Я вел себя как тряпка. Вместо того чтобы сопротивляться и искать справедливость, я принял чужие правила игры и даже не попробовал получить какую-то информацию. А сам болтал лишнее. Мне нужна поддержка. Мне нужен кто-то, кто сможет научить как себя вести в подобной ситуации. Я решил, что на следующем допросе откажусь разговаривать и попрошу адвоката.
      Стальные челюсти тюремных засовов лязгнули и впустили Стаса. Он сиял и приплясывал.
      – Грабеж! – радостно заорал он. – Всего лишь грабеж! Отобрал у какого-то парня в магазине сто рублей, угрожая железным прутом. Какой парень? Какой прут? Фиг его знает! Но, самое главное, никого не убил! Короче, отбашляюсь и все. Ленка наняла адвоката. Завтра выйду!
      Я ему остро позавидовал. Вот если бы и мне грабеж! Вот бы и мне его Ленку вместе с адвокатом.
      – Короче, адвокат ушлый, – продолжал радоваться Стас. – Знает, кому и сколько сунуть. Главное, договориться с потерпевшим, чтобы забрал заявление. Это раз плюнуть. Правда, отбашляться придется по полной. Там у них целая цепочка, вплоть до экипажа машины с решетками. Но, это ерунда. Заработаю. Все! С пьянкой завязываю! Я не очень-то ему поверил.
      У Стаса в руках был пакет, это Ленка передала ему передачу. Там лежали вареная картошка, огурцы, помидоры, колбаса, две пластиковых бутыли с водой и сигареты без фильтра. На самом дне валялись сухие печенья в виде фигурок животных. Все продукты были мелко порезаны.
      – Курицу не приняли, – пояснил Стас, гордо вынимая снедь из пакета. – Там имеются острые кости, которыми можно убить.
      Мы принялись кушать, правда, наш третий компаньон опять ограничился водой. Едва мы закончили трапезу, как все тот же старшина велел мне идти за ним.
      – К вам пришел адвокат, – пояснил он.
      Общение с адвокатом проходило в той же комнате для допросов. У адвоката была фамилия Янбухтин, на вид лет тридцать, полный и черноволосый, по-русски говорил с непонятным акцентом. На вопрос, кто его нанял, удивленно ответил, что моя жена.
      – Она уже приехала?
      – Я не знаю.
      – Вы что ее не видели?
      – Нет. Заявка поступила в наше агентство. Начальник поручил это дело мне. Я едва ознакомился с документами. Со следователями пока не общался, надеюсь встретиться с ними завтра утром. Сразу предупреждаю, ничего лишнего мне тут не говорите. В любом случае я исхожу из того, что вы ни в чем не виноваты. Теперь расскажите все, как было.
      Не очень то он приветлив, но в любом случае с ним спокойней. Значит, моя краля уже примчалась. Спасибо ей.
      Я пересказал Янбухтину последовательно всю цепочку событий от самолета, до ножа в груди у Чебоксарова.
      – Значит, это вас подозревали в отравлении Прудникова? – удивленно спросил адвокат.
      – Да, но я этого не делал.
      – Даже если бы это сделали вы, я с удовольствием взялся бы вас защищать, причем нашел бы для вас массу оправдательных моментов.
      – Не любите вы Прудникова.
      – А его никто не любит. Ни его, ни Захарова, на которого он работает.
      Я подумал, что у меня еще будет возможность поговорить на эту тему с адвокатом. Естественно, про папку я ничего рассказывать не стал.
      – Я пока точно ничего не знаю, – продолжил Янбухтин, – но, насколько мне известно, на вас у них ничего нет, поэтому послезавтра вас отпустят, если вы не наговорите лишнего. Завтра я буду с вами на допросе и все сразу пойму. В моем присутствии повесить на вас им ничего не удастся. Адвокат посмотрел на дорогие часы и ушел. Я вернулся к ставшему уже родным Стасу.
      – С этим парнем какие-то проблемы, – сообщил Стас про нашего третьего сокамерника.
      В подтверждении его слов парня выгнуло дугой. Он уже не застонал, а заорал во все горло, затрясся и блеванул. Чтобы чувак не запоганил нам все ложе мы с грабителем схватили его под мышки и стащили на пол. На холодном бетоне тот разошелся вовсю. Он дрыгался, бился в судорогах, орал, стонал и плакал. Я испугался. Стас стал бить кулаками в дверь пока не прибежал старшина.
      – Наркотическая ломка, – авторитетно заявил охранник. – Скоро пройдет.
      – Нужно позвать врача, – посоветовал я.
      – Зачем? – недоуменно спросил старшина.
      – А если он помрет?
      – Тогда и позовем.
      После визита старшины приступы у несчастного пошли по нарастающей, врача позвали только с третьего раза, когда у наркомана пошла кровь. От греха подальше доктор решил забрать нашего соседа в больницу. Этому предшествовала долгая бюрократическая процедура. Я был полностью уверен в том, что парень до больницы не доживет. После того, как увезли бедолагу, охранники в наказание за сострадание устроили нам жестокий шмон. Они приказали раздеться до гола, выйти в коридор и встать раком. В этой нелепой позе мы стояли минут десять, пока они хозяйничали в нашей камере.
      Старшина притащил половую тряпку из грубой мешковины и велел нам самим убраться в камере.
      В целом первый день заключения прошел не скучно. С ночью тоже все было бы в порядке, если бы Стас не пускал газы так часто и музыкально. Нужно подсказать ему, что с такими незаурядными способностями его, после выхода, без проблем возьмут на работу в «Газпром», причем на высокую должность.
      Прежде чем уснуть я долго думал про свою семью. Жена молодец. Очень быстро сориентировалась, бросила все и примчалась. Янбухтин появился как раз вовремя, именно тогда, когда мне нужна была чья-то поддержка. Еще я думал про Мишку, про слова тещи: «Незачем его приучать. Когда вырастет, если захочет, сам начнет называть тебя папой». Наверное, я все-таки смогу заслужить его любовь.
      Утором, не успели мы со Стасом дожевать его помидоры, как за мной пришли. Охранник сменился, вместо серьезного старшины меня провожал веселый сержант. Он что-то насвистывал и разговаривал со мной громко, как с глухой старушкой.
      В кабинете сидели Янбухтин, Полупан и Ситдиков. Когда меня ввели, они о чем-то оживленно беседовали. Так со стороны и не догадаешься, кто из них прокурор, кто мент, а кто – адвокат.
      – Господа, – с пафосом произнес Янбухтин. – Давайте не будем тянуть кота за хвост и трепать нервы моему клиенту. Если у вас есть что-то новое, то спрашивайте, если нет, соблюдем формальности и подпишем протоколы.
      В присутствии адвоката сыщики вели себя не так нагло, но вопросов все равно нашли много. Сегодня их очень интересовал Аркадий, время, когда он меня встречал, куда отвозил и где ставил машину.
      Я заверил их, что Аркашка никак не мог оказаться в кабинете Чебоксарова раньше меня. В моей памяти еще были свежи количество шагов от машины до здания и число ступенек на лестнице. Я выдал им все цифры, потом по новой посчитал время.
      – Это абсурд, – повторился я.
      – Не твое дело, – единственный раз нагрубил Полупан.
      После небольшой словесной перепалки Янбухтин попросил следователей выйти и оставить его наедине с клиентом.
      – Сегодня вас повезут в экспертно-криминалистическую лабораторию, сообщил он, – для испытания на детекторе лжи. УВД закупило полиграф, теперь суют его везде – где надо и не надо. Сразу хочу предупредить, что результаты специальных психофизиологических исследований не являются официальными, и на суде никакую силу иметь не могут.
      – Тогда зачем они?
      – Чтобы этим ребятам было легче работать.
      – А я могу отказаться?
      – Не советую, – он оценивающе посмотрел на меня. – Только что встречался с вашей женой, она передала вам кое-что покушать, пакет у сержанта. Вам его принесут после проверки.
      – Как она?
      – Нормально. Просила, чтобы я приходил к вам почаще. Уверена, что вы ни в чем не виноваты, и адвокат вам нужен только для поддержки.
      – Так оно и есть.
      – Я зайду вечером, – Янбухтин опять показал дорогие часы.
      Сержант передал мне еду, и мы со Стасом закатили пир. Вареное мясо, селедка и салат – вот что осталось от передачи жены после отсева. Все было до обморока вкусно. Непонятно, откуда она взяла домашнюю пищу в условиях незнакомого города. От местной похлебки мы гордо отказались.
      Стас еще раз пообещал мне, что больше никогда в жизни не будет пить так много и бездумно. Мы стали делиться соображениями по поводу выпивки. Я вспомнил сухой закон, который ввели у нас в университете в середине восьмидесятых. Сухие свадьбы, комсомольские дискотеки и то, как можно было запросто вылететь из числа студентов просто за запах. Стас сказал, что в эти годы работал на севере, а там сухой закон был всегда. Я рассказал о том, как мы ночевали с Захаровым на биллиардном столе.
      – Я знаю одного Захарова, – вспомнил новоиспеченный грабитель. – Баллотировался в депутаты по моему району. Тоже, по-моему, Константином зовут. Говорят, изрядная сволочь. Может быть он?
      – Не знаю, я сохранил о нем хорошие воспоминания, не смотря на нюансы.
      Дальше развить эту тему мы не успели, потому что за мной пришли. Сержант защелкнул на мне наручники, препроводил в сортировочный зал и посадил у дверей.
      – Ждем машину, – пояснил он.
      Наблюдая за жизнью ИВС, я отметил, что это заведение весьма походит по своей структуре на отель. Тот же рисепшн, сейфы, в которых хранятся вещи задержанных и очень похожие коридорные. Все точь-в-точь, только решетки. Я посчитал персонал. За стойкой два офицера и два сержанта в коридоре. Итого четыре человека. Если узнать, сколько тут камер, то можно вычислить трудозатраты на содержание одного задержанного.
      Открылась дверь комнаты для допросов, оттуда вывели растрепанного человека и повели в дальний конец коридора. Послышался голос Полупана. Через минуту он появился у стойки собственной персоной.
      – Ты не знаешь, где у нас находится венерический диспансер? – поинтересовался он у младшего лейтенанта.
      – А что, проблемы?
      – Нет, это по одному делу. У фигуранта там какие-то связи, – неуверенно, с запинкой ответил майор.
      – Вот, смотри, – достал карту тюремщик.
      Минуты три он втолковывал Полупану, как тому лучше добраться до курьезного заведения, Полупан аккуратно записал данные в блокнот и направился к выходу.
      – Здорово, – поприветствовал он меня. – Поедешь чистосердечное признание подписывать?
      – А мне не в чем признаваться.
      – Упрямец.
      – Товарищ майор, а кто сообщил моей жене, что меня задержали?
      – Я.
      – А зачем?
      – Проверяли, кому ты звонил, перед тем, как уйти в камеру. Вот и наткнулись на нее. Заодно решили пообщаться, прощупать некоторые моменты.
      – Как она держалась?
      – Слишком много тараторила. Последнюю фразу Полупан произнес уже в дверях.
      На скамейке я просидел около двадцати минут. Потом стали прибывать новые подопечные, и чтобы у нас не случилось контакта, меня заперли в клетку размером метр на метр, которая очень сильно напугала меня, когда я появился здесь первый раз.
      Еще через полчаса служители ИВС приняли решение вести меня в экспертно-криминалистическую лабораторию пешком.
      – Все машины заняты, – пояснил младший лейтенант. – А тут идти всего триста метров. Бог знает, когда появятся колеса, а если не пройдем всю программу, то придется задержать тебя еще на сутки.
      Снаружи вызвали конвоира, он вывел меня на свежий воздух, и повел вдоль дороги, лузгая семечки. Первые пятьдесят шагов я осмысливал слова лейтенанта. По нему выходило, что меня собираются отпустить. Может, он оговорился, а может, специально запустил такую дезинформацию, чтобы я расслабился. На пятьдесят первом шаге я попытался увидеть расплывчатый мир. Без очков, как без одежды. Я вслушивался в шум машин, смех детей и воркование голубей, пытаясь понять, что там за туманом. Впрочем, заплутать я не боялся, у меня хороший провожатый. Когда тебя ведут в неизвестность, то кажется, что самое большой счастье – это идти куда хочешь и знать куда идешь.
      Двести сорок три метра отделяли меня от самого серьезного экзамена в моей жизни. Последние шаги мне дались с трудом. Я трусил. Говорят, если ты не виноват, то тебе нечего бояться. Со мной этот лозунг не проходит. Я заранее знал, что даже точная машина вынесет несправедливый приговор и мне как всегда придется отдуваться за других. Ступеньки, пролеты, четырнадцать… пятнадцать…. Вот он эшафот и мой брат очкарик в белом халате в качестве палача. Тут как тут суетился Ситдиков, как-то незаметно появившийся извне.
      С меня сняли наручники и без лишних слов опутали сетью проводов и контактов, даже на кончики пальцев нацепили датчики и по всей голове электроды.
      – Вы Ткачев Андрей Юрьевич? – спросил человек в белом халате и посмотрел в ноутбук.
      – Да.
      Это был первый тестовый вопрос. Дальше все пошло в том же духе. Они узнали мой пол, адрес и место работы. Я уже привык, что вопросы у следователей часто повторялись. Оператор полиграфа не стал исключением. С интонацией диктора метрополитена он по два раза подряд спрашивал одно и то же, а потом, не меняя тембра, круто сбивал тему:
      – Вы состояли в преступной группе, целью которой было убийство Чебоксарова?
      – Нет, – еле выдавливал я, вздрагивая и краснея.
      – Вам сорок лет?
      – Да.
      – Кто-нибудь поручал вам убить Чебоксарова?
      – Не-ет, – заикался я.
      – Столица России – Москва?
      – Да.
      – Вы ударили Чебоксарова ножом?
      – Нет.
      И так далее, до головной боли. Я проваливался по полной программе. Именно тогда, когда меня спрашивали про Чебоксарова, я краснел, бледнел и трясся. На самых каверзных вопросах я чувствовал, что у меня поднимается давление и проступает пот по всему телу. Мне казалось, что Ситдиков за моей спиной злорадно потирает руки.
      Наконец, мучения кончились, мы с конвоиром пустились в обратный путь, а прокурор остался осмысливать результаты, и (у меня в этом не было никаких сомнений) оформлять продление моего заключения под стражей.
      Настроения упало до нуля. Стас попытался выяснить причину моей хмурости, но я не смог поделиться с ним своими тревогами, потому что уставший язык не желал произносить слова. Я лег, повернулся к стене, и лежал так до самого вечера, отказываясь от еды и питья.
      Характером я в маму. Мой боевой папаша наверняка построил бы всех этих придурков, аргументировано доказал бы им, как они неправы и, собрав всю силу воли, заставил бы детектор лжи показывать те результаты, которые ему были бы выгодны. Научив меня считать и выполнять правила, он так и не смог воспитать во мне бойцовские качества.
      Пришел Янбухтин.
      – Ваши двое суток истекают в три часа ночи. В это время вас никто не выпустит. Некому будет соблюсти формальности. Раньше они не освободят вас из вредности, значит, вы окажетесь на свободе утром, часов в восемь. Я ему не поверил:
      – Вы думаете, они меня освободят?
      – Обязательно. У них на вас ничего нет.
      – На детекторе лжи я вел себя неправильно.
      – Я же вам говорю, полиграф не является основанием для принятия решений. Утром я приду, чтобы они не продержали вас лишнего.
      Интересно, сколько ему заплатила моя благоверная, раз он так активно на меня работает?
      Я не спал всю ночь. Пробовал считать, придумывать задачи, но ничего не получалось. Мне так хотелось наружу, что ни о чем другом я думать уже не мог, перебирал в уме все свои ответы на допросах, вспомнил посещение лаборатории и пришел к выводу, что нигде не допустил накладок. Я ставил себя на место следователей и приходил к выводу, что я не преступник. Успокаивался, потом опять начинал волноваться.
      За мной пришли еще до завтрака. Я даже не успел попрощаться со Стасом. Он спал, а я не захотел его будить из суеверия, потому что старшина не сказал куда меня – на допрос или на выход.
      В комнате перед стойкой толпились люди. Кроме Янбухтина, Полупана и незнакомого капитана стоял еще один узник, которого я вчера видел выходящим из комнаты для допросов. Его тоже выпускали, он склонился над столом и подписывал какие-то бумаги. Ко мне подошел Янбухтин.
      – Ну, вот, все в порядке. Сейчас вас отпустят. Там на улице вас ждут Спицын и жена.
      Если честно, то я до последнего не верил. Меня чуть не прошибла слеза. После того, как и с моими формальностями было покончено, Полупан подвел меня к незнакомцу и представил:
      – Это гонец из Москвы, Ткачев Андрей, а это – напарник покойного Чебоксарова Сергей Тихонов, – сказав это, майор пристально изучил нашу реакцию. Может, он думал, что мы начнем актерствовать. Но мы познакомились без эмоций.
      – У вас есть мои телефоны? – спросил человек из унитаза.
      – Да.
      – Позвоните завтра. Договоримся о встрече. Сейчас я поеду на похороны.
      Мне вернули телефон и очки, а Полупан торжественно вручил портфель, велев пересчитать деньги и съязвив на тему ограбления. Пространство стало четче, и я почувствовал себя уверенней.
      Полупан настойчиво порекомендовал мне в ближайшее время из города не уезжать, а если возникнет такая необходимость, ставить его в известность.
      – На всякий случай прошу у вас прощения, – повинился он. Эта фраза далась ему с трудом.
      – Пустое, – пожал плечами я.
      На улице как-то сразу остался один. Все пошли, а я растерялся.
      – Чего же вы стоите? – спросил обернувшись Янбухтин. – Вон ваша жена и Аркадий.
      Я посмотрел вслед его руки и увидел стоящих за забором мужчину и женщину. Они махали мне какими-то платками. Я пошел на движение и чем ближе подходил, тем яснее понимал, что рядом с Аркашей стоит никакая не жена, а совсем другая, непривычная женщина. При ближайшем рассмотрении она оказалась Жанной, о чьем существовании я успел изрядно подзабыть.
      Эти двое обрадовались мне как родному, они стали протягивать через решетки забора руки и поздравлять меня с освобождением.
      Я смог выговорить только грустное «привет».
      – Ты будешь перелазить через забор? – спросил Аркадий.
      – Нет.
      – Тогда нам туда, там ворота.
      Мы пошли вдоль изгороди.
      – А где моя жена? – спросил я.
      – Я не знаю, – по очереди ответили встречающие.
      – Вы ее не видели?
      – Нет, – это у них получилось хором.
      – А адвокат сказал, что она меня ждет.
      – Так это я представилась твоей женой, – виновато сказала Жанна. – А то он не хотел со мной разговаривать.
      – А кто его нанял?
      – Тоже я. Позавчера утром я позвонила к тебе в номер. Никто не брал трубку, тогда я соединилась с портье. Там оказался этот неприятный тип.
      – Спартак. Он все еще был там?
      – Уже сменился и собирался уходить. Случайно взял трубку. Вот он и сказал, что тебя забрали. Дальше дело техники. Выяснила, куда тебя доставили, в чем обвиняют. Наняла адвоката. Встретила в милиции Аркашку, он помог с деньгами.
      – Меня тоже два дня подряд допрашивали, – вставил Аркадий. – Правда, к счастью не закрыли.
      – А где же моя жена?
      – Мы не знаем.
      – Я просто хотела, пока ты не ушел, поменяться с тобой трубками. В этой у меня записана вся жизнь. А мне родственница дала на время другую. Я хотела тебе ее отдать…
      – А кто передавал мне еду?
      – Тоже я, – улыбнулась Жанна. – Вкусно?
      – Очень. Значит, моя дорогуша не приезжала. Нужно срочно ей звонить!
      Я достал мобильник и набрал номер жены.
      – Привет!
      – О! Лапа! Это ты! Ты живой! Как ты?! – она говорила бодро, но чувствовалось, что я ее разбудил. В Москве еще раннее утро.
      – Теперь в порядке.
      – Позавчера утром звонил какой-то тип, сказал, что ты в милиции, что тебя подозревают в убийстве. Такой противный, я стала его расспрашивать, а он положил трубку. Причем звонил он с твоего номера. Причем пьяный! Ужас! Я ему конечно не поверила. Ты и милиция – это абсурд!
      – Абсурд.
      – Мы с сыном так переживали за тебя. Хоть бы позвонил! Я сколько не набирала, ты был все время недоступен. Где ты был?
      – В тюрьме.
      – Как??!!!
      – Вышла нелепая ошибка. Сейчас разобрались.
      – Ну, лапа, я упала! Я прямо не стою. В настоящей тюрьме?
      – Да.
      – Ужас!
      – Я думал, ты приедешь.
      – Куда? К кому? Что я могу?
      – Хотя бы нанять адвоката.
      – Тем более, сусел, ты прекрасно знаешь, что у Эллы Жуткер вчера был день рождения. Ты же понимаешь, что пропустить его нельзя. Лучше умереть.
      – Да.
      – Ты скоро вернешься? Мы так соскучились!
      – Теперь уже скоро.
      – Целую тебя мой лапа.
      – И я.
      Аркадий и Жанна внимательно прослушали мой монолог и теперь с интересом смотрели на меня.
      – Она не могла приехать, – зачем-то сказал я.
      – Проблемы? – участливо поинтересовалась Жанна.
      – Да.
      Аркаша нажал на кнопку сигнализации.
      – Куда едем?
      – В гостиницу, – решил я.
      – Нет, ко мне, – возразила Жанна. – Я еды наготовила.
      – Зачем? – удивился я. – Можно сходить в ресторан.
      – У тебя же денег нет.
      – Вот, вернули, – я поднял портфель.
      – Все равно, ко мне. Не пропадать же добру.
      Решили ехать все же вначале в гостиницу. Я приму душ и сменю одежду. По пути Аркаша расспрашивал меня про заточение. Я описал оба дня во всех подробностях. На эпизоде с детектором лжи Спицын попросил остановиться подробнее, он почему-то сильно возбудился и почем зря стал ругать милиционеров.
      – А отказаться можно? – спрашивал он. – А какова погрешность?
      Жанне все время мерещился писк котенка.
      – Вот, слышите, мяукает? – периодически говорила она.
      Мы замолкали, но ничего не слышали.
      В гостинице мы с удивлением встретили в вестибюле Спартака.
      – Ты что без выходных? – спросил Аркаша.
      – Почему? Сутки через двое. Только что заступил, – удивился рисепшн. – Я сразу понял, что ты не простой парень, – обратился он ко мне. – Далеко не простой. Этим ментам тебя не раскусить.
      Он сделал загадочное лицо.
      В номере я постоял под душем, потом сменил белье и футболку. Штаны пришлось одеть те же, других попросту не было. Еще мокрый я спустился вниз, и Аркашка повез нас на угол Пушкина и Чернышевского. Почти всю дорогу справа бок в бок ехал синий сорок первый москвич с тонированными стеклами. У меня точно скоро начнется мания преследования. Теперь уже нам всем мерещился мяукающий котенок.
      Остановившись у Жанниного дома Аркадий решил обыскать машину от греха подальше. На это ушло минут десять, пока мы не поняли, что писк явственно доносился из-под капота. Обнажив двигатель, мы нашли малюсенькую чумазую киску, забравшуюся на аккумулятор.
      – Я его видел около милиции, – сообщил Аркаша. – Наверное, залез, пока мы тебя ждали.
      – Он ехал с нами всю дорогу, – догадался я.
      – Говорят, если кто-то умирает, – сказала Жанна, – а потом находится котенок или щенок, или еще какая мелкая живность, то это значит, что в него вселилась душа умершего.
      Вначале я хотел расхохотаться над этой чушью, но потом пожалел ее чувства.
      – Ты хочешь сказать, что в него вселилась душа Чебоксарова? – поинтересовался я.
      – Вполне возможно. Его нужно приютить.
      – А почему он залез именно к Аркашке?
      – Не знаю. Может, он его любил при жизни.
      – Возьмешь? – спросила Жанна у Спицына.
      – Нет, конечно! – почему-то разозлился он. – Идиотизм какой-то.
      – Тогда я возьму, – она подняла котенка, погладила его и прижала к груди.
      У Аркашки резко испортилось настроение, он отказался идти с нами, заявил, что завтра позвонит, попрощался и уехал. Мы пошли к подъезду.
      – Ты хочешь сказать, что это ангел? – спросил я у Жанны, глядя на котенка.
      – Да.
      – А где же крылья?
      – Отвалились, – подумав, ответила она.

7.