся и, точно кот, выгнул спину, как будто нарочно затягивая с ответом, желая по дразнить принцессу. Однако когда маг снова повернулся к ней, Шайлиха увидела в глубоких аквамариновых глазах не усмешку, а грусть. — Все куда проще, чем ты можешь себе представить, моя милая, — чувствовалось, что он тщательно подбирает каждое слово. — Тристан не хочет быть королем.

У принцессы на миг перехватило дыхание, но, поразмыслив над словами мага, она вынуждена была согласиться, что, скорее всего, тот прав. Хотя брат никогда не признавался ей в чем-либо подобном, Шайлиха могла бы и сама догадаться об этом. Удивляло другое — если подобные бунтарские настроения были столь сильны, а, по-видимому, дело обстояло именно так, почему Тристан не поделился своими сомнениями с ней? Хотя вообще-то это очень даже на него похоже. Незаметно для принцессы ее искреннее возмущение поведением брата начало сменяться сочувствием. Шайлиха попыталась представить, каково это — провести лучшую часть жизни на троне, а потом вечность — в качестве мага Синклита. Нет, она не хотела бы ни того ни другого. Наверно, будущее представляется Тристану чем-то вроде бессрочного тюремного заключения, которое должно начаться в его тридцатый день рождения.

— Почему ты так уверен, что он не хочет быть королем? — спросила принцесса у мага.

По правде говоря, Шайлиха не сомневалась, что старик прав. Он всегда бывал прав, это проверено на опыте. На самом деле ее интересовало другое — как это Вигу удалось прежде нее разобраться в истинном положении дел?

— Часто решение сложной головоломки оказывается предельно простым, — Верховный маг провел рукой по лицу и вновь бросил горсть порошка на дорогу. — Он сам сказал мне об этом.

Щеки принцессы вспыхнули. В первый момент ей стало обидно, что Тристан доверился не ей, а Вигу, но беспокойство за брата перевесило неприятность этого открытия. Как обычно в минуты напряженных раздумий, она принялась покусывать нижнюю губу.

Виг по глазам молодой женщины видел, что ее одолевают сомнения. И еще он отметил, что окружавший их лес стал гуще и странно изменился, и это обстоятельство внушало ему беспокойство. Маг чувствовал, что они движутся в верном направлении, но до Тристана все еще далеко.

— Он просто доверился мне, — сказал старик. — Это произошло в тот день, когда принцу исполнилось двадцать девять. Твой брат, в весьма возбужденном настроении, зашел в мои покои. У нас был долгий разговор, и я понял, что Тристана мучает ощущение, будто над его головой кто-то перевернул песочные часы, отмеряющие год. Ровно через год он станет королем, и ничто не в силах помешать этому. Он как-то внезапно ощутил реальность этого события. А сейчас, когда до коронации осталось совсем мало времени, я воспринимаю поведение принца как форму скрытого протеста. Последний глоток свободы, если угодно, — он помолчал, обдумывая дальнейшие слова. — Иногда мне кажется, что проблемы Тристана связаны не столько с тем, чего он хочет, сколько с тем, чего не хочет. Тем не менее он станет королем Евтракии, — Виг погладил шею своего мерина. — Но истинная проблема в том, что, став им против своего желания, он будет никудышным правителем, и никакой Синклит не сможет тут ничего изменить. И в интересах Евтракии не допустить подобного исхода.

Обдумывая слова старика, Шайлиха взглянула на солнце и пришла к выводу, что полдень уже миновал. Деревья все теснее обступали всадников со всех сторон, теперь между стволами почти не было видно просветов, а воздух, как ей показалось, стал более плотным. Принцесса решила сменить тему разговора.

— Виг, как ты узнаешь, куда нам двигаться? — спросила она.

Насколько Шайлиха могла судить, с того момента, как они оказались в лесу, их путь пролегал почти точно по прямой. Хотя нет, был один момент, когда старик остановился, ненадолго закрыл глаза, а потом свернул влево. Но больше он направления уже не менял.

Маг натянул поводья и осадил мерина. Укоризненный взгляд, брошенный на спутницу, явно давал понять, что его утомили бесконечные расспросы. Принцесса остановилась рядом. Таких глубоких глаз ей не доводилось видеть никогда. Верховный маг Синклита, и этим все сказано; просто уму непостижимо, какое количество знаний он накопил за несколько сотен лет совершенствования своего искусства.

— «Одаренная» кровь может чувствовать другую «одаренную» кровь, при соответствующем обучении, конечно, — наконец произнес Виг. — Я знаю, мы сейчас находимся на верном пути. Уже какое-то время Тристан не двигается с места. Будем надеяться, что так и останется. Между прочим, я возражал против того, чтобы ты отправилась на поиски, по двум причинам. Во-первых, когда люди с «одаренной» кровью находятся вблизи друг от друга, мне трудно ощущать каждого по отдельности, — он поднял бровь. — А то, что вы близнецы, делает эту задачу вдвое труднее, потому что в вас течет почти идентичная кровь.

В первый раз с начала их пути Шайлиха пожалела, что настояла на своем участии в поисках. Близнецы. На протяжении всей жизни она чувствовала, что ее кровная связь с Тристаном имеет какое-то особенно важное значение и даже вызывает беспокойство магов. В чем тут дело, принцесса не понимала, а на свои неоднократно задаваемые по этому поводу вопросы внятного ответа получить никак не могла. В последнее время у нее иногда мелькала мысль, что, может быть, многое может проясниться после церемонии отречения. Другая бы, наверно, на ее месте давно отступила, перестала, хотя бы из соображений придворного этикета, приставать к магам с вопросами, — другая, но не Шайлиха, со свойственными ей неуемным любопытством и интересом к жизни. Между прочим, те же самые черты характера отличали и ее брата.

— Ты хочешь сказать, что чувствуешь что-то вроде его запаха? — принцесса бессознательно наморщила носик.

По губам мага пробежала добродушная улыбка.

— Нет, не в том смысле, как это обычно понимается. Можно сказать, что мой разум реагирует на присутствие Тристана, причем тем сильнее, чем ближе от меня он находится. Но и это объяснение достаточно поверхностно, — Виг повел рукой, давая понять, что обсуждение этого вопроса закончено, и пустил коня легким галопом.

— Ну а вторая причина? — не унималась Шайлиха.

— Что еще за вторая причина? — раздраженно спросил старый маг.

Однако она знала его слишком хорошо и давно уже поняла, что Виг позволяет себе не помнить только того, чего помнить не желает.

— Вторая причина, по которой ты не хотел брать меня с собой.

Маг бросил на нее сердитый взгляд.

— В этом лесу, знаешь ли, водятся опасные… создания. Весьма опасные, должен тебя заверить. Или, по крайней мере, водились раньше. Я не был здесь больше ста лет, так что сейчас мне трудно говорить об этом с уверенностью.

Ничуть не обижаясь на старика за резкость, принцесса снова вернулась мыслями к брату. С Вигом она чувствовала себя в полной безопасности, хотя и понимала, что, может быть, безоговорочно доверяя Верховному магу, слегка переоценивает его силы. Тем не менее Шайлиха не могла представить, что существует неразрешимая для него задача, и прекрасно знала, что старик будет защищать ее даже ценой собственной жизни. И конечно же, не только ее саму, но и ребенка, которого она носит под сердцем. Ласкающим жестом принцесса положила руку на заметно округлившийся живот. Вскоре она станет матерью! Ее муж, Фредерик, уже сейчас едва не лопается от горделивой радости.

Шайлиха оглянулась и внезапно поняла, что, углубившись в свои мысли, не заметила, насколько разительно изменился окружающий их лес. Он стал гораздо гуще, и буквально на каждом шагу попадались невиданные ею прежде, удивительные растения. Местность вокруг медленно, но неуклонно повышалась, со стволов и ветвей многих деревьев почти до самой земли свисали длинные, толстые стебли пестрых ползучих растений. Мягкую землю ковром покрывала буйная растительность. Странно, но воздух стал гораздо теплее, хотя плотно растущие деревья пропускали все меньше и меньше солнечного света; и приятный аромат, замеченный ею еще раньше, теперь ощущался гораздо сильнее.

Мысли принцессы вернулись во дворец, к отцу с матерью, королю и королеве, и к остальным его обитателям. Она никогда не уставала удивляться тому, усилия какого количества людей требовались, чтобы поддерживать во дворце порядок и помогать отцу в управлении страной. Начиная с королевской семьи, Синклита, королевской гвардии, заканчивая беднягой-конюхом, которого Виг столь необычным способом заставил поклясться держать язык за зубами, и включая сотни людей между ними, каждый знал свое место и обязанности в укладе сложного хозяйства. И сейчас все они трудились не покладая рук, готовясь к церемонии отречения от престола ее отца, короля Николаса, и коронации Тристана. Это было событие огромной важности, которого все до одного жители Евтракии ожидали с большим нетерпением. Подготовка к нему длилась уже не один месяц.

Сегодня вечером в тронном зале должна была состояться репетиция церемонии с участием всех членов королевской семьи и магов Синклита. Сотни людей вложили в ее подготовку немало труда, и все они — декораторы и садовники, повара и кондитеры, служанки и уборщицы, артисты, музыканты — надеются, что их старания не пройдут даром и будут должным образом отмечены. На церемонию соберется знать столицы и различных провинций Евтракии и, разумеется, властители семи герцогств со своими супругами и наследниками. Шайлиха вздохнула. И уж конечно, там будет целый выводок женщин, единственным желанием которых будет перещеголять друг друга, дабы привлечь внимание принца.

«А что, если Тристан сбежал не на день, а… совсем? Может быть, причиной этого поступка стало его нежелание становиться королем? Неужели он способен так обойтись со всеми нами?»

Эта мысль привела принцессу в совершеннейшее смятение. В голове вихрем закружились предположения о возможных осложнениях и последствиях такого поворота событий. Если брат в самом деле сбежал, кто сообщит эту новость их родителям? И кто в таком случае унаследует трон отца, короля Николаса? Внезапно перед Шайлихой замаячила ужасная перспектива самой стать королевой Евтракии. Конечно, в стране никогда не было правящей королевы. Но если Тристан исчезнет, она остается единственной наследницей с «одаренной» кровью: ведь ее мать больше не может иметь детей. Как поступит Синклит — просто назначит королем другого гражданина Евтракии, как они уже делали в прошлом? Или заставит ее занять трон, мотивируя свое решение тем, что она беременна и, возможно, родит сына с «одаренной» кровью? Тогда, по прошествии тридцати лет, Евтракия вновь обретет короля. И если так все и произойдет, неужели ее тоже заставят войти в Синклит, как это решил отец в отношении Тристана? В качестве кого? Волшебницы? Так, кажется, называют женщин, обученных древнему искусству магии? Но в Евтракии больше нет волшебниц. После окончания более трехсот лет назад Войны с волшебницами обучение женщин с «одаренной» кровью строжайше запрещено. И что в таком случае с нею станет?

По щеке молодой женщины скатилась, оставив блестящий след, одинокая слезинка. «Тристан, где ты?»

Точно прочтя мысли Шайлихи, Виг заговорил, и в его голосе не было и намека на прежнюю резкость.

— Успокойся, принцесса. Конечно же, мы найдем его. Тристан не знает, что я могу ощущать, где он находится. Значит, это лишь вопрос времени, в особенности если он и дальше не будет двигаться с того места, где находится сейчас. А о вечерней репетиции он наверняка попросту запамятовал.

Внезапно посреди густого леса перед взорами всадников открылась маленькая прогалина — прекрасное место, чтобы остановиться и передохнуть. Маг не нуждался в отдыхе — но это прежде всего было необходимо Шайлихе. Виг не стал сообщать ей, что в здешнем лесу Тристан может скрываться от них вечно — если, конечно, подобное взбредет ему в голову. Никто не знает эти места лучше принца, и даже старый маг может оказаться тут бессилен.

Опустив взгляд и тщательно обдумывая каждое слово, он заговорил вновь.

— Однако ситуация значительно осложнится, если принц откажется вернуться и по собственной воле приступить к исполнению своих обязанностей. И хотя я люблю Тристана, как любил бы собственного сына, мне, возможно, придется предпринять шаги, которые заставят его сделать это. Я несу за него ответственность перед вашим отцом.

В голове принцессы тут же мелькнул вопрос, какие такие «шаги» имеет в виду старый маг, но в этот момент ее гнедая внезапно остановилась и принялась нервно бить копытом землю и мотать головой. Мерин Вига попятился и громко заржал. Сколько всадники ни понукали их, обе лошади решительно отказывались сделать хотя бы шаг в сторону прогалины.

Маг жестом дал понять Шайлихе, чтобы она прекратила понуждать кобылу двигаться вперед, и приложил указательный палец к губам, призывая спутницу к молчанию. Потом быстро спешился и, зажав поводья в одной руке, встал лицом к мерину. Закрыв глаза, Виг на мгновение приложил руку ко лбу коня. Тот сразу же успокоился, однако лошадь принцессы продолжала возбужденно гарцевать на месте. Испугавшись за будущего ребенка, молодая женщина тоже решила спешиться, но, как будто увидев это даже сквозь опущенные веки, маг жестом сделал ей знак остаться в седле.

Шайлиха не отрываясь следила за действиями старика. Внезапно он резко обернулся и устремил взор в сторону лесной прогалины. Вся кровь, казалось, отхлынула от лица Вига. Принцесса перевела взгляд, и от увиденного все ее тело охватила неудержимая дрожь. К горлу подступила горечь, вызвав острый позыв к рвоте.

Ужасный монстр преграждал им путь. Для человека это создание было слишком крупным и уродливым, хотя стояло на двух ногах и имело две руки. На огромной продолговатой голове выделялись безумные, налитые кровью глаза, однако нос отсутствовал, его заменяли щели на коже в том месте, где у человека обычно бывают ноздри. Плоские удлиненные уши, мочки которых заканчивались рваными лоскутьями кожи, были плотно прижаты к лысому черепу. Из пасти чудовища торчали острые клыки. Пенистая слюна текла на подбородок и дальше, по волосатой груди. Единственная одежда монстра состояла из подобия юбки с кожаной бахромой, почти не скрывающей уродливых мужских гениталий. Ноги чудовища были испачканы собственными экскрементами, крючковатые пальцы оканчивались длинными острыми когтями. С шеи свисало странное ожерелье из каких-то маленьких шариков. Застыв от ужаса, Шайлиха поняла, что это были высушенные глазные яблоки. Существо держало в руках огромный боевой топор — на его длинной рукояти запеклась кровь, а на острие венчающего топор шипа был насажен человеческий череп. Остро заточенное лезвие страшного орудия убийства угрожающе поблескивало под лучами солнечного света, заливающего прогалину.

Принцесса уловила в безумном взгляде чудовища что-то сродни ненасытному, животному желанию.

Без всякого предупреждения монстр, воздев над головой топор и испустив устрашающий боевой клич, стремительно ринулся в атаку, в мгновение ока преодолев прогалину. Старый маг, и это безмерно изумило Шайлиху, замер как изваяние, словно готовясь по доброй воле принять неминуемую смерть. Однако в самый последний миг, когда казалось, что серебристое лезвие вот-вот настигнет старика, тот, словно очнувшись, молниеносно отклонился вправо. Продолжая свое смертоносное движение, топор обрушился на мерина, снося ему голову. Алым фонтаном брызнула конская кровь. Ноги несчастного животного беспомощно подогнулись, и оно рухнуло на землю.

Отвратительно ухмыляясь, чудовище вновь взмахнуло топором, желая достичь цели вторым ударом.

Однако на этот раз Виг повел себя по-другому. Он вскинул руки, и неведомая могучая сила вырвала топор из цепких лап монстра. Смертоносное оружие взмыло к кронам деревьев и оттуда, сверху, обрушило свою мощь на нападавшего, острые когти которого уже тянулись к шее спутника принцессы. Со свистом рассекая воздух, топор вонзился в монстра, раскроив ему череп. Ужасное чудовище замертво рухнуло к ногам мага.

В этот момент ударила молния и прогремел оглушительный раскат грома. Шайлиха подумала, что у нее, наверно, от всего пережитого в последние мгновения помутилось сознание — откуда в такой ясный день может взяться молния? Ослепительный зигзаг прорезал безоблачное небо, и тут же загрохотало с такой силой, что, казалось, весь лес содрогнулся. Потом принцесса услышала странный звук. Из расколотого черепа чудовища с громким шипением вытекал желтоватый мозг и от места его соприкосновения с землей начало подниматься что-то наподобие тумана, распространяя вокруг такое зловоние, что молодая женщина инстинктивно заткнула нос и рот.

Приступ рвоты был неудержим. Почти теряя сознание, Шайлиха успела заметить, что вся ее одежда и ладони забрызганы липкой смесью крови и конской плоти. Последнее, что запомнилось принцессе, было ее падение с лошади и сильные руки, подставленные Вигом…

Шайлиху заставили очнуться звуки рыданий, слышимые ею отчетливо, но как будто издалека. «Странно», — пронеслось у нее в голове. Открыв глаза, принцесса увидела зеленые листья, ярко выделяющиеся на фоне голубого послеполуденного неба, по которому плыли пушистые облака. Когда сознание окончательно прояснилось, Шайлиха поняла, что лежит на мягкой траве.

И тут воспоминания нахлынули на нее. Чудовище… Принцесса попыталась присесть и оглядеться. Каким-то образом ее одежда и руки теперь оказались чистыми, по крайней мере настолько, насколько это было возможно при сложившихся обстоятельствах. Моля Вечность, чтобы все происшедшее не причинило ребенку вреда, молодая женщина мягко прикоснулась к своему животу.

Снова послышались звуки рыданий. Медленно поднявшись, Шайлиха увидела старого мага — плечи его вздрагивали, по закрытому ладонями лицу струились слезы. Тело монстра лежало неподалеку, из расколотой уродливой головы торчала рукоять боевого топора. Над трупом все еще вился едкий дымок. Рядом с трупом чудовища неподвижной грудой покоились в луже натекшей крови останки обезглавленного коня Вига.

Принцесса подошла к магу, стараясь не смотреть на труп чудовища. Не говоря ни слова, она положила руку на плечо Вига и попыталась заглянуть ему в лицо. Старик, подавив рыдания, взял принцессу за руку и повел ее к тому месту, где он оставил седло и корзину с едой, снятые с убитого коня. На траве было расстелено одеяло, и Шайлиха неуклюже опустилась на него. Ей было не по себе. Никогда в жизни она не видела, чтобы кто-либо из магов плакал.

Виг устроился рядом с принцессой. Вывернув верхнее и нижнее веки ее правого глаза, он тщательно их обследовал. Результат, по-видимому, удовлетворил мага. Из рукава свое го одеяния он достал явно только что сорванный корень какого-то растения и протянул Шайлихе.

— Держи, время от времени надо посасывать этот корешок, — с сочувствием произнес он. Принцесса повиновалась. Корень обладал приятным освежающим вкусом. — Помогает при тошноте, — пояснил Виг в ответ на ее вопросительный взгляд. Положив ладонь на выступающий живот принцессы, старик прикрыл глаза и на несколько мгновений замер. — С твоим ребенком все в порядке, — произнес он, снова открыв глаза. — Нам повезло.

Шайлиха протянула руку и стерла со щеки мага следы слез. Без сомнения, он спас ей жизнь, но принцесса до сих пор не понимала, что именно произошло.

— Виг, что это было? — требовательно спросила она. — Почему чудовище пыталось тебя убить? И… почему ты плакал? — потупившись, Шайлиха перевела взгляд на по ляну. — Оно мертво. Ты должен радоваться…

Не отвечая, маг поднялся и зашагал туда, где была привязана кобыла принцессы. Пошарив в седельной сумке, он достал темно-зеленую бутылку эля, вернулся к Шайлихе и снова уселся рядом с ней, скрестив ноги.

Вытащив пробку, старик сделал большой глоток. Его взгляд, странно невидящий, переместился к месту прошедшей схватки и замер. После довольно длительного молчания Виг произнес:

— Это был мой друг.

Если бы не беременность, принцессе после таких слов и самой не помешал бы хороший глоток эля.

— Твой друг? Но ведь этот монстр только что пытался нас уничтожить!

Маг посмотрел на Шайлиху. Принцесса с облегчением вздохнула, к ней начали возвращаться силы и самообладание. В этот момент она осознала, что Виг снова стал Вигом.

— Филлиус, — сказал старик. — Это чудовище, как ты его называешь, которое погибло от моей руки и теперь лежит на поляне, было моим другом, и звали его Филлиус, — он сделал еще один глоток эля. Шайлихе доставило удовольствие увидеть улыбку, промелькнувшую в его глазах. Виг вздохнул. — Конечно, тебе надо кое-что объяснить.

Принцесса устроилась поудобнее и слегка наклонила голову. По выражению ее лица старый маг понял, насколько ей хочется услышать его объяснения именно сейчас, и по его губам пробежала легкая улыбка.

— Существо, которое лежит там, на поляне, — охотник за кровью, — начал он. — Оно создано волшебницами во время войны. Мы считали, что все эти создания давным-давно погибли. За последние три столетия никто их не видел.

Старик медленно потер нижнюю губу. «Как получилось, что наложенные волшебницами „чары времени“ оставались действенными столь долго? — проносилось в его мозгу. — Это же совершенно невозможно».

— Ты сказал, его звали Филлиус?

— Прежде. И он действительно был моим другом и наставником, — Виг помолчал, сплетая и расплетая пальцы. — Он был магом.

— Магом? — воскликнула Шайлиха. — Этот жуткий монстр?!

По правде говоря, она была удивлена, что старик охотно отвечает на ее вопросы. Маги Синклита, те шестеро, на плечи которых легла основная тяжесть в Войне с волшебницами, очень не любили рассказывать что-либо о том времени. Надеясь, что, может быть, сейчас Виг расскажет ей одну из редких военных историй, принцесса изобразила на лице почтение и приготовилась внимательно слушать.

Старый маг отхлебнул эля; изменения в настроении Шайлихи не прошли для него незамеченными.

— Во время войны погибло много магов, — начал он. — Так много, что мы стали опасаться — а вдруг мужчин с «одаренной» кровью не останется вовсе? В те времена, в отличие от нынешних, записи о рождении не велись, и мы даже толком не знали, сколько нас на самом деле. Про ребенка говорили, что он либо «одаренный», либо «обычный». Обучение нашему искусству проходила лишь часть «одаренных». Никакого Синклита тогда не было, и о существовании драгоценного камня, называемого Парагон, никто даже не подозревал. Мы помогали друг другу в овладении магией, но были слишком разбросаны по всей стране и почти не имели связей между собой, если не считать тех, кто жил во дворце в Таммерланде. Наше обучение проводилось от случая к случаю, да и сама магия только-только начинала развиваться. В этом состоит одна из причин, почему волшебницы едва не одержали победу. Их союз был более мощным, и, по сравнению с нами, они достигли больших успехов в искусстве магии, научившись объединять свои силы. И только благодаря тому, что мы нашли Парагон, их преимущество над нами было утрачено.

Виг замолчал и снова приложился к бутылке. Потом продолжил, нахмурясь:

— Сегодня это мало кому известно, но волшебницы старались, если была такая возможность, не уничтожать магов. Предпочитали брать их живыми, — он снова перевел взгляд на свои руки, которыми только что убил бывшего друга. — Пленников с обычной кровью они, как правило, заставляли служить себе. А обладателям «одаренной» крови сохраняли жизнь ради… использования в определенных целях. А не которых превращали в охотников за кровью. Именно это и произошло с несчастным Филлиусом.

Старый маг снова посмотрел на труп бывшего друга и стелющийся над ним туман. Уже больше трехсот лет он не видел такого, и, надо сказать, это зрелище не доставляло ему никакого удовольствия.

— Каких «определенных целей»? — мягко спросила Шайлиха.

Он перевел на нее взгляд усталых аквамариновых глаз.

— Целей размножения. Поскольку от союза людей с «одаренной» кровью почти наверняка рождается такой же ребенок, волшебницы насильно заставляли магов дать жизнь своему будущему потомству, в надежде, что родится девочка, из которой они смогут сделать волшебницу. Новорожденных же мальчиков немедленно убивали. Тогда мы не понимали, почему эти девочки были так важны для них. Затрачивая на воспроизводство себе подобных массу сил и времени, волшебницы, сами о том не подозревая, дали нам то, в чем мы нуждались больше всего, — время.

Виг снова замолчал, как будто ему было неприятно углубляться в эти воспоминания.

Принцесса посмотрела на лежащий в траве труп монстра. Туман вокруг него рассеялся, и над вытекшими на землю желтоватыми мозгами уже начали кружиться стаи жадных мух. Снова почувствовав приступ тошноты, она перевела взгляд на мага. Ее по-прежнему одолевал целый сонм вопросов.

— Этот Филлиус раньше, наверное, выглядел по-другому? — спросила Шайлиха, пососав корень.

— Конечно, — ответил старик. — Когда-то это был сильный, красивый мужчина. Изменения в его облике — часть процесса перерождения, толчок к которому дали волшебницы. Во время войны ходило много разговоров о том, что этот процесс протекал настолько болезненно и быстро, что многие маги не выдерживали его, теряя разум. Только самые сильные смогли вынести трансформацию. Филлиус оказался одним из них. Тот день, когда он попал в плен, стал для всех нас днем великой печали…

Виг закрыл глаза. Если бы Филлиус не попал в плен, он стал бы бесценным членом Синклита. Им так не хватало его опыта и мудрости!

— Тогда как ты узнал, что это он? — поинтересовалась принцесса.

С каждым словом мага ее интерес возрастал. Старик сделал еще глоток эля и заткнул бутылку пробкой. Не говоря ни слова, он встал и подошел к мертвому охотнику за кровью. Старясь не наступить на вытекшую жидкость, он поднял левую руку мертвеца таким образом, чтобы Шайлиха смогла увидеть внутреннюю сторону предплечья, и другой рукой указал на ярко-красное, необычной формы родимое пятно.

— Я знал Филлиуса еще со времени своего детства, — объяснил Виг. — Это родимое пятно было у него всегда. Я заметил его сразу же, как только он поднял топор.

Принцесса хорошенько подумала, прежде чем задать следующий вопрос.

— Ты поэтому сначала… колебался?

Однако едва эти слова сорвались с ее губ, как Шайлиха тут же пожалела об этом.

— Ты сомневаешься во мне? — спросил Верховный маг. — Думаешь, я мог позволить ему убить тебя? Я никогда не забываю о своих обязанностях, принцесса. Многие, при шедшие в этот мир задолго до тебя, нуждались в моей за щите, и я всегда выполнял свой долг.

Шайлиха понурилась. Тогда Виг улыбнулся и прикоснулся пальцем к ее подбородку, заставляя поднять голову. Он всегда восхищался силой духа этой молодой женщины. Поистине, принцесса и ее брат были близнецами не только в физическом смысле этого слова.

— Истина в том, что на самом деле никакая опасность тебе не угрожала. Отвечая на твой вопрос, скажу — да, я колебался именно потому, что он был моим другом. Но дело в том, что ему был нужен именно я. Убив меня, на тебя он попросту не обратил бы внимания. Охотников за кровью интересует только «одаренная» кровь мужчин, и притом лишь тех, кто обучался искусству магии. Охотники были задуманы волшебницами исключительно как орудия убийства, жертвами которых должны были становиться маги. Хитроумное решение, надо отдать им должное.

— Ты говоришь, что мне не угрожала опасность. А что он стал бы делать после того, как убил тебя?

Поджав губы, старый маг бросил быстрый взгляд через плечо Шайлихи.

— Съел бы мертвого коня — сырым.

Принцессу снова едва не вырвало, и она с еще большим усердием принялась сосать корешок.

— Так вот почему вы называете их «охотниками за кровью»!

— Это не мы придумали такое название, а волшебницы. Они лишили их каких-либо ощущений, оставив лишь умение чувствовать магов и стремление убивать их, а также наделили недюжинной силой. Каждого из охотников они вооружили боевым топором, который в значительной степени выступает в качестве символа. Ходили слухи, что насаженные на них человеческие черепа принадлежат первым жертвам охотника за кровью.

— Был еще и запах, — Шайлиха сморщила нос. — Когда ты убил его, я почувствовала ужасную вонь, и потом над тем местом поднялся какой-то странный туман.

Виг снова поглядел на останки того, кто когда-то был его другом, и заметил, что трава вокруг расколотого черепа почернела. Он отвернулся. Маг знал, знал совершенно точно, что, если бы Филлиусу оставили свободу выбора, он предпочел бы смерть. И это было единственное, что старик мог сейчас для него сделать. Только мысль о таких вещах позволяла и ему, и остальным магам Синклита справляться с болью, которая нередко становилась почти невыносимой.

— Во время трансформации мозг желтеет и окисляется, — сказал он. — Когда череп раскололся, ты ощутила запах кислоты. Поначалу мы пытались обратить процесс перерождения вспять, вернуть несчастным человеческий облик, но потерпели неудачу. До того как мы нашли Парагон, превзойти волшебниц было нам просто не под силу. Несколько магов, в том числе и обладающие большей, чем я, силой, погибли, предпринимая попытки воспрепятствовать трансформации. Мы много размышляли над этой проблемой, но, к сожалению, выяснили лишь, что самый надежный способ уничтожить охотника за кровью — проломить ему череп. Однако волшебницам это тоже было известно, и они сумели даже это наше знание обратить против нас. — Виг сорвал травинку и принялся растирать ее пальцами.

— Что ты имеешь в виду?

— Как я уже сказал, мозг охотника содержит много кислоты. Именно она — причина тумана, поднимающегося над трупом. Смотри, кислота выжгла всю траву вокруг. Если хотя бы одна ее капля попадет на кожу человека, результат будет мгновенным и весьма плачевным. — Он помолчал. — Еще один «подарок» волшебниц.

У Шайлихи оставалось множество других вопросов, она могла бы задавать их весь день. Чего-чего, а любознательности ей было не занимать.

— А откуда взялись молния и гром? Это просто что-то немыслимое!

Маг улыбнулся и длинным указательным пальцем коснулся кончика носа принцессы.

— Слишком много вопросов, Шайлиха, — наставительно произнес он и снова вскинул бровь. — Ты случайно не забыла, с какой целью мы здесь находимся?

— Ну пожалуйста, объясни про гром и молнию, — умоляюще попросила принцесса; конечно же, она вовсе не забыла о брате, но любопытство так и грызло Шайлиху, не давая остановиться. — И я хотела бы узнать еще кое-что. Зачем ты положил руки на морду бедного мерина? Обещаю, это последний вопрос.

Несколько мгновений Виг молча глядел на принцессу. Сегодня ей уже пришлось нелегко, а Тристан пока не найден. Им осталось еще многое сделать. Тут он заметил, что в волосах Шайлихи кое-где остались запутавшиеся кусочки окровавленной плоти, и напомнил себе, что по возвращении во дворец она должна сразу же привести себя в порядок.

— Это знак, — сказал маг в конце концов и медленно перевел взгляд на небо, обдумывая дальнейшие слова. —

Каждый раз, когда охотник за кровью погибает, происходит одно и то же необычное явление. Молния и мощный раскат грома, но не такие, как всегда, без грозовых облаков. По нашим предположениям, это знак, по которому волшебницы во время войны могли узнать о том, что один из их слуг погиб. Мне много раз приходилось быть свидетелем подобного явления.

«Но есть и другая, гораздо более темная причина, — подумал он. — Рассказать о которой я тебе не могу».

Старик не осуждал принцессу за любопытство. Обладатели «одаренной» крови испытывали ненасытную жажду знаний в отношении всего, что связано с магией, и она не являлась исключением. Однако со времени Войны с волшебницами обучать женщин этому искусству было строго запрещено.

— Что касается моего несчастного коня, то я хотел почувствовать, какая опасность насторожила наших скакунов. Помнишь? И мерин, и кобыла остановились, не желая двигаться дальше, — Виг нахмурился. — И я получил ответ.

Он проворно поднялся и подошел к трупу монстра. Внимательно осмотрел рукоятку топора и отыскал место, куда не попали брызги едкой желтой жидкости. Потом тщательно вычистил топор сорванной травой и отложил его подальше. Набросив на голову капюшон своего серого одеяния, маг повернулся к телу того, кто когда-то был его другом, и сложил ладони перед грудью. В тот же момент труп вспыхнул ослепительно ярким голубым пламенем, взметнувшимся высоко в воздух. Отвратительный запах усилился. Виг повернулся к останкам мерина и повторил те же действия. Возвращаясь к Шайлихе, он дал ей знак подняться. Взял одеяло, корзину с припасами и оседлал кобылу. Привязав ее к дереву, старик помог принцессе вскарабкаться в седло. Затем, к ее удивлению, не говоря ни слова, прошел мимо все еще горящих останков и скрылся за пеленой дыма.

«Нужно встать с подветренной стороны от мертвого, иначе я не почувствую кровь живого», — подумал он.

На другой стороне лесной прогалины Виг остановился, сложив перед собой ладони и закрыв глаза. Да, он чувствовал присутствие того, кого они искали, но гораздо слабее, чем прежде, как будто… как будто что-то препятствовало этому. В душе старого мага зашевелилась тревога.

Вернувшись к принцессе, он отвязал кобылу и повел ее под уздцы в том направлении, в котором ощущал присутствие Тристана. Ему было о чем поговорить с Шайлихой, но он предпочел хранить молчание. Нужно, чтобы и она, и ее брат перед возвращением в Таммерланд поклялись и словом никому не обмолвиться об охотнике за кровью. Однако тот факт, что это ужасное создание вообще оказалось живым, сильно тревожил Вига. Синклит считал, что все охотники за кровью давно погибли, однако Филлиус каким-то непонятным образом сумел продержаться три с лишним столетия.

Внезапно старик резко остановился, пронзенный неприятным подозрением. Может быть, дело обстояло еще хуже. Недавно до него дошли слухи о необъяснимых исчезновениях нескольких «магов резерва». Охотник за кровью просто не мог выжить на протяжении столь долгого времени, оставаясь при этом незамеченным. От этих мыслей по спине Вига пробежал холодный озноб.

«Может, Филлиус и в самом деле был мертв, пока кто-то снова не вызвал его к жизни», — подумал он.

Обернувшись в сторону дотлевающих останков, маг поднял руку, и принцесса с удивлением увидела, как топор охотника за кровью, поднявшись в воздух, с легкостью преодолел расстояние, отделявшее его от старика, и улегся рукоятью точно в его ладонь. Затем спутники продолжили путь.

Когда Тристан очнулся, первым его ощущением была боль во всем теле. И какой-то шум, вторгавшийся во все еще затуманенное сознание. Открыв глаза, принц обнаружил, что ничего не видит — вокруг царил непроглядный мрак.

«Вечность, только бы я не ослеп!» — взмолился он. Осознав, что лежит на спине, Тристан постарался приподняться, но сесть удалось только с третьей попытки, слишком сильно кружилась голова. Болела каждая клеточка тела, принц по-прежнему ничего не видел и даже не помнил, как оказался здесь. «Где — здесь?» — хотел бы он, собственно, знать.

Проведя рукой по лбу, Тристан почувствовал на пальцах влагу. Достаточно густую и теплую, чтобы быть кровью, однако никакой раны принц не обнаружил.

Непрекращающийся шум действовал угнетающе. Он был громким, тревожащим. Однако в этой угольно-черной пустоте определить источник звука не представлялось возможным. Постепенно глаза начали привыкать к темноте, и вскоре несказанно обрадованный Тристан смог уже различать очертания отдельных предметов.

«Я вижу. Слава Вечности, я вижу!» Повернув голову, он разглядел еле различимый лучик света, проникающего через отверстие где-то высоко над головой. Принц понял, что сидит на полуразрушенных каменных ступенях, начинающихся наверху и заканчивающихся около того места, где он находился. На первый взгляд длина лестницы составляла футов сорок. Внезапно он все вспомнил. Погоня за Озорником. Бабочки на стене непонятного строения. И падение в черную пустоту.

Медленно встав, Тристан пришел к выводу, что кости, хотя все тело пронизала сильная боль, вроде бы целы. Задрав голову к тусклому светлому пятну, он догадался, что при падении, наверно, не раз задевал о стену.

Место, где он оказался, было чем-то вроде подземной пещеры, причем очень глубокой. Осторожно, словно ребенок, только начинающий ходить, принц начал медленно подниматься по ступеням. Становилось все светлее, а доносившийся снизу странный шум постепенно стихал. И вот он уже стоял на последней ступеньке, лицом к проему с неровными краями, который образовался, когда он проломил стену. Перешагнув через обвалившиеся камни, Тристан выбрался на поляну и во второй раз за сегодняшний день возблагодарил судьбу за то, что остался жив. Судя по положению солнца, он находился без сознания около двух часов. Увидев Озорника, все еще привязанного к дереву, принц облегченно вздохнул.

Он подошел к коню. Тот потерся мордой о плечо хозяина и негромко заржал, как будто выражая неудовольствие тем, что так долго оставался привязанным.

Тристан улыбнулся, хотя даже это движение причиняло ему боль.

— Нет, больше ты не будешь бегать свободно, — прошептал он в ухо коню. — Если бы я тебя раньше держал на привязи, никаких неприятностей сегодня у меня не было бы. Постой-ка тут еще немного.

Принц вернулся к проему и принялся расширять его, выламывая новые камни. Поработав так с полчаса, он очень осторожно встал на первую каменную ступень, ведущую вниз. Теперь внутрь проникало гораздо больше света, и Тристану показалось, что он видит внизу какой-то предмет, но какой именно, ему разглядеть не удалось.

Принц еще больше расширил проем и снова напряг зрение. Предмет, казалось, был укреплен на стене примерно над тем местом, где кончались ступени.

Факел!

Так же медленно, как и поднимался снизу, Тристан начал спускаться по ступеням, хотя вовсе не был уверен, что поступает правильно. Пожалуй, для одного дня приключений уже и так было достаточно, но любопытство все же оказалось сильнее. Вскоре неизвестный шум вновь яростно обрушился на его уши. Звук казался странно знакомым, хотя разгадать его источник по-прежнему не удавалось.

Добравшись до нижней ступени, принц убедился, что был прав — из стены торчал факел. Тристан, никогда не уходивший в лес без кремня, высек искру и зажег факел. Подняв его над головой, он огляделся по сторонам.

От того, что открылось его взору, у принца перехватило дыхание.

Он стоял на дне огромной подземной пещеры, размером не менее семисот футов. С ее потолка свешивались сталактиты самой причудливой формы. Некоторые были сравнительно небольшими, другие же опустились до самого пола и создавали впечатление поразительно красивых каменных колонн.

Бросив взгляд влево, Тристан заметил второй факел, чуть подальше еще один, и еще, и еще. Их тени на мрачной стене напоминали вытянутые пальцы. Принц пошел вдоль стены, зажигая факелы один за другим. Чем дальше он углублялся в пещеру, тем громче становился шум. В конце концов Тристан загасил факел, который нес в руке, и отбросил его за ненадобностью. Зажженные им факелы открыли его взору огромное внутреннее пространство пещеры.

Принцу еще никогда не доводилось видеть подобного величественного явления природы.

Примерно с такой же высоты, какой была лестница, ведущая в пещеру, падал мощный поток воды. Ширина его составляла по крайней мере футов сорок. Вырываясь из туннеля на противоположной стене пещеры, вода текла по ложбине длиной примерно в два десятка футов и, выгибаясь дугой, падала с высоты в большое озеро. Так вот что было источником шума! Тристан не смог сразу распознать природу звука, потому что его многократно усиливало эхо, отражавшееся от стен.

Постоянно прибывающая вода не повышала уровня подземного озера, поскольку на противоположной его стороне была узкая расщелина, в которую и стекала вода. Это заставило принца задаться вопросом, а не является ли то, что он видит, творением рук человека. «Но кто мог соорудить такое?» — недоумевал Тристан.

Основание пещеры и ее стены до уровня человеческого роста покрывали невиданные растения и цветы. Принц медленно пошел к водопаду, размышляя, каким образом все эти растения существуют без солнечного света, но внезапно остановился, заметив высоко над водопадом, почти у самого свода пещеры, выбитые на стенах символы и знаки, напоминающие письмена на неизвестном языке. Следуя один за другим, они обегали по окружности всю пещеру.

Возвращаясь к каменным ступеням, он обнаружил, что от них до края озера не так уж далеко. Неожиданно нога в траве наткнулась на что-то твердое. Тристан инстинктивно отскочил назад, но тут же сообразил, что это его собственный колчан с ножами, потерянный во время падения. Он с облегчением собрал рассыпавшиеся ножи, упрятал их в колчан и закрепил его на спине.

Вдруг принц почувствовал сильное головокружение и медленно опустился на нижнюю ступень, пытаясь справиться с неприятным ощущением. Словно загипнотизированный, он сидел, глядя, как в пляшущем свете факелов играет, будто живая, вода. На вид эта вода казалась какой-то странной, что пробудило у Тристана острое любопытство. Он смотрел, как вода падает вниз, ударяется о поверхность озера и разлетается на капли, похожие на крошечные кристаллы, каждый из которых будто отсвечивал красным. «Наверное, — рассудил принц, — все дело в оранжевом оттенке света факелов в сочетании с отсветами от множества ярко окрашенных растений и цветов». Чем больше он смотрел на игру света в водяных струях, тем более это зрелище его очаровывало. Казалось, вода манила к себе, звала окунуться в озеро. С каждым мгновением этот призыв «звучал» в сознании Тристана все настойчивее и наконец стал непреодолимым.

Будто повинуясь чьему-то приказу, принц вскочил со ступеней. Спустя несколько мгновений вся его одежда беспорядочной грудой лежала у ног. Испытывая странное чувство безмятежного спокойствия и как бы глядя на себя со стороны, Тристан двинулся к расположенному невдалеке каменному выступу, нависающему над озером подобно части полуразрушенного мостка. Точно во сне, он видел, как его ноги остановились у края выступа. Некоторое время принц стоял, наклонившись над водой, полностью обнаженный, и всматривался в свое отражение. Длинные черные волосы, высокие скулы, жесткая — как казалось некоторым — линия рта и стройное, мускулистое тело. Отражение дробилось и плясало в свете факелов. Наконец Тристан закрыл глаза и прыгнул в воду.

В этой части озера было глубоко. Вынырнув на поверхность, он немного проплыл в сторону мелководья и там улегся на воду, откинув голову назад, и закрыл глаза.

То, что он испытал, оказалось неожиданным, но очень приятным.

Вода была теплой, гораздо теплее, чем можно было ожидать от подземного источника. Возникло ощущение, будто она по собственной воле поддерживает и даже ласкает его обнаженное тело. Боль, пронизывающая все тело принца ушла. Чем дольше он лежал в теплой воде, тем лучше себя чувствовал. Более того, Тристан даже ощутил необыкновенный прилив энергии. Одновременно возросла уверенность в себе. Звук падения воды в озеро странным образом вносил свою лепту в эти замечательные ощущения тепла и силы. Принц уже почти привык к этому звуку — теперь грохот водопада стал казаться успокаивающим и даже приятным.

Улыбка тронула его губы. Это было что-то необыкновенное. Внезапно Тристан понял, что у него осталась еще одна неудовлетворенная потребность — сильная жажда. Ничего удивительного, ведь в последний раз он пил много часов назад. Сложив ладони в виде чаши, принц набрал в них воду, медленно поднес к губам, открыл глаза и…

…снова увидел «полевых красавиц».

Вода утекала меж пальцев, но он не замечал этого, глядя на бабочек, сидящих по другую сторону озера. Штук десять или даже чуть больше собрались у самой воды. «Полевые красавицы» вели себя так, словно не замечали присутствия человека, или, может быть, здесь они его не опасались. Время от времени то одно, то другое создание взмахивало своими большими, удивительно красивыми крыльями.

«Они пьют из озера!» — догадался Тристан.

Внезапно, словно почувствовав, что он думает о них, бабочки поднялись в воздух и направились прямо к принцу. Грациозные создания кружили над головой, словно дразня его, маня за собой — играя с ним так же, как прежде с Озорником. А потом, так же быстро, как появились, бабочки одна за другой устремились в сторону каменных ступеней лестницы, промчались вдоль них наверх и исчезли в проеме. Улыбка тронула губы Тристана. В отличие от своего коня, гнаться за ними он не стал.

Принц Евтракии чувствовал себя просто прекрасно, вот только жажда мучила все сильнее. Странная какая-то жажда; словно сама вода молила его сделать хотя бы глоток. Никогда в жизни ни одно другое ощущение — ни голод, ни боль, ни усталость — не было таким навязчивым, таким неотступным. Дыхание участилось, тело и душа слились в почти животном желании напиться жидкости, которая волнами обтекала тело Тристана.

«Бабочки. Может, они такие большие потому, что пьют эту воду? Нет, рисковать все же не стоит».

Принцу понадобилось собрать в кулак всю свою волю, чтобы заставить себя выбраться из воды. Он стоял на краю озера, тяжело дыша от изнеможения. Как только он оказался вне воды, тело и душа начали успокаиваться, и нестерпимая жажда отступила. Но боль не вернулась, и Тристан по-прежнему чувствовал необычайную силу, переполнявшую его тело. Недоумевая, чем все это вызвано, он начал одеваться.

«Надо, наверно, хотя бы смыть грязь с сапог, не возвращаться же в таком виде во дворец», — подумал принц. Он медленно наклонился, зачерпнул воды и… в испуге отшатнулся, разжав ладони.

Вода — если это была вода — имела темно-красный цвет. Настолько насыщенный, что сквозь нее нельзя было даже разглядеть пальцы. «Словно держишь пригоршню крови», — пронеслось в сознании Тристана. Стряхнув с пальцев остатки воды, он вытер руки о грязные штаны. Припомнилось, как он лежал после падения сверху и по лицу что-то текло. Может, эта самая вода. Он приземлился не так уж далеко от озера, и брызги воды вполне могли попасть ему на лицо.

«На сегодня с меня хватит», — решил принц.

Он подошел к первому факелу, собираясь, по мере возвращения к каменным ступеням, гасить их один за другим. Однако, потянувшись к факелу, Тристан заметил кое-что, прежде ускользнувшее от его внимания.

Это было большое прямоугольное отверстие в стене, похожее на вход в туннель, футов десяти в высоту и пятнадцати в ширину. «Это уж точно дело рук человеческих», — подумал принц. В стену над входом была врезана прямоугольная панель, украшенная такими же символами, какие он видел под сводами пещеры. Сняв факел, Тристан поднял его повыше, пытаясь разглядеть то, что скрывалось в глубине туннеля, но увидел лишь бесконечную черную пустоту. Никуда не сворачивая в пределах видимости, туннель, казалось, уходил в вечность. Стоя у его входа, принц размышлял, как ему поступить. Оглянувшись на проем над лестницей, он увидел, что сквозь него все еще проникает солнечный свет. Значит, если повезет, он еще успеет вернуться во дворец засветло. Обуреваемый любопытством, Тристан высоко поднял факел и вошел в туннель.

По крайней мере на некоторые из своих вопросов он получил ответ немедленно.

Как только принц сделал первый шаг, что-то загремело, полыхнул яркий свет, и его отбросило футов на десять назад. Все тело пронизала резкая боль. Перевернувшись в воздухе, Тристан рухнул лицом вниз. Отбросив все еще зажатый в руке факел, он перевернулся на спину и медленно сел. Во рту возник отвратительный медный привкус; сплюнув, принц увидел, что слюна смешана с кровью. Он встал, тщательно вытер рот и сплюнул снова. Странно, сейчас никакой боли ни в теле, ни во рту уже не ощущалось.

Криво улыбнувшись, Тристан откинул со лба волосы и снова заглянул внутрь туннеля. Там все оставалось по-прежнему; только вот проникнуть в него ему почему-то не удалось. Внезапно в голову пришла одна идея.

Оглянувшись по сторонам, принц нашел камень размером примерно с кулак. Подойдя к отверстию в стене, он встал не прямо напротив него, а чуть-чуть наискосок, размахнулся и бросил камень в туннель.

Как только камень пересек невидимую грань, отделявшую туннель от пещеры, послышался громкий треск, и яркая вспышка на время ослепила Тристана. Отброшенный неведомой силой камень пролетел почти через всю пещеру и рассыпался на куски от удара.

«Интересно, а мне-то как посчастливилось уцелеть?» — пронеслось в сознании принца.

Теперь уж ему точно не хотелось здесь задерживаться.

Гася факелы один за другим, Тристан вернулся к каменным ступеням, в тусклом свете заходящего солнца поднялся наверх и выбрался наружу, с наслаждением вдохнув теплый вечерний воздух.

Заложить проем камнями оказалось делом куда более долгим, чем предполагалось. В конце концов, вспотев и перемазавшись с ног до головы, принц отошел на несколько шагов и оглядел плоды своих трудов. Внезапно что-то шевельнулось в дальнем уголке его памяти. Он непременно должен был что-то сделать, прежде чем уйти отсюда; однако Тристану никак не удавалось вспомнить, что именно. Еще с детства у него выработалась привычка в подобных случаях прибегать к проверенному способу: закрыть глаза и попытаться расслабиться. Тогда, как правило, потерянная мысль сама всплывала из глубин памяти. Так произошло и на этот раз.

Принц достал из колчана нож и расширил щель между только что уложенными камнями, чтобы сквозь нее могли пролететь бабочки. Потом пересек поляну, отвязал жеребца и ласково погладил его за ушами. Озорник тут же забил копытом.

— Ну да, меня не было слишком долго, — произнес Тристан с нежностью. — И прекрасно знаю, что ты страдаешь от жажды, — он провел рукой по густым, длинным волосам и бросил последний взгляд на каменную стену. — Я, кстати, тоже. Но здесь мы с тобой пить ничего не будем.

Принц легко вскочил в седло и углубился в лес. В тех местах, где он вытирал руки о штаны, были отчетливо заметны красные полосы. Можно представить, в какой ярости будут его домочадцы, когда он вернется во дворец. Однако тут нет его вины; Тристан вовсе не собирался отсутствовать так долго.

Нужно будет непременно побывать в этом месте еще раз до коронации. Что-то в глубине души подсказывало принцу, что он должен сделать это — причем как можно скорее. Подземная пещера со всеми своими загадками ужасно заинтересовала принца. И пока он не разберется, что к чему, не стоит никому, даже Вигу, рассказывать о своем удивительном открытии.

Внезапно в сознании всплыла цитата неизвестно откуда: «Оставляй только следы. Уноси только воспоминания».

Озорник бодро скакал к дому.

Виг, задумавшись, сидел на мягкой траве подле обрыва, скрестив ноги и закрыв глаза. Выводы, к которым он пришел, отнюдь не радовали старого мага. Слишком многое уже успело произойти, включая появление охотника за кровью. Создавалось впечатление, будто некоторые события начинают выходить из-под его контроля и, следовательно, из-под ведома короля Николаса и даже всего Синклита.

Маг сосредоточился на принце — тот сейчас был гораздо ближе — и вдруг почувствовал, что теперь ощущает Тристана совсем иначе. Это означало, что с принцем произошло нечто очень важное и он стал другим на очень значительном, глубинном уровне.

На вопрос о том, что именно могло случиться с Тристаном, существовал, в частности, один в высшей степени огорчительный ответ, если учесть все, что маг знал о тайнах, которые хранит в своей глубине Олений лес. Однако сознание Вига упорно отбрасывало этот возможный вариант. Отчасти из-за того, что он выглядел уж очень сложным и создавал слишком много проблем, а отчасти потому, что ради самого принца старику очень не хотелось верить в его осуществление.

«Осталось совсем немного, — размышлял он. — До коронации всего тридцать дней. Вечность, молю тебя, сделай так, чтобы я не обнаружил в мальчике никаких изменений».

Добравшись в поисках Тристана до этой поляны, маг и Шайлиха увидели расстеленное на земле одеяло. Чувствуя, что принц где-то совсем рядом, Виг принял решение дождаться его именно здесь. Его спутница так переволновалась и измучилась, что немедленно уснула под сенью деревьев, подложив под голову седло вместо подушки.

От не потерявших зоркости глаз старика не ускользнуло ничто — ни дуб, служивший Тристану мишенью, ни отломанная от его ствола, повисшая на полосках коры ветка, ни смятая трава в нескольких футах от обрыва.

Маг посмотрел на спящую женщину. Беременность не портила красоты принцессы. Она унаследовала от матери, королевы Морганы, длинные золотистые волосы и высокую, стройную фигуру. Однако карие глаза, чувственный рот и жизнерадостная натура ярко отражали ее индивидуальность. Старик печально покачал головой. Как мало Шайлиха и Тристан знали о своих скрытых задатках. Необходимость таить от близнецов секрет их предназначения просто разбивала сердце.

Он перевел взгляд на долину и Таммерланд, столицу королевства, на протяжении вот уже более трех веков бывшую его домом. Вид сверху открывался великолепный. Если именно сюда Тристан обычно удалялся во время своих одиноких прогулок, Виг мог его понять.

Ему в голову пришло странное сравнение, и он улыбнулся, покачивая головой. Между ним и этой страной, которую маг так любил, было много общего. И он, и страна стары. И оба они скрывают множество тайн, и оба находятся в относительной изоляции. Евтракия на востоке омывалась морем Шорохов — морем, которое никому еще не удалось пересечь. Сотни людей предпринимали такие попытки, но ни один не смог выйти в море на расстояние больше четырех дней пути и вернуться. Надо полагать, все они погибли. Море Шорохов щедро одаривало живущих на его берегах рыбаков, но им даже в голову не приходило пытаться пересечь его. Кстати, никто не понимал, почему оно называется морем Шорохов. Так уж повелось, вот и все. У самого Вига с этим таинственным морем тоже были связаны зловещие воспоминания… Он с трудом заставил себя выбросить их из головы.

На северной, западной и южной границах Евтракии тоже существовали непреодолимые препятствия. Охватывая королевство с запада, горный хребет Толенка в форме полукруга тянулся с северного побережья страны до южного; он считался непроходимым. Темно-серые, покрытые снегом зазубренные горные вершины уходили в небо с трех сторон Евтракии, кроме востока, где простиралось море. Горы были столь высоки и неприступны, что все, кто пытался преодолеть их, неизменно терпели неудачу. Этому способствовал также крайне разреженный воздух, которым не могли дышать даже маги, не говоря уж о простых людях.

Ни одного перевала обнаружить до сих пор не удалось. Вот почему Евтракия всегда существовала обособленно.

К сожалению, напомнил себе старик, до Войны с волшебницами не велось никаких летописей. О тех временах было почти ничего неизвестно. Только после своей победы маги приказали начать вести хронику текущих событий. В своем простодушии жители Евтракии полагали, что защищенные «чарами времени» маги Синклита — единственное связующее звено между ними и довоенной историей страны. Но кое о чем они не догадывались. На плечах магов лежала тяжелейшая ноша, в том числе и тайны, которые следовало тщательно оберегать.

Виг сорвал былинку и принялся растирать ее длинными гибкими пальцами.

Сотни тысяч людей вели мирную жизнь в Евтракии вот уже на протяжении более трехсот лет. Королевство состояло из семи герцогств, каждое из которых имело свою собственную столицу. Все их жители были вассалами короля Таммерланда, и на протяжении долгих лет монархи, с помощью Синклита, правили своими подданными с мудростью и милосердием. Пройдет всего несколько недель, и Тристан окажется на троне. И пройдет всего несколько мгновений, вдруг почувствовал старый маг, как Тристан объявится на этой поляне и даст ответ на многие тревожащие его, Вига, вопросы.

Он повернулся к принцу, которого в этот момент конь вынес на поляну. Сердце старого мага чуть не разорвалось — его худшие опасения подтвердились.

«Он нашел Пещеру Парагона», — в ужасе понял старик.

Вопросов у него больше не осталось. От тела принца исходила лазурная аура, разглядеть которую было под силу лишь обладающему исключительными знаниями магу, каким был Виг. Он содрогнулся. На штанах Тристана с обеих сторон тянулись длинные полосы красного цвета. Очень характерного красного цвета. И происхождение этих полос не вызывало сомнений: вода Пещеры.

«Подобной ауры я не видел со времени появления на свет Тристана и Шайлихи», — подумал старый маг. В памяти всплыла древняя цитата. «Лазурный свет, сопровождающий рождение Избранных, послужит свидетельством особого качества их крови».

Заметив Вига, Тристан резко остановил коня. Оглянувшись, принц увидел мирно спящую сестру. Потом подвел Озорника к дереву, привязал его и уселся рядом с магом. Так они сидели довольно долго, глядя на Таммерланд, освещаемый косыми лучами заходящего солнца; оба знали, что сказать друг другу, но предпочитали хранить молчание. В конце концов первым заговорил Тристан. Кивнув на корзину, он спросил:

— Ты не голоден? — старик покачал головой. Принц достал из корзины большой кусок сыра и жадно вгрызся в него зубами. — Знаю, многие будут сердиться на меня, — продолжал он. — Вообще-то, я собирался к этому времени уже быть во дворце.

— Но?..

Маг вопросительно изогнул бровь, глядя в лицо Тристана сквозь голубое мерцание ауры, о существовании которой тот, по всей видимости, не догадывался. «И то хорошо, — подумал Виг. — По крайней мере, пока он не может ее видеть».

Принц бросил на собеседника безмятежный взгляд — во всяком случае он приложил все усилия, чтобы тот таковым показался.

— Меня кое-что задержало.

— Понимаю. Не хочешь рассказать, что именно?

— Нет, Верховный маг.

Тристану отчаянно хотелось сменить тему разговора, но он не знал, как это сделать. Старик решил пока не настаивать. Ему и так предстояла сегодня вечером трудная задача — сообщить королю и Синклиту о столкновении с охотником за кровью и о том, что принц обнаружил Пещеру.

Маг кивнул на сломанную ветку дуба.

— У тебя вся одежда в грязи, — холодно заметил он. — В этом причина твоей задержки?

Чувствуя себя предельно глупо, Тристан тем не менее вздохнул с облегчением; эта тема казалась ему гораздо безопаснее разговора о пещере и водопаде. Продолжая жадно поглощать сыр, он в красочных деталях описал, как Озорник столкнул его с утеса. Утолив первый голод, принц потянулся к бутылке с элем. Что ни говори, это был долгий и тяжелый день.

Когда он закончил рассказ, Виг помолчал, сминая в пальцах еще одну травинку.

— В следующий раз, приходя сюда, я буду привязывать коня, — пообещал Тристан.

Маг покачал головой, глядя поверх Таммерланда на далекий горизонт.

— Пусть это тебя не беспокоит, — сказал он. — Королю Евтракии делать здесь нечего.

Не успел принц ответить, как они услышали, что Шайлиха зашевелилась. Виг тут же вытянул в ее сторону левую руку, и женщина снова крепко уснула. Старик не хотел, чтобы она слышала их разговор.

— Что она здесь делает? — спросил Тристан. — В ее положении не стоило покидать дворец. Неужели родители позволили ей сопровождать тебя?

— Не могу сказать, к добру или к худу, но твои родители ничего не знают, — ответил маг. — Знаем только она, Синклит, наш слуга да конюх, который седлал твоего коня, — он снова иронически поднял бровь. — Но не думаю, чтобы конюх мог проболтаться.

Принц закусил губу. Его начала мучить совесть. И все же… Он сделал поразительное открытие и, кроме того, никогда прежде не чувствовал себя таким сильным и полным энергии. Все это пересилило вспыхнувшее было чувство вины.

Старый маг вздохнул.

— А что касается того, почему Шайлиха здесь… Ну, просто сестра очень тебя любит. Как и все остальные, между прочим. Все твои близкие, все маги Синклита ради тебя готовы скакать сломя голову не то что в Олений лес — на другой конец света, — он помолчал. — Хотя иногда я не понимаю почему. В особенности учитывая твое поведение в последнее время, — Виг пристально взглянул прямо в темно-синие глаза собеседника. — Мы потратили почти целый день, разыскивая тебя. — Он снова перевел взгляд на долину.

Тристан набрал в грудь побольше воздуха, но не успел даже рта открыть, как маг начал рассказывать ему о встрече с охотником за кровью, стараясь не открывать большего, чем сообщил Шайлихе. Все остальное предназначалось лишь для ушей членов Синклита и короля.

Взглянув на топор охотника, принц почувствовал новый приступ угрызений совести, однако тут же что-то внутри него с утроенной силой воспротивилось этому чувству. С того момента, как он покинул подземное озеро с водопадом, два желания бушевали в сердце Тристана; он ощущал их с той же определенностью, с какой не сомневался, что завтра утром взойдет солнце. Первое — необходимость как можно скорее вернуться в подземную пещеру. И второе — яростная жажда знать как можно больше о магии и о том даре, которым его наделила природа. Это чувство росло и крепло в нем буквально с каждым мгновением.

Он должен научиться магии!

Принц повернулся к Вигу; обращаясь к старику с этой просьбой, он хотел видеть его глаза.

Как будто догадываясь, какие желания обуревают Тристана, и заранее приняв решение не удовлетворять их, маг упорно продолжал смотреть вдаль. Однако в глубине души он знал, что именно должно сейчас произойти.

Принц глубоко вздохнул. Он чувствовал, что, высказав свою просьбу, никогда не пожалеет об этом. Обратного пути не будет.

— Виг, я хочу изучать магию.

Мысли старика тревожно заметались. «Ну вот… Странно, никогда не думал, что это произойдет именно так».

Маг посмотрел на Тристана. Исходящая от принца лазурная аура, казалось, стала еще интенсивнее. Виг безмолвно поблагодарил судьбу за то, что во всем королевстве ее видит он один. Только люди с «одаренной» кровью и притом обладающие исключительными знаниями могли видеть эту ауру. Даже остальные маги Синклита ничего не заметят. Старик испытывал безмерную усталость и печаль. Сидящий перед ним молодой человек понятия не имел, что именно он сделал, и Верховному магу следовало подбирать слова с особой осторожностью. И в то же время он был решительно настроен провести этот разговор так, как считал необходимым.

— До этого момента, Тристан, ты проявлял лишь пренебрежение к трону и самый общий интерес к магии, изучением которой тебе предстоит заняться по окончании срока правления. Случайные вопросы, которые ты время от времени задавал по поводу нашего искусства, отличались немалой наивностью, — последнее не совсем соответствовало действительности, и Вигу пришлось приложить усилия, что бы сохранить бесстрастное выражение лица. — В чем причина такой внезапной смены настроения?

Принц подтянул колени к подбородку и обхватил их руками, не зная, как ответить на этот вопрос, не проговорившись насчет своего сегодняшнего открытия. В конце концов он неуверенно сказал:

— Может, мой интерес возбудил твой рассказ об охотнике за кровью. Никогда не слышал ни о чем подобном.

— Ну да, разумеется, — маг насмешливо фыркнул. Он был убежден, что добровольно Тристан не выдаст своего секрета, разве что вытащить его клещами. И в глубине души старик прекрасно понимал почему. И все же, обдумав просьбу принца, маг решил дать ему самые общие, элементарные объяснения — не более того.

Сейчас аура вокруг Тристана едва не ослепляла Вига. Еще он увидел в глазах принца неистовую жажду знаний и совершенно отчетливо понял: таким, как прежде, мальчик не будет уже никогда.

— Магия начинается с крови, Тристан, — наконец медленно заговорил старик. — Так было всегда, еще до Войны с волшебницами, до того, как стали вестись записи о рождении детей, — прохлада надвигающейся ночи заставила мага плотнее закутаться в свое одеяние.

— Дети рождаются либо «одаренными», либо «обычными», — продолжал он. — Как тебе известно, ты, твоя сестра и ваши родители — люди «одаренной» крови. От союза людей с «одаренной» кровью всегда рождается такой же ребенок, и только один на тысячу — при смешанных браках. «Одаренная» кровь — необходимое условие для занятий магией. Пытаться обучить этому «обычного» человека все равно что твоего жеребца — играть на арфе.

Этот образ заставил принца улыбнуться, но нетерпение его с каждым мгновением возрастало. Все, о чем до сих пор говорил Виг, он прекрасно знал; да что там — это было известно каждому в Евтракии.

Старый маг почувствовал нетерпение Тристана.

— Искусство магии состоит из двух направлений, или двух школ, если угодно. Первую называют Закон. Это благотворная сторона нашего искусства, требующая огромной самоотверженности, даже жертвенности. Все маги Синклита поклялись следовать этому направлению. Проще говоря, школа Закона учит таким граням нашего искусства, как милосердие, доброта и труд на благо других. Маги практикуют только эту версию магии, — Виг помолчал, собираясь с мыслями и провожая взглядом медленно опускающееся за горизонт солнце.

— Второе направление называется Каприз. Ему обучаются ради обретения власти и богатства. Во время войны волшебницы практиковали Каприз, а маги — Закон. Каприз во всех отношениях весьма опасный вид магии; он не могущественнее Закона, но несет в себе гораздо большую разрушительную силу. Волшебницы добивались своих целей, безжалостно уничтожая все, что препятствовало этому, — маг глубоко вздохнул. — Стремление брать, а не отдавать удивительно вредоносно, Тристан. Порочность адептов Каприза не имеет границ, — голос старика, в котором звучали грустные нотки, стал совсем тихим.

— А ты знал кого-нибудь из них, Виг? — спросил принц. — Того, кого можно считать подлинным мастером Каприза?

— Знал, — ответил Верховный маг, и голос его слегка дрогнул. — И по своему личному опыту могу сказать — тот, кто практикует это направление магии, находится на пути к безумию. Она была воплощением зла, но, должен признаться, и необыкновенно яркой личностью.

Сколько принц себя помнил, у него всегда создавалось впечатление, что мужчины с «одаренной» кровью от природы могущественнее женщин, обладающих тем же даром.

— Выходит, практикующие магию женщины могут достигнуть такого же уровня знаний, как и мужчины? — спросил он.

— Это так, — ответил Виг. — Женщина с «одаренной» кровью, наравне с мужчиной прошедшая обучение, может добиться не меньших успехов. До войны и мужчины, и женщины обучались нашему искусству и практиковали магию. Женщины именовали себя волшебницами, а их сообщество носило название Шабаша. А мужчины с «одаренной» кровью, прошедшие соответствующее обучение, называли себя магами. Собственно, это одно и то же, разница лишь в половой принадлежности. Большинство людей сейчас не могут осознать этого, поскольку по окончании Войны с волшебницами обучение женщин магии объявлено, к добру или к худу, вне закона.

Маг взглянул на Таммерланд. Наступили сумерки — прекрасное время, когда еще видны последние лучи солнца, тающие в темноте приближающейся ночи. Вот-вот в небе должны были взойти три луны, и, судя по доносящимся из леса шорохам, его ночные обитатели уже зашевелились.

— Что делает одного мага или волшебницу могущественнее других? — спросил Тристан.

— Ну, здесь дело обстоит так же, как и во всем остальном. Прежде всего, конечно, способности, определяющиеся свойством крови. Играет роль и ум ученика, а также качество и продолжительность обучения. Но решающим фактором все же является кровь. Чем она «одареннее», тем большими способностями обладает тот, кто обучается нашему искусству. А чем способнее обучающийся, тем более могущественным магом или волшебницей он станет.

— А как получается, — продолжал допытываться принц, — что ты, Виг, и остальные маги Синклита живете так долго? Ваша жизнь будет вечной? В Таммерланде говорят, что вы совсем не стареете.

— Мы защищены так называемыми «чарами времени». Но то, как понимают эти слова обычные люди, не соответствует действительности, мой принц. Да, это заклинание позволяет нам избежать болезней и не стареть, но это не означает, что мы бессмертны. Если мы с тобой спрыгнем сейчас вот с этого утеса, там, внизу, я буду мертв точно так же, как и ты. «Чары времени» были разработаны не из эгоистических соображений, а ради того, чтобы защитить страну от последовательниц Каприза, потому что они тоже были близки к открытию этого заклинания. Война все тянулась и тянулась, мы потеряли множество магов. «Если победа в этой войне окажется за нами, — так мы рассуждали, — нужно сделать все, чтобы подобное никогда больше не повторилось». Да, тем самым мы фактически даровали себе бессмертие, но в ответ обязались всю свою жизнь прожить, практикуя лишь направление Закона и приложить все свои силы и знания, чтобы обеспечить Евтракии мирную жизнь.

Несмотря на то что Тристан знал старого мага все три десятка лет своей жизни, сейчас принц взглянул на него совсем по-другому. Виг прожил на свете во много раз больше, чем он, и почти все это время отдал служению стране.

— Магия обладает множеством аспектов, Тристан. Заклинания, чары, колдовство, трансформация, составление зелий, предсказания — этот перечень далеко еще не полон. Каждая вещь или природное явление, так или иначе находят свое отражение в нашем искусстве. Таким образом, изучение магии может продолжаться бесконечно — для тех людей с «одаренной» кровью, чья тяга к магии непреодолима.

— А приверженцы Каприза все еще практикуют? — осведомился принц.

— Нет. Большинство из них были убиты во время войны, остальные отправлены в изгнание.

Необходимость лгать Тристану заставила болезненно сжаться сердце старого мага, но у него не было другого выхода. Ему о многом хотелось бы рассказать своему воспитаннику. Обстоятельства его рождения были совершенно уникальными, и уже по одной этой причине принц требовал чрезвычайно бережного обращения с собой, иначе все могло обернуться гибелью Евтракии. С самого момента появления на свет Тристана и его сестру держали под осторожным, но неусыпным наблюдением. Виг понимал причину неповиновения принца — у мальчика были основания ощущать себя чем-то вроде уродца в бутылке.

Тристан сменил позу и уселся, скрестив ноги. Чувствовалось, что он колеблется, но любопытство взяло верх.

— Виг, я могу задать тебе личный вопрос? Старик прищурился.

— Ничто не мешает тебе сделать это — равно как ничто не помешает мне промолчать.

— Ведь ты — самый могущественный из магов?

Эти слова, казалось, повисли в воздухе.

Потом Виг вздохнул.

— По правде говоря, не знаю. Мои знания самые глубокие среди всех членов Синклита, и, наверное, я более, чем они, могуществен. Но ведь среди жителей Евтракии есть другие маги, в обиходе называемые «магами резерва». Следить за тем, каких успехов они достигают, — такая задача никому из нас не под силу. А во время войны среди нас был один маг, обладающий не меньшим, чем у меня, могуществом… — голос старика звучал тихо, взгляд его снова устремился в неведомые дали. — Как я уже упоминал, считается, что овладение направлением Каприза в конечном счете ведет к безумию. И хотя никто сейчас Каприз не практикует, это действительно так, должен признаться, что его приверженцы все еще существуют, — еле слышно закончил он.

— Наверно, я что-то не могу уловить… — растерянно произнес принц.

«Это меня ничуть не удивляет, — подумал Виг, с сочувствием глядя в синие глаза принца. — Разве можешь ты понять то, в чем за три с лишним столетия не смогли разобраться самые выдающиеся маги королевства? Может, вместо того чтобы пытаться дать словесные разъяснения, имеет смысл продемонстрировать это?»

— Магия повсюду, Тристан, — сказал старик. — Даже если ты ее не видишь. Это как воздух, которым мы дышим, — постоянно окружающий нас, но невидимый. Мы живем, пребывая в блаженном неведении о его присутствии. На самом деле магия, как и воздух, материальна и имеет форму. Но не впадай в заблуждение. Я говорю не об эффектах или результатах использования этого искусства. Я говорю о самой магии, о том, что она представляет собой на самом деле. Однако можно сделать так, что магическая энергия достигнет плотности видимости, в буквальном смысле этого слова. Подобное доступно практикующим как Закон, так и Каприз, — он на мгновение сжал губы, собираясь с силами.

— Если не возражаешь, я могу кое-что тебе показать.

Виг снова повернулся к долине. Три красные луны уже взошли, освещая своим призрачным светом долину. К огромному удивлению принца, маг внезапно встал и застыл, по-видимому погрузившись в свои мысли; вечерний ветер мягко шевелил край его серого одеяния. Он закрыл глаза, склонил голову и как бы в мольбе воздел руки к небу.

Эффект был зачаровывающий.

Тристан просто не поверил своим глазам — небо начало светлеть, и в нем возникло нечто вроде гигантского светящегося веретена. Оно медленно поворачивалось вокруг своей оси и в то же время стягивалось к центру, превращаясь в сверкающий золотистый шар, окруженный всполохами белого излучения, отблески которого освещали все вокруг. Время от времени от вращающегося шара отрывались золотистые капли энергии и устремлялись к земле, растворяясь при падении. «Это Закон! — мысленно воскликнул принц. — Такая красота не может быть ничем, кроме животворной стороны магического искусства».

Маг повернулся к Тристану и произнес, как бы прочтя его мысли:

Да, мой принц, это Закон, материализованный в своей физической форме. Впечатляющее зрелище, не правда ли?

Но как такое возможно? — благоговейно прошептал Тристан.

Не отвечая, Виг снова воздел руки, и на фоне темного неба начало возникать другое, еще более темное, явно несущее в себе угрозу образование. Сравнявшись в размерах с Законом, оно тоже начало уплотняться и поворачиваться, но на этот раз эффект был совершенно иной — пугающий и даже вызывающий ужас.

Достигнув тех же размеров и формы, что и сфера Закона, эта новая, темная сфера стала отталкивать первую в сторону, как будто стремясь расчистить для себя пространство в ночном небе. Черная, устрашающая, она была настолько же гротескна, насколько сфера Закона прекрасна.

Капли темной, хищной энергии срывались с ее угольно-черной поверхности, в центре вспыхивали ослепительные молнии, и в их свете можно было разглядеть сложное внутреннее строение сферы. Принц инстинктивно догадался, что это такое, и испытал безотчетное чувство страха.

«Каприз, — подумал он, не в силах оторвать взгляд от разворачивающегося перед ним зрелища. — Темная сторона искусства!»

Зачарованный, Тристан следил, как два огромных шара скользили по ночному небу, медленно, но верно сближаясь, словно их притягивало друг к другу. Однако на самой грани соприкосновения сферы неожиданно разлетались в разные стороны, и движение возобновилось.

Принц замер, не в силах произнести ни слова; собственная кровь взывала к нему с такой силой, как никогда прежде.

В конце концов он сумел обрести голос и спросил:

— Почему сферы притягиваются друг к другу, а потом неизменно отталкиваются?

— Каждая вещь в природе имеет свою противоположность, — ответил маг, глядя на сферы. — Мужчина и женщина, свет и тьма. Так устроен весь мир. Две стороны нашего искусства — не исключение. Но, в отличие от других, только что приведенных мною примеров, Закон и Каприз никогда не смогут соединиться. Если любой аспект каждого из этих направлений магии использовать в комбинации друг с другом, результат окажется самым плачевным — разрыв материи обоих. Они столь же бесконечно схожи, сколь и различны, — Виг помолчал, ощущая, как собственные слова тяжким грузом ложатся на сердце. — Говорят, если этот разрыв будет достаточно велик, силы одного направления соединятся с силами другого, и возникнет неуправляемая ситуация, способная привести к концу мироздания. В этом состоит еще одна причина того, почему мы, маги, даем свою клятву. Чтобы предотвратить любые попытки кого-нибудь из нас объединить оба направления магии.

Он посмотрел на Тристана, и тот почувствовал, что старик собирается сказать ему нечто чрезвычайно важное.

— Считается, что существуют невидимые коридоры, связывающие обе стороны нашего искусства; то есть, говоря образно, соединяющие эти шары. И если по этим коридорам пройдет человек с «одаренной» кровью, неважно, к какому направлению он принадлежит и каким могуществом обладает, пусть даже у него нет никаких понятий об этом, результатом будет соединение обеих сфер. Таким образом, Тристан, это и есть конечная цель магии — гармоническое слияние Закона и Каприза, которые в дальнейшем будут действовать уже сообща.

«И придет Избранный, обладающий исключительной, необыкновенной кровью, и она проведет его невидимыми коридорами магии, и обе стороны этого искусства воссоединятся, не уничтожая друг друга», — вспомнил он.

— Отсюда вывод — думая о магии, нужно представлять себе обе ее противоположности, оторванные друг от друга, но жаждущие воссоединения, — продолжал Виг. — И вдобавок, размышляя о Законе, Тристан, помни, что это искусство магов; а думая о Капризе, не забывай, что это искусство волшебниц, которое они практиковали, пока были живы.

— Но наверняка ведь были женщины, которые использовали свое искусство во имя добра? — спросил принц.

— Да, это так, — отозвался старый маг. — В особенности до войны. И точно так же, как отдельные женщины практиковали магию во имя добра, отдельные мужчины с «одаренной» кровью использовали ее во имя зла. Однако после победы Синклит запретил обучать женщин магии. Сейчас я склонен думать, что это было ошибкой. Того же мнения придерживаются остальные маги Синклита, и мы полагаем, что после твоей коронации это решение должно быть пересмотрено. Без помощи короля столь важное изменение вряд ли удастся претворить в жизнь, и этим королем должен стать ты. — Виг привычно вскинул бровь. — Очень непростая проблема, должен тебе признаться. Придется как следует поломать над ней голову.

— Если женщины тоже станут обучаться магии — а, по-моему, так и должно быть, — тогда и от них придется потребовать предварительно подвергнуться воздействию «заклинания смерти». Это будет необходимо, как ты считаешь?

— Согласен, — Виг улыбнулся, довольный тем, что его воспитанник пришел к тому же решению, что и Синклит. — Так мы и поступим.

Маг снова поднял руки. Гигантские мерцающие сферы стали медленно растворяться и в конце концов растаяли в ночном небе. Принц, словно завороженный, наблюдал за этим зрелищем.

— Но еще раз призываю тебя не впадать в заблуждение, Тристан, — добавил старик, глядя на долину. — Магия имеет свои пределы — и мои силы тоже. Так же как и ты, я нуждаюсь в пище, чтобы насыщаться, воде, чтобы утолять жажду, и воздухе, чтобы дышать. И так же как и тебя, меня могут убить. Мощь магии ограничена возможностями практикующего ее и его этическими нормами или, как в случае с Капризом, их отсутствием. Маги Синклита поклялись не стремиться к собственному богатству, служить только королю и родине и в своей практике придерживаться исключительно направления Закона. Как видишь, мы тоже действуем в определенных границах, пусть и обозначенных нами самими. Я далеко не всегда делаю то, что мне хочется.

— А что ждет магов, которые отказываются дать вашу клятву? — спросил принц.

Маг отозвался не сразу.

— Да, такой случай был. Когда подошла его очередь принести клятву, этот человек исчез. Мы предполагали, что он поддался призыву адептов Каприза, не сумев обуздать собственную алчность, и добровольно пошел на союз с волшебницами. Его поступок заставил нас прийти к единодушному решению — отныне и навсегда клятва должна стать необратимой. Видишь ли, каждая из ветвей нашего искусства, в свою очередь, подразделяется на две части, называемые Достижением и Отменой. Таким образом, существуют четыре различных направления. Как я уже сказал, магия имеет огромное множество аспектов. Кто-то мог потратить всю жизнь на изучение всего лишь одной дисциплины одного ее направления. То были темные времена. Судьба мира висела буквально на волоске и зависела от того, насколько правильные решения примут немногие уцелевшие маги и насколько удачно сумеют воплотить их в жизнь, — старик помолчал. — Именно поэтому, в добавление к «чарам времени», мы добровольно накладываем на себя «заклинание смерти», — с этими словами Виг опустился на траву рядом с принцем.

— Так ты знаешь, когда умрешь? — спросил Тристан. Как и его сестра, принц совершенно не представлял себе жизни без старого мага.

Виг оторвал нитку, болтающуюся на подоле его одеяния, и мягко произнес:

— Можно сказать, что знаю. Но не в том смысле, в каком понимаешь это ты. «Заклинание смерти» задумано таким образом, что любой маг, нарушивший свою клятву и приступивший к практике любой формы Каприза, уже известной или совершенно новой, немедленно умрет. Мы, маги Синклита, конечно, никогда никого не обучали практике Каприза. Однако существовала опасность, что кто-либо из магов может получить такие знания от волшебниц. Во избежание подобного и было решено, что «заклинание смерти» накладывается на любого мага еще до начала его серьезного обучения нашему искусству. Мы использовали «заклинание смерти», чтобы положить конец предательствам. И ради спасения Евтракии.

— Как же ты продемонстрировал мне Каприз и не погиб на месте? — удивленно спросил Тристан.

«Быстро соображает, — одобрительно подумал старик. — Но мы ведь всегда знали, что так и будет». Он улыбнулся.

— Потому что призыв к Капризу показать себя совсем не то же самое, что попытка использовать его методы. Если бы я попытался воззвать к его силам с целью совершения магического действия, то был бы сейчас не более живым, чем охотник за кровью, которого убил сегодня днем.

Мысли принца неожиданно приняли новое направление. На протяжении всей своей жизни и он сам, и окружающие время от времени упоминали Вечность — место, куда, как предполагалось, души людей попадают после смерти. Но Тристану никогда не объясняли подлинного смысла этого слова, и он всерьез сомневался, что кто-то в состоянии это сделать — за исключением магов, наверное. У него уже давно возникло ощущение, что магам Синклита известно о Вечности куда больше, чем они дают это понять; подобным же образом они упорно не желали распространяться по поводу своего искусства. Однако что-то подсказывало принцу, что сейчас не стоит заводить разговор на эту достаточно непростую тему.

Тристан пытался разобраться в своих чувствах. Мысли о Вечности породили ощущение печали — и огромного долга перед сидящим рядом с ним магом и всеми жителями Евтракии. Однако самым сильным ощущением было страстное желание узнать, разобраться во всем до конца.

Наконец он нарушил молчание.

— Виг, а что такое Парагон? Ты мог бы объяснить, какова его роль?

Перед мысленным взором принца возник таинственный кроваво-красный, искусно ограненный драгоценный камень, который, сколько он себя помнил, всегда свисал на золотой цепочке с шеи отца. Насколько маги не любили распространяться относительно своего искусства, настолько же упорно они предпочитали не касаться темы Парагона. Даже Тристан, сын короля, знал не больше того, что было известно каждому, то есть чрезвычайно мало, почти ничего. Он знал, что Камень был найден на исходе Войны с волшебницами и сыграл решающую роль в победе магов, потому что каким-то образом способствовал усилению их могущества. Николас никогда не обсуждал эту тему с принцем, несмотря на то что сын не раз досаждал ему многочисленными вопросами.

Старый маг не отрывал взгляда от городских огней. «В этом вопросе следует проявить особую осторожность», — мысленно сказал он себе.

— Сейчас, с моей точки зрения, не совсем подходящее время для разговоров о Парагоне, — медленно начал он. — Не стану пока объяснять тебе, мой принц, ничего сверх того, что ты уже знаешь, за исключением одного. А именно, почему в целях безопасности его носит на шее король, а не кто-нибудь из магов. Такое решение было принято сразу после обнаружения Камня. Мы ведь не знали, какое воздействие он может оказать на могущество магов. Слишком свежа тогда еще была память об ужасах войны, и, тщательно взвесив все доводы, Синклит пришел к заключению, что Парагон не должен носить тот, кто обучен нашему искусству, чтобы в руках одного человека не сосредоточилась слишком большая власть. С тех пор Камень всегда поручали хранить человеку с «одаренной» кровью, но не прошедшему обучения магии. Напоминаю, мы тогда не знали, какое воздействие может оказать Парагон на того, кто в этом искусстве преуспел.

«И до сих пор не знаем, — мысленно закончил Виг. — Поскольку тебе, мой мальчик, предстоит стать первым, кто сможет ответить на этот вопрос». Старик помолчал, обдумывая дальнейшие слова и вдыхая ставший прохладным ночной воздух.

— Со временем вошло в обычай, что носителем Парагона является король — с тем, чтобы Камень всегда оставался в пределах досягаемости магов. Теперь, я думаю, тебе понятны причины, по которым обучение короля магии может начаться только после его отречения, после того, как он перестанет быть хранителем Парагона и даст клятву Синклиту, согласившись также подвергнуться «заклинанию смерти». Единственным, кто может снять Камень с шеи короля, является он сам, и это происходит только тогда, когда сыну монарха исполнится тридцать и он унаследует трон, — сурово сжав губы, маг перевел взгляд на Тристана. — Если же сын не наследует трона, Синклит выбирает короля из числа жителей Евтракии с «одаренной» кровью. Как тебе известно, именно таким образом и оказался на престоле твой отец.

И снова возникло ощущение, будто слова старика повисли в воздухе. Виг прекрасно помнил смятенное выражение на лице молодого Николаса, когда Синклит в полном составе явился к нему, предлагая корону Евтракии.

— Однако есть еще кое-что, что тебе следует знать, — пересиливая себя, произнес маг. — У Парагона есть в некотором роде собрат. Не другой Камень, а огромный фолиант, который называют Манускриптом Парагона.

Старик нахмурил брови. «Может, я слишком много рассказываю ему для одного дня, и без того столь богатого событиями. Но совсем скоро Парагон будет висеть у него на шее, и есть вещи, которые ему просто необходимо узнать заранее», — подумал он.

— Манускрипт и Камень были обнаружены одновременно, — продолжал Верховный маг, — и каждый из них бесполезен без другого.

«А теперь пора подвергнуть мальчика новому испытанию», — подумал Виг, посмотрев прямо в глаза принцу, и спросил:

— Как ты думаешь, где их нашли?

Тристан перевел взгляд на носки своих грязных сапог. Он не мог припомнить ни единого случая, когда солгал старому магу, и по-прежнему считал, что пока не обманывал его и сегодня, но… был весьма к этому близок. Ложь всегда была противна натуре принца. У него и мысли не возникало о возможности какой-то связи между Парагоном и пещерой, которую он сегодня нашел. В конце концов, что общего между Камнем и подземным озером с необыкновенным водопадом? Но даже если такая связь и существует, Тристан чувствовал, что по-прежнему не готов поделиться этим своим открытием.

Не знаю, — ответил он. Виг снова поджал губы и кивнул:

Понимаю.

«Больше, чем ты догадываешься», — подумал он. Только сейчас маг заметил, что из Оленьего леса уже доносится ночное кваканье древесных лягушек.

— Больше никаких вопросов, — сказал старик. — Уже очень поздно. Нам следует поторопиться, чтобы успеть на репетицию церемонии коронации, — он придвинулся к принцу вплотную, вперив в него пронзительный взгляд аквамариновых глаз. — Никому ни слова о том, что мы обсуждали сегодня вечером, — он направил указательный палец в сторону спящей принцессы. — Она сейчас проснется. Иди к ней, пока я оседлаю коней.

Виг проводил взглядом принца, тело которого окружала лазурная аура. Сейчас, когда стемнело, она светилась еще ярче, чем прежде.

Разбуженная Шайлиха села, удивленно моргая, но тут же вскочила и бросилась в объятия брата. Слезы брызнули У нее из глаз.

Старый маг окинул последним взглядом темную долину и сияющий огнями Таммерланд. «Мы так долго боялись этого дня, и вот он пришел. Вечность, дай нам силы и мудрости, чтобы все получилось так, как задумано».

Он встал, прихватив топор охотника и седла коней. Тристан подсадил сестру на Озорника, а старик уселся на гнедую Шайлихи. Принцу, последовавшему за ними пешком, пришло в голову задать Вигу еще один вопрос — и одновременно слегка подшутить над ним.

— Скажи мне, о всевидящий Верховный маг, как мы Узнаем, в какую сторону идти? Я много раз бывал на этой поляне, но никогда не возвращался отсюда в темноте.

В Оленьем лесу можно проплутать всю ночь, и даже присутствие обладающего столь великими знаниями мага тебе не поможет.

Почувствовав насмешку, старик тем не менее улыбнулся и засунул руку в маленький кожаный мешочек, свисающий с его пояса. Достав оттуда горстку мелкого порошка, он положил его на раскрытую ладонь и дунул на него.

Едва коснувшись земли, порошок замерцал. Искрящаяся, трепещущая голубая полоска извивалась и сияла перед ними, указывая дорогу к дому.

Тристан был потрясен.

— Виг, как такое возможно? — спросил он.

А я-то думал, ты уже понял, — старик в очередной раз заломил бровь. — Это и есть магия, мой принц.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Путешествие по извилистым, пыльным дорогам Евтракии продолжалось уже больше шести дней. На этот раз ей пришлось отправиться в путь без многочисленной челяди, хотя она и терпеть не могла уподобляться какой-нибудь простой селянке.

Пока роскошный экипаж, влекомый шестью вороными, выделявшимися великолепной статью жеребцами, швыряло и подкидывало по пыльной дороге, сидевшая в нем женщина уже в который раз мысленно произнесла: «Очень скоро мне не придется пускаться в путь, дабы удостоиться сомнительной чести поклониться королевской семье. Они сами будут умолять о позволении преклонить предо мной колени».

Наташа из дома Минааров, герцогиня провинции Эфира, придирчиво осмотрела свое голубое шелковое платье и тщательно разгладила белые кружевные оборки у подола. На этом платье, как и вообще на всех ее одеяниях, вот уже более трех веков не было дорогого ее сердцу знака Пентангля; но скоро все изменится! Сегодняшний вечер был чрезвычайно важен для Наташи. Ей предстояла аудиенция у королевы Морганы, а после этого — участие в подготовке к предстоящей церемонии отречения и коронации.

Лендиум, ее родной город и столица провинции Эфира, располагался к северу от Таммерланда, у подножья гор Толенка. Он был знаменит многочисленными карьерами, где добывался изумительный мрамор, лучше которого не было в королевстве. Хотя Эфира была самым маленьким герцогством Евтракии, мраморные карьеры приносили ей огромное богатство. А выплачиваемые этой крошечной провинцией налоги обеспечивали ей одно из самых высоких мест в придворной иерархии Евтракии. Эти обстоятельства с самого начала входили в расчеты Наташи, поскольку должны были послужить осуществлению ее плана.

Обольстить, а потом женить на себе престарелого герцога Балдрика из дома Минааров оказалось до смешного легко. Успех этого дела дал ей то, в чем она нуждалась, чтоб выполнить свою миссию.

Титул герцогини Эфиры обеспечил Наташе доступ к королевскому двору.

Герцогиня достала из дорожной сумки складное зеркало, но из-за тряски пользоваться им обычным образом было весьма трудно. Положив зеркало на красное бархатное сиденье рядом с собой, она задвинула шторки на окнах кареты и слегка наклонила голову. Зеркало плавно поднялось в воздух и неподвижно застыло перед Наташей, позволяя без помех наблюдать свое отражение. Так, конечно, было несравненно удобнее.

Мысль о том, что вскоре она сможет при желании отказаться от своего нынешнего облика, как делала это уже не раз на протяжении более чем трех столетий, заставила герцогиню улыбнуться. Хотя именно этим своим лицом, обрамленным рассыпавшимися по плечам и пышной груди густыми каштановыми локонами, Наташа была вполне довольна. Она удовлетворенно коснулась пальцем крохотной родинки у левого уголка рта. Эта родинка, считала Наташа, служила чем-то вроде завершающего штриха в произведении искусства, к разряду которых она относила свое нынешнее лицо с полными чувственными губами, блестящими карими глазами с тяжелыми веками и длинными, загнутыми вверх, невероятно соблазнительными ресницами.

Как и следовало ожидать, бедный старый герцог Балдрик был мгновенно сражен наповал, и не прошло года со времени их знакомства, как Наташа стала его супругой, получив титул герцогини, означавший независимость и власть. Их свадьба состоялась шесть лет назад, и все это время она страстно мечтала о том дне, когда наконец избавится от постылого мужа — а заодно и от многого другого, что ненавидела еще с детства. На протяжении всех этих лет женщина лишь невинно улыбалась в ответ, когда герцог отпускал ей комплименты, утверждая, что со времени их свадьбы она не постарела ни на день. Этот глупец из кожи вон лез, чтобы у них появились дети, но она лишь терпела его бурные, но не пробуждающие у нее ни малейшего чувственного отклика объятия; Наташа готова была терпеть все что угодно, лишь бы их брак производил впечатление прочного и благополучного.

Сделать невозможным рождение детей не представляло для Наташи особого труда. В ее планы не входило забеременеть от мужчины с обычной кровью. Молодая прелестная герцогиня отнюдь не скучала рядом с дряхлеющим мужем. Со дня свадьбы в ее постели перебывало множество гораздо более молодых и страстных мужчин. Ей было невероятно смешно представлять, как бы вытянулись у них физиономии, узнай они, сколько ей лет на самом деле. Ну а если бы и узнали, великое дело! Всегда найдутся другие, в особенности после того, как с мужем будет покончено, а этот день совсем не за горами.

Удовлетворенная своим видом, Наташа прищурила глаза, и парящее в воздухе зеркало послушно скользнуло обратно в дорожную сумку. Короткий взгляд на оконные шторки, и они тут же снова раздвинулись.

Прислонившись к спинке обитого бархатом сиденья и откинув назад голову, герцогиня прикрыла глаза и в который уже раз мысленно возблагодарила «одаренную» кровь, бегущую по ее жилам, одновременно проклиная ненавистного ей отца. И улыбнулась, гордясь собой и радуясь тому, что события, к которым она приложила свою руку, вот-вот начнут разворачиваться.

Волшебница.

Тот факт, что в Евтракии волшебниц, кроме нее, не осталось, уже делал положение Наташи совершенно уникальным. Но нынешняя герцогиня Эфиры обладала еще и особым даром изменять свою внешность, что составляло предмет ее особой гордости. Это умение приспосабливаться в сочетании с заклинанием «чар времени» позволило ей на протяжении всех этих трехсот с лишним лет не только уцелеть, но и сохранить свою тайну.

Наташа из дома Минааров была всего лишь одной из ее бесчисленных масок; способность изменять внешность позволяла волшебнице удовлетворить любую свою потребность или даже прихоть.

Поскольку она являлась герцогиней Эфиры, визиты в Таммерланд в качестве посланницы мужа стали для нее обычным делом. И Наташа нередко пользовалась этой возможностью, стараясь очаровать всех вокруг, а также завязать дружбу с королевой и установить полезные связи при дворе. Ее интересовала каждая крупица информации о королевской семье и Синклите, а в Таммерланде, при дворе и вокруг него, множество людей были просто счастливы сообщать ей все, что знали, — при условии, что их услуги будут надлежащим образом вознаграждены. И Наташа всегда платила, причем весьма щедро — либо полновесными монетами, либо своим телом, в зависимости от обстоятельств. Ей даже удалось добиться аудиенции у ничего не заподозривших магов Синклита. Правда, пришлось немало потрудиться, чтобы те не почувствовали ее «одаренную» кровь. Сестры всегда говорили, что это будет самым сложным в ее действиях. Да, она ненавидела всех магов, но прекрасно понимала — для успешного выполнения миссии чрезвычайно важно, чтобы маги привыкли к ее присутствию при дворе.

Мысли Наташи обратились к королевской семье и тому, что всех их ждет в ближайшем будущем. Женщина улыбнулась — прежде, чем все будет закончено, может, ей удастся поразвлечься с принцем? Она уже так давно не отдавалась мужчине, чья кровь по силе была бы равна ее собственной! Потом герцогиня задумалась о магах и их дальнейшей судьбе. О тех самых магах, которые одержали победу над сестрами и отправили их в изгнание. Об этих мерзких паразитах, заправляющих сейчас всем в Евтракии. И в особенности о Виге, Верховном маге, самом гнусном — но и самом могущественном — из них.

Эта поездка в Таммерланд требовала от Наташи продуманности и выверенное каждого шага; в частности, от ее в общем-то бесполезного супруга требовалось одно — остаться дома, в своем поместье в Эфире. Устроить бедному герцогу Балдрику сильное кишечное расстройство было для Наташи детской забавой, и она даже получила удовольствие от этого. Болезнь подорвала его и без того невеликие силы, старик оказался не в состоянии вынести тряскую езду в экипаже и не смог сопровождать жену на репетицию церемонии отречения. Что полностью соответствовало ее намерениям. Его присутствие в этот вечер могло помешать сделать то, что поручили ей сестры. Неудача исключалась. Во время церемонии Наташе необходимо передвигаться среди гостей совершенно свободно, без всяких сопровождающих. Это позволит ей в решающий момент вечера занять наиболее выгодную позицию вблизи от членов королевской семьи и магов Синклита. Здесь требовался идеальный расчет. Ведь второго такого шанса может и не представиться.

Блаженно раскинувшись на роскошном сиденье, герцогиня вернулась мыслями в далекое прошлое. То, что на самом деле ее звали вовсе не Наташа, не имело ровным счетом никакого значения. В конце концов, за триста с лишним лет она присвоила и отбросила за ненадобностью столько имен, что, несмотря на прекрасную память, не могла бы вспомнить и половины. Кроме того, настоящее свое имя она получила от отца, а ей от него ничего не было нужно. Нет, имена не играют ни малейшей роли. Зато действительно важным было то, что еще в детстве, когда ей было всего пять лет, она первой смогла прочесть Манускрипт.

Манускрипт. Фолиант, найденный одновременно с Парагоном. Она просто взяла его в руки и начала читать с такой легкостью, которая и не снилась самым могущественным магам Евтракии, тщетно бившимся над этой неразрешимой для них задачей.

Никогда Наташе не забыть ошеломленного выражения на лице отца, который оторвался от своих ученых занятий, увидев, как его маленькая дочь, надевшая на шею Парагон, спокойно читает огромный фолиант, как будто всю жизнь была знакома с непонятным для всех остальных языком. И еще никогда ей не забыть ощущения отверженности, в момент когда маги просто небрежно отодвинули ее в сторону и попытались прочесть эту книгу сами — в надежде, что Манускрипт сможет помочь им одержать победу над теми, кого они называли волшебницами. Но Наташа первой смогла прочесть Манускрипт, до этого воспринимаемый как набор неведомых знаков даже самыми выдающимися магами, и Виг не был среди них исключением.

Вскоре после этого случая четыре прелестные женщины, казалось, не имеющие возраста, пригласили девочку отправиться вместе с ними, чему она несказанно обрадовалась, потому что уже успела затаить в душе гнев на отца и других магов. Она пошла с этими женщинами с легким сердцем и обратно уже не вернулась.

С этого времени началось ее обучение.

«Ты не такая, как все, — утверждали эти четверо могущественных волшебниц, их называли предводительницами. — В твоих жилах течет особенная кровь. Ты очень привлекательна и вскоре станешь настоящей красавицей. Когда-нибудь, если постараешься, ты сможешь стать такой же, как мы». Эти слова заставляли чаще биться сердце девочки, и она трудилась в поте лица, пытаясь овладеть теми знаниями и умениями, которым ее обучали. И усвоила их науку, намного превзойдя то, чего ожидали от нее эти четыре женщины, которых девочка воспринимала как сестер. Как свою семью.

Однако потом для них наступили черные дни. Парагон помог магам одержать победу над ее сестрами. Предводительницами было решено, что Наташа не станет принимать участия в боевых действиях и на время затаится — на случай, если все будет потеряно. «Маги забыли о твоем существовании, и пусть и в дальнейшем остаются в неведении. Даже отец, — убеждали ее сестры, — о тебе не вспоминает». Ей пришлось освоить специальные навыки преображения, что должно было помочь скрываться, сохраняя знания и умения их направления магического искусства.

Находясь в безопасности под чужим обличьем, она в ужасе следила за тем, как ее захваченных в плен сестер судили, точно обычных преступниц, и приговорили к изгнанию, бросив на волю волн моря Шорохов. Еще долго после этого, затерявшись среди жителей Евтракии, девушка наедине с собой и своей печалью горько оплакивала гибель сестер. А оправившись, стала, вспомнив их указания, перебираться с места на место, нигде надолго не задерживаясь, изменяя свою внешность, но не очень представляя, что делать дальше, до тех пор, пока не возник первый мысленный контакт с сестрами. Чуть позже такие контакты стали постоянными. Та, которая сейчас называет себя Наташей, прекрасно помнила неудержимую радость, охватившую ее в тот момент, когда в сознании ее внезапно зазвучал голос предводительницы волшебниц. «Мы живы, — произнес он. — Жди и набирайся сил. Нам понадобится твоя помощь. Когда появятся Избранные, не спускай с них глаз и сообщай нам то, что тебе удастся разузнать».

Избранные и впрямь появились, как и предсказывал Манускрипт.

Сестры немедленно были извещены об этом.

Наташа из дома Минааров натянула белые шелковые перчатки, с улыбкой наблюдая, как возница показывает подорожные королевским гвардейцам, стоящим на страже у внешних ворот за рвом, окружающим королевский дворец в Таммерланде. Возница, получив разрешение проехать, подхлестнул коней.

Волшебница Шабаша беспрепятственно проникла во дворец.

«Во дворце полно гостей, — думал принц. — Только здесь человек двести, не меньше. А я в грязной одежде, торчу тут, как пугало, на виду у всех…»

Тристан попытался поглубже вжаться в роскошное кресло у дверей в королевскую библиотеку. Физически он чувствовал себя прекрасно — вероятно, сказывался прилив сил, который он ощутил после купания в подземном озере, — но его немало беспокоило, что сейчас происходило по ту сторону огромных дверей из красного дерева. Никто не сообщил ему об этом, но принц и сам мог без труда догадаться, что маги Синклита и король, запершись в библиотеке, обсуждают не что иное, как его сегодняшнее поведение. Сразу же по прибытии во дворец Виг покинул Тристана. Одного взгляда на лицо Верховного мага было достаточно, чтобы шум голосов стихал, когда он стремительно шагал по дворцовым коридорам и край просторного серого одеяния взметался у него за спиной. Шайлиха тоже быстро удалилась, бросив на прощание сочувственный взгляд на брата. Наверное, отправилась в свои покои, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к церемонии, а заодно и рассказать об удивительных событиях сегодняшнего дня мужу.

Фредерик нравился принцу по-человечески, и он восхищался им как командиром королевской гвардии. Между прочим, именно Тристан познакомил его с сестрой, и именно своему зятю принц во многом был обязан успехами в постижении навыков боевого искусства. Увы, можно не сомневаться, что на этот раз даже Фредерик будет осуждать его, поскольку в дело оказалась замешана Шайлиха. Ее капитан гвардейцев любил больше жизни.

Принц медленно обвел взглядом богатое убранство этой части королевской резиденции. По обычаю каждый новый монарх, взойдя на трон, менял внутреннюю отделку дворца в соответствии со своими вкусами. Король Николас переложил эту обязанность на плечи своей супруги, и жители Евтракии единодушно сходились во мнении, что королева прекрасно справилась с этой задачей. Во дворце было около шестисот помещений, и в некоторые из них Тристан никогда даже не заглядывал. Невероятно, но факт — королева Моргана лично руководила убранством каждого зала. Повсюду взгляд радовали мрамор из Лендиума самых разнообразных оттенков, роскошные гобелены и полотна известных мастеров. Огромные окна с цветными витражами и застекленные своды парадных залов, открывая доступ солнечному свету, словно делали некогда мрачноватые помещения выше и просторнее. Моргане также принадлежала идея пристроить к дворцу еще одно крыло и, разместив в нем огромную библиотеку, сделать ее доступной для жителей города.

Прожив здесь всю свою жизнь, принц никогда не уставал изумляться размерам дворца. Кроме покоев королевской семьи здесь находились помещения городской управы, штаб-квартира королевской гвардии, а также личные покои, кабинеты и библиотеки магов Синклита; в последние вход был воспрещен для всех, кроме короля.

Помещение, где сейчас в тревожном ожидании не находил себе места Тристан, называлось Палатой прошений. Исключая праздничные дни, сюда на прием к королю ежедневно приходили десятки граждан со всей страны, в надежде получить помощь от него или даже, как изредка случалось, от магов Синклита.

Принц понимал, что угодил в серьезную переделку, но даже представить себе не мог, о чем так долго могут толковать с его отцом маги. Уходя, старый маг отрывисто приказал ему сидеть здесь, пока не позовут, и, хотя репетиция церемонии должна была вот-вот начаться, этого до сих пор не произошло.

Возвращение в город прошло без всяких происшествий, хотя Тристан и испытывал неловкость, явившись во дворец в столь неподобающем виде. Как только путники добрались до дворца, гвардейцы немедленно пропустили их внутрь, оттеснив экипажи и пеших гостей, ожидающих своей очереди пересечь ров. Как обычно, принц с завистью поглядывал на оружие и форму солдат. Независимо от ранга, на кирасе каждого из них были выгравированы изображения евтракийского палаша, острие лезвия которого находилось у левого плеча, а позолоченная рукоять — над правым бедром, и черного льва, поднявшегося на дыбы. Оба изображения входили в герб дома Голландов. На плечах к кирасе крепился длинный черный плащ, спадающий широкими складками. Каждый раз при виде гвардейцев Тристан испытывал горечь сожаления, что не может стать одним из них, отбросив все то, что входило в обязанности престолонаследника. Обязанности, число которых неизмеримо возрастет в тот час, когда он станет королем.

По дворцу сновали слуги, в чью задачу входило, чтобы предстоящая репетиция прошла гладко. Страшная занятость не помешала им обратить внимание на томящегося в ожидании принца, внешний вид которого, мягко говоря, не совсем соответствовал столь значительному моменту. Он даже не успел снять колчан с ножами. В Тронном зале дворца, к которому примыкала Палата прошений, уже находилось большое количество гостей, и многие из них считали своим долгом подойти и поприветствовать Тристана. Ему уже пришлось обменяться вежливыми фразами с несколькими герцогами и герцогинями, знатными дворянами и их дамами, а также со многими офицерами королевской гвардии. Сегодня вечером во дворце соберутся сотни людей; со многими из них принцу только предстоит познакомиться. И несмотря на свое нежелание быть королем, Тристану была неприятна мысль, что первое знакомство с ними произойдет, когда его облик столь не соответствует занимаемому положению. А если его задержат здесь еще немного, он наверняка не успеет привести себя в подобающий вид до начала репетиции.

Ну, как бы то ни было, перечить Вигу он не осмелился. Смирившись с необходимостью длительного ожидания, принц обратил внимание на странные красные полосы на своих черных штанах и вспомнил о подземном озере. Углубившись в свои мысли, он отключился от происходящего, пока не заметил совсем рядом со своими грязными сапогами пару изящных дамских туфелек на высоких каблуках.

— Добрый вечер, мой принц, — прозвучал над его склоненной головой мягкий, бархатистый голос.

Тристан, как предписывал дворцовый этикет, встал, приветствуя очередную из своих подданных, и столкнулся взглядом с блестящими карими глазами Наташи из дома Минааров, герцогини Эфиры. Присев в безукоризненном реверансе, она, как это было принято, протянула принцу для поцелуя левую руку.

— Счастлива видеть тебя, — продолжала герцогиня с застенчивостью — принц почувствовал: явно притворной. — Как поживают твои отец и мать?

Все это женщина произнесла, не отрывая от Тристана нежного взгляда и словно не замечая его столь несообразного моменту одеяния. То ли просто проявляла вежливость по отношению к члену королевской семьи, то ли ей действительно нравилось, как он сегодня выглядит.

Эта дама никогда не вызывала у Тристана особой симпатии, несмотря на то что была дружна с его матерью. По возрасту герцогиня была ближе к принцу, нежели к своему мужу, старому герцогу Балдрику, и Тристан вдруг вспомнил о многочисленных слухах, ходивших по поводу легкомысленного нрава этой особы. При дворе почти в открытую говорили, что у нее множество любовников, но тем не менее обходились с ней учтиво, главным образом из-за того вклада, который Эфира вносила в благосостояние нации. Королева либо не знала о похождениях молодой герцогини, либо же снисходительно предпочитала их не замечать. Тристан издал мысленный стон. Снова нужно выступать в роли принца!

Слегка поклонившись, он взял ее левую руку и намеренно задержал в своих ладонях, заставляя женщину оставаться в реверансе чуть дольше, чем принято. В конце концов, скользнув губами по гладкому белому шелку плотно обтягивающей руку перчатки, принц улыбнулся, глядя Наташе прямо в глаза.

— Пожалуйста, поднимись, герцогиня, — сказал он. Женщина выпрямилась, и Тристан в который раз подивился ее высокому росту и эффектной внешности. Проигнорировав вопрос о родителях, он спросил: — Вы, надо полагать, прибыли на репетицию церемонии? Когда я буду иметь удовольствие поприветствовать герцога Балдрика?

Ему показалось, что при упоминании о муже в глазах женщины мелькнула некоторая напряженность, но даже если и так, она тут же исчезла.

— Думаю, не так скоро, мой принц, — герцогиня, раскрыв веер, принялась изящно обмахивать им глубокое декольте роскошного платья, открывающее соблазнительную ложбинку на груди. — К несчастью, у герцога случился внезапный приступ… Кишечное расстройство. И, если ты не возражаешь, называй меня просто Наташей, пожалуйста.

Продолжая игру веером, она кокетливо улыбнулась Тристану. Будь это не герцогиня Эфиры, принц, возможно, охотно откликнулся бы на ее откровенный призыв. Но сейчас… Нет, он не станет делать этого. Во всяком случае, не сегодня.

— Может быть, стоит отправить в вашу резиденцию кого-нибудь из придворных целителей, чтобы оказать герцогу помощь? — вежливо осведомился он, придя к выводу, что разумнее всего придерживаться темы ее супруга. Сложив на груди руки, Тристан как-то внезапно осознал, что под шнуровкой жилета грудь у него ничем не прикрыта. — Это самое малое, что мы можем сделать для близкой подруги моей матери.

Улыбка Наташи обнажила великолепные жемчужные зубы.

— Благодарю тебя, мой принц, но у меня есть предчувствие, что, как только я вернусь домой, болезнь оставит моего супруга столь же быстро, как и возникла.

Она слегка наклонила голову. Может, в ее словах имелся какой-то скрытый смысл? Ну, как бы то ни было, Тристан его не уловил. Герцогиня снова присела в глубоком реверансе.

— А теперь прошу извинить меня, мой принц. Мне не хотелось бы опаздывать к королеве. Я уже несколько месяцев не была при дворе, и она даровала мне редкую честь личной аудиенции. Но я буду с нетерпением ждать продолжения нашей беседы после окончания церемонии. Не окажешь ли ты мне любезность подсказать, как удобнее добраться до покоев королевы? — От веера женщины повеяло запахом ее терпких духов.

— Разумеется, герцогиня, — ответил Тристан.

Оглянувшись, он жестом подозвал лейтенанта королевской гвардии, весьма импозантного в своей парадной форме. На его фоне принц выглядел в особенности неприглядно, и все же Наташа по-прежнему не отрывала от него взгляда.

Лейтенант энергично отсалютовал Тристану.

— Проводи герцогиню в покои моей матери, — приказал принц.

Наташа протянула ему руку. Мысленно вздохнув, Тристан снова скользнул губами по затянутой в перчатку руке и коротко поклонился.

Сейчас поведение герцогини стало еще более откровенным. Она оглядела принца с ног до головы многообещающим взглядом, игриво прикоснулась кончиком языка к изящной родинке у левого угла рта, повернулась и удалилась в сопровождении лейтенанта, слегка покачивая бедрами.

Тристан все еще провожал их глазами, когда рядом с ним раздался иной голос, на этот раз мужской — звучный и низкий.

— Когда хорошенькая женщина заигрывает с тобой, это, может быть, ничего и не означает, но только откровенный глупец откажется от возможности выяснить истину.

Резко повернувшись на звук знакомого голоса, Тристан увидел Фредерика из дома Стейнарров, своего зятя и одного из лучших друзей, в сопровождении небольшого отряда королевских гвардейцев.

— Репутация этой дамы далека от безупречной, — с многозначительной улыбкой добавил молодой офицер, провожая герцогиню взглядом.

Тристан и Фредерик познакомились во время освоения принцем премудростей военного ремесла и сразу же понравились друг другу. С самого начала капитан королевской гвардии не стал обращаться к принцу официально, а говорил с ним на равных, и, возможно, именно эта, окрашенная глубокой привязанностью, непочтительность сделала Фредерика одним из его ближайших друзей. Очень высокий, плотный, с коротко подстриженными каштановыми волосами и густой бородой, зять Тристана напоминал огромного медведя и всегда выглядел так, будто форма ему тесновата. Но под блестящей кирасой билось отважное сердце настоящего воина. У принца не было брата, но если бы брата можно было выбирать, он, не задумываясь, предпочел бы всем остальным Фредерика.

Ничего удивительного, что очень скоро Фредерик взял на себя личную ответственность за военное обучение наследника престола. Со стороны же Тристана было вполне естественным представить друга своей сестре Шайлихе. Молодые люди почувствовали взаимную симпатию; королевская семья одобрила этот союз, и свадьба, едва ли не самая пышная и веселая за всю историю Евтракии, была сыграна год спустя после их знакомства. Еще годом позже Шайлиха забеременела, и вся страна радостно ожидала прибавления в королевском семействе.

— И давно ты тут стоишь? — поинтересовался принц, смущенно улыбаясь и особенно остро чувствуя неуместность своего облика рядом с парадной формой воинов.

— Достаточно давно, чтобы понять, что ты не поддался ни на одну из ее уловок, — отозвался Фредерик. Он подошел к Тристану поближе и понизил голос, чтобы его не могли услышать гвардейцы. — Мне сообщили, что у тебя был тяжелый день, но я и предположить не мог, что ты будешь выглядеть таким… утомленным. Однако дама не промах! Уверен, еще немного, и она начала бы срывать с тебя одежду.

— Нет уж, уволь, — Тристан покачал головой. — У меня и без нее хлопот хватает.

— Да, я уже знаю об этом. — Улыбка сбежала с губ молодого офицера, сменившись выражением искреннего беспокойства. — И полагаю, не я один. Не в деталях, конечно, но достаточно, чтобы понять — семь достойнейших мужей королевства, собравшихся за дверями королевской библиотеки, испытывают крайнее недовольство твоим по ведением. Шайлиха очень сильно за тебя тревожится.

Появление Фредерика почему-то вновь настроило принца на бунтарский лад.

— Давай пройдемся, — предложил он, забыв о настоятельном требовании Верховного мага не сходить с места, пока его не позовут. — Неплохо бы слегка размять ноги.

Зять Тристана прищурил глаза с видом явного неодобрения.

— А что скажет на это Виг? Ты ведь ему уже немало досадил сегодня!

— Разве он не является Верховным магом Синклита, всевидящим и всезнающим? — В голосе принца отчетливо прозвучал сарказм. — Если он сумел отыскать меня в Оленьем лесу, то уж наверняка найдет и в небольшом старом замке, известном ему, как свои пять пальцев, — круто раз вернувшись, Тристан взял кувшин с вином и два кубка с подноса проходившего мимо слуги, протянув один из них Фредерику. — Не знаю как тебе, а мне необходимо подкрепить силы. Пошли!

Медленно проходя рядом с зятем по отделанным мрамором коридорам, принц радовался тому, что оказался вдали от суеты и снова, хоть и на короткое время, предоставлен самому себе. Он быстро осушил кубок, за ним второй; капитан гвардейцев последовал примеру друга. Спустившись по лестнице, они оказались в одном из множества великолепных садов королевы Морганы. На небе сияли звезды и три красные луны, во тьме громко квакали древесные лягушки. «Уж очень все вокруг мирно и спокойно», — мелькнуло в голове Тристана.

Он налил себе еще вина и взглянул на Фредерика.

— Так ты говоришь, что маги весьма обеспокоены? — спросил принц.

— Да, и мы с твоей сестрой, между прочим, тоже. И думаю, у нас есть для этого серьезные основания. Иногда мне кажется, будто ты о своем Озорнике заботишься больше, чем о родных. Не хочешь рассказать поподробнее, что с тобой приключилось?

В любой другой ситуации Тристан охотно поведал бы другу о необычайных ощущениях, испытанных им сегодня.

Но сейчас что-то его останавливало. Тем более что принц и сам до конца не понимал, что именно произошло с ним в подземной пещере.

— Знаешь, я, наверно, не смогу объяснить тебе всего, даже если очень постараюсь, — ответил Тристан. — Сейчас мне нужно немного расслабиться и забыть об этом, прежде чем Виг, главный из мучителей, снова начнет меня допытывать. Ты же знаешь, он может вцепиться в человека почище, чем клещ. Конечно, намерения у него самые добрые, как и у других магов Синклита, но иногда мне больше всего хочется побыть просто Тристаном, обыкновенным гражданином Евтракии, а не принцем, — он заговорщицки улыбнулся, чувствуя, что от выпитого вина начинает шуметь в голове. — К сожалению, слишком часто удовольствие мне доставляет именно то, что запрещено. А если Виг не найдет меня у дверей в библиотеку, на мою голову в самом деле обрушатся громы и молнии.

Тристан с улыбкой отставил в сторону кувшин и с немалой силой, как это было у них принято, хлопнул зятя по плечу.

Может, все дело было в вине, а может, в чувстве здорового соперничества во всем, что касалось физических упражнений, всегда незримо витающем над приятелями. В любом случае, Фредерик воспринял жест принца как вызов, с готовностью улыбнулся, отцепил плащ и нанес ответный удар с такой силой, что тот выронил кубок и рухнул на землю.

Спустя считанные мгновения приятели возились, словно расшалившиеся школяры. Тристан, вскочив на ноги, обхватил Фредерика сзади, но тут же снова оказался на траве. Капитан гвардейцев попытался прижать противника захватом, но мгновенно сам попался на ловкий финт, и принц с ехидной ухмылкой склонился над ним, окатив струей вина из кувшина.

Они расхохотались так сильно, что повалились в лужу пролитого вина и принялись кататься по земле, ломая росшие вокруг цветы. В конце концов оба, измазанные с головы до ног, уселись друг против друга, по-прежнему заливаясь неудержимым смехом.

Фредерик первым справился с собой и встал на ноги.

— Да уж, вижу, сегодня с тобой никто справиться не в состоянии. Когда маги наконец доберутся до тебя, останется одно — уповать на Вечность. Но ты, наверно, запамятовал: меня ждут совсем в другом месте. Этим вечером я очень занят, и развлекаться тут с бездельником вроде тебя мне больше некогда! — с видом притворного превосходства, прекрасно понимая, что и сам выглядит не лучше, он сверху вниз посмотрел на грязный жилет Тристана, его измазанные красным штаны и набросил на плечи плащ. — Может, тебе стоит переодеться? — заботливо произнес он. — Ты, наверное, забыл и об этом, но сегодняшний вечер устроен как раз в твою честь. — Капитан гвардейцев взмахнул мускулистой рукой в сторону сияющих огнями окон дворца. — Сегодня нас ждет грандиозный праздник, но можешь поверить, это ничто по сравнению с самой коронацией. — Фредерик покачал головой, глядя на непокорного члена королевской семьи, сидящего у его ног. — Побыстрее приведи себя в порядок, — добавил он, вспомнив о магах Синклита. — Думаю, этим вечером еще до окончания репетиции произойдет много такого, от чего ты окажешься далеко не в восторге. А теперь — удачи тебе, принц-грязнуля. — Фредерик шутовски раскланялся и зашагал в сторону лестницы.

Тристан проводил его взглядом. «Славный человек достался в мужья моей сестренке», — подумал он.

Однако прекрасное настроение принца заметно пошло на убыль по мере того, как он приближался к Палате прошений. Нарядные люди, которых к этому времени заметно прибавилось, бросали на него еще более удивленные взгляды. Вновь чувствуя себя словно в заточении среди всех этих праздных людей, Тристан покорно опустился в ожидающее его кресло и с тревогой вперил взгляд в высокую дверь библиотеки.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Виг пребывал в весьма скверном настроении. И причина этого крылась не в недовольстве сегодняшним поведением Тристана, а в том, что он не сумел предвосхитить его поступки. Подсознательно Верховный маг чувствовал, что именно принц способен найти Пещеру, в которой никто не бывал уже на протяжении столетий. Но то, что это произойдет так скоро, да еще в преддверии его вступления на трон… Вдобавок — Филлиус. Появление одного из охотников за кровью, о которых ничего не было слышно более двух столетий кряду, одновременно с находкой принца вряд ли было случайностью, и именно это вызывало сильнейшее опасение мага за будущее Евтракии.

Сейчас Виг стоял перед членами Синклита и королем Николасом в одном из подземных помещений королевского дворца, предназначенных для обсуждения проблем первостепенной важности. В то время как все остальные думали, что маги совещаются с королем в библиотеке, Верховный маг перенес его в это тайное место, поскольку не мог допустить, чтобы предстоящий разговор был кем-нибудь подслушан или прерван.

Он обвел взглядом сидящих вокруг овального полированного стола магов Синклита и короля. Николас сохранял обычную величественную осанку, но было видно, как сильно он встревожен; время от времени монарх непроизвольно оглаживал темную, подернутую серебром бороду. На нем уже было парадное бархатное одеяние — темно-голубое, отделанное горностаем, — в котором ему предстояло участвовать в репетиции церемонии. Рядом с традиционными серыми одеяния магов Синклита парадное платье короля выглядело еще более роскошным. Вид Парагона, удерживаемого на шее Николаса массивной золотой цепью, подействовал на старого мага успокаивающе.

«С чего же начать? — Его одолевали тревожные сомнения. — То, о чем я сейчас поведаю, многое изменит в жизни этих людей». Он уже набрал в грудь воздуха, но король, не в силах долее сдерживать беспокойство, заговорил первым.

— Виг, — негромко начал он, — я догадываюсь, что эта наша встреча чрезвычайно важна, учитывая тот факт, что до начала репетиции осталось менее двух часов, — Николас обвел взглядом собравшихся. — И поскольку принц весь сегодняшний день отсутствовал, можно сделать вывод, что причина, по которой ты попросил нас собраться в столь неподходящее время, как-то с этим связана, — он наклонился вперед, и Парагон закачался на его шее. — Я спрашивал Синклит, где был мой сын, но ответом мне служили лишь потупленные взоры. Скажи, Верховный маг, моему сыну что-либо угрожает?

— Нет, мой господин, с ним и с Шайлихой, которая весь сегодняшний день провела со мной, все в порядке, они здесь, во дворце, и ожидают твоих распоряжений. — Виг перевел взгляд на свои длинные пальцы, все еще не придя к окончательному решению, каким образом приступить к делу. — Однако что касается их безопасности, да, пожалуй, и безопасности нас всех, тут мне пока затруднительно дать положительный ответ.

Не успел никто и рта раскрыть, как Виг вышел в соседнюю комнату, вернувшись с боевым топором охотника за кровью, и бросил оружие на стол, оцарапав полированную поверхность.

Прерывая изумленные возгласы собравшихся, Верховный маг продолжил:

— Если кто-то из вас забыл, хочу напомнить, что не стоит прикасаться к желтоватым пятнам на лезвии, — он перстом указал на орудие убийства, тяжело опустился в свое кресло с высокой спинкой и испустил долгий вздох.

В зале стало тихо, как в склепе.

Николас в изнеможении прикрыл глаза. Он, казалось, собирался обрушить на Вига град вопросов, но потом, видимо, собрал остатки терпения и решил дождаться его объяснений. Лица магов покрыла смертельная бледность.

Тритиас считался в Синклите следующим по могуществу за Вигом. Кроме того, он был ближайшим другом Верховного мага и знал его дольше, чем кто-либо из остальных.

— Где? — только и вымолвил он.

— В Оленьем лесу, — ответил Виг.

Он не сомневался, что этот вопрос будет задан прежде всего, как не сомневался и в том, кто именно его задаст. То, где был найден топор, имело большое значение, и оба прекрасно понимали это.

— Надо полагать, ты убил его? — спокойно продолжал Тритиас, переведя взгляд с топора на Верховного мага.

Разумеется, — с печалью в голосе отозвался Виг. — Но есть еще кое-что, что вам следует узнать. На левом предплечье охотника, с внутренней стороны, я обнаружил красное родимое пятно, — он помолчал. — Это был Филлиус.

Маги обменялись недоверчивыми тревожными взглядами. Тогда Виг заговорил снова.

— Что касается черепа, насаженного на топор, могу сказать одно — он несомненно принадлежал магу, но кому именно, сейчас уже не определить. Полагаю, из уважения к этой первой жертве Филлиуса оружие следует уничтожить, а череп захоронить у обелиска среди останков прочих безымянных героев. Из предосторожности я предал тело Филлиуса огню, как мы всегда поступали в подобных случаях. Но хочу добавить еще вот что. Мне известно, что все вы, и ты, Николас, в том числе, слышали об исчезновении нескольких «магов резерва», которые произошли в последнее время. Не знаю, действовал ли Филлиус в одиночку, но, по крайней мере, теперь есть какая-то ясность относительно этих печальных событий.

Слайк, сидящий слева от короля, поднял взгляд на Верховного мага; в его зеленых глазах металось множество вопросов.

— Охотники за кровью не были защищены «чарами времени». — На лице мага проступило выражение ужаса. — Ты думаешь, что возможно…

— Не знаю, — Виг умышленно перебил Слайка; он догадывался, о чем тот хочет спросить, но в данный момент предпочел уклониться от неизбежной дискуссии. — Либо он каким-то образом сумел выжить на протяжении более чем трех столетий и остаться незамеченным, в чем я сильно сомневаюсь, либо его недавно вызвал к жизни тот, о ком нам ничего неизвестно. В любом случае дальнейшее обсуждение пока бессмысленно, — старик сложил перед грудью руки и решительно обвел взглядом остальных, памятуя о том, что он — Верховный маг, и твердо решив, что разговор пойдет так, как он сочтет это нужным. — Кроме того, мне еще предстоит сообщить вам о другом сегодняшнем событии, последствия которого представляются мне гораздо более опасными.

Виг постарался собрать все свое мужество. «Эти маги были моими друзьями на протяжении столетий, — с болью думал он. — Как у меня повернется язык рассказать им правду? Вечность, как король воспримет то, что узнает о своем сыне?»

Призвав на помощь все свое хладнокровие, он решил, что не стоит больше ходить вокруг да около. И сказал предельно просто:

— У меня нет никаких сомнений в том, что сегодня принц Тристан обнаружил Пещеру Парагона и проник в нее.

После этих слов воцарилось мертвое молчание; потом члены Синклита заговорили все разом, что было весьма необычно для магов. Виг уже хотел было призвать собравшихся к тишине, но король внезапно с такой силой опустил свой кулак на стол, что топор подскочил на нем и с грохотом рухнул обратно. Мгновенно все смолкли.

Николаса била нервная дрожь. Проявляемое им терпение по отношению к сыну, по-видимому, иссякло.

— Виг, будь любезен, объясни, откуда тебе это известно? — спросил король едва слышным шепотом, так непохожим на обычный раскатистый голос.

— Мне очень жаль, мой господин, но тут не может быть никаких сомнений. Еще даже не встретив принца, я почувствовал, что его кровь неуловимо изменилось. И это ощущение становилось все сильнее по мере того, как я к нему приближался. А когда я увидел Тристана, какие-либо сомнения рассеялись окончательно. От него исходило лазурное свечение, которого мне не приходилось видеть с того дня, когда принц появился на свет. Я вообще не видел ауру такой интенсивности с тех пор, как разбил чашу, поставив точку в судьбе волшебниц Шабаша.

«За три с лишним века мы в первый раз открыто говорим о волшебницах, — подумал Виг. — Очень странное ощущение — осознать то, что они вновь столь внезапно вторгаются в нашу жизнь».

Он перевел взгляд на магов. Только двоим из них, Мааддару и Тритиасу, удалось взять себя в руки и сохранить хотя бы видимое спокойствие. Николас тяжело откинулся в кресле; непосильный груз придавил ему плечи.

Мысль о том, что на этом неприятные новости еще не закончились, заставила старого мага содрогнуться. «Все равно что сыпать соль на раны», — с горечью подумал Виг. Он поднялся и встал за креслом, опершись руками на его спинку, на которой было вырезано его имя.

— Сожалею, но мне придется сообщить еще кое о чем. — На мгновение Верховный маг стиснул зубы. — Одежда принца вымазана красным. Тем самым красным. И здесь также не может быть ошибки. Это значит, что Тристан либо окунался в подземное озеро, либо, по крайней мере, омыл какую-то часть тела его водой. Нет нужды напоминать, насколько это может быть опасно для нас. Мы вступаем в неизвестность, и ведет нас туда абсолютно несведущий человек с «одаренной» кровью, которого тем не менее мы все очень любим. — Он помолчал, глядя прямо в глаза Николасу, для которого прежде всего и предназначались последующие слова. — Нужно постараться сохранить это чувство, какие бы тяжкие испытания ни ждали нас впереди.

Как Верховный маг и надеялся, выражение лица короля несколько смягчилось.

— К несчастью, принц, скорее всего, видел туннель Древних провидцев, а может, и попытался в него проникнуть, — продолжал Виг, нахмурив брови. Никто из вас не почувствовал какого-либо нарушения магической завесы, охраняющей вход в туннель? — Маги не отвечали. — Хорошо. Однако должен признаться, сам я ощутил некоторое колебание завесы. Возможно, потому, что находился ближе всех к Пещере. Одновременно могу с уверенностью подтвердить, что целостность завесы не нарушена и Манускрипт по-прежнему в неприкосновенности.

— Останется ли аура вокруг Тристана навечно? — спросил Верховного мага король, и в его обычно властном голосе прозвучали нехарактерные нотки тревоги и даже какой-то робости.

— Нет, мой господин, — с сочувствием отозвался Виг. — Аура исчезнет не позже чем через несколько дней. Если, конечно, принц снова не отправится в Пещеру. Думаю, все согласятся со мной, что в данных обстоятельствах ему ни в коем случае нельзя этого позволить, — маг крепко стиснул спинку кресла длинными пальцами. — Еще хорошо, что голубое мерцание не видно никому, кроме меня. Сам Тристан его тоже не замечает. Отсюда следует, что мы должны сохранить это в строжайшем секрете.

— Стал ли принц проявлять повышенный интерес к магии? — осведомился Эглоф. — Насколько мне помнится, контакт с водой подземного озера порождает неутолимую жажду знаний в этой сфере. Если я не ошибаюсь, об этом упоминается и в самом Манускрипте.

Эглоф закрыл глаза, видимо, пытаясь извлечь из своей необъятной памяти текст Манускрипта. Все понимали, что сейчас ни в коем случае не следует его прерывать. Эглоф, известный среди них как несравненный знаток Манускрипта, мог дать ответ практически на любой вопрос, касающийся содержания этой книги.

— Верно, — сказал он наконец, поднимая веки. — В Манускрипте действительно упоминается об этом, в одной из последних глав раздела Закона.

— Именно это и является последней недоброй новостью, которую мне приведется сообщить вам сегодня, — медленно произнес Верховный маг. — Да, дело обстоит именно так, жажда знаний горит во взоре принца, его разум обуревают тысячи вопросов. И, учитывая природу рождения Тристана, боюсь, эта жажда, в отличие от ауры, так быстро не исчезнет.

Виг внимательно глядел на короля, чтобы понять, справится ли Николас с только что обрушившимися на него ужасными известиями. Выход из создавшегося положения был только один, и все собравшиеся прекрасно понимали это.

— Мой господин, — мягко произнес Верховный маг, — по-моему, пора открыто, ничего не скрывая, поговорить с Тристаном. Думаю, что в интересах страны придется за претить принцу даже приближаться к Пещере. И еще — вплоть до самой коронации следует держать твоего сына под неусыпным наблюдением.

Такое решение напрашивалось само собой, но принять его должен был именно Николас. Виг и остальные маги молчали, ожидая, что скажет король.

Тот с усилием расправил плечи, поднял голову и, вновь обретя королевскую осанку, посмотрел в глаза старого мага.

— Верховный маг, — спокойно сказал король, — ступай и приведи сюда принца..

Пребывавший в глубокой задумчивости Тристан вдруг почувствовал, что кто-то коснулся его плеча. Обернувшись, он увидел Вига. Старый маг умел приближаться совершенно бесшумно.

— Твой отец хочет, чтобы ты предстал перед нами, — произнес он. Встретившись с неумолимым взглядом Вига, принц понял, что иного выхода нет. Сердце его упало.

— А как же репетиция церемонии? — тем не менее спросил он. — Ведь совсем скоро всех нас будут ждать в Тронном зале.

Отговорка, конечно же, была весьма слабой, но придумать ничего лучше Тристану не удалось.

— Репетиция может подождать, — ответил старик. — Она состоится, можешь не сомневаться, только чуть позже. Ведь церемония все равно не начнется без тебя, твоего отца и членов Синклита, не так ли?

Принц угрюмо шагнул к двери из красного дерева, но Виг остановил его.

— Поступим иначе, — старик оглядел Тристана с головы до ног и, обнаружив, что тот, хотя это и казалось совершенно невозможным, стал еще более грязным, чем был днем, сокрушенно подумал, что вряд ли внешний вид сына улучшит настроение короля. — Следуй за мной.

С этими словам маг направился в противоположную сторону, пересекая Палату прошений. Принц с мрачным видом поплелся за ним по пятам.

В коридорах дворца толпилось множество людей — подготовка к церемонии шла полным ходом. При виде Вига все почтительно уступали ему дорогу. Однако Верховный маг, казалось, не замечал никого и ничего вокруг. Пройдя длинным, с отделанными мрамором стенами коридором, они с принцем оказались в той части королевского дворца, куда Тристан заходил сравнительно редко.

Наконец старик остановился перед тяжелой деревянной дверью, обшитой по краю медными полосами. Дверь отворилась по знаку мага, и Виг; сопровождаемый принцем, вошел в большое, отделанное дубовыми панелями помещение, вдоль стен которого висели длинные полки, уставленные книгами. Никогда прежде Тристан в этом помещении не бывал, но, как он недавно вспоминал, в огромном дворце было много комнат, куда он не заглядывал ни разу в жизни. Старик закрыл дверь и, прищурив глаза, бросил на нее взгляд; замок защелкнулся. У принца мелькнула мысль, что, может быть, эту дверь могли открывать только маги. Виг подошел к одной из панелей стены и нажал на завитки, которые казались частью резного орнамента. К удивлению Тристана, секция панели начала медленно и бесшумно поворачиваться, обнаруживая скрытое в стене углубление.

— Не забывай, нас все-таки ждут, — проворчал маг и первым вступил в углубление, по размерам напоминающее кладовую на кухне. Когда принц присоединился к нему, Виг потянул за свисающий из отверстия в потолке бархатный шнур с кисточкой на конце. Вращающаяся панель послушно закрылась за ними.

Внезапно у Тристана возникло ощущение падения, хотя, оглядываясь по сторонам, он видел, что по-прежнему стоит на полу. Тем не менее движение вниз ощущалось совершенно определенно. Принц вопросительно взглянул на старика.

— Опять магия?

— Вовсе нет, — отозвался старик, не сдержавший легкой улыбки. — Просто новое изобретение для удобства перемещений. Здесь используется сила воды, а не магия. Одно из любимых увлечений мага Мааддара — он называет это устройство гравитационной кабиной. — Улыбка сбежала с лица Вига, в его голосе вновь зазвучали характерные властные нотки. — А я-то думал, ты сегодня успел понять, что магия — вовсе не панацея для решения всех проблем. Но ты не ошибся, мы опускаемся. Причем намного ниже уровня первого этажа. — Маг помолчал. — Ты должен поклясться, что будешь хранить в тайне все, что увидишь и услышишь, начиная с этого момента. В том числе и существование этой кабины.

— Но ниже первого этажа в этой части дворца ничего нет, — недоверчиво протянул Тристан. — Все подземные помещения — кухня, буфетные, комнаты слуг — находятся далеко отсюда. Уж что-что, а их расположение мне известно неплохо!

Едва принц закрыл рот, как движение внезапно прекратилось, и отделанная дубом панель, служившая дверью странного средства передвижения, вновь начала поворачиваться.

Когда она открылась достаточно широко, маг сделал рукой приглашающий жест.

— Значит, говоришь, ниже первого этажа в этой части дворца нет никаких помещений? Ты так в этом уверен? Тогда попробуй-ка убедить в этом их!

Тристан выглянул в открытую дверь и в совершенном изумлении воззрился на Вига, но старик уже вышел наружу, подав знак следовать за собой.

Они очутились в огромном овальном помещении, выложенном прекрасным светло-голубым лендиумским мрамором, от которого во все стороны расходились более десятка кажущихся бесконечными коридоров. Зрелище и само по себе было впечатляющим, но куда больше поражало множество находившихся здесь людей — принц понял, что это были маги, облаченные в свободные серые одеяния. Однако он заметил одну особенность — эти маги не заплетали свои волосы в косички.

Как и большинство жителей королевства, Тристан, конечно, хорошо знал всех магов Синклита, но ни один из находящихся здесь знаком ему не был. Учитывая это обстоятельство, а также то, что у них отсутствовали традиционные косички, принц счел, что, возможно, это маги низшей ступени или, как их называли в Евтракии, «маги резерва». Но ему никогда даже в голову не приходило, что их может быть так много, и он понятия не имел, чем они тут занимаются. Все эти маги, казалось, спокойно направлялись по своим делам, негромко переговариваясь друг с другом.

Проходя мимо старого мага, каждый отвешивал почтительный поклон.

— Виг, где это мы? — ошеломленно прошептал Тристан.

Принц стоял, словно пригвожденный к месту. Ну и денек сегодня выдался — одно впечатление удивительнее другого; хотя, по правде говоря, с него их давно уже было более чем достаточно.

— Мы называем это место Редут Синклита — здесь мужчины с «одаренной» кровью обучаются магии. Надеюсь, ты будешь вести себя здесь как подобает. — Они зашагали по одному из коридоров, и старик продолжал на ходу свои пояснения: — Редут был создан в конце Войны с волшебницами, с целью поддержки и развития нашего искусства, — маг обратил на Тристана свой ястребиный взор. — Надеюсь, ты помнишь, что я рассказывал тебе сегодня о направлении магии под названием Закон? — Вопрос был, в общем-то, излишний.

— В конце войны мы были близки к гибели. В стране свирепствовали голод и эпидемии, процветала преступность. Королевская гвардия оказалась выкошена почти подчистую, это же можно было сказать и про магов. Серьезнейших проблем было столько, что ни какой Синклит собственными силами с ними не справился бы. Тогда-то мы и создали в катакомбах, размещающихся под королевским дворцом в Таммерланде, Редут — чтобы обучать здесь магов, которые потом направлялись в разные уголки страны. Они должны были способствовать установлению мира и порядка в деревнях и городах Евтракии, причем мирным, а не насильственным путем. И эта практика продолжается до сих пор.

Все маги, которых ты видишь здесь, уже прошли обряд посвящения и дали клятву. Мужчина с «одаренной» кровью, желающий обучаться магии, занимается этим здесь под нашей опекой, дабы мы имели возможность убедиться, что он изучает лишь наше направление магии, выдержан, ответственен и с уважением относится к прошлому. — Бровь старика знакомым движением взлетела вверх. — Собственно говоря, я упоминаю как раз те качества, которых тебе в последнее время явно не хватает, — с этими словами маг направился в сторону одного из коридоров.

— После того как попавшие сюда дадут клятву и подвергнутся воздействию «заклинания смерти», они приступают к первому этапу обучения. Разумеется, тот, кто отказывается дать клятву, незамедлительно исключается из их числа. Успешно завершившие обучение отправляются в различные провинции Евтракии, как правило, под видом простых крестьян. Их задача — добрыми делами помогать людям; в пределах здравого смысла, конечно. Всю свою жизнь эти маги должны вести себя так, чтобы непосвященные не догадывались, кто они на самом деле. Тайное благотворительное общество, если угодно. По силе все они значительно уступают магам Синклита, но подобное положение вещей не расходится с нашими планами.

— И никто из этих людей не пытается использовать магию в корыстных целях? — полюбопытствовал принц.

— Увы, — вздохнул Виг. — Ни одну систему нельзя считать совершенной. Но «магов резерва» достаточно много, и они в состоянии не выпускать друг друга из поля зрения. Отступничество или злоупотребление своим искусством, скорее всего, будет замечено остальными магами, и те немедленно сообщат нам об этом — так, по крайней мере, мы надеемся. Ранее такие вещи случались нередко, но сейчас мы с подобным почти не сталкиваемся.

Продолжая идти по бесконечному коридору, старик сцепил за спиной руки и устремил взгляд на великолепный мраморный пол.

— «Маги резерва» не задерживаются подолгу на одном месте; они не защищены «чарами времени», а потому живут и умирают, подобно всем остальным людям. Но их деятельность крайне полезна и тем, кто обладает «одаренной» кровью, и обыкновенным гражданам.

Чтобы понять, почему их не подвергают заклинанию «чар времени», нужно пережить то, что выпало на нашу долю во время войны. Не самое справедливое решение, согласен. Но мы постоянно испытываем опасения, что магию снова смогут использовать против нас. Справедливо или нет, но Синклит считает, что ради безопасности Евтракии наивысшая степень овладения магией и «чары времени» должны распространяться исключительно среди нас — тех, кому можно доверять безоговорочно. Может, «маги резерва» и сожалеют, что лишены дара почти что вечной жизни. Что я могу сказать? Если кто-то мечтает стать магом только ради того, чтобы продлить себе жизнь, такой мотив, по моим понятиям, должен считаться недостойным. Но большинство людей с «одаренной» кровью, которых мы обучаем своему искусству, тянутся к знанию от чистого сердца и без особых сетований принимают наши ограничения.

— И все они знают друг друга в лицо? — спросил Тристан.

— Их так много, что вряд ли возможно знать в лицо абсолютно всех, — ответил Виг. — Вот почему, прежде чем они отправятся по стране, каждому на верхнюю часть предплечья правой руки — чтобы знак легко можно было спрятать под одеждой — наносится особая татуировка. Что-то вроде стилизованного изображения Парагона.

Проходя вслед за магом по коридору, принц заметил, что многие выходящие в него двери помещений распахнуты настежь. Часть из них более всего походили на библиотеки — от пола до потолка там возвышались стопки пыльных фолиантов с надписями на корешках на том же непонятном языке — принц сразу уловил сходство, — что и надписи вдоль свода подземной пещеры. Другие комнаты скорее напоминали кладовые. Третьи выглядели как удобно обустроенные жилые покои. Но то, что Тристан увидел в одном из помещений, заставило его в удивлении остановиться.

В большой, ярко освещенной комнате собрались не менее сорока мальчиков разного возраста, от едва научившихся ходить до примерно десятилетних. За мальчиками приглядывали не служанки и няни, а маги, обращающиеся с ними с нежной заботливостью, как со своими собственными детьми. «Может, это и впрямь их дети», — подумал принц. Но удивительнее всего было то, что мальчики не просто играли. Чем дольше Тристан наблюдал за ними, тем сильнее проникался уверенностью, что эта не игра, а особая форма обучения.

И кое-кто уже демонстрировал поразительные образцы своего искусства.

Двое мальчиков лет шести играли ярким мячом — но перебрасывались им без помощи рук. Мяч летел в сторону одного из игроков, потом вдруг на мгновение зависал в воздухе и устремлялся обратно. Мальчишки весело хохотали, передвигая мяч с такой легкостью, словно умели делать это с рождения.

В глубине комнаты стоял с закрытыми глазами более старший по возрасту мальчик. Казалось, он пребывает в праздности; однако стоило принцу перевести взгляд на его ноги, как он сразу же понял ошибочность своего впечатления: тот парил на небольшой высоте, не касаясь пола.

Еще одна группа сидела полукругом, внимательно слушая объяснения мага, показывающего им какие-то символы, нанесенные на пергамент.

— Это что, ясли или школа? — недоуменно спросил Тристан. — И чьи это дети?

— И то и другое, разумеется, — ворчливо отозвался маг, радуясь возможности поддеть принца. — Да еще и интернат или как еще можно назвать место, где занимаются воспитанием и обучением детей? А что касается твоего второго вопроса — здесь ты тоже оказался прав, — Виг в очередной раз словно угадал мысли Тристана, — это дети магов. Сыновья «магов резерва», в чьих жилах течет «одаренная» кровь. Конечно, не все их дети обладают таким свойством. Во многих отношениях эти маги не так уж сильно отличаются от остальных людей. Вспомни, ведь они не защищены «чарами времени». Покинув Редут, они занимаются делом, которое им по душе, влюбляются, женятся, заводят детей и в конце концов умирают, как обычные люди. Со времени окончания войны «магов резерва» становится все больше и больше, поскольку многие из них приводят сюда своих сыновей с «одаренной» кровью, — погрузившись в далекие, дорогие сердцу воспоминания, старик рассеянно прикрыл рукой глаза.

— Связь между магом и его ребенком, как правило, очень сильна. Если, к примеру, магу нужно посетить Редут, его сын скорее предпочтет отправиться с ним, нежели остаться дома с матерью. Нам показалось, что создать такое заведение — совсем неплохая идея. Здесь под нашим присмотром маги объясняют сыновьям азы магического искусства. Ничего подобного прежде не существовало. Наблюдая за тем, что здесь происходит, мы пришли к выводу, что не ошиблись: подобное начинание действительно оказалось весьма ценным. Все эти резвящиеся здесь мальчуганы уже дали клятву магов и, разумеется, изучают только Закон.

На губах принца, представившего себе реакцию сестры, если бы ей довелось увидеть этих детей, промелькнула невольная улыбка.

— Если у Шайлихи родится сын, он тоже станет здесь учиться? — поинтересовался он.

«Как ответить на этот вопрос? — с грустью подумал старик. — Как объяснить нашему сверх меры любознательному молодому человеку, что качество крови как его собственной, так и Шайлихи таково, что по сравнению с их отпрысками эти мальчишки будут выглядеть просто-напросто неуклюжими тупицами?» Маг еле заметно покачал головой.

— Нам пора, — промолвил он, уклоняясь от прямого ответа. — Ты забыл, что нас давно уже ждут?

«Рад бы забыть», — пронеслось в голове Тристана, которого слова Вига вернули к действительности.

Дверь, перед которой они в конце концов остановились, мало отличалась от предыдущих — разве что на ее поверхности были начертаны загадочные символы наподобие тех, которые принц видел в пещере. Если бы не тревога, вызванная предстоящим разговором, Тристан непременно воспользовался бы возможностью расспросить мага, что означают эти символы.

Виг, поманив за собой принца, вошел внутрь, и дверь с тяжелым стуком закрылась за ними.

Внезапно у Тристана совершенно невпопад мелькнула мысль, что поскольку помещение, в которое он попал, предназначалось исключительно для магов, следовательно, его убранство соответствовало именно их вкусам. Недостатки его размеров восполнялись изяществом декора. С центра высокого потолка свисала великолепная люстра, заливающая все вокруг мягким золотистым светом. Отделанные панелями красного дерева стены украшали картины и гобелены.

В центре за большим овальным столом восседали маги Синклита во главе с королем. Принцу сразу же бросился в глаза страшный боевой топор охотника за кровью. Единственным звуком, нарушавшим царящую в помещении тишину, было потрескивание горевших в камине дров.

Виг занял свое место за столом. Больше свободных кресел не было, из чего Тристан сделал вывод, что посетители тут бывают нечасто. Он подошел к камину, демонстративно повернувшись спиной к сидящим за столом, и протянул руки к огню. Только сейчас принц ощутил, как холодно здесь, глубоко под землей.

Николас, мрачно уставившись в спину сына, обтянутую грязным кожаным жилетом, снова и снова спрашивал себя, что же он упустил. Никогда прежде Тристан не разочаровывал его столь сильно, и дело было не только в том, что произошло сегодня. То, что принц обнаружил Пещеру, было, скорее всего, чистой случайностью. Однако, учитывая обычное для Тристана пренебрежение к тому, что имело огромное значение для будущего страны, его сегодняшние действия стали последней каплей, переполнившей чашу терпения короля. Николас любил сына больше жизни и знал, что это чувство никогда не угаснет в его сердце. Но одновременно он инстинктивно ощущал, что в их отношениях грядут перемены, и ни тот, ни другой не властны предотвратить их. «Несбыточные надежды тают с каждым мгновением», — обреченно подумал король.

— Повернись к нам лицом, Тристан, — властно произнес он.

Это прозвучало не как просьба отца, но как приказ короля одному из своих подданных.

Принц подчинился. Его раздражение усилилось — сегодня ему уже пришлось выслушать достаточно много всяческих указаний. Стремясь скрыть охватившие его чувства, он перевел взгляд на свои измазанные штаны и принялся счищать с них красные пятна, однако успехом его действия не увенчались. В конце концов, прекратив запоздалые попытки привести себя в порядок, он едва ли не с вызовом посмотрел на отца, готовый стоически принять все, что его ожидает.

— Пусть тебя не волнуют эти следы, — начал король, не сводя взгляда с лица сына. — Отчистить их тебе не удастся.

Тристан был ошеломлен. «Но как он узнал?» — промелькнуло в его сознании.

Благодаря усилиям собравших в этой комнате магов ты стал достаточно образованным человеком. Но иногда мне кажется, что ты теряешь разум и ведешь себя словно малое дитя.

— Может быть и так, — отозвался принц. — И я начинаю радоваться этому.

— У нас нет времени выслушивать твои дерзости, Тристан. — Чувствовалось, что король едва сдерживает себя. Еще бы! Никогда прежде сын не позволял себе разговаривать с ним в таком тоне. Верховный маг бросил на Николаса предостерегающий взгляд. — У нас имеется к тебе несколько вопросов, сын мой, — несколько спокойнее продолжал король. — И мы рассчитываем получить на них правдивые, искренние ответы.

— Только после того, как вы ответите на мои, — твердо заявил принц и перевел взгляд на Верховного мага. — Виг был настолько любезен, что рассказал мне кое о чем сегодня, и я очень благодарен ему за это, — лазурная аура вокруг Тристана, как заметил старик, стала заметно ярче, а глаза пылали неуемной жаждой знаний. — Но этого недостаточно, — с жаром закончил он.

Сейчас принц просто физически ощущал, как «одаренная» кровь струится по его жилам, а тело переполняет необычайная сила, полученная во время купания в подземном озере.

— Что же ты хочешь узнать? — мягко спросил Виг, вскинув бровь.

— То, что всегда хотел! — возмущенно воскликнул Тристан. — То, о чем умолял рассказать мне с тех пор, как научился говорить! Но, может, вы с возрастом стали хуже слышать?

Он почувствовал, что теряет над собой контроль, но остановиться уже не мог. Глубинная, идущая изнутри неуемная жажда узнать как можно больше о магии — и о себе самом — внезапно вспыхнула, подобно огненному фейерверку.

— Почему… Нет, чем я отличаюсь от всех остальных людей? — воскликнул принц, в отчаянии сжав кулаки. — Почему мой отец — первый король за все времена существования Евтракии, который решил войти в Синклит и стать свидетелем того, как его жена угаснет от старости? Почему я первый королевский отпрыск, которому было объявлено, что он тоже должен стать членом Синклита по окончании срока своего правления, в то время как всем королям, правившим до меня, доводилось самостоятельно решать свою судьбу?

Тристан окинул взглядом лицам присутствующих в кабинете, но никто из них не произнес ни слова. Ощутив текущие по щекам слезы и несказанно удивившись этому факту, принц снова отвернулся к камину.

Заметив, что король собирается заговорить, Виг снова сделал предостерегающий жест, призывая к молчанию. Николас с явной неохотой подчинился Верховному магу.

Старику было больно смотреть на Тристана, но он понимал, что вмешиваться сейчас не следует. Им необходимо убедиться, что принц в состоянии справиться со своим гневом и подчинить себе бегущую по его жилам кровь. И выяснить это можно лишь в том случае, если он будет обладать свободой воли. «Если бы Тристан уже закончил обучение, то был бы способен вмиг уничтожить собравшихся тут магов Синклита одной лишь силой мысли, несмотря на все наше могущество, — размышлял старик. — „Потомок одного из носителей Камня окажется Избранным, но перед ним явится другой“ — это не просто древнее пророчество; оно осуществляется сейчас, прямо на наших глазах».

Виг с радостью отметил, что дыхание принца начало приходить в норму. Старик перевел взгляд на Николаса и кивнул.

— Тристан, — мягко начал король, — я сожалею обо всем, через что тебе пришлось пройти. Но когда я говорю, что все мы, здесь сидящие, любим тебя, а я — больше всех, верь мне, это так и есть. И еще поверь — всему, что уже случилось в твоей жизни и чему еще только предстоит случиться, существуют очень веские причины. — Он бросил вопросительный взгляд на Верховного мага. Тот в знак одобрения на мгновение прикрыл глаза. — Пожалуйста, повернись к нам, сын мой, — попросил Николас.

Тристан повиновался; чувствовалось, что слова отца вызвали в нем бурю ответных чувств. На его щеках все еще блестели слезы, и ярость по-прежнему клокотала в груди. Однако от Вига не ускользнуло, что принц уже почти овладел собой.

— Тристан, — спросил король, глядя прямо в глаза сыну, — откуда взялись эти красные пятна?

«От сегодняшнего дня я хотел только одного, — с отчаянием подумал принц, — сохранить в секрете то, что я нашел подземную пещеру, и надежду туда вернуться. Но меня, похоже, вот-вот лишат и этого».

Тристан, хоть и с явной неохотой, в конце концов вынужден был рассказать все. И о «полевых красавицах», и о погоне за Озорником, и о своем падении в подземную пещеру. Рассказал и о том, как обследовал ее, как плавал в странной воде и как его отбросило от входа в туннель. Скрывать он ничего не стал. Закончив, принц и сам не мог понять, получил ли он от этого облегчение. Сидящие за столом хранили угрюмое молчание, и единственным звуком, нарушавшим тишину, снова стало потрескивание дров в камине.

Наконец Верховный маг нарушил затянувшееся молчание.

— Прежде всего необходимо восстановить магическую завесу, установленную нами в свое время перед входом в пещеру и невольно разорванную сегодня Тристаном. Тритиас, думаю, тебе лучше всех удастся справиться с этой задачей.

Вига серьезно тревожил вопрос, каким образом завеса вообще смогла оказаться нарушена, но сейчас обсуждать это не имело смысла. Скорее всего, именно качество крови принца позволило ему проникнуть сквозь защитный барьер.

Маг снова перевел взгляд на Тристана.

— Мне очень тяжело говорить тебе об этом, но ты ни при каких обстоятельствах не должен снова посещать Пещеру. Для всех нас это имеет слишком большое значение.

Принц ожидал услышать что-нибудь подобное и все же испытал в первый момент ощущение, будто сердце у него вот-вот разорвется от боли. Однако внезапно ему в голову пришла совсем другая мысль.

— Виг, но если завеса вокруг пролома в стене будет восстановлена, «полевые красавицы» не смогут выбраться наружу. Ведь они погибнут!

Не знаю, Тристан, старик покачал головой и, подойдя к принцу, положил руку ему на плечо. — Мы вообще не предполагали, что они смогут проникнуть в пещеру. И как бы то ни было, мы обязательно должны восстановить завесу.

Николас медленно встал и тоже подошел к сыну.

— Мы и так уже слишком затянули с началом церемонии. Гости и слуги наверняка в немалом недоумении. Виг, прошу тебя, сообщи им, что репетиция откладывается при мерно на час. Кроме того, я хотел бы побеседовать со своим сыном в присутствии королевы, Шайлихи и ее мужа. — Король посмотрел на принца. — Мне очень жаль, но не только у Синклита имеются к тебе претензии, Тристан. У твоих родных тоже. — Потом он с неодобрительной гримасой обвел взглядом грязные штаны и кожаный жилет сына. — Боюсь, у тебя не останется времени на то, чтобы переодеться.

Произнеся эти слова, Николас, повинуясь внезапному импульсу, притянул Тристана к себе и заключил в объятия, радуясь тому, что сын ответил ему тем же.

— Я хочу, чтобы при этом разговоре присутствовали только члены нашей семьи, — сказал король Вигу. — Она продлится недолго.

Маг отвесил ему глубокий поклон.

— Как пожелаешь, мой господин.

После ухода магов Николас повернулся к камину, пламя в котором начало медленно затухать.

«Вечность, молю тебя, помоги нам пережить последствия сегодняшнего дня», — с грустью подумал король Евтракии.

Долго ждать им не пришлось; вскоре Виг привел Моргану, Фредерика и Шайлиху, после чего, бросив на принца быстрый озабоченный взгляд, закрыл за собой дверь.

Выражения лиц вошедших подсказывали Тристану, что они уже были в курсе всего, что произошло сегодня. По знаку Николаса все расселись за столом. Молчание было столь тягостным, что принц почувствовал себя сейчас даже более одиноким, чем в тот момент, когда он стоял перед королем и магами Синклита. «Маги подавляют своим могуществом, но ведь своих родных я люблю больше всех на свете». Шайлиха и ее муж ободряюще улыбались принцу, ожидая, пока заговорит король.

— Тристан, — наконец начал тот, словно прочитав мысли сына, — ты любишь нас?

Вопрос обрушился на принца, словно удар молнии. Как может отец сомневаться в этом?

— Да, отец, — ответил он дрогнувшим голосом. — Во всем мире для меня нет никого дороже вас.

Николас неожиданно наклонился вперед, сжал в ладони Парагон, мерцавший кроваво-красным светом, и поднес камень к лицу сына.

— А что ты знаешь о значении этого камня? — в голосе короля зазвучали обычные повелительные нотки.

— Очень скоро, после того как взойду на престол, я буду носить Парагон на шее, точно так же, как носил его ты, с тех пор как тебе исполнилось тридцать, — ответил Тристан, не совсем понимая вопрос отца. — Больше мне о нем ничего не известно.

Николас перевел взгляд на Парагон, который носил уже так долго — тот самый драгоценный камень, истинным хранителем которого, по словам магов, должен стать его единственный сын. «Как сказать ему об этом? — с болью спрашивал себя король. — Как объяснить, почему мы, родители, так сильно тревожимся за него, если на все волнующие мальчика вопросы можно будет ответить только после коронации?»

Николас откинулся в кресле и вздохнул.

— Все присутствующие здесь, так же как и маги Синклита, знают, что ты не хочешь быть королем. Но тем не менее ты взойдешь на престол, и это случится уже совсем скоро. Сейчас мне остается сказать тебе только одно — если ты не изменишься и не станешь более ответственно относиться к своим обязанностям, то будешь скверным правителем и можешь погубить и свою семью, и всю страну. Слишком много людей погибло, защищая Парагон, чтобы доверить носить его тому, кто не желает исполнять свои обязанности. Поверь мне, и это не пустые слова, — по причинам, которые я не могу объяснить тебе сегодня, твое правление должно стать совершенно особенным.

Я попросил Шайлиху и ее мужа прийти сюда, потому что хочу, чтобы они тоже услышали то, что я сейчас скажу, — продолжал король. — Ты должен постоянно помнить о том, что речь касается не только меня и твоей матери. Речь идет также о будущем твоей сестры, ее мужа и их ребенка. Скоро на твои плечи ляжет ответственность за всех нас и за страну. Знаю, ты хотел бы, чтобы все сложилось иначе. И знаю также — ты убежден, что судьба несправедлива к тебе; возможно, так оно и есть. Но со временем ты поймешь причину этого.

Тристан посмотрел на сестру, Фредерика и прочел на их лицах сочувствие и тревогу. «Они беспокоятся не только обо мне, — понял принц, — но и о своем будущем ребенке». Он перевел взгляд на отца.

Николас снова сжал в ладони Парагон — сейчас кроваво-красные отсветы падали на его пальцы — и с надеждой посмотрел на Моргану. «Моя королева. Мать Тристана и Шайлихи, — подумал король, — единственная женщина, которую я любил. В нашем сыне так много того, что дала ему ты. Помоги мне убедить его, родная. Только ты можешь это сделать».

Моргана прекрасно поняла невысказанное желание мужа. Постаравшись придать лицу строгое выражение, она обратилась к принцу:

— Истина заключена в том, сын мой, что этот камень не должен носить тот, кто исполняет свои обязанности по принуждению. Лишь человек, обладающий истинным мужеством и решимостью, может быть достойным этой чести.

Напряженно вглядываясь в лицо сына, королева поняла, что ей в конце концов удалось достучаться до его сердца, и последующие слова подбирала с особой тщательностью, зная, что они причинят ей немалую боль.

— Я повторяю вопрос твоего отца: любишь ли ты нас? Любишь ли настолько сильно, чтобы, невзирая на свое нежелание быть королем, пожертвовать собой и все же взойти на престол Евтракии и стать таким правителем, которого заслуживает наш народ? — Моргана умолкла, колеблясь, стоит ли рисковать, приводя последний довод. — Или мы должны просить магов найти другого человека с «одарен ной» кровью, который будет носить этот камень?

«Или мы должны просить магов найти другого человека с „одаренной“ кровью, который будет носить этот камень…» Эти неслыханные слова, произнесенные матерью, эхом отдавались в сознании принца, словно звон колоколов Вечности. Их искренность и простота взволновали его до глубины души. Впервые в жизни Тристан по-настоящему понял, насколько, должно быть, достойным сожаления выглядел он всегда в глазах не только «своих близких, но и подданных.

Принц медленно поднялся и подошел к матери. Чувствуя, что в глазах закипают слезы, он опустился перед королевой на колени, склонил голову и прижался губами к краю ее платья.

— Я по-прежнему не знаю, какой правитель из меня получится, мама, — негромко произнес он. — Но никогда, никогда не сомневайся в моей любви к близким, своей стране и в моей готовности сделать все, что в моих силах, чтобы защитить вас всех. Я буду хранителем этого камня, — Тристан по-прежнему не поднимал головы и потому следующие слова произнес едва слышно. — Но пожалуйста, пойми, мне так многому еще предстоит научиться.

Моргана улыбнулась и посмотрела на мужа, глаза которого тоже заблестели от слез. Она ласково положила руку на склоненную голову Тристана.

«Сейчас, — подумала королева, — это все, о чем мы можем просить тебя».

ГЛАВА ПЯТАЯ

Она улыбалась, слушая, как звук щелкающего кнута разносится в утреннем воздухе. Вторая госпожа Шабаша могла бы использовать для того, чтобы наказать раба, свое могущество, но действовать собственными руками всегда доставляло ей особенное удовольствие. Теперь она достигла в этом умении немалых успехов и точно рассчитывала замах плетеным кожаным кнутом, чтобы он опускался именно на те участки голой спины, которые соответствовали ее замыслу. Создаваемый на живой плоти рисунок уже начал приобретать нужные очертания. Кнут свистел в воздухе, капли крови летели в разные стороны.

Волшебница кончиком языка слизнула кровь с тыльной стороны ладони и снова улыбнулась.

Молодой раб по имени Стефан не сумел удовлетворить ее, и ему придется жестоко заплатить за это. У него даже эрекции не возникло, что само по себе было ужасным оскорблением, но потом он совершил и вовсе роковую ошибку: рассмеялся ей в лицо.

Сакку, вторая госпожа Шабаша, полностью обнаженная, стояла в своей роскошной спальне в Цитадели и ее грудь тяжело вздымалась от напряжения. Когда волшебница услышала смех Стефана, с ней едва не случилась истерика; однако это не помешало ей достигнуть желаемого в работе с кнутом. Она так жаждала немедля наказать дерзкого раба, что даже не оделась и не отвела его в темницу, как поступала обычно. Сейчас, внимательно разглядывая кровавые полосы, рассекавшие его спину, Сакку ясно увидела, что до полного успеха еще далеко. Однако всего несколько ударов достойно завершат начатое дело.

Внезапно обнаженный раб застонал, и его тело безвольно обвисло на наручниках, которыми он был прикован к укрепленным на потолке цепям. Глаза его закрылись, голова свесилась на бок, точно у мертвого.

Отбросив за спину прядь длинных, черных как смоль волос, Сакку опустила взгляд миндалевидных глаз на горбатого карлика, сидящего, словно послушный пес, на корточках у ее ног.

— Ну-ка, разберись с ним, Гелдон, — приказала она, сворачивая кнут. — Он слишком силен, чтобы покинуть нас так быстро, — в голосе волшебницы, нежном, как шелк, явственно звучали чувственные нотки.

Карлик, как он уже проделывал это несчетное множество раз, прикоснулся толстыми короткими пальцами к своему ошейнику и нащупал украшенную драгоценными камнями цепь, тянущуюся к металлическому кольцу, врезанному в мраморный пол. Он не знал, сколько таких колец его госпожа приказала закрепить в помещениях Цитадели для того, чтобы ее личный раб всегда находился под рукой и она могла в любой момент использовать его, как ей вздумается, или же снова посадить на цепь. Сакку слегка наклонила голову, и, подчиняясь ее взгляду, кольцо разомкнулось, дав возможность карлику освободить основание цепи. Гелдон покорно подхватил ее и заковылял к безвольно обвисшему телу раба.

— Он жив, госпожа, — почтительно доложил карлик. Он старался говорить по возможности кратко, дабы еще больше не вывести из себя хозяйку.

— Хорошо, — небрежно обронила та. — В таком случае, приведи его в чувство. Мое «творение» еще не закончено, и я хочу, чтобы дерзкий раб в полной мере почувствовал мое мастерство.

Горбатый карлик зашаркал к стоящей неподалеку ванне и набрал ведро холодной воды. Встав на стул, он плеснул водой в лицо раба. Затем, когда тот постепенно начал приходить в себя, Гелдон резким рывком за волосы оттянул его голову назад и вылил на Стефана всю оставшуюся воду. Госпоже нравилось, когда он таким образом приводил в чувство потерявших сознание. Давясь и кашляя, светловолосый молодой мужчина конвульсивно забился в кандалах, пытаясь вдохнуть воздух. Наконец в глазах раба появилось осмысленное выражение, и он вновь неподвижно повис на наручниках. Его забрызганные кровью ноги слегка не доставали до мраморного пола.

Вторая госпожа Шабаша обошла раба, чтобы взглянуть ему в лицо. Сегодня утром, заглянув в Конюшни, она выбрала именно этого мужчину не только за красоту, но и из-за дерзкого вызова, проскользнувшего в его взгляде. Тогда она решила, что с таким огоньком в глазах он наверняка сможет удовлетворить ее самые невероятные желания. А что в результате? Сакку приказала Гелдону вернуться на место и, прищурив глаза, взглянула на кольцо в полу. Оно тут же охватило последнее звено цепи карлика и защелкнулось, снова приковав его к месту.

Подцепив рукоятью кнута подбородок раба, волшебница приподняла его голову и с удовлетворением увидела пылающую в глазах Стефана ненависть.

— Грязная сука! — Раб попытался вложить в эти слова все охватившие его чувства, но из горла вырвался лишь яростный хриплый шепот. — Выбьешься из сил, прежде чем дождешься, чтобы я стал служить тебе. — Он плюнул кровью прямо ей в лицо.

Сакку невозмутимо перевела взгляд на его гениталии.

— Да уж, наверное, — с таким-то инструментом. — Она засмеялась, но быстро оборвала смех и, придвинувшись к нему вплотную, заговорила сквозь стиснутые зубы. — Ты, конечно, видел шрамы на спинах тех, из Конюшен, кто не сумел ублажить меня как следует?

— Она прикоснулась пальцем к капельке крови на своей груди. — Скоро и твое тело, Стефан, украсит великолепное изображение, — рукояткой кнута она начертала на его правой щеке миниатюрную копию того рисунка, который начала изображать на его коже. — А знаешь, почему я «рисую» у тебя на спине, а не на лице? Чтобы не видеть безобразных шрамов, когда в следующий раз ты будешь меня ублажать. Так что можешь считать, что тебе повезло.

Непонятно, как у него хватило на это сил, но раб сумел улыбнуться.

— Зря стараешься, потаскуха. Лучше носить на теле любые шрамы, чем лечь на одну из тех сук, что поработили нас. — У него хватило сил и мужества снова рассмеяться ей в лицо. — В один прекрасный день мы перебьем вас всех. — Мужчина презрительно усмехнулся, отвернулся и снова беспомощно повис на цепях. Хриплое прерывистое дыхание тяжело вздымало его грудь.

— И кого же ты имеешь в виду, говоря «мы»? Неужели своих дружков за стенами замка? Если так, лучше выкинь эти мысли из головы, — уверенно заявила волшебница, — и подумай о чем-нибудь более приятном. Например, как доставить мне удовольствие. — Рукояткой кнута она начала водить в районе его гениталий.

Стефан набрал полный рот кровавой слюны и снова плюнул ей в лицо.

— Вот ты как? Прекрасно, — с таким видом, словно он осчастливил ее, произнесла Сакку.

Она обошла раба и некоторое время с удовольствием разглядывала свою работу. Потом с бешеной яростью нанесла последние пять ударов, причем под конец произнесла заклинание, чтобы утроить силу своей руки. Нанося этот последний удар, Сакку почувствовала невероятный экстаз в тот момент, когда сила Каприза заструилась по ее жилам. В этот момент волшебница ощущала себя почти столь же могущественной, как первая госпожа Шабаша. С каждым новым ударом нарастали трепет в крови и томление внизу живота. Раб застонал и снова потерял сознание.

Кровь медленно стекала с рубцов на его спине, образующих пять безупречных по форме треугольников. Все вместе они смотрелись как дорогой сердцу Сакку пятиконечный знак Пентангля.

Символ Шабаша.

— С него хватит, — небрежно бросила она карлику, ткнула пальцем в кольцо в полу, и оно снова открылось. — Отнесешь его в Конюшни. Но сначала наполни ванну. Из-за него я вся перемазалась в крови.

Волшебница подошла к огромной кровати с балдахином и набросила на себя шелковый халат, нимало не заботясь о том, что на материи тут же проступили пятна крови, которыми сплошь было забрызгано ее тело.

— Да, госпожа, — откликнулся карлик и заковылял в ванную комнату.

Вернувшись к висящему без сознания рабу, Сакку принялась внимательно изучать его тело с таким видом, с каким коллекционер бабочек разглядывает новый ценный экземпляр. «Ничего не скажешь, силен, — подумала она. — Силен настолько, насколько это возможно для человека с обычной кровью. Уже больше трехсот лет мы здесь, в этой жалкой стране. И ровно столько же прошло с тех пор, как я последний раз была с мужчиной, в жилах которого течет „одаренная“ кровь. Ничего, скоро все изменится».

— Ванна готова, госпожа, — сообщил вернувшийся Гелдон.

— Хорошо, — рассеянно ответила волшебница, продолжая разглядывать раба. — Ну-ка, приведи его в чувство.

Карлик невольно вздрогнул; он прекрасно знал, чего от него ждут. Снова отправившись в ванную, он зачерпнул горсть морской соли и встал на стул, на этот раз со стороны изуродованной спины раба. Эту часть своей службы Гелдон ненавидел больше всего. Бросив взгляд на хозяйку, он дождался ее кивка и принялся втирать белые крупинки в кровоточащие рубцы.

Результат последовал почти мгновенно.

Очнувшийся Стефан извивался в своих кандалах, вытаращив глаза от пронизывающей его тело жуткой боли и издавая душераздирающие вопли. Постепенно крики сменились хриплым шепотом, потом смолк и он, перейдя в рыдания. Сакку презрительно покачала головой, подошла к рабу, притворно ласковым жестом потрепала его по щеке и заглянула в глаза. Раб по имени Стефан резко отпрянул, почувствовав прикосновение волшебницы.

— Ну что, успокоился? — проворковала она с издевательской усмешкой. — Навсегда, надеюсь, запомнишь мой небольшой урок? — она посмотрела на карлика. — Но мы настолько великодушны, что непременно залечим твои раны. Нам ведь не нужна инфекция, правда, Гелдон? Если раны загноятся, этот красавчик уже не сможет сюда вернуться.

Нет, нам не нужна инфекция, госпожа, — покорно отозвался карлик.

Она поглядела в глаза Стефана.

— Думаю, тебе следует поблагодарить Гелдона за его участие. Как считаешь?

Тот с трудом вскинул голову.

— Нет, мерзкая гадина.

Однако на это последнее проявление открытого неповиновения ушли остатки всех его сил. Раб снова потерял сознание и обвис на цепях.

— Унеси его отсюда, — приказала Сакку, направляясь в ванную, — обратно в Конюшни, к другим ничтожествам, лишенным «одаренной» крови. А потом возвращайся и прибери тут. Моя спальня осквернена, — остановившись рядом с постелью, волшебница прищурилась; розовая шелковая простыня взмыла в воздух и опустилась на пол под окровавленные ноги висящего раба. Заверни его, чтобы там, в коридорах, от тебя не шарахались во все стороны, — волшебница слегка наклонила голову, замки на наручниках разомкнулись, и тело Стефана рухнуло на мраморный пол. — И после того, как приведешь в порядок спальню, ожидай за дверью моих покоев. У меня сегодня важная встреча, пойдешь со мной. Да не возись слишком долго. Я не желаю тебя видеть, когда выйду из ванной.

— Да, госпожа, то есть я хотел сказать, нет, госпожа, — пробормотал карлик. — Когда ты выйдешь из ванной, меня уже здесь не будет.

Он с трудом вытащил окровавленное тело из комнаты и закрыл за собой дверь. Волшебница проводила его равнодушным взглядом, улыбнулась и с наслаждением потянулась всем своим стройным, гибким телом. Попробовав носком ноги воду, она убедилась, что карлик правильно выбрал температуру. Достаточно горячо. Сакку медленно погрузилась в воду, внезапно осознав, что так и не сняла с себя окровавленный шелковый халат. Улыбаясь, она закрыла глаза и заставила его исчезнуть. Что с того? Она в состоянии сотворить неисчислимое множество любых нарядов, было бы желание.

Жестом руки волшебница заставила распахнуться окно с цветными витражами. По правде говоря, ландшафт Пазалона выглядел ничуть не хуже, чем в Евтракии, откуда маги вышвырнули их три с лишним столетия назад. И все же эта страна совсем другая. Здешние люди оказались просто невежественными крестьянами, и Шабаш прикладывал немало усилий, чтобы так оно и оставалось. Здесь не существовало ни традиций королевской власти, ни постоянной армии, учрежденной в Евтракии так называемым Синклитом магов. Сакку почувствовала, как от одной мысли о магах сердце заколотилось от захлестнувшей его ненависти.

Поработить Пазалон оказалось легче легкого, ведь в этой стране не было людей с «одаренной» кровью. Их жалкое сопротивление было жестоко подавлено, и тысячи погибли ужасной смертью, прежде чем остальные склонили головы перед четырьмя волшебницами, признав их своими правительницами. Пожалуй, все это было даже забавно. Магия, с которой жители Пазалона никогда прежде не сталкивались, вызывала у них неимоверный ужас. Так продолжалось и по сей день, чему сами волшебницы всячески способствовали.

Но отсутствие «одаренной» крови в Пазалоне оказалось палкой о двух концах. Хотя вся страна распростерлась под пятой Шабаша, при отсутствии мужчин с «одаренной» кровью ни о каком потомстве волшебниц не могло быть и речи. Им даже в страшном сне не снилось забеременеть от кого-нибудь из этих грубых, примитивных дикарей. Значит, мысль о том, чтобы пополнить свои ряды, родив девочку с «одаренной» кровью, пришлось отбросить как неосуществимую, и волшебницы решили поступить иначе. Они понимали, что задуманное может затянуться на неопределенно долгий срок, но иного пути просто не существовало. И сейчас, спустя триста с лишним лет, госпожи Шабаша были близки к осуществлению своих планов.

Внезапно в голову Сакку пришла любопытная мысль. «Время. Такой непобедимый враг, такой необходимый союзник. Теперь мы можем управлять даже самим временем». Она откинула голову на прохладное мраморное изголовье огромной ванны и закрыла глаза, полностью отдавшись неспешному течению мыслей.

Рабов они себе выбирали из жителей страны по мере необходимости — для оказания услуг… самого разнообразного рода. Кстати, именно Сакку решила, что ту часть Цитадели, где содержались особые, тщательно отобранные рабы мужского и женского пола, следует называть Конюшнями. Они не прислуживали в том традиционном понимании этого слова, как это обычно бывает во дворцах. Нет, они предназначались исключительно для сексуальных утех волшебниц. «Кроме первой госпожи Шабаша», — подумала Сакку, и уголок ее рта снова дрогнул в улыбке. Да, это была ее собственная идея, и сейчас в Конюшнях пребывало несколько сотен рабов, а три госпожи из четырех полной мерой черпали из этого источника наслаждений.

Другие слуги в Цитадели, исполняющие традиционную работу, тоже были рабами, плененными в различных уголках Пазалона. И саму Цитадель выстроили такие же рабы. Когда работы были завершены, всех строителей умертвили, дабы сохранить в тайне планировку замка. За исключением личного раба Сакку, Гелдона, для всех остальных существовал лишь единственный способ покинуть замок.

Смерть.

Тщательно вычищая из-под ногтей кровь, волшебница вспоминала о тех днях и ночах, когда она и сестры более трехсот лет назад пытались пересечь море Шорохов. Улыбка снова заиграла на губах Сакку при воспоминании об удачной сделке, которую им тогда удалось заключить благодаря находчивости первой госпожи Шабаша. Теперь только они четверо знали, по какой причине никто и никогда не мог пересечь это море. Скоро, очень скоро они снова — впервые за триста с лишним лет — пересекут его и вернутся в Евтракию. В Пазалоне не было мужчин с «одаренной» кровью, и здесь не могла родиться Пятая волшебница, появления которой волшебницы столь долго и терпеливо ожидали, поскольку без нее не могли осуществить задуманное.

Вот уж тогда ненавистные маги сполна заплатят за все!

Выйдя из ванной и тщательно расчесав длинные темные волосы, она вернулась в спальню и подошла к шкафу с одеждой. Взгляд второй госпожи Шабаша остановился на роскошном красном платье. Сегодняшняя встреча имела исключительно важное значение, а платье было ее любимым и выглядело просто великолепно. Одевшись, Сакку обвела взглядом комнату. Гелдон привел ее в порядок, как ему и было приказано, и сейчас, без сомнения, ожидает за дверью появления своей госпожи. Отличный слуга, уже в который раз волшебница порадовалась, что ей повезло найти его.

Это произошло во время одного из ее ранних посещений Гетто Отверженных.

С самого начала, даже став в Пазалоне полновластными хозяйками, волшебницы поняли, что необходимо выделить такое место, куда ссылались бы те жители страны, которые по каким-то причинам мешали им. Эта проблема была разрешена очень просто. Они выбрали довольно большой город к югу от Цитадели, соорудили вокруг него высокую, непреодолимую стену, а потом истребили всех его жителей, наслав на них мор. Таким образом в их распоряжении оказался целый и совершенно пустой город, в котором можно было разместить около двухсот тысяч душ.

Потом тех, кто не отличался здоровьем или чем-то иным не устраивал волшебниц, переселили в Гетто и предоставили самим себе. Результат был таким, какого и следовало ожидать: в городе царили преступления, разврат, болезни и кровосмешение. С самого начала изгнание в Гетто было равносильно смертному приговору. И это оказалось весьма действенным инструментом устрашения населения до тех пор, пока волшебницы не создали постоянную армию. Одна только угроза ссылки в Гетто заставляла любого жителя Пазалона трепетать от ужаса.

Остальные сестры редко посещали Гетто, считая это пустой тратой времени, а вот Сакку бывала тут достаточно часто. Ей доставляло удовольствие сменить роскошное платье на грязные лохмотья и бродить по городу ночами в свете трех красных лун, что освещали и ее далекую родину. Ей доставляло удовольствие видеть бедность и отчаяние, становиться свидетельницей насилия и убийств. Охраняемая своим могуществом, волшебница без страха пребывала среди обитателей Гетто и время от времени для поддержания навыков уничтожала кого-нибудь из них.

Скорее всего, она не обратила бы на Гелдона никакого внимания, если бы не услышала звон разбившегося стекла. Охваченная любопытством, Сакку свернула за угол в темный проулок. Приглядевшись, она заметила какое-то движение. Из разбитой витрины торговой лавки, одной из не многих оставшихся в Гетто неразграбленными, виднелись маленькие ноги в рваных сапогах; казалось, ребенок пытается протиснуться в какую-то дыру. Волшебница выволокла его оттуда, швырнув в уличную грязь, смешанную с осколками битого стекла. Тут же она поняла, что это был не ребенок, а карлик — ударившись о мостовую своим уродливым горбом, он взвыл от боли. Сапог госпожи Шабаша, придавивший его к земле, подавил вопли горбуна.

— Чем промышляем? — поинтересовалась она.

Ответом послужил плевок задыхающегося уродца, и Сакку надавила на его шею сильнее, нимало не заботясь, что может придушить его насмерть. Обладавшей ее могуществом волшебнице ничего не стоило прикончить это существо тысячей различных способов, и в тот момент она просто растягивала удовольствие.

— Даю тебе еще один шанс, — хладнокровно заявила Сакку.

— Кошка, — прохрипел в ответ карлик.

Она ослабила давление на его горло.

— В каком смысле «кошка»?

— Будто не понимаешь! Другой еды здесь нет. А кошка — очень даже неплохо. Я видел, что она забежала в лавку. И вот теперь из-за какой-то поганой шлюхи я остался без обеда!

— Ты лопаешь кошек, ублюдок? — злорадно поинтересовалась она и вновь сильнее надавила на его горло. — А я вот совсем недавно перекусила горным фазаном, фаршированным трюфелями и мускатным орехом.

— Ты нагло врешь, грязная потаскуха, — рявкнул в ответ карлик. — Такое едят только богачи, да и то не у нас в городе!

Волшебница убрала ногу с горла уродца.

— Подымайся!

Ростом карлик едва доставал ей до пояса, но Сакку уловила в его глазах присутствие мысли, что выделяло горбуна из серой массы местных обитателей. «Пожалуй, он может мне пригодиться», — решила волшебница.

— За какое преступление ты попал сюда?

— Украл немного хлеба для своей семьи. Мы страшно голодали. Сейчас никого из них уже нет в живых.

Сакку представила себе уродца с караваем хлеба в руках, размером с его горб, и, не сдержавшись, фыркнула. Он возбудил ее любопытство, и волшебница, обойдя карлика кругом, внимательно оглядела его. Внезапно в голову ей пришла одна идея.

— Ты не хотел бы покинуть город и поступить на службу? За неплохую плату, разумеется.

— Ха! Уличная шлюха предлагает мне свободу, — усмехнулся тот.

Сакку решила, что пора внести кое-какую ясность.

— Не смей разговаривать таким тоном с госпожой Шабаша, урод!

Моя задница и то больше похожа на госпожу Шабаша, чем ты! — рассмеялся в ответ карлик и сделал неприличный жест.

Волшебница еще раньше приметила крюк уличного фонаря, масляные лампы которого уже давным-давно были кем-то украдены. Крюк торчал слева от двери в лавку и выглядел достаточно крепким, но даже если и нет, ей ничего не стоило сделать его таким.

Движением руки Сакку заставила карлика подняться в воздух и повиснуть на фонарном крюке. Поворачивая голову, она тщательно рассматривала его, точно приз, только что выигранный на сельской ярмарке. Все еще кипя от злости и не понимая серьезности своего положения, горбун брыкался всеми четырьмя конечностями, как будто надеясь обрести точку опоры в зловонном ночном воздухе. В конце концов он прекратил свои безуспешные попытки.

— Сука! — злобно прохрипел он.

— Все еще не веришь мне, жалкий огрызок? — ласково осведомилась Сакку. — А я-то надеялась, что мне удастся убедить тебя с помощью этого скромного фокуса.

— Никакие дешевые трюки не убедят меня, что ты настоящая волшебница, — прорычал тот. — Госпожа Шабаша, как же! Они живут в огромном замке, это все знают. Нет, ты просто обыкновенная уличная потаскуха. Правда, выглядишь не так мерзко, как другие, да еще владеешь азами магии, но шлюха есть шлюха, никуда от этого не денешься.

Улыбка заиграла на губах волшебницы, в лунном свете блеснули ее безупречно белые зубы.

— Как тебя зовут, недомерок? — спросила она.

— Многие называют Гелдоном.

— Так вот, Гелдон, можешь считать, что тебе страшно повезло. Ты заинтересовал меня. Повторяю, я — госпожа Шабаша. Но дело не в этом. Выбирай. Или ты принимаешь мое предложение, или подохнешь здесь, как свинья на вертеле, и мой секрет — что иногда я ночами бываю в Гетто, чтобы развлечься, — умрет вместе с тобой, — она издевательски засмеялась. — Такой маленький уродец — и такой большой секрет!

Карлик снова попытался плюнуть в нее, но волшебница стояла слишком далеко.

— Да отвяжешься ты от меня наконец, грязная сука? — вопил он, тщетно пытаясь высвободиться. — Ты хочешь одного — чтобы тебе вставили между ног да еще и заплатили за это! Поищи другого дурака!

Тогда выведенная из терпения Сакку подняла руки к звездам и, выгнув дугой спину и закрыв глаза, начала читать заклинание «кипящей крови».

Заклинанье мое

Невозможно пресечь,

Никому не дано

Отменить мою речь.

Мне нужна твоя кровь,

Мне нужен твой жар

Никому не под силу

Загасить тот пожар.

Пусть вскипит твоя кровь,

Пусть пылает и жжет.

И душа твоя тоже

Пусть огнем изойдет!

С ладоней волшебницы сорвались снопы голубого света и, соединившись, пригвоздили висящего на крюке карлика к стене.

Горбатое тело несчастного уродца охватила все усиливающаяся дрожь, впервые с момента встречи с волшебницей в его глазах заплескалось выражение ужаса. Холодный пот струился по лицу и рукам, и по мере того, как поднималась температура тела, одежда Гелдона начала дымиться.

— Торопись согласиться, пока не наступит момент, после которого пути обратно уже не будет, — прошипела Сакку, любуясь делом своих рук. — Не приведись кому-нибудь увидеть такое, — она рассмеялась. — Правда, к тому времени ты уже ничего не увидишь, потому что лишишься зрения.

Но даже сейчас карлик не произнес ни слова. Волшебница продолжала повышать температуру его крови, голубые лучи засверкали ярче, и тело горбатого уродца еще сильнее забилось о стену. Даже носки его сапог начали загибаться от нестерпимого жара, и все же Гелдон молчал.

Его штанины потемнели от выделившейся мочи, которая тут же закипала, обращаясь в зловонный пар. Вскоре под ним образовалась лужа. Не в силах больше испытывать обрушившиеся на него муки карлик наконец возопил:

— Согласен!

— Нет, так не пойдет, — засмеялась Сакку. — Обратись ко мне как положено!

— Я согласен, госпожа! — заорал он, закатив готовые вот-вот лопнуть глаза.

Из его ушей струилась пузырящаяся кровь.

Голубой луч погас, и Гелдон, кулем свалившись вниз, обессилено привалился к стене. Волшебница, грациозно наклонившись над едва дышавшим карликом, прикоснулась к струйке крови чуть пониже его уха и слизнула с пальцев красную пену.

С этого мгновения Гелдон принадлежал ей.

Она взяла карлика в Цитадель, наложив на него «чары времени». После того что случилось с Гелдоном при встрече с волшебницей в Гетто бедняга лишился мужской силы. Как только он более или менее оправился, Сакку стала посылать его за рабами для пополнения Конюшен. Имея возможность избавить карлика от недугов, она сознательно не делала этого, оставляя ему надежду на исцеление в качестве платы за преданность. Волшебница отвела горбуну отдельную комнатку и приказала служанкам в замке следить за ее чистотой. Фейли, первая госпожа Шабаша, впервые увидев Гелдона, распорядилась немедленно вышвырнуть это омерзительное существо из Цитадели и выговорила сестре за то, что та привела его в замок без ее разрешения. Но Сакку поделилась с ней, каким образом она предполагала использовать карлика, и Фейли смягчилась, при том условии, что Гелдон будет постоянно находиться под присмотром и не сможет бродить по великолепным коридорам замка, как ему заблагорассудится. Так родилась идея ошейника и колец в полу, которая позволила Сакку не только выполнить распоряжение первой госпожи Шабаша, но и еще больше унизить карлика, сделав его жизнь сродни собачьей.

С удовлетворенной улыбкой разглядывая в зеркало свое отражение в великолепном красном платье, Сакку не сомневалась, что скоро, очень скоро этот замок и все, что с ним связано, останется лишь в воспоминаниях. Тогда карлик будет ей уже не нужен и она без малейшего сожаления распрощается с ним, использовав один из семисот опробованных на практике способов медленной мучительной смерти.

Бросив на отражение в зеркале последний взгляд, волшебница подхватила конец украшенной драгоценными камнями цепи, которую Гелдон послушно протянул ей обеими руками.

Фейли медленно поднималась по освещенной факелами винтовой лестнице, ведущей в Палату Шабаша, где за каждой из сестер был закреплено место, соответствующее ее положению. Первая госпожа Шабаша опаздывала к назначенному времени совершенно сознательно, подчеркивая необходимостью ее ожидания свое превосходство над другими сестрами. Прикоснувшись пальцем к двери, в центр каждой створки которой был врезан медный знак Пентангля, она приказала ей открыться. Для большего эффекта Фейли, поднявшись в воздух, царственно вплыла в Палату, и воспарила над своим троном.

Она убедилась в том, что все остальные сестры уже заняли свои места за пятиугольным столом. Лишь одно из мест — пятое — никто не занимал с того самого дня, как более трехсот лет назад этот стол был здесь установлен.

Украшенные картинами три стены и укрытый узорчатым ковром пол Палаты были выложены прекрасным светлым мрамором. Четвертой стеной служил цветной витраж. Его яркие краски переливались на фоне сгущающихся за ним сумерек, отражая отблески огня, играющего в великолепных светильниках, прикрепленных к своду.

Ни слова не говоря, Фейли окинула взглядом сестер, деливших с ней все превратности судьбы. Справа от нее, облаченная в роскошное красное платье, сидела Сакку, вторая госпожа Шабаша, далее — Бона, прямые рыжие волосы которой были столь ярки, что гасили не только блеск ее голубых глаз, но и отсветы изумрудного Пентангля, удерживаемого на шее волшебницы золотой цепочкой. Еще далее — Забарра, самая молодая из них, но не менее могущественная. Она приветливо улыбнулась в ответ на взгляд Фейли, поигрывая белокурым локоном.

Первая госпожа Шабаша пристально вглядывалась в лица сестер. Они выглядели моложе ее, поскольку «чары времени» были наложены на них в более раннем возрасте. Губы волшебницы тронула усмешка. Когда маги смогли применить к себе заклинания «чар времени», они тоже уже были достаточно немолоды. «Как и я, теперь они выглядят людьми в возрасте, — подумала она. — И навсегда останутся такими».

Но Фейли в свое время недаром приблизила к себе именно этих трех сестер, тут сыграли свою роль не только их могущество, но молодость и жизненная сила — которая, благодаря «чарам времени», сохранится навечно. Неважно, что они были молоды и неопытны, какое это имело значение, если в распоряжении волшебницы была вечность, чтобы научить их тому, что знала сама? И она совершенно не завидовала их вечной молодости и красоте. «В конце концов, — думала первая госпожа Шабаша, — главное — могущество, а в этом мне нет равных».

— Ты чересчур задержалась сегодня. — На лице Боны промелькнуло смешанное с почтительностью нетерпение. — Это что, начинает входить в обычай — заставлять ждать тебя перед началом каждой важной встречи?

— Судя по твоему тону, ты давно уже не наведывалась в Конюшни, Бона, — с видимым спокойствием ответила Фейли, не сводя, однако, тяжелого пристального взгляда с темно-голубых глаз сестры. Она тряхнула тяжелыми черными волосами, прошитыми серебряными нитями. — Для чего, в конце концов, мы их создали? Именно для того, чтобы ты могла расслабиться, получая удовольствие любым способом, какой взбредет в голову.

Лицо рыжеволосой красавицы гневно вспыхнуло, но она не успела вымолвить ни слова. Ее прервал другой голос. Мужской.

— Добрый вечер, госпожа, — проблеял Гелдон, высунувшись из-за трона Сакку.

Вторая госпожа Шабаша влепила ему сильную пощечину, и карлик рухнул на пол. По его щеке, рассеченной драгоценным камнем, украшавшим кольцо, которое Сакку носила на третьем пальце левой руки, потекла кровь. Фейли заметила, как глаза Гелдона на мгновение вспыхнули яростью, но тут же снова приняли обычное для них покорное выражение.

— Как ты посмел без позволения вмешаться в разговор? — злобно прошипела Сакку. — Может, стоит вернуть тебя в Гетто, где ты подыхал с голоду?

Забарра, продолжая играть кончиками своих золотистых локонов, неодобрительно покачала головой.

— Я всегда говорила, что этому уродцу здесь не место. Рыщет тут повсюду, подглядывает за нами…

— Мне он тоже не нравится, — согласилась с белокурой красавицей Бона. — Вот увидишь, когда-нибудь он припомнит тебе все, сестра.

Сакку рассмеялась.

— Неужели ты всерьез можешь утверждать подобную чушь? И чем же мне это грозит?

— Довольно! — прервала их Фейли, в очередной раз напомнив сестрам, кто среди них занимает главенствующую роль. — Наш гость уже, наверно, ждет за дверью. Забарра, пригласи сюда капитана.

Забарра, открыв дверь, впустила в комнату высокого мужчину. Он медленно подошел к столу и остановился перед сестрами. Это был капитан Клюге, командир Фаворитов Дня и Ночи, армии Шабаша.

По плечам Клюге рассыпались не слишком тщательно приглаженные черные, подернутые сединой волосы. Темные, аккуратно подстриженные усы и клиновидная бородка обрамляли его жесткий рот, а умные пронзительно-черные глаза, казалось, не оставляли без внимания ни одно мало-мальски заметное движение. Необычайно высокий, сильный и достаточно привлекательный мужчина, если не обращать внимания на длинный белесый шрам, рассекающий его левую щеку.

Черная кожаная туника без рукавов открывала покрытую шрамами грудь и мускулистые руки, на пальцах которых сверкали серебряные кольца с шипами, предназначенными для нанесения увечий противнику при ударе. Облачение капитана довершали черные кожаные сапоги, отделанные серебром, и блестящий шлем с крылышками, закрывающий лицо, с прорезями для глаз, который в данный момент он держал под мышкой. Кривой, упрятанный сейчас в ножны меч был основным оружием воинов, возглавляемых Клюге. В этом мече, называемом дрегганом, не было ничего необычного, но при нажатии на встроенный в рукоять рычаг его лезвие мгновенно удлинялось. Дрегган позволял внезапно обрушить на противника дополнительный фут рубящей и колющей стали, который появлялся словно бы ниоткуда; воин мог без видимых усилий заколоть противника, лишь коснувшись его кончиком дреггана. Вдоль серебристого лезвия тянулся желобок для стока крови. Ходили слухи о невиданной остроте дрегганов, которые легко разрезали на две части упавший на их лезвие шелковый шарф.

К правому бедру Клюге был прикреплен футляр, хранящий еще одно смертоносное орудие, которое вызывало у Фейли даже большее восхищение, чем дрегган. Брошенное под нужным углом, это холодное оружие в виде диска с отверстием внутри, получившее название фрезер, своими восемью острейшими лезвиями, торчащими по краю, могло смертельно поразить противника, а не достигнув цели, описать дугу и вернуться к владельцу. Чтобы научиться метать Фрезер, требовались годы упорных тренировок. Клюге не без основания можно было отнести к истинным мастерам владения этим оружием — те, кого поражал его фрезер, оставались лежать замертво. Защитные медные пластины на внутренней стороне правой перчатки капитана уже невозможно было надраить до блеска — казалось, кровь многочисленных жертв фрезера навечно спеклась с металлом.

Но основной особенностью Клюге — как и всех Фаворитов — были черные кожистые крылья, сложенные за спиной. Эти крылья обладали достаточной силой, чтобы один их удар мог сломать спину противника. Размах крыльев вдвое превышал рост их обладателя. Сделав короткий разбег, Фаворит мог взмывать в воздух и преодолевать огромные расстояния. Прихватив с собой запасы еды и питья, крылатые воины были в состоянии оставаться в воздухе два дня и две ночи.

Попавшим в Пазалон волшебницам почти сразу же стало ясно, что попытка создать армию из слабовольных, не отличающихся особой силой мужчин этой унылой страны обречена на неудачу. И тогда первая госпожа Шабаша решила использовать другой метод, чтобы обеспечить себя воинами, которые в один прекрасный день помогут осуществлению их планов.

Она решила создать их.

Уподобясь трудолюбивому землепашцу, Фейли несколько десятков лет потратила на то, чтобы методом проб и ошибок, после сотен неудачных опытов, используя искусно подобранные заклинания, создать несколько мужских и женских крылатых особей, способных к размножению.

Этих особей она заставила совокупляться под присмотром обожающей наблюдать за подобными сценами Сакку. Ценность рождающихся здоровых мальчиков с лихвой окупила ее многолетние труды. Количество же девочек ограничивалось необходимостью последующего воспроизводства. Любой мало-мальски заметный изъян у родившегося ребенка не оставлял ему никакого шанса на дальнейшее существование. Не в силах уменьшить время вынашивания будущего Фаворита, Фейли применяла заклинания, направленные на уже родившихся детей, ускоряя процесс их полового созревания. Специальные заклинания позволяли увеличить детородный период женщин, которых использовали исключительно для размножения, перевозя из одной крепости Фаворитов в другую, на территории которых были организованы бордели. Бесплодные или вышедшие из детородного возраста женщины занимались хозяйством или служили повитухами в родильных домах.

— Можешь начинать, капитан Клюге, — обратилась к нему Фейли.

Он тут же опустился на одно колено и склонил голову.

— Я живу, чтобы служить, — отрывисто произнес капитан звучным голосом.

После чего встал и отошел в то место, которое было определено ему на подобных встречах с сестрами.

— Сообщи нам о состоянии дел в войсках, капитан, — продолжала Фейли. — И не упускай ничего. Совсем скоро, думаю, вам придется вступить в дело.

Клюге скрестил на груди руки, собираясь с мыслями.

— Моя госпожа, на данный момент армия насчитывает около десяти тысяч. — Командир Фаворитов смолк, по очереди обводя глазами своих владычиц. Как обычно, однако, его взгляд на мгновение дольше задержался на лице Сакку.

— Боевая подготовка воинов продолжается безостановочно, — продолжил он. — Пострадавшие во время учений размещаются отдельно и используются только как производители. За последние месяцы потери воинов незначительно выросли. Это объясняется достаточно жесткими требованиями во время обучения, без чего, по моему мнению, невозможно в должной мере подготовить воинов к выполнению нашей миссии. Офицерам, по вашему требованию, было под условием строжайшего сохранения тайны сообщено, что кампания начнется в ближайшее время, хотя им, как и мне, неизвестно, с каким именно врагом нам придется иметь дело. Армия в полной боевой готовности, — закончил свой доклад Клюге.

Фейли взмыла над своим троном и мягко скользнула к окну, бесшумно распахнув его наружу. Вдохнув свежий вечерний воздух, она устремила взор на запад, в сторону Евтракии и отделявшего ее от Пазалона моря Шорохов. Волшебницы решили выстроить свой замок именно здесь, чтобы открывающийся из его окон вид никогда не позволял им забывать о проигранной войне, своих сестрах, погибших от рук магов, и о собственных отчаянных усилиях пересечь море Шорохов, что, как считалось, было невозможным. Каждый раз, когда они бросали взгляды на морские просторы, в их душах вспыхивало яростное желание вернуться и вновь обрести утраченную власть.

«Уже скоро, — подумала Фейли. — Совсем скоро евтракийцы сполна заплатят за мерзкие деяния своих предков».

В Пазалоне сейчас был сезон Новой Жизни. Легкий бриз играл на листьях цветущих деревьев и кустарников, освещенных красным светом трех лун; несколько торопящихся в улей черно-желтых пчел, достигавших в этих краях размеров человеческой ладони, с жужжанием пронеслось мимо открытого окна.

И все же сердце Фейли рвалось в Евтракию.

Ее мысли вернулись к сказанному командующим. Разве может Клюге в полной мере осознать мотивы предстоящего похода? Губы волшебницы тронула легкая улыбка; на самом деле это не имело ровным счетом никакого значения. Госпожам Шабаша требовалось от этого человека одно — личная преданность и полная боевая готовность войск и флота, находящихся под его началом. А подоплека предстоящего сражения — это не для Клюге. Война — вот смысл его жизни. Именно такими и были задуманы созданные ее усилиями крылатые бестии.

Из глубин памяти начали всплывать давно прошедшие события. Мысли Фейли заскользили сквозь толщу трехсот с лишним лет, к временам войны в Евтракии, когда она впервые узнала, что такое Каприз.

Это произошло в городе Флориан-Глейд, захваченном Шабашем. К ней привели плененного связанного мага, и волшебница приказала усадить его в кресле на центральной городской площади, это была своего рода подготовительная обработка перед дознанием.

Но Фейли чувствовала, что этот человек обладает исключительной силой, и потому решила прибегнуть к иному способу убедить его выдать свои тайны. Дочь мага была в руках Шабаша, и волшебница предоставила пленнику шанс спасти свое дитя.

— Расскажи мне все, что тебе известно, — потребовала она, — или станешь свидетелем гибели единственной дочери.

Когда Вона подтащила к нему девочку, на глаза мага навернулись слезы, но, опустив голову, он не произнес ни слова. Потом лицо его окаменело; чего бы это ему ни стоило, он принял решение. Взглянув прямо в глаза той, что стала ныне первой госпожой Шабаша, он ответил:

— Нет.

И плюнул в лицо волшебнице, хотя сердце его разрывалось при мысли о том, что он обрек свою дочь на мучительную смерть.

Фейли коротко кивнула, и Вона схватила девчонку за волосы и потащила в ближайший дом. Жалобным крикам и мольбам, доносившимся оттуда, казалось, не будет конца. Маг, не имея сил противостоять объединенным усилиям волшебниц Шабаша, корчился в своем кресле, пытаясь вырваться до того, как произойдет неминуемое. А потом все смолкло, и на площадь, держа в одной руке окровавленный кинжал, а в другой — локон белокурых волос его дочери, вышла Вона.

Швырнув и то и другое в лицо магу, она злорадно расхохоталась.

И только после этого начались настоящие пытки. И знание о Законе и Капризе, вырванное ценой нечеловеческих м из сознания мага, стало существенной частью могущества Шабаша. Чем больше Фейли вытягивала из него, чем глубже становилось ее понимание магии, тем больше возрастала сила волшебниц. Она открыла основные догматы темной стороны этого искусства трем сестрам, самым близким своим сподвижницам, которые должны были помочь ей править Евтракией после того, как будет одержана победа над магами.

О, Фейли прекрасно помнила тот момент, когда преграды, воздвигнутые магом в своем сознании, рухнули под ее напором, освободив для нее поток вожделенных знаний.

«Я добилась этого! — ликовала волшебница. — Сломила самого могущественного из них!» Она улыбнулась измученному пытками магу и произнесла слова, которые должны были пронзить его сердце, словно кинжал.

— Теперь ты мой, мой целиком и полностью, — мягко, почти нежно произнесла она.

На протяжении долгих дней, последовавших за этим, Фейли свободно бродила по его сознанию, исследовала его силу и саму его душу, снова и снова совершая психическое насилие, копаясь в его подсознании и добираясь до того, что составляло саму суть дара этого человека.

Во время того, как она и ее сестры пытались одолеть очередной сокровенный пассаж системы Каприза, все они почувствовали неожиданный жар и томление внизу живота. Сильнейшее плотское желание требовало удовлетворения — без промедления и в любой форме, какая придет в голову.

Они окунулись в порок, и тогда Фейли с потрясающей ясностью открылось, что на самом деле этот блаженный экстаз только прибавляет им сил. Чем глубже они погружались в разврат в самых извращенных его формах, тем больше возрастали магические способности волшебниц. И чтобы полностью высвободить свой магический потенциал, они должны с радостью повиноваться темной стороне этого искусства и с готовностью следовать своим порочным наклонностям. Вот почему первая госпожа Шабаша всячески поощряла в сестрах безумие тела, следствием чего и явилось создание Конюшен, которое было не прихотью, а необходимостью.

Странно, но факт — возможно, из-за того, что Фейли была самой могущественной во всем Шабаше, по мере того как она овладевала искусством магии, ее потребности в удовлетворении плотской страсти стали идти на убыль, а потом и вовсе исчезли. Осталось одно-единственное, ничем не замутненное желание достичь совершенства в овладении магией. Сексуальный жар сменился спокойствием и ощущением внутренней гармонии, присущими, как она теперь понимала, исключительно адептам Каприза. Однако извращенные утехи остальных она по-прежнему всячески поощряла, надеясь, что когда-нибудь придет время, и сестры смогут подняться до ее уровня.

Но дальше все пошло совсем не так, как она ожидала. Волшебницы проиграли войну, в которой сражались так яростно. И все потому, что мерзавцы-маги первыми обнаружили Манускрипт и Камень.

Фейли неохотно отвернулась от окна и заскользила к своему трону. Никто из собравшихся не произнес ни слова и даже не шелохнулся. О внезапно охватывающей Фейли задумчивости ходили легенды, и никто из сестер не осмеливался прервать ее молчание. Клюге, как и остальные, терпеливо дожидался, пока госпожа Шабаша снова заговорит.

— Самое важное для нас, капитан, состояние боевых кораблей. Сообщи об этом поподробнее.

— Мы тщательно обследовали суда, госпожа, — заверил ее Клюге. — Их полностью оснастили, и я взял на себя смелость придать форштевню каждого из них форму черепа, считая это полезным для укрепления боевого духа моряков. Вода и провизия для похода ожидают на берегу и будут погружены на суда, как только мне станет известна дата выхода в море. В нашем распоряжении пять десятков боевых кораблей. Все экипажи прошли проверку морем. Их капитаны обладают знаниями и достаточным опытом, они истратили немало времени на изучение капризной розы ветров моря Шорохов. В соответствии с вашим распоряжением им предоставлено все лучшее — еда, вино и женщины для развлечений. Весь флот горит желанием поскорее принять участие в кампании.

— Как ты оцениваешь возможные потери? — спросила Фейли.

Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что вопрос этот не имеет смысла, поскольку Клюге не был полностью ознакомлен с целью похода. Тем не менее госпоже Шабаша хотелось узнать, насколько оценка капитана совпадает с ее собственной.

— Я оцениваю их по крайней мере в две тысячи человек, учитывая, что нам до сих пор неизвестно, какого рода сопротивление мы можем встретить. Раненых, не подлежащих исцелению, придется умертвить, способных к воспроизводству доставим в Пазалон. Эта оценка сделана из расчета внезапности нашего нападения и того, что ты, госпожа, могла сообщить о подготовке гвардейцев Евтракии. — Клюге на мгновение умолк, как бы раздумывая, произносить ли следующую фразу, но в конце концов решился. — Могу я задать вопрос?

— Говори.

— Даже два вопроса, если мне будет позволено. Первый — каким образом вам, по прошествии столь долгого времени, так много известно о Евтракии? Может быть, этого королевства вообще больше не существует? — Здесь капитан сделал паузу.

— Ну, а второй?

Но Клюге все еще медлил. Если он задаст второй вопрос, не сформулировав его должным образом, у волшебниц может создаться впечатление, что он ставит под сомнение мудрость и власть Шабаша — а этого ему хотелось бы избежать любым возможным способом. Капитан отдавал себе отчет, что представляет для собравшихся в этой палате огромную ценность, но одновременно понимал и то, что любая из них может уничтожить его с такой же легкостью, как чихнуть, и каждая из них… ну, или почти каждая сделает это без малейшего колебания.

Опустив глаза, капитан тщательно подбирал слова. Следовало действовать со всей возможной осторожностью. Наконец он вскинул голову.

— Пожалуйста, пойми меня, госпожа, — начал Клюге. — Этот вопрос исходит не только от меня, но также является предметом волнения всего офицерского корпуса. Они постоянно добиваются от меня ответа, и я…

— Что ты мямлишь! — прервала его Фейли. Обычно она прекрасно владела собой, но сейчас терпение волшебницы, видимо, иссякло. Ей совершенно не хотелось тратить столько времени на капитана, который все никак не может решиться произнести свой вопрос. Время было сейчас для Шабаша едва ли не самой большой ценностью.

— Задавай свой вопрос или останешься без языка, — уже более спокойно приказала она.

Сакку усмехнулась.

Почувствовав изменение в тоне Фейли, Клюге снова опустился на одно колено и склонил голову.

— Прости меня, госпожа, но какова цель этого похода? Он поднял голову, взглянул на волшебницу и с облегчением увидел, что на ее губах играет улыбка.

Не отвечая, Фейли протянула руку, и перед ней возникла квадратная, украшенная драгоценностями шкатулка с изображением Пентангля на крышке. За ней последовал высокий хрустальный бокал и, наконец, хрустальный графин с водой.

Первая госпожа Шабаша стала медленно наливать в бокал воду из графина. Как только он наполнился, графин исчез столь же загадочным образом, как и появился. Другие волшебницы с благоговением наблюдали за действиями Фейли.

Она подняла правую руку, направив указательный палец в центр стола. В тот же миг стол разделился надвое. Обе его половины начали медленно поворачиваться, пока вновь не соединились, но уже в форме вытянутого прямоугольника. Троны, в том числе и пустой, тоже переместились по одну сторону от преобразившегося стола. Пустой трон теперь находился в центре его противоположной стороны. Гелдон оказался у дальнего конца стола; он по-прежнему сидел на полу, прикованный к нему цепью.

На мгновение у Клюге возникло ощущение, будто он теряет рассудок; волшебницы сейчас сидели лицом к стене из прекрасно отполированного черного мрамора, которой, и в этом капитан готов был поклясться, прежде не было. Она резко контрастировала со светлым мрамором стен палаты. Свет масляных ламп начал медленно гаснуть.

— Капитан, встань вон туда, — приказала Фейли, поведя рукой.

Клюге повиновался и подошел к трону Забарры. Первая госпожа Шабаша простерла руки над столом.

— Нам понятны твои сомнения, капитан, и сейчас мы тебе кое-что поведаем. Знай, в Евтракии остался преданный нам человек. То, что видит он, могу видеть и я. То, что слышит он, могу слышать и я.

Клюге почувствовал, что настроение волшебницы снова изменилось. Казалось, она полностью погружена в свои мысли.

— Узнав, какова наша цель в этой кампании, ты, я полагаю, будешь слегка удивлен. Цель или, точнее говоря, цели будут тебе показаны. И чтобы оказать любезность, я заранее назову главные — всего их три. Первая — женщина. Вторая — драгоценный камень. И третья — сосуд с водой.

Капитан был ошеломлен. Задумать кампанию подобного размаха ради похищения какой-то женщины и драгоценного камня? Может, волшебницы потеряли рассудок? Им доступна любая женщина в Пазалоне… А драгоценности? Клюге, правда, не доводилось видеть, как они это делают, но он не сомневался, что любая из волшебниц может без особого труда создать камень какого угодно качества и размера. Он почувствовал, как у него вспыхнуло лицо, и не знал, что было причиной этому — ярость или недоумение.

В сознании бился весьма мучительный для него вопрос. Что он скажет своим подчиненным? Пока шла подготовка к кампании, ему не раз приходилось слышать разговоры в казармах — о богатой добыче, золоте, захвате чужих земель и насилии над бескрылыми женщинами. Возник слух, что уцелевшим в боях позволят разделить между собой захваченные земли. Знай Клюге, кто первым распустил язык, он собственноручно убил бы его на месте. Как он объяснит воинам, что на самом деле их ждет перспектива возвращения с пустыми руками, если не считать какой-то ерунды, столь необходимой Шабашу? Да, ведь был еще и сосуд… с водой, кажется. А он-то зачем им понадобился?! Это вообще уму непостижимо! Чувствуя устремленные на него взгляды, капитан глубоко вздохнул, постарался взять себя в руки и замер в ожидании.

Сакку, ни на мгновение не спускавшая с него глаз, прекрасно понимала сомнения Клюге, она, казалось, наслаждалась его разочарованием. Волшебница не упустила ничего — ни как правая рука капитана судорожно сжала рукоятку меча, ни как плотно, до желваков на скулах, сжались его челюсти. Скользя взглядом по крепкому телу Клюге, она медленно провела языком по губам. Пожалуй, не одной Воне сегодня ночью понадобится присутствие человека из Конюшен!

Фейли между тем откинула крышку шкатулки, достала оттуда щепотку фиолетового песка и высыпала его в бокал. Жидкость в бокале не изменила цвета, но вспенилась и пошла волнами — точно в маленьком океане разыгрался шторм. Над бокалом поднялся серый дымок. Переливаясь через край, он сползал вниз, стелясь над столом.

Первая госпожа Шабаша уселась так, что ее ладони свешивались с искусно вырезанных когтистых вороньих лап, которыми заканчивались ручки трона. Бона, Сакку и Забарра подошли к ней. В руках Боны и Сакку были тонкие кожаные ремни, а Забарра взяла дымящийся бокал и устремила в его глубину внимательный взгляд. Не веря своим глазам, Клюге наблюдал, как Бона и Сакку привязали лодыжки Фей л и к ножкам трона, а запястья — к его ручкам.

— Я готова, — твердо произнесла первая госпожа Шабаша, вперив взгляд в черную мраморную стену.

Забарра поднесла к ее губам бокал. Сначала Фейли отпила лишь маленький глоток. Клюге всегда считал, что она не знает страха, но сейчас, по-видимому, ситуация была совершенно особой. Потом волшебница сделала второй глоток и на этот раз явно осталась довольна действием напитка и его вкусом. Забарра поставила бокал на стол рядом со шкатулкой и вернулась на свое место. Бона и Сакку последовали ее примеру.

В палате заметно похолодало и стало труднее дышать, словно воздух в ней сделался более густым и плотным. Все помещение пронизывали движущиеся и переливающиеся лучи света. Фейли наклонила голову и слегка прикрыла веки, продолжая, однако, пристально вглядываться в черную мраморную стену. Пряди ее черных с проседью волос намокли от пота и прилипли ко лбу. Тусклое освещение не мешало капитану отчетливо видеть бьющуюся на виске волшебницы жилку. Ремни, которыми она была привязана к трону, заметно натянулись; возникло ощущение, будто Фейли ведет с кем-то сражение. Но с кем… или с чем? Клюге, поклявшийся в любых обстоятельствах защищать свою госпожу, испытал сильное желание освободить ее от пут, но сдержал себя, опасаясь, что любое вмешательство в такой напряженный момент может закончиться для него фатальным образом. Из уголка рта Фейли вытекла и заскользила по подбородку капля темно-красной жидкости. Первая госпожа Шабаша дышала тяжело, со свистом — и это был единственный звук, нарушающий мертвую тишину, царящую в палате.

Внезапно раздался другой звук, похожий на тот, который возникает, когда камень трется о камень. Подняв взгляд к куполообразному своду, Клюге увидел, что одна из каменных плит потолка начала передвигаться и над головой Фейли открылся участок вечернего неба.

Не сводя взгляда с черной стены, первая госпожа Шабаша подняла голову. Чувствовалось, что сейчас она снова спокойна и прекрасно владеет собой. Она слизнула с подбородка кровь, на губах ее заиграла улыбка.

Через отверстие в потолке в палату проник яркий голубой луч. Он коснулся головы Фейли, и глаза волшебницы странным образом изменились.

Со смешанным чувством восхищения и ужаса капитан наблюдал за тем, как радужные оболочки и зрачки глаз волшебницы медленно стали полупрозрачными, а потом и вовсе исчезли. Остались только белки, которые начали темнеть, пока не сделались столь же бездонно черными, как стена перед ней. Лоб Клюге покрылся испариной.

Но это было еще далеко не все.

Из глаз Фейли забили тонкие лучи света — словно звезды в ночном небе; вот только, в отличие от звезд, их было слишком много, чтобы сосчитать. Постепенно они соединились вместе, превратившись в белое свечение, которое медленно поползло к черной мраморной стене.

Из горла волшебницы вырвался гортанный звук. Когда первая госпожа Шабаша заговорила, чувствовалось, что она уже полностью владеет собой.

— Вот и ответ на твой первый вопрос, капитан. Ты хотел узнать, откуда нам известно, что происходит в Евтракии, стране, которую мы покинули более трехсот лет назад. Что ж, твое любопытство вполне объяснимо. Но сначала пусть сестры освободят меня.

Остальные волшебницы принялись развязывать кожаные ремни. Исходящий из глаз Фейли свет продолжал медленно приближаться к черной мраморной стене, ее голову осеняло голубое свечение от падающего сверху луча. Пройдя примерно половину расстояния до каменной стены, излучаемый глазами волшебницы свет замер. Бона, Забарра и Сакку вернулись на свои места. Клюге заметил, что шкатулка и бокал вслед за графином исчезли со стола.

Фейли подняла руки ладонями вверх, устремив неподвижный взгляд на каменную стену.

— Капитан, — повелительным тоном произнесла она. — Представляю твоему вниманию дворец в Таммерланде, столице королевства Евтракия.

Внезапно свет, исходящий из глаз Фейли, метнулся к черной стене и волнами растекся во все стороны, освещая стену золотистым мерцанием. Послышался грохот, схожий с раскатом грома. Луч погас, зато теперь вся стена полыхала таким ослепительно белым сиянием, что Клюге инстинктивно прикрыл глаза ладонью. Когда он, ощутив, что сияние стало менее интенсивным, опустил руку, глазам капитана открылось совершенно невероятное зрелище.

Свет, звуки — все воспринималось совершенно естественно; перед глазами Клюге проходили сцены, происходящие словно не по ту сторону моря Шорохов, а здесь, рядом с ним. Он потрясенно замер.

Глазам капитана предстал большой зал. Клюге повидал в Цитадели немало удивительного и странного и все же не был готов к такому зрелищу. Сверху зал имел свод из витражного стекла, сквозь который снаружи проникал свет, рассыпаясь разноцветными пятнами по полу, напоминающему шахматную доску из черного и белого мрамора. Через весь зал протянулись два ряда разноцветных колонн, настолько массивных, что их вряд ли смогли бы охватить, взявшись за руки, несколько человек. Горели множество настенных и укрепленных на полу светильников. Сверкающие струи фонтанов взлетали вверх и водопадом обрушивались в расположенные у их подножья искусственные бассейны, в которых плавали разноцветные рыбки. Судя по огромному помосту у одной из стен, это был тронный зал. Слева от этого помоста около двадцати мужчин и женщин настраивали необычного вида музыкальные инструменты — Клюге никогда не приходилось видеть большую часть из них.

В центре помоста высились два богато украшенных трона, один чуть больше другого — видимо, для королевской четы. Справа от них выстроились в ряд шесть тронов поменьше и поскромнее; верхнюю часть спинки каждого украшало выгравированное слово. Клюге даже смог прочесть эти слова: Виг, Тритиас, Эглоф, Слайк, Килиус и Мааддар. «Надо думать, эти места предназначены для советников короля», — решил он.

Со ступенек помоста сбегала бархатная дорожка рубинового цвета. Служанки, по-видимому в подготовке к какому-то событию, развешивали, расставляли и раскладывали цветы, гобелены, гирлянды цветов и саше с ароматическими смесями из сухих лепестков. Другие слуги суетились у невероятно длинного стола — его конец терялся в глубине зала, а стульев вокруг него было просто не сосчитать, — расставляя посуду и приборы. «Как видно, предстоит грандиозный банкет», — подумал Клюге. Изображение было столь отчетливым, что возникала иллюзия того, что ощущается запах пищи. Разговоры, правда, разобрать не представлялось возможным.

На мгновение представшая глазам капитана картина исчезла, но тут же вновь появилась во всей своей яркости и великолепии. Клюге понял, что наблюдение ведется глазами другого человека, который, по-видимому, только что моргнул. А теперь, судя по всему, этот человек повернул голову, как бы отыскивая то, что его интересовало. Потом изображение метнулось вверх и вниз — человек явно кивнул кому-то. Кем бы ни был сообщник волшебниц, не вызывало сомнений, что он принят при дворе Евтракии.

Чтобы рассматривать таким образом другой мир, требовался определенный навык, и все же, несмотря на его отсутствие, Клюге не отрывал напряженного взгляда от стены. Ему было очень важно получше разглядеть тех, с кем в скором времени предстояло сражаться. Поистине бесценный опыт. Капитан с такой силой стиснул рукоятку дреггана, что костяшки его пальцев побелели.

Вскоре в зал начали заходить мужчины и женщины в роскошных одеяниях. Общее настроение было праздничным и приподнятым, чувствовалось, что собравшиеся с немалым удовольствием предвкушают предстоящее событие.

Наблюдатель поворачивал голову, давая возможность представить картину во всей полноте, и капитан разглядел разбросанные по залу небольшие группки артистов. Клоуны подпрыгивали, гримасничали и выкрикивали шутки, а может, загадывали загадки. Жонглеры ловко перебрасывали друг другу различные предметы, акробаты кувыркались, в руках у фокусников появлялись, а потом столь же неожиданно исчезали разнообразные предметы. Особый интерес Клюге вызвала группа полуобнаженных танцовщиц. Он прищурил глаза. Фаворитам категорически запрещалось вступать в связь с бескрылыми женщинами — чтобы не расходовать впустую свое драгоценное семя, способное дать новый приплод. Перспектива овладеть женщиной, спину которой не украшает пара кожистых крыльев, чрезвычайно возбуждала. Капитан от всей души надеялся, что, когда сражение закончится, ему и его людям будет позволено извлечь из своей победы все доступные удовольствия.

Но наибольший интерес у него вызывали военные, которых в зале находилось не меньше сотни. Судя по их поведению и форме, они выступали в роли королевских телохранителей и, следовательно, были обучены лучше других. Военные кружили по залу, держась на некотором расстоянии друг от друга и явно ничего не упуская из виду. Внимательно разглядывая их, Клюге пришел к выводу, что в бою они, скорее всего, будут вести себя благородно. «Отлично, — подумал он. — Это означает, что почти все они погибнут».

Капитан разглядывал черные плащи телохранителей и их серебристые кирасы. Каждый из них носил перевязь, к которой крепилась рукоять меча, у многих были боевые топоры и кинжалы. «Замечательно», — внутренне улыбнулся Клюге. Близость сражения возбуждала его, дрегган жаждал ощутить вкус чужой крови. Интересно, как давно евтракийским солдатам приходилось участвовать в настоящем бою? И где их командир?

Обилие звуков, доносившихся из зала, мешало сосредоточиться. Словно прочитав мысли капитана, Фейли протянула к стене правую руку, и звуки смолкли, хотя изображение осталось.

— Вот-вот появятся те, кто нас больше всех интересует, — со странной улыбкой сообщила она. — Я хочу, чтобы ты не пропустил ни слова из того, что я сейчас скажу… Так, а теперь нужно подойти поближе к двери. — Последние слова первая госпожа Шабаша произнесла, явно обращаясь к кому-то другому.

Наблюдатель в зале начал перемещаться в сторону огромных дверей напротив помоста. Спустя несколько мгновений стоящие по обеим сторонам от входа люди в ливреях одновременно что-то произнесли и ударили золотыми жезлами об пол. Двери распахнулись, толпа замерла.

— Теперь будь особенно внимателен, капитан. — Несмотря на то что вокруг царила мертвая тишина, свой приказ Фейли отдала почему-то шепотом. — Люди, которые сейчас появятся в тронном зале, за исключением одного человека, должны погибнуть от твоей руки.

В зал вошли около десяти мужчин и женщин; ливрейные слуги отвесили глубокий поклон, люди в зале подались вперед. Сначала разглядеть вошедших было трудно, мешали окружившие их люди, но по мере того, как они расступались, обзор улучшился. Клюге впился в них глазами, так готовящийся напасть зверь внимательно разглядывает свою жертву.

Первыми по алому ковру прошли мужчина и женщина пожилого возраста. Поравнявшись с наблюдателем, мужчина слегка наклонил голову и улыбнулся. Судя по одеянию и величественной осанке именно этот человек был королем Евтракии. Черные с проседью волосы и такая же борода обрамляли его умное лицо, грузное тело было облачено в просторное одеяние, отороченное красивым мехом неизвестного капитану животного.

Однако больше всего его заинтересовал драгоценный камень, свисающий с шеи мужчины на золотой цепи. Такого камня Клюге видеть еще не доводилось. Его квадратные грани преломляли свет столь удивительным образом, что камень казался распадающимся на множество разноцветных лучей, постоянно меняющих свое положение подобно цветным камешкам в калейдоскопе. Несмотря на зрелый возраст, спутница мужчины, опиравшаяся на его руку, поражала своей красотой. Она была одета в длинное платье темно-голубого цвета, по низу рукавов и корсажу отделанное изящными белыми кружевами, с которыми великолепно гармонировали жемчужное ожерелье и такие же серьги. Приветливое лицо женщины обрамляли золотистые локоны, почти не тронутые сединой. Она прошла так близко от наблюдателя, что Клюге разглядел тонкие морщинки, веером расходящиеся от уголков ее выразительных голубых глаз.

Потом опять столпившиеся вокруг королевской четы люди заслонили от глаз Клюге эту пару.

Фейли прервала молчание.

— Эти двое — Николас Первый, из дома Голландов, король Евтракии, и Моргана, его королева. Оба они должны умереть. — Слова, подобные каплям яда, медленно сочились с губ первой госпожи Шабаша. — Можешь сделать с ними все, что пожелаешь. — Капитан в знак понимания склонил голову.

Снова переведя взгляд на стену, он заметил, что среди людей в зале происходит какое-то движение. Множество молодых женщин, обмахиваясь веерами, стремились оказаться как можно ближе к двери. Охранники им не препятствовали. Вслед за королем и королевой в тронном зале появился высокий красивый мужчина, движения которого отличались естественной грацией атлета. Густые, длинные черные волосы в беспорядке рассыпались по его спине. Под бровями правильной формы улыбались синие глаза, обводящие взглядом толпу собравшихся. Высокие скулы, чуть впалые щеки, прямой нос и чувственный рот дополняли облик мужчины. Худощавый, мускулистый, с широкой грудью и узкими бедрами. В чертах лица ощущалось несомненное сходство с королем и королевой. На взгляд капитана, этому человеку было лет тридцать.

Однако, несмотря на явную привлекательность, более всего бросалась в глаза его одежда.

Высокие, до колен, кожаные сапоги были покрыты грязью, на черных штанах красовались красные пятна. «Наверное, кровь», — подумал Клюге. Черный кожаный жилет напоминал тунику, облекающую грудь самого капитана. Этот человек походил скорее на разбойника, чем на члена королевской семьи. Но тогда где же его оружие? Чуть позже, когда тот повернулся спиной, Клюге смог рассмотреть и оружие. Кожаный колчан, похожий на тот, в каких носят стрелы, но короче и шире, был закреплен на уровне правой лопатки мужчины, из него торчали рукоятки ножей, судя по всему, предназначенных для метания. В роскошном зале черноволосый мужчина выглядел совершенно неуместно, словно только что прибыл откуда-то издалека и не успел переодеться; а может, ему было просто безразлично, как он выглядит. «Скорее всего, верно и то и другое», — подумал капитан. Женщины, словно стайка радостно щебечущих пташек, обмахивались пестрыми веерами и посылали молодому человеку обворожительные улыбки, явно пытаясь привлечь к себе внимание.

— Принц Тристан Первый, — произнесла Фейли. — Сын Николаса и Морганы. Говорят, весьма неглуп, однако к своему положению и обязанностям относится не слишком серьезно. Не слишком скрывает тот факт, что не хочет становиться королем. Для нас не имеет особого значения. Тем не менее, по некоторым причинам, которые сейчас обсуждать нет смысла, он тоже должен умереть.

Уголок рта Клюге искривила усмешка. Справиться с принцем, конечно, будет потруднее, чем с его пожилыми родителями. Ну что же, победа тем приятнее, чем сложнее путь к ней.

Капитан бросил внимательный взгляд на Сакку. Та, поигрывая прядями длинных черных волос, не спускала с принца глаз, сладострастно облизывая губы. «Этот щенок заинтересовал ее, — с горечью подумал Клюге. — А что я мог ожидать, ее всегда привлекала „одаренная“ кровь… Кровь, которой нет у меня, и с этим я ничего поделать не в состоянии. Ну что ж, значит, его смерть тем более доставит мне бездну удовольствия».

Вслед за принцем рука об руку появилась еще одна пара. Необыкновенно крупный мужчина, примерно в возрасте Тристана, с коротко остриженными темными волосами и слегка подбритыми висками; густая борода закрывала часть его лица. Как и у короля Николаса, его одежда была богато отделана мехом. Чем-то этот мужчина напоминал медведя, на которых так любил охотиться Клюге. Наметанным глазом воина капитан отметил, что, несмотря на внушительный рост и мощный торс, этот человек двигался легко и даже грациозно. Без всякого сомнения, это был военный.

Во внешности его спутницы, по всей видимости, супруги, восхитительным образом сочетались черты королевы Морганы и принца Тристана; она была светловолосой, как королева, но обладала чувственным ртом и высокими скулами Тристана. У женщины были блестящие карие глаза и решительный подбородок. «Отважная красотка», — подумал Клюге. На ее губах играла живая, искренняя улыбка, обнажающая ослепительно белые зубы. Но наибольший интерес капитана вызвал покрой ее богато расшитого красного платья.

Она была беременна. Судя по всему, где-то на шестом месяце.

Как только эта пара растворилась в толпе и исчезла из виду, Фейли снова заговорила:

— Принцесса Шайлиха, дочь Николаса и Морганы, сестра-близнец Тристана. Принцессу сопровождает ее муж Фредерик, из дома Стейнарров. Он командует отрядом гвардейцев и в результате брака вошел в королевскую семью. Говорят, лично учил Тристана боевым искусствам. Этот человек также должен умереть, — она сделала паузу. — Что же касается принцессы, тут потребуются дополнительные разъяснения — ты получишь их позже.

Клюге снова перевел взгляд на стену и увидел небольшую группу пожилых седовласых мужчин, только что вошедших в зал и величественно шествующих по алой ковровой дорожке. Казалось, они совсем не замечают бурных приветствий собравшихся в зале гостей и придворных. Все они были в простых серых одеяниях; кто-то из них носил бороду, кто-то брил лицо, но у каждого седые волосы были заплетены во множество мелких косичек, спускающихся до середины спины.

При виде их лица волшебниц исказила злоба. Фейли с такой силой стиснула кулаки, что костяшки ее пальцев побелели. Она поочередно назвала имена стариков, и в голосе первой госпожи Шабаша звучала неприкрытая ненависть.

— Виг, Тритиас, Эглоф, Слайк, Мааддар и Килиус. Синклит магов, как они себя называют, советники короля Николаса. Вместе с королем правят Евтракией или, точнее, той выгребной ямой, в которую они ее превратили. — Первая госпожа Шабаша словно задохнулась от ярости. — Тебе нужно будет уничтожить их всех. Но будь осторожен, одолеть их будет не так-то просто. — Она предостерегающе подняла палец. — С ними следует разделаться в первую очередь, и как можно быстрее. Мы объясним тебе, каким образом это надо будет сделать. Если не поторопиться, с этими шестью стариками у тебя и твоих Фаворитов хлопот окажется больше, чем со всей королевской гвардией. Малейший просчет во времени будет стоить тебе жизни, но прежде ты успеешь пожалеть, что вообще появился на свет.

Маги. Проклятье Шабаша. Равновесие сил нарушилось, и женщины с «одаренной» кровью, владеющие более могущественной магией, были отстранены от власти, предначертанной им судьбой. По крайней мере, именно это Клюге понял из бесед с Сакку. От нее же он узнал, что волшебница никогда, даже если бы захотела, не сможет полюбить мужчину с обычной, не «одаренной» кровью. «Зато этой кровью, — с бешеной яростью подумал капитан, — мы, не имеющие счастья ею обладать, зальем весь королевский дворец!»

Глядя на магов, усевшихся на свои троны, он, словно каленым железом, запечатлевал образ каждого из них в своей памяти. Судя по тому, что волшебницы были знакомы с магами лично, эти шестеро тоже прибегли к «чарам времени», иначе бы не смогли прожить так долго. Не вызывало сомнений, что их вражда имеет долгую историю. И очень скверную, раз она оказалась способна на протяжении трех с лишним веков питать столь жгучую ненависть. «Интересно, — мелькнуло в голове Клюге, — изменилось бы их высокое мнение о себе, узнай они, что в этот самый момент за ними пристально наблюдают их смертельные враги? Цель волшебниц — не столько захват новых земель, сколько востребование старых долгов, — внезапно понял он. — А для меня самым важным будет уничтожить побольше мужчин с „одаренной“ кровью. — И капитан снова бросил жадный взгляд на Сакку. — А уж о принце я непременно позабочусь лично, Фейли могла бы об этом и не упоминать».

Тут первая госпожа Шабаша вновь нарушила тишину.

— Капитан, теперь, когда мы познакомили тебя с людьми, имеющими для нас первостепенное значение, настало время объяснить в деталях твою задачу. Учитывая чрезвычайную значимость этого момента, дарую тебе право высказываться по любому поводу, не испрашивая разрешения на это.

Она медленно повернулась, желая по выражению лиц остальных сестер понять, как они отнеслись к ее заявлению. Однако Клюге знал Фейли достаточно хорошо, чтобы понимать — на самом деле это не имело для нее ровным счетом никакого значения; первая госпожа Шабаша уже приняла решение.

— Картина, которую ты сейчас наблюдаешь, представляет собой последние приготовления к церемонии отречения Николаса Первого. Любопытная ситуация, не правда ли? Отречение короля в Евтракии — праздник, а не бесславное окончание его правления. А вот когда ты сделаешь свое дело, оно по-настоящему будет соответствовать своему названию. — При этих словах Забарра и Вона восхищенно переглянулись друг с другом.

— Церемония отречения всегда происходит в тридцатый день рождения наследника трона и заканчивается грандиозным банкетом и танцами. Такая традиция существует со времени нашего изгнания. Отец Николаса, однако, не был королем. Монарх, правивший перед ним, не имел сыновей, его жена оказалась бесплодной. В этом случае, согласно все той же традиции, короля выбирают из народа, но это должен быть человек с «одаренной» кровью. Синклит из брал на эту роль Николаса. И хотя и у него, и у его жены кровь именно такая, для нас они как были, так и остались быдлом. — Фейли помолчала, давая Клюге возможность вникнуть в смысл сказанного.

— Как я уже говорила, церемония отречения происходит в тридцатый день рождения принца, во время нее король отрекается от власти, а монархом провозглашается его сын. После этого бывший король при желании получат возможность войти в Синклит и начать обучение магии. В этом случае к нему также применяются «чары времени». Николас — первый король в истории Евтракии, принявший решение поступить именно таким образом. Он также предопределил судьбу принца, объявив, что Тристан в тридцатый день рождения своего сына тоже станет членом Синклита. К такому решению короля подтолкнули совершенно особые причины, нам они известны, но тебе нет смысла вникать в это. На церемонии отречения будут присутствовать все члены королевской семьи, Синклит магов в полном составе, а также все самые знатные граждане Евтракии. Их охрану, как внутри дворца, так и за его пределами, будут обеспечивать королевские гвардейцы, — она презрительно усмехнулась. — Еще они приняли дурацкий обычай приглашать на празднество две тысячи обычных граждан, отбирая их путем лотереи. Им очень нравится, видно, слыть поборниками равноправия. — Фейли снова сделала паузу. — С ними со всеми можешь поступать, как тебе заблагорассудится. От тебя и твоих людей требуется, в первую очередь, расправиться с магами, а потом с королевской семьей. За исключением Шайлихи.

— И не советую особенно умничать, — продолжала первая госпожа Шабаша. — Мы считаем, что вы должны справиться со своей задачей без особого труда. У вас будет не только значительный численный перевес, в вашу пользу сработает также эффект внезапности нападения. Как лучше проникнуть во дворец, решай сам. Повторяю — за исключением Шайлихи, должны быть уничтожены все члены королевского дома Евтракии.

Клюге улыбнулся. Стоило ему увидеть тронный зал, и его настроенный на тактические варианты мозг тут же начал прикидывать, как лучше выполнить поставленную перед ним задачу.

— Я уже знаю, как туда войти, госпожа, — отозвался он. — Думаю, это не составит особых проблем.

— Прекрасно. — Фейли перевела взгляд на Вону. — Ты принесла бумаги?

Та встала и протянула Клюге плоскую кожаную сумку с вышитым на ней знаком Пентангля.

— Здесь ты найдешь план дворца и карты Евтракии. Мы не сомневаемся в их точности.

Бона вернулась на свое место. Фейли неожиданно встала, потянулась, сделала несколько шагов вперед и сложила руки на груди, продолжая вглядываться в то, что происходило в тронном зале. «Какой же совершенной должна быть ее мысленная связь с сообщником во дворце, если она может при этом свободно перемещаться», — подумал капитан. Время от времени в толпе удавалось разглядеть того или другого члена королевской семьи. Мелькавшее ярким пятном красное платье принцессы напомнило Клюге о полученных распоряжениях.

— Госпожа, вы сказали, одной из наших целей является женщина. Насколько я понял, речь идет о принцессе?

Фейли одарила его внимательным взглядом.

— Да, капитан, ты все понял правильно. Принцессу нужно будет доставить в Пазалон. А теперь хорошенько запомни, что я скажу. Ты должен будешь проследить, что бы с ее головы не упал ни один волос! Проследи, чтобы на берегу солдаты полностью удовлетворили свою потребность в женщинах. Чтобы у них даже мысли не возникло тронуть ее хотя бы пальцем, когда Шайлиха окажется на борту корабля.

По всей видимости, госпожа, вам известно, что она беременна? — продолжал охваченный любопытством Клюге.

— Этот факт оказался для нас приятным сюрпризом, — ответила Фейли и отыскала взглядом Шайлиху. — Беременность принцессы делает ее присутствие здесь еще более ценным. Через несколько месяцев у нее родится дочь, совершенно особенный ребенок, которая тоже станет одной из нас.

Она взяла из чаши с фруктами, появившейся на столе по мановению ее руки, гроздь зеленого винограда и принялась отщипывать ягоды длинными, выкрашенными в красный цвет ногтями. Между тем в картине тронного зала Евтракии кое-что изменилось. Теперь был виден только помост. Наблюдатель во дворце подошел к нему достаточно близко, и Клюге разглядел стоящий перед тронами алтарь из белого, украшенного искусной резьбой мрамора. На прикрывавшем его фиолетовом бархатном покрывале, с обеих сторон ниспадающем на пол, стоял золотой сосуд.

— А теперь насчет второй важнейшей цели нашей кампании, — снова заговорила первая госпожа Шабаша. — Ты, не сомневаюсь, обратил внимание на камень, свисающий с шеи короля Николаса. Заметил, как необычно он играет на свету? Словно мерцает своим собственным светом. Фактически, капитан, так оно и есть. На протяжении столетий этот камень известен под названием «Парагон из Евтракии», и он способен в мгновенье ока убить и тебя, и всех твоих крылатых бестий. Ты должен доставить нам этот камень. А кроме того, ты должен привезти вон тот золотой сосуд, причем сделать это крайне бережно, чтобы не расплескать ни единой капли налитой в него воды. Это так же важно, как не допустить, чтобы пролилась хотя бы капля крови Шайлихи. Шайлиха, Парагон, золотой сосуд и вода в нем одинаково важны для нас. Если ты окажешься не в состоянии доставить их сюда в целости и сохранности, тебе лучше вообще не возвращаться. Поверь, тебе будет гораздо предпочтительнее заколоться собственным дрегганом, нежели вернуться, потерпев неудачу. — Фейли подошла к капитану и остановилась перед ним, изящным движением положив в рот еще одну зеленую виноградину. — Ни при каких обстоятельствах ни ты сам, ни кто-либо из твоих людей не должны прикасаться к воде в этом сосуде или тем более пить ее, как бы сильно вам этого ни хотелось. А желание такое у вас возникнет, можете не сомневаться. — Губы волшебницы искривила улыбка: — Запомни — если человек с обычной кровью прикоснется к воде из Пещеры Парагона или проглотит хотя бы одну ее каплю, это приведет к его неминуемой мучительной смерти.

Клюге молчал, пытаясь постичь внутренний смысл странных приказов волшебницы. Принцесса Шайлиха, ее будущий ребенок, этот так называемый Парагон из Евтракии и золотой сосуд, наполненный странной красной водой. Неужели они на самом деле думают, что можно доставить сосуд с водой в Пазалон, не пролив при этом ни капли? Но капитан твердо знал — как бы ни одолевали его сомнения, он не посмеет ни на шаг отступить от полученных приказов. В конце концов, он капитан Фаворитов, и преданность волшебницам заложена в нем от рождения. Это в равной мере относится и к его воинам.

Забарра, по-прежнему играя кончиками локонов, поднялась со своего места и остановилась перед стеной, на которой продолжали разыгрываться сцены придворной жизни Евтракии.

— Если мне будет позволено вмешаться, сестры, — произнесла она, обращаясь главным образом к Фейли, — то, по-моему, пора объяснить капитану, каким образом можно отобрать Парагон у короля Николаса. — Улыбаясь, волшебница кончиком ногтя провела по своему горлу. — Николаса легче обезглавить, чем лишить этого камня. — Снова бросив взгляд на первую госпожу Шабаша, она перешла на более серьезный тон. — Но перед этим мне хотелось бы обсудить одну небольшую проблему. Будет ли мне позволено это?

В первый раз за весь сегодняшний вечер Клюге заметил на лице Фейли признаки явного утомления; никогда раньше ему не приходилось замечать за ней ничего подобного. Наверно, поддержание мысленной связи с сообщником при евтракийском дворе отнимало у первой госпожи Шабаша много сил.

— Говори.

— Ни в коем случае мы не хотели бы выказывать неповиновение твоим приказам, сестра, — начала Забарра. Бросив быстрый взгляд в сторону Сакку и Воны, она посмотрела прямо в глаза Фейли. — Но мы уже высказывали свои возражения по поводу того, что ты велела нашему сообщнику в Евтракии призвать к жизни охотников за кровью и вопящих гарпий. Мы понимаем — вряд ли что-либо в состоянии изменить твое мнение, и все же продолжаем считать эти действия неразумными. Вряд ли они принесут нам существенную пользу; более того, нам кажется, это может нанести урон нашему делу. Тот вред, какой они в состоянии причинить, не стоит риска заронить в сознание магов мысль о возможности нашего вмешательства. Мы со всем почтением умоляем тебя пересмотреть свое решение и использовать эти создания уже после того, как страна будет захвачена.

Клюге был потрясен. Что еще за охотники за кровью и вопящие гарпии? Он понятия не имел, о ком идет речь. Однако больше всего поражал сам факт того, что три другие волшебницы осмелились перечить первой госпоже Шабаша.

Фейли перевела взгляд карих глаз с Забарры на остальных сестер, чувствовалось, что ей из последних сил удается держать себя в руках.

— Маги должны заплатить за все. — Еле слышный голос волшебницы дрожал от ярости. — Я считаю, что это не будет лишним — слегка позабавиться над ними и уничтожить кое-кого еще до основной битвы. Это мое решение окончательно и дальнейшему обсуждению не подлежит. — Опираясь руками на стол, Фейли наклонилась вперед, ее губы искривила презрительная усмешка. — Ну что, продолжим давать объяснения капитану или мне показать вам кое-какие возможности Каприза, которые могут оказаться не слишком-то приятными для кое-кого из присутствующих?

Как будто предыдущие ее слова вообще не были произнесены, Забарра выжидательно посмотрела на Клюге и наклонилась вперед, обнажив глубокую ложбинку в вырезе богато расшитого платья цвета опавших листьев. Капитан отвел взгляд. «Она далеко не так проста, как кажется на первый взгляд», — подумал он, Клюге по прошлому опыту было известно, что Забарра любит играть в опасные игры, а настроение у нее в мгновение ока может непредсказуемо измениться. Без улыбки глядя в зеленые глаза волшебницы, он постарался дать ей понять, что в данный момент совсем не склонен к шутливому тону. Забарра выпрямилась, недовольно надув губки.

— У тебя, как я вижу, сугубо деловое настроение, — с притворной разочарованностью протянула она. — Ну что ж, тогда слушай очень внимательно, потому что дважды я повторять не буду, — повернувшись к стене, волшебница указала на золотой сосуд, покоящийся на мраморном алтаре. — Это специальный сосуд для церемонии отречения, он содержит воду из Пещеры Парагона. Парагон Евтракии, кроме заключенного в нем могущества, отличается тем, что на самом деле живет своей собственной жизнью. И, как любую жизнь, ее тоже нужно поддерживать. Пока его носит человек с «одаренной» кровью, Камень питается его энергией, одновременно возвращая ее своему носителю увеличенной во много раз. Вот почему его не доверяют никому из магов Синклита — чтобы в руках одного человека с «одаренной» кровью, обученного магии, не сосредоточилось слишком большое могущество. Человек же, не постигший магии, не может представлять особой опасности.

— Никто, даже волшебница, не может убить человека, на шее которого висит этот камень, — продолжала она. — И отнять у него Парагон тоже невозможно. Только он сам может снять с себя цепь вместе с камнем.

Опершись о стол, Забарра наклонилась к капитану, придвинувшись почти вплотную. Он даже почувствовал исходящий от волос волшебницы запах жасмина.

— Теперь понимаешь, капитан? Не зная, как подступиться к этому, ты не выполнишь поставленной перед тобой задачи. — Она протянула руку и стиснула его предплечье. Стиснула очень крепко. Клюге и сам обладал исключительной силой, но все же почувствовал боль, и это напомнило ему о почти невероятной физической силе этих женщин. — Боюсь, когда дело дойдет до того, чтобы отнять у Николаса Парагон, от твоих крепких мускулов будет мало толку. В этом случае нельзя использовать грубую силу, составляющую главный предмет твоей гордости. — Забарра отпустила его руку и откинулась назад, насмешливо улыбаясь.

— В таком случае, госпожа, каким же образом можно отобрать у короля камень? — делая вид, что не замечает ее издевки, почтительно осведомился Клюге.

Волшебница сокрушенно покачала головой, как видно, не оставляя желания задеть капитана.

Разумеется, самому тебе до этого никогда не додуматься, — протянула она. — Но я тебе объясню: если никто не в состоянии заставить Николаса отдать камень, значит — и это единственный выход, — король должен снять его по доброй воле. — По-видимому, желая подчеркнуть значение сказанного, Забарра кончиком указательного пальца по стучала по носу Клюге, точно делая выговор непослушному ребенку. Потом снова перешла на серьезный тон. — Во время церемонии Николас снимет с себя Парагон и отдаст его Вигу, Верховному магу Синклита. — Последние слова она буквально выплюнула. — Как уже было сказано, Парагон живет собственной жизнью, питаясь силами своего носителя. Поэтому в тот момент, когда он его снимает, камень начинает умирать. — Она сделала пренебрежительный жест в сторону Клюге. — Однако я не собираюсь тратить время, объясняя то, что выше твоего разумения.

— А почему бы Николасу просто не повесить Парагон Тристану на шею, чтобы Камень сразу же начал питаться энергией нового носителя? — спросил капитан.

В глазах Забарры вспыхнули злые огоньки — на мгновение она забыла, что Фейли позволила ему говорить, не спрашивая позволения. Она тут же взяла себя в руки, но кончик рта Клюге, не упустившего этого из виду, дрогнул в еле заметной улыбке.

— Если бы ты хоть что-нибудь понимал, то знал бы, что твое предположение абсолютно бессмысленно, — деланно вздохнула волшебница. — Дело в том, что Камню требуется какое-то время, чтобы подготовить себя к новому носителю. Вернуться к состоянию «девственности», так сказать.

Капитан задумался. Ну и головоломка! Однако он в самом деле должен досконально в ней разобраться.

— В таком случае, госпожа, почему Парагон не умирает, оказавшись в отрыве от носителя?

Забарра кивнула на золотой сосуд.

— Парагон кладут в этот сосуд, наполненный водой из Пещеры. Между этой водой и Камнем существует особая связь. Животворные способности этой воды обнаружены уже очень давно, и с тех пор множество людей пыталось воспользоваться ими. — Взгляд волшебницы стал рассеянным, словно она унеслась мыслями в другие времена. По молчав, она продолжила: — Вода в сосуде не позволяет Парагону погибнуть. Когда она изменит свой цвет с красно го на прозрачный, Камень готов к тому, чтобы сменить владельца. — Забарра вперила взор в Клюге. — В этот момент ты и должен завладеть им. Как только Парагон окажется в сосуде, Синклит и королевская семья станут уязвимы. Маги смогут рассчитывать только на самих себя, Камень им помочь не сможет. Но стоит тебе поторопиться или опоздать — и ты пожалеешь, что вообще появился на свет. Даже без помощи королевской гвардии маги, используя могущество Парагона, уничтожат тебя вместе с твоими крылатыми бестиями на месте. Причем можешь поверить — смерть ваша будет поистине ужасной.

Клюге снова проигнорировал скрытую в словах волшебницы издевку и, слегка повернув голову, бросил взгляд на Сакку. Странно, на ее лице возникло выражение тревоги, что было для нее совершенно необычно. Только что у капитана мелькнула мысль, что, может быть, больше никаких распоряжений не последует, но тревога на лице Сакку подсказывала, что до конца еще далеко.

Забарра вернулась на свое место, и тогда вновь поднялась первая госпожа Шабаша. Она приблизилась к мраморной стене с изображением тронного зала и некоторое время взирала на радостно взволнованные лица собравшихся там людей. Потом, повернувшись лицом к капитану, произнесла: — Вместе с тобой в поход отправится госпожа Сакку.

Клюге недоуменно посмотрел на темноволосую волшебницу, пытаясь по выражению ее лица понять, в чем кроется суть такого решения. Да, она явно тревожилась, но по какой причине?

Несколько месяцев назад волшебницы приказали заложить прекрасно оснащенный корабль и оборудовать на нем две богато убранные каюты. В одной из них отсутствовали окна, а дверь закрывалась только снаружи. Теперь капитану было ясно, что эта каюта предназначалась для Шайлихи, а во второй, надо полагать, расположится Сакку. Между каютами имелась дверь, которая тоже запиралась только с одной стороны.

Фей ли продолжала, скрестив на груди руки.

— После того как ты и твои люди выполните свою задачу, мы отдаем Евтракию в ваше распоряжение. Но только на два дня. За это время вы должны уничтожить как можно больше ее жителей. Развлекайтесь с женщинами, уничтожайте скот, сжигайте зерно и другие припасы, разрушайте все дома, какие удастся, за исключением королевского дворца. Он, может быть, нам еще пригодится. Короче, вы должны нанести этому проклятому месту как можно более серьезный урон, но, повторяю, на это вам отводится всего два дня. Наутро третьего вы должны отбыть в Пазалон.

Первая госпожа Шабаша произнесла все это с каменным лицом, не отрывая взгляда от изображения на мраморной стене.

— По существу, полученные тобой приказы просты и могут быть сведены к двум основным моментам: доставить сюда Парагон, принцессу, сосуд и воду в нем, уничтожить в Евтракии все живое, за исключением принцессы Шайлихи и нашего союзника при дворе.

Клюге все еще одолевали множество вопросов, и, поскольку ему было дано разрешение задавать их, он подумал, что иного случая может и не представиться.

— Госпожа, — осторожно начал он, — у меня есть еще несколько вопросов, если ты позволишь.

— На мой взгляд, ты слишком много болтаешь, — резко сказала Вона.

Фейли, однако, отнеслась к его словам более благосклонно.

— Что бы ты хотел узнать, капитан?

— Во-первых, могу ли я спросить, с какой целью будет сопровождать нас госпожа Сакку? — В голове Клюге мелькнуло, что его могут убить на месте за один этот вопрос. — И во-вторых, как мне уберечь от своих людей вашего сообщника в Евтракии, если я не знаю его в лицо? Да, и вот еще что. Всем известно, что пересечь море Шорохов невозможно, поскольку никто из тех, кто пытался сделать это, не вернулся. Как, в таком случае, мы доберемся до Евтракии и обратно? — его взгляд снова заскользил по лицам волшебниц.

— Ответы на второй и третий вопрос кроются в первом, капитан, — почти ласково произнесла Фейли. — Госпожа Сакку укажет тебе нашего друга при дворе, поскольку знает, как он сейчас выглядит.

Голова у Клюге пошла кругом. Знает, как он сейчас выглядит? Как это понимать? Он решил, что лучше не спрашивать. Фейли отщипнула еще одну виноградину и отправила ее в рот.

— А что касается твоего беспокойства по поводу моря Шорохов… Мы ведь один раз уже пересекли его. Госпожа Сакку знает, как сделать это. Просто беспрекословно выполняй ее приказы. Однако есть и другие причины, по которым вторая госпожа Шабаша отправится вместе с тобой.

Бросив взгляд на лицо Сакку, Клюге увидел, что губы волшебницы искривила зловещая усмешка. Он, конечно, понятия не имел, чем ей предстояло заниматься в Евтракии, но чувствовал, что она получит от этого немалое наслаждение.

Впервые ему пришло в голову, что Фейли не сказала ему, какого пола их сообщник в Евтракии. Мужчина или женщина? Ну, с точки зрения обязанностей Клюге это не имеет ровно никакого значения.

Фейли, по-видимому, сочла, что больше говорить не о чем. По взмаху ее руки изображение на стене исчезло, снова сменившись бездонной глубиной черного мрамора. Погас и голубой луч, а плита над их головами снова встала на свое место.

На глазах у Клюге стол принял первоначальную форму пятиугольника, а троны переместились на прежние позиции. Капитан посмотрел на Фейли. Как ни странно, теперь она выглядела посвежевшей, во всяком случае гораздо менее уставшей. Клюге взял сумку с картами, поднял шлем и вытянулся по стойке смирно.

Волшебницы смотрели на капитана с таким выражением, словно чего-то ожидали от него. Но Клюге нечего было сказать. На все самые важные вопросы ответ он получил, оставалось лишь разъяснить задачу воинам. Теперь он не сомневался — вспоминая выражение, появившееся на лице Сакку, когда она увидела принца, — что у всей этой затеи имеется пусть не до конца ему ясный, но, без сомнения, глубоко личный аспект.

Фейли поднялась и подошла к Клюге, пристально глядя ему в глаза.

— Капитан, дай мне свой меч.

Он вытащил дрегган из ножен. Рассекая воздух, кривое, лезвие издало характерный звон, надолго повисший в воцарившейся тишине. После того как он угас, стало тихо, точно в могиле.

Взяв из рук Клюге меч, первая госпожа Шабаша подошла к нему совсем близко, продолжая пристально вглядываться в лицо капитана.

— На колени! — негромко, но с явной угрозой приказала она.

Он тут же опустился на одно колено и почтительно склонил голову Фейли ухватила прядь длинных, тронутых сединой волос на его затылке, оттянула голову Клюге назад и с силой прижала лезвие дреггана к его горлу. На шее выступила капля крови и побежала по длинному желобку, сначала быстро, потом все медленнее и медленнее. Сакку невольно облизнула губы.

Ты создан для того, чтобы служить мне, Клюге, — прошипела Фейли, прищурив глаза. Это был первый в его жизни случай, когда она обратилась к нему по имени. — Ты мой, и я могу делать с тобой все что пожелаю, — она сдвинула брови. — Хорошо ли ты понял мои распоряжения?

Да, госпожа.

Будь она обыкновенной смертной женщиной, капитан мог бы прикончить ее одним ударом, и меч, приставленный к горлу, не помешал бы ему это сделать. Но только не волшебницу, только не Фейли. Меч — ничто по сравнению с той силой, что в ней таилась. Глядя в горящие карие глаза первой госпожи Шабаша, Клюге уже в который раз спрашивал себя, не безумна ли она.

Через неделю ты отплываешь в Евтракию, — произнесла волшебница все так же негромко.

Да, госпожа, — хрипло ответил Клюге. — Фавориты Дня и Ночи выполнят все, что приказано.

Шею пронизывала мучительная боль, но капитан понимал, что должен терпеть. Нет сомнений, это просто проверка его выдержки. Вряд ли Фейли хочет его убить, он слишком им нужен. Большой палец волшебницы прикоснулся к рычагу в рукояти дреггана. Если она сейчас надавит на него, лезвие в мгновение ока вонзится ему под челюсть и выйдет из затылка. Клюге последним усилием воли сдерживал чудовищную боль, не отрывая взгляда от горящих глаз волшебницы.

Фейли еще сильнее оттянула назад его голову.

— Так ты утверждаешь, что Фавориты сделают все, что приказано? — Ее глаза, казалось, смотрели сквозь него, в них металось безумие. — Ну что ж, смотри, чтобы они не совершили ни одной ошибки, капитан.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Открыв глаза, Тристан прямо перед собой увидел завитки мягких золотистых волос и, вдохнув исходивший от них тонкий запах сирени, начал припоминать события прошедшей ночи и имя той, чье прекрасное обнаженное тело покоилось на шелковых подушках рядом с ним. Вчера вечером чудесное красное вино — детище виноделов провинции Флориан-Глейд, что на юго-западе Евтракии, — лилось рекой. Кажется, он выпил его слишком много. Однако это обошлось без серьезных последствий, и сейчас только легкий шум в голове мог помешать течению мыслей. «Хорошее вино, выпитое в хорошей компании, не принесет вреда», — всплыло в памяти услышанное им когда-то изречение. Кажется, ее зовут Эвелин… Эвелин из дома Норкроссов; и если он правильно запомнил, ее отец — богатый землевладелец в провинции Фарплейн, в самом центре королевства. Прошлым вечером, увидев, что дочь увлеченно беседует с принцем, ее родители не стали досаждать ей слишком назойливой опекой. Долго уговаривать девушку Тристану не пришлось. Едва оказавшись в его покоях, они упали в объятия друг друга…

Стараясь не разбудить Эвелин, принц бесшумно встал с постели и, как был, обнаженный вышел на балкон. Несмотря на удивительные события вчерашнего дня и последовавшую за ними церемонию, проснулся он рано; солнце только-только начало подниматься над линией горизонта. Потягиваясь и разминая тело, Тристан ощутил, что бесчисленные ссадины и синяки, полученные во время вчерашних странствий, вновь дают о себе знать. «Надо будет не забыть как следует осмотреть Пилигрима», — подумал принц.

Сейчас, когда он стоял на балконе, глядя, как в золотистом мерцании утра расцветает новый день, все испытанное им вчера в Оленьем лесу казалось просто сном. Но одно не претерпело изменений, заставляя кровь энергичнее струиться по жилам: непреодолимое стремление как можно больше узнать о магии.

Тристан вернулся в спальню и присел на постель, глядя на солнечные блики, играющие на обнаженной спине девушки.

Словно почувствовав во сне его взгляд, Эвелин повернулась к Тристану. Он нежно поцеловал грудь девушки, и ее веки затрепетали. Открыв глаза, она сделала слабую попытку прикрыть свою наготу темно-голубой шелковой простыней.

— Зачем скрывать прекрасное? — остановил ее принц, проведя рукой по очаровательному изгибу ее бедра.

— Похоже, мы неплохо провели эту ночь. — Уголки губ Эвелин тронула лукавая улыбка.

— Не могу не согласиться с тобой. — Тристан тоже улыбнулся, продолжая ласкать тело девушки. Потом он спросил: — Есть что-нибудь, что я могу для тебя сделать, прежде чем ты уйдешь?

— Все, о чем я осмелюсь просить, это чтобы ты еще раз снизошел к скромному желанию одной из своих подданных, мой принц, — томно произнесла она.

— Обеспечить гражданам наиболее полное удовлетворение их желаний — основной из принципов правящего дома Евтракии, — отозвался Тристан, переворачивая девушку на спину.

Проводив взглядом экипаж, увозящий девушку, принц решил прогнать тяжелые мысли, занявшись боевой подготовкой на тренировочном плацу королевских гвардейцев. Тристан неплохо провел время с Эвелин, однако встреча с юной красавицей не имела для него какого-то особого значения и, разумеется, никоим образом не могла изменить его отношения к своему будущему; по правде сказать, принц вообще сомневался, что когда-нибудь еще встретится с ней.

«Звук сталкивающихся клинков не спутаешь ни с каким другим в мире, — подумал принц, с трудом парируя очередной сильный удар Фредерика. — Как странно все устроено в мире: меч одновременно и защищает жизнь, и может ее отобрать». Однако, учитывая, что бой велся настоящими, а не учебными мечами, ему вскоре пришлось выкинуть из головы посторонние мысли — его противник вновь бросился в атаку.

Они фехтовали на тренировочном плацу уже довольно долго. Неуловимым образом обычный урок фехтования, который давал принцу его зять, перерос в жесткий поединок, происходящий при стечении зрителей, большую часть из которых составляли подчиненные Фредерика. Где капитан королевских гвардейцев брал силой, там принц — проворством. Чем напористее был Фредерик, тем большую изворотливость проявлял Тристан. Их шансы на победу были примерно равны, но ни один из соперников не хотел одержать ее ценой пролитой крови.

Меч Фредерика со свистом рассек воздух, на этот раз прямо над головой принца. Тристан, поднырнув под руку капитана и маскируя замах меча, нацелил оружие ниже кирасы соперника. Применение такого приема в бою — верная гибель увлекшегося атакой; резкий короткий удар, силу которого увеличивала инерция всего тела, мог рассечь его надвое. Фредерик молниеносно, что казалось почти немыслимым для человека его стати, уклонился от меча принца. И тут же сам нанес сокрушительный удар, целясь в грудь соперника. Тристан с трудом парировал его, присев на левое колено, но быстро принял боевую стойку, и достойные противники с хищными улыбками на потных лицах вновь закружили друг против друга, демонстрируя ловкость и отточенность своих движений.

— Да, грузноват ты стал для таких упражнений, — поддразнил зятя Тристан. — Но я рад, что могу поделиться с тобой опытом, пока еще ты озабочен сменой часовых, а не пеленок, — он ехидно улыбнулся, сделав ложный выпад. — Но не волнуйся. Когда я стану королем, то уж как-нибудь сумею убедить сестру время от времени выпускать тебя на прогулку — скажем, раз в месяц, не чаще, разумеется.

Принц отбил рубящий удар Фредерика, и они, скрестив мечи, оказались почти вплотную друг к другу. Их лица исказились от напряжения в попытке преодолеть сопротивление противника и выбить оружие из его рук.

— По крайней мере, вчера вечером я выглядел должным образом, — проворчал капитан гвардейцев. — А вот что касается тебя, так было не разобрать, член ты королевской семьи или не слишком опрятный слуга. Я чуть было не приказал тебе принести мне стакан вина, но вовремя услышал, как ты сам отдаешь такое же распоряжение.

И тут взгляд Фредерика скользнул за плечо Тристана, на его лице появилось выражение ужаса. Принц скосил глаза вправо, и это было как раз то, на что надеялся его соперник. Сделав ногой короткую подсечку, он в мгновение ока поверг Тристана на землю и приставил острие меча к его горлу.

— Сдаешься? — завопил он.

Принц понял, что этот поединок он проиграл. Из такой позиции вывернуться невозможно, и если бы капитан гвардейцев на самом деле желал ему смерти, он был бы уже мертв.

— Сдаюсь, — только и смог прохрипеть Тристан. Под одобряющие крики зрителей Фредерик протянул свою широкую ладонь и помог принцу подняться. Оба принялись тщательно отряхивать с себя пыль. Широко улыбаясь, молодой офицер дружески обхватил приятеля за плечи, и они бок о бок удалились под навес, устроенный возле стены.

— Неплохой фокус. — Тристан вылил воду из кувшина себе на голову, встряхнул мокрыми волосами и, запрокинув голову, жадно сделал несколько больших глотков.

— Это не фокус, друг мой, это техника. — В словах Фредерика звучала обида. Он взял протянутый Тристаном кувшин. — От тебя снова ускользает суть. В сегодняшнем поединке ты проявил себя просто великолепно; не знаю, смог бы кто-нибудь из моих гвардейцев устоять против меня так долго. И все же твой взгляд слишком часто и надолго задерживался на моем лице. Я ведь уже сколько раз твердил: ты должен постоянно наблюдать за положением ног и рук противника. — Он замолчал, глядя в темно-синие глаза зятя, которого так любил. — В конце концов, мое лицо не может причинить тебе никакого вреда, не то что меч.

— Не скажи, не скажи, — с притворной серьезностью возразил Тристан. — Ты давно в зеркало смотрелся?

Фредерик с такой силой хлопнул принца по плечу, что тот едва не рухнул на скамью, и оба они расхохотались. Но продолжил капитан королевских гвардейцев уже серьезно.

— Слушай, Тристан, с тобой на самом деле все в порядке? Сегодня утром маги Синклита опять говорили о тебе. Вот и сейчас, пока мы разминали косточки, они вместе с твоим отцом снова обсуждают что-то за закрытыми дверьми. Вечность, что ты натворил вчера в лесу, от чего все так переполошились? В последний раз такое случилось, когда тебя лет пятнадцать назад застали в спальне с твоей няней… причем было не очень понятно, кто кого воспитывал. — Приятели с улыбкой переглянулись, но потом тон Фредерика вновь стал серьезным. — Может быть, хочешь поговорить об этом? Ты же знаешь, я всегда рад помочь. — Поскольку принц молчал, его зять пришел к выводу, что тот по-прежнему не склонен к откровенности, и, с явным неудовольствием оглядев его, произнес: — Кстати, ты собираешься когда-нибудь сменить одежду?

Хотя сегодня он не собирался в Олений лес, Тристан был вооружен и одет как и в предыдущий день. Он лишь сменил измазанные красным штаны на другие, которые сейчас выглядели уже ничуть не лучше прежних.

«И этот туда же!» — беззлобно подумал принц. Прийти на плац его подтолкнуло желание хоть на время забыть о своих обязанностях и оказаться там, где никто не будет напоминать о них. Понимая, что Фредерик искренне хочет помочь ему, Тристан, однако, был сейчас не в настроении обсуждать с кем бы то ни было то, что ему пришлось пережить. Разве можно объяснить другому человеку то, что принц и сам не до конца понимал? Судя по тому, как протекала вчерашняя беседа, маги вряд ли согласятся ответить на волнующие его вопросы.

— Я не могу рассказать тебе о том, что случилось вчера. — Тристан печально покачал головой. — Мне и самому еще многое не ясно. Я должен буду стать королем, хочу этого или нет. Вот и решил провести оставшиеся дни своей так называемой «свободы» здесь, на плацу. Может, магам это и не сильно понравится, но я уж как-нибудь переживу. Все равно они будут поучать меня до конца моих дней.

Увы, под словом «поучать» не подразумевались занятия магией, а между тем эта жажда продолжала сжигать изнутри принца. Однако, судя по вчерашнему настрою магов, эта наука для него сейчас еще недоступнее, чем когда-либо.

Тристан придирчиво оглядел себя. Да, многих приводит в недоумение его вид. Но он не желает одеваться иначе Эта одежда не только напоминала принцу о том, что было связано с пещерой, но и гораздо более точно соответствовала его характеру и нынешним устремлениям, чем роскошные одеяния, которые ему предстоит носить в ближайшем будущем.

— А что касается твоего беспокойства по поводу того, как я выгляжу, то меня это вполне устраивает. Может, я прохожу так до самой коронации. — Улыбка тронула губы Тристана, и он с видом заговорщика наклонился к капитану гвардейцев. — Но даже и после того, как я взойду на престол, кое-кому придется немало потрудиться, чтобы за ставить меня расстаться с этим нарядом.

Его речь прервал неожиданно возникший резкий звук, напоминающий треск ломаемых бурей деревьев. Сопровождающий его порыв ветра поднял над плацем столб пыли и, рванув полотнище навеса, повалил его. Принц и Фредерик еле успели отскочить в сторону. Нечто огромное, заслонив солнце и издавая устрашающие громоподобные звуки, неслось с небес. За то время, пока Тристан и капитан королевских гвардейцев преодолели расстояние до середины плаца, звук перерос в подобие плача, причем казалось, что одновременно голосят сотни убитых горем женщин. Затем он оборвался так же внезапно, как и возник. То, что буквально свалилось с небес, обосновалось на стене на фоне солнца почти над тем местом, где несколькими мгновениями ранее находился навес. Даже не успев как следует разглядеть, что это, принц, предчувствуя опасность, подтолкнул Фредерика в сторону ворот.

— Беги за Вигом! — закричал он в самое ухо друга. Тот, лишь слегка замешкавшись в попытке получше разглядеть незваного пришельца, бросился исполнять приказание. Заслонив ладонью бьющее в глаза солнце, Тристан разглядывал сидящую на стене тварь.

Это существо напоминало гигантскую хищную птицу, высотой не менее тридцати футов. Расправив крылья, размах которых был чуть ли не вдвое больше, чудовище испустило оглушающий клич, напоминающий одновременно боевой призыв ястреба и безумные вопли перепуганной до смерти женщины, — он был настолько громким, что принц на мгновение оглох. Темные крылья твари были покрыты не перьями, а черной чешуей. До Тристана и стоящих рядом с ним гвардейцев докатилась волна удушающей вони. Однако ужаснее всего выглядела голова птицы: у чудовища было женское лицо.

Древнее, серое, морщинистое; совершенно безумное. Глубоко запавшие глаза совсем не походили на птичьи, а длинные всклокоченные волосы развевались по ветру.

Тварь в очередной раз расправила крылья и закричала. Теперь принц хорошо разглядел, что внутри пасти мерзкого создания торчат два ряда желтых остроконечных зубов. Шея твари была покрыта темной морщинистой кожей, покачивающейся в такт движениям головы. Время от времени бестия то опускала голову, то мотала ею из стороны в сторону, как это делают обычные птицы.

Внезапно крылатая тварь с проворностью кошки спрыгнула со стены на плац и набросилась на одного из гвардейцев. Полоснув его огромными когтями, она цепко обхватила беднягу обеими лапами и одним взмахом крыльев вновь взгромоздилась на стену.

Тристан рванулся к стойке с луками и стрелами, но, когда он схватил оружие, было уже поздно.

Удерживая несчастного когтями, тварь надвое перекусила его жуткими зубами. Снова испустив оглушающий крик, она сорвала кирасу с груди гвардейца и принялась с жадностью пожирать нижнюю часть его туловища.

На плац вывалились окровавленные внутренности жертвы.

Преодолевая приступ тошноты, принц оттянул тетиву и прицелился в грудь мерзкой птицы. Несколько гвардейцев последовали его примеру. Пущенная принцем стрела вонзилась точно в то место, где, по предположению Тристана, должно было находиться сердце твари. Но ни она, ни выпущенный гвардейцами град стрел не в состоянии были пробить оперение летучего монстра. Не обращая внимания на продолжающие попадать в нее стрелы, тварь, по-собачьи капая слюной, смешанной с кровью, грызла голову жертвы.

— Мой принц, что мы можем сделать? — растерянно спросил один из лучших офицеров Фредерика, лейтенант Люциус. — Ее оперение стрелы не берут.

Однако ответить Тристан не успел. Бестия вновь спрыгнула со стены и попыталась поймать еще одного гвардейца, но тот успел увернуться, чем спас себе жизнь, отдав взамен лишь часть собственной руки, по которой пришелся удар когтистой лапы. Схватив окровавленный обрубок руки, монстр завопил в досаде и вновь взлетел на прежнее место. Люциус с помощью нескольких гвардейцев оттащил раненого в сторону. А принц зашагал по залитому кровью плацу в направлении стены.

Гвардейцы за его спиной закричали, пытаясь его остановить, но Тристан поднял руку, призывая к спокойствию. Ужасный монстр, казалось, забеспокоился, уродливое лицо исказилось, а волна смрада из его пасти едва не свалила принца с ног.

«Еще три шага, — мелькнуло в голове Тристана. — У этой твари лишь два уязвимых места. Вечность, не дай мне промахнуться».

Принц остановился и молниеносным движением выхватил нож. Он действовал по велению инстинкта, почти не раздумывая; и вот уже нож со свистом полетел в сторону монстра. Тристан затаил дыхание. Нож почти по самую рукоятку впился в левый глаз отвратительного женского лица.

Ужасная тварь, испустив страшный вопль, в котором слились воедино безумная боль и ярость, протянула к глазнице лапу и попыталась когтями вырвать оттуда нож, но это ей не удалось. По сморщенному серому лицу крылатой бестии струилась кровь.

Оставив попытки вытащить нож, она как ни в чем не бывало в очередной раз спрыгнула на землю и оказалась лицом к лицу с принцем.

Едва собравшись метнуть второй нож, Тристан почувствовал, как чьи-то крепкие руки обхватили его за плечи и потянули назад. Он попытался высвободиться, но державший, видимо, обладал невероятной силой и ослабил хватку лишь тогда, когда оттащил принца на безопасное расстояние. Не тратя на объяснения ни времени, ни слов, Виг, а это был именно он, отпустив плечи Тристана, двинулся в сторону раненой твари. Во дворе воцарилась мертвая тишина — даже жуткая птица не издавала более ни звука.

Остановившись, маг поднял руки.

— Вот мы и встретились снова, — спокойно произнес он. — Тебе, как я вижу, очень долго удавалось избежать смерти. Но сегодня тобой займусь я.

В момент когда были произнесены последние слова, с ладоней Вига сорвались потоки лазурного света. Обтекая чудище, свет окружил его со всех сторон, заключая в сверкающий голубой куб. Старый маг опустил руки, и куб начал изменяться. Теперь полосы голубого огня создавали вокруг монстра что-то вроде переливчатой голубой клетки.

В отчаянии тварь начала биться о преграду. Но все ее усилия были тщетны.

Виг стал медленно сближать ладони. Тристан застыл от изумления, когда увидел, как магическая ловушка начала сжиматься, ломая кости крылатой бестии. Когда между стенами ловушки осталось не больше ярда, руки Вига остановили свое движение. Уцелевший глаз твари погас, жизнь покинула ее ужасное тело.

И тут послышался новый звук, несравненно более грозный, чем крики монстра.

Небо мгновенно потемнело, его прорезала ослепительная молния. Гром загрохотал с такой силой, что принцу показалось, будто вот-вот лопнут барабанные перепонки. А потом, так же неожиданно и быстро, небо снова прояснилось, и все смолкло.

Потрясенный увиденным, Тристан подошел к магу и остановился, глядя на дело его рук.

— Вопящая гарпия, — не глядя на Тристана, произнес Виг. — Ты об этом хотел меня спросить?

Однако он ошибся. Гораздо больше принца заинтересовала мерцающая голубая клетка.

— Ты создал магическую ловушку? Чтобы уничтожить это… эту…

— Да.

Маг подошел к окровавленным останкам, протянул руку между мерцающими прутьями и, вытащив из глазницы монстра нож Тристана, принялся внимательно разглядывать его, поворачивая из стороны в сторону. Когда он снова поднял взгляд на принца, в его глазах ясно читалось уважение. Старик также отметил, что мерцающая лазурная аура, окружавшая наследника престола после посещения Пещеры, исчезла.

— Ловушки — весьма полезная вещь, — продолжал маг, разглядывая нож. — Как бы тебе объяснить попроще… Они представляют собой мощные потоки энергии, предназначенные для удержания чего-либо или кого-либо. Им можно придавать любую форму. Когда ты станешь королем, я научу тебя этому искусству.

«Когда ты станешь королем!» — мысленно застонал Тристан Он решил задать еще один вопрос, напрашивающийся сам собой.

— А почему я никогда не слышал о вопящих гарпиях?

Виг испустил долгий вздох. «Сначала охотник за кровью, теперь вопящая гарпия, — подумал он, не в силах скрыть тревогу. — И оба почему-то объявились незадолго до дня отречения…»

— Вообще-то гарпии всегда обитали в Евтракии, — объяснил он. Гвардейцы, между тем, начали со всех сторон окружать клетку, чтобы взглянуть на ужасную тварь, которая, не появись здесь Виг, уничтожила бы еще многих. — Еще задолго до Войны с волшебницами они гнездились у южного края Оленьего леса, там, где он граничит с Квадратной равниной.

Тристан прекрасно изучил Олений лес, но почти никогда не бывал на большой, заросшей травой равнине, имеющей форму почти правильного квадрата, чему она и была обязана своим названием.

— Однако у гарпий не всегда были женские лица, — продолжал старик, — и столь злобными они тоже когда-то не были. Во время войны волшебницы ловили их и обучали убивать людей. Напугав и разогнав жителей, им было легче захватить ту или иную провинцию. По правде говоря, я предполагал, что одна-две гарпии все еще живы, несмотря на то что последнюю из них видели лет сто пятьдесят назад.

Эта ложь заставила Вига внутренне содрогнуться, но у него не было иного выбора: вокруг собралось слишком много людей, ловящих каждое его слово. Он решил сменить тему разговора и протянул Тристану его нож, который тот снова спрятал в колчан.

— Я никогда не видел, как ты их бросаешь, — с коротким одобрительным кивком заметил маг. — Похоже, ты добился больших успехов в этом действии. И мне хотелось бы дать тебе один совет. Каждый раз, прибегая к ножу, мечу или луку для того, чтобы лишить кого-то жизни, даже если он будет столь же мерзким, как тварь, угодившая в мою ловушку, постарайся думать не о том, кого убиваешь, а о том, кому ты таким образом спасаешь жизнь. Это поможет тебе справиться с чувством вины, почти неизбежным для людей нашей крови. «Одаренная» кровь не только дар, но и ответственность. И иногда эта ноша тяжко, очень тяжко давит на плечи.

Принц понимал, что маг прав. Впрочем, как и всегда. Кроме того, Тристан догадывался, что лишить живое существо жизни, пусть даже в целях самозащиты, когда кажется, что нет другого выхода, на самом деле не всегда верный способ разрешения конфликта. Может, отчасти именно это понимание подхлестывало его яростное желание овладеть магией. Ему вспомнились слова клятвы: «Клянусь поднимать руку на человеческую жизнь только в целях самозащиты и лишь после того, как предупрежу противника». Да, пожалуй, он начинает по-настоящему их понимать.

Виг распростер над ловушкой руки, и «прутья» клетки стали медленно таять; когда от них не осталось ничего, сплющенные останки твари упали наземь. Маг сделал Фредерику знак подойти.

— Я хочу дать тебе не совсем обычные распоряжения, и ты должен проследить за тем, чтобы они были выполнены самым строжайшим образом, — сказал он. — Прикажи своим людям разрубить этот труп на дюжину частей и каждую зарыть отдельно, на расстоянии не менее трех сотен футов друг от друга и на глубине по крайней мере пяти десятков футов. Все это надо сделать, вывезя труп как можно дальше от города и непременно глубокой ночью. Ты хорошо меня понял?

— Да, Верховный маг, — отозвался капитан гвардейцев и спросил, придвинувшись вплотную к старику и понизив голос: — Но к чему такие предосторожности? Ведь тварь уже мертвее мертвого!

— Вопящие гарпии способны ожить, даже если их расчленить на части и в особенности если эти части окажутся достаточно близко друг к другу. — Виг своим знаменитым движением взметнул бровь — словно это был последний, самый убедительный аргумент. — Надеюсь, ты не хотел бы еще раз пережить подобную встречу с монстром, капитан?

— Показали бы мне того, кто хотел, — проворчал Фредерик. — Все будет сделано, как ты приказал, Верховный маг.

Отойдя к солдатам, он принялся отдавать распоряжения.

— Хороший человек, — пробормотал старик себе под нос — Но слегка ограниченный. Воспринимает лишь то, что подсказывает его собственный опыт, не давая свободы воображению. Впрочем, военные все таковы.

Тристан приводил себя в порядок, собираясь вернуться во дворец, когда увидел остальных членов Синклита и своего отца, оказавшихся свидетелями завершающих сцен кровавой схватки.

— Никогда не видел, как ты метаешь ножи, Тристан, — с ноткой гордости в голосе проговорил Николас. — Получается отлично. — Король посмотрел на Вига. — Давайте вернемся во дворец. Я хочу, чтобы мне объяснили, что именно здесь произошло. — Он снова обратился к принцу: — А что касается тебя, сын мой, то тебе следует привести себя в порядок и отправиться к королеве. — Николас дружески улыбнулся. — Да не слишком переживай, это вовсе не означает, что у тебя новые неприятности. Просто в последние дни ты и Шайлиха нечасто виделись с матушкой, и она приглашает вас выпить чаю.

Тристан терпеть не мог чаепитий, и отцу это было прекрасно известно. Принц уже открыл было рот, дабы напомнить об этом, но король остановил его взмахом руки.

— Ступай, ступай, — с притворной суровостью произнес он.

Оставив позади гвардейцев, убирающих плац, Тристан, сопровождаемый королем и магами Синклита, зашагал во дворец.

Королева приложила моток светло-серой пряжи к неоконченной работе. Да, никаких сомнений, так гораздо лучше. «Гобелен будет неплохо смотреться в спальне короля, — подумала она и передала пряжу одной из пяти своих личных служанок. — Тема верховой езды никогда не оставляет Николаса равнодушным. Думаю, он будет приятно удивлен».

Королева Моргана поднялась с обитого роскошным бархатом кресла и отошла от большого ткацкого станка, чтобы лучше оценить плоды своих трудов.

— Что скажешь, Марлен? — спросила она, обращаясь к стоящей рядом полной пожилой женщине, преданно служившей ей вот уже на протяжении тридцати лет. — Подходящий оттенок?

Пожалуй, вокруг головы коня тон слишком темный, моя госпожа, — с готовностью ответила служанка. — А все остальное, по-моему, просто великолепно, как и всегда.

— А ты, девочка, как считаешь? — обратилась Моргана к дочери.

Та стояла рядом, разглядывая гобелен и непроизвольно поглаживая выпуклый живот. «Скоро я стану бабушкой, — с гордостью подумала королева. — И как хотелось бы дождаться того дня, когда Тристан, избавившись от своей ветрености, тоже подарит нам внуков. — Однако тут мысли Морганы приняли другое, более мрачное направление, она постаралась отогнать их. — Может, опасения магов еще и не сбудутся», — вздохнув, подумала она.

— Да, — улыбнулась Шайлиха. — Здесь слегка темновато. Ты ведь и сама видишь, правда, мама?

— Вижу, конечно, — отозвалась королева.

Первая половина дня прошла прекрасно, королева Моргана занималась тем, что доставляло ей едва ли не самую большую радость — ткала гобелен и общалась с дочерью.

Секретам работы на ткацком станке она научилась у своих ныне уже покойных матери и многочисленных тетушек, еще до встречи с Николасом в те времена, когда была простой крестьянкой. Кое-кто при дворе полагал, что для столь важной особы подобное занятие — пустая трата времени, но все сходились во мнении, что у королевы истинный талант. Во многих помещениях дворца висели сотканные ею гобелены; иногда во время больших балов их продавали на торгах, а вырученные деньги шли на поддержку сиротских приютов. Но этот гобелен был особенный — Моргана собиралась подарить его своему мужу.

Услышав о схватке с чудовищем и о том, какую роль в и сыграл Тристан, королева почувствовала сильнейшее желание незамедлительно увидеться с сыном и своими глазами убедиться, что с ним все в порядке. Она попросила короля прислать к ней сына под предлогом чаепития в обществе сестры. Королева мягко улыбнулась. Она прекрасно помнила, что принц терпеть не мог пить чай!

Словно в ответ на ее мысли, послышался негромкий стук в дверь. В комнату вошел один из двух гвардейцев, постоянно несущих караул за дверью королевы.

— Прошу прощения, моя госпожа, — с поклоном сказал он, — пришел принц Тристан.

— Благодарю тебя, Джеффри. Пусть войдет, — королева повернулась к служанкам, — Вы свободны, — она улыбнулась Марлен. — На сегодня ты избавлена от моих фантазий, дорогая.

— Как пожелает моя госпожа, — ответила Марлен, выпроваживая из покоев королевы остальных служанок.

Такие посиделки всегда были лучшим способом узнать все дворцовые новости, а тут еще сам предмет сегодняшних сплетен вот-вот войдет в комнату. В глубине души ни одна из служанок, в том числе и сама Марлен, удаляться вовсе не желали. Она с улыбкой поклонилась королеве.

— Моя госпожа, конечно, понимает, что в ближайшие дни эти болтливые девчонки ни на миг не оставят меня в покое и будут приставать до тех пор, пока не выпытают все.

Королева благодушно улыбнулась, Марлен была ее подругой и доверенным лицом на протяжении долгих, очень долгих лет.

— В последнее время с ним так много хлопот, моя милая, что если я решусь рассказать тебе о них, то не буду знать даже, с чего начать.

Марлен понимающе подмигнула королеве, сделала реверанс и поторопила задержавшихся служанок — точно курица, сзывающая разбредшихся по двору цыплят. Проходя мимо принца, все они кокетливо приседали в приветствии. Моргана покачала головой и бросила многозначительный взгляд на Шайлиху. Принцесса ответила ей тем же.

Несмотря на то что наряд принца снова был запылен и испачкан, королева с гордостью смотрела на сына. В последнее время он, конечно, совсем отбился от рук, но это не мешало ей любить его больше жизни. Дочка всегда была спокойной, послушной и почтительной, она почти никогда не доставляла родителям беспокойства, но Тристан всегда владел сердцем матери, независимо от того, как себя вел.

Королева обняла его и поцеловала в щеку.

Тристан стер с щеки матери небольшое пятнышко — результат соприкосновения с его лицом. Прежде чем явиться сюда, он умылся, но, как теперь понял, все же недостаточно тщательно.

— Королеве не пристало быть испачканной, — сказал он, глядя в любимые глаза. — По дворцу поползут слухи. Хватит и того, что в последнее время я даю достаточно поводов для сплетен.

На сестру принц посмотрел с некоторым смущением, ожидая от нее сочувствия, но та насмешливо улыбнулась в ответ, довольная тем, что Тристану явно не по себе. Он прищурился и, наклонившись к ней, прошептал:

— Ты-то, наверно, получаешь от этого удовольствие, а я бы лучше выслушал одну из бесконечных лекций Вига, чем распивать чай, даже с вами обеими.

Моргана между тем снова устремила взгляд на гобелен.

— Почему бы вам не поболтать пока на балконе? — предложила она. — Мне хочется еще при дневном свете кое-что подправить.

Тристан распахнул перед сестрой дверь балкона. Шайлиха осторожно опустилась в обитое бархатом кресло, а он сел рядом, скрестив длинные ноги, и посмотрел вниз, на открывающуюся перед ним картину мирного вечера.

— Что, так и будешь многозначительно помалкивать? — поинтересовался он. — Может, мне приказать магам заставить тебя разговориться?

Шайлиха взглянула на брата и увидела на его лице странную усмешку.

— Разговориться? О чем?

Стараясь сдержать улыбку, принцесса прикусила нижнюю губу, то ли радуясь неловкости, которую явно испытывал ее братец, то ли не желая проговориться, то ли и то и другое вместе.

Тристан услышал, как в комнате мать зовет мажордома.

— Да, моя госпожа? — откликнулся тот.

— Будь любезен, прикажи накрыть стол — нас трое, — попросила королева.

— Слушаюсь, моя госпожа, — последовал краткий ответ.

— Вообще-то, я не очень хочу чаю, мама, — бросил принц через плечо, стремясь придать голосу благочестивые нотки.

Он действительно терпеть не мог ни самого напитка, ни чопорности всей связанной с ним процедуры: большая, можно подумать, радость — усесться в кружок с фарфоровыми чашечками в руках и притворяться вежливым с людьми, обожающими все эти церемонии, даже если этими людьми были его мать и сестра.

— Ну, так я тебя и не заставляю, — со смехом ответила королева. — Собственно, я пригласила вас обоих сюда вовсе не ради этого.

У Тристана екнуло сердце. «Конечно, больше разговаривать не о чем, как только о том, что произошло за последние дни, — мрачно подумал он. — И что может моя мать сказать такого, чего я уже не слышал от других?» Он умолк, решив больше не проронить ни слова раз и сестра вздумала отмалчиваться — но потом все же спросил:

— Так ты знаешь, ради чего нас пригласили сюда?

И посмотрел Шайлихе в глаза, надеясь найти в них разгадку.

Выражение лица принцессы немного смягчилось.

— Да, — произнесла она негромко. — Удивительное дело, я никогда не могу ничего от тебя скрыть. Я знаю, зачем мы здесь, но пусть мама сама скажет тебе об этом.

Поглаживая живот, она перевела взгляд на открывающийся внизу вид. Внезапно глаза ее широко распахнулись.

— Что такое? — с тревогой в голосе спросил Тристан.

— Ничего страшного. — Шайлиха улыбнулась. — Просто она толкается в последнее время все сильнее и сильнее.

— Она?

Ну да. У меня будет дочка, я в этом уверена. Только не спрашивай, откуда мне это известно. Я просто чувствую, что родится девочка, причем светловолосая, как мы с мамой. И с зелеными глазами, как у Фредерика. — Лицо Шайлихи внезапно стало серьезным. — Тристан, ты окажешь мне кое-какую любезность?

— Конечно. Все, что угодно… ты же знаешь.

Она взяла брата за руку и, прежде чем он успел спросить, в чем дело, положила на свой живот, туда, где мгновение назад лежала ее собственная ладонь. И, словно почувствовав это прикосновение, ребенок ответил на него толчком в ладонь своего будущего дяди. Тристан чуть не подскочил от удивления. «Невероятное ощущение — чувствовать, как одна жизнь бьется внутри другой», — подумал он.

— Я не просто так положила сюда твою руку, брат, — негромко сказала Шайлиха.

— А для чего?

— Чтобы дать почувствовать, что поступки одного человека могут оказать воздействие на жизнь других — то, в чем вчера пытался убедить тебя отец. Не думай, я делаю это не с намерением лишний раз причинить тебе боль. Напротив, мне хочется, чтобы ты понял — я, может быть, единственный человек на свете, который на самом деле понимает тебя. Я надеюсь и молюсь от всего сердца, чтобы ты был осторожен, как мы все вчера просили тебя, — принцесса мягко улыбнулась ему, подыскивая нужные слова. — Скоро королевство окажется в твоих руках, и ты должен держать его крепко, но нежно — как мужчина любимую женщину, если он хочет, чтобы она оставалась с ним.

«Никто, как она, не умеет достучаться до моего сердца, выразить свою любовь и понимание, — подумал Тристан. Он медленно высвободил руку. Моя любимая сестренка. Мой лучший друг».

— Я сделаю все, что в моих силах, Шайлиха, — охрипшим голосом произнес он. — Для тебя — все, что угодно. Где бы ты не оказалась, что бы не произошло.

Когда слуги внесли в комнату чай, Моргана окликнула детей. Она налила себе чашку и попробовала напиток, чтобы удостовериться, что он не слишком горяч.

— Насколько я понимаю, ты был очень занят в последнее время, — обратилась королева к Тристану, когда они уселись вокруг небольшого столика.

Тот заерзал на стуле, глядя, как Шайлиха прикусила губу, чтобы сдержать улыбку.

— Если ты имеешь в виду Пещеру, мама, то моей вины в этом нет.

— Пещеру? — с совершенно невинным видом спросила Моргана. — Нет, пусть уж лучше эти проблемы решают твой отец и Синклит, — Она улыбнулась, глядя в темно-синие глаза сына. — Я имею в виду Эвелин из дома Норкроссов.

Тристан едва не подавился и, наверное, покраснел, хотя, если разобраться, с чего бы? Эвелин была далеко не первой, о ком стало известно его матери. Однако, по разумению принца, было куда лучше встретиться лицом к лицу с сотней вопящих гарпий, чем обсуждать свои личные проблемы с родителями или сестрой.

— Не волнуйся, мой мальчик. Мы никому не выдадим твоей тайны.

Мать потрепала его по ставшей пунцовой щеке. Они с Шаилихой всегда воспринимали ветреность Тристана более спокойно, чем Николас и члены Синклита, — что ни говори, они были женщинами и прекрасно понимали, какое впечатление он производит на молодых красавиц.

— Мне рассказали о гарпии. С тобой на самом деле все в порядке? — Королева бросила взгляд за плечо сына, где он обычно носил колчан. — Твой отец сказал, что ты достиг больших успехов со своими ножами. Думаю, теперь он одобрит это твое увлечение.

Тристан пожал плечами.

— Вообще-то убил гарпию Виг, — признался он. — Я лишь сделал то, что смог… Мама, ты пригласила меня сюда по какой-то особенной причине?

Моргана улыбнулась, в который раз напомнив себе, что сидящий перед ней мальчик не только ее единственный сын, но и персона, на которую возлагают свои надежды многие в королевстве. Она подошла к письменному столу красного дерева, стоящему в дальнем конце покоев. Выдвинув верхний ящик, королева достала из него обитую бархатом шкатулку.

— Вообще-то этот подарок — от отца, сестры и меня — мы собирались вручить тебе в день коронации, — начала Моргана, — но, учитывая обстоятельства последних дней, решили не медлить. Отец тоже хотел присутствовать при этом, но он очень занят, и мы с Шаилихой сделаем это вдвоем, — она с улыбкой протянула Тристану шкатулку.

Принц осторожно откинул крышку.

Внутри лежал маленький золотой медальон, на крышке которого был выгравирован герб дома Голландов, точно такой же, какой украшал кирасы королевских гвардейцев. Тристан достал медальон из шкатулки и повернул к свету, внимательно разглядывая. Он был удивительно красив.

— Мы заказали его совсем недавно, когда отец определил дату церемонии отречения, — снова заговорила королева. — Мы бы хотели, чтобы ты всегда носил этот медаль он вместе с Парагоном как знак любви всей нашей семьи.

Она сморгнула слезы, навернувшиеся при мысли о том, о чем она не могла сказать сыну. «Как объяснить ему, что я дарю эту вещь раньше времени из-за предсказания магов? Они дали понять, что нам следует поторопиться любить своих детей, пока еще есть такая возможность».

Тристан надел золотую цепочку на шею и еще раз взглянул на медальон, мерцающий на фоне черной кожи жилета.

— Спасибо, мама, — слегка охрипшим голосом произнес он. — Я буду носить его не снимая, куда бы меня ни занесла судьба. — Он посмотрел на сестру и увидел в ее глазах слезы. — И тебе спасибо, Шайлиха. За все.

«Он, конечно, не осознает в полной мере, что именно сейчас сказал, но все равно, о большем я и не прошу, — горько подумала Моргана. — Да, носи этот медальон с честью, сын мой. С нами и без нас».

Королева встала и поманила его к себе. Тристан обнял мать, и она постаралась, чтобы ни он, ни его сестра не заметили скатившуюся по ее щеке одинокую слезу.

Час был поздний, и богато украшенный зал освещало множество настенных и напольных светильников. Собравшиеся здесь мужчины в серых одеяниях молчали, дожидаясь появления своих наставников. Синклит крайне редко организовывал подобные встречи, тем более в ночное время, и все находившиеся в зале прониклись важностью момента.

Прежде чем попасть сюда, каждому из них пришлось предстать перед самим Верховным магом и, приподняв рукав, показать вытатуированное изображение Парагона на внутренней стороне правого предплечья. Их также попросили продемонстрировать свои достижения в области магии — в доказательство того, что в их жилах течет «одаренная» кровь и, следовательно, они имеют право здесь присутствовать.

Здесь собралось несколько сотен человек; далеко не все, но несомненно лучшие представители адептов магии Закона. Самые одаренные, удачнее остальных прошедшие обучение, выше них стояли лишь маги Синклита.

Пол, своды и стены великолепного зала были выложены светло-голубым мрамором из Эфиры, и величественная красота этого одного из самых тайных помещений Редута подчеркивала значительность момента. Оно использовалось лишь в тех случаях, когда требовалась абсолютная секретность происходящего.

Наконец в зал вошли маги Синклита. Они, за исключением Вига, уселись в кресла с высокими спинками, стоящие в ряд на установленном у стены помосте. Виг, Тритиас, Килиус, Мааддар, Эглоф и Слайк — те, кто вынес на своих плечах основную тяжесть в борьбе с волшебницами. Все в серых одеяниях, с волосами, заплетенными во множество косичек. Верховный маг остался стоять, повернувшись лицом к собравшимся. В зале повисла напряженная тишина; Виг тоже молчал, обдумывая, с чего начать свою речь. «Никогда прежде мы не приказывали им убивать. Не знаю, как сказать, что они должны будут выполнить эту задачу, потому что кроме них сделать это просто некому».

— «Маги резерва», — начал Виг, возвысив голос, чтобы его услышали все. — У нас мало времени, поэтому я буду краток. На мою долю выпала тяжкая задача сообщить вам, что нашему народу угрожают создания, которых никто не видел на протяжении сотен лет. Одно из них напало сегодня на королевских гвардейцев, и, без сомнения, именно эти существа повинны в таинственном исчезновении кое-кого из ваших товарищей за последние несколько месяцев. Вы не защищены «чарами времени» и потому, скорее всего, никогда не видели тех созданий, о которых я говорю. Но мы считаем, что они вновь появились в Евтракии и могут встретиться в любом месте страны. Поэтому Синклит просит вас защитить от них наш народ.

«Маги резерва» начали недоуменно переглядываться, но никто не проронил ни слова; все почтительно ждали продолжения речи Верховного мага.

— Создания, которых мы называем «охотниками за кровью», стремятся найти и уничтожить мужчин с «одаренной» кровью, вопящие гарпии — это огромные хищные птицы с головами женщин. Мы считаем, что их пробудило к жизни не понятное нам пока нарушение в естественном потоке магии, и просим вас помочь нам уничтожить их.

Было мучительно больно лгать собравшимся здесь магам, столь уважительно ловившим каждое его слово, но выбора у Вига не было.

— Как вам известно, приближается день коронации принца. Именно поэтому мы не имеем возможности использовать королевскую гвардию, задача армии — охранять дворец, где соберется огромное множество гостей. В обычных обстоятельствах Синклит помог бы вам справиться с этой задачей, но нам, по той же причине, что и королевской гвардии, тоже придется остаться во дворце.

Мы избрали вас среди прочих потому, что все вы верой и правдой давно служите нашему делу и известны своими высокими способностями. Я уполномочиваю каждого из вас отобрать одиннадцать человек из числа отсутствующих здесь и сформировать таким образом небольшие отряды, которые вы возглавите. Этим отрядам надлежит осуществлять поиск и уничтожение монстров по всей стране.

Виг сделал жест в сторону сидящих на помосте.

— Маги Синклита объяснят вам, как и каким образом можно уничтожить опасные создания, но прежде я сам хочу упомянуть о наиболее важных моментах. Чтобы обезвредить охотника за кровью, нужно проломить ему череп. Вытекшая оттуда желтая мозговая субстанция может смертельно поразить любого из вас на месте, поэтому ни при каких обстоятельствах не позволяйте ей попасть на свою кожу. Гарпии подобной опасности не представляют, но они гораздо крупнее, сильнее, и, следовательно, их труднее уничтожить. Самый лучший способ одолеть их — огонь или магическая ловушка, в которой можно раздавить этих тварей.

И последнее, — произнес он. — Я хочу, чтобы вы знали — многие из вас, находящихся сейчас здесь, не вернутся обратно. Нам не известно, сколько чудовищ разгуливает на свободе, но есть основания полагать, что их немало. — Верховный маг помолчал, слегка наклонив голову. — Молю Вечность даровать вам силу и мудрость, необходимую для победы.

И молю Вечность, чтобы всем нам удалось пережить то что ожидает нас в ближайшие дни» — добавил он мысленно.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Клюге вздрагивал от разгорающегося желания — Сакку медленно ласкала необычайно нежное местечко под его крылом, она знала по опыту, что у Фаворитов этот маленький участок тела являлся областью особого чувственного наслаждения. Их плавание продолжалось уже четырнадцатый день, и волшебница не слишком интересовалась обстоятельствами похода, разве что время от времени проверяла, не сбились ли они с курса и следуют ли за ними остальные суда. Даже сегодня, когда она приказала капитану явиться в свою каюту, до обсуждения предстоящих на берегу действий дело пока не дошло.

Клюге сидел на краю разобранной постели, а обнаженная Сакку прильнув к нему сзади, покусывала его шею. Возбуждение капитана нарастало.

— Я так понял, госпожа, что ты вызвала меня не только для того, чтобы отдать распоряжения на завтра.

В голосе Клюге слышались страстное влечение, которое он испытывал ко второй госпоже Шабаша. До него доходили рассказы о тех, кому не удалось ублажить Сакку, и менее всего капитану хотелось бы оказаться на их месте. Он не забывал об этом даже сейчас, наслаждаясь ее ласками. И в любом случае он сумеет достойно ответить на вызов, исполнит любую ее прихоть.

Волшебница резким движением откинула за плечо длинные, шелковистые волосы и приникла к бедрам Клюге, дразнящими движениями прикасаясь языком к области его паха.

— Правильно понимаешь, капитан, — промурлыкала она. — Мы с тобой уже давно не были близки. Конечно, на протяжении этих двух недель нам не раз предоставлялась такая возможность, но, знаешь ли, очень важно правильно выбрать момент. Первой госпоже Шабаша не доставило бы удовольствия, узнай она о том, что происходит между нами. Но зачем ей знать, верно?

Клюге покачал головой. Закончив работу над созданием Фаворитов, Фейли строжайше запретила подобные контакты между ними и остальными волшебницами. Крылатые существа должны были совокупляться с единственной целью — увеличивать численность воинства. «Похоже, Сакку готова взбунтоваться против нее, — подумал капитан, — и в особенности под натиском жаждущей плоти». Поначалу, когда волшебница впервые уложила его к себе в постель, он так опасался за свою жизнь, что едва сумел выполнить то, что от него требовалось. Однако с течением времени оказался не только способен хотя бы отчасти утолить ее поразительный сексуальный голод, но и возжаждал овладеть ее сердцем.

— Ты не боишься, госпожа, оказывать неповиновение Фейли сейчас, когда происходят события такой важности? — поинтересовался Клюге.

Он знал, что представляет собой Сакку, и понимал, что должен повиноваться ее приказам, какими бы они ни были. Но, само собой, капитану совершенно не улыбалось, чтобы первая госпожа Шабаша узнала об их развлечениях и предала его мучительной смерти.

— Фейли моя проблема, не твоя, — раздраженно отозвалась темноволосая волшебница.

Она медленно отстранилась от него и уселась на постели, обхватив руками колени. На мгновение лицо Сакку приняло странное выражение, как будто она и впрямь внутренне бросала вызов Фейли и радовалась этому.

— Первую госпожу Шабаша давным-давно перестали интересовать радости плоти, она все свои помыслы обратила на совершенствование в магическом искусстве, — промурлыкала волшебница, снова придвинувшись к Клюге, она принялась щекотать кончиком языка его ухо, буквально сводя капитана с ума. — Но мне подобные ограничения ни к чему. И не могу понять, почему тебя волнует этот вопрос? Тебе перестало нравиться то, что происходит между нами?

— Как ты могла такое подумать, госпожа! — искренне запротестовал капитан Фаворитов.

— Однако в одном ты прав: сначала дело, потом удовольствия. Повернись ко мне! — приказала Сакку.

Мгновенно исполнив приказание, Клюге встретился взглядом с ее темными миндалевидными глазами; в них не было ни малейшего намека на игривость.

— Завтра — особенный день, — медленно произнесла волшебница. — Четвертый день в море. К нему нужно серьезно подготовиться. Слушай внимательно и в точности исполняй мои распоряжения. Если завтра хоть что-то пойдет не так, как должно, тебе можно будет перестать обдумывать детали нападения на Евтракию. Потому что мы погибнем, и от всей нашей армады не останется и следа.

— То, о чем я сейчас расскажу, предназначается только для твоих ушей, но даже тебе я не смогу объяснить всего, — продолжала Сакку. — Многое ты сам поймешь по ходу дела. Если твои офицеры заранее узнают о том, что ожидает нас завтра, это может подействовать на них не лучшим образом и помешать делу.

— Я понимаю, госпожа, — изобразив на лице должное рвение, ответил Клюге.

— Хорошо, — произнесла волшебница. — Кроме того, — тут ее глазах мелькнуло странное выражение, — если бы я вздумала объяснять тебе все, на это ушло бы слишком много времени, а у меня другие планы на сегодняшний вечер.

Ощупывая взглядом его тело, она похотливо облизнула губы. Капитан Фаворитов знал, что она не испытывает к нему — да и не может испытывать — любви. «Я для нее просто раб, — с горечью подумал он. — Она знает, какое чувство я к ней испытываю, но все, что мне позволено, — это лишь от случая к случаю владеть ее телом. Не сердцем!

И все из-за того, что в моих жилах не течет эта проклятая «одаренная» кровь».

— Завтра на рассвете на наше судно доставят сорок мертвых рабов-пазалонцев, по одному с каждого корабля. — Сакку снова была серьезна. — Каждый капитан лично до ставит своего раба. Твоим людям нужно будет разложить тела на палубе в четыре ряда.

Клюге оторопело уставился на госпожу Шабаша, не в силах вымолвить ни слова. Она отдавала распоряжения небрежным тоном, словно обсуждая погоду. «Доставят на наше судно сорок мертвых рабов?» Воображение капитана Фаворитов отказывалось дать хоть сколько-нибудь понятное объяснение тому, о чем говорила Сакку.

— Незадолго до рассвета каждый капитан сам убьет раба и снимет с него одежду. Перед отплытием этих рабов отобрала сама Фейли, она же объяснила капитанам, что от них требуется. На тебя возлагается обязанность держать своих воинов в повиновении, когда завтра утром тела окажутся на борту судна.

Значит, смерть рабов планировалась с самого начала? Нет, разум Клюге по-прежнему отказывался понимать смысл слов волшебницы. Неужели рабов взяли с собой только ради того, чтобы убить их сейчас, на полпути через это таинственное море? Да, беспокойство Сакку по поводу Фаворитов вполне оправданно, они могут вообразить, что их тоже ждет участь мертвых рабов, так что хотя бы это распоряжение было понятным. Но остальное…

Волшебница прекрасно видела, что капитан ничего не понимает и совершенно сбит с толку.

— Завтра на рассвете ты будешь стоять на палубе рядом со мной, по ходу дела я дам тебе все необходимые объяснения. И ты окажешься одним из тех немногих, кто будет понимать, откуда взялось это странное название — море Шорохов.

Клюге готов был поклясться, что впервые в жизни он слышит в голосе Сакку… да, несомненно, это был страх.

Волшебница встала с постели, подошла к резному буфету у окна каюты и налила себе стакан вина. Повернувшись к капитану, она вопросительным жестом подняла стакан, но Клюге покачал головой. Сакку пожала плечами, вернулась на свое место и отпила глоток.

— Рассчитывая на то, что мы переживем завтрашний день и пересечем это ужасное море, я приказываю всем кораблям собраться на расстоянии полутора дней пути от побережья, — продолжала она. — Мы должны высадиться там в тот день, когда будет происходить церемония отречения. Ближайшая территория Евтракии — полуостров Дальний Берег. Он окружен опасными рифами, поэтому евтракийские рыбаки редко туда заходят. Значит, вероятность того, что нас заметят, крайне мала, к тому же мы высадимся под покровом ночи. Учти: никакого огня, ни одного проблеска света! Как только мы прибудем туда, ознакомишь офицеров со стоящими перед ними задачами. Надеюсь, ты ничего не упустишь, в особенности подчеркни, насколько важны для нас Шайлиха и Парагон. Вернувшись на свои корабли, офицеры должны разъяснить то же самое своим подчиненным. В тот же день Фавориты направятся к берегу, что займет у них не больше пяти-шести часов. Шестеро самых сильных перенесут меня в специальной гондоле.

Потом мы перелетим к лесу, окружающему дворец в Таммерланде. Он укроет нас от глаз королевских гвардейцев, сосредоточенных во дворце и на подступах к нему. К тому времени, когда мы доберемся до дворца, уже опять стемнеет. Наступление начнется по моему приказу. Точный расчет имеет решающее значение, как тебе уже известно, — нам нужно будет напасть в тот момент, когда король снимет Парагон с шеи и Камень положат в сосуд с водой. Наш союзник при евтракийском дворе будет участвовать в церемонии и сообщит мне, когда настанет нужное время.

Клюге вспомнил сцену мысленной связи между этим союзником и Фейли, свидетелем которой он был. Теперь по словам Сакку он понял, что этим даром обладает не только первая госпожа Шабаша.

— После сражения, — продолжала волшебница, — нужно будет зажечь сигнальные огни на ближайшем побережье, оно называется дельта Кавалона. Увидев их, капитаны подойдут к берегу и поставят суда на якорь. — Она отпила еще один глоток вина и подняла взгляд темных глаз на Клюге. — Но позаботиться об этом нужно будет лишь в том случае, если мы переживем завтрашний день.

На мгновение ее глаза затянуло поволокой, в них снова загорелись огоньки неутолимого желания. Однако капитан видел, что сейчас оно не имело сексуального подтекста. Сакку страстно желала вернуться на родину, откуда была столь жестоко изгнана, — вернуться, неся с собой смерть и разрушение. Клюге еще о многом хотелось бы разузнать, но он чувствовал, что задавать сейчас вопросы было бы неосмотрительно.

Постепенно в волшебнице снова пробуждался голод плоти, призывам которого противиться она не могла. Держа стакан с вином, Сакку нежно прильнула к плечу капитана.

— Бедняжка, — прошептала она, с улыбкой вглядываясь в его мрачное лицо. — Я знаю о твоих чувствах… ты желаешь владеть мной не только физически, но это все пустое, как ты не поймешь? Человек с твоей кровью не способен вызвать у меня любовь, но ведь нам и так неплохо друг с другом, не правда ли?

«Ну конечно, все дело в „одаренной“ крови», — в очередной раз со злобой подумал Клюге. Он вспомнил, с каким вожделением Сакку разглядывала евтракийского принца. «Что ж, никакая „одаренная“ кровь не избавит молокососа от долгой мучительной смерти, — пообещал себе капитан Фаворитов. — Гораздо более медленной и мучительной, чем та, что постигнет всех остальных».

Он закрыл глаза, почувствовав, как струйка теплого красного вина потекла ему на живот, а Сакку принялась облизывать его бедра.

Стоя в одиночестве на баке корабля, Клюге не сводил взгляда со спокойного моря. Ярко светило взошедшее за спиной солнце, устойчивый, сильный ветер дул в спину — необыкновенно мирная картина, мечта каждого моряка. Вдыхая свежий морской воздух, он устало потер рукой лицо. Прошедшей ночью Сакку долго не давала ему покоя, и он с охотой исполнял все ее желания. А потом капитан просто не мог уснуть и всю оставшуюся часть ночи прослонялся по палубе, задавая себе один и тот же вопрос: что ждет их впереди?

Он перевел взгляд туда, где четырьмя ровными рядами лежали сорок мертвых рабов. Как и говорила Сакку, прибывшие на рассвете капитаны доставили страшный груз и вернулись на свои корабли. Отряд кораблей, ранее шедший кильватерным строем, сейчас выстроился клином с флагманом во главе. С чем бы Сакку ни рассчитывала столкнуться, она хотела, чтобы ее корабль встретил это первым.

Клюге, в соответствии с ее приказами, уже проинструктировал своих офицеров, предупредив, чтобы те не удивлялись ничему, что бы им ни пришлось сегодня увидеть, и постарался, как смог, успокоить подчиненных, подчеркнув, что их жизнь зависит от того, будет ли все происходить так, как задумано волшебницами. Тем не менее он чувствовал себя не в своей тарелке, не имея возможности объяснить, что именно ожидает их сегодня.

Капитан все еще стоял на баке, глядя, как матросы управляются с оснасткой, когда перед ним возник Траакс, его весьма толковый первый помощник.

— Позволь доложить, мой командир, — заговорил он, поедая ясными зелеными глазами угрюмое лицо капитана.

Тот кивнул.

— Текущее состояние дел, — начал Траакс, вытянувшись. — Мы идем указанным курсом со скоростью примерно десять узлов, ветер — устойчивый, восточный. Твои предостережения относительно сегодняшнего утра вызвали у моих людей удивление, но не слишком их испугали. Хотя никто не понимает, чего следует ожидать.

Клюге уже открыл было рот для ответа, но капитана прервал раздавшийся за его спиной голос.

— Благодарю, Траакс. Можешь быть свободен, — безо всякого выражения произнесла Сакку.

Она подошла к Клюге и встала рядом с ним — лицом на запад, спиной к восходящему солнцу.

— Да, госпожа. — Траакс, коротко поклонившись, не мешкая удалился.

По лицу волшебницы было невозможно догадаться о том, что происходило между ними сегодня ночью. «Она — словно воплощение самой красоты, — подумал Клюге с болью. — Красота, к которой мне позволено прикоснуться на мгновенье, но обладать которой я не смогу никогда…»

Они молча стояли рядом, глядя, как волны плещут, разбиваясь о форштевень судна. Солнце приятно грело спину…

Внезапно все вокруг начало меняться.

Откуда-то наползла прохлада; казалось, с каждым мгновением становится все холоднее. Клюге обернулся в сторону солнца, предполагая, что на них движется штормовой фронт, но до самого горизонта за кормой над морем не было заметно ни единого его признака. А потом напор ветра резко пошел на убыль, и через некоторое время корабль вошел в зону полного штиля. Было совершенно непонятно, движется ли еще флагман или застыл посреди ровного, будто стекло, моря. Все звуки словно исчезли, и в мертвой тишине было слышно лишь тяжелое дыхание застывших в недоумении матросов — из-за сильного холода оно вырывалось из их ртов облачками пара.

Вторая госпожа Шабаша посмотрела в темные глаза капитана.

— Мы на месте, — сказала она ему и скомандовала Трааксу: — Убрать паруса! Закрепить рули! Да побыстрее! — Вновь приблизив к Клюге лицо, она прошипела: — И напомни своим летучим бестиям, чтобы двинуться не смели без моего приказа.

Отвернувшись от капитана, Сакку заскользила взглядом по гладкой, неподвижной поверхности моря.

И тут над морем появился туман.

Такого Клюге видеть еще не доводилось. Туман поглотил их с огромной скоростью, возникнув точно из ниоткуда. Густой, серый, он, казалось, жил своей собственной жизнью, его влажный холод пробирал до самых костей. Капитан Фаворитов вытянул руку и потер пальцами друг о друга. Впечатление было такое, словно туман можно пощупать; во всяком случае, между пальцами ощущалось нечто шелковистое. Повернувшись к Сакку, Клюге обнаружил, что едва видит ее, хотя волшебница стояла от него на расстоянии не более трех футов. «Что происходит? — возопил разум воина, привыкшего доверять только своим глазам. — Это невозможно!»

И тут туман стал обретать форму. Капитан увидел, что туман начал вытягиваться по обеим сторонам судна двумя длинными стенами, поднимающимися как будто прямо из моря. В проблесках между его клочьями Клюге удалось разглядеть, что туман сосредоточился вокруг корабля, а за ним над морем простиралось все то же ясное солнечное утро.

Продолжая разглядывать эти туманные нагромождения, поднимающиеся все выше, капитан изумленно разинул рот.

Теперь он совершенно отчетливо видел, что туман принял форму человеческих рук, заканчивающихся искривленными пальцами с длинными обломанными ногтями. Внезапно эти огромные серые руки начали двигаться в противоположных направлениях — одна потянулась в сторону носа судна, а другая — к его корме. Клюге замер, не в силах пошевельнуться, дыхание его стало быстрым и неровным. А затем огромные серые руки обхватили неподвижный корабль и крепко вцепились в него, кроме них самих, никаких признаков тумана больше не осталось, и морской простор снова был полностью открыт взгляду.

Волшебница повернулась к Клюге. Похоже, все происходящее ее не слишком удивляло.

— Подойди к планширу, капитан, — приказала она. Клюге подчинился приказу, и Сакку жестом указала ему вниз, на водную гладь.

Вода вдоль борта пенилась и бурлила, как будто кто-то — или что-то — пытался вырваться из глубины на поверхность. Вскоре в ее толще стало возможно различить какие-то овальные очертания. Внезапно вода успокоилась, и то, что предстало взору капитана, оказалось самым странным из того, что ему приходилось видеть — а видел он немало.

Это были лица, множество огромных лиц, каждое по крайней мере десяти футов в поперечнике. Они покоились под водой на глубине не более двух футов и безучастно смотрели в небо. Лица отличались друг от друга и все же имели между собой несомненное сходство. Плоть их представляла собой ужасную смесь морской зелени и чего-то темно-красного и была покрыта глубокими морщинами и язвами. На месте глаз и ртов зияли темные, пустые дыры. Клюге показалось, что он теряет рассудок.

На лицах его воинов появилось то же выражение ужаса. Кто-то вытащил дрегган, другие старались получше разглядеть огромные руки, сжимавшие корабль.

— Немедленно прикажи им вернуться на свои места и убрать оружие, — прошипела волшебница. — Кто попробует обнажить дрегган, будет немедленно убит на месте!

Капитан передал это распоряжение Трааксу и вновь уставился на жуткие подводные лица.

— Это Некрофаги, или, иначе, Пожиратели падали, — негромким голосом объяснила Сакку. — И скоро они получат то, что им от нас надо.

«Вот оно что!» — мелькнуло в голове Клюге. Он посмотрел на четыре десятка трупов, разложенных на верхней палубе. И почти сразу же услышал непонятный громкий шорох. Это заговорили лица.

— Платите дань, или мы уничтожим ваши корабли. — Голоса были самыми странными из тех, что когда-либо достигали ушей капитана.

Множество голосов сливались воедино и звучали в унисон — странный, шелестящий звук, похожий на шорох ветра в сухих ветвях. «Море Шорохов, теперь я действительно понимаю», — подумал капитан.

— Вы помните меня? — спросила Сакку, наклонившись вниз. Голос волшебницы звучал совершенно спокойно. — Я одна из тех четырех, кому более трехсот лет назад вы позволили пересечь море без уплаты дани. — Лица молчали, продолжая покачиваться под толщей воды. — Тогда мы заключили с вами сделку, пообещав расплатиться в десяти кратном размере.

Молчание, казалось, тянулось бесконечно, тишину нарушал лишь легкий плеск волн о борта корабля.

— Да, такая сделка была заключена, — послышался на конец шорох множества голосов. — Но сначала докажи, что ты действительно та, кем представляешься.

По лицу волшебницы скользнула тень тревоги, но она быстро овладела собой.

— Вы не предупреждали ни о какой проверке, — дерзко заявила она. — А если я откажусь?

— Смотри и увидишь, — зашелестели голоса. Послышался треск. Резко обернувшись, Клюге увидел, как огромная рука, обхватившая корму, начала стискивать ее, на верхнюю палубу полетели обломки корабельных надстроек. Он в ужасе воззрился на вторую госпожу Шабаша.

— Весьма убедительно! — согласилась Сакку. Перегнувшись через планшир, она вгляделась в плавающие под ней омерзительные лица. — А теперь смотрите и увидите, Вы, Пожиратели падали! — воскликнула она. И, выпрямившись, подняла руки.

С ладоней волшебницы сорвались два снопа голубого огня и, соединившись в воздухе, ударили в темно-синюю поверхность моря. Все, кто находился на палубе, замерли в благоговейном ужасе. Повинуясь движениям рук Сакку, огромный водяной столб устремился к небу, оторвался от поверхности океана и воспарил над ней. Вторая госпожа Шабаша, казалось, с легкостью управляла гигантской массой голубоватой жидкости, изгибала и поворачивала, добиваясь ее трансформации. Наконец все находившиеся на борту увидели созданное из воды, висящее в воздухе творение волшебницы.

Это был Пентангль, знак Шабаша. Зависнув на высоте не меньше ста футов над поверхностью моря, он казался живым, мерцая и переливаясь в солнечном свете.

Повернувшись к своим воинам, Клюге увидел, что все они, как один, опустились на колени перед парящим в воздухе Пентанглем. Капитан счел за лучшее последовать их примеру.

— Это символ единения моих сестер. Советую хорошенько запомнить его, потому что не желаю, чтобы каждый раз, когда задумаем пересечь море, нам приходилось бы доказывать вам, кто мы такие, — дерзко заявила Сакку. — Только мы можем создавать такой знак. Надеюсь, теперь у вас не осталось сомнений?

— Твое доказательство принято, — зашуршали голоса, вырывавшиеся из огромных черных ртов, — Плати дань и можешь двигаться дальше.

Сакку уронила руки вдоль тела, и сверкающий Пентангль серебристым водопадом обрушился на водную гладь, образовав ощутимое волнение на поверхности моря.

— Прикажи сбросить тела за борт, — охрипшим голосом велела она Клюге, — по двадцать с каждого борта. И приготовьтесь поднять паруса.

Капитан распорядился выполнить ее приказания, после чего вернулся к своей госпоже.

— Теперь ты понимаешь, что произошло бы с нами, — с возбуждением произнесла она, наблюдая за происходящим.

Все будет исполнено, госпожа, — с легким поклоном ответил Клюге.

До Евтракии еще четыре дня пути, и теперь нас ничто не остановит. — С этими словами Сакку, круто развернувшись, покинула верхнюю палубу.

Капитан Фаворитов остался стоять у трапа, провожая взглядом уходящее за горизонт солнце и пытаясь осмыслить все, что произошло сегодня.

Его не покидало чувство, что и будущее сулит много удивительного и невероятного.

Король Николас, восседая в седле, с удовольствием вдыхал теплый вечерний воздух. Его жеребец галопом несся в направлении журчащего у подножья пологого склона ручья. «Пожалуй, это славное местечко подходит для того, чтобы дать лошадям передышку, — подумал король Евтракии, — а заодно и поговорить с Верховным магом». Собственно, он пригласил Вига на конную прогулку именно для этой цели. Жеребец короля уже пил из ручья, когда маг наконец догнал Николаса и тоже отпустил своего коня напиться. Спешившись, всадники некоторое время наблюдали, как лошади с фырканьем втягивают прозрачную воду, обмахиваясь хвостами и подергивая разгоряченной кожей. Каждый из них раздумывал над тем, как начать разговор, который, оба понимали это, был неизбежен.

Король сознательно увлек Вига подальше за пределы дворца, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что никто не станет свидетелем их беседы. В последнее время он не чувствовал себя спокойно даже в тайных помещениях в катакомбах под дворцом, хотя если бы его попросили объяснить причину, он, скорее всего, не сумел бы этого сделать. Шестое чувство, так это называется, и со времени появления охотника за кровью и вопящей гарпии оно заявляло о себе все сильнее и сильнее. Николас взглянул на Парагон, который он столько лет носил на шее. «Теперь мне уже недолго осталось быть его хранителем», — подумал король. Отойдя немного вверх по течению, он зачерпнул пригоршней холодную воду и обдал ею лицо и шею. Потом Николас устроился под сенью дерева, ветви которого, изогнувшись, словно пытались достать до воды. Верховный маг опустился рядом, подоткнув края своего серого одеяния. Как обычно, он сорвал травинку и принялся растирать ее длинными пальцами.

— Поскольку ни ты, ни я, мой господин, не испытываем особой потребности в верховой прогулке, а впереди у нас множество дел, связанных с надвигающейся церемонией, существует, по-видимому, веская причина, по которой мы сейчас сидим на берегу этого ручья? — осведомился он, подняв взгляд на короля.

Глядя в глаза друга, Николас с отсутствующим видом поглаживал седую бороду.

— Я хочу выяснить раз и навсегда, существует ли еще что-нибудь важное, о чем ты мне не рассказал, — произнес он. — Ты ведь знаешь, как меня обеспокоило появление охотника за кровью и гарпии. А до церемонии отречения всего два дня. Ну, признавайся, ведь ты кое-что утаил?

— Разве я не расправился с ними достаточно быстро? — в свою очередь задал вопрос Виг, прекрасно понимая, что на самом деле короля интересуют вовсе не эти создания.

— Не играй со мной, Верховный маг, — сердито сказал Николас. — Меня донимают дурные предчувствия, и ты должен понимать, что я безмерно тревожусь о безопасности своей семьи во время церемонии.

Мы уже обсуждали все это, — мягко возразил старик. — И ты, мой господин, читал отчет Синклита, где, в частности, указано, что смерть неизвестно откуда появившихся созданий была лучшим выходом при сложившихся обстоятельствах. Означает ли это, что мы встали на путь разрушения? Ни в коем случае. Просто сейчас у нас нет выбора. Ты не хуже меня знаешь, что предстоящая церемония не может быть отсрочена или отменена. Учитывая обстоятельства появления Тристана на свет, в нем воплощено будущее «одаренной» крови в Евтракии. Все должно идти своим чередом, и никто не властен помешать этому.

Сердце старого мага разрывалось от сочувствия к Николасу. Виг без труда представлял себе, каким беспомощным сейчас чувствует себя король. «И придет Избранный, вслед за тем, что явился прежде», — вспомнил он. Да, осталось всего два дня.

— Все это мне известно, — еще более сердито заявил король. — И я десяток раз перечитал отчет Синклита, где сказано, что четыре последние волшебницы, скорее всего, погибли в море Шорохов тогда, триста лет назад, и что если даже эти гиены в человеческом обличье все еще живы, у них нет никакой возможности вернуться обратно. — Он взволнованно провел рукой по подернутым сединой волосам. — Но речь идет о моей семье. Неужели нельзя, по крайней мере, перенести церемонию в какое-нибудь более защищенное место, где напасть на нас будет гораздо труднее?

— Мы разделяем твои опасения, мой господин, — Верховный маг говорил мягко, пытаясь убедить собеседника, — но ведь за оставшееся время невозможно куда-либо перевести королевскую гвардию, призванную обеспечить защиту собравшихся во время церемонии. И кроме того, в королевстве нет места безопаснее дворца, принимая во внимание его неприступные стены, ров и подъемный мост.

Николас проследил взглядом за стаей перекликающихся друг с другом гусей. «Вот бы и мне так, — подумал он с печалью. — Собрать всю свою семью и улететь с ними в безопасное место».

— Ну хорошо, если церемония непременно должна происходить во дворце и не может быть отложена, почему бы Не провести ее в катакомбах, глубоко под землей? Разве там мы не будем в большей безопасности? — не отступал король. — Там сейчас никого нет, все «маги резерва» отправились на ловлю порожденных волшебницами тварей. Почему бы нам не воспользоваться этим?

Виг закрыл глаза, напоминая себе, сколь нелогичны могут быть те, кто не обучен магическому искусству. А король, к тому же, никогда в жизни не участвовал не то что в настоящей войне, но и в каком-либо сражении. Нужно быть с ним терпеливым. Он с сочувствием посмотрел на Николаса.

— Эта идея рассматривалась Синклитом еще до того, как мы отправили «магов резерва» на поиски, но также была почти сразу отвергнута.

— Почему?

— Во-первых, потому, что Редут был спланирован прежде всего как учебное заведение. Гвардейцы окажутся попросту бесполезны, плутая в его бесчисленных коридорах. Кроме того, его расположение скрыто от непосвященных, и, значит, мы не сможем пригласить туда гостей, как это делается во время церемонии отречения. Как ты объяснишь это своему народу, мой господин? — Верховный маг помолчал, давая королю возможность вникнуть в смысл своих слов. — Как я уже сказал, Синклит полностью понимает и принимает во внимание твое беспокойство, поскольку с того момента, как Парагон окажется в сосуде, маги тоже будут чрезвычайно уязвимы. Но тем не менее мы не видим другого выхода, кроме как действовать в рамках сложившейся традиции.

Николас огорченно покачал головой.

— Что, Тристан и на церемонию собирается явиться в том же виде, в каком предстает перед нами уже который день, вместо того чтобы одеться приличествующим его будущему положению образом? — спросил он, неожиданно меняя тему разговора.

— Боюсь, — Виг сокрушенно вздохнул, — что вряд ли отыщется аргумент, способный заставить его передумать. И учитывая, что мы буквально силой навязали принцу некоторые решения относительно его будущей жизни, советую с пониманием отнестись хотя бы к этому его желанию. — Маг сорвал новую травинку. — Но какое, собственно, это имеет значение теперь, в свете всего остального?

«Как я могу осуждать Тристана? — думал меж тем король. — Сам-то я вышел из народа. Может, как раз справедливо, чтобы мой сын короновался в одежде, которую носят простые люди…»

Николасу припомнились дни его юности, когда он был кузнецом. Да, простым кузнецом и жил со своими родителями на окраине Таммерланда. Это ремесло на всю жизнь одарило его мускулистыми руками и широкой грудью. Он был кузнецом — как перед ним его отец, а еще прежде — дед. А потом настал день, когда он, подняв взгляд от наковальни и молота, увидел стоящих перед ним магов Синклита, сообщающих о том, что он избран королем. У предыдущего монарха жена оказалась бесплодной, и у него не было сына, который мог бы унаследовать трон.

И прошлой ночью тот король умер во сне.

Потом Николас женился на Моргане, самой прекрасной женщине на свете, и у них родились дети, Тристан и Шайлиха.

По-видимому, смирившись с тем, что ничего не добьется от Верховного мага, король встал. Вслед за ним поднялся и Виг. Николас посмотрел в его бездонные аквамариновые глаза с таким выражением, какого маг никогда не видел прежде.

— Верховный маг, — произнес король, — если все же случится худшее, можешь ли ты, по крайней мере, пообещать, что спасешь моих детей? Они для меня дороже всего на свете.

У Вига чуть сердце не разорвалось от обреченного тона, каким это было сказано. Одинокая слеза скатилась по щеке Николаса, и это был первый раз, когда старый маг видел короля плачущим.

— Честно говоря, мой господин, я могу лишь пообещать сделать все, что в моих силах, — ответил он. — Но я люблю их как своих детей, которых никогда не имел, и, если потребуется, буду защищать обоих даже ценой собственной жизни.

Николас крепко сжал плечо Вига, после чего повернулся и зашагал к своему жеребцу. Верховный маг Синклита медленно последовал за ним.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Испытывая явную неловкость, Тристан стоял на высоком помосте, глядя на множество прекрасно одетых людей, замерших в ожидании на расчерченном черными и белыми квадратами полу Верховного зала. А ведь за пределами королевского замка собралось еще больше народа, так что гвардейцам приходилось мягко, но непреклонно оттеснять жаждущих увидеть редкостное зрелище.

Был уже поздний вечер. Множество канделябров, освещавших зал золотистым светом, усиливали впечатление, производимое яркими нарядами гостей. Принц, однако, был одет точно так же, как и в тот памятный для него день в Оленьем лесу, разве что наряд его не был заляпан грязью; колчан с ножами привычно оттягивал плечо. Войдя в зал вместе с остальными членами королевской семьи и магами Синклита, он увидел на лицах гостей явное удивление. Однако сейчас они уже закончили обсуждать его одеяние и перешли к другим, более интересным темам.

Зал блистал великолепием. Фредерик был прав, говоря, что репетиция — ничто по сравнению с самой церемонией. Тысячи гостей — и среди них не меньше сотни королевских гвардейцев — заняли практически все пространство огромного помещения. Все взгляды в ожидании начала церемонии были прикованы к стоящим на помосте.

«Вот и пришло время моей коронации, — мрачно подумал Тристан и снова представил себя со стороны. — Что ж, если мне суждено стать королем, пусть я буду королем простого народа».

Окинув взглядом толпу, принц отметил множество знакомых лиц. Совсем рядом с помостом стояла Наташа, герцогиня Эфиры, сопровождаемая герцогом Балдриком, своим супругом; недалеко от нее — Эвелин из дома Норкроссов вместе со своими родителями. Она нежно улыбнулась Тристану, и тот ответил девушке еле заметной улыбкой. Ее отец, однако, взирал на принца отнюдь не восторженно. Тристан, вздохнув, отвернулся. Впереди еще такая долгая ночь!

Перед ним и стоящим на шаг впереди Вигом на мраморном алтаре, укрытом алым бархатным покрывалом, возвышались золотой сосуд и пара амфор с водой, предназначенные для церемонии отречения. За спиной принца, каждый на своем троне, восседали его отец и мать. Король был облачен в торжественное одеяние из светло-голубого бархата с воротником, отороченным белым горностаем. Моргана выглядела прекрасной как никогда в белом платье и длинных, по локоть, перчатках. По правую руку от короля восседали маги Синклита; по левую стояли Шайлиха и Фредерик.

Голос Верховного мага прокатился по всему огромному залу.

— Дамы и господа, граждане Евтракии, — начал он, — на мою долю выпала величайшая честь приветствовать вас на самой важной и престижной церемонии нашего королевства — церемонии отречения правящего монарха и последующей коронации наследника престола. Сегодня все произойдет точно так же, как это происходило уже много Раз, поколение за поколением, со времени нашей победы в Войне с волшебницами триста с лишним лет назад. Многое из того, что произойдет сегодня, мы совершаем в память о мрачных днях войны и о тех наших соотечественниках, что отдали жизнь на полях сражений. Этим мы стремимся не только обессмертить их вклад в победу, но и обеспечить сохранение мира и дальнейшее процветание нашей нации. Зал взорвался бурными аплодисментами и приветственными возгласами. Принц поймал восхищенный взгляд Эвелин, но тут же вновь переключил внимание на Верховного мага.

— Сегодняшняя церемония знаменует собой конец правления короля Николаса Первого и начало правления его сына и прямого наследника, короля Тристана Первого из дома Голландов.

Послышались возгласы: «Да здравствует король!» Шум стоял совершенно оглушительный. Тристан сделал шаг вперед и встал рядом с Вигом.

«Это они обо мне, — подумал он. — Никогда прежде меня не называли королем. До сих пор не могу поверить, что это правда… хотя умом понимаю, конечно, что так оно и есть. Похоже на сон».

Верховный маг высоко поднял одну из двух прекрасных амфор, стоящих на алтаре рядом с золотым сосудом.

Зачарованное выражение в глазах собравшихся напомнило принцу о том, что никому, кроме магов Синклита и членов королевской семьи, ничего не известно о воде, находящейся в амфоре, и уж тем более, о Пещере, из которой она была доставлена. Виг медленно вылил воду в сосуд — жидкость текла на удивление медленно. При виде этой красной воды в крови принца с новой силой вспыхнула тяга к магии, и он замер, завороженный едва ли не сильнее всех присутствовавших в Тронном зале.

Верховный маг с торжественным видом повернулся к королю Николасу.

— Мой господин, — негромко произнес он, — настало время Парагона.

Николас перевел взгляд на мерцающий кроваво-красный камень, который носил на шее на протяжении тридцати лет. Потом посмотрел на свою любимую супругу Моргану. Наконец, с долгим вздохом грусти и решимости, он поднял Парагон вместе с цепью над головой. Тристан заметил, что в этот момент Камень начал утрачивать характерный для него блеск. Виг бережно принял Парагон от короля и поднял его на вытянутых вверх руках, показывая собравшимся.

В огромном зале воцарилось напряженное молчание.

— Вы видите перед собой Парагон Евтракии, — заговорил Верховный маг. — Именно он вселил в нас мужество и силу, без которых мы не смогли бы победить в Войне с волшебницами. И это он наделяет Синклит могуществом, чтобы мы помогали нашему монарху править людьми с мудростью и состраданием.

Словно загипнотизированный, принц не сводил взгляда с Вига, который опустил Камень в сосуд. Тристан заметил, что вода в нем сразу же начала терять свой цвет, а сам Парагон, напротив, засиял с почти прежней яркостью. Спустя несколько мгновений Камень испустил яркий луч света. Когда луч прикоснулся к забранному стеклом куполообразному своду зала, тот вспыхнул ослепительным алым светом.

Тристан знал, что произойдет дальше. Виг обратится к нему и начнет, строка за строкой, произносить традиционную клятву. Еще примерно два часа Парагон должен будет оставаться в воде. В это время члены королевской семьи обычно спускаются к гостям. Потом, когда Верховный маг объявит, что Камень готов перейти к новому хранителю, все вернутся на помост, Виг наденет Парагон на шею Тристана и провозгласит его королем, завершив, таким образом, ритуал. За этим последуют угощение и танцы, которые продлятся до рассвета.

Принц мельком бросил взгляд на подаренный матерью золотой медальон, на котором были выгравированы лев и палаш. Вскоре Парагон окажется здесь же, рядом с его сердцем.

Виг уже направился к Тристану. Тот вновь скользнул взглядом по сияющему личику Эвелин и лицам друзей-гвардейцев, глядевших на него со смешанным чувством грусти, радости и почтения. Больше он не будет для них человеком, с которым они делили трудности учебных занятий, понял Тристан. Верховный маг, повернувшись спиной к толпе, откашлялся, привлекая его внимание. Принц покорно повернулся к старику, и ему почудились слезы, затуманившие на миг глубокие аквамариновые глаза Вига. Справившись с волнением, маг начал произносить слова клятвы:

— Клянусь действовать и даже мыслить только в соответствии со своими принципами.

В огромном зале стало тихо, как в склепе.

— Клянусь действовать и даже мыслить только в соответствии со своими принципами, — повторил Тристан.

— Материальные блага — ничто, если речь идет о чести и долге, — продолжал Виг.

— Материальные блага — ничто, если речь идет о чести и долге.

— Клянусь защищать Парагон, чего бы… Клянусь защищать Парагон, чего бы… Клянусь защищать Парагон, чего бы…

В какой бы форме ни приходила беда, в первый момент весь мир начинает ужасающе медленно кружиться перед глазами человека, и слова, которые он слышит, будут всю жизнь эхом отзываться у него в голове как незабываемая, мучительная прелюдия надвигающейся катастрофы.

Позднее принц будет вспоминать, что ощутил первые признаки беспокойства, когда услышал звук бьющегося стекла. Он обвел взглядом зал, но ничего необычного не заметил. А потом на толпу полетели сверху осколки разноцветного стекла, некоторые из них впивались в лица и плечи собравшихся. Какая-то женщина истерично взвизгнула, и Виг медленно, очень медленно, точно во сне, повернулся в сторону зала.

Тристан поднял взгляд к забранному витражами разбитому куполу над головой и увидел нечто невообразимое.

Какое-то немыслимое создание упало — нет, влетело — в образовавшееся в потолке отверстие и устремилось вниз. Сложив кожистые крылья, оно вытащило из ножен кривой меч и обвело зал пылающим злобной ненавистью взглядом.

На мгновение создание замерло, потом одним огромным прыжком вскочило на помост, с невероятной скоростью взмахнуло мечом и одним ударом снесло Фредерику голову с плеч. Голова покатилась по помосту и упала с него на мраморный пол. Шайлиха дико закричала, бившая фонтаном кровь заливала ее платье. А сверху продолжали сыпаться все новые и новые крылатые твари, рубя всех подряд направо и налево.

Принц оттолкнул Верховного мага в сторону, выхватил нож и метнул его, даже не отдавая себе отчета в том, что делает. Нож вонзился в затылок одного из созданий прямо под блестящим шлемом с крылышками как раз в тот момент, когда оно набросилось на гвардейца. Тварь свалилась замертво.

Тристан кинулся к сестре, которая, охваченная ужасом, уже даже не кричала, а лишь широко открывала рот, дрожа всем телом; он обхватил ее руками и снова взглянул на то, что происходило в зале. То, что принц увидел, заставило его похолодеть. Туда уже опустились сотни ужасных тварей, чиня кровавую бойню. Некоторые вспрыгнули на помост и бросились к магам. Один из них уже занес свой меч над Слайком, однако принц остановил его, метнув второй нож, который вошел ужасному созданию прямо в прорезь шлема. Оно, завопив от боли, рухнуло на помост. Но нападавших было слишком много, а сквозь дыру в потолке продолжали влетать все новые и новые.

Внезапно Тристан почувствовал, что кто-то обхватил его сзади. Он развернулся, собираясь прикончить очередную тварь, но увидел перед собой Вига. Старик, напрягая всю силу легких, выкрикивал какие-то слова, в его глазах пылало почти безумное желание достучаться до сознания принца.

— Тристан! Ты и Шайлиха должны все время оставаться рядом со мной у алтаря! Ради всего, что вам дорого, не отходите от меня!

Крылатые твари между тем окружили магов. Первым пал Килиус, ему отрубили голову. Эглоф — спокойный, добродушный человек, знаток Манускрипта — вскочил, когда один из монстров ухватил его за одежду на груди, подтащил вверх и приставил меч к его подбородку. Виг по-прежнему держал принца за плечи, и прежде чем тот успел вырваться и прийти Эглофу на помощь, меч монстра, внезапно удлинившись, пронзил голову мага насквозь, разбрасывая по сторонам осколки кости.

Тристан перевел на Вига обезумевший взгляд. Старик по-прежнему, как одержимый, призывал принца и его сестру не отходить от него. «Почему маги не используют свою силу, чтобы защитить нас? — с безмолвной яростью подумал Тристан. И тут он вспомнил. — Ну конечно, Парагон… Камень в воде, и сейчас они бессильны».

Не раздумывая, принц сунул руку в сосуд, чтобы взять камень. Он надеялся, что, как только сделает это, сила вернется к магам. Однако не успел он коснуться Парагона, как Виг оттащил его в сторону. Маг кричал, что трогать камень ни в коем случае нельзя, а нужно немедленно подвести к нему Шайлиху. «Наверное, он сошел с ума, — в ужасе подумал Тристан, глядя в глаза старика. — Он что, не видит, что тут творится? Почему даже не пытается помочь нам?»

Вырвавшись из рук Вига, он увидел, что ужасная судьба постигла еще трех магов. Слайк лежал у подножия трона в луже собственной крови. Из его головы торчало что-то вроде жуткого колеса серебристого цвета с лезвиями по краю. Тело Тритиаса, второго по силе мага Синклита, наполовину свесилось с помоста, из его груди торчал кинжал. Мааддар храбро пытался защитить королевскую семью, но его со всех сторон окружали отвратительные крылатые убийцы. Принц один за другим метнул три ножа, и три твари упали замертво. Но прежде чем он успел метнуть следующий нож, воздух прорезал сверкающий серебряный диск. Едва не угодив принцу в голову, он перерезал Мааддара на уровне шеи, и по широкой дуге продолжил свой полет, вернувшись к одному из нападавших. Крылатый монстр в блестящем серебряном шлеме с крылышками поймал диск в полете — чувствовалось, что это для него дело привычное, — посмотрел на Тристана и…

…расхохотался ему в лицо.

Внутри у принца что-то оборвалось, его охватило смешанное чувство ненависти, решимости и страха.

А потом монстр выхватил меч и свободной рукой поманил Тристана к себе.

Принц потянулся к ножам, не зная, сколько их осталось, но не сомневаясь, что будет бросать их до тех пор, пока они не кончатся — или пока его не убьют. Двигаясь с быстротою молнии, его рука один за другим посылала в убийцу метательные ножи. Однако отвратительное чудовище демонстрировало чудеса ловкости. Тристан с ужасом наблюдал, как крылатый монстр мечом отбивает летящие в него ножи.

А потом он снова расхохотался ему в лицо, и принц в ярости рванулся к краю помоста.

Прыгая с него, он забыл обо всем — о необходимости защищать свою семью, об отчаянных призывах Вига, по-прежнему не отходящего от алтаря. Подобрав выроненный кем-то из гвардейцев меч, рукоять которого была липкой от крови, он бросился на убийцу своих друзей и видел только его одного. Даже если ему суждено погибнуть, он надеялся, что, по крайней мере, успеет пролить кровь этого негодяя.

С безумным криком, высоко вскинув меч, он кинулся в атаку на монстра, который был выше ростом и гораздо массивнее. Противник, однако, с легкостью парировал удар, с силой отшвырнув Тристана. Принц тут же вскочил на ноги и снова атаковал, на этот раз пытаясь поразить ноги убийцы. Но тот с поразительным проворством подскочил так высоко, что меч прошел под ним, и снова с его губ сорвался издевательский смех.

Не отрывая глаз друг от друга, они медленно кружили друг против друга в вечном танце смерти. Собрав все свои силы, Тристан сделал выпад. Однако монстр уклонился от сверкающего меча, с нечеловеческой силой обхватил принца сзади и заломил руку, в которой тот держал меч.

А потом прошептал прямо в ухо, голосом одновременно ужасающим и насмешливым:

— Ты мне не соперник, щенок. Госпожа распорядилась не убивать тебя сразу, но ничего не упоминала о том, что тебя нельзя покалечить. А у меня, поверь, имеются очень веские причины желать этого. Бросай оружие, или я сломаю тебе руку — и не в одном месте.

Боль в зажатой как тисками руке была невыносимой. Тристан сделал попытку вырваться, но понял, что это будет возможно только в том случае, если он пожертвует рукой. Он повернул голову и прорычал сквозь стиснутые от боли зубы:

— Нет! Сначала я выпущу тебе кишки, урод! Однако вместо ожидаемого хруста костей в его ушах раздался новый раскат издевательского хохота.

— Жалкий щенок! Сейчас знаменитая «одаренная» кровь тебе не поможет!

Потом крылатый монстр внезапно развернул принца к себе и нанес ему страшный удар в лицо. Отлетев назад на несколько футов, Тристан рухнул в лужу крови, которой теперь был залит весь мраморный пол. «Кровь моих подданных, — подумал он в ужасе. — Только бы не потерять сознание…» С невероятным трудом он приподнялся на одном колене, но тут противник нанес ему еще один удар, на этот раз по горлу. Принц силился глотнуть хоть немного воздуха, но тщетно.

Монстр в сверкающем шлеме с крылышками наклонился к нему и, схватив за волосы, резко дернул. Воздух хлынул в легкие Тристана.

— Напрасно волнуешься, принц Голланд, — злобно, словно выплевывая слова ему в лицо, произнес крылатый убийца. — Я не позволю тебе задохнуться. Это было бы слишком милосердно. Нет, ты умрешь не сейчас, но еще до того, как закончится эта ночь, сам будешь умолять меня о смерти. И я, скорее всего, снизойду к твоим мольбам.

С невероятной силой он одной рукой поднял Тристана за горло, втащил на помост и отшвырнул, словно тряпичную куклу. Принц упал, врезавшись в кресла магов, судорожно ловя ртом воздух. Кашляя и задыхаясь, он ухитрился встать на четвереньки и бросить взгляд туда, где до того, как он спрыгнул с помоста, стояли члены его семьи.

Они были живы.

Король Николас обнимал Моргану и что-то негромко говорил ей, по-видимому пытаясь успокоить. Рядом с ними стоял Виг, с таким потерянным выражением лица, какого Тристану в жизни видеть не доводилось.

И потом принц увидел свою сестру.

В залитом кровью платье она сидела у ног родителей, обхватив руками обезглавленное тело мужа, по щекам Шайлихи текли слезы, ее губы шевелились. «Вечность, она сошла с ума!» — в ужасе подумал Тристан.

Увидев, что сын снова на помосте, Николас рванулся к нему, но один из монстров нанес ему сильный удар в лицо. Король упал на спину, повалив трон. Моргана, зарыдав, бросилась к нему.

Когда в глазах и голове принца прояснилось, он увидел, что крылатые воины окружили плотным кольцом его родных, внимательно следя за каждым движением и не позволяя двинуться с места. Внезапно сильные руки обхватили Тристана сзади, поставили на ноги и грубо втолкнули внутрь круга.

Побоище в зале закончилось, но в распахнутые окна доносились звуки яростной схватки. Если королевские гвардейцы за пределами зала также не смогут оказать достойного отпора крылатым монстрам, тогда все потеряно. Как бы в ответ на эту тревожную мысль, доносившиеся снаружи звуки стали постепенно стихать.

Но то, что он увидел в зале… Принц с трудом поднялся на ноги и заставил себя снова взглянуть на то, что сделали с его соотечественниками.

Повсюду в лужах крови лежали зарезанные мужчины, женщины, дети. Там и тут валялись отрубленные руки, ноги и головы; из тел некоторых убитых торчали странные серебряные диски.

Крылатые убийцы бродили по залу, методично добивая раненых. Стоило кому-то пошевелиться или застонать, как на него тут же обрушивался удар меча.

Однако многие гости были еще живы. Рыдая, они стояли, сбившись в группы. Тристану показалось, что погибло около половины приглашенных — и все гвардейцы. Тут и там взгляд натыкался на залитые кровью кирасы с изображениями палаша и льва.

«Они умерли достойно», — подумал принц.

Прикончив раненых, крылатые твари приказали уцелевшим опуститься на колени. Добиваясь тишины, они осыпали несчастных жестокими побоями.

В конце концов в огромном зале снова воцарилась относительная тишина.

Тристан попытался найти взглядом Эвелин из дома Норкроссов и ее родителей, но узнать кого-либо в толпе окровавленных, обезумевших от страха людей было невозможно. И вдруг он заметил светлые волосы Эвелин.

Девушка лежала в луже крови с перерезанным горлом; взгляд открытых глаза был, казалось, устремлен прямо на принца. Тела ее родителей были распростерты рядом. Отца зарубили мечом, из шеи матери торчал зазубренный серебристый диск.

Тристан перевел взгляд на крылатого монстра, в схватке с которым потерпел столь позорную неудачу.

Похоже, именно он был за главного у нападавших. Вместе с другими он, сняв шлем, расхаживал по залу, отдавая приказы, а также собственноручно добивал раненых. Потом внезапно взлетел на помост, вошел внутрь круга и остановился перед Вигом, Тристаном и остальными членами королевской семьи.

Принц знал, что никогда в жизни не забудет его облика: растрепанные черные волосы до плеч, подернутые сединой; клиновидная бородка; длинный белесый шрам, рассекающий левую щеку; темные пронзительные глаза. Создание очень походило на человека, несмотря на то что имело крылья и было значительно крупнее — его рост составлял не менее семи футов.

«Когда-нибудь я убью тебя, — поклялся себе Тристан. — Во имя всего, что мне дорого, я убью тебя!»

Монстр, до этого сверливший принца презрительным взглядом, оглядел остальных пленных и, указав на окровавленные кресла магов, приказал:

— Сядьте. Сначала маг, потом принц, король, королева и принцесса, в таком порядке.

Переглянувшись, они подчинились приказу.

— Мое имя Клюге, — продолжал крылатый монстр, — и я капитан Фаворитов Дня и Ночи, тех воинов, которые с такой легкостью одолели вашу хваленую гвардию. Отныне и навсегда эта страна и все, чем она владеет, больше не принадлежит вам.

Тот, кто назвался Клюге, подошел к трону Николаса, опрокинутому во время схватки. Подцепил его ногой, одним внезапным, точным движением перевернул и уселся на трон, закинув ногу на ногу и опираясь спиной на подлокотник.

— Можете присоединиться к остальным, — произнес капитан, обращаясь к воинам, окружавшим людей на помосте. — И скажите им, — он кивнул в сторону зала, — пусть проявят немного терпения. Скоро вы сможете насладиться сполна. Пошлите кого-нибудь за Трааксом и принесите мне перекусить. — Он со злобной улыбкой посмотрел принцу в лицо. — Так славно потрудиться… поневоле проголодаешься!

Крылатые воины спрыгнули с помоста. Один из них вышел из зала — видимо, отправился на поиски того самого Траакса, — а другой подошел к длинному праздничному столу, оторвал ножку от жареной индейки и вернулся к своему командиру, словно пес, посланный за убитой дичью.

Клюге с любопытством посмотрел на еду, понюхал ее и с жадностью вгрызся в индюшачью ногу.

— Там, откуда я родом, такого нет, — заявил он, глядя на Николаса. Капли жира стекали по его подбородку. — Думаю, мне будет чем порадовать себя в вашем захудалом королевстве, — не переставая жевать, он скользнул похотливым взглядом по телу королевы Морганы. — Уж постараюсь ничего не упустить! — Не вызывало сомнений, что чудовище имеет в виду.

Тристан, мгновенно вскочив, бросился на Клюге с намерением вцепиться ему в глотку. Однако одного-единственного удара свободной руки капитана оказалось достаточно, чтобы принц грохнулся на спину; его щеку рассекли острые шипы, торчащие с тыльной стороны черной кожаной перчатки. Бросив объедки на помост, Клюге поднял принца за шею и швырнул на трон, с которого тот поднялся.

Николас встал, глядя в лицо врагу.

— Зачем вы сюда явились? — требовательно спросил он. — Что вам нужно?

Однако ответил ему не капитан, а женский голос, вкрадчивый и спокойный, доносившийся откуда-то сверху.

— Ответ прост. Нам нужно все.

Тристан поднял взгляд к разбитому стеклянному потолку. И то, что он там увидел, тоже никогда не изгладится из его памяти.

Та, что произнесла эти слова, покоилась на расставленных руках еще одного крылатого воина, крепко держась за его мускулистую шею, и была, возможно, самой прекрасной женщиной, которую принц когда-либо видел. Воин дважды облетел зал, что позволило женщине осмотреть поле страшного побоища. Потом он, по ее команде, подлетел к помосту, где легко, словно перышко, опустил свою ношу.

Когда она подошла, Тристан разглядел символ, вышитый на ее платье над левой грудью, — что-то вроде пятиугольника; работа была искусно выполнена тончайшими золотыми нитями. Монстр по имени Клюге опустился перед женщиной на одно колено.

— Госпожа, я живу, чтобы служить, — промолвил он.

— Можешь подняться, — ответила женщина. Сейчас принц получил возможность взглянуть ей в лицо, и, несмотря на обстоятельства, при которых все это происходило, у него перехватило дыхание. Необычайной красоты темные миндалевидные глаза, между полными соблазнительными губами поблескивают идеально ровные белые зубы… Тристану никогда не приходилось видеть женские волосы такой длины — словно нежнейший черный шелк, они спускались почти до самых щиколоток.

Принц бросил быстрый взгляд на сидящего рядом Вига. Со времени их пленения старик ни разу не раскрыл рта, а Тристану так хотелось услышать хотя бы слово утешения. Маг пристально смотрел на женщину, буравя ее полным ненависти взглядом и слегка обнажив зубы, словно в безмолвном злобном рычании.

«Он знает ее», — мелькнуло в голове принца.

Женщина направилась к алтарю, взяла в руки сосуд с Камнем и заглянула в него. Ее лицо осветилось торжеством. Виг между тем словно окаменел. Красавица осторожным движением достала из сосуда Парагон и несколько мгновений внимательно разглядывала, не обращая внимания на стекающую с него воду. А затем надела золотую цепь с камнем себе на шею. С ликующей улыбкой она воздела округлые, изящной формы руки к потолку и выгнула спину, словно кошка.

Затем, подойдя к Вигу, она с невероятной силой ударила его по щеке. Голова мага дернулась, он едва не свалился с трона. Женщина ладонью обхватила его лицо, заставляя поднять голову и встретиться с ней взглядом.

— Виг, — почти ласково заговорила она, — Верховный маг так называемого Синклита. Да, это я, Сакку. Уверена, ты узнал меня. В конце концов, я, как и ты, за эти три с лишним столетия не постарела ни на день. — Темноволосая красавица улыбнулась. — Ну вот, мы вернулись, старик. И Камень теперь у нас — а заодно и вода из Пещеры во второй амфоре. Все, что принадлежало вам, теперь наше. И на этот раз мы не потерпим неудачи. — Она с сожалением посмотрела на мага. — Сейчас твоя сила, конечно, вернулась, так же как и моя. Этого следовало ожидать. Однако уверена — ты не рискнешь совершить какую-нибудь глупость. Тебе, конечно, трудно в это поверить, но факт остается фактом — Фавориты под моим началом без труда одолели вашу гвардию. Поэтому советую не делать никаких резких движений и внимательно прислушиваться к моим словам. В противном случае пострадаешь не только ты сам, но и принц.

Виг попытался отстраниться, по-прежнему не произнося ни слова.

— Думаю, ты заметил, что все остальные маги мертвы. — Сакку самодовольно улыбнулась, продолжая удерживать пальцами лицо старика, и не сводя с него взгляда. — Я специально немного продлила жизнь тебе и королевской семье, чтобы вы стали свидетелями того, что произойдет сегодня ночью.

Волшебница с нечеловеческой силой оттолкнула голову Вига, буквально припечатав ее к высокой спинке трона. Уперев руки в бедра, она слегка наклонила голову с таким видом, словно обдумывала что-то.

— Почему бы и нет? — произнесла она наконец. — Тебя, наверно, мучает вопрос, как так получилось, что ты не обнаружил мою «одаренную» кровь еще до того, как я появилась? — У Тристана мелькнула мысль, что этой женщине доставляет немалое удовольствие играть со своей жертвой в «кошки-мышки». — Подумать только, прояви ты большую бдительность — и всего этого, может, и не произошло бы, — злорадно продолжала она, сделав широкий жест в сторону усеявших зал мертвых тел, обезумевших от страха уцелевших гостей, сотен крылатых воинов, заполнивших зал, и с выражением притворного беспокойства поджала губы. — Не хотела бы я оказаться на твоем месте, старик, сознавая, что все эти жертвы на моей совести. Но не стоит слишком расстраиваться из-за этого. Ведь жить-то тебе осталось всего ничего.

Сакку отступила на шаг, медленно поглаживая губы указательным пальцем.

— Столько вопросов, не правда ли, Верховный маг? Как мы сумели пересечь море Шорохов? Как выжили на протяжении этих долгих лет? Но больше всего, не сомневаюсь, тебя мучает вопрос, как получилось, что, несмотря на свои выдающиеся способности, ты заранее не почувствовал моего присутствия. Да, это, наверное, мучает тебя больше всего. И знаешь ли, я смогу удовлетворить твое любопытство. — Она посмотрела на Клюге. — Пригласи ее сюда.

Капитан пересек помост и скрылся в боковом помещении для слуг, но тут же вернулся. За ним следовала Наташа, герцогиня Эфиры. Она подошла к Сакку и с победоносным видом встала с ней плечом к плечу.

«Наташа одна из них!» — эта мысль обрушилась на Тристана, словно удар молнии.

— Правильно, — продолжала темноволосая волшебница, обращаясь к Вигу. — Наташа, под именем которой вы ее знали, с нами с пяти лет. Она ненамного младше тебя. Не плохо сохранилась для столь почтенного возраста, не правда ли? Но это еще не все. Наташа обладает умением менять свою внешность и, более того, маскировать «одаренную» кровь. Это и позволило ей, оставаясь здесь, выполнять свою задачу. — Сакку улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами. — Ты и прочие маги Синклита самодовольно воображали, что Евтракия ваша навсегда, а в это время моя сестра, которая стоит сейчас рядом со мной, делала все, чтобы настал этот выдающийся день. И как видишь, добилась успеха. — Она презрительно рассмеялась.

— Но и это еще не все, старик. — Волшебница не в силах была удержать злорадство, копившееся на протяжении столетий. — У Наташи есть и другие секреты. — Она почти вплотную приблизилась к магу. — Она — та самая девочка, которая первой сумела прочесть Манускрипт, — прошептала Сакку, и в ее голосе зазвучали триумфальные нотки.

Принц не мог слышать ее слов, но зато видел, как в изумлении расширились глаза мага.

— Ну, теперь до тебя наконец дошло? — самодовольно поинтересовалась волшебница. — Это означает, что дочь твоего дорогого Фегана, самого могущественного из магов, все это время помогала Шабашу. — Она снова протянула руку и сжала подбородок Вига. — Да, жалкий простофиля, речь идет о Фегане, которого ты так уважал и который должен был стать Верховным магом. Вы думали, что он погиб во время войны. Знаю, вами было приложено немало стараний, чтобы увековечить память Фегана. Мне рассказывали, что в какой-то из провинций на том месте, где, по вашему предположению, он встретил свою смерть, в его честь даже установлен нелепый мраморный монумент.

Она отпустила лицо мага, и тот уронил голову, уткнув подбородок в грудь. Не от боли, понимал Тристан, а от ужасного ощущения полного и безоговорочного поражения.

— Осталось рассказать только одно, прежде чем ты умрешь, Верховный маг, — продолжала Сакку так тихо, что принц с трудом мог разобрать ее слова. — Зря вы потратили столько времени и сил на увековечение памяти Фегана. Потому что он жив и обитает в Призрачном лесу, со своими драгоценными гномами. — Она злобно улыбнулась. — Благодаря нашим стараниям, он уже совсем не тот человек, каким был когда-то.

— Потрясенное выражение на лице Вига сменилось пониманием. Тристан понятия не имел, кто такой Феган, но понял, что означал еле заметный кивок старого мага: тот, видимо, нашел наконец ответ на какой-то давно мучивший его вопрос. И потом Виг заговорил, глядя в лицо Сакку.

— Вы, бессердечные стервы, — спокойно произнес он, — нашли способ использовать его, верно? Феган был прекрасным человеком и самым сильным среди нас, и на всем белом свете кроме дружбы с нами ему было дорого только одно: его дочь. Вы подчинили ее своей воле и, играя на его чувствах, заставили служить себе. — Маг посмотрел на Наташу.

— Дочь Фегана. — В его голосе послышалась неподдельная печаль. — Ты понятия не имеешь, что натворила.

— Удивительная проницательность, Верховный маг, — язвительно ответила Сакку, — и все же ты многое, очень многое упускаешь. Однако не стану докучать тебе деталями. У меня слишком много дел впереди, а у тебя, наоборот, осталось слишком мало времени. — Снова наклонившись к старику, волшебница заглянула ему в глаза. — По твоему мнению, как правильнее назвать сегодняшний день — днем величайшей трагедии или восстановления справедливости?

С этими словами Сакку в сопровождении Наташи подошла к принцу, сидевшему на троне, принадлежавшем Слайку.

— Великолепен, не правда ли? — заметила Наташа. — И, судя по всему, силен не только телом, но и духом. С такой-то кровью он наверняка сумеет достойно ублажить тебя сегодня ночью, если, конечно, сестра, ты будешь в настроении. Пусть поживет еще немножко — чтобы доставить нам удовольствие.

Взгляни Сакку в этот момент в лицо Клюге, она заметила бы, что его исказила злобная гримаса. Вместо этого вторая госпожа Шабаша слегка наклонилась, прикоснулась пальцем к рассеченной щеке Тристана, прикрыла глаза и с наслаждением слизнула кровь языком.

— Такая изысканная кровь, мой ненаглядный принц, — все еще не открывая глаз, промурлыкала она в непонятном экстазе. — Никогда не встречала людей с такой кровью. Но ты ведь об этом ничего не знаешь, верно? — Она посмотрела на Наташу. — Хотела бы я в обычных обстоятельствах воспользоваться его услугами? О да, моя дорогая сестра, конечно же, хотела. Но именно из-за качества своей крови он представляет для нас смертельную угрозу, и думать мы должны прежде всего именно об этом. Увы, придется отказаться от этого удовольствия.

Сакку снова заглянула в глаза принцу, и, несмотря на всю тяжесть ситуации, он почувствовал, как трудно противостоять ее очарованию.

— Жаль, что ты должен умереть сегодня, не успев продемонстрировать мне кое-какие из приписываемых тебе талантов, — почти с грустью сказала темноволосая краса вица и перевела взгляд на Клюге. — Мага и принца оставь напоследок.

— Да, госпожа, — отозвался капитан Фаворитов. «Они тоже умрут, — пообещал себе Тристан, изо всех сил сдерживая охватившую его ярость. — Неважно, через что мне придется пройти и что потом случится со мной, но этих двух женщин я убью собственными руками!» Волшебницы приблизились к королю и королеве.

— Трогательное зрелище, не правда ли? — В голосе Сакку был слышен сарказм. — Просто не верится, что эта парочка, простые крестьяне, чудом оказавшиеся на троне, смогли зачать близнецов с такой потрясающей кровью. Однако что есть, то есть. — Она заглянула в глаза Николаса. — Наверно, мне следует благодарить тебя за то, что они появились на свет ради нашей пользы. — На губах волшебницы заиграла злобная улыбка. — Но нет, этого ты не дождешься. — Она с силой ударила Николаса по лицу, и, утешая мужа, Моргана накрыла его ладонь своей. Сакку посмотрела на королеву. — Выкинь из головы тревожные мысли о благополучии своих близких, моя дорогая, — почти благожелательным тоном произнесла она и перевела взгляд на воинов, бродящих по залу. — Они так тебя натешат, что ни о чем другом ты думать просто не сможешь. — Госпожа Шабаша посмотрела на Клюге. — С этими можешь делать все, что захочешь, они не представляют для нас никакой ценности. Важно лишь, чтобы оба были мертвы.

Она шагнула в сторону и остановилась перед Шайлихой. Принц заметил странное выражение, возникшее на лицах обеих волшебниц. Оно было почти… благоговейным. А потом они сделали нечто и вовсе немыслимое.

Они поклонились его сестре!

Сакку взяла руку Шайлихи в свою и стала нежно ее поглаживать. Сестра Тристана выдернула руку, не от страха или отвращения, а скорее от охватившего ее непонятного смущения.

«Она не в себе, — подумал принц. — Это еще одна причина, по которой их следует убить».

Госпожа Шабаша посмотрела на Клюге и жестом показала, что тело Фредерика нужно унести с помоста. Капитан распорядился выполнить ее приказание, и Шайлиха, отчаянно зарыдав, потянулась к обезглавленному трупу своего супруга. Сакку пристально посмотрела ей в глаза, и принцесса успокоилась. Волшебница участливо спросила:

— С тобой все в порядке, сестра?

Эти слова подействовали на Тристана словно удар грома. «Сестра? Вечность, что она хочет этим сказать?»

— Ты не пострадала? — мягко продолжала Сакку. Шайлиха покачала головой, глядя на нее широко распахнутыми, ничего не видящими глазами. — Как это ни странно прозвучит для тебя сейчас, между нами есть много общего. Мы пришли сюда за тобой, сестра моя.

Волшебница кивнула капитану, и тот подозвал к себе несколько крылатых воинов.

— Доставьте ее в каюту как можно быстрее, — жестко приказала им Сакку. — Усильте охрану. Может, где-то еще прячутся уцелевшие гвардейцы. — Она угрожающе прищурилась. — Если кто-то из вас посмеет причинить этой женщине вред или оскорбить ее, я лично предам его смерти. Тристан вскочил и бросился к своей сестре, пытаясь защитить ее, однако на его пути внезапно вырос Клюге. Одной рукой он схватил принца за волосы, а другой приставил к его горлу кинжал.

— Ты продолжаешь испытывать мое терпение, щенок, — злобно прохрипел он. — Но своим поведением добьешься одного — еще более долгой, мучительной смерти для себя самого и своего приятеля-мага.

Одной рукой подняв Тристана за волосы, он отшвырнул его обратно. Принц врезался в трон, с которого только что вскочил, и свалил его на помост.

Сильные руки обхватили принца и прижали к полу. Над ним склонился Виг.

— Держись рядом со мной, — еле слышно прошептал старик. — Умоляю, держись рядом со мной, это наша единственная надежда.

Тристан бросил быстрый взгляд на Шайлиху. Воины уже подвели ее к выходу из зала, мгновение — и она скрылась с глаз. Тристан застонал, точно раненое животное.

Еще один крылатый воин вскочил на помост и, щелкнув каблуками, вытянулся перед Клюге.

— Ты звал меня, мой командир?

— Да, Траакс, — ответил Клюге. — Что там снаружи? Борьба закончена?

Тот, кого он назвал Трааксом, широко, радостно улыбнулся.

— Какая борьба? — с издевкой переспросил он. — Они нам не ровня. Все гвардейцы убиты, а если кто-то чудом и уцелел, к рассвету мне принесут их головы.

— Прикажи зажечь сигнальные огни, — велела Сакку, обращаясь к капитану Фаворитов. — Пусть суда станут на якорь у побережья. И, как сказала первая госпожа Шабаша, убивайте все, что движется. В течение двух дней можете делать все что хотите. Превратите это жалкое место в выжженную пустыню, и я с радостью покину его. — Она с любопытством посмотрела на Наташу. — Между прочим, какова судьба твоего нынешнего муженька? Его что-то нигде не видно. — Судя по тону волшебницы, ей на самом деле уже было ясно, что с ним произошло.

— Ты о бедном старом Балдрике? — На лице Наташи возникло выражение притворного участия. — Должна тебя огорчить, сестра, он неудачно напоролся на дрегган.

Клюге вытащил кривой меч из ножен и направил его конец в лицо принцу.

— Наверно, вот так?

Он надавил большим пальцем на рукоять меча, и лезвие удлинилось примерно на фут, остановившись меньше чем в дюйме от правого глаза Тристана.

Принц не дрогнул — наверное, был уже просто не в состоянии воспринимать что-либо. «Если они захотят убить меня, ничто им не помешает, — подумал он. — Только бы мне каким-нибудь образом изловчиться и прихватить с собой этого ублюдка…»

Капитан Фаворитов посмотрел на короля Николаса.

— Тебе повезло, — сказал он, — ты будешь первым. Он взмахнул мечом, давая знак своим воинам. Двое из них тут же подскочили к королю, стащили его с трона, подволокли к алтарю и прижали к нему головой и плечами. Обхватив алтарь обеими руками, Николас с трудом повернул голову и бросил беспомощный взгляд на Тристана и Вига.

И тут Клюге сделал удивительную вещь — вручил принцу свой дрегган. Крылатые воины тут же обнажили мечи и придвинулись ближе.

Потеряв дар речи, Тристан взял меч. Никогда в жизни ему не приходилось держать в руках такого тяжелого, прекрасно сбалансированного оружия. «Крылатый монстр, похоже, спятил, — подумал принц. — Он не может не догадываться, что я попытаюсь убить его, не заботясь о последствиях. — Меч тяжело лежал в руке, как бы удесятеряя силы Тристана. — Нет, — внезапно понял он, — этому уроду нечего бояться; любую мою попытку Сакку пресечет в самом начале».

Принц стоял, растерянно сжимая в руке меч. Дыхание быстрыми, неровными толчками вырывалось из его груди; что-то должно было произойти, и, не понимая, что именно, он дрожал от возбуждения.

— Предоставляю тебе самому право сделать выбор, — продолжал Клюге. — Либо ты отрубишь голову своего отца одним быстрым, милосердным ударом, либо будешь стоять в стороне, наблюдая за тем, как я убиваю его, медленно разрезая на куски. — Чувствовалось, что монстр вовсю наслаждается ситуацией. — Выбирай.

Тристан бессмысленным взглядом уставился на капитана Фаворитов. Не может же он говорить это всерьез! Однако потом принц перевел взор на старого мага, и жуткая реальность нахлынула на него с ошеломляющей ясностью. Виг на мгновенье опустил глаза, но тут же снова поднял их и посмотрел на короля, беспомощно распростертого у алтаря. «Это чудовище хочет, чтобы я убил собственного отца, — билось в голове Тристана. — На алтаре Парагона!»

Он посмотрел на стоящего перед ним крылатого убийцу, под руководством которого его воины только что устроили здесь страшную резню.

— Нет!

Клюге ухватил принца за кожаный жилет, оторвал от пола и подтянул к себе, словно ребенок куклу. Ужас от сознания того, чего от него добивались, настолько сковал Тристана, что он даже не сопротивлялся.

— Ты что, щенок, так ничего и не понял? — Капитан Фаворитов улыбнулся, обдав принца смрадом своего дыхания, даже оно пахло смертью. — Либо ты прикончишь его, либо я с удовольствием сделаю это сам, а ты вместе с королевой и магом будешь любоваться этим зрелищем. — Он подтянул Тристана еще ближе к себе. — И это затянется надолго, поверь мне, очень надолго. Решайся наконец!

Клюге отпустил принца, и тот упал на помост. С трудом поднявшись, он посмотрел на мать, безмолвно умоляя ее подсказать, как быть. Однако Моргана ответила сыну лишь беспомощным взглядом, в глазах королевы метался ужас.

Николас между тем не сводил пристального взгляда с Вига, словно пытаясь внушить ему какую-то мысль. Вначале лицо старого мага ничего не выражало, казалось, он был погружен в свои мысли. Однако потом он кивнул королю и закрыл глаза, по его морщинистым щекам побежали слезы.

Это был не просто ответ на безмолвный вопрос короля, это было прощание. Николас все понял.

— Сын мой, — негромко окликнул он принца. Тот повернулся к нему, сжимая в дрожащей руке дрегган. — Тебе придется подчиниться. Другого выхода нет. Поверь мне и сделай, что я говорю, каким бы немыслимым это тебе ни казалось.

Не двигаясь и никак не реагируя, Тристан не сводил с него широко распахнутых глаз.

— Подумай, что меня ждет, если ты откажешься? Пытки и унижение. Избавь меня от этого, мой мальчик. Более того — вспомни о наших подданных. Мы о многом не успели рассказать тебе и теперь уже никогда не расскажем. Но прислушайся к тому, что я говорю сейчас — от тебя и твоей сестры зависит будущее «одаренной» крови в Евтракии. Нельзя допустить, чтобы короля пытали на глазах у его подданных.

Принц все с тем же окаменелым выражением лица перевел взгляд в зал, где сотни его сограждан с ужасом наблюдали за разворачивающейся сценой. Потом посмотрел на меч в своей руке с таким видом, точно это было какое-то отвратительное существо из другого мира.

— Сын мой, — голос отца доносился словно откуда-то издалека, — ты пришел в этот мир, потому что мы с твоей матерью любим друг друга. Ты — дитя любви, понимаешь? Помоги мне теперь покинуть этот мир, и пусть это тоже будет проявлением любви, хотя и совсем иного свойства.

И наконец, несмотря на всю невероятную дикость происходящего, Тристан осознал, что у него действительно нет выхода. Он должен повиноваться своему отцу — и своему королю.

Словно глядя на себя со стороны, как это бывает во сне, принц медленно подошел к алтарю, около которого стояли Клюге и злорадно усмехающиеся волшебницы. В последний раз взглянул в глаза Николасу и наклонился, чтобы поцеловать его.

— Прощай, отец, — услышал он собственные, совершенно невозможные слова.

Тристан сжал меч обеими руками и высоко поднял его над головой отца.

«Вечность, молю, помоги мне сделать это одним ударом…» — услышал он голос, тоже доносившийся словно издалека и в то же время звучащий где-то внутри.

Со всей силой принц опустил клинок на шею отца, и отрубленная голова короля с глухим стуком ударилась о помост. Моргана, коротко вскрикнув, лишилась чувств.

Тристан, охваченный яростным гневом, метнулся к Клюге, целясь мечом ему в голову. Увы, тот снова проявил недюжинное проворство. Уклонившись от меча, он ударил принца кулаком в живот. Тристан упал, его сотряс приступ неудержимой рвоты. При падении дрегган выпал из его руки и, скользнув по залитому кровью помосту, остановился возле одного из тронов.

— Неплохо сделано! — воскликнул Клюге и с силой пнул под ребра пытавшегося встать принца, отбросив его к стоявшему рядом Вигу.

— Принеси мне какую-нибудь цепь и прут покрепче, — приказал Клюге Трааксу. Подойдя к Тристану, он схватил его за волосы и наклонился, вглядываясь ему в лицо. —

— Проигрывать-то не умеешь, а, щенок?

Принесли цепь и стальной прут. Клюге собственноручно связал принцу ноги, скрутил за спиной руки и ударом ноги заставил перевернуться на живот. Оставшуюся часть цепи он протянул от рук к шее Тристана и плотно обмотал вокруг нее, заставив принца сильно выгнуться с откинутой назад головой. Затем он просунул прут в одно из звеньев цепи, находящееся примерно посредине между головой и ногами.

Проделав все это, капитан Фаворитов в ожидании приказа посмотрел на свою госпожу. Сакку, улыбнувшись, коротко кивнула.

Клюге начал поворачивать прут, натягивая цепь, что причиняло Тристану невыносимую боль. Казалось, он вот-вот задохнется. Однако, сообразил принц, если держать ноги и голову повыше над полом, можно понемногу дышать. Оставаться в таком положении долго было мучительно трудно, Он почувствовал под животом теплую липкую жидкость и понял, что это кровь его собственного отца. «Отца, которого я только что убил», — услышал Тристан осуждающий внутренний голос.

Он втянул воздуха, сколько сумел, и прохрипел:

— Клюге…

— Да, мой принц? — с деланной услужливостью отозвался монстр, наклонившись к его лицу.

Тристан не отрываясь смотрел в лицо того, по чьему приказу умер его отец.

— Когда-нибудь я убью тебя, — прошептал он и, собрав последние силы, плюнул в ненавистное лицо.

Капитан выпрямился и яростно пнул Тристана ногой под ребра. Ребра хрустнули, бок обожгло сильной болью. Принц почувствовал, как Виг положил ему на плечо свою руку.

— Убьешь меня когда-нибудь? Не думаю, — произнес Клюге. — У тебя осталось совсем мало времени, жалкий королевский щенок, — продолжая сверлить Тристана взглядом, капитан окликнул своего помощника. — Траакс! Принеси кинжал и веревку покрепче. Позабавимся немного. Траакс принес требуемое, и капитан отошел к алтарю. Положив кинжал и веревку на помост, он отшвырнул обезглавленное тело короля в сторону его коленопреклоненных, рыдающих подданных.

— Вам так жаль своего короля? Что же, получайте, если желаете! — Он разразился зловещим хохотом. — Теперь принеси мне головы мертвых магов, командира больше не существующей королевской гвардии и этого невежды, который был у них королем, — приказал Клюге Трааксу, поднимая с пола кинжал и веревку.

— Да, мой командир.

Расширенными от ужаса глазами Тристан смотрел, как крылатый монстр просунул конец веревки сквозь кольцо на рукоятке кинжала и крепко привязал ее. Потом в ряд разложил головы на алтаре, у некоторых все еще были раскрыты устремленные в вечность глаза.

— Как по-твоему, этот дворец неплохо было бы чуть-чуть украсить, а? — спросил он помощника, который, судя по выражению его лица, пока не понимал, что задумал его командир.

Взяв кинжал в правую руку, Клюге другой поднял голову Слайка и вонзил кинжал в его правое ухо. С ухмылкой перевернул кинжал с насажанной на него головой и ударил рукояткой по алтарю с такой силой, что лезвие пронзило череп и вышло с другой стороны. Словно работая иголкой, он протянул кинжал вместе с концом окровавленной веревки сквозь череп, добившись, что голова мага повисла на веревке.

Тристан со слезами отвернулся. Хриплый крик вырвался из его перетянутого цепью горла. «Вечность, молю тебя, останови это безумие!»

Увы, безумие продолжалось. Капитан Фаворитов усердно трудился, пока в конце концов все семь голов не оказались нанизанными на веревку. Один конец он протянул Трааксу, и вместе они высоко подняли страшный трофей вверх, словно рыбаки, похваляющиеся удачным уловом.

— Куда бы это повесить, госпожа? — сияя от гордости, обратился Клюге к Сакку. — Лично мне кажется, лучше куда-нибудь повыше.

— Он не лишен воображения, не правда ли? — заметила Наташа, сложив руки на груди.

— Даже больше, чем ты догадываешься, — отозвалась Сакку, облизывая полные губы и не потрудившись скрыть похоть, отчетливо прозвучавшую в ее голосе. — Он способен удовлетворить любые прихоти. — Наташа понимающе улыбнулась. Темноволосая волшебница продолжала, обращаясь к своему капитану: — Прикажи воинам вкопать в землю у входа во дворец два столба и привязать к ним это украшение — чтобы все знали, что произошло сегодня ночью. Перед отплытием домой укрепите головы на форштевнях кораблей. Тела разденьте догола и подвесьте за ноги у входа во дворец, на радость стервятникам.

Клюге кивнул Трааксу. Тот вышел со связкой голов, несколько воинов стали выносить вслед за ним обезглавленные трупы.

Принц снова почувствовал на своем плече руку старого мага и попытался встретиться с ним взглядом, но не смог повернуть голову. Может, он пытается что-то сказать ему? Прикладывая все силы, чтобы сохранить позу, дающую возможность дышать, Тристан старался вспомнить, что Виг говорил ему в разгаре сражения. И вот слова старика медленно всплыли в сознании.

«Тристан! Ты и Шайлиха должны все время оставаться рядом со мной у алтаря! Ради всего, что вам дорого, не отходите от меня!» Верховный маг и в самом деле почему-то стоял у алтаря до того момента, пока сражение ни закончилось и захватчики не заставили его сесть. Однако принц не послушался его. Он бросился в схватку, пропустив мимо ушей отчаянный призыв Вига. Борясь за каждый вдох, Тристан почувствовал, как странное ощущение зашевелилось в глубине его сознания. «Может, если бы я прислушался к словам старика, все закончилось бы иначе? Почему Верховный маг не принимал участия в сражении? И что пытается сказать мне сейчас?»

Однако прежде чем он смог хотя бы попытаться найти ответ на эти вопросы, перед ним снова возникла ухмыляющаяся физиономия Клюге.

— Госпожа приказала, чтобы я приберег тебя и мага под конец, — злорадно заявил он. — Так я и сделаю. Выходит, здесь, на помосте, остался только один человек, с которым необходимо разобраться, прежде чем я смогу заняться вами. — Он посмотрел на Моргану, которая рыдала, припав к полу помоста, а потом перевел взгляд на тысячи потных, разгоряченных недавним сражением крылатых воинов. — Думаю, мои люди сумеют сполна насладиться ее прелестями. Уж они постараются, чтобы она не скучала те два дня, что мы пробудем здесь.

Клюге подошел к королеве, рывком поставил ее на ноги и, ухватившись за корсаж платья, разорвал его до талии, обнажив грудь.

Тристаном овладела такая дикая ненависть, что, если бы не удерживающий его Виг, он наверняка задохнулся бы в бесплодной попытке помочь беззащитной матери;

Капитан Фаворитов обхватил Моргану обеими руками и уткнулся лицом ей в грудь. Она в ужасе вскрикнула и попыталась отпихнуть его. Тот лишь рассмеялся, не обращая внимания на удары, и оттащил ее к краю помоста.

Солдаты с похотливым видом придвинулись поближе. Когда Клюге с королевой на руках остановился на краю помоста, в зале все стихло.

— Фавориты Дня и Ночи! — воскликнул он. — Вы славно сражались, и многие из вас погибли. Тем же, кто уцелел я говорю — пришло время пожинать плоды своей победы! До сего дня вам не позволялось овладевать бескрылыми женщинами, и, уверен, вы не меньше меня жаждете попробовать, что это такое. Все они в вашей власти. Берите любую, какую пожелаете, включая всех высокородных дамочек, собравшихся здесь. А их мужей постройте в ряд — пусть стоят и смотрят, что может делать с женщиной настоящий мужчина. Если кто-нибудь посмеет оказать вам сопротивление, зарубите прямо на месте. — Он заглянул в обезумевшие голубые глаза королевы, провел языком по ее щеке и рассмеялся. — Начать можете вот с этой. Пахнет от нее все еще неплохо, почти как от девственницы, впервые попавшей в бордель к Фаворитам. Только не убивайте ее сразу. Развлекитесь от души, а потом верните мне, чтобы я смог продемонстрировать ей, почему именно я командую вами.

Тристан снова напрягся изо всех сил, но Виг по-прежнему не давал ему двинуться.

Может, старик сошел с ума? Неужели он и сейчас не вмешается?

А потом Клюге поднял Моргану над головой и швырнул ее в толпу.

Тристан хотел закричать, но не смог. Хотел вырваться из-под руки Вига, но и это у него не получилось. Услышав крики матери, он закрыл глаза, пытаясь обмануть себя тем, что не в состоянии отличить ее отчаянные вопли от стенаний других женщин.

Увы, голос матери он не спутал бы ни с каким другим…

Закрыв глаза, принц затрясся от неудержимых рыданий. Ему все стало безразлично, даже то, жив он еще или уже умер. Не заметил он и того, как Виг крепко схватил его за щиколотку.

В этот момент над Тристаном снова навис капитан Фаворитов. Схватив за волосы, он заглянул ему в лицо.

— А теперь, королевский щенок, настала твоя очередь, — злобно прошипел он.

«Я почти что рад этому, — безразлично подумал принц. — Мне больше незачем жить. По крайней мере, я не стану свидетелем смерти Вига».

Он посмотрел, здесь ли еще волшебницы. Да, они стояли неподалеку, взирая на него сверху вниз, их губы были искривлены злобными улыбками. С шеи Сакку свешивался Парагон.

Конечно, они стоят здесь для того, чтобы ничего не упустить.

В руке Клюге оказался сверкающий кинжал, и он нацелил его острие в правый глаз Тристана.

— Буду резать тебя на куски, — заговорил он серьезно, словно целитель, описывающий пациенту, какое лечение его ожидает. — Я мечтал об этом с тех самых пор, как узнал, что в твоих жилах течет «одаренная» кровь. Я точно знаю, без каких частей тела ты какое-то время проживешь, и это позволит мне растянуть удовольствие. К примеру, оба глаза тебе совсем не нужны, но один из них я тебе оставлю, потому что хочу, чтобы ты видел все, что с тобой происходит.

Сверкающее острие кинжала устремилось в сторону глаза Тристана. Покорный своей судьбе, он мог сделать одно — опустить веки.

И тут что-то начало изменяться.

Принц почувствовал болезненное покалывание, быстро охватившее все его тело. Он открыл глаза, но вместо нацеленного на него острия кинжала увидел обезумевшие глаза темноволосой волшебницы, яростно отталкивающей Клюге. А потом все вокруг превратилось в водоворот ослепительного лазурно-голубого света, за которым не стало видно ничего.

Возникло ощущение, будто он, окруженный этим удивительным сиянием, начинает медленно переворачиваться. «Может, именно так приходит смерть», — словно издалека прозвучало в сознании Тристана. Лазурный свет разгорался все ярче, перед глазами поплыли ослепительные круги последнее, что он запомнил, был дикий крик Сакку и ее длинные ногти, которыми она пыталась вцепиться ему в лицо.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Изогнутые, нечеткие тени, шевелящиеся в полумраке под сводом, — первое, что увидел Тристан, открыв глаза. Он вздрогнул. «Резня во дворце… Крылатые твари… Обезглавленный отец… Надо же было присниться такому кошмару!» Приподнявшись на локте, принц огляделся вокруг — он лежал, совершенно одетый, на постели, но не мог вспомнить, где находился и как сюда попал.

В дальнем углу небольшой комнатки без окон со стенами и сводом из неотесанного камня находился камин — огонь в нем почти потух, лишь изредка вспыхивали языки желто-красного пламени, порождая движение причудливых теней.

«Где же я?» — Тристан обвел глазами комнатку, скудно освещаемую огнем камина. Меж изголовьем топчана, на котором он лежал, и камином на маленьком столике стояли кувшин, пара кубков, несколько разномастных тарелок с какой-то едой. Рядом со столиком — пара стульев, еще один стул с подлокотниками — у дальней стены… И тут взгляд принца выхватил из полумрака валявшиеся на полу стальной прут и цепь, покрытую засохшей кровью. Разум вмиг отозвался нахлынувшей жестокой болью. Кровавые картины вновь пронеслись перед затуманенным взором Тристана. «Это был не сон!» Наполненный ужасом и отчаянием крик затравленного зверя вырвался из его груди, и сознание вновь покинуло принца.

Вновь очнувшись, Тристан увидел лицо склонившегося над ним Вига. Ненависть к тому, кто даже пальцем не шевельнул, чтобы в минуту ужасной опасности помочь его родным, заставила принца сжать кулаки. Еще мгновение, и он ударил бы мага, но проницательные аквамариновые глаза медленно прищурились, и Тристану показалось, будто что-то тесно обволакивает его со всех сторон. Боли не было, но он не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

— Опять эти твои фокусы? — прохрипел принц, безмерно униженный собственной беспомощностью. — Я вижу, сила к тебе вернулась. Что ж, зови сюда своих крылатых друзей, предатель, доставь им напоследок радость уничтожить и меня!

— Нет, Тристан. — В голосе Вига звучали безмерная печаль и усталость. — Эта ловушка создана для того, чтобы удержать тебя от безрассудных действий, и ты останешься недвижным до тех пор, пока не у слышишь все, что я считаю нужным тебе поведать.

Слова принца ранили старика в самое сердце, но он не держал обиды. Окажись он в положении Тристана, разве не испытывал бы он те же самые чувства?

— Мои родные мертвы? — спросил принц чуть слышно, не в силах сдержать слезы.

— Да, Тристан. — Маг пододвинул стул и сел на край топчана. — Твои родители, Фредерик и маги Синклита — кроме, как видишь, меня, — все они убиты. Но я убежден, что Шайлиха еще жива.

Сестра! Внезапно принц вспомнил, что эти две гиены в человеческом обличье тоже называли Шайлиху сестрой и вывели из зала до того, как были убиты их родители.

— Но почему, уничтожив всех, ее пощадили? — вырвалось у него.

— Точно не знаю, Тристан, — вздохнул старик, — но, думаю, что Шайлиха нужна волшебницам живой.

— Где мы?

— В одном из самых скрытых помещений Редута, глубоко под дворцом. Здесь нас найти не смогут. Сомневаюсь, что кому-то из пришельцев вообще известно о существовании катакомб. Волшебницы со своей крылатыми монстрами пробудут в Евтракии еще два дня, и, думаю, находясь здесь, мы будем в безопасности. Здесь сейчас никого нет. Две недели назад «маги резерва» отправились во все удаленные уголки нашей страны, их сыновья и слуги тоже покинули Редут.

— Зачем? — Судя по голосу, сомнения принца далеко не рассеялись.

— Маги Синклита и твой отец опасались, что во время церемонии может случиться что-то непредвиденное. Отсылая «магов резерва», мы преследовали две цели — что бы мужчины с «одаренной» кровью оказались как можно дальше от дворца и чтобы катакомбы опустели, — ответил Виг.

В глазах Тристана сверкнула слепая, безумная ненависть.

— Так вы знали? — вскричал он. — Знали, что должно что-то произойти, и допустили, чтобы мы оказались в западне, в то время как другие отсиживались в безопасном месте? — Нет, подобное никак не укладывалось в голове. — Во имя Вечности, почему?

— Все дело в охотнике за кровью и вопящей гарпии. Именно их появление, случившееся так незадолго до церемонии, навело нас на мысль о надвигающейся опасности. Никто из этих монстров не попадался нам на глаза вот уже сотни лет. Они были созданы когда-то как орудия Шабаша и служили его целям. Оставалось предположить, что волшебницы уцелели, сумев каким-то образом пересечь море Шорохов. Мы понимали, что окажемся уязвимы в тот момент, когда Парагон на время останется без владельца, но все же все сходились на том, что твоя коронация не может быть перенесена. Слишком многое зависело от этой церемонии. По причинам, которых ты пока не понимаешь, от тебя и твоей сестры зависит будущее «одаренной» крови в Евтракии.

Дворец под защитой королевских гвардейцев казался нам самым безопасным местом проведения церемонии, учитывая его укрепленность. И, даже допуская, что волшебницы каким-то образом остались живы, мы и помыслить не могли, что они в состоянии добраться до Евтракии и нанести нам серьезный урон. — Верховный маг беспомощно взглянул на свои руки. — Мы знали, что, может быть, ошибаемся. Однако весь ужас заключался в том, что, даже понимая это, были не в состоянии что-либо изменить.

Просунув руку сквозь прутья магической ловушки, Виг прикоснулся к медальону, который Моргана подарила сыну всего несколько дней назад.

— Предполагалось, что родители подарят его тебе после коронации. Они хотели, чтобы вместе с Парагоном этот медальон еще долгие годы покоился на твоей груди, даже после того, как ты отречешься от трона и на него взойдет твой сын.

Медальон… Тристан подумал, что никогда не расстанется с ним и этот последний подарок матери станет свидетелем его справедливой мести за родителей, Фредерика и многие тысячи поруганных и обесчещенных жителей Евтракии. Возмущение невмешательством старого мага пошло на убыль, но оставалось еще множество вопросов, которые продолжали тревожить принца. Пока он не получит на них ответ, нельзя доверять никому, даже Вигу. Внезапно ему открылась еще одна истина.

— Наташа и Сакку входят в Шабаш, — медленно произнес он. — А кто две остальные волшебницы?

— Ты имеешь в виду, три остальные? — поправил принца маг.

— Три?

— Вот именно. Сакку — вторая госпожа Шабаша. Не совсем понимаю, почему Фейли послала ее, а не явилась в Евтракию сама. Может, ее уже нет в живых. Фейли среди них была самой могущественной.

— Их предводительницу зовут Фейли?

— Да. Именно ее я упомянул в тот день в лесу, когда рассказывал тебе о направлении магического искусства под названием Каприз. Кроме Фейли и Сакку есть еще две волшебницы — обладающие меньшим могуществом, но тоже достаточно опасные — Вона и Забарра. Именно эти четверо несут ответственность за все, что творилось во время войны. Большая часть их сподвижниц имели лишь небольшие знания в области магии, и без дара и опыта Фейли они не представляли бы из себя серьезную силу. Были, правда, и мужчины с «одаренной» кровью, перешедшие на сторону волшебниц. Однако по мере того, как мастерство Фейли в овладении темной стороной искусства возрастало, углублялось и ее безумие. Вскоре она во всех мужчинах стала видеть угрозу. До последнего времени мы считали, что к концу войны уцелели только эти четыре волшебницы. Теперь очевидно, что Наташа тоже из их числа и притом обладает способностью маскировать свою «одаренную» кровь. До прошлой ночи даже я не подозревал о ее существовании.

— Но если твое могущество вернулось, почему ты не попытался сразиться с ними? — недоуменно спросил Тристан. — А я бы помог тебе, насколько это было в моих силах.

— Это оказалось бы совершенно бесполезным, — мягко возразил Виг. — Ни одному магу в одиночку не одолеть двух волшебниц, в особенности если на шее одной из них висит Парагон. Моя задача состояла в том, чтобы попытаться спасти тебя, твою сестру и Камень, а вовсе не погибнуть в порыве слепого мщения, — маг устало провел рукой по лицу. — Не знаю, что мы увидим, когда поднимемся на поверхность, но нам придется дождаться их ухода.

Сердце принца по-прежнему разрывалось при мысли о гибели родных. Он закрыл глаза и помолчал, прежде чем заговорить снова.

Теперь ты можешь убрать свою ловушку, — тихо произнес он. — Я ошибался, сомневаясь в твоей преданности. Прости.

— Очень хорошо.

Виг прищурился, и Тристан почувствовал, что давление на его тело начало ослабевать, а потом и вовсе исчезло. Он встал, медленно подошел к тому месту, где лежали окровавленные цепи и стальной прут, и взял цепь в руки.

— Кто такие эти крылатые твари? — Голос принца задрожал от ненависти к уродливым монстрам. — В жизни не видел подобных созданий.

— И я тоже, — признался маг и задумался, поджав губы. — Могу только предположить, что они — коренные жители той страны, откуда прибыли волшебницы. Как бы то ни было, их воинская мощь несомненна, и королевская гвардия оказалась бессильна против них. — Он снова с беспомощной яростью взглянул на свои руки. — Сколько хороших людей эти чудовища уничтожили всего за одну ночь…

— А как мы оказались здесь? — внезапно спросил Тристан, оглядываясь по сторонам.

— Последнее, что я помню, это голубое сияние в тот момент, когда Клюге захотел осле пить меня, и Сакку, кинувшуюся ко мне. Похоже, крылатый мерзавец сломал мне не меньше двух ребер. И все же боли я теперь почему-то не испытываю. — Принц недоуменно покачал головой.

— Помнишь, я просил тебя подвести Шайлиху поближе к алтарю, где я стоял? — спросил старый маг.

— При чем тут это?

— Как я уже упоминал, мы предполагали, что угроза существует, но не знали, когда и откуда последует удар. Все всякого сомнения, самым опасным промежутком времени был тот, пока Парагон находится в сосуде с водой из Пещеры. Мы долго обсуждали эту ситуацию и в конце концов разработали план действий. Несмотря на то что он казался невероятно рискованным, мы надеялись, осуществляя его, спасти тебя, твою сестру и одного из магов. Затем ты со временем прошел бы обучение магическому искусству, что, по нашему мнению, являлось делом первостепенной важности. Но мы не рассчитывали на то, что врагу удастся завладеть Парагоном. И вот теперь Камень и Шайлиха в руках Шабаша… И наш единственный успех — то, что мы с тобой остались в живых.

— Но почему речь шла лишь о спасении Шайлихи и меня? А все остальные?

— Разве могли мы знать, скольких удастся спасти? У нас не было подобного опыта… И без того у магов Синклита на подготовку «акции спасения» — так мы ее назвали — ушло несколько недель. Все единодушно согласились с тем, что ты и твоя сестра важнее остальных, и все, в том числе и Фредерик, готовы были пожертвовать своей жизнью, чтобы вы уцелели. За исключением тебя и Шайлихи, все заранее были предупреждены о том, что может произойти.

— Так Фредерик знал? — воскликнул принц.

— Повторяю: знали все, кто был на помосте, за исключением тебя и твоей сестры. Мы подумывали о том, чтобы предупредить и тебя, но, учитывая твое повышенное своеволие и в особенности появившуюся недавно привычку то и дело сбегать в лес, побоялись, что ты просто скроешься на этот раз ради, так сказать, общего блага. И что, Шайлихе пришлось бы остаться одной? Вы, как близнецы, связаны между собой гораздо теснее, чем ты думаешь.

«И придет Избранный, вслед за тем, что явился прежде, — вспомнил Виг. — Тристан все еще ничего не понял. Как такое возможно?»

— А почему оказались отосланы «маги резерва»? — спросил принц. — Разве ты не мог попросить их помочь нам, если возникнет такая необходимость?

— По общему мнению короля и магов Синклита, правильнее всего было использовать «магов резерва» для того, чтобы избавить страну от охотников за кровью и вопящих гарпий, от которых могло пострадать множество людей.

Тень понимания скользнула по лицу Тристана.

— Хорошо. Но тогда почему вы не продумали эту «акцию спасения» так, чтобы в результате уцелели все? — внезапно вырвалось у него с болью.

Старый маг, почувствовав, что принц снова теряет контроль над собой, нежно, по-отечески, обнял его и притянул к себе.

— Это было невозможно, — мягко сказал он. — Как я уже говорил, ничего подобного мы никогда не совершали и точный расчет времени находился вне нашей власти. Самое большее, что мы, маги Синклита, смогли сделать, объединив свои силы, — это обеспечить срабатывание заклинания на время, отведенное на проведение церемонии. Я ведь недаром просил тебя подойти ко мне вместе с Шайлихой. Спасение распространялось только на тех людей или предметы, до которых я мог дотронуться. Если бы все, кто был на помосте, смогли оказаться в поле моего влияния, они остались бы живы.

Тристан медленно провел по лицу ладонью — до него все более начинал доходить страшный смысл происшедшего. И все же многое было еще недоступно его пониманию.

— Что случилось, когда заклинание подействовало? — спросил он.

— По счастью, последний удар Клюге отбросил тебя ко мне. Если ты помнишь, я схватил тебя за ногу. Теперь понимаешь, для чего я это сделал?

— Но что все-таки произошло?

Впервые с тех пор, как принц очнулся, он увидел мелькнувшую на губах Вига легкую улыбку.

— Мы стали невидимы, — бесстрастно объявил он. — Так все и было, не сомневайся, — добавил маг, заметив, что Тристан в изумлении раскрыл рот. — Это единственное, что, по нашему мнению, могло принести спасение, и то полной уверенности в том не было. Никогда прежде нам не удавалось достигнуть полной невидимости. Но мы знали, что ставка очень велика, и выложились без остатка. Припомни: в последние дни перед церемонией ни твой отец, ни маги почти не появлялись на людях. Мы готовили «акцию спасения».

— Я потерял сознание… — Принц недоуменно огляделся вокруг. — Как же я очутился здесь? Ты, похоже, вытащил меня из зала на руках.

— Да, не одного тебя, думаю, волнует этот вопрос. Подумай сам, ведь, произнося заклинание, я касался не только тебя, но и пола помоста…

— И он тоже стал невидим! — воскликнул Тристан.

— Совершенно верно, — удовлетворенно произнес Виг, так он обычно говорил во время занятий, когда принц правильно отвечал на поставленный вопрос. — И пол на мгновение стал не только невидимым, но и проницаемым, так что я смог вместе с тобой пройти сквозь него. Во время подготовки «спасения» мы впервые обнаружили этот весьма интересный феномен — два невидимых объекта, в отличие от двух обыкновенных, могут одновременно находиться в одной и той же точке пространства. Когда мы оказались под помостом, я перестал его касаться, и он вернулся в свое прежнее состояние. Все это произошло так быстро, что временное исчезновение пола под нами никто не заметил. Для всех мы просто исчезли. Я же просто сидел под помостом и ждал. Жаль, ты не слышал их голоса, Тристан. Сакку решила, что мы каким-то образом оказались далеко от дворца, и немедленно разослала Фаворитов по всей стране на наши поиски. А мы-то все это время находились прямо у нее под ногами! Не совсем понимаю, почему, но она не почувствовала нашего присутствия. Наверно, все дело в завесе невидимости. Только спустя несколько часов, когда они убрались из зала, я смог отнести тебя сюда и погрузить в глубокий сон. Пока ты спал, я залечил твои раны и ссадины, — Виг снова еле заметно улыбнулся. — Должен добавить, что, ни Сакку, ни Наташа не смогут по чувствовать нашу кровь, пока мы находимся в катакомбах.

Так что определенного успеха мы все же добились, и этим обязаны погибшим магам, мой принц.

«Они мертвы, а я жив…» Тристан почувствовал охвативший его стыд. Ему припомнились прощальные слова отца. «Мы о многом не успели рассказать тебе и теперь уже никогда не расскажем. Но прислушайся к тому, что я говорю сейчас — от тебя и твоей сестры зависит будущее „одаренной“ крови в Евтракии».

Принц уткнул лицо в ладони и зарыдал.

— Я убил его, Виг. — В глазах Тристана металась страшная боль. — Я убил собственного отца! Почему я не умер вместе с ним?

«Он больше уже никогда не будет таким, как прежде», — мелькнуло в сознании Вига, и он положил руку на плечо принцу.

— Тристан, ты когда-нибудь слышал, что нельзя дважды вступить в одну и ту же реку?

Принц поднял на мага взгляд влажных, покрасневших глаз.

— Нет. Что это значит?

— В любую реку можно вступить только однажды, потому что вода все время пребывает в движении и, значит, каждый раз, когда человек вступает в нее, это уже другая река, да и сам человек тоже другой. Постоянные изменения — неотъемлемое свойство всего, что нас окружает. Сопротивляться естественному порядку вещей бесполезно.

— Какое все это имеет отношение ко мне? — спросил Тристан.

— Ты сегодня совсем не тот, каким был вчера. Ты ни когда уже не будешь прежним, и я тоже. Но во всем этом нет нашей вины.

— Они все погибли, Виг. Те, кто был мне дороже всех на свете, мертвы, а я жив!

— Перед тем как ты опустил меч, твой отец посмотрел на меня, безмолвно прося совета, — произнес маг, в который раз бросая взгляд на свои руки. — И я ответил ему. Он кивнул, давая знать, что понял, — и в знак прощания. Потом он сказал тебе, что ты должен выполнить приказ Клюге, сколь бы ужасным это тебе ни казалось. Тристан, я любил его не меньше, чем вас с сестрой. Ты поступил правильно, тебя не должны мучить угрызения совести. Ты спас своего отца от куда более ужасной участи.

Принц подошел к столу и взглянул на тарелки. Ему казалось, что он уже больше никогда в жизни не сможет проглотить ни куска.

— А что будет с Шайлихой? — спросил он. — Зачем она понадобилась волшебницам?

— Я не уверен в своем предположении полностью, но, думаю, все дело в качестве ее крови и в том, что она женщина. Важно, чтобы ты понял — сейчас мы ничего для нее сделать не можем. Вырвать ее из рук волшебницы, которая носит на шее Камень, не под силу никому. А ведь с ними еще и Наташа. Нет, Тристан, единственное, чем мы можем помочь Шайлихе, — это не обнаружить своего присутствия.

При мысли о том, что сестра находится в руках волшебниц, принц заскрежетал зубами. И все же в глубине души он понимал, что старик, конечно же, прав.

— Ты только что упомянул об особом качестве ее крови, и не раз намекал о таком же свойстве моей. Всем было известно, что по окончании своего правления я должен войти в Синклит. Но когда я задавал вопрос о причине этого, мне неизменно отвечали, что я узнаю о ней только после коронации.

Тристан подошел к магу и взглянул в его глубокие аквамариновые глаза. Это был взгляд внезапно повзрослевшего человека, чье сердце покрыто свежими шрамами. Принц больше не потерпит никаких отговорок и уверток, и Виг прекрасно понимал это.

— Теперь я имею право получить ответ на свои вопросы, Верховный маг?

«Уже сейчас в его взгляде ощущается необычайная сила — подумал старик. — Да, я отвечу на его вопросы. По крайней мере на некоторые. Он заслуживает этого, учитывая то, что мы, весьма вероятно, можем вскоре погибнуть».

— Присядь, Тристан, — сказал старик, — и я поведаю тебе истинную историю Евтракии — и некоторые удивительные моменты твоего появления на свет.

Виг подбросил в камин несколько толстых сухих поленьев. Эта ночь будет долгой — и очень нелегкой.

— Дым из трубы не может указать, где мы находимся? — озабоченно спросил Тристан.

Виг слегка улыбнулся.

— В помещениях Редута трубы не предусмотрены, — отозвался он. — С помощью заклинания, над которым в свое время немало потрудился Слайк, любые признаки того, что в катакомбах под дворцом могут находиться люди, уничтожаются, и дым в их числе.

Старый маг подошел к столику, взял кувшин и налил в кубок красного вина. Повернувшись к принцу, он бросил на него вопрошающий взгляд, но Тристан покачал головой.

— До сих пор мне не приходилось видеть тебя за кубком вина или кружкой эля. Я думал, маги Синклита вообще не пьют.

— Синклита больше нет, Тристан, — с болью в голосе ответил Виг, — если, конечно, тебе не вздумается считать Синклитом одного меня. И если уж такой Синклит в моем лице существует, полагаю, отныне я могу устанавливать в нем собственные правила, — он медленно отпил глоток.

Внезапно устыдившись, принц опустил взгляд.

— Ты тоже потерял друзей, Виг. Прости меня, я был способен думать только о себе. Мне известно, как сильно ты любил моих родных. И еще прошу прощения за то, что сомневался в тебе во время нападения. Если бы я внял тогда твоему призыву, может, сейчас Шайлиха была бы тут, вместе с нами.

— Сядь поближе и приготовься слушать, — сказал старик. Тристан придвинул к столику кресло. Без дальнейших предисловий маг начал свой рассказ.

— Во время Войны с волшебницами маги понесли очень большие потери. Одних захватили в плен, других убили, третьих превратили в охотников за кровью. К волшебницам же примыкали все новые и новые сподвижницы, а способность объединять свою мощь делала их почти неуязвимыми. Маги, эта последняя надежда Евтракии, оказались на грани вымирания. Жестокость волшебниц не знала границ. Ими была захвачена большая часть городов и местность к западу от Таммерланда.

— Как им удавалось держать под контролем такую большую территорию? — поинтересовался принц.

— В каждом городке находились не менее двух волшебниц, и в их распоряжении всегда был охотник за кровью. Мужчин с «одаренной» кровью они насильно заставляли вступать в свою армию — под угрозой смерти или расправы с их близкими. Четверо самых могущественных волшебниц, их предводительницы, руководили военными действиями своей армии, постоянно перемещаясь из одного населенного пункта в другой. По мере того как они захватывали город за городом, ряды волшебниц росли, а вместе с этим росла и их объединенная магическая сила. Все уцелевшие маги нашли свое убежище в Таммерланде. В глубине души мы понимали, что война будет нами проиграна.

Тристан тоже налил себе вина и выпил его до дна на одном дыхании По телу разлилось успокаивающее тепло.

— Война тянулась и тянулась, — продолжал Виг, — волшебницы со своей армией подходили все ближе к Таммерланду, где уже чувствовалась нехватка провианта. Приходилось посылать в Олений лес охотничьи отряды, каждый из которых сопровождал маг.

Старик встал, подошел к камину и замер, погрузившись в свои воспоминания.

— Именно один из таких отрядов и обнаружил Пещеру Парагона, и водопад, и озеро. Там были найдены драгоценный камень, золотой сосуд, огромный фолиант и еще несколько предметов. На каждом из них, кроме Парагона, имелись надписи на неизвестном нам языке. — Виг вернулся к столику и вновь наполнил свой кубок.

— Парагон нашли совершенно случайно, удивительно, что его вообще заметили, — продолжал он. — На своей золотой цепи он висел под струей водопада. Как тебе известно, для сохранения свойств Камня его нужно держать погруженным в воду Пещеры — или носить на шее. Но мы далеко не сразу поняли, что Парагон находился там с целью продолжать свое существование. Просто счастье, что нашедший его маг догадался наполнить водой сосуд и погрузить в нее Камень. В тот же день этот сосуд с Парагоном доставили в Таммерланд. Понимая, что волшебницы уже совсем близко и другого такого случая может не представиться, маг прихватил с собой и другие найденные в Пещере предметы. — Старик умолк, словно погрузившись взором в далекое прошлое. — Этим магом был я.

Все маги единодушно сошлись во мнении, что книга, или Манускрипт, как мы ее назвали, предназначена дать объяснение смысла и назначения других найденных предметов, а многие из нас, включая меня, пытались прочесть Манускрипт, но тщетно, поскольку мы не смогли понять значения символов древнего языка. Армия во главе с волшебницами была уже на ближних подступах к Таммерланду, время истекало, а мы по-прежнему практически ничего не знали о найденном драгоценном камне и окружающей его тайне. Многие из нас заплатили жизнью, делая вылазки в Пещеру за свежей водой для Парагона, но кое-кому все же удавалось вернуться.

Виг печально покачал головой.

— Тем временем в самом Таммерланде назревал бунт. Нехватка продовольствия и питьевой воды привела к росту преступности и болезням. Многие считали, что нужно сдать город волшебницам. Маги, категорически — возражавшие против такого исхода, прикладывали невероятные усилия, чтобы мирными средствами успокоить население и удержать его в повиновении.

— Вы по-прежнему не оставляли попыток прочесть, Манускрипт?

— Разумеется. — Старик потер лицо ладонью. — Драгоценный камень и все остальное, найденное в Пещере, находились в одной из библиотек в дворцовых покоях магов. Как-то раз один из них зашел туда со своей пятилетней дочерью, имевшей «одаренную» кровью. В этой девочке сосредоточился весь мир мага — все остальные его близкие погибли или умерли от болезней.

Старик взял со стола яблоко и принялся методично разрезать его на части.

— Занятый своими делами, он вдруг услышал, как дочь произносит какие-то слова, словно разговаривая сама с собой. Маг подошел к ней и увидел то, что стало поворотным пунктом всей нашей истории.

— Что же это было? — нетерпеливо спросил принц.

— Его дочь сидела в огромном кресле перед раскрытым Манускриптом. Лицо девочки напоминало каменную маску с остановившимися глазами. Не замечая присутствия отца, она произносила что-то монотонным голосом. Тот заглянул ей через плечо и едва не вскрикнул от изумления. Его дочь свободно читала символы Манускрипта, складывая из них фразы на евтракийском. С ее шеи свисал Парагон. Камень выглядел так, будто в него вдохнули новую жизнь. Впоследствии от дочери мага удалось добиться рассказа о том, как все происходило. Вытащить камень из воды и надеть себе на шею девочку подтолкнуло не только простое любопытство, но и детское тщеславие, она думала, что будет выглядеть с этим камнем как настоящая принцесса. Надев камень, она оглянулась и увидела большое кресло. У каждой принцессы должен быть трон, решила она и забралась на него. Рядом на столе лежала какая-то огромная книга, больше занять себя было нечем, вот девочка и решила поиграть, как будто читает книгу, обращаясь к своим воображаемым подданным. Однако, открыв первую страницу, она и в самом деле начала вслух читать написанное, словно знала язык древних символов с самого рождения.

— Девочка? — В голосе Тристана звучала недоверчивость.

— Да. Пятилетний, ничему не обученный ребенок спас, сам того не ведая, народ Евтракии от волшебниц.

— И что же с ней было дальше? Почему я ничего о ней не слышал?

Губы старого мага тронула странная полуулыбка; он продолжал, не отвечая впрямую на вопросы принца.

— Придя в себя от изумления, ее отец рассказал нам о происшедшем. В последующие дни выяснилось, что, если кто-то надевает камень на шею, могущество и возможности этого человека усиливаются многократно и у него даже открываются новые способности. В частности, умение читать древние символы и переводить их на современный язык. В конце концов носить камень стал отец девочки как маг, обладающий самыми глубокими познаниями. Он вслух прочел два первых раздела Манускрипта, а переписчики Синклита с его слов записывали текст. Однако самые первые дни камень носила девочка, поскольку выяснилось, что никто, даже самый могущественный из нас, не может снять Парагон с ее шеи, а сама она расставаться с ним не хотела. Среди множества других удивительных вещей мы узнали, что тот, кто носит Камень, может отдать его только по собственной воле. И если перед тем, как его станет носить другой человек, не позволить Камню как бы возродиться заново, он мгновенно уничтожит своего по следующего носителя. — Виг помолчал, снова обратившись мыслями к тем далеким временам. — Знание, по крупицам полученное из Манускрипта, вкупе с использованием Парагона позволило нам одержать победу в войне и изгнать волшебниц из страны. А потом из соображений безопасности мы решили, что этот камень не будет позволено носить тому, кто обучен нашему искусству.

— Почему маги теряют силу, когда Парагон погружают в воду из Пещеры? — спросил Тристан.

Уголок рта Вига слегка дрогнул.

— Прежде чем я отвечу на твой вопрос, необходимо, чтобы ты понял, каким образом Камень воздействует на «одаренную» кровь. — Маг взял правую руку Тристана и повернул ее ладонью вверх. — Не волнуйся, — сказал он, заметив вопросительный взгляд принца. — Я не причиню тебе вреда.

Он прищурился, глядя на руку Тристана. Почти сразу же тот почувствовал покалывание в кончике указательного пальца, а его руку окружило лазурное мерцание. Словно зачарованный, принц смотрел, как на коже образовался маленький разрез, и на столешницу упала капля темно-красной крови. Лазурная аура начала таять.

— Суть в том, что «одаренная» кровь живая, — продолжал маг. — И Парагон тоже. Так же как у любого человека, наша кровь струится по жилам, выполняя вполне определенные функции, но, кроме этого, она живет своей собственной жизнью. Иными словами, наша кровь обладает, по крайней мере отчасти, разумом и этим отличается от крови обыкновенных людей.

Ошеломленный услышанным, Тристан посмотрел на каплю крови на столе. Наконец он с трудом обрел голос.

— На вид вроде бы точно такая же, как у всех, — с некоторой долей скептицизма заметил он.

— Это правда. — Старик улыбнулся. — Разница, однако, не в том, как выглядит наша кровь, а в ее поведении.

Он воззрился на кончик собственного пальца, там тоже образовался маленький надрез, и капля крови мага упала рядом с на вид ничем от нее не отличимой каплей крови Тристана. И тут случилось нечто совершенно необычное.

Капля крови Вига пришла в движение.

Потеряв дар речи, принц смотрел, как она скользит по столешнице, будто в поисках чего-то.

— Это ты заставляешь ее двигаться? — Тристан не мог оторвать взгляда от перемещающейся капли.

— Нет. — Губы мага снова тронула улыбка. — «Одаренная» кровь живет своей собственной жизнью.

— Тогда почему моя никуда не стремится?

И в самом деле, другая капля крови неподвижно лежала на столе и, похоже, уже начала свертываться.

— Твоя кровь такая же живая, как моя, — ответил старик, — а ведет себя по-другому, потому что пока еще не разбужена.

— Как это понимать?

Все дело в том, что ты не обучен магии, — объяснил старик. — У тебя необыкновенная кровь, но пока она пребывает в относительно спокойном состоянии. Однако как только ты начнешь обучение магии, она выйдет из «спячки» и начнет приобретать активность — как бабочка, выпорхнувшая из кокона. Тогда и только тогда она станет восприимчива к магической силе Парагона, и Камень, в свою очередь, начнет оказывать на нее свое воздействие. Чем лучше обучен маг, тем более восприимчива и энергична его кровь. По мере того как он становится все опытнее и искуснее, его взаимоотношения с Парагоном становятся более глубокими, причем для этого ему совсем не обязательно прикасаться к Камню, который постоянно словно проверяет качество крови и с момента, когда она достигает определенного «уровня разумности», начинает воздействовать на нее. — Виг на время замолк и рукавом стер со столешницы обе капли.

— Суть в том, что и Камень, и кровь не только живые — они нуждаются друг в друге, причем Парагон оказывает на кровь усиливающее воздействие. В Манускрипте об этом почти ничего не говорится, но мы убеждены, что дело обстоит именно так. Вот в чем наше отличие от других человеческих существ, вот почему мы в состоянии овладеть магией и делать то, что другим людям не под силу и кажется чудесами.

Старик встал и не спеша подошел к камину. Положив руку на его мраморный выступ, Виг дотронулся до какого-то одному ему известного места, и камин вместе с частью стены начал медленно поворачиваться, открывая проход в соседнее помещение.

— Иди за мной, — велел маг и шагнул в открывшийся проем.

Тристан последовал за ним и очутился в другом, гораздо большем по размерам покое.

Как и все другие помещения Редута, оно не имело окон, но разительно отличалось от тех, которые принц уже видел. Единственным убранством этого помещения, отделанного черным мрамором, был инкрустированный золотом напольный масляный светильник, установленный так, чтобы освещать противоположную от вошедших стену. Именно из этой стены, примерно с высоты роста Тристана, вытекала и, подобно водопаду, струилась вниз к широкому резервуару красная жидкость — вода Пещеры. Как и в прошлый раз, оказавшись в непосредственной близости от этой воды, Тристан испытал что-то вроде легкого опьянения.

Виг немедленно заметил состояние принца.

— Не стоит задерживаться тут надолго, — сухо проговорил он, знакомым движением вскидывая бровь. — Мы ведь не хотим, чтобы снова случилось то же самое, что в Пещере, верно?

Маг наполнил водой небольшой сосуд.

— Эта комната известна под названием Родник Редута, — сказал он. — Здесь, как видишь, находится некоторый запас воды из Пещеры Парагона. Ее заставляет подниматься из резервуара механизм, подобный тому, что используется в устройстве, при помощи которого мы с тобой в первый раз спустились в катакомбы. Но это не суть важно. А важно то, что во время войны маги успели накопить здесь эту воду, чтобы обезопасить себя на случай, если волшебницы доберутся до Пещеры и отрежут подход к ней.

По лицу Тристана маг понял, что у того все сильнее кружится голова.

— Пора уходить.

Осторожно держа маленький сосуд, Виг провел принца обратно к столу.

— Почему вода оказывает на меня такое воздействие? — хрипло спросил Тристан, проведя рукой по волосам.

— В двух словах на этот вопрос не ответишь. — Уголок рта мага дрогнул. — Одна из глав Манускрипта как раз и посвящена загадочным свойствам воды Пещеры. — Виг поставил на стол маленький сосуд. — Нам почти сразу же удалось выяснить, что эту воду можно использовать в самых различных целях. Однако ее ни в коем случае нельзя пить, о чем в Манускрипте упоминается особо. Помнишь «полевых красавиц»? Это обыкновенные бабочки, но сильно увеличившиеся в размерах, поскольку они пили эту воду.

Тристан вспомнил, как его тянуло напиться красной воды, и безмолвно возблагодарил Вечность за то, что удержался от этого.

— Эта вода не испаряется, как другие жидкости, — продолжал старый маг. — И если в нее не погружать Парагон, она будет сохранять свои свойства сколь угодно долго. Та вода, которой наполнен резервуар Родника Редута, используется уже более трех столетий. Она обладает необычайной магической силой, например, может заставить процесс исцеления идти гораздо быстрее, чем от воздействия любого заклинания. Я могу тебе это показать.

Виг взял руку Тристана и смочил красной водой ранку на его пальце. Тут же вокруг пальца возникло голубое мерцание, и, когда оно погасло, от ранки не осталось ни малейшего следа.

— И это лишь ничтожная часть возможностей воды Пещеры, но, согласись, достаточно впечатляющая. Даже если бы я, Верховный маг, принялся исцелять твой палец, это заняло бы пару часов, а воде, как видишь, понадобились считанные мгновения. Однако вернемся к тому, почему маги теряют свою силу, когда Камень погружается в воду. Люди, оставившие нам Манускрипт и Парагон, нуждались в том, чтобы найти способ подготовить Камень к следующему носителю. Это необходимо потому, что, хотя Парагон и воздействует на всех, в чьих жилах течет «одаренная» кровь, его взаимоотношения со своим владельцем носят совершенно особый характер.

Виг назидательно поднял длинный указательный палец, подчеркивая значение сказанного, и Тристану снова припомнились его лекции. Пожалуй, принц впервые пожалел, что прежде слушал их не слишком внимательно.

— Вода Пещеры обладает еще одной удивительной особенностью, — продолжал маг, — она ограждает Камень от «одаренной» крови. Эта форма изоляции или, если угодно, защиты заставляет Парагон терять свой цвет и возвращает его в состояние первозданной чистоты, поскольку близость Камня со своим владельцем такова, что они как будто становятся единым целым. Если надеть Камень на шею другому человеку, не погасив воздействия предыдущего владельца, он мгновенно погибнет. Словом, Камень нужно как бы «отучить» от привычки быть «соединенным» с его прежним хранителем, подготовив его к «объединению» с последующим. — Виг замолчал, собираясь с мыслями.

— Да, этот процесс «отлучения» или, если тебе угодно, «расставания» опасен для нас, магов, поскольку мы на время теряем свою силу, но он абсолютно необходим. По-видимому, те, кто оставил нам в наследство Камень и Манускрипт, предполагали, что у нас может возникнуть необходимость передачи Камня от одного владельца к другому. — «И еще они хотели помочь нам пережить три долгих столетия до появления Избранного», — подумал маг. — Все, о чем я тебе рассказываю, и многое другое стало известно нам благодаря Манускрипту. — Сложив на груди руки, старик откинулся в кресле.

— И все-таки я еще многого не понимаю, — медленно произнес Тристан. — Ты не раз говорил, что, до того как были найдены Манускрипт и Камень, маги обладали хоть и меньшим, чем сейчас, но все же достаточным могуществом. Я понял, что, когда Парагон передают от одного владельца к другому, те, кто обладает «одаренной» кровью, теряют способность использовать свой дар. Но почему же теряют полностью, а не возвращаются к тому состоянию, в котором они пребывали без помощи Камня?

Виг вздохнул; этот вопрос пробудил в его душе мучительные воспоминания.

— Мы обнаружили Камень и Манускрипт в поистине черные для нас дни, и нужно учитывать, что это обстоятельство в значительной мере повлияло на то решение, о котором я сейчас поведаю. — В голосе старика прозвучала грусть. — Долгое время существовало мнение, что свою «одаренную» кровь мы унаследовали от предков и что именно это позволяло нам, пусть и не очень искусно, практиковать магию. Лично я и сейчас придерживаюсь этой гипотезы, — он замолчал, задумавшись.

— Когда маг, отец той девочки, начал переводить Манускрипт, он был потрясен сделанными открытиями, — снова заговорил маг. — Там говорилось, что если те, кто найдет Камень и Манускрипт, станут использовать их с целью усиления своего могущества, то не только они, но и все другие люди с «одаренной» кровью немедленно утратят свою собственную, пусть и не слишком существенную магическую силу. Она исчезнет навсегда и уже никогда не вернется — но ее заменит гораздо большая сила Камня, подкрепленная знаниями, почерпнутыми из Манускрипта. В нем прямо указывается, что это предусмотрено для того, чтобы лишить обладателей Парагона возможности вернуться к прежнему, примитивному варианту толкования и использования магии. Те, кто оставил нам Книгу и Камень, хотели, чтобы мы, на благо всего человечества, смогли подняться в искусстве управления магической силой до несравненно больших высот, — старик сделал глоток вина, — и использовали это знание не в своих корыстных интересах, а в целях всеобщего благоденствия. Они хотели, чтобы мы в полной мере осознали разницу между Законом и Капризом, надеясь, что это позволит нам стать справедливее и мудрее. Думаю, нетрудно представить, какая перед нами возникла дилемма. Решив воспользоваться помощью Камня, мы, конечно, обретали большую силу, но то же самое происходило и с волшебницами. Споры длились очень долго, а армия волшебниц, между тем, окружила Таммерланд, и мы были близки к окончательному поражению. И все же нам удалось прийти к единому мнению. Вместо данного нам от природы дара мы должны были обрести нечто во много раз более могущественное, но неведомое. Когда все люди с «одаренной» кровью, и маги, и волшебницы, будут черпать магическую силу от Камня, возникнет явление, которое Манускрипт трактует как «групповое сознание». Именно благодаря ему, к примеру, один человек с «одаренной» кровью может чувствовать присутствие другого. Но когда Парагон разлучают с его владельцем для того, чтобы подготовить к встрече с новым, он временно теряет свою магическую силу. «Групповое сознание» разрушается, вновь обретенное знание становится недоступным, а прежний опыт уже утрачен. Мы поняли это требование авторов Манускрипта как проверку нашей готовности к восприятию того, что они нам предлагали: очищение от старого ради надежды на новое. Те, кто оставил нам в наследство Парагон, писали в Книге, что, основываясь на собственном опыте, рассчитывают сплотить таким образом всех людей «одаренной» крови для создания всеобщей гармонии, предупреждения ссор и разногласий. Если бы мы нашли Камень и Манускрипт еще до начала войны, никакой междоусобицы, может быть, и не произошло бы и мы смогли бы сосуществовать с представителями учения Каприза в мире. Увы, этому не суждено было случиться.

— Но зачем было столь надежно укрывать Книгу и Камень? — спросил Тристан. Что, если бы вы так их и не нашли или же волшебницы первыми обнаружили эти магические предметы?

— В Манускрипте его авторы упоминают, правда, мельком, что им угрожают могущественные враги и что, возможно, их жизнь скоро закончится — ситуация хорошо знакомая нам не понаслышке. Видимо, они полагали, что спрятать Книгу и Камень менее рискованно, чем допустить, чтобы эти столь важные для народа Евтракии предметы были захвачены врагами. Им оставалось лишь надеяться, что они все же попадут в руки тех, кто практикует свое искусство во имя добра и направляет свои устремления для достижения всеобщего блага.

— А о чем говорится в разделах Манускрипта? — поинтересовался принц.

— Первый раздел посвящен Закону, второй — Капризу, а третий Пророчествам. Все они обладают строгостью мысли и законченностью, но каждый так или иначе связан с Камнем.

Тристан помолчал, осмысливая только что услышанное. Виг, а если бы вчера Парагон оказался у меня на шее, смог бы я прочитать Манускрипт?

— Разумеется, Тристан. Для тебя это не составило бы особого труда. — Не дав принцу осознать, что на самом деле скрывается за этими словами, Виг постарался сменить тему разговора. — Я все еще не ответил на твой первый вопрос.

— Да, конечно. Маленькая девочка, спасшая нашу страну. Что же с ней случилось?

Старик глубоко вздохнул; ему и самому с трудом верилось в то, о чем он собирался сказать далее.

— Сакку вчера уже ответила на этот вопрос. Отцом маленькой девочки был маг по имени Феган, а его дочь, когда-то сделавшая, сама того не ведая, столь много для спасения Евтракии, теперь предстала в образе Наташи, герцогини Эфиры.

Тристан, конечно, помнил слова Сакку, но тогда не осознавал, о чем идет речь, да и, охваченный яростью, не особенно вникал в смысл ее речи.

— Что же произошло? — наконец прошептал он.

— Феган исчез. Самый талантливый среди нас, он к тому же обладал даром абсолютной памяти. Это проявлялось в том, что ему ничего не стоило припомнить любой момент своей жизни и все, что он когда-либо видел, слышал или читал. Его исчезновение стало для нас огромной потерей, но война входила в свою решающую стадию и отвлекать людей на его поиски не было никакой возможности. Кое-кто считал, что его дочь сбежала к волшебницам, другие полагали, что она умерла, и Феган, не в силах перенести это горе, ушел от нас, решив в уединении доживать свой век. Прошел также слух, что он погиб во время сражения на подступах к Таммерланду, но тело его так и не было обнаружено. Словом, невзирая на то, что он был среди нас самой яркой личностью, мы не смогли выделить достаточно сил на его поиски. Впоследствии мы сильно сожалели об этом. Убежден, что, останься Феган с нами, именно он, а не я стал бы Верховным магом.

— А теперь?

— Теперь мы знаем, что и Феган, и его дочь живы. И мне вчера стало ясно, что произошло: волшебницы заманили к себе его дочь, а потом заставили помогать им, угрожая смертью девочки.

— Но если он все еще жив, то почему не попытался убедить свою дочь порвать с волшебницами? — Задавая этот вопрос, Тристан отдавал себе отчет в том, как мало ему известно о магах и их подходе к жизни; в особенности если речь идет о человеке, о котором еще вчера ему не было ничего известно.

— Я думаю, что волшебницы жестоко обманули Фегана. Ему они сказали, что девочка умерла, а ее научили маскировать свою «одаренную» кровь и менять внешность. Он бы не узнал и не почувствовал дочь, даже если бы очутился с ней рядом.

— Как это — «менять внешность»? — с любопытством спросил принц.

— Ну, это значит выглядеть так, как пожелаешь. Я ведь уже упоминал об этой способности Наташи, — рассеянно отозвался старик, думая, похоже, о чем-то другом.

Внезапно в голову Тристана пришел еще один вопрос.

— Содержание Манускрипта было известно только магам, ведь так? Тогда каким же образом волшебницы добыли знания Каприза, которые помогли им совершенствоваться в своем искусстве? И наконец, почему они не выиграли войну?

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил маг, понимая, что услышит дальше.

— Ты сам сказал, что Фейли прекрасно владеет искусством магии. Направлением Каприза, конечно. Она не имела доступа к Манускрипту и все же откуда-то почерпнула свои знания. Я хотел бы знать, как она смогла приобрести их? И еще — если, по твоим словам, маги всегда практиковали только Закон, каким образом им удалось победить в Войне с волшебницами?

— Хорошо, — сказал Виг, он и в самом деле так думал. Он отхлебнул еще вина и отрезал себе сыра.

— Как ты можешь проглотить хоть кусок? — недоуменно спросил Тристан.

Старик еле заметно улыбнулся.

— Это всего лишь проблема выживания, — объяснил он, откусывая сыр. — Как бы то ни было, — маг снова назидательно поднял палец, — на твой первый вопрос — как они приобрели свое знание? — существует только один ответ. А именно: к описанию магического направления Каприза имели доступ только маги, и никто из них не может быть заподозрен в предательстве, кроме одного, судьба которого нам не известна. К тому же Феган имел достаточно серьезный мотив помогать волшебницам. Сакку отнюдь не из желания оказать любезность сообщила о том, что он жив, просто она была уверена, что моя смерть неизбежна, причем в предельно короткий срок, и не смогла перебороть искушения лишний раз позлорадствовать. А что касается твоего второго вопроса, ответ на него также предельно прост. Волшебницам не хватило времени.

— В каком смысле?

— Предметы, обнаруженные в Пещере, многократно усилили наше могущество. Даже если допустить, что Феган рассказал им все, что знал о Законе и Капризе, требовалось немало времени, чтобы должным образом вникнуть в полученные знания и научиться использовать их на практике. А вот как раз на это у них времени и не хватило. В определенном отношении магия ничем не отличается от всех других умений, Тристан: можно сколько угодно объяснять человеку, как стрелять из лука или действовать мечом, но без практики он не приобретет необходимой сноровки. И чем дольше практикуешься, тем значительнее достижения.

Принц задумался, а потом внезапно спросил:

— Кто же написал Манускрипт и оставил его вместе с Парагоном в Пещере?

«Вот мальчик и добрался до самой неразрешимой из всех загадок», — вздохнул старый маг.

Он налил себе еще вина и принялся медленно вращать кубок между ладонями.

— Об его авторах мало что известно. Да, они не скрывали, что оставили Манускрипт нам, чтобы мы изучили его и использовали полученные знания во благо людей. Мы считали, что нам это удавалось. Как давно была написана эта книга, неизвестно. Как неизвестно до сих пор, что скрывается за морем Шорохов и горами Толенка, традиционно считающимися границами Евтракии и преграждающими нам доступ к изучению остального мира.

— Ты знаешь их имена? — спросил принц.

— Этого они нам не сообщили, лишь намекнули на то, что они — наши далекие предки. Мы стали называть их Древними Провидцами. — Виг поставил стакан на стол, засунул ладони в рукава и вздохнул. — И больше мы о них ничего не знаем.

— Где теперь хранится Манускрипт? — задавая этот вопрос, Тристан и сам удивился, почему не сделал это ранее.

— В туннеле, который ты обнаружил в Пещере Парагона, но куда не смог попасть из-за установленной нами магической завесы.

«Парагон, Пещера и Манускрипт, — пронеслось в сознании принца. — Закон, Каприз и Пророчества. Три раздела Манускрипта. Знания, накопленные Древними Провидцами. — Внезапно его словно пронзило молнией. Сколько он знал Вига, тот ни словом не упоминал о Пророчествах. — Пророчества… Третий раздел Манускрипта, о котором при мне никто никогда не говорил».

Чем дольше Тристан думал о Пророчествах, тем быстрее бежала «одаренная» кровь в его жилах. Тело охватил жар, голова слегка закружилась — те же ощущения, которые он испытал около Родника Редута. Пугающие и в то же время приятно пьянящие ощущения.

Проницательные аквамариновые глаза мага не упускали ничего. «„И придет Избранный, вслед за тем, что явился прежде. И станет домогаться знания от того, кто нашел Камень“ — то, что было написано в Манускрипте, начинает сбываться».

— Виг, поведай мне о Пророчествах, — попросил Тристан. — Когда я думаю об этом, сердце начинает колотиться как бешеное и стремление узнать возрастает во сто крат. — Он слегка наклонился и властно посмотрел в глаза магу. — Я должен узнать о Пророчествах. И мне почему-то кажется, что именно тебе предопределено рассказать о них. Думаю, Верховный маг, и ты знаешь это. Говори.

Это была не просьба. Это был приказ.

«Ну, вот и настал этот день», — подумал Виг. Он смотрел на принца, которого знал с колыбели, и понимал, что он изменился безвозвратно.

— Кроме всего прочего, в Пророчествах сказано и о тебе, — негромко заговорил он. — О твоем рождении, о рождении твоей сестры-двойняшки и о необыкновенном качестве вашей крови. О том, кто ты такой, зачем появился на свет, как и почему отличаешься от других людей «одаренной» крови. В Пророчествах изложена вся твоя жизнь, Тристан, — не буквально, конечно, а с точки зрения ее внутреннего смысла и тех особенностей, которые отличают тебя от других.

Принц словно окаменел.

— Кто я такой? — еле слышно спросил он.

— Ты принц Тристан, из королевства Евтракия, сын Николаса из дома Голландов и его супруги Морганы.

«Нужно заставить его вникать в каждое слово, — напомнил себе старик. — Нельзя допустить, чтобы услышанное казалось для него слишком доступным. Его мысль должна работать!»

— Не играй со мной, маг, — жестко произнес принц. — Я хочу знать, кто я такой согласно Пророчествам?

— Избранный. — Сбить Вига с толку было не так-то легко. — В одной из начальных глав раздела, посвященного направлению Закон, сказано, что придет Избранный, вслед за тем, что явился прежде.

— Этот другой был такой же, как я?

— Не был, Тристан. Есть.

— Кто он? — В глазах принца засверкали зловещие огоньки. У меня есть причины его опасаться?

— Нет. Потому что другой Избранный — твоя сестра, Шайлиха.

Тристан уставился на старика, широко раскрыв глаза. Дыхание у него перехватило. «Шайлиха?!»

— Ты, наверно, что-то напутал, — в конце концов произнес он, от всей души надеясь, что это и в самом деле так.

— Почему же ты считаешь, что я напутал? — спросил старик, не выказывая ни малейшего признака недовольства.

— Потому что мы близнецы, — твердо заявил принц. — По крайней мере, так нам всегда говорили. А ты сказал, что другой Избранный должен был явиться раньше меня.

Виг, как делал это обычно, вздернул бровь.

— Да, вы с сестрой, в самом деле близнецы, — терпеливо объяснил он. — Но она пришла в этот мир на восемь минут раньше тебя. Я знаю точно, я присутствовал при этом.

Тристан ошеломленно откинулся в кресле.

— Ты наблюдал за тем, как мы появились на свет? Старик улыбнулся.

— Да, вместе с остальными магами Синклита и твоим отцом.

— Но почему?

— Потому что твое появление было предсказано Манускриптом, где также совершенно определенно указывалось, что мы должны стать свидетелями твоего рождения и с самого первого дня следить за тобой и обучать нашему искусству. Вот почему твой отец принял решение, что не только он сам войдет в Синклит, но и ты по окончании срока правления сделаешь то же самое и начнешь изучать магию. Твои родители безмерно любили друг друга, и все же Моргана согласилась умереть естественным путем, от старости, глядя, как ты мужаешь, а твой отец продолжает жить не старея, под воздействием «чар времени». Твоя мать была исключительно самоотверженной женщиной.

«И тот, кто нашел Камень, и другие, практикующие Закон, станут свидетелями его прихода, чтобы убедиться, что он истинно Избранный», — в очередной раз предстали перед глазами Вига слова Книги.

В Манускрипте все объясняется достаточно подробно, — продолжал он. — О том, что со времени зачатия Избранного и до самого рождения его мать будет окружать голубая аура. И как убедиться в том, что вы с Шайлихой — истинные Избранные. Кстати, как только вы с сестрой появились на свет, аура, окружавшая Моргану со времени вашего зачатия, исчезла.

«И больше я не видел такой ауры вплоть до того дня, когда встретил тебя после твоего купания в воде Пещеры», — продолжил он свою мысль, уже не произнося это вслух.

— Что же в нас такого особенного? — спросил Тристан, пристально глядя на старика.

Этого вопроса Виг дожидался много лет, но ему никогда и в голову не приходило, что ответ придется давать в таких условиях. Высвободив из рукава одну руку, он сделал глоток вина.

— Все дело в вашей крови, — сказал он. — В Манускрипте говорится, что придет Избранный, вслед за тем, что явился прежде, и ваша «одаренная» кровь будет невиданной чистоты. Там также сказано, что именно качество крови позволит Избранному вывести нас на верный путь.

— Это именно из-за качества крови вода в Пещере оказала на меня такое воздействие?

— Точно не известно, поскольку ни с чем подобным мы прежде не сталкивались. Однако лично я убежден, что это так, даже несмотря на то что пока твоя кровь пребывает в состоянии бездействия, поскольку ты не обучен магии.

— Что это значит — «выведу вас на верный путь»? — осведомился принц, несколько смущенный. — Мне, конечно, известно, что в моих жилах течет «одаренная» кровь, но разве я отмечен каким-то особым даром? И в каком смысле «путь»? Имеется в виду жизненный путь? Или речь идет о магии? А может, вообще совсем другое — то, например, что я сумею открыть путь через естественные границы, до сих пор удерживающие нас в пределах страны? Я не в силах разобраться в этом.

— Мы обсуждали все эти варианты, — ответил Виг, задумчиво глядя на огонь, — и еще множество иных, но так и не сумели прийти к какому-то решению. В Манускрипте сказано, что ты сам найдешь ответ.

— Но каким образом?

— Самостоятельно прочтя Пророчества, третий и последний раздел Манускрипта. Единственный раздел, оставшийся по сей день непрочитанным.

— Но если в Манускрипте содержится ответ, а читать его может любой человек «одаренной» крови, почему вы сами не попытались извлечь из Пророчеств этот ответ?

Устало взглянув на Тристана, маг вздохнул. «Увы, я пока еще далеко не все могу ему рассказать, — подумал он. — Очень многое мальчик должен познать сам. Планировалось, что кроме меня его отец и весь Синклит будут помогать принцу в утолении его жажды знаний, но теперь из всех них на свете остался я один…»

— Древние Провидцы предупредили, что это запрещено, — негромко сказал старик. — На последней странице раздела, посвященного Закону, совершенно определенно указывается, что третий, последний раздел Манускрипта должен прочесть только ты — и никто другой. Мы вняли предостережению, и поэтому, в отличие от двух первых, третий раздел Книги не переведен на евтракийский.«Пророчества» ожидают тебя в туннеле Пещеры Парагона в своем первозданном виде, и ты должен прочесть их, но только после того, как подвергнешься «заклинанию смерти». — Виг помолчал, тщательно подбирая следующие слова. — Согласно Манускрипту, это должно произойти в начале твоего обучения, когда ты поймешь, что именно тебе предопределено судьбой. А имеется в виду вот что: ты должен не только овладеть двумя направлениями магии, но и воссоединить их, а впоследствии и возглавить.

«„Заклинание смерти“, — подумал Тристан. — Известное лишь посвященным и способное мгновенно уничтожить любого мага, пытающегося практиковать Каприз или каким-нибудь другим способом нарушившего свои клятвы…» Внезапно принцу пришла в голову еще одна мысль.

— А Вечность… — В его голосе послышались благоговейные нотки. — В Манускрипте упоминается о Вечности? — По лицу мага стало ясно, что он ожидал и этого вопроса. — И если да, то почему о ней практически ничего никому не известно?

Виг вздохнул, вспомнив, что когда-нибудь сидящий перед ним мальчик — если, конечно, выживет — оставит далеко позади самого Верховного мага во всем, что касается их искусства.

— Да, в Манускрипте упоминается об этом, но на самом деле нам мало что известно о Вечности. Сказано лишь, что это место успокоения, куда удаляются души умерших. Говорится там и о Преисподней, описанной как место прямо противоположного толка, примерно так же противостоят друг другу Закон и Каприз. В разделе о Законе сказано: «Развитие и практика направления Каприза ведет к безумию других, низших миров». Маги всегда считали, что под «низшими мирами» имеется в виду Преисподняя.

Старик с болью в сердце подумал о Фейли, хотелось бы ему знать, насколько она преуспела в своем искусстве за прошедшие три столетия. «Наверняка первая госпожа Шабаша достигла в этом весьма серьезных высот, — не мог не признать он. — И передала трем остальным волшебницам хотя бы часть своих познаний. Однако не вызывает сомнения и то, что в результате все они еще более приблизились к безумию».

— Три столетия — долгий срок. Маги Синклита изредка употребляли слово Вечность в присутствии посторонних. В конце концов оно вошло в наш язык и стало частью обыденной речи, хотя никто, кроме посвященных, даже не представлял себе, что оно на самом деле означает. Мы не препятствовали употреблению этого слова, поскольку оно придает понятию смерти характер естественного завершения жизни и оставляет определенную надежду как в сердцах умирающих, так и потерявших своих близких. Однако глубинный смысл понятий Вечности и Преисподней содержится только в Пророчествах. Понимаешь? Преисподняя и Вечность, Каприз и Закон, тьма и свет — эти понятия тебе предстоит осмыслить самому, воссоединить и научиться применять на практике. Отчасти именно это имели в виду Древние Провидцы, когда говорили, что ты «выведешь нас на верный путь».

— Но без Камня это невозможно, — прошептал Тристан, обращаясь больше к самому себе.

— Да, — с тяжелым сердцем согласился Виг. — А мы более не владеем Парагоном.

Воцарилось молчание, прерываемое лишь потрескиванием дров в камине.

Принца охватила оторопь перед открывшимися ему вехами собственного существования. Но это было не единственное чувство, которое он испытывал.

Еще он чувствовал стыд. Неизвестное ему доселе чувство возникло прежде всего потому, что он уцелел, в то время как многие его соотечественники погибли.

Из глубин памяти всплыли слова, произнесенные отцом в тот день, когда Тристан разговаривал с ним в потайной комнате Редута. «Я сожалею обо всем, через что тебе пришлось пройти. Но когда я говорю, что все мы, здесь сидящие, любим тебя, а я — больше всех, верь мне, это так и есть. И еще поверь — всему, что уже случилось в твоей жизни и чему еще только предстоит случиться, существуют очень веские причины». «Теперь все они мертвы, — подумал он. — Все, кроме Вига».

Принц встал, обошел стол и остановился перед стариком, положив ему на плечи руки. Он должен знать. Кроме этого человека, он не мог ни на кого надеяться.

— Зачем волшебницы похитили Шайлиху? — спросил он прерывающимся голосом.

Маг с обреченным видом покачал головой.

— Хотелось бы и мне знать это. Еще во время войны мы поняли, что им отчаянно нужна пятая волшебница, но зачем? И почему этой пятой не смогла стать Наташа? За чем им понадобилась еще и Шайлиха? Плохо, очень плохо, что человек с ее кровью оказался в руках волшебниц. Это может сулить нам весьма мрачное будущее. Также меня беспокоит, откуда им известны все обстоятельства нашей жизни и как они сумели с такой невероятной точностью выбрать момент нападения. Все эти годы они находились вдали от Евтракии, Сакку подтвердила это. — Он задумчиво потер лоб. — Конечно, это каким-то образом связано с Наташей, но как именно?

— Может, волшебницы нашли способ связываться друг с другом даже на очень далеком расстоянии? — предположил Тристан. — Не просто ощущать присутствие того, в чьих жилах течет «одаренная» кровь, но и обмениваться мыслями? Это многое могло бы объяснить.

Старик печально вздохнул.

— Только Эглоф смог бы ответить на этот вопрос, — задумчиво произнес он. — О чем-то таком, кажется, упоминается в Манускрипте, в разделе Каприза. Именно поэтому мы никогда не практиковали подобного — это было бы против наших клятв и могло бы привести в действие заклинание смерти.

«Если так, волшебницы и впрямь достигли небывалых высот в своем искусстве, — мелькнула у Тристана угрюмая мысль. — А теперь они обладают еще и Камнем…»

Он подошел к камину, задумчиво взглянул на пляшущие оранжево-красные язычки пламени и заговорил, не оборачиваясь к магу.

— Я должен вызволить ее, Виг. — Эти слова прозвучали так тихо, что старику пришлось напрягать слух. — Мы с ней — все, что осталось от нашей семьи. И учти: никто и ничто не сможет меня остановить. Принц повернулся к магу с выражением мрачной решимости на лице. — В том числе и ты.

— Сейчас мы можем только ждать, — твердо ответил Виг. — Пока волшебницы и Фавориты здесь, мы рискуем быть захваченными или немедленно убитыми, как только появимся на поверхности. Это было бы чистейшей воды безумием. Ты не обучен нашему искусству, а я остался в одиночестве.

— А если они увезут ее с собой? — Глаза принца горели ненавистью и болью.

— Тогда нам придется отправиться следом. Сакку совершила ошибку, проговорившись, что они нашли способ пересечь море Шорохов. Значит, это возможно. И путь у нас один — на восток.

— Ну, и как же мы сумеем пересечь море? — спросил Тристан.

— Это нам еще предстоит выяснить, — произнес маг, медленно приближаясь к принцу, — побеседовав с единственным человеком в Евтракии, который может знать ответ.

— С Феганом? Магом-отступником?

— Да. Завтра ночью мы отправимся в Призрачный лес.

— Призрачный лес? — переспросил Тристан, с удивлением глядя на Вига, взмахнувшего рукой. — Никогда не слышал…

Маг шагнул вперед и подхватил падающего принца, мгновенно погрузившегося его стараниями в глубокий сон. Он перенес Тристана на постель и долго стоял рядом, глядя в лицо Избранного. «Наверное, Шайлиху ждет тяжкая судьбина, но и у тебя, мой мальчик, впереди не слишком легкий путь», — печально подумал старик.

Верховный маг задул свечи и вновь погрузился в свои невеселые мысли.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Потягивая нежное красное евтракийское вино и наслаждаясь ощущением победы, Сакку стояла рядом с Наташей на палубе флагмана. Уже более трехсот лет она не пробовала такого восхитительного напитка — и не добивалась столь значительного успеха. Три полных диска красных лун освещали море и побережье призрачным мерцанием, в свете которого изумительной красотой играл Парагон, висящий на шее у волшебницы.

Все суда эскадры, как и было приказано, пришвартовались рядом с ее флагманом здесь, в дельте Кавалона. Сейчас на них почти никого не было, даже капитаны кораблей устремились на берег, дабы урвать свою долю удовольствия, приняв участие в дележе евтракийских женщин и разграблении захваченной страны. Безмолвные темные силуэты кораблей угрожающе покачивались, будто напоминая о том, с какой целью они оказались у берегов доселе прекрасной страны, носящей название Евтракия.

«Удача улыбнулась нам! — ликовала Сакку. — Принцесса и Камень в наших руках, и пройдет не более пары дней, как эта жалкая страна окажется в руинах».

Вторая госпожа Шабаша устремила взгляд на форштевень флагмана, туда, где ныне ростру заменяла насаженная на кол голова короля Николаса. Головы Морганы, Фредерика и магов Синклита украшали носы семи других крупных кораблей эскадры, стоящих на якоре неподалеку.

— Приятно посмотреть, не правда ли? — вторая госпожа Шабаша кивком указала Наташе на голову бывшего короля Евтракии.

— Трудно не согласиться. Хотелось бы сберечь это украшение от морских стервятников до нашего возвращения домой.

Сакку перевела взгляд на берег страны, бывшей когда-то ее родиной.

— Это зрелище так же великолепно! — продолжала она.

Казалось, вся Евтракия охвачена огнем.

Самое крупное зарево простиралось над Таммерландом, да и по всему побережью тут и там рвались в ночное небо оранжево-красные языки пламени. Пройдет совсем немного времени, и от евтракийских поселений останутся лишь груды обуглившихся головешек, над которыми еще долго будет витать тяжелый, зловонный запах смерти.

Кое-где были видны иные огни. Сакку знала — это погребальные костры Фаворитов, церемониальное сожжение погибших наверняка продолжится и завтра. Волшебницы не возражали против этого их обычая не оставлять непогребенным ни одного воина, дабы тело его не было осквернено врагом.

Наташа вздохнула.

— И все же госпожа Фейли вряд ли будет полностью удовлетворена, — заметила она.

— Верховный маг и принц остались живы. Насколько я понимаю, в любом случае мы отплываем завтра с вечерним отливом. А что, если капитану Клюге так и не удастся их найти? Как ты объяснишь первой госпоже Шабаша нашу неудачу?

— Нашу? Мне придется доказать Фейли, что это ее и только ее вина. — Сакку прищурила глаза, ее губы искривила ядовитая усмешка. — Тебе это не известно, но все мы не раз пытались воззвать к ее разуму, утверждая, что это безумие — вызывать охотников за кровью и гарпий еще до вторжения. Подобные действия могли только насторожить магов и навести их на мысль, что мы живы, а также дать им возможность подготовиться к нашему вторжению. Именно так и случилось. Конечно, мы выполнили свою задачу, но этим двоим все же удалось ускользнуть. А я бы предпочла оставить в живых кого угодно, только не их.

— За что ты их так ненавидишь?

Вторая госпожа Шабаша отпила глоток вина.

— Ты хочешь узнать причину, сестра моя? Да потому, что Тристан и Шайлиха близнецы, и по своему качеству кровь принца даже превосходит кровь его сестры. До сих пор никто не обладал кровью такой чистоты — и, возможно, уже никогда и не будет. И хотя Тристан не обучен магии, в нем от природы заложены силы, которые, если ему посчастливится уцелеть, позволят совершить невиданные подвиги. Ну а Виг был самым могущественным и самым хитроумным магом ныне не существующего Синклита. — Облокотившись на поручни, темноволосая волшебница устремила взор в сторону пылающего побережья. — Так что, моя дорогая, если кто и представляет ныне опасность для Шабаша, то лишь эти двое.

Долгое время тишину нарушал лишь мягкий плеск волн о корпус судна. Наконец Сакку прервала молчание.

— Ты общалась с первой госпожой Шабаша? — спросила она.

— Мне было приказано сделать это только в том случае, если возникнет проблема величайшей важности или если поход закончится полной неудачей, — ответила Наташа. — Я не посчитала, что скрывшаяся парочка представляет проблему именно такого значения. Однако сейчас ситуация стала мне более понятной, и, если желаешь…

— В этом нет необходимости, — отрезала Сакку. — Может, Фавориты еще их и поймают. К тому же я предприняла еще кое-какие действия… Но даже если наши надежды не оправдаются, эти двое останутся здесь, в Евтракии, и никогда не смогут пересечь море Шорохов. Если, когда придет время отплытия, дело не будет доведено до конца, значит, так тому и быть. И я сама объясню все Фейли.

Наташа мечтательно усмехнулась, подумав, сколько удовольствия мог бы доставить ей принц… если, конечно, ей представился бы для этого шанс!

— Жаль, что столь исключительные способности Тристана останутся не востребованы нами, — произнесла она вслух.

Настроенная по-деловому, Сакку пропустила мимо ушей это замечание своей сестры.

— Сорок евтракийцев уже доставлены на борт? — осведомилась она. — Умертвить их надо перед самой встречей с Некрофагами, тела должны быть еще теплыми.

— Разумеется, — отозвалась Наташа. — Все будет исполнено в точности так, как ты приказала.

— И вот еще что. — Волшебница перебросила длинные черные волосы через левое плечо, чтобы их не трепал ночной бриз. — Думаю, ты понимаешь, что если маг и Тристан не будут найдены и уничтожены до отплытия, тебе придется задержаться в Евтракии и взять завершение этого дела в свои руки.

— Я готова сделать все, что потребуется, — ответила Наташа, не сумев, однако, скрыть разочарования.

— Можешь считать, что тебе оказана немалая честь, сестра, — продолжала Сакку. — Ты лучше нас знаешь эту страну, способна менять внешность и маскировать свою «одаренную» кровь. Ты найдешь и уничтожишь Тристана и Вига, сколько бы времени на это ни потребовалось. И не слишком сильно расстраивайся. Рано или поздно ты увидишь Пазалон. — Волшебница подняла указательный палец с длинным, выкрашенным в красный цвет ногтем, словно желая подчеркнуть сказанное. — Но слушай меня внимательно, сестра. Старика необходимо убить первым. Какая бы несравненная кровь ни текла в жилах принца, он пока не обучен магии и потому представляет для нас гораздо меньшую угрозу, чем Верховный маг. — Она послала сестре понимающую улыбку. — И кто знает? Может, разделавшись с Вигом, ты получишь шанс всемерно насладиться обществом принца. Перед тем как убить его, конечно.

— Разумеется, вторая госпожа Шабаша, — улыбнулась в ответ Наташа.

Обе волшебницы снова перевели взгляды на берег, где бушевало пламя пожарищ. В молчании они наблюдали за тем, как их подчиненные сравнивают с землей результаты трудов многих и многих поколений.

Когда Сакку сполна насытилась этим зрелищем, она решила, что пришло время заняться более насущными проблемами.

— Не пойти ли нам проверить, как чувствует себя наша гостья?

Сопровождаемая Наташей, она по узким сходням спустилась с верхней палубы к каютам и остановилась перед тяжелой кованой дверью.

— Это каюта сестры Шайлихи, а моя находится рядом — так удобнее будет приглядывать за принцессой во время путешествия. К ней также приставлены несколько служанок.

Сакку слегка склонила голову, и дверь открылась, пропуская волшебниц внутрь.

Убранство каюты было богатым и изысканным: укрытый мягкими коврами пол, удобная изящная мебель, многочисленные саше насыщали воздух благоуханием только что срезанных луговых цветов. Контрастом этому великолепию выступали забранные решетками иллюминаторы.

Однако видимость гармонии нарушал негромкий, низкий звук, нечто среднее между рыданиями и стоном. В первый момент Наташа даже не смогла определить его источник — пока Сакку не подвела ее к одному из развернутых к иллюминаторам диванчиков в дальнем конце каюты, и она увидела Шайлиху. Еще влажные от недавнего мытья волосы принцессы Евтракии были аккуратно расчесаны; ее свободное в талии бледно-розовое платье по вырезу и на рукавах украшало тонкое кружево. На левой стороне корсажа выделялся искусно вышитый тончайшими нитями золотистый Пентангль — знак Шабаша.

Время от времени Шайлиха прикладывала ладонь к выпуклому животу, словно напоминая себе о ребенке, и снова принималась жалобно всхлипывать, покачиваясь из стороны в сторону.

«Неужели принцесса потеряла рассудок?» — мелькнуло в голове Наташи. Вошедшие вслед за волшебницами служанки в нерешительности остановились рядом с принцессой, с тревогой глядя на нее.

— Она ела? — спросила Сакку у одной из девушек.

— Нет, моя госпожа, — ответила служанка. — Так и не прикоснулась. — Она сделала жест в сторону стола в другом конце комнаты, уставленного роскошными яствами. —

— От всего отказывается. Иногда кажется, что она просто не слышит, когда мы обращаемся к ней, а иногда вроде бы понимает что-то, но ничего не отвечает. За все время не произнесла ни слова!

— Какая досада! — заметила Наташа, не сводя взгляда с принцессы, — Фейли не слишком обрадуется, узнав, что принцесса не в своем уме.

— А меня это не слишком волнует, — небрежно произнесла Сакку.

Ее собеседницу удивили как сами эти слова, так и тон, каким они были произнесены.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.

А вот что. — Сакку наклонилась к принцессе, вглядываясь в ее глаза. Та, прикрыв руками живот, вжалась в спинку диванчика. — Меня и в самом деле не огорчит, если окажется, что она не в себе. Если уж на то пошло, я даже буду рада этому. И Фейли, нимало не сомневаюсь, отнесется к этому так же. Подумай сама: если Шайлиха хотя бы отчасти утратила разум и память, это только облегчит нашу задачу.

— Наверное, ты права, сестра, — с некоторым смущением отозвалась Наташа. — Хотя все это выше моего понимания. Разумеется, вам с первой госпожой Шабаша виднее.

— Можешь не сомневаться, — холодно ответила Сакку, смерив Наташу недобрым взглядом.

Волшебница протянула к принцессе руку, та отпрянула и задрожала.

— Я не причиню тебе вреда, моя дорогая, — медоточивым голосом заговорила вторая госпожа Шабаша. — Мы не враги тебе и желаем только хорошего.

Сакку успокаивающим жестом положила руку на голову Шайлихи, и та притихла. Волшебница закрыла глаза, внутренне сосредоточившись, потом снова открыла их и отодвинула руку.

— Она вполне может говорить, просто не хочет, — заявила она. — И с головой у принцессы тоже все в порядке, если не считать, конечно, шока от зрелища, свидетельницей которого она стала во дворце. Ну, может, еще небольшая потеря памяти, но с ее ребенком все в порядке.

— И сколько она пробудет в таком состоянии? — поинтересовалась Наташа.

— Трудно сказать. — Сакку понизила голос. — Но чем дольше принцесса будет с нами, тем скорее она свыкнется с мыслью, что она одна из нас — и всегда была такой.

«Вот как они попытаются добиться, чтобы она присоединилась к нам, — подумала Наташа. — Заставят принцессу поверить, будто так было с самого начала».

— Зажгите все лампы и закройте ставни, — негромко распорядилась вторая госпожа Шабаша, обращаясь к служанкам. — Чем меньше знакомых картин будет перед ее глазами, тем легче окажется наша задача. И с этого момента никаких разговоров о том, зачем мы сюда прибыли, или об этой стране и ее жителях. Ослушание карается смертью. — Волшебница наклонилась и еще раз заглянула в невидящие карие глаза Шайлихи. — Ты очень нужна нам, сестра! Скоро ты поймешь, кем являешься на самом деле, и будешь поклоняться Пентанглю, как и все мы. Скоро, очень скоро и ты, и твое будущее дитя невероятным образом усилите наше могущество.

Сакку нежно поцеловала Шайлиху в лоб.

— Прощаюсь с тобой до утра, сестра моя.

С этими словами волшебницы покинули каюту, оставив новую принцессу на попечение служанок.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Опираясь на одно колено и склонив голову, Тристан, словно каменное изваяние, застыл подле длинного ряда свежих могил, лишь время от времени прикасаясь к последнему подарку родителей — медальону с изображением герба дома Голландов. «Он стоит вот так, не двигаясь, уже несколько часов. И хотя время — наш враг, думаю, я не вправе торопить его, после всего, что мальчику пришлось пережить», — подумал Виг.

Старый маг держался чуть в стороне, свет фонаря в его руке выхватывал из промозглой тьмы надгробные плиты королевского кладбища, усыпанные влажной листвой. Было уже далеко за полночь, по-прежнему лил унылый дождь. Виг устал и продрог, его промокшее серое одеяние липло к коже. Казалось, даже в слабом шелесте падающих листьев ощущается горестная печаль.

Днем они, соблюдая все возможные меры предосторожности, выбрались из своего убежища в катакомбах, каждый миг ожидая, что наткнутся на волшебниц или их крылатых воинов. По счастью, этого не произошло. Виг заставил принца переодеться в одежду «магов резерва», капюшон которой позволял прикрыть лицо. Даже если Сакку не солгала и корабли захватчиков отплыли прошлой ночью, старик не хотел, чтобы кто-нибудь, даже его подданные, смогли узнать Тристана. Повсюду царили хаос, смерть и разрушение, и принц молил мага облегчить страдания тех, кому еще можно было помочь. Необходимость отказа разрывала сердце старика, но он понимал, что сейчас гораздо важнее другое.

В кладовых Редута Виг разыскал провизию, а Тристан уложил ее в кожаные седельные сумки. Затем, используя изобретение Слайка, они поднялись в библиотеку, которую маг показывал принцу в день его первого знакомства с Редутом. Соблюдая крайнюю осторожность, спутники добрались до Тронного зала, и открывшаяся взорам картина заставила их сердца сжаться от боли и сострадания.

На покрытом засохшей кровью мраморе пола вперемешку с отрубленными головами и конечностями распростерлись сотни растерзанных тел их соотечественников. И ни одного трупа крылатого воина! Мужчины, дети и гвардейцы, по всей видимости, принимали мгновенную смерть. Но женщины, даже пожилые и совсем юные, почти девочки, лежали обнаженными, и на лицах и телах несчастных были видны следы, оставленные дикой, извращенной похотью Фаворитов.

Некогда прекрасные стены огромного зала были покрыты выведенными кровью изображениями Пентанглей, знаков Шабаша. Могильная тишина нарушалась лишь негромким похлопыванием разодранных окровавленных занавесей, чудом кое-где сохранившихся на высоких окнах зала, сквозь разбитые витражи которых с улицы доносился запах гари.

Маг хотел поскорее покинуть это место, будившее столь много ужасных воспоминаний, но Тристан остановил его и медленно взошел на помост. «Здесь погибли те, кто был мне так дорог, — отдавалось тупыми ударами в висках принца. Он подошел к белому мраморному алтарю со следами засохшей крови короля Николаса. — Алтарь, на котором я обезглавил собственного отца…» Из горла Тристана вырвалось сдавленное рыдание, и он рухнул на колени.

Внезапно он ощутил боль в ноге и, пошарив рукой, нащупал под спускающимся с алтаря покрывалом эфес меча, оставленного здесь кем-то из ненавистных крылатых убийц. Вытащив его, принц поразился законченности формы иноземного оружия, издавшего в тишине зала ясный чистый звон. Кривое лезвие покрывали сгустки запекшейся крови. Привычная к оружию ладонь принца ощутила знакомую рукоять. Глазам, пролившим столько слез, позволительно ошибиться, но не руке… «Это оружие Клюге! — пронеслось в голове Тристана. — Значит, на нем есть и кровь короля!»

— Прости меня, отец. — С этими словами принц, как мог, очистил клинок дреггана и, встав с колен, подошел к одному из тронов, предназначенных для магов Синклита. Нажав на едва заметный рычаг на рукояти, Тристан едва не выронил меч: удлинившийся клинок без труда пронзил спинку трона. Принц еще раз нажал на рычаг, и лезвие мгновенно вернулось в прежнее положение.

«Я убью его этим самым мечом. Клянусь всем, что у меня осталось, и всем, чего он меня лишил! Предводитель крылатых убийц падет от моей руки!» — С этой мыслью Тристан перекинул через плечо перевязь и приладил дрегган за спиной так, чтобы эфес меча не мешал выхватывать метательные ножи.

Спрыгнув с помоста, принц увидел, как Виг столь знакомым жестом вскидывает бровь, собираясь, видимо, высказать свои соображения по поводу его безрассудных действий. Однако выражение мрачной решимости на лице Тристана заставило старого мага промолчать. Оба понимали, что сейчас не время для споров.

Маг предложил отправиться на конюшню, дабы проверить, остались ли там скакуны, но принц настоял на том, что им сначала необходимо побывать в кузнице, и старик не стал возражать. По пути им не встретилось ни одной живой души, пусто было и в самой кузнице. Под удивленным взглядом Вига принц вынул из стены за горном несколько камней и, просунув в образовавшийся проем руку, достал оттуда с десяток туго набитых монетами кошельков и небольшой кожаный мешок.

Это был еще один комплект метательных ножей, припрятанных здесь на случай, если бы недовольный поведением сына король приказал принцу отдать те, что у него имелись, а кузнецу запретил бы изготовить новые. Тристан вынул из мешка дюжину ножей и спрятал их в заплечный колчан, висящий на его спине рядом с дрегганом.

Сердца спутников обливались кровью при виде искалеченных и умерщвленных захватчиками животных и убитых в попытках спасти их людей, служивших на конюшне, на скотном дворе и птичнике. Виг останавливался около каждого смертельно раненного животного и, шепча какие-то заклинания, прекращал его страдания.

Перед входом в королевские конюшни Тристан затаил, дыхание. Кроме Вига и Шайлихи в живых могло остаться, лишь одно любимое им существо — Озорник. Если бы его конь уцелел!

Когда они оказались внутри, принцем овладела ярость. Повсюду лежали трупы лошадей, среди них он узнал и гнедую кобылу Шайлихи, однако своего жеребца Тристан не увидел.

— Нас устроят любые скакуны, — сочувственно сказал Виг, надеясь, что принц прекратит поиски.

В глазах Тристана появилось то же выражение, которое маг увидел, когда тот взял в руки дрегган.

— Я должен найти Озорника — живого или мертвого, — упрямо заявил он.

С этими словами принц сунул два пальца в рот и издал громкий, пронзительный свист. Старик вздрогнул. Меньше всего они нуждались в том, чтобы привлекать к себе внимание; в особенности если на берегу еще остались крылатые воины. Тристан свистнул еще раз, обычно его жеребец немедленно прибегал на этот зов.

«Эти негодяи убили и моего коня тоже», — подумал он, вскипая от гнева.

В этот момент со стороны леса послышались звуки ломающихся веток и характерное фырканье. Принц вскинул голову, не смея надеяться. Он еще раз свистнул и в ответ услышал знакомое ржание. Через несколько мгновения на опушку леса вырвались несколько лошадей во главе с Озорником.

Тристан медленно подошел к своему жеребцу, нежно приговаривая что-то. Тот резко отпрянул от протянутой руки хозяина, точно ему причинили боль. Однако принц продолжал говорить, и постепенно конь стал успокаиваться. Наконец он потерся мордой о плечо хозяина — с такой силой, что едва не свалил его на землю.

Спутники быстро осмотрели других животных. Двоих тяжелораненых Вигу пришлось усыпить, зато остальные выглядели не так уж и плохо. Старый маг оседлал крупного вороного жеребца. Остальных лошадей они отвели в загон, после чего покинули конюшни.

Тристан настаивал на том, чтобы как можно скорее предать тела родных земле. Виг вынужден был уступить, единственное, в чем ему удалось убедить принца, — оставить попытки пробраться к площади перед дворцом через королевский парк, где, по предположению мага, они легко могли попасть в засаду, а двинуться туда в обход, пользуясь неразберихой, что творилась сейчас в разграбленном городе.

— Собери все свое мужество, Тристан, — сказал Виг, когда всадники оказались на примыкающих к дворцу улицах Таммерланда. — Опусти голову, старайся не привлекать к себе внимания и не вздумай бросаться на помощь каждому, как бы тебе этого ни хотелось.

Еще совсем недавно принц радовался возможности покинуть дворец и раствориться в толпе, но сейчас и сам город, и его обитатели так ужасно изменились, что он едва узнавал их. Спасти объятые пламенем, разграбленные жилища горожан, по-видимому, не представлялось возможным. Да и делать это было уже некому. Улицы усеивали начавшие разлагаться трупы гвардейцев и простых жителей Таммерланда. Людей вытаскивали из домов и убивали на месте, женщин сначала жестоко насиловали. Зверство Фаворитов не имело границ. На каждом шагу попадались головы, насаженные на крюки и пики, тела со вспоротыми животами и вырванными внутренностями. По улицам бродили стаи собак, которые, злобно рыча, сражались из-за добычи.

Израненные домашние животные с обезумевшими глазами шарахались из-под копыт. То тут, то там на сохранившихся стенах попадались выведенные кровью жертв изображения Пентанглей.

Но ужаснее всего было положение жителей Таммерланда, чудом уцелевших в этой бойне. Шайки головорезов, воспользовавшись отсутствием закона и порядка, рыскали по темнеющим улицам, хватая все, что подвернется под руку, и убивая тех, кто пытался им помешать.

— Что с нами будет? — взывала к небу старуха, сидевшая в пропитавшейся кровью уличной пыли, она держала на коленях голову мертвого гвардейца с выколотыми глазами, скорее всего, своего сына. — Кто защитит нас, если даже принц оказался предателем и посягнул на жизнь собственного отца? — отчаянно вопрошала она.

«Живые, может быть, сейчас завидуют мертвым, — печально думал Тристан. — А я, их принц, бессилен помочь своим подданным».

Принц пришпорил Озорника и догнал Вига.

— Мы должны вмешаться! — хрипло прошептал он.

— Оглянись вокруг, Тристан, — тоже шепотом ответил старик. — Разве ты не видишь, что творится вокруг? Не будь столь наивен! Королевской гвардии больше не существует, а вместе с ней растаяла видимость закона и порядка. Гляди хорошенько и запоминай, принц, потому что от прежней Евтракии вскоре мало что останется.

— Но нельзя же равнодушно взирать на весь этот ужас! Я просто не могу остаться в стороне!

— Нет, можешь — это единственное, что нам остается, — прорычал Виг сквозь стиснутые зубы. — Ты что, готов расстаться с жизнью, чтобы спасти одну женщину, когда твоя сестра в руках врага, да и само будущее страны зависит от того, как ты будешь действовать? Думаешь, мне не хочется воздеть руки и остановить творящееся вокруг безумие? — Никогда в жизни Тристан не видел на лице старика такого выражения бессилия и ярости. — Если нас сейчас обнаружат, мы не сможем ничего сделать. Ты пока еще совсем не так силен, как станешь со временем. И не вздумай снова усомниться во мне, как это было день назад. Хватит мне спасать тебя от тебя же самого.

Принц не проронил ни слова.

«Я причинил ему страшную боль, — понял старик. — Но у меня нет выбора. Избранный должен уцелеть, чего бы это ни стоило».

Наконец всадники добрались до одной из улиц, выходящей на площадь перед королевским дворцом. Готовясь к тому, что им предстоит увидеть, Тристан постарался собрать все свое мужество.

Затянутое облаками и дымом пожарищ небо разродилось дождем. Рядом с местом, которое извращенный разум Сакку выбрал, чтобы выставить на всеобщее обозрение тела магов и погибших членов королевской семьи, горели факелы, чтобы всякий проходящий мимо, днем или ночью, мог стать свидетелем страшного зрелища.

На протянутой между врытыми в землю столбами веревке висели привязанные за щиколотки восемь обезглавленных обнаженных трупов. За прошедшие два дня грифы и другие любители падали уже успели изрядно их исклевать. Вокруг витал ужасный запах смерти.

Виг устремил взгляд на проступающую за пеленой дождя громаду дворца. Королевские знамена сменили красные флаги с изображенными на них знаками Пентангля. Подъемный мост был поднят, из широко раскрытых ртов уродливых химер, которыми оканчивались водостоки, хлестали потоки воды. Повсюду лежали тела мертвых гвардейцев, и старик понял, что самое яростное сражение происходило именно здесь, когда на солдат с неба неожиданно посыпались сотни ужасных крылатых тварей.

Тристан, спешившись, выхватил из ножен дрегган. «Наверное, впервые этот меч послужит доброму делу», — сказал он себе и медленно зашагал к столбам, чтобы освободить тела от пут.

Сидя на коне, Виг провожал его скорбным взглядом. «Если не затушить эти заговоренные волшебницами факелы, они, наверно, будут гореть тут еще долго», — подумал он. И вдруг ощутил смутное беспокойство. Не присутствие рядом «одаренной» крови, нет, но тем не менее что-то определенно было.

Внезапная вспышка молнии, испугавшая лошадей, осветила площадь и огромное здание дворца. И в этот момент маг понял, что засада ожидает их именно здесь. «Они знали что мы живы, и были уверены: принц обязательно появится здесь, чтобы захоронить тела!»

— Тристан, назад! — закричал маг, пытаясь перекрыть усилившийся шум дождя.

Увы, тот его не слышал.

Старик воздел руки в попытке удержать принца на месте силой магии, но было уже поздно. Изо рта химеры, что находилась слева от ворот во дворец, вырвался ярко-красный сноп огня, и мерцающее свечение широкой полусферой охватило более половины площади, накрыв, словно куполом, выставленные напоказ тела и почти успевшего добежать до них Тристана. Принц, вскрикнув, схватился за грудь и рухнул на землю. Охваченный яростью маг обрушил на переливающийся алым купол стрелы голубых молний, но усилия его оказались тщетными.

«Сработала их ловушка, и я не в состоянии пробить ее, — понял он. — Волшебницы наверняка использовали свое объединенное могущество, и в одиночку мне не преодолеть эту преграду!»

Тем временем ожившая химера медленно распрямилась на когтистых лапах, точно кошка, и повернула голову. Камень, из которого она была сделана, начал крошиться, осыпаться, и глазам Вига предстало чешуйчатое темно-зеленое создание с пылающими желтыми глазами и острыми зубами. Маленькие, кажущиеся бесполезными крылья были сложены на спине. Существо поднялось на мощных задних лапах, оканчивавшихся, как и короткие передние, длинными черными когтями, и теперь по высоте не уступало человеку. Его спина переходила в шипастый хвост, изгибающийся, словно в предвкушении наслаждения. Легко спрыгнув с уступа, тварь оказалась внутри мерцающей полусферы как раз в тот момент, когда Тристан предпринял попытку подняться на ноги.

И она заговорила на человеческом языке.

— Ты имеешь дело с виктаром, — горделиво заявил жуткий монстр. — И я тебе не какой-нибудь тупой охотник за кровью или смрадная вопящая гарпия, — продолжал он, вытянув когти передних лап в сторону принца. — Мне очень нравится убивать, и в этом деле я, можешь поверить, не знаю себе равных. Наверное, ты чем-то очень уж досадил моим хозяйкам, раз они сочли нужным призвать меня.

С громким шипением он принялся медленно кружить вокруг Тристана, слегка приподнимая и изгибая свой хвост, удар которого мог быть смертельным. Чувствуя свою полную беспомощность, Виг не мог оторвать взгляда от ужасной твари.

Принц, придя наконец в себя, выставил вперед дрегган в надежде отразить им удар мощного хвоста чудовища.

— И что же ты собираешься сделать? — спросил он с издевкой. — Заболтать меня до смерти?

Если уж ему пока не суждено разделаться с самими волшебницами, то эту посланную ими мерзость он прикончит во что бы то ни стало!

На толстых губах виктара появилось злобная ухмылка.

— Наглость не доведет тебя до добра, — хладнокровно заявил монстр. — Я собираюсь вырвать сердце у тебя из груди. Свежие человеческие сердца — мое самое любимое лакомство. Они обладают ни с чем не сравнимым вкусом и ароматом. — Виктар испустил злобное шипение и угрожающе наклонил голову, не сводя взгляда с принца.

Тристан понимал, что словесная дуэль закончилась. Молниеносно выхватив нож, он метнул его в монстра, целясь в середину груди. Однако в последний момент, и даже как будто не очень быстрым движением, виктар протянул короткую переднюю лапу и поймал нож на подлете.

— Ну конечно, — с издевкой ухмыльнулся он. — Твои любимые ножи! Хозяйки рассказывали мне о них. Согласен, бросок неплохой. Но против меня они бессильны, — снова зашипев, тварь выпустила нож из лапы. Инстинктивно принц проследил падение ножа на размокшую от дождя землю, и именно этим воспользовалось чешуйчатое чудовище, в мгновение ока преодолев разделяющее соперников расстояние. Его пылающие жаждой смерти желтые глаза превратились в узкие щели, острые когти нацелились в грудь принца, где в свете факела блеснул медальон с гербом дома Голландов.

Тристан, сделав короткий замах, попытался обрушить дрегган на вытянутую шею твари, однако виктар неуловимым движением поднырнул под меч. Принц понял, что его руке пока еще непривычны длина и вес дреггана. «Каждый удар должен быть на счету, — услышал он откуда-то из далекого прошлого голос Фредерика, — потому что ты будешь уставать все больше и больше и с каждым ударом становиться все слабее. Когда противник сильнее или быстрее тебя, то время, а не он — твой главный враг».

И снова монстр кинулся на Тристана, и снова тот взмахнул мечом, но опять его удар не достиг цели. Раз за разом итог оказывался одним и тем же: виктар атаковал, принц, отражая его удары, уворачивался и наносил встречные, которые лишь истощали его силы, не нанося никакого урона противнику. Чем больше уставал Тристан, тем все ближе к его груди подбирались когти ужасного чешуйчатого создания. Внезапно принца словно озарило. «Я играю по его правилам. Эта тварь забавляется со мной, как кот с мышью, желая измотать, чтобы без труда добраться до моего сердца».

И тут он понял, как нужно действовать. Правда, успех задуманного был возможен только в том случае, если желание виктара полакомиться человеческим сердцем способно затмить его бойцовский инстинкт.

К ужасу наблюдавшего за ходом поединка Вига, Тристан уронил дрегган и замер перед монстром, подняв руки в знак того, что сдается.

— Мне тебя не одолеть, — прошептал он. — Дай слово, что, если я отдам тебе свое сердце без борьбы, ты сохранишь жизнь магу. Он стар, и его силы на исходе. Это все, о чем я прошу…

И упал на колени, рванув на груди жилет.

Виктар сладострастно провел языком по острым клыкам. Чувствовалось, что обуревающее его желание вкусить заветное лакомство становится все сильнее, в желтых глазах запылала злобная радость.

— Ничего не скажешь, приятный сюрприз. Я полагал, что ты продержишься дольше, — прошипел он. — Что ж, готовься. Я принимаю твое предложение.

Принц покорно склонил голову.

«Вечность, — пронеслось в его голове, — молю, помоги мне дождаться нужного мгновения!»

Чешуйчатый монстр молниеносным прыжком ринулся вперед, вытянув перед собой лапы с растопыренными когтями, нацеленными в грудь Тристана.

«Не торопись, — прозвучал в ушах принца голос Фредерика. — Еще мгновение… Давай!»

В самый последний миг Тристан выхватил из колчана нож и сжал его обеими руками, выставив острие навстречу летящей на него твари. Еще один миг — и они сцепились, рухнув в грязь. Красное мерцание ловушки ярко вспыхнуло и на некоторое время скрыло от глаз мага борьбу человека с зеленым исчадием Шабаша, но потом алая завеса начала меркнуть, и Виг увидел, что принц верхом сидит на лежащем навзничь виктаре, всем своим весом навалившись на нож, уходящий все глубже в грудь монстра. Красная полусфера ловушки волшебниц на глазах таяла, и старик, спешившись, бросился к Тристану.

Тот, совершенно обессиленный, поднялся на ноги и с отвращением взглянул на желто-зеленую жидкость, вытекающую из рваной раны в груди монстра.

— Я передам волшебницам привет от тебя, принц, — неожиданно произнес умирающий монстр. — И мы еще увидимся. В следующий раз, можешь не сомневаться, тебе не удастся провести меня.

Маг хотел воздеть руки и прикончить мерзкую тварь, но Тристан ухватил старика за запястье с силой, которой тот никак от него не ожидал. Принц поднял дрегган, приставил его острие между глаз виктара и наклонился над ним, глядя в пылающие злобой желтые глаза.

— А я все-таки сомневаюсь. — С этими словами он надавил на рычаг в рукоятке дреггана, и лезвие рванулось вперед, проткнув насквозь череп монстра. Затем, взмахнув дрегганом, Тристан одним ударом отсек ему голову.

В этот момент небо распорола огромная ветвистая молния, вслед за ней прокатился мощный раскат грома, казалось, в гневе возопило само небо.

Найдя невдалеке от площади подходящую повозку, Виг помог принцу освободить тела и приготовить их для совершения последнего пути. Прежде чем уйти с площади, Тристан насадил на срезанный им с ближайшего дерева сук голову виктара и воткнул его в мокрую землю рядом с зеленым чешуйчатым телом монстра. Если здесь остался кто-то из волшебниц или их крылатых приспешников, пусть знают, что произошло с их слугой и кто сделал это.

Маг и принц вырыли могилы на королевском кладбище, из предосторожности на некотором расстоянии от остальных, надеясь, что таким образом они избегнут поругания, и совершили погребение тел, не оставив никаких знаков, кроме тех, которые навечно будут сохранены в их памяти. У этих могил старый маг и стоял под дождем сейчас, глубокой ночью, не спуская взгляда с застывшего в скорбном молчании принца.

«Он молчит и не двигается уже несколько часов, — печально думал Виг. — Еще бы, пройти через такое…»

И тут принц пошевелился.

Не понимая, что происходит, маг смотрел, как Тристан, все еще стоя на коленях перед могилами, достал из колчана нож и заговорил, сдерживая обуревавшие его рыдания:

— Клянусь действовать и даже мыслить только в соответствии со своими принципами: материальные блага — ничто, если речь идет о чести и долге. Клянусь защищать Парагон, чего бы это ни стоило. Клянусь поднимать руку на человеческую жизнь только в целях самозащиты и лишь после того, как предупрежу противника. Клянусь всегда править с мудростью и состраданием. — Он склонил голову.

«Клятва монархов Евтракии, — подумал старик. — Та самая клятва, к которой у него всегда так не лежала душа. Сейчас мальчик дает ее по доброй воле. — Виг отер со щек слезы, смешанные с каплями дождя. — Больше он не мой принц. Теперь он мой король».

Тристан взял нож и провел им по запястью. Крепко стиснув ладонь, он окропил своей кровью каждое чуть заметное в свете фонаря место захоронения.

— Клянусь всем, что имею и когда-либо, возможно, буду иметь: я вызволю свою сестру, ее будущего ребенка и привезу их домой, в Евтракию, — произнес принц сдавленным голосом. — И когда я сделаю это, то приму на себя обязанности, предназначенные мне от рождения, и буду выполнять их со всем возможным усердием.

Принц замолчал; было непонятно, слезы или капли струятся по его щекам.

Прощайте, — произнес он наконец, обращаясь к свежим могилам.

Они с Вигом вскочили в седла и двинулись под усиливающимся дождем на север, в сторону Призрачного леса.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Следующие три дня спутники, стараясь не отклоняться, двигались на север. Раскисшая от дождя дорога была забита беженцами.

Многие из оставшихся в живых жителей столицы тоже пустились в нелегкий путь. «Они предпочитают оказаться где угодно, только не в Таммерланде, — рассудил Тристан. — И я их очень хорошо понимаю». Большинство беженцев направлялись в Лендиум или Тенглвуд, два самых больших города к северу от Таммерланда. Принц с горечью задавался вопросом, многие ли из них пожелали бы очутиться в Эфире, знай они, что представляла из себя на самом деле здешняя «герцогиня». Избравшие путь на юг устремились в прибрежные города Флориан-Глейд и Уорвик-Вотч.

Из-за большой загруженности дороги Виг и Тристан продвигались очень медленно. Разговаривать друг с другом почти не было возможности — путники опасались привлекать к себе внимание, и это делало путешествие еще более тягостным. Виг укрыл под капюшоном свои косички, а Тристан, привязав дрегган к седлу, прятал его под плащом, снятым с убитого гвардейца. Простая грубая одежда, которую его заставил надеть маг, с непривычки сильно натирала кожу. Дорожная пыль разъедала глаза и горло. Отовсюду слышались рыдания и отчаянные причитания беженцев, оплакивавших свои потери.

По ночам путники устраивались в стороне от дороги. Принцу доставляло удовольствие спать на траве под открытым небом, но старый маг испытывал неудобства от отсутствия привычной постели и горячей пищи. Было решено, что следующую ночь они проведут на постоялом дворе на расстоянии двух дней пути от развилки дороги, северное ответвление которой вело в Лендиум, а восточное — в Мальвина-Вотч. Но потом, как сказал Виг, им придется передвигаться по малоизвестной местности, на которой не было дорог. Когда взятый с собой провиант закончится, Тристану необходимо будет добывать пищу охотой. Принц представил себе Верховного мага, лакомящегося поджаренным на костре кроликом, и улыбнулся одной из своих редких теперь улыбок.

До постоялого двора, который назывался «Приют странника» и располагался примерно на середине пути между Таммерландом и северными городами Евтракии, они добрались вечером четвертого дня. Встретивший путников конюх угрюмо бросил, что конюшня, как и сам постоялый двор, переполнена, но после того, как ему была показана пара золотых монет, пообещал позаботиться о лошадях.

Пряча дрегган под плащом, Тристан подхватил сумки и направился ко входу.

— Будь осторожен, — предупредил его маг. — Королевской гвардии больше нет, а этот постоялый двор и в иные времена был известен как место сборищ пьяниц и воров со всей округи. Не вступай в разговоры, я сам договорюсь насчет ночлега. Мы ни в коем случае не должны привлекать к себе внимания. — С этими словами старик подал принцу знак следовать за собой и первым вошел внутрь.

За многочисленными столами, стоящими в зале, где оказались путники, сидели только мужчины, почти все они имели весьма помятый вид, и на их лицах не было заметно и тени веселья, несмотря на присутствие на столах большого количества кружек с элем и кувшинов с вином. «Если здесь и остановился кто-то из знати, то, скорее всего, они находятся в своих комнатах наверху», — подумал принц. И что же, ему придется сидеть здесь, молчать и ни во что не вмешиваться? Следуя за Вигом к свободному столику в дальнем углу, Тристан чувствовал, что терпения его надолго не хватит.

Хозяин постоялого двора, мужчина с брюхом, напоминавшим бочку эля, угрюмо взглянул на вошедших поросячьими глазками.

— Комнату на двоих, — вежливо попросил Виг, — ужин сейчас и завтрак утром.

— У нас все занято, — буркнул толстяк. — Проваливайте. Маг достал из мешка и положил на стойку несколько монет. Как и следовало ожидать, вид золота заставил сидящих за соседними столиками притихнуть.

— Думаю, местечко все же должно найтись, — небрежно бросил Виг. — Сколько?

Толстяк удивленно раскрыл рот, точно в жизни не видел столько золотых монет одновременно.

— Кто вы такие? — проворчал он. — Вы не очень-то похожи на тех, кто обычно имеет счастье остановиться у нас.

— Мы беженцы, — спокойно ответствовал маг, — такие же, как и все остальные. И очень нуждаемся в отдыхе.

— Шесть золотых с каждого, — быстро отозвался хозяин. — На ужин тушеная баранина с овощами. — Он достал из-под стойки ключ. — Комната наверху, прямо напротив лестницы. Могу, кстати, и еще кое-что предложить.

— Что именно? — поинтересовался старик.

Дорога от Таммерланда долгая и скучная, глазу не на чем остановиться. Развлечься не желаете?

Судя по маслянистому взгляду маленьких поросячьих глазок, толстяк не сомневался, что сегодня вечером в его карман перекочуют еще несколько монет.

— Своих служанок предлагаешь? — зловещим тоном спросил Тристан, не заботясь о том, чтобы скрыть возмущение.

— Ну да, кого же еще… — отводя в сторону взгляд, пробормотал хозяин постоялого двора. — Только вы не сомневайтесь, останетесь довольны. Они молоденькие и гладкие, все из беженок. Как начались в Таммерланде эти безобразия, они сбежали из города, а теперь возвращаться им уже некуда. Они рады будут услужить столь достопочтенным клиентам. Добавьте еще несколько золотых и выбирайте ту, на какую глаз ляжет. — Он наклонился вперед, и принц явственно ощутил его несвежее дыхание. — И если посмеют не выполнить какого-нибудь вашего желания, можете быть уверены, я устрою им хорошую взбучку.

К ужасу Вига, Тристан, протянув руку, схватил толстяка за ворот грязной рубахи и притянул к себе. При этом пузо хозяина заведения заскользило по стойке, сметая посуду и кувшины с вином.

— Разве не знаешь, что это незаконно? — рявкнул принц. — У тебя будут большие неприятности!

Толстяк, невзирая на свое крайне неудобное положение, ответил безмятежным взглядом.

— Так нет ведь больше никаких законов, приятель. — Собственные слова явно доставляли ему удовольствие. — Говорят, все королевские гвардейцы уничтожены, а с ними Синклит и королевская семья. Ну, кто теперь может помешать мне? И вообще, тебе что, больше всех надо? Девка тебе нужна или так обойдешься?

— Нет, не нужна. — Тристан отпустил толстяка, соскользнувшего за стойку словно бурдюк с вином, и взял ключ.

Оставив свою нехитрую поклажу и дрегган в отведенной им комнате, спутники вернулись в таверну и устроились за столиком в углу обеденного зала, чтобы можно было без помех поговорить. Старого мага просто трясло от возмущения.

— Как можно вести себя столь безрассудно! — принялся выговаривать он принцу. — Я ведь тебя предупреждал! Если будешь и дальше действовать в том же духе, мы никогда не доберемся до Призрачного леса.

Тристан бросил задумчивый взгляд на хозяина постоялого двора, думая совсем о другом: понимая, что старик безусловно прав, он страшно жалел, что не вздул хорошенько этого толстого борова.

— Ну не смог я промолчать, как ты не понимаешь, Виг, — раздраженно ответил он. — Я чувствую себя ответственным за все происходящее вокруг, и мне невыносимо видеть, как страдают люди.

Маг открыл было рот, собираясь дать принцу достойную отповедь, но внезапно быстро склонил голову, прикрывая лицо капюшоном. Тристан обернулся и увидел, что к их столику приближается одна из служанок.

Лет двадцати, не более, в простом крестьянском платье, она была очень хороша собой — высокая, с прекрасной фигурой, выразительными зелеными глазами и длинными вьющимися рыжими волосами, на которых играли отблески огня в камине.

Явно смущаясь, девушка спросила:

— Что будете пить? У нас только вино и эль, но вино довольно приличное.

И замолчала, неловко переминаясь с ноги на ногу. Тристан мгновенно позабыл о предостережениях мага, не в силах противиться желанию узнать, кто она такая.

— Пожалуй, красное вино подойдет, — мягко сказал он. — Как тебя зовут?

— Лилит, из дома Альвинов, — растерянно ответила девушка, явно не понимая, почему это может кого-то интересовать. — Мой отец погиб в Таммерланде. И мать мертва, и брат… Я надеялась добраться до родственников в Эфире. — Она бросила в сторону хозяина быстрый испуганный взгляд. — Я здесь только со вчерашнего дня. — Девушка опустила голову, по щеке поползла слезинка. — Но зачем ты спрашиваешь? Хочешь купить меня на эту ночь?

— Нет, дитя мое, — ответил за принца Виг. — Не бойся, мы не причиним тебе вреда.

Казалось, она немного успокоилась.

— Почему же ты не бежишь отсюда? — спросил Тристан.

— Это невозможно… — прошептала Лилит, снова всхлипнув. — Я ушла из Таммерланда в чем была, спасаясь от творившегося там безумия. Добравшись сюда, спросила комнату, а хозяин отобрал у меня все деньги, которые я успела захватить с собой, одежду тоже и велел носить вот это… Да я не одна здесь такая. Он весь день не спускает с нас глаз, а на ночь запирает. Говорит, что теперь мы в его власти и должны служить ему, а он волен торговать нами, если найдутся желающие. — Она в отчаянии опустила голову. — А мне он сегодня утром сказал, что, если никто не заплатит за меня денег, я проведу эту ночь с ним.

Внезапно с другого конца зала девушку окликнул какой-то забулдыга.

— Эй, ты, таммерландская сучка! — завопил он. — Неси мой эль, или заплатишь за него…

И, пытаясь показать, чем именно должна рассчитаться с ним девушка, сложил кружком большой и указательный пальцы левой руки в непристойном жесте. После чего громко расхохотался; собутыльники поддержали его хохот, награждая приятеля дружескими тумаками.

Лилит мгновенно исчезла.

— Неужели теперь возможно и такое? — прерывающимся от гнева голосом воскликнул принц.

— Да, так оно и есть, Тристан, — ответил старик. — И ты должен смириться с тем, что такие вещи могут стать нормой. Как ни горько мне это признать, но нет смысла вмешиваться во все, что тебя возмущает, — помочь всем невозможно. И ты в первую очередь должен помнить о своей сестре.

Принц вздохнул; старик, пытаясь отвлечь его внимание от Лилит, добился своего — теперь все его мысли снова занимала Шайлиха.

Он вгляделся в мрачно поблескивающие под капюшоном глаза Верховного мага.

— Скажи, почему я никогда прежде не слышал о Призрачном лесе?

Виг глубоко вздохнул и обвел взглядом зал.

— Кроме магов, о нем не знал никто, даже твой отец, — негромко ответил он и замолчал, увидев, что вернулась Лилит с двумя стаканами красного вина. Провожая ее взглядом, принц с трудом заставил себя сосредоточиться на том, о чем говорил старик. — Призрачный лес создали маги, в том числе и Феган, в то время, когда нам казалось, что, может быть, все потеряно — это было незадолго до того, как мы нашли Парагон. Лес был задуман как место, где маги смогут укрыться, если возникнет такая необходимость. Если ты помнишь, нашей целью было сохранить мужчин с «одаренной» кровью. С трех сторон Призрачный лес окружен глубоким ущельем, которое на востоке обрывается у моря Шорохов. — Маг поджал губы. — Меня крайне встревожило, что Сакку заговорила о Призрачном лесе. Значит, Шабашу известно о его существовании.

Тристан отхлебнул вина.

— Но такого ущелья на карте Евтракии нет. Если бы было, я наверняка слышал бы о нем.

— Нет, ущелье существует, можешь не сомневаться, — с улыбкой ответил старик. — Невзирая на то что о нем ни когда не слышал не только ты, но и вообще никто в Евтракии — о его существовании знают лишь посвященные. Оно является одним из величайших наших достижений. Суть в том, что это ущелье невидимо.

— Ты вроде бы говорил, что магам впервые удалось добиться невидимости тогда, на помосте.

— Речь идет совсем о другой невидимости.

— Что значит — о другой?

Маг вздохнул. «Ох-хо-хо, сколько еще должен узнать мальчик, — подумал он с печалью, — а наставников, кроме меня, у него не осталось».

— Это ущелье видно только людям с «одаренной» кровью, но даже и среди них не всем, а лишь тем, кто знает, как можно его увидеть. Ни ты, ни твоя сестра, к примеру, этого сделать не сможете, несмотря на удивительные качества вашей крови. Повторяю: это не невидимость как таковая. Достигнуть истинной невидимости гораздо труднее.

Тристан не был уверен, что уловил, в чем тут суть, но ему очень хотелось задать следующий вопрос.

— И что же произойдет, если на него наткнется обычный человек? Что он увидит?

— В точности то, что мы хотели ему показать: лес. Принц в задумчивости отпил еще глоток вина.

— А что произойдет, если человек углубится в этот так называемый лес?

— Если он проникнет в него достаточно глубоко, то в один далеко не прекрасный для себя момент, подняв ногу для того, чтобы сделать следующий шаг, провалится вниз. И погибнет, конечно, — ответил старик таким тоном, точно это было дело обычное: ну, провалился, погиб… с кем не бывает. — Если кто-то идет следом, у него создастся впечатление, будто сама земля поглотила спутника. — На его лице мелькнула улыбка. — Опасность, однако, угрожает только людям, ни лошади, ни домашние животные пострадать не могут. Дурная слава об этих местах идет далеко окрест и заставляет людей держаться от них подальше.

— Как у вас легко все получается! — пораженно протянул Тристан. — Ни в чем не повинные люди погибают, случайно забредя в созданный магами лес!

— Не суди нас слишком строго, — вздохнул старик. — В те времена мы почти не сомневались, что проиграем войну, и других заклинаний подобрать просто не успели. Вспомни, мы тогда еще не нашли Парагон и знали о магии гораздо меньше, чем ныне. Ущелье вокруг Призрачного леса показалось нам удачным решением проблемы. Ведь если бы волшебницы, одержав победу, поработили страну, как они намеревались сделать, то любого, зашедшего в те края, можно было бы считать врагом.

— И как же мы пересечем это ущелье?

— Перейдем по мосту.

Тристан язвительно вскинул бровь, явно копируя мага.

— Значит, через это таинственное ущелье перекинут обыкновенный мост? А я-то рассчитывал совсем на другое. А где же твои хваленые голубые молнии? Может, нам лучше на них перелететь через ущелье?

Виг был рад, что подавленное состояние, в котором пребывал принц, уступает место знакомому сарказму. Старик не признавался в этом даже себе, но в последнее время ему явно не хватало дерзких замечаний Тристана. Тем не менее он бросил на него осуждающий взгляд и собирался объяснить всю неуместность подобного несерьезного отношения, но тут Лилит принесла им ужин. Девушка поставила перед каждым по большой тарелке с бараниной, над которой поднимался аппетитный пар, и одну на двоих миску с вареными овощами. Принц потянулся к своему стакану, и его рука невзначай задела ладонь служанки. На миг их взгляды встретились. Девушка потупила взор и постаралась как можно быстрее отойти от столика, за которым сидели Тристан с Вигом.

Старый маг, подцепив вилкой кусок баранины, отправил его в рот и принялся методично пережевывать. Затем он сделал глоток вина и сухо продолжил:

— Да, мост обыкновенный, но на нем имеется необыкновенный сторож… или, по крайней мере, так обстояло дело на протяжении трехсот последних лет. Но если Феган и впрямь живет там, готов поспорить, что сторож по-прежнему на месте.

Принц набросился на мясо, только сейчас осознав, насколько голоден. Не отрывая взгляда от тарелки, он спросил:

— И нам что, сражаться придется с этим сторожем? Представляю этакого огромного, неуклюжего детину трех сот лет от роду!

Виг поджал губы и вздохнул.

— Ошибаешься. Это гном.

Тристан замер, не донеся вилку до рта.

Гном? Вечность, а что такое гном, хотел бы я знать?

— Не вдаваясь в подробности, гном — это маленький человечек. Они необычайно преданы тем, кому служат. Неудивительно, что ты никогда не слышал о них. Если хочешь знать, я даже рад этому. Потому что это может означать одно — гномы по-прежнему обитают в Призрачном лесу. — Старик подцепил вилкой немного овощей.

— Не понимаю. Виг улыбнулся.

— Это неудивительно. Гномы появились в Евтракии одновременно с людьми. Однако незадолго до Войны с волшебницами кое у кого из местных жителей вошло в моду охотиться на них и насиловать их женщин. Их называли охотниками на гномов. Из-за этих людей магам понадобилась масса усилий и времени, чтобы завоевать доверие этого народа и заручиться их поддержкой в борьбе с волшебницами. За то, что они согласились охранять Призрачный лес, мы подарили гномам секрет «чар времени» и безопасное место для жизни, куда никакие охотники проникнуть не могли.

Тристан слушал как зачарованный. Призрачный лес, огромное невидимое ущелье, мост, охраняемый неведомым мелким существом, которое называется гномом… Принц покачал головой.

— Это еще не все, надо полагать? — поинтересовался он.

— Ну да, — прожевывая очередной кусок баранины, невнятно проговорил Виг. — Гном может не пропустить нас.

— Почему? Ты же Верховный маг, разве нет?

— Не стану оспаривать подобный факт. — Виг сделал рукой жест, словно это ничего не меняет. — Но даже Верховному магу надо будет доказать, что он — это именно он, прежде чем ему будет позволено пройти по мосту. Еще одна предосторожность.

— А с этим мы как справимся?

— Что касается меня, особой проблемы не возникнет. Видишь ли, я-то в состоянии видеть и ущелье, и мост, но вот ты… Ты — совсем другое дело. Тебя пока не обучали магии. Ладно, сначала нужно добраться до моста, а там уж как-нибудь найдем способ пройти по нему. Принц решил сменить тему.

— Виг, а кто такой виктар? Откуда он явился? И что он там болтал насчет того, что его призвали, чтобы убить меня?

— Вынужден признаться, ответ на первый вопрос мне неизвестен. А явился он, можно предположить, оттуда, от куда и волшебницы.

— Когда погибла гарпия, ударила молния и загрохотал гром невиданной силы, хотя никакой грозы не было и в помине. И в момент смерти виктара произошло то же самое. Вряд ли это случайное совпадение.

— Помнишь тот день, когда я показал тебе Закон и Каприз в виде двух мерцающих вращающихся сфер? — спросил в свою очередь маг.

— Конечно, — отозвался Тристан. — Разве такое забудешь? — Это зрелище действительно оставило неизгладимый след в душе принца.

Виг прожевал очередной кусок баранины.

— Помнишь темную сферу Каприза и то, как свет метался внутри нее, точно стремясь вырваться на свободу? Каприз олицетворяют волшебницы и существа, которых они создали или подчинили себе. Охотники за кровью, гарпии, виктары… И волшебницы, и их слуги столь тесно связаны друг с другом, что, когда один из них умирает, это создает небольшую прореху в магическом поле Каприза, в самой материи их сферы, в результате чего гремит гром и бьют молнии. — Он задумался, поджав губы.

— Теперь попробуй представить себе, что произойдет, если создать в магическом поле Каприза прореху побольше. Последствия будут катастрофическими. Однако и это — сущий пустяк по сравнению с тем, что случилось бы, если бы Закон и Каприз воссоединились, но стихийно, случайным образом. Они бы просто взаимоуничтожились. — Маг откинулся в кресле. — Еще одна известная магическая загадка, Тристан. Ясно одно — искусство магии обладает невероятной силой. Однако столь же несомненно и то, что оно чрезвычайно хрупко.

— А почему перед смертью виктар сказал, что мы еще встретимся? Ведь он не мог не понимать, что испускает дух.

Виг улыбнулся.

— Потому что есть разница между тем, чтобы быть убитым и быть мертвым, — ответил он.

«И практика магического направления Каприза ведет к безумию других, низших созданий», — добавил маг, но уже про себя.

Тут к ним снова подошла Лилит и, бросив заинтересованный, но все еще испуганный взгляд на Тристана, начала собирать тарелки. Принц был готов заговорить с ней, как вдруг сзади кто-то обхватил девушку за талию грязными, волосатыми руками. Она попыталась освободиться, тарелки полетели на пол. Принц поднялся, устремив взгляд на держащего ее мужчину. Лилит вырывалась изо всех сил, но тот сжимал ее в медвежьих объятиях и пытался укусить за щеку.

— Хозяин сказал, что никто пока не заплатил за тебя. — Раздувая ноздри, мужчина жадно втягивал запах волос девушки и цепкими, заскорузлыми руками шарил по ее груди. — А я сказал, что мне плевать на цену, заплачу, сколько следует. Сегодня ночью ты будешь моей!

Старый маг не успел и рта раскрыть, как Тристан оказался за спиной незнакомца, возжелавшего обладать Лилит, и, обхватив левой рукой его шею, правой пропустил метательный нож меж ног развратника и слегка приподнял его лезвие. Послышался звук разрезаемой ткани. Тот застыл, не решаясь шевельнуться. В зале воцарилась мертвая тишина.

— Не зарься на чужое, эта девушка не для тебя, — негромко проговорил принц. — А если чем-то недоволен, могу отрезать тебе яйца и попрошу скормить следующему желающему отужинать в этом притоне. Отпусти ее. — И в подтверждение своих слов принц еще чуть-чуть поднял нож.

В этот момент руки незнакомца разжались, и принц развернул его к себе лицом и поднял нож, целясь им прямо ему в глаз.

— Убирайся.

— И не подумаю. Мне ее обещали! — с вызовом ответил тот.

Тристан ткнул кончиком ножа в нижнее веко похотливого пьянчуги. По лезвию потекла тоненькая струйка крови.

— Если будешь упрямиться, лишишься глаза, — рявкнул он. «Одаренная» кровь в его жилах побежала быстрее, точно моля отомстить за все ужасы, свидетелем которых он стал. — Пошел вон, падаль!

Пьяница счел за лучшее мгновенно ретироваться.

Не дав Вигу возможности вмешаться, все еще с ножом в руке, Тристан прошагал через весь зал в сторону стойки и, заглянув в поросячьи глазки хозяина, сделал жест в сторону Лилит.

— Я беру ее. Сколько?

Выражение лица принца ясно говорило, что отказа он не потерпит.

Однако жадность все же пересилила в толстяке осторожность.

— Сколько, спрашиваешь? Дай-ка подумать. Насколько мне известно, она не знала мужчины, так что девица обойдется тебе недешево. — Он навалился на стойку, прижав к ней ладони и широко растопырив пальцы.

Терпение Тристана топнуло.

Он не глядя метнул нож. Тот вонзился в стойку точно между большим и указательным пальцами правой руки хозяина постоялого двора.

— Последний раз спрашиваю — сколько, подонок?

— Четыре золотых, — пролепетал толстяк и, трясясь от страха, убрал руку подальше от ножа.

Принц достал из кармана несколько монет и швырнул их на стойку. Золото громко звякнуло. Если не считать этого звука, в зале по-прежнему стояла мертвая тишина.

Потянувшись через стойку, Тристан подтянул к себе хозяина, вытащил нож из стойки и нацелил его в лицо толстяку.

— За то, что я дал тебе сверху, предоставишь нам вторую комнату. — Отпустив его, он обошел стойку. — Какая тут у тебя самая лучшая?

Хозяин, дрожа, протянул ему ключ. Принц взял его и вернулся к столу.

В глазах Вига можно было заметить явное неудовольствие поведением спутника. Лилит замерла, ошеломленная и напуганная пуще прежнего.

— Значит, я должна сейчас идти с тобой? — спросила она, изо всех сил стараясь унять дрожь в голосе.

— Нет, — прошептал в ответ Тристан. — Мы уходим, вот только заберем свои вещи. Вылезем в окно. Я попросил еще одну комнату только для того, чтобы усыпить бдительность этого мерзавца. Ты ведь хочешь выбраться отсюда, верно? Ну, теперь у тебя появился шанс.

Девушка ошеломленно смотрела на принца. Старый маг поднялся с места.

— Ты окончательно сошел с ума? — так же негромко спросил он. — Согласен, после того, что ты тут сейчас натворил, нам лучше всего покинуть этот притон, но мы ни как не можем взять с собой девушку!

— Вы оба сейчас же уходите вместе со мной, — решительно заявил Тристан, наклонившись к старику вплотную. — Я видел столько боли и насилия, что этого«хватило бы на тысячу жизней, но не сделал ничего, чтобы помочь хоть кому-то. Теперь я жалею, что так старательно прислушивался к твоим благоразумным советам. Она пойдет с нами, а если у тебя имеются возражения, мы уйдем вдвоем, и ты можешь поступать так, как тебе заблагорассудится.

Принц бегло оглядел зал. Некоторые из сидевших за столиками посетителей повскакивали со своих мест и громко переговаривались, возбужденно размахивая руками; не вызывало сомнений, что темой их обсуждения являются именно они с Вигом.

Маг поглядел в глаза человека, которого так горячо любил, и, почувствовав, что принц не потерпит отказа… улыбнулся.

— Хорошо. Мы уходим. Втроем.

Тристан, все еще сжимая в руке нож, резко повернулся и зашагал через весь зал к лестнице, чувствуя, как злые настороженные взгляды буравят ему спину.

Да, задерживаться тут явно не следовало.

Покинуть постоялый двор оказалось легче, чем думал Тристан. Они быстро собрали вещи, и Виг распахнул окно. Совсем недалеко от окна тянулся достаточно пологий скат крыши, а прямо напротив виднелась конюшня. Один за другим спутники соскользнули на крышу и спрыгнули на землю. Принц поймал Лилит в расставленные руки и задержал в объятиях чуть дольше, чем хотелось бы магу. Девушка по-прежнему была сильно напугана, но все же сумела улыбнуться Тристану.

Принц бросился на конюшню, растормошил спящего конюха и помог ему оседлать коней. Парнишка, которому хорошо заплатили, вывел чалую кобылу для Лилит. Вскочив в седла, спутники пустили лошадей галопом по залитой светом трех лун дороге, стараясь как можно быстрее оставить постоялый двор далеко позади. Принц изредка поглядывал на Лилит, но вскоре понял, что за нее можно не волноваться, девушка оказалась прекрасной наездницей.

Для ночлега они выбрали поляну у подножия небольшого холма, рядом с извилистым ручейком. Тристан и Лилит устроились бок о бок на мягкой траве. Виг расположился так, чтобы не выпускать из виду дорогу, и взял на себя обязанности дозорного. Принц понимал, почему он вызвался стоять на страже: Верховный маг, если требовалось, мог обходиться без сна много дней подряд и обнаруживал любую опасность намного раньше Тристана.

Прежде чем уснуть, принц и Лилит, несмотря на усталость, долго беседовали. Девушка попросила назвать ей свои имена — чтобы знать, кого благодарить за спасение, и Тристан не стал их скрывать, однако из предосторожности представил Вига, прятавшего свои косички под капюшоном, кузнецом, а себя — его подмастерьем.

По словам Лилит, она была дочерью главного таммерландского сборщика налогов Аджемедеса из дома Альвинов, который по роду своей деятельности был принят при дворе. Брат Лилит служил в королевской гвардии, сама же она, как и ее покойная мать, учила детей. После того как крылатые монстры сожгли их дом и убили отца и брата, Лилит схватила все оказавшиеся под рукой деньги и, вскочив на коня, в ужасе поспешила на север в потоке других беженцев. Но, как она уже говорила, хозяин постоялого двора отобрал у нее и лошадь, и деньги, заставив прислуживать посетителям.

Заканчивая свою печальную повесть, Лилит разрыдалась, и принцу пришлось довольно долго ее успокаивать. Ему очень понравилась эта девушка, но он не забывал, что их знакомство продлится совсем недолго — ровно до тех пор, пока они не доберутся до развилки дороги.

Однако он уже сейчас почти не сомневался, что будет жалеть о том, что расстался с ней. Красивая, умная, добрая девушка явно симпатизировала принцу, которого считала подмастерьем кузнеца. Перед сном Лилит робко прикоснулась к щеке Тристана и искренне поблагодарила его за доброту и заботу. Он укрыл ее накидкой и, перед тем как заснуть, долго лежал, глядя на звезды и стараясь разобраться в собственных чувствах.

На следующий день всадники продвигались столь же медленно; дорога по-прежнему была забита беженцами. Виг, погруженный в свои мысли, ехал впереди, а Лилит и Тристан следовали за ним.

Многие беженцы была в весьма плачевном состоянии — раненые, в окровавленных повязках, они с трудом волочили ноги. Крылатые монстры убивали не только людей, но и животных, поэтому большая часть беженцев передвигались пешком. Лишь изредка встречались всадники или влекомые быками повозки.

Когда начали сгущаться сумерки, трое спутников съехали с дороги, чтобы в стороне от нее разбить лагерь. Они нашли маленькую поляну на берегу той реки, вдоль которой скакали весь день. Тристан, вызвавшись пополнить запас пищи, удалился в сторону ближайшей рощи и через некоторое время вернулся с добычей. Благодаря ему на ужин путники лакомились показавшейся им необыкновенно вкусной крольчатиной. Ночь выдалась теплая и ясная, небо было усыпано мириадами звезд. Пламя костра, словно островок в ночи, объединяло сейчас тех, кому предстояло наутро расстаться..

— Мы были рады помочь тебе, — с улыбкой сказал Виг девушке, бросив при этом быстрый взгляд на принца. — Хотелось бы, правда, чтобы эта встреча произошла при других обстоятельствах. — Он протянул Лилит горсть золотых монет. — Мы с Тристаном хотим, чтобы ты взяла эти деньги. Лошадь тоже оставь себе — до Эфиры путь неблизкий. Жаль, что мы не можем сделать для тебя ничего больше.

В свете костра было видно, что глаза Лилит подернулись влагой. Она с благодарностью обняла Вига. Принц не сомневался, что суровый маг проникся к девушке искренней симпатией.

— Спасибо, Виг, — произнесла она взволнованно. — Я никогда не забуду вас обоих.

Старик встал, откашлялся, как бы в некотором смущении, и посмотрел на Тристана.

— Сегодня я снова постою в дозоре, расположусь вон за тем холмом, поближе к дороге. Вряд ли, конечно, за нами кто-нибудь гонится, но осторожность никогда не помешает. Желаю вам приятного сна. — Он повернулся и, не оборачиваясь, побрел в сторону холма. Тристан и Лилит провожали его взглядом, пока фигура их спутника не растворилась в ночи.

— Какой чудесный старик! — воскликнула девушка. — Жаль, что мы провели вместе так мало времени. Он, наверно, мог бы порассказать много чего интересного. И все же иногда он держит себя так, точно несет на плечах бремя всего мира.

«Если бы ты знала, насколько недалека сейчас от истины!» — подумал Тристан.

Некоторое время они сидели в молчании, как зачарованные глядя на танцующее языки пламени. Вокруг подняли возню ночные обитатели леса, изредка потрескивали ветки в костре. Лилит подняла глаза к ночному небу.

— Когда я была маленькой, отец рассказывал мне о звездах, и я никогда не забуду его слова, — заговорила девушка, унесясь мыслями в дорогое ей прошлое. — Он говорил, что ночное небо — это темное одеяло, которое духи Вечности набрасывают на нас каждый вечер, чтобы мы не замерзли. И звезды — это вовсе не звезды, а крошечные дырочки, которые они проткнули в этом одеяле, чтобы сквозь него проникали лучи света. Через эти отверстия духи могут приглядывать за нами, точно так же, как они делают это днем. И увидев звезды на небе, мы можем спать спокойно, зная, что находимся под их защитой, — Лилит посмотрела принцу в глаза.

Он улыбнулся, растроганный чудесной выдумкой. Нужно непременно запомнить, чтобы позже рассказать своим детям — когда или, точнее, если такое время придет. «Если я выживу», — подумал Тристан. Глядя на сидящую рядом прекрасную девушку, он позволил себе немыслимую роскошь задаться вопросом — как было бы чудесно, если бы у них появились общие дети. Охваченный волнением, он положил руку на затылок Лилит, притянул ее к себе и нежно поцеловал в губы. Девушка ответила ему, и Тристан почувствовал, что им овладевает страсть, несравненно более глубокая, чем ему когда-либо приходилось испытывать.

В ее взгляде он прочел ответное желание. Лилит поднялась, медленно сняла платье и уронила его к своим ногам. Великолепное тело, освещаемое пламенем костра, само, казалось, излучало жар.

Охваченный желанием, принц попытался притянуть девушку к себе, но она с улыбкой мягко оттолкнула его.

— У меня возникла мысль получше. — Она негромко засмеялась. — Давай искупаемся. По дороге я заметила ниже по течению небольшую заводь.

И, не дав ему возразить, Лилит развернулась и побежала по берегу реки, с разбега прыгнув в воду в полусотне ярдов от того места, где стоял принц.

Тот, мгновенно сбросив одежду, бросился следом и вошел в воду по пояс, отыскивая взглядом девушку.

Внезапно она вынырнула совсем рядом с Тристаном. Рассмеявшись как ребенок, которому удалось перехитрить кого-то, Лилит обхватила шею принца руками, прильнув грудью к его торсу. Прикосновение твердых и влажных сосков девушки истомой отдалось во всем теле Тристана, и он притянул к себе ее гибкий стан, ощущая, как страсть охватывает его все сильнее. Их губы нашли друг друга и слились в долгом поцелуе. Вдруг девушка выскользнула из объятий принца и вновь нырнула. Охваченный возбуждением, Тристан тоже нырнул, пытаясь под водой дотянуться до Лилит. Ему это удалось, и они одновременно вынырнули, жадно хватая ртом воздух. И вновь Лилит выскользнула из его объятий, а Тристан, безошибочно угадав направление ее движения, поймал девушку и притянул к себе… Их тела соприкасались в теплой глубине воды. На принца все это действовало в высшей степени возбуждающе; его желание нарастало с каждым мгновением.

В конце концов они вышли из воды и рука об руку направились вдоль берега туда, где догорал костер. Лилит подняла с земли одежду, разложила ее на росистой траве и посмотрела на Тристана так, что у него бешено заколотилось сердце. Девушка подошла вплотную к принцу и, положив руки ему на плечи, сказала шепотом:

— Я никогда не была с мужчиной. Когда хозяин постоялого двора сказал, что овладеет мной, я перепугалась до смерти. А потом появились вы с Вигом. Я знаю, завтра утром мы расстанемся, но хочу верить, что ты будешь иногда вспоминать обо мне.

Не дожидаясь ответа, Лилит прильнула к Тристану всем телом, заставив его задрожать от желания.

— Я рада, что ты будешь у меня первым, — еле слышно произнесла она. — Ты красивый, сильный и не сделаешь мне больно, я чувствую это. Возьми меня, Тристан, и оставь мне кое-что на память о себе.

Лилит мягко повалила принца на лежащую на траве одежду, а затем легко, словно бабочка, опустилась сверху, дав ему возможность на мгновение ощутить прикосновение теплого и влажного лона.

— Закрой глаза, любовь моя, — прошептала она, обхватив его бедра своими. Тристан полностью отдался охватившей его страсти. Теплый ночной воздух окутывал влюбленных, словно коконом, и казалось, во всем мире существуют лишь они двое. Через некоторое время принц перестал ощущать свои руки и ноги. Он словно весь превратился в одну струну, которую девушка сначала настроила, добиваясь совершенства звучания, а затем сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее принялась исполнять на ней мелодию любви.

Вдруг сквозь заглушающий все звуки стук крови в висках принц уловил донесшийся непонятно откуда голос.

— На самом деле ты у меня далеко не первый, так что я прекрасно знаю, что делать. Если у меня родится девочка, я научу ее всему, что знаю сама. Но если окажется, что это мальчишка, мой ненаглядный принц, я придушу его собственными руками.

Голос определенно принадлежал не Лилит, но казался смутно знакомым. Тристан с трудом приподнял отяжелевшие веки. Лицо Лилит исчезло.

На него смотрели карие глаза Наташи, герцогини Эфиры.

Госпожи Шабаша.

Желание мгновенно сменилось ненавистью. Принц попытался высвободиться из объятий оборотня, но не смог этого сделать.

— Где Лилит? — спросил Тристан, все еще не до конца понимая, что произошло.

Даже попытка отвернуться от волшебницы окончилась для него неудачей.

Та язвительно улыбнулась.

— Не было никакой Лилит, жалкий глупец. — Она рассмеялась. — Но, так и быть, можешь взглянуть на нее в последний раз — прежде чем умрешь.

Лицо Наташи как бы подернулось волнами и стало таять. Миг — и перед ним возникло нежное, любящее лицо Лилит, ее блестящие зеленые глаза и рыжие волосы.

«Это немыслимо, — мелькнуло в голове принца. — Я, наверное, сошел с ума…»

Внезапно он вспомнил. Ведь Виг говорил, что Наташа умеет по своему желанию изменять внешность. Потеряв дар речи, Тристан смотрел в лицо Лилит, девушки, которую, как ему казалось, он полюбил; внезапно сквозь черты этого милого лица снова медленно начали проступать карие глаза и каштановые волосы госпожи Шабаша.

— Мерзкая тварь! — взорвался он. — Где моя сестра? Наташа размахнулась и влепила ему пощечину, ее бедра снова начали волнообразно двигаться.

— Выкинь из головы всякие мысли о своей сестре, — небрежно произнесла она. — Ты никогда ее больше не увидишь. Она — одна из нас и, скорее всего, сейчас уже далеко отсюда. Не волнуйся, о ней прекрасно позаботятся. Кстати, должна заметить — твой маг устроил в тот день неплохой фокус. Но мне, как видишь, все же удалось вас найти. А сейчас можешь и не пытаться его позвать — я позаботилась о том, чтобы нас никто не услышал, даже старик.

— Ты нашла нас еще на постоялом дворе, — прошептал Тристан, обращаясь, скорее, к себе самому. — Ты была с нами последние два дня!

— Ну, сообразил наконец. — В тоне волшебницы послышалась злая насмешка. — Разумеется, мы предполагали, что вы первым делом попытаетесь добраться до Призрачного леса. А что еще вам оставалось после того, как Верховный маг узнал, что его старый друг жив? Поэтому, пока вы проливали слезы над дорогими вашим сердцам трупами — у нас не было никаких сомнений, что вы так и поступите, — я преспокойно дожидалась вас на постоялом дворе. — Наташа посмотрела на принца, прикрыв глаза от удовольствия. — Мы, конечно, рассчитывали еще и на виктара, но тебе каким-то образом удалось его убить. Похоже, ты первый, кто сумел с ним справиться. — В голосе волшебницы зазвучало что-то похожее на уважение. — Хотя вас это, как видишь, не спасло. А виктар, между прочим, на самом деле живехонек.

— Мне доставило огромную радость убить его, — прохрипел Тристан. — И с такой же радостью я прикончу тебя.

— Ты переоцениваешь себя, мой ненаглядный. — Наташа провела длинным красным ногтем по его лицу, груди, после чего принялась описывать им круги вокруг напрягшихся сосков принца. — Но я хочу поблагодарить тебя за то, что ты вел себя на постоялом дворе как настоящий мужчина, хотя, сам понимаешь, я не нуждалась ни в чьей помощи. Мне ничего не стоило уничтожить всех этих забулдыг одной лишь силой мысли. — Волшебница наклонилась ниже, касаясь Тристана упругой грудью, и принялась сладострастно облизывать его лицо и шею. — Вообще-то я не надеялась, что ты сам предложишь взять меня с собой.

Тристана терзала ярость, но сейчас в нем вспыхнул еще и стыд. «Виг предупреждал меня, чтобы я ни во что не вмешивался, — подумал он. — Но я не послушал его, и теперь это погубит нас обоих!»

— Если ты решила убить меня, почему не делаешь этого? — с презрением спросил он, надеясь вывести Наташу из себя. — Только болтать умеешь, как и ваша Сакку, а толку чуть.

В карих глазах волшебницы вспыхнуло бешенство. «Убить меня ей мало, — внезапно понял он, — да она и не скрывает, чего хочет от меня добиться. Но я сделаю все, чтобы мерзавка этого не получила, пусть даже мне суждено погибнуть».

— Ты умрешь, не сомневайся, и старик тоже. Но прежде мы завершим начатое. Сегодняшняя ночь принесет мне три чудесных подарка. Головы принца Евтракии и Верховного мага Синклита я залью воском, чтобы они не пострадали во время путешествия на мою новую родину через море Шорохов.

— А третий? — спросил Тристан.

Он не сомневался в ее ответе, но почему-то ему хотелось услышать это собственными ушами.

— Наш ребенок, конечно. — Глаза волшебницы вспыхнули. — Ребенок, которым ты вот-вот наградишь меня. Он будет расти во мне во время путешествия по морю, когда я выполню здесь все, что намечала. Только представь себе: твоя кровь смешается с моей, и на свет появится первое дитя Избранного, выношенное не кем-нибудь, а мной!

Она прикрыла глаза и с неистовством продолжила волнообразные движения бедрами, упершись руками в грудь словно распятого на земле Тристана. Принц изо всех сил пытался противостоять ее натиску, но по-прежнему не мог пошевелиться. Наташа начала издавать сладострастные стоны, явно приближаясь к моменту наивысшего экстаза. «Я должен вырваться! — билось в голове Тристана. — Должен, во что бы то ни стало. Нельзя допустить, чтобы она выносила ребенка моей крови».

Однако все усилия принца были тщетными. Каким-то образом все его порывы сейчас подчинялись воле Наташи. Он понимал, что еще несколько мгновений — и она получит желаемое. Тристан старался скинуть с себя наваждение, не поддаваться животному желанию, но каждый раз, когда Наташа на мгновение задерживала свое движение в наивысшей точке, а затем, содрогаясь, стремительно опускалась на него, прижимаясь к мокрому от пота животу, по всему телу принца прокатывалась волна наслаждения и «одаренная» кровь вскипала в жилах, как бы подтверждая, что все происходит именно так, как надо. Постепенно стоны волшебницы сменились яростными вскриками, и не в его силах было остановить неизбежное.

Внезапно Тристан увидел в ночном небе что-то вроде лазурного сияния, постепенно приобретающего более определенную форму. Текучий, беспрерывно движущийся жгут голубого света безмолвно заскользил вокруг Наташи. Один его конец, казалось, плясал и играл у нее над головой, а другой тянулся куда-то вдаль, пропадая из поля зрения принца. Сначала он подумал, что это, наверно, дело ее собственных рук, но потом стало ясно, что волшебница ни о чем не догадывается.

На глазах у Тристана жгут обвился вокруг Наташи и начал все плотнее обхватывать ее.

Принц подумал, что это петля палача, все сильнее затягивающаяся на шее госпожи Шабаша.

Однако Тристан не мог больше сдерживаться под напором похотливых движений оседлавшей его волшебницы и, проклиная себя, вынужден был признать, что проиграл. Как раз в этот момент петля на шее Наташи затянулась, и одним беспощадным рывком голубой жгут сорвал ее с принца и отбросил в сторону. Волшебница вцепилась руками в стискивающий ее шею жгут в бесплодных попытках освободиться, но лазурная петля была слишком прочна, и Наташа начала задыхаться. Она боролась изо всех сил, но голубой жгут неумолимо тащил ее к реке.

Тристан почувствовал, что снова может двигаться. Он потянулся к колчану, лежащему рядом с его одеждой, и, выхватив один из метательных ножей, кинулся к Наташе, тело которой уже наполовину скрылось в воде. Одним ударом он перерезал горло волшебницы от уха до уха. Потом ухватил Наташу за волосы и погрузил ее голову в воду, удерживая там.

В этот момент голубой жгут выскользнул из воды и исчез в ночном небе так же быстро, как появился.

Тяжело дыша, принц вытащил тело волшебницы на берег и бросился туда, где были сложены вещи путников. Схватив дрегган, он вернулся к берегу.

Лицо Наташи выглядело спокойным, почти невинным. Взяв меч обеими руками, Тристан поднял его над головой, полный решимости убить ту, которая, без сомнения, прикончила бы его самого и унесла бы в себе его дитя.

— Во исполнение моей клятвы!

Меч опустился и отсек голову от тела.

Тут же небо рассекли молнии, загрохотал гром. Таких удивительных, ослепительных, ветвистых молний принц не видел никогда в жизни. Они били в землю одна за другой, вокруг стало светло как днем. Яростные раскаты оглушительного грома, казалось, одной лишь силой звука способны были смести все на своем пути. Тристан, обнаженный, с мечом в руке, стоял, глядя на разбушевавшуюся стихию, а затем поднял отрубленную голову и швырнул ее в воду; следом он столкнул в реку обезглавленное тело волшебницы.

Вернувшись к костру, он увидел высокую фигуру Вига.

Тристан быстро оделся и подошел к старику. Тот даже не удостоил его взглядом. Принц опустился на траву рядом; оба молчали, глядя в сторону реки.

— Этот голубой жгут — твоих рук дело? — спросил наконец Тристан, заранее зная ответ и не глядя на мага. — Мне следует поблагодарить тебя за то, что ты еще раз спас мне жизнь.

— Всегда рад услужить, — отозвался старик, в его голосе сарказм смешивался с глубокой усталостью. — Подозрения относительно нее возникли у меня еще в тот момент, когда она подошла к нашему столику там, на постоялом дворе.

— Ты знал?

— Не совсем, — ответил Виг, поглаживая край своего одеяния. — Я заметил вокруг нее слабую ауру, однако не было возможности определить, кто это — Наташа или просто девушка с «одаренной» кровью. Ты ведь помнишь, она была обучена скрывать свою кровь. Однако для того, чтобы делать это так долго, требуется просто невероятная сила, и иногда мне удавалось уловить в ней что-то странное. Тем не менее сомнения меня не покидали. Вот почему я эти ночи не спал чтобы помочь тебе, если понадобится.

— Она, перед тем как убить нас, хотела зачать от меня ребенка, — медленно произнес принц. — И надо признаться, если бы не ты, добилась бы своего.

— Не сомневаюсь. Помнишь, я рассказывал, что во время войны волшебницы прикладывали массу усилий, чтобы вырастить особенных девочек с «одаренной» кровью? Волшебницы полностью подчинили своей воле процесс их зачатия, Тристан. Да, Наташа хотела от тебя ребенка, при условии, конечно, что это оказалась бы девочка.

— Если это так важно для них, почему ни одна не овладела мной еще тогда, на помосте? Они ведь велели Клюге убить меня.

Виг задумался.

— Скорее всего, из-за нехватки времени. Фейли приказала им поскорее уничтожить магов и всех членов королевской семьи. Однако полной уверенности у меня нет.

«Нужно как можно быстрее начать обучать его магии, — подумал старик. — Однако сначала мы должны найти Шайлиху и Парагон. Мало того — не исключено, что мы погибнем в процессе этих поисков, но если все же нам удастся совершить невозможное, Избранный должен прочесть Пророчества еще до начала обучения».

Тристан долго сидел рядом со стариком, не произнося ни слова. Наташа убита, и очень многое, связанное с ней, продолжало оставаться выше его понимания. Это имело отношение к Лилит. Умом он понимал, что никакой Лилит на самом деле не существовало, и тем не менее не мог выкинуть ее из головы. И хотя они провели вместе совсем немного времени, он почувствовал что-то вроде зарождающейся любви. Настоящей любви.

Увы, Лилит была всего лишь наваждением.

— Я знал ее совсем недолго, и все же мне кажется, что это была женщина, которая… — с грустью начал Тристан и замолчал, не в силах выразить свои чувства.

С реки подул ночной ветерок. «Нельзя войти в одну и ту же реку дважды», — вспомнилось принцу.

— Понимаю, — сказал старик. — Не сомневаюсь, когда-нибудь ты встретишь свою Лилит, но прежде нужно отыскать Шайлиху.

Верховный маг прилег на траву, укрыв лицо капюшоном. Завтра их ждет дорога. Что ожидает их в Призрачном лесу? Одной Вечности известно.

Оберегая покой старика, принц просидел до рассвета, не в силах прогнать мысли о случившемся и гадая, удастся ли ему когда-нибудь встретить такую же, как Лилит.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Шайлиха все еще в полусне, медленно повернулась в постели, поддерживая рукой тяжелый живот. Она не открывала глаз, зная, что в комнате темно. Сестры говорили, что ее дитя будет особенным и поэтому нужно как можно осторожнее вести себя во время беременности. Шайлиха медленно вздохнула, все еще не открывая глаз, и попыталась вспомнить все, что, по их словам, с ней случилось, а заодно и то, о чем, опять же по их утверждению, следует забыть. Она находилась в стране, которую сестры называли Пазалоном, вот уже две недели, и, если не считать путешествия по морю, ничего не помнила о своей прошлой жизни. Да и само плавание в обществе сестры Сакку лишь отчасти сохранилось в памяти. Иногда, совершенно неожиданно, когда она меньше всего ожидала этого, в сознании молодой женщины вспыхивали образы другой, прежней жизни, они одновременно и пугали, и завораживали. А когда Шайлиха пыталась рассказать сестрам о своих воспоминаниях, те лишь мягко увещевали ее, что все это не соответствует действительности и должно быть забыто. Эти ложные воспоминания, успокаивали они, скоро исчезнут, и тогда они, сестры, расскажут ей, какой на самом деле была ее прошлая жизнь. Они называли ее теперешнее состояние временной потерей памяти, вызванной сильными переживаниями.

И все же сомнения не оставляли Шайлиху.

Иногда, в особенности во сне, она видела смутно знакомые лица и места, которых ни разу не встречала здесь, в Пазалоне. Но эти лица оставались для нее безымянными, что вызывало беспокойство. Среди них были добрый с виду человек с красивым драгоценным камнем на шее, женщина с чудесными золотистыми волосами, мужчина примерно ее возраста, темноволосый, очень привлекательный, и еще один мужчина с каштановой бородой; во сне он обычно протягивал руки к выступающему животу Шайлихи и, казалось, молил ее о чем-то. Снились ей и странные люди преклонного возраста, все в одинаковых серых одеяниях, с заплетенными в косички волосами. Плывя сквозь медленно движущуюся эфемерную облачность своих снов, Шайлиха пыталась заговорить с этими людьми, но все они, кроме мужчины с каштановой бородой, никогда ей не отвечали. А тот, хоть и вступал с ней в беседу, но голоса его она не слышала. Каждый раз, приблизившись вплотную к одному из тех, кто являлся ей во сне, молодая женщина просыпалась. «Я знаю тех, кто мне снится, — часто думала она. — Почему же мне все время твердят, что эти люди всего лишь плод моего воображения?»

Сестры снова и снова заставляли ее заучивать свои имена и поддразнивали ее, впрочем, совсем безобидно, когда она ошибалась. Фейли, Сакку, Забарра и Вона. Все они, по их словам, приходились ей кровными сестрами. Она и Сакку только что вернулись из долгого путешествия, во время которого ее муж был убит рыщущими по морю разбойниками. Им с Сакку чудом удалось спастись. Именно эта трагическая потеря стала причиной того, что Шайлиха временно потеряла память. Однако сестры готовы в любой момент помочь ей и медленно, очень постепенно, но обязательно расскажут ей подлинную историю ее жизни.

Им предстоит выполнить великую задачу, утверждали они, в которой каждой из сестер отведена своя роль. Шайлиха не совсем понимала, о чем речь, но знала, что изо всех сил постарается помочь: ведь они ее любимые сестры. Еще Фейли говорила, что, если странные сны не прекратятся, на смену им придут другие, гораздо более скверные.

Шайлиха вела здесь, во дворце, праздную жизнь. Отдыхай, выздоравливай, говорили сестры, но, конечно, ни на мгновение не забывай о своем будущем ребенке. Комнаты ей были предоставлены поистине великолепные. За ней ухаживали так усердно, что молодая женщина даже испытывала неловкость — дюжина служанок, готовых исполнить любой ее каприз, к такому она не привыкла. Каждое утро, когда Шайлиха неспешно поднималась, они готовили ей ванну, расчесывали волосы и помогали надеть любое, на выбор, платье, коих имелось великое множество. Ела она, как правило, в обществе сестер. Во время трапез сестры обычно вели беседу о прошлой жизни Шайлихи, пытаясь оживить ее воспоминания. Иногда они веселились, словно девчонки, вспоминая о тех или иных поступках, которые она совершала во времена своего детства и юности. И хотя молодой женщине пока так и не удалось ничего вспомнить, с каждым прошедшим днем крепла уверенность, что когда-нибудь это непременно случится.

Фейли, старшая из сестер, была к ней особенно добра. Раз в три-четыре дня она навещала Шайлиху и интересовалась ее самочувствием. Положив руку ей на живот, она закрывала глаза, как бы погружаясь в недоступный иным мир. А потом каждый раз заверяла, что с ребенком все в порядке и роды уже близко.

Но Шайлихе по-прежнему снились те люди. Не так часто, как поначалу, но все же это случалось, словно молчаливые призраки, они не желали покидать ее сознание. Что делать? Нужно набраться терпения и ждать, пока они исчезнут навсегда, именно так советовали ей сестры.

Думая обо всем этом в темноте своей спальни, молодая женщина внезапно услышала странные звуки, какое-то шуршание. Все еще не открывая глаз, она решила, что уже рассвело и служанки готовят для нее ванну. «Я, наверное, очень крепко спала, — подумала она, — раз ночь показалась мне такой короткой». Открывая глаза, Шайлиха приподнялась на постели.

То, что она увидела, заставило ее похолодеть от ужаса. Та спальня, в которой она привыкла пробуждаться, исчезла, сменившись маленькой комнаткой без окон и дверей, словно вырубленной в каменной глыбе. В тусклом свете единственной масляной лампы Шайлиха увидела, как из расщелин в своде и стенах стала выделяться темно-коричневая слизь, постепенно стекая вниз и скапливаясь на полу.

Едкий, неприятный запах слизи напоминал тот, который исходит от человеческих фекалий, казалось, он плавает по комнате тошнотворным облаком. Шайлиха закрыла руками лицо. Она хотела закричать, но нестерпимая вонь заставила ее чуть ли не вывернуться наизнанку в жестоком приступе рвоты. «Это невозможно! — мысленно воскликнула она, чувствуя, как по ночной сорочке течет теплое, влажное содержимое ее желудка. — Это все не на самом деле!» Шорох стал громче, теперь он сопровождался чьим-то писком.

Крысы. Они, казалось, вылезли из тех же щелей на стенах и, спрыгивая на пол в лужи слизи, поднимали свои усатые мордочки, словно пытаясь определить расстояние до постели, а затем начинали сновать вокруг нее, покусывая длинными остроконечными зубами простыни, Комнату заполняли все новые и новые твари, их писк слился в единую какофонию голода.

Шайлиха вновь закричала, с ужасом думая, что случится, если она упадет в обморок. Спустя несколько мгновений мерзкие твари начали карабкаться вверх по простыням. Вдруг женщина поняла, что дело вовсе не в крысах — постель двигалась сама по себе, все ниже опускаясь к полу. Разразившись истерическими рыданиями, Шайлиха встала на четвереньки. Шелковые простыни уже коснулись пола, окунувшись в зловонную коричневую слизь, которая начала ползти по краям постели и вскоре сомкнулась вокруг Шайлихи. Обхватив руками живот, она упала на постель. Последним, что она запомнила, прежде чем потерять сознание, были бросившиеся на нее крысы.

— Повторяю: если бы ты не упорствовала в своем решении раньше времени призвать охотников за кровью и вопящих гарпий, принц и Верховный маг были бы уже мертвы! — воскликнула Сакку. Забарра и Вона взирали на нее в недоумении; до сих никто из них не осмеливался разговаривать с Фейли в подобном тоне. — Как мы и предупреждали, старик и остальные маги Синклита насторожились, когда ты вернула к жизни этих практически бесполезных тварей. Если бы не это, мы еще там, во дворце, покончили бы со всеми ними. А в результате Виг и Тристан все еще живы и, скорее всего, пробираются в Призрачный лес.

Сакку разъяренным взором обвела собравшихся, после чего посмотрела на Гелдона, как обычно сидящего у ее ног на цепи, прикрепленной к железному кольцу в полу. Тот отвел взгляд. Никогда прежде он не видел ее в такой ярости и поэтому сейчас старался держаться как можно более незаметно. Можно не сомневаться, сегодня ночью кое-кто из обитателей Конюшен заплатит жизнью за такое настроение его хозяйки.

Четыре волшебницы уже больше часа сидели за пятиугольным столом. Фейли, как ни странно, выглядела совершенно спокойной. И, что было для нее совсем уж не характерно, терпеливо выслушивала упреки Сакку, обвиняющей ее в частичном провале евтракианской миссии. Однако сейчас Гелдон почувствовал — первую госпожу Шабаша начали утомлять эти нападки. Опустив голову, карлик со страхом ожидал, что же будет дальше. Сакку, между тем, не унималась.

— Мы с Наташей оставили у дворцовых ворот виктара, чтобы тот перехватил мага и принца, но он, по-видимому, убит, — продолжала она. — До сих пор одолеть твоего любимого питомца никому не удавалось. И что еще хуже, потеряна связь с Наташей. Остается предположить, что она тоже погибла. — Вторая госпожа Шабаша вспомнила испепеляющий взгляд Тристана, когда Клюге обмотал его шею цепью. Ей стало не по себе.

— Мы недооценили Избранного, — добавила Сакку более спокойно, — и теперь должны сделать все, чтобы ни он, ни маг не смогли помешать нашим планам. Если мы не разделаемся с ними, то можем потерять все.

Фейли испустила долгий вздох, точно ей все ужасно наскучило, поднялась и медленно подошла к камину. Первая госпожа Шабаша понимала, что сестры немало раздосадованы, но была убеждена, что для этого у них нет особых оснований. С тех пор как Шайлиха оказалась здесь, Фейли подвергала ее постоянному действию очень сложного заклинания, на что уходила значительная часть ее сил, и до сих пор у нее не было ни времени, ни терпения, чтобы объяснять остальным, как все обстоит на самом деле. Она нежно прикоснулась ладонью к покоящемуся на груди Парагону и повернулась к столу. Теперь, однако, настало время и им узнать все.

— Верьте мне, сестры, — на самом деле нам ничто не угрожает, — произнесла Фейли таким тоном, каким обычно обращаются к несмышленым, чересчур возбудимым детям. — Да, Избранный и Виг живы. Ну и что с того? Им не удастся пересечь море Шорохов. Вся королевская гвардия уничтожена. Даже если эти двое сумеют добраться до Фегана, что весьма сомнительно, учитывая его бдительных гномов, им будет мало толку от увечного старого мага… — На лице волшебницы промелькнула тут же исчезнувшая улыбка. — После того, что мы сделали с ним, он едва в состоянии передвигаться. А теперь, если его дочь и в самом деле, как ты предполагаешь, погибла, жизнь вообще утратит для мага-отступника какой-либо смысл. Но это не главное. Если мы добьемся того, что задумали, ни Тристан, ни Виг, ни даже Феган не смогут что-либо изменить. — В ее карих глазах светилась фанатичная уверенность.

Волшебницы удивленно воззрились на Фейли. Все они были убеждены, что с охотниками за кровью и гарпиями она совершила серьезную ошибку, но это не умаляло чувства восхищения умением и силой первой госпожи Шабаша, и никому из сестер, разумеется, даже в голову не приходило поднимать вопрос о ее главенствующей роли. «Она сильнее, чем все мы вместе взятые, — подумала Сакку. — А теперь, когда у нее Парагон, сила ее возросла еще больше. — Темноволосая волшебница слегка расслабилась. — Скорее всего, она права. Нас не остановит никто и ничто».

Фейли перевела взгляд на Бону. Отсвет камина играл в рыжих волосах красавицы, с шеи на золотой цепи свешивалась изумрудная подвеска в форме Пентангля.

— Ты привела с собой сестру Шайлиху?

— Она ожидает за дверью, — отозвалась Вона, — как ты и приказала. Но я никогда не видела ее такой расстроенной. Еще утром, сразу после пробуждения, Шайлиха хотела увидеться с тобой. Говорит, что ей приснился кошмарный сон. И весь день она ничего не ела, только плакала и бормотала что-то невразумительное насчет ужасов, которые якобы происходили ночью в ее спальне. Мы осмотрели комнату, но ничего там не обнаружили. Сегодня Шайлиха выглядит даже более удрученной, чем в тот день, когда впервые ступила на землю Пазалона. С ней на самом деле что-то произошло. Уж не сошла ли она с ума?

«А если бы я не исцелила ее искусанные крысами руки, ты бы не так еще встревожилась, — подумала Фейли. — Что ж, пора рассказать, что на самом деле произошло с Шайлихой».

— Со времени прибытия Шайлихи в Пазалон, — заговорила волшебница, — она находится во власти поддерживаемого мною заклинания. Я напоминаю вам об этом потому, что начиная с сегодняшнего дня она либо действительно полностью потеряет рассудок, либо по доброй воле станет одной из нас. В любом случае у нас останется ее ребенок. Если принцесса выживет, то, учитывая качество ее крови, она станет самой могущественной среди нас, и я с радостью уступлю ей место первой госпожи Шабаша. Не сомневаюсь, что по окончании обучения она станет адептом Каприза. — Фейли помолчала, глядя на удивленные лица сестер.

— Всем вам известно, зачем она здесь. Но есть кое-что, что вам — из-за ограниченного знания магии — пока не доступно. Объясняю: чтобы от нее был толк, Шайлиха должна захотеть помочь нам, захотеть от всей души. Для этого прежде всего необходимо, чтобы воспоминания о прошлой жизни начисто стерлись из ее памяти. Увидев принцессу, я сразу же поняла, что бесполезно просто морочить ей голову разговорами о том, какой якобы была ее прошлая жизнь. Если не одолеть то, что остается в подсознании Шайлихи, у которой слишком сильны внутренние связи с ее прошлым и слишком хороша «одаренная» кровь, все наши усилия могут оказаться напрасными. Единственный способ добиться, чтобы она по доброй воле стала пятой волшебницей, той, появления которой мы так ждали еще со времен войны с магами Евтракии, состоит в том, чтобы пробудить это желание в ее душе.

Фейли перевела взгляд на пятый, пустующий пока трон. Столетия в ней зрело желание увидеть это место занятым.

— Пройдет совсем немного времени, и у нас появится ее новорожденная дочка. Первый ребенок Избранной. — Фанатичный взгляд первой госпожи Шабаша показал остальным волшебницам, насколько она убеждена в непогрешимости своих слов. — А его мать либо выживет и станет одной из нас, полностью позабыв о своей прошлой жизни, либо погрузится в пучину безумия, сломленная наложенным на нее заклинанием. Третьего не дано.

— А почему бы тебе не рассказать нам, сестра, что это за заклинание? — спросила Сакку. — Пока мне кажется, что под его воздействием состояние Шайлихи только ухудшается. Каким же образом оно может помочь?

Фейли села на свой трон, улыбнулась, положила руки ладонями вниз на темную, покрытую искусной резьбой поверхность стола и пробежала взглядом по лицам сестер. «Да, они обладают значительной силой, — подумала она, — но, увы, не получили и сотой доли тех знаний, которыми владею я. И потому по сравнению со мной просто невежды».

— Ее старые воспоминания рассеются, потому что она сама захочет этого. Шайлиха присоединится к нам исключительно по своему желанию. — Первая госпожа Шабаша с чувством собственного превосходства слегка наклонилась над столом. — Я — единственная среди вас в полной мере освоила Каприз, поэтому неудивительно, что примененное мной заклинание никому из вас не известно. Оно называется «фантомные страдания». — Никто из сестер не проронил ни слова, все с любопытством смотрели на Фейли. — «Фантомные страдания» могут создать у человека желание изменить практически любой аспект своего поведения. К примеру, избавиться от страшных снов или, точнее говоря, от того, что воспринимается как сны.

Интерес Сакку возрос до предела, но сути сказанного она все еще не улавливала.

— Два дня назад, поняв, насколько непреодолимы связи Шайлихи с прошлой жизнью, я сказала ей, что всякий раз, когда воспоминания, которые она воспринимает как сны, будут одолевать ее, она должны рассказывать мне об этом. А вчера вечером, когда принцесса отправилась спать, я позаботилась, чтобы ею овладел особенно глубокий сон — скорее даже транс. Настолько глубокий, что Шайлиху удалось перенести в другое помещение и она не проснулась. Там, после пробуждения, ей пришлось пережить достаточно неприятные ощущения. — Фейли прищурилась. — Я создала сочащиеся сквозь стены человеческие экскременты, а затем и голодных крыс, которые лезли изо всех щелей. У Шайлихи не было возможности сбежать. Я сделала так, что экскременты почти затопили ее, а крысы напали на нее и искусали ей пальцы. Когда она потеряла сознание, я снова погрузила ее в глубокий сон. Затем, еще до того, как ее перенесли обратно в спальню, я исцелила ей руки — чтобы она не догадалась, что это был не сон. Ее выкупали и переодели в точно такую же ночную сорочку, как та, в которой она уснула. Очнулась она уже в своей собственной постели. Таким образом, принцесса уверена, что ей привиделся ночной кошмар, просто гораздо более реальный и ужасающий, чем предыдущие. Если проделывать такое достаточно часто, даже самый здоровой мозг может выйти из строя. Человеку, проснувшемуся в своей постели, и в голову не приходит, что все это подстроено. Шайлиха не усомнится, что все случившееся — лишь плод ее воображения. Она будет думать, что сходит с ума, и согласится на все, что может положить конец ее мучениям.

Сакку была потрясена. Да, такие «сны» могут лишить рассудка кого угодно, даже человека с «одаренной» кровью. И все равно она не могла понять, каким образом все эти ухищрения им помогут. Судя по лицам Забарры и Воны, те тоже были далеки от понимания.

Первой заговорила Забарра, как обычно поигрывая своим золотистым локоном.

— Все это, конечно, впечатляет, но каким образом это поможет заставить Шайлиху забыть свое прошлое? — спросила она.

— Таким, что единственный способ выжить для нее будет состоять в том, чтобы уничтожить прошлые воспоминания. И высокое качество крови принцессы позволит ей сделать это. Но она должна сама этого захотеть. Между прочим, когда я сказала ей, что всем нам пришлось пройти через то, что она переживает сейчас, — всем вам известно, что это очевидная ложь, — она приняла мои слова за чистую монету. — Фейли перевела взгляд на Вону. — Будь любезна, приведи сюда сестру Шайлиху.

Бона поднялась и вышла. Гелдон, по-прежнему сидящий у ног Сакку, потихоньку заерзал на мраморном полу. Настроение его хозяйки изменилось в лучшую сторону, но по прошлому опыту карлик знал, что это ненадолго. И держал ушки на макушке, стараясь не упустить ни слова.

Рыжеволосая волшебница вернулась вместе с Шайлихой, у которой был очень удрученный вид. Увидев Фейли, она тут же бросилась к ней, шелестя шелковым платьем, упала на мраморный пол у ее ног и разразилась бурными рыданиями. Первая госпожа Шабаша бросила быстрый взгляд на своих сестер, безмолвно приказывая им хранить молчание, а потом помогла принцессе подняться. Щеки молодой женщины блестели от слез, в глазах металось безумие и страх, словно у загнанного в угол животного.

— Что случилось, моя дорогая сестра? — участливо спросила Фейли. — Почему ты плачешь? — Она достала носовой платок и вытерла ей слезы.

— Опять кошмарный сон! — воскликнула Шайлиха, диким взглядом обводя лица сестер, словно надеясь, что те поймут ее и это облегчит боль. — Сегодня ночью. Ужасный, невероятно отвратительный! Что-то гадкое, зловонное текло по стенам, а потом появились крысы, десятки, сотни, они набросились на меня. Я была в какой-то маленькой комнате, откуда не было выхода. — Она замолчала, положив руку на выступающий живот. — Я подумала, что, если бы не ребенок, лучше бы мне умереть. — Она в отчаянии уткнула лицо в ладони.

— Сны иногда бывают очень реальны, — заметила Фейли. — В особенности у людей с «одаренной» кровью.

— Но это был не сон! — воскликнула Шайлиха. — Это случилось на самом деле! Я знаю, знаю! Я оказалась там, в этой маленькой комнате. Я не спала, и вокруг бегали огромные мерзкие крысы!

Фейли мягким движением взяла руки принцессы и осмотрела их.

— Но никаких следов укусов я не вижу, сестра моя, — успокаивающе произнесла она. — Разве такое возможно, если все, как ты говоришь, случилось на самом деле? Нет, это был сон, Шайлиха, но, боюсь, не совсем обычный. — На лице первой госпожи Шабаша возникло выражение беспокойства. — Мы уже некоторое время опасаемся, что такое может произойти.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда вы с Сакку вернулись из путешествия, я говорила тебе, что если сны-воспоминания не оставят тебя в покое, их сменят другие, гораздо более скверные. Вспомни, прошлой ночью тебе снова приснилось что-то из якобы прошлого, разве не так?

— Да.

— И, как я просила тебя, ты сразу же рассказала мне об этом. Среди прочего, тебе приснился высокий мужчина с каштановой бородой. Тот самый, который всегда пытается прикоснуться к тебе и заговорить с тобой, хотя ты не слышишь ни слова. Я правильно излагаю?

— Да, это так.

— Сегодняшний страшный сон — наказание за то, что ты никак не можешь освободиться от ложных воспоминаний, сестра. Вот почему тебя мучают ночные кошмары. Как только воспоминания уйдут, ночные кошмары немедленно прекратятся.

— Но я… не понимаю…

Фейли обхватила ладонями лицо принцессы.

— Ты ведь знаешь в глубине души, хотя и мало что помнишь, что всегда жила здесь, не правда ли?

— Да… Наверное…

— И что мы — твои сестры и всегда ими были? Шайлиха окинула взглядом лица остальных женщин и в сомнении прикусила губу.

— У меня нет оснований не верить вам.

— Тогда поверь мне, что твой сегодняшний ночной кошмар — всего лишь следствие ложных воспоминаний, — мягко сказала первая госпожа Шабаша. — Вы с Сакку только что вернулись из долгого опасного путешествия, целью которого было привезти домой камень, висящий сейчас у меня на шее. На вас напали морские пираты, твой муж трагически погиб. Если ты не избавишься от этих воспоминаний, твои сны будут становиться все ужаснее, и ты просто сойдешь с ума.

— Как же мне избавиться от них? — В голосе молодой женщины отчетливо ощущались страх и страстное желание понять, как ей покончить со своими мучениями.

— Призови на помощь свою «одаренную» кровь, Шайлиха. Всякий раз, когда тебя будут одолевать эти воспоминания, вспомни о своей «одаренной» крови и решительно отринь их.

— Но как?

— Сосредоточившись на жизни здесь, с нами, на том, о чем мы рассказывали. Эти ложные воспоминания вредят не только тебе самой, но и будущему ребенку. Если ты станешь действовать так, как я говорю, исчезнут и кошмары, и другие странные сны. И тогда ты начнешь вспоминать свою жизнь с нами и то, чему мы тебя учили.

Такая любовь и забота сестры успокаивающе действовали на истерзанную ночными кошмарами принцессу.

— Я постараюсь, — произнесла она, и ее всхлипывания стали тише.

— Знаю, моя дорогая, — ласково ответила Фейли. — Но пообещай мне кое-что, если хочешь преуспеть в этом.

Все что угодно!

— Если воспоминания, пусть даже мимолетные, снова нахлынут на тебя, ты, как я уже сказала, попытаешься отбросить их, а потом сразу же расскажешь мне обо всем.

— Только зная, что именно только что привиделось тебе, я смогу помочь увидеть реальность в истинном свете, отделить истину ото лжи. Нам всем пришлось пройти через такое, и единственное, что спасло нас, — это сестринские отношения и общая кровь. Твоя «одаренная» кровь не только поможет тебе избавиться от наваждений; отчасти в ней кроется и причина того, что с тобой происходит. Как только тебе станет лучше, мы начнем тебя обучать, и ты займешь за этим столом место, принадлежащее тебе по праву.

— Фейли многозначительно поглядела на пустовавший трон, Шайлиха проследила за ее взглядом. Потом она взглянула на Парагон, свисающий с шеи первой госпожи Шабаша, и, к радости последней, в глазах молодой женщины, впервые за все это время, вспыхнул всепоглощающий огонь жажды знаний.

— Я буду очень стараться, сестра, — послушно сказала Шайлиха.

— Верю, сестра моя, — отозвалась Фейли. — Я верю тебе.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Шел холодный дождь, когда Гелдон в почти непроглядной тьме покидал Цитадель. Лямка спрятанного под плащом кожаного мешка тяжело давила на горб, причиняя боль. Дождь все более усиливался, на темном небе не было видно ни звезд, ни лун. Протянувшиеся двумя рядами вдоль парапетов подъемного моста факелы шипели и мигали во мраке, освещая мокрые от дождя стены и выложенный брусчаткой мост. Замершие по обеим сторонам ворот стражники напоминали каменные статуи.

Покинуть замок следовало как можно быстрее.

Не догадываясь о том, вторая госпожа Шабаша подыграла карлику. Когда встреча волшебниц завершилась, Сакку приказала Гелдону найти ей новых рабов для Конюшен — единственная причина, по которой ему позволялось покидать замок в одиночку. Маленький горбун внутренне улыбался. «Точнее угадать момент было просто невозможно», — подумал он.

Конечно, Гелдону неоднократно приходила в голову мысль о побеге, собственно, ничто не мешало сделать это каждый раз, когда по приказу Сакку он покидал пределы замка. Потеря столь осведомленного личного раба не доставила бы его хозяйке, мягко говоря, никакого удовольствия. Однако волшебница еще много лет назад, когда он только начал служить поставщиком рабов для Конюшен, предупредила карлика, что если он попытается скрыться, она отправит на его розыски Фаворитов, предоставив им самые широкие полномочия в расправе над местными жителями. «Я не могу допустить, чтобы кто-то из моих сограждан пострадал из-за меня», — раз и навсегда решил Гелдон. Вот почему, вопреки овладевающему им время от времени непреодолимому искушению сбежать, карлик всегда возвращался.

Он нередко вспоминал о той ночи в Гетто Отверженных, когда стал рабом Сакку. Если бы не полученные от волшебниц «чары времени», он уже давным-давно кормил бы червей, Гелдон иногда задавался вопросом, а не лучше было бы, если бы она убила его прямо там, на месте. По привычке его короткие толстые пальцы прикоснулись к усыпанному драгоценными камнями железному ошейнику. Волосы встают дыбом, если вспомнить, что ему по приказу Сакку приходилось делать на протяжении всех этих лет. А как отплатить за то, что он по ее вине лишен мужской силы?

«Когда-нибудь я буду отомщен», — думал Гелдон, яростно сжимая кулаки.

Он частенько посещал конюшни Цитадели — обычные конюшни, в которых держали лошадей. Как всегда, конюхи и на этот раз при виде его с улыбкой переглянулись, а некоторые стали показывать на него пальцем. За пределами замка ни одному человеку не было известно о существовании других Конюшен, где содержались рабы, и Гелдон понимал, что улыбки конюхов никак не связаны с его родом занятий. Нет, их просто забавлял его облик. Заметив, однако, суровый взгляд карлика, они тут же отвернулись Меньше всего им хотелось навлечь на себя гнев Сакку, которой мог бы пожаловаться ее личный раб.

Следующие два часа Гелдон, подстегивая жеребца, под проливным дождем держал путь на юг. На дороге ему никто не встретился, что было неудивительно — чем ближе к цели его путешествия, тем пустыннее становилась местность, в особенности глубокой ночью. И вот наконец перед глазами карлика предстал город, прежде горделивый, а ныне превращенный волшебницами в медленно разрушающееся злачное место. Многие, очень многие становились узниками Гетто, но никто никогда не выходил оттуда. За исключением Гелдона.

И теперь он снова оказался у крепостного рва Гетто Отверженных.

Карлик привязал коня к одному из немногих хилых деревьев, оставшихся по эту сторону водной преграды, повесил на плечо кожаный мешок, до этого притороченный к седлу. Ремень давил на горб, причиняя боль, но что с этим поделаешь?

Без сомнения, во всем Пазалоне Гелдон был единственным человеком, входящим в Гетто и покидающим его по собственной воле. Добровольно там не оказывался никто, а если бы кто-нибудь из его обитателей знал, как оттуда выбраться, он уже давно осуществил бы это. Улыбка тронула губы карлика. Да, кроме него, никто и понятия не имел, как можно незамеченным проникнуть в город и выбраться из него наружу. Мысль об этом заставила Гелдона лишний раз почувствовать свою исключительность.

Набираясь решимости, он стоял, глядя на окружающую Гетто высокую крепостную стену и широкий, полный грязной воды ров. Карлик сознательно выбрал именно это место как наиболее удаленное от охраняемых Фаворитами городских ворот. Подойдя ко рву, он глянул вниз, на спокойную темную воду. Каждое проникновение в Гетто могло обернуться гибелью, и риск был больше обычного, когда его спину оттягивал тяжелый, громоздкий мешок. Однако выбора у Гелдона не было. Дело должно быть сделано, и притом так, чтобы стражники не заметили его ни на входе, ни на выходе из Гетто. А потом он сможет заняться поисками новых рабов для Сакку.

Карлик получше закрепил мешок на спине и сделал несколько глубоких вдохов. На последнем он задержал воздух, закрыл глаза и спрыгнул в ров.

Вода оказалась теплой и настолько густой от грязи, что Гелдон не решился открыть глаза. «Начинай отсчет, — приказал он себе, — и ищи решетку».

Карлик поплыл под водой, считая про себя. Досчитав до тридцати двух, он принялся ощупывать уходящую в воду крепостную стену и довольно быстро обнаружил то, что искал, — железную решетку. Чувствуя, что уже задыхается от недостатка воздуха, Гелдон выдернул ее из стены и опустил на дно рва. Придерживая мешок, он протиснулся в подводный туннель. И дальше поплыл со всей возможной скоростью, понимая, что вот-вот потеряет сознание. Наконец с последним усилием он всплыл на поверхность воды, судорожно хватая ртом пропитанный запахом нечистот воздух в темном каменном коллекторе.

Теперь он находился в Гетто.

Выбравшись из грязной воды, Гелдон, восстанавливая дыхание, распростерся на каменном ложе одного из неиспользуемых ответвлений коллектора, вспоминая, как впервые наткнулся на это место. Тогда, охваченный любопытством, он нырнул в заполненный водой подземный туннель, но на другом его конце обнаружил решетку. Чтобы расшатать ее, пришлось сделать не один заплыв, но в конце концов он с этим справился. И надо же — как раз той ночью, когда он собирался бежать из Гетто, на него наткнулась Сакку.

Карлик осмотрел мешок и с удовольствием убедился, что с ним все в порядке; конечно, его содержимое слегка подмокло, но осталось в целости и сохранности. Все еще тяжело дыша, он встал и, поднимаясь по пологому ответвлению коллектора, через некоторое время очутился на одной из улиц в заброшенной части Гетто.

Прижимаясь к стенам домов, Гелдон намеревался незаметно достичь первой цели своего пребывания в этом городе-тюрьме. Тьму разрывали лишь огни горящих кое-где костров, уличные масляные фонари не зажигались уже давно, да и уцелевших из них осталось не более трети. Все витрины лавочек и стекла в домах были давно разбиты. Карлик знал, что по улицам бродят шайки мародеров, нападая на всех, кто подвернется под руку, в том числе и на шлюх, у которых хватило глупости или храбрости заниматься своим ремеслом в это время суток. Здесь действовал единственный закон — закон выживания. Гелдон как-то внезапно осознал, что за три столетия многие поколения людей рождались, проживали свою жизнь и умирали здесь, понятия не имея о том, что творится во внешнем мире. В Гетто царила полная анархия. Люди жили, а вернее, существовали здесь точно дикие звери. И когда-то он был одним из них. Нет, быть рабом в Цитадели несладко, что ни говори, и все же лучше, чем провести всю жизнь в вонючем замкнутом мирке этого города.

Наконец карлик добрался до одного из узких закоулков, заканчивающегося тупиком. Там он счистил мусор с большой каменной плиты, подцепил ее за край и отодвинул. Под плитой находился деревянный ящик. Гелдон снял с него крышку и достал оттуда два предмета, без которых вряд ли мог рассчитывать уцелеть этой ночью. Первый — кинжал — он засунул за отворот сапога. Второй представлял собой грязный желтый балахон и призван был служить тому, чтобы все в городе обходили его стороной.

В таких балахонах в Пазалоне ходили прокаженные.

Одежда карлику досталась от умершего от проказы ребенка. Чтобы заполучить ее, Гелдон выполнил для убитой горем матери кое-какую черную работу. Всякий раз, когда он приходил в Гетто, это одеяние оказывало ему поистине бесценную услугу, обеспечивая полную неприкосновенность. Облачившись в него, карлик продолжил свой путь к городскому кварталу, где обитали прокаженные.

Некоторые из них попадались ему навстречу; при свете лун, проглянувших сквозь медленно расходящиеся, рваные облака, их желтая одежда была хорошо заметна. Несчастные брели, сутулясь и стараясь казаться как можно незаметнее под гнетом своей ужасной, постыдной болезни. Гелдону было жаль их, но помочь несчастным он ничем не мог.

Наконец он добрался до ветхого двухэтажного дома, выглядевшего так, словно его покинули не одно десятилетие назад. Он вошел внутрь и начал медленно подниматься на второй этаж, ловя знакомые звуки, которые должны были подсказать, что все соответствует его замыслу.

В комнате наверху карлика с радостью приветствовал молодой мужчина, тоже облаченный в желтую одежду.

— Я уж было подумал, что ты отдал концы! — воскликнул он.

— Понимаю, Иан, понимаю, — устало отозвался Гелдон. — За последний месяц столько всего произошло, прямо не знаю, с чего и начать. Я непременно расскажу тебе обо всем, когда у меня будет для этого побольше времени.

Светловолосый, голубоглазый мужчина когда-то выглядел крепким и привлекательным, но сейчас разрушительное действие болезни сказывалось на всем его облике. Иану было не больше тридцати, но он казался гораздо старше из-за своей гниющей, покрытой язвами кожи. «И тем не менее он не теряет бодрости духа, — подумал карлик. — Урок всем нам».

Когда карлик впервые повстречался с Ианом, следы проказы на его теле были едва различимы. Однако сейчас У Гелдона мелькнула мысль, что жить его другу, так живо интересующемуся всем происходящим за стенами города, осталось совсем недолго.

— Ну, как они? — спросил он, прислушиваясь к негромким звукам, доносящимся из угла убогой маленькой комнатенки.

— О, замечательно! — с гордостью объявил Иан. — они скучали по тебе.

У дальней стены от пола до потолка громоздились поставленные друг на друга маленькие клетки. В каждой из них сидел голубь. Они ворковали и живо переступали лапками, поворачивая головки то вправо, то влево, и карлик с удовлетворением признался себе, что их явно охватило возбуждение, когда он приблизился к клеткам. Иан ухаживал за птицами и тренировал их, а Гелдон приносил им пищу.

Карлик снял со спины тяжелый мешок и потер нывшую спину.

— Зерно? — с надеждой спросил Иан.

— Зерно. Позаимствовал на кухне в Цитадели. Едва не утонул, пока добирался до коллектора.

Без дальнейших разговоров Гелдон подошел к бюро в другом углу комнаты. Снял со стены свечу и, капнув воском, установил ее. Выдвинув ящик бюро, он достал маленький свиток пергамента, птичье перо и бутылочку чернил и начал что-то писать.

Карлик трудился долго, стараясь в немногих словах выразить все самое важное, зная, что находится не в ладах с правописанием, и все же надеясь, что тот, кому предназначалось послание, поймет его. Закончив, он свернул пергамент и запечатал его воском.

— Давай сюда одного из самцов, покрупнее, — велел он Иану.

Тот оглядел клетки и нашел крупного сизого самца, обладавшего безошибочным чувством направления. Бережно достав голубя из клетки, прокаженный протянул его Гелдону.

— Хорош, — удовлетворенно отметил карлик, оглядев птицу.

Тщательно привязав свиток к лапке голубя, он снова вручил его Иану. После чего достал с полки маленький деревянный предмет и закрепил его груди птицы — это свисток, который издавал неслышимый людьми свист, отпугивающий пернатых хищников.

Потом Гелдон снова взял голубя и вышел с ним на балкон. Нежно поцеловав мягкую серую головку, он выпустил голубя в темное небо. Тот взлетел, сделал большой круг над крышей, как будто прощаясь, и устремился к месту своего назначения. В Евтракию. В Призрачный лес. К магу по имени Феган.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

— Не напрягай взгляд. Чем сильнее стараешься, тем меньше увидишь.

Тристан восседал на Озорнике под жаркими лучами полуденного солнца, среди мягко покачивающихся под ветром стеблей золотистой пшеницы. Вот уже два часа он послушно старался делать все, что велел ему старый маг, но ничего не получалось. Просто безумие какое-то. Все равно что «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Принц напряженно вглядывался в указанное Вигом место, но не видел ни ущелья, ни моста через него, которые якобы находились прямо перед его глазами. Он видел все то же, что и с самого начала, когда они только углубились в это поле пшеницы — сосновый лес, уходящий, казалось, в бесконечность.

Покинув стоянку у реки, спутники все время двигались по бездорожью на северо-восток. О Наташе говорили мало, и еще меньше о той, которую Тристан воспринимал как Лилит. О чем тут было разговаривать? И все же… Принц понимал, что Наташа, госпожа Шабаша, она же дочь Фегана, мертва, и тем не менее не мог выкинуть из головы другую, прекрасную молодую женщину, которую, как он считал, спас от ужасной участи на придорожном постоялом Дворе. «Может, у меня ничего не получается, потому что я не в состоянии как следует сосредоточиться?» — мелькнула у него мысль.

Виг чувствовал, что воспоминания о Лилит не оставляют Тристана, и на протяжении последних дней старался как можно больше отвлекать его, в который раз подробно объясняя, что нужно делать, чтобы разглядеть ущелье и мост. Времени у него было в обрез — в обычных условиях требовались месяцы, чтобы человек с «одаренной» кровью овладел искусством видеть заколдованный вход в Призрачный лес, — но маг делал все возможное, чтобы принц освоил эту премудрую технику. Старик надеялся, что высокое качество крови Тристана ускорит процесс. Но проверить успешное освоение его уроков можно было только на опыте.

Сам Виг отчетливо видел и ущелье, и мост. Хорошо, что по крайней мере внешне они остались такими, какими запомнились ему. Но принцу в Призрачный лес не попасть, пока он сам не сможет увидеть ущелье и мост.

Маг слез с коня и подошел к Тристану. Может, если принц слегка отвлечется, это ему поможет?

— Что ты видишь? — спросил старик.

Тристан изо всех сил вглядывался в сосновый лес, пытаясь, как учил Виг, смотреть не глазами, а «кровью». «Предоставь действовать своей крови, — говорил маг. — Не тщись увидеть образ, просто дай ему возможность показаться тебе. Вглядывайся не глазами, а сердцем. И прислушивайся к тому, что подсказывает тебе кровь».

Раз или два принц улавливал среди сосен легкое мерцание и понимал, что дело тут не в жаре, а в его даре. Однако за последний час не произошло вообще ничего, и его начала одолевать усталость.

«Нужно, чтобы он поверил, — думал между тем старик. — Воля у мальчика куда сильнее, чем у других моих учеников. Ему просто требуется убедиться в своих возможностях».

Не говоря больше ни слова, маг зашагал по полю пшеницы, как будто в поисках чего-то. В конце концов он наклонился, поднял с земли довольно увесистый камень, вернулся с ним обратно и положил у ног Озорника.

— Хватит терзать глаза, посмотри лучше сюда, — сказал Виг.

Он указал пальцем на камень, и тот, поворачиваясь, начал медленно подниматься в воздух, а потом, по-прежнему повинуясь движению длинного пальца мага, поплыл в направлении соснового леса. Старик опустил руку, и камень завис в воздухе, медленно вращаясь, хлопнул в ладони, и камень полетел к земле, но не упал, как можно было ожидать.

Земля просто поглотила его, и он исчез. Тристан понял, в чем дело, — камень провалился в ущелье, то самое, которое ему никак не удавалось увидеть.

— Закрой глаза, — приказал маг.

Принц повиновался. Теперь он не мог ничего видеть, зато ощущал тепло солнечных лучей, обдувающий лицо ветер и слышал мягкий шорох покачивающейся пшеницы.

— А теперь открой.

Тристан открыл глаза и замер, безмерно пораженный тем, что увидел.

Сосновый лес исчез. На его месте тянулось каменное ущелье шириной не менее семисот футов, уходящее в обе стороны, насколько хватало взгляда. Основания его отвесных стен терялись во мраке где-то далеко внизу. И через эту гигантскую расселину был перекинут мост — деревянный настил с веревочными поручнями. Он слегка покачивался под ветром, издавая негромкий скрип.

Лес вообще-то остался, но он был совсем не таким, как прежде, и, главное, находился не там, где ранее, а по другую сторону ущелья. Подступающие к провалу деревья с огромными искривленными стволами и выступающими из земли узловатыми корнями имели такие густые кроны, что сквозь них не пробивалось ни одного солнечного луча. Землю покрывал необыкновенно высокий, густой мох, и повсюду пестрели цветы триллиума, такие же большие, как те, что принц видел неподалеку от Пещеры Парагона. Представшая глазам Тристана картина настолько напоминала увиденную тогда, что ему пришлось напомнить себе, что сейчас он достаточно далеко от Пещеры, которую совершенно случайно обнаружил несколько недель назад. Или, может быть, несколько жизней назад, как сейчас казалось принцу.

Спешившись, он как завороженный смотрел на Призрачный лес, созданный в свое время в качестве убежища для мужчин с «одаренной» кровью и все эти годы служивший им для Фегана, того пропавшего мага, которого Виг назвал «отступником».

А потом принц увидел гнома, возникшего, казалось бы, ниоткуда неподалеку от входа на мост и с вызывающим видом преградившего им путь.

Ростом он был Тристану до пояса или даже чуть ниже, но во всем остальном ничем не отличался от человека. В рыжих волосах коротышки мелькала седина, лохматая, тоже рыжая борода почти полностью закрывала лицо. У него были темные глаза-бусинки и похожий на картошку нос. Одет гном был в ярко-красную рубашку и синие штаны с лямками и нагрудником, на ногах красовались сапоги до колен с загнутыми вверх носками, а голову прикрывала потертая черная шляпа.

Тоже словно бы из ниоткуда позади гнома возникло кресло, в которое он уселся и, отстегнув от пояса флягу, отхлебнул большой глоток и принялся разжигать трубку, сделанную из кочерыжки кукурузного початка. Он, казалось, устроился тут надолго.

Первым молчание нарушил маг.

— Я совершенно ясно вижу ущелье, и в моих жилах течет «одаренная» кровь, — произнес он. — Пропусти меня через мост.

Прежде чем ответить, гном сделал еще один внушительный глоток из фляги.

— Я Малютка Шеннон, сторожу этот мост. Ну, видел я твой фокус с камнем. Ничего особенного. Что у тебя за дело?

Он затянулся и медленно выдохнул струю дыма.

— Нам нужно повидаться с Феганом, — сказал старик. При упоминании этого имени гном расправил плечи.

— Для тебя он господин Феган, — рявкнул он. — Господин никого не принимает. И все же я передам ему, что сегодня двое безуспешно пытались пересечь ущелье. Кстати, кто вы?

— Я Виг, Верховный маг Синклита, а это Тристан из дома Голландов, принц Евтракии. И я настоятельно советую тебе пропустить нас.

Услышав имена путников, гном поджал губы и постучал трубкой о каблук, вытряхивая из нее угольки. Потом встал, подошел чуть ближе и некоторое время молча разглядывал их, переводя взгляд с мага на принца.

— Я поставлен здесь, чтобы не пропускать никого, — наконец отозвался он. — И не вижу причины, по которой должен был бы выполнить твою просьбу.

— А почему мы не можем просто пройти по мосту в Призрачный лес? — шепотом поинтересовался, обращаясь к Вигу, Тристан. — Я не для того проделал столь долгий путь, чтобы повернуть обратно, испугавшись какого-то недомерка.

Внезапно ему припомнилась Наташа и ее слова о Шайлихе: «Ты никогда ее больше не увидишь… Она — одна из нас… О ней хорошо позаботятся». Эти слова ныне мертвой волшебницы часто всплывали в сознании принца, иногда почти болезненно смешиваясь с нежными словами той, которую он принимал за Лилит. Ведь никакой Лилит не было, только Наташа… И эта мысль лишь усилила яростное желание принца найти сестру. Он сделает все, чтобы вернуть ее, и пусть только кто-нибудь попробует помешать ему… в особенности кто-то, напоминающий этого высокомерного маленького гнома.

— Нет, — тоже шепотом ответил маг. — Если мы пройдем по мосту без позволения гнома, Феган почувствует это и постарается спрятаться от нас, в особенности учитывая что произошло в последние дни. Призрачный лес велик, и затеряться в нем не составит труда. А без Фегана мы окажемся на том же месте, с которого начали. К сожалению, Тристан, мы должны добиться, чтобы гном разрешил нам пересечь ущелье.

Принц просто ушам своим не поверил. Значит, Верховному магу Синклита требуется позволение какого-то коротышки, чтобы продолжить свой путь? Он взглянул на Малютку Шеннона. Тот развалился в кресле, несомненно, видя их огорчение и явно весьма довольный этим зрелищем.

— Откуда тебе это известно? — спросил Тристан.

— Потому что я сам принимал участие в создании и леса, и ущелья. — Маг поджал губы и провел рукой по длинному морщинистому лицу.

Принц внезапно почувствовал, что его терпение иссякло. Если невозможно иначе, он добьется позволения гнома. Не успел Тристан, однако, сделать и шагу, как почувствовал на своем плече руку старика.

— Если ты задумал отогнать сторожевого пса левой рукой, не забудь взять камень в правую, — прошептал маг ему на ухо. — В жилах гномов течет обычная кровь, но они чрезвычайно сильны и проворны, в особенности если кто-то сильно их рассердит. И не забывай, нам нужно его разрешение, чтобы пройти по мосту.

Не глядя на Вига, принц вытащил из ножен дрегган; как обычно, послышался долгий мелодичный звон. Мысль использовать мощное оружие против столь мелкого существа претила натуре Тристана, но что поделаешь? Ничто не остановит его на пути к сестре. Он шагнул вперед.

Неожиданно гном бросился ему навстречу. Принц, который на самом деле не хотел использовать дрегган, на мгновение заколебался, что было серьезной ошибкой. Молниеносно покрыв расстояние между ними, Малютка Шеннон прыгнул в ноги Тристана. Мост закачался под ними. Бедро принца пронзила жгучая боль. Гном с рычанием вцепился в него зубами, и впрямь напоминая бешеного пса.

Инстинктивно Тристан протянул вниз руку, чтобы схватить его за шиворот и оторвать от себя, но заколебался. Если ему удастся задуманное, то как бы Шеннон не отхватил зубами приличный кусок его ноги. Гном, между тем, всей тяжестью повис на нем, кровь из раны бежала ручьем.

В отчаянии принц бросил взгляд на меч, который сжимал в руке. Однако что-то подсказывало ему — убивать того коротышку нельзя, каким бы привлекательным ни казался этот способ решить проблему. Тристан решил действовать иначе, он хорошенько стукнул гнома рукоятью меча по голове. Но тот лишь с новой силой вгрызся в его ногу. Принц размахнулся и ударил гораздо сильнее. На этом раз гном потерял сознание и навзничь рухнул на настил моста.

Тристан в изумлении взирал на Малютку Шеннона, рот и лицо которого были испачканы его кровью. На ноге принца сквозь прореху в штанах виднелась рваная рана шириной около четырех дюймов. «Да, сторожевого пса так просто не отгонишь», — подумал он.

Виг между тем подвел коней к мосту.

— Советую привести его в чувство, — с кривой улыбкой произнес он. — Сколько раз нужно напоминать, что гном должен разрешить нам пройти по мосту. Интересно будет взглянуть, как ты сумеешь получить это разрешение после того, как вы познакомились столь близко. — Старик неодобрительно нахмурился, сложил на груди руки и замер в ожидании.

Тристан ухмыльнулся.

— Хватит насмехаться, не тебе же прокусили ногу, — возразил он.

Рана на ноге принца кровоточила, но на губах уже заиграла улыбка. Он вынужден был признать, что Малютка Шеннон проявил редкостное упорство.

— Брось мне меньшую из двух бутылок с водой, — попросил он мага.

Тот выполнил просьбу Тристана, тщательно следя за тем, чтобы ненароком не ступить на мост.

Принц вернул меч в ножны и подцепил ими за лямки штанов Малютки, а затем, покрепче упершись, вывесил гнома над пропастью. Потом он брызнул водой из бутылки в лицо Шеннона.

Открыв глаза и осознав ситуацию, в которой оказался Малютка отчаянно завопил и замолотил по воздуху руками. Поначалу он попытался освободиться, извиваясь всем телом, но быстро понял, что подобные действия крайне опасны. В конце концов он просто закрыл глаза маленькими ладошками и постарался висеть над бездонным ущельем как можно спокойнее — насколько это было возможно, учитывая, что он трясся от страха.

— Отпусти меня, — злобно прошипел он. — Я хранитель моста, и если со мной что-нибудь случится, вам придется держать ответ перед господином Феганом!

— Ну, тогда мне тем более следует тебя уронить. Ведь мы пришли сюда именно для того, чтобы увидеться с твоим господином, — хладнокровно заявил Тристан и слегка опустил ножны, отчего гном закачался над пропастью еще сильнее. — Позволь нам пройти по мосту, и я сохраню тебе жизнь.

— Нет! — В вопле Шеннона явственно слышалась смесь упрямства и страха.

Принц еще чуть-чуть опустил ножны.

— Ты, однако, тяжелый для такого мелкого создания. Прямо даже не знаю, надолго ли у меня хватит сил удерживать тебя.

Внезапно он дал дреггану опуститься на добрых полфута и надавил на вделанный в рукоятку рычаг. С громким металлическим лязгом лезвие выдвинулось вперед, вместе с ним переместился и гном, покачиваясь над бездной еще дальше от моста. Этого бедолага выдержать уже не смог.

— Можете пройти, — едва слышно выдавил он.

— Что? Не слышу, — насмешливо сказал Тристан.

— Можете пройти! — завопил гном. — Только сначала опусти меня на мост!

Принц уронил гнома на настил моста. Малютка Шеннон поднялся на трясущихся ногах и посмотрел в лицу принцу.

— Ты что, и вправду мог меня убить? — кротко поинтересовался он.

— Это уж как получилось бы, — ответил Тристан. В душе он конечно же не сомневался, что никогда не стал бы убивать такого кроху, и все же счел нужным показать, кто владеет ситуацией. — У нас к твоему господину важное дело, и никто не в силах нам помешать, даже ты. Пошли, — он повесил меч за спину.

Первым на мост ступил Малютка Шеннон, принц и маг, ведущий на поводу коней, последовали за ним. Глубина ущелья, похоже, не страшила животных, и только гораздо позже Тристан понял, в чем тут дело: они не испугались, потому что не видели ни моста, ни зияющей пропасти ущелья.

Когда вся процессия перебралась на другую сторону, принц упал на мягкую траву и Виг занялся его раной. Промыв ее, он замер, закрыв глаза и сложив перед собой руки. Тристан почувствовал, как жжение в ране уменьшается, и она стала затягиваться прямо у него на глазах. Боль постепенно сменилась покалыванием и легким зудом.

— Я ускорил процесс исцеления, — объяснил маг. — Потребуется еще какое-то время, но рана заживет без следа. А сейчас нужно идти. Времени у нас в обрез.

Принц встал, осторожно распрямляя раненую ногу, и подошел к Озорнику, но, прежде чем успел сесть в седло, почувствовал, как кто-то тянет его сзади за штанину. Обернувшись, он увидел гнома, тот стоял перед ним, повесив голову.

— Ну, что еще? — нетерпеливо спросил Тристан.

— Не надо мне было тебя кусать, — смущенно проговорил Малютка Шеннон. — Да ничего лучше в голову не пришло. Возьмите меня с собой, — внезапно выпалил он. — Пожалуйста!

— С какой стати? — отозвался принц. — Ты едва не помешал нам пересечь ущелье, да еще и вцепился мне в ногу. Не верю я тебе. Я никогда до сих пор не встречал представителей твоей расы, и первый из них произвел на меня не слишком хорошее впечатление.

Постаравшись придать лицу как можно более строгое выражение, он посмотрел вниз, в маленькие глазки гнома, с мольбой устремленные на него. И все же в глубине души Тристан чувствовал, что выполнит его просьбу. Он уже начал проникаться симпатией к Малютке Шеннону.

— Я могу отвести вас к господину Фегану, — сказал гном.

— Что это тебе вдруг вздумалось отводить нас к нему, когда ты только и делал, что пытался помешать нашей встрече? — спросил Виг, уже взгромоздившийся на коня.

Принц почувствовал, что старик на самом деле не доверяет гному.

— Потому что с тех пор, как он здесь, вы первые, кто прошел по этому мосту, — ответил Шеннон. — И если я не просто отпущу вас самостоятельно искать его, а отведу…

— То будешь лучше выглядеть в глазах своего господина, — закончил за него Тристан, вскинув бровь, копируя движение мага. И, в первый раз улыбнувшись гному, посмотрел на старика. — Что, мы и в самом деле доберемся быстрее, если он нас поведет?

— Скорее всего, — нехотя признал Виг. — Ты ведь знаешь, я могу чувствовать людей с «одаренной» кровью. Так мы и стали бы искать Фегана. Но если он не захочет, чтобы его нашли, вряд ли даже я смогу чего-либо добиться. Только учти — на тебя возлагается обязанность приглядывать за этим типом. Я не доверяю — и никогда не доверял гномам. — Он насмешливо покачал головой.

На лице Малютки Шеннона засияла широкая улыбка.

— Хватит торчать тут, — с нарочитой грубостью сказал принц, хотя и понимал — гном чувствует, что это напускное. — Давай залезай ко мне. — Услышав эти слова, Малютка протянул Тристану руку, и тот усадил его в седло перед собой.

Сияя от радости, гном указал в направлении чащи, и всадники вступили под своды деревьев Призрачного леса.

Целый день принц, маг и гном пробирались в полумраке и холоде Призрачного леса — солнце не могло проникнуть сквозь могучие кроны огромных деревьев. Как и тогда, когда он провел день в Оленьем лесу, Тристана не покидало странное ощущение, будто он внезапно оказался в каком-то другом мире и они чужие в этом загадочном и даже грозном, но таком прекрасному лесу.

Виг не разговаривал с Шенноном, и у принца создалось впечатление, что гнома это вполне устраивало. «Интересно было бы узнать, на чем основано их взаимное недоверие, — думал Тристан. — Наверняка корни его уходят в далекое прошлое».

Внезапно сидящий перед ним Малютка словно окаменел. Глянув вперед, принц понял, в чем дело. Они оказались перед небольшой поляной, залитой, в отличие от лесной чащи, ярким солнечным светом. От нее исходил тяжелый, тошнотворный запах, безошибочно указывающий на то, что здесь находятся чьи-то останки.

— Нужно объехать это место, — торопливо сказал гном. — Ни к чему смотреть на такие вещи. К тому же господин Феган ждет нас.

Именно прозвучавшая в его голосе настойчивость заставила принца остановиться и подхлестнула его решимость выяснить, в чем дело. Он слишком давно и хорошо знал Вига, и если у того были основания не доверять Шеннону, возможно, и ему следовало придерживаться той же позиции.

Он спрыгнул на землю, вытащил дрегган из ножен и поглядел в недовольное лицо Малютки.

— Тебе еще предстоит уяснить, что командовать мной не так-то просто, — резко ответил Тристан. — И еще мне кажется, ты начинаешь забывать полученный на мосту урок. — Он жестом дал понять магу, чтобы тот следовал за ним, и продолжал, обращаясь к Шеннону: — Между прочим, не вздумай увести наших лошадей. — Он насмешливо улыбнулся. — Ни мне, ни моему Озорнику это не понравится.

Не дожидаясь ответа, принц вышел на полянку. То, что он увидел, было результатом жуткой кровавой бойни. Попытка сосчитать мертвые тела окончилась неудачей — многие из них были расчленены. Совсем недавно тут происходило сражение… нет, настоящая резня. Земля пропиталась кровью, и вся поляна была завалена кусками человеческой плоти. Спасаясь от ужасного зловония, Тристан прикрыл ладонью нос и рот. Над трупами роились тучи мух. Приглядевшись внимательней, принц понял, что убитые непривычно малы.

«Все погибшие гномы, — внезапно понял он. — И кто-то — или что-то — попросту разорвало их на части».

Настораживало и другое. Там и тут, сияя на солнечном свете, белели кости, полностью освобожденные от плоти. «Любители падали не обгладывают кости дочиста, — подумал Тристан, — а эти просто как отполированные». Вдобавок нигде не было видно ни одной головы.

Почувствовав за спиной приближение Вига, он спросил: Как ты объяснишь все это?

Маг приподнял бровь и принялся расхаживать по поляне, время от времени наклоняясь, разглядывая останки и как будто совсем не замечая тошнотворного запаха разложения.

— Гномы, — заявил он наконец. — Тут погибло множество гномов — и очень скверной смертью. Их буквально растерзали на куски. — Старик огляделся по сторонам. — Ты заметил, что головы отсутствуют? Странно… Я никогда не был в восторге от гномов, но здесь произошла ужасная трагедия.

— Верно, — отозвался принц. — И какая-то бессмысленная.

— Может, только с нашей точки зрения, — медленно произнес Виг и обернулся в сторону покорно сидящего на Озорнике Шеннона, явно недовольного всем происходящим.

— Но гном знает больше, чем говорит. Их обычная манера.

Они вернулись к лошадям, и старик посмотрел в лицо Малютки таким взглядом, от которого могла бы заледенеть вода.

— Что здесь произошло? — требовательно вопросил он.

— Если тебе, Верховному магу, это непонятно, то где уж мне, темному, разобраться? — с сарказмом ответил Шеннон. — Хочешь знать, расспроси господина Фегана. Хотя, если мы так и будем торчать тут над мертвыми телами, то не скоро до него доберемся. — И гном отвернулся с таким видом, словно на сегодня был по горло сыт Вигом.

«Это он зря», — внутренне улыбнувшись, подумал Тристан.

Он чувствовал, что старик разозлился, но то, что увидел дальше, несказанно удивило его. Маг протянул руку и сдернул гнома с коня, так что тот повис в воздухе, болтая ногами. Не вызывало сомнений, что Виг хочет получить ответ на свой вопрос — и немедленно.

— Фегана здесь нет, и, по правде говоря, я начинаю сомневаться, что тебе известно, где он! Я даю тебе еще шанс, но только один, — прогремел маг, раскручивая висящего в воздухе гнома то вправо, то влево. — Что здесь произошло? Отвечай!

Принц снова внутренне улыбнулся — он вовсе не был так уж уверен, что этот поединок воли окончится в пользу старика. Связанный своей клятвой, серьезного вреда гному маг причинить не мог, да и без всякой клятвы, конечно же, не стал бы этого делать. И все-таки было интересно посмотреть, кто одержит верх.

— Ненавижу всех магов, кроме господина Фегана, и ненавижу магию, но больше всех ненавижу тебя! — заорал гном. — И ты не сможешь силой заставить меня говорить! Кроме того, если ты сам до сих пор ничего не понял, то никакие объяснения тебе не помогут!

Осознав, что все это лишь пустая трата времени, Виг бесцеремонно уронил Шеннона на землю. Тот молниеносно вскочил и, подпрыгнув, пяткой с силой заехал старику в голень. Маг вскрикнул и едва не упал.

Тристан даже помочь ему не мог, сгибаясь от хохота.

— И пусть это послужит тебе уроком! — с хмурым видом заявил Малютка, отходя к Озорнику и притороченной к его седлу вожделенной фляге с элем.

— Поскакали дальше, пока он не упился вдрызг, — все еще смеясь, сказал принц. — Великолепный нам достался проводник — упрямец редкостный, да еще и пьяница!

Сердито глядя на Тристана, старик стоял, потирая голень и снова оглядывая следы бойни на поляне.

— Не знаю, кто учинил все это, но целиком и полностью осуждать его не могу. Сейчас по крайней мере! И если хочешь знать, коротышка, я тоже терпеть не могу гномов!

С этими словами маг зашагал к своему коню, прихрамывая и гневно встряхивая седыми косичками.

Принц последовал за ним, снова расхохотавшись при виде того, как уже хлебнувший пива высокомерный маленький гном использовал пень, чтобы вскарабкаться на коня, и теперь восседал на нем с таким видом, словно он, а не Тристан был хозяином Озорника.

Никакие усилия не помогли принцу избавиться от мысли, снова и снова возникавшей в его сознании. «То, что случилось здесь, вовсе не несчастный случай, а ведь Призрачный лес был задуман как мирное, спокойное прибежище». Он покачал головой. Ясно одно — больше этот лес таковым не является.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Клюге взглянул на пронзенное дрегганом тело и струю темно-красной крови. «Жаль, что это не „одаренная“ кровь королевского щенка из Евтракии», — подумал он. Упершись в тело ногой, он с усилием вытащил меч. Его противник сражался неплохо, просто мало кто оказывался в состоянии противостоять капитану Фаворитов Дня и Ночи. «Но когда-нибудь и труп принца Евтракии будет лежать у моих ног, — подумал Клюге. — Пока он жив, мою задачу нельзя считать выполненной, и Сакку не будет принадлежать мне».

Он бросил взгляд на стоящего рядом Траакса.

— Давай следующего. Как видишь, с этим покончено.

Тот отправился за следующим воином, которому, без сомнения, также будет суждено погибнуть от руки своего командира. Достойная судьба, как считали многие.

Дожидаясь Траакса, капитан провел рукой по мокрым от пота волосам, откинул их за спину и связал на затылке. Потом перевел взгляд на чистое пазалонское небо. Лениво промелькнула мысль: а какая погода сейчас в Евтракии? В Евтракии, по которой все еще бродят Верховный маг и этот щенок Тристан, чудом избежавшие смерти во время резни во дворце в Таммерланде. Мужчины с «одаренной» кровью, которых Клюге так страстно жаждал уничтожить.

У подножия холма, на вершине которого он сейчас стоял, проходили тренировочные бои Фаворитов. Здесь, недалеко от Цитадели, располагался их самый большой лагерь. Особенностью сегодняшних схваток было то, что сражения велись до смерти одного из противников. Клюге всегда старался принимать участие в таких боях.

Вскоре после того, как были созданы Фавориты Дня и Ночи, задолго до появления на свет Клюге, перед волшебницами встала проблема обучения крылатых воинов. В Пазалоне никогда не было регулярной армии, никто здесь понятия не имел, как нужно учить военному искусству, да и оттачивать навыки было не на ком. Попытка вовлечь в процесс обучения местное население всякий раз оборачивалась самой настоящей резней и, соответственно, не достигала своей цели. Волшебниц, конечно, совершенно не волновала участь местных жителей. Их единственной заботой было найти способ научить Фаворитов военному делу, поскольку в конечном счете все затевалось ради нападения на Евтракию.

В итоге волшебницы решили, что Фаворитам не остается ничего другого, как сражаться друг с другом — причем иногда не просто до первой крови, но и до смерти. К удовлетворению Шабаша, крылатые воины ничего не имели против таких боев. Да, при этом кое-кто погибал, но зато насколько возрастало их военное мастерство, а заодно происходила выбраковка менее искусных воинов. Тем, кто неоднократно оказывался победителем, сумев пережить несколько сражений, присваивали офицерское звание, а получившие серьезные ранения переводились на более легкую службу. Погибших же превозносили как героев, их тела сжигали на огромных погребальных кострах, подолгу освещавших ночное небо Пазалона.

На холм поднимался Траакс в сопровождении очередного воина. Сражения с участием Клюге всегда проходили на возвышенности. Этим капитан достигал двух целей. Во-первых, оттуда он имел возможность следить за тем, как проводят бои остальные воины, а во-вторых, те могли видеть, как сражается он сам, и, следовательно, в очередной раз убеждаться, что равных ему нет. Эта мысль доставляла капитану особое удовольствие. Существовала одобренная волшебницами традиция, согласно которой любой воин, сумевший победить своего командира, занимал его место — таким образом стал капитаном и он сам. Подобная практика, которой придерживались с незапамятных времен, обеспечивала пребывание на посту командира Фаворитов действительно лучшего из лучших.

Приведенный Трааксом воин выглядел внушительно и, судя по выражению его глаз и множеству шрамов на теле, вышел победителем не в одной смертельной схватке. Бросив взгляд вниз, Клюге заметил, что многие воины перестали сражаться и обратили взор в его сторону. Капитан всегда учил их быть готовыми к любой неожиданности, не доверять никому и действовать молниеносно. Пришла пора, решил он, подкрепить этот урок наглядным примером.

Когда Траакс и воин подошли к Клюге на расстояние около ста шагов, он повернулся к ним спиной, то есть сделал то, чего никогда не рекомендовал делать своим подчиненным.

Медленно, почти незаметно правая рука капитана скользнула вдоль тела и отцепила от пояса фрезер, тогда как его противник еще не вытащил свой дрегган, о чем Клюге догадался, поскольку не слышал характерного звона, возникающего, когда меч вынимали из ножен. «Вот она, его роковая ошибка, — подумал капитан Фаворитов. — А ведь я всегда учил своих людей, что оружие должно оказываться в руке в тот момент, когда они увидят врага. Эта ошибка будет стоить ему жизни».

Клюге молниеносно развернулся. Фрезер прорезал воздух, превратившись в сверкающий серебристый круг, и полетел точно в цель. Острые зубья рассекли шею воина над гортанью, и его голова скатилась на траву.

Капитан перевел взгляд на подтянувшихся поближе к месту скоротечной схватки Фаворитов и поднял меч.

— Оставь тело здесь, — небрежно бросил он Трааксу, обрызганному кровью погибшего воина. — И пусть все они, — Клюге сделал жест в сторону солдат у подножья холма, — своими глазами увидят, что случается с тем, кто оставляет врагу хоть единственный шанс.

— Неплохо проделано, — услышал капитан за своей спиной женский голос и, повернувшись, увидел Сакку.

На волшебнице было белое шелковое платье, темно-голубые туфельки и в тон им сапфировые драгоценности. Распущенные черные волосы развевались под порывами легкого ветерка. В пыли у ног Сакку сидел ее раб, маленький горбатый карлик Гелдон, в руке она держала усыпанную драгоценностями цепь, прикрепленную к его железному ошейнику. В другой руке волшебницы был зонтик, раскрытый для защиты от солнца. В таком виде уместнее было бы явиться на бал, а не туда, где мужчины убивают друг друга. Однако Клюге хорошо знал вкусы госпожи Шабаша и потому нимало не удивился.

Он не видел Сакку уже несколько дней, и, хотя великолепно изучил каждую черточку прекрасного лица и каждый изгиб поистине совершенного тела волшебницы, ее несравненная красота в который раз подействовала на него словно удар молнии. Вместе с тем на капитана Фаворитов нахлынули горькие воспоминания о взглядах, которые она бросала на принца Евтракии, этого сосунка с «одаренной» кровью, — на него, Клюге, она так никогда смотреть не будет. Жгучая ненависть к Тристану, этому так называемому Избранному, вновь овладела капитаном.

— Вижу, вы не забыли обычай сражаться до смерти, — улыбнулась Сакку.

Клюге и Траакс одновременно опустились на одно колено и сказали в унисон:

— Я живу, чтобы служить.

— Волшебница вздохнула.

— Можете подняться.

Клюге прищурился, снова взглянув на карлика у ее ног, и заметил в его глазах презрительную усмешку. «Что за необходимость повсюду таскать за собой этого уродца? — подумал он со злобой. — Однажды она может пожалеть о том, что сделала его своим рабом. И в то же время я отчасти завидую жалкому горбуну — ведь он всегда рядом с нею».

— Мне нужно поговорить с тобой, капитан. Траакс, можешь быть свободен, — произнесла Сакку.

Тот поклонился и начал спускаться по склону холма, но Клюге окликнул своего помощника.

— Начни подсчет погибших, — приказал он. — Когда их число достигнет двух сотен, заканчивай занятия. Потерять больше за одну тренировку мы себе позволить не можем.

Волшебница, задумчиво нахмурив брови, смотрела на капитана Фаворитов.

— Следуй за мной, — наконец велела она. Карлик покорно семенил рядом. Отойдя достаточно далеко от места проведения занятий, она повернулась к Клюге, и Гелдон тут же опустился в траву у ее ног.

— То, что ты сейчас услышишь, должно остаться между нами, — заявила Сакку, не сводя с капитана пристального взгляда миндалевидных глаз. — Если проболтаешься кому-нибудь, проклянешь день, когда появился на свет. Ты хорошо меня понял?

— Я могу говорить свободно? — спросил Клюге.

Он редко испрашивал у нее эту привилегию, но сейчас, учитывая серьезность момента, ему хотелось иметь возможность высказывать свое мнение.

— Можешь.

— Я, как и всегда, сочту за честь выполнить любое желание моей госпожи. Тем не менее не кажется ли тебе, что неразумно позволить услышать нашу беседу еще паре ушей? — Он бросил тяжелый взгляд на карлика, чтобы у Сакку не осталось никаких сомнений, кого он имеет в виду.

— Пусть это тебя не беспокоит, — со смехом отозвалась вторая госпожа Шабаша. — Гелдон со мной вот уже больше трехсот лет, и не раз ему приходилось слышать вещи чрезвычайной важности. Я повсюду беру его с собой, потому что он забавляет меня — а кроме того, выполняет кое-какие серьезные поручения.

Внезапно карлик вскочил на ноги и завопил, возмущенно выставив подбородок:

— Нечего строить из себя важную персону! — Это был прекрасный случай продемонстрировать госпоже свою преданность. — Ты еще на свет не родился, когда я прожил уже почти три сотни лет! То, что госпожа доверяет тебе, она без опаски может доверить и мне!

Сакку влепила горбуну хлесткую пощечину, свалив его с ног.

— Я позволила капитану говорить свободно, но, насколько помнится, тебе, недомерок, такого разрешения не давала, — усмехнулась она.

Гелдон наконец изловчился встать на четвереньки. Волшебница бросила цепь на землю, протянула к нему руку, и внезапно карлик захрипел, как будто ему стало нечем дышать. Ошейник начал стискивать его горло.

— Сколько я тебя ни наказываю, ты никак не желаешь чему-либо учиться, — промурлыкала Сакку, явно наслаждаясь ситуацией.

Глаза Гелдона едва не вылезали из орбит, побледневшее лицо начало синеть.

— Я ведь говорила, что он ужасно меня забавляет, — произнесла волшебница.

Клюге видел — хотя ему, разумеется, было на это наплевать, — что карлик вот-вот задохнется. Однако буквально в самый последний момент Сакку вскинула руку, прекратив пытку. «Она частенько развлекается таким образом с уродцем, — понял капитан, — и прекрасно знает, как далеко может зайти. Точно так же она поступает, когда приказывает мне лечь с ней в постель».

Заходясь в кашле, Гелдон поднялся на ноги и снова уселся у ног своей госпожи, как будто ничего не произошло.

У Сакку был такой довольный вид, будто наказание карлика оказало на нее благотворное воздействие.

— Перейдем к делу, капитан, — сказала она уже серьезно. — Я хочу, чтобы ты удвоил охрану Цитадели.

— Конечно, госпожа, — ответил Клюге. — Но хотелось бы знать — разве возникла какая-то новая опасность? Я ни о чем таком не слышал, в стране, по моим сведениям, все спокойно.

— Причина моего беспокойства — не Пазалон, — Сакку нахмурилась, — а Евтракия. Ты не хуже меня знаешь, что, несмотря на успех кампании в целом, свою миссию до конца мы не выполнили. Верховный маг и Избранный до сих пор живы. И у меня нет никаких сомнений, что они сделают все возможное, чтобы попытаться пересечь море Шорохов и добраться до Шайлихи. Невероятно, но им каким-то образом удалось избежать всех ловушек, оставленных мною перед тем, как мы покинули Евтракию. Боюсь, я недооценила их живучесть. Правда, ни Виг, ни даже Феган не знают, как пересечь море. Они не виделись более трехсот лет, но Верховный маг, несомненно, попытается найти Фегана, и результат их встречи может оказаться совершенно непредсказуемым. А Фейли между тем совершенно не принимает это во внимание. — Волшебница отвернулась и добавила еле слышно, как бы обращаясь к себе самой: — Иногда мне кажется, что почти все ее действия ошибочны… — Сакку замолчала, словно уйдя в свои мысли, но в конце концов стряхнула с себя оцепенение. — Как бы то ни было, остальные сестры не поставлены в известность, что я решила принять дополнительные меры предосторожности. Фейли считает, что никакой опасности не существует, Виг, даже объединившись с Феганом, никогда не сможет пересечь море. Скорее всего, в этом она права. Но моя кровь упрямо твердит, что они все же попытаются это сделать. И тогда тебе представится еще один шанс убить Избранного.

При мысли о том, что можно прикончить принца Евтракии здесь, на своей собственной земле, кровь быстрее заструилась в жилах Клюге. «На этот раз плаксивый щенок не ускользнет от меня, — подумал он, — и его „одаренная“ кровь ему не поможет. Я убью его прямо на глазах у второй госпожи Шабаша. Пусть увидит, кто из нас двоих достоин называться мужчиной!»

— Судя по выражению твоих глаз, перспектива убить Тристана доставляет тебе удовольствие, — удовлетворенно заметила Сакку. — Что ж, я тебя понимаю. А теперь слушай меня внимательно: он не умрет, пока я не улажу с ним кое-что. Принца нужно будет захватить и доставить ко мне живым. В противном случае ты немедленно вслед за ним отправишься в Вечность, где вы сможете бесконечно долго выяснять, кто из вас двоих обладает большей силой. — Губы волшебницы искривила язвительная улыбка. — Верховный маг должен умереть, и как можно быстрее, с ним можешь поступать так, как заблагорассудится. Но принц мой.

— Да, госпожа. — Клюге тоже позволил себе еле заметно улыбнуться. — Все будет, как ты велела.

— Отлично. — Она перевела взгляд на карлика и приказала, словно обращаясь к собаке: — Встать! Отправляйся Конюшни и найди мне там на эту ночь раба получше. — Сакку бросила на капитана насмешливый взгляд. — Я же говорила, от него немало пользы.

Раздумывая о неожиданном появлении второй госпожи Шабаша, Клюге спускался по склону холма. Им владело знакомое чувство разочарования и боли, и еще ярче разгоралось яростное желание найти и убить единственного мужчину во всем мире, который, по-видимому, был интересен Сакку.

Избранного.

Впрочем, что толку мучиться по этому поводу сейчас? Близость Сакку — исходящий от нее запах и взгляд темных, соблазнительных глаз — всегда пробуждала в капитане животные инстинкты. Она дала ему понять, что сегодня ночью для удовлетворения ее похоти будет использован другой, и единственным способом разрядки для Клюге могло стать посещение борделя.

Да, именно так он и сделает.

Сопровождаемый Трааксом, капитан Фаворитов подошел к погребальному костру. Один из воинов поднес факел к сухим веткам в его основании, и трупы почти мгновенно охватило пламя. В воздухе поплыла сизая дымка копоти, источающая хорошо знакомый запах горящей плоти.

— Ты распорядился собрать оружие погибших? — спросил Клюге своего помощника.

— Да, мой командир, — отозвался Траакс. — Как обычно.

— Сколько раненых?

— Четыре с половиной сотни. Двести пятьдесят из них больше не смогут сражаться, — ответил Траакс. Капитан кивнул. Такое число потерь считалось нормальным для одного дня тренировочных занятий «до смерти», и оба это прекрасно знали. — И я хотел бы напомнить, что скоро во Дворце Павших Героев начнется качинаар. Все уже готово, и мы надеемся на твое присутствие, командир.

Клюге с недовольным — скорее напускным — видом воззрился на Траакса. «Похоже, надо бы почаще напоминать ему, кто здесь главный, — подумал он. — Соображает, конечно, неплохо. Однако нужно следить, чтобы его амбиции не зашли слишком далеко».

— И кто отдал такое распоряжение?

— Я, мой командир. — Траакс смиренно склонил голову.

— Что за преступление?

— Один из сражающихся сегодня на мгновение заколебался, прежде чем убить своего противника. Они были друзьями. В итоге он, разумеется, его прикончил, но наблюдавший за схваткой офицер считает, что он действовал нерешительно, и обратил на это мое внимание.

— И что, он в самом деле действовал нерешительно? — поинтересовался капитан.

На губах Траакса мелькнула злобная усмешка.

— Разве это имеет какое-то значение? Его собеседник понимающе ухмыльнулся.

— Ты прав. Ладно, можешь начинать качинаар. Я приду попозже. И позови Ариаль. Я хочу, чтобы она тоже там присутствовала.

— Будет исполнено, мой командир.

Клюге медленно шел по одной из улиц в укрепленном лагере Фаворитов, как обычно восхищаясь сложностью фортификационных сооружений и прекрасно налаженной деятельностью всех служб. Да, волшебницы все прекрасно продумали, создавая свою армию.

Лагерь включал в себя казармы, где размещались крылатые воины, и множество служебных помещений, без которых не смогла бы существовать ни одна армия. Огромному воинскому подразделению было не обойтись без мастерских оружейников, тренировочных площадок, конюшен, кузниц и, конечно же, искусных целителей. В Пазалоне было три таких лагеря, и Клюге знал каждое строение в любом из них, поскольку основные его обязанности как раз и состояли в том, чтобы надзирать за деятельностью армии. Сегодня он прибыл сюда, поскольку по расписанию именно в этом лагере был день тренировочных схваток «до смерти», которые он старался никогда не пропускать, где бы они ни происходили.

Лагерь окружали высокие стены из грубо отесанного камня. На верху крепостного вала расхаживали дозорные, в чью задачу входило убивать любого пазалонца, у которого хватило бы глупости хотя бы из любопытства приблизиться к лагерю. Правда, за всю свою жизнь Клюге не слышал ни об одном таком случае. Но ему было ясно и другое — если бы кто-то из пазалонских граждан чудом оказался внутри внешне грубых стен, увиденное стало бы для него невероятным потрясением. Вместо примитивных условий жизни, к которым он привык, этот человек увидел бы немыслимую, с его точки зрения, роскошь.

Стены домов лагеря были сложены из прекрасного мрамора, а их внутреннее убранство выглядело просто великолепно. Красивые, просторные улицы, вымощенные черным гранитом, освещали установленные на всех углах масляные фонари. Бордели, казармы и в особенности родильные дома утопали в невероятной роскоши. Все воины получали прекрасное питание и проходили первоклассное обучение. И конечно, в борделях их обслуживали самые привлекательные и умелые шлюхи.

«Они поступили чрезвычайно мудро, обустраивая Фаворитов с такой роскошью», — в который уже раз подумал Клюге. Понятно, зачем это было сделано — если крылатые воины будут всем довольны, у них не возникнет и мысли о мятеже. Такая мощная структура, как армия Фаворитов, могла представлять некоторое беспокойство для Шабаша в случаях недовольства действиями волшебниц. На мгновение закрыв глаза, капитан с наслаждением припоминал, сколь безграничные возможности открывались перед ним, командиром Фаворитов. После волшебниц он мог считаться самым влиятельным человеком в Пазалоне. «Да, — внутренне улыбнулся Клюге. — Мои люди всем довольны. В основном потому, что ничего лучшего представить себе они не могут. Ведь они никогда не бывали внутри Цитадели и не проводили ночи с волшебницами».

Свернув за угол и уже приближаясь к величественному Дворцу Павших Героев, капитан напомнил себе, что кроме защиты волшебниц и поддержания порядка в стране у него есть еще одна весьма важная обязанность. Она состояла в том, чтобы всячески способствовать увеличению численности крылатых воинов. С этой целью и создавались роскошные бордели, в результате деятельности которых постоянно пополнялись родильные дома. Вся эта система была создана задолго до Клюге и, скорее всего, намного его переживет. Волшебницы не удостаивали Фаворитов даром «чар времени», хотя применяли к ним заклинания, ускоряющие взросление и замедляющие старение, с тем чтобы расширить границы детородного периода их жизни.

Время от времени первая госпожа Шабаша появлялась в одном из укрепленных лагерей, и все его обитатели собирались, преклонив колени, в ожидании, пока она наложит свои заклинания. Посещая бордели, Фейли определяла, есть ли среди женщин беременные. Если таковые обнаруживались, их немедленно поселяли в самых лучших помещениях, и Фейли с помощью заклинаний сокращала срок созревания плода. Клюге много чего повидал в своей жизни, но эта противоестественная деятельность первой госпожи Шабаша потрясала даже его.

Внезапно в голову капитана пришла одна мысль: а сколько воинов волшебницы захотят иметь теперь, когда их миссия в Евтракии в общем и целом успешно завершена? Может, они не собираются ограничить свои завоевания только Евтракией? Клюге от всей души надеялся, что дело обстоит именно так. Предвкушая смерть и разрушение, которые его армия понесет с собой и дальше, он с невероятной силой стиснул рукоятку дреггана.

Дворец Павших Героев представлял собой огромное здание, размерами и роскошью уступающее, пожалуй, только самой Цитадели. Стены его были облицованы светлым мрамором с прожилками темно-синего цвета. Массивные мраморные колонны поддерживали черепичную крышу, Украшенную позолотой.

Клюге поднялся по ступеням и вошел в просторный зал. Открывшееся зрелище, как обычно, доставило ему огромное удовольствие. Дворец Павших Героев был задуман как место веселья, а не скорби. И сегодняшнее празднество, по традиции устраиваемое после тренировочных боев «до смерти», всегда отличалось редкостным разгулом и непотребством. Но особенно увлекательной эту оргию обжорства, неумеренного потребления вина и распутства делало то, что сегодня тут должен был происходить качинаар.

За установленными в зале столами сидели сотни Фаворитов, в основном офицеров, — отдавая должное угощению и выпивке, они хохотали, похлопывая друг друга по спинам между темными кожистыми крыльями. Многие из них были уже в изрядном подпитии и в который раз пересказывали подробности своих сегодняшних сражений, в результате которых сумели уцелеть. Крылатые женщины подносили гуляющим все новые блюда и напитки.

Время от времени один из воинов привлекал к себе женщину, с не вызывающими сомнений намерениями. Та с готовностью откликалась на призыв. Чаще всего яростное соитие происходило тут же, в присутствии всех остальных, либо на полу, либо на столе, среди блюд с едой и напитками. Остальные подбадривали пару похотливыми возгласами. В обычных обстоятельствах подобным услаждениям плоти предавались до рассвета, но только не сегодня, когда ожидался качинаар.

Капитан Фаворитов оглянулся в поисках своего первого помощника. Увидев начальника, Траакс вскочил, уронив кубок с вином и сбросив с колен сидящую там обнаженную женщину. По его призыву поднялись и остальные воины.

Слаженно, в унисон щелкнули каблуки сапог. Со всех сторон послышались приветственные крики, и буйная оргия возобновилась. Клюге жестом подозвал к себе помощника.

— Все готово? — спросил он.

— Да, мой командир.

Капитан прищурил глаза.

— Ариаль здесь?

— Конечно. Она ждет вас и полна страстного желания.

В сопровождении Траакса Клюге двинулся сквозь беснующуюся толпу и остановился в предназначенном для проведения качинаара месте. Качинаар был личным изобретением Клюге, и он испытывал по этому поводу немалую гордость. Став капитаном Фаворитов, он понял, что для поддержания порядка необходимо, чтобы воины безмерно уважали его и столь же безмерно перед ним трепетали. Просто убить провинившегося, как обычно поступали раньше, ему показалось мало, в особенности с учетом того, что численность армии неуклонно возрастала, требовалось найти более эффективный способ. Клюге не обладал ни временем, ни терпением, чтобы в случае правонарушения проводить длительное расследование. Вместо этого он изобрел гораздо более незамысловатый способ решения проблемы — учредил особое испытание, которое получило название «качинаар».

Идея качинаара была предельно проста и столь же эффективна. Ему мог быть подвергнут любой воин, обвиненный кем-то из своих товарищей в правонарушении, пусть даже совсем незначительном. Окончательное решение по этому поводу принимали либо сам Клюге, либо Траакс. Не имело ни малейшего значения, был или не был на самом деле виновен тот, кому предстояло пройти испытание, важно, что обвинение было предъявлено. Кстати, качинаар применялся не только к мужчинам, но и к женщинам. Клюге знал нескольких офицеров, которые, несомненно, были виновны и тем не менее, сумев пережить качинаар, были полностью восстановлены в своих правах. И те, кому это удавалось, больше уже никогда не допускали нарушений установленных среди Фаворитов норм поведения.

Тот, кто пережил качинаар, считался невиновным, а погибшие, соответственно, наоборот, все это должно было послужить — и служило! — весьма действенным предостережением остальным.

Все уже было готово, можно было приступать. Над глубоким колодцем, начинающимся от уровня пола, на веревках, тянущихся от запястий к скобам в стене, висел, покачиваясь, обвиненный в правонарушении воин. Он посмотрел на Клюге, не произнося ни слова, потому что знал — это будет воспринято как признак слабости и в любом случае ничем не сможет ему помочь. Обреченные качинаару, унизившиеся до того, чтобы умолять о милосердии или пытаться объясниться, погибали всегда, без каких-либо исключений, причем смерть их была медленной и жестокой. Качинаар задумывался совсем не как суд, где приводятся доводы «за» и «против».

Подойдя к краю колодца, Клюге взглянул на его дно, усыпанное клочьями одежды и отполированными до блеска костями погибших воинов, где были привязаны три пазалонских волка. Их отловили в дикой местности и долго морили голодом. Скаля зубы, серые хищники с голодным огнем в глазах поглядывали на висящего над ними крылатого человека, рассматривая его лишь как предстоящее блюдо своей трапезы. Капитан с удивлением заметил, что на шеях у волков были надеты ошейники с серебряными шипами. В первый момент он не сообразил, зачем это, но потом догадался — ради того, чтобы помешать обезумевшим от голода животным наброситься друг на друга. Идея этого нововведения наверняка принадлежала Трааксу.

— Начинаем? — с улыбкой спросил Клюге.

— Как прикажешь, мой командир, — отозвался тот. Вызванным наугад пятерым воинам завязали глаза. Тот, кто был обвинен в нарушении, совершенно точно знал, что будет происходить дальше, поскольку сам не раз бывал свидетелем испытания. Один за другим воины с завязанными глазами будут бросать свои фрезеры. Если веревки окажутся перерезаны, подвешенный на них человек свалится вниз, погибнет и, следовательно, будет признан виновным. А если хотя бы одна веревка уцелеет, он будет считаться невиновным и возвратится на свое место в рядах армии. В зале стало тихо.

Первый воин с завязанными глазами вышел вперед и бросил фрезер. Все затаили дыхание.

Колесо слегка задело одну веревку, уцелели лишь несколько прядей, которые, однако, вместе со второй, неповрежденной веревкой были пока в состоянии удержать вес воина.

Следующие три метателя не смогли попасть ни в одну из веревок. Подвешенный над колодцем воин не сводил напряженного взгляда с Клюге, понимая, что его судьба будет вот-вот решена.

Пятый Фаворит с завязанными глазами бросил фрезер с недюжинной силой и точностью — он попал точно в уцелевшую веревку и рассек ее. Наблюдатели разразилась приветственными криками — подвергаемый испытанию воин повис между жизнью и смертью на уцелевших прядях одной веревки. Обезумевшие волки яростно взвыли, горя желанием добраться до своей добычи.

По обычаям качинаара, если более двух метателей промахивались, самому Клюге предоставлялась возможность испытать руку и тем самым решить судьбу обвиняемого. Улыбающемуся капитану Фаворитов завязали глаза, и он отцепил от широкого кожаного пояса фрезер.

Среди Фаворитов было много тех, кто прекрасно владел искусством метания этого оружия, но даже самые испытанные ветераны всегда утверждали, что с Клюге не может сравниться никто. Наставник наградил его титулом мастера, и в настоящее время в огромной армии Фаворитов только три воина носили этот титул. Их командир был лучшим из них.

Но такой удачный бросок не под силу даже ему, думали многие из собравшихся в зале.

Повисла мертвая тишина. Висящий над колодцем воин закрыл глаза.

Слегка наклонив голову, как бы пытаясь точно вычислить угол броска, Клюге резким, уверенным движением метнул фрезер.

Вращаясь, серебряный диск перерезал уцелевшие пряди веревки. Те, кто наблюдал за испытанием, столпилась над колодцем, на дне которого волки с рычанием рвали на части вопящего от боли человека. Капитан Фаворитов взглянул на Траакса и провозгласил, перекрывая шум:

— Виновен!

Клюге уже зашагал было к пиршественным столам, но услышал окликнувший его женский голос. Повернувшись, он увидел Ариаль, ту самую шлюху, которую по его приказу вызвал Траакс. Ее красота, как всегда, поразила Клюге — точно перед ним внезапно предстала вторая госпожа Шабаша.

Эти две женщины обладали большим внешним сходством.

Ариаль стояла перед Клюге, призывно глядя на него большими темными глазами. Длинные, прямые, струящиеся по спине черные волосы и изгибы тела воскресили в памяти Клюге сегодняшнюю дневную встречу с Сакку.

И то, как она ушла, оставив его обуреваемым желанием.

— Ты хотел меня видеть, мой господин? — с улыбкой спросила Ариаль.

Женщина прекрасно понимала, зачем оказалась здесь, и, как всегда, была полна страстного желания ублажить капитана, вкусы которого успела неплохо изучить.

Не отвечая, Клюге смахнул с ближайшего стола тарелки с едой и напитки, опрокинул Ариаль на спину и навалился на нее всем своим весом.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Шайлиха лежала на постели в своей роскошной спальне. Лампы все еще горели, и она страстно надеялась, что это поможет ей не уснуть. Однако полночь давно миновала, и веки принцессы с каждым мгновением становились все тяжелее по мере того, как к ней подкрадывался сон. Глядя на свой сильно выступающий живот, обтянутый розовой ночной сорочкой, женщина нежно прикоснулась к нему ладонью. «Роды уже совсем скоро», — подумала она.

Сон между тем начал одолевать принцессу. Почувствовав это, она заплакала, сначала еле слышно, а потом навзрыд. Тело Шайлихи содрогалось от охватившего ее ужаса. Она смертельно боялась надвигающейся ночи и понимала, что единственный способ избежать ужасных снов, которые та могла принести с собой, состоит в том, чтобы не заснуть.

А сны придут, непременно придут, ведь сегодня днем на принцессу снова нахлынули воспоминания.

Этого не случалось уже давно. Она была в оранжерее с Сакку и Боной, когда в сознании снова вспыхнули образы незнакомцев.

Сначала появился старик в сером одеянии с седыми волосами, заплетенными в забавные косички. Потом, словно из тумана, вышел второй мужчина, помоложе. Высокий, темноволосый, он, казалось, пытался окликнуть Шайлиху, словно умоляя ее о чем-то. Но принцесса ничего не слышала, слова как будто вязли в окружающем человека тумане. С шеи у него свисал золотой медальон с изображением льва и палаша. Эти образы были ей знакомы, хотя она не могла вспомнить, что они обозначают. Потом, так же внезапно, как появились, двое незнакомцев исчезли. Шайлиха разрыдалась, и Сакку немедленно отвела ее к Фейли.

Первая госпожа Шабаша ласково обнимала принцессу, пока рыдания ее не затихли. У них состоялся долгий разговор. Шайлиха испытывала унижение и стыд при мысли о том, что вынуждена рассказывать о своих видениях, хотя именно так ей и велено было поступать. Почувствовав это, Фейли распорядилась, чтобы одна из сестер все время находилась рядом с Шайлихой — чтобы ни один случай появления ложных воспоминаний не остался незамеченным. Тяжело дыша, принцесса лежала в роскошной постели, глаза закрывались неудержимо, блестящие золотистые косы рассыпались по темно-голубой шелковой подушке, лежать было так удобно, так мягко… «Не спи, — твердила она себе. — Сегодня ночью удобная постель — твой злейший враг. Не спи, или тебе придется снова пройти через все эти ужасы».

В надежде, что это поможет ей не уснуть, Шайлиха попыталась вспомнить слова Фейли. «Кошмарные сны — наказание за ложные воспоминания, от которых ты никак не можешь избавиться, — говорила первая госпожа Шабаша. — Чтобы избавиться от них, призови на помощь свою „одаренную“ кровь… Если ты не сможешь справиться с ними, кошмары будут посещать тебя снова и снова, с каждым разом все ужаснее, пока, в конце концов, ты не сойдешь с ума».

Прикусив нижнюю губу, принцесса жалобно плакала, умоляя Вечность не дать ей уснуть хотя бы этой ночью, чтобы никакой жуткий сон не нарушил сегодня ее покой. Дрожа, она накинула на голову простыню — словно ребенок, пытающийся таким образом спрятаться от того, что его пугает. Сестры рассказывали, что она всегда поступала так, когда была маленькой. Лежа под простыней в темноте и кажущейся безопасности, Шайлиха начала расслабляться. Не в силах и дальше сопротивляться сну, она закрыла глаза и подчинилась непреодолимой силе его воздействия.

Проснувшись, Шайлиха потянулась чтобы почесать руку, зудевшую от укуса какого-то насекомого. Открыв глаза, она взглянула на место укуса.

И увидела кровоточащий нарыв.

Зуд между тем становился все нестерпимее, и принцесса снова принялась расчесывать укушенное место. Тут она заметила, что язва увеличилась, по руке потекла кровь. Шайлиха решила слезть с постели, чтобы умыться, и только тут заметила, что ее опять окружают каменные стены. Она в ужасе закричала.

Принцесса снова оказалась в комнате своих ночных кошмаров.

Теперь уже зудело все тело. Неудержимо рыдая, Шайлиха подняла край ночной сорочки. То, что она увидел, немедленно вызвало у нее приступ тошноты. Язвы и болячки выглядевшие в первый момент как красные пятна, лопались и начинали кровоточить. Прямо на глазах возникали все новые и новые.

Отчаянно рыдая, принцесса хотела выбраться из постели, чтобы позвать кого-нибудь на помощь, но тут же в ужасе вспомнила, что в крошечной комнатке нет ни окон, ни дверей.

Она была совсем одна, истекала кровью, и ничто не могло помешать этому.

Подняв руки, Шайлиха в ужасе увидела, что ладони тоже покрыты язвами. Ощупала лицо и убедилась, что и оно испещрено ими. Кровь стала заливать глаза, тошнота неумолимо подступала к горлу, и принцессу вырвало. Содержимое желудка обрызгало ночную сорочку, выступающий живот и смешалось с кровью, покрывающей простыни. Она снова заплакала, но уже жалобно, еле слышно. Теперь все зудящие места нестерпимо болели.

Шайлиха встала на четвереньки, в отчаянии царапая окровавленные простыни.

— Я не заслужила этого! — закричала она, прекрасно понимая, что никто ее не услышит. — Пожалуйста, умоляю, ради спасения моего ребенка, оставьте меня в покое!

И тут кровать начала поворачиваться — словно детский волчок, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. Вскоре скорость настолько возросла, что принцесса упала на спину, на залитые кровью и рвотной массой простыни, и вцепилась в них, стараясь не упасть. Брызги крови летели в стороны и стекали на пол.

Кровь заливала и вращающийся над ее головой каменный потолок, при взгляде на который у Шайлихи началось головокружение.

Прежде чем провалиться в беспамятство, принцесса подумала о них. Не о себе и даже не о своем будущем ребенке, а именно о них. О тех, кто являлся ей в видениях. «Это они виноваты в том, что происходит со мной». Последним ощущением перед тем, как она погрузилась во тьму, была охватившая ее яростная ненависть к этим людям, неважно настоящие они или нет. Шайлиха хотела, чтобы они умерли, все до одного.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Подложив под голову седло вместо подушки, Тристан лежал у костра на заросшей мягким мхом земле на одной из редко встречающихся в Призрачном лесу полян под сводом одиноко стоявшего в ее центре кряжистого дуба. Доносившиеся со всех сторон звуки ночного леса казались одновременно и знакомыми, и какими-то странными здесь, в этом необычном месте, о существовании которого принц прежде и не подозревал. Он любил проводить время в Оленьем лесу, но этот лес вызывал у него необъяснимое чувство страха.

Пляшущие между окружающими поляну деревьями, похожие на привидения тени напоминали кокетливых девушек в королевском дворце; казалось, они зовут Тристана потанцевать с ними, скрасить их одиночество. Но двора в Таммерланде больше не существовало, некому было устраивать балы и затевать танцы. «Вернется ли все это когда-нибудь снова?» — с грустью спрашивал себя принц.

Он перевел взгляд на спящих у костра спутников. Вспыльчивый старый маг и столь же обидчивый гном. С самого начала эти двое не доверяли друг другу. Их совместное путешествие длилось уже два дня, и Малютка Шеннон пообещал, что завтра они наконец встретятся с Феганом. Каждый вечер он разражался длинной речью о своих якобы прекрасных взаимоотношениях с ним, а потом, перед тем как заснуть, выпивал огромное количество эля. «Для вас он господин Феган», — не уставал напоминать гном. Тристан с улыбкой посмотрел на крошечного человечка, почившего во всем своем одеянии, не сняв даже сапог. Потом принц потер укушенное Шенноном бедро. Рана, теперь полностью зажившая, не помешала ему на протяжении двух последних дней проникаться все большей симпатией к маленькому гному. А вот Виг свой гнев на милость так и не сменил.

Сон все не шел, и Тристан достал из колчана один из своих ножей. Разглядывая его в оранжевом свете костра, он в который раз восхитился искусной работой придворного кузнеца. Он успел сдружиться с этим старым ворчуном и теперь задался вопросом, а что бы тот сказал о дреггане сейчас мирно покоящемся в ножнах рядом с принцем. Но кузнец, скорее всего, не пережил резни в Таммерланде, как многие из тех, кого любил Тристан. «Вот этими самыми ножами я убил нескольких крылатых монстров, — подумал он. — Хоть чем-то можно гордиться — и мне, и кузнецу».

Принц подобрал лежащую рядом с костром ветку и принялся остругивать ее ножом, но при первом же движении лезвие соскользнуло, и он порезал левый указательный палец. Тристан нахмурился. Имея столь длительное время дело с ножами, он, конечно, не обходился без порезов и по привычке собирался сунуть палец в рот, чтобы ранка побыстрее зажила. Но что-то вдруг заставило его внимательно оглядеть в свете костра порезанный палец.

Из ранки вытекали яркие алые капли. Принц растер немного крови между большим и указательным пальцами, ощущая тепло и с любопытством исследуя свою кровь — точно никогда прежде ее не видел. «Как много таится в этой крови, — подумал он. — И смерть, и магия, и безумие». Непонятно зачем, но волшебницы похитили и увезли на далекую чужбину его сестру. Причина, видимо, крылась именно в ее крови. Внезапно до него дошло, что существует четкая граница между теми, кто имеет «одаренную» кровь, и кто лишен ее. Так же как и между обладающими ею людьми, по-разному использующими свое могущество.

Каприз и Закон. Тристан понимал, что «одаренная» кровь могущественнее обычной, что кровь Вига выше по качеству крови «магов резерва», кровь Шайлихи могущественнее крови Вига, и его кровь, по-видимому, сильнее, чем у всех них.

«Моя кровь, — подумал он, недоуменно качая головой. — Удивительный, однако, сосуд избрала судьба для самой высокой по качеству крови. Она течет в жилах человека столь эгоистичного, что он не хотел когда-то становиться королем».

Принц бросил взгляд на неподвижно лежащего старого мага. «Интересно, он и в самом деле спит?» Тристан знал, что в случае необходимости Вигу ничего не стоило на протяжении многих дней обходиться без сна. А ведь ему, в сущности, не так уж много известно о Верховном маге, несмотря на то что принц знал его всю свою жизнь. На протяжении последних дней он не раз пытался представить себе, как старик относится к их путешествию, в конце которого ему предстояло встретиться с Феганом, магом, по-видимому имевшим связи с волшебницами во время войны. Тристану казалось, что Виг должен ненавидеть его, хотя сам маг ни о чем подобном не говорил. У принца возникали и другие вопросы. К примеру — как именно Феган помогал волшебницам, и сколько времени это продолжалось, и, самое главное, почему он перешел на их сторону? Только из страха за дочь или была какая-то другая причина? Как поведет себе Виг при встрече с магом-отступником после столь долгой разлуки? Этого Тристан даже представить себе не мог.

«Так. Виг нашел Манускрипт и Камень, — размышлял принц. — Книга, хранящаяся сейчас в Пещере Парагона, бесполезна без Камня, а тот сейчас в руках волшебниц — И именно дочери Фегана еще в пятилетнем возрасте первой удалось прочесть Манускрипт. Дочери Фегана, которую волшебницы, уведя от отца, научили всему, что знали сами-

Может, именно так они собираются поступить и с Шайлихой?»

Тристан вспомнил Наташу, явившуюся ему в образе Лилит, и то, как перед тем, как убить, она пыталась зачать от него ребенка… и почти добилась своей цели. «Интересно, какое имя Феган дал ей при рождении?» — неожиданно подумал принц. Потом его мысли повернули в другое русло. Ведь это Вигу предстоит сообщить магу-отступнику, что все эти годы его дочь была жива и погибла несколько дней назад. А может, он вообще не станет упоминать о ней?

Вопросы вихрем роились в голове Тристана, каждый из них порождал все новые и новые, но, увы, ни на один он пока не получил ответа. Действительно ли Феган настолько силен в своем искусстве, как говорил старый маг? По словам последнего, тот обладал абсолютной памятью, помнил все, что когда-либо видел, слышал или читал, и при желании мог воспроизвести все дословно. Возможно ли вообще такое?

Принц перевел взгляд на мечущиеся среди деревьев тени, как будто в надежде, что они могут ответить на одолевающие его вопросы. «Если Феган был на стороне волшебниц, как можно быть уверенным, что он станет помогать нам? Известно ли ему о недавнем нападении на Евтракию?»

Мысли Тристана вернулись к Шайлихе. «Где его сестра сейчас? Что с ней? Даже Виг этого не знает, — подумал он — А вот Феган… Тот, может быть, и знает». Принц непроизвольно стиснул рукоять ножа.

Подбросив в костер новое полено, он смотрел на утопающие во мраке огромные, покачивающие ветвями деревья. Вдруг Тристану припомнились слова, произнесенные старым магом незадолго до того, как они вошли в Призрачный лес. «Внимательно прислушайся к тому, что я говорю — сказал тогда Виг, знакомым движением вскидывая бровь — В отличие от привычного тебе мира, здесь царствует иллюзия, а реальность лишь вторгается в нее. Держись рядом со мной и ничему не удивляйся».

Внезапно принц замер, вглядываясь во тьму. Да, похоже Верховный маг предупреждал его не зря. К нему что-то приближалось.

В какой-то момент у Тристана мелькнула мысль, что это просто обман зрения. Но нет, это «что-то» напоминало мягкий стебель вьюна, наполненный ярко-зеленой жидкостью, и по-прежнему медленно двигалось в его сторону. Принц подсознательно чувствовал, что ничем не должен выдать своего присутствия. Ощущая, как напряглись мышцы, он схватил лежащий рядом дрегган, медленно поднялся и укрылся за стволом дуба. Впадину, оставшуюся во мху в том месте, где он только что лежал, тут же наполнила зеленая жидкость, ее поток стал медленно подбираться к костру. Тем временем откуда-то сверху соскользнул еще один невероятно яркий стебель, наполненный зеленой жидкостью, и коснулся мшистой поверхности поляны. Явно человекоподобное существо — высокое, стройное, мускулистое — медленно спускалось по этому стеблю, перехватывая его руками и время от времени замирая и оглядываясь по сторонам. Именно это позволило Тристану рассмотреть его в пламени костра.

Полностью обнаженное, безволосое, с гладкой, лоснящейся темной кожей существо. Лицо… Нет, можно сказать, лица у него не было; только глаза и щель рта.

Ни носа, ни бровей, ни ушей. Чем-то оно напомнило принцу древние евтракийские мраморные статуи, изъеденные временем. На фоне темно-коричневой кожи лица сверкали, словно зеленые огоньки, странные глаза — никаких признаков, присущих глазам человека, как будто глазные впадины были залиты той же зеленой жидкостью, что и стебель, по которому существо соскользнуло вниз. Между пальцами рук, ног и даже под мышками кожистые перепонки…

Беззвучно спустившись на землю, оно замерло, присев на корточках и оглядывая поляну. Потом монстр заметил спящих у костра мага и гнома. Крадучись, он заскользил по траве в их сторону.

Словно воплощенная смерть.

К ужасу Тристана, с окружающих поляну деревьев сползали все новые зеленые стебли. Стиснув дрегган, он смотрел, как на землю опустились еще два таких же создания. Пока первое подкрадывалось к Шеннону, двое оставшихся настороженно застыли, по-видимому выискивая свою жертву.

Первое существо склонилось над Шенноном и широко раскрыло полный острых зубов рот.

«Пора! — безмолвно воскликнул принц. — Действуй!»

Он молниеносно выскочил из-за ствола дуба и перебросил дрегган из правой руки в левую. Свободной рукой выхватив один из ножей, Тристан метнул его в склонившегося над гномом монстра.

Острое лезвие вошло точно в левый висок, и жуткое создание, издав душераздирающий вопль, отскочило. Из раны на его голове стала вытекать зеленая жидкость, странный свет в глазах потускнел и угас, ноги подкосились, и оно замертво рухнуло в мох.

— Виг, Шеннон, да проснитесь же! — закричал принц.

По счастью, предсмертный вопль погибшего уже разбудил обоих. Они вскочили, напряженно оглядываясь по сторонам.

Второе существо рассмеялось в лицо Шеннону — ужасающий, безумный смех прокатился по спящему лесу.

Малютка среагировал мгновенно. Он перекатился по траве и остановился неподалеку от мага, едва не угодив в поток зеленой жидкости, хлынувший изо рта ближайшего к нему монстра.

— Не дотрагивайтесь до жидкости! — заорал Шеннон — Делайте, что хотите, но не позволяйте ей коснуться вас! Одно из двух существ внезапно резко повернулось к Тристану, открыло рот, и оттуда хлынул в его сторону зеленый поток.

Однако мгновением ранее Виг воздел руку, и яркая голубая молния, метнувшись в сторону принца, превратилась в мерцающую стену, окружившую его со всех сторон. Струя жидкости разбилась об нее и с шипением стекла на землю, собравшись в большую зеленую лужу.

Маг, между тем, не терял времени. Он взмахнул рукой, и мерцающая голубая стена превратилась в повисший в воздухе сверкающий лазурный меч. С головокружительной скоростью меч пронесся над поляной и отсек жуткому созданию голову.

«Осталось всего одно, — возбужденный горячкой сражения, подумал Тристан. — И оно достанется мне!».

Он, однако, ошибся. Последнее, самое крупное существо, по-видимому, сумело правильно оценить ситуацию. Оно не стало нападать, а вместо этого повернулось в сторону ближайших деревьев, подняло голову и открыло рот.

Похожий на стебель вьюна мощный поток зеленой жидкости выплеснулся в сторону деревьев и как будто зацепился за них. Монстр вцепился в него руками и с потрясающей скоростью, одним-единственным гигантским прыжком, вознесся вверх, в безопасную тьму древесной кроны. Послышался удаляющийся шорох листвы — существо уносилось прочь, перепрыгивая с ветки на ветку с такой скоростью, с какой не всякий мог бы бежать по земле. Время от времени капли зеленой жидкости падали вниз, отмечая во мраке его след. А потом, когда принц решил, что все уже позади, откуда-то издалека послышался еще один взрыв безумного, леденящего кровь смеха.

Как только хохот стих, Тристан бросился к магу и гному.

С обоими, казалось, все было в порядке. Малютка, все еще трясясь от страха, бросился к костру, где лежала его фляжка. Как будто времени у него было в обрез, он торопливо сделал огромный глоток, потом второй и третий.

— Я же говорил, что нельзя доверять гномам! — возмущенно воскликнул Виг. — Говорил, что не надо брать его с собой! Шеннон не может не знать, что это за твари! Он живет в Призрачном лесу вот уже три столетия. И хоть бы словечко нам сказал! — Маг оглянулся на жадно глотающего эль Малютку. — Ну-ка, иди сюда и объясни нам все! Несмотря на то что совсем недавно им угрожала смертельная опасность, принц не смог удержаться от улыбки, предчувствуя, что произойдет дальше. Гном вытер рот рукавом, заглянул во флягу, как будто проверяя, много ли там осталось, и осторожно поставил ее на землю. Другой рукой он нащупал увесистый камень и швырнул его в голову Вига. Тот, однако, уклонился от удара, сделав шаг в сторону. Напряженность между ними нарастала с каждым мгновением.

— Ах ты напыщенный старый ублюдок! — завопил Шеннон. — Как ты смеешь такое говорить! Да тебе известно о них не хуже меня!

— О чем ты толкуешь? — закричал в ответ явно выведенный из себя Виг. — В жизни не видел этих чудовищ!

— Ты прекрасно знаешь, кто они такие, — воскликнул Малютка, глаза гнома полыхали от злости. — Ты ведь сам создал их, — с кривой улыбкой закончил он.

Маг замер, в изумлении воззрившись на гнома.

— Что ты имеешь в виду? — наконец, зловеще прищурившись, спросил он.

— Не придуривайся, Верховный маг, — с вызовом ответил Шеннон. — В конце Войны с волшебницами эти твари были созданы тобой и другими магами твоего обожаемого Синклита — одновременно с Призрачным лесом. — Ярость в глазах гнома сменилась усталостью. — И все эти три столетия они не дают нам житья. Даже господин Феган, вели кий маг, не в состоянии в полной мере защитить нас от них.

Старик выглядел так, словно только что получил пощечину. Он открыл рот, но не произнес ни слова. На морщинистом лице мага возникло выражение боли.

— Как они называются? — вмешался в разговор Тристан.

— Берсеркеры, — ответил Шеннон.

— Как? — удивился принц.

— Мы называем их берсеркерами за яростные атаки и ужасный, безумный смех, которым они разражаются, прежде чем убить свою жертву, — объяснил Шеннон и перевел взгляд на лежащие на траве трупы. — Ты же сам мог убедиться, что им подходит это название.

Виг, на лице которого не осталось и следа возмущения, подошел к Малютке.

— Они охотятся на гномов? — спросил он.

— Охотятся. Они и прежде убивали нас и насиловали наших женщин. Когда ты создал Призрачный лес, то, видимо, забыл, что кроме гномов здесь обитают и охотники на них. Они превратились в те существа, один из которых лежит сейчас перед нами. Выходит, именно ты своей магией создал берсеркеров, с которыми только что имел несчастье столкнуться. — Шеннон помолчал, в глазах его плескалась печаль. — Помнишь бойню, следы которой мы видели два дня назад? Это работа берсеркеров.

— Охваченный стыдом, старый маг повесил голову.

— Почему Феган не смог очистить от них Призрачный лес? — угрюмо спросил он; было видно, что старик испытывает явный стыд. «Невиданное зрелище!» — подумал Тристан.

— Даже могуществу господина Фегана имеются пределы, — отозвался гном. — И когда ты наконец с ним увидишься, то поймешь почему.

Принц подошел к телу убитого им берсеркера. Вытекшая жидкость образовала на траве все еще светившуюся зеленую лужу.

— Что за гадость течет у них изо рта? — спросил он. — Ты говорил, она опасна?

— Очень даже опасна, — ответил Малютка. — Эти твари живут на деревьях, охотятся только ночью, а зеленая жидкость помогает им перемещаться с дерева на дерево. И еще они используют ее при нападении. Если жидкость коснется тела, кожа начнет сохнуть и кровоточить. Берсеркеры преследуют раненого, дожидаясь, пока он не станет слабым и беспомощным. Потом они окружают жертву и разрывают ее на части. Однако если берсеркеров много, они любого могут убить прямо на месте, просто затопив своей жидкостью.

— А почему они охотятся именно за гномами?

— Потому что они едят нас, — раздраженно ответил Шеннон. — Едят прямо живьем. А насытившись, отрывают головы, добывают мозг, а черепа полируют до блеска и хранят как трофеи у себя на деревьях. Мы считаем, что у них существует какая-то иерархия и есть вожак, превосходящий остальных умом или какими-то другими качествами, но точно никто ничего не знает. Если мы находим черепа, висящие на ветках, то стараемся стащить их и похоронить, как положено, — он сурово взглянул на Вига.

Тристан задумался.

— Вот почему ты так вел себя с нами там, на мосту? — спросил он.

— Да, поэтому. Господин Феган предупредил, что я не должен помогать никаким другим магам.

— А почему, когда мы наткнулись на трупы гномов, ты не рассказал нам, кто учинил это побоище? — спросил старик.

— Потому что понял по твоему лицу, что ты не испытываешь никакой вины, одно любопытство. Если бы ты, творец всего этого безумия, проявил хоть какие-то признаки раскаяния, я не стал бы молчать.

— Нам и в голову не приходило, что может случиться такое, — извиняющимся тоном произнес маг. — Мы наложили очень сильное заклинание, защищающее гномов, и были уверены, что под его воздействием все охотники на гномов погибнут. — Он поджал губы и испустил тяжкий вздох. — Поверь, мне очень жаль, Шеннон. И когда мы доберемся до Фегана, я сделаю все, что в моих силах, чтобы исправить положение.

— Для тебя он господин Феган, — не забыл в очередной раз упомянуть Малютка.

— Хорошо, когда мы доберемся до господина Фегана. — Губы Вига тронула еле заметная улыбка.

До рассвета было еще далеко, но заснуть, конечно, уже никто не смог. Шеннон снова припал к вожделенной фляге, а старый маг сидел у костра, погруженный в свои мысли.

Принц уселся с ним рядом, перебирая в памяти события, свидетелем и участником которых стал. Спасаясь от ночной прохлады, он подтянул колени, обхватил их руками и принялся ждать рассвета.

Последние два часа Тристан и Виг в относительном молчании следовали за гномом, который вел их по густому Призрачному лесу. Принцу так и не удалось заснуть этой ночью, но усталости он не чувствовал. Напротив, его охватило возбуждение при мысли о том, что вскоре они наконец встретятся с Феганом и тем самым, как он надеялся, сделают еще один шаг на пути поисков Шайлихи.

Чем дальше они углублялись в Призрачный лес, тем больше Тристан находил в нем сходства с тем местом Оленьего леса, где он нашел Пещеру Парагона. Так же буйно росли многоцветные растения, такими же мощными выглядели древние деревья, так же густо сплетались ветки над головой, и в воздухе ощущался тот же свежий приятный аромат. Ничего похожего принцу не встречалось ни в какой другой части королевства. Он снова и снова подмечал приметы удивительного сходства и пытался дать этому какое-то объяснение. «Виг говорил, что Призрачный лес был создан в конце войны как убежище для мужчин с „одаренной“ кровью, — рассуждал Тристан. — Может, Олений лес имеет такое же происхождение? Может, его тоже создал Синклит?»

Бросив взгляд вперед, принц заметил просвет в густой чаще леса. Пришпорив пятками Озорника, он догнал Вига и Шеннона как раз в тот момент, когда те вышли из-под крон деревьев.

Перед его взглядом открылась бескрайняя равнина, поросшая травой и полевыми цветами. На западе она уходила за горизонт, а на востоке встречалась с морем Шорохов.

Прямо впереди возвышался склон одинокой горы, а у ее подножия лежало удивительно красивое озеро. С горы в него низвергался водопад. Чем дольше принц глядел на эту картину, тем быстрее «одаренная» кровь бежала в его жилах. Сам не зная почему, Тристан уже не сомневался, что они прибыли к месту своего назначения.

Маленький гном зашелся от восторга, подпрыгивая и испуская радостные возгласы.

— Говорил же я! — с довольным видом воскликнул он. — Говорил же, что мы доберемся! Мой господин ждет нас.

Складывалось впечатление, что Шеннон, согласившись привести их к своему господину, настроился представить ему пришельцев не как Верховного мага и принца Евтракии, а как свои трофеи, которыми можно похвастаться. Радостно потирая руки, он потянулся к фляге, притороченной к седлу Тристана. У него уже выработалась привычка не позволять гному прикладываться к элю во время дневных переходов, предоставляя такую возможность только ночью, у костра. От подвыпившего проводника мало толку. Однако сейчас принц решил, в знак признательности, доставить ему удовольствие сделать несколько глотков. Он протянул флягу Малютке.

— Я только немножко, — пообещал гном, с благодарностью кивнув принцу.

Тот и сам был не прочь смочить горло и, когда Шеннон вернул ему фляжку, отпил из нее глоток. После этого спутники направились вдоль западного берега озера к водопаду.

Яркое многоцветное облако, возникшее впереди, заставило Озорника испуганно вздрогнуть. Тристан выхватил дрегган — и тут же понял, что его тревога беспочвенна.

— Избранный ты или нет, — впервые за весь день заговорил старый маг, — но если тебе удастся поразить хоть одну из них в полете, ты будешь первым, кто сумел сделать это, — в голосе его явно слышался сарказм.

Улыбаясь, принц убрал дрегган в ножны и негромко заговорил с Озорником, нежно поглаживая его по шее. Вокруг продолжали мелькать яркие разноцветные пятна.

Уже во второй раз в своей жизни он видел «полевых красавиц».

Огромные разноцветные бабочки с невероятной скоростью мелькали на фоне безоблачного голубого неба. Виг вытянул руку. В тот же момент одна из бабочек уселась на нее, раскрывая и закрывая просвечивающие желто-фиолетовые крылья.

— Придя к выводу, что бабочки изменились под воздействием воды Пещеры, — сказал маг, — мы почувствовали, что наш долг — позаботиться о них. Кроме того, нам было ясно, что их нужно хорошенько спрятать, пока кто-нибудь чересчур любопытный, отправившись вслед за ними, не обнаружил Пещеру Парагона. Мы делали все, чтобы сохранить их существование в тайне, но слухи все равно распространились.

— Почему ты не рассказал мне об этом еще в Редуте? — На Тристана нахлынули воспоминания о тех чувствах, которые он испытывал во время встречи с отцом и Синклитом, о том, что все их слова казались ему тогда лишенными смысла, и как все это ужасно его злило.

Виг вздохнул, поднял руку, как бы отдавая безмолвный приказ, и желто-фиолетовая красавица поднялась в воздух.

— Я не мог этого сделать, Тристан. А вдруг ты решил бы отправиться в Призрачный лес? В одиночку ты никогда не смог бы перебраться на эту сторону ущелья. До коронации оставался всего месяц, а ты был в таком возбужденном состоянии, что от тебя всего можно было ожидать. — Старик взглянул в темно-синие глаза принца, от всей души сожалея о том, что за последнее время тому довелось узнать так много и в обстоятельствах столь мучительных. — Помнишь, отец сказал тебе в тот день, что у всего есть своя причина, и у того, что произошло, и у того, что пока еще не произошло? Надеюсь, ты начинаешь понимать, что стоит за этими словами.

Тристан перевел взгляд со старика на гнома, вприпрыжку бегущего вдоль берега озера по усыпанной цветами высокой траве.

— Лучше нам поторопиться и догнать его, — сказал маг. — Трава высокая, недолго и потерять такого недомерка, — он оттопырил внутреннюю поверхность щеки языком, язвительно добавив: — Вот стыд-то будет!

Следуя за Шенноном, они добрались до водопада. Вода обрывалась со скалы и падала в озеро с оглушительным шумом, брызги несли в себе знакомый запах утреннего дождя. Виг и гном обменялись несколькими словами, а потом Шеннон подошел к падающей струе воды и исчез.

Принц подъехал как можно ближе к старику, надеясь, что они услышат друг друга сквозь грохот водопада. Рядом с быстро бегущим потоком воды кони забеспокоились. Успокаивая Озорника, Тристан погладил его по шее, наклонился к магу и прокричал ему в ухо:

— Куда подевался Шеннон?

— Сейчас увидишь, — ответил старик, не спуская взгляда с того места, где скрылся гном. — Слезай. Мы пойдем следом за ним. Только смотри, крепче держи поводья.

Он слез со своего мерина и осторожно провел рукой перед глазами Озорника. Жеребец сразу же успокоился. Виг совершил те же действия со своим конем, а потом повел его к водопаду, сделав принцу знак не отставать. Мгновение — и маг тоже исчез.

Тристан осторожно шагнул за падающую сверху воду, ведя за собой Озорника. Спустя несколько мгновений глаза принца привыкли к полумраку, и он остановился.

Все трое стояли в вырубленном в скале туннеле, основание которого было примерно на два фута скрыто под водой. Туннель уходил в толщу горы и, казалось, терялся в ее глубине. Лишь его незначительная часть освещалась проблесками солнечного света, пробивающимися сквозь падающую за спинами путников воду.

Тристан сделал несколько шагов вперед и остановился рядом с Вигом.

— Где мы? — с некоторым беспокойством осведомился он.

— Мы построили этот туннель в самом конце войны. Он — последнее препятствие на пути к поселению по ту сторону Призрачного леса. — Маг с отсутствующим видом разглядывал стены и потолок прохода, внутри которого они стояли. У принца мелькнула мысль, что Виг, который, без сомнения, принимал непосредственное участие в строительстве этого сооружения, проверяет, не видно ли здесь следов разрушения.

Старик поднял руки над головой и закрыл глаза. В туннеле возникло зеленое свечение, и по всей его длине на потолке вспыхнула цепочка мерцающих огоньков. Разгорающийся с каждым мгновением все ярче свет исходил от острых зазубренных кристаллов. Когда Виг опустил руки, весь туннель наполнился зеленоватым светом. Маг улыбнулся — редкое явление в последние дни.

— Это так называемые «камни, излучающие свет», — объяснил он. — Мы сами создали их и перенесли сюда, когда построили туннель. Приятно убедиться, что и сейчас они так же хорошо выполняют свое предназначение.

Тристан шагнул вперед, чтобы получше разглядеть удивительные камни, но коленом коснулся чего-то, скрытого водой. Он отскочил и вытащил дрегган, что, как обычно, сопровождалось характерным, долго не смолкающим звоном, эхом отдающимся под сводами туннеля.

Оказалось, что он наткнулся на скелет. Пустые глазницы черепа бесстрастно взирали на принца. Приглядевшись, Тристан понял, что на всем видимом протяжении туннель усыпан скелетами, за долгие годы отполированными водой и лежащими в различных позах. И тут он услышал хохот Малютки Шеннона.

— Экий ты пугливый, принц! — со смехом сказал он, держась за живот и поглядывая на притороченную к седлу Тристана флягу. — Да не волнуйся ты так. Обглоданные кости не смогут причинить тебе вреда. Разве старый маг не рассказывал о них, прежде чем войти в туннель?

— Нет, не рассказывал. — Тристан с упреком взглянул на Вига и убрал дрегган в ножны. Приподняв остов, он попытался установить причину смерти человека, которому тот принадлежал. Не разгадав этого, принц уронил скелет в темную воду и посмотрел на мага. — Как они оказались здесь? Что случилось с ними?

Тот глубоко вздохнул и поджал губы.

— Насчет того, кто они, мне точно ничего не известно. Скорее всего, это именно те, на кого и рассчитаны наложенные нами охранительные заклинания. Обычный сброд — грабители могил, мародеры и охотники на гномов. — При упоминании о последних улыбка сбежала с лица Шеннона. — В конце войны устои морали были нарушены, и охотники на гномов совсем распоясались. Тогда мы наложили на туннель заклинание, под воздействием которого человек с обычной, не «одаренной» кровью, вошедший сюда, погибает. — Старик перевел взгляд на скелеты. — Если это охотники на гномов, они погибли еще до того преображения, которое претерпели после создания Призрачного леса, ведь это самые обычные человеческие скелеты. Я рад, что эта ловушка работает не хуже, чем в те времена, когда мы ее установили.

Постепенно глаза Тристана привыкли к зеленоватому свету, и он смог разглядеть скелеты более крупных существ, лежащих вперемешку с человеческими. Один конский череп, потом другой, третий…

— И что же убило их? — спросил он.

— Они утонули, — бесстрастно ответил маг. — Каким образом?

— Когда в туннель заходит человек, которому тут делать нечего, уровень воды в туннеле поднимается. И это происходит так быстро, что спастись невозможно. Нам это показалось неплохой идеей. Здешний водопад существовал на протяжении многих столетий, и никаких признаков того, что он может иссякнуть, не наблюдалось.

Но как им удалось проникнуть так далеко? — продолжал допытываться принц. — Как они сумели перейти ущелье и добраться до водопада?

Виг улыбнулся. «Мальчик начинает рассуждать как Избранный», — с удовлетворением подумал он.

— Дело в том, что туннель был сооружен еще до того, как создали ущелье, и никому из этих людей преодолевать его не пришлось.

— У этого туннеля есть какое-то название? — спросил Тристан, подумав, что не скоро забудет это местечко, есть у него название или нет.

— Мне об этом ничего не известно, — пробормотал старик.

Туннель Скелетов, — встрял в разговор Шеннон. — Так мы стали называть его после того, как обнаружили здесь первые скелеты. Удачно, по-моему.

Виг задумчиво кивнул и посмотрел на Шеннона, стоящего почти по горло в холодной воде.

Значит, это Туннель Скелетов… Кстати, — спросил он у гнома, — как получается, что ты, в чьих жилах не течет «одаренная» кровь, можешь спокойно разгуливать по этому туннелю?

— Можно не обладать «одаренной» кровью, зато иметь храброе сердце. — Малютка горделиво выпятил грудь. — И я хожу по этой воде, погружаясь иногда до самого под бородка и все время натыкаясь на кости. Не очень-то приятно! но куда денешься? Для господина Фегана я готов на все.

Маг задумчиво поджал губы.

— Вытащи-ка его и посади на своего коня, Тристан, — сказал он наконец. — Я могу немного облегчить нам путь.

Принц с улыбкой наклонился, подхватил маленького гнома под мышки и усадил в седло. Тот мгновенно уставился на флягу, но Тристан укоризненно покачал головой и погрозил ему пальцем.

Виг сделал несколько шагов назад, поднял руки и наклонил голову. И в тот же момент скелеты и людей, и животных пришли в движение.

Они выползали из воды и медленно отходили к стенам туннеля. Точно жуткая армия мертвецов, скелеты оглядывались по сторонам пустыми, невидящими глазницами и замирали у стен длинными, молчаливыми рядами. Вода стекала с их костей, четко выделяющихся на фоне темных стен в призрачном зеленоватом свете. В воздухе ощутимо витал запах смерти.

Путь был свободен. Виг посмотрел на безмолвно замерших спутников и поднял бровь с таким выражением, словно был недоволен ими.

— Может, хватит зря терять время? — спросил он. Не дожидаясь ответа, маг подхватил поводья коня и зашагал по туннелю.

Они пробирались мимо безмолвных белых часовых караула смерти, замерших у стен залитого водой Туннеля Скелетов, около часа. Разговаривать как-то не хотелось, даже Малютка Шеннон прикусил язык. Наконец Виг остановился около противоположного выхода из туннеля, перегороженного большим овальным камнем. Он сделал спутникам знак встать рядом с ним, спиной к этому округлому валуну. Вытянув руки в сторону туннеля, маг закрыл глаза, и скелеты один за другим повалились обратно в грязную воду, издавая странные булькающие звуки.

Когда всплески смолкли, Виг с интересом посмотрел на прочную каменную преграду, а потом перевел взгляд на гнома, восседающего на коне Тристана.

— Судя по тому, что ты часто бывал здесь, тебе известно, как отвалить этот камень. Похоже, он сейчас занимает не то положение, в котором находился прежде. Наверное, Феган сделал это в интересах безопасности.

— Конечно, мне это известно. — Шеннона явно радовало, что в конце концов настал момент, когда Верховному магу понадобилась его помощь. — Его передвинули ради того, чтобы я мог легко дотянуться вот до этой штуки, — он указал на квадратное пятно на стене чуть повыше уровня воды. — Эту панель можно сдвинуть вручную или силой магии. Рычаг находится позади нее.

Виг приложил к пятну два пальца, и квадратная панель скользнула в сторону. Заглянув в образовавшееся отверстие, принц увидел внутри ниши каменный рычаг и посмотрел на старика, вопросительно подняв бровь.

— Не обязательно каждый раз использовать магию, Тристан, — произнес тот назидательным тоном, к которому прибегал во время занятий с принцем в Таммерланде. — Как я уже говорил, гномы не владеют нашим искусством. Нужно было сделать так, чтобы Шеннон мог сдвигать камень вручную. — На мгновение задумавшись, Виг добавил: — А сейчас не возьмешь ли ты на себя эту обязанность? Но предупреждаю: о том, что ты увидишь, нельзя рассказывать никому. Слишком много жизней поставлено на кон.

Тристан передал поводья Малютке, подошел к нише, в которой был установлен рычаг, и отжал его вверх. Огромный камень, блокирующий вход в туннель, сдвинулся вправо; одновременно часть воды вытекла наружу. Жмурясь от солнца, они вывели коней и уселись в седла, причем Озорнику, как и раньше, пришлось нести на себе двоих.

Когда глаза привыкли к яркому свету, принц увидел, что впереди простирается заросший травой покатый склон и огромные узловатые деревья, похожие на те, которые он видел в Призрачном лесу. Тристан понял, что гномы живут не на земле, а на деревьях.

Здесь были буквально сотни древесных домов, каждый на своем дереве, между собой они соединялись мостиками наподобие того, что висел над ущельем. Дома имели окна, балконы, крылечки и дымовые трубы, и если бы они стояли на земле, никто не обратил бы на них особого внимания, разве что размеры этих домиков были меньше, чем у тех, что строили люди. Под каждым домиком и над ним имелись плоские ограждения, как бы отделяющие их от деревьев, в которых они были устроены.

Внезапно из зарослей вынырнула большая группа гномов, все они были вооружены топорами и копьями. Их было сотни две, не меньше, и вид гномы имели довольно устрашающий. «Судя по словам Шеннона, за последние триста лет никто из этих маленьких существ не видел ни одного человека, кроме Фегана, — подумал принц. — Они, наверно, вообразили, что очередные охотники на гномов пришли, чтобы убить их и забрать себе их женщин».

На всякий случай он выхватил дрегган, но Виг тут же устремил на него сердитый взгляд.

— Немедленно убери оружие, — прошипел старик, — иначе мы рискуем никогда не встретиться с Феганом. И учти — гномы, конечно, невелики размером, но сражаются точно львы. Для того чтобы они отступили, нужно перебить почти всех. Мы пришли, чтобы встретиться с Феганом, а не устраивать новую резню. Есть другой способ уладить эту проблему, — маг бросил взгляд на Шеннона. — Отправляйся к ним, — приказал он, выпрямившись в седле. — И объясни, что ты привел нас сюда только ради того, чтобы мы могли встретиться с вашим господином. Я не хочу причинять им никакого вреда, но если буду вынужден, то сделаю это. — Гномы, между тем, начали подниматься вверх по склону. Держа наготове луки. Виг тяжело вздохнул, сверля Малютку взглядом. — Я же сказал — ступай немедленно!

Шеннон спрыгнул на землю и припустил к своим сородичам со всей скоростью, на какую были способны его коротенькие ножки. Те столпились вокруг него, выкрикивая что-то скрипучими голосами и тыча руками в сторону Тристана и мага. Малютка в отчаянии подскакивал на месте, очевидно пытаясь втолковать им, что в сражении с Верховным магом и принцем они сильно рискуют, и лучше беспрепятственно дать им пройти. Спустя некоторое время он затопал в сторону всадников. Оказавшись перед ними, гном с гордостью выпятил подбородок.

— Я договорился! Вы можете пройти к господину Фегану, — объявил он, явно довольный собой, и предостерегающе погрозил им пальцем. — Вам повезло, что я оказался здесь, иначе вы на своей шкуре ощутили бы их ярость. Вот уже триста лет никто сюда не добирался. — Шеннон опять бросил многозначительный взгляд на свою фляжку, при вязанную к седлу Тристана, и добавил тоном приказа: — Мне необходимо сделать глоток.

Виг с высоты своего коня глянул на гнома с выражением неприкрытой досады и задумчиво почесал затылок.

— Да уж прямо и не знаю, что бы мы делали без тебя. — Он посмотрел на принца и знаменитым движением выгнул бровь. Тот понимающе улыбнулся в ответ. Старик снова перевел взгляд на раздувшегося от гордости гнома. — Веди нас, уважаемый.

Не обращая внимания на прозвучавшую в голосе мага иронию, Малютка двинулся вниз по склону холма.

Толпа гномов расступилась, и Тристан получил возможность получше рассмотреть древесные домики. При ближайшем рассмотрении оказалось, что ни один из них не похож на другой, и все весьма прочные на вид. Жены и детишки гномов высовывали головы из окон и с балконов, с любопытством разглядывая проезжающих мимо странно одетых великанов. На многих подоконниках, источая приятный запах, лежали караваи свежеиспеченного хлеба и сдобные пирожки.

Взгляд принца остановился на ограждениях домиков. «Наверно, это для защиты от берсеркеров», — подумал он.

— Шеннон, у вашего поселения есть название?

— Конечно, — ответил тот. — Древесный Город. Просто и точно, верно?

«Древесный Город, — подумал Тристан. — Здесь мы наконец найдем Фегана и, хотелось бы верить, получим ответ на многие свои вопросы».

Малютка остановился перед самым большим деревом, которое когда-либо видел принц. Чтобы обойти вокруг него, Озорнику понадобилось бы сделать, по крайней мере, пятьдесят шагов. Среди тянущихся в бесконечность ветвей был выстроен огромный, в несколько этажей, древесный дом. В его окнах мерцали желтые огни, из трубы поднимался дым. В воздухе плыли нежные звуки скрипки.

Это было похоже на сказку.

«Так вот где живет маг-отступник, — подумал Тристан, ощутив, как „одаренная“ кровь быстрее побежала по его жилам. — Да, Феган именно здесь. Я чувствую его».

Без характерных для него ужимок и прыжков, Шеннон показал Вигу и принцу на огромное дерево.

— Мой господин ждет вас, — почтительно сказал он. — Он знает, что вы здесь, — внезапно в коре дерева открылось дупло. Отверстие становилось все больше и больше, пока не достигло размера дверного проема. — Вот сюда, — сказал Малютка и, войдя внутрь, растаял во тьме.

Прежде чем последовать за ним, Тристан коснулся плеча мага.

— Ты тоже чувствуешь его? Ведь он здесь?

Старик сделал глубокий вдох и закрыл глаза, словно прислушиваясь к себе.

— Внутри находится человек с «одаренной кровью», — осторожно выбирая слова, ответил он. — Человек, который прожил очень долгую жизнь.

Спутники вошли внутрь дерева, и проход бесшумно закрылся за их спинами.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Поднявшийся ветер проникал в окно комнаты Шайлихи, принося с собой запах цветов, недавно распустившихся в саду. Свет раннего утра заливал помещение, поблескивая в зеркалах и на роскошных украшениях. Обычно принцесса просыпалась с радостью, встречая новое утро здесь, в Пазалоне, со своими сестрами. Но сегодня все было иначе.

Утром служанки обнаружили, что Шайлиха лежит, скорчившись, и что-то выкрикивает, оставляя без внимания их обращение к ней. Они попытались привести женщину в чувство, но не смогли. Тут же послали за Фейли, которая немедленно явилась в сопровождении остальных сестер. На протяжении последнего часа они стояли вокруг постели принцессы, лишь изредка обмениваясь словами. Сакку бросала на первую госпожу Шабаша откровенно возмущенные взгляды.

Фейли впервые испугалась, что Шайлиха окажется не в состоянии выдержать воздействие «фантомных страданий», заклинания, которое она на нее наложила. Волшебнице казалось, что все идет как надо, когда по ее указанию принцессу снова перенесли из маленькой комнаты с каменными стенами обратно в спальню, вымыли и переодели в чистую ночную сорочку. Но то, что наутро Шайлиха так и не очнулась, являлось предостерегающим, чтобы не сказать зловещим знаком. Принцесса находилась на развилке двух путей, один из которых вел в сторону безумия.

Фейли положила руку на живот Шайлихи и на мгновение закрыла глаза. Принцесса тут же начала успокаиваться. Глаз она еще не открыла, но, по крайней мере, слегка расслабилась и перестала выкрикивать какие-то слова, как она делала все утро.

Это были имена членов ее евтракийской семьи.

— С Шайлихой все в порядке, роды приближаются, — спокойно сказала Фейли. — В любом случае нам достанется ее дочь. Однако психика принцессы пострадала. — Она обвела взглядом лица сестер. — Может быть, безвозвратно. Возможно, она никогда не вернется к нам. По крайней мере, не в том смысле, как нам хотелось. Принцесса блуждает среди призраков прошлого и если не сумеет выбраться оттуда, то останется такой, как сейчас, совершенно бесполезной для нас. — Первая госпожа Шабаша отвернулась от постели, подошла к окну и углубилась в свои мысли.

Сакку не преминула воспользоваться случаем, чтобы в очередной раз высказать свое возмущение.

— Сначала охотники за кровью, потом вопящие гарпии — они только насторожили Синклит, навели их на мысль, что мы еще живы! А теперь еще и это! — воскликнула она, сверля Фейли возмущенным взглядом. Та, между тем, продолжала не оборачиваясь спокойно стоять у окна. — Да что с тобой происходит? Неужели тебя настолько ослепила ненависть к Вигу, что в угоду ей ты пожертвовала Шайлихой? Или я должна напомнить тебе, какая роль отводилась ей в наших планах? Если принцесса умрет, нам придется ждать, пока ее дочь повзрослеет настолько, что сумеет разобраться в наших делах и овладеть магией. И кто может ручаться за качество крови ее дочери? Ты не забыла, что у Фредерика, мужа Шайлихи, была обыкновенная кровь? О чем ты думала, когда начала применять свое заклинание? — донельзя выведенная из себя, Сакку просто кипела, и думать забыв о всяком почтении, что позволяла себе крайне редко.

«Да, сестры наделены немалой силой, но какие же они по сравнению со мной невежды, — безмятежно думала Фейли, по-прежнему глядя в окно. — Только я одна до конца изучила Каприз, и только я одна обладаю подлинным знанием. Им, как всегда, остается лишь следовать за мной. У них просто нет выбора. И никогда не будет».

Она спокойно посмотрела в лицо разозленной Сакку.

— Разумеется, я принимала во внимание все то, о чем ты говоришь, дорогая сестра. В сущности, Шайлиха сейчас как раз в том состоянии, которое необходимо, чтобы на нее воздействовала последняя часть моего заклинания. Да, она на грани безумия, но «фантомные страдания» завершат начатое независимо от того, будет принцесса в сознании или нет. У нас нет возможности ждать. Качество крови Шайлихи является причиной того, что она при всем старании не может избавиться от воспоминаний о своей прошлой жизни. Но сегодня все изменится. Она уже прониклась убеждением, что именно в этих воспоминаниях кроется причина ее страданий, и готова отбросить свою прошлую жизнь, окончательно стать одной из нас. — На губах Фейли заиграла удовлетворенная улыбка. — Сейчас принцесса искренне, от всей души желает, чтобы эти воспоминания исчезли. И так и случится сегодня ночью — или же она умрет. В любом случае нам останется ее дочь. По правде говоря, у меня нет никаких сомнений в том, что девочка будет обладать «одаренной» кровью, учитывая, какая редкостная кровь у ее матери. Если же дело обернется смертью Шайлихи, я ускорю процесс родов. Ее дочь в любом случае появится на свет, и она, если ее мать умрет, не будет знать никого, кроме нас. Так что как бы ни обернулось дело, успех нам обеспечен. — Фейли снова подошла к постели принцессы.

Сакку все еще клокотала от ярости, но слова первой госпожи Шабаша явно ее заинтриговали.

— И как же, интересно, она избавится от своих воспоминаний? — спросила она, иронически выгнув бровь. — Что именно сегодня пойдет иначе?

Сил принцессы хватит только на одно испытание. Она столкнется с тем, что у нее попытаются отобрать то, чем она дорожит больше всего на свете: будущего ребенка. Материнский инстинкт невероятно силен, и эта угроза почти наверняка активизирует неиспользованные жизненные силы Шайлихи и пробудит в ней ненависть.

Сакку обдумала услышанное.

— И кто же будет угрожать ее ребенку в следующем «сне»? — спросила она, улыбнувшись в первый раз за все утро.

По правде говоря, в глубине души она уже знала ответ.

— Ну конечно же, дорогая моя сестра, те самые люди, воспоминания о которых так мешают ей жить, — отозвалась первая госпожа Шабаша.

Шайлиха заворочалась на шелковых простынях, слегка приоткрыв глаза. Дневной свет сменился ранними сумерками, сквозь распахнутые окна в спальню вливался прохладный воздух. Древесные лягушки и птицы уже завели свои вечерние песни, в воздухе ощущалась свежесть — предвестник ночного дождя. Масляные светильники на стенах заливали комнату мягким золотистым светом.

Однако принцесса не видела ничего, поглощенная образами, которые порождало ее сознание.

Они заполняли спальню, ставшую для нее тюрьмой, не давая Шайлихе ни мгновения передышки.

Так продолжалось весь день. Она ничего не пила и не ела, и служанки не отходили от ее постели, следя за тем, чтобы она не смогла причинить ни себе, ни будущему ребенку никакого вреда. Фейли, время от времени заглядывавшая в спальню, каждый раз убеждалась в том, что состояние Шайлихи становится все хуже. Она уже было решилась прямо сейчас приступить к завершающей части «фантомных страданий», но передумала; как известно, успешнее всего магические заклинания воздействуют ночью. Оставалось только ждать приближения темноты и надеяться, что жизнь не покинет принцессу до того, как у первой госпожи Шабаша появится возможность проявить свое искусство.

Принцесса открыла глаза, но вместо роскошной спальни вновь увидела образы, которые причиняли ей такие мучения. Люди, пейзажи и предметы складывались в хаотичный узор. Кто-то из призраков снова пытался заговорить с ней, но принцесса не слышала ни слова. Она видела пожилого мужчину в светло-голубом одеянии, с висящим на шее драгоценным камнем, и прекрасную женщину с волосами того же золотистого оттенка, что у самой Шайлихи. Еще один мужчина, с заплетенными в косички седыми волосами, облаченный в серое одеяние, прошел мимо, как будто не замечая ее. Молодой мужчина в черном жилете, черных штанах и высоких кожаных сапогах подошел ближе всех, ласково глядя на нее сквозь окружающий его туман. Принцесса хотела броситься к нему, но не могла сдвинуться с места. Потом появился высокий человек с каштановой бородой, он просто смотрел на нее, и по щекам его текли слезы, а потом его голова неожиданно скатилась с плеч. Шайлиха, отчаянно закричав, протянула к нему руки, но он был уже мертв.

А потом появились четыре женщины.

Первая была постарше, с седыми прядями в черных волосах; она осторожно положила руку на живот Шайлихе. За ней красавица с длинными темными волосами, потом еще одна, белокурая, а за ней рыжеволосая. На всех были роскошные платья. Они звали принцессу к себе, обещали, что она будет счастлива, и ее будущее дитя тоже, и все вместе они будут счастливо жить в огромном замке.

Невидящими глазами вглядываясь в окружающий ее белесый туман, Шайлиха прикоснулась к выступающему животу и с печалью, еле слышно стала называть имена. Они приходили к ней как бы ниоткуда и уходили туда же. Имена, не имеющие для нее никакого смысла.

Потом все вокруг снова завертелось, и больше принцесса уже не видела ничего.

В следующий раз принцесса проснулась от резкой, тянущей боли в левом плече. Попытавшись повернуться, она поняла, что не может этого сделать. Под спиной ощущалась твердая поверхность, и Шайлиха была как будто распластана на ней. Она широко распахнула глаза и издала душераздирающий крик. Принцесса снова находилась в маленькой комнатке с каменными стенами, хотя на этот раз все здесь было по-другому.

Она не могла пошевелиться на жесткой постели.

Приподняв, насколько возможно, голову, Шайлиха увидела, что ее руки прикованы к ложу железными кольцами. Взгляд вдоль тела показал, что ее ноги согнуты в коленях и разведены в стороны, а лодыжки тоже обхвачены железными оковами, не дающими их сдвинуть. Ночная сорочка соскользнула с бедер и собралась на уровне колен — принцесса испытала ужасное чувство, словно ее, обнаженную, выставили на всеобщее обозрение. Нет, конечно же, это не постель. Разве бывают каменные постели?

Она была прикована к плоской, похожей на алтарь, каменной глыбе, установленной в центре комнаты. Все остальное здесь осталось без изменений. Каменные стены и потолок, отсутствие двери, на стенах те же самые масляные светильники. Однако сейчас тут было тихо, как в могиле, и с каждым мгновением становилось все холоднее. Шайлиху охватил ужас, она задрожала.

Каждый выдох сопровождался легким облачком пара. Ни движения, ни звука. Она лежала совершенно неподвижно, широко раскрыв глаза и опасаясь даже шевельнуться, словно малейшее движение угрожало чем-то еще более кошмарным.

И потом она услышала.

Сначала звуки были едва слышны и напоминали музыку. Потом они стали ближе, более узнаваемыми… «Нет, это не музыка. Это голоса!» И эти голоса звучали все громче.

Медленно появились пять фигур в плащах с капюшонами. Сначала принцесса видела лишь темные очертания, лица скрывала тень. Потом они внезапно оказались совсем рядом с каменным алтарем. Стояли, сложив руки, глядя на нее и издавая жалобные стоны, дыхание облачками пара срывалось с их губ.

В какой-то момент они одновременно подняли головы, и Шайлиха снова закричала.

Все они были на одно лицо, и выглядело это ужасно. Удлиненные бледно-зеленоватые физиономии с черными провалами вместо глаз, с иссохшей, расползающейся на части кожей. Рты, из которых сочилась слизь, выглядели как широкие, резко очерченные отверстия с черными зубами. И эти чудовища улыбались — ужасные, отвратительные улыбки! — подходя все ближе к подножию каменного алтаря, к ее распростертому на нем обнаженному, беззащитному телу.

Принцесса снова закричала, слезы ручьями потекли по ее лицу. В ужасе от того, что они могут сделать, она напряглась с такой силой, что железные кольца врезались в запястья и лодыжки.

— Уходите! — умоляла Шайлиха, отчаянно извиваясь на своем каменном ложе. — У меня нет ничего, что вам нужно. — Силы оставляли принцессу, она уронила голову на холодный камень и прошептала еле слышно: — Прошу вас, прошу, не убивайте меня. — Шайлиха закрыла глаза, почти теряя разум и смирившись с тем, помешать чему была не в силах.

Ужасные создания столпились вокруг алтаря, продолжая что-то говорить тихими, журчащими голосами. Она почувствовала прикосновение их пальцев, поглаживающих внутренние стороны ее бедер; потом палец одного из них, причинив боль, проник в глубь ее тела. Принцесса попыталась сдвинуть ноги, но железные кольца держали их крепко. Осталось лишь снова закричать и попытаться отстраниться. Внезапно она все поняла.

«Им нужен мой ребенок». Слизь стекала из открытых ртов призраков, капала на ее бедра и пах. Шайлиха почувствовала неудержимый приступ тошноты и зашлась в диком, почти безумном крике.

И вдруг все изменилось.

Ей все стало предельно ясно, и страх разжал свои тиски. Почувствовав в правой руке что-то холодное, твердое, она увидела, что сжимает один из кривых мечей, которыми были вооружены крылатые защитники ее сестер. Железные кольца на запястьях и лодыжках исчезли, и принцесса спокойно перевела взгляд на лица своих мучителей.

Их лица изменились. Эти лица она уже видела прежде — и ненавидела их всей душой.

Один призрак обернулся пожилым мужчиной с черной с проседью бородой и большим драгоценным камнем на шее, второй — стариком с заплетенными в косички седыми волосами, а третий стал красивой женщиной с волосами того же цвета, что у Шайлихи. Четвертым оказался крупный мужчина с каштановой бородой и подбритыми на висках волосами, а последним — молодой человек в черном жилете, со свисающим с шеи золотым медальоном. И у всех них была одна цель — отобрать у Шайлихи ее дитя.

Именно старик сунул пальцы внутрь ее тела, и он умер первым.

Она вскочила с каменного ложа и взмахнула мечом, уверенно, как будто делала это всю свою жизнь. Отсеченная голова старика упала на каменный пол, а тело мгновенно исчезло. Потом настала очередь мужчины с каштановой бородой, а за ним женщины с золотистыми волосами и прекрасными голубыми глазами. Пожилой мужчина с драгоценным камнем на шее попытался сделать то, что не удалось старику, — засунуть руку внутрь тела Шайлихи. Сначала она рубанула по его протянутой руке, а потом отсекла и голову. Странно, крови почти не было, и голова покатилась по полу, туда, где уже лежали остальные.

Теперь оставался один — красивый молодой мужчина. Он не тянулся к ней, просто смотрел с таким странным выражением, будто понимал ее. И он… плакал.

Внимание Шайлихи привлек медальон на его шее. Выгравированные на нем лев и палаш ни о чем не говорили принцессе. Снова переведя взгляд на лицо молодого человека, она медленно подняла меч и улыбнулась, словно успокаивая мужчину.

Она совершенно точно знала, что нужно нажать на встроенный в рукоятку меча рычаг. Лезвие мгновенно удлинилось на фут, пронзило горло молодого человека и вышло с другой стороны шеи. Он рухнул на пол и тоже как будто растворился, а висящий прежде на его шее медальон остался лежать на полу. Презрительно усмехнувшись, принцесса отбросила меч, и он с громким звоном упал на каменный пол. Она непроизвольно закрыла глаза.

Все ее существо наполнило ощущение покоя и безмятежности, поглотившее прочие чувства и прокатившееся по телу восторженной волной. Она в благоговейном экстазе воздела руки к потолку и долго стояла так, не двигаясь. Открыв глаза, Шайлиха оглянулась по сторонам, не просто рассматривая комнату, в которой она находилась, но и как бы впервые заглядывая внутрь себя и всей своей жизни.

Принцесса спустилась со странного каменного ложа в центре маленькой комнаты, недоумевая, как и зачем она оказалась тут, а не со своими дорогими, горячо любимыми сестрами. Внезапно в стене возник дверной проем, сквозь который виднелся мягкий золотистый свет.

Шайлиха пошла к двери, но внезапно босой ногой наступила на что-то. Наклонившись, она подняла золотой медальон с изображением льва и палаша. Медальон понравился принцессе, и она повесила его себе на шею, опустив за вырез голубой шелковой сорочки.

Переступив порог, молодая женщина забыла обо всем, что произошло с ней в маленькой комнате с каменными стенами. Теперь в ее памяти жили лишь воспоминания, связанные с Цитаделью и сестрами. Она готова была с радостью убить любого, кто посмел бы угрожать им.

Тьма осталась позади, впереди воссиял свет. Шайлиха больше не была принцессой Евтракии, она стала госпожой Шабаша.

Долгожданной пятой волшебницей.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Шеннон вел их вверх по винтовой лестнице, устроенной внутри пологого ствола огромного старого дерева. Удивительно, но ступени лестницы были сделаны из голубого эфирского мрамора. Масляные лампы на резных деревянных стенах изливали призрачный свет, в воздухе ощущался запах хорошо просушенного дерева. Лестница оканчивалась у двери, в которую они вошли, оказавшись, скорее всего, в покоях Фегана. Даже не глядя на Вига, Тристан почувствовал, как тот напрягся.

— Подождите здесь, — велел Малютка. — Я узнаю, примет ли вас господин Феган. — И он заковылял по уходящему вправо коридору.

Комната, где они находились, представляла собой нечто похожее на небольшую оранжерею с прозрачным потолком. Здесь, насыщая воздух своим ароматом, росли растения самых разнообразных размеров и форм. Через некоторое время сюда, не обращая на пришельцев никакого внимания, вошел какой-то гном и приступил, видимо, к своему привычному занятию по уходу за растущими насаждениями.

Старый маг медленно подошел к какому-то деревцу и устремил на него внимательный взгляд. Потер листья между пальцами, понюхал их, пригляделся к веточкам.

— Вот уже триста лет, как я не видел ни одного из этих растений, — задумчиво произнес он, — и думал, что все они погибли. В войну волшебницы сожгли плантации, где они росли, чтобы лишить нас возможности их использовать. Травы, лепестки и корни этих растений играют большую роль в овладении магией, и некоторым из них просто нет цены. И все это время мы были их лишены. — Он отступил на несколько шагов, явно пораженный увиденным, — такое выражение не часто появлялось на лице Верховного мага. — Кошачий коготь, гелениум, терескен, тюльпан рохана и даже сандаловое дерево. — Виг поджал губы. — Интересно, что еще у него тут имеется?

Вернулся Шеннон, посасывающий неизменную трубочку.

— Господин примет вас, — высокомерно провозгласил он. — Он велел мне отвести вас к нему в покои.

Вслед за гномом они пошли по коридору, и Тристан бросил на своего спутника быстрый вопросительный взгляд.

— Будет лучше, если говорить буду я, — сказал маг. — Как-никак я знаю этого человека с давних пор, хотя, должен признаться, не удивлюсь ничему, что нам предстоит увидеть и услышать.

Чем ближе они подходили, тем слышнее становились печальные звуки скрипки. Наконец спутники вошли в другую комнату, и перед глазами принца предстало жилище Фегана, мага-отступника.

Вдоль стен просторного, роскошно убранного помещения расположились музыкальные инструменты, на полках и столах лежали книги и ноты. Масляные лампы отбрасывали мягкий свет, в воздухе витали запахи древних книг и жасмина.

На маленьком столике стоял хрустальный бокал с красным вином. Сидящий на полу огромный кот с темно-голубой шерстью, на шее которого красовался серебряный ошейник, невозмутимо посмотрел на вошедших. «Коты не бывают голубыми», — подумал принц. Он с трудом оторвал взгляд от загадочного животного и перевел его на человека, сидящего в центре комнаты в кресле на колесах.

Этот человек, играющий на скрипке, совсем не походил на того, которого рисовало Тристану воображение.

На простое черное одеяние человека ниспадали длинные седые волосы. Внезапно в памяти принца всплыли слова, сказанные Сакку в день страшной гибели его родных и магов Синклита. «Зря вы потратили столько времени и сил на увековечение памяти Фегана, — прошипела она. — Потому что он жив и обитает в Призрачном лесу, со своими драгоценными гномами. Благодаря нашим стараниям, он уже совсем не тот человек, каким был когда-то». Теперь Тристан понял, что она имела в виду. Волшебницы лишили его возможности передвигаться.

Музыка смолкла, скрипка опустилась, и человек развернул кресло, оказавшись лицом к лицу со своими гостями.

Тристану всегда казалось, что на свете нет глаз красивее, чем у Вига, с таким проникающим в душу взглядом. Однако он ошибался. Глаза Фегана производили еще более сильное впечатление.

Большие, с тяжелыми веками и изгибающимися над ними дугами бровями, они рассматривали принца с удивительной прямотой и спокойствием. Спокойствием, рожденным внутренним ощущением силы. Серая радужная оболочка была усыпана зелеными пятнышками, делая глаза Фегана похожими на переменчивый калейдоскоп. Над тонкогубым ртом нависал крупный орлиный нос. Мощная челюсть свидетельствовала о силе характера мага.

Феган перевел взгляд на старого мага, и тишина в комнате заметно сгустилась.

— Я привел с собой Тристана из дома Голландов, принца Евтракии, — тщательно подбирая слова, заговорил тот; последовала тягостная пауза, во время которой сказанные Вигом слова словно повисли в воздухе. — Он — Избранный, которого мы так долго ждали.

— Подойди ко мне, — велел Феган принцу. Тристан сделал шаг вперед, но Верховный маг движением руки остановил его. — Я понимаю твое беспокойство, Виг. Мы с тобой давно не виделись и теперь мало что знаем друг о друге. Но ты, без сомнения, понимаешь, что никакая сила в мире не заставит меня причинить ему вред. Он действительно один из тех, кого мы так долго ждали?

Виг опустил руку, и принц подошел к сидящему в кресле магу.

— Наклонись и посмотри мне в глаза, — приказал Феган.

Тристан так и сделал. Узор зеленых пятнышек завораживал — словно принц оказался захвачен бездонным водоворотом. Казалось, прошло бесконечно много времени, прежде чем маг-отступник отвел взгляд.

— Тебя ждут великие свершения, Тристан, — произнес Феган и посмотрел на Верховного мага. — Ты видел окружающую его лазурную ауру?

— Да, — отрывисто ответил тот.

— И такой же она была во время его рождения, как и предсказано в Пророчествах?

— Да.

— При каких обстоятельствах ты видел ауру, если не считать момента появления принца на свет?

Сейчас Феган полностью сосредоточил свое внимание на Виге, и Тристан видел, что тому даже в голову не приходит уклониться от ответа на его вопросы. В старом, искалеченном маге ощущалась такая сила, что ему, без сомнения, подчинялось всё и все вокруг.

— В тот день, когда он нашел Пещеру Парагона, — ответил Верховный маг. — Вскоре после того, как я убил охотника за кровью. — При этих словах Феган прищурился, наклонил голову и слегка вздохнул. — Это был Филлиус, я узнал его по родимому пятну на предплечье. Убив его, я сжег тело, а боевой топор с черепом мы захоронили в склепе магов. Потом появилась вопящая гарпия, она напала на солдат на тренировочном плацу. Я убил и ее, с помощью магической ловушки.

Феган посмотрел на свои прикрытые черным одеянием бесполезные ноги, привел в действие кресло на колесах, через застекленную дверь выехал на балкон и остановился там, глядя на деревья.

Несмотря на то что этот маг в свое время стал отступником и был таким образом отчасти ответствен за похищение Шайлихи и гибель остальных родных Тристана, принц начал проникаться к нему сочувствием. Он хотел выйти вслед за ним на балкон, но Виг остановил его, покачав головой.

— Наконец Феган прервал молчание.

— Шеннон, ты можешь идти, — негромко произнес он. Тристан и думать забыл о том, что их проводник все еще здесь. Гном послушно покинул комнату. — Значит, Избранный нашел Пещеру сам, еще до коронации? — спросил маготступник.

— Да, — ответил Верховный маг.

— Любопытно. — Феган вздохнул. — А Манускрипт… По-прежнему хранится в подземном туннеле у водопада, его магическая защита цела?

— Да. Принц почувствовал ее действие на себе, когда попытался проникнуть в туннель. — Судя по тону старика, он устал отвечать и жаждал сам задавать вопросы.

— Ну, насколько я понимаю, ты объяснил Тристану, что его обучение начнется только после того, как он прочтет Пророчества, и что без Камня сделать это невозможно? — Феган резким движением развернул кресло. — Я вижу в его глазах неуемную жажду знаний. Но ведь так и должно быть, не правда ли?

— Я рассказал принцу все, что необходимо, о его скрытых возможностях и предстоящем обучении, — ответил Виг.

В его голосе явственно ощущалось нетерпение, а глаза смотрели с такой напряженностью, что, казалось, могли воспламенить воздух.

— Можешь выкладывать все, что у тебя на уме, — мягко сказал маг-отступник. — Я догадываюсь, о чем пойдет речь.

— Мне следовало бы убить тебя прямо на месте, — с угрожающим видом, почти шепотом произнес Виг, шагнув вперед.

Тристан впился взглядом в лицо Фегана — его интересовала реакция последнего. Ее, однако, не последовало.

— Мне казалось, что уж кем-кем, но глупцом тебя назвать было нельзя. — Увечный маг с безмятежным видом покачал головой. — И мне бы не хотелось изменять свое мнение. Мне ничего не стоит убить тебя одной силой мысли, и ты знаешь это, как знаешь и то, что тебе подобное не по плечу. — Он подкатил к маленькому столику, поднес к губам бокал и медленно отпил вина. — Я не враг тебе, и мы отчаянно нуждаемся друг в друге, если есть хоть какая-то надежда поправить то, что произошло. Ты еще очень многого не знаешь, Верховный маг, а времени у тебя в обрез.

Феган перевел взгляд на темно-голубого кота и поманил его к себе. Тот немедленно вспрыгнул к нему на колени.

Принцу показалось, что выражение лица старика немного смягчилось, но чувствовалось — в полной мере доверять магу-отступнику он еще не готов.

Виг кивнул на кота.

— Никодемус, надо полагать?

— Память у тебя осталась неплохой. — Феган впервые за все время улыбнулся. — Да, это Никодемус. Как видишь, воздействие «чар времени» на животных ничуть не хуже, чем на людей.

Внезапно Тристан почувствовал, что с него хватит этой словесной дуэли. Он подошел к сидящему в кресле магу. Золотой медальон свесился с шеи принца, поблескивая в свете масляных ламп.

— Мои родные и маги Синклита убиты, единственную сестру похитили волшебницы, страна лежит в развалинах, а ты сидишь здесь в уединении и развлекаешься своими головоломками, — воскликнул он. — Я хочу услышать ответ на свои вопросы, причем немедленно! Меня интересует, что стало с моей сестрой и можешь ли ты помочь нам. — Повернувшись, принц бросил возмущенный взгляд на Вига и снова посмотрел на мага-отступника. — А вам обоим, похоже, не о чем говорить, кроме как о древнем коте, которому перевалило за триста!

«Одаренная» кровь вскипела в жилах Тристана, и он безмолвно поклялся добиться ответа — или умереть, пытаясь сделать это.

Полностью проигнорировав слова принца, Феган посмотрел на Верховного мага и произнес то, чего от него не ожидал никто.

— Уверен, вас заинтересовали растения в моем саду. У меня есть еще кое-что, на что вам стоит взглянуть, — уголок его тонкогубого рта приподнялся в подобии озорной улыбки, и у Тристана возникло впечатление, что такое выражение лица характерно для Фегана. — Не сомневаюсь, вы будете удивлены. Правда, нам еще многое предстоит обсудить сегодня ночью, но для начала окажите мне честь и будьте снисходительны к эгоизму одинокого старого отшельника, которому так редко выпадает возможность принимать гостей.

Не дожидаясь ответа, маг-отступник, все еще держа на коленях Никодемуса, выкатился в своем кресле в коридор.

Принц вопросительно посмотрел на Вига. Тот в ответ покачал головой, оттопырив щеку кончиком языка.

— Да, он всегда был такой. Легко может довести до бешенства, верно? Его могущество настолько превосходило наше, что мы были вынуждены подчиняться ему даже тогда, когда его поразительный ум выдавал, на наш взгляд, абсолютно невозможные идеи. Это всегда было его отличительной особенностью. И похоже, сейчас он остается таким же, разве что вынужден после встречи с волшебницами передвигаться в кресле. — Верховный маг сокрушенно вздохнул. — Думаю, у нас нет выбора. Идем за ним, но держись поближе ко мне и будь очень осторожен. Признаюсь, мне пока не совсем ясны его мотивы.

Феган остановился перед большой дверью, повел рукой, и она послушно распахнулись. Увечный маг поманил Вига и Тристана за собой.

Их глазам открылось удивительное зрелище.

Они стояли на балконе с обитыми медью перилами, отсюда открывался вид на роскошный, буйно цветущий сад, раскинувшийся ниже балкона. Сквозь прозрачный потолок были прекрасно видны множество звезд и три красные луны. Воздух был теплый и влажный, от запаха, источаемого растениями, кружилась голова.

Внезапно принц заметил одну необычную вещь. В центре сада располагалась полянка, а на ней — большой мраморный бледно-лиловый круг с прожилками темно-синего цвета. От него во все стороны, точно спицы колеса, расходились выложенные мрамором лучи, а на конце каждого из них были выложены буквы евтракийского алфавита, выполненные также из мрамора в старомодной манере, с завитушками. Первая буква — А — находилась наверху огромного колеса, остальные шли по часовой стрелке.

Молчание первым прервал Верховный маг.

— А для чего тебе понадобилось это сооружение? — спросил он, знакомым жестом вскидывая бровь.

— Мне необходима помощь, — сказал увечный маг, поглаживая разнеженно мурлычущего Никодемуса. — Я, конечно, обладаю кое-какой силой, но, увы, прикован к этому креслу.

— Объясни, что ты имеешь в виду, — потребовал Виг.

— Может, лучше просто показать? — Феган улыбнулся. — Уверен, это произведет гораздо большее впечатление, чем любые слова.

Маг-отступник поднял руки и закрыл глаза. Одна из стеклянных секций потолка тут же начала открываться. В образовавшееся отверстие подул прохладный ветер, в ноздри сильнее ударили запахи цветов.

Феган с серьезным выражением лица поглядел на Вига.

— Смотри, Верховный маг. Вот они, наши старые знакомые.

Через отверстие в крыше начали влетать «полевые красавицы». Огромное количество великолепных бабочек порхали над садом, время от времени задевая растения. Небольшая стайка уселась на перила недалеко от того места, где стояли Тристан и два мага.

— Задай им вопрос, — произнес, обращаясь к Вигу, Феган таким обыденным тоном, словно просил подать соль.

У того от удивления вытянулось лицо.

— Что ты попросил? — прошептал Виг внезапно охрипшим голосом.

— Я сказал — задай им вопрос, — терпеливо повторил маг-отступник.

— Ты хочешь уверить меня, что способен разговаривать с бабочками?! — взорвался старик.

— То, что ты на протяжении трехсот с лишним лет был Верховным магом, не должно мешать тебе стремиться узнавать новое, особенно от меня. — Прищурившись, Феган по смотрел на собеседника. Тристаном овладел благоговейный страх. Никто никогда в его присутствии не разговаривал с Верховным магом подобным тоном, даже его отец, король. — Ну, что же ты медлишь, задай им вопрос. Но обращайся к ним в доброжелательной манере… ну, вот хотя бы к тем бабочкам, что сидят на перилах.

Чувствовалось, что Виг прикладывает неимоверные усилия, чтобы не взорваться. В конце концов он взял себя в руки и посмотрел на сидящих на перилах бабочек.

— Как зовут вашего господина? — вопросил он язвительно, по-видимому нимало не веря в подобные фокусы.

То, что произошло дальше, было поистине невероятно.

Грациозно паря в воздухе, одна из бабочек тут же полетела вниз, к мраморному кругу, и приземлилась на букву Ф. Затаив дыхание, принц смотрел, как остальные бабочки одна за другой взлетали со своего места и опускались на ту или иную букву алфавита. Тристан воспроизвел в уме порядок, в котором они садились.

Ф-Е-Г-А-Н.

«Это совершенно невероятно!» — не веря своим глазам, подумал принц.

Бабочки спокойно сидели на мраморных буквах, как будто ожидая следующего вопроса, медленно взмахивая просвечивающими разноцветными крыльями.

Феган не упустил случая посыпать соли на раны своего бывшего соратника.

— Похоже, ты все еще не веришь мне, Верховный маг? — не без злорадства поинтересовался он. — Вижу, ты совсем не изменился за последние три столетия. По-прежнему не уступаешь в упрямстве евтракийским ослам. Желаешь еще одну попытку? Задай другой вопрос. Или от восхищения у тебя перехватило горло?

«Они ведут себя как два „мага резерва“, старающихся похвалиться один перед другим своим искусством владения магией, — подумал Тристан. — Так, наверное, было и триста лет назад. Вот почему Виг так злится. От зависти, конечно! Верховный маг, будучи значительно сильнее остальных членов Синклита, отвык от подобного соперничества». Принц улыбнулся. «Был сильнее — до этого самого мгновения».

Старый маг словно язык проглотил; казалось, он даже не видел того, что происходит на поляне. Потом он резко повернулся к Фегану и требовательно спросил:

— Это правда? Ты действительно нашел способ общаться с животными?

— Если ты имеешь в виду, могу ли я с ними разговаривать, должен решительно ответить — нет. По крайней мере пока не могу. Но конкретно с этими бабочками я могу взаимодействовать, правда на самом простом уровне. — Маг-отступник улыбнулся. — Смелее же, старый скептик. Задай им еще один вопрос. Убедись, что глаза тебя не обманывают.

Любопытство, овладевшее Вигом, перевесило все остальные чувства. Он перегнулся через перила и закричал:

— Ответьте мне, как называется камень, способный усиливать магическое могущество!

Прошло всего несколько мгновений, и сидящие на мраморных буквах гигантские бабочки взмыли в воздух, трепеща разноцветными крылышками, и тут же начали опускаться снова, на этот раз на другие буквы. Тристан напряженно следил за порядком, в котором они приземлялись, и, разобравшись в этом, изумленно раскрыл рот.

П-А-Р-А-Г-О-Н.

— Как? — набросился на Фегана Верховный маг. — Каким образом тебе удалось этого достигнуть? Все маги Синклита безуспешно бились над этой задачей больше трех столетий. Не может быть, что ты сумел сделать это! Наверное, показываешь нам какой-нибудь трюк!

— Никаких трюков, — безмятежно отозвался тот. — Я недаром предложил тебе самому задавать вопросы — чтобы не осталось никаких сомнений. — Маг-отступник приложил палец к губам и задумался; потом глаза у него заблестели, на губах заиграла озорная улыбка. — Если, однако, тебе все еще требуются доказательства, я могу их предоставить. — Он лукаво посмотрел на принца. — Может, стоит чуть-чуть сбить спесь с нашего общего друга?

Феган закрыл глаза, и несколько порхающих в воздухе бабочек воспарили над головой Вига. Своими крохотными лапками они принялись хватать его седые косички, дергать за них. Другие летали на уровне ног старого мага, сильными взмахами крыльев заставляя подниматься и опускаться край серого одеяния, обнажая тем самым его костлявые ноги. Тристан изо всех сил пытался сдерживать смех, но из этого ничего не вышло. В приступе неудержимого хохота он сложился пополам, на глазах выступили слезы, и его не остановило даже выражение лица донельзя возмущенного Вига. Порхающие вокруг ног старика бабочки били крыльями с такой силой, что принц почувствовал на лице дуновение воздуха. Верховный маг, казалось, вот-вот лопнет от злости, а Феган преспокойно сидел в кресле и улыбался своей сводящей с ума улыбкой.

«Снова он ведет себя как расшалившийся школяр, — подумал Тристан. — Представляю, каково с этими двумя приходилось их наставникам, и, похоже, почтенный возраст мало что в них изменил. Ну прямо детишки в учебном классе Редута. Нет, те вели себя куда пристойнее!»

— Довольно! — не выдержал Верховный маг. — Можешь успокоиться, я тебе верю!

— Ты в этом уверен? — Разыгранная послушными ему бабочками сцена явно доставляла Фегану немалое удовольствие. — И не будешь больше оспаривать каждое мое слово? А то ведь бабочки могут порхать так целый день. — Он перевел взгляд на принца и заговорщицки подмигнул ему.

— Не буду, не буду, старый гордец! — закричал Виг. — Ты от меня этого добивался?

— Ну ладно, — с явной неохотой маг-отступник наклонил голову, и преподавшие старику урок бабочки присоединились к остальным, порхающим в огромном саду.

— Но какое отношение имеют бабочки к твоему саду? — поинтересовался принц, когда ему наконец удалось справиться с хохотом.

Верховный маг стоял, с сердитым видом поправляя край своего одеяния.

— Избранный смотрит точно в корень проблемы, — отозвался Феган. — Видишь ли, бабочки заменяют мне ноги. Они приносят пыльцу, семена и споры, без которых невозможно было бы создать тот сад, который вы сейчас видите. Им понадобились десятки лет, чтобы собрать все это. Не будь бабочек, большая часть этих растений давно бы вы мерла.

— А почему бы не поручить это гномам? — спросил Тристан. — С ними наверняка легче общаться, чем с бабочками.

«Общаться с бабочками, подумать только!» Абсурдность этой мысли заставила его недоуменно покачать головой.

Внезапно нахлынуло чувство вины — он тратит время впустую, разглядывая порхающих бабочек и выслушивая подковырки, которыми два древних мага не устают осыпать друг друга.

— Феган, я уже говорил, что меня чрезвычайно волнует судьба сестры. Мне все-таки хотелось бы получить ответ на свои вопросы, — твердо заявил принц.

И в который раз реакция мага-отступника поставила его в тупик.

— Вы уже успели подкрепиться?

— Тристан недоуменно воззрился на него.

— А какое это имеет значение?

Узнав, что у меня будут гости, я взял на себя смелость распорядиться, чтобы приготовили обед. Сейчас все уже готово, и лично я испытываю голод. Окажите честь разделить со мной трапезу. А если мы откажемся? — хмуро поинтересовался принц.

— Тогда, боюсь, вы останетесь голодными и лишитесь большого удовольствия, — отозвался Феган. — Хотя вообще-то у вас нет выбора. Если вы откажетесь отобедать со мной, я позову Шеннона, и он выведет вас отсюда. — На лице мага снова заиграла лукавая улыбка. — Только вряд ли вы проделали столь долгий и опасный путь, чтобы уйти отсюда несолоно хлебавши, и все лишь потому, что я пригласил вас подкрепиться. — Не дожидаясь ответа, он повернул свое кресло и выкатился в коридор.

Тристан вопросительно посмотрел на Вига, но тот лишь с огорченным видом поднял бровь и горько вздохнул. Чувствовалось, что злость старика уже улетучилась.

— Знаю, он кого хочешь выведет из себя, но в одном Феган прав. Сейчас у нас действительно нет выбора.

Принц перевел взгляд на удивительный сад и огромных бабочек, которые начали безмолвно и неторопливо покидать его сквозь отверстие в стеклянном потолке. Видимо, и впрямь ничего не поделаешь. Придя к этой мысли, он бок о бок с Вигом зашагал по коридору вслед за удаляющимся креслом на колесах, которым управлял маг-отступник.

Столовая Фегана была отделана роскошными панелями из красного дерева. На полу лежали узорчатые ковры, в центре комнаты стоял огромный стол, за которым без труда смогли бы разместиться с десяток человек. Сейчас он был сервирован на троих. Из соседнего помещения, служившего, судя по всему, кухней, тянуло соблазнительными запахами. Сквозь прозрачный потолок виднелись сверкающие на ночном небе звезды.

Глядя на увечного мага, Тристан испытывал странное чувство печали и сочувствия; от подозрительности, владевшей им ранее, не осталось и следа. Роскошь и размеры столовой лишь подчеркивали одиночество Фегана, безмолвно рассказывая о долгих вечерах, когда он в полной тишине сидел здесь, одолеваемый тягостными мыслями о собственном отступничестве и навсегда потерянной дочери.

Дверь кухни распахнулась, и оттуда появились три маленькие служанки в белых фартуках. Оживленно переговариваясь друг с другом, они внесли супницу, большое серебряное блюдо с овощами и второе, поменьше, с зажаренными на вертеле евтракийскими фазанами в соусе.

Принц впервые получил возможность как следует разглядеть женщин-гномов. Выглядели они как обычные женщины, разве что были более плотными и коренастыми. Тристан снял перевязь с дрегганом и повесил ее на высокую спинку кресла, чтобы оружие все время находилось под рукой. Феган бросил на дрегган косой взгляд.

— Мне сообщили, что этим мечом был убит твой отец, — с сочувствием произнес он.

— Понимаю, почему ты с ним не расстаешься. Мне также стало известно, что тебе уже не раз представился случай пустить его в ход. Но поверь, принц, — настанет день, когда это оружие, сейчас в твоих глазах столь важное и полезное, покажется тебе жестоким и ненужным. — Он отпил глоток вина из хрустального бокала.

Слова Фегана эхом отозвались в сознании Тристана. Откуда маг все это узнал? И знает ли он о смерти своей дочери?

— Меня интересует Шайлиха, — решительно заявил он, не прикасаясь к еде. — Тебе, похоже, многое известно…

— Не спеши, — внезапно вступил в разговор Виг. — Прежде нам нужно выяснить кое-что между собой. Скажи, Феган, ты предал нас? — Вопрос тяжело повис в воздухе, словно меч, занесенный над головами сидящих за столом. Его собеседник поставил бокал и с грустью посмотрел в глаза Верховному магу.

— Да, я совершил предательство, — ответил он. — Но не по той причине и не в той степени, как ты полагаешь. — На мгновение он прикрыл глаза, на его лице читалась боль. — Это произошло потому, что волшебницы захватили Эмили.

«Эмили! — пронеслось в голове Тристана. — Наташа, герцогиня Эфиры. Лилит. Ее настоящее имя Эмили».

— Мы так и предполагали, — рявкнул Виг. — Но угроза потери дочери, как бы ты ни любил ее, не оправдывает помощи Шабашу! Клянусь Вечностью, я готов задушить тебя голыми руками!

Никогда в жизни принц не видел Верховного мага в такой ярости. На правом виске старика пульсировала вена; чувствовалось, что его «одаренная» кровь просто бушует.

— Нет, ты не понимаешь, — прошептал Феган. — Дело совсем в другом. Вскоре после того, как моя дочь, надев на шею Камень, оказалась способной прочитать Манускрипт, волшебницы осознали ее ценность и похитили девочку. До сих пор не могу понять, каким образом. Им было известно, что я обладаю абсолютной памятью. Спустя три дня я получил локон волос Эмили и пергамент, в котором говорилось, что я должен закончить чтение Манускрипта и явиться к ним, или они станут отрезать у моей дочери по пальцу и присылать мне один за другим, а потом настанет очередь и других частей тела. Послание было подписано Фейли.

— И что же ты предпринял? — прерывающимся голосом спросил Верховный маг.

— Ничего. Отослал пергамент обратно, приписав, что они могут убить мою дочь, если захотят, но помогать им я не стану.

Виг, прищурившись, откинулся в кресле.

— Почему ты не рассказал нам об этом? Мы бы помогли тебе.

В глазах Фегана блестели слезы.

— И что дальше? Я знаю, любой из магов отдал бы за меня жизнь, если бы потребовалось, но к чему бы это привело? Волшебницы были близки к победе, наш единственный шанс состоял в том, чтобы научиться использовать силу Манускрипта и Камня, а времени катастрофически не хватало. Какие бы чувства я ни испытывал, любые действия по спасению дочери привели бы лишь к ненужной трате времени и сил. Эмили умерла, но волшебницы проиграли войну. От моей девочки остался лишь локон волос…

Его собеседник помолчал, обдумывая услышанное.

— Но ты исчез, — произнес он наконец. — Никто не знал, куда и по какой причине. А вскоре после этого волшебницы неожиданно начали обретать еще большее могущество. Мы едва не проиграли войну, и многие из нас полагали, что причиной этого стало твое отступничество. — Он отвернулся, на мгновение погрузившись мыслями в прошлое. — Но все же мы одержали над ними победу и изгнали волшебниц, оставив их на волю волн в море Шорохов.

Маг-отступник протянул руку и положил ее на плечо Вигу.

— Мы оба совершили ужасные ошибки. Твоя состояла в том, что волшебниц следовало не изгнать, а уничтожить. — На его лице появилось выражение раскаяния. — И Шеннон рассказал мне о вашем столкновении с берсеркерами. Тебе есть о чем сожалеть, и мне тоже. У нас имеется прекрасное место для сожалений — Призрачный лес.

Казалось, Верховному магу внезапно стало дурно. Он поднялся, подошел к распахнутому окну и какое-то время стоял, вперясь в него невидящим взором. Потом снова повернулся к Фегану.

— Как же, в таком случае, ты предал нас?

Я не перешел на их сторону добровольно, как вы подозревали. Меня захватили.

— Как же они смогли взять тебя в плен? — удивленно воскликнул Тристан. — Мне говорили, что ты был самым могущественным среди магов.

— Да, это правда, — откликнулся Феган. — Но разве Виг не рассказывал тебе, что к тому времени волшебницы на учились объединять свои силы, и даже я не мог оказать им сопротивление, когда они действовали сообща.

— Как это случилось? — спросил Верховный маг.

— Должен признаться — по глупости. По моей собственной глупости. Я отправился в Пещеру, на поиски предметов, ускользнувших, возможно, от нашего внимания, которые могли бы ускорить овладение тайнами Манускрипта. Мне казалось, что в одиночку я смогу пробраться туда незаметно и быстро. Но волшебницы меня выследили. Поскольку на мне было одеяние магов, они отвели меня к Фейли. — Феган горестно склонил голову. — А та потребовала, чтобы я пересказал им все, о чем узнал из Манускрипта, в случае отказа пообещав предать Эмили мучительной смерти прямо у меня на глазах.

— И что же дальше?

— Они заковали меня в кандалы на городской площади Флориан-Глейда. Потом привели Эмили и снова пригрозили, что убьют ее.

— И ты поддался на их угрозы?

— Нет, я плюнул Фейли в лицо. Поглядел в глаза своей единственной дочери и навек попрощался с ней. Волшебница по имени Вона схватила девочку за волосы, оттащила в ближайший дом и перерезала ей горло. Вскоре она вы шла оттуда с окровавленным ножом и, расхохотавшись, швырнула мне в лицо окровавленную прядь волос моей дочери. Я до сих пор иногда просыпаюсь от жалобного крика Эмили.

Виг бросил на принца предостерегающий взгляд. «Мы, скорее всего, никогда не узнаем, какая девочка стала в тот день жертвой Воны, — подумал принц, но это была не Эмили».

— И что произошло дальше? — продолжал допрос Верховный маг.

— Они пытали меня, добиваясь того, что их интересовало. Посмотри на меня, Виг. — Феган протянул к нему руки. — Теперь тебе понятно?

Старик мягким жестом прикоснулся к его плечу.

— И тогда ты рассказал им все?

— Нет. — В голосе увечного мага послышались непреклонные нотки. — Я не сказал им ни слова. Пытки продолжались долго. Волшебницы медленно истязали меня, использовали огонь, воду, заклинания — словом, весь свой привычный арсенал. Но я молчал. И сама моя кровь, и все, чему меня учили, до поры до времени позволяли мне держаться, и волшебницы потерпели неудачу.

Виг вздохнул, устало прикрыв глаза. «Так много боли и смертей, — подумал он. — И даже сейчас, триста лет спустя, всего я еще не знаю».

— Как же им удалось в конце концов сломить тебя?

— Во время одной из самых страшных пыток Фейли сумела преодолеть ментальную преграду, которую я возвел в своем сознании. Каприз позволяет делать такие вещи. Отвратительное, но в некотором роде полезное умение. В результате она смогла проникнуть внутрь моего сознания и перейти к ментальным пыткам, устоять перед которыми невозможно даже человеку с «одаренной» кровью такого качества, как моя. Эти пытки полностью ломают психику человека. В конце концов волшебницы сумели вытянуть из меня многое из того, что было прочитано мною в разделе Манускрипта, посвященном Капризу. Но это им, как ты помнишь, не помогло. Я находился в плену до тех пор, пока дела у них не пошли совсем плохо. К этому времени я настолько ослабел от пыток, что от меня уже не было никакого толку. Решив, что в таком состоянии я не смогу причинить им вреда, волшебницы просто бросили меня, предоставив умереть собственной смертью. Однако постепенно я пришел в себя и первым делом, призвав на помощь свое искусство, соорудил вот это самое кресло. Единственной моей надеждой оставался Призрачный лес. И наткнувшиеся на меня гномы помогли в этом. Со временем я, как видишь, частично исцелился, а в благодарность за помощь пообещал гномам, что останусь жить здесь и буду защищать их. — Феган перевел взгляд на принца. — Ментальные пытки, которые они ко мне применяли, носят название «фантомных страданий», — Он помолчал, давая собеседнику возможность вникнуть в смысл сказанного; теперь ему предстояло сообщить Тристану то, что, без сомнения, отзовется в его душе мучительной болью. — Именно эту пытку волшебницы сейчас применяют к твоей сестре.

Совершенно ошеломленный, принц откинулся в кресле. «Они пытают Шайлиху, — билось в его сознании. — А я теряю время, рассиживая здесь за трапезой в обществе старого безумного мага».

Эта мысль незамедлительно отразилась в его действиях. Взмах рукой за спину, и в руке Тристана оказался один из метательных ножей. Вскочив, он схватил Фегана за одежду и рывком притянул к себе.

— Откуда тебе это известно? — прохрипел принц. — И с какой стати им применять к ней пытки? В тот день они обращались с Шайлихой с невероятным почтением! Сакку называла ее сестрой! Я видел это собственными глазами! Говори, откуда ты об этом узнал! — Он нацелил острое лезвие в лицо мага.

Феган спокойно погрузил взгляд в темно-синие глаза Избранного. Уголок рта у него дрогнул в легкой улыбке.

— Ты что, в самом деле воображаешь, будто можешь причинить мне вред этой игрушкой? — спросил он.

На Тристана, однако, его слова не произвели никакого впечатления, и маг-отступник перевел взгляд на Вига.

— Убери нож, Тристан, — вздохнув, велел старик. — Пока у нас нет оснований не доверять Фегану. Дай ему высказаться. — Принц как будто не услышал его слов, и Виг заломил бровь. — Ты не считаешь, что от тебя будет больше толку, если останешься в живых?

Злясь на самого себя, Тристан неохотно отпустил мага и спрятал нож в колчан.

— Думаю, сейчас самое время рассказать о том, где моя сестра и что с ней произошло, — сквозь зубы процедил он. — Мне надоело ждать.

Феган вздохнул и начал свое повествование.

— Шайлиха в Пазалоне, стране на другом берегу моря Шорохов, где теперь правит Шабаш. В обеих странах сходный язык, одни и те же обычаи, но судьба у них разная. Волшебницы увезли туда твою сестру и Парагон, дабы осуществить свой грандиозный план, задуманный ими на основании тех знаний, что удалось вытянуть из меня Фейли. Им нужна пятая волшебница, а в Пазалоне нет людей с «одаренной» кровью. Получается, что от союза волшебницы с любым из местных жителей может родиться ребенок с «одаренной» кровью, но качество ее не будет высоким. Вот зачем они вернулись сюда — им нужны Камень и Шайлиха. С помощью заклинания «фантомных страданий» они добьются того, что она станет пятой волшебницей.

«А те, что выступают под знаком Пентангля, будут искать Избранную женщину и, найдя ее, подчинят своей воле». — Благодаря своей превосходной памяти, Феган с легкостью вспомнил цитату из Манускрипта, прочитанного свыше трехсот лет назад.

— Они превратят твою сестру в пятую волшебницу, и она станет вместо Фейли первой госпожой Шабаша.

Принц и Виг, словно потеряв дар речи, обменялись взглядами. В столовой повисло напряженное молчание, которое в конце концов прервал Верховный маг.

Значит, за морем Шорохов есть какая-то страна? Вообще-то мы давно подозревали это. И даже посылали туда множество экспедиций, но ни один корабль не вернулся обратно. Но откуда тебе все это известно? Ты вступил в контакт с волшебницами, когда они явились сюда, напав на Евтракию?

— Все гораздо проще. В Пазалоне есть преданный мне человек, и я получаю от него сообщения.

— И каким же образом ты их получаешь? — спросил Тристан недоверчиво. — Может, ты способен связываться с ним мысленно, как это делают волшебницы? И откуда твоему сообщнику известны подробности их жизни?

— Нет, мысленная связь такой протяженности мне недоступна, — вздохнув, отозвался Феган. — Кое-какими способностями для этого я, конечно, обладаю, но они не распространяются на неподготовленных и, тем более, на тех, с кем я никогда не встречался. И все же, думаю, при желании я сумел бы овладеть этим искусством, хотя отдельные его аспекты практикуются лишь приверженцами Каприза. Между прочим, я не давал клятвы магов и не подвергался воздействию «заклинания смерти». Фейли захватила меня до того, как это стало обязательным для всех магов. Следовательно, ничто не мешает мне освоить любое направление Каприза. — На губах мага-отступника мелькнула мимолетная улыбка. — Но я никогда не делал этого и не собираюсь, из-за тех нежелательных эффектов, которыми неизбежно сопровождается практика Каприза… Нет, Тристан. Все действительно гораздо проще. Мой друг на той стороне моря пишет сообщение, привязывает его к лапке голубя и посылает сюда. Эти птицы на редкость выносливы и быстры. Они, не делая передышки, способны пересечь море Шорохов за несколько дней. Прочитав сообщение, я отвечаю на него и отправляю голубя обратно, дав ему, конечно, возможность как следует отдохнуть.

— Не понимаю, — произнес принц; недоверие в его голосе не исчезло. — Как можно за несколько дней преодолеть такое огромное расстояние?

— В самом деле, — сухо добавил Виг.

— Я около трехсот лет бился над тем, чтобы мои ноги снова могли ходить, но тщетно, — ответил маг-отступник. — В конце концов я сдался и пришел к выводу, что до конца моих дней передвигаться самостоятельно не смогу. Предвидя, что волшебницы выживут и когда-нибудь смогут вернуться в Евтракию, я пришел к выводу, что следует каким-то образом постараться узнать как можно больше об их жизни и планах. Так и родилась эта идея. Я попросил гномов наловить мне голубей и принести их сюда, в мой дом.

— Ты воздействовал на птиц заклинаниями? — поинтересовался Верховный маг, иронически вскинув бровь.

— Угадал. — Феган расплылся в улыбке. — В результате скорость птиц неимоверно возросла, и теперь им хватает нескольких дней для того, чтобы пересечь море Шорохов. На пределе сил, конечно. Случается, что сердце у голубя не выдерживает. Сначала я просто внушал им лететь на восток, пока они не доберутся до суши или не умрут, пытаясь сделать это. Они должны были возвращаться только в том случае, если сумели пересечь море. Птицы улетали и пропадали, я совершенствовал заклинания… В конце концов первый голубь вернулся, принеся мне доказательства того, что достиг земли. Начиная с этого момента я стал привязывать к лапкам записки, естественно, приняв все меры предосторожности, чтобы нельзя было догадаться, от кого они исходят, — на случай, если бы какая-нибудь из записок попала в недобрые руки. По счастью, этого не произошло. Можете представить мою радость, когда наконец голубь принес ответ из-за моря — и притом от врага волшебниц! С тех пор мы постоянно обмениваемся посланиями.

— Надо полагать, у этого «врага волшебниц» есть имя? — осведомился Виг.

— Его зовут Гелдоном. Несмотря на риск, этот человек продолжает переписываться со мной. По его словам, он так сильно ненавидит волшебниц, что готов умереть, если это поможет одолеть их.

И какое же положение в Пазалоне занимает этот Гелдон, если он столь хорошо информирован?

— Это горбатый карлик, раб Сакку, на которого волшебница наложила «чары времени», так что он примерно наших с тобой лет. Сакку надела на него железный ошейник, к которому пристегнута цепь, и он вынужден помогать в осуществлении ее извращенных прихотей. Вторая госпожа Шабаша повсюду таскает его за собой, вот откуда ему так много известно. Гелдон ненавидит волшебниц и поначалу тоже наобум рассылал голубей с сообщениями, надеясь найти родственную душу, с кем можно было бы поделиться своими мыслями. Естественно, он даже не подозревал о существовании страны под названием Евтракия. Каковы же было его изумление и радость, когда в один прекрасный день птица с посланием опустилась в голубятне его друга! С тех пор наше с ним общение стало постоянным.

— Поначалу я, разумеется, не доверял ему полностью. До недавнего нападения на Евтракию я выражался в самом общем смысле, не сообщая Гелдону ни о чем существенном. Но когда Сакку со своими Фаворитами нагрянула сюда, я решил, что должен рискнуть и всерьез довериться ему. Я понимал, конечно, что могу и промахнуться. Кто знает, может, он вводил меня в заблуждение? «Но чем мне грозит моя откровенность?» — подумал я. И в то же время, если этот человек искренен, я смогу узнать очень много важного. Авантюра в некотором роде. По правде говоря, я и сейчас не до конца уверен, что ему можно доверять. Но, с другой стороны, какой у нас выбор, в особенности с учетом того, что произошло в Евтракии? Я, разумеется, стараюсь проверять каждое его слово. — Феган помолчал в задумчивости. — Даже огромное колесо не сможет вращаться без маленькой втулки.

Виг наклонился над столом.

— Гелдон знал о том, что готовится нападение на Евтракию?

— Знал.

— Тогда почему он не предупредил тебя, несмотря на вашу дружбу? — возмущенно воскликнул Тристан.

— Он не смог. Перед нападением на Евтракию обстановка в Цитадели — замке, из которого волшебницы управляют Пазалоном, была крайне напряженной. Сакку никуда не отпускала его и не посылала за пределы Цитадели, и он не имел возможности отправить мне сообщение. Почти три месяца я не получал от него известий и подумал, что, возможно, его предательство обнаружено и Гелдон мертв. Однако уже после нападения он написал мне, выражая искреннее сочувствие. Все это время его терзала мысль о том, что он знал о готовящемся нападении, но не смог предостеречь нас. С каждым днем его ненависть к волшебницам возрастает. К сожалению, он не может связываться со мной, когда захочет. Для этого необходимо, чтобы хозяйка дала ему поручение, которое он может выполнить, лишь покинув пределы Цитадели.

Весьма убедительно, — фыркнул Верховный маг.

— И по какой же причине он ненавидит волшебниц? — спросил принц.

— Как я уже говорил, этот человек — раб Сакку. Много лет назад она наложила на него заклятие «кипящей крови», что лишило Гелдона мужской силы. Каждый день она не устает напоминать ему об этом и постоянно издевается над ним в присутствии посторонних.

«Это на нее похоже», — подумал Виг, нахмурившись и почесывая затылок.

— И где же она отыскала этого Гелдона?

— В Гетто Отверженных.

— Где?

— Гетто Отверженных — это обнесенный стеной город в двух часах верховой езды к югу от Цитадели. Волшебницам понадобилось место, куда можно было бы отправлять тех граждан Пазалона, которые их чем-либо не устраивали. Они решили эту проблему просто — наслали мор на жителей ближайшего города и в дальнейшем отправляли туда неугодных им. В народе считается, что бессрочное изгнание в Гетто куда страшнее смерти. Общеизвестно, что войти в город и выйти из него можно лишь через главные ворота, охраняемые Фаворитами. Но Гелдону удалось обнаружить лазейку, о которой волшебницам и их приспешникам ничего не известно. Именно в Гетто Гелдон и его друг держат своих голубей. В самом деле, лучше места не придумаешь.

Виг взял бокал с вином и посмотрел сквозь хрусталь на густо-красную жидкость. Похоже на кровь… «одаренную» кровь. «Она причина всему», — подумал маг, не догадываясь о том, что та же мысль пришла в голову Тристану две ночи назад, когда тот бодрствовал у костра.

— Неизвестная страна по ту сторону моря, бабочки, с которыми можно разговаривать, якобы вероломный по отношению к своим хозяевам раб, посылающий тебе записки с голубями, твоя жизнь здесь, на дереве, среди гномов, и рассказ о том, как волшебницы пытали тебя с помощью каких-то «фантомных страданий»… Интересная получается картина.

— Скептически поджав губы, Верховный маг продолжал вертеть бокал в пальцах. — Имеется, однако, еще один весьма важный вопрос, на который пока ты не дал ответа.

Тристан взволнованно взглянул на Вига.

— Зачем им нужна пятая волшебница? — продолжал тот, сверля Фегана пристальным взглядом. — И почему они считают, что для этой цели им необходима именно Шайлиха?

Помрачнев лицом, маг-отступник положил вилку.

— Волшебницы задумали осуществить «причастие кровью». — Он откинулся в кресле, как будто внезапно плечи его придавила тяжелая ноша.

Принц понятия не имел, что под этим подразумевается; Виг, судя по выражению его лица, тоже. Однако само звучание этих слов вызвало необъяснимую дрожь, пробежавшую по всему телу.

— Объясни, что это такое, — потребовал Тристан.

Феган тяжело вздохнул и потер лицо руками, точно на него внезапно нахлынула усталость.

— Волшебницы соберутся в специально оборудованном помещении в глубине Цитадели. Шайлиха, к несчастью, станет к тому времени одной из них, хотя не успеет пройти обучение. Но для того, что они задумали, этого и не требуется. Им нужна только кровь принцессы, а не дар, а потом в их распоряжении окажется целая вечность, чтобы обучить ее, если они решат это сделать, в чем лично я не сомневаюсь. Волшебницы расположатся в углах Пентангля, своего символа, позаимствованного из описания Каприза в Манускрипте. Вы наверняка видели этот знак, вышитый на их платьях. В центре будет стоять алтарь, а на нем золотой сосуд, захваченный в день нападения на Евтракию, — тот самый, который Виг когда-то нашел в Пещере вместе с Камнем. Каждая отдаст в этот сосуд немного своей крови. Парагон будет висеть в центре Пентангля. В разделе, по священном Капризу, упоминается, что, если проделать все точно таким образом, с ночного неба ударит вниз поток света. Отразившись от Парагона, как от призмы, поток света разделится на разноцветные лучи, которые упадут на кровь в сосуде. Волшебницы по очереди отопьют из него, и в этот момент Парагон кровно соединит их. Все пятеро станут едины, и все получат частицу могущества Шайлихи, хотя никто из них не будет обладать такой силой, как она. — Маг-отступник снова провел рукой по лицу и закрыл глаза. — Но все это лишь подготовка к тому, что произойдет дальше.

Онемев, принц посмотрел на Вига. «Это безумие, — содрогнулся он. — Шайлиха никогда в жизни не пойдет на такое!» Он ждал, что старик успокоит его словом или хотя бы жестом, но тот не шелохнулся. Лицо Верховного мага словно окаменело.

— И что же произойдет дальше? — спросил он. Феган напрягся, все еще не открывая глаз.

— «Расплата», — ответил он. — За «причастием кровью» немедленно и неизбежно последует «расплата», — по вторил он. — Жесточайшая власть над всем и вся — людьми, животными, морем, небом и даже направлением ветра… Евтракия и Пазалон прекратят свое существование, превратившись во владения Шабаша, населенные нерассуждающими, покорными рабами. С Камнем, принцессой и знаниями, которые Фейли под пытками вытянула из меня, они могут в буквальном смысле этого слова овладеть всем миром, подчинить себе сознание всех населяющих его существ. Им будет достаточно подумать о чем-то, чтобы это произошло. Полагаю, нет смысла расписывать тебе, как будут жить люди, оказавшись в полной власти волшебниц. — Маг-отступник открыл глаза, и принц едва не утонул в их бездонной серой глубине.

В столовой стало тихо, точно в гробнице, только занавеси на открытом окне мягко шелестели под порывами ветра да издалека доносился немолчный рокот моря.

Виг с потерянным видом склонил голову и, задумчиво почесывая бровь, пытался вникнуть в то, что только что услышал. Наконец, испустив тяжкий вздох, он произнес:

— Ты говоришь, Фейли вытянула из тебя многое из сведений о Капризе. Надо ли это понимать так, что в полной мере она этим знанием не владеет?

— Совершенно верно.

— Как же тебе удалось утаить от нее хоть что-то? Ведь ты говорил, что сопротивляться «фантомным страданиям» невозможно даже человеку с твоей кровью.

— Почти сверхчеловеческим усилием воли я закрыл от нее часть своего сознания. По правде говоря, мне и самому неясно, как мне удалось этого достигнуть. Сопротивление отнимало у меня последние силы, но после гибели дочери мне нечего было терять. Заклинание «фантомных страданий» воздействовало не в той мере, как полагала Фейли. Она усвоила вырванные у меня знания лишь фрагментарно, я оказался в состоянии что-то скрыть от нее. Думаю, она до сих пор не осознает этого.

— Но это же хорошо? — вмешался в разговор Тристан, в душе которого в первый раз за время разговора за брезжила надежда. — Если волшебницы владеют знанием лишь частично, наверное, против них можно использовать то, что осталось им неведомо?

Маг-отступник посмотрел на него с грустью.

— Если бы дело было только в этом, — ответил он. — Боюсь, утаив от Фейли часть знаний, я тем самым создал другую проблему, может быть, даже более серьезную.

Сердце у принца упало, в особенности когда он заметил беспомощное выражение на лице Верховного мага. «Как может повредить нам то, что какие-то магические знания от волшебниц ускользнули?» — недоумевал Тристан.

— Судя по выражению твоего лица, Виг, ты уже уловил ее суть, — продолжал Феган. Ты сам объяснишь это принцу или хочешь, чтобы это сделал я?

— Предпочитаю выслушать твою точку зрения, — угрюмо отозвался старик.

Маг-отступник вздохнул.

— Как я уже сказал, Фейли вытянула из меня знания Каприза лишь частично, о чем не подозревает. И по этой причине она может совершить роковые ошибки. Относительно «причастия кровью» ей и в самом деле известно все. Иначе обстоит дело с «расплатой». Тут ее знания весьма отрывочны. Вывод таков — почти наверняка она проведет «расплату» с нарушениями.

В окно задувал прохладный вечерний ветерок, но не он стал причиной пробежавшей по спине Тристана дрожи.

— А что произойдет в этом случае?

— Наш мир просто перестанет существовать. Полностью и необратимо. Неточное осуществление «расплаты» приведет к неправомочному слиянию Закона и Каприза, что, в свою очередь, закончится гибелью всего мира. Недаром знания об этих направлениях магии изложены в отдельных разделах Манускрипта. Только один человек может осуществить слияние Закона и Каприза должным образом Избранный. Ты, Тристан. Так предначертано Древними Провидцами. Но если Закон и Каприз столкнутся или даже придут хотя бы к частичному взаимодействию по воле любого другого человека, результат будет катастрофический. А Фейли попытается сделать именно это. Речь идет не только о спасении Шайлихи, речь идет о самом существовании нашего мира.

— Да, Виг говорил мне, что слияние двух направлений магии может закончиться фатально, — сказал принц. — И я понял почему, после того как он показал мне их физическое воплощение в виде двух сфер. Но откуда тебе знать, что действия Фейли способны привести к концу мира? Такое невероятное могущество одного человека просто не укладывается в голове.

Феган перевел взгляд на Верховного мага.

— Значит, ты показал Тристану обе стороны магии? — спросил он. — В таком случае, принц, вспомни, как все это выглядело. Вспомни похожие на молнии разряды внутри каждой сферы, стремящиеся вырваться на волю. Чтобы осуществить задуманное, первой госпоже Шабаша понадобится такое огромное количество магической энергии обоих направлений, что в сферах возникнут невиданные доселе разрывы. Уверяю тебя, это чрезвычайно опасно само по себе. Но она пойдет дальше — воссоединит полученную энергию, а это, как сказано в Пророчествах, по плечу только Избранному. Никаких сомнений — Фейли потерпит поражение. И большой беды в том бы не было, если бы вместе с ней не погиб остальной мир. Не уцелеют даже сами Закон и Каприз.

Эти зловещие слова прозвучали как удар погребального колокола. Молчание нарушил Виг.

— Но ведь она наверняка должна знать, чем может закончиться слияние двух направлений магии, — возразил он. — Что ни говори, Фейли добилась серьезных успехов в своем искусстве и обладает огромными знаниями. И все же ты считаешь, что она пойдет на такой страшный риск?

— Я в этом не сомневаюсь, — уверенно ответил маготступник. — Ради чего, по-твоему, она решила похитить Шайлиху? Ни для каких других целей принцесса ей не нужна. И еще — ты, по-моему, упускаешь из виду, что Фейли совершенно безумна. Она настолько увлеклась практикой Каприза, что уже давно перешагнула грань разума. Лично я считаю, что сейчас она существует в своем собственном мире, считая себя непогрешимой, и просто не способна раздумывать о возможных последствиях своих поступков.

— А остальные волшебницы понимают, насколько велик риск? — спросил Верховный маг.

— Скорее всего, нет. — Феган прищурился. — Не забывай, их знание магии гораздо более ограниченно. Они доверяют первой госпоже Шабаша и, скорее всего, не предполагают, что та задумала осуществить слияние обоих направлений магии. Кроме того, усиленно практикуя Каприз, они тоже неудержимо скатываются в сторону безумия и склонны принимать желаемое за действительное. — Он замолчал, погрузившись в свои мысли. — Вот уж поистине, слепой ведет слепых, — прошептал увечный маг, обращаясь скорее к самому себе. — Этим же объясняются и их поистине ненасытные сексуальные потребности.

Тристану мгновенно припомнилась ночь на берегу реки, когда та, которую он знал как Лилит, внезапно превратилась в Наташу и едва не изнасиловала его.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он Фегана.

— Пораженные безумием, волшебницы воображают, будто чем разнузданнее их похоть, тем выше магическое мастерство — как будто сама магия принуждает их творить все эти непотребства. У Фейли, да и у остальных волшебниц магия вызывает сексуальный экстаз, и они считают, что это увеличивает их могущество. Я убедился в этом на собственном опыте. В разделе Каприза коротко упоминается о подобном эффекте. Вот для чего им нужны Конюшни — место, где содержатся рабы, используемые волшебницами для удовлетворения своих животных потребностей. — Феган с сочувствием взглянул на принца, понимая, что вынужден снова причинить ему боль. — И Шайлиха благодаря высокому качеству своей крови, пройдя обучение у первой госпожи Шабаша, обретет такую же сексуальную разнузданность, став вдобавок самой злобной из волшебниц, — он откинулся в кресле, допуская, что Тристан может снова наброситься на него, не желая верить услышанному.

Принц потрясенно посмотрел на мага-отступника и с размаху ударил кулаком по столу.

— Я тебе не верю! — вскричал он. — Откуда ты все это знаешь? Многое, о чем мы тут сегодня говорили, произошло больше трехсот лет назад, а ты рассуждаешь так, будто все это было вчера!

— Ты кое о чем забыл, мой юный друг, — отозвался Феган. — Я обладаю даром абсолютной памяти. Все, что я когда-либо видел, слышал, узнал или прочел, без малейшего изъяна сохраняется в ней и может быть извлечено оттуда в любой момент. Иногда, уверяю тебя, это не столько благословение, сколько проклятие. Находясь в плену у волшебниц, я стал свидетелем того, как Фей ли впервые испытала подобный экстаз. А о том, насколько разнузданно волшебницы вели себя во время войны, тебе может рассказать Верховный маг. С тех пор их порочность в немалой степени усугубилась и наверняка не знает границ. — Они с Вигом обменялись понимающими взглядами.

— Именно благодаря своей абсолютной памяти я стал первым, кто прочел Манускрипт после моей дочери Эмили. Теперь, когда остальные маги Синклита мертвы, во всем мире из тех, кто знаком с разделами как Закона, так и Каприза, остались только мы с Вигом. Третий раздел, Пророчества, не читал никто, но и первые два в определенной степени приоткрывают завесу над будущим. Вот почему все мы были предупреждены о твоем появлении на свет и знали, как и когда должно начаться твое обучение. — Феган пристально взглянул в глаза принцу. — Понимаю, все сказанное кажется тебе отвратительным и ужасным, но поверь — так оно и есть.

Тристан, чувствуя себя совершенно разбитым и одиноким, встал и на подгибающихся ногах подошел к окну. «Моя сестра, единственное уцелевшее близкое мне существо, томится где-то по ту сторону моря, — билось в его сознании, — и я не знаю, как добраться туда, и не владею магией, без которой борьба за ее жизнь заранее обречена на неудачу». Внезапно ему в голову пришла одна мысль. Принц повернулся к Фегану.

— Один вопрос давно не дает мне покоя, и, по-моему, сейчас самое время задать его. Если Эмили унаследовала твою кровь, которая, как ты сказал, очень высокого качества, то зачем волшебницам было ее убивать? Почему они не обучили ее своему искусству? Зачем триста с лишним лет ждали, пока на свет появится Шайлиха? — Краем глаза Тристан заметил рассерженное выражение на лице Вига, но сейчас его это мало волновало.

— В жилах моей жены Джессики текла обыкновенная, не «одаренная» кровь. «Одаренная» кровь Эмили была недостаточно высокого качества для осуществления планов Шабаша. Но моя дочь была удивительным ребенком, жизнерадостным и умным. Доживи она до наших дней, ты сам мог бы убедиться в этом.

Принц бросил взгляд на Верховного мага, вернулся к столу и сел на свое место.

— Ты сам скажешь ему или мне сделать это? — спросил он.

— Не думаю, что сейчас самое подходящее время… — проворчал Виг.

— А я думаю иначе! — Тристан уже по горло был сыт всеми этими тайнами, загадками и недомолвками. — Дело в том, что я встречался с твоей дочерью, — решительно за явил он, обращаясь к Фегану. — Она была жива все эти столетия и в последние годы выступала под личиной герцогини Эфиры. Волшебницы обучили ее искусству менять внешность, и никто не догадывался, кто она такая на самом деле. Вплоть до того дня, когда во дворце погибла почти вся моя семья. Ты ошибся, маг, она пережила тот день во Флориан-Глейде. Вместо нее был убит кто-то другой. Сожалею, что вынужден сообщить тебе об этом, но больше всего меня сейчас беспокоит жизнь моей сестры.

Принц тяжело откинулся в кресле, сожалея о том, что на его долю выпало сообщить страшное известие покалеченному, исстрадавшемуся магу. Во взгляде Вига он прочел осуждение, но не обратил внимания на это. Вытянув перед собой ладони, Тристан показал Фегану свежие шрамы, появившиеся в ту ночь, когда он, стоя на коленях под дождем возле свежих могил своих близких, дал клятву уничтожить всех, кто лишил их жизни.

— Я поклялся на крови вызволить сестру и привезти ее домой. И я это сделаю, так или иначе. — В тоне принца явственно звучала угроза. — У всех нас есть шрамы, на теле или в душе. Сожалею, что благодаря мне у тебя теперь появится еще один.

Лицо мага-отступника приобрело мертвенно-бледный оттенок. Он беспомощно переводил взгляд с Вига на Тристана.

— Эмили… Эмили была жива все это время? — потрясенно спросил он.

Верховный маг вперил в принца сердитый взгляд, надеясь, что тот хотя бы сейчас придержит язык и позволит ему закончить этот рассказ так, как он считает нужным.

— Да, — мягко ответил он. — Но теперь она мертва.

— Она стала одной из них? — спросил Феган, уставившись в стол невидящим взглядом. — И все эти годы ждала их возвращения?

— Да. Мы знали ее как Наташу из дома Минааров, жену Балдрика, герцога Эфиры. Этот брак, конечно же, был для нее лишь средством для того, чтобы иметь возможность появляться при дворе и участвовать в церемонии коронации. В день нападения она убила и своего супруга.

— Тристан сказал, что она умела изменять свою внешность. Этому ее могли научить только волшебницы, — пробормотал маг-отступник себе под нос.

— Разумеется, — подтвердил Виг. — На протяжении более трех столетий она имела немало имен, меняя свою внешность каждый раз, когда окружающие начинали замечать, что она не стареет. Она знала о готовящемся нападении на Евтракию. По-моему, она могла общаться с Фейли, между ними было что-то вроде мысленной связи, и это позволило волшебницам так точно выбрать время нападения — когда Камень оказался в воде и маги утратили свою силу. Все было весьма тщательно продумано. Именно в этот момент крылатые убийцы, пробив стеклянный купол Верховного зала, посыпались вниз, своим появлением навсегда изменив наш мир.

— Фавориты Дня и Ночи, — еле слышно произнес Феган; по его щеке, затерявшись в длинной седой бороде, скатилась одинокая слеза. — Клюге, их командир. И Траакс, его первый помощник. Именно крылатые воины выполняют для Шабаша всю грязную работу. Гелдон писал, что их там тысячи.

При упоминании имени Клюге принц с силой сжал ручки кресла. «Когда-нибудь я убью этого негодяя, — уже в который раз поклялся он. — И тех из них, кого успею, прежде чем они прикончат меня».

— Что это за создания? — спросил Верховный маг. — Уроженцы Пазалона?

— Точно сказать не могу, но как воины они не имеют себе равных. В Пазалоне говорят, что никто не может их одолеть. Гелдон писал, что во время тренировок Фавориты убивают друг друга — других достойных противников у них там просто нет. Видишь ли, все евтракийские новости я узнаю от гномов. Они прекрасно умеют прятаться. Подслушивают у раскрытых окон, таятся в густой листве деревьев у дороги, ловя каждое слово проезжающих мимо. Именно один из них, когда по дороге хлынул поток беженцев, первым услышал о нападении на Таммерланд. Старейшина гномов, Толстый Майкл, рассказывал, что Фавориты вырезали королевскую гвардию, как серп срезает пшеничные колосья.

— А почему гномы остались здесь, где их существованию угрожают берсеркеры? — спросил Виг. — Почему не ушли в другое место?

— Куда? — возразил маг-отступник. — Вспомни, охота на них всегда считалась чем-то вроде развлечения. Что лучше — жить там, где на них охотится все население, или в Призрачном лесу, где им угрожает опасность только со стороны немногих берсеркеров и где они к тому же находятся под моей защитой?

Чувствовалось, что самообладание уже начало возвращаться к нему. Феган перевел взгляд с Верховного мага на Тристана, и принц почувствовал, что сейчас он задаст ему очень трудный вопрос.

— Как умерла моя дочь? Вам это известно?

— Да, — поколебавшись, ответил Виг. — Ее убил я. Точнее говоря, мы с Тристаном оба приложили к этому руку. Видишь ли, когда мы бежали из Таммерланда, Эмили, которую мы знали как Наташу, поджидала нас на постоялом дворе, в очередной раз изменив свой облик. Мы хотели вызволить из трудной ситуации невинную девушку, но позже выяснилось, что это была подстерегавшая нас Наташа. — Он помолчал, взвешивая, стоит ли рассказывать исстрадавшемуся отцу обо всем, но в конце концов продолжил: — Перед тем как убить, она пыталась изнасиловать Тристана, чтобы понести от него и родить ребенка с «одаренной» кровью. Я убил ее с помощью магической петли.

— Ты сказал, принц тоже сыграл свою роль, — прошептал Феган, когда вновь обрел способность говорить.

Казалось, его пронзительные серые глаза заглядывают в самую душу Тристана.

— Виг накинул на нее свою петлю, но она продолжала бороться. Я понимал, что она должна умереть, другого выхода не было, и отрубил ей голову дрегганом.

Принц понимал, что творится в душе мага-отступника, но не жалел о содеянном. Эта женщина несла ответственность за гибель его родных наравне с остальными волшебницами, и, если понадобилось бы, он убил бы ее снова, даже если бы знал, чья она дочь.

Феган перевел взгляд на дрегган, свисающий со спинки кресла принца.

— Ты имеешь в виду вот этот меч? Тот самый, которым был убит твой отец?

— Да.

— И им же ты рассчитываешь прикончить волшебниц и Клюге?

— Да.

Увечный маг опустил голову и закрыл глаза, на мгновение словно обратившись к своим мыслям. Затем заговорил, не открывая глаз:

— Избранный возьмет оружие по своему выбору и убьет многих, прежде чем прочтет Пророчества и выйдет к свету.

— Цитируешь Манускрипт? — осведомился Виг.

— Да. — Маг-отступник открыл глаза и снова посмотрел на дрегган, мирно висящий на спинке кресла. — Там еще говорится, что у Избранного будет оружие трех видов. Второе, надо полагать, это ножи в колчане у него за спиной. А третье… Пока не знаю, время покажет. Только в Пророчествах сказано, что именно сделает Тристан. И только он должен прочесть их.

Феган взял руки принца в свои и долго смотрел на красные шрамы на его запястьях.

— Ты правильно подметил — у каждого из нас свои шрамы. Боюсь, у тебя их появится еще немало, прежде чем ты сможешь обрести покой. Что касается моей дочери, известной тебе под именем Наташа, я не держу на вас зла за ее смерть. Да, я безмерно любил мою Эмили, но та, кем она стала, должна была погибнуть. Я предпочитаю думать, что моя дочь умерла в тот далекий день во Флориан-Глейде.

Тристан раскрыл было рот, собираясь ответить, но тут в дверь кто-то постучал.

Толстый Майкл, старейшина гномов, ростом был с Малютку Шеннона, но выглядел гораздо старше. Он стоял в дверном проеме, держа в руках какой-то странный сундучок с проделанными в его стенках дырами.

— Прошу прощения, господин, — начал он, — но только что прибыло еще одно послание. Мы подумали, может быть, ты захочешь как можно быстрее ознакомиться с ним.

Маг-отступник кивнул, и Толстый Майкл поставил сундучок на обеденный стол перед ним. Принц бросил быстрый вопросительный взгляд на Вига, но, видимо, тот тоже не догадывался о назначении этого предмета.

По знаку Фегана гном открыл коробку и, засунув в нее руку, вытащил сизого голубя. Птица не проявляла никакого беспокойства, словно ей было не впервой находиться в чьих-то руках. Тристан взглянул на лапку голубя и увидел привязанный к ней сверток. «Один из голубей Фегана, — догадался принц. — С посланием от Гелдона».

— Да, ты угадал, — словно прочтя его мысли, произнес тот. — А на груди у него свисток, отгоняющий хищных птиц. — Неожиданно искалеченный маг наклонился и нежно прикоснулся губами к головке птицы. — Это самый быстрый из них. Наверно, сообщение чрезвычайно важное, раз Гелдон не побоялся рискнуть его жизнью.

Феган отвязал маленький сверток, внутри которого находился пергамент, торопливо развернул послание и принялся за чтение.

Страстно желая как можно быстрее узнать хоть что-то, касающееся сестры, принц пытался по выражению его лица догадаться, о чем говорится в послании. И сердце у него упало. Надежда в глазах мага сменилась беспокойством и даже тревогой. Потом он поднял взгляд от пергамента и посмотрел на Тристана.

— Лучше прочти сам.

Тот вырвал из его руки послание и начал читать, с трудом разбирая странный угловатый почерк.

«Господин Феган,

от всего сердца хотелось бы мне сообщить вам другие вести, но то, чего ты больше всего опасался, произошло. Принцесса Шайлиха обращена. Последнее применение заклинания «фантомных страданий» достигло успеха, она полностью забыла свою прошлую жизнь и верит, что принадлежит к Шабашу. Во многих смыслах она стала хуже любой из волшебниц. К восторгу остальных, она по доброй воле совершает злодеяния по отношению к невинным людям. Ее яростное желание поскорее начать обучение не имеет себе равных, она стремится узнать как можно больше о «причастии кровью» и «расплате». Поговаривают, что вскоре Шайлиха станет их предводительницей. Ее ребенок вот-вот появится на свет — еще одна невинная жертва, которой предстоит подвергнуться тлетворному воздействию волшебниц.

С твоих слов я знаю, что после появления пятой волшебницы Фейли понадобится девять дней для подготовки к «причастию кровью». По моим предположениям, это послание окажется у тебя через три дня. Остается шесть. Сейчас время — это самое главное.

Ты рассказывал, что не подготовленная должным образом «расплата» может привести к концу нашего мира. Должен признаться, что, проведя триста лет в рабстве, я не знаю, какой исход мне кажется предпочтительней.

Жду ответа. И напоминаю, что нужно торопиться.

Гелдон».

Без единого слова принц, положив послание на стол перед Вигом, встал и подошел к окну, за которым шумело море Шорохов. «Шайлиха — волшебница Шабаша, — не веря самому себе, думал он. — Все потеряно! Даже если бы мы сумели добраться до Пазалона, остановить ее невозможно, как и сделать так, чтобы она стала прежней. Раньше я думал, что, окажись мы вместе, у нас был бы хоть какой-то шанс. Но не теперь. Тот самый момент, когда убили Фредерика, положил начало пыткам моей сестры. И они продлятся всю ее оставшуюся жизнь, хотя она даже не будет подозревать об этом. — Тристан вытер набежавшие слезы. — Осталось всего шесть дней. Кроме волшебниц, никто никогда не мог зайти в море Шорохов дальше чем на четыре дня пути. Но даже если бы мы и нашли способ сделать это, все равно мы не успеем».

Голос Верховного мага заставил принца очнуться от горьких дум. Он повернулся и увидел, что тот возвращает послание Фегану.

— Как будет проходить «причастие кровью», о котором идет речь? — спросил Виг.

— Все это время Фейли проведет в уединении, посещая лишь то помещение Цитадели, где будет проводиться «причастие». Именно ей предстоит призвать с небес свет, который должен пройти через Камень. Подготовка очень сложна и требует полной сосредоточенности, — маг-отступник перевел взгляд на Тристана. — Насколько я понимаю, единственными волшебницами, которых ты видел, были Сакку и моя дочь Эмили, которую ты знал как Наташу. Ты собственными глазами убедился, что они способны творить невероятное зло. Но, хоть ты и Избранный, хочу предостеречь тебя от ошибки. Что бы там ни творила Сакку, она — ничто по сравнению с Фейли. И дело не только в тех знаниях, которые первой госпоже Шабаша удалось выудить из моего сознания. Гораздо важнее то, что ею владеет безумие.

При этих словах лицо Верховного мага омрачилось, и принц решил, что при случае, если таковой представится, надо будет попросить его подробнее рассказать историю Шабаша.

Виг встал, подошел к Тристану и положил ему на плечо руку.

— Я не вижу способа продолжать борьбу, — горько произнес он. — Знаю, это не то, что ты хотел бы услышать, но, по-видимому, наше путешествие закончится здесь, в Призрачном лесу. Чтобы пересечь море Шорохов, наверняка требуется гораздо больше четырех дней, а у нас такого времени нет. Боюсь, мы потерпели неудачу. Мы не успеем добраться до Шайлихи. — На глазах старого мага выступили слезы. — Я подвел тебя, Тристан. И тебя, и твоего отца. Прости меня, если сможешь, но я не знаю, что нам делать дальше.

— Ты всегда был чересчур приземленным, Виг, — неожиданно сказал Феган. Непонятно откуда взявшийся темно-голубой кот снова лежал у него на коленях. — Вот почему из нас двоих я оказался более могущественным. Следует хотя бы иногда давать волю воображению. — Он улыбнулся, поглаживая мурлыкающего кота.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Верховный маг, дугой выгнув бровь.

— Та проблема, о которой вы упоминали, не является неразрешимой. Видишь ли, я могу перенести вас в Пазалон. В мгновение ока. И полагаю, вы не станете возражать, поскольку любое промедление приближает нас к страшному моменту «причастия кровью».

— Ты говоришь серьезно? — Принц быстрыми шагами вернулся к столу и сел. Виг присоединился к нему. — Мы действительно можем оказаться в Пазалоне?

Маг-отступник расслабился и сделал глубокий вдох.

— Слушайте внимательно, вы оба. Существует портал, пройдя через который можно мгновенно оказаться в другом месте, и открыть его могу только я. Даже Фейли о нем неизвестно. Помнишь, я говорил, что, сама о том не ведая, она усвоила науку Каприза лишь фрагментарно? Этот портал — как раз часть того, что мне удалось от нее утаить. Если бы она заподозрила, что подобные вещи существуют, меня уже давным-давно не было бы в живых. — Он улыбнулся. — Так или иначе, здесь также кроется объяснение тому, почему у Никодемуса голубая шерсть. Скажи-ка, Тристан, ты когда-нибудь видел голубых котов?

— Вечность, куда тебя опять заносит? — не выдержал принц. — Ты говоришь так же, как пьяница движется — куда угодно, только не туда, куда нужно! А что касается твоего кота, думаю, теперь меня вообще мало что может удивить. Во всяком случае, из того, что имеет отношение к магам.

Феган поднял бровь и посмотрел на Вига.

— Упрямец, а?

— Больше, чем ты можешь предположить, — отозвался Верховный маг. — Но если и впрямь существует быстрый способ добраться до Пазалона, расскажи нам о нем, не тяни.

— Хорошо, — улыбнулся маг-отступник. — Тристан, ты наверняка помнишь разговор о том, что во время твоего рождения можно было наблюдать яркую ауру. Какого она была цвета?

— Виг сказал, что лазурного.

— А когда он убил вопящую гарпию, какого цвета была магическая ловушка?

— Тоже лазурного.

— А когда Вигу пришлось убить Эмили, какого цвета была магическая петля?

Тристан прищурил глаза.

— Лазурного, конечно. И что из того?

В разговор вступил Верховный маг, уже начавший догадываться, в чем суть дела.

— Помнишь тот день, когда ты нашел Пещеру, а я убил охотника за кровью? Когда мы возвращались домой, я использовал порошок, чтобы освещать нам путь. Какого цвета была светящаяся дорожка?

Принц нахмурился.

— Лазурного, ясное дело. Тебе известно об этом не хуже, чем мне.

— Тебе это ни о чем не говорит? — спросил Феган.

— Только о том, что я знал всегда. Все, что создают маги, бывает лазурного цвета.

— Не совсем так, — поправил Тристана увечный маг. — Разве тебе не приходилось видеть, чтобы Виг использовал свою силу, но при этом свечения не возникало?

Приходилось, конечно.

— Тогда тебе следует уточнить свой ответ. Принц задумался.

— Если маг использует значительную силу или ему приходится делать что-то особенно сложное, возникает лазурное мерцание той или иной формы. Если же речь идет о чем-то сравнительно легком, этого не происходит.

— Неплохо, — похвалил принца Феган. — А теперь по думай, как увязать то, что я сказал о портале, с Никодемусом?

Тристан откинулся в кресле, растерянный, недоумевающий. Он и впрямь никогда прежде не видел котов с голубой шерстью, но ход этих рассуждений выглядел совершенно безумным. Он посмотрел на улыбающегося мага, испытывая сильнейшее желание схватить его за горло и хотя бы таким образом вытрясти из него ответ. Быстрый взгляд на Вига, однако, подсказал принцу, что лучше не проявлять агрессивности. Собственно, у него и не было другого выбора, кроме как подыграть Фегану. Внезапно Тристана осенило.

— Ты посылал его сквозь этот портал! — воскликнул он. — Кот был в Пазалоне и вернулся обратно! Это единственное, чем можно объяснить цвет его шерсти! Но почему он таким и остался?

— Превосходно, — с довольной улыбкой произнес маготступник. — Хотя, по правде говоря, я понятия не имею, почему его цвет вообще изменился. Может, по той причине, что кот менее разумное существо по сравнению с человеком, а может, все дело в том, что в его жилах не течет «одаренная» кровь.

— С какой целью ты посылал кота в Пазалон? — спросил принц.

— Чтобы удостовериться, что портал работает, конечно. Потом я открыл его снова, и Гелдон отослал Никодемуса обратно, с запиской, подтверждающей, что кот не просто бродил неизвестно где, а в самом деле совершил переход туда и обратно.

— Расскажи об этом портале, — заинтересованно попросил Верховный маг, сделав еще глоток вина. — Мы в Синклите приложили немало усилий, чтобы освоить такой способ передвижения, в особенности это бы нам пригодилось во время войны, однако успеха не добились. Как он действует?

Феган улыбнулся.

— Я открываю портал, ты проходишь сквозь него, мгновение — и ты уже в другом месте.

— Но это невозможно! — воскликнул Тристан. — До Пазалона, если он вообще существует, можно добраться только по морю Шорохов. Нельзя преодолеть такое расстояние за мгновение! Ты, наверное, просто бредишь!

Улыбка увечного мага, однако, стала еще шире.

Виг, явно заинтригованный, задумчиво пожевал губами.

— Ты не ответил на мой вопрос, Феган. Как действует этот портал?

Его собеседник взял салфетку и расстелил ее на столе. Вытянув длинный палец, он прожег небольшую дыру в центре сначала левой, потом правой ее половины.

— Вот это, — маг-отступник прикоснулся к одной из дырок, — пусть будет Призрачный лес, — а это, — последовал жест в сторону другого отверстия, — Пазалон. — Взяв салфетку за концы, он поднял ее над столом. — Портал временно сжимает пространство между этими двумя точками пространства. — Феган сложил салфетку пополам, и прожженные дыры в ней совместились. — Как только это происходит, любой может пройти на ту сторону и оказаться в месте своего назначения. — Он просунул палец сквозь оба отверстия в салфетке. — Расстояние в сотни лиг преодолевается за несколько шагов… Да, собственно говоря, этого расстояния в тот момент как бы и не существует. — Маг усмехнулся. — Если не верите, поинтересуйтесь у Никодемуса.

Феган снова расстелил салфетку на столе с таким видом, будто то, о чем он говорил, вещь совершенно обыденная.

Верховный маг слушал его словно зачарованный.

— Поразительно, — пробормотал он, не отрывая взгляда от лежащей перед ним прожженной салфетки. — Какое оригинальное решение! Не стремиться преодолеть пространство, а просто свернуть его.

— Я же говорю, Виг, — ты всегда был человеком без воображения.

Принц ошеломленно перевел взгляд с одного мага на другого.

— Ты что, в самом деле предлагаешь, чтобы мы трое прошли сквозь этот портал?

— Двое, — отозвался Феган. — Да, и чем скорее, тем лучше.

— Может, тогда объяснишь, где мы окажемся на той стороне, как узнаем, куда идти и что нам делать дальше? — Тристан с вызывающим видом откинулся в кресле, скрестив на груди руки. — И насколько я понимаю, сам ты с нами не отправишься?

— Верно, — посерьезнев, ответил маг-отступник. — Я не могу пойти с вами.

— Почему это? — мгновенно насторожился принц.

— По двум причинам. Во-первых, если я пойду с вами, кто откроет портал на этой стороне, чтобы мы могли вернуться? Я могу удерживать портал открытым всего лишь один час, не более, и не в состоянии делать это чаще одного раза в день. Нам придется договориться, в какое время я буду открывать его ежедневно. А во-вторых… Посмотри на мои ноги, Тристан. Ты забыл об этом? Даже я не смог исцелить их, хотя за триста лет, можешь поверить, предпринял не одну попытку. Не думаю, что вашу задачу облегчит то, что вам придется катать меня в этом кресле по всему Пазалону.

— Но твое могущество трудно переоценить. Ты ведь даже сильнее Вига!

— Ни я, ни Феган не сможем использовать там свои магические возможности, — откликнулся Верховный маг.

— Почему же?

— Потому что иначе Фейли почувствует наше присутствие. Мне придется тратить все свои силы на то, чтобы маскировать нашу «одаренную» кровь. Я не смогу прибегать к магии до того решающего мгновения, когда получу возможность остановить «причастие кровью». Нет, Феган прав. Он должен остаться здесь. Но в какой части Пазалона мы окажемся? — осведомился он у Фегана.

— Единственное, что имеет смысл, — это попасть в Гетто Отверженных, потому что туда не заглядывают Фавориты. Встретив, Гелдон проведет вас к Цитадели. Если на момент вашего прибытия его в Гетто не окажется, вас встретит человек по имени Иан. Ему можно верить. Он помогает Гелдону ухаживать за голубями и спрячет вас до его прибытия.

— Но как Гелдон о нем узнает? — спросил Верховный маг. — Мы не можем, по твоим словам, терять времени, а твоим пернатым посланцам, чтобы преодолеть море Шорохов, понадобится несколько дней.

— Он уже ожидает вашего прибытия.

Виг вопросительно вскинул бровь.

— Откуда же он узнал об этом? От тебя, надо полагать?

— Когда вы столь упорно добивались от Шеннона разрешения пересечь мост, я почувствовал, что происходит что-то необычное. И поскольку знал, что все остальные маги Синклита погибли, я понял, что там мог оказаться только ты, Верховный маг. И тут же отправил голубя с посланием в Пазалон.

— А когда мы окажемся в Пазалоне? — спросил принц. — Каким образом мы сможем помешать «причастию»?

— Для того чтобы его осуществить, Фейли необходимы две вещи: Парагон и пятая волшебница, Шайлиха. Заберите то и другое в Евтракию, и вы сорвете ее планы, по крайней мере, на какое-то время. — Маг-отступник бросил многозначительный взгляд на Вига. — Но чтобы пресечь последующие попытки, лучше всего убить четырех остальных волшебниц.

— О чем ты говоришь? — мрачно возразил Тристан. — Как можно убить волшебниц, если они в состоянии объединять свои силы, а противостоять им будет один Виг?

— Если удастся, постарайтесь во время «причастия» оказаться как можно ближе к ним, — ответил Феган. — Когда Камень будет подвешен над алтарем, чтобы на него попал луч света, волшебницы окажутся бессильны. Точно так же, как это произошло с магами Синклита на церемонии коронации. Это единственный момент, когда можно нанести им удар, но такая возможность представится вам только один раз.

Разговор продолжался уже очень долго. Пламя в камине начало гаснуть, в комнате стало заметно прохладнее. Увечный маг прищурился, и полено из лежащей рядом груды поднялось в воздух, преодолело расстояние до камина и опустилось в огонь.

— Должен добавить еще кое-что, — продолжал он. — Не слишком приятное, но вы должны знать об этом. Во-первых, в Пазалоне, кроме Фаворитов, имеются и другие опасные создания, созданные Шабашем. Гелдон не раз упоминал о них. Они помогают волшебницам держать в руках местных жителей, наводя на них ужас. Будьте осторожны, а то рискуете вообще не добраться до Цитадели.

Он перевел на принца взгляд, в котором ясно читалось сочувствие.

— И другое. Вот уже несколько дней, как вам не известно, что происходит в Евтракии, а вот мои гномы, которые собирают все сплетни и слухи, об этом знают. Некоторые из них соответствуют действительности, другие нет, однако кое-что из подслушанного ими правда. — Феган вздохнул, потер лицо руками и продолжил как бы через силу: — Тристан, тебя разыскивают по всей стране как преступника. Когда — или, точнее говоря, если — ты вернешься домой, это, возможно, будет стоить тебе головы.

Кровь отхлынула от лица принца, а сердце, казалось, готово было выскочить из его груди. Не веря своим ушам, он удивленно воззрился на увечного мага.

— Но почему?

— Потому что ты убил своего отца, короля Евтракии.

— Но меня вынудили сделать это! — в ужасе воскликнул Тристан; мучительные воспоминания о том страшном дне с новой силой нахлынули на него. — Если бы я не убил его одним ударом, Клюге предал бы его долгой, мучитель ной смерти! И сам отец, и Верховный маг просили меня сделать это!

Перед внутренним взором принца снова предстал отец, прижатый к алтарю и удерживаемый двумя крылатыми монстрами. С того момента, как опустилось сверкающее лезвие дреггана, безвозвратно изменилось все, что Тристан знал и любил. Он сердито смахнул застилавшие глаза слезы.

— Там, в Тронном зале, было множество людей! Кому-то из них, наверное, посчастливилось выжить. Они видели, как все происходило! — вскричал он.

— Видели, конечно, но что именно они видели? Ты взял дрегган и без видимого принуждения убил своего отца. В зале мало кто мог слышать слова короля и Вига. Но зато многие собственными глазами видели, как ты отрубил отцу голову. И вдруг выясняется, что вам каким-то образом удалось сбежать. Наверняка слух о твоем предательстве распустили сами волшебницы, а Фавориты, творя свои бесчинства, разнесли его по всей стране. Вот откуда все разговоры о том, что ты преступник и, если объявишься, тебя надо казнить. Им не удалось расправиться с тобой до отплытия, вот волшебницы и придумали сделать это чужими руками.

Потеряв дар речи, принц беспомощно откинулся на спинку кресла. Этому безумию нет конца!

Видя, в каком состоянии Тристан, Верховный маг сам продолжил разговор с Феганом.

— Больше тебе нечего нам сообщить? — осведомился он.

— Мы оба понимаем, насколько трудно вам будет остановить «причастие» или же убить четырех волшебниц. — Его собеседник перевел взгляд на принца. — Если не удастся уничтожить волшебниц или отобрать у них Камень и Шайлиху, тогда вам придется убить ее. Даже ценой собственной жизни, если по-другому не получится. — Эти слова, казалось, достались магу-отступнику с огромным трудом.

Услышав имя сестры, принц вернулся к реальности; зрелище распростертого на алтаре отца угасло в его сознании. Ты хочешь, чтобы я убил собственную сестру? — прохрипел он, недоуменно взирая на Фегана. — Выходит, я все-таки прав. — Он прищурился. — Ты в самом деле безумен. Или действуешь заодно с волшебницами и пытаешься использовать меня для своих грязных целей. В любом случае, моей помощи в этом ты не дождешься.

— Тристан, выслушай меня внимательно. — В голосе мага-отступника впервые с начала их долгого разговора зазвучали просящие нотки. — Если вы не сможете добиться того, о чем я говорил, Шайлиха должна умереть, и этому есть две причины. Во-первых, возможно, только ее вам удастся убить, поскольку твоя сестра еще не обучена магии. И во-вторых, она ждет ребенка. Если вы убьете какую-то другую волшебницу, их все равно останется пятеро; ведь, судя по сообщениям Гелдона, у принцессы родится девочка. Если это соответствует действительности, в скором времени мы окажемся в том же положении, что и сейчас.

Углубившись в свои мысли, принц бессмысленным взором уставился на полированный стол. Он понимал слова мага, но отказывался верить услышанному. Во всем мире не существовало силы, способной принудить его причинить вред собственной сестре.

— Мне понятны твои чувства, Тристан, — продолжал Феган. Не одного тебя волшебницы лишили любимых. Но как мне заставить тебя проникнуться мыслью, что Шайлиха больше не сестра тебе? Теперь она — одна из них, сердцем и душой. И как это ни трудно, ты должен рассматривать ее только в таком качестве и поступать соответственно.

После длительного тягостного молчания заговорил Верховный маг.

— Как мы сможем вернуться в случае удачи? Каким образом ты узнаешь, что мы готовы к возвращению?

— До «причастия» осталось около шести дней. Начиная с завтрашнего дня я ежедневно на один час — на большее у меня не хватит сил — буду открывать портал в полдень по времени Пазалона. Постараюсь также открывать его в течение нескольких дней после срока «причастия», хотя, если вы не появитесь раньше, дальнейшее, скорее все го, не будет иметь смысла.

— Почему? — спросил принц.

— Потому что события могут развиваться по трем вариантам. Первый: выполнив свою задачу, вы вернетесь до «причастия». Второй: произойдут «причастие кровью» и «расплата», в результате чего мы все станем рабами Шабаша. И третий, представляющийся мне наиболее вероятным: Фейли допустит какую-нибудь ошибку, обе ипостаси магии сольются воедино, и мир прекратит свое существование. В этом случае мы все погибнем.

Слова мага-отступника тяжело повисли в воздухе. Однако, взглянув в его глаза, Тристан понял, что это еще не все.

— Вы знаете, что мой контакт с Гелдоном ограничивался исключительно записками. Вполне возможно, что никакого Гелдона вообще не существует, а эти послания — всего лишь еще одна уловка волшебниц для того, чтобы выманить вас — или всех нас — в Пазалон и убить. Мне представляется чрезвычайно важным выяснить истину еще до того, как вы отправитесь в путь. Если у нас ничего не получится, я не смогу с чистой совестью переправить вас в Пазалон.

— И как же мы сделаем это? — спросил принц. Он начал понимать, насколько честен с ними Феган, но даже представить себе не мог, как такое возможно. Виг с интересом посмотрел на мага-отступника.

— Исходя из предположения, что Гелдон на самом деле существует, я хочу попробовать узнать, что у него на сердце, — продолжал тот.

Верховный маг удивленно вскинул бровь.

— Никогда не слышал о подобном. И как же ты собираешься сделать это… да еще из такой дали?

— В магии Каприза существует заклинание, позволяющее определить, что у другого в мыслях. Нет, это не то, о чем ты подумал, Виг, никакого мысленного общения, я просто проникну в сознание Гелдона. Он ощутит чье-то присутствие, но не поймет, что именно происходит. Если все пройдет гладко, я проникну и в сознание, и в душу Гелдона.

— Но ведь это заклинание Каприза! — с тревогой воскликнул Тристан. — Виг может умереть! Он давал клятву мага и подвергся «заклинанию смерти»…

— С ним ничего не случится, потому что не он пустит в ход это заклинание, — с улыбкой ответил Феган. — Это сделаю я. Он просто будет ощущать то же, что и я. — Улыбка увечного мага стала шире. — Образно говоря, я буду конем, а Виг всадником.

Недоверие по-прежнему не оставляло принца.

— Если все так просто, почему ты раньше этого не сделал? До того, как отправил ему первое послание?

— Хороший вопрос, — улыбнулся Феган. — Но все не так просто. Видишь ли, я предполагал, что вы с Вигом придете сюда. Если бы я прозондировал сознание Гелдона раньше, то второй раз сделать этого уже не осмелился бы. Волшебницы, особенно Фейли, могут почувствовать мое вторжение.

— Но все же, на таком расстоянии… — сказал Верховный маг, явно сгорающий от любопытства.

— Расстояние не играет роли. Важно, чтобы я мог коснуться либо того, в чье сознание собираюсь проникнуть, либо какого-то принадлежащего ему предмета.

— Но у нас нет ничего, принадлежащего Гелдону, — возразил Тристан.

— Ты ошибаешься. — Феган взял в руки маленький пергаментный свиток. — Ну что, готов? — обратился он к Вигу.

Тот поднял бровь и обреченно вздохнул.

— Готов.

— Придвинь свое кресло к моему и возьми меня за руку, — приказал маг-отступник. Проведя пальцем по пергаменту, он остановился на подписи Гелдона в нижней части послания и закрыл глаза. — Ты тоже закрой глаза, — велел он Вигу. — Больше от тебя ничего не требуется, разве что ни во что не вмешиваться, иначе рискуешь стать участником этого заклинания, что для тебя опасно. Делай все, как я сказал, и, думаю, ты получишь интересный для себя опыт.

Почти сразу же вокруг них возникла лазурная, быстро увеличивавшаяся в размерах и интенсивности аура. Вскоре она запылала так ярко, что, кроме нее, различить что-либо в комнате стало невозможно. Принц, как зачарованный, наблюдал за происходящим и вскоре уже едва различал старых магов сквозь окутывающий их сверкающий покров.

Виг почувствовал, что сознание медленно покидает его тело. «Какое необычное ощущение», — подумал он. Потом, совершенно неожиданно, его сознание встретилось в голубой ауре с сознанием Фегана и слилось с ним. Они стали как бы одним целым и уже в таком качестве почувствовали присутствие еще одного, третьего разума.

«Будет ли это и в самом деле душа Гелдона? — спрашивал себя Верховный маг, плывя сквозь голубой туман. — Или этот карлик — предатель, и мы встретимся с порочной душой Фейли?»

Внезапно на него обрушился поток эмоций. Сильных, явно мужских. «Гелдон, — прозвучал в голове Вига голос мага-отступника. — Мы нашли его».

Феган, по-видимому, проник глубоко в сознание и душу Гелдона, потому что эмоции буквально затопили Верховного мага. И среди них преобладало одно: яростная ненависть.

Ненависть к женщинам. Нет, не ко всем женщинам, только к нескольким. Только к четырем. К четырем волшебницам Шабаша.

Но не к Шайлихе.

Потом сквозь голубой туман в сознание хлынула еще одна кипящая эмоция. Боль. Но что за боль? Почему? Боль накатывала снова и снова, и была, казалось, бесконечной, а тот, кто ее испытывал, не имел ни малейшей надежды когда-нибудь избавиться от нее. «А-а, вот в чем дело, — понял Виг. — Рабство. Боль, физическая и душевная, от сознания того, что он оказался в рабской зависимости и знал, что этому не будет конца. Теперь ясно, что у Гелдона на сердце. Он не обманывает нас».

«Да, — мысленно ответил Верховному магу Феган. — Мы выяснили все, что хотели».

Его сознание отделилось от сознания Вига, и окружавшие их удивительные голубые облака начали таять. Верховный маг открыл глаза. Дыхание быстрыми толчками вырывалось из его груди, и понадобилось время, чтобы глаза привыкли к освещению в комнате.

— Замечательно, — прошептал Виг. — Я верю карлику, который посылает тебе сообщения. Он ненавидит Шабаш и свою рабскую зависимость от волшебниц.

Маг-отступник улыбнулся.

— У меня сложилось такое же впечатление. Интересное переживание, не правда ли?

Принц сидел в полном ошеломлении, до конца не понимая, свидетелем чего только что стал.

— Это правда? Вы почувствовали, что у него на сердце, несмотря на разделяющее нас море Шорохов?

— Да, — ответил Верховный маг и перевел на Фегана взгляд своих пронзительных аквамариновых глаз. — Однако Тристан и я фактически отдаем свою жизнь в твои руки, и поэтому есть еще кое-что, в чем я должен быть уверен. — Он встал и многозначительно посмотрел в глаза сидящему перед ним калеке. — Уверен, ты понимаешь, о чем речь. И если ты не обманываешь нас, то не откажешься выполнить мое требование.

Сбитый с толку принц смотрел на Вига, в ожидании ответа стоящего над креслом мага-отступника.

— Понимаю, чего уж тут не понять, — отозвался Феган. — Тристан, тебе предстоит не очень-то приятное зрелище. Увы, мне удалось добиться очень немногого. Даже вода Пещеры не помогла…

Верховный маг медленно приподнял край его одеяния. Принца пронзило ощущение, будто что-то в этом роде он и должен был увидеть, но на самом деле такого он никак не ожидал.

Ноги мага-отступника производили ужасное впечатление. Кожа практически отсутствовала, а мышцы выглядели так, точно какой-то дикий зверь буквально в клочья изодрал их зубами и когтями. То, что уцелело — ярко-красные обрывки мышечной ткани — постоянно пульсировало. Фактически от ног осталась в лучшем случае половина, и Тристан недоуменно подумал, как этот человек может выносить такую боль и почему не погибает от инфекции. Ах да, вспомнил он. Это же Феган, маг, защищенный «чарами времени». «Господин», как называли его гномы, но только сейчас принц понял, что это слово в их устах было выражением лишь почтительного благоговения. Тристан внезапно ощутил глубочайшее уважение к искалеченному старому магу, несмотря на свои несчастья не утратившему способности к разрешению столь сложных проблем. Виг опустил край одежды Фегана и выпрямился.

— Я должен был убедиться, — извиняющимся тоном сказал он. — И учти — даже сейчас, несмотря ни на что, я не могу быть полностью уверен, что ты говоришь правду. Но у нас нет выбора. — Он посмотрел на принца. — Мы уходим. Немедленно. Ты согласен?

— Да, — ответил Тристан.

— Ты понимаешь, что, может быть, это просто уловка, чтобы заманить нас в руки волшебниц?

— Да. Но я верю ему. — Принц перевел взгляд на мага-отступника. — Прежде чем мы отправимся в путь, я хотел бы попросить тебя кое о чем.

— О чем же? — осведомился Феган.

— Я хотел бы поговорить с Малюткой Шенноном.

— Это исполнить нетрудно. — Он развернул свое кресло в сторону Толстого Майкла, который все это время, ничем не выдавая своего присутствия, простоял в углу. — Сходи за Шенноном. Да не мешкай.

Вскоре гном вернулся в сопровождении Малютки.

— Избранный желает поговорить с тобой, — сказал увечный маг и развернул кресло таким образом, чтобы видеть их обоих; на его лице ясно читалось любопытство.

Тристан сверху вниз посмотрел на гнома и улыбнулся ему.

— Мы с Вигом какое-то время будем отсутствовать, — сказал он, подойдя поближе к Шеннону. — Но мы вскоре вернемся. Я хочу, чтобы ты, пока нас здесь не будет, пообещал мне хорошо заботиться о Озорнике.

— Я уже и сейчас о нем забочусь, — заявил Малютка, как обычно, напыжившись от гордости. — Озорник в конюшне. Я хорошенько почистил его и дал самого лучшего овса. Думаю, он полюбит меня.

— Наверняка. И не забывай его выгуливать. Он обожает морковку — и чтобы ему почесывали за ушами.

— Я все понял, принц.

Тристан широко улыбнулся и прищурился, принимая решение.

Есть еще кое-что…

— Что именно?

— Если я не вернусь, Озорник твой. Только смотри, береги его.

Шеннон явно пришел в смятение, на глазах гнома выступили слезы. Никто никогда не дарил ему ничего столь прекрасного, как Озорник. «Конь Избранного», — потрясенно подумал он.

— Ты так добр, мой господин! Но я от всей души надеюсь, что вы вернетесь.

— Ты назвал меня «господином», — с улыбкой произнес принц. — Не думаю, что следует так говорить. Здесь только один господин.

— Прошу прощения, — Малютка застенчиво перевел взгляд на Фегана, а потом снова на Тристана, — но я не уверен, что это так.

Принц вернулся к своему креслу и надел на себя перевязь с дрегганом. Потом проверил, все ли ножи на месте, и подошел к окну. Разговор продолжался всю ночь, на востоке уже разгоралась заря. Тристан ощутил запах соли, принесенный морским бризом.

Протянув руку, он коснулся рукоятки дреггана. Меч по-прежнему вызывал у него восторг, несмотря на то что именно этим оружием был убит его отец. «Неужели мне предстоит убить и сестру», — мелькнула тягостная мысль. Принц вытащил из-под кожаного жилета висящий на шее медальон с изображением льва и палаша. Последний дар родителей… Он засунул его обратно в вырез жилета.

Повернувшись, Тристан увидел, что маг-отступник протягивает Вигу оловянную ладанку. Тот надел ее на шею, спрятав под своим одеянием. Слишком уставший, чтобы задавать новые вопросы, принц снова обернулся в сторону моря.

— В каком месте возникнет портал? — не оборачиваясь, спросил он.

— Прямо перед тобой, — услышал он ответ Фегана.

Не успели эти слова отзвучать, как на расстоянии около двух шагов от Тристана возник сверкающий лазурный водоворот изумительной красоты. Невероятное сплетение цвета и его световых отблесков бешено вращалось, манило к себе, и принц ощутил, как его «одаренная» кровь отвечает на этот призыв.

Он скорее почувствовал, чем увидел, что Виг стоит рядом с ним. Верховный маг взял его за руку, и они шагнули вперед.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Фейли еще раз с удовлетворением отметила, что в убранстве помещения отсутствуют все лишние детали и оно в полной мере соответствует предстоящему великому моменту. Сооруженный много лет назад по приказу первой госпожи Шабаша в подземельях Цитадели, этот зал в форме ротонды, отделанный чистейшим, без единой прожилки, белым мрамором, был предназначен для совершения «причастия кровью» и носил название Святилища. Его куполообразный свод поднимался на высоту не менее семидесяти футов. В верхней точке свода имелось небольшое круглое отверстие, которым оканчивался длинный вертикальный туннель, начинающийся на крыше Цитадели, — через него в Святилище проникал небесный свет. Во всю ширину зала на круглом полу черным мрамором был выложен символ Шабаша — Пентангль, на концах которого были установлены пять черных мраморных тронов с высокими спинками. За каждым из тронов на стене, плавно переходящей в свод, горел масляный светильник треугольной формы. Свет от пяти светильников образовывал на своде помещения золотистый знак Пентангля. В центре Святилища высился величественный алтарь из белого мрамора. Вот уже три дня Фейли ежедневно посещала Святилище и собиралась делать так все оставшиеся до «причастия» дни, после чего должна была наступить «расплата». Она приходила сюда, чтобы подготовить свой разум для предстоящего и оживить в памяти магические знания, вырванные много лет назад у Фегана. Волшебница понимала, что заклинание потребует всех ее сил и умений, но была уверена, что справится с этим.

Первая госпожа Шабаша, одетая в бледно-зеленое платье с вышитым на груди золотистым знаком Пентангля, бросила взгляд на стоящую рядом с ней Шайлиху; чувствовалось, что их новая сестра в восторге от Святилища. Фейли привела ее сегодня сюда, чтобы она заранее освоилась с этим местом, чувствовала себя здесь уверенно и свободно. Вскоре должны были подойти и остальные волшебницы.

После того как Шайлиху в третий раз подвергли заклинанию «фантомных страданий», прошло всего несколько дней, но рвение, с которым она желала начать изучение магии, превзошло все самые пылкие мечты Фейли. Молодая женщина обладала незаурядным умом и не менее, а, может быть, даже более страстно желала исполнения всех планов сестер. Это была долгожданная победа. Теперь Шайлиха в полной мере стала одной из них, о чем неоспоримо свидетельствовали выражение ее глаз, тембр голоса, речь, манеры. И очень скоро, благодаря непревзойденному качеству своей крови, она станет во главе Шабаша. Фейли улыбнулась. Наконец-то их стало пятеро!

— Красиво, не правда ли? — обратилась она к молодой женщине.

— Даже твое описание, сестра, не подготовило меня к тому, что я вижу. — В карих глазах Шайлихи блестел искренний восторг. — Скажи, который из них мой? — спросила она, подойдя к одному из тяжелых мраморных тронов.

— На первых порах тот, что справа от тебя, — ответила волшебница. — Но когда ты сделаешься первой госпожой Шабаша, им станет вот этот, ближайший ко мне.

— Можно мне сесть на него?

— Разумеется, сестра моя, — со счастливой улыбкой ответила первая госпожа Шабаша.

Шайлиха подошла к трону, поднялась на две его ступени и села, аккуратно расправив складки просторного платья с вышитым на груди Пентанглем. Темно-голубая ткань резко выделялась на фоне полированного черного мрамора.

— Здесь мое истинное место, — медленно произнесла женщина, глядя в лицо Фейли. — Таково веление судьбы; я чувствую это. Я слышу голос своей крови.

«„Я слышу голос своей крови“, — охваченная экстазом, подумала первая госпожа Шабаша. — Превосходно. Заклинание „фантомных страданий“ преобразило Шайлиху, а теперь ее собственная кровь продолжает начатое. Возврата к прошлому нет!»

— Это место на самом деле как будто предназначено для тебя, сестра, — услышали они голос Сакку. — Ты словно рождена для него!

В полукружье дверного проема стояли три остальные волшебницы. Святилище имело только один вход, к которому вела длинная винтовая лестница, прорезающая сверху донизу всю Цитадель. Вторая госпожа Шабаша была одета в плотно обтягивающий тело черный кожаный жилет и леггинсы из тонкой кожи. Наряд дополняли длинные перчатки и черные сапоги до колен; в левой руке она сжимала кнут. На лбу волшебницы проступали капли пота, из чего Фейли сделала вывод, что Сакку только что развлекалась с очередным рабом из Конюшен. Однако на лице темноволосой волшебницы явственно читалось выражение огорчения и злости, хотя обычно подобное времяпрепровождение доставляло ей только радость. Ее сопровождали Вона и Забарра.

Сакку подошла к трону, на котором сидела Шайлиха, улыбнулась и провела рукоятью кнута по черному мрамору величественного кресла, а потом по краю и рукаву платья принцессы. Шайлиха слегка отстранилась, не выказывая, однако, испуга.

— Как ты хороша! Сидя на этом троне, ты выглядишь еще более привлекательной. — Перебросив за спину длинные волосы, Сакку перевела взгляд на первую госпожу Шабаша. — Скажи, твоих любимцев уже накормили? — Та покачала головой. — Прекрасно. Кстати, ты привела сюда сестру Шайлиху, чтобы рассказать ей и о другом предназначении Святилища?

На лице молодой женщины проступило недоуменное выражение.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Я ничего не знаю о «другом предназначении»!

«Все идет именно так, как надо, — с удовлетворением подумала Фейли. — Она начинает отстаивать свои права, нисколько не смущаясь тем, что Сакку пока несравненно могущественнее ее».

— Да, у этого места есть и другое предназначение, — произнесла первая госпожа Шабаша. — Здесь обитают существа, призванные охранять Святилище. Ты их пока не видела. — Она посмотрела на Сакку. — Ты что-то приготовила для малюток?

— Я доставила им лакомство, — ответила волшебница и повернулась в сторону входа. — Давай его сюда, Гелдон, — приказала она. — Да пошевеливайся, а не то попробуешь моего кнута.

Из тьмы за дверью выступил карлик, одной рукой придерживающий усыпанную драгоценностями цепь, а другой сжимавший еще одну, более грубую и без всяких украшений. Эта цепь заканчивалась на наручниках окровавленного человека в набедренной повязке, вошедшего вслед за Гелдоном. Оказавшись в Святилище, он пошатнулся и рухнул на пол лицом вниз.

— Стефан снова не сумел угодить мне. И мне надоело возиться с дерзким упрямцем, — холодно сказала Сакку. — Гелдон, подтащи его поближе!

На спине раба был отчетливо виден знак Пентангля, который она так старательно изображала в момент их предыдущей встречи ударами своего кнута. На рубцах проступила свежая кровь.

Напрягая все силы, карлик ухватился за цепь и с трудом отволок раба, за которым тянулся кровавый след, к ногам Сакку. Затем он покорно протянул хозяйке конец своей собственной цепи.

— Мне сейчас не до тебя, — усмехнулась та и, подойдя к рабу, наступила ему на горло.

Гелдон с болью вспомнил ту далекую ночь в Гетто, когда Сакку точно так же придавила ногой его, едва не прикончив. Охваченный стыдом, он отвернулся. Он привел сюда раба на верную смерть, но куда ему было деваться? Следовало вести себя как обычно, чтобы ни у кого не вызвать подозрений. Господин Феган обещал, что вскоре здесь появятся Избранный и Верховный маг. Ничто не должно дать волшебницам даже намека на то, что это вот-вот произойдет. «И тогда я собственными глазами увижу смерть этой мерзавки, — подумал он. — И наибольшее наслаждение получу в том случае, если мне удастся самому сделать это».

Сильнее надавив на горло раба, Сакку подняла взгляд карих миндалевидных глаз на первую госпожу Шабаша.

— Вот этот подойдет?

— Почему же нет, — ответила Фейли. — Думаю, мои малютки будут просто счастливы.

Она подняла руку, и часть пола между двумя вершинами выложенного на нем Пентангля раздвинулась, образовав достаточно широкий проем над помещением, находившимся под Святилищем. Шайлихе не удалось разглядеть, что скрывалось в разверзшейся глубине, однако с уверенностью можно было сказать, что для спуска вниз не было предусмотрено ступеней или каких-нибудь иных конструкций.

— Подтащи его к краю, — приказала Фейли карлику.

— Слушаюсь, госпожа.

Гелдон поволок несчастного раба, а Шайлиха, подойдя к остальным волшебницам, стоящим у края проема, заглянула вниз.

Десятки пар раскосых желтых глаз, светящихся в темноте, были устремлены наверх, из глубины доносились низкие свистящие звуки, похожие на те, которые обычно издают рептилии, но, кроме глаз, она по-прежнему ничего не видела.

— Добрый вечер, малютки, — нежно проворковала первая госпожа Шабаша. Можно было подумать, что она обращается к любимым домашним животным.

Шипение стало заметно громче. Фейли перевела взгляд на Сакку и кивнула.

Та посмотрела на Гелдона, которому наконец удалось подтащить бесчувственного раба к краю открывшегося проема. Прищурившись, волшебница улыбнулась.

— Столкни его!

Карлик, услышав этот приказ, застыл, охваченный ужасом. За три столетия хозяйка не раз заставляла его принимать участие в своих жестоких забавах, однако до сих пор никогда не приказывала убивать. Он поднял на нее умоляющий взгляд. Нет, это было выше его сил!

Видя нерешительность Гелдона, Сакку огрела его кнутом.

— Столкни, — повторила она холодно, — или отправишься вниз вместо него.

«У меня нет выбора, — обреченно напомнил себе карлик. — Если я сейчас погибну, все наши планы пойдут прахом». Он похлопал Стефана по щекам, приводя в чувство, потянул за цепь и заставил его выпрямиться на краю проема. Однако в этот момент произошло нечто неожиданное.

— Постой! — воскликнула Шайлиха.

Все четыре волшебницы дружно повернулись в ее сторону, вглядываясь в лицо своей недавно обретенной сестры. Сердце Фейли тревожно заколотилось. Она испугалась, что, может быть, все происходящее оживило воспоминания принцессы о прошлой жизни.

— Что ты хочешь, дорогая сестра? — спросила она ласково.

Шайлиха глянула вниз, на множество мерцающих во мраке желтых глаз, и подошла к рабу. Дыхание ее стало неровным и частым.

— Я желаю сделать это сама, — прошептала она. Первая госпожа Шабаша бросила на Сакку полный облегчения взгляд.

— Ну конечно, — воскликнула она. — Окажи нам честь! Отметим таким образом твое первое посещение Святилища.

Шайлиха подошла к Стефану, грубо оттолкнув в сторону Гелдона. Улыбнувшись, она на мгновение прикрыла глаза, явственно почувствовав буйное течение «одаренной» крови в своих жилах, и столкнула раба вниз.

Послышались отчаянные вопли несчастного Стефана и звуки яростно разрываемой плоти. Потом все стихло.

Карлик опустил голову, слезы струились по его щекам. «Я оплакиваю не только несчастного Стефана, — думал он. — Я оплакиваю и новую волшебницу, бывшую когда-то принцессой Евтракии».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Тристан с трудом приходил в себя. Он понимал, что нужно как можно быстрее очнуться, и в то же время был не в силах сделать это. В конце концов, однако, сознание вернулось к принцу.

Он лежал ничком на грязном деревянном полу маленькой темной комнаты. В воздухе ощущался запах, присущий помещениям, где содержат животных. Физической боли принц не ощущал, но голова кружилась, словно он выпил лишку. Тристан с трудом сел — и в то же мгновение увидел нацеленное ему в горло острие меча, поблескивающее в слабом свете лун, пробивающемся сквозь грязные стекла единственного окошка.

— Назови себя, — приказал мужской голос.

Прежде чем ответить, принц рискнул бросить быстрый взгляд по сторонам. У противоположной стены громоздилось множество небольших клеток; неподалеку на полу навзничь лежал Виг; видимо, маг был без сознания.

Ощутив отсутствие за плечами колчана и дреггана, Тристан понял, что совершенно беззащитен. Со стороны клеток доносились странные звуки, похожие на воркование птиц. «Пазалон, — мелькнуло в голове принца. — Гетто Отверженных. Птичник Гелдона. Да, я именно там».

— Это Гетто? — спросил он. — А ты, наверное, Гелдон?

Ответа не последовало. Глаза уже привыкли к полумраку, и Тристан смог различить фигуру в плаще, однако накинутый на голову капюшон не позволял разглядеть лицо человека, нацелившего на принца его же оружие.

— Попробуй произнести еще хоть слово, и я проткну тебе глотку, — с угрозой произнес этот человек, и кончик дреггана коснулся горла Тристана. — Назови себя!

Принц отчаянно нуждался в помощи Вига, но как привести его в чувство? «Если я открою этому, в плаще, кто я такой, то, может быть, подпишу себе смертный приговор, — подумал он. — Но и молчать я больше не могу. — И тут в голове у него мелькнула тревожная мысль, вытеснившая все остальные. — Виг без сознания. Это значит, что он не может сейчас маскировать нашу кровь».

— Сначала позволь мне разбудить друга, — с вызовом сказал Тристан. — Потом, если тебе не понравится мой ответ, можешь убить нас обоих.

Жаль, что он не мог видеть глаз этого человека.

— Нет, — сердито отозвался тот. — И учти, дерзость только ухудшает твое положение.

Чувствовалось, что терпение незнакомца на исходе. Ему было достаточно прикоснуться к рычагу на рукояти дреггана, чтобы легким движением пронзить горло принца.

— Даю тебе последний шанс, — послышался голос из-под капюшона.

Тристан сделал глубокий вдох.

— Я Тристан, принц Евтракии.

— Из какого дома?

— Из дома Голландов. Сын Николаса и Морганы. Брат-близнец Шайлихи.

Ему показалось, что, когда он упомянул имя сестры, человек в плаще немного расслабился.

— Иначе называемый?.. — послышался новый вопрос. В первое мгновение принц не сообразил, как отвечать на этот вопрос.

— Иначе называемый Избранный, — произнес он внезапно и понял, что впервые назвал себя так.

Человек в плаще опустил меч, достал откуда-то из темноты свечу и поставил ее на пол в нескольких футах от Тристана. Он зажег ее, и тьма вокруг рассеялась. Однако свет был недостаточно ярок, чтобы в складках капюшона разглядеть лицо незнакомца.

— У Избранного на шее должен быть медальон, — сказал он. — Если ты тот, за кого себя выдаешь, покажи мне его.

Принц слегка наклонился, вытащил из-под жилета медальон и продемонстрировал незнакомцу выгравированное на нем изображение льва и палаша.

— От кого этот подарок?

— От моей матери, Морганы, королевы Евтракии. — Тристан снова опустил медальон в вырез жилета.

— А это кто? — последовал жест в сторону лежащего на полу мага.

— Виг, Верховный маг Синклита.

— Благодарю тебя, — уже совсем другим тоном произнес человек в плаще. — И не держи зла, я должен был убедиться.

Он отошел в глубь комнаты и зажег еще несколько свечей. Теперь принц мог увидеть, что перед ним вовсе не горбатый карлик.

— Кто ты? — спросил Тристан, вставая на ноги.

— Я Иан, друг Гелдона. — Человек откинул капюшон и обернулся.

То, что принц увидел, заставило его невольно отшатнуться. Лицо и руки Иана покрывали ужасные наросты и язвы.

— Ох, прости! — в раскаянии воскликнул он. — Я не ожидал…

— Понимаю, — спокойно отозвался Иан. — Моя болезнь называется проказой, и она неизлечима. Но не волнуйся за себя и своего друга, «одаренная» кровь послужит вам защитой. Так сказал в своем послании господин Феган. И еще он писал, что в Евтракии проказы нет, с тоской в голосе закончил он.

— Ты допустил две ошибки, — послышался знакомый голос.

Виг сидел на полу, но, судя по его виду, чувствовал себя хуже, чем принц, когда тот только что пришел в себя.

Тристан бросился к Верховному магу. Его лицо было красным от напряжения, дыхание с хрипом вырывалось из груди. «Дело не только в переходе, — обеспокоено подумал принц. — Ведь Виг сильнее меня…» Он сделал Иану знак подвинуть кресло и помог старику усесться.

— Что за ошибки? с тревогой спросил Тристан. — И как ты себя чувствуешь?

— Со мной все в порядке, — еле слышным голосом отозвался Виг. — Любопытные были ощущения, не так ли? — он быстро обежал взглядом комнату и снова посмотрел на принца. — По крайней мере, мы с тобой не стали такими, как Никодемус. — Губы Верховного мага тронула едва заметная усмешка.

— Да, этого вроде бы с нами не произошло. Но почему у тебя такой утомленный вид?

— А ты не догадываешься?

«Он хочет, чтобы я сам додумался. Даже сейчас чувствует себя моим наставником». И в тот же момент-причина состояния старика открылась Тристану.

— Ты маскируешь нашу кровь? И на это уходит очень много энергии?

— Верно. Это требует больших усилий, чем я предполагал. Качество твоей крови таково, что замаскировать ее чрезвычайно трудно. Но я должен это делать. — Лицо Вига приобрело серьезное выражение. — Теперь больше, чем когда-либо, важно, чтобы нас не подвела твоя несдержанность. — Он потер затылок и расправил затекшие мышцы. — Если ты снова втянешь нас в какую-нибудь авантюру, я уже вряд ли смогу помочь. Ты человек горячий, Тристан, но все же постарайся сдержать свой норов. — И старый маг знаменитым движением заломил бровь.

Как ни обидно, но принц понимал, что старик прав. Он, без сомнения, намекал на тот день, когда Тристан, вопреки предостережениям мага, чуть ли не силой заставил его помочь девушке, которую они воспринимали как Лилит. И этот его безрассудный поступок едва не стоил обоим жизни. Однако страстное желание разделаться с убийцами родных буквально сжигало принца изнутри. Он чувствовал, что, если дело дойдет до подобного, не сможет сдержать себя, невзирая на все данные им обещания.

Иан подошел к Вигу с выражением благоговейного почтения на лице.

— Когда я рассказывал Тристану о проказе, ты сказал, господин, что я допустил две ошибки. Но какие?

«Уже почти триста лет мне не приходилось видеть подобного, — подумал тот с горечью, глядя на прокаженного. — Волшебницы никогда не приносят с собой ничего, кроме страданий».

— Во-первых, в королевстве Евтракия когда-то была проказа, — начал Верховный маг. — Во время войны волшебницы распространили ее среди населения, а потом распустили слух, что это ужасное заболевание — следствие мужской «одаренной» крови. Они многого добивались, оказывая разрушительное воздействие не только на тела, но и на души людей. Мы тогда приложили немало усилий, чтобы найти средство от проказы. — Старик поднял взгляд на Иана, предвосхищая его следующий вопрос. И нашли его.

— Ты хочешь сказать, господин, что такое средство существует? — спросил Иан дрогнувшим голосом. — Почему же господин Феган ничего не сообщил об этом?

— Наверно, потому, что знал — сам он никогда не сможет здесь оказаться. К чему было пробуждать в твоей душе несбыточные надежды?

«Но он понимал, что об этом расскажу я. — Виг улыбнулся. — За внешними мотивами поступков Фегана всегда скрываются другие».

— Существует заклинание, способное положить конец твоим страданиям, — объяснил он, сочувственно прикоснувшись к руке прокаженного. — Но я должен предупредить, что оно действует не во всех случаях. К тому же сейчас я не могу применить его из опасения, что волшебницы обнаружат наше присутствие. Однако если мы уцелеем, я сделаю все, чтобы тебе помочь.

— Твоего слова достаточно, Верховный маг! — воскликнул Иан.

Принц поднял с пола дрегган и спрятал его в ножны.

— Где мои ножи? — спросил он.

Прокаженный достал спрятанный колчан и подал его Тристану. Тот подошел к стене, около которой стояли клетки с голубями.

— Сколько их здесь? — спросил принц, надевая колчан и глядя в сторону клеток.

— Сейчас около сотни, — ответил прокаженный. — Они требуют большой заботы.

Чувствовалось, что он ухаживает за птицами с любовью. Голуби заставили Тристана вспомнить о другом человеке.

— А где же Гелдон? — осведомился он.

— Он ждал вас, пока мог, — отозвался Иан. — Гелдон всегда сильно рискует, приходя сюда, и никогда не знает, пошлет ли его хозяйка с поручениями за пределы Цитадели. Иногда ему приходится принимать участие в ее… забавах. — Он густо покраснел.

— А ты не знаешь, сегодня ночью он собирается сюда вернуться? — спросил Виг.

Сейчас он выглядел уже лучше, лицо приобрело естественный оттенок, дыхание выровнялось.

— Надеюсь. Это, конечно, не то, что вы хотели бы услышать, но с большей уверенностью сказать ничего не могу.

— До «причастия кровью» осталось всего шесть дней, — с хмурым видом сказал принц, которому не терпелось как можно скорее покинуть Гетто. — И что нам теперь делать?

— Отправиться в путь без Гелдона означало бы подвергнуть себя неоправданному риску, — ответил прокаженный. — Будем ждать его здесь. Он отведет вас в Цитадель.

«Цитадель. Шайлиха!»

Тристан выглянул наружу из единственного крошечного окошка. Сквозь него уже пробивались первые лучи солнца, освещая убогую комнатушку, которой, как выяснилось, предстояло стать местом ожидания их провожатого.

Первый день Виг и принц провели в мучительной напряженности. Выходить из их временного убежища было небезопасно, и в основном они коротали время за беседами. Маг расспрашивал Иана о жизни в Пазалоне, но вскоре стало ясно, что прокаженному мало что известно, поскольку он родился в Гетто и никогда не бывал за его пределами. В комнате было жарко, присутствие птиц делало духоту почти невыносимой, а их постоянное воркование лишь усиливало раздражение. Наступил вечер, а за ним и ночь.

Звезды в небе сверкали так же ярко, как в Евтракии, и три красные луны отбрасывали на землю тот же призрачный отблеск. «Если карлик не появится в ближайшее время, — с тоской думал Тристан, — мы рискуем потерять еще один день». Ожидание казалось бесконечным.

Виг первым услышал на лестнице шаркающие шаги. Он поднялся с кресла и знаком указал на дверь. Принц тут же занял место за ее створкой и вытащил дрегган, а маг отступил в тень.

Шаги смолкли по ту сторону двери, на несколько мгновений воцарилась тишина. Потом дверь, поскрипывая на ржавых петлях, начала медленно открываться, но на полпути резко остановилась. Прокаженный улыбнулся и перевел дыхание.

— Мы уже начали беспокоиться, — сказал он с видимым облегчением и сделал знак Тристану и магу, что можно не таиться.

В дверь проскользнула маленькая фигурка.

Вошедший был примерно такого же роста, что и гномы, живущие в Призрачном лесу. Его фигуру скрывало желтое одеяние, такое же, как у Иана. Ни слова не говоря, карлик скинул балахон. Одежда под ним и темные волосы Гелдона были мокрыми и грязными. Широкая полоса блестящего металла, охватывающая его шею, была украшена драгоценными камнями. К ошейнику крепилась цепь, которую карлику приходилось повсюду таскать за собой. «Триста лет рабства и унижений, — с сочувствием подумал принц. — Неудивительно, что он жаждет смерти волшебниц».

Гелдон окинул взглядом стоящих перед ним людей.

— Ты уверен, что это они? — настороженно осведомился он. С одежды карлика на пол капала вода.

— Да, — отозвался прокаженный. — Они те, кем назвались.

Гелдон подошел к Вигу и осмотрел его снизу доверху, точно коня, которого собирался покупать.

— Никогда не видел мужчину с «одаренной» кровью. — Он не сводил взгляда с Верховного мага, словно пытаясь разглядеть в нем что-то особенное. — У меня такое чувство, будто мы уже знакомы. Недавно у меня возникло очень странное ощущение. Как будто какой-то вихрь внезапно пронесся через мою голову… Это ведь был ты, верно? Есть все-таки какой-то толк от этой вашей «одаренной» крови. Если бы не она, я не смог бы ощутить твое присутствие.

— Да, это был я, — ответил Виг, явно удивленный сообразительностью карлика. — Феган, твой друг на другой стороне моря, хотел проверить, насколько искренни мотивы твоих побуждений. Без этого он не решался переправить нас сюда. Именно его и мое сознание ты почувствовал тогда.

— А ты, значит, являешься Избранным? — спросил Гелдон, посмотрев на Тристана. В последнее время в Цитадели только и разговоров было, что о тебе и твоей сестре. Пожалуй, с виду ты обычный человек, если не считать того, что вооружен до зубов. — Карлик перевел взгляд на рукоять меча и заметил, как бы в раздумье: — Ты владеешь дрегганом…

— Это меч Клюге, — объяснил принц. — Им меня заставили убить своего отца. — Разговор об оружии, однако, мало интересовал его. — Расскажи мне о сестре.

По лицу Гелдона скользнула тень беспокойства. Он отошел к клеткам с голубями, словно можно было избежать ответа на вопрос, просто повернувшись спиной к тому, кто его задал. Об Избранном Феган говорил ему не слишком много — и все же достаточно, чтобы карлик понял: он горяч и импульсивен.

— Как я сообщал господину Фегану, к твоей сестре в третий раз применили заклинание «фантомных страданий», — сказал карлик. — Она смогла выжить, но это больше не тот человек, которого ты знал и любил, Тристан. Ты должен быть готов к тому, что теперь она одна из волшебниц — и сердцем, и душой…

Гелдон немного помолчал, не зная, как продолжать. Его не покидала ужасная мысль, что, возможно, принцу придется убить свою сестру, как прежде он был вынужден убить отца.

— Вчера Шайлиха уничтожила ни в чем не повинного раба, — снова заговорил он, понурив голову. — Причем она сама с радостью вызвалась сделать это. Мне очень жаль, принц.

У Тристана возникло чувство, будто внутри что-то оборвалось. Вся кровь вскипела у него в жилах, а разум никак не желал признавать, что такое возможно.

— Ты лжешь! — закричал он и яростно рванулся к Гелдону, молниеносно выхватив один из своих ножей. — Она не могла совершить ничего подобного! А раз ты лжешь в том, что касается моей сестры, значит, ты обманываешь нас и во всем остальном! Я убью тебя прямо на месте! — Лезвие ножа нацелилось в горло карлика.

Виг перехватил руку принца и попытался урезонить его.

— Думаю, нам все же следует выслушать Гелдона, — сказал он. — Учти, Тристан, без него мы здесь ничего сделать не сможем, нравится тебе это или нет.

Принц взял себя в руки.

— Ладно, — прорычал он сквозь стиснутые зубы. — Но я хочу знать все, до мельчайших подробностей. И если он дорожит своей жизнью, пусть говорит только правду.

Карлик бросил на мага признательный взгляд. Усевшись, он рассказал о том, как Шайлиха поступила с рабом по имени Стефан. Подробно описал Цитадель и Конюшни, где содержались рабы, и то, каким надругательствам они подвергались. По требованию Тристана Гелдон старался ничего не упустить, не скупясь на подробности. Когда он закончил, в комнате воцарилось напряженное молчание.

— И как, по-твоему, мы можем проникнуть в Цитадель? — спросил старый маг. — Ты сообщал Фегану, что охрана недавно была удвоена. — Он выгнул бровь. — Может, ты хочешь провести нас туда прямиком через главные ворота?

— Именно так, — ответил карлик и улыбнулся, заметив выражение удивления на лицах собеседников. — В лесу у меня спрятаны лошади. Мы воспользуемся ими.

— Объясни, — потребовал принц.

Склонность Гелдона говорить загадками уже почти исчерпала его терпение.

— Иногда я подбираю для волшебниц рабов, — продолжал карлик. — Как раз сегодня госпожа Сакку приказала доставить в Конюшни новых. Именно это я и собираюсь сделать. Вы проникнете в Цитадель в их качестве.

— Ты в своем уме? — в ярости воскликнул Тристан. — Нас немедленно обнаружат! Ты что, хочешь преподнести им такой подарок?

Он бросил возмущенный взгляд на Вига. Тот стоял, скрестив на груди руки, и было видно, что он, едва ли не в первый раз, совершенно согласен с мнением принца.

— Доставлять рабов в Конюшни для меня дело обычное, — не сдавался Гелдон. — Я прихватил для вас просторные темные плащи, которыми можно прикрыть и тело, и лицо. Руки у вас для виду будут скованы цепями. Оказавшись в Цитадели, мы проследуем прямо в Конюшни, что тоже в порядке вещей. Там вы и останетесь до тех пор, пока не придет время осуществить ваш план, а я вернусь к Сакку.

Тристан прищурил глаза.

— А что, если кто-то из волшебниц пожелает взглянуть на новых рабов? — поинтересовался он.

— В Конюшнях много рабов, которых они еще не видели. Кого-нибудь из них я им и покажу. Никаких подозрений это не вызовет.

— Как далеко отсюда до Цитадели? — скептическим тоном осведомился Верховный маг.

— По тракту — недолго, если скакать галопом, но нам придется двигаться обходными путями, чтобы не встретиться с Фаворитами. Это было бы слишком рискованно.

— А проходить через главные ворота Цитадели не рискованно?! — фыркнул принц.

— По моему мнению, нет, — отозвался карлик. — И к тому же другого способа проникнуть в замок я просто не вижу. Вряд ли и вы, не зная обстановки, сможете придумать что-то более безопасное.

— А Сакку ничего не заподозрит, если ты не вернешься к утру? — спросил Тристан, на которого, похоже, доводы карлика все же начали производить впечатление.

— Когда я отправляюсь на поиски в Гетто, это, как правило, занимает у меня довольно много времени, — ответил Гелдон. — В этом месте трудно найти подходящих рабов, учитывая царящие здесь голод и болезни. Обычно в таком случае я отсутствую два-три дня.

До этого молчавший Иан обратился к Вигу.

— Есть еще одна проблема, которую вам следует обдумать, — сказал он. — Чтобы покинуть Гетто, тебе, господин, придется прибегнуть к магии.

— Это совершенно невозможно! — прогремел старик, у которого даже челюсть отвисла от возмущения. — Разве Феган не объяснил вам? Вся моя энергия уходит на то, чтобы волшебницы не заметили нашу «одаренную» кровь. Если я сниму защиту и использую магию, чтобы выбраться отсюда, они тут же почуют наше присутствие! — Никогда в жизни принц не видел Вига в таком гневе. — О чем старый выдумщик думал, если, отправляя нас сюда, знал об этом?

— Прости меня, Верховный маг, — умоляюще произнес прокаженный, — но господин Феган говорил, что этого не сможет сделать никто, кроме тебя. Он говорил, что очень верит в тебя. И все мы тоже.

«Этот Феган! Как был так и остался мастером загадок и всяческих ухищрений», — в ярости подумал Виг.

— И как же мы будем покидать Гетто? — раздраженно спросил он.

— Неподалеку отсюда есть коллектор для нечистот, — объяснил Гелдон. — Под водой, в том месте, где туннель для стока выходит в ров, окружающий городскую стену, установлена решетка, которую я снимаю на время, чтобы пройти в Гетто незамеченным. Однако проем под решеткой очень мал, только я, да и то с трудом, могу в него протиснуться, и если его не расширить, вы не попадете в ров.

— И что, никакого другого пути не существует? — осведомился Верховный маг. — Уж если мы будем изображать рабов, почему бы нам вместе с тобой просто не выйти через ворота?

— Фавориты, стоящие у ворот на страже, всегда проверяют рабов, которых я вывожу, чтобы убедиться, что они не прокаженные. Нет, это слишком опасно. При проверке вас могут опознать, и тогда всем нам конец. Кроме того, я проник в Гетто не через ворота, что неизбежно вызовет вопросы при попытке открыто выйти из города — стражники ведут строгий учет. Через город мы пройдем в желтых одеяниях прокаженных, я всегда держу тут несколько про запас. При виде этих балахонов все будут держаться от нас подальше. Однако за стенами Гетто нам придется их снять.

С этими словами карлик подошел к маленькому стенному шкафчику и достал оттуда два желтых одеяния.

— Я верю ему, — сказал Тристан. — И по-моему, нет смысла тянуть с этим.

Старик закрыл глаза, обреченно покачал головой, но в конце концов все же взял из рук Гелдона желтое одеяние и облачился в него поверх своей одежды. Принц последовал его примеру.

— Рад был познакомиться с тобой, — сказал на прощание Верховный маг прокаженному. — Если нам повезет и мы вернемся, я постараюсь помочь тебе.

Карлик и Иан кивнули друг другу, и трое спутников отправились в путь.

Спустя некоторое время они стояли в темном коллекторе, пропитанном запахом нечистот. Через город удалось пробраться без особых приключений. Стянув с себя желтые балахоны, спутники набили их камнями и утопили в воде. Виг перевел взгляд на грязную воду.

— И где же решетка? — спросил он.

— Вон там, — жестом показал Гелдон, — на самом дне у дальней стены начинается подводный туннель. Он доходит до рва и заканчивается решеткой.

Старик перевел взгляд на Тристана.

— Ты понимаешь, к чему может привести применение мною магии? — спросил он. — К тому, что мы погибнем, а с нами — и весь мир.

— Понимаю, конечно, — отозвался принц. — Сколько я себя помню, ты был моим наставником. Однако теперь ученик говорит учителю: сделай все, что в твоих силах.

Виг закрыл глаза и воздел руки. Тристан понимал — в эти мгновения защита их «одаренной» крови не действует. Открыв глаза, маг опустил руки и перевел взгляд на воду. Потом тут же снова закрыл глаза, произнося шепотом слова заклинания — по-видимому, восстанавливая вокруг себя и принца защиту. Когда он закончил, вид у него был донельзя утомленный.

— Отверстие расширено, — сказал он. — Но за это время нас могли обнаружить.

— Наберите побольше воздуха, — посоветовал карлик. — Плыть долго, вода мутная и очень грязная. Не вздумайте открывать глаза и уж тем более рты. Я буду держать тебя за руку, господин, а ты держи принца. Так и пройдем туннель. Когда я отпущу твою руку, это будет означать, что мы добрались до выхода. Нащупайте отверстие и пробирайтесь сквозь него, а потом сразу же наверх, к поверхности воды. Я буду ждать вас там. — Гелдон помолчал, не сводя со спутников пристального взгляда. — Что бы ни происходило, не отпускайте руки того, за кого держитесь, пока мы не доберемся до конца туннеля. Иначе потеряете направление и неминуемо захлебнетесь. Ну, давайте!

Сцепив руки, они прыгнули в отвратительно густую воду, и она тут же сомкнулась над их головами. Всплеск от падения покрыл рябью поверхность воды; но всего через несколько мгновений она успокоилась, похоронив в мрачной глубине еще одну из своих бесчисленных тайн.

Вначале она ощутила лишь слабую отдаленную вибрацию, почти неразличимую.

Потом возникло еле уловимое ощущение, продолжавшееся миг, не больше.

Но этого было достаточно.

Кроме сидящей на черном мраморном троне Фейли, в Святилище не было никого. Она пришла сюда, как приходила ежедневно, чтобы подготовиться к «причастию кровью». Однако последние несколько часов мысли волшебницы были заняты совсем иным: тем, что она недавно ощутила.

Улыбнувшись, она поднялась с массивного кресла, воспарила над ним и заскользила над полом. Задержавшись над алтарем, первая госпожа Шабаша медленно провела длинным накрашенным ногтем по его поверхности, словно лаская страстно желаемого любовника.

«Они здесь, — думала первая госпожа Шабаша. — Я почувствовала в Пазалоне мужскую „одаренную“ кровь. Верховный маг и Избранный здесь. — Она прикоснулась ладонью к висящему на ее шее Парагону. — Они пришли за тем, что я отняла у них: за женщиной и Камнем».

Вот уже более трехсот лет она не ощущала присутствия никакой другой «одаренной» крови, кроме крови остальных сестер. И чувствовалось, что мужчина, в чьих жилах течет эта кровь, делает все, чтобы не выдать ее присутствия. Потому ощущение и оказалось столь кратковременным. Но это не имело ровным счетом никакого значения. Фейли не сомневалась в том, кто явился в Пазалон, и послала служанок за Сакку и командиром Фаворитов.

«Я не боюсь тебя, Виг. Может, это и неплохо, что ты окажешься здесь в такой судьбоносный момент», — подумала первая госпожа Шабаша, и ее карие глаза сверкнули безумным блеском.

Ее не интересовало, как Верховному магу Евтракии удалось преодолеть все поставленные на его пути препятствия и даже то, каким образом он сумел пересечь море Шорохов. Все это будет выяснено позже. В данный момент важно было одно — он здесь. И когда она наконец доберется до него, то заставит своими глазами увидеть, как свершается предназначение Шабаша и над миром воцаряется владычество женской «одаренной» крови.

Поджав губы, Фейли провела рукой по рассыпавшимся по плечам волосам. «Нам многое пришлось пережить вместе, Виг, но еще большее предстоит — перед тем, как ты умрешь».

Она перевела взгляд на белый мраморный алтарь. «Избранный станет свидетелем твоей смерти, старик». Внезапно в голову Фейли пришла новая интересная мысль. «Может, и не стоит торопиться убивать принца. Его кровь изумительного качества, и, кроме того, он может дать мне то, в чем я давно нуждаюсь, — возможность приструнить вторую госпожу Шабаша. Сакку слишком часто стала мне перечить и должна понести за это суровое наказание. Однако сейчас ее помощь нужна мне как никогда. И если она получит то, чего так страстно желает, то управлять ею станет легче».

Размышления волшебницы прервал вызванный ею командир Фаворитов Дня и Ночи.

— Я живу, чтобы служить, — произнес он, опустившись на одно колено.

Сакку, в алом бархатном костюме для верховой езды, высоких сапогах и с неизменным кнутом в руке, появилась следом за капитаном, причем на лице волшебницы было столь высокомерное выражение, словно она была крайне недовольна тем, что ее потревожили.

Фейли посмотрела в угрюмые глаза Клюге, на его неприглаженные, достающие до плеч волосы и неровный шрам на левой щеке. Как всегда, он был при оружии.

— Сегодня, капитан, я позволяю тебе говорить, не испрашивая на то разрешения.

— Что-то случилось, госпожа? — спросил Клюге, поднимаясь.

— Да, — ответила волшебница. — Верховный маг и Избранный здесь, в Пазалоне. У тебя появился еще один шанс разделаться с ними, — она парила в воздухе, следя за реакцией капитана.

Тот стоял, как громом пораженный, не веря в свою удачу, хотя и понимал, что эта новость повлечет за собой немалые проблемы. Клюге считал миссию в Евтракии незавершенной не только потому, что этим двоим удалось уцелеть, но и по другой, глубоко личной причине. В особенности это касалось Тристана, которого он хотел бы видеть мертвым в первую очередь. А капитан был не из тех, кто останавливается на полпути, и ради достижения своей цели готов был пойти на любой риск.

Фейли прекрасно понимала, какие чувства должен был испытывать Клюге к принцу, а также то, что убить его капитан будет стремиться, главным образом, из-за стоящей рядом с ним женщины, а вовсе не выполняя ее, первой госпожи Шабаша, приказ.

Сакку тоже не проявила неожиданных эмоций. Ее, конечно, встревожило известие о появлении Верховного мага и Тристана, но страстное, испепеляющее вожделение, которое она испытывала к Избранному, оказалось куда сильнее.

— И ты знаешь, где они, госпожа? — спросил Клюге.

— Нет, не знаю. Ощущение «одаренной» крови было слишком кратковременным, и определить их местонахождение я не успела.

— Я немедленно вышлю поисковые отряды, — сказал капитан. — Мои люди отыщут их в течение нескольких дней. Им доставит немалое удовольствие свести счеты с теми, кто сумел однажды избегнуть своей участи. — На губах Клюге заиграла мстительная улыбка.

— В этом нет нужды. Они, без всякого сомнения, пришли сюда за Камнем и Шайлихой, так что явятся к нам сами. И держи язык за зубами, капитан, никому ни слова о происшедшем. Остальным сестрам я расскажу сама. А так же никакой суматохи в Цитадели, в особенности рядом с покоями сестры Шайлихи. Охрану тем не менее следует удвоить. Маг и принц захотят пробраться в Цитадель, и неизвестно, в каком месте они попытаются сделать это. Постоянно лично проверяй все входы и выходы.

Клюге, уже почти пришедший в себя от шока, теперь был ошеломлен тактикой первой госпожи Шабаша. Маг, и Избранный в Пазалоне, и никто не знает, где они и как им это удалось. Однако Фейли, похоже, это ничуть не волнует; напротив, у нее такой вид, словно она рада возможности в очередной раз продемонстрировать свое могущество. Внезапно капитану припомнился день тренировочных сражений «до смерти», когда его почтила своим посещением Сакку. Именно тогда она приказала ему удвоить охрану, не сообщая никому об этом. Он словно воочию видел перед собой вторую госпожу Шабаша, прикрывающуюся зонтиком от солнечных лучей и хладнокровно отдающую свои распоряжения. Ничего удивительного в таком ее поведении он не заметил. А вот планы Фейли приводили его в недоумение. Что сказала в тот день Сакку? «Я, возможно, недооценила их обоих…» Она говорила о Верховном маге и Тристане.

Капитан посмотрел в глаза первой госпожи Шабаша, пытаясь понять, чем объясняется ее безмятежное спокойствие: то ли непоколебимой уверенностью в своих силах, то ли безумством ее «одаренной» крови. Впрочем, это не имело значения. Он будет ревностно выполнять ее приказы, пусть даже ценой собственной жизни, и не упустит шанса насладиться страданиями ненавистных ему людей.

— Мне бы хотелось коснуться еще одной темы, — заявила Фейли без всякого выражения. — Вот уже некоторое время мне известно о том… как бы это получше выразиться?.. о том, как вы «используете» друг друга. — Она помол чала, давая им возможность вникнуть в смысл сказанного. Клюге, как и следовало ожидать, выглядел ошеломленным. Сакку же задрожала от ярости, лицо ее исказилось, глаза прищурились. — Это следует прекратить. Причем немедленно. Капитан, я не стану наказывать тебя за проявленное неблагоразумие, веря в то, что в дальнейшем ты будешь беспрекословно следовать моим приказам.

Клюге прикрыл глаза. «Что ж, если Сакку не может принадлежать мне, меня утешит лишь то, что единственный мужчина, которого она вожделеет, умрет в страшных мучениях от моей руки».

Вторая госпожа Шабаша шагнула к Фейли. Ей было наплевать на капитана Фаворитов, хотя, конечно, в этой жалкой стране он лучше других мог удовлетворить ее извращенные потребности. Но дело совсем не в Клюге — речь шла о власти!

— Я отказываюсь обсуждать с тобой это! — злобно прошипела она.

— А тебя никто и не заставляет, сестра, мои распоряжения обсуждению не подлежат, — небрежно обронила Фейли. — Однако я могла бы предложить тебе кое-что взамен. Избранный в Пазалоне, и я пришла к выводу, что имеет смысл использовать его перед тем, как предать смерти. — Она улыбнулась, понимая, что ее план не только приведет вторую госпожу Шабаша в восторг, но и вернет эту заблудшую овцу в стадо. — Задержись, я объясню тебе все подробно.

— Это все. Можешь идти, — обратилась она к Клюге, окинув его насмешливым взглядом. — И не забывай, в скором времени нам непременно нанесут визит.

С трудом овладев собой, капитан опустился на одно колено и выдавил:

— Я живу, чтобы служить.

Испытывая ужас и отвращение, Тристан плыл под водой, и казалось, этому не будет конца. Его легкие пылали огнем, веки были плотно сжаты. Виг, вцепившийся в левую руку принца, не давал ею пользоваться, что еще больше затрудняло движение. Яростно молотя ногами и отчаянно загребая свободной рукой, Тристан прокладывал свой путь в мутной, вонючей воде.

И дело было не в том, что принц боялся или не умел плавать под водой. Сильный пловец, он всегда любил нырять и часто опускался к самому дну водоема. Но здесь все было по-другому. Глаза не открыть, левая рука бездействует… его жизнь сейчас зависела не от него самого, а от Гелдона, с которым он и знаком-то был всего несколько часов.

Но наибольшее отвращение вызывала сама вода, теплая и такая густая, что в ней было трудно плыть. Он содрогался от отвращения, когда его лица касались какие-то осклизлые предметы, не сомневаясь, что это не что иное, как фекалии или другие продукты жизнедеятельности людей и животных Гетто. Время от времени правая рука Тристана касалась стенок туннеля, покрытых толстым слоем вязкой густой слизи. Хотя под водой принц не чувствовал запаха, но прекрасно помнил свои ощущения перед тем, как нырнуть. Время от времени на него накатывала тошнота, а больше всего пугала мысль, что, если ему не удастся сдержать приступ рвоты, он попросту захлебнется и утонет. Сил оставалось все меньше и меньше.

Внезапно старый маг отпустил его руку.

«Мы добрались до выхода из туннеля! — прозвучало в изголодавшемся по кислороду мозгу Тристана. — Сейчас Виг протискивается сквозь отверстие». Желание открыть глаза и рот стало почти непреодолимым, легкие, казалось, вот-вот разорвутся. Наугад ощупывая пространство вокруг себя, принц наткнулся на осклизлую стену туннеля и, придерживаясь за нее одной рукой, стал продвигаться дальше. Вдруг его рука потеряла опору — это был выход из туннеля.

Несмотря на все усилия мага, отверстие оказалось очень узким, с рваными краями. Сквозь него можно было лишь протиснуться, да и то с великим трудом. Наконец Тристан с облегчением осознал, что его голова высунулась из туннеля, и, предчувствуя близость момента, когда сможет вдохнуть в нестерпимо горящие легкие воздух, рванулся наверх. Это было ошибкой. Он застрял в тесном проеме. Принц на ощупь попытался определить, что мешает ему всплыть, обнаружил причину, и его охватило отчаяние.

Эфес дреггана зацепился за рваный край выходного отверстия. Из последних сил закинув руку за спину, Тристан попытался нащупать рукоять меча и высвободиться из плена.

Знакомый звон удлиняющегося лезвия дреггана в воде прозвучал особенно громко — принц случайно задел рычаг на рукоятке. Острый конец меча прорвал ножны и вонзился в стену туннеля. Тристан шарил рукой в поисках рычага, рассчитывая вернуть лезвие в исходное положение.

Воздуха не хватало. Принц предпринял еще одну отчаянную попытку, но ослабевшая рука соскользнула с эфеса, так и не найдя вожделенного рычага.

В угасающем сознании Тристана прозвучали последние слова сказанные карликом: «Вы можете погибнуть тут… вы можете погибнуть тут… вы… можете… погибнуть… тут…» И потом, словно ниоткуда, донесся еле слышный шепот: «Шайлиха… прости меня».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Тристан не раз слышал рассказы о Вечности, но никогда не думал, что там может клубиться такой туман. Сквозь него почти ничего не было видно. Потом вдали он заметил плещущихся в воде двух человек. «Забавные развлечения у нас в Вечности, — пронеслась мысль. — И эти люди полностью обнажены. Надо полагать, и я тоже». Принц улыбнулся, представив себе Эвелин из дома Норкроссов. Уж она-то, наверное, ничего не имеет против подобных обычаев. А ее родители? Тристан смущенно хмыкнул. Нет, он не хотел бы встречаться с ее отцом. И вообще сначала следует найти своих родителей и рассказать, насколько он раздавлен тем, что не смог защитить их в тот ужасный день, когда напали крылатые монстры. А как объяснить им, что произошло с Шайлихой?..

И не в силах справиться с этим ужасом, принц снова потерял сознание.

Когда он опять пришел в себя, то услышал голос Вига, пытавшегося привести его в чувство. Тристан ощутил сильный приступ тошноты, перевернулся на живот, и его вырвало. В конце концов он с большим трудом сел и увидел мага и карлика, с тревогой взиравших на него. Принц был совершенно обнажен, он промок и окоченел.

После того как в глазах у него более или менее прояснилось, он увидел, что его спутники полностью одеты. И тут он вспомнил все. «Туннель, грязная вода, зацепившийся за что-то в стене меч. Я угодил в ловушку и чуть не захлебнулся…»

Виг знакомым движением вскинул бровь.

— Я уж было подумал, что ты никогда не вернешься в этот мир. — Он опустился на колени рядом с Тристаном, внимательно вглядываясь в его лицо. — Ничего, жить будешь. Я привел бы тебя в чувство раньше, если бы мог прибегнуть к магии, но, увы, пришлось полагаться только на силу природы. После того, конечно, как я прочистил тебе легкие.

Надрывно кашляя, принц оглянулся по сторонам и увидел, что лежит в тени огромного дуба. К низкой ветке дерева были привязаны три оседланные лошади. В чистом голубом небе разгоралась утренняя заря, птицы и насекомые уже завели свои дневные песни. Вливаясь в радостный хор природы, весело журчала река.

— Как я выбрался? — по-прежнему кашляя, спросил Тристан.

— Когда мы вынырнули на поверхность, тебя рядом не оказалось, — сказал старик. — Знай: своей жизнью ты обязан не столько мне, сколько Гелдону. Это он первым заметил поднимающиеся к поверхности воды пузыри и тут же нырнул снова. — Маг поднял лежащий на траве дрегган. Его ножны были прорваны, но сам меч, похоже, не пострадал. — Когда Гелдон нашел тебя, ты, словно бабочка, висел, пришпиленный мечом к стене.

— Знаешь, Виг, я видел Вечность. Все было покрыто туманом, и рядом со мной кто-то плескался в ручье, — вспомнил принц. — На них не было одежды, — добавил он смущенно, чувствуя, что маг не очень-то ему верит.

Старик прищурился и оттопырил щеку кончиком языка.

— Ты видел начинающий подниматься утренний туман, — насмешливо произнес он. — Он здесь куда гуще, чем в Евтракии. А потом ты видел Гелдона и меня. Мы выстирали свою одежду, а заодно смыли с себя грязь. — Он по казал на сохнущую одежду, развешанную на нижних ветвях дуба. — Твои вещи тоже выстираны, и мы вымыли тебя, пока ты был без сознания. — Бровь мага снова взметнулась вверх. — Полагаю, сейчас тебе стоит одеться. Как думаешь, ты сможешь сесть в седло? Фаворитов поблизости вроде бы нет, но все же надолго задерживаться здесь не следует.

Тристан перевел взгляд на карлика, его ошейник и тяжелую цепь. «Спасая меня, он рисковал своей жизнью», — подумал он. Все прежние опасения относительно Гелдона теперь растаяли без следа.

— Я очень благодарен тебе, друг. Никогда этого не забуду!

Придерживая рукой цепь, горбатый карлик улыбнулся лежащему на траве мокрому обнаженному принцу.

— Не стоит благодарности, — отозвался он. — Надеюсь, вскоре тебе представится возможность щедро расплатиться и со мной, и с Пазалоном. — Гелдон повернулся и зашагал в сторону лошадей.

Одевшись, Тристан почувствовал себя куда лучше, несмотря на то что одежда была еще не совсем сухой. Перевязь с дрегганом заняла свое место, следом принц закинул за спину колчан с ножами. Потом все трое завернулись в припасенные для них Гелдоном плащи, сели на лошадей и углубились в лес, который рассекала неглубокая речка, избавившая одежду всадников, да и их самих от последствий пребывания в коллекторном стоке.

Чалую лошадку Тристана, конечно, было невозможно сравнить с Озорником, и принц с грустью вспомнил любимого коня. По дороге он с любопытством вглядывался в окружающий пейзаж и нашел, что природа этой страны очень похожа на Евтракию. Правда, из леса иногда доносились непривычные звуки, но большая часть встречавшихся птиц и мелких животных были знакомы Тристану.

Он расспрашивал Гелдона о здешних жителях, о Цитадели и Фаворитах. При упоминании о Клюге и его крылатых воинах сердце принца яростно билось, а кровь бежала быстрее, вызывая легкое покалывание во всем теле. Карлик объяснил, что окольный путь, которым они движутся вдоль Черной реки, займет два дня. Тристан считал, что они не должны терять время зря, но Гелдон остался непреклонен. «Повсюду шныряют патрули Фаворитов, — заявил он, — и ехать по главному тракту — верный способ привлечь к себе внимание, а этого нам любым способом следует избегать». В конце концов принц вынужден был согласиться.

При малейшей возможности он старался составить себе впечатление о людях, населяющих эту страну. И то, что он видел, отнюдь его не радовало. Пазалонцы выглядели угрюмыми, печальными и вялыми, словно им было все равно, как течет их жизнь. По большей части люди были плохо одеты; чувствовалось, что они бедствуют. «Волшебницы приносят с собой только горе и страдания, — думал Тристан. — И теперь моя сестра, единственный оставшийся в живых близкий мне человек, стала одной из них…» Внезапно он ощутил тяжесть дреггана за спиной — словно напоминание о своем долге. Сейчас нужно сделать все, чтобы постараться спасти ее.

Ближе к вечеру Гелдон свернул на восток и углубился в лесную чащу. Принц бросил на Вига вопросительный взгляд.

— А я думал, мы до самой Цитадели будем двигаться вдоль Черной реки, — обратился тот к карлику.

— Да, именно так я и собирался. Однако теперь пришел к выводу, что лучше обогнуть часть леса. На это уйдет больше времени, но другого выхода нет, — объяснил Гелдон, останавливая коня.

— Почему? — полюбопытствовал принц.

Карлик вскинул руку.

— Вот причина.

Тристан поднял взгляд и увидел стаю невероятно крупных хищных птиц. Они представляли собой нечто среднее между канюком и ястребом и были почти вдвое крупнее любых пернатых хищников, которых принцу доводилось видеть в Евтракии. Черные, стремительные, зловещие, они кружили над лесом; по всей видимости, там их ждала обильная трапеза.

— Чьей смерти они ждут? — спросил Тристан.

— Людей, — коротко ответил Гелдон, и лицо его исказилось от боли. — Нам непременно нужно объехать это место. Птицы кружат над долиной, где сейчас наверняка можно наткнуться на Фаворитов.

«Одаренная» кровь принца тут же бросилась ему в голову, взывая к отмщению. Он не мог не откликнуться на этот призыв, оказавшись в такой близости от крылатых чудовищ, погубивших его родных и магов Синклита. Дрегган, мгновение назад тяжело давивший на спину, внезапно стал легким, как перышко. Тристан явственно различал и его призыв — меч тоже жаждал крови.

Лицо принца окаменело.

— Я должен увидеть эту долину, — заявил он.

Виг подъехал к Тристану и пристально посмотрел ему в глаза.

— Это невозможно. — Сочувствуя принцу, маг все же предпринял попытку удержать его в узде. — Я запрещаю. Вспомни, зачем мы здесь. Вспомни о своей сестре! Нельзя ради собственной прихоти ставить под удар успех нашей миссии.

— Мне прекрасно известно все, что ты хочешь сказать, — медленно произнес Тристан, — но я должен это сделать, с вами или в одиночку, мне все равно. — Он поднял взгляд к небу, где кружили птицы, и продолжал сквозь стиснутые зубы: — Оставайтесь здесь, если хотите. Тебе, Виг, не остановить меня, ведь ты не можешь использовать свою силу, а дорогу я найду и без Гелдона. Птицы укажут путь.

Карлик испуганно взглянул на старого мага.

— Он что, и впрямь сделает это? И ты не в силах его остановить?

Виг не отрываясь смотрел в глаза Избранного, человека, которого знал с самого его рождения.

— Принц прав — у меня нет способа помешать ему, — отозвался он. — Все дело в природе его крови. Это она толкает Тристана на безрассудные поступки, а сдерживать ее он, пока не прочтет Манускрипт, не в состоянии. А прибегнуть к магии я сейчас действительно не могу. — Старик перевел взгляд на Гелдона. — Судя по всему, любые наши доводы ни к чему не приведут. А раз так, проведи нас туда самым безопасным путем. Одного я его отпустить не могу.

— Хорошо, — неохотно согласился карлик. — Но это безумие. Однако если иначе нельзя, слушайтесь меня во всем. Снимите плащи. Без них будет легче защищаться, если возникнет такая необходимость. Слезайте с лошадей и идите за мной. Храните полное молчание. Ни слова, пока я не заговорю с вами.

Принц и маг привязали лошадей к дереву и, сняв плащи, вслед за Гелдоном зашагали по густой лесной траве.

Местность медленно, но неуклонно повышалась. Вдруг карлик лег на землю и знаком показал спутникам последовать его примеру. Они медленно подползли к краю обрыва и заглянули вниз.

На глубине примерно трех сотен футов под ними раскинулась ровная площадка, в которую были врыты шесть деревянных столбов, примерно десяти футов в высоту. На конце каждого столба было горизонтально закреплено грубо вытесанное деревянное колесо. Колеса, поскрипывая, медленно поворачивались под порывами ветра.

Пять столбов из шести располагались на концах Пентангля, начертанного, по всей видимости, кровью; шестой был укреплен в центре символа Шабаша.

На каждом колесе находился человек.

Тристан разглядел, что люди были втиснуты между спицами колес. Руки и ноги каждого несчастного было переломаны, и их тела напоминали тряпичные куклы.

Принц, уже повидавший немало проявлений бессмысленной жестокости, был потрясен представшим перед ним кошмарным зрелищем.

Потом его взгляд привлек человек на центральном колесе. Это была светловолосая женщина, хотя выглядела она довольно необычно. У нее были крылья.

Но не такие, как у Фаворитов — черные, кожистые, а белые, покрытые перьями. Тело женщины не было просунуто между спицами, как у мужчин; ее просто привязали к колесу лицом вниз.

Тристан повнимательней пригляделся к мужчинам. У них тоже были белые крылья и светлые волосы. Он сделал знак, что хочет заговорить. Карлик, тоже знаком, показал, что следует отползти обратно и укрыться за гребнем.

Все трое так и сделали.

— Что это такое? — шепотом спросил принц. — Кто эти люди? Чем они навлекли на себя гнев Фаворитов?

— Здесь, в Долине Страданий, совершаются казни, — прошептал в ответ Гелдон. — Те, что на колесах, — галлиполаи, они зачаты от Фаворитов. На каждую тысячу детей крылатых воинов один рождается светловолосым, с белыми крыльями. Они считаются низшей расой, позором Фаворитов. Иногда, очень редко, в процессе взросления облик галлиполаев меняется, и к двадцати пяти годам их крылья и волосы становятся темными. В этом случае их признают за истинных Фаворитов. Однако если этого не происходит, в возрасте двадцати пяти лет галлиполаев убивают в Долине Страданий. Поговаривают, что они отличаются от Фаворитов и нравом, являясь добрыми созданиями.

— Но почему их подвергают столь ужасной казни? — спросил старый маг.

— Такая форма медленной смерти — еще один способ издевательства над несчастными, — отозвался карлик. — Им ломают кости, засовывают между спицами колес и оставляют так умирать. — Гелдон на мгновение прикрыл глаза. — Перед казнью Фавориты поят их элем, чтобы они не теряли сознание на всем протяжении экзекуции. — Чувствовалось, какую боль причиняют ему эти слова. — Галлиполаи редко мучаются менее трех дней.

— Те, что внизу, уже мертвы? — прошептал Тристан.

— Мне кажется, что да. Но не так давно, поскольку птицы начали приближаться к ним только сейчас. Хотя женщина, может быть, еще жива.

— Почему ты так думаешь? — спросил Виг.

— Вы наверняка заметили, что она привязана к колесу. Похоже, кости у нее целы, а раз так, она не истекает кровью и может выдержать дольше. С женщинами часто поступают именно так — те, кто доставляют их сюда, могут, прежде чем убить, делать с ними все что захотят, — ответил карлик, с трудом проглотив комок в горле.

Принц был потрясен. Внезапно в голову ему пришла одна мысль.

Когда воины вернутся, чтобы проверить, умерли ли уже их жертвы?

— Им нет необходимости возвращаться. — В голосе Гелдона послышалась напряженность, он посмотрел на мага. — Они и так здесь.

«Одаренная» кровь застучала в висках Тристана; возникло ощущение, будто меч за его спиной ожил.

— Где?

Карлик сочувственно посмотрел в лицо принца, обратившееся в маску смерти, и жестом показал, что нужно вернуться на гребень.

Они снова поползли наверх, Тристан осторожно выглянул из-за края обрыва. В Долине Страданий ничего не изменилось. Крылатые хищники между тем продолжали терпеливо кружить над головами.

Гелдон показал рукой вниз и вправо, на небольшой скалистый, поросший кустарником выступ.

— Там, — прошептал он одними губами. — Это так называемый мыс Грифов. Под ним два Фаворита дожидаются, пока пройдут три дня.

Виг, внезапно осознавший, что сейчас произойдет, попытался схватить принца за руку. Тот оттолкнул его и ринулся вниз.

Карлик в ужасе посмотрел на старика.

— Он всегда такой? — дрожащими губами спросил Гелдон.

Нахмурившись, маг кивнул. Они отползли от гребня обрыва и стали ждать — больше им ничего не оставалось.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Перемахнув через гребень обрыва, Тристан заскользил по сыпучему песку, стараясь двигаться как можно более бесшумно. Оглянувшись, он убедился, что у мага и карлика хватило здравого смысла не броситься за ним вдогонку.

Неслышно скользя вдоль гребня, принц оказался прямо над мысом Грифов. Никакого движения он не заметил, но услышал обрывки непристойного разговора и грубый смех. Припомнилось, что в последний раз он слышал голоса Фаворитов, когда, закованный в цепи, лежал у ног Клюге, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Тристан подкрался к самому краю выступа, сделал глубокий вдох и спрыгнул вниз.

Один из Фаворитов, увидев незнакомца, немедля выхватил свой дрегган, но принц оказался проворнее: рука его соперника еще продолжала свое движение, чтобы отразить молниеносный выпад, а снесенная с плеч голова уже упала на песок, вмиг пропитавшийся кровью. Второй Фаворит повторил ошибку Тристана, которую тот сделал в последнем тренировочном бою с Фредериком: он проследил полет и падение головы своего товарища, и этих мгновений принцу хватило для того, чтобы, нажав на рычаг, послать лезвие клинка в грудь крылатого воина. Сила удара опрокинула Фаворита на спину, и он умер, еще не коснувшись земли.

Тристан стоял, тяжело дыша и оглядываясь с таким видом, словно все это привиделось ему во сне. Оглядев себя, он обнаружил, что весь забрызган кровью. Он очистил лезвие меча о ветви кустарника и, вспомнив, что повредил ножны во время купания в водостоке, решил заменить их на ножны одного из убитых противников. Сделав это, он посчитал, что будет неплохо забрать у Фаворита и другое оружие. Наклонившись, принц заметил подвешенный к его поясу серебристый зазубренный диск с отверстием посредине; такими во время кровавой резни во дворце были убиты многие евтракийцы и несколько магов Синклита. Тристан отцепил его и снял с руки убитого дополняющую это страшное орудие подбитую металлом перчатку.

«Конечно, Виг прав, — уже с раскаянием подумал принц, чувствуя, что дыхание восстанавливается. — Без этого вполне можно было обойтись, но стоит ли так уж сильно осуждать меня за то, что я уважаю собственные клятвы? — Глядя на распростертые на земле тела убитых Фаворитов, он задавался вопросом, были ли они среди тех, кто напал на Евтракию. Может, кто-то из них расправлялся с магами или насиловал женщин, а потом принимал участие в глумлении над его матерью. — И все же, скольких бы я ни убил, — размышлял он, — мне не будет покоя, пока я не доберусь до Клюге и не разделаюсь с ним».

И Тристан начал спускаться в Долину Страданий.

К начертанному кровью Пентанглю принц приближался медленно и осторожно. С отвращением и ужасом разглядывая дело рук Фаворитов, он спрашивал себя, чем вызвана их безумная жестокость — приказаниями волшебниц или их собственной извращенной натурой? Ведь если сами Фавориты являются плодом магических ухищрений Фейли, наверное, то же самое относится и к галлиполаям? Просто те — неудачная ветвь. «Может, поэтому их и убивают, — подумал он. — Их существование доказывает несовершенство магических знаний волшебниц».

Тристан обошел Пентангль по периметру, разглядывая каждого из мужчин, вплетенных в колеса. Все они были мертвы. Женщина, привязанная к центральному колесу, была поразительно хороша собой. Между спицами свисали светлые волосы, роскошные, длинные, отливающие медом. Изогнутые дугой брови были того же цвета. Тристан решил почему-то, что глаза у нее должны быть голубыми. Прямой нос, розовые губы, высокие скулы и округлый, но в то же время сильный подбородок. На ее лице не было крови, и это позволяло разглядеть на щеках галлиполаи следы высохших слез.

«Удивительно, — подумал принц, — как царящие вокруг злоба и жестокость смогли породить подобную красоту? Как столь нежное создание могло появиться на свет от случайного соития жестокого воина и шлюхи?»

Оторвав взгляд от женщины, Тристан заметил на опушке начинающегося невдалеке леса что-то белое. Он подошел поближе, и его, даже после всего увиденного, пробрал ужас.

Это были бесконечные ряды крыльев галлиполаев.

Кипенно-белые, они были нацеплены на нижние ветви деревьев и покачивались на мягком ветерке. Здесь висели сотни крыльев, накопившихся, судя по всему, на протяжении многих лет. Это было настолько тягостное зрелище, что принц попятился, испытывая острое желание оказаться где угодно, только не в этом кошмарном месте.

— Ужасно, не правда ли? — послышался за спиной голос Гелдона. — Многим из этих крыльев сотни лет. Эта картина так понравилась Фейли, что каждый раз, когда появляется новая пара крыльев, она присылает сюда одну из волшебниц, и те с помощью заклинаний сохраняют их в первозданном виде.

«Одаренная» кровь Тристана тут же вскипела. Белые срезанные крылья напомнили ему о мертвых евтракийских женщинах и девушках, которых Фавориты жестоко насиловали, а потом сваливали их мертвые тела в груды.

Принц повернулся к карлику и магу. Сложив руки на груди, Виг медленно оглядел Тристана сверху донизу, приметив все — и забрызганную кровью одежду, и висящий на поясе серебристый диск. Ему припомнились слова Фегана, сказанные той ночью в Призрачном лесу: «Избранный возьмет оружие по своему выбору и убьет многих, прежде чем прочтет Пророчества и выйдет к свету»… Еще он упоминал, что у Избранного будет оружие трех видов.

— Ты сделал все, что хотел? — спросил старик.

— Да, — ответил принц, и воспоминание о недавней схватке снова заставило «одаренную» кровь быстрее заструиться по его жилам. — Хотя, по-моему, сколько их ни убивай, все будет мало.

Виг заломил бровь.

— По словам Гелдона, их больше восьми тысяч. — Он медленно покачал головой. — Вряд ли ты сможешь уничтожить всех.

Не отвечая, Тристан подошел к карлику, чтобы взять у него уздечку своего коня, и заметил на лице Гелдона выражение благоговейного ужаса.

— Никогда не видел, чтобы Фаворита убил кто-то, кроме его же товарища, — сглотнув ком в горле, сказал карлик, нервно перебирая пальцами свою цепь и глядя на Избранного с таким выражением, словно видел его впервые. — Я думал, они непобедимы в бою.

— Меньше доверяй слухам, — сердито ответил принц. Он чувствовал, что сыт по горло всей этой жестокостью, и жаждал поскорее продолжить путь.

Спутники вскочили в седла и, обогнув площадку с поскрипывающими колесами, начали медленный подъем на вершину обрыва — Гелдон впереди, за ним Виг, Тристан — замыкающим.

Неожиданно за их спинами раздался стон.

Все трое обернулись, чтобы посмотреть, откуда исходит звук. Однако ничего, как будто, не изменилось. Тела безжизненно висели на колесах, вокруг царила тишина, и только хищные птицы безостановочно кружили в небе. У принца мелькнуло подозрение, он развернул коня, вернулся к колесу, к которому была привязана женщина, и кончиком дреггана слегка коснулся ее ноги.

Она снова негромко застонала и забилась в своих путах, но глаз так и не открыла.

— Гелдон! Виг! — закричал Тристан, не сводя взгляда с лица женщины. — Она жива!

Его спутники подъехали к принцу. Тот достал из колчана нож и попросил Вига подержать под уздцы его коня, а сам, встав на седло, перерезал веревки, стягивающие ноги и руки женщины, и, взяв ее на руки, спрыгнул на землю. Маг и карлик спешились.

— Дай воды. И мой плащ, — велел Тристан Гелдону.

Он осторожно опустил женщину рядом с ним, положив ее голову на колени мага, восхищенно разглядывая прелестную галлиполаю. И тут она открыла глаза изумительного сапфирового цвета.

При виде темных волос принца и дреггана у него за спиной женщину охватил ужас. Она стала отчаянно вырываться из рук старика.

— Тристан! — закричал маг, с трудом ее удерживая. — Отойди! Она думает, что ты один из Фаворитов!

Принц тут же отступил и, вынув дрегган из ножен, бросил его на землю.

— Посмотри на меня, — сказал он и, повернувшись к женщине спиной, поднял руки. — Видишь? У меня нет крыльев. Я вовсе не Фаворит. Поверь, мы не причиним тебе вреда. И я ненавижу Фаворитов не меньше твоего.

Услышав эти слова, галлиполая на удивление быстро успокоилась. Виг ослабил хватку, но она больше не пыталась вырываться. Тристан почувствовал, что дело не в страхе и не в том, что до нее внезапно дошел смысл его слов; нет, скорее всего ее охватило другое чувство.

Благоговение.

Прикрывая руками грудь и широко распахнув прекрасные сапфировые глаза, она глядела на принца с таким выражением, словно он был пришельцем из другого мира. Потом она взглянула на мага. Результат был тот же самый: женщина, казалось, не поверила своим глазам. Наконец она снова посмотрела на Тристана.

— Ты понимаешь, что я говорю? — спросил принц, глядя в ее нежное лицо.

Она кивнула. Как раз в этот момент в поле ее зрения попал Гелдон, держащий в руках флягу и плащ Тристана. При виде горбатого карлика в ошейнике с прикрепленной к нему цепью женщина распахнула глаза, казалось, еще шире. Ее напряженный взгляд заметался между Гелдоном и принцем, как будто она никак не могла решить, кто из них выглядит более странно.

— Почему она так себя ведет? — недоумевая, спросил карлика Тристан.

— Ну, здесь нет ничего удивительного. Всю свою жизнь галлиполаи проводят в заточении за стенами крепости Фаворитов, которые следят, изменится ли цвет их крыльев и волос. Она никогда прежде не видела бескрылого человека.

— Хочешь напиться? — спросил принц, протягивая женщине фляжку с водой.

Она выхватила фляжку и жадно прильнула к ней. Когда галлиполая утолила жажду, Тристан снова попытался заговорить с ней.

— Как тебя зовут?

— Нарисса, — ответила она, вытирая рот тыльной стороной руки. Мягкий, с легкой хрипотцой голос придавал ей еще большую привлекательность.

— Отпусти ее, — приказал принц магу.

— Не думаю, — начал тот, — что сейчас подходящее время…

— Отпусти ее, — более жестко повторил Тристан. Виг тяжело вздохнул и перестал удерживать Нариссу.

Она поднялась, по-прежнему прикрывая руками грудь. Принц взял у Гелдона плащ и протянул его галлиполае.

— Накинь. Ничего лучшего сейчас предложить не могу.

— Я никогда не видела мужчин без крыльев, — настороженно проговорила Нарисса, — но слышала о них. Фавориты часто смеются над вашим бессилием. Оставь эту одежду себе. Я не желаю иметь с вами ничего общего.

— Надень плащ, дитя мое, — увещевающим тоном произнес старый маг. — Мы не причиним тебе вреда. Ведь нося нашу одежду, ты не станешь одной из нас.

Нарисса подошла к Тристану и заглянула в его синие глаза.

— Ты и вправду ненавидишь Фаворитов? — спросила она.

Лицо принца потемнело от гнева.

— Да, — ответил он. — Они убили моих родителей. Я прикончил тех двоих, которые, надо полагать, доставили тебя сюда. — Следующий вопрос он задал с оттенком со чувствия. — Они надругались над тобой?

Галлиполая в некотором смущении отрицательно покачала головой, после чего протянула руку и взяла у него плащ.

— Ты убил их ради меня? — недоверчиво спросила она. — А я слышала, что никто не может убить Фаворита. У тебя меч Фаворитов, но глаза другие. Добрые… Как твое имя?

Принц задумался. Он знал, как важно в их положении хранить тайну, но что-то внутри подсказывало ему, что этой женщине он может доверять.

— Меня зовут Тристан, — ответил он. — Однако должен сказать тебе вот что. Я убил этих Фаворитов не только из-за того, что они сделали с тобой и твоими друзьями, но и ради себя самого.

Виг и Гелдон помогли Нариссе облачиться в плащ. Принц порадовался тому, что широкое одеяние смогло прикрыть крылья галлиполаи. А то, что сам он остался без плаща, его даже радовало; он мешал быстро дотянуться до ножей.

Наблюдая за ней, Тристан принял решение.

— Она пойдет с нами, — заявил он. — Сложив на груди руки и прищурившись, принц ожидал взрыва со стороны мага. Он не ошибся.

— Ты опять за прежнее? — рявкнул Виг. — Забыл, куда мы направляемся? Может, нас всех там ждет конец, и еще неизвестно даже, сумеем ли мы туда проникнуть! — Он нарочно выражался достаточно туманно, не желая, чтобы Нарисса догадалась об их планах. — Как ты себе это представляешь? Мы просто осведомимся у стражников, не будут ли они столь любезны пропустить ее вместе с нами?

Прекрасно понимая, что движет Тристаном, старый маг с трудом сдерживал гнев. «Он опять пользуется тем, что у меня нет сил ни на что другое, пока я маскирую нашу кровь, — в ярости подумал он. — Это безумие. Он становится совершенно неуправляемым, и трудно даже вообразить, что произойдет, когда он начнет обучение и к его упрямству добавятся познания в искусстве магии. Похоже, мы допустили ошибку, у мальчика слишком мягкое сердце. Это уже не раз создавало проблемы, и сейчас нас ожидает то же самое».

Принц понимал, что, возможно, не прав, в особенности если вспомнить печальный урок данный ему той, которую он знал как Лилит. У него не было никаких причин доверять светловолосой галлиполае. И в то же время, разрезав веревки, которые привязывали ее к колесу, Тристан не мог допустить, чтобы она снова оказалась в руках Фаворитов. Однако в большой степени на его решение повлияло то, что эта прелестная женщина чем-то напоминала ему сестру. Несмотря на совершеннейшую нелогичность подобного рассуждения, он отчаянно надеялся, что, помогая Нариссе, каким-то образом помогает и Шайлихе.

Принц убрал дрегган в ножны и хмуро воззрился на мага.

— Интересно, как предлагаешь поступить ты? — осведомился он. — Если мы оставим здесь Нариссу, Фавориты очень скоро найдут ее и, без сомнения, допытаются, что с ней произошло — включая мое имя и описание каждого из нас. Я не упоминаю о надругательстве, без которого на этот раз, конечно, не обойдется. Не хотим же мы быть виновными в том, что она снова окажется на этом ужасном колесе! Но дело не только в ней. Ты, кажется, забыл о двух убитых Фаворитах. Когда другие, обеспокоенные их отсутствием, придут сюда, а это, безусловно, рано или поздно случится, они обнаружат трупы. — Тристан помолчал, переводя сердитый взгляд с Гелдона на Вига и обратно. — И что, по-вашему, произойдет?

Услышав эти слова, Нарисса придвинулась поближе к принцу. Она не хотела ни оставаться здесь, ни очутиться одной в совершенно чуждом ей мире за стенами крепости Фаворитов. У нее возникло ощущение, что этот высокий бескрылый мужчина с темными волосами может помочь ей.

В разговор вмешался карлик.

— Боюсь, он своего добился, — с улыбкой сказал он магу. — У нас, похоже, нет выбора. Правда, я могу некоторым образом разъяснить ситуацию. Сколько времени ты провела на колесе? — обратился Гелдон к женщине.

— Не уверена, но, по-моему, сегодня был второй день. Измученная, ослабевшая, она вцепилась в руку Тристана, словно ища у него защиты. Он обнял ее за талию.

— Фавориты иногда развлекаются с женщинами галлиполаев прямо тут, но чаще уводят их в другое место, по дальше, — объяснил карлик, задумчиво почесывая в затылке. — Если мы спрячем трупы, то другие, явившись сюда, обнаружат лишь то, что женщина и охранники куда-то исчезли. Это их не насторожит, никто не станет поднимать тревогу. По крайней мере, сделают это не сразу. Так мы выиграем время.

— Неплохо придумано, — вынужден был согласиться Виг. — Но что нам делать с ней?

— На нашем пути будут несколько пещер, — отозвался карлик. — Они мало кому известны. Мы можем оставить галлиполаю в одной из них, а при возвращении заберем оттуда. — Внезапно его лицо омрачилось. — Ну, а если потерпим неудачу, будет уже все равно.

Нарисса сильнее вцепилась в руку принца.

— Пожалуйста, не оставляйте меня здесь, — жалобно произнесла она; из сапфировых глаз женщины побежали слезы.

— Мы тебя не бросим, — мягко ответил он, отводя от глаз галлиполаи прядь изумительных золотистых, с медовым отливом волос. — Обещаю.

Услышав его слова, Нарисса снова потеряла сознание.

Виг с неодобрением взирал на Тристана. «Опять он руководствуется велениями своего сердца, спасает еще одного беспомощного зверька, — подумал старик, качая головой. — Как он не понимает, что до добра подобное не доведет…»

Принц, вслушиваясь в жуткую тишину долины, посмотрел на нежное лицо галлиполаи, после чего перевел взгляд на смертоносные колеса с привязанными к ним мертвыми телами. Тристан понимал, что для лежащей у него на руках прекрасной молодой женщины пути назад нет и что в каком-то смысле причиной этого стал именно он.

— Ну и пусть! — сказал принц упрямо, как будто ни к кому не обращаясь.

И, поднявшись, отправился вместе с Гелдоном прятать трупы, с явной неохотой предоставив Нариссу заботам мага.

К тому времени, когда сгустились сумерки, Тристан проникся удивительной нежностью к прекрасной женщине с белыми крыльями. Она сидела в седле позади него, обхватив принца руками. Тристан пытался расспрашивать Нариссу о ее жизни, но та отвечала не слишком охотно. «Может, она единственная известная мне женщина, которая не знает, что я принц», — подумал он с грустной улыбкой.

Когда совсем стемнело и в небе взошли три красные луны, карлик сделал знак остановиться; тут, по его словам, и следовало провести ночь. Однако Тристан внезапно почувствовал, как тело галлиполаи у него за спиной напряглось, а дыхание участилось.

— Пожалуйста, Тристан, — прошептала она. — Я не могу остановиться здесь.

— Почему? — изумленно спросил он.

— По правде говоря, я не могу ничего разумно объяснить, и ты, наверно, сочтешь, что я потеряла рассудок. Но, пожалуйста, поверь мне. Это очень важно для меня. Понимаешь, я чувствую…

— Чувствуешь что?

— Зов Легенды.

К этому моменту Виг и Гелдон уже спешились, удивленно глядя на принца и Нариссу, все еще сидящих в седле.

— Не понимаю, — сказал Тристан. — О какой легенде ты говоришь?

— Конечно, ты не можешь этого понять, я и сама не все понимаю, — отозвалась галлиполая. — Объясни своим друзьям, что мы с тобой должны проехать чуть дальше, прошу, сделай это ради меня.

Принц повернулся, внимательно глядя в лицо своей спутницы. Широко распахнутые сапфировые глаза смотрели на него умоляюще, с оттенком затаенного страха.

— Пожалуйста, — повторила Нарисса. — Ты единственный, кого я решаюсь просить сопровождать меня.

Может, все дело было в ее глазах, а может, в переполнявшем сердце Тристана сочувствии.

— Нарисса просит, чтобы я сопроводил ее до одного места здесь, неподалеку, — сказал он.

— Зачем это? — скептическим тоном осведомился Виг. Гелдон тоже явно насторожился.

— У нее какие-то личные причины, — нашелся принц. — Мне что, необходимо обсуждать их с вами, или, может быть, я останусь здесь, а вы, два храбреца, отправитесь с ней?

— До сих пор мне не удалось удержать тебя ни от одного неразумного поступка, — проворчал маг. — На этот раз даже не буду пытаться.

— Куда мы направимся? — шепотом спросил Тристан у Нариссы.

Она ответила не сразу, словно ей требовалось время, чтобы почувствовать, в какую сторону следует двигаться.

— В ту сторону, — женщина взмахнула рукой. — Видишь вон тот просвет между деревьями?

Принц развернул коня, и они двинулись в указанную галлиполаей сторону.

— Теперь, когда мы одни, не будешь ли столь любезна объяснить, что все это значит? — заинтересованно осведомился Тристан.

— Но я не могу.

— Почему же?

— Нельзя объяснить то, чего не понимаешь сама. Как я уже сказала, существует Легенда, но в том, что это правда, мы сможем убедиться, лишь добравшись до места захоронения.

Принц резко осадил коня и, обернувшись, удивленно взглянул на Нариссу.

— Места захоронения?

— Да. Места захоронения галлиполаев, погибших в Долине Страданий на колесах Фаворитов.

Тристан задумался.

— Если ты никогда не покидала крепость Фаворитов, откуда тебе известно, где находится это захоронение? — недоверчиво спросил он.

— Я ведь уже сказала, что это Легенда, которая передается у нас из поколения в поколение. Она гласит, что души всех замученных галлиполаев собираются в одном месте и что если кому-то из нас повезет выжить после пытки на колесе, его позовет туда неведомая сила, — женщина по молчала, закусив губу. — Меня как будто что-то ведет туда.

— И кто же хоронит их там? — еще более недоверчиво спросил Тристан. — Насколько я понял, Фавориты оставляют свои жертвы на растерзание хищным птицам.

— Мертвые галлиполаи хоронят себя сами.

— Что?

Нарисса приложила два пальца к губам принца, призывая его замолчать.

— Пожалуйста, не надо больше вопросов. Я должна это сделать, иначе я просто не могу. И ты не представляешь, как я благодарна тебе за то, что ты согласился сопровождать меня.

Принц попытался вытащить свой дрегган, но женщина остановила его.

— В этом нет нужды, — прошептала она. — Говорят, здесь царят мир и покой.

— Осталось только убедиться в этом, — пряча меч в ножны, отозвался Тристан.

Они двигались, следуя указаниям Нариссы. Вокруг жил своей жизнью ночной лес, на траве и листьях деревьев сверкали капельки ночной росы. В конце концов галлиполая попросила его остановиться, соскользнула с седла и поманила принца за собой. Тот привязал коня и последовал за ней, настороженно оглядываясь по сторонам.

Нарисса остановилась у края небольшой насыпи, и Тристан, повинуясь ее жесту, кончиком дреггана сгреб листья в сторону.

Под ними обнаружилась небольшая площадка, окаймленная гирляндами из веток дуба и можжевельника.

— На мой взгляд, это не очень-то похоже на место захоронения, — заметил принц.

— И все же я должна произнести эти слова, — прошептала Нарисса. — Те, что передаются у нас из поколения в поколение. Каждый галлиполай заучивает их еще в детстве, готовясь к тому дню, когда его приговорят к пытке на колесе и он, может быть, сумеет выжить. Слова, о которых Фаворитам Дня и Ночи ничего не известно. Даже те, у кого волосы и крылья меняют цвет, в глубине души остаются галлиполаями. И никто из нас не разгласил до сих пор эту тайну, даже если становится таким, как истинные Фавориты. — Она с улыбкой посмотрела на Тристана. — Ты сделал это возможным, потому что спас меня. Мне почему-то кажется, что я первая, кому это удалось.

Женщина умолкла и подошла к краю площадки, остановившись рядом с разложенной вокруг нее цепью гирлянд.

— Я пришла, мои погибшие братья и сестры, — начала она, как бы в мольбе воздев руки. — Я первая, кто смог найти вас. Пожалуйста, поднимитесь, предстаньте передо мной.

Над поляной стало медленно разгораться темно-лиловое свечение. В центре оно становилось все ярче и начало вращаться. Тристан смотрел на это удивительное зрелище, словно зачарованный, а Нарисса еще выше воздела руки.

— Я пережила пытку на колесе, — продолжала она, — и помню о своем долге. Пожалуйста, покажитесь мне — и обретите покой.

Среди травинок вспыхнули крошечные огоньки двух разных оттенков, золотого, словно нежнейший янтарь, и серебристого. Поднимаясь, они воспарили над поляной, медленно вращаясь и ослепительно сверкая. Их были сотни; в темноте огоньки напоминали рассыпавшиеся по ночному небу звезды. Это было настолько красиво, что захватывало дух.

— Это призраки галлиполаев, — объяснила Нарисса. — Золотистые огоньки — женщины, а серебряные — мужчины. Легенда гласит, что после гибели на колесе сюда уходят души погибших, и нет им покоя, пока кто-то не придет и не освободит их. Каждому ребенку-галлиполаю рассказывают об этом, и он дает клятву прийти сюда, если уцелеет на колесе Фаворитов.

— Теперь ты понимаешь, почему я должна была последовать сюда, как только услышала их зов. Я знала, это не может быть ничем иным; и точно так же знала, что ты единственный, кто должен оказаться здесь вместе со мной. «Того, кто переживет пытку на колесе, потянет к месту заточения душ, и он освободит их», — нараспев произнесла она с детства заученные слова. — Теперь я понимаю, что это сказано обо мне. — Из глаз женщины заструились слезы. — Спасибо, Тристан, — внезапно охрипшим голосом прошептала она. — Спасибо, что ты здесь вместе со мной.

Принц в изумлении перевел взгляд на вихрь сверкающих искр.

А потом случилось невероятное — он услышал голоса, множество голосов.

— Кто пришел к нам? — Голоса удивительно гармонично сливались в один.

Нарисса скинула плащ, обнажив белые крылья. Ее прекрасное тело тускло мерцало в свете трех лун и призрачного свечения над поляной.

— Я Нарисса из галлиполаев, — ответила она. — А этот бескрылый человек — мой друг. Он спас меня от смерти на колесе. И еще он убил Фаворитов, которые подвергли меня этой пытке. — Она с улыбкой посмотрела на Тристана; в мерцании призрачного света ее лицо светилось неземной красотой. — Мы должны быть благодарны ему.

— Пожалуйста, подойди поближе, бескрылый друг, — пропели голоса. — Но оставь свое оружие.

Принц, словно в трансе, снял дрегган и колчан с ножами и положил на землю.

— Преклони колени.

По-прежнему не отдавая отчета в том, почему он это делает, Тристан опустился на колени перед призраками галлиполаев. Нарисса последовала его примеру.

— Возьмитесь за руки, — приказали голоса.

Принц взял свою спутницу за руку и увидел, что она снова плачет. Он был ошеломлен всем происходящим, но сердце подсказывало, что призраков можно не опасаться.

— Судьба свела вас вместе и привела к нам, — продолжал хор пляшущих золотых и серебряных огоньков. — Ваша добрая воля освободит нас, чтобы мы могли упокоиться с миром. Знайте: куда бы вы ни пошли и что бы ни делали, сегодняшняя ночь навсегда соединит вас. Связывать людей могут лишь добрые дела, а злые их разлучают. Мы благодарны вам за милосердие, за мужество и благословляем вас.

И потом так же медленно, как появились, призраки галлиполаев начали подниматься в небо. Золотые и серебряные искры двигались все быстрее и в конце концов слились в один общий поток, устремившийся к темным небесам.

Прошло несколько мгновений, и они исчезли, оставив ошеломленных Тристана и Нариссу стоящими на коленях в лунном свете.

Она притянула его к себе и поцеловала.

— Я так благодарна! Спасибо за то, что поверил мне.

Принц поднял взгляд к небу, на котором сейчас сияли лишь три луны и вечные звезды, и снова перевел его на прекрасную галлиполаю. Он чувствовал, что никогда не сможет рассказать кому-либо о том, что пережил сегодня ночью.

Тристан сидел на земле под небольшим выступом скалы, обдумывая те удивительные события, свидетелем которых он стал. Прошел день с того момента, как четверо спутников покинули Долину Страданий, двигаясь вдоль берега Черной реки. Они торопились, но по возможности старались не привлекать к себе внимания и сегодня остановились здесь, в этой скалистой местности на берегу реки, откуда без труда заметили бы, если бы кто-то к ним приблизился. Подкрепившись скудным ужином из сушеного мяса, сыра и запив его водой, Виг и Гелдон легли спать, оставив принца и галлиполаю стоять на страже.

Он поднял взгляд к усыпанному звездами, темному ночному небу. «Здесь они кажутся ближе, чем дома, в Евтракии, — подумал Тристан. — Такое чувство, будто можно дотянуться до них рукой. — Он с удовольствием вдыхал запах сосен, который приносил мягкий ветерок, и вслушивался в журчание Черной реки, бегущей на север, к Цитадели. В песнь воды вплетались звуки ночного леса. — Цитадель, — звенело в „одаренной“ крови принца. — Завтра я доберусь до Цитадели».

Завернувшись в плащ Тристана, Нарисса сидела рядом, прижимаясь к нему, чтобы сберечь тепло в прохладном воздухе ночи. Старый маг запретил разжигать костер, и принц не стал с этим спорить. Галлиполая провела рукой по своим длинным золотистым волосам и бросила на Тристана вопросительный взгляд.

— Кто ты? — напряженным голосом спросила она. — Я имею в виду, кто ты на самом деле? Ты не похож на жителя Пазалона. Может, конечно, мне только так кажется, потому что я никогда прежде не видела бескрылых мужчин. Хотя есть в тебе что-то необъяснимое, заставившее тебя прошлой ночью по просьбе женщины, которую ты совершенно не знал, отправиться вместе с ней в глубину леса.

Глядя в ее огромные глаза, принц глубоко задумался.

— Я… странник, произнес он наконец. — Ищу свою сестру, а эти двое — мои друзья. Старшего я знаю со дня своего рождения. Оба доказали, что я могу доверить им собственную жизнь.

— Откуда у тебя оружие Фаворитов? — спросила галлиполая, придвинувшись еще ближе к принцу. Она сидела, обхватив колени руками. — Жителям Пазалона под страхом смерти запрещено прикасаться к нему. А ты не только носишь дрегган, но и убил им двух Фаворитов.

«Как мне ответить ей?» — подумал Тристан.

— Этот меч принадлежал Клюге, капитану Фаворитов Дня и Ночи. Он заставил меня убить им моего собственного отца. — Мучительные воспоминания снова нахлынули на принца. — Придет день, и я убью этим мечом его самого.

Услышав имя Клюге, Нарисса сжалась от страха.

— Я видела его, — дрожащими губами произнесла она. — Говорят, он самый сильный среди Фаворитов. Однажды он и его помощник Траакс приезжали в крепость, в которой я жила. Ходят слухи, что, если они остаются чем-то недовольны, то предают смерти коменданта крепости прямо на месте, на глазах у его подчиненных. Еще говорят, что во время учений Фавориты убивают друг друга, потому что других достойных противников у них нет. — В голосе женщины звенел страх, но Тристан чувствовал, что боится она не за себя. — Одолеть его будет очень нелегко.

— Знаю. Но в моей крови пылает огонь, бешено разгорающийся при одном только имени Клюге. И я не успокоюсь, пока он не угаснет.

— У галлиполаев есть поговорка, — с улыбкой произнесла Нарисса. — «Когда сухо, разжечь костер не составляет труда».

«Хорошо сказано», — подумал принц. В пронизанном лунным светом полумраке он вглядывался в прекрасное лицо женщины.

— Пожалуйста, расскажи мне о себе, Нарисса, — попросил он. — Как галлиполаям удается выжить среди Фаворитов?

— Галлиполаи все братья и сестры друг другу. Наше существование имеет одну цель — служить Фаворитам. Мы — их рабы. Из-за нашего цвета волос и крыльев с перьями нас считают изгоями, и не важно, что мы родились, может быть, от тех же самых родителей, что и истинный Фаворит. По приказу волшебниц никаких записей о рождении не ведется, и поэтому мы все считаем себя братьями и сестрами. Истинная причина нашего братства в том, что мы не такие, как Фавориты, которые, получив приказ, без колебаний должны действовать и умирать, если понадобится. — Она помолчала и улыбнулась. — У нас была одна-единственная тайна — Легенда, и вот теперь души убитых галлиполаев обрели покой.

— А что будет с теми, кому, возможно, только предстоит погибнуть на колесе? — мягко спросил Тристан. — Их души тоже будут собираться в том месте в лесу и дожидаться освобождения?

— Да, — грустно ответила Нарисса. — Хотя теперь, когда я пережила пытку на колесе, мне кажется, все пойдет по-другому. Если я уцелею, то смогу тайком возвращаться туда и дарить покой тем, кому придется принять ужасную смерть от рук Фаворитов.

Неожиданно она взяла его руки и перевернула ладонями вверх, глядя на пересекающие запястья шрамы.

— Я заметила их еще прошлой ночью, когда мы взялись за руки на поляне. — Женщина нежно прикоснулась к красным рубцам, точно пытаясь исцелить их. — Тебе больно?

— У меня болит душа, не ладони, — отозвался принц. — Я сам разрезал себе руки, давая клятву вернуть на родину сестру. Они — напоминание о том, что отступать нельзя, — его взгляд устремился вдаль. — На моей шее висит медальон, напоминающий о прошлой жизни. Той, которая была, прежде чем началось все это безумие.

— Тристан, какого цвета твое сердце? — внезапно спросила Нарисса.

Ее вопрос прервал задумчивость Тристана, вернул его к действительности.

— Что ты имеешь в виду?

— У нас есть еще и такая поговорка. Этот вопрос мы задаем другу, когда не совсем понимаем, какие чувства он испытывает. Мне кажется, что сейчас твое сердце серого цвета. — Галлиполая прикоснулась к щеке принца. — Серый у нас — цвет печали. Но мне почему-то кажется, что так было не всегда. Мне кажется, что раньше, до того, как, по твоим словам, началось это безумие, сердце у тебя было золотое. И я верю, что, когда ты исполнишь все, ради чего пришел сюда, оно снова обретет этот цвет. — Женщина улыбнулась и опустила взгляд. — Я знаю, это время придет. Я боюсь за тебя и очень надеюсь, что в тот радостный день ты позволишь мне быть вместе с тобой.

«Золотое… — подумал принц. — Да, самое точное определение того, какой была моя жизнь до появления Шабаша. Она была золотая! Но я, конечно, не понимал этого. Каким же глупцом я был! — Он с признательностью взглянул на Нариссу. — Крылатая галлиполая в далекой, чужой стране объяснила это лучше, чем все маги Синклита, долгие годы пытающиеся научить меня уму-разуму. И она первая женщина в моей жизни, которая искренне беспокоится обо мне, не представляя, кто я такой на самом деле».

Тристан улыбнулся и прижал ее к себе.

— Похоже, у вас есть поговорки на все случаи жизни?

— Да. Но мне в особенности нравится одна.

— Какая? — спросил принц.

Встретив того, кто мил твоему сердцу, урони в землю зерно своей любви и дай ему взрасти. — Нарисса подняла на него взгляд. — Тристан, обещай вернуться за мной. Обещай, что выживешь в той борьбе, которая тебе предстоит, и вернешься после этого ко мне.

Принц смотрел на прекрасное создание рядом с собой и задавался вопросом, настанет ли время, когда они смогут открыть друг другу свои чувства, доживут ли они до этого дня.

Он нежно поцеловал ее в губы.

— Я вернусь, прошептал он. — Клянусь жизнью, я вернусь к тебе!

«Урони в землю зерно своей любви и дай ему взрасти», — эхом отзывался в сердце Тристана нежный голос галлиполаи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Ранним утром спутники оставили Нариссу в одной из пещер, снабдив запасом воды и пищи, а также кремнем и свечами. В глазах галлиполаи блестели слезы, но она старалась сдержать их. Тристану совсем не хотелось оставлять ее здесь одну, но он понимал, что иного выхода нет. Женщина не могла принять участия в том, что им предстояло. Однако прошлой ночью он поклялся, что вернется к ней, и был полон решимости исполнить обещание. Забрав у нее плащ Тристана, запасливый Гелдон выдал Нариссе нашедшийся в его пожитках желтый балахон прокаженных, а Виг велел без крайней необходимости не разводить огонь и наказал не покидать пещеру, вход в которую они, уходя, завалили валежником.

Сейчас принц лежал в мокрой от вечерней росы траве на покрытом редким подлеском крутом утесе на берегу озера и не отрываясь смотрел на Цитадель. Тяжесть дреггана и колчана с ножами на спине неустанно напоминала о том, что ждет его впереди.

Чем дольше Тристан разглядывал Цитадель, тем чаще колотилось его сердце. Он яростно ненавидел хозяек замка и все же не мог не восхищаться тем, что открывалось его взгляду.

Цитадель величаво возвышалась на скалистом острове посреди озера, темные воды которого были спокойны и недвижимы. Замок соединялся с берегом длинным мостом, который имел широкий разводной пролет возле самого острова. Подъемные механизмы этой части моста были укрыты в толще стен двух сторожевых башен, служивших еще и местом размещения двух высоких решеток, перекрывавших въездную арку в наружной крепостной стене. Такие же решетки имели и следующие две башни, расположенные по обе стороны прохода во внутренний двор замка, отгороженный от внешнего мира еще более высокой, чем первая, стеной. Обе крепостные стены были сложены из темно-серых камней и резко контрастировали с виднеющимися за ними постройками белого цвета, которые издалека казались сказочно-воздушными по сравнению с окружавшими их мрачными стенами и темно-синей, почти черной водой озера.

Насколько принц мог судить, центральное, самое главное здание Цитадели, расположенное во внутреннем дворе и имевшее в основании форму Пентангля, не менее чем в полтора раза превосходило своими размерами королевский дворец в Таммерланде. Сейчас, в сгущавшихся сумерках, подсвечиваемое снизу желтоватым светом невидимых факелов, оно казалось еще величественнее. Затихающий вечерний ветерок лишь изредка разворачивал флаги с изображением символа Шабаша, укрепленные на куполах пяти башенок из разноцветного стекла, венчающих пять острых выступов главного строения Цитадели.

Ни Виг, ни Гелдон, лежащие рядом, долго не решались сказать что-либо, пока Тристан заворожено разглядывал место, где сейчас находилась его сестра; Первым нарушил молчание карлик.

— Когда мы будем ехать по мосту, опустите головы и слегка покачивайтесь в седлах, точно пьяные. Да следите за цепями — у стражников должно создаться впечатление, что они плотно обхватывают ваши запястья. Мы проследуем прямо в Конюшни. Делайте все, что я скажу, и не произносите ни слова, что бы ни случилось. — Гелдон перевел на них пристальный взгляд и с грустью добавил: — Здесь жизнь не имеет никакой ценности. Зато смерть иногда обходится очень дорого.

Он смолк, и снова на некоторое время воцарилась тишина. Лежа на траве рядом с принцем, старый маг ощущал твердость оловянной ладанки, которую дал ему Феган. Последний его совет эхом отзывался в сознании Вига. Он решил, что настало время для трудного разговора с принцем.

— Нам с Тристаном нужно поговорить наедине, — прошептал Виг, обращаясь к карлику. Тот коротко кивнул.

— Только поторопитесь, — прошептал он. — Мое отсутствие на этот раз слишком затянулось. — Он отошел в сторону, где были привязаны лошади, и уселся подле них, при валившись спиной к дереву.

Озабоченно нахмурившись, принц повернулся к магу. Близость к Цитадели заставляла кипеть его кровь, и он был не слишком расположен к беседам.

— Ты слышал, что сказал Гелдон? — напомнил он старику. — У нас нет времени на болтовню!..

Виг не обратил на его выпад никакого внимания; слишком многое было поставлено на карту, чтобы начинать еще одну словесную дуэль.

— Выслушай меня внимательно, Тристан. То, что я тебе сейчас скажу, необыкновенно важно. Когда начнется «причастие кровью», мы должны оказаться в Святилище. Как нам удастся это сделать, я пока не представляю. Но важно другое — то, о чем говорил Феган. На всем протяжении «причастия» существует только один момент, когда волшебницы станут уязвимыми.

— Все это мне уже известно, — буркнул принц.

— Но зато тебе не известно следующее: если я погибну или хотя бы буду ранен, ты непременно должен взять у меня ладанку.

В первый момент Тристан не понял, о чем идет речь, но потом вспомнил, как маг-отступник вручал ее Вигу.

— Что в ней? — спросил он.

— Пока я не могу тебе этого сказать.

Принц прищурился.

— К чему тогда этот разговор?

— Потому что ты должен знать, что делать, если я погибну. Когда откроешь ее — все поймешь. Мы должны соблюдать крайнюю осторожность. Человек не может проговориться о том, чего не знает. Еще раз прошу: отнесись к тому, что я говорю, со всей серьезностью. Вспомни, к чему привело твое ослушание тогда, во дворце.

Это был жестокий, но справедливый удар. Тристан понимал, что старик прав. Если бы той страшной ночью он внимательнее отнесся к его словам, Шайлиха, возможно, не стала бы волшебницей. Почувствовав раскаяние, принц теперь готов был слушать Вига с должным вниманием.

Маг понял, что отношение Тристана к его словам изменилось.

— Помнишь тот момент, когда ты смог увидеть мост над ущельем, окружающим Призрачный лес?

— Да.

— Понятно тебе это или нет, но тогда ты впервые в жизни прибег к магии, причем без всякого предварительного обучения. Когда Феган услышал об этом, он был поражен. По его мнению, если ты как следует сосредоточишься, то сможешь использовать магию даже тогда, когда и я, и волшебницы утратим свое могущество. Все дело в удивительном качестве твоей крови. Конечно, многого ты сделать не сможешь, поскольку не прошел соответствующую подготовку, и все же кое-что будет тебе по силам. Не исключено, что даже такие простые действия, как зажигание огня или перемещение предметов, смогут оказать нам в нужный момент неоценимую помощь.

Свет понимания озарил сознание принца. «Вот почему моя кровь все время взывает ко мне, — подумал он. — Она жаждет, чтобы я ее использовал!»

— Но как я смогу сделать это? — уже более заинтересованно спросил он.

— Точно так же, как сумел увидеть мост, с одним лишь отличием. Чтобы увидеть мост, тебе сначала пришлось прекратить попытки добиться этого, дать ему возможность самому открыться тебе. Помнишь? И как только это произошло, ты услышал стук собственного сердца, — продолжал Виг. Вернувшись мысленно в тот день, Тристан как будто услышал этот стук снова. Вспомнил, как ветер овевал лицо, как он сидел на траве, а рядом спокойно стоял Озорник. — Услышав стук своего сердца, ты должен сосредоточиться на том, чего хочешь добиться. Помни, большее тебе пока не по силам, но что-то столь же несложное — вполне, хотя и это потребует невероятных усилий. — Маг помолчал, на мгновение заколебавшись. — Может быть, на это даже уйдут все твои силы.

Тон, которым были сказаны последние слова, вызвал беспокойство в душе принца.

— Не тяни, договаривай! — потребовал он.

«Я был его учителем с того дня, как он появился на свет, — подумал старик. — Но как советовать что-то, если сам ты не слишком в этом уверен?

— Использование магии без предварительного обучения может сопровождаться побочными эффектами. Даже Феган не знает точно, что может произойти. Просто будь настороже. — Виг знаменитым движением вскинул бровь.

— Ты сказал, что впервые я прибег к магии у моста к Призрачному лесу. Тогда почему это никак на меня не повлияло?

— Потому что собственно магии там было совсем немного, — отозвался старик. — Ты просто должен был увидеть предмет, который уже существовал, не оказывая на него никакого воздействия. Чтобы совершить более сложные действия, тебе понадобится гораздо больше усилий. Даже Феган не уверен, способен ли ты на подобное. Но если у тебя получится, это, возможно, изменит тебя навсегда и попытка увидеть мост покажется тебе просто детской игрой.

— Что еще?

— Если я не смогу помешать «причастию», приложи все силы к тому, чтобы вначале убить Фейли. Первая госпожа Шабаша владеет самым значительным запасом магических знаний, и с ее смертью большая их часть станет недоступной для остальных волшебниц. — В голосе мага зазвучали печальные нотки. — И если ни у тебя, ни у меня ничего не получится, ты знаешь, в чем состоит твой долг.

Сердце Тристана сжалось от невыносимой боли. «Он напоминает мне, что я должен убить Шайлиху!» Принц посмотрел в глаза верного старого друга и взял его узловатые ладони в свои.

— Да, я знаю, в чем состоит мой долг. — Тристан стиснул зубы. — Но, клянусь Вечностью, я постараюсь найти иной выход.

— И последнее, — произнес Верховный маг. — Если я погибну, а ты вернешься в Евтракию, призови на помощь Фегана. Он единственный, кто сможет должным образом обучить тебя нашему искусству.

Не давая принцу возможности ответить, Виг перевел взгляд на Гелдона и жестом дал ему понять, что они готовы продолжить путь. Карлик вернулся к спутникам, ведя лошадей. Как только Тристан и маг уселись в седла, Гелдон надел им на запястья оковы с цепями и надвинул пониже капюшоны их плащей. В таком виде процессия, возглавляемая карликом, вступила на мост, ведущий в Цитадель.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

На подступах к Цитадели принцу, старательно изображавшему пьяного седока, отчаянно хотелось скинуть капюшон, чтобы иметь возможность видеть, что творится вокруг. Мысль о том, что среди охранников моста и Цитадели были воины, которые напали на Таммерланд и принимали участие в глумлении над его родными, заставляла закипать кровь Тристана. Когда спутники проезжали по мосту, охранявшие его Фавориты смеялись и выкрикивали оскорбления в их адрес вперемежку с грязными намеками на то, что ждет пленников Гелдона в Цитадели. Карлик отзывался на их шутки хихиканьем, но не останавливался и не замедлял движения. В какой-то момент уголком глаза принц увидел темные кожистые крылья и мгновенно ощутил тяжесть висящих за спиной дреггана и колчана с ножами. «Сохраняй спокойствие, пока все идет как надо», — убеждал он себя.

Когда они достигли внешней крепостной стены, из сторожевой башни, стуча подошвами сапог по деревянному настилу, появились пятеро вооруженных воинов. Вперед нетвердым шагом выступил их командир с кувшином красного вина в руке.

— Стой! — приказал он.

Гелдон послушно остановил коня.

Фаворит улыбнулся. Ростом он лишь слегка уступал Клюге. Со злобной усмешкой глядя на карлика, он спросил:

— Значит, охота была удачная? Госпожа Сакку будет довольна. А мы уж думали, что ты не вернешься — уж больно долго отсутствовал. — Он громко рыгнул и вытер рот тыльной стороной ладони. — Надеюсь, эта парочка стоит таких трудов.

Пошатываясь, командир стражников обошел лошадей, на которых сидели Тристан и маг, свободной рукой сжимая рукоятку меча и разглядывая их укутанные в плащи фигуры, словно они были выставлены на продажу. Когда Фаворит остановился рядом с принцем, тот напрягся. «Он пьян, — встревоженно подумал Тристан. — Это может плохо обернуться».

Потом принц услышал протяжный чистый звон вынимаемого из ножен дреггана.

Фаворит неловким движением поднял меч и резко ткнул Тристана под ребра. Тот почувствовал, как по телу заструилась кровь, но лишь качнулся, старательно продолжая изображать пьяного, которому море по колено. Не отводя меча, командир стражников воззрился на карлика.

— Мужчины или женщины? — судя по тону, он надеялся на последнее.

— Мужчины, — раздраженно ответил Гелдон. — И если ты попортишь товар, будешь держать ответ перед второй госпожой Шабаша.

Однако предостережение карлика, по-видимому, не произвело особого впечатления на Фаворита. Он хлебнул еще вина, пролив часть себе на грудь, и принялся медленно поворачивать меч, презрительно глядя на Гелдона. Принцу оставалось лишь покрепче сжать зубы, чтобы не вскрикнуть от боли. На этот раз стальной клинок проник глубже, рассек мышцу и царапнул по кости. Ужасная боль пронизала все тело Тристана. «Держись, — приказал он себе. — Терпи — или мы пропали». Вдоль желобка на лезвии меча потекла кровь, и командир стражников злобно ухмыльнулся.

— Отлично, — заявил он, явно довольный собой. — Можете проезжать. — Окровавленный дрегган описал дугу и нацелился в лицо карлику. — Если спросят, когда был ранен раб, ответишь — во время пленения. Понял? — Он расхохотался и плоской стороной меча шлепнул коня Гелдона по крупу. — Вперед! И не забудь, о чем я тебя предупредил! — С этими словами Фаворит отхлебнул еще один глоток вина.

Карлик не стал дожидаться нового приглашения. Возглавляемая им процессия быстро достигла сторожевых башен внутренней стены, где ее пропустили уже без задержки. Провожая взглядом Гелдона и новое пополнение Конюшен, командир стражников стер кровь с лезвия дреггана и швырнул кувшин своим подчиненным. На его лице появилось осмысленное выражение, и он, взмахнув крыльями, взлетел на внешнюю крепостную стену, выдернул закрепленный на сторожевой башне факел и дважды взмахнул им над головой.

В тот момент, когда карлик, втащив за собой мага и принца, прикрыл дверь одного из помещений во внутреннем дворе Цитадели, стоящий на крыше ее главного здания Клюге не без удовольствия заметил движения факела.

«Приветствую вас, — подумал он. — Приветствую вас в Цитадели, Верховный маг и Избранный». Капитан с трудом сдерживал радость. Дежурный командир сторожевого отряда неплохо сыграл свою роль, евтракийцы ничего не должны были заподозрить.

«Приветствую тебя, Избранный. Пока ты отделался лишь легкой царапиной, но поверь, это ничто по сравнению с тем, что я сделаю с тобой. Ты встретишь здесь свою смерть».

Тристан услышал, как их провожатый с тяжелым стуком захлопнул дверь — этот звук, казалось, отрезал их от всего остального мира. Карлик приложил палец к губам, призывая к молчанию.

— Надвиньте капюшоны. — Он пересек небольшую комнату и выглянул в коридор. — Мы вошли через боковой вход, используемый только для рабов. Продолжайте притворяться пьяными. Конюшни находятся под землей, добираться до них довольно долго.

Виг, между тем, приподнял край плащ принца и осмотрел рану принца, из которой сочилась кровь.

— Я не могу прибегнуть к магии, чтобы остановить кровотечение, — сокрушенно произнес он.

Карлик достал из кармана какую-то тряпку, и старик приложил ее к ране. Тристан поморщился от боли.

— Прижми ее сильнее, — велел маг. — Вот уж чего нам совсем не нужно, так это оставить за собой кровавый след. Кровь у тебя «одаренная», и ее пролитые капли мне тоже приходится маскировать.

Гелдон осторожно взял в руки цепь и повел их по коридору.

Принц шел вслед за карликом, украдкой бросая по сторонам взгляды. То, что он увидел, привело его в немалое изумление. В Цитадели было целое хитросплетение длинных, казавшихся бесконечными коридоров. Они ярко освещались множеством настенных светильников, сделанных, как показалось Тристану, из чистого золота.

Карлик привел их к уходящей вниз винтовой лестнице из мрамора. Не останавливаясь, он начал спускаться по ней, уводя спутников в недра Цитадели.

Они спускались все ниже и ниже, и у принца возникло чувство, что лестнице этой не будет конца. Даже помещения Редута в катакомбах под дворцом в Таммерланде находились не так глубоко под землей.

Никто не проявлял к Гелдону и его спутникам особого интереса, разве что кое-кто из слуг кивал карлику в знак молчаливого приветствия. Тот отвечал коротким наклоном головы, но не останавливался, чтобы поболтать даже с теми, кто явно был на это настроен. Наконец Гелдон остановился перед черными дверьми, на каждой створке которых золотом был выложен знак Пентангля. По обеим сторонам навытяжку замерли два вооруженных Фаворита. Сердце Тристана замерло. Карлик с довольно развязным видом — словно он тут был хозяином — направился прямо к дверям и вызывающе посмотрел на крылатых воинов.

— Новые рабы для Конюшен, высокомерным тоном заявил он.

Принц вспомнил, что, несмотря на уродливый облик, Гелдон как-никак был посланцем второй госпожи Шабаша и, следовательно, пользовался некоторым уважением даже со стороны Фаворитов.

Охранники небрежно скользнули взглядом по закутанным в плащи фигурам за спиной карлика. Один из них сделал шаг в сторону двери, открыл ее и отошел, давая им пройти.

Без единого слова Гелдон ввел своих спутников внутрь, и тяжелая дверь захлопнулась за ними. По знаку карлика Тристан и маг откинули капюшоны и огляделись. Помещение, в котором они оказались, по размерам не уступало Тронному залу королевского дворца в Таммерланде, но, несомненно, отличалось более роскошным убранством. Обилие декора и золотых украшений поражало воображение. При этом всё — и светильники замысловатой формы, и скульптуры, и даже фонтан, разбрасывающий струи из центра купальни, расположенной в центре помещения, гармонично сочеталось друг с другом, а также с теми предметами, которые составляли меблировку Конюшен: удобными мягкими диванчиками и креслами и небольшими столиками, уставленными кувшинами с напитками и блюдами с закуской. На отдельных более высоких столиках в плетеных вазах лежали всевозможные фрукты, часть из которых была неизвестна принцу.

Но больше всего его поразили сами рабы — множество прекрасно сложенных молодых мужчин и женщин с вытатуированными знаками Пентангля на правой руке, единственной одеждой которых были лишь узкие набедренные повязки. Похоже, они нисколько не были озабочены своим положением. Все окружающее предназначалось для них, и они вовсю пользовались этим, предаваясь праздному времяпрепровождению. Ни один из них даже не взглянул в сторону вошедших.

Неподалеку от Тристана на разбросанных по полу подушках вокруг устройства, видеть которого ему до сих пор не доводилось, лениво возлежали несколько мужчин. Устройство это имело вид большой прозрачной чаши, от него отходили вверх стеклянные трубки, разветвляясь на множество более мелких трубочек из мягкого материала. Время от времени один из лежавших рабов брал такую трубочку, вставлял в рот и делал глубокий вдох. Насколько принц знал, в Евтракии не существовало такого обычая. Он вопросительно взглянул на карлика.

— В центральной чаше находятся цветы какого-то растения, культивируемого волшебницами, и каждого нового раба заставляют вдыхать их запах. В результате он становится бездумно счастливым, — объяснил Гелдон. — У многих возникает пагубное пристрастие к этому запаху, и ими становится легче управлять. Но в конечном итоге вдыхание его приводит к безумию, а затем и смерти. Вот почему Конюшни требуют постоянного пополнения.

Тристан не успел произнести ни слова в ответ, как заметил выражение крайней озабоченности на лице мага. Он шагнул к Вигу, но тот странно замедленным движением оттолкнул его, поднял руки и встал перед спутниками, заслоняя их своим телом. Внезапно принц увидел летящий в их сторону голубой, стремительно увеличивающийся в размерах шар. Миг — и он оказался над их головами, ослепляя своим светом и оглушая грохотом. В голове Тристана вспыхнула резкая боль — и все поглотил мрак.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Тристан очнулся, дрожа от холода и тяжело дыша. Вокруг не было ничего, кроме призрачного тумана и неясной тьмы. Казалось, принц парит в воздухе, и какая-то неведомая сила слегка разворачивает его тело то вправо, то влево.

«Может, это и есть смерть? — подумал он. — Вечность?»

— Тристан! — откуда-то из мрака воззвал к нему мужской, смутно знакомый голос. Принц напряг зрение, но по-прежнему ничего не увидел. — Тристан!

Медленно обретая форму, перед ним возникла фигура человека.

Это был его отец.

Принц захотел броситься к нему, но не смог сдвинуться с места. Чем больше он старался, тем сильнее чувствовал, что скован непонятной силой.

— Не пытайся приблизиться ко мне, сын мой. — В голосе короля Николаса слышались хорошо знакомые властные нотки. — Это невозможно. Я мертв, а ты жив, и эту черту тебе пересекать не позволено.

На глазах Тристана выступили слезы.

— Я сплю? — спросил он.

— Нет, — ответил Николас.

Отец стоял перед сыном, облаченный в светло-голубое одеяние, которое было на нем в день церемонии отречения.

— Где мы, отец? — услышал принц собственный голос, эхом отдавшийся в пустоте.

— Это не имеет значения, — ответил Николас. — Важно другое: то, что я, может быть, в последний раз могу поговорить с тобой. Помни, мы все — и я, и твоя мать, и Фредерик, и маги Синклита — любим тебя.

По щекам Тристана струились слезы.

— Пожалуйста, прости меня, отец…

Ощущая за спиной становящуюся все более невыносимой тяжесть дреггана, он, не сдерживаясь, дал волю слезам. Сердце Тристана разрывалось от нестерпимой боли.

— У тебя не было выбора, — мягко произнес король, не сводя любящего взгляда с сына. — И ведь я сам, вспомни, просил тебя об этом. Но я здесь не для того, чтобы обсуждать этот момент.

Николас приблизился к принцу почти вплотную и некоторое время внимательно разглядывал медальон, висящий на груди сына.

— Я пришел сказать вот о чем. Ты должен сделать все, что в твоих силах, чтобы спасти сестру — и вместе с ней наш мир. — Он помолчал, все еще глядя на медальон, как будто вспоминая то, что было связано с ним. — В тебе и в ней будущее Евтракии, единственная ее надежда. Ты, и только ты, должен стать правителем нашей страны, ты, и только ты, должен освободить Шайлиху от наваждения и увезти домой, в Евтракию, где она станет в мире и покое растить свое дитя.

Образ короля начал тускнеть, и принц понял, что очень скоро отец уйдет уже навсегда.

— А теперь усни, сын мой. — До боли знакомый голос становился все тише. Спи и набирайся сил, чтобы, проснувшись, ты смог выполнить свое предназначение.

Произнеся эти слова, король Николас исчез.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

«Клянусь действовать и даже мыслить только в соответствии со своими принципами: материальные блага — ничто, если речь идет о чести и долге. Клянусь защищать Парагон, чего бы это ни стоило. Клянусь поднимать руку на человеческую жизнь только в целях самозащиты и лишь после того, как предупрежу противника. Клянусь всегда править с мудростью и состраданием».

Эти слова возникли словно сами собой. Произносивший их голос был похож на его собственный, но смысл сказанного ускользал от Тристана. Он знал лишь, что уже где-то слышал эти слова и они чрезвычайно важны для него.

Снова возникло ощущение, будто тело медленно поворачивается в воздухе. Сознание начало проясняться, и вместе с нахлынувшей болью принц вспомнил, что эти слова были клятвой правящего монарха Евтракии.

Казалось, болела каждая частичка тела, набухшие веки слипались. Несмотря на это, Тристан медленно начал осознавать свое положение. Он, словно муха, спеленатая паутиной, был со всех сторон окружен металлическими прутьями узкой клетки, которая, слегка покачиваясь, висела в воздухе. Спина ощущала тяжесть колчана с ножами и дреггана, и принц едва не взвыл от ярости, когда понял, что воспользоваться ими не было никакой возможности: он мог шевелить только пальцами. Капли холодного пота выступили на лбу Тристана и поползли по щекам, шее и ниже, вызывая неприятное ощущение обреченности.

Превозмогая боль, он открыл глаза и увидел женщину с черными, подернутыми сединой волосами, в роскошном красном платье с вышитым на груди золотым знаком Пентангля. С ее шеи на золотой цепи свисал Парагон.

«Это наверняка Фейли». — Принц содрогнулся, поняв, что находится в полной ее власти.

Волшебница стояла перед белым мраморным алтарем и разглядывала Тристана с таким видом, словно он был существом из другого мира. Она была ничуть не менее прекрасна, чем Сакку, хотя и на свой лад. Однако в ее блестящих карих глаза можно было заметить легкий, едва заметный отблеск безумия. Принц вспомнил ночь, проведенную в древесном доме Фегана, и предостережение увечного мага. «Ты собственными глазами убедился, что они способны творить неизмеримое зло. Но, хоть ты и Избранный, хочу предостеречь тебя от ошибки. Что бы там ни творила Сакку, она ничто по сравнению с Фейли».

Взгляд Тристана окончательно прояснился, и теперь он смог увидеть и двух других волшебниц, стоявших поодаль, и убранство всего огромного помещения с выложенным во весь пол символом Шабаша. Шею стройной, рыжеволосой и голубоглазой волшебницы украшал изумрудный кулон в форме Пентангля. По плечам той, что стояла рядом с ней, рассыпались длинные белокурые локоны, и она, не сводя глаз с принца, поигрывала одним из них. Обе они, как и первая госпожа Шабаша, были одеты в красные платья. Не имея возможности обернуться, Тристан не знал, что находится у него за спиной, и это создавало еще большее ощущение собственной уязвимости.

— Ну вот, наконец-то и петушок в курятнике! — услышал он смутно знакомый женский голос; несмотря на легкомысленный тон, в нем ясно читалась угроза.

Сакку.

Вторая госпожа Шабаша вошла в помещение и направилась к остальным. Судя по ее виду, она совсем недавно отдавала должное своим извращенным развлечениям; на сапогах волшебницы были видны следы крови. Черные леггинсы и такой же жилет плотно обтягивали ее великолепное тело, с отделанного серебром пояса свисал длинный черный кнут. Каблуки сапог звонко стучали по мраморному полу, когда она подходила к принцу. Остановившись перед ним, волшебница вперила в Тристана оценивающий взгляд миндалевидных глаз, которые он так хорошо помнил — и ненавидел от всей души.

Сакку просунула палец между прутьями клетки и с силой надавила на его рану. Страшная боль пронзила тело принца, он почувствовал, как из раны снова потекла кровь. Улыбаясь, вторая госпожа Шабаша облизнула окровавленный палец и прикрыла глаза.

— О, какая чудесная кровь! — произнесла она почти нежно, словно на всем свете не существовало никого, кроме нее и Тристана. — Никогда не пробовала ничего подобного.

Упираясь руками в бедра, она повернулась к трем другим волшебницам.

— Он прекрасен, не так ли? Я говорила вам об этом. — Сакку вновь посмотрела на принца. — На случай, если тебя это интересует, клетка, в которую ты заключен, носит на звание «виселицы». Очень полезное, на наш взгляд, приспособление. Но я забыла о приличных манерах! Позволь представить тебе присутствующих. — Она широко повела рукой в сторону стоящих рядом с ней волшебниц. — Это Фейли, Вона и Забарра. Они давно жаждали встретиться с тобой!

Тристан молчал, застыв в своем тесном узилище — «виселице», как назвала его Сакку.

— Однако здесь нас только четверо, — сказала Фейли. — Не пора ли представить принцу ту, ради которой он проделал столь долгий путь? — Она поднялась в воздух и приблизилась к клетке. — Ту, которая совсем недавно присоединилась к нам, — прошептала она почти благоговейно. — Ты, без сомнения, знаешь, о ком идет речь. Избранная, которую мы так ждали… — Первая госпожа Шабаша сделала паузу и продолжила тоном, в котором ощущалось почтение: Пятая волшебница. Твоя сестра Шайлиха.

При упоминании имени Шайлихи у Тристана перехватило дыхание от предвкушения встречи с сестрой. Он вперил в Фейли взгляд, в котором полыхала ненависть.

— Где она? — прохрипел принц. «Одаренная» кровь вскипела в жилах, дрегган за спиной призывал пустить его в ход. Но все, что ему удалось, — это слегка повернуть голову. Разрыв между желанием действовать и ощущением невозможности сделать что-либо приводил в ярость. Тристан не сводил ненавидящего взгляда с карих глаз первой госпожи Шабаша.

— Сейчас ты ее увидишь, — безмятежно отозвалась Сакку. — Сестра Шайлиха! — позвала она.

И принц увидел свою сестру.

Шайлиха вышла из-за высокой спинки черного трона и подошла к клетке. Сердце Тристана затопила волна нежности, но вслед за ней им овладело дурное предчувствие. Никаких сомнений — это была совсем не та Шайлиха, которую он знал.

Прекрасное лицо, которое принц так хорошо знал и так сильно любил, осталось тем же, но его выражение изменилось. Чувствовалось, что эта женщина обладает невероятной силой и готова использовать ее без жалости и сомнения. Тристан припомнил рассказ карлика о том, как она по своей воле вызвалась убить одного из рабов. Да, теперь он должен был с горечью признать, что стоящая перед ним женщина способна на такое. Ниспадающие по плечам золотистые локоны обрамляли прекрасное знакомое лицо, но в прищуренных глазах сквозило высокомерное презрение, рожденное ощущением несокрушимости собственного могущества.

— Шайлиха, — умоляюще прошептал принц, заглядывая ей в глаза в попытке увидеть хотя бы отблеск той, которую он знал до сих пор. — Это я, Тристан. Твой брат. Ты помнишь меня?

Она не отвечала, и у него на глазах выступили слезы. Шайлиха подошла поближе к клетке. На мгновение ее взгляд сосредоточился на свисающем с шеи Тристана медальоне с таким выражением, как будто он о чем-то ей напоминал. Однако потом она улыбнулась и посмотрела на принца с такой неприязнью, что у него похолодело сердце.

— Сестры предупреждали, что ты будешь пытаться внушить мне что-то в этом роде. — Молодая женщина принялась расхаживать перед клеткой с таким видом, точно оказалась в зверинце, где было выставлено какое-то экзотическое животное. Судя по выражению ее лица, Шайлиха и в самом деле не узнавала брата. — Ты враг Шабаша, и твои слова не имеют для меня никакого смысла, — произнесла она, словно подводя черту под сказанным, и принялась сладострастным взглядом обводить его тело. — Подумай сам, как ты можешь быть моим братом, если вызываешь у меня желание? — С этими словами — Тристан просто глазам своим не поверил! — она протянула руку между прутьями клетки и прикоснулась к его паху.

— Сестра Шайлиха! — повелительным тоном, точно мать, отчитывающая непослушное дитя, произнесла Сакку, однако принц ясно уловил в ее голосе ревнивые нотки. — Не стоит так шутить с несчастным пленником. Может, лучше показать ему, кого ты любишь на самом деле?

На лице волшебницы сияло выражение триумфа.

То, что последовало дальше, повергло принца в смятение.

Улыбаясь, Шайлиха подошла к Сакку, обняла ее и прижалась к губам волшебницы. Это не было нежным лобзанием, за которым не стоит ничего, кроме привязанности. Нет, это был страстный, даже жадный поцелуй, явно имеющий сексуальный подтекст. Разомкнув объятия, его сестра ласково провела рукой по волосам Сакку и осталась стоять рядом с ней, рука об руку. Тристан почувствовал неимоверное отвращение, на глазах выступили слезы. «Этому безумию не будет конца!» — внутренне простонал он.

— Что вы сделали с ней? — прошептал принц, дрожа от ненависти.

— Просто дали ей возможность освободиться от всего ненужного, — промурлыкала Сакку. — Ну, и обучили кое-чему на наш вкус — Она нежно погладила волосы Шайлихи, и та снова прижалась к ней. — Теперь она занимает в мире предназначенное ей место, и в этом наша заслуга.

— В вашем мире! — воскликнул Тристан.

— Да, — не стала спорить волшебница. — Однако очень скоро весь мир будет нашим, и никакого другого просто не останется. Уверена, старый глупец Феган рассказал тебе об этом.

— Что вы сделали с Вигом?

Из осторожности принц не стал упоминать о Гелдоне, на тот случай, если волшебницы не знают, что это именно он провел их в Цитадель, во что, правда, ему верилось с трудом.

Фейли приблизилась к клетке Тристана почти вплотную.

— Хочешь увидеться со стариком? Мы можем тебе это позволить.

Она сделала легкое движение рукой, и из-за спины принца выплыли, повиснув в воздухе, еще две «виселицы». В первой находился Виг, и этого зрелища принцу не забыть до самой смерти.

Верховного мага, без сомнения, подвергли ужасным пыткам. Он, казалось, находился в полубессознательном состоянии; трудно даже сказать, воспринимал ли старик то, что происходит вокруг. Мертвенно-бледное, залитое потом лицо; тяжелое, хриплое дыхание. Взгляд аквамариновых глаз устремлен вдаль — пустой, невидящий; на лице запеклась кровь. Тристан в ужасе смотрел на своего верного старого друга. «Не разобрать, висит ли у него на шее ладанка. Он ведь даже не объяснил мне, для чего она». Клетка, в которую был заточен Виг, медленно поворачивалась в воздухе; чувствовалось, что лицезреть сломленного, измученного мага доставляет первой госпоже Шабаша ни с чем не сравнимое удовольствие.

Принц быстро перевел взгляд на другую клетку, и сердце у него сжалось. Гелдон! Карлик выглядел ничуть не лучше мага. И, похоже, он по какой-то причине не мог говорить. Из-за того что Гелдон был маленького роста, в клетке для него было больше простора, и он отчаянно размахивал руками, лицо карлика побагровело, как свекла, глаза были дико выпучены. Потом Тристан понял, что происходит: Сакку с помощью магии стискивала ошейник на его горле.

— Прекрати, мерзавка! — закричал он, не сводя взгляда с Гелдона, которого начинала покидать жизнь. — Ты убьешь его!

Темноволосая волшебница с издевкой расхохоталась.

— В мои планы пока что не входит убивать этого гадкого предателя, — небрежно обронила она. — Я еще не позабавилась всласть с моим уродцем. Мне точно известно, в какой момент следует остановиться, чтобы он не издох. Он в моей власти, и теперь, когда известна истинная цена его преданности, я сделаю с ним все, что пожелаю. — Темные глаза Сакку смотрели на принца из-под тяжелых, припухших век. — А тебе бы лучше обеспокоиться о себе самом, Избранный. Поверь, этому самое время.

Тристан перевел взгляд на Фейли.

— Что ты сотворила с Вигом?

Старик между тем явно начал приходить в себя. Взгляд его был теперь прикован к принцу.

— То, о чем я мечтала долгих триста лет, — отозвалась первая госпожа Шабаша. — Лишила его силы. Последнего мага Синклита, Верховного мага, такого, каким ты его знал, больше не существует, — она величаво подплыла к клетке Вига. — Я выкачивала из него силу капля за каплей, на протяжении целого дня, пока ты находился без сознания. Если лишить мага силы именно таким образом, а не сразу, то это значительно быстрее приведет его к смерти. То же самое часто происходило, когда мы превращали мужчин с «одаренной» кровью в охотников за кровью. — Сейчас в жестах Фейли и ее устремленном на старого мага взгляде особенно ясно проступало безумие. — Мы смогли сделать это, только соединив свое могущество. Кровь вытекла из него, унося с собой силу. Осталась лишь пустая оболочка. Я уж ненароком подумала, что ему приходит конец, но старик все-таки выжил. — Она удовлетворенно улыбнулась. — Впрочем, сейчас это уже не имеет никакого значения.

Первая госпожа Шабаша была явно очень довольна собой. «Она ждала этого триста лет», — подумал Тристан, по щекам которого текли слезы. Бросив взгляд на Гелдона, он увидел, что тот, потеряв сознание, лежит, привалившись к прутьям клетки.

— Но довольно о Виге, — внезапно сказала Фейли. — Тебе, наверно, было бы интересно узнать, откуда нам стало известно о вашем появлении? Кое-кто из присутствующих здесь не раз говорил мне, что ты соображаешь быстро. — Принц промолчал. — Это произошло, когда старик использовал свою силу… не знаю, для чего уж это ему понадобилось. Удивительная глупость с его стороны! Хотя, должна признаться, он прекрасно справился с маскировкой «одаренной» крови. Мы не стали рассылать Фаворитов по стране на ваши поиски. Куда еще вам было направляться, как не в Цитадель? Но нам важно было точно знать, когда и каким образом вы проникнете сюда. — Карие глаза волшебницы светились от удовольствия. — Ну, и мы кое-что придумали. — Она помолчала, наслаждаясь тем, какой эффект на Тристана произведут ее следующие слова. — Решили использовать для своих целей одну очень миленькую галлиполаю.

Принц окаменел. Нарисса? Какую роль она сыграла в этой страшной игре? Неужели… предала его? «Она помогала волшебницам? А ведь Виг предупреждал, что не стоит брать ее с собой, это, считал он, не доведет до добра. Неужели я настолько ошибся в ней?» У Тристана возникло чувство, словно в душе разверзлась зияющая пустота.

Ты, похоже, подумал, что она предала тебя, — почти благожелательно продолжала Фейли. — Должна тебя успокоить: бедняжка ни о чем не подозревала. Более того, мне рассказали, что она испытывает к тебе искренние нежные чувства. Грустно, не правда ли, что вам больше не суждено встретиться? Однако я отвлеклась. Узнав, что вы в Пазалоне, я приказала доставить в Долину Страданий шесть галлиполаев и среди женщин выбрать такую, которая отличалась бы красотой. Я с самого начала предполагала, что вы не минуете Долину Страданий — это самый удобный путь. Мне было ясно, что кружащие в небе птицы привлекут ваше внимание. И, в отличие от мужчин, женщине сознательно сохранили жизнь. Как я и рассчитывала, вы не удержались, решили взглянуть, над кем кружат птицы, и твоя пресловутая страсть всем подряд оказывать помощь, сыграла нам на руку.

На всем протяжении дальнейшего пути, до самой Цитадели, Фавориты не упускали вас из виду. Их посланцы прилетели в Цитадель и предупредили о вашем скором появлении. Мы позволили вам проникнуть в Конюшни — и захватили здесь, не прикладывая особых усилий. Остается лишь выяснить, кто помог вам добраться до Пазалона. И можешь не сомневаться, мы это сделаем.

Принц пришел в ужас от удивительной простоты этого коварного плана, от того, сколь холодно и расчетливо Фейли опиралась на знание его собственной натуры. Его сердце охватила тревога за Иана. Кровь быстрее побежала по жилам, яростно взывая к отмщению.

— Я убил там, в долине, двух Фаворитов, — произнес Тристан, не сводя с первой госпожи Шабаша тяжелого взгляда. — Это было совсем не трудно. — Слова срывались с его губ, точно капли яда. — Значит, ты говоришь, что твои приспешники прятались неподалеку и все видели? Позволили своим товарищам умереть только потому, что вам нужны были мы с магом?

— А ты как думал, глупец? — послышался низкий мужской голос откуда-то из-за спины принца. — Они для того и появились на свет, чтобы умирать.

Тристан мгновенно узнал этот ненавистный голос; казалось, он слышал его только вчера. Неистово напрягая силы, он попытался развернуться, чтобы увидеть говорящего, но не смог. Долго ждать ему, однако, не пришлось; крылатый монстр обошел клетку и встал рядом с волшебницами.

Клюге.

Принц смотрел на человека, смерти которого жаждал как ничьей другой, и сердце его трепетало от ненависти. Этот негодяй заставил его убить собственного отца. Он же бросил на поругание и в конце концов убил его мать. Тристан дал клятву на крови уничтожить этого человека. И не просто убить, а обречь на долгую, ужасную, мучительную смерть.

С того страшного дня в Таммерланде Клюге мало изменился. Те же длинные, цвета перца с солью волосы; темные кожистые, чуть выступающие над плечами крылья; извилистый белый шрам, сбегающий от левого глаза. Взгляд угрюмых черных глаз был столь же насторожен, как и прежде. Капитан Клюге стоял перед принцем как истинное воплощение смерти.

«Я убью тебя, — в который уже раз поклялся Тристан. — Даже если ничего больше мне не удастся сделать, тебя я убью».

— Похоже, за то короткое время, что прошло со дня нашей последней встречи, ты оценил оружие Фаворитов, — язвительно заметил Клюге, переводя взгляд с дреггана за спиной принца на фрезер у его пояса. — Ты хоть пользоваться-то им научился? — Он громко расхохотался.

Тристан мрачно посмотрел на крылатого урода и произнес срывающимся от ярости голосом:

— Выпусти меня из клетки, и я с радостью преподам тебе урок. — Набрав побольше слюны, он плюнул монстру в лицо.

На капитана, однако, это не произвело особого впечатления. Он с улыбкой вытер подбородок, медленно вытащил дрегган и, посмотрев на Фейли, словно бы испросил ее одобрения.

Клюге подошел к принцу и медленно, очень медленно надавил острием меча на рану в его боку, дойдя до ребра. У Тристана участилось дыхание, но он приложил все силы, чтобы сдержаться и не доставить мерзавцу удовольствия, показывая свою боль. Капитан с улыбкой вытащил меч, по желобку которого бежала алая струйка крови Избранного, и высоко поднял дрегган.

— Говорят, ты обладаешь совершенно изумительной, самой «одаренной» кровью в мире, — сказал он, саркастически улыбаясь и разглядывая меч с таким видом, словно ничего особенного на нем не обнаружил. — Странно, на мой взгляд, она точно такая же, как всякая другая. — Наклонившись вплотную к клетке, Клюге прошипел: — Я был недалеко от мыса Грифов, когда ты убил моих людей. Согласен, ты неплохо справился с этим, но не так удачно, как воображаешь. И уж конечно, не настолько хорошо, чтобы одолеть меня. — Он сделал паузу. — Хотел бы узнать, малышка галлиполая спрашивала о цвете твоего сердца? — Выражение гнева и ненависти, мелькнувшее на лице принца, явно доставило капитану удовольствие. — Не знаю, какого цвета сердце у Нариссы, но что касается всех остальных частей ее тела, это я могу поведать тебе во всех подробностях.

Яростно зарычав, Тристан забился в своей клетке.

— Мерзкий крылатый урод! Что ты сделал с ней? Клюге улыбнулся и закрыл глаза, как бы смакуя на редкость приятные воспоминания.

— Ты хочешь спросить, что я делаю с ней? Да все, что мне в голову взбредет, — плотоядно улыбаясь, произнес он. — Медленно. Со вкусом. Снова и снова. — Капитан открыл глаза и убрал дрегган в ножны. — Красота этой галлиполаи поразила меня еще тогда, когда мы привязывали ее к колесу, и я решил, что она будет принадлежать мне. Ты не способен защитить своих женщин, молокосос! — Он прищурил глаза. — Сначала свою мать, потом сестру, и вот теперь малышку Нариссу. Какой ты Избранный, ты просто никчемный щенок! Я видел, как ты и этот, — Клюге указал в сторону Вига, — прятали в пещере ту, которая стала мне наградой. Такая свеженькая, прекрасная, и ты собственными руками отдал мне ее, как до этого отдал свою мать.

Принц изо всех сил пытался прогнать возникающие перед его внутренним взором картины — капитан Фаворитов, сначала навалившийся на отчаянно кричащую мать, а потом овладевающий нежной, невинной Нариссой. «Нет, — внезапно решил он. — Он ведь говорит это с единственной целью — причинить мне боль. И пока я заточен в этой клетке, у меня остается одно оружие — слова».

Тристан заставил себя улыбнуться.

— И что, эта галлиполая пришлась тебе по вкусу? — спросил он. — Можешь и дальше развлекаться с ней сколько пожелаешь. Мне она безразлична. — Собственные слова ранили принцу сердце, но он был полон решимости и дальше продолжать эту игру. — Вы развлекаетесь где-то неподалеку от Цитадели, надо полагать? — пряча за притворной искренностью ярость, поинтересовался Тристан.

— Ну да, — ответил Клюге, прищурив глаза. — Какое это имеет значение?

— Тебе нужно поскорее вернуться туда, — как можно убедительнее произнес принц.

Капитан с любопытством склонил голову.

— Зачем?

— Потому что скоро у тебя не будет такой возможности, идиот! — с улыбкой одержавшего победу закончил Тристан.

Клюге зарычал, разозлившись, что позволил так легко втянуть себя в оскорбительный разговор, и выхватил дрегган. Принц подумал, что это последнее, что он видит в жизни, но тут, словно удар бича, прозвенел голос Фейли, и меч капитана замер в воздухе.

— Довольно! — рявкнула она, свирепо взирая на Клюге. — Тупица! Ты даже не понял, что он издевается над тобой!

Командир Фаворитов с явной неохотой убрал меч и посмотрел в темно-синие глаза Избранного со вновь вспыхнувшей, еще более бешеной ненавистью.

— Скоро, теперь уже совсем скоро, — яростно процедил он сквозь стиснутые зубы.

Первая госпожа Шабаша, все еще паря в воздухе, приблизилась к Клюге и бросила на Тристана взгляд, в котором сквозило подобие уважения.

— Пока что его не смогли одолеть ни вопящая гарпия, ни виктар, ни даже волшебница, — бросила она капитану через плечо. — Ты так уверен, что справишься с ним?

Принц быстрым взглядом окинул остальных волшебниц и заметил, как по губам Сакку пробежала легкая усмешка.

Не обращая больше внимания на капитана, Фейли обратилась к Тристану.

— Скажи, — поинтересовалась она, — как это вам удалось одолеть Эмили? Она была из тех, кто не ошибается.

Принц пришел к выводу, что, если он скажет правду, вреда уже не будет. Он улыбнулся, на этот раз без притворства.

— Виг задушил эту суку магической петлей, а я отрубил ей голову.

— Понимаю. — Волшебница в задумчивости опустила голову, словно разглядывая мраморный пол. Когда она на конец подняла взгляд на Тристана, глаза у нее блестели сильнее, чем обычно. — Теперь я вижу, что мы совершили ошибку, недооценив могущество твоей крови. Однако это не имеет значения. Теперь ты здесь, и нам от тебя кое-что нужно. Мы могли бы забрать это у тебя силой, но магия учит, что, если ты отдашь нам это добровольно, результат будет гораздо более впечатляющим.

Принц похолодел, сразу же догадавшись, о чем идет речь. О том, что так жаждала заполучить от него Наташа, она же Лилит, она же Эмили.

— Ну что ж! — воскликнула Фейли. — Судя по выражению твоих глаз, ты все понял. У меня нет никаких сомнений, что перебраться в Пазалон вам помог Феган. Я совершила ошибку, оставив ему жизнь, но очень скоро ее исправлю. У меня также нет никаких сомнений, что он объяснил тебе все насчет заклинания под названием «фантомные страдания». Не так ли? Вторая госпожа Шабаша, лаская волосы Шайлихи, пристально смотрела на Тристана, словно чего-то ожидая. Вздрогнув от отвращения, он перевел взгляд на Фейли.

— Да. Он рассказал мне о нем.

Принц замолчал, с ужасом ожидая следующих слов волшебницы и заранее зная, что она скажет.

— Если ты добровольно согласишься подвергнуться заклинанию «фантомных страданий», чтобы мы могли пользоваться твоим семенем, когда пожелаем, обещаю тебе вечную жизнь в роскоши, такую же, какую сейчас ведет сестра Шайлиха. В противном случае ты проведешь свои дни в заточении, а мы все равно получим то, что нам нужно. Ну, что скажешь?

— А зачем вам мое согласие, когда вы можете просто применить ко мне свои «фантомные страдания» и внушить, что я готов добровольно делать все, чего вы добиваетесь? — спросил Тристан.

Первая госпожа Шабаша закрыла глаза и задумалась.

— Потому что в Капризе на этот счет нет полной ясности. Благодаря силе твоей крови сопротивление заклинанию может привести к непредвиденному результату. Разве Феган не объяснил тебе этого? Ах, конечно же, нет. Этот Феган, вечный мастер загадок и противоречий. Ты, наверно, даже понятия не имеешь, какого могущества мог бы достигнуть, если бы прошел обучение!

Принц не стал отвечать. «Этому безумию не будет конца!» — билось в его сознании.

— Зачем вам еще одна волшебница, рожденная от моего семени? — спросил он вместо этого. — Вы уже имеете пятерых, которые нужны для «причастия кровью» и последующей «расплаты». Ничто не может помешать вам поработить весь мир, так что же вам неймется?

— Потому что теперь им не так нужна твоя дочь, — произнес хорошо знакомый голос из соседней клетки. — Теперь они хотят от тебя сына.

Тристан обернулся и увидел, что Виг уже пришел в себя. Что-то еще в нем изменилось, и очень сильно… Принц внимательно вгляделся в его лицо, пытаясь понять, в чем дело, и в конце концов до него дошел весь ужас происшедшего. «Глаза, — подумал он. — В глазах старого мага больше не светится дар. Он и в самом деле утратил свою силу!»

Фейли подплыла к клетке, в которую был заточен Виг.

— Я вижу, ты еще жив, старик, — холодно произнесла она. — Но не заблуждайся, это ненадолго. Только сначала расскажи мне, каково это — триста с лишним лет обладать магической силой, а потом превратиться в простого смертного?

Виг мучительно закашлялся. Когда он наконец отдышался, по его подбородку бежала струйка крови. Волшебница удовлетворенно улыбнулась.

— В последний раз, когда мы с тобой виделись, я тоже плевала кровью. Помнишь? Тебе следовало убить нас, когда мы оказались в твоих руках, маг. Я еще тогда говорила тебе, что верность нелепым клятвам не доведет вас до добра. Осталось прикончить тебя, и все мои предсказания сбудутся.

— Объясни ему, зачем вам понадобился мальчик его крови, — едва дыша и с усилием выговаривая каждое слово, произнес Виг.

Неожиданно Фейли просунула руку сквозь прутья решетки и погладила старика по морщинистому лицу, стирая с него кровь. Зрелище, которое Тристан сейчас наблюдал, вызывало у него отвращение. Прикосновение волшебницы не было жестом дружеского расположения или любви. Нет, оно вызывало в памяти образ играющей с мышью кошки, готовой в любой момент разорвать свою добычу на части.

— У нас с тобой так много общих воспоминаний, — вздохнула первая госпожа Шабаша. — Ради них я исполню твою просьбу. Да и сам Избранный заслуживает этого, поскольку ему отведена очень важная роль. — Мерцая карими глазами, она посмотрела на принца. — Твое семя оплодотворит одну из нас, и плодом этого слияния станет твой сын. Мы вырастим его и воспитаем так, что он не станет оказывать нам сопротивления, как это делал его отец. Да что там — он будет поклоняться нам и с радостью выполнять все, что мы потребуем, никакие «фантомные страдания» для этого не понадобятся. Мы все Сакку, Вона, Забарра, да и я сама — станем беременеть от него столько, сколько захотим, но в живых будем оставлять только девочек. В полном нашем распоряжении окажутся кровь и семя самого высокого качества, даже выше, чем у тебя, потому что и то и другое будет отдано нам добровольно. Только представь себе! Раса женщин, обученных магии, действующая как единое целое. — Казалось, эта мысль приводит Фейли в восторженное исступление.

— На протяжении трехсот с лишним лет я думала, что «причастие» и «расплата» станут венцом наших достижений, — продолжала она. Однако сейчас, Избранный, ты сам пришел ко мне, сам даешь мне возможность превзойти даже самые смелые мои надежды. — Волшебница, казалось, дрожит от возбуждения.

«Виг и Феган совершенно правы, — подумал Тристан. — Она безумна».

— Но это еще не все, Избранный, — прошептала первая госпожа Шабаша так тихо, что только он мог ее услышать. — Твой сын будет спариваться и с Шайлихой. Мужчина и женщина чистейшей «одаренной» крови; представляешь, кто может родиться от их союза?

— Рот Фейли приоткрылся, дыхание стало прерывистым, на лбу выступили капли пота. — Этот ребенок не будет похож ни на кого в мире. Сверхсущество! Обученное магии, защищенное «чарами времени» и преданное только мне. Вместе с ним мы будем править расой женщин с «одаренной» кровью.

Принц застыл, не в силах вымолвить ни слова. «Она и в самом деле собирается сделать все это, — возопил голос в его сознании. — Теперь ей мало просто завладеть всем миром. И именно я, добровольно или насильно, дам ей средства к осуществлению этого кошмарного замысла…» В полном отчаянии он понурил голову.

— Ты кое-чего не учитываешь, первая госпожа Шабаша, — снова заговорил старый маг, и на этот раз голос у него звучал тверже. — Твой план, конечно, неплох, если можно так выразиться, но у природы свои законы. Соитие Шайлихи и сына Тристана — это кровосмешение, и только Вечность знает, какой оно даст результат. Вряд ли у тебя получится сверхсущество. Скорее, это будет сверхгнусный урод. Да, он наверняка станет обладать невероятным могуществом, но еще неизвестно, удастся ли вам управлять им.

Фейли с улыбкой посмотрела на мага и повернулась к остальным волшебницам и Клюге.

— Я же говорила вам, что старик ничего не поймет, — с каким-то удовлетворением заявила она и снова перевела взгляд на Вига. — По-твоему, я не учитывала такую возможность? Наверно, имеет смысл слегка просветить тебя, преподать бывшему Верховному магу урок нашего искусства. — Волшебница сделала жест в сторону капитана. — Откуда, по-твоему, взялись Фавориты?

— Возьму на себя смелость предположить, что они — обитатели Пазалона, которых вы поработили, как и всех остальных.

— Очень уж ты любишь «брать на себя смелость», Виг, с иронией ответила Фейли. — Однако на этот раз ты попал пальцем в небо. До того как мы появились здесь, Фаворитов не существовало. Это я вывела их, и без серьезного применения магии тут не обошлось. Пришлось не мало потрудиться, но в конце концов мои старания увенчались успехом. Я сделала так, что они размножаются, спариваясь между собой… — Она помолчала, с удовольствием наблюдая, как по лицу старого мага разлилось выражение ужаса.

— Да, ты все правильно понял, — злорадно произнесла волшебница. — Я использовала заклятие, сводящее на нет отрицательные последствия кровосмешения, и теперь мои Фавориты могут совокупляться со своими братьями и сестрами, и на детях это никак не отражается. Галлиполаи — всего лишь отклонение, и большинство из них к двадцати пяти годам становятся такими же, как все. То же самое заклинание я применю к Шайлихе и сыну Тристана, чтобы они произвели на свет того, кто мне нужен!

— Процесс этот, конечно, непростой, — продолжала она. — Несмотря на все свои знания и таланты, я допускала ошибки. По правде говоря, у Фаворитов есть не совсем удачные предшественники, или, если предпочитаешь, предки, но я нежно люблю эти «огрехи», точно собственных детей. Многие из них живы до сих пор и находятся здесь.

С этими словами первая госпожа Шабаша подняла руку, и в мраморном полу между двумя вершинами выложенного на нем Пентангля открылся проем.

— Сделайте одолжение, дети мои, порадуйте нас своим присутствием, — нежно проворковала Фейли. — Проснитесь же, лентяи! Уверена, здесь вы увидите тех, с кем уже встречались раньше.

Совершенно пораженный, принц наблюдал, как из проема выбирается первая ужасная тварь.

Виктар.

Поначалу создалось впечатление — совершенно невероятное, — что это тот самый, которого Тристан убил во дворе перед королевским дворцом в Таммерланде. «Это невозможно, — подумал он. — Я ведь не только убил его, но и обезглавил, а голову насадил на кол. Правда, Наташа что-то говорила о том, что виктар остался в живых…» И чем дольше принц вглядывался в чудовище, тем больше проникался уверенностью, что это тот самый и есть, хотя вслед за первым из подземелья выползли и другие зеленые чешуйчатые создания, с выступающими над плечами и кажущимися бесполезными крыльями. Короткие, заканчивающиеся острыми когтями передние лапы тянулись к пленниками, как будто твари жаждали немедля вцепиться в них. Из пастей чудовищ стекала зеленоватая слизь.

Грудь вылезшего первым виктара пересекал свежий шрам — явно оставленный ножом Тристана, — а второй опоясывал шею там, куда пришелся удар дреггана.

Выходит, говоря о предках Фаворитов, первая госпожа Шабаша имела в виду виктаров? Если не считать крыльев, между виктарами и капитаном Клюге было мало сходства. «И все-таки, как он уцелел?»

— Я только сейчас понял, каким образом виктар остался жив, хотя мне не доставит особого удовольствия объяснять тебе это, — сказал Виг, как будто прочтя мысли принца. — Боюсь, это явилось следствием еще одной моей ошибки. — С выражением вины во взгляде он посмотрел на Тристана и очнувшегося к этому времени карлика.

Виктар не сводил с принца злобного голодного взгляда.

— Ну же, Виг, давай, просвети-ка нас, — с сарказмом протянула Фейли.

— Тристан, — произнес маг, — помнишь тот день, когда я убил вопящую гарпию? Как я велел гвардейцам поступить с ее телом?

— Помню, конечно, — отозвался принц. — Ты приказал разрубить ее на части и зарыть их отдельно друг от друга.

— Верно. Потому что гарпии обладают способностью обретать новую жизнь, если их тела не расчленены или даже в том случае, когда отдельные части находятся близко друг от друга. Они ведь тоже, подобно виктарам, результат извращенной деятельности волшебниц. Сакку, скорее все го, привезла его в Евтракию, чтобы, использовать против тебя, меня, любого члена королевского дома или Синклита — всех, кто сумеет уцелеть. После того как ты убил виктара, мы оставили тело и голову слишком близко друг к другу, они воссоединились, и Сакку доставила его в Пазалон. Однако Фавориты, по-видимому, такой способностью не обладают. Всех погибших в Евтракии сожгли на погребальных кострах.

— Неплохо, неплохо, Верховный маг, — усмехнулась Фейли. — И как ты уже, наверно, догадался, я не смогла наделить Фаворитов такой же способностью именно потому, что была вынуждена применить к ним заклинание, избавляющее их от нежелательных последствий кровосмешения. Да, в тот день Сакку вернулась во дворец, желая удостовериться в вашей гибели, а вместо этого обнаружила мертвого виктара. Досадно, что вторая госпожа Шабаша не встретилась в тот день с вами. Но ей все же удалось спасти моего любимого питомца.

Она нежно погладила чешуйчатого монстра по голове.

— Все возвращается на круги своя, не правда ли, маг? Да, мы проиграли войну, но ведь все обернулось так, что теперь ты здесь, передо мной, лишенный прежней силы.

Любимец Фейли продолжал с кровожадным видом разглядывать Тристана; чувствовалось, что он желает что-то сказать, и первая госпожа Шабаша кивком позволила ему сделать это.

— Хотя в прошлый раз ты одолел меня, сегодня тебе, похоже, не выкрутиться, — прошипело чудовище; его раз двоенный язык слизнул с губ отвратительную зеленую слизь. — Помнишь, я сказал тебе, что мы еще встретимся? Госпожа Фейли обещала, что отдаст мне твое сердце.

Принц смотрел на виктара, более всего желая в этот момент выбраться из клетки, выхватить дрегган, вонзить его в тело монстра, которого он уже однажды убил, а потом броситься на капитана Фаворитов. Но сейчас в распоряжении Тристана были только слова. Он криво улыбнулся.

— То-то я гляжу, ты такой голодный, — заметил он с сарказмом. — Давненько не выпадало случая полакомиться чьим-то сердцем, верно?

Виктар гадко улыбнулся в ответ, чувствуя себя рядом с первой госпожой Шабаша в полной безопасности.

— Погляди-ка на госпожу Шайлиху, Избранный, — прошипел он, — и скажи, что ты видишь.

Принц поднял взгляд на сестру, ради спасения которой был готов пойти на все.

— Я вижу молодую женщину, развращенную волшебницами, — он заметил, как при этих его словах Шайлиха прижалась к Сакку.

— И это все? разочарованно протянул виктар. — Тогда позволь задать тебе один вопрос, Избранный. Неужели в твоем прекрасном, совершенном мире употребляется слово «развращение», если так называемый развращенный совершает определенные действия целиком и полностью по доброй воле? Более того, просит, умоляет, чтобы ему позволили совершить их? О каком развращении может, в таком случае, идти речь?

— Что ты имеешь в виду? — ошеломленно спросил Тристан.

— А вот что. Один раб по имени Стефан сильно расстроил вторую госпожу Шабаша, и она привела его сюда, к нам; так она обычно поступает с теми, кто упорствует в своих заблуждениях, отказываясь удовлетворять ее прихоти. Необходимость насыщать нас — еще одна причина, по какой Гелдону постоянно приходилось отыскивать новых рабов, хотя он, может быть, и не догадывался об этом.

Принц бросил взгляд на карлика и заметил, что по его щекам текут слезы, — возможно, тот и в самом деле только сейчас осознал, на какую судьбу обрекал людей, которых доставлял в Цитадель по приказу своей госпожи.

— Но к нам Стефана столкнула вовсе не вторая госпожа Шабаша и не Гелдон, хотя он и получил такое приказание. Нет, Избранный. — Желтые глаза виктара злорадно вспыхнули. — Это сделала госпожа Шайлиха. Более того, она просто умоляла, чтобы ей позволили сделать это. — От удовольствия шипастый хвост монстра застучал по мраморному полу.

— С тех пор именно она сбрасывает нам пищу, как прежде это делала госпожа Сакку. — Чешуйчатый монстр придвинулся вплотную к Тристану, обдавая его гнилостным запахом своего дыхания. — Возможно, она своей рукой столкнет к нам и тебя. Вот тогда-то я и полакомлюсь твоим сердцем!

Услышав эти слова, остальные виктары радостно зашипели.

— Довольно, мой милый, — неожиданно прервала своего любимца первая госпожа Шабаша. — К чему сразу открывать все наши карты? Вам пора возвращаться к себе. А мы слишком много времени болтаем о всяких пустяках. — Она посмотрела на принца и задала вопрос, которого он так страшился: — Так ты согласен выполнить мои требования?

Тристана окатила волна холода. «Вести приятную, бездумную жизнь в качестве их раба, семенного производителя — или остаться в здравом уме и при своих убеждениях, но в темнице», — с тоской подумал он и вежливо осведомился:

— О каких это требованиях ты говоришь?

— У меня нет времени для словесных баталий! — отрезала Фейли. — Все знают, что Избранному нет нужды ничего повторять дважды! — Сейчас ее карие глаза смотрели холодно и твердо. — Соглашайся, иначе жестоко пожалеешь. Твой старый друг полностью в моей власти. И между прочим, пытать его доставит мне истинное удовольствие.

Принц посмотрел на старика, хотя прекрасно знал, каков будет его безмолвный ответ. На лице Вига застыло суровое выражение. Он еле заметно качнул головой.

— По доброй воле вы от меня ничего не получите, — твердо заявил Тристан.

— Ну что ж, посмотрим, — жестко произнесла волшебница.

По мановению ее руки невдалеке от клетки, в которой находился маг, мраморный пол начал изменяться. Создавалось впечатление, что он обрел вязкость глины, которая, как будто под действием невидимых пальцев, приобрела форму сиденья с подлокотниками и высокой спинкой. Взглянув в сторону Вига, первая госпожа Шабаша прищурилась, и его клетка тут же растаяла. Очутившись без опоры, старик с размаху ударился об пол. Волшебница кивнула, и Клюге, подойдя к магу, поднял его с такой легкостью, словно тот был не тяжелее перышка, а затем грубо швырнул на только что созданное ее усилиями сиденье. Фейли вновь прищурилась, и лодыжки и запястья Вига намертво сжали оковы.

— Я недаром спросила тебя, как вы погубили Эмили, — обратилась она к принцу. — Думаю, будет справедливо, если я воспользуюсь тем же способом. Посмотрим, насколько велики твое уважение и любовь к своему наставнику. И на какие жертвы ты готов пойти ради того, чтобы он прожил хотя бы еще немного.

Волшебница махнула в сторону Вига рукой, и тут же шею старика обхватила и с силой придавила к спинке точно такая же лазурная магическая петля, с помощью которой он в свое время расправился с Эмили. Он с трудом сглотнул и завертел головой, стараясь ослабить ее давление.

— Понятие мага включает в себя три составные части, — произнесла Фейли, обращаясь к Тристану. — Знаешь, какие? — Тот промолчал. — Нет? Хорошо, в таком случае мне придется просветить тебя. Первая — это, конечно, дар. Вторая — приобретенные магические знания, а третья — те нелепые косички, в которые они заплетают свои волосы. Я лишила Вига дара, и, значит, все, чему он учился, тоже оказалось потеряно. Последнее, что я хочу сделать, прежде чем он умрет, — лишить его косичек.

Она протянула правую руку, и в ней появился кинжал с серебряным лезвием и блестящей перламутровой рукояткой. Первая госпожа Шабаша подошла к магу и быстрым взмахом руки отсекла его косички, а затем с усмешкой бросила их ему на колени и произнесла, обратив к Тристану пылающий безумием взор:

— Эмили умерла, задушенная магической петлей. Согласись выполнить мое требование — или та же участь постигнет и Верховного мага.

Не желая, чтобы она видела его душевную боль, принц закрыл глаза и коротко бросил:

— Нет.

— Ну что ж, — протянула Фейли, и магическая петля сдавила шею мага. Его лицо покраснело, он стал задыхаться, жадно хватая ртом воздух. Первая госпожа Шабаша улыбнулась и посмотрела на принца, явно ожидая ответа.

Сердце Тристана готово было разорваться. «Вечность, молю тебя, заставь ее остановиться!» Против воли он снова покачал головой, и петля стянула шею Вига еще плотнее. Изо рта старика потекла кровь, его тело конвульсивно сотрясалось.

— Пытай меня, грязная сука! — закричал принц. — Ведь это я тебе нужен! Не заставляй его страдать! Если нужно, я готов занять его место. Прекрати!

— Насколько мне известно, ты не так уж глуп. Это значит, что, скорее всего, ты просто не вслушивался в мои слова, — тоном терпеливой наставницы заговорила Фейли. — Ты не можешь занять его место, потому что я не могу рискнуть нанести вред тебе, обладающему столь драгоценной кровью. Если мне в конце концов придется взять у тебя семя насильно, заклинание «фантомных страданий» — единственный способ сделать это, не принося в жертву качество твоей крови, — не сможет на тебя воздействовать. — Глаза волшебницы пылали безумным огнем. — Объясняю: еще немного — и петля сломает ему шею. Если согласишься подвергнуться заклинанию, я немедленно прекращу пытку.

«Я убил отца, а теперь мне предстоит убить своего друга». Тристан перевел взгляд на старика.

Тот, между тем, собрав все силы, сделал попытку поднять кисть своей правой руки, показывая на нее глазами. «Что он пытается мне сказать? — в отчаянии спрашивал себя принц. — Что я должен сделать?»

Внезапно он все понял. Шрамы! Те зарубки на руках, нанося которые, он поклялся привезти Шайлиху домой даже ценой собственной жизни. «Виг хочет сказать, что я должен позволить ему умереть и твердо стоять на своем, отказываясь дать волшебницам то, что им требуется от меня, — подумал Тристан. — Старый маг мудрее и опытнее меня во сто крат, и я не имею права ослушаться его, даже если это приведет к смерти нас обоих».

Он поглядел на первую госпожу Шабаша с такой ненавистью, что та невольно отшатнулась.

— Я отказываюсь, — твердо произнес принц.

— Что ж, это твой выбор.

— Лазурная петля затянулась еще сильнее, и свет в глазах старого мага начал меркнуть.

Тристан в ужасе смотрел, как жизнь покидает тело Вига. «Прощай, мой дорогой наставник, — подумал он, сам едва не теряя сознание от боли. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы отомстить за твою смерть».

А потом петля ослабила свое давление. У принца перехватило дыхание при виде мага, отплевывающегося кровью. Он посмотрел на Фейли и увидел, что рядом с волшебницей стоит Шайлиха и что-то шепчет ей на ухо. На лице первой госпожи Шабаша заиграла улыбка, и обе они посмотрели на Тристана.

По взмаху руки волшебницы магическая петля исчезла, и голова Вига тяжело упала на грудь. Он, задыхаясь, надсадно кашлял, тело его сотрясала неудержимая дрожь.

— Поблагодари госпожу Шайлиху — она сохранила старому упрямцу жизнь.

У принца заколотилось сердце. «Неужели Шайлиха что-то вспомнила? А иначе с чего бы она попросила Фейли освободить мага?»

— Почему бы тебе не рассказать принцу, что у тебя на уме, сестра моя? — продолжала между тем Фейли. — Превосходная идея. Думаю, мы повеселимся на славу!

Шайлиха подошла вплотную к клетке Тристана и посмотрела ему в глаза.

— Старику можно найти лучшее применение, — сказала она, поглаживая выпуклый живот. — Первая госпожа Шабаша рассказывала, что у тебя на родине много лет назад волшебницы превращали магов в существа, носящие название охотников за кровью. Охотники сослужили не плохую службу, — Глаза молодой женщины сияли. — Именно это я и предлагаю сделать с магом. После «причастия» мы превратим его в охотника за кровью и выпустим в Евтракии. Конечно надобность в охотниках после «причастия кровью» и последующей «расплаты» будет невелика, но дополнительная предосторожность никогда не бывает лишней. — Полные губы Шайлихи раздвинулись в злобной усмешке. — Согласись, Избранный, ведь в этом случае от старика будет хоть какая-то польза. — Стоя перед Тристаном с ликующим видом, взглядом она словно подталкивала принца возразить ей.

«Пусть бы лучше они его убили, — с горечью подумал Тристан. — Быть охотником за кровью, убивая тех, кого он всю жизнь учил и защищал, — хуже этого трудно было что-либо придумать. И благодарить за такой „подарок“ приходится Шайлиху!»

Было невыносимо глядеть в лицо когда-то так горячо любимой им сестры. Впервые душа принца ожесточилась против нее — такой, какой она стала.

«Если понадобится, я убью тебя, — мысленно поклялся он. — Виг и Феган предупреждали, что я должен буду это сделать, и они были правы. Теперь я смогу. И я не позволю развратить душу твоей будущей дочери, как это произошло с тобой. Не исключено, что мне придется убить вас обеих. То существо, в которое ты превратилась, сестра, не имеет права жить или давать жизнь другому, столь же порочному созданию».

— Тебя ждет провал, Фейли. — Слабый голос мага, словно нож, прорезал сознание Тристана, моментально вернув его к действительности. — Твое знание магии… носит… фрагментарный характер. Ты должна… выслушать меня, иначе… это может означать… конец всему… — с трудом произнес старик. — Каприз… Ты овладела не всем… этим разделом… магии. Тебя ждет провал, и тогда… ты уничтожишь… весь мир.

— Глянь-ка, сестра Шайлиха! — с удивлением воскликнула первая госпожа Шабаша. — Он еще жив. О чем это ты болтаешь? — спросила она у Вига.

— Ты должна выслушать меня, — тяжело дыша, повторил маг. — Много лет назад ты вырвала у Фегана знание, не догадываясь о том, что оно не является полным. Несмотря на пытки, он сумел оградить от тебя существенную часть своего сознания. Заклинание «фантомных страданий» воздействовало на него, но не в той степени, как тебе казалось, — старику пришлось замолчать; изо рта на грудь стекали струйки смешанной со слюной крови. — Ты смогла овладеть лишь малой частицей всего объема знаний. Тебя ждет провал, но вместе с тобой погибнет и весь наш мир.

— Лжец! — взвизгнула Фейли. — Я владею полным знанием Каприза! Зря стараешься, маг. Никакие фокусы не спасут тебя от того, чтобы стать охотником за кровью.

— Ты не отдаешь себе отчета в том, что с тобой произошло за последние триста лет, — прохрипел Виг. — Неправильная практика Каприза ведет не только к безумию, но и к возникновению пагубного пристрастия, создает ложное ощущение полноты знаний, чувство своей непогрешимости, разжигает неутолимую похоть и страсть к насилию, — он замолчал, с трудом подыскивая нужные слова. — Все ваши ощущения одновременно и истинны, и ложны. И то, как ты собираешься распорядиться своим могуществом, неизбежно приведет к фатальному исходу. Если ты осуществишь свой план «причастия» и «расплаты», это будет означать конец всех нас и того мира, который мы знаем.

— Самую большую опасность представляет собой «расплата». Фрагментарность полученных знаний подтолкнет тебя к тому, чтобы пытаться соединить Каприз и Закон, а это закончится неизбежным крахом. Только один человек может и должен осуществить слияние золотой и черной сфер: Тристан, Избранный… — И вдруг совершенно неожиданно на лице старого мага появилась улыбка. — Позволь мне перефразировать твои слова, что ты произнесла на палубе галеона в ту ночь, когда мы оставили вас в открытом море. Ты и твои сестры думаете, что одержали победу. Скажи, волшебница, ты-то сама уверена в этом?

Принц слушал в совершеннейшем изумлении. Зачем Виг говорит ей все это? И вдруг он понял. «Старик знает, что наша смерть неизбежна. Если ему удастся остановить „причастие“ и „расплату“, то, возможно, когда-нибудь Феган и „маги резерва“ смогут одолеть Шабаш. Но в любом случае, ему самому, карлику и мне не суждено увидеть это собственными глазами».

Сумрачное выражение скользнуло по лицу первой госпожи Шабаша и тут же исчезло.

— Жалкий лжец, — повторила она. — Ты прекрасно знаешь, что я несравненно более могущественна, чем ты. Кто ты такой, чтобы читать мне лекции по магии? И «причастие», и «расплата» произойдут в назначенный срок, и вы с Избранным собственными глазами увидите, как мир падет к моим ногам, — Фейли бросила взгляд на Клюге. — Капитан!

Тот вырос перед ней, словно послушный пес.

— Я живу, чтобы служить! — произнес он. — Среди их вещей было найдено желтое одеяние, какое носят прокаженные. Прокаженные остались лишь в Гетто, значит, Тристан и маг прибыли в Пазалон именно оттуда. Начинай поиски. Разберите город по кирпичам, если будет необходимо, но найдите того, кто помог этой троице добраться сюда.

«В седельной сумке запасливого Гелдона наверно было еще одно желтое одеяние, — с ужасом понял принц. — Эта ошибка карлика будет стоить жизни множеству ни в чем не повинных людей…»

Клюге спросил, может ли он говорить. Волшебница благосклонно кивнула.

— Ты говорила, госпожа, что мы совершили ошибку, недооценивая принца. — На самом деле командира Фаворитов беспокоило вовсе не это; зная о том, с какой силой Сакку вожделеет Тристана, Клюге просто не хотел оставлять их. — Мне не хотелось бы покидать Цитадель. Я предпочел бы лично охранять вас, госпожа.

— Старик ни на что больше не способен, а принц не обучен магии. Ты что, забыл, кто я такая? За нас можешь не тревожиться. Я хочу как можно быстрее найти их сообщников в Гетто и расправиться с ними. Постарайся, чтобы умирали они как можно более долго и мучительно.

— Я живу, чтобы служить, — с явной неохотой отозвался капитан и вышел, бросив на Тристана прощальный ненавидящий взгляд.

Первая госпожа Шабаша воздела руку, маг поднялся в воздух и тут же был окружен прутьями возникшей клетки.

— Спите спокойно, — сказала она пленникам. — В особенности ты, принц. Утром тебя ожидает небольшой сюрприз.

Принц скользнул взглядом по их лицам, на мгновение задержавшись на Сакку. Она не сводила с него своих миндалевидных глаз, облизывая розовым язычком полные чувственные губы. Фейли, а за ней и остальные волшебницы покинули помещение. Как только они вышли, настенные светильники стали меркнуть и в конце концов погасли.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Пленников окружала непроглядная тьма. Постепенно Тристан утратил всякое представление о времени. Боль терзала его тело, жажда становилась все нестерпимее.

— Виг, — тихо позвал принц. — Виг, с тобой все в порядке? Ну, если отбросить то, что меня едва не замучили до смерти, лишили магического дара и косичек, то в остальном со мной все в полном порядке, — язвительно отозвался маг. Несмотря на ужасные обстоятельства, в которых они оказались, Тристан улыбнулся, радуясь тому, что старик остается верен себе. — Нам нужно поговорить, но не напрямую, если ты понимаешь, что я имею в виду. Боюсь, у этих стен есть уши, и неизвестно, сколько у нас осталось времени. — Помолчав, он спросил: — Гелдон, ты можешь говорить?

Из темноты послышались глухие звуки, похожие на сдавленные рыдания. Потом карлик хрипло прошептал:

— Сакку столько раз стягивала на мне ошейник, что я, можно сказать, привык к этому. — Гелдон умолк; чувствовалось, что он собирается с силами, чтобы произнести следующие слова. — Я убил их. Всех тех, кого приводил сюда, в это ужасное место… Я виновен в их смерти.

— Вся вина ложится только на волшебниц, — твердо заявил старый маг. — И я не собираюсь впустую тратить драгоценное время, убеждая тебя в этом. Сейчас есть задачи поважнее. Не забывай, Тристан, как нужно излагать свои мысли.

Принц мысленно вернулся к своим прежним занятиям с магом — занятиям, которым он тогда придавал так мало значения, считая их почти бесполезными. «Бери пример с нас, — всегда говорили ему маги Синклита. — За нашими словами всегда стоит больше, чем кажется».

— У нас дома остался старый друг, помнишь? — начал маг. — Ему нравится думать, что он живет над нами.

«Старый друг — Феган, конечно. Живет над нами — в древесном доме».

— Помню, — ответил Тристан.

— Очень щедрый друг, помнишь?

«Щедрый… Значит, что-то дает… дары…» Тут принца осенило. «Ладанка!»

— Да. Я не забыл об этом.

— Хорошо, — сказал Виг. — Я тоже. Его щедрость все еще греет мне сердце.

«Он хочет сказать, что оловянная ладанка, которую дал ему Феган, все еще у него. Жаль только, что старик не объяснил мне, для чего она нужна. „Открой ладанку, загляни в нее и все поймешь“, — вот все, что он сказал».

— Да, помню. Иногда, чтобы понять, с чем имеешь дело, надо дать знанию возможность вырваться наружу, — ответил принц, имея в виду неизвестное содержимое ладанки.

— Хорошо. Ты помнишь, что я тебе говорил об этом его даре. Но наш старый друг рассказал мне кое-что еще, на этот раз о тебе, прямо перед тем, как мы оказались здесь.

Тристан мысленно вернулся к тому моменту, когда «одаренная» кровь помогла ему увидеть мост, ведущий в Призрачный лес. Вспомнил он и слова старого мага, сказанные непосредственно перед тем, как они оказались в Цитадели. «Когда Феган услышал об этом, он был поражен. По его мнению, если ты как следует сосредоточишься, то сможешь использовать магию… Все дело в удивительном качестве твоей крови. Конечно, многого ты сделать не сможешь, поскольку не прошел соответствующего обучения, и все же кое-что будет тебе по силам. Например, зажечь огонь или передвинуть предмет. Не исключено, что это нам поможет… Услышав стук своего сердца, ты должен сосредоточиться на том, чего хочешь добиться., . Может быть, на это уйдут все твои силы».

— Помню, — сказал принц. — Иногда кто-то другой открывает человеку глаза на его способности.

Правильно, — подтвердил старик. — И очень важно точно рассчитать, когда именно нужно применить эти способности. Терпение всегда было одной из главных добродетелей, — он помолчал. — Иногда даже крошечное усилие может сдвинуть гору.

«Виг хочет сказать, — подумал Тристан, — что я должен выбрать правильный момент для использования своего дара, потому что второго шанса у меня, скорее всего, не будет. Но что он имеет в виду, говоря о „крошечном усилии, способном сдвинуть гору“»?

Дав принцу время поразмыслить, маг закончил:

— Помнишь, какой груз наш старый друг взвалил на твои плечи?

На этот раз Тристан сразу же понял, о чем идет речь. «Этот груз, этот долг касается Шайлихи. Того, что, возможно, возникнет необходимость убить ее, и я должен сделать это без колебаний».

— Помню, ответил принц. На его лице появилось выражение мрачной решимости. — Теперь мое сердце не противится необходимости исполнить свой долг.

Хорошо. В голосе Вига послышалось сочувствие. — Верно говорят, что ничто не происходит без причины. — Тяжелое молчание, словно мрачное облако, повисло между ними. Потом старик заговорил снова: — Дверь открывается, дверь закрывается. Дверной проем неуловим. В каком-то смысле это похоже на поиски знания.

«Двери, — лихорадочно думал принц. — Портал Фегана. Пройдя через него, мы оказались в Пазалоне, и он же может вернуть нас домой. Но как давно мы здесь?»

Его охватила паника. Тристан понятия не имел, сколько времени прошло и сколько еще раз будет открываться портал, если это произойдет вообще.

Принц решил использовать терминологию мага.

— Да, дверь открывается, дверь закрывается, — сказал он. — Но может так случиться, что, вопреки своим лучшим намерениям, человек упускает представившуюся ему возможность, — Тристан от всей души надеялся, что не произнес ничего лишнего.

— Если повезет, поиски знания можно повторить дважды, — ответил Виг.

«Дважды, мысленно повторил Тристан. — Старик пытается сказать, что портал откроется еще два раза. Других возможностей у нас не будет».

— Хватит разговоров, — закончил маг. — Нужно и в самом деле попытаться поспать. Нам очень важно отдохнуть хоть немного.

Однако принц решил задать старику последний вопрос, волновавший его сильнее других.

— Виг, что с нами будет?

— Мы живы, — ответил Верховный маг. — Наш старый друг еще дважды выполнит свое обещание. И я верю в его щедрость, которая по-прежнему согревает мне сердце. Возможно все.

В конце концов кромешная тьма и усталость сделали свое дело и пленников одолел сон.

Уже некоторое время что-то тревожило его подсознание — шум и понемногу разгорающийся в помещении свет. Вскоре Тристан окончательно проснулся, напоминая себе, что нужно как можно медленнее открывать глаза, чтобы дать им возможность привыкнуть к свету. Когда это наконец произошло, он увидел, что в Святилище появилась Сакку, все в той же обтягивающей кожаной одежде, в какой она была в прошлый раз. Следом за ней вошла Шайлиха в красивом бледно-голубом платье свободного покроя с отделкой из белых кружев по корсажу, рукавам и подолу.

За ней вошли рабы из Конюшни — трое мужчин и три женщины, одетые лишь в набедренные повязки. Рабы имели странно отрешенный вид и как будто не совсем понимали, где они и что происходит.

«Виктарам нужна пища», — понял принц.

— Великолепен, не правда ли? — обратилась волшебница к Шайлихе, скользя жадным взглядом по телу принца. Она подняла правую руку, и пространство возле алтаря в центре Святилища охватило мягкое лазурное мерцание. Когда свечение погасло, на его месте появились несколько кресел и стол, уставленный кувшинами и блюдами, наполненными съестным. Запах пищи защекотал Тристану ноздри, напомнив, как давно он уже не ел.

Вторая госпожа Шабаша взмахнула рукой в сторону клеток, и те исчезли, а пленники рухнули на холодный мраморный пол. Первой мыслью принца было выхватить дрегган или нож, но тут же стало ясно, что его конечности скованы магическими путами. Маг и карлик тоже лежали на полу без движения.

Тристан даже не знал, что хуже — стоять в узкой клетке или валяться на полу у ног волшебницы, не в состоянии двинуть ни рукой, ни ногой. «Одаренная» кровь яростно бурлила в его жилах, принц снова и снова повторял свою клятву. «Я убью ее. Убью их всех».

— Первая госпожа Шабаша приняла несколько решений, — заявила Сакку. — Во-первых, вы должны быть накормлены.

— А второе? — буркнул Тристан.

— Вы должны своими глазами увидеть, как сестра Шайлиха заботится о виктарах, — небрежно заявила волшебница, точно рассуждая о погоде, а не о смерти ни в чем не повинных рабов.

— Надо полагать, есть еще и третье? — с иронией осведомился принц.

Волшебница, подойдя к нему, рукояткой кнута подняла подбородок Тристана.

— Ты прав, Избранный, — почти нежно сказала она. — Есть и третье решение. Оно касается тебя, меня и Шайлихи. Но пусть это будет сюрпризом.

Сакку слегка откинулась назад и прищурилась. Принц тут же почувствовал, что в состоянии передвигать ногами, но руки ему не повиновались.

— Идите к столу, — приказала волшебница и, переведя взгляд на Тристана, продолжила: — Если вздумаешь геройствовать, я убью твоих друзей, — она облизнула губы. — Ты же не захочешь лишить их предстоящего зрелища?

С огромным трудом без помощи рук пленники поднялись и на дрожащих, нетвердых ногах проковыляли к столу и тяжело опустились в кресла, сглатывая слюну и вдыхая аппетитные ароматы. Принц вопросительно посмотрел на Вига.

— Да, подкрепиться нам не повредит, — сказал маг. — Если бы они хотели нас убить, то уже давным-давно сделали бы это.

— На этот раз ты прав, старик. — Сакку щелкнула пальцами, и рабы, все с тем же тупым, отсутствующим видом, подошли к столу. — Помогите им поесть, — приказала волшебница, указывая на лишенных возможности владеть руками пленников.

Сакку опустилась в кресло слева от Тристана, скрестила длинные ноги и положила их на столешницу, так что подошвы черных кожаных сапог оказались совсем рядом с принцем. От близости этой женщины у него мурашки побежали по коже; ее длинные шелковистые волосы издавали опьяняющий запах жасмина. Не сводя с Тристана пристального взгляда, она начала играть с рукоятью кнута, мягко скользя ею меж сомкнутыми в кружок пальцами левой руки.

— Знаешь, — произнесла она, — если ты согласишься подвергнуться заклинанию «фантомных страданий», я обещаю тебе вечное блаженство. Говорят, только волшебница может доставить мужчине истинное наслаждение. Подумай об этом. Ты и я, мы могли бы всегда быть вместе.

Принц перестал жевать и взглянул ей в глаза. «Такая прекрасная, — подумал он. — И такая отвратительная. Сколько мужчин страстно желали ее и поплатились жизнью за то, что исполняли все ее требования?» Тристан улыбнулся и насмешливо покачал головой — Боюсь, ты слишком много о себе возомнила. Волшебница резко вскочила с кресла и наотмашь ударила его в лицо, сбросив на пол.

— Очень скоро, Избранный, мы выясним, у кого проблемы с самооценкой, — прошипела она.

Затем прищурилась, и в тот же миг стол с креслами исчезли, а Виг и Гелдон вновь оказались в клетках, подвешенных в воздухе. Лежащий на полу принц повернул голову на звук открывающегося в полу проема, откуда доносилось шипение голодных виктаров.

— Поставь их в ряд на краю, — велела волшебница Шайлихе, указывая на рабов, и злобно добавила, обращаясь к Тристану: — Вставай! Подойди к госпоже Шайлихе.

Тот с трудом поднялся, подошел к проему и заглянул вниз. Его взгляду открылось омерзительное зрелище.

Из темной глубины наверх были устремлены десятки пар светящихся желтых раскосых глаз, а шипение, в котором чувствовалось предвкушение трапезы, становилось все громче.

— Они голодны, — сказала Шайлиха принцу. — Если долго не кормить их, они начинают пожирать друг друга. — Словно зачарованная, она стояла, не отрывая взгляда от шевелящихся в глубине тел. — Как и мы, не правда ли?

В этот момент внутри подземелья постепенно начал разгораться зеленовато-желтый свет, давая возможность увидеть столпившихся внизу чешуйчатых тварей. Тристан отыскал среди них взглядом виктара, на груди и шее которого его рукой были оставлены зарубки. Отвратительный монстр стоял, словно утес, посреди бушующего моря тел своих извивающихся собратьев и спокойно взирал на происходящее наверху желтыми глазами. «Этот, по крайней мере, способен соображать», — подумал Тристан.

Точно прочтя его мысли, Шайлиха кивнула на привлекшего его внимание виктара.

— Только он — любимец первой госпожи Шабаша, способен разговаривать. Сестра Фейли использует его для общения с остальными. Все они — его бестолковые потомки. Такие прожорливые! Иногда мы выпускаем их поохотиться на местных жителей. Мало того что это помогает нам поддерживать порядок в стране, этих малюток еще ведь очень трудно прокормить. — Она с улыбкой посмотрела на принца. — Ну а также они дают возможность избавляться от неугодных рабов.

Сейчас, когда глаза привыкли к полумраку подземелья, размещенного под Святилищем, Тристан стал различать, что его стены испятнаны кровью, повсюду валяются обглоданные до блеска человеческие кости. Из глубины подземелья поднимался ужасный запах бойни. Почувствовав тошноту, принц отвернулся и посмотрел на Шайлиху.

— Как ты можешь принимать участие во всей этой мерзости? — еле слышно спросил он, чувствуя, как ноет сердце при мысли о том, какой эта женщина была прежде и какой стала теперь. — Я твой брат. Неужели ты не помнишь меня? — Тристан отчаянно надеялся, что увидит в глазах сестры хотя бы проблеск понимания.

Женщина улыбнулась. Не той улыбкой, которую принц знал с детства, а злорадной улыбкой человека, осознающего свое превосходство.

— Я знаю лишь, что ты — Избранный. И то, что прежде я никогда тебя не видела. — Протянув руку, она откинула со лба Тристана прядь темных волос и погрузила взгляд в его глаза с выражением, какого он никогда не видел на ее лице прежде. — Должна, однако, признать, что ты необычайно привлекателен…

— Довольно болтовни! — Звенящий голос Сакку рассек воздух, словно удар хлыста. — Займись тем, ради чего мы пришли сюда, — обратилась она к Шайлихе уже более мягко. — У нас есть и другие дела, — не сводя взгляда с принца, она похотливо облизнула верхнюю губу.

Шайлиха послушно пошла вдоль ряда стоящих на краю проема рабов, внимательно разглядывая их. Те по-прежнему оставались безучастны. «Какое ужасное безразличие к человеческой жизни, — думал Тристан, понимая, что у него нет возможности воспротивиться происходящему. — Сколько раз разыгрывался здесь этот жуткий кровавый спектакль? И сколько еще этот кошмар будет продолжаться, с моей сестрой в роли главного палача, если я не смогу помешать волшебницам осуществить свои замыслы? — Охваченный стыдом, он понурил голову. — Я не вижу способа одолеть их. Они слишком сильны. Больно осознавать это, но что поделаешь? Такова истина. Может, я и способен на кое-какие магические фокусы, но все это сущие пустяки по сравнению с тем, что требуется, чтобы остановить их».

Не медля более, Шайлиха легко, с довольной улыбкой на губах, принялась одного за другим сталкивать рабов в подземелье.

Принц мог зажмурить глаза, чтобы не видеть этого ужаса, но, увы, не мог заткнуть уши. Он слышал хруст ломаемых костей, звуки разрываемой плоти и предсмертные вопли несчастных жертв. Наконец наступила тишина.

Тристан попытался напрячь мышцы, чтобы дотянуться до ножей или дреггана у себя за спиной, но тщетно. Теперь понятно, почему ему оставили оружие: он ведь все равно не в состоянии им воспользоваться. Всего лишь напоминание, не больше. Глаза принца ненавидящим взглядом окинули Шайлиху, его «одаренная» кровь кипела от ярости.

«Если представится случай, я убью тебя, — поклялся он. — Все, что прежде заставляло меня колебаться, исчезло. Это так же неизбежно, как смена дня и ночи».

По мановению руки волшебницы пол Святилища сдвинулся, прикрывая проем в подземелье. Тристан беспомощно стоял, задаваясь вопросом, что будет дальше. И что имела в виду вторая госпожа Шабаша, говоря, что у них «есть и другие дела»? Как бы то ни было, долго ждать ответа ему не пришлось.

Сакку подняла правую руку, из нее в грудь принца ударила голубая молния, подбросившая его в воздух и пригвоздившая к мраморной стене с такой силой, что дрегган и ножи болезненно врезались в спину, а рана в боку снова начала кровоточить. На несколько мгновений Тристан утратил способность слышать и видеть, перед глазами все поплыло, в ушах звенело. Пригвожденный к стене на высоте около десяти футов, раздираемый болью, принц мог лишь беспомощно взирать сверху вниз на свою мучительницу — невероятно прекрасную женщину, затянутую в черную кожу, с длинными шелковистыми волосами и миндалевидными глазами. Вторую госпожу Шабаша. Сакку подошла к принцу, звонко стуча каблуками высоких кожаных сапог. По ее знаку Шайлиха встала рядом, волшебница нежно обняла ее, и обе они, явно торжествуя, воззрились на Тристана.

— Настало время сообщить тебе о некотором изменении наших планов, — произнося эти слова, Сакку скользила похотливым взглядом по телу пригвожденного к стене принца. — Сегодня последний день подготовки Фейли к «причастию», и она уже чувствует в себе достаточно сил, чтобы совершить его. Это случится сегодня ночью. А то, что первая госпожа Шабаша обсуждала с тобой вчера, произойдет прямо сейчас.

Тристан похолодел, мысли в его голове заметались, как бешеные.

Она собирается зачать от него ребенка!

Вторая госпожа Шабаша дугой изогнула длинную, изящную, словно нарисованную бровь.

— Фейли решила, что еще до совершения «причастия» одна из нас должна понести от тебя. Опираясь на свои знания магии, она пришла к выводу, что если это свершится, присутствие твоего ребенка с одаренной кровью в утробе одной из нас окажет благотворное воздействие на ритуал.

— Думаю, она права. — Глаза Сакку загадочно блестели за длинными полуопущенными ресницами.

— Выбор пал на меня, — продолжала темноволосая волшебница. — Должна признаться, эта мысль не давала мне покоя с того самого дня, как я впервые увидела тебя в Таммерланде. Тогда, увы, было не до этого, но сейчас нам ничто не помешает, не правда ли? — Сакку бросила быстрый взгляд на покорно стоящую рядом Шайлиху. — Есть одна маленькая деталь, о которой ты должен знать, — понизив голос, добавила она. — Госпожа Шайлиха пожелала стать свидетельницей этого… м-м-м… процесса.

Именно последние слова волшебницы ударили принца с такой силой, что на мгновение он ослеп, оглох и потерял дар речи. Сакку опустила руку, и лазурная молния погасла. Вторая госпожа Шабаша принялась делать руками движения, точно раздевая кого-то, и детали одежды Тристана начали соскальзывать с его тела.

Сначала на пол с грохотом упали перевязь с дрегганом и колчан; меч выскользнул из ножен, ножи рассыпались по полу. Потом принц лишился сапог. Его руки, словно он был тряпичной марионеткой, против воли поднялись вверх, шнуровка распустилась, и жилет упал на пол. В конце концов Сакку направила палец на его штаны, и они тоже упали на груду лежащих под его ногами остальных вещей. Чувствуя себя безмерно униженным, Тристан ссутулился, насколько это было возможно, и золотой медальон закачался на его груди, поблескивая в мягком свете. Кровь из открывшейся раны продолжала капать на пол.

Волшебница с выражением злобной радости взглянула на Шайлиху.

— Говорила же я, он нас не разочарует. Ну, пора!

Повинуясь движению руки Сакку, тело принца медленно заскользило в сторону алтаря, и вскоре он спиной почувствовал его твердую холодную поверхность. «Вот, значит, где она собирается сделать это. На алтаре, предназначенном для „причастия кровью“».

Шайлиха, заметившая медальон на груди Тристана, подошла к алтарю. Сначала она скользнула взглядом по обнаженному телу принца, а потом посмотрела на сам медальон, поднимающийся и опускающийся на его груди в такт прерывистому дыханию. На лице молодой женщины возникло недоуменное выражение. Она прикоснулась к вырезу платья в том месте, где под него уходила золотая цепочка, на которой, по-видимому, висела какая-то драгоценность.

Сакку стояла по другую сторону алтаря, полностью обнаженная, с хрустальным бокалом вина в руке.

— Отсюда тебе все будет отлично видно, — обратилась она к Шайлихе и, перегнувшись через тело принца, мягко поцеловала ее в губы. — Будешь знать, что надо делать, когда подойдет твоя очередь. Смотри и учись.

Она протянула бокал Тристану.

— Не хочешь ли немного вина? Я всегда для начала предлагаю партнеру освежиться.

— Нет, — прохрипел принц.

— Это невежливо — отказываться от угощения, — недовольно протянула Сакку. — Учти, я всегда могу найти способ заставить тебя выполнить то, что желаю.

— Мне от тебя ничего не надо, в том числе и твоего тела. Побереги его для рабов из Конюшен. — Тристан выплюнул эти слова, словно они были пропитаны ядом. Мысли его метались, а сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Вторая госпожа Шабаша с недовольным видом поджала губы.

— Вот ты, значит, какой избалованный. Не хочешь ни моего вина, ни моего тела. — Она помолчала. — Но я все же придерживаюсь мнения, что с твоей стороны невежливо отказываться выпить со мной. Попробуем исправить положение, заставив тебя ощутить вкус и того и другого.

Произнеся эти слова, она поднялась в воздух и встала над Тристаном, упираясь ногами в алтарь по обе стороны его груди. Ее безупречное тело мягко мерцало в свете масляных ламп.

Волшебница сделала едва уловимый жест рукой, и рот принца, против его воли, открылся. Как он ни силился сомкнуть челюсти, это ему не удалось.

Улыбаясь, Сакку опустила бокал с вином до уровня своего лобка, подняла правую ногу и засунула ее пальцы в рот принцу, едва не придушив его. Затем волшебница начала лить вино из бокала, которое, омывая ее лоно, устремилось по ноге. Тристан, чуть не захлебнувшись, мучительно закашлялся, выгнув дугой спину. Часть вина пролилась на алтарь и на пол, но вторая госпожа Шабаша, с явным наслаждением наблюдая за мучениями принца, прекратила развлечение, лишь полностью осушив бокал.

— Вот мы и дошли до самого главного, — прошептала она таким тоном, словно на всем свете существовали лишь они двое.

На лице волшебницы возникло выражение бешеного, неутолимого желания, зубы обнажились в сладострастной улыбке. Бросив взгляд на Шайлиху, Тристан заметил в ее глазах тот же жадный блеск.

Извернувшись, он попытался поймать взглядом клетку с Вигом.

— Старый обессилевший маг ничем тебе не поможет, — усмехнулась Сакку. — Да и никто другой тоже.

Она, слегка отойдя назад, устремила взгляд на гениталии принца и прищурилась. Внезапно Тристан почувствовал неодолимое желание, и организм немедленно отреагировал на него так, как положено. Его охватил ужас от сознания того, что неизбежно должно было случиться дальше.

— Ну, теперь ты и в самом деле готов, мой ненаглядный! — проворковала вторая госпожа Шабаша.

Очень медленно и осторожно она опустилась на него, точно так, как в свое время это сделала Лилит. В то же мгновение тело принца охватил иссушающий, безжалостный огонь. Не просто тепло, обычно возникающее в начале любовных игр, а неестественный, всепоглощающий болезненный жар, распространяющийся по всем клеточкам тела. Тристан попытался хоть как-то справиться с этой волной животной страсти, но тщетно!

Сакку, прикрыв глаза завесой ресниц и приоткрыв полные алые губы, волнообразно покачивалась на нем, постепенно ускоряя свои движения. Ее великолепные груди с набухшими сосками покачивались в такт, распущенные волосы щекотали мокрое от пота тело принца. Тристана охватила та же паника, как тогда, когда он увидел вместо Лилит Наташу, вот только на этот раз ждать спасения было неоткуда. Он обреченно понял, что не в силах противостоять неизбежному.

И это произошло.

Волшебница, откинув назад голову, дико вскрикнула, подхлестнув волну, дрожью пробежавшую по всему телу Тристана. Однако вслед за этой волной принца пронизала ужасная боль, какой он не испытывал никогда в жизни.

Каждый нерв словно горел в неистовом огне, и Тристан, не в силах сдерживаться, огласил Святилище воплем смертельно раненого зверя. Его залитое потом тело конвульсивно задергалось, на губах выступила белая пена.

Так же внезапно, как и возникла, боль отступила. Все было кончено. С выражением одержанной победы Сакку нежно погладила принца по щеке.

Постепенно он пришел в себя и, взглянув на оседлавшую его волшебницу, увидел вокруг нее лазурное мерцание. Оно трепетало, отбрасывая изогнутые фиолетово-голубые протуберанцы. Потом мерцание начало таять, пока не исчезло совсем. Сакку улыбнулась и наклонилась к лицу Тристана.

— Ты был просто великолепен, — проворковала она. — Ни один мужчина не может с тобой сравниться. Только Избранный мог выжить после того, что только что произошло между нами. И для меня это тоже случай особый. — Наклонив голову, она внимательно вглядывалась в его лицо. — Я только что понесла от тебя, ненаглядный любовных игр, а неестественный, всепоглощающий болезненный жар, распространяющийся по всем клеточкам тела. Тристан попытался хоть как-то справиться с этой волной животной страсти, но тщетно!

Сакку, прикрыв глаза завесой ресниц и приоткрыв полные алые губы, волнообразно покачивалась на нем, постепенно ускоряя свои движения. Ее великолепные груди с набухшими сосками покачивались в такт, распущенные волосы щекотали мокрое от пота тело принца. Тристана охватила та же паника, как тогда, когда он увидел вместо Лилит Наташу, вот только на этот раз ждать спасения было неоткуда. Он обреченно понял, что не в силах противостоять неизбежному.

И это произошло.

Волшебница, откинув назад голову, дико вскрикнула, подхлестнув волну, дрожью пробежавшую по всему телу Тристана. Однако вслед за этой волной принца пронизала ужасная боль, какой он не испытывал никогда в жизни.

Каждый нерв словно горел в неистовом огне, и Тристан, не в силах сдерживаться, огласил Святилище воплем смертельно раненого зверя. Его залитое потом тело конвульсивно задергалось, на губах выступила белая пена.

Так же внезапно, как и возникла, боль отступила. Все было кончено. С выражением одержанной победы Сакку нежно погладила принца по щеке.

Постепенно он пришел в себя и, взглянув на оседлавшую его волшебницу, увидел вокруг нее лазурное мерцание. Оно трепетало, отбрасывая изогнутые фиолетово-голубые протуберанцы. Потом мерцание начало таять, пока не исчезло совсем. Сакку улыбнулась и наклонилась к лицу Тристана.

— Ты был просто великолепен, — проворковала она. — Ни один мужчина не может с тобой сравниться. Только Избранный мог выжить после того, что только что произошло между нами. И для меня это тоже случай особый. — Наклонив голову, она внимательно вглядывалась в его лицо. — Я только что понесла от тебя, ненаглядный.

Принц попытался сдержать слезы, но усилие его не увенчалось успехом. Он не знал, что ответить оседлавшей его волшебнице; язык словно присох к гортани. Тристан лежал, совершенно обессиленный, глотая соленые слезы и вслушиваясь в ужасные слова, болью отдававшиеся в его сознании.

— Разве старик не объяснил тебе? — нежно продолжала Сакку. — Волшебница может забеременеть после любого совокупления, если пожелает этого. До сих пор за всю свою долгую жизнь я не встретила ни одного мужчины, кровь которого удовлетворяла бы моим требованиям. До сих пор! Не сомневаюсь, ты заметил лазурное мерцание, ознаменовавшее зачатие. — Она призывно облизнула губы. — Но и это еще не все, мой ненаглядный. Волшебницы способны в десятки раз сократить срок созревания своего плода. Я уже чувствую, как наш ребенок растет внутри меня!

Сердце принца разрывалось от желания умереть, хотя бы подобным образом избежав постигшего его позора. «Они получили от меня то, чего добивались. Я сделал для них больше, чем был способен любой другой, и все благодаря крови, бегущей в моих жилах…» Бросив взгляд на сестру, он увидел на ее лице то же неутолимое плотское вожделение, которое прежде владело Сакку.

— Неужели ты не порадуешься вместе со мной? — игриво спросила принца вторая госпожа Шабаша, все еще обхватывавшая бедрами его тело. — Наслаждение может длиться целую вечность. Мы защитим тебя «чарами времени», и ты снова и снова будешь отдавать свое семя. Пусть тебя не волнует, какого пола окажется наш первый младенец. Мальчик или девочка — в любом случае он станет одним из нас — Во взгляде волшебницы появилось удовлетворенное, пресыщенное выражение. Потом она прищурила миндалевидные глаза. — И еще в одном можешь не сомневаться, ненаглядный. Теперь ты окончательно проиграл.

В следующий миг она уже стояла рядом с алтарем, затянутая в свою одежду из черной кожи, обняв Шайлиху, а принц, одетый и при оружии, вновь очутился в клетке. Его тело и разум все еще стенали от страшной боли и ужаса того, что только что произошло.

Сакку вывела Шайлиху из Святилища, и помещение вновь погрузилось во тьму.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Услышав голос Вига, принц понял, что не в состоянии оценить, сколько времени находится в кромешном мраке. Он даже не отдавал себя отчета, спал до сих пор или бодрствовал. Время, жизнь, разум — все, казалось, унес бесконечный поток отчаяния и боли. Память не сохранила ничего. Хорошо уже и то, что он узнал голос мага.

Тристан, — прошептал старик. — Ты слышишь меня? Поначалу принц даже не смог подобрать нужные слова, чтобы ответить Вигу. Потом хрипло выдавил:

— Слышу.

Попытайся сосредоточиться, сказал маг. Невероятно важно, чтобы ты запомнил то, что я скажу тебе сейчас, — ответа не последовало, и Вигу оставалось лишь надеяться, что Тристан не погрузился снова в пучину отчаяния. Того, что случилось, уже не изменишь. На всем свете нет человека, включая и Фегана, кто смог бы воспротивиться Сакку, насильно пожелавшей получить твое семя. Твоей вины в том нет.

Послышался чей-то слабый голос замутненное сознание принца не позволило ему сразу узнать, кому он принадлежит.

— Это правда, Тристан, — вступил в разговор Гелдон. — Соберись с духом. Она терзает меня на протяжении столетий, но я, как видишь, все еще жив.

— Я не смог помешать этому, — с трудом произнес принц. — Прилагал к этому все силы, но у меня ничего не вышло. И теперь она носит мое дитя. Я не мог противостоять ей…

— Знаю, — мягко произнес Виг. — Однако постарайся понять, что твое бессилие было временным, сейчас ты такой же, как прежде. Волшебницам ты нужен живой и здоровый. Ну, а теперь сосредоточься. До «причастия» осталось со всем мало времени.

Тристан прижался лбом к решетке медленно покачивающейся в воздухе клетки, по его щекам текли слезы. Он никак не мог успокоиться и начать рассуждать здраво, как хотел того маг. «О чем твердит старик? — мелькнула у него вялая мысль. — Почему он не может оставить меня в покое?»

— Тристан, — терпеливо сказал Виг. — Вспомни о шрамах на своих запястьях.

«Что еще требуется от меня старому зануде?» — недоумевал принц. Но все же попытался выполнить просьбу мага — и в тот же самый миг словно открылись шлюзы затопившей его ненависти.

«Моя клятва! Мои родные. Шайлиха. Я пришел сюда за Шайлихой! И еще затем, чтобы остановить „причастие“».

— Слушаю тебя, Верховный маг, — выдавил он.

— Хорошо. Нам снова придется говорить обиняками. Слушай меня очень внимательно. Иногда даже незначительное усилие может сдвинуть гору. И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться дотянуться до нее.

Тристан покачал головой, пытаясь разогнать окутывающий сознание туман. «Не понимаю, что он хочет этим сказать. Его слова не имеют никакого смысла…»

— Иногда ученик не способен уловить мысль наставника и ему требуется какая-то подсказка, — сказал он.

— А иногда, даже понимая это, наставник не может сказать больше, и ученику самому приходится искать ответ, — ответил Виг.

«Значит, такой ответ существует! — пронеслось в голове принца. — Есть какой-то способ помешать „причастию“, старик знает о нем и пытается мне подсказать».

Тристан снова принялся ломать голову над словами мага. «Незначительное усилие… Пусть вещь сама придет к тебе…»

— Похоже, твой ученик не делает тебе чести, — мрачно заявил он наконец.

— У нас очень мало времени, — отозвался Виг, — но я не могу сказать тебе больше. И потому умолкаю, а ты внимательно обдумай мои слова.

«Нам конец, — обреченно размышлял принц. — Я не в состоянии разгадать его загадку. И если в самое ближайшее время я не найду ответа, все, что мы знаем и любим, исчезнет навсегда…»

Привалившись головой к холодным прутьям клетки, он повторял слова старика так и эдак, но попытки додуматься до истины ни к чему не привели, и постепенно Тристана начало клонить в сон.

«Иногда требуется только незначительное усилие… незначительное усилие… иногда…»

Больше принц подумать ни о чем не смог — сон окончательно овладел им.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Тристан очнулся, когда в Святилище начал разгораться свет. Он почему-то казался ярче, чем прежде, да и в голове принца рассеялся туман: большой зал в форме ротонды с пятью стоящими в нем тронами и алтарем был теперь прекрасно ему виден. На белом мраморном полу зловеще выделялся выложенный черным знак Пентангля. И снова принц не мог понять, сколько прошло времени. Медленно подняв веки, он первым делом взглянул в сторону мага и Гелдона. Карлик усиленно моргал от яркого света.

У Вига был такой вид, словно он уже давно бодрствует. Без своих косичек старик выглядел очень непривычно. Заметив, что Тристан смотрит на него, Виг вопросительно вскинул бровь, надеясь, вопреки доводам разума, что тот сумел понять его последние слова. Однако принц покачал головой, и старый маг ободряюще улыбнулся ему, словно советуя не падать духом.

Времени на дальнейшие разговоры уже не осталось. Со стороны винтовой лестницы послышались шаги, и Тристан знал, кого сейчас увидит.

Первой вошла Фейли, с Парагоном, свисающим на цепи с ее шеи, и золотым сосудом в руке. За ней появились Сакку, Вона, Забарра и Шайлиха. «Шайлиха, — подумал принц. — Пятая волшебница. Моя сестра…»

На всех женщинах были роскошные черные платья, украшенные вышитым на груди золотым знаком Пентангля. Взгляд Тристана обратился к Шайлихе; он смотрел на нее со смешанным чувством любви и ненависти. Любви к той, какой она была раньше; ненависти к женщине — нет, чудовищу! — которым она стала. Потом принц посмотрел на Сакку, и дыхание у него перехватило.

Зажатый в своей клетке, Тристан не мог оторвать взгляда от волшебницы, зачавшей от него ребенка всего несколько часов назад. Черное платье свободного покроя, такого же, как у Шайлихи, обтягивало ее сильно выступающий живот. Будь Сакку обычной женщиной, можно было бы предположить, что она на седьмом или восьмом месяце беременности. Но ведь на самом деле прошло совсем мало времени! Это состояние было чрезвычайно к лицу волшебнице. Мысль о том, что она родит его дитя, причиняла принцу неизмеримые страдания. «Мой первенец, зачатый в результате надругательства надо мной», — пронеслось в его сознании.

— Твоя кровь, Избранный, продолжает преподносить нам сюрпризы, — с торжеством в голосе произнесла вторая госпожа Шабаша. — Дитя растет в моей утробе даже быстрее, чем я предполагала. Самое позднее — завтра утром у нас родится сын. Только представь — первенец Избранного появится на свет в день «расплаты». Весьма своевременно, не правда ли? Правда, ты никогда не увидишь его, как и всех остальных своих детей, которых мы будем рожать от тебя.

«Мой сын, мое дитя, выношенное этой тварью… — Тристан с трудом сдерживал подступающие к горлу слезы. — А я все еще не понимаю, о чем пытался сказать мне Виг. Иногда даже незначительное усилие может сдвинуть гору… И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться дотянуться до нее. Что это означает? — Он вспомнил об оловянной ладанке, которую маг носил на груди под серым одеянием. — Для чего она нужна? Как мне узнать это?»

Фейли поднялась и плавно заскользила над полом к клетке Вига, край ее платья слегка волновался от движения встречного воздуха. Глаза первой госпожи Шабаша более чем когда-либо сверкали безумием.

«Триста лет, — подумал принц. — Триста лет она дожидалась этого дня!»

— Ну, старик, вот и замыкается круг, — произнесла она, вплотную приблизившись к магу. — Среди нас есть те, кто считал, что тебя следует убить до наступления этого знаменательного дня, поскольку ты все еще представляешь опасность. Я одна знаю, что от твоего могущества не осталось и следа. Отрадное зрелище! Именно такими я хотела видеть всех мужчин с «одаренной» кровью еще тогда, во время Войны с волшебницами, как вы ее называете. — Фейли помолчала, пристально вглядываясь в его глаза. Я оставила тебя в живых, чтобы ты собственными глазами убедился, что все твои попытки помешать моему великому свершению пошли прахом. А потом, когда все будет закончено, мы сделаем так, как посоветовала пятая волшебница — превратим тебя в охотника за кровью и вы пустим в Евтракии.

Виг прижал лицо к прутьям клетки.

— В последний раз обращаюсь к тебе, Фейли, — с силой произнес он. — Остановись! Твое знание магии в лучшем случае отрывочно, и закончатся твои безумные деяния тем, что прахом пойдет весь мир. Мы знакомы целую вечность, и я никогда не лгал тебе. Не лгу и сейчас. Это мое последнее предупреждение! Останови это безумие, или все мы погибнем.

— Ну конечно! — с издевкой воскликнула первая госпожа Шабаша. — Маг делает последнее предупреждение. Глупая традиция, введенная этими жалкими невеждами, членами Синклита. Подумать только, какое благородство — все эти ваши клятвы! Как там у вас говорится? «Клянусь поднимать руку на человеческую жизнь только в целях самозащиты и лишь после того, как предупрежу противника». Пока принц валялся без сознания, он не раз бормотал себе под нос эту ерунду. Неужели ты всерьез рассчитываешь, что я приму во внимание твои слова?

— Нет, Виг, ты этого не дождешься. Я ждала и страдала так долго, что подобными фокусами меня не остановить. Помнишь? Триста двадцать семь лет назад, на палубе галеона, я сказала, что ваши клятвы доведут вас до погибели. Так оно и случилось. — Волшебница перевела взгляд на Тристана. — Все эти ваши разговоры обиняками — пустая трата времени, потому что надежды старого глупца не имеют под собой никаких оснований. Он глубоко заблуждается, ничего изменить уже нельзя. Вскоре твой лишенный магической силы приятель будет превращен в охотника за кровью, а ты, как и твоя сестра, станешь одним из нас.

«Они все время подслушивали, о чем мы говорим», — понял принц. Его разум по-прежнему напряженно бился над разрешением загадки мага, и Тристан пытался понять, имеет ли какое-то значение тот факт, что волшебницы слышали их. «Но решение есть — должно быть! — и Виг знает его. Сколько уже раз я не относился с должным доверием к его словам и поплатился за это! Нет, теперь я не совершу такой ошибки».

Из раздумий его вывел голос первой госпожи Шабаша.

— Чтобы успокоить остальных сестер, я решила сделать старику маленький подарок.

Она повела рукой в сторону Вига, и маг тут же схватился за горло и открыл рот, но… не смог издать ни звука. Мгновение — и прутья клетки охватили его со всех сторон, сдавливая не только туловище, но и голову так, что старик оказался лишен возможности сделать какое-либо движение. Тем не менее его взгляд сверлил принца с выражением еще большей настойчивости, а губы безмолвно двигались, но того, что он хотел сказать, Тристан не понимал. Гелдон, трепеща от ужаса, переводил взгляд с мага на принца, и в его глазах стыла обреченность.

— Теперь твой приятель не может ни говорить, ни подать тебе знака хотя бы жестом, — высокомерно заявила Фейли. — Мне всегда нравились маги в таком состоянии. Дабы успокоить тебя, скажу, что сейчас он не испытывает боли и не утратил способности наблюдать за всем, что происходит вокруг. Если он надеялся тем или иным способом дать тебе указания во время «причастия», то теперь это исключено. — Она посмотрела на волшебниц, замерших у алтаря. — Ну что же, приступим.

Первая госпожа Шабаша скользнула к алтарю и точно в его центре поставила золотой бокал.

Тристан посмотрел на Вига, но тот ответил ему лишь тем же настойчивым, требовательным взглядом. «Думай же, думай, нерадивый глупец! — мысленно приказал себе принц. — Что старик пытался сказать мне?»

Он мысленно вернулся к той ночи, которую они провели у Фегана. Когда разговор зашел о «причастии», он объяснил, что каждая из пяти волшебниц прольет в бокал немного своей крови, его поставят в центре алтаря, точно под отверстием в потолке, и Фейли начнет ритуал. Снимет Камень с шеи и положит его в бокал…

Тристан бросил взгляд на старика, словно надеясь, что один вид Верховного мага поможет ему вспомнить слова Фегана. Волшебницы займут свои места на тронах, установленных на остриях Пентангля. Парагон, опущенный в их кровь, призовет свет с небес. Луч, ударив в Камень, многократно преломится, отражаясь от стенок бокала, и придаст дополнительную мощь находящейся в нем крови, и без того усиленной присутствием чистейшей крови Шайлихи.

Потом каждая волшебница по очереди отопьет из бокала, и «причастие кровью» свершится. За ним неизбежно последует «расплата».

Принц опустил голову, представив себе, что принесет с собой «расплата». «Порабощение мира. Превращение Вига в охотника за кровью. Шайлиха и ее дочь навсегда останутся с волшебницами. Я стану рабом Фейли. Используя мое семя, она создаст сверхсущество, полностью послушное ее воле. И все эти события вот-вот начнутся!»

Волшебницы встали перед алтарем, образовав тесный круг. Первая госпожа Шабаша произнесла что-то низким, гортанным голосом, на языке, которого Тристан не понимал.

Каждая из волшебниц протянула к ней правую руку ладонью вверх. Фейли прищурилась, устремив взгляд на руку Воны, и принц увидел, как на запястье рыжеволосой волшебницы появился небольшой надрез. Как только выступила кровь, Фейли подставила бокал. После чего повторила те же действия, но уже с Забаррой.

«Она собирает кровь, — подумал Тристан. — Пройдет всего несколько мгновений, и Фейли призовет свет с небес. Думай! Что имел в виду Виг? — Уже в тысячный раз в сознании принца всплыли его слова. — Иногда даже не значительное усилие может сдвинуть гору… И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться добраться до нее… Что это означает? Вечность, как найти правильный ответ?»

Переведя взгляд на первую госпожу Шабаша, принц увидел, что она уже собрала кровь у остальных волшебниц и теперь добавляет к ней свою. Беспомощно томясь в своей клетке, истекая потом и тяжело, с хрипом дыша, Тристан смотрел, как ее кровь медленно стекает в бокал.

Покончив с этим, Фейли знаком приказала остальным волшебницам занять свои места на тронах. Ни одна даже не глянула в сторону пленников; по-видимому, в этот момент для них не существовало ничего, кроме самого ритуала.

Первая госпожа Шабаша осторожно поставила бокал с кровью в центре алтаря и сняла с шеи Камень. Держа его над бокалом, она выпустила Парагон из рук. Однако тот не упал, а остался парить в воздухе. Как только Камень лишился владельца, его глубокий, кроваво-красный цвет начал тускнеть — точно так же, как это происходило той памятной ночью, когда Николас снял Парагон со своей шеи и вручил его Вигу.

В полной неподвижности все пять волшебниц застыли на своих тронах, не обращая внимания на кровь, продолжавшую стекать из ранок на их запястьях. На глаза принца навернулись слезы, когда он посмотрел на свою сестру, показавшуюся ему сейчас такой прекрасной и величественной. «Пятая волшебница», — с горечью подумал он.

В Святилище было тихо, как в склепе.

И вдруг как будто кто-то невидимый стал медленно опускать из отверстия в своде светящуюся нить, которая, постепенно снижаясь к парящему над алтарем Парагону, превращалась в луч ослепительно яркого света.

На мгновение оторвав взгляд от подбирающегося к Камню светящегося потока, Тристан посмотрел на волшебниц.

Они, словно оцепенев, закатили глаза вверх так, что остались видны одни белки.

«Сейчас они беззащитны, — внезапно понял принц. — Парагон остался без владельца. „Это единственный момент, когда можно попытаться одолеть их“, — вспомнил он слова Фегана. И почти сразу же в сознании Тристана мелькнула еще одна мысль.

«Что бы я ни сделал сейчас, никто из них ничего не заметит».

«Думай!» — в который уже раз приказал он себе. Световой поток достиг Камня и становился все более насыщенным и ослепительным. — «Думай, прежде чем сам ослепнешь. Для волшебниц не составляет разницы, будешь ты слеп или нет, им от тебя нужно только семя».

Парагон, почти полностью потеряв окраску, напоминал сейчас огромный сверкающий бриллиант, Пройдя сквозь Камень, поток света распался на тысячи отдельных разноцветных лучей неописуемой красоты, они медленно тянулись вниз, к краю бокала с кровью. «Как только они коснутся крови, ее сила возрастет неимоверно. Волшебницам останется лишь выпить ее, чтобы достигнуть совершенно невероятного могущества».

Еще несколько мгновений, и щупальца светоносных стрел проникнут в кровь.

«Где же разгадка? — продолжал терзать себя принц. Он не осмеливался оторвать взгляда от Камня, боясь, что пропустит что-нибудь существенное. У него уже начало жечь глаза и нестерпимо заломило в затылке. — Где разгадка? Почему я никак не могу найти ее?»

Тристан закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться и вспомнить все, что ему было известно о Камне и «причастии». «Если Парагон не находится на шее человека с „одаренной“ кровью и при этом не погружен в воду из Пещеры, жизнь начинает покидать его».

Принц заставил себе взглянуть на Камень — и не поверил собственным глазам. Парагон вновь обрел свой кроваво-красный цвет. «Но ведь это невозможно! Получается, он ожил!»

И тут в сознании Тристана словно распахнулась дверь, и все стало ясно и понятно. Это знание, казалось, исходило не от разума; его несла в себе его «одаренная» кровь.

«Сейчас Камень очищается светом, — понял принц. — Луч света не просто проходит через Парагон, чтобы, разделившись на тонкие лучики, напоить силой кровь в сосуде, как думал Феган. Свет подпитывает и сам Камень. Раньше маги полагали, что жизнь в Парагоне может поддерживать только его владелец или вода Пещеры. Оказывается, существует и третий, прежде совершенно неизвестный им способ. Поток света, вызванный с небес. Наверное, об этом имеется упоминание в разделе, посвященном Капризу, вот почему магам о нем не известно. Другое дело первая госпожа Шабаша, которая под шутками вырвала у Фегана большую часть того, что было изложено в Манускрипте. А теперь она пытается сделать то, что совершенно недопустимо, — воссоединить Каприз и Закон, даже не подозревая, чем это грозит. Да, что касается этой части ритуала, маг-отступник был абсолютно прав».

Словно издалека голос Вига повторил свою подсказку, которую прежде Тристан никак не мог понять. Однако теперь он знал ответ.

Иногда даже незначительное усилие может сдвинуть гору. И иногда легче сделать так, чтобы вещь сама пришла к тебе, чем пытаться добраться до нее. Маг хочет, чтобы я, используя свой дар, сдвинул Камень и убрал его из-под потока света. Если это удастся сделать, «причастие» не состоится, Парагон опять утратит свою силу, и вместе с ним потеряют магическую мощь волшебницы.

Внезапно принца охватил страх. Что, если, лишившись всякой поддержки, Парагон погибнет? Можно было бы опустить Камень в воду Пещеры, давая ему время и возможность освободиться от «воспоминаний» о предыдущем владельце и подготовить себя к новому. Однако у них такой воды нет. И что? Из опасения, что Парагон может умереть, позволить свершиться «причастию кровью»? Не остановить это недозволенное слияние Каприза и Закона, несущее в себе гибель всего живого? Нет, у него нет выбора!

Разноцветные лучи уже добрались до ободка бокала, и кровь в нем забурлила, словно предчувствуя момент соединения с ними. Парагон начал вибрировать, как будто с каждым мгновением ему было все труднее выносить насильственное слияние двух направлений магии и он молил кого-нибудь остановить этот процесс. «Время действовать», — понял Тристан и попытался вспомнить наставления Вига, как использовать свой изначальный магический дар.

«Не тщись увидеть мост, просто дай ему возможность самому прийти к тебе, — говорил маг. — Самому прийти к тебе… Вторая часть загадки… Услышав стук своего сердца, ты должен сосредоточиться на том, чего хочешь добиться… Возможно, это потребует всех твоих сил…»

Яркость светового потока стала нестерпимой, Парагон, казалось, вот-вот разлетится на мелкие осколки. Принц закрыл глаза. Он понимал, что нужно каким-то образом отключить разум, отгородиться от всего происходящего — и слиться воедино со своей кровью. Стараясь дышать медленно и размеренно, он вслушивался в стук своего сердца.

Но ничего не услышал.

Тристан еще больше сосредоточился пытаясь отрешиться от всего сущего, обрести то состояние внутреннего покоя, при котором стал бы слышен стук сердца. Однако усилия его по-прежнему оставались тщетными.

Открыв глаза, он взглянул на Парагон. Камень, казалось, увеличился в размерах, еще мгновение, и его разорвет на куски. Принц снова опустил веки. У него будет только один шанс.

И, полностью отключившись от происходящего вовне, он почувствовал ритмичный стук своего сердца.

Тристан открыл глаза и с немалым удивлением обнаружил, что ослепительный свет не мешает ему отчетливо видеть Камень. Не спуская с него взгляда, он пожелал, чтобы Парагон приблизился к нему.

Ничего не произошло.

Еще одна, более напряженная попытка. И по-прежнему — без результата.

Внезапно он услышал, как кровь взывает к нему.

«Нет, Избранный. Не используй свой разум. Используй меня», — казалось, шептала она.

Принц постарался выкинуть из головы все мысли, расслабился и пристально посмотрел на Парагон.

Тот сдвинулся с места! Сначала медленно, еле-еле, потом чуть быстрее. Вскоре Камень вынырнул из-под потока света и тут же упал на мраморный пол.

Результат действий Тристана был ошеломляющим.

Буйство мятущихся красок заполнило все помещение. Разноцветные лучи как будто разорвались на множество лучиков-лент и заметались по Святилищу. Их движения, казавшиеся поначалу хаотичными, постепенно приобретали некую направленность; словно хищники, они стали сбиваться в подобие стаи, рыщущей в поисках добычи. Пестрая стая двигалась все быстрее и быстрее — и наконец нашла то, что искала, — лучи набросились на волшебниц и сбросили их с тронов на пол. Сколько принц ни старался, он не мог разглядеть, что происходит с ними. Однако он слышал отчаянные крики лишенных магической силы волшебниц; цветные ленты били, хлестали и резали их тела. Наконец разноцветная стая устремилась вверх и скрылась в отверстии на своде Святилища. Вместе с ней исчезли и яркий свет, безжалостно заливавший все вокруг, и клетки. Пленники рухнули на мраморный пол.

Тристан инстинктивно выхватил дрегган и застыл, точно загнанный зверь, готовый в любой момент броситься на врага.

Постепенно его глаза привыкли к тому освещению, которое было в Святилище до того, как с небес ударил яркий пучок света, и взору принца предстало поистине ужасное зрелище. Фейли, Вона, Забарра и Сакку неподвижно лежали на полу. Забарра была обезглавлена, Вона лишилась руки, у Фейли были отрезаны обе ноги. Сакку, с ног до головы залитая кровью, невидящими глазами уставилась в потолок. При виде ее выпяченного живота сердце Тристана зашлось от боли. «Мой первенец!» — подумал он.

Виг и Гелдон, между тем, уже сумели подняться на ноги; судя по всему, они не пострадали. «Как получилось, — недоумевал принц, — что мы трое живы, а волшебницы погибли? И где моя сестра?» Приглядевшись, он заметил сидящую у стены Шайлиху. Скорчившись и покачиваясь из стороны в сторону, она почти беззвучно плакала, обхватив живот и уставившись перед собой невидящим взором. «В таком же состоянии она была, когда убили Фредерика», — подумал Тристан. Убрав дрегган в ножны, он подбежал к сестре, опустился на колени и обнял ее. Она не сопротивлялась, но совершенно не узнавала его. «Ты снова со мной, Шайлиха. И больше я не отпущу тебя!»

Принц хотел было заговорить с ней, но внезапно стены и пол Святилища задрожали, воздух наполнился каменной пылью. Образовавшиеся в полу трещины становились все шире. Тристан прикрыл сестру своим телом. Поток воздуха с воем врывался в отверстие в своде Святилища, сверху сыпались осколки камней. Внезапно принц понял, в чем причина этого явления.

«Так бывает всегда, когда умирает волшебница или призванная ею на погибель людей тварь, а здесь были уничтожены сразу четыре госпожи Шабаша».

Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем стих грохот, пол под ногами перестал ходить ходуном, и пыль стала оседать. Оглянувшись в поисках мага и карлика, Тристан увидел, что Виг склонился над телом мертвой Фейли, обхватив голову руками, не замечая того, что творится вокруг. Принц был так ошеломлен этим зрелищем, что на время утратил дар речи. Точно прочтя его мысли, старый маг обратил на Тристана взгляд глубоких аквамариновых глаз.

— Мне понятно твое удивление. — Тело Вига сотрясала дрожь, по щекам струились слезы. — Видишь ли, давным-давно, еще до Войны с волшебницами, Фейли была моей женой. Я любил ее и, в каком-то смысле, продолжаю любить до сих пор.

Принц, не в силах произнести ни слова, попытался осознать то, что услышал.

Потом он начал кое-что припоминать, и все более или менее встало на свои места. Какую сумрачную реакцию у Вига всегда вызывало упоминание имени первой госпожи Шабаша, с какой явной неохотой он говорил о ней! Как он отошел к окну той ночью, когда Феган рассказывал им о преступных деяниях Фейли, и долго стоял там, глядя в сторону моря. Еще Тристану припомнилось, каким почти нежным движением она погладила по лицу сидящего в клетке старика. И наконец, недаром столетия назад Синклит принял решение изгнать, а не убить уцелевших волшебниц и поручил именно Вигу оставить их на волю волн в море Шорохов, проявив таким образом дань уважения к чувствам Верховного мага и женщине, которую он когда-то любил.

— Да, — произнес старик, уже в который раз словно прочтя мысли принца. — Догадаться можно было, хотя я и старался скрывать свои чувства. Сердцу не прикажешь, даже если ты маг, — он снова перевел взгляд на лежащее перед ним неподвижное тело. — Безумие начало овладевать Фейли, еще когда мы были вместе, и все мои усилия помочь ей снова обрести себя оказались тщетными. Покинув меня, она начала обучать других женщин с «одаренной» кровью, но только тех, кто слепо следовал за ней. — Сердце Тристана заныло от жалости к старому магу. — Это моя жена ответственна за развязывание Войны, — добавил Виг еле слышно.

Оглянувшись, он увидел подошедшего к ним на подгибающихся ногах карлика.

— Я ни о чем не догадывался, — сочувственно сказал Гелдон.

Как она? — спросил старый маг, глядя на Шайлиху.

— Похоже, она не пострадала, но не узнает меня, — грустно ответил принц.

Он перевел взгляд на сестру. Обхватив руками живот, та, казалось, полностью погрузилась в свой собственный мир.

Неужели ему придется убить Шайлиху? Все волшебницы мертвы, но, скорее всего, Виг не решится рисковать, увозя ее в Евтракию в таком состоянии. Она может представлять собой угрозу, и Тристан отдавал себе в этом отчет. «Вернись ко мне, сестра моя, или я буду вынужден погасить свет твоих очей и оставить тебя здесь, в чужой стороне…»

— По крайней мере, она вне опасности, — сказал маг; в нем снова начал чувствоваться привычный неукротимый дух. — Я займусь ею немного погодя, сейчас есть дела поважнее.

— Твоя сила вернулась? — с надеждой спросил принц, заметив в глазах старика прежний блеск.

— Нет, — Виг встал, — но со смертью Фейли большинство ее заклинаний потеряли силу. Однако прежде всего нужно найти Парагон. Как можно быстрее. И так уже по теряно слишком много времени.

Тристан, предоставив Шайлиху заботам карлика, отправился на поиски Камня и вскоре нашел его — Парагон, холодный на ощупь, лежал под обломками алтаря. Принц поднял его и отдал магу, удивляясь тяжести Камня.

Тот осторожно принял из его рук Парагон, очистил его от пыли и принялся внимательно разглядывать Камень в свете одной уцелевшей из пяти масляных ламп Святилища. В глазах Вига появилось выражение тревоги.

— Вечность! Только бы мы не опоздали, — сказал он и распахнул ворот своего одеяния.

— Что ты делаешь? — удивился Тристан. — Ты не можешь носить Парагон. Он ведь еще не успел подготовиться для того, чтобы перейти к новому владельцу.

Кто говорит о том, чтобы носить Камень? — Легкая улыбка скользнула по лицу мага.

«Ладанка, — пронеслось в сознании принца. — А я и думать забыл о ней!»

Виг открыл оловянную ладанку, снял Парагон с золотой цепи и спрятал его внутрь, после чего повесил себе на шею и посмотрел на Тристана с таким видом, словно хотел, чтобы тот сам разгадал эту загадку.

Принц понял — и широко улыбнулся магу.

— Вода из Пещеры. От Фегана.

— Правильно, — ответил Виг. — Ты же знаешь, этому увечному обитателю древесного дома ума не занимать.

Судя по тону старый маг уже давно простил Фегана за все случившееся много лет назад.

— Но разве сейчас ты не являешься владельцем Камня? — спросил Тристан. — Как бы то ни было, он на шее человека с «одаренной» кровью.

— Разве я не объяснил тебе? — усмехнулся Виг. — Ладанка ограждает Парагон от воздействия моей крови. Только изделие из олова способно на такое — еще одно открытие нашего великого мудреца из Призрачного леса. Вскоре мы будем знать, какова судьба Камня и, следовательно, моей магической силы… Так или иначе, я рад, что ты сумел додуматься до правильного решения и использовать свой дар, чтобы сдвинуть Парагон, — добавил он уже более серьезным тоном.

— Но как ты сам-то догадался, что нужно сдвинуть Камень? — спросил принц.

Полной уверенности у меня не было. Однако я знал, что волшебницы будут уязвимы только в то время, когда Фейли снимет Парагон со своей шеи. И еще мне было ясно, что Камень необходим им не только для того, чтобы начать процесс «причастия», но и чтобы довести его до конца. Связав одно с другим, я пришел к выводу, что единственное решение — изменить положение Парагона во время «причастия». Мне и в голову не приходило, что пролившийся свет способен поддерживать жизнь в Камне, пока я не увидел, что он вновь обрел свой цвет.

— Но почему Фейли не надела его снова?

— Волшебницы в тот момент ничего не видели. А может быть, она и пыталась это сделать. Думаю, мы так никогда не узнаем, что же произошло на самом деле. Как бы то ни было, волшебницы Шабаша погибли потому, что Фейли владела лишь отрывочными магическими знаниями, но не хотела поверить в это.

Тристан тут же вспомнил вопрос, возникший у него при виде их неподвижных тел.

— Почему они погибли, а мы остались в живых?

Старый маг задумался, оттопырив щеку кончиком языка.

— Сейчас у меня нет времени досконально разбираться во всем случившемся, поэтому я могу высказать только самые общие предположения. Смертоносные лучи, убившие волшебниц, были порождением магии. Когда ты передвинул Камень и тот вышел из-под основного потока света, эти лучи, похоже, лишились силы и заметались в поисках «одаренной» крови, которая могла бы поддержать их жизнь. Я для них не представлял интереса, поскольку утратил свою силу. Гелдон, по понятным причинам, тоже. Что касается тебя и Шайлихи, то здесь разгадка, судя по всему, заключается в том, что ваша кровь оказалась для них слишком хороша, слишком могущественна. Смертоносные лучи, попросту говоря, «опасались» подобраться к ней. По крайней мере, мне кажется, именно это спасло вас обоих. Однако думаю, что подлинную картину того, что происходило в Святилище, нам вряд ли когда-нибудь удастся восстановить.

Виг подошел к Шайлихе и присел рядом с ней. Принцесса больше не плакала, но чувствовалось, что взгляд ее по-прежнему устремлен в никуда. Маг положил руку на ее живот и закрыл глаза.

— И с ней, и с ребенком все в порядке, — с видимым облегчением заявил он. — Дочь Шайлихи вот-вот появится на свет. Но разум принцессы, несмотря на смерть Фейли, все еще находится под воздействием заклинания «фантомных страданий». Сначала у нее на глазах убили родных, а потом всех тех, кого она считала своими сестрами. Возможно, сознание Шайлихи серьезно повреждено. — Старик огорченно почесал затылок. — Не знаю, вернется ли она к нам. Скоро мы должны будем уйти через портал, и решение о судьбе твоей сестры нужно принять еще до этого. — Он хмуро посмотрел на принца, и тот похолодел, прекрасно понимая, что хочет сказать Верховный маг. — Если ее состояние не улучшится, мы не сможем взять ее с собой, Тристан, — с сочувствием продолжал Виг. — Возвращаться с женщиной столь «одаренной» крови, которая на самом деле стала одной из волшебниц и все еще находится под воздействием заклинания Фейли, с нашей стороны было бы совершенно безответственно, как бы сильно мы ни любили ее. Не в моих силах ей помочь — я не владею магией Каприза. Феган, может, и сумел бы, но не я. И просто бросить ее здесь на милость Фаворитов тоже нельзя. Теперь, когда Шабаша больше нет, она перед ними беззащитна.

Принц знал, что, если не будет другого выхода, ему придется выполнить свой долг. Он помнил, как поклялся никогда больше не ставить под сомнения распоряжения Верховного мага, и не намерен был нарушать эту клятву. Но все же сначала нужно сделать все мыслимое и немыслимое, чтобы попытаться спасти Шайлиху.

— Сколько у нас времени? — спросил он.

Понимая, что Тристан имеет в виду, Виг обратился к карлику:

— Гелдон, ты, без сомнения, лучше, чем мы, можешь чувствовать время. Как долго, по твоему мнению, мы находимся в Пазалоне?

— Пошел шестой день, считая от того, как вы очутились в Гетто Отверженных. Если мы не доберемся до Гетто к полудню, нам придется ждать до завтра, а это может плохо кончиться. Фавориты, конечно, уже будут знать о том, что произошло здесь. По моим подсчетам, в нашем распоряжении около семи часов.

Принц посмотрел в глаза магу.

— Мы должны взять Шайлиху с собой, — твердо заявил он. — Если она не придет в себя до того, как откроется портал, я выполню свой долг. Но убивать ее сейчас… Нет, это невозможно. Наш долг по отношению к ней, ее будущему ребенку и моей семье взять ее с собой, предоставить моей сестре последний шанс.

— Но она же не сможет ехать верхом. — Виг задумчиво почесал подбородок. — Нужна какая-то повозка. В противном случае Шайлиха может родить до того, как мы пройдем через портал.

— И что в этом плохого? — удивился Тристан.

— Все гораздо сложнее, чем тебе кажется, — с явной неохотой ответил старик.

Следующие слова дались принцу с невероятным трудом.

— Если мы убьем Шайлиху до того, как она родит, то убьем вместе с ней и ее дочь. — Он с грустью поглядел на неподвижное тело Сакку и подумал о ребенке, которого она в себе носила. — Но если дочь моей сестры появится на свет, можно будет взять ее с собой.

— Тристан, слушай меня внимательно. — Виг решительно положил руку на плечо принцу. — Я согласен взять Шайлиху с собой к порталу, но все, как уже было сказано, гораздо сложнее. Видишь ли, нужно учесть возможность того, что заклинание «фантомных страданий» распространяется не только на мать, но и на ее дитя. Зная наклонности волшебниц, которые только развивались на протяжении всех этих столетий, пока они сеяли вокруг себя смерть и разрушение, и зная Фейли так, как знаю ее я, могу предположить, что она именно так и поступила. Мы не можем взять девочку в Евтракию, зная, что, возможно, ее «одаренная» кровь заражена тлетворным воздействием Шабаша.

Это была горькая правда, и противопоставить ей принц ничего не мог.

«В таком случае, я должен найти способ вернуть Шайлиху к нам, — думал он. И я приложу все свои силы, чтобы добиться этого».

— Помоги сестре встать на ноги, — сказал маг. — Пора уходить отсюда.

Наклонившись над Шайлихой, Тристан услышал негромкий звук, похожий на шорох песка на морском берегу. Из трещины в своде Святилища посыпались пыль и обломки мраморной отделки, она разошлась еще шире, и огромная каменная глыба с грохотом рухнула на пол. Цитадель продолжала разваливаться. Зал буквально раскололся пополам, зияющая брешь в полу расширялась прямо на глазах.

Наконец все снова стихло. Висящая в воздухе мраморная пыль разъедала глаза, забивала легкие и оседала на пол тончайшим белым покровом, подобно снегу.

— Повторный толчок! — закричал старик. — Иногда так бывает даже после смерти охотника за кровью. Немедленно уходим, иначе окажемся погребенными под обломками. Мы и так задержались тут дольше, чем следовало.

Принц поднял сестру на руки. И тут шорох послышался снова. Или это было шипение? Звук исходил из образовавшейся в полу бреши. Виктары! Самый крупный из них, тот, который носил на себе зарубки, оставленные Тристаном, уже появился в Святилище. Остановившись на краю пролома в полу, он возбужденно забил хвостом, глядя на окровавленные тела мертвых волшебниц.

Заметив бывших пленников, он плотоядно улыбнулся.

— Вам каким-то образом удалось освободиться, но вот беда заодно вы выпустили на волю и нас, — прошипел он со смесью сожаления и восторга. — Славное нам предстоит времечко! Пожирать местных жителей на свободе — ни с чем не сравнимое удовольствие. А ведь мы защищены «чарами времени», и, значит, впереди у нас целая вечность. Но прежде чем покинуть Цитадель, мы разделаемся с вами. Вы уничтожили наших хозяек, и за это мы вырвем ваши сердца.

Оставив Шайлиху на попечение Гелдона, принц вытащил дрегган и перекинул его в левую руку. Виг удивленно взглянул на него, но Тристан взглядом велел ему не вмешиваться. Он должен был сам уничтожить эту тварь.

«Между ними свой счет, и принц не отступится, — подумал маг. — Сумею ли я когда-нибудь заставить его повиноваться мне? Наверное, это невозможно».

Виктар сделал шаг в направлении Тристана. Над краем пролома в полу показались чешуйчатые головы его сородичей, шипение усилилось.

«Боюсь, нам пришел конец, — подумал принц. — Их слишком много. Но, клянусь, этого я прикончу сам, прежде чем остальные твари доберутся до нас».

И он прикрыл глаза.

— А ты, как я погляжу, струсил, — с довольным видом произнес виктар, поглаживая когтями передних лап шрам на груди и истекая зеленой слюной. — Боишься взглянуть смерти в лицо, не так ли? Понял наконец, что в прошлый раз тебе просто повезло? А теперь готовься к встрече с ней, Избранный.

Без дальнейших разглагольствований он прыгнул, покрыв половину расстояния между собой и Тристаном.

При виде того, что произошло дальше, Виг изумленно вытаращил глаза. Он уже видел, как принц метает свои ножи, но никогда прежде Тристан не делал это с помощью магии.

Издав пронзительный свист, два ножа одновременно прорезали воздух с такой скоростью, что старый маг едва успел заметить их, и вонзились в глаза виктара, насквозь пронзив череп монстра. Удар был настолько силен, что завывшую тварь отбросило к самому краю пролома, откуда карабкались вверх ее собратья.

Принц бросил быстрый взгляд на старика. Он своего добился, но что дальше? Из подземелья выбрались уже больше десятка чешуйчатых тварей. Они перелезли через тело своего вожака и явно жаждали отомстить за его смерть.

— Теперь нам конец? — спросил Тристан, глядя в аквамариновые глаза старого друга, как он думал, в последний раз.

— Отнюдь, — ответил Виг и прищурился.

Он достал из-под одеяния оловянную ладанку, отлил из нее немного воды себе на ладонь и, подняв руку, дунул на воду в направлении монстров.

Принц просто глазам своим не поверил.

Воздух над проломом и внутри подземелья вспыхнул. Пламя яростно полыхало и металось, пожирая все на своем пути. Это был не обычный, красно-оранжевый огонь, а нежно-лазурный, точно такого же оттенка, как бывало почти всякий раз, когда старик прибегал к магии. Правда, сейчас голубое пламя было пронизано прожилками белого цвета.

Тристан слышал яростные вопли гибнущих в огне тварей, их тела буквально лопались от жара.

Виг медленно опустил руку. Огонь тут же пошел на убыль и вскоре совсем погас. Остался лишь запах гари и смрад от сгоревшей плоти.

— Значит, Камень ожил? — с надеждой спросил принц.

— Не полностью, — ответил маг. — Но все же в достаточной мере для одного действия. Я, впрочем, не был уверен, но получилось, как видишь. — Он привычным движением заломил бровь. — Нам удивительно повезло. Теперь я не сомневаюсь, что Парагон окончательно восстановится, необходимо только время.

— А виктары могут ожить? — поинтересовался Тристан. — Ведь их останки не расчленены.

Меньше всего ему хотелось когда-нибудь снова встретиться с этими тварями.

— Нет, — успокоил его Виг. — Магический огонь почти ничего не оставил от тел. А теперь нужно уходить, — добавил он.

Принц взглядом поблагодарил Гелдона за помощь и принял из рук карлика Шайлиху. Поддерживая ее, они зашагали к винтовой лестнице. В это с трудом верилось, но лестница уцелела. Если им повезет и дальше, они смогут выбраться из Цитадели.

Внезапно Тристан остановился, и кровь отхлынула у него от лица.

Тело Сакку исчезло.

Кровавый след тянулся по мраморному полу к лестнице и дальше, по ступеням. Тела остальных волшебниц лежали там, где их настигла смерть.

Принц смотрел на кровавый след, не зная, что и подумать.

— Это я виноват! — воскликнул старый маг. Его буквально трясло руки были сжаты в кулаки, лицо помрачнело. — Я должен был догадаться! Все дело в твоей крови, — он взглянул в обеспокоенное лицо принца. — Сакку носит твое дитя, и, значит, в ее теле тоже течет твоя кровь. Поэтому смертоносные лучи не тронули ее — точно так же, как тебя и Шайлиху. Как же я раньше этого не понял! Старый глупец! — Виг перевел взгляд на кровавый след на ступенях. — Она была жива все это время. Скорее всего, серьезно ранена, но жива. И во время нашей схватки с виктарами воспользовалась возможностью, чтобы сбежать.

«Вторая госпожа Шабаша жива, потрясенно подумал Тристан. И значит, мой сын тоже».

Маг не успел и слова вымолвить, как принц передал Шайлиху Гелдону и бросился вверх по лестнице.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Подъем был долог и труден. Рана в боку снова начала кровоточить, но Тристан не обращал на это внимания. Он понятия не имел, как глубоко под землей находится Святилище, поскольку его перенесли туда в бессознательном состоянии. Некоторые участки лестницы выглядели так, словно в любой момент могли рухнуть. Мраморная пыль разъедала глаза, затрудняла дыхание, и за любым поворотом принца могла поджидать Сакку.

Наконец лестница кончилась. Тристан осторожно открыл дверь, к которой вела лестница, вытащил дрегган и шагнул внутрь.

Рука с мечом медленно опустилась. Принц стоял в огромном круглом зале или, точнее, в том, что от него осталось: облицовка стен во многих местах отвалилась, пол был усеян разноцветными осколками, сквозь разбитые стекла окон виднелось предрассветное небо. Пламя нескольких уцелевших масляных светильников трепетало под порывами ветра, несущего запах утреннего дождя.

Тристан осмотрел пол и быстро нашел кровавый след. След вел к винтовой лестнице в центре зала, и принц продолжил восхождение.

Лестница вывела его на плоскую, мокрую от дождя площадка на крыше главного здания Цитадели. Обходя покрытые трещинами смотровые башни, Тристан медленно двинулся по крыше, настороженно оглядываясь по сторонам. Тишину нарушал только шум дождя. Внезапно он увидел ту, которую искал. «Одаренная» кровь закипела в жилах принца.

Однако волшебница выглядела совсем не так, как он предполагал.

Ослабев от большой потери крови, вторая госпожа Шабаша сидела, прислонившись к ограждению крыши. Разорванное во многих местах великолепное платье промокло от крови и дождя, облепив тело волшебницы, сотрясаемое дрожью. Судя по всему, она могла родить в любой момент.

Но более всего Тристана поразило лицо Сакку. Оно выдавало ощущение уязвимости. Во взгляде устремленных на принца миндалевидных глаз вместо обычных отвращения и ненависти застыла печаль.

Ему показалось, что потеря значительной части крови превратила Сакку в другого человека. Тристан, охваченный противоречивыми чувствами, молча смотрел на скорчившуюся под дождевыми струями, вздрагивающую женщину, следящую за его движениями взглядом загнанного в угол зверя. «Нужно убить ее прямо сейчас, — подумал он. — Иначе она может снова обрести свою силу и тогда уж точно прикончит нас всех. Нельзя повторять дважды одну и ту же ошибку».

Однако в выражении лица волшебницы было что-то, заставлявшее принца медлить. «Если она сейчас умрет, вместе с ней погибнет и мое дитя», — подумал он. Это был едва ли не самый трудный выбор в его жизни. Тристан опустил меч.

Сакку вымученно улыбнулась.

— Не бойся, Избранный. Я не причиню тебе вреда… — прошептала она. — У меня не хватит для этого сил.

Волшебница протянула руку, по мановению которой возникло слабое лазурное мерцание, которое почти сразу же погасло, точно смытое нескончаемым потоком дождя.

— Видишь? — продолжала она. — Я не представляю для тебя никакой угрозы.

Однако принц хорошо помнил, о чем совсем недавно говорил Виг, и был полностью с ним согласен. «Одаренная» кровь не должна остаться в Пазалоне.

Внезапно Сакку поднялась, хотя было видно, сколь тяжело ей было сделать это, и с исказившимся от боли лицом произнесла:

— Твое дитя, Избранный, вот-вот появится на свет.

И приблизилась к самому краю крыши. Ее намерения были ясны Тристану.

Он выпустил меч и упал на колени, протянув к ней руки.

— Умоляю, не забирай наше дитя с собой!

— Мне очень жаль, Тристан. — Никогда раньше темноволосая волшебница не называла его по имени. — Но рождение ребенка именно сейчас может изменить все. Теперь его судьба решена. Вы с магом еще многого не знаете. Я не могу допустить, чтобы это дитя попало в ваши руки. — Снова согнувшись от боли, Сакку неотрывно глядела в лицо принца, словно пытаясь навеки сохранить его в памяти. — Прости меня…

С этими словами она повернулась навстречу зарождающейся заре и бросилась с крыши.

На востоке уже поднялось солнце, однако свет его едва пробивался сквозь затянувшие небо серые облака. Последние капли отступающего дождя смешивались со слезами, текущими по щекам Тристана. Он сидел подле мертвой волшебницы, которую вынес сюда, за внешнюю крепостную стену Цитадели, на небольшой скалистый мыс рядом со сторожевой башней. «Сакку, — думал принц, — одна из тех, кого я поклялся убить. И в то же время — как мыслимо такое! — женщина, которая могла стать матерью моего первенца…»

Подняв голову, Тристан увидел, что вдоль стены покрытого глубокими трещинами главного здания Цитадели стелется черный шлейф дыма. Он понял, что это такое — Виг сжигает тела волшебниц.

Принц перевел взгляд на выпяченный живот Сакку. «Скоро Виг будет здесь, — мелькнула мысль, — и наверняка захочет сделать то же самое с ней. И будет прав». Он задумался и спустя несколько долгих мгновений принял решение.

Тристан достал из колчана нож и собрал все свое мужество перед тем, что собирался сделать.

Выйдя за крепостные ворота, старый маг подошел к мертвой волшебнице и стоящему рядом с ней принцу. Вокруг никого не было: все слуги и рабы бежали из Цитадели, охваченные ужасом, последние из них еще маячили на мосту, приближаясь к берегу озера, и все же, прежде чем заговорить с принцем, Виг хотел убедиться, что они здесь одни.

«А ведь остались еще и Фавориты, — внезапно вспомнил он. — Теперь, когда Шабаша больше нет, кто будет управлять ими?» И тут старик увидел могилу.

Тристан, с перепачканными грязью и кровью руками, стоял на коленях рядом с маленьким холмиком, сложенным из камней, на котором лежали только что сорванные полевые цветы. У обращенной к востоку стороны холмика был врыт кусок оторванной от двери в караульное помещение доски с вырезанными ножом словами:

Старый маг понял, что пришлось пережить принцу, его боль, ужас — и про себя отметил его несомненное мужество. «Тристан увидел дым и догадался, что я сжигаю тела, — подумал Виг. — Не желая, чтобы его сын подвергся той же участи, он решил похоронить его, и я не могу осуждать принца за это».

— Шайлиха в безопасности? не оборачиваясь, внезапно спросил Тристан охрипшим голосом.

— Да. Мы с Гелдоном нашли повозку, загрузили ее сеном и уложили на нее принцессу. По счастью, она крепко спит.

Повисло тягостное молчание. Виг медленно обошел принца и опустился перед ним на корточки. На щеках Тристана высыхали следы слез, а взгляд был неотрывно прикован к маленькой могиле.

Как это произошло? мягко спросил старик.

— Я поднялся вслед за ней на крышу, — с трудом выговаривая слова, произнес принц. — Сакку потеряла много крови и утратила все свое могущество. Я хотел убить ее, и тут у нее начались схватки. Она не захотела, чтобы ребенок попал к нам в руки, и предпочла броситься вниз, убив и себя, и его. — Голос Тристана задрожал, и он замолчал, не в силах более продолжать.

— Мне очень жаль… — сказал Виг, и в голосе его слышалось искреннее сочувствие.

— Это был мой сын! — прошептал принц и прикоснулся ладонью к могиле. — Собравшись с силами, он посмотрел магу в глаза. — Сакку сказала, что мы с тобой еще многого не знаем, и как мы не можем оставить ее в живых, так и она не должна отдавать нам моего первенца. — Тристан вытер набежавшие слезы. — Она страстно хотела родить этого ребенка и все же предпочла убить его. Почему?!

Верховный маг понятия не имел, что имела в виду волшебница; но эти слова определенно его встревожили.

Не знаю, — задумчиво произнес он. — Однако, боюсь, у нас мало времени, а я должен сжечь ее тело, прежде чем мы уйдем отсюда. Надеюсь, Парагон восстановился в достаточной мере, чтобы я справился с этой задачей.

Жестом дав понять принцу, чтобы он встал, Виг отвел его от трупа и достал из ладанки Камень. Он сложил руки перед грудью, и тело Сакку в тот же миг охватило пламя. Маг убрал Парагон и опустил ладанку за ворот своего одеяния.

Когда знакомое лазурное мерцание погасло, от волшебницы остался лишь черный, обугленный остов. Тристан опустился на колени и протянул руку к останкам той, которая, так или иначе, была матерью его сына.

Остов мгновенно рассыпался пеплом, который тут же подхватил поднимающийся ветер.

— Волшебниц Шабаша больше нет, — бесстрастно произнес Верховный маг.

Принц в последний раз взглянул на могилу сына и последовал за стариком.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Оказалось, что Гелдон уже впряг в повозку двух лошадей. Еще одна, оседланная, была привязана рядом.

Подойдя к повозке, Тристан склонился над сестрой. Шайлиха, до подбородка укрытая одеялом, мирно спала и сейчас больше, чем когда-либо, напоминала ту прекрасную молодую женщину, которую он знал и любил.

Внезапно принцу вспомнился день, когда он случайно наткнулся на Пещеру Парагона, а принцесса с магом отправились разыскивать его в Оленьем лесу. Рискуя навлечь на себя гнев родителей и магов Синклита, невзирая на то что ждала ребенка, она все же пустилась в путь. Тристан нежно погладил сестру по щеке. «Когда-то ты сумела найти меня, — безмолвно произнес он. — Теперь я должен сделать то же самое для тебя».

Виг тоже посмотрел на Шайлиху и знакомым движением заломил бровь.

— Я должен кое-что показать тебе, — сказал он. — Может, ты прольешь свет на эту тайну.

Старик откинул одеяло, и принц удивленно раскрыл рот. На шее его сестры висел точно такой же золотой медальон, как тот, который носил он сам. На нем были выгравированы изображения льва и палаша — герб дома Голландов.

Совершенно немыслимо, но это была точная копия его собственного медальона!

— Я заметил его, когда мы переносили принцессу в повозку, — нахмурив брови, объяснил маг. — Может, это тоже подарок вашей матери, как ты считаешь?

Он не сомневался в ответе, но хотел услышать его от Тристана.

— Не думаю.

— Почему?

Принц протянул руку и коснулся медальона, как бы желая убедиться в его реальности.

— Его не было на Шайлихе во время церемонии коронации. В этом у меня нет никаких сомнений. А из дворца ее, скорее всего, доставили прямо на корабль, а затем — сюда. Остается предположить, каким бы невозможным это ни казалось, — этот медальон изготовлен в Пазалоне.

— Недостаточно правдоподобное объяснение, — проворчал Верховный маг.

— Возможно, но как объяснить иначе? Твои сомнения, конечно, вполне понятны: я несравненно хуже тебя разбираюсь в поведении волшебниц, и все же мне не верится, что они сознательно позволили моей сестре носить медальон, который мог напомнить ей о родине.

— Конечно нет, — улыбнулся Виг. — По-видимому, она носила его совсем недолго, и волшебницы не успели узнать об этом.

— Но откуда он все-таки взялся? — недоуменно спросил Тристан. Да, он заметил золотую цепь на шее Шайлихи еще во время их первой встречи в Святилище, но не видел, что висит на ней, скрываемое платьем. — Как этот медальон, точная копия моего, оказался у нее?

— Так с ходу на этот вопрос не ответишь, попробую высказать лишь предположение. Возможно, это какое-то побочное следствие заклинания «фантомных страданий», воплотившееся в виде медальона в результате того, что Фейли обладала лишь фрагментарными познаниями в магии. Волшебницы никогда бы не надели такой медальон принцессе; значит, она сделала это сама. Уверен, что ключ к этой загадке, как и к ее нынешнему состоянию, в заклинании «фантомных страданий». Боюсь, если Шайлихе не станет лучше, ответа мы так никогда и не узнаем.

— Фейли погибла… Сочувствую тебе, — сказал принц.

Прежде ему и в голову не приходило, что он когда-либо сможет произнести подобные слова.

— Мы оба с тобой понесли свои потери, Тристан. — Аквамариновые глаза старика налились болью и усталостью. — Может, будет лучше, если мы оставим воспоминания о них здесь. — Он поднял взгляд к небу. — Следует поспешить. Иначе нам не успеть в Гетто до полудня.

Судя по обеспокоенному выражению его лица, маг не забыл, какая опасность ожидает их в Гетто. Охваченная безумной ненавистью, Фейли отослала туда на поиски заговорщиков всех Фаворитов Дня и Ночи. Всех! И было совершенно очевидно, что Верховному магу не одолеть их, даже учитывая вернувшееся к нему могущество. Это решение погибшей госпожи Шабаша могло стать для них роковым.

Маг и карлик уселись на козлы, а принц, не захотевший ехать верхом, привязал оседланного коня к повозке, а сам устроился рядом с сестрой, положив ее голову себе на колени и поплотнее укрыв одеялом. Ему вспомнилась Нарисса. Где она сейчас? При мысли о том, что мог сотворить с ней Клюге, Тристан до боли стиснул челюсти. По-видимому, он никогда больше не увидит маленькую галлиполаю — до открытия портала оставалось очень мало времени.

Гелдон щелкнул кнутом, и лошади бодро вступили на мост, оставив позади опустевший остров, на котором высились развалины Цитадели, долгие годы служившей средоточием зла.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Тристан, Гелдон и Виг лежали на вершине покрытого мягкой травой холма и, затаив дыхание, наблюдали открывавшуюся их взорам картину. Небо уже полностью очистилось от туч, и солнце ощутимо припекало их спины. На всем пути им не встретилось ни одного Фаворита. Принц даже почувствовал некоторое разочарование. Не потому, что они с магом жаждали вступить с ними в бой — на это не было времени. Просто всегда опаснее, когда не видишь врага, не знаешь, где он.

Из-за тряски Шайлиха постоянно ворочалась, пытаясь занять более удобное положение, но, к счастью, так и не проснулась. Она и сейчас крепко спала на повозке, пока трое мужчин, припав к земле на вершине холма, глядели на раскинувшийся под ними город.

Гетто Отверженных со всех сторон было окружено холмами. По словам карлика, задолго до появления волшебниц город был заложен здесь, огороженный не только рвом и крепостными стенами, но и этими естественными укреплениями, создававшими подобие гигантской чаши.

Определить с такого расстояния, где находятся Фавориты, не представлялось возможным, а производить разведку времени не было. Совсем скоро портал Фегана откроется в доме Иана, и именно там им надлежало быть, невзирая на возможную опасность.

Получив приказ Фейли найти помогавших Избранному заговорщиков, крылатые воины, по-видимому, уже давно хозяйничали в Гетто. Единственные огромные въездные ворота, прежде всегда закрытые, сейчас были распахнуты, мост через ров опущен. Из-за городских стен поднимались столбы черного густого дыма погребальных костров. Тошнотворный запах горящей плоти разносился окрест. «Может, на этих кострах сжигали и тела погибших Фаворитов, — подумал Тристан, — но вряд ли их было много. Голодные, не имеющие оружия обитатели Гетто не могли оказать сколько-нибудь серьезного сопротивления крылатым монстрам. Нет, в основном тут, конечно, сжигали трупы погибших горожан. Сколько смертей, и только потому, что первая госпожа Шабаша потребовала найти заговорщиков. А он-то на самом деле, был всего один. Иан, хранитель птиц. Хорошо бы хоть он остался жив…»

— Нас, конечно, сразу же заметят, как только мы подойдем к воротам, — сказал принц, — но другого пути пробраться к дому Иана сейчас, когда с нами Шайлиха, я не вижу.

— Сначала все-таки нужно выяснить, что там творится, — возразил Гелдон. — Позвольте мне войти в город через коллектор. Если я не обнаружу опасности, то подам сигнал вот оттуда, — и он указал рукой на башню крепостной стены, от которой было недалеко до жилища прокаженного.

Тристан посмотрел на мага, безмолвно спрашивая его совета. После некоторого раздумья тот неохотно кивнул. Не давая им возможности передумать, карлик отвязал коня и, взобравшись в седло, направился вдоль мелколесья в объезд города к хорошо известному ему месту.

Теперь оставалось только ждать. Время текло медленно, в душу принца начала закрадываться тревога, что они никогда больше не увидят отважного карлика. Когда, по его подсчетам, осталось не более полутора часов до открытия портала, Тристан окончательно пришел к выводу, что Гелдон либо захлебнулся в подводном туннеле, либо схвачен Фаворитами. Принц уже было хотел поделиться этими тревожными мыслями с Вигом, когда тот указал рукой на башню. Там несколько раз что-то сверкнуло в солнечных лучах. Сигнал Гелдона!

Старик вскочил на козлы и пустил лошадей в карьер, Тристану стоило больших усилий удерживать Шайлиху на трясущейся повозке. Проскочив подъемный мост, они въехали в Гетто.

Оказавшись на улицах города, Виг не сбавил скорости. По сторонам мелькали дома с разбитыми стеклами, какой-то хлам, выброшенный на мостовые, чадящие костры из тел. Ни жителей Гетто, ни Фаворитов не было видно.

Следуя данным карликом ранее указаниям, маг свернул влево после мощенной красноватым камнем площади с неработающим фонтаном в центре, и повозка, пронесясь несколько кварталов по узкой кривой улочке, выскочила к назначенной Гелдоном месту встречи, неподалеку от дома Иана.

Все дома в этой части Гетто были разрушены и сожжены. Пепелища еще дымились. От дома, где жил прокаженный, осталась лишь часть фундамента. На мостовой рядом с ним валялись мертвые голуби со сломанными крыльями и свернутыми шеями.

Как когда-то на улицах Таммерланда, повсюду лежали тела изрубленных жителей Гетто. Маг поманил принца, и, подойдя, тот увидел изуродованный труп человека в покрытом сажей желтом одеянии прокаженных.

Это был Иан, хотя сейчас, с выколотыми глазами и отрубленными конечностями, узнать его было трудно.

«Бедный хранитель птиц, — с болью подумал Тристан. — Значит, Клюге нашел его и, скорее всего, заставил говорить». Он подобрал валяющуюся невдалеке тряпку и накрыл ею тело прокаженного.

— Понимаю твое опасение, — ответил старый маг на безмолвный вопрос принца. — Думаю, он рассказал им все. Вряд ли у бедняги хватило сил выдержать пытки, — он оглянулся. — Но где же Гелдон? Осталось меньше часа, — добавил Виг, встревоженно посмотрев на небо.

Тристан вернулся к повозке, осторожно взял Шайлиху на руки и перенес в тенистое место около уцелевшей части стены одного из домов. Глаза у нее были слегка приоткрыты, но она по-прежнему не узнавала его и не произносила ни слова. «Вернись ко мне, — безмолвно умолял сестру принц, гладя ее волосы. — Вернись ко мне — или я буду вынужден оставить тебя здесь!»

Он оглянулся по сторонам, тоже задаваясь вопросом, куда подевался карлик. И почти сразу же получил ответ.

Небо почернело от множества крылатых монстров, опускающихся на остатки разрушенных домов, крепостную стену и ближайшие проулки. Сотни приземлившихся крылатых воинов застыли, точно статуи. Никто из них не произнес ни слова.

Тристан посмотрел в лицо своего наставника и друга. Тот, конечно, тоже понимал, что все кончено. С таким количеством врагов не справится никто, даже Верховный маг.

В этот момент воздух прорезал ненавистный хриплый голос Клюге, стоящего на крепостной стене рядом со своим помощником Трааксом.

— Избранный! Ты не его ли ищешь?

Злобно улыбаясь, капитан Фаворитов Дня и Ночи сжимал в руке цепь от ошейника Гелдона. Карлик с убитым видом смотрел на своих друзей, понимая, что невольно обрек их на верную смерть.

Громко расхохотавшись, Клюге столкнул карлика со стены. Тот рухнул посреди стоявших внизу Фаворитов, немедленно разразившихся хохотом.

Капитан крикнул своим солдатам:

— Пропустите недомерка к его друзьям, пусть подохнут все вместе, как они того заслуживают!

Те расступились, и Гелдон подбежал к Вигу и принцу, по щекам его катились слезы.

— Когда я добрался сюда, Иан уже был мертв, но Фаворитов тут не было! — пытаясь оправдаться, сказал он. — А потом откуда-то появился сам Клюге, схватил меня и затащил на стену. Капитан узнал, что мы были здесь, и, увидев меня, догадался, что вы ждете сигнала. — Он покаянно повесил голову. — Я погубил всех нас…

— Тристан, — прошептал Верховный маг, — я могу убить Клюге прямо сейчас, если ты согласен. Однако всех их мне не одолеть. Я должен достать Камень. Не сомневаюсь, он уже полностью восстановил свою силу. Давай действовать согласованно. Я прикончу капитана, а ты быстро убей Шайлиху, прежде чем остальные Фавориты бросятся на нас. Конечно, это не спасет нас от смерти, но, по крайней мере, позволит прихватить с собой этого монстра и избавить твою сестру от надругательств. — Он положил руку на плечо принцу. — Помни, ни при каких обстоятельствах «одаренная» кровь не должна остаться в Пазалоне.

Тристан мгновение обдумывал слова Вига, хотя в глубине души уже знал, что не согласится на это. «Я встречусь с ним один на один, и никакой маг не помешает мне сделать это», — подумал он.

Однако ответить старику принц не успел. Капитан Фаворитов снова окликнул его со стены звенящим от ненависти голосом.

— Избранный! Смотри, какой подарочек я тебе приготовил!

Тристан поднял взгляд и подумал, что сердце у него сейчас разорвется. Рядом с Клюге стояла обнаженная Нарисса. Слезы ручьями струились по лицу галлиполаи, лицо и тело были сплошь покрыты синяками и ссадинами. Она сжалась в комочек от страха и унижения. Кровь с новой силой взыграла в жилах принца. Он шагнул к стене, на ходу вытаскивая дрегган.

— Не подходи ближе! — тут же рявкнул капитан. — Должен признаться, эта галлиполая меня разочаровала. Мне никогда не нравились женщины, которые, лежа со мной, выкрикивают имя другого. Вообще-то нам нужно кое-что обсудить, прежде чем вы с магом умрете. Сейчас мы спустимся к тебе.

Клюге поднял Нариссу, словно она ничего не весила, расправил кожистые крылья и опустился на землю перед принцем. Сделав еще несколько шагов вперед, он швырнул насмерть перепуганную женщину в пепел к ногам Тристана.

Больше всего принцу хотелось наклониться и помочь Нариссе, но он не решался это сделать.

— Не трусь, я тебя пока не трону, — сказал капитан, словно прочтя мысли Тристана. — Сначала я хочу рассказать кое-что, глядя тебе в глаза. Давай, можешь поднять свою белокрылую шлюху. — Клюге улыбнулся. — Мне она больше не нужна.

Принц взял Нариссу на руки и отнес к стене, усадив рядом с Шайлихой. Виг принялся осматривать ее раны, а Тристан, взяв из повозки одеяло, завернул в него дрожащую галлиполаю, взглядом пытаясь ее успокоить. Она улыбнулась в ответ, но не сказала ни слова. В этом, однако, не было необходимости, принц и так понимал, что она чувствует.

— Дай мне убить его сейчас, пока еще не поздно! — прошептал маг, глядя в горящие ненавистью глаза Тристана.

— Нет, — твердо ответил тот. — Я сделаю это сам. И не вздумай вмешиваться.

— Тристан, тебе не по силам убить его! Он слишком силен. Мы и живы-то еще лишь потому, что он настолько ненавидит тебя, что желает помучить перед смертью.

— Я уже ответил тебе, — заявил принц и протянул магу один из своих ножей. — А теперь слушай, что я тебе скажу. Ясно, что меня убьет либо сам капитан, либо его воины. После моей смерти немедленно убей Шайлиху, потом Гелдона, Нариссу и, наконец, себя, если успеешь. Не доставай Камень у них на глазах и не прибегай к магии. Фаворитам, не имеющим «одаренной» крови и знания магии, конечно, не будет никакой пользы от Парагона, и все же Клюге не должен знать, что он у нас. Пусть считает, что Камень остался в развалинах Цитадели. Так будет лучше всего. — Он помолчал, собирая все свое мужество. — Нам конец, и «одаренная» кровь не должна остаться в Пазалоне. В том числе твоя и моя. — Тристан не отрывал взгляда от мужественного, умного лица мага, которого знал и любил всю свою жизнь. — Прощай, старый друг.

Потом он повернулся и пошел навстречу своей смерти, глядя прямо в глаза капитана Фаворитов.

Тот, скрестив на груди руки, по всей видимости, получал немалое удовольствие от сложившейся ситуации.

— Ну что ж, настало время поделиться с тобой, сколь много ты сделал для меня, Избранный. — Улыбка Клюге стала еще шире, когда он увидел изумление на лице принца. — Ты не ослышался. Неужели трудно догадаться? Тогда вернемся на некоторое время назад. — Он кивнул на север в сторону Цитадели. — Каждому ясно, что волшебницы мертвы. — Лицо капитана слегка омрачилось. — Я любил вторую госпожу Шабаша, но теперь ее больше нет, и с этим ничего не поделаешь. Как вы ухитрились убить их, меня не интересует. Главное в другом: теперь больше не кому отдавать мне приказы. И хотя я был всецело предан Шабашу, я не слишком печалюсь об их смерти. — Улыбка не сходила с его лица. — Видишь, Избранный? Благодаря тебе я теперь свободен и стану властелином этой страны. Ни о чем подобном я даже не мог мечтать, пока были живы волшебницы!

Тристан слушал разглагольствования Клюге, все время оставаясь настороже, ожидая, что тот в любой момент может броситься на него. Капитан между тем принялся расхаживать перед ним с видом триумфатора, однако тоже был начеку и внимательно следил за каждым движением принца.

— И это еще далеко не все, за что я могу быть тебе благодарен. Мне донесли, что вы прикончили не только волшебниц, но и виктаров. И снова я отдаю вам честь. Подчинить этих тварей, наших, так сказать, предшественников, своей власти мне было бы нелегко.

Солнце приближалось к зениту, время истекало. «Это больше не имеет значения, — подумал Тристан. — Мы все равно уже почти что мертвы».

Внезапно лицо Клюге снова приобрело серьезное выражение.

— И последнее, за что я хочу поблагодарить тебя, жалкий королевский щенок. Спасибо за то, что подарил мне Евтракию!

Принц замер. «Евтракия, — в отчаянии подумал он. — Этому монстру известно о портале!»

— По тебе видно, что ты все понял! — злорадно прокаркал капитан. — Жалкий прокаженный выложил ваши тайны. Просто удивительно, как легко разговорить человека, если перед этим выколоть ему глаз. Нашли мы и пергаменты, из которых узнали даже больше, чем из болтовни этого паршивого птичника. Глупец, по-видимому, родился в Гетто и был настолько зачарован тем, что происходит во внешнем мире, что хранил все полученные послания. Теперь мне ясно, как вы оказались здесь и как рассчитывали вернуться обратно. Известно мне и о вашем приятеле по имени Феган, поджидающем вас в Призрачном лесу. Так что сначала я убью тебя и Верховного мага, а потом отправлю к Фегану своих ребят. Он, конечно, знаток магии, но, учитывая численность Фаворитов, окажется в таком же положении, что и вы сейчас. Мы подчиним его себе и будем иметь возможность перебираться из страны в страну, когда нам вздумается. Я подчиню себе не одну страну, а целых две. В твоей жалкой Евтракии не осталось гвардейцев, — Клюге усмехнулся, — и я не рассчитываю встретить там серьезное сопротивление. Не гномов же, в конце концов, нам бояться? — И он разразился громогласным хохотом.

Тристан буквально окаменел. Если бы капитан в этот момент напал на него, принц наверняка не смог бы оказать ему никакого сопротивления. Однако сейчас Клюге получал удовольствие от выражения боли, которое он видел на лице Тристана.

— И еще, «Избранный», я должен поблагодарить тебя за самый, может быть, бесценный подарок, — продолжал капитан. — Став правителем, я буду нуждаться в супруге. Мне пришлись по вкусу бескрылые женщины, они, на мой взгляд, стоят много больше, чем шлюхи Фаворитов. И благодаря тебе, у меня будет такая женщина, причем обладающая «одаренной» кровью невероятно высокого качества. Твоя сестра прекрасно подойдет на роль моей супруги, согласен? — Он перевел похотливый взгляд на Шайлиху. — Учитывая ее состояние, вряд ли она сможет воспротивиться любому моему решению. Когда Шайлиха разрешится от бремени, я уничтожу ребенка, потому что он не мой. А у наших детей, возможно, будут и крылья, и «одаренная» кровь. Впечатляющее сочетание, не правда ли? Надеюсь, Шайлиха как женщина окажется не хуже своей матери. — Клюге помолчал, наслаждаясь произведенным эффектом. — Так что благодаря твоей тупости я наконец увижу то, о чем мечтал так долго: буду владеть женщиной, не уступающей тебе по крови и даже, наверно, превосходящей в этом смысле погибшую Сакку.

— На скулах капитана заходили желваки; он, по-видимому, решил, что настало время перейти от слов к делу. — Твоя жизнь, твоя семья, Пазалон, Евтракия и твоя единственная сестра — все это в той или иной степени станет моим, и все это ты, щенок, отдал мне своими собственными руками. — Он вытащил из ножен дрегган; знакомый звон медленно угасал в воздухе. — Дары, сделанные простому воину, рожденному в постели шлюхи, безответственным молокососом из далекой страны по ту сторону моря. Жалким глупцом, который не хотел занять королевский трон.

Капитан Фаворитов Дня и Ночи бросил быстрый взгляд на солнце.

— Портал вот-вот откроется, Избранный, — сказал он, нацелив кончик меча в лицо принца. — Пора нам с тобой уладить наш маленький спор.

Клюге коснулся дрегганом своего левого плеча в том месте, где его не прикрывала кожаная туника. Из небольшой ранки тут же потекла кровь.

Вызов был сделан.

Тристан тоже вытащил из ножен дрегган, подставил сверкающее лезвие меча солнечным лучам и посмотрел на него, как ему казалось, в последний раз.

«Да, твой клинок убил моего отца, и все же ты всегда был верен мне, — подумал он, глядя на меч. — А теперь сослужи мне последнюю службу — помоги убить тварь, стоящую перед нами. А потом пусть Вечность делает со мной все, что пожелает».

Капитан не стал терять времени даром — издав устрашающий клич, он ринулся вперед и взмахнул мечом, рассчитывая одним ударом снести сопернику голову. Принц не стал отражать этот удар, а просто уклонился вниз и в сторону и, описав своим мечом широкую дугу, попытался поразить ноги противника. Клюге, однако, молниеносно подпрыгнул, и меч Тристана не достиг цели. Сражающиеся оказались лицом друг к другу, на расстоянии всего нескольких футов.

И вновь выпад капитана Фаворитов опередил принца, едва успевшего подставить свой меч для отражения рубящего удара, сила которого была такова, что Тристан отлетел назад и упал на спину. Воспользовавшись этим, Клюге снова взмахнул дрегганом, но принц откатился в сторону и попытался подняться с земли, но оступился. Эта оплошность стоила ему потери драгоценного мгновения, и противник успел задеть его левое плечо. Кровь тут же залила руку: рана была небольшая, но глубокая.

«Вставай! — приказал себе Тристан. — Вставай, или ты умрешь в грязи у ног этой твари!»

Это ему удалось, но голова принца кружилась, земля уходила из-под ног, из раненого плеча хлестала кровь.

Неожиданно Клюге, взлетев, увеличил расстояние между ними и, отцепив фрезер, швырнул его, целясь в противнику в горло. В последний момент Тристан сумел уклониться, и серебристый диск со свистом прошел над его головой. А капитан между тем уже летел к нему с нацеленным в голову мечом. «Мне не справиться с ним… — понял принц. — Маг, как всегда, был прав: этот соперник сильнее меня». Руки Тристана настолько отяжелели, что он с трудом поднял меч, чтобы отбить этот удар, но опять упал на спину. Почему-то он вспомнил, как во время страшного побоища в Тронном зале дворца убил нескольких Фаворитов с помощью своих метательных ножей. «По крайней мере, мне удалось тогда прикончить того, кто убил Фредерика. Фредерика, моего лучшего друга…»

А потом в памяти принца всплыло еще одно далекое воспоминание, как они с Фредериком сражались на тренировочном плацу. И вдруг его озарило. «Что тогда сказал Фредерик? „Это не фокус, а техника…“ Именно с помощью такого приема ему удалось одолеть меня в том поединке… Он застал меня врасплох…»

Тристан чувствовал, что совсем обессилел. «Остается только это, — подумал он. — Вечность, молю тебя, дай мне сил для последней попытки!»

Он привстал на колено и опустил руку с дрегганом. Клюге, видя, что его противник почти повержен, ринулся на него в надежде одним ударом завершить схватку. Он уже занес меч для удара и в этот момент увидел ужас в глазах принца, который смотрел куда-то выше головы капитана. Тот скосил глаза, дабы попытаться боковым зрением увидеть, что вызвало у противника страх еще больший, чем надвигающаяся смерть от его дреггана, и этого мгновения Тристану хватило, чтобы воткнуть меч в живот Клюге и нажать на рычаг. Удлинившееся лезвие дреггана насквозь пробило туловище командира Фаворитов и вышло из спины. Принц с трудом поднялся с колен и выдернул клинок из тела капитана. Ноги Клюге подогнулись, и он упал навзничь, рукой пытаясь зажать страшную рану. Пошатываясь, едва дыша и с трудом удерживая дрегган, Тристан наклонился, чтобы посмотреть в лицо того, кого ненавидел так сильно. Глядя в темные глаза убийцы своих родных, он, как ни странно, не испытывал никаких чувств, просто наблюдал, как постепенно угасает в них искра жизни.

Разглядев склонившегося над ним противника, капитан Фаворитов прохрипел, с трудом хватая ртом воздух:

— Ты думаешь, что победил, Избранный? Совсем скоро ты поймешь, как ошибался. Есть многое, чего ты еще не знаешь. И даже если тебе удастся вернуться в Евтракию, ты пожалеешь, что не пал от моей руки. Твоя собственная тень не даст тебе покоя. Нет, самонадеянный щенок, эта твоя победа немногого стоит. — Губы умирающего искривила злобная ухмылка. — Мы еще продолжим нашу схватку…

Тристан, собрав последние силы, взмахнул дрегганом, и голова капитана Фаворитов отделилась от его туловища.

Воткнув кончик меча в землю, принц тяжело оперся на рукоятку и на мгновение закрыл глаза. Тишину нарушал лишь шорох ветра. «Покойся с миром, отец, — подумал Тристан. — Совсем скоро мы встретимся с тобой…»

Чувствуя себя совершенно обессиленным, он поднял взгляд на крепостную стену, где совсем недавно стоял крылатый монстр, ожидая, что Фавориты сейчас набросятся на него. И действительно, Траакс расправил крылья, спрыгнул со стены вниз и плавно приземлился перед принцем.

«Вот и конец… — с каким-то безразличием подумал Тристан. — Я не в силах даже поднять меч, не то что одолеть еще одного монстра. Что ж, для смерти это место годится не хуже всякого другого».

Он вцепился в рукоятку меча, но смог поднять его только до уровня пояса. Униженный, несчастный, принц стоял на подгибающихся ногах, кровь струилась из раны на плече, и смерть уже глядела ему в лицо.

Траакс вытащил свой дрегган; его мелодичное пение прозвучало в ушах Тристана как звон похоронных колоколов. Но затем помощник Клюге сделал то, что еще раз и навсегда изменило жизнь Избранного: положив дрегган к ногам принца, он опустился на одно колено и склонил голову.

— Я живу, чтобы служить, — произнес Траакс.

Совершенно ошеломленный, Тристан увидел, что все Фавориты одновременно вытащили из ножен дрегганы, положили их перед собой и, опустившись на одно колено, повторили вслед за Трааксом:

— Я живу, чтобы служить.

Казалось, эти слова произнесли не множество, а один удивительно мощный голос, от звука которого задрожали руины городского квартала.

Голова принца кружилась; казалось, все происходящее ему снится. И тут он увидел подбегающего к нему Гелдона.

— Теперь ты их новый предводитель, и они сделают все, что ты прикажешь! — закричал карлик, и его лицо расплылось в радостной улыбке. Тристан недоуменно взирал на него, по-прежнему ничего не понимая. — Согласно традиции Фаворитов, тот, кто убьет их командира, занимает его место. — Гелдон покраснел и смутился. — Я совсем позабыл об этом обычае, потому что мне, в общем-то, никогда не было до него дела. Я бы предупредил тебя, если бы вспомнил…

Глядя на коленопреклоненных Фаворитов, принц не верил своим глазам.

— Ну конечно, можешь не сомневаться! — по-своему поняв его молчание, воскликнул карлик. — Командиры у них только таким путем и сменяются. — Зрелище покорно склонивших головы Фаворитов явно доставляло ему удовольствие. — Теперь ты должен поскорее отдать приказ, что им делать дальше, а то еще немного, и их суставы совсем одеревенеют, — он довольно хмыкнул.

Тристан посмотрел сначала на Траакса, потом на остальных замерших со склоненными головами крылатых воинов. Продолжая опираться на рукоятку дреггана, принц перевел взгляд на карлика. Слабая улыбка тронула его губы, он недоверчиво покачал головой и язвительно фыркнул.

— Значит, ты позабыл об этом? — спросил Тристан. — Хорошенькие шутки откалывает твоя память…

Гелдон, испытывавший сильное раскаяние, нервно затеребил усыпанный драгоценными камнями ошейник и, не желая встречаться с укоризненным взглядом Избранного, принялся внимательно изучать носки своих сапог.

Принц посмотрел на Траакса, не зная, что ему, в сущности, делать.

— Встань, — произнес он наконец.

Тот тут же поднялся на ноги, оставив дрегган в пыли у ног принца.

— Да, мой командир.

Этот человек, ростом почти не уступавший Клюге, имел достаточно привлекательное лицо с глубоко посаженными глазами, в которых читались рассудительность и спокойствие.

Тристан, однако, не успел сказать ему ни слова более, метнувшись на тревожный зов старого мага. Когда принц понял, в чем дело, колени у него подогнулись.

Нарисса сидела, безжизненно прислонившись к стене, нижняя часть ее живота была залита кровью, а рядом лежал фрезер Клюге.

— В нее угодил этот смертоносный диск, — сказал старик, отведя Тристана в сторону. — Я испробовал все, что возможно, но даже самые мощные исцеляющие заклинания оказались бессильны. Боли она не испытывает, но рана слишком тяжелая. — Чувствовалось, что маг от всей души сочувствует принцу. — Жить ей осталось совсем недолго. Я тут больше ничем помочь не могу и займусь теперь твоей сестрой.

Точно во сне, Тристан присел на землю рядом с Нариссой и обнял ее. Пушистые белые крылья галлиполаи были забрызганы кровью. «Вечность, прошу тебя, нет! — взмолился он. — Я не могу потерять и ее. Только не это!»

Нарисса открыла глаза, на ее губах появилось слабое подобие улыбки. Принц не отрываясь смотрел на ее голубые глаза и чудесные золотистые волосы.

— Скажи мне, Избранный, — еле слышно спросила галлиполая, — какого цвета твое сердце?

Тристан с трудом проглотил комок в горле и отвернулся, слезы неудержимо струились по его щекам.

— Серого, — прошептал он, обретя наконец способность сворить. — Мое сердце серого цвета.

Она приложила тонкую руку к его груди и прошептала:

— Нет. Твое сердце золотое. Ты сам этого пока не ощущаешь, но я знаю. Ты победил. Твоя сестра с тобой, и теперь ты можешь вернуться на родину.

«Но то, чего я хочу, на самом деле у меня нет, — подумал принц. — Я не смогу взять с собой тебя и Шайлиху. Мы никогда не узнаем, какое будущее, возможно, ожидало нас».

— Не забывай меня, — прошептала Нарисса. — И помни — тебе нельзя оставаться одному. — Она легким прикосновением стерла слезы с его щеки. — Странно, не правда ли, Тристан? — Она замолчала, собираясь с последними силами. — Если бы меня спросили, где я хочу умереть, я бы ответила — в твоих объятиях. — На мгновение галлиполая опустила веки, а когда снова подняла их, медленно и с трудом, сапфировый свет в ее глазах уже начал меркнуть. — Ты еще встретишь свою женщину, Избранный. Ту, которую судьба даст тебе возможность любить. Ищи ее, а когда найдешь, урони в землю зерно своей любви и не мешай ему взрасти.

«Не уходи! — отчаянно взывало к ней сердце принца. — Останься со мной!»

Нарисса устало закрыла глаза, Все было кончено.

И тогда Тристан закричал, громко, точно раненый зверь, сраженный безжалостным безумием всего происходящего.

Он сидел в пыли, обнимая тело галлиполаи, и кричал. Это был слепой, всепоглощающий, горестный вопль, который, наверное, останется в его сердце навсегда. Звенящий крик ярости, вызванный смертью не только Нариссы, но и его родных, и магов Синклита, и тех безвинных граждан Евтракии, что погибли по милости волшебниц, и обитателей Пазалона, чьи судьбы были растоптаны тем же Шабашем и крылатыми монстрами, которые сейчас стояли перед ним, называя своим повелителем и ожидая его приказаний.

«Она, наверное, так и не узнала, кто я, — думал принц, глядя в прелестное лицо мертвой галлиполаи. — Единственная женщина, любившая меня таким, каков я есть. Как трудно было ее найти! А потерять сейчас еще труднее… Теперь я остался совсем один».

Внезапно вокруг тела Нариссы начала возникать легкая аура — маленькие, мерцающие янтарным светом искорки закружились в воздухе перед лицом Тристана, словно говоря ему: «Прощай». Их поток устремился к его губам, мягко скользнул по ним, а потом, с явной неохотой, заструился в небо и растаял навсегда.

«Ты уходишь, — рыдало его сердце вслед душе Нариссы. — Лети, чтобы воссоединиться в смерти со своими братьями и сестрами, призраками галлиполаев».

Тристан, наверное, долго бы еще сидел около ее мертвого тела, если бы не услышал плач ребенка.

Он взглянул на мага, держащего в руках младенца.

— Дочь Шайлихи, — с улыбкой сообщил старик. Принц опустил тело Нариссы на землю и подошел к Вигу.

Вокруг крошечного тельца сиял яркий лазурный свет. Девочка смотрела на Тристана с удивительно спокойным, разумным выражением. Казалось, она знает о том, какое место ей уготовано в жизни.

— «Лазурный свет, сопровождающий рождение Избранных, послужит свидетельством особого качества их крови», — произнес Виг, нежно покачивая ребенка. Потом маг перевел взгляд на солнце. Сейчас оно стояло точно в зените, ослепительно сияя в голубом небе. Удерживая младенца на согнутой руке, другой старик вытащил из-под серого одеяния ладанку, достал Камень и повесил себе на шею. И в тот же миг в его глубоких аквамариновых глазах вспыхнули прежние искорки.

Внезапно лицо мага омрачилось, и принц мгновенно понял почему. Точнее, первой поняла это его кровь, а за ней и все тело, которое внезапно словно окаменело.

Рядом с разрушенным домом, где когда-то находился птичник, начал открываться портал Фегана. Лазурный вихрь стремительно вращался, разгораясь все ярче и набирая силу. Тристан прекрасно понимал, что означает появление портала, и шагнул туда, где сидела его сестра, глядя перед собой по-прежнему ничего не видящими глазами. Ее волосы слиплись от пота, черное платье было разорвано. Медальон, точная копия его собственного, покоился на груди Шайлихи. Сердце принца похолодело; он понимал, что пришло время решать ее судьбу. Виг передал новорожденную карлику.

— Никаких признаков улучшения, — заметил он. — Она не вернется к нам, Тристан. Понимаешь? Привезти в Евтракию ту, которая была волшебницей и все еще находится под воздействием заклинания Фейли, было бы непростительной ошибкой. — Маг помолчал, давая принцу возможность осмыслить сказанное. — И, боюсь, ребенка тоже следует умертвить, — продолжал он с тяжелым сердцем. — По виду девочка вполне нормальная, но полной уверенности в этом нет и не может быть, пока она не повзрослеет. Только в одном случае можно было бы с чистой совестью взять их обеих с собой — если бы Шайлиха проявила хоть какие-то признаки того, что она помнит о своей прошлой жизни. — Старик понурил голову, изо всех сил стараясь справиться с собой. — Время пришло.

Тристан испытывал страстное желание возразить магу и забрать сестру с собой, но отдавал себе отчет в том, что это невозможно. Однако от понимания этого кровь стыла в его жилах; принц чувствовал себя так, словно все человеческое в нем умерло.

То, что ему предстояло сделать, не укладывалось в рамки человеческих понятий.

— Как будем действовать? — мягко спросил Виг.

Тристан отвернулся.

— Я сам займусь Шайлихой, — ответил он дрогнувшим голосом. — Как-никак она моя сестра; значит, это мой долг. А ты делай с ребенком, что сочтешь нужным. — Принц замолчал, прикусив губу. — Я желаю похоронить тела сестры, ее ребенка и Нариссы на семейном кладбище и не намерен выслушивать никаких возражений. — Он вперил в мага тяжелый, полный решимости взгляд.

Опустившись на колени перед Шайлихой, он заглянул ей в глаза, погладил спутанные, влажные от пота волосы, откинул пряди с лица.

— Я сделал вое, что было в моих силах, — сказал Тристан, и снова из его глаз хлынули слезы. — Теперь наши дороги расходятся. Обещаю восстановить былую славу Евтракии. — Он нежно поцеловал ее в губы.

Потом принц вернулся за своим дрегганом, возле которого по-прежнему навытяжку стоял Траакс, и подошел к сестре. Мгновение помедлив, он занес над ней меч.

— Прости меня, — прошептал Тристан.

И вдруг Шайлиха моргнула.

Ее веки открылись, она посмотрела на свисающий с его шеи медальон и перевела взгляд на свой, точно такой же.

Принц отбросил дрегган и, упав перед сестрой на колени, поднес свой медальон к ее лицу.

— Ты узнаешь его! Скажи, тебе ведь знаком этот символ?

— Да, я где-то его видела… — Шайлиха посмотрела на него. — Тристан… Твое имя Тристан… Я не знаю, кто ты такой, но твое лицо мне знакомо…

Принца охватила бурная радость — и одновременно ужас при мысли о том, что, возможно, маг уже сделал свое дело.

— Виг! Остановись! — отчаянно закричал он, повернулся и увидел стоящего неподалеку старика.

— Нечего так вопить, — сказал тот. — Я здесь.

Маг держал девочку, теперь уже завернутую в одеяло. С огромным чувством облегчения Тристан улыбнулся.

— Хвала Вечности, ты не убил ее! — воскликнул он. Старик знаменитым движением выгнул бровь.

— Конечно нет. — Он подмигнул принцу. — Я все время наблюдал за тобой, в надежде, что в последний момент может случиться чудо. — Он улыбнулся, продолжая покачивать девочку. — И чудо произошло. Иногда величайшей победы можно добиться, и не используя магию. — Старый маг передал девочку Тристану. — Отнеси ребенка к матери. Учитывая, через что ей пришлось пройти, в этом она сейчас нуждается больше всего.

Принц вернулся к Шайлихе и снова опустился перед ней на колени. Она посмотрела на девочку.

— Чей это ребенок? — спросила она.

— Твой. — Тристан отдал сестре младенца.

Шайлиха взяла дочь на руки и принялась покачивать ее, нежно воркуя.

— Как ее зовут?

Принц вспомнил маленькую могилу, которую ему пришлось оставить рядом с Цитаделью, и ответил:

— Моргана. Ее зовут Моргана Вторая, из дома Голландов. Она названа так в честь своей бабушки.

— Здравствуй, Моргана, — улыбнулась Шайлиха.

Внезапно вспомнив о Фаворитах, Тристан посмотрел туда, где неподвижно застыли коленопреклоненные крылатые воины. Несмотря на то что все в нем восставало при одной мысли о необходимости разговаривать с жестокими убийцами его родных и сограждан, следовало обратиться к ним, отдать приказания.

Поманив за собой Вига, он подошел к Трааксу.

— Можете подняться, — приказал Фаворитам их новый командир.

Крылатые воины встали. Принц понимал, что здесь находилась только небольшая часть Фаворитов.

— Тебе не мешает вспомнить, что королевской гвардии больше не существует, и трудно сказать, что нас ожидает по возвращении на родину, — прошептал на ухо Тристану маг. — Обстоятельства изменились, и нам остается лишь измениться в соответствии с ними. Это будет невероятно трудно, но постарайся, чтобы твоя ненависть к Фаворитам не влияла на то, что ты делаешь.

Принц на мгновение задумался. «Старик, как всегда, прав», — размышлял он.

— Я — Тристан из дома Голландов, правитель Евтракии, — начал он, испытывая неловкость от того, что произносил столь громкие слова применительно к себе самому.

Он кивнул на лежащий в луже крови обезглавленный труп Клюге. — И я ваш новый командир. Вы должны исполнять все мои приказы.

Шагнув вперед, он встал рядом с Трааксом и сделал ему знак повернуться лицом к крылатым воинам. Затем принц наклонился, поднял дрегган Траакса и вручил его бывшему первому помощнику Клюге.

— В мое отсутствие вашим начальником будет Траакс. Вы должны подчиняться ему беспрекословно. Кроме того, я желаю, чтобы всех женщин Фаворитов выпустили из борделей — они будут жить среди вас как равные. Отныне любой Фаворит может взять себе жену, но только с ее согласия. Никакого принуждения! Для того чтобы иметь детей, особого разрешения не требуется, но необходимо организовать службу, которая будет вести записи о рождениях и смертях.

На лицах крылатых воинов возникло явное недоумение, они удивленно переглядывались друг с другом. Тристан сделал паузу, давая им возможность осмыслить услышанное.

— Галлиполаи тоже должны жить среди вас как равные. Допускаются союзы между галлиполаями и Фаворитами, в соответствии с теми правилами, о которых я только что сказал. Повторяю, мои приказы должны выполняться беспрекословно. Всякий, кто посмеет ослушаться их, будет сурово наказан.

Последнее распоряжение вызвало недоумение даже на лице невозмутимого Траакса. Тем не менее тон речи принца не изменился, и его строгий взгляд по-прежнему был устремлен на стоящих перед ним крылатых воинов.

— Вы остаетесь военным подразделением, но без моего приказа применять оружие запрещается. Обычай наследования командной должности победителем в поединке с ним отменяется. Часть Фаворитов должна остаться здесь, в Гетто, и заняться приведением города в порядок.

Цитадель необходимо восстановить, но все изображения Пентангля и признаки существования Шабаша должны быть немедленно уничтожены.

— Ты хорошо меня понял? — жестко спросил принц, посмотрев на Траакса.

— Да, мой командир, — отозвался тот.

— За невыполнение приказов первым спрошу с тебя.

— Я живу, чтобы служить, — последовал краткий ответ.

Траакс убрал в ножны дрегган и взмыл в воздух. Вслед за ним поднялись и остальные крылатые воины. Тристан стоял, глядя им вслед, не в силах свыкнуться с мыслью, что теперь вся эта жуткая орда подчиняется ему.

— Неплохо, — сдержанно заметил старый маг. — Интересно будет взглянуть, что из всего этого получится.

— Конечно, — вяло отозвался принц. На него внезапно нахлынула невероятная тоска по Нариссе. Старик положил руку на плечо Тристана.

— Теперь у нас Камень, Шайлиха и ее дочь. Волшебницы уничтожены. Думаю, большего никто не смог бы сделать.

Принц посмотрел на накрытое одеялом тело Нариссы и вспомнил маленькую могилу рядом с Цитаделью.

— Может, и смог бы, — ответил он.

Виг, между тем, напряженно вглядывался в голубой вихрь. Потом он посмотрел на храброго и преданного горбатого карлика и, улыбнувшись, повел в сторону Гелдона пальцем. Узкий лазоревый луч пронзил воздух и ударил в ошейник, который, развалившись на части, упал на землю.

Карлик недоверчиво потер шею, более трехсот лет стиснутую ошейником, и зарыдал, не стыдясь своих слез.

— Спасибо тебе, маг. — Чувствовалось, что каждое слово дается Гелдону с трудом. — Я уже не верил, что стану когда-нибудь свободным человеком.

Это жители Евтракии и Пазалона должны благодарить тебя за то, что ты для нас сделал, — отозвался старик.

Потом он перевел взгляд на Тристана. — Пора, — произнес старый маг.

— Ты и Шайлиха с младенцем идите первыми, — не глядя на него, сказал принц. — И Гелдона возьмите с собой. Он заслуживает лучшей жизни. До закрытия портала еще есть немного времени. Я хочу задержаться здесь. Один.

Виг готов был возражать, наконец, просто приказать Тристану немедленно следовать за ними, но удержался. «Я больше не могу отдавать ему приказы», — понял старый маг.

Внезапно глаза у него расширились от удивления. Кровь Тристана, все еще струящаяся из раны на плече, мерцала голубым светом.

На землю стекали не красные, а ослепительно яркие лазурные капли. Виг знал, что было тому причиной — такова реакция крови Избранного на первое в его жизни реальное использование магии.

В памяти мага вспыхнуло воспоминание о ночи в древесном доме Фегана и слова, которые увечный маг прошептал, отдавая ему ладанку с водой Пещеры.

«Не исключено, что принц сумеет совершить какое-нибудь незначительное магическое действо, несмотря на то, что не прошел обучения. Если ты погибнешь или будешь выведен из строя, вся надежда останется только на него. Во втором разделе Манускрипта — правда, без особых подробностей — сказано, что, после того как это случится, он изменится безвозвратно. Смотри не пропусти этой перемены, в чем бы она ни состояла…»

Старый маг снова положил руку на плечо принцу, и тот сумел улыбнуться ему, пересилив боль в сердце.

— Знаю, — сказал Тристан. — Я изменился, да? Это чувство возникло у меня уже несколько часов назад, хотя До сих пор я не понимал его смысла. Впервые оно проявило себя в тот момент, когда ты достал Парагон. А сейчас, когда Камень совсем рядом, эти изменения стали заметнее.

Глаза Вига увлажнились. Не говоря ни слова, он повернулся к принцессе. Виг, Шайлиха, держащая на руках новорожденную девочку, и Гелдон вошли в лазоревый вихрь и… исчезли.

И только тогда, когда принц остался совсем один с телом мертвой Нариссы на руках, на него снизошло полное понимание случившегося.

Разум готов был смириться с этим, но сердце бунтовало. То, чего от него добивались родные и маги Синклита, в конце концов произошло. «Ты выжил и достиг возраста зрелости, — взывала к нему „одаренная“ кровь. — Твоя прежняя беззаботность утрачена безвозвратно. Теперь ты поистине Избранный».

Тристан перевел взгляд на лазурную кровь, струившуюся из раны на плече. С ним говорила его собственная «одаренная» кровь, к нему взывало его собственное, возмужавшее сердце. И все это было каким-то образом предсказано в Манускрипте. «И придет Избранный, вслед за тем, что явился прежде, — звучало у него в голове. — Избранный возьмет оружие по своему выбору и убьет многих, прежде чем прочтет Пророчества и выйдет к свету…»

Принц вспомнил последние слова Клюге, сказанные за несколько мгновений до смерти. «Есть многое, чего ты еще не знаешь… И даже если тебе удастся вернуться в Евтракию, ты пожалеешь, что не пал от моей руки… Эта твоя победа немногого стоит…»

Обнимая мертвую Нариссу и глядя на развалины Гетто, Тристан заключил с собой новое соглашение.

«Мне не будет покоя, пока я не узнаю, откуда взялась в моих жилах „одаренная“ кровь. Я хочу знать, по чьей воле я стал носителем крови, способной влиять на судьбы множества людей».

Глядя на нежное лицо галлиполаи и чувствуя, как по щекам снова текут слезы, принц подхватил ее тело на руки и шагнул в сверкающий лазурный водоворот.

ЭПИЛОГ

ЦИТАДЕЛЬ

На следующий день в окрестностях Цитадели заметно похолодало, ветер гнал по небу серые облака, дождь поливал скалистые утесы острова. Гибель волшебниц, исчезнувших с лица земли, вызывала все новые и новые молнии, сопровождавшиеся раскатами грома и воем бешеных порывов ветра; такой потери Каприз не знал уже давно. Ближе к вечеру буря утихомирилась, и озеро затянул густой туман, окутавший развалины когда-то величественного замка и вновь делавший его недоступным.

Из пелены тумана медленно выплыло яркое лазурное мерцание, постепенно увеличивавшееся в размерах. Оно неторопливо приблизилось к одинокой маленькой могилке, на которой лежали увядшие цветы.

Мерцание закружилось, постепенно сжимаясь и трансформируясь: над кучкой камней воспарили мерцающие лазурные руки и начали разбирать их, обнажив завернутое в простую ткань маленькое тельце. Повинуясь неведомой силе, мертвый младенец поднялся в воздух и опустился на подставленную лазурную ладонь.

По взмаху другой руки камни снова сложились как прежде, и внешне могила приобрела свой первоначальный вид.

Откуда-то с небес зазвучал хор голосов, слышать которые могли только развалины Цитадели.

«Наши наместницы на земле потерпели поражение от того, кто когда-то был легкомысленным, безответственным человеком, — говорили голоса. — Теперь же он стал поистине Избранным. Но не все пропало. Наследник Избранного, а значит, и его кровь достанутся нам».

Грудь младенца, в лице которого причудливым образом соединились черты отца и матери-волшебницы, начала медленно подниматься и опускаться, щеки окрасил легкий румянец.

Он открыл глаза. Спокойный, почти разумный взгляд был устремлен ввысь. В нем не ощущалось ни тени страха.

«Первенец Избранного жив, и теперь он принадлежит нам».

Держа младенца на ладонях, призрачные лазурные руки медленно поднялись и растаяли в ночном небе.

И вновь Каприз разразился завываниями ветра, молниями и громовыми раскатами, еще более яростными, чем после гибели Шабаша.