Оглядев голубятню, парень деловито спросил Баклушина:
      - Гена, а электроплитки у тебя, случаем, нет?
      - Зачем она тебе понадобилась? - удивился Баклушин.
      - А вот свернуть башку этому рябчику, - парень небрежно кивнул головой в сторону голубей, - да и поджарить свеженького. Деликатес перший сорт!
      Генка опешил, не находя слов для ответа.
      - Ну и скажешь ты, Шмага, - наконец начал он. - Разве голубей едят? Сроду не слыхал такого. Их разводят любители для красоты...
      - Эх, корешок! Знал бы ты вкус в этом деле, - похлопал его тяжелой рукой по плечу беззубый. - А еще голубятником считаешься.
      - Вообще и воробьев едят, - заговорил вдруг парень в мятой болонье. Хвалят даже. Очень, говорят, вкусны жареные. Но сам я не пробовал.
      Несмотря на отсутствие жизненного опыта, Володя сразу догадался, что эти ребята приезжие. Кто из ленинградцев выскажет сейчас такую идею: жарить голубей и воробьев? Слава богу, сейчас не блокада, когда люди умирали с голоду. Ему стало не по себе, но любопытство удерживало его на голубятне. А Генка тем временем вытащил из угла каморки спортивный чемоданчик и извлек из него две бутылки водки и круг колбасы. Стали располагаться вокруг тумбочки. Рядом с Володей оказался молчаливый парень в плаще. Они познакомились.
      Его звали Игорем, фамилия - Щетинин.
      - А со мной девочка учится, Щетинина Наташа, - похвастался Володя.
      - Так это моя сестренка, - обрадовался Игорь.
      - Этот-то парень откуда, тоже наш? - тихо спросил Володя, показывая глазами на беззубого.
      - Со Шмагой мы вместе срок отбывали, - равнодушно ответил Игорь. Теперь он ко мне в гости заехал.
      А дом его где-то на Псковщине.
      - Значит, вы сидели в тюрьме?
      - Сначала в тюрьме, а потом в колонии.
      - Страшно там? - допытывался Володя.
      - Какой страх, просто худо. Одним словом - неволя...
      Расстались они тепло, как старые друзья.
      5
      ...Было около двух часов ночи. Самая пора сна. Никто не видел, как из последней парадной в заднем дворе старого дома вышел долговязый парень. Налетевший порыв холодного ветра заставил молодого человека съежиться и застегнуть на все пуговицы тонкий измятый плащ. Но эта предусмотрительность, как видно, помогла мало. Ветер не унимался. Он бесцеремонно тряс короткие полы болоньи, подбираясь все ближе к согревшемуся телу. Тогда молодой человек сделал вторую попытку хоть немножко спастись от охватившего его озноба: он натянул до самых бровей серую кепку и поднял узкий воротник плаща.
      Затем он внимательно осмотрелся во дворе и подошел к двери, из которой только что вышел. Послышались три коротких удара каблуком в филенку. После этого, еще раз оглянувшись по сторонам, он пошел, но почему-то не на улицу, а в глубь двора, к старому дощатому забору, отделявшему пустырь от жилых домов.
      У забора странный парень вновь обернулся. Двор был по-прежнему пуст. Только пушистый кот важно шагал от дровяных сараев. Зеленые глаза его с любопытством уставились на одинокого человека. А тс"т нагнулся, руками развел две доски забора в разные стороны и быстро шмыгнул в образовавшуюся треугольную щель. Доски бесшумно стали на свое место, а человек исчез. С минуту еще слышались его осторожные шаги на пустыре. Потом все затихло.
      Но вот парадная дверь открылась снова. Теперь пз нее вышел человек среднего роста. Одет он был в серую куртку и такие же брюки, заправленные в кирзовые сапоги. Темное широкоскулое лицо было обрюзгшее, злое. В манере ходить чувствовалась напряженность.
      На крыше стукнул оторванный лист железа. Человек молниеносно среагировал на стук, весь сжался, как тигр перед прыжком, и прислонился к стене, выжидая. Очередной порыв ветра вновь прошелся по крыше, лист издал более тихий стук. Человек понял, откуда доносятся пугающие звуки, успокоился и, ударив два раза в дверь носком сапога, зашагал к забору. Щель из двух досок оказалась узковатой для его комплекции. Он тихо выругался и, царапая пуговицами о край доски, с трудом протиснулся на пустырь.
      Последними из парадной вышли двое. Это были Баклушин и с ним Володя Синелопов. Генка пес в руках небольшой спортивный чемоданчик, тот самый, из которого неделю назад вынимал в голубятне две поллитровки п круг колбасы.
      Оказавшись на пустыре, Баклушин подбадривающе поучал:
      - Держись смелей, не трусь - это главное для успеха. У нас все в деталях обдумано... Иа твою голову выпала самая легкая работенка...
      Они пересекли пустырь, прошли по безлюдному переулку, миновали заводскую проходную и, пройдя около шеренги неуклюжих частных гаражей, очутились в глухом захламленном дворе. Рядом с помойкой тускло горела электрическая лампочка. Она освещала широкую дверь, обитую железом. Массивная накладка, запертая ва крупный амбарный замок, перечеркивала дверь поперек по самому центру. Генка подвел Володю к дровяному сараю. Дверь его была приоткрыта. В темноте маячило чье-то лицо.
      - Идите сюда, - повелительно шепнул голос.
      Они вошли в сарай. Там пахло кошками, плесенью и гнилым деревом.
      - Скоро должен пройти сторож, - пояснил тот же грубый голос, - тогда в нашем распоряжении будет около двух часов. Времени хоть отбавляй, это я точно знаю.
      Действительно, минут через пятнадцать во двор пришел наглухо закутанный в дождевик сторож. По походке и фигуре нетрудно было определить, что это женщина.
      Она смело приблизилась к освещенной двери, дернула двумя руками тяжелый замок, для верности громыхнула накладкой. Убедившись, что все на своих местах, сторожиха ушла под арку, громко шлепая подошвами резиновых сапог по лужам. Скрипнула железная калитка ворот, и все затихло. Только неугомонный дождь монотонно шумел по крышам, да хриплым гудком предупреждал кого-то дежурный буксир на Неве.
      - Пора, - скомандовал человек в серой куртке и вышел из сарая.
      Генка Баклушин подтолкнул Володю в спину. Дрожа г.сем телом от страха и холода, подросток пошел вслед за Шмагой. У железной двери Шмага подтянулся на носках, достал рукой до выключателя. Свет над дверью погас. В наступившей темноте послышался шум у замка.
      Это Баклушин подбирал ключ. Он возился недолго.
      Внутри замка что-то сухо щелкнуло, и толстая дужка беспомощно раскрылась.
      - Молодец, - тихо похвалил Шмага.
      Но это было только начало. Дверь дополнительно была закрыта изнутри.
      Проникнуть в помещение планировалось через форточку. Для этого-то и был вовлечен в группу Володя Синелопов.
      Щуплепький, узкоплечий, он легко мог пролезть в форточку...
      Форточка оказалась тоже закрытой.
      - Пластырь, - спокойным голосом хирурга потребовал Шмага.
      Из чемоданчика достали и подали ему липкую тряпку. Он осторожно приложил ее к стеклу форточки, бережно разгладил и ладонью надавил на центр. Стекло глухо хрустнуло. Осколки посыпались внутрь, почти не издавая звона. Рука взломщика нащупала шпингалет, и форточка бесшумно раскрылась.
      - Готово, - доложил Шмага, - давай сюда.
      Эта команда относилась к Володе. Сильные руки подхватили его под мышки. Не успел он опомниться, как был поднят на уровень форточки. Тело мигом оказалось в горизонтальном положении.
      - Пошел, - прохрипел главарь, подталкивая Володю сквозь прутья решетки к форточке. Голова просунулась в решетку и уперлась в раму. Встретилось неожиданное препятствие. Плечи уперлись в раму и застряли.
      - Винтом, переворачивайся вниз лицом, - послышался совет снизу.
      Извиваясь по-змеиному, Володя с трудом развернулся.
      Но когда он пролез до половины, то голова, грудь и руки беспомощно повисли в воздухе. До подоконника было далеко, рама оказалась высокой. Было ощущение, что ныряешь в бездну.
      "Все равно пропадать", - решил Володя и рванулся вперед, загребая воздух руками. И тут левая ладонь натолкнулась на жесткое полотно. Это была гобеленовая штора. Придерживаясь за нее, Володя с большим трудом спустился вниз.
      За дверью гулко стукнул тяжелый металлический предмет, скорее всего лом. Заскрипели накинутые на петли изнутри крюки. Баклушин бесшумно снял навесной замок, осторожно отнес к стене тяжелую железную накладку. Дверь медленно открылась. Из нее, пошатываясь, вышел Володя. Лицо его вытянулось и побелело.
      Глаза лихорадочно блестели, тело и руки дрожали в неудержимом ознобе.
      - Ну, что встал? - выжидательно глядя на мальчишку, спросил Шмага.
      Володя Синелопов беспомощно прислонился к жслезпой двери, молчал. Он не понимал, чего от него хотят еще. Разве мало того, что он сделал?
      - Пошли за шмотками, - разъяснил Баклушин.
      В руках у него был мешок. Другие уже вовсю орудовали внутри помещения. Оттуда доносился звук отодвигаемых штор, глухо постукивали сбрасываемые в кучу вешалки, кто-то раздирал полотно, что-то оборвалось и мягко шлепнулось на пол.
      - Не могу, - признался Володя, - делайте что хотите, а я больше но могу.
      - Стой тогда здесь, на атасе, понял? Если кто подойдет с проспекта, свистнешь, - приказал Баклушин и исчез за дверью...
      Через захламленный двор Володя вышел на проспект. Впереди, дома через три от ателье, остановилась легковая машина - такси. Из нее вышел шофер, закрыл кабину на ключ, обошел вокруг и исчез во дворе.
      Одинокая машина осталась стоять на проезжей части.
      А дождь все лил. Проспект был безлюден. Дворники и сторожа предусмотрительно попрятались в парадные домов. Вскоре к машине вышли трое: шофер и еще двое. По фигурам Володя определил, что это Шмага и Игорь Щетинин. Значит, от ателье они прошли проходными дворами и вышли напротив такси. Люди несли два тяжелых чемодана и мешки. Шофор торопливо открыл багажник.
      Туда затолкали чемоданы и один мешок, остальное разместили на сиденьях. Хлопнули дверцы. Машина зафырчала и ушла в сторону вокзала.
      "А ведь это тоже работа, опасная и тяжелая", - подумал Володя, стоя под грибком на детской площадке.
      Взгляд его был неотрывно прикован к дому, где расположено ателье. Он ждал Баклушина, а Генка почему-то задерживался.
      "Уйти или подождать еще немного?" - думал Володя, и вдруг услышал позади себя подозрительный шорох.
      Синелопов быстро обернулся. Из-за кустов выплывала неуклюжая фигура Баклушина. Откуда он взялся?
      А Генка, не торопясь, шагал к Володе, загребая ногами опавшие листья, покровительственно улыбаясь.
      - Все оформлено. Можно идти отдыхать, - победеносно объявил он.
      6
      К вечеру первого дня Снегирев сходил в соседние школы и принес три списка учащихся, имена которых начинались на букву "В", а фамилии имели окончание "ов". Бадраков бегло ознакомился со списками - сто шестнадцать человек! Сколько же времени потребуется для их проверки?
      Призванная на помощь инспектор детской комнаты Рита Городецкая просмотрела списки и подчеркнула красным карандашом тринадцать фамилий. Эти ребята в разное время за разные проступки задерживались милицией.
      - Тринадцать - число невезучее. Чертова дюжина, - заметил Снегирев.
      - Идея! У меня возникла идея, - хлопнул себя по лбу ладонью Петр Кириллович. - Мы будем действовать методом отбора и сравнения...
      - Что-то новое в области криминалистики, - чуть заметно улыбнулся Снегирев.
      - Ты чего ухмыляешься?
      - Есть такой анекдот, - уже не скрывая улыбки, начал Снегирев. - Один человек, мнивший себя талантливым изобретателем, недели две никого не впускал в свой кабинет. Работал над новой идеей. Наконец вышел с сияющим лицом и отдал на обозрение товарищам чертежи новой машины. Те посмотрели и узнали в уникальном изобретении... велосипед.
      - Юмор здесь неуместен, - не сдавался Бадраков. - Неважно, велосипед или мотоцикл, лишь бы мы скорее могли достигнуть финиша. Результат важен, милейший.
      Участковый уполномоченный Шарапкин положил конец этому спору. Он принес еще один список. Там были фамилии и имена ребят, проживающих на его участке в "неблагополучных" семьях.
      Не откладывая дела в долгий ящин, Петр Кирил* лович сразу, же стал применять свой только что изобретенный метод сравнения. Он заглядывал в список Риты Городецкой и в список, доставленный Шарапкиным.
      Дважды ни одна фамилия не повторялась.
      - Не клюет, - снова улыбнулся Снегирев. - А я принесу третий список, и будут опять новые лица, - закончил он серьезно.
      - Почему?
      - Очень просто: озорников у нас намного больше, чем мы их знаем.
      Уловив ход мыслей старшего группы, Шарапкин начал скрупулезно просматривать списки школьников, Он многих из них знал, оказывается.
      - Комаров Валерка. Знаю. Навряд ли пойдет на это. Хохлов Виктор отпадает. Инвалид, больные ноги.
      Колтаков Вася - золото парень, - бубнил он себе под нос, характеризуя знакомых ребят.
      - Синелопов Вовка - умница. Но мать у него погуливать начала. Отец военный, служит где-то на границе. Мальчишка в последнее время отбился от рук.
      Соседи жаловались, что курит в парадной...
      - А почему ты его в свой список не внес?
      - Это недолго. Можно и сейчас записать, - соглашается Шарапкин, внося фамилию Синелопова в свой список.
      И вот Бадраков уже второй день проверяет образ жизни ребят, выявленных методом отбора. Работа тонкая. Нужно сделать так, чтобы никто из посторонних не узнал, кем интересуется работник милиции.
      Навести тень подозрения на взрослого человека плохо, а на подростка - в несколько раз хуже.
      Он сидит в жилищной конторе и тщательно изучает домовые книги. Иногда уходит на непродолжительное время, опять возвращается в контору. Даже опытная паспортистка не может угадать, какой дом интересует его больше других,
      - Может, вам помощь нужна? Ну, в смысле подсказать что про жильцов... Мы ведь всех знаем, - предлагает она свои услуги.
      - Нет, благодарю за внимание. Я просто интересуюсь, как ведутся домовые книги. Они у вас в полном порядке. До свидания.
      - Самый хитрый оперативник в отделе, - обращается паспортистка к подругам, когда за Бадраковым закрылась дверь. - Что-то вынюхивает, а что - не говорит!
      А Петр Кириллович уже шагает ло улице, косит глазом на жестянки с ломерами домов. У двадцать шестого он сбавил шаг. Закурил, остановился. Не торопясь, прошел во двор, поднялся по лестнице на пятый этаж. Осторожно позвонил. Пожилая женщина в очках открыла дверь, подозрительно осмотрела его.
      - Вам кого, молодой человек? - Голос звонкий, молодой.
      - Константина Серафимовича.
      - С каких это пор Костю по имени-отчеству величать стали? - усмехнулась она. - Спит, наверное. Вчера поздно с работы вернулся. Сейчас я постучу, подождите.
      Но стучать не пришлось. В глубине коридора открылась дверь. Среднего роста мужчина в черной куртке с петлицами, щуря заспанные глаза, безразлично посмотрел на Бадракова и уже завернул было на кухню.
      - Вот он. Костя, к тебе тут пришли! - повысила голос женщина.
      - Пришли, так впускайте, - недовольно проворчал мужчина. - А то встали, как вахтер в заводской проходной!
      Константин Серафимович Сушко - вожатый трамвая. Эту неделю он работает в вечернюю смену. Домой возвращается около трех часов ночи, а иногда и позднее.
      Он нисколько не удивился, что пришедший к нему человек - из уголовного розыска. Запросто пододвинул гостю стул:
      - Присаживайтесь. У меня тут беспорядок, жена в больнице...
      Бадраков извинился и сразу же повел речь о ночи, когда была совершена кража в ателье. Сушко подтвердил, что в ту ночь он, как и всегда после вечерней смены, возвращался домой примерно в три часа ночи, но никого и ничего подозрительного не видел. Однако Петр Кириллович не торопился уходить. Он считал разговор далеко не оконченным и до мелочей стал уточнять маршрут, по которому вожатый возвращался домой из трамвайного парка.
      - Уж не думаете ли вы, что я ателье обворовал? - выпалил вдруг Сушко.
      От неожиданности Бадраков опешил. Но тут же поспешил взять себя в руки и поинтересовался, из каких источников ему известно о краже в ателье.
      - У меня же на работе самое верное радио. Вагон старого образца, кабины нет, что говорят пассажиры - все слышно. Ну, конечно, в тот день, вернее, после той ночи, как только подъезжаешь к ателье, так и разгораются страсти у пассажиров, особенно у женщин.
      Ателье-то было женское.
      - Значит, вы мне ничем не поможете, - печально вздохнул Бадраков. - А я так на вас надеялся.
      - Какая ж помощь, товарищ, - развел руками повеселевший Сушко, - и рад бы сам, но... Ничего подозрительного не видел, это уж я хорошо помню. К примеру, от парка до самого дома только и видел мальчишку из двадцать девятой квартиры. Прошел передо мной в дом. Зовут его Володей. Так он же не ,мог совершить кражу, верно? И при нем ничего не было.
      - Да, да. Это верно, - неестественным голосом подтвердил Бадраков, направляясь к двери. - Спасибо, извините, что побеспокоил. Нет так нет, ничего не поделаешь!
      7
      Повестку о явке в милицию Зое Ильиничне вручили на работе. Она недружелюбно посмотрела на человека, заставившего ее расписаться на корешке, но ничего не сказала.
      - Ваша явка срочная, - обернулся молодой человек уже от двери. - Нужно явиться сейчас.
      Ничего не понимая, Зоя Ильинична пожала плечами и пошла поставить в известность н-ачальника цеха. Через полчаса она уже была в милиции.
      Бадраков изменил на этот раз своей традиции и не задал вопроса в лоб. Сначала он поинтересовался семьей Синелоповых в общем. Зоя Ильинична заподозрила: уж не муж ли на развод подал? Она тут же сочла своим долгом поставить в известность молодого человека, что супруг не очень беспокоится о семье. Наглядным тому примером является тот факт, что она вынуждена работать.
      - В этом ничего плохого я не вижу, - парировал Бадраков.
      - Конечно, чужое горе незаметно.
      Долго ходить вокруг да около было нельзя. Зоя Ильинична нервничала и, безусловно, горела желанием поскорее узнать главное: зачем ее сюда пригласили.
      - По поводу сына мы вас беспокоим, - выложил наконец Бадраков. Скажите, с кем он дружит в настоящее время?
      - Откуда я могу знать? - кокетливо пожала узкими плечами Зоя Ильинична. - Вероятно, с кем-либо из своих сверстников, есть же в школе мальчики.
      - Я имею в виду не школу, а дом.
      - Домой к нему сейчас никто не приходит. У него есть приятель, Боря Чувахин, но последний раз он был у нас восемнадцатого сентября, в день рождения Володи.
      - Чувахин Борис, - повторил Бадраков и записал это на бумаге.
      - А что же все-таки случилось? Я мать и вправе задать вам этот вопрос, - нервничала Зоя Ильинична.
      - Мы подозреваем, что ваш сын участвовал в краже, - спокойно сообщил Бадраков.
      Лицо Синелоповой моментально покрылось пятнами.
      Она нервно сдернула с рук легкие перчатки и резким движением раскрыла сумку, извлекая оттуда носовой платок.
      - Что-о? Что вы сказали?
      - Думаю, что вы не ослышались, но могу и повторить: ваш сын подозревается в совершении кражи.
      - Боже мой! Этого не может быть, вы ошиблись, - вскрикнула Зоя Ильинична и в отчаянии опустила руки.
      Петр Кириллович поспешил налить из графина воды.
      Стуча зубами о край стакана, она сделала несколько глотков, глубоко втянула в себя воздух и, склонив над столом голову, зарыдала.
      После истерики Синелопова медленно приходила в себя: она поправила высокую прическу, незаметно для Бадракова успела посмотреться в зеркальце и даже попудрилась. Молодой человек тем временем вынул из сейфа обломок зеленой расчески и подошел к Зое Ильиничне:
      - Такая расческа была у вашего сына?
      - Да, да. Только у него была целая. Я сразу ее узнала. Там еще нацарапано: "Синепопов В.".
      - Совершенно верно. И знаете, где мы нашли этот обломок? - спросил неожиданно Бадраков.
      - Вот этого я не знаю.
      - На подоконнике в ателье, где два дня назад была совершена кража.
      - Не м-может этого б-быть, - заикаясь, произнесла она. - Может, он кому другому отдал свою расческу?
      - К сожалению, это было. Он нам во всем сознался.
      А второй обломок расчески оказался у него в кармане...
      - Не верю! Не может этого быть! - кричала Зоя Ильинична уже у себя дома, бегая из угла в угол, как разъяренная львица. - В кого он - вор?! В меня? В отца?
      - Полно убиваться, Зайка, - безучастным тоном успокаивал ее художник. Ведь ты сама мне рассказывала, как груб и невоспитан твой муж... Я, например, ничуть не удивляюсь этому событию...
      Оскорбленная женщина из всего сказанного уловила только одно, художник говорит об их, казалось бы, общих семейных делах как посторонний, даже напоминает, что у нее есть муж и отец ее ребенка, которому и следует ломать голову над тем, что случилось. А подумал ли он о том, что муж знает или будет знать, что она открыто живет с ним, выхоленным пижоном. Это уже сверхнахальство. Она круто повернулась к нему и, задыхаясь от злости, закричала?
      - Вон!!! Вон отсюда!
      Художник обиженно поджал губы, передернул плечами, все еще не веря, что она говорит всерьез.
      - Сию же минуту, негодяй! - подтвердила Зоя Ильинична, показывая на дверь.
      Ничего не оставалось делать, как подчиниться. Ведь она здесь хозяйка. И художник молча ушел. Даже дверью не хлопнул.
      Расстроенная женщина осталась одна в пустой квартире. Почти без чувств опустилась на диван. Мысли путались. Никогда в жизни у нее не было таких критических минут. Она уткнулась лицом в подушку и расплакалась...
      Спустя полчаса щелкнул замок, и в квартиру робко вошел художник. Не глядя на Зою Ильиничну, он достал из-под кровати свой объемистый чемодан, поставил у двери. В прихожей зашуршали старые картины.
      Но странно и отходчиво женское сердце...
      - Все от меня отвернулись. Даже и ты, Фред. Неужели я такая плохая? Зоя Ильинична стояла в проеме двери.
      - Я этого не говорил. Но ты меня гонишь...
      - Не оставляй меня одну. Мне так тяжело.
      - Хорошо. Я тебя понимаю. Но ты должна прислуч шаться ко мне. Я советовался с умными людьми, да и сам так думаю... Вовку надо отправить или к отцу, или - тут он замолчал.
      А через пятнадцать минут она трепала его по щекам и допытывалась:
      - Скажи, где ты был эти полчаса и к кому собирался идти с вещами?
      - Был в магазине. А вещи и сам не знаю, куда бы отнес. Вероятно, в камеру хранения пока.
      - Врешь. Я знаю, куда ты нацелился. К Октябрине, - повысила она голос, вставая с дивана. - Я не хочу, чтобы она к нам заходила!
      - Ваше дело. Вы, кажется, подруги.
      - Были подругами...
      8
      Официально, если не считать короткого разговора с Бадраковым, допрашивала Володю девушка, лейтенант милиции Распо-пова. По своей наивности Володя считал, что ему здорово повезло со следователем. Девушка, конечно, не будет кричать и ругаться. Сказать ей, что кражу совершил один, - она и запишет. А ребят выдавать не следует. Перед уходом "на дело" он дал им клятву в случае провала не называть их фамилий и даже отрицать знакомство. Интересно, как милиция узнала, что он участвовал в краже. Ах, эта проклятая расческа. Но там ведь было всего три буквы...
      Прежде чем приступить к допросу, следователь позвонила по телефону и попросила, чтобы к ней зашла Людмила Александровна.
      - Он несовершеннолетний, без вас я не могу допрашивать, - сказала она и резко положила трубку.
      Пришла пожилая женщина в форме капитана милиции. Сурово сдвинув брови, она осмотрела Володю с ног до головы и сказала, как отрезала:
      - Этот к нам никогда не попадался.
      Следователь с сожалением посмотрела на Володю, вздохнула и промолвила в сторону женщины-капитана:
      - Господи, что это будет? Дети начинают воровать.
      Я бы на месте законодателей первым делом родителей привлекала к уголовной ответственности за такое дурное воспитание.
      - А при чем здесь родители, если воровал я? Они об этом не знали.
      Володя и впрямь напугался, что за его дело могут привлечь мать.
      - Конечно, есть ли время узнавать, ведь они по самые уши заняты устройством своих личных дел, - с иронией заметила капитан.
      В кабинет вошел Бадраков. Он молча поманил к себе пальцем Распопову. Следователь легко поднялась, подошла к нему. Разговор происходил шепотом, и Володя не мог ничего услышать. "Наверняка любезничают, - подумал он, слегка поворачивая в их сторону голову, - а у нее есть муж, и где он, в армия или дома?
      Вот так на работе они и сближаются, как моя мать..."
      Дверь кабинета вдруг растворилась. В коридоре Володя увидел сидящего в своем помятом плаще Игоря Щетинина. Взгляды их встретились. Володя видел, как Игорь слегка подмигнул ему левым глазом и показал сжатый кулак. Этот жест следовало понимать как сигнал к молчанию. Мысль о том, что его могут посчитать предателем, терзала.
      Не отдавая отчета в своих действиях, Володя привстал со стула и громко проговорил:
      - Игорь, я вас не выдал!
      Лицо Щетинина стало пепельно-серым, он поморщился. Дверь закрылась.
      Синелопов обнаружил, что он опять остался в кабинете с двумя женщинами. Следователь спокойно усаживалась на свое место. Женщина-капитан улыбалась вовсю: "Тоже мне, конспиратор!"
      С первых же минут допроса Володя почувствовал, что следователь не так проста, как ему показалось. Она с таким мастерством задавала вопросы, что отвечать на них приходилось сразу, не задумываясь. И соврать при таких вопросах было очень трудно. Он и не заметил, как стал рассказывать то, о чем и не думал говорить.
      - Да, парня, что сидел в коридоре, зовут Игорь Щетинин. Познакомились на голубятне у Генки Баклушина. Голубятня во дворе, над сараем, где лежат дрова.
      Адрес такой-то. Как звали второго парня? Не знаю. Он со мной не знакомился. Генка с Игорем называли его Шмагой. Где ворованные вещи - тоже не знаю. Даже и не видел их. Какое принимал участие в краже? Самое активное: залез через форточку в ателье, открыл изнутри дверь, а потом вышел на улицу и стоял на атасе. Атас - это вроде поста, чтобы предупредить товарищей о приближении опасности... Нет, куда понесли вещи, не видел.
      Видел, что невдалеке стояла машина такси, в нее погрузили мешки и чемоданы и уехали... Какой пай и какие деньги? Мне ничего не обещали, и я ничего от них не ждал. Просто было интересно... и потом, я не хочу возвращаться домой. Это мое дело...
      9
      Володя Синелопов по закону считался прямым соучастником преступной группы и подлежал преданию суду. Но Бадракова с самого начала расследования тревожила неясность отношения матери подростка ко всему происходящему.
      Первое время Зоя Ильинична плакала, стараясь обелить сына. "Не так воспитан мой ребенок, чтобы стать вором", - твердила она, не считаясь ни с какими доводами работников милиции. Когда ей было разъяснено, что Володя все же участвовал в краже, она присмирела и предпочитала отмалчиваться. По ее поведению трудно было определить, чего она желает - оправдания или осуждения сына. Бадраков напомнил, что Володю, как несовершеннолетнего, можно освободить от уголовного преследования, и разъяснил, что для этого требуется сделать со стороны Зои Ильиничны. Она расплакалась. Старший оперуполномоченный в недоумении сложил бумаги. Он так и не понял, обрадовал или огорчил ее.
      На следующий день Люда Распопова пошла в прокуратуру доложить дело о краже из ателье, а заодно посоветоваться с прокурором в отношении Синелопова.
      В приемной прокурора из угла в угол расхаживал франтоватый мужчина лет тридцати пяти. Холеное загорелое лицо, пухлые губы, выкрашенная в черный цвет тонкая ниточка усов. Мужчина явно нервничал. Он безжалостно мял в руках свою дорогую шляпу и с подозрением посматривал на все вокруг.
      Когда Люда подходила к прокурорской двери, странный посетитель, отбросив все правила приличия, бросился ей наперерез и с раздражением закричал:
      - Гражданка, существует очередь! Я уже полчаса жду приема...
      - Не волнуйтесь, гражданин, - осадила его секретарь, - для своих работников у прокурора очереди не существует. А это наша сотрудница.
      Прокурор оторвал лицо от бумаг, коротко поздоровался. Молча указал на стул. Распопова села.
      - Иван Яковлевич, я к вам по поводу Синелопова, который участвовал в краже из ателье, - начала она.
      - Ну и что вы решили? - спросил прокурор, внимательно вглядываясь в ярко-пунцовое лицо следователя.
      - Собственно, решать будете вы, а я только свое мнение выскажу.
      - Умный подходец, ничего не скажешь, - заулыбался Иван Яковлевич.
      Говорил он любезно, и Люда поняла, что настроение у прокурора пока не испорчено.
      - Мы соблюдаем законы, Иван Яковлевич, - пояснила Люда, стараясь подавить улыбку.
      - Так, так. Значит, законы соблюдаете. Похвально.
      Ну, а раз вы такие поборники законов, то известно ли вам, кто первый возбуждает ходатайство перед органами о взятии, так сказать, на поруки правонарушителя? - спросил прокурор серьезно.
      - В данном случае, безусловно, родители, а потом...
      Прокурор прервал следователя. Дело в том, что родители Синелопова не ходатайствуют о взятии сына на поруки, а, наоборот, требуют немедленной его изоляции...
      Услышав такое сообщение, Распопова растерялась.
      - Но когда и с кем они говорили по этому вопросу? - нашлась она наконец. - С матерью я разговаривала - она только защищает сына. А отец мальчика отсутствует. Он военнослужащий, офицер Советской Армии.
      Вряд ли он вообще знает о случившемся...
      - Ничего не понимаю, - пожал плечами прокурор. - Они ведь вчера приходили ко мне вдвоем. Да вот и сейчас этот, его отец, по-моему, в приемной сидит.
      Для следователя стало кое-что проясняться. Еще на допросе, разговаривая с Володей, она уловила, что подросток что-то скрывает, не договаривает о своей жизни дома. "Мать как мать. Отец военнослужащий. Условия для занятий нормальные, даже, можно сказать, хорошие - отдельная двухкомнатная квартира. Зачем участвовал в краже? Просто интересно было самому увидеть и узнать, как это делается. О материальной выгоде, разумеется, не думал. Даже не интересовался, куда ушли ворованные вещи, и не знал, что взято из ателье". На вопрос: "Ты знаешь, что тебя могут направить в колонию для несовершеннолетних?" - тихо ответил: "Что ж, это не страшно. Теперь я ничего не боюсь". - "Почему именно теперь?" Ответа не последовало.