МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: экспериментальный домен / Большая Сеть
      ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ: как всегда безусловное в исчислении Большой Сети
      КЛЮЧЕВЫЕ ПОЗИЦИИ: Древо Смерти / вычислительный центр / озеро Чад
      СПОСОБ ДЕЙСТВИЯ: очень быстрая смена событий
      КЛЮЧЕВОЕ СЛОВО: СВЕРХСКОРОСТЬ
 

ГЛАВА 10

 
      Поморщившись, Стигмат открыл глаза. Ярко горел костер, грохотали барабаны. Тим стоял спиной у столба, руки стянуты веревкой… А про ноги забыли, умники! - подумал он.
      Йорубы потеряли человеческий облик, вокруг костра извивался в судорогах падучей хоровод обезумевших демонов и демониц. Отблески пламени плясали на черной, лоснящейся от пота коже, рельефно выделялись мышцы, колени, ягодицы и груди, скалились зубы, когти выскакивали из подушечек, заплетенные в длинные косицы волосы летали, щелкая, как бичи. Шаман, приподнявшись на цыпочки, поднес ко рту Стигмата миску. Оттуда шла вонь.
      - Пошел на хер! - прохрипел Тим, стискивая зубы. Только порошка зомби ему сейчас не хватало. Тетродотоксины действовали на него не так сильно, как на местных, но подобный сверхяд не мог полностью подавить даже его организм. Шаман оскалился, показывая выкрашенные красной краской зубы. Только сейчас Тимерлен заметил того здоровенного йорубу, которого раньше привели трое конвоиров. Они исчезли - скорее всего, присоединились к танцующим - а он все еще стоял, не шевелясь, глядя прямо перед собой стеклянно блестящими глазами.
      - Твой маленький добрый ангел! - прошептал шаман. - Я заключу его в канари! Глиняные стенки - все, что ты сможешь видеть оставшуюся жизнь.
      Тим не слушал - он глядел на светящуюся синим овальную лужу, которая виднелась позади хижин. Тут был еще один дромос! Йорубы ждали, когда прибудет некто и доставит то, что следовало заключить в зомби. А теперь вместо чернокожего собирались использовать Тима. По телефону Зорба сказал, что Бокор собирается в Африку - значит, он и должен доставить этот предмет, содержимое которого поместят в тело человека, чтобы контролировать…
      Снизу доносилось бульканье, и Стигмат скосил глаза. Клокотало в котле, висящем на толстой палке - ее концы опирались на раздвоенные сучья, воткнутые в землю по сторонам от костра. Темно-коричневая жидкость, куда добавили кровь, кладбищенскую землю, насекомых и траву, бурлила, то и тело вынося к поверхности скелетики птиц, превратившиеся в мочала толстые ветви, человеческие кости и черепа - будто микрокосм, зачаток какой-то жуткой, убийственной вселенной заваривался в котле.
      Шаман достал из кармана глиняный пузырек, высыпал на тыльную сторону ладони дорожку белого порошка и медленно втянул его носом.
      - Джо! - выдохнул он. По морщинистым щеками потекли слезы. Старик спрятал пузырек, поднял с земли миску, полную другого порошка - смеси для зомбирования - и потыкал ее краем в зубы Тима. Вонь, жуткая рвотная вонь заползла сквозь ноздри в череп и принялась разъедать мозг ядовитыми парами.
      - Джо! - повторил старик.
      Полоса света протянулась к ним из-за стены хижины и оформилась в Помпа-Жиру: она ударила бокора кулачками между лопаток. Старик качнулся, стукнув лбом в подбородок Тима, а тот наподдал ему коленом промеж ног. Выпустив миску, Бокор отшатнулся. Миска упала в котел - и тут же, зацепившись за него коленями, следом вверх тормашками полетел бокор.
      Котел качнулся, густая пузырящаяся масса, на поверхность которой водовороты, как останки кораблекрушений, выносили дерево и кости, широким потоком пролилась в костер. Низкий вой заглушил рокот барабанов. Когда содержимое котла смешалось с углями, густой пар повалил во все стороны. Огонь зашипел, языки его взметнулись вверх. На кончике каждого Тим, не веря своим глазам, увидел миниатюрные выдолбленные тыковки, украшенные змеиными позвонками. Словно кареты по склону горы они покатились по пламени на круглых жемчужинах-колесах; в каждой было окошко, из которого выглядывали черепа пассажиров. Тыквы-кареты достигли земли и прыснули в разные стороны, черно-красные демоны запрыгали, пытаясь раздавить их босыми пятками. От костра посыпались искры, взвихрились смерчем, сошлись в кокон и развернулись, показав высокую костлявую фигуру.
      Помпа-Жира, развязывающая руки Тима, пискнула:
      - Эшу Рей! - и попыталась спрятаться за столб.
      - Царь… - простонал кто-то.
      Тимерлен, сорвав оставшиеся веревки, быстро пошел в обход костра, не сводя взгляда с высокой фигуры. Эшу Рей - старший среди Эшу, дон этой семьи - еще не оформился полностью. Сквозь фигуру проступали хижины и деревья, но она быстро наливалась красками и густела.
      На земле извивался, стараясь сбить с френча пламя и что-то хрипя, шаман. Трое йоруба бросились к Тиму, он засветил одному кулаком между глаз, но двое других схватили Стагмата за руки и стали выворачивать их.
      - Уйди! - взвизгнул шаман. - Я не звал тебя!
      Длинное лицо Эшу скривилось в гримасе-улыбке. Его брови состояли из перьев, глаза были как два ярко-красных граната, а вместо волос на голове двигался сверху вниз поток черных жуков.
      - Прочь! - повторил шаман, уже стянувший горящие остатки френча. Встав на колени, он поднял жезл силы.
      - Я не звал тебя!
      - ХОРОШО… - загрохотало над деревней. - ЗНАЧИТ, Я ПРИШЕЛ НЕЗВАНЫМ!
      От этого голоса языки пламени взметнулись к небу, земля задрожала, с крыш хижин посыпались сухие пальмовые листья. Шаман замахнулся жезлом, но Царь Эшу повел плечом, и из костра всплыл котел. Перевернувшись в воздухе, он сам собой наделся на голову старика.
      - ЧУДЕСНОЕ ВРЕМЯ! - сказал Эшу, оглядываясь. - КАК МНОГО СИЛЫ ВОКРУГ ЭТОЙ НОЧЬЮ!
      Он присел, накрывшись плащом из искр, а когда выпрямился, лицо его было уже другим - еще более костлявым и вытянутым. Плащ стал черным. Эшу взмахнул им, полы закружились, вытянулись вокруг костра, заставив тех йоруба, что сжимали локти Тима, повалиться на землю.
      Плащ превратился в ветер, в воющий смерч: сбил с ног танцоров, сначала поволок их по земле, а потом поднял в воздух. Тима тоже поволокло по кругу, но он вцепился в столб; сверху на его ладони легли пальцы Помпа-Жиры.
      - Капа Прета… - шептала она. - Если он приходит незваным, то становится Капа-Претой. Эшу В Черном Плаще!
      Стигмат пытался удержаться. Ветер кружил йоруба, поднимая их все выше, он срывал полоски земли и закручивал огонь ревущей спиралью. Столб под пальцами Тимерлена трещал. Они попали в око смерча, вознесшегося к небу словно темная башня, чьи стены состояли из свистящего воздуха. Капа Прета был самый злобным Эшу, спец по черной магии. И он пришел незваным, значит, ни бокор ни кто-то другой не мог контролировать его. Ночь застала экспериментальный мир посреди интерференционной бури и теперь вырвавшийся на свободу Черный Плащ мог натворить такое, что…
      А если он захочет поучаствовать во всем этом? - испугался Тим. Я же не смогу его остановить. Здесь не боги создают людей, но люди богов. Черный Плащ - всего лишь результат верований, а как прикажете бороться с архетипом коллективного бессознательного? Хотя, если появился Капа Прета, то почему бы не появиться и другим…
      Дона Ипомея, согнув руки, приникла Тимерлену и вдруг поцеловала его. Стигмат, от неожиданности чуть не разжав пальцы, заорал на Помпа-Жиру - беззвучно, потому что ветер тут же унес слова прочь.
      Дух одновременно и единственен в своем роде - и воплощен во многих сущностях. Эшу, Лоа, Геде… Все они на самом деле были одним и тем же… но в то же время разными семьями. Как ни крути, в этом присутствовала большая доля условности. Верования африканцев, гвинейцев, бразильцев наделяли различные семьи различной атрибутикой, внешностью и привычками. Как настоящие мафиозные кланы, и каждый контролирует свою территорию, подумал Тим. Все, вроде бы, занимаются одним и тем же - криминалом - структура у всех одинакова и даже имена похожи, но на самом деле разница есть. И конкуренция тоже. Только в этом случае - не за рынки сбыта наркоты, а за умы и души аборигенов. Сначала те придумывали богов, а после боги подчиняли себе тех, кто их придумал… Стигмат не сомневался, что если представители разных семей вынырнут из небытия этой ночью, то вряд ли продемонстрируют пример делового сотрудничества. Самая удивительная метаморфоза произошла с основной верой, владевшей сейчас экспериментальным доменом. Изначальный ее бог, к которому Тим питал неприязнь по личным причинам, был мудр и добр - аборигены создали его, он воплотился в материальном теле, и влияние нового божества постепенно распространилось на значительную часть домена. Но со временем его сущность исказилась в умах аборигенов, и теперь этот бог стал мерзким сукиным сыном, коммерсантом и прохиндеем, да еще и ко всему прочему у него началось раздвоение личности… Даже не раздвоение, его стало много, то есть различные группы верующих верили в него по-разному, представляли его по-разному, и у бога началась шизофрения, которая закончилась тем, что ипостаси его через своих аборигенов-приверженцев стали враждовать друг с другом, и вот уже около ста местных лет этот бог медленно умирал, раздираемый на части внутренними противоречиями, войной внутри самого себя, а земные теологи провозгласили, что начался 'кризис веры'.
      В этот момент смерч исчез.
 
      Он не тронул хижины, не потревожил даже пальмовые листья на крышах, но унес прочь всех йоруба. Кроме шамана. Тот лежал на спине, вытянув тощие кривые ноги. Голову накрывал ритуальный котел.
      Дона Ипомея все же добилась своего. Когда ветер стих, и они упали на землю рядом с покосившимся столбом, она как кошка прыгнула на Стигмата, не дав ему опомниться, впилась губами в его губы, обнимая за шею одной рукой, а другой пытаясь расстегнуть ремень на джинсах.
      - Фу фы фуфка! - Тимерлен уперся ладонями в ее грудь, поднажал и оттолкнул - Помпа-Жира взлетела в воздух. Пальцы соскользнули с пряжки, но даже зависнув горизонтально в метре над землей, Ипомея продолжала тянуться к Тиму.
      - Ну ты и сучка, - повторил он, поднимаясь и застегивая ремень. - Совсем сбесилась?
      - Это все колдовство, - хныкала Ипомея, сладострастно извиваясь и непроизвольно оглаживая себя по бедрам. - Когда рядом происходит что-то такое, я всегда возбуждаюсь. А еще в тебе столько энергии… Тимчик, пожалуйста! Мне сейчас так нужна мужская ласка. Ну, Тимчииик!
      С пониманием глянув на нее, Тимерлен шагнул к колдуну.
      - Потом, - пробормотал он, ногой отпихивая котел. - Потерпи, ладно? Сейчас не время…
      - Для этого всегда есть время, - возразила Ипомея. Она повисла вертикально, чуть опустилась, оттолкнулась ногами от земли и с протяжным всхлипом взмыла в черное небо. Тим поднял голову, следя за розоватым инверсионным следом, протянувшимся по огромной дуге и исчезнувшим за горизонтом.
      Потом перевел взгляд на шамана. Старик был еще жив, но лицо его превратилось в красную маску ожога и напоминало теперь мясо сваренного, очищенного от хитина омара. Вокруг глаз кожа обуглилась, и они казались неестественно выпученными; веки и ресницы отсутствовали, нос превратился в бугорок, посреди которого зияли дыры-ноздри.
      Жизнь еще не покинула его. Gros bon ange, маленький добрый ангел его души уже почти отделился от сorps cadavre, физического тела, но все еще подрагивал сваренными в кипятке крылышками и цеплялся обугленными ручками за умирающую плоть.
      - Что вы собирались делать с зомби? - спросил Тим.
      Губы, превратившиеся в иссеченных трещинами лоснящихся червяков, шевельнулись. Хриплый голос произнес:
      - Это моя шестнадцатая жизнь. Джо ждет меня.
      - Для чего вы затеяли все это? - повторил Стигмат.
      Рука, похожая на кривую палку из красного дерева, поднялась, и палец-веточка указал в грудь Тима.
      - Ты - посланец богов?
      - Чепуха, - сказал Тим.
      Раздался быстро нарастающий звук, с неба на них спикировало какое-то исходящее паром тело и грохнулось о землю. Серые клубы, шипя и булькая, разошлись во все стороны, показав дону Ипомею в мокрой юбке.
      - Афф! - выдохнула она. - Аж до Гвинейского залива летала. Вода страсть какая холодная.
      - Остыла? - Тимерлен вновь наклонился над стариком.
      - Чего хотят боги? - спросил хриплый голос. - Мой большой ангел …
      - Ваши боги - это ваши проблемы, - брюзгливо перебил Стигмат. - Никому нет дела до них. Вы собирались переместить в зомби тот архетип, который привезет сюда Бокор? - Стигмат махнул рукой в сторону дромоса. - Так, да? Говори! Это все работа Триждывеличайшего, точно. Он как-то смог сконденсировать из бессознательного свой старый архетип, чтобы физически синхронизироваться с ним и стать богом. А вы решили перехватить его до синхронизации, чтобы подчинить. Где? Где Триждывеличайший может синхронизироваться?
      - Чад, - ответил шаман.
 
      Тим был уверен, что место синхронизации находится где-то неподалеку. Но Чад… Деревню йоруба и озеро разделяло большое расстояние, а в распоряжении Стигмата теперь не было транспортного фрактала Срединного Домена.
      Остановившись на краю деревни, он устало привалился плечом к стволу дерева. Помпа-Жира повисла рядом, искательно заглядывая Тимерлену в лицо.
      - Ты пролетела за мной сквозь фрактал? - спросил он. Ипомея кивнула.
      - А там, в доме - это ты пустила луч из окна, когда я по лестнице поднимался? Ладно, но как ты смогла переместиться так далеко от своего леса?
      - В тебе есть какая-то сила, Тимчик. Она меня поддерживает.
      Стигмат нахмурился.
      - Неправда, нет во мне никаких сил. Я же не-стихийный. Ладно, давай прикинем, а то слишком запутанно… - Тим быстро пошел прочь от деревни, и дона полетела следом. - Триждывеличайший сгустил архетип. Скорее всего - через местную Сеть вычислил все его имена. Где могут храниться эти имена? На винчестере или флэшке, больше негде. Дальше Триждывеличайший 'умер' то есть умерло тело в голограмме, а сам он вошел в Сеть. Какие-то его помощники должны были доставить носитель имен в Африку, к озеру Чад, туда же каким-то способом должно было прибыть сознание Триждывеличайшего. Он бы синхронизировался с архетипом, обретя его мощь, вновь создал бы для себя материальное тело и стал править. Местные уверовали бы в него, экспериментальный домен превратился в Гермеса-2. Но Вуду решили перехватить носитель, то есть этот винчестер, поместить архетип в тело зомби - тогда, если бы Олодумаре синхронизировался, они смогли бы им управлять. Гермесом, в смысле. Хорошо, а Каббала? Они чем заняты? Еще вчера в местной Сети что-то происходило… Гм, Чад. В какую сторону отсюда надо идти, чтобы попасть к Чаду?
      - А кто это? - спросила Ипомея.
      Тим покосился на нее.
      - Так… Ладно, надо вернуться. Если сейчас в деревне появится этот Бокор, то…
      - Кто такой Бокор? - спросила она.
      - Вообще-то, так на Гаити называют шаманов. Не всех, а… Короче, поскольку я не знаю, как его звать - для меня он Бокор. С большой буквы. Глупая ты, Ипомея.
      - Зато красивая, - отрезала Помпа-Жира.
      Стигмат остановился, разглядывая дерево, мимо которого уже проходил, когда направлялся к деревне. Сейба, от корней до вершины оплетенная лианами, с двухъярусной галереей, приткнувшимся у ствола домиком из веток и веревочной лестницей…
      - Abrindy a minia eijiry! - выкрикнула вдруг Ипомея, и когда Тим удивленно повернулся к ней, пояснила: - Это я призываю одного… мужчину. Сейчас сам увидишь. Он нам поможет.
      Сверху донесся шум. Крона задрожала, зашелестела листва. Раздался приглушенный женский визг, домик содрогнулся и кто-то выскочил наружу.
      Тим разглядел здоровенного широкоплечего детину, который, зажав под мышкой что-то громоздкое, пронесся по галерее. За ним выпорхнуло несколько голых Помпа-Жир - они тянули вслед руки и причитали.
      - Прочь! - взревел мужчина. - Надоели, ненасытные стервы!
      Он слетел по веревочной лестнице, перехватил обеими руками огромный двусторонний топор и шагнул к гостям. Помпы-Жиры выкрикивали вслед оскорбления и размахивали кулачками.
      - Шанго… - прошептала Ипомея.
      Детина погрозил Помпа-Жирам топором, и те испуганно порхнули обратно в домик. Он повернулся к гостям. Ростом на две головы выше Тимерлена, хозяин Сейбы обладал фигурой, которая заставила бы Аполлона съесть от зависти свою лиру. Белоснежные волосы и ярко-красная узкая набедренная повязка. Сбоку на ней висел кувшин. Ипомея уставилась на то, что виднелось под повязкой, и тихо щелкнула языком. Хотя Стигмата раздражала ее навязчивая озабоченность, он ощутил легкий укол ревности.
      - Што надо? - спросил Шанго. Почесав грудь, он отцепил от повязки кувшин, открыл и стал пить из горлышка. Голос у здоровяка был отрывистый и грубый.
      - Это вино? - спросила Ипомея заискивающе. - Господин, а можно мне?
      - Пальмовое! - Шанго, окинув Помпу-Жиром взглядом, посмотрел на Тимерлена. - Твоя телка? Лады, держи. - Он швырнул доне кувшин.
      Только сейчас Стигмат заметил, что в левой руке его спутница сжимает тот крошечный глиняный пузырек, который был у старика-шамана. Схватив кувшин, Ипомея высыпала в него все содержимое пузырька.
      - Ты что делаешь! - заорал на нее Тим. - 'Снежок' с вином, сдурела совсем?
      На всякий случай отлетев подальше, она приникла к кувшину.
      - Там… - обратился Стигмат к Шанго, махнув рукой в сторону деревни, - объявился Черный Плащ. И еще вот-вот появится один Бокор. Он хочет…
      - Эшу? Бокор? Оборзели, гады!
      Неожиданно взъярившись, здоровяк взмахнул топором и перерубил ствол растущего неподалеку дерева. Содрогнулась крона, дерево медленно завались, ломая ветви тех, что росли по соседству.
      - Так пошли с нами, - предложил Тим. - Надаем гадам по мозгам?
 
      ____________
 
      Андрей не владел своим телом. Он смутно понимал, что на него с Ксюшей наложили заговор, но теперь у него не осталось психических сил даже на то, чтобы бояться. А Ксюху одолела истерика: свернувшись на заднем сидении и прижав ладони к лицу, она беспрерывно скулила. Из-под пальцев текли слезы.
      Машина остановилась у подножия холма.
      - Вылезайте, - скомандовал Опанас.
      Слова, которые он произносил, были единственным, что пленники понимали ясно. Они становились чем-то вроде команд, нажатием на клавиатуру, а сознание - компьютерной программой, которая не могла этих команд ослушаться.
      Андрей оказался снаружи первым, за ними вылезла Ксюха. Наверное, истерика помогала ей как-то противостоять оцепенению, которым окутало их заклинание Бокора. Если Андрей теперь двигался словно робот и не способен был даже задрожать без команды, то Ксюша покачивалась, поводила плечами, дергала головой и скулила. А он и языком не мог пошевелить - тот превратился в ком сухой ваты, забившей рот.
      - Жить хочешь? - спросил Опанас. - Тогда пошли. Веди ее перед собой.
      Пленник видел, как этот человек одним ударом пробил голову электрика - который, конечно, вовсе не был электриком - в прихожей квартиры. И странная пелена, комок невещественной, но обладающей сознанием субстанции, что висела у плеча незнакомца… Андрей видел все это, но с трудом осознавал, что именно видит: реальность отступила на второй план, казалось, что он лежит, связанный, на койке в полутемной комнате со стенами из мутного стекла, и все происходит с кем-то другим, находящимся снаружи.
      Они направились через заросли вверх по склону, Андрей толкал Ксюшу перед собой, Бокор #8213; позади. Опанас уже разобрался, что произошло в той квартире. Флэш-плеер с запястья пленника давно лежал в его кармане, пока что выключенный - его время наступит позже.
      Который теперь час, Андрей тоже понять не мог, время исчезло. Казалось, ночь длится уже несколько суток. Птицы молчали, небо над холмами и не думало светлеть - никаких признаков близящегося рассвета.
      Путаясь в ветвях и цепляясь за корни, они приблизились к вершине. 'Топай, топай,' -бормотал Бокор. Пленники различили башню, в две стороны от которой тянулась стена. В ней зиял пролом с торчащими кусками арматуры.
      И ведь совсем неподалеку - улицы, дома… Еще, наверное, проезжают редкие машины, и милиция… А здесь никого, кроме них. Ксюха, уже минуту как прекратившая скулить, споткнулась, чуть не упала и разрыдалась. Андрей подхватил ее подмышки.
      - Шагай! - выдохнул Бокор в ухо.
      Они пролезли сквозь пролом. По другую сторону между подстриженными кустами тянулись пешеходные дорожки, в темноте виднелись очертания церквей и часовен. Днем сюда пускали экскурсантов, по трешке с носа, но сейчас было тихо. Бокор, толкая пленников перед собой, провел их мимо Надкладезной часовни и Успенского собора. Вдалеке залаяла собака.
      Показалось приземистое здание, и они услышали поющий голос.
      Геде устремился вперед, подлетел к запертой двери постройки и сквозь скважину втянулся внутрь. Они сделали еще несколько шагов. Теперь стало слышно, что голос поет на мотив 'На недельку до второго я уеду в Комарово':
      - Отче наш, сущий на небесах…
      Раздались ритмичные удары, треск дерева. В поле зрения появилась стоящая на земле керосиновая лампа; свет ее озарял кучку бревнышек и толстого попа в рясе. Вооружившись топором, он самозабвенно колол дрова.
      - Хлеб насущный дай сей день… И прости нам долги наши… - выводил голос.
      - Плоть усмиряет, - брюзгливо проворчал Опанас.
      Когда троица выступила из тьмы, поп выпрямился. Некоторое время вглядывался, затем произнес звучным баритоном:
      - Кто пожаловал из мрака?
      Не опуская топора, он тряхнул длинными волосами, провел ладонью по бороде, взял лампу и высоко поднял ее. Прищурившись, оглядел Бокора.
      - Темное время для темных дел! - воскликнул поп. - Никак исчадия по мою душу? То-то смотрю - что-то странное этой ночью творится!
      Андрей стоял как истукан, пялясь на священнослужителя. Тот занес топор над головой и собрался поразить Бокора, но тут из черного неба ударила молния. Она впилась в обух, жгучий свет пронзил топорище, по запястью перетек в тело - поп засиял. Молния исчезла. От ступней по щиколоткам и бедрам пошла волна свечения: там, где проходила граница, дряхлая залатанная ряса превращалась в богатые, расшитые кричаще-вычурными узорами одежды. Сияние достигло головы, и на ней возникла шапка в виде усеченного конуса #8213; белый войлочный колпак, украшенный золотыми пластинами. А свет сошелся в узкое пятно, с тихим чпоканьем отделился от головы, поднявшись немного выше, расплылся нимбом и застыл. Нимб напоминал литой золотой обруч, он одновременно был хорошо виден, и в тоже время полупрозрачен.
      Взмахнув топориком, преобразившийся поп бросился на Опанаса. Ксюха завизжала.
      Щелкнул замок, дверь дома приоткрылась. Геде устремился вперед, на ходу раздуваясь, меняя форму. Он пыхнул в лицо священнослужителя гарью и серой. Андрею показалось, что одушевленная пелена приняла очертания человеческой фигуры - согбенного старика, протянувшего к попу длинные тонкие руки.
      - Очисти грехи наша! - взревел поп. Он закашлялся, отступил и вновь бросился на Геде. Лезвие прошло сквозь призрачную фигуру, и после третьего удара та распалась клочьями.
      - И надеру я вам задницы во имя Мое!
      Клочья опасливо отплыли подальше и собрались вместе уже возле плеча хозяина.
      Ксюха вдруг вырвалась. Андрей с одной стороны, а Опанас с другой попытались схватить ее, но девушка с криком побежала прочь.
      - Стоять! - заорал Бокор.
      Поп сбился с шага и зашатался. Лицо изменилось - борода исчезла, проступили черты молодого красивого мужчины с запавшими щеками и грустными глазами. Он опустил топор, что-то еле слышно сказал - и тут же изменился вновь. Изможденное лицо стало одутловатым, щеки покраснели, лоб сузился, глаза зло блеснули. Преобразившийся поп вновь вскинул оружие.
      Опанас толкнул Андрея в спину; замычав, тот влетел в раскрытую дверь. Зацепившись за порог, упал грудью на пол.
      Сзади доносились проклятия и ругань. Пленник лежал, пытаясь вздохнуть.
      Опанас пригнулся, когда поп взмахнул топором, подхватил с земли короткое бревно и резко выпрямился, ударив врага торцом полена в подбородок с такой силой, что поп взвился в воздух. Полы одежд затрепетали в потоке воздуха, Бокор увидел подошвы сапог, широко расставленные ноги и волосатые ляжки. Двигаясь спиной вниз, священнослужитель пронесся над землей; на мгновение Опанасу показалось, что он видит не человеческую фигуру, но летящую в воздухе большую рыбу, а затем головой и плечами поп проломил стену стоящей напротив часовни и исчез внутри. Здание с низким скрипом просело и стало крениться. Пару секунд изнутри доносился грохот и рев, затем в проломе возникла голова. Опанас попятился к двери, за которой лежал Андрей.
      Крякнув, поп метнул топор, и Опанас распластался на земле. Жужжа, вращающийся топор пронесся над ним, над Андреем, и вонзился в стену, в середину плаката с большой надписью красными буквами 'НЕ КУРИТЬ', под которой была нарисована обмотанная бинтами и объятая пламенем испуганная мумия; пробил ее, снес следующую стену и улетел дальше. Спустя секунду донесся грохот, и широкий силуэт Введенской церкви, темнеющий далеко позади, провалился внутрь самого себя.
      Поп бросился вперед, а часовня за его спиной обрушилась. Сделав несколько шагов, он вновь сбился с шага, лицо изменилось - щеки побледнели, лоб сузился…
      - Окоянство! - взревел поп. Золотая шапка на нем обратилась белоснежным цилиндром без полей, позади которого свешивался белый хвост вроде короткой простыни; одежды стали черными, на груди засиял большой золотой крест на толстой цепи. Мотнув головой, поп устремился дальше, бормоча на несколько голосов - будто что-то спрашивал у самого себя, сам себе отвечал, вмешивался в беседу, покрикивал и ругался.
      Андрея схватили за шиворот, рывком подняли и поволоки куда-то. Порхнувший следом Геде начал мерцать: тусклое сияние озарило своды.
      Скатившись по крутой лестнице, они очутились в начале катакомб - узкие извивающиеся коридоры тянулись не слишком запутанным лабиринтом, по которому днем водили экскурсантов. В стенах зияли ниши, где лежали завернутые в саваны мумифицированные тела древних отшельников, аскетов и подвижников.
      Топот священнослужителя доносился сзади. Бокор свернул влево, потом вправо. Когда мерцание Геде проникало в ниши, там раздавался шелест. На очередном разветвлении коридоров беглецы остановились - Опанас пытался сообразить, куда двигаться дальше. Из ниши, которую они миновали последней, показалась закутанная в серую ткань рука. Андрей стоял, пялясь на нее, ощущая отголосок страха, достигшего разум сквозь пелену магического заговора. Появилась вторая конечность, и вскоре мумифицированное тело, на груди которого висел картонный прямоугольник с надписью 'старец Епистафий', выбралось наружу. По коридору уже безмолвно приближались другие мощи - медленно шли, шелестя саванами и покачиваясь, вытянув перед собой руки. Топот священнослужителя зазвучал совсем рядом. Бокор, наконец выбрав направление, бросился вперед.
      Геде метнулся к очередной двери и втянулся в замок. Раздался щелчок, дверь приоткрылась. Позади поп взревел, затем донеслось глухое бормотание.
      Они долго бежали по лестницам и коридорам, миновали помещение с метлами и ведрами, несколько чуланов. Геде раскрывал двери. Беглецы преодолели последние коридоры - и затем начались настоящие, дикие катакомбы.
 
      Андрей стоял неподвижно, глядя перед собой немигающими глазами. Заговор слабел, постепенно он начинал осознавать происходящее. Очень тихий рокот доносился сверху - где-то над ними текла река.
      Синюшное мерцание Геде озарило вынырнувшего из темноты Опанаса.
      - Пошли, - велел он, и пленник послушно шагнул следом… но теперь не сразу, чуть помедлив. Он уже ощущал свое тело, хотя пока не мог противиться приказам. Окутавшая сознание пелена редела, страх все чаще прорывался сквозь нее и покалывал мозг ледяными иголками.
      Он хотел спросить: кто ты? Зачем ты это делаешь? Куда мы идем? - но язык не слушался.
      Впереди раздался шум. Коридор здесь разветвлялся, правый рукав вел вниз, левый, совсем короткий, заканчивался пещерой с низким сводом. Картины окружающего все еще с трудом проникали в сознание, казались смазанными и не вызывали почти никаких эмоций. Но Андрей разглядел множество сидящих на корточках длинноволосых молодых людей, одетых в джинсы и короткие балахоны, увешанных бусами и кожаными лентами.
      - Дальше, - сказал Бокор.
      Свернув в наклонный коридор, они долго шли вниз. Пленник ощущал, как пласты земли давят сверху, стесняют дыхание. Он начал сбиваться с шага, пытаясь заставить свои ноги цепляться одна за другую - теперь конечности все лучше слушались его.
      Коридор закончился очередной пещерой: нешироким, но очень высоким каменным цилиндром. Мерцание Геде не достигало его свода. На полу были кругами выложены кости, и в центре горел вертикально висящий овал мутно-синего света.
      - Лысая гора над нами, - произнес Опанас. - А дромос-то древний совсем…
      У краев овала синий цвет темнел, казалось, что он иссох и потрескался - будто покрылся коростой от времени. В глубине световой лужи виднелось что-то расплывчатое. Подтолкнув Андрея, Бокор приблизился и разглядел угол хижины, край покрытой крупными листьями крыши…
      - Пришли, - сказал Опанас.
      Он впихнул пленника в дромос и шагнул следом. Геде влетел за ними. Некоторое время в пещере стояла мертвая тишина, затем из туннеля вышел человек. Внимательно, но без удивления рассмотрел дромос, достал трубку из чехла на ремне. Раздался писк, и голос произнес:
      - Хозяин, я под катакомбами. Тут какая-то штука синяя висит…
 

ГЛАВА 11

 
      Троечка приставила кей-генератор к замку последней двери, на которой была табличка с единственным словом: 'ТИТИХОЗА'.
      От модернизации она отказалась, взяла только шарик с крошечной надписью: 'копирование. для одноразового использования'.
      Гибкие полосы охватывали торс Адамы, к спине был прикручен пузатый ранец, из-под левой подмышки выглядывал ствол. Поначалу это казалось неудобным, но он быстро привык.