Нас, Церлин, отделяет от Тьмы стена, полная трещин и проломов, и при определённых условиях все их можно использовать. Много лет назад Эразм заключил Договор с одним созданием мира Тьмы и решил, что стал достойным его соратником. Их соглашение — как верёвочный мостик, который надо перейти с тяжёлым мешком на плечах. С каждым шагом верёвка под тобой прогибается все ниже, цель оказывается все выше, а ты даже не можешь раскинуть руки, чтобы удержать равновесие.
В долинах теней, конечно, есть такие, кто ненавидит нас и сделает все, лишь бы нам навредить. К сожалению, со времён войны прошло слишком много лет, и люди позабыли, что мир и процветание — не их неотъемлемое право, а роскошь, которую надо беречь. И вот появляется Эразм, опьянённый магией и готовый на все, чтобы получить ещё большее могущество…
Архивариус умолк и махнул рукой — он часто так делал, когда уходил от темы.
— Вернёмся лучше к нашей стене… На той стороне хватает созданий, с нетерпением ждущих возможности прорваться к нам. Однако самые могущественные из них хорошо запомнили события перед изгнанием. Мы выяснили, что тот, с кем пытался связаться Эразм, не ответил на его зов, и узнали, кто самозванно занял его место. С тех пор мы готовимся. Это существо не принадлежит к Великим. Эразм, проводя ритуалы, называет громкие имена, а отвечают ему совсем другие.
Гиффорд нетерпеливо побарабанил пальцами по столу. Возможно, он собирался с мыслями или призывал силы Света на помощь себе и Церлин.
— Слушай внимательно, ибо наша игра с Эразмом подходит к концу. С начала времён ваш род служил Свету и рождал великих героев. Я не могу обещать тебе победу, сравнимую с теми, о которых сложили легенды, — ведь малейшая ошибка может привести к поражению. Фогар сейчас узнает то, что необходимо ему, я же подготовлю тебя.
Эразм выбрал жертву, которую передаст на ту сторону в качестве дара, чтобы заручиться благосклонностью Тьмы; эта жертва — ты. Я научу тебя верным словам. Ты сама должна решиться к ним прибегнуть и выбрать нужное время. Каждый воин волен сам подбирать себе оружие.
Церлин открыла глаза и потянулась — цепь загремела. Фогара рядом не было — его утащили гоббы. Но сейчас девушку волновало другое. В голове крутились три имени, которые маг несколько раз повторил ей, три имени, которые она никогда не забудет.
Впрочем, Церлин не была в одиночестве — кто-то появился, пока она лежала в забытьи. Девушка кожей чувствовала присутствие Света; даже воздух в темнице, казалось, посвежел с его появлением. Точно Ветер не исчез, освободив Фогара от колдовства, подумала вдруг она.
Перед ней возникло слабое свечение. Церлин поднялась на ноги и сделала шаг вперёд.
Свет шёл не от лампы и не от факела — лучи рассветного солнца пробивались будто через небольшое окошко. Вспомнив рассказ Гиффорда про стену, отделяющую Свет от Тьмы, Церлин подошла ещё ближе и заглянула внутрь.
Перед ней было лицо… Снова ученик чёрного мага? Нет, девушка, её ровесница, хотя чрезвычайно похожая на Фогара. Церлин задумалась, не мерещится ли ей та, которая уже снилась сегодня.
Но девушка с той стороны видела её и заговорила первой:
— Ты Церлин из рода, который когда-то назывался даном Фирта?
— Да, — озадаченно ответила Церлин. — А ты… ты так похожа на сына демона, Фогара…
— Разумеется, — с некоторой гордостью ответила та. — Давным-давно мама Ханса узнала от Ветра, что в ту ночь, когда погибнет наш дан, моя мать родит двойню. Эразм забрал одного ребёнка, а моя мать сбежала в лес и умерла, едва родив меня. Я Фалиса, Зовущая Ветер.
Впрочем, сейчас это не важно. Повелитель Тьмы решил сделать тебя подарком для Тьмы. Так напел Ветер, а Ветер никогда не ошибается. Я клянусь: лес пойдёт на Эразма войной, и ждать осталось недолго. Дыхание жизни собирается с силами, чтобы нанести удар по порождениям Тьмы, и, когда разорвутся сдерживающие узы, мы тоже выступим против Эразма. В решающий час вы с моим братом не останетесь одни перед лицом Тьмы!
Свет, из которого был соткан живой портрет Фалисы, внезапно погас, словно это и в самом деле было окошко, которое внезапно закрыли. Больше Церлин не чувствовала Ветра. Однако видение говорило правду. По крайней мере, у Фогара действительно могла быть сестра. Бабушка Хараска рассказывала, что мать Фогара носила двойню и сбежала, когда Эразм отнял у неё первенца. Сулерна вполне могла добраться до леса и найти там последнее убежище. Церлин упала на подстилку из гнилой соломы — видение вконец истощило её. Теперь оставалось лишь ждать действий Эразма. Скоро все решится: либо все наконец станут свободны, либо… Об этом лучше не думать, чтобы не поддаваться отчаянию.
Гоббы снова приволокли Фогара в покои Эразма. Рука повелителя покоилась на новом шаре. По сравнению с прежним этот был поменьше, а цветная муть, клубившаяся в нём, выглядела блеклой. Маг не поднял голову, даже когда демоны вышли, оставив его с Фогаром наедине.
Юноша до сих пор не знал, что у повелителя со зрением. Эразм держал ресницы опущенными, как в тот день, когда взорвалась спираль, Фогар же не особо рвался привлекать к себе внимание, памятуя слова насчёт инструмента, который подвёл хозяина. Вдруг его сочтут именно таким бесполезным — и опасным — инструментом.
Колдун склонился над столом, буквально приникнув к шару. Полуприкрытые глаза слезились, словно от невероятного напряжения. Всё-таки, скорее всего, он до сих пор слеп. Тем не менее он что-то видел в шаре — и увиденное приводило его в бешенство.
Дрожащей от ярости рукой Эразм нацарапал несколько знаков на столешнице рядом с шаром. Фогар стоял слишком далеко, чтобы разобрать, хотя почему-то он знал: колдун замахнулся на то, что никогда прежде себе не позволял, — потянулся к Безымянному пределу. Эразм бормотал себе под нос заклинания, но до слуха ученика не долетало ни единого слова.
Увлёкшись поначалу наблюдением за Эразмом, Фогар начал понимать, что в нём самом пробуждается сила. Гоббы не сковали его, и он вдруг понял, что твари вообще старались к нему не прикасаться, когда тащили из темницы. Руки его остались свободны, и сейчас в них нарастало покалывание, распространявшееся через ладони к запястьям. То было не гадкое чувство, как от прикосновения к склизким каменным дискам, а тёплый, укрепляющий ток Света — слабый, но постоянный. Фогар был уверен, что ощущение это возникло не в результате колдовства Эразма, а, наоборот, вопреки ему.
Вдруг маг поднял голову, его рука замерла, не дорисовав руну. Тьма в шаре сгустилась, однако недостаточно, чтобы скрыть красные прожилки, которые возникли на верхушке и постепенно опустились вниз, будто накрыв шар паутиной.
Колдун вдруг выпрямился и поднял шар. Из шара к ученику устремились красноватые лучи.
Юноша не знал, как защититься. Он успел только закрыть лицо руками. В то же мгновение покалывание прекратилось, и Фогар решил, что проиграл. Кровавые нити раскрылись в воздухе, наподобие сети, настигли его и опутали так, что он не мог шелохнуться. Осев на тело, нити стали невидимыми, и всё же Фогар не мог порвать эти путы.
Эразм хищно улыбнулся.
— Ты мне ещё нужен, слизняк. Я как следует изучу то, что в тебе сокрыто. Если же не удастся — что ж! — где найти лучшее подношение тёмным силам, чем собственный вероломный сын?
Внезапно, как будто Фогар перестал существовать, колдун вновь начал вглядываться в шар и рисовать вокруг странные знаки.
Юноша не пытался вырваться из невидимой сети. Почему-то он был уверен, что его привели сюда не только по приказу повелителя, но также благодаря другой силе, для которой он должен что-то совершить. В голове гудел высокий, далёкий звук… Речь? Крик животного? Нет — призыв к тому, кто может слышать.
Ему даже не пришлось закрывать глаза — перед ним предстали два лица, так часто мелькавшие в странных обрывочных снах. Теперь лица были чёткими и ясными, особенно глаза — они светились, сияли…
В памяти возникли страницы Эразмовой книги, которую он один раз прочёл, ни во что не вникнув. Теперь юноша начал понимать, что движет повелителем. Те двое — они тоже читали из его памяти и учились. Их Фогар не страшился, ибо теперь твёрдо знал, что родился с даром всегда отличать Свет от Тьмы.
Страницы мелькали перед его внутренним взором, он читал их заново — и на сей раз понимал. Мышцы сводило в судороге при мысли о том, какая битва ему предстоит и что будет поставлено на карту.
Дыхание Фогара участилось. Эразмова сеть стянулась крепче, как будто пытаясь выдавить из него это знание.
Юноша облизал пересохшие губы. Он не мог говорить, кокон глушил его речь…
Фогар не смог бы объяснить, что подвигло его на отчаянный поступок, но в зависших перед ним лицах он прочёл просьбу, далее мольбу. И вдруг они исчезли. На их месте возник образ огромного дерева с толстым стволом и широкими листьями, и в нём, неслышный ни для кого, кроме Фогара, пел Ветер.
Юноша стал частью огромного дерева. Глядя вниз с качающихся ветвей — сознание расходилось во все стороны от ствола, как спицы от оси, — он заметил движение: приближающуюся кавалькаду жителей зелёного мира.
К нему подходили огромные лесные создания, за ними следовали другие существа, едва заметные тени. Во главе войска шла, пританцовывая, миниатюрная девушка. Она была увита лианами и увенчана цветами, свет вокруг искрился зеленью свежей листвы.
Лишь на миг сумел Фогар удержать видение лесного войска и их… хранительницы? богини? Но и мига хватило, чтобы понять: это войско союзников, и он не останется один, когда Тьма выступит против Света.
— Ну…
Юноша резко очнулся; беспомощный, он вновь стоял перед Эразмом.
— Да будет так! — ликуя, воскликнул колдун.
Он поднялся, потянулся, как человек, слишком долго просидевший на одном месте, и со смехом похлопал по столешнице рядом с шаром (хотя, как заметил Фогар, не прикасаясь к нему). Наконец повелитель подошёл к пленнику.
— Сын демона! — снова расхохотался он. — Хорошее имечко! Думаю, твой названый отец будет рад получить тебя в подарок!
Фогар пошатнулся: путы снова затянулись, войдя в тело, как в масло, и окружили сердце. Однако сила Света не дала ему упасть.
— Ты мог бы оказаться среди великих, если бы не был таким идиотом! С другой стороны, из тебя получится отличный подарок, так что всё к лучшему.
С этими словами Эразм повернулся и вышел. Он шёл с такой осторожностью, что у Фогара не осталось сомнений: маг ослеп. Будущий подарок тёмным силам, перевязанный довольно необычной лентой, остался на месте.
Но он не был беспомощным, что бы ни думал колдун. Фогар закрыл глаза. Он не стал призывать из памяти лица, а сосредоточился на образе дерева. Оно было — — не могло не быть — проводником. «Когда-то Ветер свободно гулял по земле долины, и это время наступит снова! » — подумал юноша, будто принося клятву. Как запелёнатый сетью пленник может исполнить клятву, Фогар пока не знал, тем не менее верил, что это случится.
Сосредоточившись на образе могучего дерева, он принялся распутывать одну нить сети за другой. В ушах снова раздался отдалённый гул. Звук все нарастал, и теперь юноша уверился: он никогда не останется без песни Ветра.
Всё было сделано. Гиффорд опустил голову на руки. Больше валарианцы не могли ничего.
— Мальчик сильнее, чем мы думали, — с ноткой благоговения произнёс Йост. — Эразм пытался воспитать его по своему образу и подобию, но не сумел склонить во Тьму. Архивариус, — обратился он к Гиффорду, внезапно переменив тему, — мы до сих пор не знаем, кто явится к нему на зов. Первые в иерархии Тьмы до сих пор пребывают в спячке.
— Теперь не важно, — устало отозвался Гиффорд, — все равно злодей проведёт ритуал открытия Врат. Битву придётся выстоять его пленникам и той, кого избрала Пробуждающая Ветер, а нам осталось только ждать и надеяться. Мы не можем больше вмешиваться, ибо по Договору это право принадлежит только им троим, защищающим своё достояние.
Архивариус опустил голову на руки и тут же уснул, не выдержав бремени усталости. Магистр не встал с места. Близился Судный день: смертные, которым они оказали всю помощь, какую могли, стояли на перепутье судьбы. Вот-вот они выберут, каким путём им идти: путём Света — или Тьмы.
Даже если Свет одержит победу, думал Йост, уже не пытаясь поднять опустившиеся веки, магам придётся дорого заплатить за то, что они позволили злу проникнуть в их обитель. Зло питалось от их стола, ночевало под их кровом и, что хуже всего, поглощало их благодатное знание, обращая его во вред. Былую веру валарианцев в людей никогда не восстановить. Цитадель знаний, столько лет пребывавшая в покое, теперь вынуждена браться за оружие, ограждать себя новыми защитными заклинаниями. Мучительно жить в вечном ожидании беды, будто на стенах день и ночь каркают зловещие птицы. Магистр вздохнул об утраченном и тоже погрузился в сон.
26
ФАЛИСА стояла перед Камнем. Судя по всему, сейчас был полдень, и после утомительного визита в башню она проспала совсем немного. Странно, но девушка не чувствовала ни усталости, ни голода, ни жажды. Будто за время недолгого отдыха она успела восстановить силы тела и духа и полностью обновиться — нет, переродиться!
Внезапно даже для себя она протянула руку в кусты и вытащила из ветвей странную палку. То была не сухая ветка, напротив, она походила на свежий, налитый здоровьем черенок с набухшими почками. Фалиса изумлённо повертела сто в руках и обнаружила, что он, видимо, питается от солнечных лучей и зеленеет на свету, как росток, изголодавшийся по золотому прикосновению солнца. Попав под особенно яркий луч, волшебный черенок вспыхнул — и секунду спустя она держала в руке факел зелёного огня. Этот жезл был даром. От кого?.. Пусть она никогда не узнает, зато в другом девушка не сомневалась: это символ Света и оружие, которое она обратит против Тьмы.
Под деревьями собирались огромные мохнатые фигуры. Поляна могла вместить лишь немногих, остальные останавливались неподалёку, под сенью деревьев. Фалиса раньше и не знала, что лесных людей так много, ведь они никогда не устраивали подобных собраний. Она подняла жезл над головой, и дубины опустились на землю, задрожавшую, как могучее сердце. Ветер засвистел вокруг Камня и опустился на Фалису невидимым плащом.
Девушка могла придумать только одну причину для такого собрания, и она задала вопрос, подкрепив его дыханием Ветра:
— Чёрный маг выступает? Перед ней появилась Ханса.
— Да, его подгоняет страх. Он боится растерять всё, что успел накопить, поэтому хочет присвоить ещё большее могущество. Мы рождены в лесу и должны вынести Ветер за границы, установленные врагом. Ты, дочка, поведёшь нас. Ты родом из долины, и его заклинания на тебя не подействуют. За тобой пройдём и мы, и наш дар укрепит тебя — этот росток откроет путь. А детёныши, — Ханса махнула рукой в сторону детей, чьи бледные лица мелькали среди лесного люда, как грибы в тёмном подлеске, — найдут свою родню. Теперь они тоже дети Ветра и смогут одарить сородичей его силой и возродить ту жизнь, что в них ещё теплится.
Они пошли вперёд. Когда дошли до опушки, где совсем недавно спасли детей, день клонился к вечеру. Одно из адских растений уже вылезло на поверхность; его быстро вырвали и дубинами превратили в серо-зелёное месиво.
Фалиса храбро ступила в мёртвую долину — и будто наткнулась на невидимую стену. Взмахнув древесным жезлом, как ножом, она призвала Ветер — и шагнула вперёд, не ощутив никакой преграды.
За ней бросились дети, обогнали её и разбежались. Их цель виднелась вдалеке: рабские бараки, прилепившиеся к стене башни. Там уже появились люди — родители бросились к своим детям. Навстречу им неожиданным даром леса устремился Ветер: накрыл их волной, попутно возрождая омертвевшую землю, жадно вбиравшую то, в чём ей было отказано много лет. Гоббы куда-то исчезли. Люди, пользуясь отсутствием надсмотрщиков, начали вооружаться, чем могли.
Башня черным зубом впивалась в небо, которое прояснилось впервые за многие и многие годы. Вокруг крепостной стены с мерзкими криками кружили Эразмовы птицы-соглядатаи. Наконец открылись ворота, и наружу повалили гоббы. Твари вели двух пленников, но даже издалека было видно, что те высоко держат головы и несут свои цепи, как будто те невесомы. Во главе кавалькады ехал на тощей кляче Эразм, прижимая к сердцу шар с туманной мутью.
Фалиса ускорила шаг, лесной люд поспешил за ней. Она знала, что затевает чёрный маг: Эразм собирается пролить кровь пленников, чтобы ублажить чудовище, которое был намерен вызвать. И ради этого он направляется туда, где много лет назад погиб дан Фирта, — на поле у леса.
Никто из башни не увидел армию леса. Ветер больше не нёсся перед ними, а накрыл их огромным шатром и, очевидно, сокрыл от посторонних глаз.
Фогар едва держал себя в руках, чтобы не обгонять стражей. Никто в здравом уме не стал бы спешить к такой цели, однако в нём нарастало волнение, подогреваемое растущей догадкой, что они идут к месту последней битвы.
То и дело он поглядывал на свою спутницу. Церлин была необычайно спокойна, что само по себе вызывало удивление. Кроме того, она держала скованные руки перед собой, как Эразм, лелеявший свой шар; то, что она несла, оставалось невидимым.
И ещё одна странность: дважды в ушах Фогара раздавался звук, будто жужжала муха, а стоило потрясти головой, как он стихал. Наконец то послание, которое пыталось к нему пробиться, стало почти внятным.
Поведение гоббов юноша начал понимать ещё лучше, чем обычно. Твари не забывали о приказах — столпились они гораздо ближе, чем требовалось, чтобы удержать пленников от погони, но их заботило что-то другое. Явно взволнованные, они встревоженно стрекотали. Их внимание было приковано к лесу, хотя тот выглядел таким же безмятежным, как всегда.
Процессия направлялась к тому месту, которое многие годы все обходили стороной, — к полю, где родился Фогар. На этом поле Эразм отнял его у матери, объявив сыном демона, и позволил рабам растерзать его семью. Что настроило людей против своих сородичей? Только ли козни повелителя Тьмы? Так или иначе, дух зла, что клубился над землёй, впитавшей братоубийственную кровь, был ужаснее, чем где-либо ещё в Стирмире. И в самом деле лучшее место для нового убийства, мрачно подумал Фогар.
Внезапно волнение, нараставшее в голове, взорвалось болью — как будто сейчас он получит некое послание, которое нельзя пропустить. От неожиданности Фогар споткнулся и упал, потянув Церлин за собой. Её руки, все ещё сжатые вместе, будто случайно скользнули по его щеке, и он повернул голову, заметив под ногами какой-то белый комочек. Падая, юноша извернулся, чтобы подставить руку, и, пошарив под собой, незаметно ухватил предмет — гладкий и твёрдый. К счастью, предмет оказался маленьким, и Фогар легко спрятал его в ладони. Стражи с бранью подняли их на ноги. Главный гобб замахнулся на пленников кнутом, но ограничился угрожающим рыком.
Эразм, поглощённый собственными мыслями, не обращал внимания на то, что творится у него за спиной, — он готовился к ритуалу и даже не удосужился оглянуться. Всё же Фогар не рискнул посмотреть, что лежало у него в руке.
Юноша чувствовал, что это камень, наподобие тех, что он поместил в конец спирали, — руки начало покалывать, как тогда, когда он таскал диски. Но чем маленькая крупица Света — в том, что Тьмой тут и не пахнет, Фогар не сомневался — могла помочь в надвигающейся битве, он не знал. Тем не менее, сжимая камешек пальцами, юноша слышал — нет, этому звуку нет названия, — будто лёгкий ветерок играет в поле.
На ощупь, не рискуя смотреть, Фогар выяснил, что его находка плоская, как те диски, однако в отличие от них не круглая, а овальная. Чем дольше он сжимал камешек, тем сильнее было чувство… бурлившей в нём жизни. Фогар не удивился бы, если бы камень внезапно раскрылся и выпустил навстречу солнцу зелёный росток. Предчувствие скорого рождения распространилось от камня на всю долину. Юноша вдруг осознал, что долина уже свободна, что ей больше не надо корчиться под плетью короля Зимы, на смену которому явилась королева Весна (неужто это правда?). Фогар понял, что прижимает к сердцу оружие. На что оно способно и как его использовать, он не знал — но узнает!
На той площадке, куда они наконец прибыли, растительность выглядела как-то по-особенному нездоровой: трава и редкие жухлые кусты. Странно, как на этой пропитавшейся кровью земле вообще что-то росло — здесь должны были взойти лишь уродливые колючки из мира Тьмы.
Фогару не дали осмотреть место своего рождения и предполагаемой смерти — один из гоббов схватил его за руку и дёрнул так, что юноша снова чуть не упал. Затем тварь сняла цепь с его ног, другая тварь, к радости Фогара, освободила Церлин. Ржавые кандалы упали на землю, и у юноши мелькнула мысль: демоны используют железное оружие, но что говорят легенды? Магия с железом не дружит. Мечи древних героев, выкованные богами, были из других металлов.
Хотя Эразм и не брезговал в быту железными предметами, сейчас гоббы побросали не только цепи, но и свои топоры, равно как и прочее оружие. Только Фогар и Церлин теперь касались железа — с рук кандалы не сняли. Демоны отошли подальше и принялись исполнять приказы своего господина.
Они вырвали все растения, отважившиеся укорениться на месте будущего жертвоприношения, и освободили круглую площадку, примерно равную по площади покоям Эразма. Фогар заметил, что они старательно не ступают на этот участок земли, предпочитая издалека тянуться за очередным жалким ростком.
Эразм не слишком внимательно наблюдал за их работой. Он восседал в седле, ссутулив плечи и поглаживая шар. Голова мага склонилась к шару, как будто ни в чём другом тот не может видеть, что творится вокруг или внизу.
Сгущались сумерки. Ветер не подгонял уже лесное войско, напротив, сдерживал его, как будто время столкновения с черным магом ещё не настало. Теперь Фалиса была достаточно близко, чтобы видеть обоих пленников. Её внимание привлекла Церлин, сжимавшая что-то в руках. Что — было не видно, по крайней мере глазами. Внутренний взор… Не удержавшись, девушка потянулась к пленникам Ветром — и увидела!
Так же бережно, как маг — свой шар, дочь долины держала чашу с призрачными, неясными очертаниями, которую Фалиса даже с помощью Ветра не могла разглядеть отчётливо. Однако сила, которая истекла из чаши в ответ на прикосновение, наполнила душу ликованием. Дщерь леса поняла, что чаша рождена не от Ветра, а от Света — и обе сути признавали друг друга.
Фогар тоже что-то нёс, и его ноша была видимой, иначе он не стал бы прятать её в кулаке от посторонних взглядов. Снова девушка не удержалась и коснулась его Ветром — на этот раз ей в ответ раздалась знакомая песня. Юноша нёс камень, переполненный магией и готовый к бою, — маленькое подобие его старшего брата, оставшегося на поляне. Фалиса не понимала, как камень или чаша могут служить оружием, какой бы силой ни наделили их Ветер и Свет. Чаша была пустой, а камень — настолько маленьким, что легко помещался в кулаке.
Теперь и шар, который держал Эразм прямо перед глазами, был достаточно близко, чтобы рассмотреть его и понять, как он опасен. Ветер замер на мгновение, окружив Фалису невидимой броней и поделившись знанием, — повелитель Тьмы держит ключ, и ему осталось только найти подходящую дверь.
Дщерь леса хотела подвести своё войско ближе, но Ветер удержал их на месте. Она взмахнула жезлом, как тогда, когда рассеяла первый барьер, однако хрупкая ветвь лишь впустую рассекла воздух. Как же так, ведь не смотреть же они пришли!
Эразм неуклюже спустился с лошади, вошёл в очищенный от травы круг и принялся мерить его шагами; когда он проходил мимо гоббов, те замирали и жутко скалились. Им было страшно — чтобы понять это, не требовалось подсказок Ветра. Однако повелитель Тьмы предпочитал не замечать этот страх.
Вернувшись в центр круга, он опустил руку, сжимавшую шар, и обернулся в сгущавшиеся сумерки.
Впервые раздался звук, отличный от шёпота Ветра: колдун начал заклинание. Он размахивал хрустальным шаром: в сторону Церлин — к центру площадки, в сторону Фогара — туда же. И снова Фалисе не требовались объяснения — он готовился к жертвоприношению.
Девушка взмахнула жезлом, и на этот раз Ветер не стал сдерживать своё войско. От шагов лесного люда дрожала земля, но никто из собравшихся на поле не заметил их приближения.
Железная цепь, сковывающая Фогара, скользила вниз — звенья на руке с камнем ослабевали. Он рискнул дёрнуть — так и есть, кандалы больше не впивались в запястья. Юноша подхватил цепь, чтобы не упала. Каждое его чувство обострилось до предела. Не было времени, чтобы припоминать невнятные сны и пытаться вычленить из них обрывки знаний. Он точно знал, что должно произойти, и, если Свет с ним пребудет, он не останется безоружным.
— Аршабентот Великий, Пожиратель Душ, приди на пиршество! — гремел голос Эразма. Маг поднял над головой шар, в котором больше не клубилась цветная муть: внутри хрустальной сферы царила непроглядная ночь.
Тем временем ночь и в самом деле опустилась на землю. Надёжно укрытая под её покровом, армия леса окружила поле и принялась ждать.
За спинами лесного люда собиралась другая армия: мужчины, разучившиеся надеяться, и женщины, потерявшие дар плакать. Все они тянулись вперёд без слов, взывая не к тому, кого стремился вызвать Эразм, а к его противоположности. Люди Стирмира очнулись от многолетнего тяжёлого забытья.
Долину окутала ночь, но здесь было светло. Фалиса не знала, откуда идёт сероватое свечение, однако все более сгущавшаяся вонь не оставляла сомнений: неведомое существо приближалось!
— Аршабентот! — Эразм охрип, как будто один раз произнести это имя было слишком сложно для связок, а тем более повторить.
Фогар отпустил бесполезную цепь, и она, едва слышно звякнув, упала на землю. Тот же звук донёсся с того места, где стояла Церлин. Она тоже свободна! Может быть, если не удастся сразиться, то представится шанс бежать…
Прямо перед Эразмом, там, откуда отшатнулись даже гоббы, ночь стала серее. Из центра свечения к будущим жертвам потянулись кровавые молнии и окружили их, будто клеткой.
Тот, кого призвали… явился.
27
— АРШАБЕНТОТ!
Эразм сделал шаг вперёд, к выполотому кругу, где нечто обретало форму. Это был…
Церлин смотрела на тварь и не могла подобрать слов, чтобы описать её (или его? Может ли вообще человеческий разум постичь такую форму?). И всё же зыбкое существо источало волны зла, чья мощь превосходила Ветер в самых бурных его проявлениях.
Чудовище прекратило расти ввысь, остановившись на росте лесного человека, но продолжало расти вширь, постоянно изменяясь: свежеотросшая рука сливалась с ногой, превращалась в щупальце, втягивалась обратно в туловище… Существо либо не могло контролировать свою форму в этом чужом для себя мире, либо ещё не определилось, примеряя на себя различные обличья.
Оно рождено во Тьме, тут не могло быть сомнений. Но что-то с ним было не так. Юная ученица Гиффорда, не отвлекаясь на то, что творится перед ней, попыталась припомнить прежние уроки. Архивариус знал, на кого нацелился Эразм, и перерыл все записи в поисках его описания, не погнушался даже легендами. Летописец ожидал совсем не такого существа, и Церлин после его уроков — тоже.
Гиффорд рассказывал, что до войны Света и Тьмы подобные существа свободно появлялись в этом мире, обычно принимая почти человеческое обличье. Девушка хорошо помнила описания того, кого призывал Эразм, — он должен был выглядеть совсем не так.
Колдун, который продолжал смотреть на все через шар, держа его перед глазами, подошёл к Церлин так близко, что девушка разглядела болезненную гримасу на лице чародея. Поднеся шар ещё ближе к глазам, тот позвал ещё раз:
— Аршабентот!
— Твой долгожданный повелитель, похоже, немало переменился.
Девушка вздрогнула, услышав голос Фогара. Прежде она не верила, что Фогару хватит духу выступить против Эразма.
Поначалу колдун словно не услышал юношу, затем, держа шар перед собой, резко обернулся на звук.
— Эта… соплячка — моё первое тебе подношение, великий, а он — второе, — радушно воскликнул чёрный маг, насмешливо подражая тону торговца, и протянул руку к цепи, желая, видимо, швырнуть девушку под ноги чудовищу.
Его пальцы ухватили пустоту. Церлин, чувствуя, что время пришло, поднесла невидимый кубок к губам.
МЕНЯ… ПРИЗВАЛИ…
Мысли твари звучали, как Ветер, громче обычной речи.
— Пожиратель Душ, насладись моим угощением! — Эразм ухватил Церлин за плечо так, что та чуть не потеряла равновесие и не полетела в когтистые лапы полуоформившейся твари.
— Ты призывал совсем другого, — непочтительно заявил Фогар. Он обнял Церлин, не дав ей упасть, и девушка вздрогнула от неожиданности, ощутив, какая сила Света кроется в бывшем ученике чародея.
Эразм поднёс шар к лицу так близко, что уткнулся в него носом. Ярость, искажавшая лицо колдуна до сих нор, сменилась страхом.
Гоббы засуетились, все ближе подходя к своему повелителю и пленникам. Они больше не хранили молчание, нет, чудовища стрекотали, пытаясь привлечь внимание твари.
— Я призывал не тебя! — воскликнул Эразм. Как ни изумлён он был неожиданным результатом, ему удалось расправить плечи и побороть страх.
Не только Фогар и Церлин почувствовали внезапное притяжение, как будто какая-то огромная сила потянула их к Эразму. Лесной люд взвыл и ударил дубинами, словно надеялся, что дрожь земли разобьёт колдовство, лёгшее невидимыми оковами.
Фалиса очертила жезлом круг и указала на мага, который всё ещё стоял напротив чудовища:
— Аааиии!
Голос её сплёлся с гласом Ветра, и оборванные крестьяне, бросившиеся было к своему повелителю, замешкались. Под умиротворяющим дуновением жители долины остановились. Ярость, вскипевшая в людях, не давала Эразму черпать их силы.
Гоббы своим стрекотом пытались заглушить Ветер, покуда неведомая тварь не подняла руку, словно призывая угомониться… детей?
— Эразм! — расхохоталось чудовище. — Так ты до сих пор веришь, что способен призвать одного из Великих? Ты не просто слеп, ты ещё и глуп! Тот, перед кем ты так хочешь выслужиться, больше не интересуется этим миром. Да и зачем ему в его власти полсотни таких же захолустий!