- Мне сейчас предстоит один серьезный разговор, а потом жду вас здесь. Обсудим, что у нас в загоне, что заказано, и над чем предстоит поработать. Предупреди Мишу и Марину, чтоб - никуда без моего ведома.
      - Разговор с Настей?- ехидно спросил Павлюкович.
      Чекмареву это не понравилось.
      - Боря, я не отлыниваю от работы, как ты считаешь, я пра-вильно руковожу отделом. А правильное руководство - это когда сотрудники сами знают, что делать, их нужно только направлять. У нас же "загон" слабенький, и на горизонте ничего не видно.
      - Да ладно тебе, руководитель! Полно статей, на два меся-ца вперед хватит. Анализы, прогнозы, инвестиции...
      - А сенсаций нет. Имен солидных - тоже нет. Где статьи Бунича, Явлинского, Глазьева, Лифшица, Ясина и других видных экономистов страны? Нет! Ты не хуже меня знаешь: в серьезной газете должны быть имена.
      - Думаешь, Явлинский или Бунич напишут тебе в соответс-твии с генеральной линией Лавкина? Не смеши меня, Серега,- хмыкнул Павлюкович.
      - Вот об этом и поговорим. Ну ладно, пока, мне надо зво-нить.
      Похоже, и Павлюкович ушел от него обиженный. Отчасти, Бо-рис был прав, мнения крупнейших специалистов о состоянии эко-номики России и перспективах ее развития вряд ли соответство-вали генеральной линии главного редактора Лавкина. Но это не значит, что их статей не должно быть в портфеле отдела. Они просто необходимы, потому что тогда можно диктовать свои усло-вия Лавкину: хочешь имена - "их у нас есть", не хочешь - печа-тай Пупкиных и не скули, что отдел плохо работает.
      Покончив с неотложными делами, Чекмарев посмотрел на ча-сы: пять минут двенадцатого. Немного опоздал, ничего страшно-го. Вряд ли за пять минут банкир успел смыться. А если успел - совсем хорошо, не надо будет с ним встречаться. Чекмарев потя-нулся к трубке городского телефона, но вдруг подумал: а каким, собственно, образом подруга Насти сумела убедить одного из крупнейших банкиров страны, человека более значимого, чем лю-бой министр, встретиться с писателем, который, конечно же, бу-дет просить деньги? По принципу "я банкирша - ты банкир", или по какому другому? Решил, что, скорее всего, по другому прин-ципу, который выглядит примерно так: "Я дорогая женщина, ты - банкир. Вопросы есть?" Чекмарев мысленно повторил бессмертную фразу Николая Николаевича Озерова, слегка изменив ее: "Такие подруги нам не нужны", и набрал номер, который он помнил наи-зусть.
      - Да-а, я слушаю,- ответил ему певучий женский голос.
      - Добрый день, меня зовут Сергей Чекмарев. Господин Квоч-кин ждет моего звонка.
      - Виталий Данилович сейчас занят, у него совещание. Что передать ему, господин Чекмарев?
      Эта вечная "занятость" деловых людей всегда бесила Сер-гея. Но если раньше, договариваясь об интервью, он вынужден был терпеть показушную занятость высокого чина или крупного бизнесмена, то теперь можно было и расслабиться.
      - Передайте ему, пусть возьмет трубку. Я подожду,- жестко сказал он, надеясь, что его попросят перезвонить попозже, чего делать совсем не обязательно.
      Но секретаршу ничуть не смутило его требование. Она рав-нодушно пропела:
      - Я передам Виталию Даниловичу, подождите, пожалуйста.
      В трубке зазвучала приятная музыка. Нормальная реакция на нежелательный звонок. Даже Лавкин, когда Аля докладывает ему о звонке ненужного человека, минуты две выжидает, а звонивший в это время слушает приятную музыку, проклиная ее.
      Чекмарев достал сигарету из пачки "Мальборо", потянулся к зажигалке, не сомневаясь, что успеет прикурить, а может и до-курить сигарету, пока Квочкин возьмет трубку, но в это время послышался мягкий, негромкий голос:
      - Квочкин слушает.
      - Добрый день, Виталий Данилович, меня зовут Сергей Чек-марев. Мне сказали, что вы согласились принять меня, нужно только предварительно позвонить в одиннадцать, вот я и звоню.
      - Чекмарев? Минуточку, дайте вспомнить... А-а, журналист, который написал роман?
      - Совершенно верно.
      - Вас зовут Сергей... Сергей...
      - Владимирович.
      - Да-да, конечно. У меня сегодня... совещание... встре-ча... подписание договора... Даже не знаю, как быть. Сергей Владимирович, давайте условимся таким образом. Вы подъезжайте к шести часам, знаете куда? Мы находимся на Чистопрудном буль-варе. Значит, к шести часам, а я постараюсь выкроить для вас пять минут. Договорились?
      - Да, конечно, спасибо, Виталий Данилович.
      - Тогда - до встречи,- и в трубке зазвучали короткие гуд-ки.
      Чекмарев швырнул трубку на аппарат и с сожалением вздох-нул, огорченный не тем, что банкир намеревается уделить ему всего лишь пять минут после окончания рабочего дня, а тем, что Квочкин вообще согласился принять его. Видимо, здорово уважает подругу Насти, черт бы ее побрал! После второго тяжелого вздо-ха он снова взял трубку и принялся набирать свой домашний но-мер. Надо было обрадовать Настю перспективой скорого свидания с банкиром. Она просила сразу же перезвонить ей.
      5
      Ультрасовременное здание "Расцвет-банка" впечатляло не только снаружи. Чекмарев миновал стеклянные двери, вежливо раздвинувшиеся перед ним, и остановился, с удивлением глядя по сторонам. Просторный вестибюль походил, скорее, на оранжерею, нежели на офис банка: розовые мраморные стены, заросли из пальм, бегоний, китайских роз, папоротников вдоль них, неболь-шой водопад с замшелыми валунами, зеленый, нефритовый пол под ногами. Все это было так необычно, что Сергей не сразу ответил на вопрос могучего парня в пятнисто-зеленой форме (она здорово гармонировала с этими "джунглями"!) кто он и зачем пожаловал. Парень спокойно стоял перед ним, загораживая дорогу к лифту, похоже, он привык, что люди удивляются, попав в здание "Расц-вет-банка". Сообразив, наконец, что от него хотят, Чекмарев представился, показал свой паспорт и услышал вежливую просьбу подождать.
      Минут через пять откуда-то явился второй воитель джунг-лей и повел Чекмарева в противоположную от лифта сторону. У двери из мореного дуба, за которым угадывалась нешуточной тол-щины полоса стали, Чекмарев еще раз предъявил паспорт и лишь после этого попал в кородорчик с зеркальным подвесным потолком и блестящим узорным паркетом. Там оказался второй лифт, види-мо, предназначенный для высшего руководства. Войдя в кабину, Сергей усмехнулся - они что, хотят поразить его своим богатс-твом? Огромные зеркала, красный бархат, три кожаных кресла... Да в этом лифте можно жить!
      Стеклянные двери кабинета секретарши председателя правле-ния были тоже оборудованы фотоэлементами и мягко разъехались, едва Чекмарев приблизился к ним.
      - Вы Чекмарев, Сергей Владимирович?- певучим голосом спросила высокая, полногрудая женщина лет сорока.
      - Совершенно верно,- сказал Сергей, разглядывая ее пыш-ную, затейливую прическу и пытаясь угадать, настоящие ли это волосы, или половина шиньоны?
      - Пожалуйста, подождите, Виталий Данилович скоро освобо-дится и примет вас. Садитесь в это кресло. Хотите кофе, или предпочитаете чай?
      Надо было расслабиться, и Чекмарев решил пошутить.
      - А двойной бурбон у вас есть?- спросил он.
      Хотя, если бы секретарша спросила, что это такое, вряд ли смог бы точно ответить. Читал когда-то в американских детекти-вах, что настоящие крутые парни пьют двойной бурбон, вот и брякнул.
      Но дама не поняла, или не захотела понять шутки.
      - Двойного бурбона предложить не могу, но, если желаете, дам рюмку коньяка.
      Сказано было таким тоном, что Чекмарев скорее согласился бы выпить с пьяницей стакан самогонки в подъезде, чем принять рюмку коньяка от этой матроны.
      "А ведь она не намного старше меня,- подумалось ему.- И в общем-то симпатичная баба. Но я ее не хочу. Более того, если окажусь с ней в запертой комнате, и она станет предлагать себя
      - откажусь, вышибу дверь и убегу! Вот уж не думал, что бывают такие симпатичные женщины!"
      Эта мысль развеселила Чекмарева больше, чем несостоявший-ся разговор о двойном бурбоне. Усевшись в глубокое кожаное кресло, он закинул ногу на ногу, положил "дипломат" на колено и стал думать о том, что Настя была не так уж далека от исти-ны, когда сказала, что нужно просить миллион. Вначале она го-ворила, что ничего не нужно просить, лишь отдать рукопись, а потом миллион. А что? По всему видно, что хозяин этого тере-ма - человек богатый, миллионов, не в рублях, конечно, у него до черта и больше, так почему бы ни дать один скромному журна-листу?
      Он понимал, что все это чепуха, Квочкин согласился при-нять его потому, что не хотел огорчать подругу Насти, и руко-пись ему не нужна, и денег он не даст ни рубля. Но мечтать бы-ло приятно, и это помогало ждать.
      Секретарша сидела за своим столом, время от времени стро-го поглядывая на Чекмарева, словно опасалась, что он схватит какую-нибудь безделушку и убежит. Приходилось разводить рука-ми, показывая, что еще ничего не украл. От этого взгляд секре-тарши становился еще более суровым.
      Было уже двадцать минут седьмого, когда распахнулась дверь, обитая черной кожей, из кабинета Квочкина вышел высокий светловолосый мужчина, и секретарша, торопливо выбравшись из-за стола, мелко засеменила в кабинет. Причиной такой японс-кой походки была длинная, узкая юбка.
      Чекмарев тоже встал. Секретарша вышла, остановилась у двери и холодно сказала:
      - Пожалуйста, проходите, Виталий Данилович ждет вас.
      - Когда я звонил вам, слышал очень приятный, певучий го-лос, так и хотелось сказать: спой, светик. Но теперь понимаю, что формы совсем не соответствуют содержанию. Не пойте, даже если вас очень попросят,- сказал Чекмарев, на мгновение оста-навливаясь напротив женщины.
      Она высокомерно вскинула брови и резко захлопнула за ним дверь.
      Квочкин не поленился сделать два шага навстречу журналис-ту, протянул руку. Пожатие его длинных, тонких пальцев с блес-тящими, наманикюренными ногтями оказалось неожиданно крепким. Этого невысокого мужчину с бледным, худым лицом, длинным, тон-ким носом и ранней лысиной Чекмарев не раз видел на пресс-кон-ференциях, совещаниях крупнейших предпринимателей и светских раутах, о которых ему приходилось писать. Но там он был в от-далении, за барьером, который простому смертному не преодо-леть, а здесь невидимый барьер на мгновение исчез, и Чекмарев увидел перед собой обычного доцента с кафедры математики не самого престижного столичного ВУЗа. Банкир слегка разочаровал гостя. Слишком большое впечатление произвели холл банка, лифт с кожаными креслами, секретарша, которую не хочется трахнуть, казалось, хозяин всего этого должен быть в парчовом халате с золотым шитьем и таких же туфлях с загнутыми кверху носками, на худой конец - в смокинге с "бабочкой" или, хотя бы - крас-ном пиджаке. Квочкин же был всего лишь в сером, правда, хорошо сшитом, костюме, а на туфлях белели солевые разводы.
      "Замотался, не углядел... А вообще-то, для него, навер-ное, наступить в снег такая же неприятность, как для простого смертного наступит в собачье дерьмо",- подумал Чекмарев.
      - Времени катастрофически не хватает,- посетовал банкир.- Нормальные люди уже дома, телевизор смотрят, а мне еще, как минимум, часа два работать. Так что садитесь и давайте прямо к делу.
      Быстрым шагом он вернулся к своему креслу (не золотому, в таком же сидел и Лавкин), положил руки на стол и, слегка нак-лонив вперед плечи, уставился на Чекмарева цепким, немигающим взглядом. Вот взгляд у него был что надо.
      - Я журналист, занимаюсь вопросами экономики, в том числе и деятельностью банков, а теперь вот написал роман...
      - Да-да, я знаю,- нетерпеливо перебил его Квочкин.- Кста-ти, Виктор Иванович Консольский - мой любимый учитель, сколько лет прошло, а я до сих пор отношусь к нему с глубочайшим поч-тением. Знаете почему? По-моему, он единственный из учителей нашей школы, кто был на равных с учениками во всем, кроме ма-тематики. А математика была моей главной страстью в школе. Чувствуете разницу? Или высокомерный преподаватель истории, которую я терпеть не мог, или добрейший математик, умница, ко-торых поискать надо? Именно поэтому я до сих пор считаю себя учеником Виктора Ивановича.
      Чекмарев не понял, какое отношение имеет школьный учитель к их встрече, решил, что Квочкин хочет показать, какой он бла-городный, помнящий добро человек. Словом - самый человечный, а если роман не купит, значит, в этом автор виноват. Похоже, де-ло шло именно к такой развязке.
      Квочкин помолчал, ожидая реакции Чекмарева, но что можно было сказать? Молодец, продолжай и дальше в том же духе? Он и продолжил, но уже - о деле.
      - Итак, вы написали роман, поздравляю, Сергей Владимиро-вич. И что же?
      - Да вот, принес его вам.
      - Зачем?
      - Чтобы вы прочитали,- пожал плечами Чекмарев.
      - Спасибо за доверие, но скажу вам откровенно, мне вполне хватает Кафки и Ницше. На чтение других авторов просто нет времени. К сожалению.
      Чекмарев нервно забарабанил пальцами по темно-коричневой, полированной поверхности стола. Не нравился ему этот разговор. Нет - так нет, так и скажи! А он - Кафка, Ницше! Философ хре-нов выискался!
      - Виталий Данилович, я хочу предложить вам рукопись рома-на не для того, чтобы вы его читали на ночь, можете вообще не читать, пусть ваши...он хотел сказать "холуи", но вовремя сообразил, что любой человек станет холуем, если дать ему его цену.- Ваши помошники прочтут. И если посчитают, что рукопись может принести вам прибыль, если она окажется полезной вам в материальном и всяком другом смысле, вы купите ее. Собственно, для этого я и пришел к вам.
      - Еще раз благодарю за доверие, Сергей Владимирович. Но почему вы решили, что я хочу купить некую рукопись? Я не спе-циалист в сфере книготорговли. Прибыль, какую вашу рукопись принесет в самом лучшем случае, я получу за день в другой сфе-ре, где, извините за нескромность, я кое-что понимаю. Всякий другой смысл... вы имеете в виду меценатство? Я получу гораздо большие дивиденды, если перечислю деньги на счет детского до-ма, приюта для престарелых.
      Он усмехнулся, и Чекмареву стало ясно, что банкир просто издевается над ним. И получает от этого удовольствие. Он не просто отказывает, а подталкивает просителя к мысли самому от-казаться от своей затеи, извиниться и уйти восвояси.
      - Но вы же купили рукопись писателя Бородачева, и я поду-мал, что...
      - Вот видите, чем оборачивается подобное "меценатство"!- тут же воскликнул Квочкин.- Я не покупал у Бородачева руко-пись, я просто оплатил издание его романа тиражом в пять тысяч экземпляров. Но и этот, насколько я понимаю, мизерный тираж, оказалось невозможно продать. В итоге я выбросил на ветер деньги, Бородачев кричит на всех углах, что я скупердяй, не согласился оплатить подарочное издание, поэтому роман и не продается, а писатели обрывают мой телефон, требуя, чтобы я купил их нетленные творения. Но, согласитесь, глупо наступать дважды на одни и те же грабли.
      "Какого черта я послушал Настю?- с тоской подумал Чекма-рев.- Если уж вбила себе в голову, что нужно продать рукопись банкиру, пусть бы ставила свою фамилию и сама продавала!" Спустя мгновение, и эта мысль ему не понравилась. Пожалуй, Настя могла бы получить... не миллион, но все же... И не за роман. К едрене фене всех этих банкиров!
      - Так вы не хотите даже посмотреть рукопись?
      - Я не хочу ее покупать. А кстати, сколько вы за нее хо-тите?
      После такого разговора язык не поворачивался сказать: миллион. Глупо. Но если подумать...
      - Виталий Данилович, вы талантливый банкир, много работа-ете, стали богатым человеком.
      - Ну, кое-что есть, скрывать не стану.
      - Я тоже много работал, про талант говорить не стану, и в результате создал эту книгу. Готов согласиться, что я глупее вас ровно в десять раз...
      - Интересная мысль! Если я правильно вас понял, вы хотите получить за свою рукопись в десять раз меньше, чем есть у ме-ня? Если продолжить ваши рассуждения, несложно прийти к выво-ду, что один банкир может быть умнее всех наших академиков, докторов и кандидатов наук вместе взятых! Вынужден вас огор-чить: талант и работоспособность, конечно, важные факторы, но главное - приложить их в нужное время и в нужном месте, и бро-сить на это все свои силы, даже свою жизнь. Только в этом слу-чае возможен крупный результат. Ошибетесь на сантиметр, на се-кунду - и ваша жизнь, талант, работоспособность гроша ломаного не стоят.
      - Понятно. Ну что ж, извините,- со вздохом сказал Чекма-рев. Однако, уходить раздавленным, униженным ему не хотелось.- Между прочим, роман - о банкирах, о том, каким образом они прилагают свои силы и способности. Возможно, вам было бы инте-ресно почитать об этом.
      - Сергей Владимирович, поверьте мне, вы ничего не знаете о банкирах, ровным счетом ничего,- укоризненно сказал Квочкин. Он победил и был доволен собой.- Есть слухи, есть сплетни, объективные сведениях об удачах и промахах. Но никто и никогда не раскроет вам истинное положение дел, истинные причины и возвышений, и низвержений. Все, что пишут досужие репортеры и романисты, напоминает мне советские фильмы о научных работни-ках. Я был старшим научным сотрудником, и когда по телевизору показывали фильм о мудрых академиках и отчаянных вундеркиндах, способных на героические поступки, вроде первой серии "Большой перемены", помните? Смеялся и выключал телевизор.
      - Все ясно, Виталий Данилович, я зря оторвал вас от важ-ных дел, извините.
      - Возможно и не зря. Вы журналист, специалист в вопросах экономики, пишете об этом, работаете...
      - В еженедельнике "Коридоры власти".
      - Вот как? Я знаю это издание. Если у вас возникли неко-торые материальные затруднения, могу предложить помощь в раз-мере... скажем, две, максимум - три тысячи долларов. Взамен вы напишете две-три аналитические статьи о деятельности "Расц-вет-банка", разумеется, положительные. И опубликуете их в сво-ем еженедельнике. Понравится нам - можно будет встретиться еще раз и поговорить о дальнейшем сотрудничестве. Деньги получите прямо сейчас.
      - Спасибо за предложение, но я пришел сюда не за этим.
      - Что ж. тогда и вы меня извините.
      "Если будет упрямиться, прочти ему первый абзац на сто семнадцатой странице,- вспомнился утренний совет Насти.- Это очень характерно для современного бизнеса, он сразу поймет, что в романе есть и другие интересные места. И сразу ухватится за рукопись"
      Все ее советы оказались глупостью, и этот - тоже. Но, по крайней мере, он с чистой совестью сможет сказать ей: милая моя девчонка, я выполнил все твои инструкции, но толку от них
      - ноль. Давай забудем об этом и займемся чем-нибудь более при-ятным.
      - Виталий Данилович, я прошу у вас еще ровно две минуты. Хочу прочесть один абзац, который очень характерен для всего романа. Только две минуты.
      Квочкин кивнул, хотя взгляд его красноречиво говорил: воспитанный человек давно бы понял, что ему больше нечего здесь делать!
      Достав из "дипломата" папку с рукописью, Чекмарев развя-зал тесемки и принялся торопливо перелистывать страницы. Ему было стыдно, но раз уж решил...
      - Вот, послушайте, это прямая речь.- он взял страницу и стал читать.Ты поступаешь, как спекулянт, обычный паршивень-кий спекулянт, какими они были в советское время! Покупаешь все больше компаний, акций, предприятий, все больше и больше, и ждешь, когда можно будет их выгодно продать. Предприятия, за редким исключением стоят, оборудование устарело и физически и морально, компании работают неэффективно, люди не получают зарплаты, но тебе плевать на это, все покупаешь и покупаешь! Потому что не видишь дальше своего носа! Сейчас пришло время, когда необходимо вкладывать деньги в новое оборудование, новые технологии, завоевывать рынок сбыта, посмотри, он же - вокруг нас! И его захватывают умные дяди из Детройта и Мюнхена. Это наш рынок, но ты сдаешь его, добровольно! Ты покупаешь и про-даешь, делаешь деньги. А что потом будешь делать с этими день-гами? Телок на Канары вывозить?
      Чекмарев прочитал это на одном дыхании, глубоко вздохнул и принялся складывать страницы в папку. Квочкин опустил голо-ву, снял очки в золотой оправе, выдернул из нагрудного кармана пиджака носовой платок, протер стекла, снова надел очки и вни-мательно посмотрел на журналиста. Взгляд у него был не столь самоуверенный, но Чекмарев не заметил этого.
      - Какая страница?- спросил Квочкин.
      - Сто семнадцатая. Вам понравилось?
      - Ну, скажем так, вы заинтриговали меня, Сергей Владими-рович. Проблема такая имеется, и она весьма актуальна сейчас. Если это сто семнадцатая страница, что же было раньше?
      - Да много чего,- сказал Чекмарев, удивленный реакцией банкира.Генералы-взяточники, замминистры всякие, прокручи-вание бюджетных средств...
      - Вы, действительно, копаете глубоко. Давайте договоримся так. Я возьму рукопись, просмотрю ее и... Если она более-менее реально показывает жизнь банкира, проблемы, с которыми прихо-дится сталкиваться, опасности я, может быть, куплю ее. Бан-киры ведь тоже люди, им приятно, когда о них правдиво пишут.
      Он явно кривил душой, вряд ли найдется хоть один "новый русский", который хочет увидеть правдивый роман о своей дея-тельности. Но все же... изменил свое решение, решил прочесть рукопись. Черт побери, Настя была права!
      - Хорошо, Виталий Данилович,- растерянно сказал Сергей, двинув папку с рукописью по столу в направлении Квочкина.
      - Дня через два-три, как только ознакомлюсь - позвоню вам. Телефон в папке есть? Нет? Не трудитесь, моя секретарша найдет ваш служебный номер. Спасибо... Всего доброго.
      Чекмарев попрощался и пошел к двери. И чем ближе он под-ходил к ней, тем сильнее хотелось подпрыгнуть и хлопнуть ла-донью по верхней балке дверной коробки - выразить свое состоя-ние. Слава Богу, сдержался.
      Оставшись один, Квочкин развязал папку, нашел сто семнад-цатую страницу, поднес ее к глазам. Потом отложил в сторону и машинально снял очки.
      "Ты поступаешь, как спекулянт, обычный паршивенький спе-кулянт, какими они были в советское время! Покупаешь все боль-ше компаний, акций, предприятий, все больше и больше, и ждешь, когда можно будет их выгодно продать. Предприятия, за редким исключением стоят, оборудование устарело и физически и мораль-но, компании работают неэффективно, люди не получают зарплаты, но тебе плевать на это, все покупаешь и покупаешь! Потому что не видишь дальше своего носа!.."
      Это была не цитата из рукописи, а слова первого замести-теля председателя правления "Расцвет-банка" Олега Троицкого, убитого пять с половиной месяцев назад. Он сказал их во время последней встречи, они тогда крупно поругались. Этими словами и угрозами заставить председателя изменить политику банка Тро-ицкий подписал себе смертный приговор.
      У Квочкина была отличная память.
      6
      - Настя! Ты оказалась права! Все получилось так, как ты рассчитала! Все...- с порога закричал Чекмарев и осекся, заме-тив, что темно не только в прихожей, но и на кухне.
      И за приоткрытой дверью комнаты было тоже темно. Он ра-зулся и на цыпочках направился в комнату, надеясь, что Настя дремлет на диване, сил набирается для сегодняшнего праздника. А уж повод для этого еще важнее, чем был вчера!
      Даже в темноте было заметно, что на диване ее нет. Чекма-рев поставил "дипломат" посередине комнаты, включил торшер, растерянно огляделся. Потом пошел на кухню, по дороге заглянул в туалет и ванную - Насти в квартире не было. Что за чертовщи-на? Она так обрадовалась, когда он позвонил ей и сказал, что в шесть встречается с Квочкиным, поздравила его с удачей, сказа-ла, что будет с нетерпением ждать, а когда вернется, они уст-роят праздник еще лучше, чем вчера!
      Вот он вернулся, а где праздник?
      И самое главное, где сама Настя? У нее сегодня "библио-течный" день, в издательство не надо идти, да если б и надо было, уже должна вернуться, тем более, если ждет с нетерпением и хочет устроить праздник...
      На кухне, на плите стояла сковородка с давно остывшей жа-реной картошкой. Могла бы купить чего-нибудь вкусного для праздника, он же сегодня утром оставил ей сто тысяч. Но это все мелочи... Недоброе предчувствие холодным туманом располза-лось в груди.
      Он огляделся, как будто Настя могла спрятаться за столом или за холодильником, беспомощно развел руками, все еще не по-нимая, в чем дело.
      Через пять минут предчувствие превратилось в уверенность, что случилось нечто из ряда вон выходящее. В квартире не оста-лось ни одной Настиной вещи. Последние месяцы она практически жила у него, и в гардеробе две полки были завалены ее бельем, кофточками, блузками, свитерами - теперь они были пусты. На "плечиках" утром висел ее костюм, теперь его не было. Из шкафа в прихожей исчезли ее дубленка, куртка, кожаное пальто и пес-цовая шапка. В ванной - ни ее халата, ни зубной щетки, не го-воря уже о муссах, гелях, лаках и прочей косметике.
      Получалось так, что Настя собрала свои вещи и ушла. Вот это новость! Свихнуться можно от таких перепадов настроения.
      В "дипломате" место папки с рукописью занимала бутылка отечественной "Смирновки" и пакет с апельсиновым соком - впол-не понятная замена. Конечно, лучше было бы взять французский коньяк, но цена его показалась запредельной. Вот если Квочкин купит рукопись, можно будет себе позволить, а пока и водка с апельсиновым соком - очень даже ничего.
      Взяв бутылку, сок его уже не интересовал, Чекмарев пошел на кухню. Включил газ, чтобы подогреть картошку, открыл холо-дильник. И увидел бутылку того, что он не решился купить - точную копию вчерашней бутылки, а на горлышке - листок бумаги, исписанный аккуратным почерком. К нему была приколота стоты-сячная купюра, которую он оставил ей утром.
      Записка. В холодильнике. "Ну конечно, где ж еще оставлять записку, на столе ведь она может прокиснуть",- мрачно подумал Чекмарев, доставая бутылку. Поставил ее на стол рядом с вод-кой, деньги бросил туда же и взял в руки записку.
      "Сереженька, мне срочно позвонили из издательства и пос-лали в командировку, в Нижний Новгород, работать над текстом одной дамы, роман которой мы собираемся выпускать. Извини, что так получилось. Я звонила тебе, но никто не подходил к телефо-ну. Все это было так неожиданно. Я купила тебе коньяк, выпей сам за сегодняшнюю удачу, а я мысленно - с тобой. Как вернусь, сразу позвоню тебе, и мы обязательно встретимся. Настя. P.S. А это обязательно уничтожь после того, как прочтешь. Если воз-никнут сложности, обратись за помощью к Борисенко Василию Ива-новичу. Адрес и телефон смотри дальше. Скажи, что от Насти, он поможет."
      Чекмарев дважды прочитал записку, а потом яростно скомкал ее и швырнул на пол. В командировку она уехала? Так неожидан-но? Ложь! Взяла с собой всю одежду, чулки-колготки, свитера и блузки - зачем столько вещей брать в командировку? Уехала и не позвонила, пусть он не подошел к телефону, могла бы сказать Павлюковичу, тот бы передал, или Але, знала ведь редакционные телефоны. Ничего подобного...
      - Ты лжешь, Настя!- заорал он, хотя услышать его голос могли разве что соседи за стенкой.- Неужели считаешь меня пол-ным идиотом, способным поверить этой писульке?! Ну почему, Настя, почему ты так поступила?!
      Что толку орать, она ведь не услышит, не вернется. Хо-тя... самому легче стало. Немного легче. А больше всего помо-гает в таких случаях... Он схватил водочную бутылку, скрутил винтовую пробку, набулькал полную чашку, залпом выпил, вытер губы рукавом куртки и принялся черпать ложкой холодную сверху и горячую внизу картошку со сковородки.
      Конечно, она ушла. Были ведь и другие записки, предупреж-дала его, что задержится на службе, или заночует сегодня у ма-тери. Тогда она писала, как говорила: "Дорогой, любимый... це-лую", подписывалась не иначе, как "твоя Настя". В этой записке ничего такого не было.
      - Не моя?- спросил у водочной бутылки Чекмарев,- А чья же тогда?
      Бутылка не ответила, и за это лишилась еще трети своего содержимого.
      Значит, ушла... Бросила его? Можно сказать и так. Было дело, уходили от него женщины, да и сам он не раз уходил, бро-сал, обрывал всякие связи... Но всегда на то имелись какие-то причины, всегда этому предшествовали ссоры, разочарования, скандалы, истерики, или просто отчуждение. Здесь же - ничего подобного.
      После вчерашнего вечера, когда ничего не нужно было гово-рить, но она говорила, шептала и стонала, смеялась и кричала о том, что любит его, жить без него не может. После того, как он согласился пойти к банкиру, и пошел, и добился-такие своего - взяла и ушла.
      Этого не могло быть, но это было. Мысль о том, что она действительно уехала в командировку, он сразу отбросил. Так не уезжают на несколько дней, так уходят навсегда. Она даже день-ги не взяла, мол, не нужны мне твои сто тысяч. Наверное, сле-довало бы сказать себе (больше ведь некому): а мне твой коньяк не нужен! И вылить его в унитаз, а пустую бутылку выбросить в мусоропровод. Чекмарев долго смотрел на водочную бутылку, в ней осталось не больше двухсот граммов, потом - на коньячную, и в конце-концов пришел к выводу, что коньяк не должен стра-дать из_за сумасбродной девчонки (ведь если тебя выливают в унитаз - это же страдания для благородного напитка).
      Картошка была недосоленной и невкусной. Чекмарев сделал два бутерброда с вареной колбасой, положил их на тарелку и по-шел в комнату, прихватив бутылку с остатками водки. Там он прилег на диван, оставив закуску и выпивку на паласе рядом, и стал думать о Насте.
      Они познакомились довольно-таким странным образом. В прошлом году, в конце октября он возвращался домой со службы. Движение на Мясницкой было плотным и медленным, часто приходи-лось останавливаться. Впереди уже показалась Лубянская пло-щадь, когда к его "Жигуленку", призывно махая рукой, шагнула с тротуара девушка в распахнутом кожаном пальто и короткой чер-ной юбке. Она наклонилась к окошку - рыжие волосы растрепаны, зеленые глаза дерзко уставились на него.
      - Подвезешь?- спросила она, и он понял, что девушка силь-но пьяна.
      - Куда тебе?
      Он оглянулся, успел заметить, что две иномарки сзади приткнулись к бордюру и не спешили обгонять "Жигули", хотя вполне могли бы это сделать. Похоже, выстраивалась очередь же-лающих подвезти девчонку. И его "Жигули" были первыми в этой очереди. Глупо было бы отказывать ей.
      - Садись,- сказал он, распахивая дверцу.