Глава 8

Они прорвались сквозь последнюю завесу тумана в дикое переплетение травы и кустов. Койоты возбужденно залаяли, но было уже поздно. Откуда-то сверху на Тревиса свалилась широкая петля аркана, сшибла индейца с ног и потащила за пустившейся в галоп лошадью.

Койот припал к земле и метнулся прямо на лошадь, стараясь вцепиться в нее зубами. Тревис забарахтался в петле, пытаясь встать, в то время как лошадь вскинулась на дыбы и, не обращая внимания на пытавшегося сладить с ней всадника, заржала, отбиваясь от койота. Сквозь всю эту суматоху, Тревис ясно услышал дикий, пронзительный крик Кайдессы. Но что она кричала, он понять не мог.

Тревис привстал на колени и, кашляя от попавшей в горло поднявшейся пыли, попытался напрячь мускулы и скинуть с себя аркан. Койоты метались вокруг Тревиса, нападая на лошадей и не давая им возможности успокоиться.

Всадники, едва держась в седлах, так и не смогли воспользоваться арканами и ножами.

Кайдесса, протиснувшись между лошадьми, подбежала к Тревису и расслабила петлю. Ему наконец удалось как следует вдохнуть воздуха. Она не переставала кричать, и хотя Тревис не понимал ни слова, он догадался, что она кроет своих родичей на чем свет стоит.

Тревис поднялся на ноги как раз в тот момент, когда всадник, поймавший его арканом, наконец сумел справиться с лошадью, успокоил ее и спешился. Он подошел к ним, держа в руках конец аркана.

Монгол был дюйма на два ниже Тревиса, с моложавым лицом, хотя с верхней губы свисали длинные, тонкие усы. Штаны были заправлены в высокие сапоги красной кожи, а куртка расшита красочным рисунком, наподобие того, что был у Кайдессы. Несмотря на жару, голову покрывала меховая шапка, тоже разукрашенная ало-золотым орнаментом.

Не отпуская аркана, он подошел к Кайдессе, оглядел ее с ног до головы и потом задал вопрос. Она нетерпеливо дернула за аркан у него в руках, койоты заворчали, однако апач понял, что они больше не считали опасность непосредственной.

— Это мой брат Хулагир, — бросила Кайдесса через плечо. — Ему неизвестна твоя речь.

Хулагир не только не понимал. У него к тому же кончилось терпение. Он вдруг дернул за аркан с такой силой, что Тревис чуть было не полетел кубарем. Кайдесса же, вцепившись в веревку, принялась тянуть ее на себя, кляня при этом брата. Услышав перебранку, приблизились и остальные всадники и теперь наблюдали за странной сценой.

Благодаря попыткам Кайдессы перетянуть канат, Тревису удалось расправить плечи и ослабить петлю. Не пытаясь освободиться, он стоял и внимательно оглядывал подъехавших всадников. Их было пятеро, не считая Хулагира. Поджарые мужчины, с обветренными лицами, узкоглазые, обносившаяся одежда у троих была залатана кусочками кожи. Помимо изогнутых мечей они имели на вооружении по два лука на каждого — длинный и короткий.

У одного из всадников была пика, из-под наконечника которой свисали длинные пряди волос. Тревис оценил в них опытных воинов, но пришел к выводу, что в равном бою апач не только может сразиться с монголом, но и легко победить.

Апачи никогда не относились к безрассудным воинам, подобно шайенам, сиу или команчам. Превыше всего апачами ценилась воинская мудрость, они всегда оценивали шансы за и против, широко пользовались засадами, ловушками и характером местности в качестве нападения и защиты. Пятнадцать умелых воинов апачей во главе с вождем Геронимом в течение целого года гоняли по полям пять тысяч мексиканских и американских солдат.

Тревис смутно помнил рассказы о Чингисхане, его блистательных генералах, которые прошли через всю Азию до Европы, не проиграв ни единого боя. Но то была война, питаемая неистощимыми людскими резервами безбрежных степей. И он сомневался, что даже это людское море могло бы затопить пустыни Аризоны, заселенные независимыми племенами индейцев, возглавляемые такими вождями как Викторио, или Магнусом Колорадо. Правда, бледнолицым удалось это сделать — благодаря превосходству в оружии и неумолимому бегу времени. Но лук против лука, нож против меча, хитрость против хитрости вполне можно было бы потягаться…

Хулагир гневно отбросил аркан, а Кайдесса торжествующе повернулась к Тревису, расслабила петлю и бросила ее на землю. Апач упругим шагом прошел меж двух всадников и подобрал оброненный лук. Койоты последовали за ним, и когда Тревис повернулся лицом к монголам, звери, прижимаясь к его ногам, принялись теснить его назад, к арке.

Монголы развернули лошадей и теперь тоже смотрели на Тревиса, глядя сверху вниз с совершенно невозмутимым видом. На их раскосых лицах нельзя было прочесть никаких чувств.

Мужчина с пикой поигрывал оружием, как видно, размышляя: а не проткнуть ли этого чужака. Но туг к Тревису пробилась Кайдесса, за пояс таща за собой Хулагира.

— Я рассказала, что произошло между нами. И объяснила, что ты — враг наших врагов. Будет замечательно, если вы все сядете вокруг костра и поговорите по душам.

Вдали опять раздался приглушенный грохот барабана.

— Ты согласен? — полуутвердительно спросила она.

Тревис оглянулся. Он, наверное, мог бы успеть добраться до густого золотистого тумана, который теперь покрывал зеленоватые каменные башни города сплошной пеленой. Но апач подумал, что если только его клану и монголам удастся заключить перемирие, то единственной реальной опасностью останутся красные. Земная история убедительно доказывала, что война на два фронта чаще всего оканчивается плачевно.

— Я согласен, но я понесу это, — он потряс луком, чтобы Хулагир мог понять значение его слов. — И никаких арканов.

Сматывая веревку, Хулагир медленно перевел взгляд с лука на Тревиса и затем, поняв слова, неохотно кивнул.

По приказанию Хулагира к Тревису подъехал мужчина с пикой. Он оттянул ногу в стремени и подал апачу руку, приглашая его на коня. Тревис в одно мгновение уселся за спиной монгола, Хулагир залез на своего коня, а Кайдесса села позади брата.

Они поскакали. Тревис оглянулся и с удивлением увидел, что койоты, которые так и стояли у арки, даже не двинулись с места. Апач махнул им рукой и свистнул. Те не шелохнулись, провожая взглядами удаляющуюся группу всадников. Потом, так и не ответив на его призыв, они развернулись и исчезли в золотистом тумане. На какое-то мгновение Тревису страстно захотелось спрыгнуть с лошади и побежать вслед за ними. И это желание поразило его. Он даже не предполагал, что может настолько привязаться к койотам и зависеть от них. Ведь Тревис считал, что он не относится к людям, которые подчиняют свои желания и поступки мба'а, сколь бы разумными они не казались. Мир был уделом людей, и койотам в нем не было места.

Через полчаса Тревис сидел в лагере монголов. Он насчитал пятнадцать мужчин, с полдюжины женщин и двух детей. На взгорке, рядом с их юртами, не так уж отличающимися от типи клана Тревиса, покоился примитивный барабан огромная шкура, натянутая на выдолбленный ствол. Рядом сидел длинный тощий монгол в конусообразной шапке и красном балахоне с веревочным поясом, с которого свисали крошечные черепа животных, отполированные куски камня и резного дерева.

Именно его усилиями рокочущий гул прокатывался по всей округе, напоминая взрывы. Были ли это какие-то сигналы, или просто ритуал, Тревис не был уверен, хотя и догадывался, что барабанщик был, по всей видимости, шаманом, а значит, обладал немалой властью среди монголов. Обычно им приписывалась способность предсказывать будущее, а также связь с духами в старые времена великих орд.

Тревис попытался оценить эту небольшую группу. Все они, как и апачи, были молодыми и здоровыми. К тому же он заметил, что Хулагир занимает в племени определенное положение, возможно, даже считается вождем.

После того, как отгремело последнее эхо, шаман спрятал палочки и спустился к костру в центре лагеря. Он оказался несколько выше, чем его соплеменники и худ до невозможности. Его вытянутое, худое лицо было тщательно выбрито, а от природы изогнутые брови придавали ему странное выражение, словно он на все в жизни смотрел скептически. Позвякивая своей шаманской коллекцией на поясе, он приблизился к Тревису и принялся внимательно рассматривать апача.

Тревис принял вызов, выдерживая дуэль молчания. В упор взглянув в прищуренные, зеленые глаза, он понял, что если Хулагир и был вождем, то этот шаман, в качестве советника, не уступал ему ни в мужестве, ни в храбрости, ни в уме.

— Это Менлик, — Кайдесса сидела вместе с другими женщинами вдали от костра, однако Тревис отчетливо расслышал ее комментарий.

Хулагир что-то недовольно проворчал на сестру, но это не произвело на нее никакого впечатления. Она только ответила ему что-то задиристым тоном.

Но стоило шаману поднять руку, как они тут же прекратили свару.

— Ты — кто? — подобно Кайдессе, Менлик говорил по-английски с сильным акцентом.

— Тревис Фокс из племени апачей.

— Апачей, — медленно, в раздумий повторил шаман. — Значит, ты с запада. Американского запада.

— Ты много знаешь, человек, говорящий с духами.

— Вспомнилось. Временами приходят воспоминания, — вскользь рассеянно заметил Менлик. — И как же апач нашел свою дорогу среди звезд?

— Так же, как и Менлик со своим народом, — высказался Тревис. — Вас послали заселить эту планету, так же и нас.

— И много вас? — быстро спросил Менлик.

— А разве орда здесь малочисленна? Разве для заселения целого мира достаточно послать одного, трех, десять человек? — отпарировал Тревис. Вы владеете севером, мы же — югом.

— И на них не действует машина! — воскликнула Кайдесса поодаль. — Они свободны!

Менлик посмотрел на девушку и сдвинул брови.

— Женщина, не вмешивайся вдела мужчин. Держи свой болтливый язык за зубами.

Кайдесса вскочила и, сердито топнув, подбоченилась.

— Я — дочь Голубого Волка. Мы все здесь воины — и мужчины, и женщины.

И так будет всегда, до тех пор, пока орда не станет свободно кочевать по пастбищам огромных равнин. Эти апачи завоевали свою свободу. Пора бы наконец понять это и хотя бы попытаться узнать: как же им это удалось.

Выражение лица Менлика не изменилось. Он только прикрыл глаза, когда по монголам пробежал одобрительный шепоток. Многие понимали английский достаточно хорошо, чтобы перевести сказанное Кайдессой для остальных.

Тревис удивился. У него мелькнула мысль, что все эти люди, теперь ведущие полудикий образ жизни, когда-то были весьма образованными в европейском понимании этого слова. Они даже владели языком народа, который считался основным их врагом.

— Так значит, вы кочуете к югу от гор? — продолжил свои вопросы шаман.

— Да, это так.

— Тогда как же ты оказался здесь?

Тревис равнодушно пожал плечами:

— Затем, зачем любой другой человек стремится путешествовать. Ведь в нас заложено желание увидеть, что может лежать по ту сторону…

— …или провести разведку перед выступлением воинов, — отрезал Менлик. — Между твоими правителями и моими мира нет. Вы хотите забрать наши пастбища и стада сейчас, или только думаете об этом?

Тревис ответил не сразу. Он обвел презрительным взглядом собравшихся вокруг, изобразив на своем лице демонстративную усмешку.

— И это твоя орда, шаман? Пятнадцать воинов? Должно быть, многое переменилось со времен Темучина, если вы скатились до такого.

— Да что ты можешь знать о Темучине, ты, человек без предков, безродная собака с запада!..

— Что я знаю о Темучине? Он был вождем воинов, а не баб. И стал великим Чингисханом, повелителем Востока. Но и у апачей тоже были свои вожди, кочевник бесплодных степей. А я был среди тех, кто вихрем пронесся сквозь две нации вместе с Викторио, который рассеивал противника, как ветер развеивает пыль на дороге.

— Ты горазд болтать, апач… — в голосе шамана уже явно прозвучала угроза.

— Я говорю как воин, шаман. Или ты настолько привык разговаривать с духами, что уже позабыл, как разговаривают с мужчинами?

Тревис понимал, что своим ответом он раздражает шамана и вызывает в нем гнев, но в то же время он надеялся, что правильно оценил характер и темперамент этого народа. Отвечать им смело и открыто — единственный способ произвести на них должное впечатление. Они не станут вести переговоры со слабыми и малодушными, а Тревис, настолько сам мог судить, и так уже во многом проигрывал в их глазах. У него не было лошади и сопровождения, к тому же все его оружие составляли нож и лук со стрелами.

Он также понимал, что монголы, только недавно освободившиеся от мысленного подчинения машинам и захватившие эту землю, пытались самоутвердиться, и потому весьма подозрительно относились ко всему, что выходило за рамки обыденного. Они ревностно охраняли покой своей земли, а он вторгся к ним в лагерь и находился теперь среди них один, фактически беззащитный. Именно поэтому Тревис видел единственный выход из создавшегося сложного положения — утвердиться среди них как равный среди равных, а затем постараться убедить их, что апачам и монголам имеет смысл заключить союз против красных, которые контролировали лагерь среди северных прерий.

Менлик снял с пояса какую-то резную палочку и принялся размахивать ею перед носом Тревиса, что-то бормоча про себя. Его это озадачило. Не могло ли так получиться, что шаман слишком сильно углубился в собственное прошлое и теперь искренне верил в свое сверхъестественное могущество? Или же все это предпринималось лишь для того, чтобы произвести впечатление на внимательно наблюдающую аудиторию.

— Ты что, призываешь на помощь своих духов, Менлик? Так знай же, апачи дружат с га-н, духами не менее могущественными. Спроси Кайдессу, кто охотился с Фоксом среди равнин?

Как это ни странно, слова Тревиса подействовали отрезвляюще. Менлик прекратил махать палочкой и повернулся к Кайдессе.

— Он охотится с волками, которые думают как люди, — охотно пояснила Кайдесса то, о чем шаман не мог спросить в открытую. — Они всегда уходили вперед и предупреждали о малейшей опасности. Они не духи, а реальные существа из плоти и крови.

— Любой способен научить собаку разным трюкам, — сердито сплюнул Менлик.

— А что, разве простой пес может повиноваться командам, которые не произносятся вслух? — задорно парировала Кайдесса. — Эти коричневые волки появляются и садятся, смотрят прямо в глаза. И тогда он знает, что кроется в их мыслях, а они знают, чего он хочет от них. Наши сторожевые псы такого не умеют.

По лагерю снова прошелестел говорок. Менлик поморщился и повесил палку обратно на пояс.

— Если ты человек власти, такого могущества, — проговорил он медленно и с расстановкой, — тогда ты можешь в одиночку отправиться туда, где можно разговаривать с духами, — в горы.

Менлик обернулся и что-то бросил через плечо на своем языке. Одна из женщин поднялась и нырнула в юрту, а через несколько секунд появилась снова, неся в руках полный бурдюк и чашу, вырезанную из рога. Кайдесса приняла рог и подставила его под льющуюся из бурдюка белую жидкость. Затем она с поклоном преподнесла чашу Менлику, который, что-то скороговоркой проговорив, закрутился вокруг самого себя, опытными движениями проливая по капле на землю. Затем он сделал глоток и передал рог Тревису.

Апач почувствовал тот же самый кисловатый запах, как и у мешка, который они нашли, когда преследовали Кайдессу. Откуда-то неожиданно всплыло воспоминание, и он понял, что ему дали — кумыс, забродившее молоко кобылиц, бывшее и вином, и водой степей.

Он заставил себя отпить. С непривычки кумыс показался ему просто отвратительным, и он тут же передал рог обратно Менлику. Шаман опустошил чашу одним глотком и церемония на этом закончилась. Он жестом подозвал Тревиса к огню, ткнув рукой в сторону казана на углях.

— Отдыхай… ешь, — бросил он.

Сгущалась ночь. Тревис сел на траву, скрестив ноги, и расслабился. Он мысленно прикинул, как далеко за это время ушел Цуай. Вероятно, сейчас юноша уже перешел через перевал, и теперь спускается с гор по их южным склонам. Ему еще остается полтора дня пути, прежде чем он доберется до лагеря апачей. Но это если он поторопится, конечно. Правда, у Тревиса на этот счет даже не возникало сомнений. Цуай был смышленым и обязательным юношей, и выполнит данное ему поручение несмотря ни на что. Кроме того, Тревиса тревожили койоты. Сейчас он представления не имел, где они и что делают. Но самому ему, по всей видимости, придется остаться на ночь в этом монгольском лагере. Если же он попытается уйти, то вызовет совершенно ненужную подозрительность своих хозяев, что может сорвать переговоры.

Однако все эти проблемы не требовали срочного решения. Сейчас было куда важнее немного отдохнуть и поесть. Только теперь Тревис почувствовал неистовый голод. Не обращая внимания на едкий дымок, поднимавшийся от углей, он подсел поближе и принялся вылавливать большие жирные куски мяса из казана, пользуясь широким лезвием охотничьего ножа. Монголы ели вместе с ним, о чем-то тихо переговариваясь на своем языке. Совсем стемнело, и уже через несколько минут все небо было усыпано яркими звездами, взошла желтая луна, наполняя мир золотистым светом, затем поднялась и зеленая, быстро катясь по иссиня-черному куполу. Наевшись, Тревис жевал уже лениво и медленно, его одолевала сонливость и расслабленность, тихий незнакомый говор действовал успокаивающе. Он бросил взгляд в сторону женщин. Кайдесса сидела среди них, о чем-то весело болтая и даже не обращая на него внимания. По всей видимости, испытания еще не закончились, мелькнуло у него в голове. И действительно, когда Тревис, наевшись досыта, отсел от костра, шаман подошел к нему и медленно опустился рядом.

— Кайдесса сказала мне, что когда она попала под чары машины, ты не ощутил ее цепей, — начал он осторожно.

— Те, кто правят вами, — не мои хозяева. Узы, которые они наложили на вас, не сковывают моей свободы, — Тревис искренне надеялся, что его слова — чистая правда, и то, что утром на него не подействовал зов машины, не было чистой случайностью.