Сломанный Коготь

В ушах Кори звенели дикие вопли и крики. Он пытался шевельнуться, однако смог лишь немного повернуть раскалывавшуюся от боли голову. И когда сделал это, то увидел сузившиеся глаза какой-то норки, плывшей рядом с плотом, к которому он был привязан. По краям этих глаз была нанесена красная краска, которая усиливала выражение ненависти.

А дальше, за головой норки, он увидел берега реки, где еще несколько мохнатых воинов соскальзывали в воду направляясь к прибывшему отряду. А потом плот Кори рванулся вперед, словно его бросила рывком какая-то новая сила, выпрыгнул из воды и приземлился на гравий и камни, больно ударив по его беспомощному телу.

Все так же привязанного, Кори поволокли в деревню норок. И это оказалось вовсе не огражденное место, как у клана бобров, что сообщила ему память Желтой Ракушки, а ряд нор.

Над каждой норой установлены куски коры, связанные вместе при помощи побегов, у всех конусообразная форма, но они не очень походят на вигвамы, что Кори помнил по рисункам индейских деревень из прошлого человечества. К передней части большинства из них крепились шесты, с которых свисали полоски меха, нити с зубами, одно-два пера. Ни одно из жилищ не похоже на другое, и, наверное, подумал Кори, они отмечают личное положение хозяина.

Но ему не дали времени долго рассматривать: поток норок — самок и детенышей — окружил его. Вооруженные палками, кусками твердой земли, они стали бить его, беспрестанно ужасно повизгивая, пока он совсем не изнемог, весь в синяках от их ударов. Впрочем, в конце концов норки воины, наверное, опасаясь, что пленник может быть слишком избит перед тем, что они уготовили для него, окружили плот и отогнали его мучителей.

Они подошли к одной норе, вырытой чуть подальше от остальных, и острые зубы быстро перегрызли веревки, которые удерживали Кори на плоту, однако узлы на лапах и хвосте не тронули. Его толкнули и запихнули внутрь, потом опустили откидную дверцу, оставив его в сумраке помещения: еще не наступила заря, и сюда проникало совсем мало света. Наверное, так казалось бы глазам Кори, однако для Желтой Ракушки света хватило, чтобы увидеть, что он здесь не один, что еще один надежно связанный пленник лежит на другой половине этой покрытой корой тюрьмы.

Это была выдра, на ее меху запеклась кровь, глаза не открывались. Она выглядела настолько обмякшей и неподвижной, что Кори подумал, что она умерла — хотя он не понимал, зачем в таком случае норки оставили ее лежать здесь. Воспоминания Желтой Ракушки пугали Кори — он пытался выбросить их из головы. Не следует думать о том, что делают норки со своими пленниками; ему лучше выбираться отсюда и как можно скорее. Однако все его рывки и потягивания приводили только к тому, что кожаные веревки еще сильнее вонзались в плоть, прорезая мех до самой кожи. Он весьма искусно связан — никак не может дотянуться до веревки, чтобы перегрызть ее: мешает петля, привязывающая голову к хвосту. Попытаться сделать это — значит самому задушить себя.

Через несколько секунд тщетных попыток Кори утихомирился, оглядывая вигвам, чтобы увидеть, что бы могло помочь ему.

Вдоль стен, если не считать той, в которой дверь, кучками лежит высушенная трава, словно приготовленная для того, чтобы служить постелью. Однако пленников бросили слишком далеко. Несколько мешков или кожаных сумок висят под крышей, слишком высоко над ним. И больше ничего другого — кроме выдры.

Кори повернул насколько мог голову, чтобы понаблюдать за вторым пленником. Глаза выдры теперь открыты и пристально смотрят на него. Пасть ее открылась и дважды со щелчком закрылась. Та часть сознания Кори, что досталась ему от Желтой Ракушки, узнала этот сигнал.

«Враг… опасность…»

В этом предупреждении не было необходимости. Части его сознания, как мальчика, так и бобра, знали, что норки и опасность всегда вместе. Однако выдра еще не закончила.

Как и у Желтой Ракушки, передние лапы выдры крепко-накрепко привязаны к бокам, однако она может сгибать когти, и те, что ближе всего к бобру, теперь зашевелились — создавая узор, который также известен Желтой Ракушке. Речь на пальцах всегда использовалась племенами, которые установили между собой дружественные отношения, но не могли общаться при помощи языка.

«Норки и… другие…»

Другие? Что выдра имеет в виду?

Лапы Желтой Ракушки так крепко связаны, что уже почти онемели — он едва мог теперь их сгибать. Однако ему удалось небольшое движение в сторону, выражающее желание узнать больше.

«Появились вороны… с приказами…» — выдра напряглась, однако это усилие оказалось для нее таким непосильным, что затем она затихла, лежа и страдая от боли, ослабевшая от одного этого действия.

Вороны? Кори мысленно вернулся к реке, где наблюдал за воронами и где его почему-то так легко схватили эти норки. Изменяющийся? Ворона, или вороны, несущие приказы, которым должны повиноваться норки? Та часть в нем, что от Желтой Ракушки, была напугана почти так же, как и сам Кори, когда он впервые обнаружил себя в этом странном мире.

И, предупреждали мальчика страхи Желтой Ракушки, если это дело Изменяющегося, то все гораздо хуже, чем если бы норки просто вышли на тропу войны. Тем более необходимо выбраться отсюда. Кори снова поглядел на выдру. Животное лежало, закрыв глаза, словно усилия, которые оно затратило, чтобы вести речь при помощи знаков, полностью истощили его.

Кори попытался продвинуться, извиваясь, в сторону выдры, однако шея и хвост, привязанные друг к другу, помешали этому, и слабая надежда, что выдра перегрызет его узы, погасла. А что если выдра сама сможет передвинуться к нему?.. Впрочем, он увидел, что на задние лапы выдры набросили еще одну петлю, привязанную к колышку, воткнутому в землю, чтобы крепко удерживать зверька в неподвижности.

Но в результате этих безуспешных попыток под его плечом оказался какой-то комок на земле, отчего он почувствовал укол боли. Кори насколько мог повернул голову и увидел, что этот комок — его собственная коробочка-ракушка. Он недоуменно спросил себя, почему стража не забрала ее у него. А потом вспомнил, что там хранится — небольшой уголек. У него же есть огонь, если только уголек еще не погас. И есть высушенная трава для постелей. Не сможет ли он использовать это? Нет, сказала та часть его, что была от бобра. Однако часть сознания, что принадлежала Кори, сказала «да», решившись на отчаянный план. Только как ему открыть эту коробочку, когда передние лапы связаны?

Кори начал извиваться, пытаясь приподнять плечо, под которым находилась коробочка. Несколько долгих минут ему это не удавалось — коробочка тоже двигалась, когда он шевелился, упрямо оставаясь под его телом, несмотря на все его усилия. Но затем она немного поддалась, когда бобр в который раз упорно приподнял с нее свой вес. Мальчик не знал, сколько у него еще есть времени, прежде чем норки появятся здесь. И каждый раз, когда в голове возникала эта мысль, он двигался еще быстрее, а коробочка, похоже, скользила дальше назад под ним.

Вот наконец она вышла из-под плеча. Теперь он начал прилагать усилия, стараясь повернуть голову настолько, чтобы перевернуться; тогда он сможет дотянуться до коробочки своими резцами. Снова это казалось невозможным, и так трудна была эта задача, что он едва поверил в свой успех, когда в его зубах действительно оказалась раковина и он крепко сжал ее челюстями. Теперь добраться бы до травяного ложа слева. Любые попытки двигаться вызывали дикую боль в хвосте, или же он начинал задыхаться. Он мог передвигаться только на несколько дюймов. Но вот наконец, зажав раковину зубами, он носом подтолкнул кучу высушенной травы.

То, что он собирается сейчас сделать, самое опасное.

Высвободить огонь здесь, где он и выдра лежат такие беспомощные… Однако отчаяние Кори сейчас сильнее возражений Желтой Ракушки, и он не позволял себе думать о чем-либо постороннем.

Мощные резцы, предназначенные для рубки деревьев, сошлись вместе на раковине, и он почувствовал внутри тлеющий уголек. А потом изо всех оставшихся сил Кори выплюнул сломанную коробочку на траву и увидел, как занялся небольшой язычок пламени. Кори приподнял вверх заднюю ногу и хвост, чтобы пламя могло прожечь веревку, так безжалостно связывавшую его. Вскоре он почувствовал запах обгоревшего меха, боль ожога, и, чтобы не шевелиться, ему постоянно приходилось сражаться со страхам, который испытывал Желтая Ракушка. Ибо хотя животные знают огонь и осторожно используют его, они по-прежнему боятся его больше, чем человек.

И как раз тогда, когда он уже думал, что больше не сможет противостоять жару, давление на горло исчезло, и он смог наклонить голову вперед ровно настолько, чтобы одним резким движением разорвать зубами путы на передних лапах, а затем сделать еще один рывок, чтобы перегрызть и те, что сковывали его задние лапы.

Он почувствовал боль в лапах, когда в них снова начала свободно циркулировать кровь, споткнулся, когда ему захотелось поскорее вскочить. Однако побрел, спотыкаясь к выдре, разорвал веревку, которая привязывала ее к колышку. Потом, потащив меньшее существо с собой, Желтая Ракушка добрался до задней части вигвама со стенами из коры. Он отбросил ложе подальше от стены мощными движениями своих лап, бросив его в сторону входа, чтобы создать стену огня между собой и любой норкой, которая попытается войти.

К счастью, трава не загорелась так быстро, как боялся Желтая Ракушка, она скорее тлела, клубясь дымком, отчего он закашлялся, а глаза заболели. Однако зубы и копи теперь были заняты работой у задней стены. И под его решительным нападением стена поддалась.

Что он ожидал увидеть снаружи? Вооруженных норок? Но в этот раз он уже был настороже, готовый наносить им увечья хвостом, когтями и зубами. Ведь он, Желтая Ракушка, опасней в схватке любой норки, и даже двух или трех. Даже если они всем скопом навалятся на него, он постоит за себя, пока они его не одолеют.

Именно этот дым, клубами поваливший наружу, замаскировал их уход. К тому же природа норок еще больше способствовала этому: они, как бобры и выдры, должны держаться вблизи от воды. И хотя деревня стояла на берегу реки, норы находились все же слишком далеко от воды, чтобы удовлетворять требованиям мохнатых налетчиков. Так что, когда Желтая Ракушка нырнул в ручей вместе с выдрой, которую тащил за собой, то упал в наполненный водой канал, тянувшийся между вигвамами. Погрузившись под поверхность воды и плывя в сторону реки, он не переставал удивляться. Обычно норки не пытаются контролировать течение воды, как это делало его племя. Они не строят ни дамб, ни канав, по которым можно было бы сплавлять лес, кору и листья, что означает дома и еду. Но эта канава оказалась теперь спасением для Желтой Ракушки и выдры.

Прорытый для более легкого тела норки, канал узковат для бобра; хотя воины, которые схватили его, выглядели больше любой норки из мира Кори, они все же были поменьше размерами, чем Желтая Ракушка. Несмотря на трудности, с которыми приходилось преодолевать тесные участки пути, бобру удалось пробиться через них и протащить вместе с собой и выдру.

Наконец он вынырнул на поверхность, чтобы вдохнуть воздух, и повернул выдру так, чтобы прижать раненое тело меньшего животного к стене канавы, в то время как сам перегрызал его веревки. Глаза самца-выдры открылись, тот только теперь осознал, что происходит вокруг. И едва веревки упали, он приподнялся на передних лапах, требовательно подавая знак:

— В реку!

Но Желтой Ракушке не нужен был этот настоятельный приказ. Он нырнул под воду, держа одной лапой выдру, пока меньшее животное не начало нетерпеливо извиваться и, высвободившись из хватки бобра, промелькнуло мимо него и проскользнуло из канавы в более глубокие воды.

Они могли передвигаться в реке, однако это могли делать и норки, следуя за ними со смертоносной легкостью. И им нужно было, кроме того, опасаться еще нападения в воде других хищников, которые чувствуют себя в ней лучше, чем норки. Желтая Ракушка отметил это про себя, когда самец-выдра в первый момент задвигался быстро, но вскоре с трудом потащился вслед за бобром, и было ясно, что раны, которые снова начали кровоточить, замедляют его движение. Одна из ран на затылке, даже на вид весьма болезненная. Желтая Ракушка подумал, что, должно быть, она от удара дубинкой. Еще одна рана вывела из строя переднюю лапу выдры, которую самец держал прижатой к груди, чтобы защитить ее даже от слабого давления воды.

Кровь изменяла цвет воды, оставляя след, по которому их сможет выследить враг. Желтая Ракушка не отваживался тратить время, чтобы разведать, что происходит позади них, посмотреть, обнаружили ли норки их побег. Он мог только надеяться, что они выберут правильный путь за то короткое время, что осталось у них до того, как за ними будет выслана погоня. Правда, при удаче загоревшийся вигвам скроет их побег на некоторое время.

Кори теперь даже не пытался контролировать тело бобра. Он только желал, чтобы этот слишком реальный сон закончился и он бы пробудился снова в мире, который всегда знал.

Вверх или вниз по течению реки? Бобр замер в нерешительности. И именно воин выдра махнул ему своей неповрежденной лапой, что им следует отправиться вверх, против течения реки. И все же, разве не этого будут ожидать от них норки — вернуться туда, где их захватили в плен?

Выдра снова просигналила в нетерпении:

«Вверх по реке… поторопись…»

Воин-выдра попытался следовать своим же собственным указаниям, однако плыл неуклюже, и водоворот отталкивал его в сторону берега. Желтая Ракушка легко догнал его поплыл рядом, поперек реки, в сторону противоположного берега, прижавшись к нему плечом. Это было медленное и мучительное продвижение, они где только могли держались под водой, останавливаясь для отдыха там, где корни или кустарники свисали над водой, чтобы дать им спасительную тень.

Они, как могли, прятались, потому что теперь уже наступил день, над рекой ярко сверкало солнце, жужжали насекомые, и можно было видеть жизнь, бурлившую в воде и над ее поверхностью. Желтая Ракушка поел ивовой коры, до которой смог дотянуться, не покидая реки. Самец-выдра своей здоровой лапой отодвигал в сторону омываемые водой камни, бобр помог ему, когда понял, чего хочет его спутник, и вскоре резко поднял вверх лапу вместе с пойманным раком, скрывавшимся под подобного рода укрытием.

Воин-выдра сообщил, что его зовут Сломанный Коготь; он уныло глядел на свою разорванную лапу, когда жестами показывал это. И он принадлежит к племени Болотного Ручья, хотя сейчас настал сезон, когда его народ разделился на семейные группы и отправился на летнюю охоту. Поскольку пока что у него в норе не было ни самки, ни детенышей, он передвигался в одиночестве, когда был пойман в ловушку норками. Рассказывая об этой своей беззаботности, Сломанный Коготь смутился. Он вышел к верхней части канала, честно признался он Желтой Ракушке, и попытался спуститься по нему. Забыв обо всем, наслаждаясь великолепием быстрого спуска, он снова и снова поднимался вверх и спускался, и теперь уже не может припомнить, сколько раз, совершенно позабыв о всякой осторожности, и в конце концов скользнул прямо в ловушку с сетью, устроенную норками.

Однако больше всего его страшили не норки, а то, что за ним, должно быть, следили вороны, сообщившие о нем норкам-налетчикам.

«Изменяющийся…»

— Что Изменяющийся? — спросил Желтая Ракушка на языке бобров.

«Кто знает? — похоже, воин-выдра понял достаточно из его гортанных звуков, чтобы показать знаками ответ. Наверное, он понимал бобров, хотя и не разговаривал на их языке. — Но будет плохо, когда придет Изменяющийся. Мир может быть захвачен — да говорят, что со временем так и случится».

«Мир может быть захвачен» — пришла пугающая мысль другого существа — воспоминания Желтой Ракушки. Настанет день — все травники-знахари утверждают это, поют про это, выстукивают на барабанах, когда Народ начинает танцевать, охваченный наркотическим экстазом — мир будет захвачен, и тогда ничего не останется таким, как сейчас. И все, что пребывало в безопасности и уверенности, будет сметено прочь, все прямое станет кривым, все светлое станет темным. И Народ больше не будет Народом, но рабами.

«Рабами…» — лапы Желтой Ракушки задвигались в этом знаке, и Сломанный Коготь кивнул.