— Частично.
Она отбросила волосы на плечи.
— Не знаю. Ему нужно очень много еды, чтобы набить брюхо, — я указала на эту часть своей статуэтки. — Но мне кажется, он знал, что мы связывались с ним.
— И этого я не знаю. Но вот в чем я уверена: снова искать его без крайней необходимости не следует. И Сигмун, и его клан отнесутся неодобрительно к такой попытке. Я не их пророчица. Наоборот, они считают, что у них есть основания не доверять мне.
Свободной рукой я снова коснулась амулета Ганноры. Только так я могла отогнать свой страх. Мы быстро, как только может нести попутный ветер, плыли в то место, которое я видела: пустынные острова, рожденные морем, огненные горы и залив мертвых кораблей. Только воображение может подсказать, что ждет нас там. Но только оно не от Света.
Я посмотрела на свою поделку. Есть у меня способности или нет, но из-под ножа действительно появилось некое подобие жизни. Мне захотелось бросить статуэтку в море. Но что-то удержало мою руку: время еще не настало.
Еще не настало! Возможно, та же мысль пришла в голову Орсии, потому что она протянула руку к статуэтке, но опять даже не прикоснулась к ней.
— Бывает оружие, изготовленное не из стали, — предупредила она. — На твоем месте я не стала бы это держать на виду у всех.
Я отбросила еще одну стружку и посмотрела на ют. Там рядом с рулевым стоял Сигмун. На нем не было кольчуги и шлема, и ветер играл его волосами. Капитан смотрел на надутые паруса. Такое постоянство вызвало бы у любого моряка опасения: слишком уж хорош этот попутный ветер. Как будто «Морской бродяга» откликается на какой-то призыв. Сегодня утром мы чуть отклонились от курса; еще часов двадцать такого ветра, и мы минуем Карстен, хотя этого злополучного берега мы еще не видели. Потом будет мыс Собаки, а за ним Варн. Дальше неизвестность.
Мы собирались бросить якорь в Варне и собрать сведения, которые могли быть на этом конце мира о том, что находится дальше. Хотя жители города обычно отказываются разговаривать с чужаками, присутствие леди Джелит может развязать если не языки, то мысли. У Варна есть свои корабли. Вернее, рыбацкие лодки, предназначенные для плавания по прибрежным мелким водам. Горожане никогда не выходят в море так далеко, чтобы потерять из виду берег.
Глава шестая
Корабли салкаров прихватили с собой груз из Эсткарпа. Зная, что пользуется спросом в Варне, моряки привезли хорошую древесину, которую ценят за цвет и запах. Длинные срезы ароматной сосны и красного дерева, более тонкие стволы желтого дерева, твердого, как сталь. Когда его отполируют, оно начинает блестеть, как металл. И еще немного дерева других пород, которые мне не знакомы, потому что растут они на далеких холмах.
Вокруг Варна деревьев нет, на берегах моря есть лишь кустарник, колючий и густой. Обычно люди и животные его избегают.
Жители Варна, в отличие от других народов, никогда не уходили далеко в глубь суши; вообще они держатся поблизости от единственного города, центра своей цивилизации. Их население почти не увеличивается. Некоторые семейства или небольшие кланы покидают безопасную, окруженную каменными стенами крепость, чтобы возделывать поля на равнине и присматривать за стадами похожих на овец животных, которые меньше тех, что известны в Высоком Холлаке, но имеют длинную шерсть. Из этой шерсти на ткацких станках производят ткань, которая отталкивает воду. Салкары покупают эту ткань себе на плащи, хотя жители Варна обычно продают ее неохотно.
Я хорошо знала процедуру входа в гавань, но никогда не видела, чтобы ее выполняли так тщательно. У Сигмуна на корабле не было пророчицы. Ее место заняла высокая девушка с очень прямой спиной — из корабельного клана. Девушка была почти подростком. Когда мы приблизились к берегу, она встала на носу «Морского бродяги». Почти все паруса спустили, оставив только те, что давали возможность медленно двигаться. Во время длительного входа в гавань мужчина и женщина у руля выполняли указания девушки. Никаких рифов не было видно, но осторожность и неторопливость моряков свидетельствовали, что вход в гавань перегорожен какими-то препятствиями.
По обе стороны гавани возвышались большие утесы. Сигмун указал Кемоку на прорези вверху этих естественных стен. Он считал, что там установлены какие-то средства защиты, если городу будут угрожать со стороны моря. Дважды указания девушки приводили нас близко к стене, как раз под такими прорезями.
На нашей мачте висел торговый флаг салкаров. Тем не менее на палубе стояли фальконеры, готовые в случае необходимости защитить рулевых. Один из них выпустил свою птицу, она поднялась в воздух выше холмов и держалась над нами, чтобы вовремя заметить любые враждебные действия. Все это прекрасно показывает, с какой настороженностью относятся салкары к неразговорчивым жителям Варна: они продолжают так вести себя, несмотря на то, что те никогда не проявляли враждебности.
Вслед за нами шел «Бегущий по волнам». Впервые мы оказались так близко, что можно было разглядеть палубу второго корабля. Там на носу стоял мужчина, и корабль еще только входил в извилистый проход, когда мы уже были в открытой гавани.
Гавань по форме напоминала чашу, окруженную утесами, кроме того места, куда мы причаливали. Здесь природные стены уступали место открытому пространству, и на нем, как драгоценность в оправе, красовался сам город. Он протянулся между утесами с севера на юг.
В заливе стояли корабли, у двух причалов несколько рыбачьих судов, в основном одномачтовых. Их паруса казались яркими пятнами, потому что были выкрашены в красный, желтый, зеленый и другие цвета. Впрочем, сейчас паруса свернуты и не казались такими яркими.
Здания самого города тоже напоминали паруса. Хотя краски здесь не такие сочные. Весь город похож на гигантское полотно художника, потому что дома на одном уровне были одного цвета, на другом — другого, и кажется, что весь город у залива полосатый. Начинались эти полоски с голубизны, светлее морской, потом появлялись зеленый, фиолетовый, винно-красный, розовый и так далее до золотого и светло-желтого цветов.
Я слышала, что Варн не похож на другие города, где бывали салкары, но от этих красок захватывало дыхание, особенно у того, кто привык к древним, вечно серым камням. И не только здания были раскрашены по-разному. Над ними висели разноцветные флаги и развевались на ветру.
«Морской бродяга» встал на якорь недалеко от причалов. Сигмун исчез в своей каюте, но вскоре вышел в кольчуге и с крылатым шлемом на сгибе руки. Он уже дал нам инструкции, которые прочел в корабельных записях. Мы не должны выходить на берег без приглашения, которого, возможно, придется ждать долго. Жители Варна подчиняются только своим обычаям и ни для кого не делают исключений.
Недалеко от нас бросил якорь «Бегущий по волнам». Мы видели, как на нем сначала тоже приспустили торговый флаг и снова подняли, но уже с белой лентой. На причалах были люди, но они не задерживались и даже не смотрели в нашу сторону. Очевидно, тут вырабатывалось терпение. Я уже начала думать, что мы будем делать, если нас никогда не заметят, как на причале появилась группа людей. Эти люди сели в лодку, и искусные гребцы быстро повели ее к нам.
В отличие от многоцветья города, находящиеся в лодке были одеты одинаково — в серебристо-серое платье. И у них были необычные головные уборы: к центральному конусу прикреплялся шарф, которым закрывалось почти все лицо.
Вначале мне показалось, что у них такая же обветренная кожа, как у салкаров. Но потом я увидела, что она у них просто темная. У всех, кроме одного, небольшая бородка, а глаза необыкновенно большие и тоже темные. Вокруг глаз искусственные черные полосы, уходящие к вискам. От этого глаза кажутся еще больше. Мне всегда казалось, что салкары высокие люди, но у этих словно пружины вставлены в худых телах. Один за другим они поднимались по трапу, который приказал спустить Сигмун. И когда оказались на палубе, выяснилось, что самый маленький из четверых поднявшихся на полголовы выше капитана.
Они не смотрели по сторонам, их глаза были устремлены только на Сигмуна и его первого помощника. Перед ними они выстроились в линию, абсолютно ровную, словно отмеренную по какой-то черте.
Несомненно, между ними были отличия. Однако при первой встрече все казались одинаковыми, словно это сделано нарочно. Как манекены, которых продают на ярмарках в Высоком Холлаке на празднике урожая.
Капитан Сигмун и его помощник приветствовали варнцев поднятой рукой ладонью вверх — универсальным знаком мира. Однако те никак не ответили. Один из них заговорил. Он пользовался ломаным торговым языком, который разработали салкары для общения с другими народами.
— Корабль пришел — зачем?
Сигмун указал на наш флаг, который развевался на резком ветру.
— Торговать, — капитан был так же краток, как жители города.
Теперь они не мигая разглядывали нас. Мне показалось, что они смотрели не на салкаров, а на тех из нас, кто не входил в экипаж. Кемок последовал примеру Сигмуна и надел кольчугу, на руке у него шлем. Облегающая одежда Орсии покрыта свободным, без пояса, плащом светло-голубого цвета. Эта чешуйчатая одежда почти такого же цвета, она виднеется, когда ветер распахивает плащ. Я не переодевалась и выглядела довольно бледно, но я всегда так хожу. Мой тощий кошелек позволяет заботиться лишь о прочности одежды, а не о ее красоте. Волосы у меня подрезаны коротко, на уровне плеч, и хотя кольчуги на мне не было, на поясе в ножнах висел нож.
— Кто? — Предводитель варнцев указал на нас. Возможно, разглядывали нас и с любопытством, но в его голосе не было тепла, и выражение лица не изменилось.
— Лорд Кемок, леди Орсия и… Дестри, — представил нас Сигмун, по-прежнему немногословно.
Посланцы стояли молча и неподвижно, только говоривший вытянул руку. На ладони у него лежал предмет, похожий на круглый камень. На первый взгляд, он того же серебристо-серого цвета, что и их одежда. Но вот он начал менять цвет и одновременно засветился, слегка окрасив ладонь. Камень стал голубым, и постепенно голубизна усиливалась.
Рука с камнем слегка повернулась. Теперь камень был нацелен на Кемока. Синева чуть поблекла, но не исчезла совсем. Вторым поворотом камень был нацелен на Орсию. По поверхности камня пробежала рябь, как по ручью, текущему по каменистому дну. Наконец камень оказался передо мной. Вначале цвет поблек еще больше, чем у Кемока, но сразу же вернулся, стал ярким, и свечение напоминало огонь лампы.
Одновременно мой амулет под одеждой стал теплым, потом горячим, он обжигал кожу, и мне пришлось вытащить его наружу. Камень приобрел цвет меда, своим золотым пламенем отвечая на голубизну камня.
Человек из Варна явно удивился, как и все, кто пришел с ним. Я видела, как бесстрастное выражение покинуло их лица, равнодушие сменилось изумлением. Предводитель произнес несколько слов — то ли заклинание, то ли приветствие. Потом сжал ладонь и убрал свой камень. Передо мной он склонил голову, и этот жест повторили остальные трое. Потом, к моему удивлению, указал на меня и произнес одно слово:
— Торговать?
Он хочет мой амулет? Или меня? Мне хотелось послать ищущую мысль, но я боялась: если этот народ в меньшей степени наделен даром, он может воспринять такое вторжение неодобрительно, и мы все окажемся в опасности.
Я предоставила право отвечать капитану Сигмуну: сейчас он у нас главный. Как только варнцы спрятали камень, мой амулет стал быстро гаснуть. Я не собиралась расставаться с ним: для меня он надежное оружие против Тьмы, гарантия того, что кем бы ни был мой отец, он не принадлежал злу.
— Спроси у нее.
Капитан искусно передал мне право принимать решение. Предводитель варнцев колебался: он как будто ожидал, что Сигмун может распоряжаться всем. Однако послушно и выжидающе взглянул на меня.
В ответ я подчеркнуто спрятала амулет на груди. Потом заговорила, старательно подбирая слова на торговом языке, который изучила во время плаваний:
— Только для меня — Сила.
Я не могла сказать, означает ли это слово здесь то же, что на севере. Никто не ссылается на Силу, если у него нет возможности в случае необходимости подтвердить свои слова. Может, и здесь слышали о волшебницах, хотя у самого Совета не было сведений о Варне. Примут ли меня за волшебницу? Чего в таком случае от меня ожидают? Это может быть гибелью для всех нас. Но я должна настоять на том, что амулет останется у меня, он не продается. Сила приходит по решению того, кто не состоит из плоти и крови. И для тех, к кому она пришла, становится тяжким бременем, а иногда большим облегчением. Я не могу расстаться с амулетом, не должна расставаться. К счастью, я не чувствовала прикосновений ищущей мысли. И в то же время поняла, что они приняли мое решение и не будут спорить. Напротив, все, как один, поклонились мне, приложив руку вначале к ленте на лбу, потом к губам и наконец к груди. Это приветствие привело меня в смущение.
Потом Предводитель снова взглянул на Сигмуна.
— Торговать, — повторил он, и на этот раз слово прозвучало наполовину приказом, наполовину обещанием. Отвернувшись от капитана и снова посмотрев на меня, он добавил:
— К Высокой Асбракас… — на этот раз не приказ, а приглашение, но такое, которое должно быть принято.
Еще до отплытия мы разговаривали о Варне. Салкары считали его самым южным городом, и мы решили узнать там все, что можно, относительно тайны, которую мы пытались разгадать. Знают ли жители Варна о брошенных кораблях? Есть ли у них сведения об извержениях вулканов и других странных событиях в море? Ясно, что я не должна отказываться от приглашения.
— Я приду… — согласилась я.
Орсия схватила меня за рукав.
— Не одна!
Я посмотрела на нее и на Кемока. Он хмурился, глядя на говорящего. Имею ли я право рисковать жизнью других людей? Может быть, говоря «торговать», варнец имел в виду не мой амулет, а меня?
— Она права, — это Кемок. — Они нас проверили, и я считаю, мы испытание выдержали. У них весь город, они не станут возражать против троих.
Поэтому я, указала на Орсию и Кемока и заявила:
— Я пойду с ними.
Варнец не стал отказывать. Кемок обратился к Сигмуну:
— Сообщи моему отцу о нашем решении.
Капитан по очереди осмотрел нас. Взгляд его, обращенный ко мне, был холоден, как ледяное северное море. Он кивнул и отошел в сторону, но было ясно, что делает это неохотно. Варнцы расступились, и мы первыми спустились в лодку. Они за нами.
Весла поднимались и опускались, и наше маленькое судно почти со скоростью стрелы помчалось к причалу, от которого отошло. Мы приближались к берегу, и радуга города все выше и выше поднималась над нами. Теперь стало хорошо видно, что город построен не на ровной площадке, а на ярусах, похожих на ступени гигантской лестницы. Мы причалили и прошли вдоль гавани к широкой мостовой, которая отделяла первый ряд зданий от моря.
Не только красками отличался этот город. Вблизи мы увидели, что все двери и окна домов окружены широкой полосой сложной резьбы. У основания резьбы стебли, но на них растут не цветы, а круглые диски, покрытые знаками. Возможно, это руны.
Улиц, какие есть, например, в Эсе, тут не было. Вместо них довольно крутые пандусы, с площадками возле каждого здания. Пока мы шли по городу, никто из жителей не останавливался, чтобы взглянуть на нас, даже не поворачивал головы. Встречались нам одни мужчины. Как будто мы оказались в Гнезде фальконеров, куда не смеет ступить нога женщины.
Все окна домов по пути были завешены. Но я заметила, как одна из занавесок дернулась, словно изнутри кто-то смотрел на незнакомцев.
Мы устали, поднявшись на верхний уровень: трудно было идти по крутым рампам после многих дней в море. Здесь располагались здания, втрое больше тех, что находились внизу, и их стены блестели словно из расплавленного золота.
За площадкой на верху рампы располагались два самых больших здания. Нас повели к левому. Еще одна лестница с широкими ступенями привела нас на огражденное колоннами пространство. На них та же сложная резьба, которую мы видели внизу. Может, еще сложнее, если такое возможно. Между колоннами открытый проход без ворот и стражи.
Предводитель отряда, который привел нас сюда, посторонился и жестом показал, что дальше мы пойдем без сопровождения. И вот мы неторопливо поднялись по лестнице, продолжая оглядываться.
Я не почувствовала предупреждения, которое бывало в северных землях, где издавна ведут борьбу Свет и Тьма. Никаких зловонных испарений, которые свидетельствовали бы о близости Тьмы.
Мне очень хотелось отправить ищущую мысль. Но вот мы остановились перед входом. Нас освещало яркое солнце, но впереди света не было. Вероятно, там висел какой-нибудь занавес, однако и его не заметно. Для уверенности я снова достала амулет. Он, как и на корабле, когда ему противостоял камень варнца, засветился.
Потом — от неожиданности я споткнулась и едва не упала — прозвучал короткий резкий звук. Я слышала звуки малых гонгов, которыми пользуются пророчицы салкаров, призывая попутный ветер, когда корабль слишком долго находится в штиле. Но этот звук намного превосходил их, он собрал в едином могучем выбросе как бы множество таких гонгов.
Кемок стоял плечом к плечу с Орсией. В ответ на этот звук, который должен был нарушить тишину во всем городе, он положил руку на рукоять меча. Руки крогианки задвигались, словно образуя волны на поверхности воды. Мы не переглядывались, но я чувствовала, что сейчас мы едины. Трое, в один ряд, подошли к просторному входу.
Внутри действительно темно, но перед нами не занавес, который можно развести руками, а скорее вода, в которую нужно нырнуть. Она поглотила нас, и мы вслепую двинулись дальше.
Но не сделали и четырех шагов, как вышли из темноты так же легко, как вступили в нее.
Тут светло, хотя и не так, как снаружи, на солнце. Скорее похоже не на солнце, а на луну, вокруг столбы радужного освещения. Мы стояли в огромном зале, а вокруг размещались изделия из стекла, которые сделали Варн знаменитым с тех пор, как первый салкарский корабль привез образцы этих работ на север.
В стенах ниши, и в каждой — какое-нибудь чудо, в котором отражаются все цвета города. Вдобавок вдоль стен столбы, увитые растениями с такими нежными и тонкими листьями и цветами, что кажется они могут рассыпаться даже от нашего дыхания. Я подумала, что здесь представлено все лучшее, что создали мастера Варна.
В дальнем конце зала нечто отличалось от всего остального. Оно привлекло нас, и мы торопливо пошли туда. Но вот мы остановились и, думаю, все удивленно воскликнули.
Перед нами был трон, с высокой спинкой, из сине-зеленого стекла, прозрачного, несмотря на свой насыщенный цвет. На нем сидела фигура, закутанная в такие же ленты, что образуют головные уборы варнцев. Эти мягкие ленты серебристо-серого цвета, они не скрывают очертаний фигуры. Очевидно, это женщина, но ее голова и лицо закрыты, и это действовало интригующе.
Только ее руки оставались свободными, они были прижаты к груди. В ладонях у этой фигуры камень, в несколько раз больше того, что был использован для нашей проверки на корабле. Вначале камень был хрустально прозрачным, потом в нем заволновались краски, словно это сосуд, полный воды, и вода откликается на какое-то колебание.
Глава седьмая
Во время своих странствований я видела немало статуй, которые могли представлять в глазах забытых народов Силу. Но эта статуя, хоть закутанная и скрытая от посторонних глаз, создавала впечатление не сотворенной руками, а живого существа, пойманного и связанного. Конечно, она не могла быть живой, эта женщина, у которой видны только руки, чуть зеленоватые, наверное, отражая цвет трона. Живое существо не может оставаться таким неподвижным, словно оно вырезано из камня.
Нам не объяснили, зачем привели к этой богине, древней правительнице или кому-то еще. Я взглянула на своих спутников: губы Кемока шевелились, хотя я не услышала ни звука. Я не стала устанавливать мысленный контакт, но он мог призывать какую-то Силу, с которой познакомился в Эскоре. Орсия продолжала двигать руками, подражая водному потоку.
А что касается меня — мой ограниченный дар не давал возможности узнать, перед чем мы стоим. Ни предвидение, ни дальновидение не могли помочь. Однако я снова достала амулет Ганноры, и в его середине вспыхнул огонь. А в большом камне, который держала фигура на троне, цвета стали ярче и завертелись быстрее.
Я словно держала в руках одну из древних ламп из города Эс, так теперь светился мой амулет. И ему отвечал блеск камня на ладонях закутанной фигуры.
Снова в воздухе разнесся звон гигантского гонга — от этого мощного звука звенело в ушах. Поверхность необычного камня увеличивалась, или мы попали под влияние какого-то колдовства. Из центра камня вырвался луч, он дрожал, поднимался и опускался, как вода в фонтане. Все выше и выше, вот он уже на уровне лица скрытой женщины. Луч продолжал подниматься, расширяясь при этом, он уже напоминал колонны зала.
И вдруг он прыгнул.
На мгновение луч коснулся Кемока, перескочил на крогианку и тут же устремился ко мне. Но в нем не было опасности, скорее это приветствие. Словно кто-то, надолго оторванный от дома, теперь радостно стоял перед его входом.
От луча отделилось сине-зеленое огненное щупальце и на мгновение коснулось моего амулета. Я ощутила в нем какое-то движение. Дар Ганноры не хотел уходить от меня, скорее он просто приветствовал нечто родственное. Мой камень словно превратился в губы, которые пьют жидкость, не только новую для них, но и обещающую насыщение.
А у меня в сознании возникла картина. Не потому, что я ее вызвала, а потому, что меня превратили в сосуд, вмещающий некую Силу. Большую часть увиденного я не могла понять, потому что это были цветные волны, вьющиеся, заплетающиеся и освобождающиеся вновь. Но я поняла, что это подлинный Свет, хотя и другого вида, который в нашем мире был одинок и теперь нашел что-то, близкое себе.
Фонтан света продолжал подниматься. Мы закинули головы, наблюдая за ним. Вокруг словно улыбалось стеклянное очарование зала.
И вдруг…
Все исчезло. Как пламя задувает ветер, так погас фонтан. Но если амулет Ганноры при пробуждении светился золотым светом, теперь к нему добавились зеленые и голубые оттенки. И от него передалось мне ощущение, которое я не могла бы выразить словами. Вначале я ощутила скованность, тень страха. Я слишком невежественна: испытанное слишком чуждо, чтобы найти во мне отклик. И телом, и мысленно я отшатнулась. На мгновение мне захотелось повернуться и убежать из этого странного места, сорвав амулет с шеи и оставив его у этой молчаливой фигуры, отказаться от того, что она может дать мне.
В третий раз прозвучал гонг. На этот раз его сопровождало гулкое эхо, которое должно было разнестись по всему Варну. Камень на ладонях сидящей стал бесцветным, даже отражение трона теперь его не окрашивало.
Стекло вокруг нас темнело, тускнело. Но происходило еще и следующее. Ленты, скрывающие фигуру на троне, распускались или становились совсем прозрачными. Тело, которое под покровами не было видно, только что казалось крепким и молодым. А теперь оно сморщилось словно его коснулась старость, раньше не имеющая сюда доступа.
Руки опустились на колени, хотя камень не выпустили. Голова низко склонилась, так что подбородок упирался в грудь.
Что случилось? Я была смущена и озадачена. Сделав два шага вперед, я оказалась так близко к сидящей фигуре, что могла прикоснуться к ней. Должно быть, она сейчас рассыплется и превратится в ничто? И нас троих накажут за уничтожение святыни Варна?
Я крепко сжала амулет и наклонила голову, снимая цепочку. Потом, руководствуясь каким-то мне самой непонятным порывом, протянула его, так что дар Ганноры коснулся камня.
И тут же поняла, что этот неосознанный жест был не только желателен, но и необходим, что, возможно, это последнее испытание, которому нас подвергли.
При соприкосновении амулета и камня вспыхнул яркий голубой огонь. Он устремился в камень, оживил его. И теперь первоначальный его цвет переплетался с урожайным золотом Ганноры. И когда я отошла, камень продолжал жить, хотя и изменился, в то время как амулет ничего не потерял. Я ожидала, что закутанная фигура тоже изменится, но этого не произошло. Фигура продолжала оставаться неподвижной, голова ее наклонена, руки сложены на коленях. Невидящие глаза устремлены на камень.
Неизвестно откуда поднялся легкий ветерок, растрепал мои короткие волосы, потянул за локоны Орсию. С ним прилетел запах растений богатого и зрелого лета. Такой запах я ощущала в святилище Ганноры; здесь он был даже богаче и насыщенней. Но вот он исчез, словно освободив от чар, которые окутали нас с того момента, как мы вошли в этот варнский храм.
Мы повернулись и направились между колоннами обратно. Я оглянулась. Сидящая на троне продолжала держать камень, в котором светились цвета амулета.
Выйдя из этого храма, места Силы, мы увидели, что наш эскорт увеличился. На ступенях дворца стоял лорд Саймон, со шлемом в руке; пальцы его касались рукояти меча. Рядом с ним леди Джелит в кольчуге и в костюме для верховой езды, волосы ее покрыты серебряной сеткой, как принято у волшебниц. С ними было много варнцев. Мне показалось, что и на ярусах города стало намного больше людей.
Я не спрятала амулет на груди, а продолжала держать его перед собой, как та, на троне, держала камень. На этот раз краски амулета не поблекли, они быстро менялись, бились о поверхность камня, точно хотели вырваться наружу. Я услышала вокруг гул голосов. Стоящие поспешно расступились, и перед нами оказалась фигура в длинном платье с капюшоном, закутанная, как та, в храме.
Фигура подняла руки, рукава откинулись и обнажили длинные узкие ладони, такие же, как те, что держали камень. Я сообразила, что перед нами живая женщина.
— Трижды благословенная, — услышала я в сознании приветствие. — Сила призывает Силу. Свет к свету, как Тьма может отбрасывать тени. Мир еще не завоеван, но уже положено начало…
— Доброе начало для Варна, — я постаралась мыслить отчетливо. — Но это сделано не мной, а благодаря этому. — Я чуть подняла амулет, повернула его в пальцах, чтобы все могли увидеть в нем свет.
— Мы все только слуги Великих. — Руки на фоне синего цвета плаща двигались, словно в благословении. — Посаженное растение не может расти, не может жить, если не получает питания и ухода. Мы долго жили без того, что ты принесла нам.
Она сложила руки и склонила голову в капюшоне, приветствуя меня, как члена Совета. Но я чувствовала себя неловко. Приветствовала бы она нас так, если бы знала, что сделал наш приход с сидящей в храме?
— Всему свое время, — она словно отвечала на мои мысли. — Страж отдал свою жизнь делу. Не мы одни ощущаем усталость.
Мы спустились по лестничному пролету. Жители Варна, кроме женщины в плаще, отступили.
Леди Джелит смотрела на амулет. Она начертила в воздухе знак. Линии его сверкнули синевой, как на троне в храме. Мы все увидели знак. Потом леди Джелит посмотрела на меня.
— Это тяжкая ноша, — голос ее звучал встревоженно, как будто произошло что-то плохое.
— У каждого действия есть свои последствия, — ответила я вслух. Но в то же время я понимала, хотя и не могла объяснить происходящего, что амулет с Каждым шагом становится все тяжелее.
Женщина в плаще протянула руки, как будто хотела согреть их у огня. Но не коснулась амулета, а снова обратилась к нам.
— В торговле нужно что-то предлагать взамен. Чего вы хотите от Варна? — Она сделала жест, словно предлагая нам весь радужный город.
Я была тронута и ответила без всякого принуждения:
— Нам нужны новости с юга.
Руки ее застыли, и мне показалось, что я ощутила встревоженность, колебание. Но со стороны своих я почувствовала одобрение.
Потом женщина в капюшоне кивнула. Она сделала другой жест — на этот раз явно приглашение следовать за собой — и пошла направо, к зданию рядом с храмом, в котором мы побывали.
В здание вела массивная дверь, которая похоже была сделана из множества слоев толстого стекла, пронизанного серебристым светом. При нашем приближении дверь открылась, хотя нас никто не встречал. Мы снова увидели зал с колоннами, украшения из того же туманного стекла, перевитого серебристым сиянием, похожим на свет полнолуния. Света было достаточно, чтобы увидеть круг стульев с высокими спинками в самом центре зала.
Женщина в капюшоне села и знаком пригласила нас тоже сесть. Из глубины зала показались три варнца, очень похожие на остальных, но с камнями, подобными жемчужинам, на высоких головных уборах. Варнцы сели лицом к закутанной женщине. И, как обычно, обратили к нам бесстрастные лица.
Как только мы сели, голова под капюшоном слегка повернулась к леди Джелит, длинные пальцы снова принялись чертить в воздухе. Женщина изобразила три знака, и средний я узнала, хотя у меня нет подготовки волшебницы. Этот знак появился на двери святилища Ганноры. Волшебницы, гордящиеся своей Силой, никогда не обращаются к Вечно Кормящей. Она из другого времени. Это время, даже после открытия Эскора и познания Арвона, волшебницы отказывались признавать. За бесчисленные годы они ушли слишком далеко.
Но леди Джелит, которую больше не сдерживали их предрассудки, ответила таким же знаком. Я удивилась: мне всегда казалось, что правление Ганноры распространяется на Дейл и Арвон, его лишь немного знают в Эскоре и в Эсткарпе.
— У нас голод, — обратилась к нашему сознанию женщина в капюшоне. — Нас преследуют беды. Мы ждали знака. Второй год нет дождей, и на полях все погибает. Мы обращались к Великой. Но облегчения не наступило. Если бы не дары моря, Варн погиб бы и мы превратились в пыль.
— Откуда приходят беды — с востока?
Видимо, и правда, что на юге Эскор выходит к морю? В этой земле хватает «бед».
— На востоке нет ничего, кроме гор. Нет, угроза находится на юге. Было много знаков и предзнаменований Тени. Мы видели злые сны. Сны эти приходили все чаще, каждую ночь, и нам пришлось отправлять в Место Света тех, кого они особенно тревожили, чтобы они жили там, недоступные Тени. Морская пища, которая поддерживает нас, иногда исчезает, лодки возвращаются с пустыми сетями или со странными чудовищами, которые приносят смерть своими когтями и зубами.