Глава 28

— Где мы? — спросила Сверчок. — Нас закрыли.

— Сейчас посмотрю. — Звезда встала, переложив голову Шепелявой на колени Сверчка, и подошла к окну, высоко в стене.

Шепелявая лежала, глядя широко раскрытыми, блестящими глазами. Она снова сунула большой палец в рот. Сверчок погладила ее по голове.

— Тебе помочь? — спросила Мышь. Она тоже подошла к окну. Звезда полусвесилась из амбразуры. Вцепившись за ставень, она пыталась забраться в отверстие.

Мышь помогла ей снизу, и Звезда сумела заползти в глубокую оконную щель.

— Спасибо. Ой! — Звезда исчезла из виду. — Не волнуйтесь, все в порядке. Подоконник наклонен наружу, и я этого не ожидала. Теперь я вижу. Окно не настоящее, просто узкое отверстие в стене. — Она села на краю амбразуры, разглядывая окно, его толстые стенки. — Наверно, тут должны стоять солдаты и пускать стрелы. — Она снова исчезла в углублении. — Отсюда виден верх стены. Мы очень высоко. Но это мы и так знали.

Много лестниц. У меня голова кружится. Не могу сказать, что под нами… Подождите. Видны какие-то камни.

И вода. По другую сторону от нее земля, так что это, наверно река.

— А можно отсюда выбраться? — спросила Птица.

— Только если умеешь летать, как твои тезки. — Дети улыбнулись неумелой шутке Звезды. — Даже если бы мы могли спуститься по стене, отверстие слишком узкое. И дует сильный ветер. Ничего не выйдет.

— Значит, мы здесь застряли.

— Боюсь, что да.

Дети замолчали. Шепелявая принялась сильнее сосать палец.

Звезда спрыгнула вниз.

— Ну, что ж, — решительно заявила она, — мы не можем сидеть просто так. Что подумала бы о нас Пчела? Назвала бы нас бездельницами, неумехами и была бы права.

— Но что же нам делать? — спросила Сверчок.

— Мы можем почиститься и поправить платья. Можем прибраться здесь.

Мышь осмотрелась. Мало что можно прибрать в этом помещении. Кровать без матраца, с порванными и обвисшими веревочными креплениями. Стул со сломанной ножкой. Возле двери на полу кувшин и чашка. В кувшине затхлая тепловатая вода. На колышках в стене висит какая-то одежда. На стене следы от стоявшего здесь когда-то пресса для глажки.

— Мы можем собрать солому и устроить постель, накроем ее плащами, — предложила Мышь.

Звезда улыбнулась.

— Хорошее начало.

Вскоре дети передвинули бесполезную кровать в сторону, собрали самую чистую солому в груду, поставили кувшин и чашку на стул, превратив его в прикроватный столик. Стул пришлось прислонить к стене, чтобы он не упал. Мышь и Птица накрыли плащами солому, а Сверчок уложила Шепелявую и укрыла своим плащом.

— Я думаю, сейчас она уснет, — сказала Сверчок. — Она уже засыпала.

— Это хорошо для нее, — ответила Звезда. — Она меня тревожит, — добавила она, понизив голос.

Девочки посмотрели на Шепелявую, но, как и предсказывала Сверчок, та уже уснула. Большой палец выпал у нее изо рта, и дышала она глубоко и ровно. Но сон ее не был мирным. Под глазами у нее образовались темные круги, она дрожала и всхлипывала.

— Меня она тоже тревожит, — сказала Мышь. — Как вы думаете, ализонцы пришлют к ней врача?

— Даже если бы прислали, она не больна, — ответила Сверчок. — Но они не пришлют. Я не чувствую жара.

Мне кажется, она просто испугана. Больше нас всех.

Мышь молча обдумывала эти слова. Конечно, детям есть чего испугаться. Но она сама понимала, что не стала бы так откровенно показывать, что испугалась. Ничего хорошего это не даст. Они только еще больше напугают друг друга.

— Как нам ей помочь?

Звезда покачала головой.

— Не знаю. Мы вообще очень мало знаем.

Звук от двери заставил их всех повернуть головы.

Вставили ключ, замок заскрипел. Вошел солдат в форме Пса, на руках он нес Пламя. За ним вошли еще двое Псов. Один держал мешок, который оставил у двери.

— Ага, я вижу, вы были заняты. — Пес подошел и положил Пламя на постель. Все трое направились к выходу. — Позже мы вернемся, — сказал Пес, закрывая дверь.

Шепелявая села, потирая глаза. Посмотрела на неподвижную, с бледным лицом Пламя и закричала.

— Нет! Она умерла, умерла, умерла!..

Звезда резко ударила ее по лицу.

— Замолчи! — сердито сказала она.

Шепелявая поднесла ладонь к щеке. Выражение боли и страха смягчилось, и она заплакала — не украдкой, как все последние дни, а открыто и громко.

Мышь инстинктивно поняла, что Шепелявую на время надо оставить в покое, чтобы она выплакалась. Поэтому девочка присоединилась к остальным, окружившим Пламя.

— Она дышит, — сказала Птица. — Но слабо.

— Посмотрите, — сказала Мышь. Она осторожно отвела с лица Пламени волосы. На висках следы, похожие на ожог или синяк, но в то же время это не ожог и не синяк. — Что они с ней делали?

— Ничего хорошего, — мрачно ответила Звезда. — Такие же следы у нее на руках и ногах. — Она оторвала полоску от подола своего платья, намочила в воде и принялась промывать раны Пламени. Та зашевелилась и слабо застонала.

— Она приходит в себя, — сказала Сверчок.

Пламя открыла глаза.

— Я здесь, — прошептала она. Казалось, она не понимает, где находится.

— Да, ты здесь. С нами. Выпей воды, — сказала Звезда. — Но немного. Это вся наша вода.

Звезда прижала чашку к губам Пламени, и та стала лакать, как котенок. Губы ее высохли и потрескались, из них шла кровь.

Птица посмотрела, что в мешке, который принес Пес.

— Нам принесли хлеба, — сказала она. — И бутылку с чем-то. — Она открыла пробку, понюхала и сморщилась. — Фу! Ужасно!

Мышь понюхала в свою очередь.

— Пахнет, как мамина бутылочка с лекарством, та, которую она держит в шкафу. Мне не разрешают ее трогать.

Звезда взяла бутылку и поднесла к носу.

— Ха! — воскликнула она. — Вы совсем как малыши, которые ничего не знают! Это выпивка, и неплохая.

Конечно, не такая, как у моего отца. Но крепкая. Пламя, глотни. Почувствуешь себя лучше.

Мышь хотела расспросить Звезду, как делал выпивку ее отец. Как Рофан у них дома? Но она сдержалась, понимая, что Звезда гораздо лучше нее знает мир за пределами Благдена. Звезда поддерживала голову Пламени, чтобы та могла отпить крепкий напиток. Пламя закашлялась и подавилась, но смогла немного проглотить. На лице ее появилась краска. Лекарство ей как будто помогло.

— Можешь рассказать нам, что случилось? — спросила Сверчок.

— Попробую. — Пламя перевела дыхание. Остальные девочки сели и приготовились слушать. Даже Шепелявая перестала всхлипывать и придвинулась поближе. — Там машина, страшная, и человек в серой одежде… Их трое таких, и я слышала, что их называют колдерами… Этот колдер посадил меня в машину…

Глава 29

Машина занимала целую комнату. Подобно одежде людей, машина тоже серая, тусклая и безжизненная. Это просто несколько больших ящиков, соединенных друг с другом. Они стоят вдоль стен, и вся комната — пол, стены, потолок — покрыта чем-то серым. Этот материал слегка подается под ногой. Кажется, что налили жидкость, и она застыла, выровнявшись. Эта поверхность придает голосам странный приглушенный оттенок и делает шаги совершенно неслышными. Одну стену занимает огромная карта. Похоже на то, как если бы кто-то сумел подняться высоко-высоко в воздух, увидеть равнины, горы, океан и все это изобразить на карте. Пламя узнала неровную береговую линию, Великие горы, очертания Эсткарпа, Ализонский хребет и болота Тор с проходом в них, узнала незнакомые очертания Ализона на севере и Карстена на юге. На карте были и Барьерные горы, и Пламя поняла, что карта составлена не в последнее время. Но ей показалось, что на ней попытались отразить изменения после Поворота. Карта каким-то образом соединялась с машиной, потому что была усеяна огоньками, желтыми в Эсткарпе, красными в Ализоне.

Несколько зеленых огоньков горели в Карстене, но большинство световых шариков там погасло. Точно то же самое на Сулкарском полуострове и на острове Горм.

Непосредственно под картой стоял стол. За ним сидел один из трех колдеров. Пламя с ужасом поняла, что он каким-то образом стал частью машины. На голове у него была металлическая шапка, из которой торчали провода, связывавшие его с ящиками машины. Он не шевелился, только длинными пальцами трогал кнопки, рычажки и другие предметы, названия которых Пламя не знала. Колдер ни разу не открыл глаза, но Пламя чувствовала, что он знает о ее присутствии.

Третий колдер стоял рядом с тем, который был связан с машиной. Он подошел и помог первому прикрепить сопротивляющуюся девочку к столу в центре комнаты. Она пиналась, пыталась их укусить, но они были для нее слишком сильны. Закрепили на ней зажимы так, что она не могла пошевельнуться, и присоединили множество проводов, прилепив их к рукам и ногам холодным веществом, которое при прикосновении жгло. В последнюю очередь они надели ей на голову шапку, такую же, как у колдера за столом, но с зажимами на висках. И когда они закончили, девочка почувствовала, что тоже стала частью машины, как колдер.

Потом двое колдеров отошли в разные углы комнаты и остановились возле панелей со множеством кнопок и шкал. Колдер, соединенный с машиной, провел пальцами по контрольной панели. В комнате замигали огоньки. Осветились шкалы. Один колдер что-то повернул. Другой нажал несколько кнопок в сложной последовательности.

Пламя не находила слов, чтобы описать дальнейшее, она знала только, что однажды закричала. Комната сомкнулась вокруг нее, так что она с трудом могла дышать.

И ее ужасно затошнило.

Она повернула голову.

— Голова болит, — жалобно сказала она.

Птица успела подставить чашку, и Пламя вырвало.

Мышь с трудом глотнула, подавляя собственную тошноту. Закончив, Пламя снова легла. Странно, но выглядела она теперь лучше. Звезда дала ей еще раз отхлебнуть спиртного.

Шепелявая прижалась к Пламени, обняла ее.

— Я тебя буду держать и охранять, — прошептала она. — А ты шпи.

Глава 30

Позже, когда Пламя проснулась, дети разделили хлеб и поели, хотя Пламя к своей порции почти не притронулась. Воды осталось совсем немного, и ее всю отдали Пламени. Губы ее оставались сухими и потрескавшимися. Она с благодарностью выпила воду. Стемнело, а служанка с мрачным лицом в грязном платье принесла воду и побитую оловянную чашку. Она, сердито глядя на девочек, швырнула чашку на стул, который служил им столом, так, что стул упал на пол. Чашка откатилась в угол.

— Приказано принести это вам, — сказала служанка. — Растяните подольше: до утра больше ничего не будет. — Она плюнула на пол. — Получайте, что заслужили, ведьменыши! — И захлопнула за собой дверь.

Мгновение девочки поражение смотрели на дверь.

Они никогда не испытывали такой откровенной ненависти, даже во время поездки с Псами на север. Но Псы подчинялись воинской дисциплине, а служанка нет.

— Никогда не видела такой противной женщины, — отчетливо сказала Сверчок. Лицо ее казалось еще больше осунувшимся. — Приятно было бы превратить ее в клопа и раздавить. Только я не знаю как. — Она спрыснула водой плевок, взяла пучок соломы и чисто вытерла пол.

Дети по очереди пили из чашки. Удовлетворив жажду, они легли спать — все шестеро вместе, обняв друг друга — для тепла и утешения.

На следующее утро другой слуга принес им хлеба и воды, забрав с собой опустевший кувшин. Он ничего им не сказал, даже не посмотрел на них.

— Пожалуйста, — обратилась к нему Сверчок, — ты не знаешь, зачем нас сюда привезли? Что с нами сделают?

Слуга повернулся. Судя по чертам лица, он не ализонец. Но девочки не могли бы сказать, откуда он родом.

Он покачал головой и показал на свой рот.

— Ууунх, гахх, ххахх, — сказал он.

— Ему отрезали язык, — объяснила Пламя.

Девочки были потрясены.

Слуга вышел и закрыл за собой дверь. Дети переглянулись.

Птица содрогнулась.

— Я предпочла бы, чтобы меня убили.

— Не говори так! — Шепелявая побледнела, но настроена была решительно. — Я не хочу быть убитой. И хоть мой язык работает не очень хорошо, я не хочу, чтобы его отрежали. Я хочу домой.

— Мы все хотим, — ответила Пламя. — Но сейчас на это мало шансов. Ну, давайте позавтракаем. Я думаю, что сегодня смогу немного поесть.

Мышь покачала головой.

— Я не могу.

— Лучше поешь. — Звезда уже разорвала хлеб на шесть примерно равных кусков. — Если сейчас заболеешь, с тобой будет кончено. — Она посмотрела на хлеб, и уголки рта у нее опустились. — Хотелось бы мне немного ужасного сыра, который так нам надоел в дороге.

Ну, по крайней мере, хлеб хороший. И свежий — для перемены.

Мышь погрызла корку и обнаружила, что может есть.

Девочки ограничились полчашкой воды на каждую, помня предупреждение служанки. Может, она просто злая и хотела напугать их, но, может быть, говорила и правду.

Если воду придется растянуть до следующего дня, нельзя слишком жадничать.

— Мы превратим это в игру, — сказала Птица. — Будто бы мы на диете. Кто дольше выдержит?

Шепелявая слабо улыбнулась.

— Я люблю игры. Но не такие.

У двери снова послышался шум. Она открылась, и вошли те же два Пса, что и вчера. Тот, что принес Пламя, вошел в комнату, второй остался у двери — Ну, кто пойдет сегодня? — спросил Пес. Он стоял, глядя на них с выражением отвращения, сжав руки в кулаки. — Что, добровольцев нет? — Он рассмеялся. Смех был неприятный. — Ну, хорошо, тогда я выберу сам. И выбираю я тебя! — Он схватил Мышь так неожиданно, что она подпрыгнула и, не желая того, закричала:

— Нет! Нет!

— Да, да Хозяева будут сердиться, если я не принесу им ведьменыша. А мы ведь не хотим, чтобы они сердились, верно?

Мышь разозлилась.

— Мне все равно, даже если они отрубят тебе голову!

— Ну, ну, сегодня мы не в настроении. Ну, неважно.

Пошли. Нельзя заставлять их ждать. — С этими словами он поднял Мышь, сжал ее так, что ей стало больно, и понес, пинающуюся и вырывающуюся, из комнаты на небольшую площадку за дверью. Второй Пес закрыл дверь на ключ. — Злобный зверек, — бормотал Пес, пососав укушенный палец. — Возьми ее, Виллиг.

Второй пожал плечами и улыбнулся неприятностям своего товарища.

— Ты не умеешь с ними обходиться, — сказал он. — Походи к вдове, у которой полон дом отродьев, и они в десять раз хуже этих ведьменышей, — сразу научишься. — Он бесцеремонно схватил Мышь за талию и сунул под мышку, так что все ее пинки теперь нацеливались в воздух. — Это нетрудно. Если знаешь как.

— Хорошо. Тогда отныне твоя обязанность — приносить и уносить их, — сказал другой Пес. — Пошли.

Веллиг так ее зажал, что Мышь с трудом дышала.

Она перестала сопротивляться, чтобы не удариться головой о стену узкой лестницы. Она надеялась, что ее поставят на ноги и она сможет отдышаться, когда спустятся с лестницы, но ничего подобного. Краем глаза она увидела еще одного человека. Тот шел им навстречу и показался девочке знакомым.

Псы резко остановились и поклонились.

— Милорд барон, — сказали они.

— На сегодня выбрали этого ведьменыша? — Человек оказался в поле зрения Мыши, и она поняла, что это тот самый, что сидел в бархатном кресле, когда детей привели в раскрашенную комнату. Тот самый, кто послал за ними Псов. Барон Малландор. — Какие они тощие. Я решил сам посмотреть опыты. Пошли, Риден, Виллиг. Не тяните.

Он пошел вперед. Они спустились по другой, гораздо более удобной лестнице и прошли множеством коридоров и комнат. И очень скоро оказались перед дверью, которая резко отличалась от остальных. Мышь сразу узнала ее по описанию Пламени. Дверь металлическая — или из похожего на металл материала — и тускло-серая, как и все, что связано с этим странным народом колдерами. В ней ничего не отражалось. Мышь сразу ее возненавидела точно так же инстинктивно, как инстинктивно испытала отвращение к колдерам. Сердце ее бешено забилось, внутренности стиснуло в дурном предчувствии.

— Постучи, — сказал Пес по имени Риден.

— Не могу, — ответил другой, с явным удовлетворением. — Я держу ведьменыша. Оставляю это удовольствие тебе.

Риден негромко выругался. Потом, глубоко вздохнув, сделал шаг вперед, собрался с силами и постучал в дверь.

Мыши показалось, что ему не хочется к ней притрагиваться. Странный материал поглощал не только свет, но и звук. Ридену пришлось стучать дважды, прежде чем дверь открылась.

— Барон. — Колдер слегка наклонил голову. — Ты оказываешь нам честь.

Малландор вошел в дверь, Риден и Виллиг за ним.

— Я хочу посмотреть, что здесь происходит. Мой человек сказал мне, что вчера вы чуть не прикончили первого ведьменыша и при этом ничего не получили.

Вы должны осторожнее с ними обращаться. Будет нелегко раздобыть новых. На юге укрепили границу.

— Как и все исследователи неизвестною, мы учимся в ходе работы, — ответил колдер. Голос у него был такой же плоский и серый, как и комната. Никакого эха не было: материал, покрывавший комнату, поглощал все звуки. — Молодая особь выжила?

— Да, — сказал Виллиг. — Вот еще одна, о которой вы просили.

— Положи ее сюда.

Мышь понимала, что сопротивляться бесполезно, но не могла остановиться. Виллиг не очень нежно положил ее на стол в центре комнаты. Два колдера уже стояли наготове. Мышь едва успела увидеть карту, стол, за которым сидит колдер, — все то, что описывала вчера Пламя, — как ей одели на голову шапку и прижали зажимами к вискам. Потом присоединили серые провода к ногам и рукам, прилепили холодной липкой жгучей пастой.

Но того, что произошло дальше, она совершенно не ожидала. Колдер распахнул ее платье, и другой колдер коснулся ее живота. Он держал в руке еще один провод.

Мышь закричала и попыталась вывернуться.

— Провод в этом месте может облегчить передачу, — сказал колдер. Он помазал провод жгучей пастой, закрепляя его. — Если не получится, у следующей прикрепим в районе сердца. Потом начнем помещать провода под кожу.

— Это на самом деле необходимо? — спросил Виллиг. Казалось, он, вопреки собственным желаниям, испытывает отвращение.

Колдер повернул к Псу свое невыразительное лицо.

— Это приказ твоего хозяина.

— Начинаю думать, что мы напрасно теряем время, — сказал барон. — Просто повод, чтобы подвергнуть ведьменышей пытке. А они такие маленькие, что даже отомстить не могут. Ты сказал, что знаешь, как работать с самой первой. И что другие даже не понадобятся.

— Оставьте нас, — сказал другой колдер в сером.

Голоса у них были совершенно одинаковые, с щелканьем и свистом родного языка. — Мы занимаемся совершенно новым делом. Если эта не подчинится, а сломается, мы продолжим эксперимент.

— Но винить будут меня. Мои люди привезли их сюда. И мстить теперь будут мне.

Виллиг нахмурился и покачал головой.

— Но зачем использовать детей?

— Потому что они дети, — ответил колдер. — Они еще не умеют отражать нашу силу. Если мы подчиним их, сумеем научиться подчинять и взрослых, — Он кивнул своим товарищам, и двое колдеров направились к разным панелям.

Несмотря на то, что все звуки в этой комнате раздавались приглушенно, Мышь услышала стук пальцев по клавишам и слабый щелчок, с каким ожило реле где-то за ней. Потом иной звук наполнил ее слух, вначале такой высокий, что она его едва различала, потом такой низкий, что заныли зубы. Во рту у нее пересохло, язык прилип к небу. Она стиснула зубы, и боль в них слегка уменьшилась. Комната начала поворачиваться, и Мыши пришлось зажмуриться, чтобы не потерять сознания. Однажды она открыла рот и попыталась крикнуть, но обнаружила, что не может произнести ни звука. Машина украла из мира все звуки, ничего не оставила. Все звуки она поместила в эту комнату, и теперь на Мышь накатывались волны звука, били ее, заливали, колотили так, что она была уверена: сейчас голова ее разорвется. Зубы заболели снова, и она опять их стиснула. Все тело заполнилось напряжением, живот словно распирало. Сейчас он расколется, кожа отойдет, как шелуха плода, и все изнутри вырвется и исчезнет, как весь остальной мир…

Постепенно она почувствовала что-то еще. Откуда-то, сквозь эти волны оглушительного шума, пробился голос, он отозвался во всем ее теле. Она слышала его не только ушами, но и зубами, костями, всем телом.

Подчинись, подчинись, уговаривал голос. Сдайся. Это так легко. Сдайся, и все кончится, и ты получишь мир, мир и спокойствие навсегда. Мир.

Нет, нет! — внутренне кричала Мышь.

Да, да. Ты ведь не хочешь боли? Тогда подчинись.

Сдайся. Это так легко. Так мирно.

Голос звучал гладко, соблазнительно, и, несмотря на все усилия, Мышь чувствовала, как слабеет ее воля.

Ненадолго гул в голове и теле стих, и она услышала голоса людей. Казалось, они обсуждают ее реакцию, обсуждать так бесстрастно, как будто она — кусок мяса на столе мясника. Говорили все, кроме одного, того, кто ее принес сюда — она не помнит, как его зовут, не помнит и своего имени — и который кажется ей воплощенной добротой. Как и тот, кто проявил к ней доброе отношение в пути. Голоса заставили ее понять, что машина на самом деле не похитила все звуки мира, чтобы использовать против нее. Ей только так показалось. Неудивительно, что сама комната звучит так мертвенно и глухо. Она в звуковом коконе, а люди снаружи об этом не подозревают, не знают, что происходит внутри.

Колдер снова занялся панелью, и Мышь закрыла глаза. Снова поглотил ее невероятный звук, и сочувственный голос снова начал свои уговоры.

Сдавайся, согнись. Ты получишь мир. Больше не будет боли…

Провода жгли, зажимы на висках жгли, девочке казалось, что мозг ее вот-вот закипит. Она продолжала держать глаза закрытыми, боясь, что они лопнут. Звук снова начал стихать. Мышь не могла даже всхлипнуть: не было слез.

Другой голос; с другого направления.

Третьего нападения она просто не вынесет. Мышь попыталась заглушить этот голос. Но потом поняла, что он исходит не извне. Скорее откуда-то из глубины ее существа. Она вначале его не слышала, а теперь расслышала только потому, что пытка чуть ослабла. Давно ли он обращается к ней?

Держись, говорит этот слабый голос. Держись. Похоже на голос Пчелы, немного на голос Листа и немного — на хранительницу. И очень похоже на мамин голос, хотя это ведь невозможно. Мышь начала вслушиваться.

Ты можешь выдержать, говорил голос. Можешь не допустить уничтожения твоей сути, ты не допустишь, чтобы от тебя осталась только выгоревшая оболочка, которую колдеры смогут использовать в своих интересах.

Но как мне это сделать? — спросила Мышь. — Я не понимаю.

Понимаешь. Понимание в тебе самой.

Нет, — жалобно возразила Мышь. — Я всего лишь маленькая девочка. Мне только шесть лет. Мне больно, меня тошнит. Я хочу домой.

Держись. Ты только держись.

Но Мышь знала, что не сможет держаться долго. В следующий раз, подумала она, они получат то, что им нужно. Может быть, Звезда победила бы их, она такая умная и сильная, но я не могу. Я подчинюсь их воле, и мне придет конец. Я погибну. Все мои силы кончились, Если они начнут снова, я не продержусь и минуты.

Она стиснула зубы, стараясь быть храброй. Челюсть устала. Мышь могла только продолжать лежать с закрытыми глазами и готовиться к новому натиску страшных звуковых волн. Смутно она радовалась, что остальные девочки: Сверчок, Птица, Звезда и Шепелявая — не испытают этих мучений, что колдеры получат то, что им нужно, и не станут мучить остальных. Мысль об этих ужасных проводах под кожей Шепелявой… Она умрет еще до того, как начнется звук. Пусть он приходит, подумала Мышь. Пусть приходит сейчас. Я надеюсь, когда со мной будет кончено, другие не станут страдать.

Но ожидаемое нападение звука все не начиналось.

Над ней наклонился человек в сером. Холодные пальцы остегнули зажимы. Колдер начал срывать провода. Не смея поверить в происходящее, девочка чуть приоткрыла глаза и увидела — да, это тот, добрый. Он застегнул на ней платье и поднял девочку.

— Отнеси ее назад, — сказал колдер. В голосе его не было разочарования, вообще не было никакого выражения. — Завтра возьмем другую. К тому времени, когда попробуем всех, первая оправится, и мы снова сможем с нею работать.

— Ну, это без меня. — Говорит.., барон. Малландор.

Голова у Мыши ужасно болела, ее тошнило, но она обрела способность думать. Странно. Голос у барона тоже больной. — Не могу смотреть на мучения детей, хоть они и ведьменыши из Эсткарпа.

— Наши эксперименты не нуждаются в твоем присутствии.

— Хорошо. — Барон отвернулся. Потом посмотрел на Пса, который держал Мышь. — Чего ты ждешь, Виллиг?

Ты слышал. Отнеси девочку назад. А ты, Риден, позаботься, чтобы вечером им принесли остатки со стола.

— Слушаюсь, милорд, — ответил Риден. Лицо его оказалось в поле зрения Мыши, и она увидела, что даже он потрясен испытанием.

Виллиг. Так зовут человека, который несет ее назад, туда, где с тревогой ждут сестры. Он добрый. На этот раз он нес ее нормально, на руках, а не зажимая под мышкой.

Так всегда носил ее папа.

Вторая лестница оказалась слишком тяжелой для головы девочки. Ее подавило головокружение. К своему ужасу и вопреки всем своим усилиям — она хотела дождаться, пока сестры смогут ей помочь, — Мышь вырвало прямо на мундир солдата.