– Ты нас прижал, Мердок. Из-за твоей небольшой вылазки придется рассказать тебе больше, чем мы рассказываем кому бы то ни было до последнего инструктажа. Так что слушай и забудь все, кроме того, что касается текущей работы.

Как только на обломках Советского Союза возникла Великая Россия и начала побеждать своих соседей, возможность совместных космических экспедиций отпала. Но и новая космическая гонка не началась. Однако вовсе не потому, что мы сами посылали людей на Луну, – голос майора напрягся. – За многие годы русские так и не попытались сделать это. Так почему же им не хотелось занять «высоты»?

Росс озадаченно смотрел на него. Означало ли «высокое положение» космос?

– Научные открытия происходят не вдруг. И по этапам, которые они проходят, другой ученый может их отследить. Но представь, что ты столкнулся с результатом, полученным явно без предварительной подготовки. Как по-твоему, что бы это значило?

Росс уставился на майора. Хотя он не видел особой связи между сказанным и прыжками во времени, он чувствовал, что Келгариес ждет серьезного ответа и этот ответ создаст определенное мнение о нем.

– Либо эти этапы хорошо скрывали, – медленно сказал он, – либо результата добился вовсе не тот, кто говорит, что получил его.

В первый раз майор отнесся к нему с одобрением.

– Предположим, это открытие для тебя жизненно важно – что бы ты сделал?

– Постарался бы отыскать источник!

– Вот! За последние пять лет наши «друзья» по ту сторону сделали три таких открытия. Одно нам удалось отследить, продублировать и использовать, с небольшими усовершенствованиями с нашей стороны. В двух других мы так и не смогли разобраться, хотя они связаны с первым. Сейчас мы пытаемся решить эту проблему, и времени у нас в обрез. Так или иначе, хотя у русских уже есть сверхмощное устройство, по какой-то причине они еще не могут его использовать. Иногда все работает, а иногда бывают сбои. Все указывает на то, что сейчас русские проводят эксперименты с открытиями, которые, собственно говоря, не совсем их.

– Где же они их взяли? Из другого мира? – У Росса разыгралось воображение. Держат ли успешные космические полеты в секрете? Были ли контакты с другими разумными существами?

– Да, в какой-то мере это другой мир – мир времени, а не пространства. Семь лет назад к нам попал человек из Москвы. Он практически умирал, но прожил достаточно, чтобы наговорить на пленку изумительные данные, до того безумные, что мы чуть не отбросили их как бредовые. Но не решались пройти мимо любого намека, полученного с другой стороны. Поэтому запись передали ученым, и те доказали, что в ней была доля правды.

О путешествиях во времени писали книги; обсуждали, возможны ли они. И вдруг мы выясняем, что у русских это уже работает…

– Вы хотите сказать, они ездят в будущее и привозят оттуда машины, чтобы применять сейчас?

Майор покачал головой.

– Не в будущее, а в прошлое.

Это что, тонкий юмор? Росс с неожиданной злостью возразил:

– Знаете, я, конечно, человек темный, но знаю, что чем дальше в прошлое отправляешься, тем проще устроены вещи. Мы ездим на машинах, еще сто лет назад ездили на лошадях. У нас ружья, но вернитесь в недалекое прошлое, и вы увидите, что люди там размахивали шпагами и стреляли из лука в других парней – которые даже не носили жестяных доспехов, чтобы их не проткнуло.

– Да те и не помогали, в общем-то, – заметил Эш. – Вспомни про Азенкур, что стрелы сделали с французскими рыцарями в доспехах.

Росс не обратил внимания на то, что его перебили.

– В любом случае, – не сдавался он, – чем дальше в прошлое, тем все проще. Каким образом русские собираются найти в прошлом то, что мы не можем превзойти сегодня?

– Вот это и ставит нас в тупик несколько лет, – заметил в ответ майор. – Только вопрос не в том, как они это находят, а где. Потому что где-то в истории нашего мира они вступили в контакт с цивилизацией, способной производить такие передовые идеи и оружие, что наши эксперты просто сбиты с толку. Нам нужно обнаружить этот источник и либо разработать рудник самим, либо закрыть его. Пока что мы пытаемся его найти.

Росс покачал головой.

– Должно быть, это было очень давно. А те ребята, которые отыскивают гробницы и раскапывают старые города – они не могут хоть как-то помочь? Неужели такая цивилизация не оставила после себя ничего, что можно обнаружить сегодня?

– Это зависит, – заметил Эш, – от типа цивилизации. Египтяне строили из камня, монументально. Они пользовались инструментами и орудиями из меди, бронзы и камня и были достаточно предусмотрительны, чтобы работать в сухом климате, в котором реликты сохраняются хорошо. Исламские города возводились из глиняных кирпичей каменными, медными и бронзовыми инструментами. Их создатели тоже выбрали ту часть мира, в которой климат освежает воспоминания.

Греки строили из камня, писали книги, сохраняли свою историю, чтобы передать ее преемникам, и так же поступали римляне. А по эту сторону океана инки и майя, а до них – неизвестные расы, и ацтеки в Мексике все строили из камня и металла. И металл с камнем выживают. Но что, если еще раньше жили люди, которые использовали пластмассу и хрупкие сплавы, не испытывая желания строить на века, люди, чьи инструменты и вещи не предназначались для долгой службы – возможно, по экономическим причинам? Что они оставили бы нам, учитывая, что, возможно, их и наше время разделил ледниковый период и ледники стерли в пыль то немногое, чем они обладали?

Есть доказательства, что полюса планеты поменялись и что когда-то северный район был почти тропическим. Любая катастрофа, достаточно сильная, чтобы «переключить» полюса планеты, вполне могла смести с лица земли все следы цивилизации, какой бы могущественной она ни была. У нас есть все основания полагать, что такой народ существовал, и мы должны найти его.

– Эш – переубежденный скептик, – обронил майор со своего насеста на полке у стены. – Он археолог, один из твоих открывателей гробниц, и знает, о чем говорит. Мы должны вести поиски во времена более ранние, чем эпоха первых пирамид или первых крестьян, поселившихся у реки Тигр. Но нужно позволить врагу вести нас. И вот здесь-то вступаешь в дело ты.

– Почему я?

– Это вопрос, на который наши психологи все еще пытаются ответить, мой юный друг. По-видимому, большинство задействованных в этом проекте людей разных национальностей слишком цивилизовались. Их реакция на определенный набор обстоятельств стала столь устоявшейся, что они не могут отойти от этого стереотипа, а если личная опасность вынуждает их менять шаблон поведения, это так выбивает их из колеи, что они теряют способность действовать в полную силу. Научи человека убивать, как на войне, и потом тебе придется переучивать его.

Но в ходе войн выработался и другой тип. Это прирожденный боец, секретный агент, своего рода пушечное мясо, человек, который живет в боях. Их немного, и они – мощное оружие. В мирное время такое особенное сочетание эмоций, духа и умений становится угрозой тому самому обществу, которое оно старалось сохранить во время войны. В мирной обстановке такой человек становится преступником или просто не может приспособиться к жизни.