– Собрал, пока никто не видел, – сообщил он.
Теперь я понял, что за вата там валялась. Мы с Жанной переглянулись. Ругать папашу смысла не было. Было ясно, что деньги он нам вернуть ни за что не позволит. Мы молча пересчитали купюры. Тридцать тысяч долларов. Неплохо.
За окном громыхнуло, потом мелькнула молния. Мы пошли на кухню. Нарезав лук, сквозь слезы, Беатриса прервал затянувшееся молчание и спросил:
– Народ, кто знает, сколько стоит операция по перемене пола?
Ни я, ни Жанна не были специалистами в этой области.
Жанна, сообразив, куда клонит отец, начала говорить о том, что на эти деньги они могли бы купить квартиру и наконец зажить отдельно. Беатриса насупился. Поругаться им не дал дверной звонок. Мы дружно высыпали в коридор.
На пороге нарисовался Индиана. Вид он имел затрапезный. Все лицо было покрыто синяками и ссадинами, под носом коричневой корочкой запеклась кровь.
– Где она?! – прямо с порога крикнул он.
Я взял папку с прозрачным верхом, вынул журнал, и нашел в статье о Париже вожделенный календарь. Джонс аккуратно взял его у меня, внимательнейшим образом осмотрел реликвию, потом прижал к груди, плюхнулся на пол и разрыдался.
Мы тактично оставили его один на один со своим счастьем.
Когда Индиана вошел в кухню, Жанна спросила:
– Это тебя менты так разрисовали?
– Нет. Сосед по камере.
«Везде одно и то же», – подумал я. Потом мне в голову пришла шальная мысль.
– А этого соседа случайно не Стас зовут? – спросил я.
– Откуда ты знаешь? – поразился Инди.
– Ну и как, набил он морду Ленкиному соседу?
– Да. Я рассказал друзьям о том, откуда у нас взялось ружье.
– Кстати, на счет ружья, – вспомнил Джонс. – Полупан велел вам подумать над тем, как это ружье появилось. Мы все должны говорить одно и то же. И еще он сказал, что пропало немного денег. Но тут без проблем. Все номера купюр переписаны. Они были из числа тех, что Тихонов отдал Чебоксарову за бренд. Деньги скорее всего найдут быстро. Я краем уха слышал, что номера дадут во все крупнейшие магазины и банки, – мы с Жанной и Беатрисой переглянулись. – И еще, Полупан велел передать, что сегодня он обязательно придет, но позже.
Мы в свою очередь рассказали Индиане в деталях о том, как прошла наша встреча с Захаровым. В самом конце, на эпизоде с взорвавшимся ружьем, парень сильно загордился тем, что это именно он неправильно набил патроны.
– Вот что крест животворящий делает! – не в тему воскликнул он.
Мы решили не ужинать до прихода Полупана и китайцев, но чтобы не умереть с голоду заморили червячка, потом расселись в зале и стали обсуждать Аркашку.
– Я почти догадалась, что это он, – заявила Жанна, – когда ты назвал котенка именем убитого, а Аркашка вспылил. Его это задело.
– А я видел, когда следил за тобой, – прозрел Индиана, – как Аркашка выскочил из машины после тебя и побежал в сторону забора у Чебоксаровского офиса. Я еще тогда подумал, что все это странно, а на следующий день, когда услышал про убийство, мог бы догадаться.
Я тоже вполне мог понять, что убийца – Аркашка, когда он лажанулся на счет папки. Откуда он мог знать, что она лежит на столе у Чебоксарова, если не входил в кабинет? Я высказал это товарищам и подытожил, что все мы хреновые сыщики.
Беатриса в наших воспоминаниях участия не принимал. Пока мы делились впечатлениями, он достал из папки московские документы и принялся внимательно изучать их в сторонке сидя на кресле и водрузив на нос мутные мужские очки. Иногда он сопел, перебирая бумажки, иногда останавливался и смотрел в пол, потом тяжело вздохнул и произнес:
– Все эксперты, как один утверждают, что автограф поддельный.
Смысл его слов до нас дошел не сразу. Дольше всех в него врубался Индиана. Когда он понял значение слов, то недоверчиво произнес:
– Расскажи это на конкурсе молодых талантов.
Потом все же взял бумаги из рук деда и углубился в чтение. Изучив документы, он нервно расхохотался и сказал:
– Да что они могут, эти наши придурки!? Откуда они что знают!? – потом подумал и добавил: – Надо ехать в Америку.
Эпилог.
Лето кончилось внезапно. На смену ему пришла рыжая тетка и разметала по полям спутанные кудри. Из-под колес машин стали выпрыгивать желтые кружки и плясать вслед. Иногда шел дождь. В такую погоду крестьян неудержимо тянет копнить и скирдовать. А их платкастых подруг прибивает к обочинам дорог с пластмассовыми ведрами полными красных яблок.
Мы ехали на том самом темно-синем москвиче из аэропорта обратно в город. За рулем сидел Индиана, рядом с ним Беатриса, а мы с Жанной на заднем сиденье. Я уезжал в Москву и давно бы уже летел в самолете, но в аэропорту, увидев, что я боюсь, Жанна убедила меня сдать билеты и поехать на поезде.
Она сказала, что признаться всем в том, что тебе страшно лететь на самолете это смелый поступок. Мало того, с поезда можно в любой момент сойти и вернуться обратно. Я так и не понял, зачем она сказала последнюю фразу.
Мы ехали на вокзал. Мои попутчики в один голос утверждали, что купить билеты до Москвы можно без проблем. Тополя махали нам приветственно, в том же ритме, что час назад кивали в спину, провожая.
Индиана в который уже раз требовал, чтобы Беатриса рассказал ему о том, как мы выходили с витаминного завода. Ему нужны были подробности. Сколько машин, какого цвета у них были мигалки и подбегали ли к нам возбужденные репортеры. Эта история наделала много шума в газетах. Почему-то именно она дала повод репортерам выплеснуть всю грязь на Захарова. И если поначалу наверху защищали новоявленного депутата, то потом хором поспешили от него отречься. Аркашка выжил, ему удалили половину кишечника, половину желудка и треть печени. Теперь он лежал в тюремной больнице и ждал суда.
Индиана оказался человеком не азартным, машину он не гнал и казалось хотел продлить прощание со мной.
– Знаете, – сказал он, – я всегда мечтал, чтобы это произошло со мной. Завод горит, я выхожу из развалин весь израненный, а на встречу мне прекрасная Мэрилин.
Мы с Жанной не очень прислушивались к его болтовне, да и Беатриса, казалось, тоже.
– А здорово, что китайцы купили у тебя все твои картины, – обратился он к деду. – Теперь ты настоящий богач. Это правда, что китаянка обещала устроить твою персональную выставку в Пекине?
– Да, – ответил Беатриса.
– А Полупан оказался хорошим дядькой, – продолжил Джонс. – Ловко он отмазал нас на счет ружья.
Спорить с ним никто не стал.
Жанна держала меня за руку, а я никак не мог разобраться, трусливый я человек или храбрый.
На вокзале, простояв немного в очереди, мы действительно без всяких проблем купили билеты на московский поезд, который отходил через пятнадцать минут. Уже объявили платформу и путь, состав был подан.
Мы подошли к моему вагону и в нерешительности остановились.
– Ну, что, – начал я, – пока что ли?
Все молчали.
Индиана взял меня за рукав и отвел в сторонку.
– Хочу поговорить с тобой наедине, – скал он. – Эти двое надо мной смеются. А я не верю, что автограф фальшивый. Если поеду в Америку, можно пожить у тебя в Москве, пока выдают визу?
– Без проблем.
– Спасибо.
Он немного помолчал, потом произнес:
– Жизнь, Форест, это коробка конфет – никогда не знаешь, с какой начинкой тебе попадется.
– Да уж, – глупо согласился я.
– Ну, скажи, – попросил Индиана.
– Что?
– То, что нужно. Неужели не догадываешься?
– Нет.
– Ты должен сказать: “I’ll be back”.
Я подумал и сказал:
– Hasta la vista, baby!
Индиана пожал мне руку с неожиданной силой.
Дурной пример оказался заразительным, после Джонса меня отвел в сторону Беатриса.
– Слушай, сказал он. – Есть одна вещь, о которой ты не знаешь. О ней никто не знает. На самом деле жена ушла, когда в один прекрасный момент застала меня в ее нижнем белье. Причина развода я сам. Мало того, обосновавшись за границей, она хотела забрать дочь, но я устроил так, что ее больше не пустили в Союз. Всю жизнь я врал.
– Надо сказать об этом Жанне, – подумав, посоветовал я.
– Я боюсь.
– Не бойся.
– И еще. В том, что я такой, хорошего мало. Мужики должны любить баб, а те должны от них рожать детей. Мы все несчастны.
Я понял о ком он говорит.
Беатриса обнял меня и слюняво поцеловал. Уверен, что на щеке остался вульгарный след от губной помады.
Жанна тоже оригинальностью не отличилась. Только утащила меня гораздо дальше, прямо под динамик.
– Послушай, – сказала она, из глаз брызнули слезы. – Это ведь Аркашка меня нанял, чтобы я с тобой провела время. Ты не подумай, не как проститутку. Я интим сразу отвергла. Просто денег совсем не было. А потом я по настоящему влюбилась.
– Я знаю, – сказал я. – Спасибо, что сказала.
– Все, что было, было по настоящему.
Она всхлипнула.
– Наверное, я от тебя заразилась и теперь всегда буду говорить только правду.
Я велел Жанне подождать, сходил к портфелю, который охранял Джонс, достал из него небольшой сверток и вернулся к девушке.
– Вот, – сказал я, – посмотри. Это тебе.
Жанна разорвала газету и достала визитку. Она прочитала, что на ней написано и спросила:
– Тут написано: директор филиала и моя фамилия. Это я что ли директор?
– Да.
– Ты хочешь сказать, что это настоящая визитная карточка и она моя?
– Да. Я согласовал с Москвой. Сегодня утром забрал из типографии. Хотел сделать сюрприз.
Жанна обняла меня и расцеловала.
– Мы будем видеться?
– Конечно, на выставках и совещаниях.
– Ты самый лучший, – сказала она. – Самый добрый, самый умный. И в сексе тоже…
После этих слов она громко и отчаянно разрыдалась.
В динамик объявили, что московский поезд отправляется. Мы с Жанной вернулись к вагону. Увидев, рыдающую девушку у мужиков тоже покраснели глаза.
Мы еще раз наспех обнялись, и я вскарабкался в вагон. Без труда найдя свое купе, я бросил портфель и чемодан на нижнее сиденье и вышел в проход. Троица стояла на перроне и махала руками. Теперь они уже рыдали все и нисколько этого не стеснялись.
Я подумал, что в моей жизни, как теперь выяснилось, никогда не было близких товарищей. Я смотрел на престарелого педераста, очкастого фетишиста, красивую авантюристку и понимал, что это и есть мои настоящие друзья, возможно первые и единственные на этой огромной планете.
Поезд тронулся. Несколько секунд и перрон исчез из вида.
Я вошел в купе. Напротив меня сидела дородная женщина, судя по виду – бухгалтер. Я спрятал чемодан под сиденье и вышел, чтобы дать ей переодеться.
В глазах рябило от несущихся навстречу столбов. Почему-то именно сейчас я задумался над причинами, которые толкнули Аркашку на убийства. Их было всего две – амбиции и деньги. Причем вторая, на мой взгляд гораздо более сильная. Получалось, что он забрал человеческие жизни в обмен на деньги. Стало быть – жизнь есть товар.
Мысль не моя и не новая. Но мне так проще было понимать, ибо всю свою жизнь я имею дело с товаром, пусть и не таким ценным.
И так, если жизнь – товар, то ее можно воспринимать как бренд, а стало быть и рекламировать, оформлять и придумывать слоганы.
Мне показалось это интересным. В качестве примера я взял себя.
Как можно продать мою жизнь?
В голове возникло следующее объявление: Купите жизнь, немного б/у. За умеренную плату, Советского производства. Состав: жиры – 1 процент, углеводы – 5, белки – 2, вода – 70. В качестве бесплатного бонуса прилагается душа.
Довольно забавно. Были еще варианты с капремонтом двигателя и ходовой, но их я отверг, как пошлые.
Теперь я решил посочинять слоганы. Первое что пришло в голову: «жизнь – личное тело каждого». Минут через пятнадцать родился еще один: «жизнь – чья-то глупая выдумка, основанная на реальных событиях». Все это было красиво, но к торговле отношения не имело.
Важна цена. Я долго думал на счет стоимости и наконец родил: « покупая дорогую жизнь, вы не всегда приобретаете лучшее, чаще всего вы переплачиваете за упаковку».
Из купе вышла попутчица и сообщила, что она готова. Я сказал, что переодеваться не буду, тем не менее вошел и сел на свое место. В это окно была видна река. Минут десять я ни о чем не думал. Женщина достала курицу и лук. Она великодушно предложила мне эти яства. Я отказался.
На женщине был точно такой же халат, как на Беатрисе. Я даже внимательней присмотрелся к даме на предмет того, не мужик ли она. Вроде нет.
Поезд цокал и шатался.
Ко мне пришло ощущение того, что я делаю что-то не так. Принять решение было тяжело. Раньше мне всегда помогали волшебные слова. Как быть теперь, когда я перестал считать, я не знал.
Я стал вспоминать слова, которые выпали мне в этой поездке. Почти все они нашли свое применение. Остались только два. Самые дурацкие. Бак и ком. Чушь какая-то.
Я стал думать про эти слова. Бесполезно. Тогда стал менять их местами. Бак, ком. Ком, бак. Ком бак. Ком бак. На что-то похоже. Скорее всего, на came back. Меня даже прошиб пот.
Я вышел в коридор. Мимо проводница несла комплекты белья.
– Скажите, обратился я к ней, – а когда следующая станция?
– Это скорый поезд. Ближайшая остановка через пять часов.
Я не вытерплю.
– Ясно. А где тут у вас стоп-кран?
– В обоих тамбурах. И вот, – она кивнула головой, – прямо около вашего купе.
– Спасибо.
– А зачем вам? – проводница подозрительно посмотрела на меня.
– На всякий случай, – соврал я.
