Девушка, которая протанцевала все на свете

Хелена Нюблум

Девушка, которая протанцевала все на свете

* * *

Жила-была маленькая девочка, которая, едва научившись ходить, уже начала танцевать. Вы даже не поверите, как красиво она танцевала!

Она поднималась на носочки и начинала кружиться на своих крохотных-прекрохотных ножках, словно цветочек, обдуваемый ветром. Она поднимала крохотные ручки как можно выше и откидывала головку назад, словно желая взлететь. Она порхала по комнате до тех пор, пока у неё хватало сил, и падала назвничь у ног своей матушки.

Когда она чуточку подросла, матушка часто брала её с собой в лес.

Это был красивый холм, поросший лесом, где стояли берёзы с белыми, гладкими, как шёлк, стволами и длинными свисающими вниз светло-зелёными вуалями. А у подножия холма расстилалось озеро, где всегда слышалось: «Блинк! Блинк!» Весной трава, покрывавшая лесной холм от подножия до вершины, была сплошь усеяна ландышами.

Матушка садилась в траву и шила, а девочка танцевала.

Чем девочка становилась старше, тем больше она придумывала танцев, и они с матушкой давали им разные названия.

Танец со множеством мелких, весёлых прыжков с долгими весёлыми поворотами был «Танец Солнечного Света». Да, сразу было видно, что это «Танец Солнечного Света». А танец, когда она летела вперёд с распростёртыми руками, с буйными бросками, удивительными изгибами и вращением, был «Танец Бури». И ещё был «Танец Ландышей». Матушка надевала тогда пышные венки и гирлянды из ландышей на головку и на шейку своей маленькой дочки, а девочка сама украшала всю себя ландышами; она засовывала букетики за уши и даже доверху набивала свои крохотные башмачки благоухающими цветами. И тогда начинался «Танец Ландышей».

Он был так воздушен и так лёгок! Она так радостно летала по траве, что все ландыши, которых не взяли танцевать, вытягивали головки, чтобы посмотреть на неё, а когда танец кончался, их маленькие колокольчики звенели и шептали:

— Мило! Мило! Это наш собственный танец!

Но был ещё и «Танец Дождя». Грустно было смотреть на него. Усталые, шлёпающие шаги, безвольно повисшие руки, длинные, распущенные волосы. А кончался танец тем, что девочка падала навзничь и лежала точно мёртвая.

Каждый день придумывала она новые танцы, а матушка глядела на дочку, улыбалась и говорила:

— Великое утешение в жизни даровал господь этому ребёнку! Как она танцует!

Но недолго довелось матушке радоваться.

Когда девочка была ещё совсем ребёнком, матушка умерла, и девочка осталась одна с отцом и танцевала ему до тех самых пор, пока не стала юной барышней.

Но не думайте, что она только и делала, что танцевала. Она умела печь хлеб и варить кашу не хуже других женщин. Она умела латать платья и вязать чулки, а маленький домик, в котором она жила с отцом, блистал чистотой.

Она поливала водой тюльпаны и гиацинты, росшие у дверей домика, она подвязывала лозы жимолости так, что они висели над дверьми как гирлянды.

С утра до вечера была она в работе, но когда ей порой становилось грустно или очень весело, она принималась танцевать!

Дом расположился на вершине холма, а у подножия расстилалась гладкая зелёная лужайка, где было так хорошо танцевать! Днём девочка стояла на вершине холма, озарённая яркими солнечными лучами, ночью же ей казалось, что она поднимается высоко-высоко и прямо над головой у неё сияют все звезды на свете. И тогда девочка придумала «Танец Солнца» и «Танец Звёзд».

Так подрастала она в одиночестве и стала высокой, тонкой и прекрасной, как день; но когда ей было всего семнадцать лет, умер и её отец.

Когда он ещё лежал при смерти, девушка встала на колени у его кровати и заплакала.

— Мой добрый, дорогой батюшка! — сказала она. — Ты знаешь, как я горюю оттого, что ты уйдёшь от меня. И знаешь, что во всем мире нет ни единого человека, на которого бы я могла опереться. Но как бы я ни горевала, что ты меня покидаешь, боюсь, я никогда не перестану танцевать! Если я не смогу танцевать, я не смогу и жить!

Однако отец нежно положил руку на голову дочки и посмотрел ей в лицо.

— Танцуй, моя девочка! — сказал он ей и умер.

В ту ночь девушка была совсем одна в маленьком домике на холме, где лежал мёртвым её отец. Она не в силах была лечь спать; отворив дверь, она вышла из дому.

Ночь была прохладной, небо тёмным. Но в этой тьме сверкало бесконечное множество ярких звёзд. Никогда она не думала, что их так много. Она вдыхала лёгкий прозрачный воздух и смотрела вверх на молчаливые звезды, думая, что добрый её отец теперь ближе к богу и к звёздам, чем к ней. Он был высоко-высоко, в мире душ. И она высоко-высоко простёрла руки, словно желая приблизиться к нему, и поднялась как можно выше на носки.

— Ах, я так далеко от тебя, так глубоко внизу, так глубоко внизу на земле! — вздыхала она, склоняясь низко к траве.

Но тут все звезды словно заулыбались и стали подмигивать ей, говоря:

— Вставай! Вставай!

И она снова, подняв руки, вскочила на ноги и, сама не зная, как это получилось, принялась танцевать.

Она танцевала «Танец Скорби» по своему отцу.

Её слезы струились и блестели при свете звёзд, а из сердца вырывались глубокие вздохи. Но она танцевала так прекрасно, как никогда прежде. Танцем она утишала боль и горе. А когда кончилась ночь, она тихо уселась на пороге, глядя, как восходит солнце над землёй, где она осталась теперь совсем одна, без отца и без матери.

Когда отца похоронили, девушке нужно было как-то найти себе работу, потому что она была бедна. Домик не принадлежал её родителям, а когда те немногие вещи, которые там находились, были проданы, нашлось немало людей, которые захотели получить вырученные за них деньги. И девушка осталась с пустыми руками.

Ветреным и бурным был день, когда она спускалась вниз с высокого холма, где прожила все своё детство. Она оборачивалась и смотрела на маленький домик до тех пор, пока могла его разглядеть. А когда он скрылся за поворотом дороги, девушка плотнее повязала грудь своей маленькой шалью, простёрла руки и словно кружащийся вихрем листок затанцевала вниз в долину.

«Теперь я выхожу, танцуя, в широкий мир, чтобы попытать счастья», — подумала она, летя все дальше и дальше вперёд.

Под вечер пришла она к бедному крестьянину и спросила, не может ли он нанять её в служанки. У него была жена и четверо маленьких детей, а' так как в поле всегда было немало работы, он, верно, подумал, что хорошо бы, если бы кто-нибудь присмотрел за ребятишками, пока они с женой трудятся. И он спросил девушку, какое ей надобно жалованье.

Она ответила, что с неё довольно и еды, а иной раз какой-нибудь одёжки, если будет в том надобность. И она осталась на службе у крестьянина, присматривать за его детьми.

В доме было четверо малышей, но нельзя сказать, чтобы на них было приятно смотреть. Мыли их только раз в две недели, да и то один нос. Одёжка ребятишек была в лохмотьях, и они были до смерти запуганы побоями. Ведь крестьянин с женой знали лишь одно средство, когда дети плакали, — задавать им трёпку.

Когда девушка осталась одна с детьми, она первым делом повела их к маленькому лесному ручью и отмыла дочиста. А потом уселась в траву и стала чинить их одёжку.

Но когда крестьянин с крестьянкой вернулись домой, они страшно рассердились, что девушка выкупала детей.

— Это запросто может накликать на них смерть, — сказали они, — потому что дети жутко боятся чистой воды.

Ещё они сказали, что в следующий раз пусть девушка сидит дома с детьми в благодатном тепле, чтобы не приходилось зря топить.

С этого дня девушке пришлось сидеть в душной крестьянской горнице со всеми детьми. Печальная пошла у неё жизнь. А хуже всего было то, что дети вечно ссорились. Стоило только одному малышу раздобыть хотя бы такую малость, как щепка, другой уже завидовал братцу и вырывал щепку у него из рук.

Девушка сидела за прялкой и пыталась уговорить детей, но они только кричали и дрались. И тогда, подумав, какими тесными узкими рамками ограничена её жизнь, как она скучна, ужасна и бедна, девушка поднялась и с веретеном в руках стала танцевать.

Казалось, будто это птица машет крыльями, стараясь вырваться из клетки. Казалось, будто буйный ветер летает над колосьями в поле, а те кланяются и колышутся. И дети, позабыв свои раздоры и злобу, тихонько сидели, глядя на неё во все глаза. Потом они стали радоваться и смеяться. А развеселившись, тотчас подобрели; когда же они стали по-настоящему добры, девушка станцевала им «Танец Солнечного Луча». Во время танца она была совершенно спокойна и красиво изгибалась, принимая самые прекрасные позы. Дети сидели с открытыми ртами, затаив дыхание. Когда родители вернулись домой, они страшно удивились, почему в горнице так тихо, ведь обычно там было словно в зверинце, так как малыши всегда громко орали и дрались.

Крестьянин с женой открыли дверь и увидели, что девушка спокойно сидела за прялкой, а дети — кружком на полу у её ног.

С тех пор всякий раз, когда детям становилось скучно или они начинали ссориться, девушке стоило лишь сказать: «Если будете хорошо себя вести, я потанцую для вас» — и целый час они делали все, что она хотела, потому что не знали ничего увлекательнее её танцев.

Родители все удивлялись, как это получается, что дети так её слушаются. И вот однажды, вернувшись с поля, Они неслышными шагами прокрались к двери и заглянули в замочную скважину (а уж хуже этого ничего на свете не бывает).

Что же они увидели?

На полу тихие, словно мышки, сидели дети, а посреди горницы девушка — ослепительно красивая — танцевала как раз свой самый весёлый «Танец Солнечного Света».

Тут крестьянин с грохотом распахнул дверь и твёрдыми шагами вошёл в горницу.

— Ты что, ума решилась, девчонка?! — закричал он. — Танцуешь? А почему не сидишь за прялкой? Не за то даю я тебе еду и кров, чтоб ты танцевала!

— Дети были так печальны, — кротко ответила девушка. — Они радуются, когда я танцую. Не орут и не дерутся.

— Если дети орут, им надо задать трёпку! — воскликнул крестьянин. — Берёзовый веник — в очаге.

— Я держу служанку, чтоб она вязала и пряла, а не бегала бы как дурища по горнице, — завизжала старая крестьянка.

Дело кончилось тем, что они не захотели больше ни одного дня держать девушку в своём доме. Пусть убирается куда хочет. Ей не позволят портить их детей.

Она ещё издалека слышала, как кричат и воют дети. Видимо, берёзовый веник опять достали из очага.

И снова одна-одинёшенька девушка отправилась странствовать по белу свету. Через несколько дней пришла она в большую господскую усадьбу. Усадьба, белая и красивая, лежала средь зелёных лесов на берегу голубого озера. А вокруг раскинулся огромный парк с деревьями и цветами. Девушка вошла в усадьбу и спросила, нельзя ли наняться на службу.

Домоправительница была крупная, жирная женщина в белом переднике, с золотыми серёжками в ушах. Она как раз кормила обедом слуг и служанок, сидевших на кухне за длинным накрытым столом.

Все обернулись и посмотрели на девушку.

Они казались такими благополучными, сытыми и недоверчивыми. И никто ей доброго слова не сказал.

Домоправительница, упёршись в бок жирной рукой, посмотрела сверху вниз на девушку так, словно смотрела на какого-то маленького червяка у своих ног. И спросила, на что, собственно, она годна.

Девушка ответила, что умеет и прясть, и вязать, и варить кашу, и печь хлеб, А ещё она, верно, сможет садовничать.

— Для всего этого у нас уже есть люди, — отвечала домоправительница, — люди куда более умелые, чем ты, можешь мне поверить. Стина умеет прясть, а Мина — вязать. Садовник же с двумя мальчишками работает в саду. Сама я пеку хлеб, варю кашу и стряпаю всякую разную еду. Не станете же вы довольствоваться одной кашей — или как? — добавила она, повернувшись к слугам и служанкам.

А те давай хихикать, смеяться, словно она сказала нечто необыкновенно остроумное.

Девушка меж тем молча стояла у дверей. И тут вдруг домоправительница, внезапно повернувшись к ней, спросила:

— Хочешь стать птичницей? Девушка, которая ходила за нашими курами и голубями, как раз уехала к матушке; можешь получить её место, если станешь хорошенько ухаживать за этими тварями.

Да, девушка охотно согласилась. Вот так и получила она место птичницы в усадьбе.

Тамошний птичник был большой, и жили там индюки, фазаны и павлины с маленькими глупыми чёрными головками и огромными великолепными хвостами, которые они могли раздувать, как колесо. И ещё там был целый чердак, битком набитый голубями — и белыми, и пёстрыми, и чёрными.

Девушке нужно было приглядывать за всеми этими птицами, задавать им корм и поить водой в назначенное время, следить за тем, чтобы там, где они живут, было чисто и красиво, оберегать их яйца от крыс, а их самих — от ястребов и лисиц. Девушке пришлось стать как бы мамой для маленьких, семенящих мелкими шажками цыплят и всех машущих крыльями голубей, и она очень полюбила их.

Вскоре она подружилась с каждой курицей и с каждым крохотным цыплёнком.

Девушка наделила всех голубей именами, и когда она кричала: «„Белое Крылышко!", „Пуховая грудка!", „Изумрудная головка!", „Пламенный глазок!", „Тихоня!" и „Воркун" — все мои девяносто девять голубей, летите, летите, летите!» — они, подобно огромной туче, шумно слетались и клевали горох из её рук.

Она вставала раньше всех в усадьбе — птицы-то всегда пробуждаются раньше всех — и спала она на чердаке среди голубей — надо было следить, чтобы ночью не появился какой-нибудь хищник и не схватил бы их. Но ранним утром, на заре, пока все в усадьбе ещё спали, девушка танцевала на большом чердаке вместе с голубями «Танец Взмаха Крыла». Она становилась посредине и начинала размахивать руками, а все голуби прилетали к ней и с шумом кружились над её головой. Тогда она летела впереди, взмахивая руками, и звала их, и на каждое движение её рук голуби описывали круги над её головой.

Когда солнце поднималось и заглядывало в чердачное оконце, лик его просто розовел от удивления. Ничего столь прекрасного, как танец девушки с голубями, оно даже не ожидало увидеть. Иногда она танцевала перед фазанами и павлинами глубоко-глубоко внизу, в парке.

Эти птицы были такие важные, что девушка танцевала им «Танец со Шлейфом» и «Торжественный Танец». Она заманивала фазанов и павлинов на большую зеленую лужайку, вокруг которой склоняли свои длинные ветви высокие тополя и клёны.

Когда их освещало солнце, казалось, что лужайка эта — огромный, сверкающий, праздничный зал. И все павлины становились кружком и распускали свои великолепные хвосты; хвосты сверкали на солнце подобно искрящимся колёсам из зелени, голубизны, золота и образовывали словно венок из вееров вокруг девушки. А фазаны вытягивали шеи; их жёлтые шлейфообразные хвосты покоились в траве, пока девочка танцевала.

То был настоящий «Праздничный Танец», можете мне поверить! Торжественные вельможные шаги, такие красивые движения рук, высоко поднятая голова. Солнце озаряло танец, длинные зеленые ветки трепетали вокруг, хвосты павлинов развевались, а глаза их были удивлённо открыты от восторга.

— Это по-королевски! Это благородно! — говорили они, семеня ногами, чтобы сохранить равновесие своего огромного, похожего на колесо хвоста.

— Эта девушка, по-видимому, княжеского рода! А фазаны тихо склоняли головы и шептали:

— Экзотика!

Да, девушка была по-настоящему счастлива со всеми своими птицами. Целый год прожила она с ними и танцевала им.

Зато с людьми в усадьбе она разговаривала крайне редко. Они считали её каким-то ужасным ничтожеством, поскольку она была всего-навсего «птичницей», как они говорили; она же совершенно не искала их общества. Хотя они говорили на том же языке, что и она, казалось, она часто вовсе не понимает, что они говорят, а ещё меньше — чему они смеются. Гораздо лучше было ей беседовать с курами и голубями.

Но случилось так, что помещик — богатый человек и добрый к своим слугам хозяин — захотел устроить для них на гумне пышный пир с танцами. Прийти на этот пир должен был каждый, кто только служил в усадьбе, и стар и млад. И птичнице, само собой, также было велено прийти со всеми остальными.

Не обошлось тут и без того, что люди в усадьбе уже начали поговаривать, что девушка умеет танцевать.

Так, одна старая женщина спала на чердаке возле самой голубятни. И вот однажды утром, проснувшись от зубной боли, она выглянула в дверь и увидела, как девушка танцует вместе с голубями.

— Подобной красоты я никогда в жизни не видела, — рассказывала старушка. — Она походила на божьего ангела, что летал среди туч!

А внизу в парке маленький мальчик, который пас овец, лежал, спрятавшись за кустом от жары, и тоже видел, как девушка танцует с павлинами.

— Ну и танец она танцевала, скажу я вам! — говорил мальчик. — Это был самый красивый, самый удивительный танец, которым не побрезговал бы и сам король!

И вот девушка должна была пойти на пирушку с танцами, и все жаждали посмотреть, как она танцует. Но никто ей этого не говорил.

Она и сама очень радовалась. «Пирушка с танцами! — думала она. — Пирушка, на которой все танцуют! Подумать только, как это должно быть красиво! И скольким новым танцам я научусь!»

И она, заплетя волосы в тугую косу, крепко обвила ею голову, крепко-накрепко привязала к ногам башмачки, надела своё единственное светлое хлопчатое платьице и пошла на гумно, где ожидался пир с танцами.

На небе было ещё совсем светло, но, поскольку на гумне не было окошка, зажгли двенадцать сальных свечей и вставили их в украшенное брусничником колесо, которое раскачивалось под балками на потолке. Однако свечи лишь скудно освещали тёмную горницу, битком набитую парнями и девушками, стариками, старухами и малыми детьми.

На бочке сидели два музыканта и играли на скрипке. Один, совсем ещё молодой, играл партию первой скрипки, но она лишь иногда, нечасто звучала в лад с другой скрипкой. Большей же частью музыка звучала так, как бывает, когда две кошки рвут каждая к себе свой конец овечьей кишки. Кроме того, оба музыканта ударяли каблуками по бочке, иногда в такт, иногда совсем наоборот.

Под эту музыку все и танцевали. Работники сняли куртки и танцевали в одних рубашках. Девушки и старушки танцевали в сшитых в обтяжку шерстяных платьях с высоким воротником. Словно утешая самих себя, они крепко прижимали к груди свёрнутые в трубочку носовые платки.

Было так тесно и так жарко, что почти невозможно было дышать. Пыль стояла столбом. Свечи мигали и капали, на всех лицах выступили капли пота. Но самое удивительное — то, что ни один человек не казался весёлым. У людей были печальнейшие, чопорные лица, словно все они присутствовали на своих собственных похоронах, а вовсе не на пирушке с танцами. Да и какие это были танцы! Все толкались и теснились и как можно быстрее двигали ногами по полу. Иногда парни работали локтями, чтобы освободить себе место, а женщины кружились в танце вокруг них, застывшие, словно деревянные куклы, которых парни тянули за собой.

«Неужто это и есть пирушка с танцами?» — думала девушка, стоявшая в дверях. Она глубоко вздыхала, и в глазах её стояли слезы; она так жестоко обманулась.

Но вот прямо к тому месту, где она стояла, подошёл огромный потный парень. Он вытер пот со лба и протянул ей руку.

Она совершенно не поняла, что он имел в виду, и так и осталась стоять на том самом месте, где стояла.

— Ты что, не понимаешь, девчонка? — сказал он. — Я хочу танцевать с тобой!

— Нет, нет! — в совершеннейшем ужасе ответила она и отступила назад, к выходу. — Я не танцую!

Тут подошёл ещё один: маленький, жилистый и чёрный, с огромной головой, он был сапожник и тоже хотел с ней танцевать.

— Нет, нет! — снова ответила она. — Я не танцую!

— Это ещё что за болтовня! — крикнула домоправительница, одетая в чёрное шёлковое платье, с золотыми часами на животе; она стояла и смотрела на танцы. — Это ещё что за болтовня! Они говорят, если ты что и умеешь, так это — танцевать.

— Да, умею, но одна-одна! — тихо ответила девушка. Она ещё ближе придвинулась к двери.

— Слыхали эту дурочку! — громко, во весь голос воскликнула домоправительница. — Она хочет танцевать одна, глупая девчонка!

И все стоящие вокруг начали хихикать и смеяться, а один из мальчишек быстро подбежал прямо к ней.

— Нечего танцевать одной! — сказал он. — Пойдём танцевать со мной!

— Нет, нет! — ответила девушка и втиснулась прямо в дверь. — Никто не смеет коснуться меня! Никто не смеет коснуться меня!

Тут поднялся такой хохот, многие язвительно ухмылялись.

— Нет, вы только послушайте! Она хочет танцевать одна! Никто не смеет коснуться её! Вперёд, парни! Кто-нибудь, верно, сможет поймать её!

И трое, четверо самых рьяных танцоров помчались к двери, чтобы поймать её.

Но в тот же миг она выскочила в дверь и помчалась вниз по дороге. Она бежала, она летела, она танцевала, потому что никогда раньше ей не приходилось так быстро двигаться, даже когда она танцевала, а теперь ей хотелось убежать как можно дальше.

Словно лист кружилась она в танце по дороге, спускаясь вниз в долину, а парни мчались за ней. Они падали в своих тяжёлых деревянных башмаках, но снова поднимались и продолжали преследовать её.

Начало темнеть, и она намного опередила их. Она пролетала словно облачко пыли над камнями, словно туманная дымка над лугом, словно ветер сквозь берёзовую рощу, и вот — да, и вот — она уже исчезла в сосновом лесу.

— Пусть бежит! — сказали парни друг другу. — Ведь на гумне полным-полно девушек куда красивее её!

И, отерев со лба пот, они затрусили назад, на пирушку с танцами.

На следующее утро, когда взошло солнце, девушка пришла к морю и увидела, что там, на берегу, высится королевский замок. Он стоял на холме, со всеми своими башнями и зубцами, и белые его стены отражались в морг. А вокруг, насколько хватало глаз, простирались королевские сады, парки и леса.

Когда солнце чуть выше поднялось в небе и в замке закипела жизнь, девушка подошла к замковым воротам и тихонько постучалась.

Сам управитель вышел из замка, отворил ворота и спросил девушку, что ей надобно в королевском замке так рано, когда все ещё едва-едва вылезли из кроватей. Сам управитель не успел ещё выпить кофе.

Тогда девушка сказала, что ей так хотелось бы наняться на службу в королевском замке, пусть даже самую незначительную и незавидную.

Управитель внимательно посмотрел на неё и спросил, как она полагает, сможет ли она помогать садовнику в королевском саду. Ему как раз нужна девушка, чтобы помогать ухаживать за цветами, потому что лучшая помощница садовника в четверг уехала в Америку.

Да, девушка думала, что сможет, и управитель пошёл вместе с ней к садовнику и сказал ему, что нашлась девушка, которая хочет пойти к нему в помощницы — ухаживать за цветами.

— Сначала посмотрим, на что ты годишься, — решил садовник. — Я знаю немало таких, кому охота стать садовницами и которые едва могут отличить желтофиоль от подсолнуха.

И он повёл девушку по всему саду и спрашивал её о каждом цветке и о каждом кустике:

— Ну как называется вот этот?

И девушка тотчас называла их все подряд. Она на знала лишь название Potentilla*, но быстро выучила его.

Вот так и стала она садовницей в королевском саду, таком прекрасном, что Райский сад едва ли был прекраснее.

Весь сад был разбит высоко-высоко над могучими стенами, откуда открывался вид на бескрайнее море и на горы, синеющие вдали.

В саду же росли древние, тысячелетние деревья с отбрасывающими широкую тень кронами. Между ними виднелись большие открытые поляны со свежайшей зеленой травой, где били высокие, прохладные струи фонтанов, а молчаливые статуи стояли в раздумье под сенью листвы.

Но прекраснее всего были цветы в саду. Их было великое множество — огромные пространства, засаженные благоухающими левкоями и жимолостью, а вдоль дорожек, озарённых солнечным светом, длинные ряды подсолнухов, обращавших свои сверкающие лики к солнцу.

Там были террасы со множеством нежных белых лилий и целые луга благоухающей резеды. По аркам и колоннадам стлались фиолетовые цветы клематиса и огненностойкого оттенка кресс-салат. Но больше всего было роз! Розы цеплялись за все, висели повсюду, они заползали на деревья и заглядывали в окна замка.

Там были маленькие белые розы, которые букетиками висели средь тёмной листвы старых деревьев. И прекрасные, весёлые, роскошные розы, которые вливались в гущу всех прочих цветов, буквально затопляя их, и, казалось, говорили:

— А вот и мы! Мы-то, во всяком случае, — розы.

У самого же моря на высоких стенах замка над кипящими волнами розы кивали и махали головками, словно здороваясь с морем.

Да, это был сад — всем садам сад, и девушка был. а здесь счастлива, как никогда.

Ей дали новую опрятную одежду и маленькую красивую горницу в домике садовника — доброго старого человека. Всю свою жизнь он большей частью имел дело с цветами. Потому-то он и стал таким кротким и приветливым; и хоть был он совсем старым, от него пахло розами.

Вскоре девушка научилась ухаживать за цветами так, как того желал садовник. Она рано вставала и поздно ложилась и вскоре уже знала, где растут какие цветы, и когда их надо поливать, и какие самые чувствительные. И она очень полюбила все эти цветы!

Особенно радовало её то, что никогда прежде не удавалось ей найти место, где было бы так прекрасно танцевать, как в этом саду.

В самой глубине рощ, где кусты жасмина были сплошь усеяны белыми цветами, а фиолетовый клематис высоко забрался на стройные пинии, она исполняла торжественный «Танец Теней» — медленный, парящий танец, который как бы роится и исчезает, подобно мыслям в голове.

Наверху на террасах при ярком свете месяца она исполняла «Танец Звёзд», а ранним утром, прежде чем кто-нибудь пробуждался ото сна, она с белой лилией в руках исполняла торжественный «Танец Света».

В полдень, когда все отдыхали, она исполняла «Танец Солнца» среди всех своих роз. То был танец радости, танец лета. Он сопровождался высокими прыжками счастья и широкими движениями. И розы заползали на деревья, подобно тому как мальчишки забираются на дощатый забор, — чтобы увидеть её. А когда танец кончался и она падала на траву, розы осыпали её в знак благодарности тучей благоухающих лепестков.

В этом саду она научилась также чудесному «Танцу Орхидей», который всеми своими вращениями и поклонами напоминал какое-то волшебство. Казалось, она вот-вот исчезнет посреди танца. А на берегу моря, на самой верхушке стены замка, она исполняла «Танец Волн». Она научилась ему у волн, постоянно бившихся о подножие стены. И всякий раз, когда она танцевала его, волны вздымались все выше и выше, восклицая:

— Кто ты? Кто ты такая, что танцуешь столь красиво, как и море?

В саду замка жили только старый садовник да она. Днём, приходили туда другие работники, но только в определённые часы; в другое же время там было совсем тихо.

В замке вообще никто не жил, потому что королева умерла, а король как раз отсутствовал, путешествуя со своим сыном, юным принцем.

Управитель замка ждал их домой в любую минуту, но неизвестно было, когда они вернутся.

Случилось так, что они приехали поздней ночью, и девушка, которая жила в домике садовника, в это время спала, не зная, что король и принц уже дома.

Она рано проснулась, оттого что чайки кричали над морем, и увидела, что день обещает быть чудесным. Она быстро оделась и вышла на террасу, откуда открывался широкий вид далеко-далеко на море. Ей так хотелось исполнить «Танец Света»!

В саду царил ещё полумрак, но она сорвала на террасе белую лилию и, держа её в руке, стояла и смотрела на море, ожидая, когда взойдёт солнце.

Внезапно утренняя заря стала ярче в одном месте, и вдруг несколько длинных лучей, словно копья, были выброшены из волн. И вот, сверкая и горя, взошло над горизонтом само солнце.

Тогда девушка, подняв руки к солнцу, стала исполнять серьёзный и радостный «Танец Света».

Она думала, что никто её не видит, но наверху, в башне, жил юный принц. И он тоже рано проснулся, потому что не мог спать от радости, что снова дома. Отворив окошко, он стоял, наблюдая за восходом солнца.

Неожиданно он увидел девушку, которая исполняла на террасе прекрасный «Танец Света», и подумал, что никогда в жизни не видел ничего прекраснее. Если бы даже он увидел, как она танцует этот танец в запертой комнате, при свете одной-единственной свечи, он сказал бы:

— Это — «Танец Света», сейчас взойдёт солнце.

Но едва только солнце взошло, как девушка исчезла. Всего лишь на миг преклонила она колени на террасе; потом поднялась и скрылась.

В тот же день она узнала, что король с принцем возвратились домой, и с этого часа она остерегалась приближаться к замку.

Принц расспрашивал и управителя замка, и садовника, и всех придворных, которые понаехали в замок, не могут ли они ему сказать, кто танцевал в саду, когда всходило солнце. Но они ничего не могли ему ответить; ведь ни один из них не знал, что девушка умеет танцевать. И потому все убеждали принца, что, видимо, это ему приснилось. Под конец принц сам почти уверовал в то, что это был лишь прекрасный сон.

И вот однажды, поздним лунным вечером, он, выйдя из замка, прогуливался вдоль стены над морем. Принц был один в парке, потому что после обеда, обычно очень позднего, в замке все бывали до того сыты и сонливы, что не было принято прогуливаться.

На верхушке стены уселся он под высоким деревом, отбрасывавшим чёрную как уголь тень, и стал смотреть на лунный свет, игравший на волнах. В глубине неба мерцали звезды, а далеко в горах, на другом берегу моря, сверкал свет маяка, который то появлялся, то исчезал.

Принц сидел в кромешной мгле, но тут вдруг рядом с ним месяц озарил своим блеском открытую поляну среди деревьев. А там! Да, там снова появилась она, она — та самая чудесная девушка! Какой-то миг она постояла, глядя на море, плескавшееся и шумевшее в ночи, а потом начала танцевать «Танец Волн».

Волны тотчас заметили её и вытянули шеи, чтобы получше разглядеть. Но когда они поднялись, она начала танцевать, удаляясь от берега. А когда они ринулись обратно в море, она затанцевала обратно, пытаясь их догнать. Казалось, будто ей и волнам нужно поговорить друг с другом. Они окликали её, она отвечала, но не словами, а движениями. Её руки опускались, её ноги бежали, неслись вперёд.