7. СМЕРТЬ ИГРАЕТ В ПРЯТКИ

Четыре дня Эрскин лежал в прохладном зале музея, пока Форс охотился, добывая пишу, или осматривал лес поблизости, не рискуя отходить слишком далеко от белого здания. А по вечерам у костра они изучали речь друг друга и обменивались рассказами о своем прошлом.

— Наши Древние были летающими людьми, — раскатывался по комнате голос Эрскина. — После последней битвы они спустились с неба на свою родину и обнаружили, что она выжжена начисто. Тогда они повернули свои машины и полетели на юг, а когда машины больше не могли держать их в небе, они приземлились в узкой пустынной долине. И через некоторое время они взяли в жены женщин той страны. Так появилось мое племя…

— На краю пустыни жизнь очень тяжела, но мой народ научился использовать пустыню для того, чтобы она смогла что-нибудь дать человеку, и впоследствии у них уже было много хорошей земли. И была она у них до дважды двенадцати лун тому назад, а потом земля вздрогнула и затряслась так, что человек не мог стоять на ногах. С гор на нашу землю на юге пришел огонь и множество плохих запахов. Телу Длиннобородый и Мак Трехпалый умерли от кашля в опустившемся на землю тумане смерти. А утром, с первыми лучами рассвета мир затрясся снова, и на этот раз горы извергли из себя горящие камни, потоками хлынувшие вниз, чтобы поглотить самые лучшие из наших с трудом отвоеванных у пустыни полей и пастбищ. Поэтому мы собрали все, что смогли, и бежали от этих камней, все племя целиком, гоня наших овец и взяв с собой только то, что можно было увезти на телегах, запряженных пони, и на своих спинах.

Мы направились на север и обнаружили, что в других местах земля тоже была разломана так, что на востоке море вгрызлось в землю, и тогда нам пришлось бежать от поднимавшихся вод, как бежали мы от огня. И, казалось, что нигде мы не сможем найти места, чтобы снова назвать его своим. До тех пор, пока мы не вступили на эту землю, где некогда жило так много Древних. Тогда несколько молодых воинов, и я в их числе, были направлены на разведку, чтобы найти древние поля для посевов и место, чтобы заново построить Стальную Птицу. Это прекрасная страна, — Эрскин показал рукой на юг. — Я видел многое, и мне следовало бы вернуться со своими новостями, но я зашел так далеко, что сердце мое не дало бы мне покоя, если я не увижу всех чудес этой страны. Я тайком следил за передвижением степняков, но они не такие, как мой народ. Им по сердцу жить в домах из шкур, которые можно установить в любом понравившемся месте, а затем снова собрать их, когда это место им надоест. Твоего рода горцев я не знаю — мы не очень-то любим возвышенные места с тех пор, как наши горы принесли нам гибель.

— Эти города мертвых по-своему полезны. Здесь можно найти различные сокровища — ты и сам это хорошо знаешь. Но здесь есть вещи и похуже, — он коснулся повязки на своем плече. — Я не думаю, что мой народ будет испытывать тягу к городам. Теперь, когда я снова смогу ходить, я должен буду вернуться и доложить обо всем племени. И, может быть, все кончится тем, что мы поселимся в какой-нибудь речной долине, где почва черна и тучна. И там мы снова распашем древние поля для того, чтобы засеять их зерном, и пустим наших овец и коз пастись на склонах холмов. Тогда Стальная Птица снова пустит корни на прекрасной и плодородной земле. — Он вздохнул.

— Ты назвал себя воином, — медленно произнес Форс. — Против кого вы ведете войну? В ваших пустынях тоже есть Чудища?

Эрскин мрачно улыбнулся.

— В дни Великого Взрыва Древние выпустили на свободу магию, с которой они не смогли совладать. Наши мудрецы не знают этой тайны и руководствуются только легендами о наших предках, летающих людях. Но эта магия была странной и ужасной. В пустыне водились существа, которые были прирожденным врагом человека, чешуйчатые твари, жуткие на вид. Магия сделала их и хитрыми, и быстрыми, так что между ними и всем человечеством всегда была война не на жизнь, а на смерть. Но они были немногочисленными и, наверное, раскаленные камни с гор уничтожили их всех. Потому что мы больше не видели их с тех пор, как покинули горы.

— Радиация, — Форс поиграл рукояткой короткого меча. — Радиационные мутации — но иногда это срабатывает очень неплохо. Вид Люры произошел в результате такой магии!

Темнокожий южанин посмотрел на кошку, удобно разлегшуюся позади них.

— Это была хорошая, а не плохая магия. Хотел бы я, чтобы у моего народа были такие друзья, чтобы защищать нас в странствиях. Потому что нам пришлось много раз сражаться против зверей и людей. Степняки не показали себя нашими друзьями. Надо всегда следить, не прячется ли где опасность. Однажды ночью, когда я был в одном мертвом городке, на меня напала стая кошмарных тварей. Не сумей я оказаться вне пределов их досягаемости и хорошенько поработать своим ножом, они обглодали бы меня до костей.

— Я это знаю. — Форс принес барабан и вложил его в руки юноши. Тот негромко вскрикнул от восторга.

— Теперь я смогу поговорить с Хозяином разведчиков! — Его пальцы начали было выстукивать сложный ритм, но рука Форса метнулась вперед и сжала его запястье.

— Нет! — Горец вынудил пальцы юноши отпустить барабан. — Это может подать сигнал и другим — не только твоему народу. Ту ловушку выкопало существо, которого я не знаю…

Нахмуренные черные брови Эрскина выпрямились, лицо его разгладилось, и Форс продолжил:

— Я считаю, что это работа Чудищ. И если они все еще прячутся в этом городе, то твой барабан укажет им, где прячемся мы…

— Ловушка была старая…

— Да. Но мы никогда еще не находили Чудищ, живущих в большом числе в одном месте. Тот, кто устроил эту ловушку, может находиться по другую от нас сторону этих развалин. Это большой город, и всех жителей Айри не хватило бы, чтобы обыскать его как следует.

— Твой язык так же прям, как и твои мысли. — Эрскин отложил барабан.

— Мы покинем это место, населенное тварями прежде, чем я попробую поговорить со своим племенем. Завтра я смогу выйти на тропу. Давай отправимся с первыми лучами солнца. В этих древних городах есть какое-то зло, которое, кажется, так и бьет в нос. Мне больше нравится чистота открытой земли.

Форс связал часть городской добычи в небольшой узелок, припрятав остальное во внутренних помещениях. Рана Эрскина полностью затянулась, и следующие день-два он мог ехать верхом. Горец с сожалением посмотрел на кучу своих находок, прежде чем припрятать их. Но по крайней мере у него была сделанная им самим карта и дневник его изысканий, упакованные в Звездную Сумку вместе с несколькими цветными карандашами и фигурками из витрины музея.

Большую часть дня Эрскин бродил по зданию; как он сказал, для того, чтобы размять ноги, но его также интересовало и то, что там находилось. Теперь он вернулся с широкой полоской обработанного золота на запястье и с массивной дубинкой с усаженной шипами головкой, которую он нашел в зале музея, посвященном войнам. Его метательные копья и лук были вытащены из ямы-ловушки, но древки копий были сломаны, и он не мог натянуть лук, пока не зажило его плечо.

Зной прошлых дней еще не кончился, когда они последний раз позавтракали в музее на рассвете следующего дня и затоптали костер. Эрскин не хотел ехать верхом, но Форс его переспорил, и они тронулись в путь по тропе, приведшей Форса в город, которую он нанес на карту. Они не делали привалов, двигаясь самым быстрым шагом по захламленным улицам. Впереди виднелось скопление высоких башен, которые и были целью Форса в первый день пребывания в этом городе. Он был уверен, что к ночи они смогут выбраться из развалин этого города, если удача будет и далее благоприятствовать им.

Эрскин прикрыл лицо от солнца ладонями и с благоговейным удивлением взирал на возвышающиеся, словно башни, здания, среди которых они двигались.

— Горы, созданные человеком, — вот что мы видим здесь. Но почему Древние любили толпиться в такой тесноте? Боялись ли они своей собственной магии настолько, что должны были жить бок о бок со своими собратьями, чтобы она не пожрала их самих, когда вырвется на свободу, — как и случилось? Ну, они, в конце концов, погибли от нее, бедные Древние. И теперь жизнь у нас лучше, чем у них.

— Разве? — Форс пнул одиноко лежащий камень. — У них были такие знания — мы разыскиваем во тьме только жалкие крохи того, что знали они…

— Но они же не использовали все свои знания во благо! — Эрскин развел руки и указал на руины. — Этот город создан их разумом, а потом был уничтожен, и тоже ими. Они строили только для того, чтобы потом снова все разрушить? Я думаю, что лучше строить, чем разрушать.

Когда шелест его слов замер, голова Форса резко повернулась. Он уловил отзвук, легкий топот. И он увидел отвратительный силуэт раздутого крысиного тела, скользнувший в открытое окно. Среди камней слышались звуки, словно какое-то существо — или существа — следовало за ними.

Уши Люры были плотно прижаты к голове, а глаза превратились в щелки на ее коричневой морде. Она стояла, упираясь передними лапами в упавшую колонну и уставясь назад, на дорогу, по которой они шли. Кончик ее хвоста трепетал.

Эрскин уловил беспокойство человека и кошки.

— Что там?..

Сперва Форс подумал, что визг, раздавшийся в ответ на этот полувопрос, вырвался из горла какой-то птицы. А затем кобыла вскинула голову и издала второй дикий вопль.

Эрскин бросился на землю как раз в тот момент, когда она встала на дыбы, чтобы рухнуть спиной на камни. Тогда-то Форс и заметил в ране на горле поднимающийся и опускающийся дротик.

— Туда! — Сомкнувшаяся вокруг его запястья рука Эрскина рванула его в похожее на пещеру отверстие в фасаде самой высокой башни. Пока они мчались туда, в воздухе раздался боевой клич Люры, от которого кровь стыла в жилах. Но секунду спустя она тоже пробиралась вместе с ними в темный центр здания.

Они остановились на скате, шедшем в мрачную темноту. Под землей тоже были этажи, Форс немного видел их. Но Эрскин указал на пол. В пыли и засохшей грязи была проложена утоптанная тропинка со множеством следов — следов слишком узких ступней с когтями!

Люра, фыркая и шипя, отступила от тропинки. Так значит, они не убежали, а попали в самое логово врага! Чтобы это подтвердилось, не нужно было победоносного крика с визгливой нечеловеческой интонацией.

Но тропа вела вниз, и они могли еще подняться наверх! Люра и Эрскин разделяли намерения Форса, потому что оба они побежали налево по коридору, шедшему параллельно улице. Вдоль по коридору были расположены тяжелые двери и, как бы сильно они их не толкали, ни одна из них не поддавалась. Только одна дверь в самом конце коридора была открыта, и они столпились около нее, глядя в шахту вниз, в полную темноту. Но Форс заметил еще что-то.

— Держи меня за пояс! — приказал он Эрскину. — Там, слева, что-то есть…

Пальцы южанина вцепились в пояс Форса, и тот осмелился нагнуться над краем отверстия. Он был прав, из стены выступала лестница, сделанная из полос металла. Когда он посмотрел вверх, то увидел в вышине квадрат тусклого света, который означал, что там была еще одна открытая дверь, может быть, двумя-тремя этажами выше. Но могут ли Эрскин с Люрой забраться по этой лестнице? Форс объяснил, что он собирается делать, Эрскин поиграл в ответ мускулами рук. Юноша испытывал свое плечо.

— Где расположено это отверстие? — спросил он.

— Наверное, этажа на два выше…

Пока они колебались, Люра подобралась к краю шахты, измерила на глаз расстояние до лестницы, а затем исчезла, прежде чем Форс смог ее остановить. Они услышали скрежет когтей по металлу — звук, поглощенный другим — шаркающими звуками множества ног. Обитатели нижних этажей выходили на охоту. Эрскин испытал темляк, которым была привязана к поясу его боевая палица. Затем он улыбнулся, хотя и немного кривовато.

— На два этажа сил у меня должно хватить. Мы можем попробовать, дружище.

Он прикинул расстояние так же, как это сделала кошка, затем прыгнул на лестницу. С бьющимся сердцем Форс стоял на месте и ждал, не смея посмотреть, как Эрскин карабкается наверх. Но звука, которого он больше всего боялся услышать — звука падающего тела — не последовало. Горец вставил стрелу в лук и стал ждать.

Ожидание его было недолгим. Сероватая тень в дальнем углу коридора послужила ему хорошей мишенью. Он выстрелил, пришпилив серую тварь к стене стрелой со стальным наконечником. Что-то завизжало и попыталось освободиться. Но прежде, чем это ему удалось, Форс перебросил лук через плечо и метнулся к лестнице. Полосы металла не поддались — он опасался, что они начнут отваливаться после того, как они примут на себя тяжести тел кошки и Эрскина. Он бешено начал карабкаться наверх. Дыхание со свистом вырывалось из его легких, в ушах шумело. Он быстро поднялся сквозь эту темноту и нашел с беспокойством поджидавших его Люру и Эрскина.

Они находились во втором коридоре. В него тоже выходили ряды дверей, а некоторые из них были уже открыты. Эрскин исчез в ближайшей, а тем временем Форс лег на живот, свесив голову в отверстие шахты, и прислушался к звукам внизу. Вой раненного им существа прекратился, но шаркающие шаги стали громче и послышалось ворчание, которое могло быть, но могло и не быть речью. Пока что твари внизу не понимали, как ускользнула их дичь.

Форс поднялся на ноги и ухватился за дверь, закрывавшую вход в шахту,

— теперь она выступала из стены на несколько дюймов. Под его напором дверь со слабым скрежетом немного поддалась. Горец напряг все свои силы и выиграл еще фут.

Но этот скрежет, видно, и выдал их. Снизу раздался крик, из шахты вылетел дротик и, закружившись, упал обратно вниз. Подошел Эрскин, толкая перед собой ворох поломанной мебели.

Из шахты доносились странные звуки, но Форс и не подумал еще раз заглянуть через край. Он продолжал свою молчаливую борьбу с дверью. Эрскин начал помогать ему. Они вместе сражались с упрямым металлом, соленый пот ел им глаза и капал с подбородков.

Звуки в шахте стали громче. Еще несколько дротиков мелькнули в луче света и упали обратно. Один, нацеленный с большим умением или с большей удачей, поцарапал пол между ногами Форса. Эрскин повернулся к мебели, которую он приволок, и сильно толкнул ее, опрокинув всю кучу вниз. Раздался ужасающий вопль и отдаленный треск. Эрскин обтер тыльной стороной ладони свой подбородок, с которого капал пот.

— Клянусь Рогатой Ящерицей, один из них никогда больше не полезет сюда!

Теперь они закрыли дверь в шахту уже наполовину. Вдруг раздался щелчок, сопротивление двери исчезло, и они чуть не свалились в шахту. Форс торжествующе закричал, но слишком рано. Фут, вот все, что им удалось выиграть. Места осталось еще вполне достаточно, чтобы пролезть.

Эрскин отступил и некоторое время рассматривал дверь, прикидывая. Затем он ударил по ней ладонью, вкладывая в этот удар всю свою силу. Дверь снова поддалась и продвинулась еще на несколько дюймов. Но в шахте снова послышались звуки. Охотников не испугала судьба их сородича.

Что-то появилось из темноты, опустившись у самой ноги Форса. Это была рука, но тонкая, как кость скелета, и покрытая сероватой морщинистой кожей. Рука скребла кривыми когтями, ища, за что бы ей зацепиться. Она скорее походила на большую крысиную лапу, чем на человеческую руку. Форс поднял ногу и ударил, вдавив каблук сапога, подкованный гвоздями, чтобы лазать по скалам, точно в ладонь этого урода. В ответ из проема шахты донесся визг. Они бросились в последнюю яростную атаку на дверь, ломая ногти и обдирая кожу о металл, — и дверь поддалась. Она с щелчком зашла в паз на противоположной стене.

Некоторое время они стояли, прислонясь к стене коридора, тяжело дыша и держа перед собой израненные, кровоточившие руки. Кулаки нападавших колотились по двери с той стороны, но она не поддавалась.

— Эта дверь останется закрытой, — наконец смог выдохнуть Эрскин. — Они не могут висеть на лестнице в шахте и давить на нее. Если наверх нет никакого другого пути, мы в безопасности — по крайней мере, на некоторое время.

Люра двинулась направо по коридору, попутно заглядывая в комнаты вдоль него. Там им тоже ничто не угрожало. Они могли передохнуть. А может, теперь они попали в такую же жестокую ловушку, в какую попал Эрскин в лесу около музея?

Южанин повернул к фасаду здания. Форс последовал за ним к одному из высоких окон, давным-давно лишенному стекла, откуда им была видна улица внизу. Они видели тело кобылы, но тюк, который был навьючен на нее, был сорван, и было что-то странное в том, как она лежала.

— Так, значит, они всеядные…

При этих словах Эрскина Форс разинул рот. Кобыла была мясом и, может быть, они тоже были мясом! Он поднял взгляд, его мутило. Он увидел, что та же мысль пришла в голову и рослому южанину. Но рука Эрскина лежала на палице, взятой им из музея.

— Прежде, чем это мясо попадет в их котел, его еще придется добыть. А охота за ним потребует от них много усилий. Это именно те Чудища, о которых ты говорил, товарищ?

— Я думаю, что это они. И они считаются очень хитрыми…

— Тогда и нам тоже надо быть хитрыми. Ну, раз мы не можем спуститься вниз — давай посмотрим, что находится вверху над нами.

Форс следил за голубями, которые кружились среди развалин. Пол у них под ногами был белым от птичьего помета.

— У нас нет крыльев…

— Нет — но мои предки некогда летали, — ответил Эрскин со своим особым юмором. — Мы найдем отсюда выход, по которому эта падаль внизу не сможет последовать. Теперь давай поищем его.

Они переходили из одного коридора в другой, заглядывая по пути во все комнаты. Здесь были только жалкие остатки мебели и костей. В третий коридор выходили двери другой шахты, но все они были закрыты. Потом, в дальнем конце одного из коридоров Эрскин толкнул крайнюю дверь, и они вышли на лестницу, которая вела и вверх и вниз.

Люра прошмыгнула мимо них и бросилась вниз, бесшумно исчезнув, как она умела это делать. Они присели в тени и стали ждать результатов ее разведки.

Лицо Эрскина было сероватого цвета, и это было не из-за темноты. Сражение на лестнице и борьба с дверью повлияли на его состояние. Эрскин крякнул и очень осторожно прислонил свое раненое плечо к стене. Форс нагнулся вперед. Теперь, когда стало тихо, уши могли ему пригодиться. Он слышал слабый топот — шаги Люры, шорох щебенки, потревоженный ее лапами.

Не было никаких признаков того, что Чудища пользовались этой лестницей. Но вот Люра остановилась! Форс закрыл глаза, уйдя в свои мысли, как никогда раньше стараясь уловить мысли большой кошки. Ей не грозила опасность, но она была сбита с толку. Путь перед ней был закрыт таким образом, что она не могла пробраться. Когда ее коричневая голова снова появилась над верхней ступенькой, Форс уже знал, что по этой дороге уйти они не могут. Он объяснил все это Эрскину.

Высокий южанин, слабо вздохнув, поднялся на ноги.

— Так. Тогда, давай, поднимемся выше, но не будем спешить, приятель. Эти лестницы Древних вышибают из человека дух.

Форс перекинул руку Эрскина через свое плечо, взяв на себя часть веса более рослого южанина.

— Не будем спешить. У нас впереди еще целый день…

— И наверное, ночь тоже, и еще несколько дней. Ну, пошли, друг.

Пятью этажами выше Эрскин осел, потащив за собой Форса. А горец и сам рад был отдохнуть. Они поднимались не спеша, но теперь его нога болела, дыхание вырывалось со свистом, и ком боли засел под нижними ребрами.

Некоторое время они просто сидели там, глубоко дыша и переводя дух. Форс с тревогой заметил, что пятна солнечного света на полу тают. Он доплелся до окна и выглянул наружу. Сквозь неровные зубцы разрушенных зданий он видел воды озера и, далеко на западе, заходящее солнце. Должно быть, уже наступал вечер.

Эрскин немного встряхнулся при этом известии.

— Теперь нам нужно поесть, — заметил он. — И, наверное, мы слишком часто освежались из твоей фляги.

Вода! Форс забыл об этом. А где они в этом лабиринте найдут пищу и воду? Но Эрскин был уже на ногах и шел через дверь, которая, видимо, вела в остальные помещения, расположенные на этом этаже. Птицы! Форс вспомнил, что они гнездятся здесь. Это и было ответом — птицы!

Они вошли в длинную комнату. Под их ногами лежала какая-то ткань. Они увидели множество столов, расставленных рядами по всей длине помещения, вокруг каждого стола стояли стулья. Форс уловил блеск металла, в полном порядке разложенного на ближайшем из столов. Значит, это было место, где ели Древние. Но любая пища должна была уже давно исчезнуть…

Он произнес это вслух только для того, чтобы Эрскин отрицательно покачал головой.

— Это не так, друг. Я бы скорее сказал, что нам выпала такая удача, которая выпадает очень и очень редко. Когда я путешествовал на север, мне повезло наткнуться именно на такое место, как это. И позади него, в комнатах поменьше, я нашел множество банок с пищей, оставленной Древними, но еще хорошей. Тем вечером я попировал как не пировал вождь, когда начинаются Осенние Танцы…

— Есть пищу, найденную в древних городах, значит подвергать себя смертельной опасности. И даже обрекать себя на смерть. Это закон! — упрямо повторил Форс. Но он поплелся следом за Эрскином, когда тот целеустремленно направился к двери в другом конце комнаты.

— Есть пища многих видов. Я понимаю так: содержащий ее контейнер должен быть без единого изъяна. Даже я, у которого нет знаний об этих мертвых городах, могу догадаться об этом. Но я жив, правда? А я ел оставленную Древними пищу. Мы все же должны поискать ее здесь.

Эрскин, умудренный прежним опытом, вошел в комнату, где по стенам висели полки. Стеклянные банки и металлические контейнеры были расставлены по ним рядами. Форс подивился их изобилию. Южанин медленно двигался по комнате, рассматривая стеклянные банки и не обращая внимания на порыжевший от ржавчины металл. Наконец, он вернулся с полудюжиной узкогорлых банок в руках и поставил их на стол в центре комнаты.

— Смотри хорошенько на крышки, приятель. Если ты не найдешь никаких дефектов, тогда сшибай их и ешь.

Десять минут спустя они обсасывали липкие пальцы, жадно проглотив фрукты, которые были положены в банки за много поколений до их рождения. Сок утолил их жажду, и Форс прислушался к звукам, доносившимся из комнат дальше по коридору. Люра тоже попировала — здесь гнездилось множество птиц. Эрскин воспользовался своим ножом, чтобы сбить крышку с еще одной банки.

— Мы можем больше не беспокоиться о пище. А завтра мы постараемся найти выход отсюда. На этот раз Чудища мертвых городов натолкнулись на равных себе!

И Форс, сытый и довольный, был так же уверен, как и его друг.

8. ТАМ, ГДЕ НЕКОГДА ЛЮДИ ЛЕТАЛИ…

Ночью они прекрасно выспались на кучах истлевшей ткани, которую они натаскали, и, поднявшись, снова подкрепились запасами со склада. Затем они снова двинулись вверх по лестнице, пока та не закончилась платформой, некогда окруженной огромными застекленными окнами. Под ней во всей своей увядшей славе раскинулся город. Форс узнал дорогу, по которой он первый раз въехал в город, и указал на нее. Эрскин тоже показал свою дорогу — она была на востоке.

— Теперь нам надо отправиться на юг — прямо на юг…

Форс, услышав это, коротко рассмеялся.

— Мы же еще не выбрались из этого здания, — возразил он. Но на это у Эрскина уже был готов ответ.

— Идем! — Одна из его огромных рук охватила плечо горца, и он потащил Форса к пустому окну, выходящему на восток. Далеко внизу была широкая крыша соседнего здания, ее край почти касался наружной стороны башни, где они находились.

— У тебя есть это, — Эрскин дернул конец горной веревки, опоясывающей Форса.

— Мы должны спуститься к тем окнам, прямо над крышей того здания и перемахнуть на нее. Видишь, по крышам ведет дорога на юг, и по ней мы сможем некоторое время передвигаться. Эти Чудища, может быть, и хитрые, но они не следят за этим путем бегства. Он проходит над теми дорогами, которые они, кажется, больше всего любят. На мой взгляд, они предпочитают держаться земли…

— Говорят, что они больше всего любят лазать по норам, — подтвердил Форс. — И предполагается, что они не очень-то любят солнечный свет…

Эрскин указательным и большим пальцами прищемил свою губу.

— Ночные бойцы, а? Ну, тогда, значит, день — самое подходящее для нас время. И свет солнца нам на руку.

Они с облегчением проделали долгий путь вниз. Этажом выше крыши соседнего здания они нашли в центре коридора окно, открывавшееся в нужном направлении, вытащили несколько осколков стекла, торчащих в раме, как кинжалы, и высунулись, чтобы разведать путь.

— Веревка может нам и не понадобиться, — заметил Эрскин. — Это легкий спуск. — Он покрепче ухватился за оконную раму и напряг мускулы.

Форс перешел к следующему окну и вставил стрелу в тетиву лука. Но, насколько он мог видеть, молчаливые пустые окна им ничем не угрожали. Только он не мог взять под прицел их все. А смерть могла вылететь из любой из сотен черных дыр выше, ниже…

Но это был их самый лучший и, может быть, единственный шанс. Эрскин крякнул от боли в плече, а затем вылетел, свалившись на плоскую крышу внизу. Так же быстро он совершил еще один прыжок и скрылся за парапетом.

Какое-то время они, замерев, подождали. Затем, кремово-коричневой молнией пронеслась Люра, прыгнув более грациозно.

Пока что все шло хорошо. Форс освободился от колчана, Звездной Сумки и лука, швырнув их в направлении Эрскина. Затем он поднялся на подоконник и прыгнул. Он услышал предупреждающий крик Эрскина как раз в то время, когда оторвался от подоконника. Удивленный, он не успел приготовиться к приземлению и упал жестко.

Извернувшись, он перевернулся на спину. В раме окна, там, где только что была его рука, дрожал дротик. Он перекатился в безопасное место за парапет и с силой ударился о колени Эрскина.

— Откуда он вылетел?

— Оттуда! — Южанин показал на ряд окон через улицу. — Из одного из них…

— Давай убираться…

Распластавшись на животе, Форс по-змеиному стал пробираться к противоположному концу крыши. Они не могли теперь вернуться — пробовать залезть обратно в то окно, из которого они выбрались, значило стать мишенью, по которой не промахнулся бы даже самый скверный копьеметатель. Охота уже началась, и теперь им с боем придется пробираться по лабиринту, который враг знал отлично, а они не знали вовсе… Лабиринт этот мог быть усеян ловушками более хитроумными и жестокими, чем та, в которую попал Эрскин…