ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПЕПЕ

КУКУ

индивидуумы от 30 до 40 лет

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ

Скромно обставленная холостяцкая квартира. У стены широкая тахта. У другой стены – газовая плита, на ней кастрюли, рядом раковина, над ней зеркало. Холодильник. Посредине стол и два стула. Шкаф с бумагами, книгами, дисками. Старая пишущая машинка. На шкафу – чучело орла. Ночной столик, на нем смешной будильник – например, в форме утки. Туристическая сумка. Разбросанные предметы одежды.

На тахте под одеялом очертания двух тел. Громкий храп. Внезапно утка начинает смешно крякать, исполняя некую мелодию. ПЕПЕ хватает утку за голову и сбрасывает ее со столика. Утка замолкает.

ПЕПЕ. Динг-донг! Двенадцать тридцать восемь…

ПЕПЕ садится. Заметно, что он с сильного похмелья. Бессмысленно ерошит волосы. Встает, подходит к холодильнику, достает початую поллитровку. Смотрит на нее и ему становится нехорошо, он ставит ее обратно. Закрывает холодильник. Подходит к раковине, открывает кран, пьет, но сразу же отплевывается, поперхнувшись. Снова открывает холодильник. Достает бутылку, раздумывает. Берет стакан, садится за стол – спиной к тахте. Наливает водку в стакан. Смотрит на стакан, пытается превозмочь отвращение. Подносит стакан ко рту – в последний момент останавливается. Повторяет попытку. С тем же результатом. Еще раз. Опять напрасно. Голова ПЕПЕ беспомощно опускается на стол. Немного погодя он выпрямляется. В его глазах несгибаемая воля. Он закрывает глаза и вливает водку в себя. Затем встает, от отвращения его тело буквально перекручивается в эффектной пантомиме. Огромным усилием духа и тела удерживается от рвоты. Падает на стул, опершись головой о стол. Состояние полного упадка. Но спустя несколько секунд он поднимает голову – и перед нами другой человек! С сияющим лицом он осматривается. Радостно вздыхает. Смотрит на часы. Встает со стула, подходит к плите, заглядывает в кастрюли.

Как чудно пробудиться на рассвете,

И жадно выпить алый свет зари.

Сегодня утро счастье мне сулит…

Фигура под одеялом поворачивается на бок. ПЕПЕ этого не замечает. Сигнал мобильника. ПЕПЕ отвечает.

Алло? Ну привет, Зигги! Как – что? Классно! Да с какого еще бодуна, старик! Я – что делаю? Сегодня?

Танцует и поет с мобильником в руке.

Сегодня

Я найду – найду себя сама.

Сегодня

Я, конечно, выйду замуж.

Сегодня…

Переходит на нормальный тон.

Как что? А что должно было получиться? С которой? Сейчас, погоди… Ээээ… Напомни-ка вкратце события прошлой ночи? Ой, сам ведь знаешь… Так сразу не получается… (Думает.) Yes! Кася и Ванда! Да! Да нет, конечно же, помню! Я по-страшному запал на Касю и… Погоди…

Фигура под одеялом шевелится. ПЕПЕ замечает ее. Совершает умственное усилие и – уже вспомнил!

Зигги, слушай, все сработало! Ну! Теперь я сам все вспомнил! Я же Каську оприходовал! Да! Что?

ПЕПЕ слушает, похотливо ухмыляется.

Что значит – «ну как»? Ну слушай: пришли мы, значит, ко мне – Кася, Ванда… Потом Ванда ушла, а мы с Касей… Старик, говорю тебе – вулкан! Я же знаю, ты сам таких любишь… Что? Тебе ведь тоже активные нравятся! Что?

ПЕПЕ слушает с торжествующим видом.

Только представь: сперва она меня связала… Да! А потом… Уффф!!! Зигги, у меня сейчас все тело ломит. Так болит везде! Ну крутая… Даже не знаю… как неотесанный разносчик пиццы, да… Ну, это я так, для сравнения. (Мечтательно.) То есть как – «темнишь», да вот она, лежит на моей койке, под моим одеялом! Разумеется, сейчас, именно сейчас! Хочешь с ней поговорить? Да сколько угодно, пожалуйста!

Фигура на тахте шевелится, из-под одеяла вылезает КУКУ. При виде его ПЕПЕ замирает.

Зигги? Я перезвоню.

ПЕПЕ и КУКУ смотрят друг на друга. ПЕПЕ с выражением болезненного удивления. Это длится довольно долго. Звучит сигнал мобильника. ПЕПЕ выключает его резким движением, с каменным лицом встает лицом к залу, затем поворачивается.

Ладно. Что вы делаете на моей тахте?

КУКУ. Кончай треп. У тебя найдется какая-нибудь таблетка?

ПЕПЕ. Я вам задал вопрос.

КУКУ. Вообще-то я в порядке. Только башка трещит. Вот зараза!

ПЕПЕ. Что вы делаете на моей тахте?

КУКУ. Разве это тахта? Так, лежаночка. Собрана по-жлобски. Так мой папаша всегда говорил. (Встает, надевает спортивный костюм.) Ну так как, есть у тебя таблетки или нет?

ПЕПЕ. Есть.

ПЕПЕ достает из ящика письменного стола таблетки. КУКУ берет одну, подходит к раковине.

Не советую. Из крана какая-то хрень течет.

КУКУ проверяет, с отвращением закрывает кран.

КУКУ. Чем же запивать?

ПЕПЕ. Нужно набрать немного слюны.

КУКУ. Откуда, Пепе! (Чмокает сухими губами.)

ПЕПЕ (указывая на бутылку). А может, этим?

КУКУ. Таблетку с водярой? Ну ты даешь, Пепе!

ПЕПЕ. Разве мы знакомы?

КУКУ. Нет, старик, совсем не знакомы.

ПЕПЕ незаметным движением прикасается к своим ягодицам, у него явно что-то болит. ПЕПЕ и КУКУ в задумчивости. КУКУ отдает таблетку.

У тебя правда нет никакой воды, сока, ничего?

ПЕПЕ крутит головой.

А может, пиво?

ПЕПЕ крутит головой.

С перепою я всегда принимаю одно пиво. Такое холодненькое, с пузырьками, с пеной. Нету?

ПЕПЕ. Так прими свое пиво в виде водки.

КУКУ. Что?

ПЕПЕ. Тут главное не газ и не пена. Все дело в градусах. Тебе нужно восстановить алкогольный баланс. Вот и прими дозу, эквивалентную одному пиву.

КУКУ. Ага. (Хочет налить в стакан.) Это, значит, сколько?

ПЕПЕ. Здесь сколько градусов?

КУКУ. Сорок.

ПЕПЕ. Ну вот. А в пиве – шесть. Сорок разделить на шесть – это почти семь, то есть ты должен принять ноль целых семь десятых от этой половинки. Остается подсчитать сколько будет ноль семь от ноль пяти.

КУКУ. Ага. Погоди.

КУКУ морщит брови, думает. Не получается. Наливает сколько придется и выпивает.

ПЕПЕ. Ну ты прямо компьютер.

КУКУ. Да нет, знаешь… Я так…

КУКУ достает из сумки электрическую бритву, начинает бриться перед зеркалом.

ПЕПЕ. Послушай, мне нужно тебя кое о чем спросить… Мы, ночью, с тобой…

КУКУ. Чего?

ПЕПЕ. Сам знаешь! Ты и я… Ну, это…

КУКУ. Что?

ПЕПЕ. Но ведь с нами были телки?!

КУКУ. А как же! Да ты что? Не помнишь? Кася и Ванда!

ПЕПЕ облегченно вздыхает, подходит к КУКУ, целует его в обе щеки.

Да ты чего? Эй, ну зна…

ПЕПЕ. Но… что потом с ними стало?

КУКУ. А что могло стать? Все нормально. Мы их задушили. Они там валяются. Два голых трупа. (Указывает под тахту.)

ПЕПЕ хихикает, потом с беспокойством смотрит на КУКУ и бросается к тахте. Вытаскивает из-под нее ящик. Он пуст. ПЕПЕ облегченно переводит дух.

Ты что, совсем того, да?

ПЕПЕ садится, отирает лоб.

А ты что? Поверил?

ПЕПЕ. Со мной всякое бывает.

Смотрит на бутылку, потом отпивает из горлышка.

КУКУ. Ну и зря… А я люблю приколы. Я вообще прикольщик. Прикольщик и актер, понял?

ПЕПЕ. Да уж. Конечно. Прикольщик.

КУКУ. Чего уж там…

КУКУ втирает в кожу лица лосьон, с беспокойством прикасается к шее.

Вырос, зараза…

ПЕПЕ. Ты о чем?

КУКУ. Так, ерунда.

ПЕПЕ. Но мы их хотя бы трахнули?

КУКУ. Кого? А-а, их? Нет, но… Их – нет…

ПЕПЕ. Кого же тогда?!

КУКУ таинственно улыбается.

Ладно. Готов признать, что после выпивки я перестаю себя контролировать. Но поверь – до сих пор ни разу такого не было, чтобы я…

КУКУ. Да брось ты! Они сами ушли! Живые.

ПЕПЕ. Нет! Я вовсе не об этом. (Пауза.) Ну хорошо. О-кей. Ты мне только одно скажи. Кто из нас… Понимаешь?

КУКУ. Нет.

ПЕПЕ. Потому что у меня все болит… ну, в известном смысле… по-страшному…

КУКУ. Вот те на!

ПЕПЕ. Хорошо. Я все понимаю. И не имею претензий. А если что, я не в обиде. Ты только скажи – кто из нас… ну кто кого? Ты меня, или я тебя?

КУКУ хихикает.

Послушай! Ты – тупая деревенщина…

КУКУ (зло). Конечно же, я тебя! И не притворяйся, будто забыл!

ПЕПЕ. Я же ничего не помню!

КУКУ. Ты прям как баба! «Не помню, пьяная была…» А как ты просил себя связать, помнишь?

ПЕПЕ с безразличным видом пожимает плечами, начинает одеваться. КУКУ встает, подходит к полкам с книгами и дисками.

А знаешь, мне уже получше. (Просматривает диски.) Что это? Джаз, джаз, джаз…

ПЕПЕ. Ты уж извини. Диско не держу.

КУКУ. Эй, полегче! Ты что, вправду считаешь, что я вахлак из деревни, да?

ПЕПЕ. Да ты что, я же знаю. Ты из города. Шесть тысяч жителей.

КУКУ. Восемь! Восемь!!! Да! (Пауза.) А диско я не люблю.

ПЕПЕ. А что любишь?

КУКУ. Хорошие песни.

ПЕПЕ. Хорошие песни.

КУКУ кладет диск на стол, ложится на тахту. ПЕПЕ берет диск со стола, демонстративно кладет его на место.

КУКУ. Слушай, а ты вообще-то мог бы здесь немного прибраться.

ПЕПЕ. Что?

КУКУ. Если уж мы решили жить вместе… Ну что? Только не говори, что ничего не помнишь!

ПЕПЕ. Сваливай! Вон!!!

КУКУ встает, начинает собирать вещи.

КУКУ. Ты хоть помнишь, что мне некуда?

ПЕПЕ. Вали отсюда!

КУКУ. Ладно. Через час наш паб откроется. Я уйду! И всем расскажу. Привет! (Уходит.)

ПЕПЕ. Привет!

ПЕПЕ нервно ходит. Возвращается КУКУ.

О!

КУКУ. Ладно, кончай! Куда я пойду такой пьяный!

ПЕПЕ. А в чем дело? Боишься, что какой-нибудь нехороший дядя тебя использует?

КУКУ пожимает плечами.

Да уж ладно. Но как только протрезвеешь… (Задумывается.) Старик, я ведь правда до сих пор никогда… (Пьет.) Боже, чтобы мужик с мужиком…

ПЕПЕ в отчаянии. КУКУ берет с полки несколько машинописных страниц.

КУКУ. А это что?

ПЕПЕ. Работа. Магистерская, если ты знаешь, что это такое.

КУКУ. Твоя?

ПЕПЕ. Моя. Как раз пишу ее.

КУКУ. На машинке?

ПЕПЕ. А что?

КУКУ. Нет, ничего… Погоди, но… Так ты разве не магистр?

ПЕПЕ. Представь себе, нет. Если пишу магистерскую работу, то, наверное, еще не магистр.

КУКУ. А почему?

ПЕПЕ. Тебе что, биографию рассказать?

КУКУ. Одного предложения хватит.

ПЕПЕ. Э, что там…

КУКУ. Вот я, к примеру. Работал в мастерской у папаши. Утром садился в пикап и за древесиной ездил. Можно мне глоток?

ПЕПЕ (отбирает бутылку). Ты же собирался трезветь!

КУКУ. У папаши был свой бзик. Глядел на дерево, только не на готовый брус, а на такое, что еще растет, понимаешь? И сразу прикидывал: как лежат слои, много сучков или нет… Сорт оценивал… Очень любил природу…

ПЕПЕ. И что дальше?

КУКУ. С папашей? А-а, лаялись постоянно… Нет… Не было во мне души столяра.

ПЕПЕ. Души столяра…

КУКУ. Ну а ты? Такой умник, а не стал даже магистром?

ПЕПЕ. Телевидение.

КУКУ. Телевидение? А! Ты телеманьяк? И я тоже, немного. А вот такие… знаешь… реалити шоу любишь смотреть?

ПЕПЕ. Да нет. Не о том речь. Телевидение меня увлекло.

КУКУ. Как это – увлекло?

ПЕПЕ. Я начал там работать. На телевидении.

КУКУ. Работать на телевидении? По-настоящему?

ПЕПЕ утвердительно кивает.

ПЕПЕ. До чего же хорошо я вас знаю… «Смотри, смотри, это тот?» «Какой тот?» «Ну тот, из телика!» «Правда?» «Да нет, ты что?» «Говорю тебе, это он!» «Нет, тот был повыше!» «Привет, старик, это ты?»

КУКУ. Значит, ты в этом телевидении… тебя показывают? В телике?

ПЕПЕ. Уже нет. Но у меня была своя программа. Даже две. Два раза в неделю, несколько лет подряд. Одна развлекательная и одна музыкальная. По центральным каналам. В прайм тайм. Высочайший рейтинг.

КУКУ роняет стакан.

КУКУ. Господи! Значит, то был… Так это и есть ты?!

КУКУ подходит к ПЕПЕ, опускается на колени, обнимает его, смиренно опускает голову.

ПЕПЕ. Да ладно, ладно. Иди и не греши больше!

КУКУ встает, приносит другой стакан. Наливает водки, рядом ставит чай.

КУКУ. Можно мне с тобой выпить?

Пьют.

Так, ладно – ну и что? Тебя выгнали, или как?

ПЕПЕ. Все равно ты не поверишь.

КУКУ. Да ладно, говори же.

ПЕПЕ. Я ушел.

КУКУ. Брось! Ушел с телевидения? Сам?

ПЕПЕ утвердительно кивает. Пауза, выражающая изумление.

Не верю. Но почему? Из-за кого, как?

ПЕПЕ. Из-за тебя.

КУКУ (хихикает). Скажешь тоже…

ПЕПЕ. Серьезно. Я ушел из-за тебя.

КУКУ. Но, но, только без приколов! Как это – из-за меня?

ПЕПЕ. Потому что был сыт тобой по горло!

КУКУ. Но… Так ты меня помнишь?

ПЕПЕ. Осточертело зарабатывать на жизнь тем, что ритмически раскачивался из стороны в сторону и махал руками – вперед, назад, вперед, назад…! А знаешь, для кого я был вынужден так раскачиваться?

КУКУ. Нет.

ПЕПЕ. Для тебя.

КУКУ. Правда?

ПЕПЕ. Да. Для тебя.

КУКУ. Вот спасибо!

ПЕПЕ подает КУКУ свою магистерскую работу.

ПЕПЕ. Вот, читай.

КУКУ. Все?

ПЕПЕ. Нет. Читай заглавие.

КУКУ. «Внутренний императив формы на службе театра абсурда: Витольд Гомбрович и Славомир Мрожек».

ПЕПЕ. Знаешь этих людей?

КУКУ пожимает плечами. Он все еще удивлен. ПЕПЕ смотрит на него с улыбкой, встает, подходит к окну.

ПЕПЕ. Ну и туман! До чего же я люблю такую вот гнилую осень… Ничего другого в голову не приходит, как только повеситься или в окно выпрыгнуть…

КУКУ (разглядывая магистерскую работу). А почему на машинке напечатано? Ведь теперь все на компьютерах, правда?

ПЕПЕ. Потому что это не сценарий программы наподобие ток-шоу, понял?

КУКУ. Нет.

ПЕПЕ. Если работать на ширпотребе, можно тему испоганить. Теперь понял?

КУКУ. Нет.

ПЕПЕ (указывает на машинку). Это «Ремингтон». От деда. (Показывает работу.) Один-единственный экземпляр. Понимаешь? Этот мир множится как безумный. И если что-то существует в одном, только в одном экземпляре… Понятно? Как античная книга!

КУКУ. А если супом зальешь, или еще чем? Или кофе? А как ветер подует, или еще что?

ПЕПЕ. Нужно быть осторожным, ценить, заботиться… В конце концов, оно того стоит!

ПЕПЕ берет работу, кладет на полку. Смотрит на часы.

Ну как? Протрезвел?

КУКУ. Ты, интеллигент… Знаешь, что я сделал, когда приехал сюда в первый раз?

ПЕПЕ. Ну?

КУКУ. Поднялся на Дворец культуры. На тридцатый этаж.

ПЕПЕ. Весьма оригинально.

КУКУ. Весь город у моих ног, понял? А я был как орел!

ПЕПЕ. Вот это да!

КУКУ. И тогда я себе подумал: я тобой овладею!

ПЕПЕ. Ладно, хватит об этом…

КУКУ. Да не ты! Город! Я к городу обращался! Знаю, ты думаешь: ну и бред! С городом он разговаривал… Если нормально, я же знаю, что с городом разговаривать нельзя, да?

ПЕПЕ. Да. Если нормально, нельзя.

КУКУ. Как орел! Я, правда, пиццу пока развожу, с чего-то надо начинать, но уже скоро…

ПЕПЕ берет со шкафа чучело орла.

Красивый. Настоящий?

ПЕПЕ. Понятия не имею. Остался от прежних жильцов.

КУКУ. Супер. А чем он набит?

ПЕПЕ. Должно быть, их мечтами. (Смотрит на часы.) А ты, значит, в орлином полете развозишь пиццу?

КУКУ. А-а-а… Это так, для начала! Но вообще-то говоря, мотаться по городу – это клево. Особенно осенью, когда рано темнеет. А знаешь, что мне здесь в самый кайф? Пробки на улицах.

ПЕПЕ. Что?

КУКУ. Я от них просто балдею! Длинный ряд красных огней, выхлопы…

ПЕПЕ. Вот как.

КУКУ. Класс!

Пауза.

Знаешь? А сегодня мой день!

ПЕПЕ. Твой?

КУКУ. Мой! Оно ведь знаешь как было? Жил я себе там у нас… Но чувствовал, что как-то… Что как-то так… Ну, не знаю – что я смог бы… того… Понимаешь… ну, может, актером, или там рок-музыкантом… Чтобы вообще стать… чем-то таким… У меня ведь даже способности актерские есть, веришь? Ребята на лесопилке, и то… Такие номера им показывал всякие…

ПЕПЕ зевает.

Ну а потом как-то так… сам знаешь… Жена, дети… Привык уже. Ладно, думаю, ничего не выйдет, что поделаешь… А тут вдруг…

ПЕПЕ. Что «вдруг»?

КУКУ. «Big Brother»!

ПЕПЕ. Что?

КУКУ. Парень! Ну что ты – «что»? Я увидел в телике «Big Brother».

ПЕПЕ. Ну. Понятно. Я тоже увидел. И что?

КУКУ. Не понял, Пепе? Я это увидел!

ПЕПЕ. А-а-а! Постой, кажется, улавливаю!

КУКУ. Ни хрена ты не улавливаешь, я…

ПЕПЕ. Нет, нет, погоди! Вроде улавливаю! Что мол обычные люди – и такие звезды! Да? Люди – как ты? Ни к чему не способны, но существуют! Ведь так?

КУКУ. Ну.

ПЕПЕ. Понятно. Но разве не лучше быть хорошим столяром?

КУКУ. Нет. Потому что я… Не будешь смеяться?

ПЕПЕ. Да ты что…

КУКУ. Потому что мне однажды начало казаться, что меня нет. Понимаешь?

ПЕПЕ. Не уверен.

КУКУ. И как-то чудно было… Смотрю на руку, ну как-то так… Да что, у меня руки что ли нет? Вроде как есть, но… Но как бы и нету… И становилось меня все меньше. Дурь, правда? Сам знаю, что дурь. Я даже в зеркале какой-то такой… Как-то нечетко получался… Будто опять перебрал.

ПЕПЕ. Жуть какая… Ну, ладно, и что дальше?

КУКУ. А потом за стеклом были и другие программы: «Два мира», а еще «Лысые и блондинки», а потом…

ПЕПЕ. И ты становился все менее четким, да? Ну и что?

КУКУ. Ну и вот иду сегодня. На «Доцента и работягу» иду!

ПЕПЕ. А, да. Слышал. Хотят запереть в одной клетке людей умных и глупых, так?

КУКУ. Нет. Не умных и глупых, а нормальных и таких, понимаешь, ну тех, что с высшим образованием. Этих, ну интелле… интеллекту… алов

ПЕПЕ. Ясно, ясно, интеллектуалов! Я уже представляю себе эту давку на кастинге! Вайда отпихивает Мрожека, Мрожек Ружевича, Ружевич Пендерецкого… Супер!

КУКУ. А что? Так и есть! Не читал, какая там давка?

ПЕПЕ. Нет.

КУКУ. А я как раз сегодня иду, ну на этот… на кастинг.

ПЕПЕ. И что? Тебя примут?

КУКУ кивает.

Да откуда ты знаешь?

КУКУ. Ты даже не представляешь, какой я актер! И как играю!

ПЕПЕ. Чем лучше ты играешь, тем хуже, они не ищут актеров, им нужны доценты и рабочие.

КУКУ. Как бы не так! Они хотят меня!

ПЕПЕ. Ну хорошо. Ты можешь как-то разумно обосновать этот твой оптимизм? Подчеркиваю слово – «разумно».

КУКУ. Конечно. Могу и разумно.

ПЕПЕ. Итак?

КУКУ. Я был у гадалки.

ПЕПЕ. Что?

КУКУ. К гадалке ходил. И она высчитала, что как раз сегодня, понял? Именно сегодня наисчастливейший день моей жизни! Самый счастливый! Единственный в жизни, и больше он никогда не повторится! Точно сегодняшнее число! И как раз сегодня кастинг! Ну и что мне обо всем этом думать?

ПЕПЕ. И где же она это прочла? В магическом шаре?

КУКУ (пренебрежительно). Осел ты. В компьютере! Аккурат сегодняшний день!

ПЕПЕ встает, подходит к окну.

Но ты на все это положил с прибором, ведь так?

ПЕПЕ. Знаешь что? Шел бы ты…

КУКУ. Тебе не нравится это, правда?

ПЕПЕ. Иди уже, не то опоздаешь или еще что случится…

КУКУ. Тебе не нравится, что я выиграю кастинг! И тогда поднимусь выше тебя. Ты же по ночам спать не можешь, оттого что теперь простые люди могут возвыситься над тобой!

ПЕПЕ. Что ж! В известной степени это правда. Да, правда… Вот представь себе – ты едешь в Альпы и перед тобой Монблан. Но вдруг ты видишь – рядом еще один – в два раза выше! Собралась толпа людей, восторгаются. Но тут ты замечаешь – презерватив!

КУКУ. Где?

ПЕПЕ. Ну то есть – кондом.

КУКУ. Сам тебя знаю, что такое кондом! Кондом – это и есть презерватив!

ПЕПЕ. Нет, нет! Это тот, другой Монблан, понимаешь? И он – не гора! А просто огромный надутый кондом.

КУКУ. Ты уже сказал, ну и что?

ПЕПЕ. И не пробуй кому-нибудь втолковывать, что это резина, – а внутри пустота. Это известно любому, и все с этим смирились! Так же, как миришься с тем, что существуют комары! «Что поделаешь, так уж устроен мир»! И ты даже не мечтаешь о мире без комаров!

КУКУ. Кондом, горы, комары…

Они смотрят друг на друга, ПЕПЕ замолкает.

Пепе, что ты тут мне гонишь?

ПЕПЕ пожимает плечами.

Ну увидел ты надутый кондом, так? В Швейцарии. Ну ладно. Наверно, была какая-нибудь презентация. Огромный кондом, как Монблан, так?

ПЕПЕ. А как же! И все должны восторгаться! Потому что презерватив взлетает и заслоняет собой все небо! А те, кто не восторгается, вынуждены комментировать происходящее. Так умные люди тратят время, анализируя процесс полета Великого Кондома!

КУКУ смотрит, раздумывает.

Нет, ты-то не анализируешь, ты лишь с воодушевлением смотришь на небо – и восторгаешься. И в общем хоре поешь бесконечный псалом в честь идолов нашего времени. Печальную песнь «El Condom Pasa»?

ПЕПЕ начинает напевать. КУКУ пожимает плечами.

А все дело в том, что можно быть идиотом, абсолютным нулем, но достаточно встать под душ перед объективами камер – и уже толпы людей начинают тебя спрашивать, как им жить?

КУКУ (восторженно). Ну!

ПЕПЕ. Разумеется, я все понимаю. Обмылки демократии. Завоевывая демократию, попутно получили… ну, например, такого Куку в телевидении.

КУКУ. Значит, ты в меня веришь, правда?

ПЕПЕ. О! Еще как! А я именно потому и свалил оттуда! Понял?

КУКУ мечтательно вздыхает.

Ты знаешь, что я был на банкете с Милошем? И вели мы мы с ним беседу возле бутербродов, как равный с равным! Один – нобелевский лауреат, а другой, потому что ритмично махал руками! И едим вместе. Он с лососем, а я с ветчиной! Круто!

КУКУ. С лососем, наверно, лучше, да? Ну и что?

ПЕПЕ. Не понимаешь? Два человека, один как гора, а другой – обыкновенный презерватив!

КУКУ. Знаешь, я у тебя кое-что замечаю. Тебе ужасно нравится обижать людей! Ну что тебе сделал этот самый Милош?

ПЕПЕ. Да нет же! Это я был презерватив, а он был гора!

КУКУ. А, тогда sorry. Но почему?

ПЕПЕ. А потом подошли две девицы. За автографами. Угадай, к кому?

КУКУ. К тебе, что ли?

ПЕПЕ (трагически). Ко мне. И потом мы устроили миленькую вечеринку. Они две и я.

КУКУ вздыхает. Берет в руки орла.

КУКУ. Деньги, телки… Все у тебя было!

ПЕПЕ. Но чем я это заслужил? Почему? А потому, что мир так чудовищно глуп!

КУКУ. Умный, глупый… Да если тебе так его жаль, отдал бы одну ему.

ПЕПЕ. Что? Кому?

КУКУ. Ну одну эту девку, а что? Их же было две. Одна тебе, другая этому самому Милошу. Все по справедливости. Он бы потрахался, ты бы потрахался!

ПЕПЕ. Куку, ты что, твою мать? Чеслав Милош не трахается!

КУКУ. Совсем?

ПЕПЕ. Ты просто не знаешь, кто он такой! Это великий поэт! Лауреат Нобелевской премии!

КУКУ. Конечно же знаю. А не трахается почему? С чего бы это?

ПЕПЕ. Он наш нравственный оплот! В нем огромная мощь, он как утес, о который разбиваются волны. Как неприступный редут!

КУКУ (пренебрежительно). Редут, утес… Теперь у всех встает. Медицина.

Пауза.

ПЕПЕ. Отец в моем возрасте уже докторскую защищал, ему в свое время пришлось уехать из страны. За политику, понимаешь? Боролся с режимом! Перебивался где-то на чужбине, брался за любую работу, с такими как ты вкалывал…

КУКУ пожимает плечами.

У него даже кореш был такой. Они жили вместе, где-то под лестницей.

КУКУ. Какой – такой?

ПЕПЕ. Ну, такой. Такой и еще несколько других… Но они его уважали, понял? Каждое его слово ловили! (Пьет.) Потому что это был стойкий характер. Несгибаемый! И они это чувствовали! И уважали его! А ты? Ты же меня вообще не уважаешь!

КУКУ. Уважаю…

ПЕПЕ.А вот и нет! Ну, признайся!

КУКУ. Да нет же, я уважаю!

ПЕПЕ вскакивает, хватает КУКУ за горло.

ПЕПЕ. Врешь! За говно меня держишь, говном считаешь, говном!!!

КУКУ. Отвяжись! Уважаю я тебя!

ПЕПЕ. Какое там на хер…

ПЕПЕ валит КУКУ на пол, душит его.

КУКУ. Да ладно, ладно! Ну, может, и нет.

ПЕПЕ. Нет! Потому что у меня характер не тот. Нестойкий!

КУКУ (потирает шею). Ну ты и бешеный! Раньше таким не был.

ПЕПЕ смотрит удивленно.

Что, ты сказал, у тебя?

ПЕПЕ. Нестойкость!

КУКУ. Так я уже говорил… Медицина – и все дела…

ПЕПЕ встает, рассыпает книги с полок на пол.

ПЕПЕ. А ведь я стараюсь! Читаю, пишу, делаю что в моих силах! Решил, что буду так жить – и живу! Я всегда к этому стремился! Раз в две недели серьезное эссе в серьезном журнале!

КУКУ. Эй, книжки жалко!

ПЕПЕ. Это ничего! Пусть! А вы здесь – как потоп, все заполонили! Шапками нас закидали!

КУКУ. Эй…

ПЕПЕ. И даже не в том беда, что нет идеи, так нету даже идеи идеи! То есть уже нет идеи, чтобы идею иметь… идею… хоть какую-нибудь! А дальше будет…

КУКУ. Как что не так – то срак! Шизик ты! (Наливает пьет.)

ПЕПЕ. А знаешь, что за последние годы я испытал только один катарсис?

КУКУ. Сочувствую… Может, тебе виагру попробовать?

ПЕПЕ. Нет, два. Один, когда Адам Малыш прыгнул с трамплина за вторым золотом, и второй во время отборочного на чемпионат мира. Не находишь, что это маловато?

КУКУ. А знаешь, почему? Ты один живешь, все потому.

ПЕПЕ. Один?

КУКУ. Один! Девкам ты уже даром не нужен, – по телеку-то тебя больше нет. И рожа уже не та.

ПЕПЕ. А знаешь? Когда кореш Осама воткнул тогда в те небоскребы в Нью-Йорке… Я еще на момент подумал: а может удастся? Потому что все это происходило взаправду. Могучие небоскребы – шарах! Апокалипсис! Хохот Дьявола! Наконец хоть что-то подлинное! Пылающий Манхэттен… Манхэттен в огне!!!

КУКУ. Да нет! Дело в другом! Пойми! Они могут весь этот свой Манхэттен раскурочить, а ты все равно останешься с этой своей проблемой!

ПЕПЕ. Что?

КУКУ. Сам подумай! Нельзя же все валить на арабов!

ПЕПЕ. А пусть раскурочат!

ПЕПЕ закрывает лицо ладонями, КУКУ гладит его, ПЕПЕ вырывается.

Думаешь, ты орел, да? Да ты мартышка на проволоке! А орел – я! Я!

КУКУ. Во напился, гад.

ПЕПЕ. Я был идейный, понял? И остаюсь! Ценности, зараза, высшие ценности! И даже родину, шла бы она на хер, продолжаю любить, хоть теперь это уже не слишком модно, и вообще!

КУКУ. А я, думаешь, нет?

ПЕПЕ. Да что ты… А демонстрации? За родину! В прежние годы, а? Но я в этом участвовал, понятно? Я боролся!

КУКУ. Я тоже.

ПЕПЕ. Ты тоже?

КУКУ. Тоже.

ПЕПЕ. Да ты что? Правда? Когда, как?

КУКУ. Э-э, давно уже и неправда.

ПЕПЕ. Ты ходил на демонстрации? Ты?

КУКУ. Думаешь, только такие как ты любят родину?

ПЕПЕ. Значит, правда? Прости! (Целует его.) Смотри, кое-что осталось на память! (Достает милицейскую дубинку.) Трофейная!

КУКУ. Тогда и я, может, тебя удивлю… (Достает из сумки наручники.) Всегда ношу с собой! Всегда!

ПЕПЕ. Тебя взяли? И что? Ты смылся?

КУКУ. Мы потом поразвлекались с моей Мариолой, сам понимаешь…

ПЕПЕ. Может, ты и на Замковой площади был

КУКУ. А как же? Мой первый приезд в Варшаву!

ПЕПЕ встает, обнимает КУКУ.

ПЕПЕ. Дружно, сплоченно шагаем вперед!

С польской шляхтой – польский народ!

КУКУ. Во, во, та самая заварушка!? И ты там был? В какой роте?

ПЕПЕ удивленно смотрит.

Я был в шестой механизированной, а ты? В меня даже камнем угодили, правда, только по каске попало, обошлось. Так значит ты, брат, тоже армию отслужил в ОМОНЕ? Даже не верится!

КУКУ хочет обнять ПЕПЕ, тот смотрит страшным взглядом.

Пауза. ПЕПЕ успокаивается, ему вдруг становится все безразлично.

Что бы ни было, ты знаешь. Родина есть родина. Твоя, моя, общая, ведь так? Моя война, твоя война – наша война!

ПЕПЕ встает, начинает что-то искать, находит резиновую перчатку. Подходит к КУКУ и бьет его перчаткой по лицу.

Ты что?

ПЕПЕ бьет еще раз.

Что такое?

ПЕПЕ. Так мой прадед хлестал по роже конюхов.

КУКУ. Ты что?…

ПЕПЕ бьет снова. КУКУ сильно хватает его за руку.

Перегибаешь палку…

ПЕПЕ. Ты конюх. От тебя смердит. Деревней смердит и навозом. Коровьим говном.

КУКУ. Я из города!

ПЕПЕ. Я уж не говорю о соломе в твоих сапогах! Деревня в твоих глазах, в твоей роже. У тебя нет лица, а есть рожа! У вас у всех рожи. Рожи, понимаешь?!

КУКУ. Да я же из города!

ПЕПЕ снова хлещет перчаткой, КУКУ дает сдачи кулаком. ПЕПЕ падает. КУКУ складывает вещи в сумку.

Вот придурок, я же так не хотел! Не хотел, понял? Ладно! Но уж теперь-то я ухожу. И знаешь что?