1. Мы не семья

Крис Фиттон прижался плечами к стене, руки глубоко засунул в карманы джинсов. Глаза его за стеклами очков были полузакрыты — ему много раз говорили, что это придает его лицу угрюмое выражение.

Ковер зеленый и косматый, как трава, которую не мешает подстричь. На фоне бело-кремовых стен комнаты он выглядит неплохо, но совершенно не соответствует мебели, которая на нем стоит. А мебель — стулья, стол, диван — они словно откуда-то не отсюда.

Один из стульев зеленый, но совсем другого оттенка, чем травянисто-зеленый ковер. Другой стул оранжевый, настолько яркий, что глазам больно смотреть, а диван горчично-желтый, и на нем громоздятся пузатые подушки, каждая с особым рисунком. Однако бросив беглый взгляд в этом направлении, Крис решительно отвернулся к двум большим окнам, потому что там сидела она.

Нэн Мэллори плотно сдвинула ноги, всем видом выражая уверенность, которой не чувствовала. Руки она сложила на коленях, локтями уперлась в две подушки, совсем не предназначенные для удобства, скорее это демонстрация искусства вышивки тети Элизабет. «Тетя Элизабет» — Нэн почувствовала, как ее охватывает ощущение одиночества. Здесь живет не ее тетя; и ей здесь вообще не место. Эта квартира так ей ненавистна, что она готова убежать куда угодно, лишь бы как можно дальше.

Но куда ей бежать? Некуда и не к кому — теперь. Нэн внутренне вздрогнула. Никто не должен знать, что она чувствует, особенно он. Она не будет смотреть в его сторону. Тетя Элизабет и ее разговоры о братьях! Они не родственники и никогда ими не будут! Она напишет бабушке Бергман. Но Нэн заранее была уверена, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Теперь, когда бабушка переехала в Саннисайд, во Флориду, она не сможет ее забрать. Она объяснила Нэн, что внуки могут туда приезжать только в гости. Поэтому когда мама написала…

Нэн крепче стиснула зубы, чуть задрала подбородок. Когда мама сказала, что снова выходит замуж и проведет шесть месяцев с мистером Хейнсом (так Нэн всегда будет называть его: просто мистером Хейнсом; он определенно ей не отец!) в Мексике, а Нэн должна жить у тети Элизабет, бабушка согласилась. Как будто Нэн чемодан или какая-нибудь вещь, которую можно переслать с одного места в другое! Ну, они еще узнают! Как-нибудь, когда-нибудь она отправится — куда? Ей некуда идти — старого дома в Элмспорте больше нет, ничего нет.

Может быть, она бы еще выдержала здесь — только может быть, если бы здесь не было его. Только вчера вечером он прямо в лицо назвал ее тупой и сказал, что она должна заткнуться, если не знает, о чем говорит. Тупой! Он сам выглядит тупым — и злым к тому же, с косыми глазами и ртом, сжатым так, словно кто-то хочет его ударить.

Крис передвинул одну ногу на дюйм вперед, прижал пучок травы ковра. Это самое плохое. Даже хуже, чем два года назад остаться одному на каникулах в Брикстоне, когда он был единственным учеником и учителям пришлось с ним возиться. Конечно, сейчас он должен был бы уже привыкнуть. Только он думал, что, может, в этом году — ведь уже достаточно большой, чтобы кое-что понимать, — отец возьмет его с собой. Тут Крис постарался не продолжать мысль. Она — она и еще эта, в другом конце комнаты, вот кто все испортил. Тетя Элизабет все время говорит о том, что нужно быть семьей! Вот уж глупость — никакая они не семья! Папа и эта женщина — они уехали вместе. И теперь с ним тетя Элизабет и она. И они не его семья. У него нет семьи, и никто не заставит его сказать, что есть.

Если бы он был уверен, что сюда не явится тетя Элизабет, чтобы спросить, чем он занимается, он бы прямо сейчас ушел к себе в комнату. Он привез с собой конструктор, даже еще не распакованный. Беда в том, что в его комнате нет места для работы. Если он откроет коробку, а тетя Элизабет заставит ее куда-нибудь перенести, он может даже потерять детали. Можно почитать: у него есть несколько книг. Но он уже знал, что думает тетя Элизабет о чтении…

Крис нахмурился. Он знал, чем хочет заняться; и он не собирается провести утро с этой куклой, не собирается быть «хорошим мальчиком», как все время говорит тетя Элизабет. Он мальчик, и настолько хороший, насколько сам захочет.

— Крис… Нэн…

Плечи Криса дернулись, голова Нэн тоже. Ни один не ответил. И вот тетя Элизабет уже не в коридоре, а в гостиной. Радуется так, словно это она их изобрела, подумал Крис.

Она все время улыбается и говорит, как будто это заставит их делать то, что она хочет, подумала Нэн. Поток слов льется на тебя и так утомляет, что в конце концов ты отвечаешь да или нет, даже не замечая этого.

— Замечательная удача! — гудел в ушах Криса радостный голос. — Билеты! — Тетя Элизабет махала в воздухе рукой, как волшебник, только что материализовавший какой-то предмет. — Билеты на фестиваль Диснея в Рокленде! Я завезу вас туда по пути в больницу к кузину Филипу, а заберу в четыре. Видите, стоит немного подумать и все спланировать, и получается замечательно…

У нее улыбка словно приклеена к лицу, решила Нэп. Хочет, чтобы мы здесь были, не больше, чем я. Если бы только она оставила меня одну, не подталкивала постоянно…

В этот момент она не хотела видеть ничего заманчивого в предложении тети Элизабет. Дисней — вероятно, глупые мультики для малышей. Но спасения не было. Придется пойти с ним, как и спланировала тетя Элизабет, сидеть весь день рядом с человеком, который ведет себя так, словно она вообще не существует.

Впервые она бросила на Криса быстрый взгляд и тут же отвела его. Он равнодушно смотрел на тетю Элизабет. Неужели он всегда смотрит так, словно никого не хочет знать, подумала Нэн. А чего ему на самом деле хочется?

Вчера вечером тетя Элизабет говорила и говорила, рассказывала о том, что их ждет. Она все спланировала — школу, друзей, подобрала для обоих «лучшее». Новая мысль возникла у Нэн, и впервые скорлупа ее отчуждения чуть треснула. Может, ему это тоже не нравится, как и ей?

Он не очень привлекателен на вид — всегда сутулится, хотя тетя Элизабет постоянно просит его «распрямиться». Лицо у него круглое, а глаза за стеклами очков кажутся маленькими и полузакрытыми, как будто его клонит ко сну или ему так скучно, что он ни на что смотреть не хочет. На нем синяя футболка под цвет джинсов, а волосы у него светлые, так что брови и ресницы едва заметны. К тому же он для своего возраста невысок, едва ли выше ее. На рубашке выцветшее пятно от краски, а ботинки выглядят так, словно он месяцами ходил в них по кучам мусора.

Нэн чуть подняла голову, позволяя словам тети Элизабет обтекать ее, и посмотрела на свое отражение в зеркале над камином. По крайней мере она выглядит аккуратной. На ней полосатая рубашка, сшитая бабушкой, и брюки. И она причесалась — и готова поклясться, что он этого сегодня не делал.

Волосы у нее чуть длиннее плеч, темно-русые, и кожа коричневатая. Ее кожа весь год сохраняет летний загар. Лето… Летом она жила на пляже в Элмспорте. Но она не позволит себе вспоминать Элмспорт, нет, не позволит.

— И, пожалуйста, чистую рубашку, Крис. Ты не должен выглядеть неаккуратным.

Нэн слегка улыбнулась. Говорит это ему! И это правда. Даже если бы Крис ей нравился, она все равно не захотела бы выходить с человеком, который выглядит так, словно рылся на свалке.

— Хорошо, тетя Элизабет. — Он не хмурился, но голос его звучал так, решила Нэн, словно ему хочется нахмуриться. Ответ вежливый, но это такая вежливость, когда человек «взбешен изнутри», как говорила бабушка. Нэн с интересом наблюдала за ним. Может, эта вежливость даст трещину и он скажет тете Элизабет, что на самом деле думает?

Нэн была уверена, что предложение нравится ему не больше, чем ей. Но тетя Элизабет его тетя, не ее, так что если кто-нибудь ей возразит, пусть это будет он. А она сама будет помалкивать, как всегда говорила ей бабушка: сосчитай до десяти, потом еще до десяти, прежде чем ответить, как бы сердита ты ни была. Бабушка часто говорила, что молчание помогает выйти из трудного положения лучше, чем свободно подвешенный язык.

На мгновение Нэн снова почувствовала тоску. Бабушка! Ей так хочется к бабушке в Элмспорт, и чтобы все было, как раньше, до того, как мама все спутала. Мамы никогда не бывает дома, она всегда куда-то едет, описывает новые места для «Трэвел мэгэзин». Она никогда не казалась такой реальной, как бабушка: просто человек, который появляется и исчезает, вечно торопится и говорит о чем-то другом, когда ты пытаешься поговорить о чем-то действительно для тебя важном.

Он ушел. Вероятно, менять футболку. Это дало тете Элизабет возможность приняться за нее. Нэн внутренне ощетинилась.

— Ты выглядишь очень хорошо, дорогая.

Мягко стелет, подумала Нэн. Пожалуй, она действительно выглядит нормально, но ничего выдающегося.

— Может, будут письма, — продолжала тетя Элизабет так радостно, что Нэн почувствовала себя неловко. — Я знаю, ты будешь рада получить письмо от мамы.

— Мама никогда не пишет письма, — прямо ответила Нэн. — Иногда присылает открытки. Она пишет только то, что можно продать. Письма нельзя.

На мгновение улыбка тети Элизабет стала чуть натянутой.

— Открытки — это тоже хорошо, — слишком быстро сказала она.

Нэн снова напряглась. Может, мама действительно пишет слишком мало и редко; может, Нэн хочется, чтобы она писала чаще; но это не дело тети Элизабет. Она не должна так говорить и даже думать.

— Мама в прошлом году получила премию Кливера за иранскую статью, — сказала она. — Это очень важно. Ей пришлось лететь в Вашингтон, там был большой прием. Его показывали по телевизору. И мы с бабушкой смотрели.

— Да, конечно. — Привычная улыбка вернулась на лицо тети Элизабет. — Ты имеешь право гордиться мамой, Нэн.

Нэн посмотрела на свои стиснутые руки. Можно гордиться мамой, даже если как следует ее не знаешь. Но любила она бабушку. Если бы только бабушка не решила, что дом для нее слишком велик, а врач не сказал, что ей нужно жить в более теплом месте, чем Элмспорт. А тут еще мама выходила замуж и все… Что ж, теперь Нэн здесь и постарается выжить, пока что-нибудь не придумает.

Он вернулся — в чистой футболке. По крайней мере она кажется чистой, на ней нет пятен, хотя так же выцвела и того же голубого цвета. Тетя Элизабет была не очень довольна.

— Крис, а другой рубашки у тебя нет? Надо просмотреть твой гардероб и решить, что тебе нужно приобрести. Ну, по крайней мере эта чистая, а поверх будет куртка. Я подумала, что мы можем выехать пораньше и поесть в «Магниме» по пути. Сегодня у Клары выходной, а у меня нет времени готовить. — Она посмотрела на свои часы. — Крис, беги к Хейнсу и попроси его вызвать такси. Мы мигом спустимся.

Нэн пошла к себе за пальто, а Крис, набросив куртку, вышел из квартиры. Тетя Элизабет поправляла волосы в прихожей перед зеркалом. Казалось, ей никак не удается посадить шляпу под нужным углом, и она хмурилась, глядя на свое отражение.

Нэн вернулась в синем пальто, с лоскутной сумочкой в руках, как раз в тот момент, как тетя Элизабет отвернулась от зеркала, надела пальто и схватила сумку.

— Пошли! — поторопила она Нэн. — Не нужно заставлять такси ждать, у нас не так много денег.

Они спустились в автоматическом лифте, который с самого начала не понравился Нэн. Ей всегда казалось, что в лифте она как в клетке. И, затаив дыхание, смотрела, как мелькают вверху номера этажей. Но вот лифт остановился, и они вышли в вестибюль.

Дома Нэн никогда не тревожили такие мелочи. Но там все было знакомо, и она чувствовала себя в безопасности. Здесь все новое и чужое, и она предпочла бы остаться в квартире, а не выходить.

Крис стоял рядом с рослым швейцаром. Такси, которое тетя Элизабет послала его вызывать, уже пришло. Крис посмотрел вверх и вниз по улице. Почему бы им не пойти пешком? Тетя Элизабет всегда берет такси, а потом такси застревает в пробке. Скорее было бы идти пешком. К тому же магазины…

Интересно, есть ли поблизости магазин, где продают конструкторы и модели. Папа прислал ему — Крис сунул руку в карман и нащупал банкноту. Папа никогда так много не давал ему. Он как будто… Неужели папа старался задобрить его за то, что отправил к тете Элизабет? Ну, это теперь деньги Криса, и он потратит их так, как захочет. Выберет что-нибудь действительно интересное. Когда увидит, сразу узнает. Конечно, если у него будет возможность попасть в магазины. Тетя Элизабет сформулировала правила, и он решил вначале поступать так, как она хочет; пока не узнает побольше об этом месте.

— Вот и мы!

Крис невольно опустил плечи; на его плечо легла рука тети Элизабет в перчатке.

— Спасибо, Хейнс, — сказала она, подгоняя Криса и Нэн к ожидающему такси.

«Магним» совсем не такой, как тот отель, в который бабушка по воскресеньям дважды водила Нэн обедать. Столики в большом зале, множество разговоров — целое море шума. Тетя Элизабет не позволила им посмотреть меню и выбрать самим. Словно они маленькие, она сама твердым голосом сделала заказ. Нэн поклевала салат с незнакомым соусом — у него странный запах и еще более странный вкус — и с облегчением занялась сэндвичем с цыпленком. К счастью, впереди еще мороженое.

Крис ел медленно, жевал так сосредоточенно, словно подсчитывал, сколько раз его челюсти поднимаются и опускаются. Тетя Элизабет ерзала и все время поглядывала на часы.

— Крис, — сказала она наконец чуть резче, чем обычно. — Заканчивай. Мы опоздаем. Мне придется высадить вас у кинотеатра и ехать в больницу. И помните, когда кончится, вы должны ждать в вестибюле, если меня там еще не будет. С таким движением я могу задержаться.

Крис старательно допил молоко.

— Хорошо, тетя Элизабет, — ответил он.

Когда такси переходило в другой ряд, чтобы они могли остановиться у театра, Крис увидел большую красную вывеску. Магазин Армии спасения! Один из этих магазинов! Он снова нащупал банкноту в кармане. В прошлом году он открыл, какие сокровища скрываются за такой вывеской. Там продают все, что угодно. Он сам там купил пять книг — хороших! — за доллар, а еще транзисторный приемник, старый, но вполне исправный. А в другой раз он открыл коробку, полную раковин. Кто-то к каждой раковине аккуратно прицепил ярлычок с напечатанным названием.

Он бросил взгляд на тетю Элизабет. Она снова смотрела на часы. Должно быть, они опаздывают. Если бы он мог…

Такси остановилось, но счетчик продолжал деловито щелкать. Тетя Элизабет одной рукой открыла дверцу, а другой протянула Крису билеты.

— Идите внутрь. Должно быть, уже начинается, так что торопитесь. Помните, оставайтесь в вестибюле, пока не увидите меня.

— Хорошо, — согласился он. И вот он стоит рядом с Нэн, а такси исчезает в потоке машин.

Крис протянул ей один билет.

— Вот, — коротко сказал он, — иди.

— А ты не пойдешь?

Крис не мог упустить такую возможность. Трудно сказать, когда он еще раз сможет уйти один.

— Потом приду. Иди.

Нэн не взяла билет, хотя он пытался вложить его ей в руку.

— А ты что будешь делать? — спросила она.

— Не будь дурой! — На мгновение раздражение взяло верх. — Иди. Не твое дело. Верно?

Она медленно покачала головой.

— Но тетя Элизабет…

— Иди! — Он хотел втолкнуть ее в дверь. Так напомнить ему о тете Элизабет…

— Хорошо! — Нэн взяла билет.

Крис подождал, пока она дойдет до входа в кинотеатр. Потом повернулся и пошел по улице. Нэн открыла дверь и закрыла ее, оставаясь снаружи. Крис Что-то задумал. Она не собирается покорно идти смотреть Диснея. Нужно узнать, куда он пошел и зачем.

2. Прилавок

К счастью, Крис не оглядывался, так что Нэн можно было не нырять в двери магазинов и идти за ним открыто. Но вот он повернулся и принялся разглядывать большую витрину. Нэн увидела над ней вывеску «Армия спасения». Что Крис собирается здесь делать? Она торопилась, не понимая, почему должна за ним следовать, но зная, что почему-то это очень важно.

В свою очередь посмотрев на витрину, она увидела только массу вещей: мебель, детскую колыбель, лампу. Зачем Крису такие старые вещи?

Любопытство Нэн было настолько возбуждено, что она в свою очередь решилась зайти в магазин. Похоже на обычный розничный магазин, только гораздо тесней. У одного прилавка три женщины. Одна наклонилась и примеряет платье девочке с сопливым носом; девочка хнычет, что хочет домой. Другая женщина рассматривает пальто, висящие на вешалке, щупает материал и смотрит на ярлычки, прикрепленные к рукавам.

Но где Крис и зачем он сюда пришел?

Казалось, никто не обратил на нее внимания. Нэн прошла мимо женщин у прилавка и направилась в глубину магазина, куда, должно быть, ушел Крис.

Здесь тоже прилавки, как в настоящем магазине, — коробки с транзисторными приемниками, тостеры, несколько витрин с украшениями на темном материале, а вверху подвешены сумки, дальше стоят чашки и блюдца, все с разным рисунком, висят несколько поясов. И тут она увидела его и задержалась у поясов.

Крис стоял у большого стола, на который была навалена груда книг и журналов. Журналы перевязаны пачками, и под веревку засунут ярлычок с ценой. Крис отодвинул пачки и принялся разглядывать книги.

Он просмотрел ряд томов. Здесь книги, как делать все самому, книги по садоводству и тому подобное. Ничего по-настоящему интересного. Старые романы; буквы на корешках так выцвели, что приходится внимательно вглядываться, чтобы прочесть название: «Мальчишки Харди»*[1] и то, что он уже читал, вроде «Тарзана» и «Гекльберри Финна». Крис чувствовал сильное разочарование. Попасть сюда было так легко, как будто его здесь ждало что-то действительно хорошее. Он отодвинул пачку «Нэшнл Джиографик». И истрепанный «Том Свифт» — детское чтиво.

Крис продвигался вдоль стола, чувствуя, как нарастает его раздражение. Но он должен что-нибудь найти, обязательно должен. Он перешел к следующему большому столу. Игрушки. Часть детской железной дороги. Не особенно интересно, тем более многих частей не хватает; да ему никогда игрушечные поезда и не нравились. Два медвежонка панды и целый ряд кукол. Он увидел груду коробок с головоломками-паззлами и принялся разглядывать картинки на крышках. Ничего хорошего. У него даже нет места, где можно начать собирать картинку и оставить. Если он появится с ними, тетя Элизабет начнет расспрашивать.

Он нетерпеливо миновал стол с игрушками и подошел к застекленной витрине в самой глубине магазина. Ружья — старые ружья — и сабля! И снова никакой надежды пронести это тайно в квартиру.

Еще какие-то тарелки, чашки… О, это старинные вещи, некоторые их собирают. Крис всмотрелся в набор потемневших монет, тщательно выложенных на потрепанный бархат. Но он ничего не знает о монетах. Еще коробка с марками, наваленными в беспорядке…

Крис знал, чего хочет: нужна такая необычная покупка, которая сделает терпимым пребывание у тети Элизабет. Он должен ее найти!

— Что-нибудь ищешь, сынок?

Крис, вздрогнув, посмотрел на мужчину за прилавком. Тот улыбался, но выглядел настороженным. Может, так следят здесь за всеми детьми, чтобы они что-нибудь не стащили.

— У вас есть наборы для моделей? — Крис задал вопрос, чтобы доказать, что он не воришка, а перспективный покупатель.

— Модели? Посмотрим. — Мужчина отошел к настенными стеллажам, где стояло множество коробок. Крис тоже прошел вперед вдоль прилавка. За коробкой с марками выложены три кинжала, один с серебряной рукоятью. Крис с тоской посмотрел на них: он знал, что у него нет никаких шансов получить один из них. Мужчина не продаст ему нож, даже если у него хватит денег.

За кинжалами кое-что еще. Вначале Крис решил, что это кукольный домик, только очень маленький. Он прошел бы мимо, если бы кое-что не привлекло его внимание… Он никогда таких домов не видел, только один раз на картинке в книге. Он вспомнил эту картинку. Это совсем не кукольный домик. Макет гостиницы! Высокая арка входа, рядом с воротами меньшая дверь; через ворота во двор въезжали старинные почтовые кареты. Верхняя часть здания кремово-желтая с широкими темными балками под углом друг к другу. Крошечные оконца разделены на участки, в каждом стеклышко, как ограненный бриллиант.

— А вот и они. Флагманский корабль Колумба, бомбардировщик времен Второй мировой войны…

Крис почти не слышал, что сказал мужчина, поставивший на прилавок две коробки.

— Вот это… — Он указал на гостиницу. — Что это? Кукольный домик?

— Это? А, ты имеешь в виду пип-шоу.*[2]

Крис, не отрывая взгляда от гостиницы, спросил:

— А что такое пип-шоу?

— Смотришь в окна. Видишь? — Мужчина открыл заднюю крышку коробки, достал гостиницу и поставил перед Крисом. — Очень старая вещь. И очень необычная.

Крис нащупал банкноту.

— Сколько? — спросил он, не отводя взгляда от макета. Он знал, что нашел то, за чем пришел: нечто такое, что сделает терпимым пребывание у тети Элизабет.

— Это не игрушка. — В голосе мужчины послышалось нетерпение. — Во всяком случае не сейчас. Это старинная вещь.

— Сколько? — упрямо повторил Крис. Если папиного подарка не хватит, придется где-то добывать еще. Он должен купить это! Не похоже на макеты, с которыми он играл раньше. Ему хотелось взять гостиницу в руки, заглянуть в маленькие окошки, почувствовать ее.

— Десять долларов. — Мужчина положил руку на гостиницу. Он собирался унести макет, так как был уверен, что у Криса нет десяти долларов.

— Я возьму. — Крис достал банкноту и разгладил ее. — Видите, у меня есть деньги, больше, чем нужно. Они мои, — добавил он, поняв, что означает теперь выражение лица мужчины. — У меня был день рождения, — с ходу сочинял он: незачем рассказывать, почему папа дал ему деньги, — это подарок, и я могу потратить их, на что хочу.

Мужчина перевел взгляд с Криса на измятую банкноту, потом снова посмотрел на мальчика. Должно быть, Крис говорил убедительно, потому что продавец наконец кивнул. Потом взял коробку и осторожно вложил в нее макет.

— Пойдем к кассе, сынок. — Но коробку Крису не отдал, понес и ее и деньги, словно опасался, что возникнут какие-нибудь затруднения.

Нэн едва успела спрятаться за рядом костюмов, когда Крис повернулся. Он что-то купил. Но что? И он казался каким-то другим, когда проходил мимо нее, словно купил что-то очень замечательное. Ей хотелось узнать, что сделало его таким не похожим на мрачного мальчика, который не обращал на нее внимания и ясно давал понять, что она ему не нравится.

Она вышла за вешалками и прилавками по другую сторону магазина. К счастью, Крис ни разу не посмотрел в ее сторону, и она сумела добраться до двери и выскользнуть раньше, чем он отошел от кассы.

Конечно, он вернется в кинотеатр, а она не хотела, чтобы он знал, что она за ним следила. Поэтому она вернулась в фойе, но не проходила мимо контролера. Если Крис не придет, одна она в кино не пойдет.

Но он пришел. И, увидев ее сидящую на скамье, нахмурился.

— Что ты здесь делаешь?

— Жду тебя. — Она надеялась, что голос ее звучит так же резко, как его. — Не собираюсь идти одна.

— Хорошо.

Он держал коробку под рукой, тесно прижимая к себе. Прошел мимо Нэн, держа билет в вытянутой руке, и направился к внутренней двери.

Нэн быстро встала и достала свой билет. Ей хотелось сказать ему, что она знает, где он был, и спросить, что у него в коробке, но благоразумие восторжествовало: пока лучше помалкивать. Она была уверена, что сейчас Крис на ее вопросы не ответит.

Он даже не стал ее ждать, хотя Нэн была уверена: он знает, что она идет за ним. Просто прошел в темный зал, где гремел гром. Нэн тащилась за ним, и ее раздражение с каждым шагом усиливалось.

Когда придет тетя Элизабет, она, конечно, увидит коробку и начнет расспрашивать. Но позже, когда они, мигая, вышли в освещенное фойе, Нэн не увидела коробки. Однако критически рассмотрев Криса, заметила выпуклость у него под курткой. Что ему так нужно прятать от тети Элизабет?

Крис сам решал эту проблему. Он завернул коробку в шарф и положил под сиденье, собираясь ничего не рассказывать, если Нэн спросит, что он делает, У него наготове были слова: «Не твое дело». Но Нэн, вопреки своим желаниям захваченная тем, что происходило на экране, очевидно, ничего не заметила.

Он сам не вполне понимал, почему должен держать существование гостиницы в тайне. Он имел право потратить папины деньги, как хочет. Тетя Элизабет может упрекнуть его за то, что он оставил Нэн одну и пошел в магазин Армии спасения. Но ведь ему не велели не ходить, и в конце концов он уже не маленький. Однако с самого начала гостиница казалась тайной, которую нельзя делить ни с кем. Пип-шоу — так назвал ее тот человек. У Криса еще не было возможности заглянуть в окошки… Что там внутри? Не терпелось добраться до дома и увидеть.

Тетя Элизабет, конечно, опоздала. Нэн сидела на одном краю скамьи в вестибюле, Крис — на другом. И был так полон стремлением сохранить свою тайну, что даже не заметил, что она за ним наблюдает.

Эта штука, которую Крис купил в магазине, у него под курткой. Нэн пыталась по виду выпуклости догадаться, что это. В этом магазине продавали миллион разных вещей, может, и больше. Так что же купил Крис с того прилавка в глубине? Конечно, не книгу: он просмотрел книги на столе и прошел дальше.

Она видела игрушки на другом столе, но он и там не задержался. Витрина дальше… Она уверена, что там ружья. Ружье! Неужели Крис купил ружье? Он не посмеет, да и она уверена, что ему оружие не продадут. Итак…

— Я опоздала! — услышала Нэн голос тети Элизабет. — Простите! Но кузин Филип попросил меня сделать несколько звонков, все по делам. Идемте — такси ждет. Я остановилась у Фунг-Хау и купила нам китайский обед. Будет забавно, верно? А как вам кино?

Она непрерывно болтала, ведя их перед собой к такси. Нэн решила, что жизнь тети Элизабет в основном состоит в ожидании такси. На сиденье было несколько больших коробок, издававших странные запахи; вероятно, это и есть китайский обед. Нэн сдвинула их и устроилась в углу. Крис сел осторожно, держа руку под курткой на груди. Он держит эту штуку. Заметит ли тетя Элизабет?

— Как вам понравились диснеевские мультики? — Тетя Элизабет задала тот же вопрос по-другому.

— Нормально, — без всякого энтузиазма ответил Крис. Ему хотелось как можно быстрей оказаться дома. Если повезет, можно будет пойти к себе в комнату и спрятать гостиницу (придется поискать для этого место), прежде чем тетя Элизабет заметит, что он что-то несет.

— Хорошие мультики. — Крис удивился, услышав голос Нэн. — Второй был лучше… — Второй она посмотрела целиком, а из первого пропустила начало, потому что они опоздали, и не очень поняла смысл. Нэн вспомнила о правилах приличия. Наверно, с большим опозданием: бабушка была бы ею недовольна.

— Спасибо за билеты, тетя Элизабет. — Она слегка споткнулась перед «тетя Элизабет». — Вы очень добры.

— Я рада, что тебе понравилось. — Тетя Элизабет улыбнулась. Она как будто ждала какой-то реакции и со стороны Криса, но тот смотрел вперед и молчал. Тетя Элизабет бросила на него взгляд, и улыбка ее стала чуть напряженней. — Осторожней с этой коробкой, Нэн. Мы ведь не хотим, чтобы «яйца Фу-Йонг» оказались на полу?

Нэн послушно поправила коробку, поморщившись от ее запаха. Она еще не решила, хочется ей попробовать «яйца Фу-Йонг» или нет. Они с бабушкой обычно ели всем известные вещи: овощи и фрукты из своего сада, мясо от мясника. Бабушка не любила то, что называла «модной» едой.

До того как они добрались до входа в дом, начался дождь. Когда Крис не захотел взять свою долю коробок, тетя Элизабет заговорила с ним резко. И по какой-то причине, которую сама не смогла бы объяснить, Нэн взяла две коробки, оставив ему только одну. Одну коробку он сможет нести, даже если будет держать одну руку за пазухой. Тетя Элизабет задержалась, расплачиваясь с шофером, но перед ними Хейнс сразу распахнул дверь.

Последовало испытание лифтом, но вот наконец тетя Элизабет достала свой ключ, и они снова в квартире. Картонки отнесли на кухню. Крис со стуком поставил свою на стол и исчез, Нэн даже не успела обернуться.

Она пошла в свою комнату, чтобы сбросить пальто и шарф. Только это не ее комната — сама аккуратность делает ее комнатой тети Элизабет, а не Нэн. Единственное, что действительно принадлежит ей, — двойная рамка с фотографиями на туалетном столике. С одной стороны бабушка; снимок сделан прошлым летом у большого куста белых роз. А с другой — мама на обеде по поводу присуждения премии Кливера; мама, которой никогда не бывало в такой комнате Нэн, какой ее сделала бабушка.

Нэн посмотрела на бабушку. Ее охватило ощущение потери. Она дважды торопливо мигнула. Если она будет настолько глупа, что заплачет, тетя Элизабет, конечно, захочет знать причину. Придумай что-нибудь — быстро! Подумай о Крисе. О том, что он принес с собой и хранит в тайне.

Крис достал из шкафа свой чемодан. Гостиницу он осторожно поставил на столик у кровати. Ему везло. Он ожидал, что Нэн сразу станет рассказывать, как он оставил ее одну. Но она этого не сделала. Он лишь на мгновение задумался, почему она так поступила. Хорошее укрытие — этот чемодан, сейчас он больше ничего не может придумать. Он поставил гостиницу в угол и прикрыл старой рубашкой, которую надевал, когда гулял по улицам. Тетя Элизабет уже сказала, что здесь носить ее нельзя. У него не было даже времени заглянуть в окна. Но вот что: поднимая гостиницу, он услышал, что внутри что-то загремело. Поэтому он накрывал ее очень осторожно и так же осторожно поставил чемодан назад в шкаф. Может, часть макета сломалась. Придется ждать возможности по-настоящему осмотреть. Если что-то сломалось, он может починить.

— Крис… Нэн…

Ужин! Крис подтолкнул чемодан в самый дальний угол шкафа. Придется проследить, чтобы Клара не передвинула его, когда придет убирать. Клара метет и вытирает пыль очень энергично. Тонкий фарфор и другие вещи тетя Элизабет протирает сама; он заметил это на прошлой неделе. Именно поэтому он не начинал новую модель. Если Клара раз или два передвинет ее, от нее ничего не останется.

Нэн уже была на кухне, когда появился Крис со своим обычным равнодушным выражением на лице. Ставя на стол посуду, раскладывая ложки и вилки, она на него даже не взглянула. Тетя Элизабет велела ему разлить молоко по стаканам. Крис обнаружил, что, по мнению тети Элизабет, мальчик должен быть полезен: сам же Крис считал такие занятия недостойными. Но спорить бессмысленно. Он со стуком закрыл дверцу холодильника и пошел за стаканами, пока тетя Элизабет доставала блюда из коробок.

— Как раз вовремя вернулись, — заметила она, когда в окно маленькой кухни застучал мокрый снег. — Плохая будет ночь. Ну, хорошо, все готово…

Нэн осторожно попробовала что-то похожее на оладью. Тетя Элизабет назвала это «яйца Фу-Йонг». Неплохо. Необычно, но она голодна. Еще был соленый соус, которым нужно было покрывать эту оладью, а также коричневый рис, похожий на маленькие кусочки тонко нарезанной ветчины, и еще порция того, что тетя Элизабет назвала «цыплята Чоу-Мен». Нэн ела аккуратно. Крис тоже старательно очищал тарелку. Но ни разу не оторвал от нее взгляд. Как будто еда для него работа, дело, которое нужно как можно быстрее кончить. Но пусть не думает, что ему удастся ускользнуть и оставить ее с немытой посудой. Сегодня утром тетя Элизабет сказала, что они будут мыть посуду по очереди, когда нет Клары. И Нэн внимательно следила, не захочет ли Крис увильнуть от этой обязанности.

А тетя Элизабет говорила, говорила. В основном о кузене Филипе, что для Нэн ничего не значило — хотя, конечно, он родственник Криса. Однако казалось, Крису тоже все равно, в больнице ли кузен Филип или нет.

Поток слов прекратился только когда они принялись за печенье с сюрпризом.*[3] Нэн разгладила свою полоску бумаги и прочла: «Твое сердце стремится к тому, чего не видят глаза…» Она произнесла эти слова вслух.

— Гм… — Улыбка тети Элизабет стала немножко другой. — А что у тебя, Крис?

— Глупости! «Чистая совесть никогда не боится полуночного стука», — ответил он с набитым ртом.

— Разумный совет, — сказала тетя Элизабет. — Теперь мне нужно сделать междугородный звонок. Можете начинать мыть посуду. И, Крис, проследи, чтобы мусор сегодня же был в мусоросжигателе.

— Да, тетя Элизабет, — ответил он, скомкав свою бумажку и бросив ее в пустую коробку от «яиц Фу-Йонг». Но Нэн захотела сохранить свою и подумать: она не вполне поняла, что она значит.

3. «Благородный олень»

Воскресенье у тети Элизабет тоже совсем другое. Утром они отправились в церковь, причем тетя Элизабет проверила, «прилично» ли они одеты. Церковь большая, и люди в ней незнакомы даже с теми, кто сидит с ними рядом на скамье. Нэн скучала по маленькой дружелюбной церкви, куда ходила с бабушкой. Крис сидел с мрачным выражением, как будто проходил нелегкое испытание.

Но середина дня была еще хуже. Они обедали еще в одном большом ресторане, а потом тетя Элизабет остановила одно из вездесущих такси и отвезла их в парк, где был также зоосад, озеро и другие предположительно интересные вещи. Крис тащился за ними, отставая, и тетя Элизабет явно была раздражена: ей приходилось в десятый раз оборачиваться, чтобы посмотреть, где он.

Нэн смотрела на черного леопарда. Ей было его жаль: зверь ни на минуту не останавливался, ходил взад-вперед по клетке, как будто хотел вырваться на свободу. Большие обезьяны ей совсем не понравились; одна из них корчила рожи и плевала на людей, которые останавливались у клетки посмотреть. Но птицы были прекрасны, разноцветные, с пышными хвостами; и еще здесь были два львенка, которые спали на одеяле, свернувшись, как котята.

Ноги у нее начали ныть, она была рада, когда тетя Элизабет отвела их туда, где продавали коку и мороженое и где можно немного посидеть. Здесь тетя Элизабет встретила у кассы знакомую и велела детям отыскать себе столик и ждать ее.

Впервые за весь день Крис обратился непосредственно к Нэн.

— Она думает, мы малыши!

И он с силой оттолкнул от себя поднос с мороженым. Нэн едва успела подхватить его, чтобы он не упал на пол. И снова пододвинула к нему.

— Наверное, она думает, что нам это нравится. Может, просто не знает.

Крис мрачно посмотрел на мороженое и сердито воткнул в него ложку, словно собирался уничтожить весь мир.

— Мне не пять лет! — взорвался он. — Этот зоопарк! Зоопарк!

— Птицы хорошие. — Нэн облизнула ложку с фаджем.*[4] — Но обезьяны мне не понравились, особенно та, что плевалась.

Крис криво улыбнулся.

— У обезьяны верная мысль. Почему бы не плюнуть на глупых людей, которые тебя заперли? Мне вообще не нравится смотреть на животных в клетках — никаких.

Вспомнив леопарда, Нэн почувствовала, что готова с ним согласиться.

— Но иначе они погибнут. Чтобы их спасти, нужно держать в клетках.

Крис энергично покачал головой.

— Клетки совсем не обязательны. Наверно, ты никогда не видела Львиную страну. Они там свободны. Переходят прямо через дорогу. Там можно ехать в машине, но окна должны быть закрыты, и двигаться только очень медленно.

— Когда ты это видел? — спросила Нэн.

— В прошлом году. Ездил во Флориду с Батчем Уилсоном и его родителями. Мы сделали много снимков. Один старый лев спал, словно ему ни до чего нет дела. А в следующей секции нам пришлось остановить машину, потому что антилопа кормила детеныша — прямо посредине дороги. Там зверей не держат в клетках.

— Моя бабушка во Флориде, — объявила Нэн. — Когда поеду к ней в гости, может, мы побываем в Львиной стране.

— Ты ведь жила с ней. Почему не поехала с ней во Флориду?

Нэн старательно смешивала фадж с мороженым, делая вид, что это занятие полностью ее занимает.

— Она не захотела, чтобы ты у нее жила?

Нэн подняла взгляд и горячо ответила:

— Конечно, нет! Но доктор Симмонс сказал, что ей нужно жить в теплом климате. А единственное место, которое она могла себе позволить, это дом для престарелых в Саннисайде. Там нельзя жить детям — только приходить в гости. А мама вышла замуж.

Лицо Криса застыло. Рот он снова мрачно сжал.

— Да, они поженились, — равнодушно сказал он. — И тебе пришлось жить у тети Элизабет. Можешь не объяснять.

— Я не просилась сюда! — вспыхнула девочка. — И она мне не тетя!

Крис пожал плечами.

— Детей всегда распихивают против их воли, пока они не вырастут. А до этого ничего не поделаешь.

— А что ты собираешься делать? — спросила Нэн. Ей не хотелось думать о том, сколько времени будут ее толкать против воли, пока она не вырастет и не сможет сама распоряжаться своей жизнью. И она даже не знала, какая жизнь ей нравится.

Крис смотрел на стол.

— Неважно… сейчас.

Он словно опустил между ними тяжелый занавес. Нэн продолжала есть лакомство. Крис раньше никогда с ней не разговаривал, да и этот разговор длился недолго. Должно быть, ему нравится жить у тети Элизабет не больше, чем ей. Нэн подумала, а как он жил раньше? Может, у него тоже был кто-нибудь, как бабушка? Ей хотелось спросить, но она не посмела.

— Вот вы где! — Рядом возникла тетя Элизабет. — Нам замечательно повезло, Нэн. Завтра утром миссис Эймс отвозит Марту в школу и заедет за тобой. Мне очень не хочется, чтобы ты в первый день уходила одна. Ведь тебя ждет большая перемена: школа Элмспорта и грамматическая школа Уиккофа. Мы договорились, они заедут за тобой в четверть девятого. Крис тоже сможет поехать. Они высадят его у академии, все равно она по пути.

Тетя Элизабет заказала чашку кофе и отпила. Поморщилась.

— Горький… — Она сдвинула чашку на середину стола. — Нигде в таких местах не могут сварить приличный кофе. — Если она и заметила выражение отчаяния на лице Нэн и мрачный вид Криса, то отказалась думать о том, что детям могут не нравиться ее планы на будущее.

Только после ужина Крис смог остаться в своей комнате один. Он в нерешительности постоял у шкафа. Достать гостиницу сейчас? Он очень этого хотел. Но ощущение того, что гостиница принадлежит только ему, что никто не должен о ней знать, останавливало его. Наконец он сел на кровать. Тетя Элизабет, девчонка — когда-нибудь они лягут. Тогда он возьмет фонарик и хорошенько рассмотрит свою покупку. Ему не терпелось побыстрей этим заняться, и он досадливо поморщился.

Больше всего ему не хотелось думать о завтрашней академии. По мнению папы и тети Элизабет, ему там должно понравиться, только потому что там учился папа. Но на самом деле он это место ненавидел.

Крис снял очки и потер глаза. Ведь он не виноват, что из-за близорукости не достигает успехов в спорте. Он пытался в Брикстоне играть в баскетбол и дважды ломал очки. И вообще он не понимает, почему эти игры в мяч так важны.

И если парень любит читать и понимает, о чем говорит учитель, он совсем не обязательно маменькин сынок. Крис снова потер лоб. Эл Кэнфилд пообещал проучить его, если он еще раз опередит в классе Крэга Фэллоуза. А все потому, что Крэг капитан команды, а Крис отказался писать за него сочинение.

Круглое лицо Криса приобрело упрямое выражение. Он не станет их покорным сочинителем, не будет делать все, что они ему говорят, как делает на химии Перри Уинн. И, наверно, завтра они ему покажут, если он не даст Крэгу списать свой конспект.

Дети похожи на зверей в этом зоопарке. Все они в клетках. Может, эти клетки нельзя увидеть, но они все равно есть. Он всегда думал, что, когда станет постарше, папа позаботится, чтобы его не загоняли в клетку. Крис ударил кулаком по кровати.

— Крис? — Голос тети Элизабет совсем близко за дверью.

Он быстро встал и пошел на зов.

— Там передача по ТВ — об Африке.

Крис открыл дверь.

— Мне нужно написать конспект, — коротко ответил он.

— Ну почему ты всегда оставляешь домашнее задание на последнюю минуту? — спросила тетя Элизабет. — Что ж, наверно, следует радоваться, что ты его вообще делаешь. Марджери говорит, — что ей приходится каждую минуту подгонять Тима, чтобы он сел за уроки.

Но она смотрела на него внимательней, чем обычно, и Крис почувствовал легкое чувство вины из-за своей лжи. Но только легкое. Этого недостаточно, чтобы он пошел в гостиную смотреть телевизор с остальными. Он закрыл дверь и постоял, прислушиваясь. Да, звуки включенного телевизора. Но он даст им еще немного времени. Он совсем забыл об этой передаче.

Когда Крис был относительно уверен, что тетя Элизабет и Нэн смотрят телевизор, он порылся в шкафу и достал чемодан. Сел на пол спиной к двери, готовый сразу запихнуть чемодан назад, если кто-нибудь войдет.

Размотал старую рубашку и достал гостиницу, держа ее осторожно обеими руками. Она даже лучше, чем он помнил. Он изготовил множество моделей, в том числе и очень сложных, но с такой работой не справился бы.

«Пип-шоу», сказал тот продавец. Смотришь в эти маленькие окошки и что-то там видишь?

Крис медленно поднял гостиницу, так что самое большое окно со стеклами в форме бриллиантов оказалось на уровне глаз, и поднес маленький дом к глазам.

Но очки — они мешают!

Он торопливо снял их и положил на кровать. Если держать что-то очень близко к глазам, то хорошо видно и без очков. Теперь окно всего в дюйме, и Крис попытался разглядеть, что за ним. Там…

Крис опустил гостиницу и потер глаза. Странно — там внутри все словно затянуто густым туманом. Он попробовал снова. Нет, если и был способ увидеть внутренность гостиницы, сейчас его нет. Словно кто-то замазал стекла изнутри густой белой мазью Одно за другим он проверил остальные окна. То же самое. Просто ничего не видно.

Передвигая гостиницу, он снова услышал грохот Крис был уверен, что звук доносится из комнаты на первом этаже с единственным окном. Он не мог ошибиться — что-то там есть внутри

Крис осторожно перевернул макет крышей вниз, чтобы осмотреть деревянную плиту, которая образует его основание. Никаких гвоздей или винтов он не увидел. Но мальчик был уверен, что существует какой-то способ открыть. Может, это трюк — что-то вроде китайской головоломки, которую он однажды видел. Но нужно быть очень осторожным, решая ее: он не хочет сломать что-нибудь.

Он тоскливо подумал о маленьких инструментах, которыми собирал свои модели. Попытаться оторвать дно? Нет. Если гостиница действительно старая, дерево может расколоться. Придется решать загадку каким-то другим путем.

С сожалением он уложил модель в чемодан и снова спрятал. Начал раздеваться. Тетя Элизабет не одобряет чтение в постели. Но он может почитать, по крайней мере до окончания программы. Крис давно обнаружил, что если у тебя проблема и ты на какое-то время перестаешь о ней думать, то когда подумаешь снова, неожиданно увидишь решение.

Нэн смотрела, как большеухий слон обливает водой слоненка. Крис сказал, что животные должны быть свободны. И этот слон свободен. Она старалась думать только о том, что видит, и забыть о завтрашнем посещении школы. Крису хорошо. Он здесь уже месяц, у него было время понять, что нужно делать, чтобы поладить с учениками. А она начинает заниматься с опозданием, а это значит, что ей предстоит догонять. Городские школы не такие, как в Элмспорте. Должно быть, здесь учиться труднее. И она никого не знает. Ужасно заходить в новый класс, когда все на тебя смотрят, словно ты какая-то другая, как эта необычная птица на экране.

Она плохо себя чувствовала и была уверена, что скоро у нее разболится голова. Она не будет стараться отвертеться от завтрашнего испытания. Бабушка всегда говорила, что нет смысла отворачиваться от правды: это только делает положение хуже. Хотя ничего хуже того, что ей предстояло завтра, Нэн не видела.

Утром в понедельник она почти ничего не ела, но выпила апельсиновый сок — единственное, что было вкусно. Тост слишком сухой, хотя и намазан толстым слоем мармелада. Куски не лезли в горло. Нэн съела три ложки овсянки и слегка позавидовала Крису. Он ел со своей обычной неторопливостью, и тетя Элизабет дважды напоминала ему, что уже пять минут девятого и они не должны заставлять миссис Эймс ждать.

Он еще сидел за столом, когда Нэн поблагодарила и пошла к себе за пальто и шапкой; проверила, с собой ли у нее табель с переводными отметками. К тому времени как она вернулась в прихожую, Крис с нетерпеливым видом стоял у входной двери и постукивал сумкой с книгами по стене, словно хотел пробить в ней дыру.

Когда они вышли в вестибюль, миссис Эймс помахала им из машины. Нэн торопливо пошла вперед — не из-за старательности, а потому что хотела, чтобы худшее случилось как можно быстрее. На заднем сиденье она увидела девочку.

— Это Марта, Нэн, — сказала миссис Эймс. — Можете ехать вдвоем сзади. Крис сядет впереди, потому что ему раньше выходить.

Нэн сказала «Здравствуйте», и Крис повторил это голосом, в котором слышалось «мне все равно». На девочку он не обратил внимания. Нэн взглянула на Марту, которая смотрела на нее так, что Нэн подумала: либо она забыла причесаться, либо у нее на лице грязь.

Миссис Эймс больше ничего не сказала. Было ясно, что она думает только о том, как провести машину в напряженном утреннем движении. Нэн даже удивилась, что кто-то еще может втискиваться в полосы.

Нэн хотелось нарушить молчание, отчаянно хотелось получить маленькие знаки внимания со стороны незнакомой девочки. Но тут ей на выручку пришла гордость, и она сидела выпрямившись и смотрела в косматый затылок Криса. Ну и ладно, если эта Марта не желает разговаривать, она тоже будет молчать.

— В каком ты классе?

Нэн от неожиданности вздрогнула.

— В шестом… была в шестом, — поправилась она. Кто знает, где она окажется в этой новой школе, особенно появившись в середине четверти?

— Тебя, наверно, посадят в класс Краба, — довольно сказала Марта. — Я в классе мисс Хилл. Но у нас нет мест — никого больше нельзя принять. — В голосе ее прозвучала довольная нотка, как будто она с радостью излагает эту устрашающую информацию.

— А кто это Краб? — спросила Нэн, решив не сдаваться.

— Мисс Крэббит. Она старая, как горы, и вдвое тверже. Так говорит моя подруга Руфь. Очень много требует. Руфь заставила свою маму перевести ее в другой класс, когда начались занятия.

Когда Нэн ничего не ответила, Марта продолжила:

— Ей не понравится, что ты приходишь в середине четверти. Если не будешь справляться, она тебя посадит на класс ниже. Она так сделала в прошлом году с несколькими ребятами.

Машина остановилась, и Крис вышел перед высоким коричневым зданием, стоявшим немного в глубине от улицы. Между входом в него и тротуаром была металлическая решетка. По-прежнему не обращая внимания на Нэн, Крис посмотрел на миссис Эймс.

— Спасибо, что подвезли.

Но Нэн показалось, что он совсем не испытывает благодарности. Машина двинулась, и Нэн следила за Крисом, повернув голову. Он шел, согнув плечи, словно ему очень не хотелось идти.

Она завидовала Крису. Но теперь задумалась, а нравится ли ему академия? Он выглядит так… как будто ждет каких-то неприятностей. Во дворе были мальчики, но Крис не посмотрел на них и ни с кем не заговорил, пока она могла его видеть.

— Он теперь твой брат? — спросила Марта.

— Нет! — сразу решительно ответила Нэн.

— Значит, сводный брат или что-то в этом роде. Твоя мама вышла за его отца?

— Да, — коротко ответила Нэн. Она не собиралась обсуждать это с незнакомой девочкой.

— Должно быть, забавно, когда у тебя вдруг появляется сводный брат. А почему он не ходит в школу с тобой?

На это Нэн знала ответ.

— Потому что его отец учился в академии и хотел, чтобы и Крис учился там же, когда переехал сюда.

— Вы все будете здесь жить? Мне казалось, ты живешь с тетей…

— Тетей Криса, — поправила Нэн. — Не знаю, будем ли мы здесь жить. Маме приходится много ездить — из-за статей. Она сейчас в Мексике.

— Она будет продолжать ездить, даже выйдя замуж?

— Марта! — Миссис Эймс не повернула голову, но голос ее звучал резко, и Марта покраснела. Она отвела взгляд от Нэн и принялась смотреть в окно. Нэн подумала, что теперь Марта тем более ее невзлюбит. К счастью, через несколько мгновений они остановились на школьной стоянке, миссис Эймс вышла, и Нэн неохотно последовала за ней. Девочка смотрела только на спину миссис Эймс в синем пальто и не оглядывалась по сторонам.

Только около четырех часов Нэн снова оказалась в вестибюле перед пугающим ее лифтом. У нее было ощущение, словно за ней весь день гнались. Точно как у лисы в сценах охоты. Голова болела, и она была вдвойне голодна, в основном потому что на ланч в кафетерии съела не больше, чем за завтраком. Если бы только можно было пойти в большую кухню, где у бабушки всегда наготове тарелка с печеньем или кусок хлеба с коричневым сахаром и маслом и стакан молока.

Нэн колебалась, не решаясь войти в лифт. Остаться там одной — чувствовать себя замкнутой со всех сторон — она просто не может.

— — У вас какие-то проблемы, мисс?

Она посмотрела на Хейнса, утратив на мгновение всю гордость, и выпалила:

— Не хочу заходить. А что если он застрянет?

— Не застрянет. Посмотрите сюда. — Он вошел в лифт, и ей пришлось последовать за ним, чтобы увидеть, что он показывает. — Видите эту кнопку? — Он показал красную кнопку. — Вам нужно запомнить. Если что-то случится, нажмите ее. Но лифт работает уже пять лет и ни разу не застревал.

Как это ни успокоительно, Нэн вся напряглась, глядя, как справа налево перемещается огонек по панели. Наконец дверь открылась на нужном этаже. Нэн нажала звонок, и дверь открыла Клара.

— Заходи, дитя. Мисс Хейнс ждет. Твои пустые чемоданы — их нужно отнести в подвал. Крис еще не вернулся, поэтому возьми и его чемодан и отнеси в прихожую. Побыстрей: мне сегодня нужно уйти пораньше.

Нэн принесла два своих чемодана и поставила в ряд. Ей не хотелось идти в комнату Криса, но Клара велела идти. Его чемодан в шкафу. Когда она его доставала, что-то внутри загремело. Крис в нем что-то оставил. Лучше это достать. Потому что если что-то попадет в подвал, потом его оттуда достать очень трудно. Тетя Элизабет уже предупредила ее об этом.

Нэн открыла чемодан. Только старая грязная рубашка… Нет, в нее что-то завернуто. Рубашка выпала из руки, и Нэн увидела… Это кукольный дом? Не может быть… слишком маленький. И что-то странное в этой модели. Как будто это реальное здание, а она смотрит на него в бинокль, но повернув его наоборот, как делала дома мисс Плейсер, когда наблюдала за птицами.

Помня, что Клара просила ее поторопиться, Нэн достала модель из чемодана, и в этот момент открылась дверь и вошел Крис. Его глаза за стеклами очков теперь не были полузакрыты, как всегда; нет, они были широко раскрыты и гневно сверкали.

— Шпионка! — Он одним прыжком подскочил к Нэн, подняв руку. Ярость его была так страшна, что Нэн отступила к кровати. Наткнулась рукой о столбик, маленький дом выпал и со стуком ударился о пол.

— Я… я не шпионила! — Нэн обрела способность говорить. Тем временем Крис опустился на колени и протянул руки к домику. — Клара велела принести твой чемодан — чтобы отнести в подвал. Я не шпионка, Крис Фиттон!

Гнев придал ей силы. Нэн миновала Криса, но он даже не поднял головы. В одной руке держал модель, а другой подобрал что-то с пола. Теперь Нэн видела, что дно маленького здания раскрылось и свисало, как крышка на петлях.

— Сломалось? — спросила она с несчастным видом.

— Нет. — Казалось, Крис забыл о своем гневе. — Просто открылось. Так вот что там было внутри…

Нэн заглянула через его плечо и увидела у него на ладони продолговатую табличку.

— Что это?

— Вывеска! Вывеска гостиницы! — В его голосе звучало такое возбуждение, что Нэн решилась задать еще один вопрос:

— Значит это гостиница?

— Конечно, — нетерпеливо ответил он. Маленькую полоску он поднес к самым глазам. — Благородный олень. И я могу прикрепить ее над дверью, где ее место.

— Нэн, — послышался полный нетерпения голос Элизабет. — Где остальные чемоданы?

Крис с силой толкнул к ней чемодан.

— Иди, — приказал он, — отнеси ей!

Нэн неохотно повернулась и вышла. Наверно, это и купил Крис в магазине. Но почему он так возбужден? Что особенного в этой гостинице «Благородный олень»?

4. Королевские охотники

Крис лежал, повернув голову на подушке так, что если бы мог видеть в темноте, то видел бы гостиницу. Он целый час прилаживал крошечную вывеску, так что теперь она висела на проволоке над главным входом, выступая вперед, как было бы, если бы «Благородный олень» был настоящей гостиницей. Когда он поставил макет на стол, после того как при случайном падении дно открылось и выпала вывеска, деревянная плита снова прочно встала на свое место.

— «Благородный олень» — прошептал он. Был ли когда-нибудь настоящий «Благородный олень?» Большинство моделей, которые он делал, были копиями знаменитых кораблей или самолетов, которые существовали или существуют в действительности. Он был уверен, что когда-то был и настоящий «Благородный олень».

Но кто захотел сделать модель гостиницы? И почему ее вывеска находилась внутри? Почему, почему? Крис мог составить длинный список этих «почему».

Но сейчас ему вдруг захотелось спать, так сильно захотелось, что не было сил подумать о новом укромном месте для гостиницы. Он не мог бы объяснить, почему не хочет, чтобы ее кто-нибудь увидел. Она увидела — она всюду шпионит! Может, Клара и велела ей принести чемодан; он предполагал, что Клара это сделала. Но… Крис нахмурился в темноте. Она не имела права — не имела права знать о «Благородном олене», не имела никакого права. Последнее, что он чувствовал, засыпая, было негодование.

Прежде всего Крис почувствовал холод. Он съежился, пытаясь согреться, протянул руку, чтобы повыше натянуть одеяло. Но пальцы его нащупали не сатиновый край одеяла с подогревом, а какой-то другой материал, гораздо более грубый и жесткий.

Он открыл глаза. В комнате больше не темно. У дальней стены на уровне пола тусклое красное свечение.

И — он принюхался — запахи! Тетя Элизабет никогда не допустила бы такие запахи в свою квартиру, где всегда шла погоня за свежим воздухом.

Крис сел, грубое одеяло спало с него. Он одет. На нем не пижама, а одежда. Он принюхался к запахам кухни, горящего дерева, к другим острым запахам, которые не смог определить. Потом без вопросов понял, что пахнет лошадьми, людьми, которые не слишком часто моются…

Глаза его адаптировались к слабому красному свету. Он спал на полу, и огонь в камине почти погас! Мастер Бойер скажет много слов о его невнимательности!

Другой Крис Фиттон полностью ушел из сознания. Да, он Крис Фиттон, мальчик в трактире «Благородный олень». И он счастлив, что служит мастеру Бойеру, а не бродит по дорогам и просит милостыню.

Сразу направившись к камину, он раздул умиравший огонь в приличное пламя. Должно быть, почти утро: чувство времени, оставшееся от бродяжьих времен, подсказывало, что скоро со своего чердака, зевая и жалуясь, спустится Сьюки и загремит кастрюлями и сковородами.

Крис потер руки перед огнем. В спину дует, но по крайней мере лицо в тепле. Ногти у него поломаны, и под ними черные полоски; на ладонях и пальцах мозоли. Он скорчился в тепле, благодарный за короткие мгновения тишины и спокойствия.

Вчера легли поздно. Хозяин опять ушел. К счастью, никто не обратился за ночлегом. Быть мальчиком в трактире и так нелегко, а незнакомых лошадей Крис побаивался, да и работа в конюшне была дополнительным бременем. Конечно, он не жалуется, быстро сказал себе Крис.

Мало кто из трактирщиков пустил бы к себе незнакомого мальчишку, дал одежду и возможность зарабатывать на пропитание. Мастер Бойер — при мысли о нем у Криса стало тепло внутри, как от огня в камине. Он пытался сосчитать дни, когда у него не было никакой надежды, пока не забрался ночевать в конюшню «Благородного оленя» и Джем нашел его там. Крис гораздо больше привык к пинкам и ударам, чем к доброте мастера Бойера. Казалось, давным-давно отец упал с косилки, лицо у него было разбито, а рука и нога не двигались. Через три дня он умер. И сквайр выгнал их из дома — его и Бесс. И у них не было ни пенни.

Бесс ушла к миссис Феллоуз на мельницу. Там у нее по крайней мере есть еда и крыша над головой. Но для Криса там не было места. И он сказал, что сам заработает себе состояние. Состояние? Скорее возможность умереть от голода в канаве! Пока не оказался в «Благородном олене».

Крису хотелось узнать, как живет Бесс, и рассказать о себе. Но он ушел далеко — так ему казалось — за эти ужасные дни бродяжничества. Единственное, в чем ему повезло: он небольшого роста и мог прятаться, поэтому констебль не задержал его за бродяжничество и не отослал в кандалах, предварительно выпоров.

— Чертовски холодно!

Это с мощеного двора вошел Джем. Он дул на красные руки и топал ногами, точно как одна из конюшенных лошадей. Конюх стащил с головы шерстяную шапку, и его нечесаные волосы упали на изношенный плащ на плечах. Крис быстро отодвинулся, уступая ему место, а конюх присел на корточки у огня. Он принес с собой крепкий запах лошадей, смешанный с запахом собаки.

— Где эта шлюха Сьюки? — спросил Джем и тяжело закашлялся. — Она бы весь день валялась в постели, если бы могла.

— Я здесь, висельник. Тебе бы следовало получше говорить о тех, кто выше тебя. — В кухне появилась Сьюки. Ее верхняя юбка была наброшена на просторную нижнюю и покрыта пятнами — свидетельством работы у плиты, хотя обычно она поверх надевала передник, перевязывая его на почти отсутствующей талии Из-под чепца сзади торчали волосы. Лицо цвета теста, которое она месит, когда стряпает пироги, нос пуговкой, глаза под редкими бровями и почти без ресниц — водянисто-голубые.

— Ты, зажги свечу, — повернулась она к Крису. — Думаешь, я могу что-то делать в темноте?

Крис неохотно отошел от огня. Сьюки как раз пнула одеяло на полу, под которым он лежал.

— Убери это. Дьявольщина, ты хочешь, чтобы я споткнулась, слабоумный?

Джем рассмеялся.

— Плохое настроение с утра, девушка? А почему? Дурной сон?

Крис, торопившийся убрать одеяло, заметил взгляд, который кухарка бросила на конюха. Щеки ее покраснели, она схватила кусок бекона и длинным ножом начала отрезать ломти.

— Смейтесь, смейтесь! — Она продолжала сердито кромсать бекон. — Ты глухой и тупой, Джем Сны говорят правду. Если сон дурной, нужно остерегаться.

— А тебе снился дурной сон? — спросил он.

Она повернулась к нему спиной и не оборачивалась, но сгорбилась, словно воздвигала между ними преграду.

— Сны обманчивы, — после недолгого молчания добавил Джем. — Не стоит на них полагаться, девушка.

Сьюки фыркнула и продолжала готовить завтрак. Мастер Бойер не похож на других трактирщиков, у которых один стол для гостей, а другой для прислуги. У Криса потекли слюнки. В свое время и он получит добрый ломоть хлеба с куском шипящего бекона, кусок сыра и хорошую порцию эля.

— Сегодня день выпечки. — Сьюки делала вид, что не замечает Джема.. Обращалась она к Крису, который зажег толстую сальную свечу в подсвечнике и поставил ее на стол — Приготовь дрова

Крис кивнул. Хлебная печь снаружи, рядом с буфетной. Это место ему очень хорошо знакомо, именно здесь он трет песком с водой многочисленные кастрюли, пока Сьюки не скажет, что они чистые. Хоть внешне она неряшлива, Сьюки удивительно заботилась о чистоте своего поварского оборудования и не допускала, чтобы остатки вчерашней еды в кастрюле служили приправой сегодняшней.

— Сегодня у нас будут гости..

Джем почти дошел до выхода. Но, услышав эти слова, быстро обернулся.

— Неподходящий день для путников. В воздухе пахнет снегом, — сказал он.

Сьюки пожала плечами.

— Тех, кто приедет, никакой снег не остановит. Криса поразил ее тон: Сьюки словно предупреждала.

Гостиница расположена на дороге в Рей, и у них бывает много посетителей. К тому же «Благородный олень» не дешевое заведение, где останавливаются только пешие путники. Чаще бывают дворяне — джентри. Сьюки много раз рассказывала Крису, что в старину под этой крышей останавливался один король. Конечно, это было во дни старой веры, когда часть «Благородного оленя» была гостевым домом аббатства.

Когда в дни короля Генриха монахов прогнали, это место купил мастер Пламм. Он сохранил гостевой дом и добавил к нему пристройки. И собирался жить как сквайр, этот мастер Пламм. Но умер от простуды и не оставил наследников. Так что со временем дом стал гостиницей.

Крис, которому иногда приходилось ждать в комнатах гостей, с удивлением разглядывал красивые панели на стенах, большую резную лестницу, которую мастер Бойер показывал гостям с достоинством, словно он на самом деле сквайр, а это его поместье.

Джем вернулся и остановился прямо перед Сьюки, которая за большим столом занималась привычным делом.

— Что ты слышала, женщина?

Она посмотрела ему прямо в глаза: для женщины Сьюки рослая, а у Джема тело маленькое и сухое; иногда Крис думал, что так и подобает конюху.

— Люди короля — их называют преследователями — были в Хокенли. Мне вчера рассказал об этом торговец, когда уговаривал купить у него нитки. Говорит, они собирались направиться сюда. Здесь еще много последователей старой веры, хоть они и ведут себя тихо.

Джем рукой потер подбородок, на котором торчала трехдневная щетина. Крис хорошо знал, что Джем бреется только по субботам: он сам грел ему для этого воду.

— В Хокенли? Но у преследователей не может быть ничего против тамошнего сквайра. Он справляет обряды по королевскому указу и всегда так делал. Там для них нет улова.

— Торговец сказал, что они ищут скрывающегося католического священника, — ответила Сьюки.

Джем рассмеялся.

— Но не здесь! Зачем им к нам? У сквайра нет друзей среди папистов. Им лучше бы поискать на юге. Все последние двадцать лет говорят, что в Инстоу следуют старым обычаям.

— Скажешь им сам, когда они приедут, — возразила Сьюки. — Они будут рады услышать это от тебя, Джем Трак. Ты ведь такой большой человек.

Джем снова рассмеялся, но когда Крис снова повернулся, то заметил, что конюх нахмурился. Хотя Крис не мог понять, какое дело Джему до королевских преследователей, ищущих папистов, этих известных предателей страны.

Он думал об этом, когда, набросив на плечи свой плащ из мешковины, вышел во двор, чтобы проверить, готовы ли дрова для печи. Бедняки не часто задумываются о таких делах. Сначала король Хэл, который хотел избавиться от жены, провозгласил, что церковь принадлежит ему. Потом правила его дочь Мэри, она так же твердо заявила, что глава церкви папа и, подтверждая это, сжигала на кострах людей.

После нее была королева Бесс. Паписты устроили против нее заговор, говорили, что у нее нет прав на трон. И тогда стало законом, что каждый папист предатель. Когда их захватывали, то по этому закону убивали. Теперь правит король Джейми, он поддерживает этот закон. Поэтому повсюду ищут католических священников и тех, кто их укрывает. Крис покачал головой. Какое ему до этого дело? Он благодарен за полный живот и место для ночлега возле огня.

Нэн сидела в качающейся карете, которая неуклюже двигалась по грязной дороге. Она больше не смотрела на дядю. Ее так тошнило, что она могла думать только об одном: остановиться — где угодно — раньше, чем она опозорится и ее вырвет. Дядя Джаспер не из тех, кто одобряет такие слабости.

Встали они еще в темноте. Нэн толком не проснулась, когда дядя втолкнул ее в карету. Теперь за окнами кареты серый день, хотя разглядеть можно только верхушки живой изгороди по обе стороны дороги. Девочка вздрогнула: день не теплее ночи. Хотя спала она в кровати, обвешанной занавесками от сквозняков, и укрыли ее несколькими одеялами.

Джаспер Найп — человек короля. Он может приказывать, и все ему повинуются. Нэн видела, как он вглядывается в окно кареты, словно ищет среди спутанных кустов какой-то указатель. Его губы над черной бородой плотно сжаты, будто он таит в себе некое знание, которое никому не следует сообщать. Нос у него большой, с острым кончиком, глаза никогда не останавливаются, все время бегают — отыскивают тайны других людей и скрывают собственные.

Он говорит, что поиск предателей — его долг перед королем. Нэн плотнее закуталась в темно-серый плащ. Она теперь принимает участие в его работе, как Сэм Дайкс, который правит каретой, и Генри Мокрелл, едущий рядом, как три солдата на своих тяжелых лошадях. Они едут сзади и пытаются избегать брызг полузамерзшей грязи из-под больших колес.

Ее учили, что делать. Дядя Джаспер не жалеет кнута, когда объясняет, что ему нужно. Она снова должна будет пойти и делать то, что делала уже три, четыре раза… Нэн закрыла глаза и думала только о том, чтобы сдержаться.

Когда дяде Джасперу что-то нужно, он молится. Но Нэн не хотела просить страшного бога дяди Джаспера о чем-нибудь. Она знала, что она грешница, а бог дяди Джаспера ненавидит грешников. Очень трудно вспомнить жизнь до того, как она попала к дяде Джасперу. Тогда были Роза, и Энн, и миссис Нэвисон, и тишина, и мир, и никаких побоев — тихий голос не звучал непрерывно, бесконечно, пока она могла делать только то, что он ей говорит. Она кровная родственница дяди Джаспера, а это значит, что он имеет на нее право. Она быстро научилась выполнять его волю.

— Мы почти на месте, девочка.

Нэн вздрогнула, услышав эти слова, словно ее хлестнули березовой розгой.

— Хитрый мошенник. Этого подлого предателя можно поймать только с умом.

Иногда Нэн сомневалась, говорит ли дядя Джаспер с ней или просто думает вслух Но хорошо знала, что лучше слушать. В прошлом он ловил ее на том, что она погрузилась в свои несчастья и не слушает его, и наказывал.

— Ты знаешь, что делать, девочка. Никто не обращает внимания на такую серую мышку. Мы расскажем то же самое, что в поместье Пенедон. Я должен отвезти тебя к твоей тетке и вынужден взять с собой даже в таком королевском деле. Ты все запомнила?

— Да… да, сэр. — Она постаралась ответить побыстрее, чтобы он не подумал, что она медлит и нуждается еще в одном уроке, чтобы расшевелить медленный мозг.

— Хорошо. В поместье ты нашла нужный ключ к дверям. Смотри, чтобы и дальше получалось также.

— Да, сэр. — Ей не хотелось думать о поместье Пенедон, о том, как потом там на нее смотрели. Она смотрела и слушала. И благодаря тому, что она выполнила приказ и никто не обращал внимания на девочку, дядя Джаспер поймал человека — этот человек теперь может умереть — и еще двоих, которые пойдут в тюрьму. Теперь ей это не кажется правильным. Дядя Джаспер говорит, что священники все друзья дьявола и посылают тех, кто их слушает, прямо в геенну огненную. Но Нэн знала только, что дядю Джаспера боится больше, чем дьявола, о котором дядя так любит рассказывать.

Карета замедлила ход, свернула под арку и остановилась на мощеном дворе гостиницы. Генри Мокрелл слез с лошади, подскочил, открыл дверцу кареты и спустил ступеньки. Дядя бесцеремонно поднял ее из темного уголка, где она сидела, и передал Генри, который и поставил ее на подгибающиеся ноги. Нэн увидела в дверях высокого человека, который смотрел на них.

Послышались голоса дяди и этого человека, но Нэн слишком онемела от холода и несчастья, чтобы прислушиваться. И только когда высокий человек поднял ее и отнес в маленькую гостиную, где горел огонь, она смогла обращать внимание на окружающее.

— Плохая погода для девочки в пути.

Она посмотрела ему в лицо. Слова произнесены тихо, как говорит обычно дядя. Но тон иной — теплый, как огонь в камине, а лицо открытое и дружелюбное. На лице нет бороды, а щеки темные, загорелые, как будто этот человек много времени проводит на открытом воздухе. Волосы, зачесанные назад, так что над глазами остается только седеющая прядь, падают на простой льняной воротник; куртка красновато-коричневая, брюки кожаные, на ногах толстые вязаные носки и туфли с квадратными носками.

Человек улыбнулся.

— Я Питер Бойер, хозяин гостиницы.

Нэн вздрогнула.

— Меня зовут Нэн Мэллори, если вам угодно, сэр. — Он одет как простой поселянин, но манеры как у сквайра.

— Мне очень угодно, мисс Мэллори. Погрейтесь здесь, вам принесут горячий напиток и кусок яблочного пирога. Сьюки любит подавать выпечку прямо из печи. Вам понравится.

Он кивнул, как будто они старые друзья, и быстро вышел: видно, у него много других дел. Нэн возилась с завязками плаща на горле. Она не знала, где дядя Джаспер, но сейчас ей было все равно. Но не могла сдержаться и смотрела по сторонам так, как он ее научил.

Комната маленькая, стены покрыты панелями. Даже дверь, когда закрывается, тоже покрыта панелью, так что ее невозможно отличить от стены. Большой камин, хотя огонь не заполняет его, каменная каминная доска с резьбой в виде стеблей и роз.

Но мебели очень мало — стол у дальней стены с подсвечником на нем, скамья, которую мастер Бройер пододвинул к огню, чтобы она могла сесть, и пара стульев. Но тайны, конечно, скрываются в стенах.

Те, кто придерживается старой веры, устраивают тайники в стенах — в таких местах человек может спрятаться, когда за ним охотятся люди короля. Это тайные места, но тайны можно выведать. И дядя Джаспер учил ее, как это делать. Нэн издала негромкий звук, почти шепот. Скоро ей придется этим заняться.

Крис смотрел на входящих на кухню людей. Сьюки не отрывала взгляда от стола, на который выкладывала хлебы, горячие, с замечательным ароматом; она только что достала их из печи. Дважды рука ее дрогнула, и она чуть не выронила свежий хлеб на пол. Но не посмотрела на мужчин и прикусила нижнюю губу. Крис чувствовал ее страх, хотя не понимал его. Им ведь нечего бояться, они не укрывают врагов короля. Пусть офицер и его люди перевернут всю гостиницу с чердака до погреба и уйдут с пустыми руками.

Он вообще не понимал, что могло их привести сюда. Тихая спокойная деревня вытянулась вдоль дороги на Рей, дома стоят по обе стороны дороги, в одном конце церковь, в другом — «Благородный олень». Все знают, что сквайр Кентон, владелец поместья, не сторонник папы. Его родной брат был убит в Испании по приказу священника.

Когда солдаты во главе с офицером вошли, мастер Бройер не выразил никакого протеста. Теперь офицер, человек с мрачным унылым лицом, стоял у двери, и его беспокойные глаза непрерывно обегали комнату, как будто он ожидал, что из-за шкафа с тяжелой оловянной посудой появится сам папа. Думать о том, что здесь убежище предателей, глупо. Крис смотрел с раскрытым ртом, но до него начало доходить, что они настроены серьезно.

Сьюки положила на маленький поднос кусок яблочного пирога, от которого шел пар, поставила небольшой кубок с элем и положила ложку. Щелкнула пальцами, давая знак Крису, как будто не решалась заговорить. Когда он подошел, она передала ему поднос.

— В гостиную…

— Что это, грязнуля? — Офицер пристально посмотрел на Криса, и тот опустил глаза. Ему приходилось видеть такой взгляд, когда он боялся, что его как бездомного бродягу отведут к деревенскому констеблю.

— Мастер… он приказал отнести это девочке, — объяснила Сьюки. — У мастера доброе сердце, добрее, чем у некоторых…

Несколько мгновений человек смотрел так, словно собирался не пропустить Криса. Разглядывая мальчика, он тянул себя за кончик бороды. Потом знаком велел проходить.

— Иди, парень.

Крис рад был убраться из кухни. Хотя здесь происходило что-то необычное, за чем интересно было бы понаблюдать: один солдат измерял длину очага линейкой с делениями, а другой внимательно осматривал камни, из которых сложен очаг. Проходя мимо маленькой комнатки, в которой мастер Бойер обычно занимался счетами, Крис заметил еще одного королевского солдата у двери и увидел внутри коричневый рукав. Должно быть, мастер Бойер там, а к двери приставили стражника! Крису ужасно хотелось, проходя мимо, чем-нибудь досадить стражнику, но он знал, что это ни к чему. Скоро они поймут, что ищут напрасно, и отправятся по своим делам. Он видел, что стражник наблюдает за ним, но когда Крис положил руку на ручку двери гостиной, тот явно успокоился.

Крис вошел. Девочка, сказала Сьюки. Но зачем солдаты короля берут с собой на охоту женщин? Или она пленница, которую держат под стражей? Но возле этой двери охраны нет…

— Ой!

Девочка одна. Не старше Бесс, какой ее в последний раз видел Крис. Стоит у стола и смотрит на него так, словно он ее испугал. Платье у нее грязное и мятое. Должно быть, несколько дней провела в пути, и льняные манжеты и кружева воротника посерели от грязи.

Девочка не просто некрасивая, она уродливая. Волосы расчесаны прямо и убраны под плотный чепец. Те немногие, что выбиваются наружу, рыжие, брови и ресницы тоже. Нос и щеки густо покрыты веснушками. Да Бесс гораздо красивей. Эта девочка выглядит так, будто боится собственной тени.

— Немного еды, госпожа. — Крис поставил поднос.

— Спасибо. — Даже голос у нее не настоящий. Он словно тень. — Мастер Бойер очень добр…

Крис сделал шаг к ней.

— Что ты знаешь о мастере Бойере? — сердито спросил он.

Она слегка отшатнулась.

— Ничего. Он… он добр ко мне. Сказал, что кто-нибудь принесет мне поесть…

— Что вы здесь делаете? — Девочка явно боится. Почему-то это подбодрило Криса. — Зачем тревожите мастера Бойера?

Девочка покачала головой.

— Я… Я приехала, потому что меня взял с собой дядя Джаспер. Он… я должна ехать к тете, ему по пути. Поэтому я поехала с дядей.

Крис фыркнул.

— Знаешь, кто он такой, этот твой дядя? Он хватает людей, чтобы их убивали. Но зачем он приехал сюда? Мастер Бойер не любитель священников! Зачем искать то, чего никогда не найдешь?

Нэн продолжала качать головой.

— Не знаю. Он мне ничего не говорил.

Она смотрела на мальчика, который стоял прямо перед ней. Между ними только стол. Выглядит он очень грубым… пугающим… несмотря на передник и закатанные рукава. Кто он? Слуга в гостинице? Но почему задает ей эти вопросы? Впервые за все время кто-то усомнился в истории, придуманной дядей Джаспером. Она уверена, что трактирщик с добрым лицом поверил, что она здесь просто сопровождает дядю, ей нужно проехать с ним небольшое расстояние. Она глотнула. Нужно поступать так, как она делала в других местах, начать расспрашивать самой. Но раньше ей всегда приходилось иметь дело со служанками, которые ее жалели и с готовностью ей верили. За все недели, что она провела с дядей Джаспером, ей не встретился такой сердитый и подозрительный человек. Нэн с огромными усилиями попыталась набраться храбрости.

— А ты кто? — Голос ее звучал уверенно, и она немного успокоилась. — Ты сын мастера Бойера?

Он покачал головой.

— Прислуживаю в трактире. — Ответил коротко и не назвал своего имени. Но потом добавил: — Мастер Бойер не женат, у него нет семьи. — Он подошел еще на шаг ближе, внимательно наблюдая, как она отступает. — Кто его оболгал?

— Не знаю… — начала она. Но он резко прервал ее:

— Твой дядя явился охотиться. Кто сказал, что в «Благородном олене» скрываются паписты?

Нэн могла только смотреть на него.

— Он… дядя… ничего мне не говорит. Не знаю, зачем он сюда приехал. — Это ложь, одна из многих неправд, которые лежат на ее совести. Дядя Джаспер говорит, что если ложь служит добру, то это не ложь, но Нэн терпеть не могла лгать.

Она подумала, догадался ли этот трактирный слуга, что она лжет: он все так же сердито смотрел на нее. Что произошло между ним и хозяином, почему он с такой готовностью защищает мастера Бройера? Если они не родственники, как он сказал…

— Мастер хороший человек. — Он помолчал, словно ждал, не посмеет ли она это отрицать. — Его нельзя так беспокоить.

Неожиданно он повернулся и вышел, решительно захлопнув за собой дверь. Нэн осталась на месте. Она дрожала. Приятный коричный запах пирога еще усилил ее тошноту. Нужно заставить себя съесть хоть немного, чтобы никто не усомнился в том, что она девочка, не знающая, чем занимается ее дядя, он только сопровождает ее к тете.

Она взяла кубок и отхлебнула подогретый эль. Напиток теплый и острый. Впервые у нее внутри потеплело. Взяв ложку с роговой ручкой, она разломала хрусткую корочку пирога. Но ела без удовольствия, только из необходимости играть свою роль. Пусть все быстрей кончится — побыстрее, и они уедут отсюда!

За едой она осматривала стенные панели. Она знала, что привело сюда дядю Джаспера: он верил, что сам мастер Бойер не кто иной, как один из предателей священников и что в «Благородном олене» есть тайник, в котором можно спрятаться.

В дни королевы Елизаветы часто устраивались укрытия для священников. Очень хитрые тайники, достаточно большие, чтобы там мог поместиться человек; были и другие тайники, поменьше; в них прятали принадлежности ложной службы. Если мастер Бойер сам священник, как считает дядя Джаспер, она должна искать не укрытие для человека, а тайник с принадлежностями для мессы.

Больше Нэн не могла есть. Тени, лежавшие в углах маленькой гостиной, приблизились, как будто хотели ее вытолкнуть. Девочка прижала руки к груди и дико озиралась. Это где-то здесь — то, что она ищет, должна найти. Она знает это, как будто кто-то кричит ей на ухо.

Так уже было — дважды. Что-то направляет ее прямо к тайнику. Она боится, ужасно боится, когда это необычное знание проникает ей в мозг и шлет в нужном направлении. Но эту тайну она сумела скрыть от дяди Джаспера. Это… это как колдовство, эта ее способность находить спрятанное. А ведьмы — это еще хуже, чем священники. Если только дядя Джаспер узнает… Нэн вздрогнула и негромко застонала, и этот звук испугал ее еще больше.

Нужно побыстрее это найти, чтобы они могли уехать отсюда! Быстрей, быстрей…

Она закрыла глаза и ждала, позволяя знанию прийти, не отталкивая его, вопреки всей своей ненависти к происходящему. Потом, глядя прямо перед собой, хотя на самом деле комнату она не видела, пошла, скользя пальцами по стенным панелям. И когда подошла к камину с дальней стороны, нашла. Здесь… где-то…

Пальцы двинулись вверх и вниз вдоль камина. Нашла. Может, не сумеет открыть, но уж об этом позаботится дядя Джаспер. Со вздохом она вернулась к скамье, с которой на пол свешивался ее плащ.

Огонь ее больше не грел. Как всегда — это знание делало ее слабой и больной — и ей становилось так холодно, словно жизнь уходила от нее. Теперь нужно подыскать объяснение для дяди Джаспера. Она должна объяснить, как узнала тайну. На этот раз она не может сказать, что подслушала разговоры служанок. Этот мальчик… Но вряд ли мастер Бойер доверит слуге тайну, которая может означать его гибель. Нет, сейчас у нее нет никакого правдоподобного объяснения.

Нэн запахнулась в плащ. Молчать тоже не годится. Она не доверяла собственной смелости — особенно в том, что связано с дядей Джаспером. В первые же дни он сломал ее волю, и теперь она его служанка и ничего не может от него утаить, кроме самой большой своей тайны — как она узнает о таких делах.

Она заплакала, безнадежно, тихо, слезы бежали по щекам, и она не пыталась их вытереть. Она всегда боялась, что это произойдет — когда-нибудь.

Крис спустился вниз. Человек короля вызвал мастера Бойера в одну из верхних комнат для допроса. С верха лестницы доносились мужские голоса, а солдаты продолжали ходить из комнаты в комнату.

Джем вместе с Сьюки и Бет, одной из служанок, сидели на кухне. За ними присматривал один из солдат. Но когда их туда загоняли, Крис был во дворе. А он знал одну из тайн дома: дверь, которую легко не заметить, ведет из конюшни прямо в главный зал. Иногда по ночам мастер Бойер уходит и приходит, пользуясь этой дверью, и Крис это видел, но молчал. Это дело мастера Бойера, и ни один знающий его человек не подумает, что он занимается злыми делами. Но ведь эти преследователи считают его священником! Кто мог сказать такую дикую ложь?

Крис задержался у входа в маленькую гостиную. Девочка сказала, что ничего не знает, но он ей не поверил.

Она испугана до полусмерти. Он уверен, что, будь у него возможность, смог бы что-нибудь из нее вытянуть. Он быстро открыл дверь, вошел и сразу закрыл за собой.

Здесь полутемно. Внутренние занавесы опущены, чтобы помешать ледяным сквознякам и дневному свету. Сначала он поискал девочку на скамье или у стола, но ее не было.

Но тут его внимание привлек легкий скрип сбоку от камина. Она стояла у стены, трогая пальцами панель. Крис прошел вперед, и его обувь на толстой подошве скрипнула. Девочка негромко вскрикнула и повернулась.

— Что ты делаешь?

Нэн ахнула. Потом выпрямилась. Она увидела сердитое лицо, сжатые кулаки: слуга готов кулаками выбить у нее ответ. И тут ей в голову пришла новая мысль, такая необычная, что Нэн удивилась, почему она пришла именно сейчас и здесь. Что если она найдет тайник для дяди Джаспера, но он окажется пустым? Если там ничего не будет, она сможет просто сказать, что таким и нашла его!

— Послушай… — Она наклонилась вперед. — То, что ищет мой дядя и его люди, здесь. — Она постучала по панели. — Если они найдут, твоего хозяина схватят, понимаешь?

— Ты им не скажешь. — Он сделал шаг к ней.

— Я должна сказать — о тайнике. Но если он пуст… Что тогда?

Мгновение ей показалось, что он ее не понял. Неужели настолько туп? Но вот он оторвал от нее взгляд и посмотрел на стену.

— Можешь открыть?

Нэн с облегчением вздохнула. Все-таки он понял.

— Надеюсь, что смогу.

Нэн решилась повернуться к нему спиной и обратиться к той силе, которую она не понимает, но которая ей служит. Вверх и вниз пробежали ее пальцы, она пыталась сдержать страх и нетерпение.

Она словно коснулась слегка нагретого места. И еще одно — чуть пониже первого. Она нажала на эти места, и в стене что-то сдвинулось.

Нэн сразу отодвинулась, отказываясь смотреть на то, что обнаружила. Только так сможет она сказать правду, сказать так, чтобы дядя Джаспер со всем его умением добывать признания не смог ничего заподозрить.

— Я не должна на это смотреть, — торопливо сказала она. — Если посмотрю, он из меня вытянет. Он всегда знает, говорю ли я правду. Можешь спрятать это в безопасное место? Но… оставь панель слегка приоткрытой.

Нэн протиснулась мимо него, тяжело дыша, отвернув голову. Она слышала, что он что-то делает, но взяла свой плащ и выбежала.

Крис заглянул в тайник. Там лежал мешок. Крис его узнал: когда мастер Бойер уходит по ночам, всегда берет его с собой. Крис понимал не все сказанное девочкой, но хорошо знал, что этот мешок опасен. Он достал его из укрытия и не до конца закрыл панель.

Где бы его спрятать? Печь! Она еще горячая; Сьюки, достав хлеб, положила жариться лопатку. Крепко сжимая мешок, Крис выскользнул из комнаты. Девочка пошла наверх, туда, где звучали голоса. Он не знал, предаст ли она его или нет. Но пока он свободен. Он пробежал через зал и прошел в конюшню. Там карета и в воротах, ведущих во двор, караулит солдат. Но, к счастью, он не смотрит внутрь. Крис пробрался мимо буфетной к открытой двери печи. Ему в лицо ударил жар и запах жареного мяса. Он бросил мешок за лопатку и услышал, как тот ударился о заднюю стенку Может, не очень хорошо, но это лучшее, что он мог сделать…

— Что ты здесь делаешь? — Крис застыл.

Рука крепко сжала ему плечо. Он собрал всю храбрость и посмотрел в лицо солдату.

— Проверяю мясо. Сьюки держат на кухне, и она не может к нему подойти. Понимаете, сегодня день выпечки — раз в неделю мы жарим лопатку или ногу. Сьюки положила ее, когда достала хлеб.

— Больше похоже на то, что ты собираешься отрезать себе кусок, — рассмеялся солдат. — Мальчишка в твоем возрасте всегда хочет есть. Радуйся, что тебя не поймал хозяин.

Одной рукой он захлопнул дверцу печи, другой продолжал крепко держать Криса.

— Убирайся, — он толкнул мальчика в сторону кухни, — и сиди с остальными. Если еще раз тебя поймаю…

И он толкнул Криса внутрь дома, сказав другому солдату, чтобы тот глаз не спускал с парня. Тот мрачно хмыкнул и ударом ладони, от которого у Криса зазвенело в голове, послал его в кухню.

Мальчик скорчился на полу у очага. Что если стражник упомянет печь и этот офицер с недоверчивым взглядом что-нибудь заподозрит? Они пока еще в опасности. Девочка — будет ли она болтать? Несмотря на огонь, Крис дрожал.

Нэн остановилась в дверях комнаты, в которой в кресле сидел дядя Джаспер, глядя, как его люди проверяют панели и сбрасывают с кровати матрац, чтобы заглянуть под него.

— Тут странная вещь. — Она произнесла это резко, произнесла слова, которые придумала на пути наверх.

— Да, дитя мое? — Обманчивая мягкость голоса дяди Джаспера заставила ее говорить быстрее.

— В гостиной… там одно место выпирает. Я нажала и…

— Да! — Дядя Джаспер сразу вскочил на ноги. — Приведите этого висельника — Он указал на мастера Бойера. — А теперь, — он так сильно сжал руку Нэн, что ей стало больно, и потащил за собой. Однако боль только обострила ее ум. — Теперь покажи мне эту необычную стену, девочка!

Вернувшись в гостиную, она показала. Мальчик послушался ее: маленькая дверца была отчетливо видна. Дядя Джаспер выпустил ее руку, сделал несколько быстрых шагов и открыл дверцу. За ней оказалось пустое пространство. С кошачьей быстротой он повернулся к мастеру Бойеру. Но хозяин гостиницы проявил только легкое удивление.

— Кажется, в этом доме есть тайны, которых даже я не знаю, — спокойно сказал он.

На мгновение лицо дяди Джаспера исказилось от ненависти и подозрительности. Потом он пожал плечами.

— Продолжим поиски, — сказал он.

Но Нэн знала: он уверен, что они нашли нужное место, но мастер Бойер каким-то образом перехитрил его. И впервые за все время почувствовала легкую надежду. Дядю Джаспера можно перехитрить. И это сделал не мастер Бойер. Она и этот мальчик!

Если это было сделано раз, можно сделать еще. В ее хрупком теле ожил дух, который дядя Джаспер считал сломленным и покоренным. Со временем она, может быть, даже найдет путь к бегству; надо быть поумнее и пользоваться любым преимуществом. Никто не освободит ее, кроме нее самой.

Крис смотрел, как на закате отъезжает карета. Солдаты все перевернули, все содрали и оставили гостиницу в полном беспорядке. Но того, что искали, не нашли. Хотя Сьюки тоже сыграла в этом роль. Должно быть, она видела мешок или то, что от него осталось в печи, когда под эскортом отправилась проверять мясо. Однако под этой крышей ни один человек не предаст хозяина.

Девочка… Крис немного подумал о ней Он видел ее еще раз только мельком, когда дядя подсаживал ее в карету. Но в ней что-то изменилось.. Неважно. Она исчезла; они все исчезли.

Возвращаясь в разоренную кухню, он держал голову высоко поднятой. Мастер Бойер спас его от отчаяния и, может, худшей участи. Теперь у него появилась возможность отплатить, и он ею воспользовался. И его мнение о самом себе стало гораздо лучше.

5. Сон или?..

Нэн открыла глаза. Тело ее затекло и болело. Конечно, это был сон! Но никогда в жизни не было у нее такого реального сна, сна, в котором ощущаешь запахи, вкус, чувствуешь холод и жару — и очень боишься. Да, конечно сны могут испугать. Но это какой-то другой страх. Вспомнив ту другую Нэн и дядю Джаспера, она вздрогнула.

Негромко зазвенел будильник, который бабушка подарила ей на прошлое Рождество. Пора вставать. Нэн с радостью осмотрела комнату. По крайней мере она — не там! Она могла только вспомнить, что в конце ее посадили в эту ужасную карету.

Нэн посмотрела на свои руки. Почему-то она ожидала увидеть грязные льняные манжеты вокруг худых запястий, но увидела только рукава своей пижамы.

Выбравшись из постели, потянулась за халатом. Лучше сходить в туалет, пока его не занял Крис. Он такой медлительный!

Крис… Крис был частью сна, очень важной частью. Он был в гостинице, унес то, что лежало в тайнике… Девочка вышла в прихожую, яркие воспоминания по-прежнему смешивались с действительностью. Почему Крис был частью сна? Во сне он был немного выше, и волосы у него были гораздо длиннее. И очков он не носил. Однако это был Крис — вне всякого сомнения.

И гостиница — «Благородный олень» — они были в гостинице! Но как это возможно? Макет такой маленький, что в нем и рука не поместится. Никто не может быть в нем.

Крис машинально протянул руку за очками. Он всегда это делал по утрам, прежде чем встать с постели. Сев, посмотрел на ночной столик. «Благородный олень» на месте, где он его оставил вчера вечером.

Какой сон!

Он коснулся кончиками пальцев крыши миниатюрного здания. Откуда ему известны все эти помещения внутри? Сейчас он пожалел, что не осмотрел все как следует, когда открылось дно на петлях. Но тогда его интересовала только вывеска. Сейчас она благополучно висела на месте, куда он ее прикрепил вчера вечером.

— Крис! — За дверью тетя Элизабет. — Крис, тебе пора вставать…

— Я уже встал! — Он тут же сделал это утверждение правдивым, выбравшись из-под одеяла. Взяв в руки гостиницу, огляделся в поисках укромного местечка. Наконец выбрал нижний ящик письменного стола и накрыл модель несколькими листами бумаги. Вряд ли Клара заглянет сюда. И эта девчонка Нэн… снова придет шпионить…

Крис остановился. Девочка — она была частью этого. Дыхание его чуть ускорилось, он вспомнил, как она нашла тайник и потом ушла, предоставив ему спасать мастера Бойера. И хотя во сне она выглядела по-другому, это была она. Но почему она оказалась в его сне, стала частью истории его гостиницы? Он схватил расческу, посмотрел на себя в зеркало и скорчил рожу.

— Крис. — Снова тетя Элизабет.

— Спешу, — ответил он как обычно. Но ему действительно лучше поспешить: придется подвергнуться обычным испытаниям — завтрак с тетей Элизабет, во время которого она рассчитывает время каждого глотка, поход в академию. Жаль, что сон не оказался реальностью. Ему хотелось бы жить в «Благородном олене», как это было ночью. Конечно, там холодно, и работа тяжелая. Но… Крис вздохнул и с привычной решительностью приготовился ко дню, который казался ему таким трудным.

— Мисс Крэббит? — говорила тетя Элизабет, когда Крис явился к завтраку. — Как же, я ее помню. У нее была младшая сестра Маргарет, с которой мы вместе заканчивали класс у мисс Пирс. Да, я уверена — Маргарет Крэббит — сейчас она преподает французский в колледже. Значит, ты не в классе Марты.

Нэн не смотрела на Криса. Боялась, что если посмотрит, задаст вопрос, который висит на кончике языка, — что снилось ему ночью? Однако Крис был, как всегда, мрачен и молчалив; вначале это ее радовало, потом стало раздражать.

— У Марты класс заполнен. — Нэн не видела причин объяснять, что для Марты быть в классе мисс Крэббит — все равно что погрузиться в вечную тьму. За ланчем Марта совершенно не обращала на нее внимание. Нэн пришлось есть — хотя она почти ничего не съела — за столом с совершенно незнакомыми девочками, которые разговаривали друг с другом так, словно она вообще не существует. Это были две девочки из класса мисс Крэббит, и говорили они в основном о домашних заданиях: их мамы придут жаловаться, что Краб слишком много задает.

— Ну что ж, — успокаивающе сказала тетя Элизабет, — есть и другие девочки, с которыми можно подружиться.

Нэн промолчала. Все в школе ее враги, все смотрят на нее так же неприязненно, как Марта. Она уже втайне считала, сколько дней осталось до весенних каникул, которые кажутся такими далекими.

— Крис пойдет с тобой до академии. — Это неприятное предложение тетя Элизабет изложила как нечто окончательно решенное. Нэн впервые посмотрела на мальчика.

Он смотрел в тарелку и молчал. Но Нэн чувствовала, как от него исходит волна неприятия. Вчера она бы стерпела это, нашла бы какой-то способ ускользнуть. Но теперь — она чуть задрала подбородок.

Значит, Крис не хочет идти с ней. Отлично! Какое ей дело? Они могут выйти вместе. Хорошо, что тетя Элизабет не осложнила дело, приказав им идти вместе; потом разойдутся. Нэн думала, что хоть этот город больше Элмспорта, она дорогу найдет.

— О! — Тетя Элизабет подошла к окну. — Снова снег. Надо позвонить вниз Хейнсу. Он вызовет такси. Вы можете простудиться.

Впервые за все время Крис поднял голову и огляделся.

— Я пойду пешком, — спокойно сказал он. — У меня есть ботинки.

Он встал и вышел, прежде чем тетя Элизабет смогла ответить. Она слегка рассмеялась, впрочем смех звучал чуть принужденно.

— Ну, наверно, мальчики совсем другие. Я не знаю, как… Но ты ведь поедешь в такси, дорогая?

Нэн готова была согласиться. Она чувствовала, что Крис выразил их общее желание, но жалела, что он сделал это первым.

Крис надел свое короткое пальто. Ранец с книгами лежал на полу в прихожей. Мальчик натянул шапку на уши, поправил очки. Такси! Не хватало еще, чтобы Гэнфилд и все остальные увидели, что он едет в школу в такси с девочкой.

Он быстро попрощался и вышел из квартиры, все время ожидая, что тетя Элизабет его окликнет. К счастью, лифт пришел быстро. В вестибюле он миновал Хейнса, который разговаривал по телефону: должно быть, тетя Элизабет заказывала такси.

Шел густой снег, время от времени ветер вздымал целые снежные завесы. Крис поднял воротник. Поздно в этом году пришла буря. Мальчик побрел по улице. Все время вспоминался сон, но теперь он хотел о нем забыть. Почему-то не хотелось думать о «Благородном олене».

Поскольку такси опоздало, тете Элизабет пришлось писать записку с объяснением. Потом Нэн нужно было отнести эту записку в администрацию школы. К тому времени когда она добралась до класса мисс Крэббит, нетерпение всех, с кем ей пришлось разговаривать, вызвало у нее, в свою очередь, ощущение, что она их раздражает.

День начинался плохо, но продолжение было еще хуже. Как и предупредила Марта, мисс Крэббит вполне заслужила свое прозвище. Хотя Нэн видела, что не только ее жалкие попытки идти наравне с классом вызывают язвительные замечания учительницы. Мисс Крэббит умела «поддержать дисциплину». Ее внешность и тон голоса приводили в подобие послушания даже мальчишек на задних партах, но хуже всего она относилась к тем, кто не старается изо всех сил.

Нэн — многие предметы оказались совсем не такими, как в школе в Элмспорте, — она почти в отчаянии отказалась от попыток догнать одноклассников. За ланчем она прошла по кафетерию, почти не обращая внимания на то, что берет. Взяла гамбургер и стакан молока; на подносе ее дребезжали вилка, нож и ложка, которые ей не были нужны. А перед ней нечто даже худшее, чем класс мисс Крэббит, — зал, полный столиков, запаха пищи, гула голосов, и ни один человек нe приветствует ее.

Она нерешительно остановилась у одного стола и поставила поднос перед двумя пустыми сиденьями. На другом конце стола три девочки говорили очень громко, чтобы перекричать общий гул. Нэн, бросив на них быстрый осторожный взгляд, узнала одноклассниц, хотя ей было трудно, даже увидев знакомые лица, назвать их по именам.

Одну из них — блондинку с длинными волосами, в синих брюках и полосатой, красно-бело-синей, тенниске, — зовут Марва. Даже мисс Крэббит называет ее Марвой. Рядом с ней девочка в джинсах и просторной футболке с изображением женщины-кошки, с коротко подстриженными, как у мальчика, волосами. У нее острый нос…

Нэн вспомнила такой же нос. Призрак вчерашнего сна тревожил ее сознание. Дядя Джаспер… У него был точно такой нос, хотя, конечно, гораздо больший, и тонкие губы так же поджаты.

Третья девочка — Карен Лонг, в классе она сидит перед Нэн. Она всегда — или по крайней мере в те два дня, что Нэн с ней знакома, — выглядит, как расплывшаяся копия Марвы. Волосы у нее темнее и не причесаны гладко, как у Марвы, а свисают неаккуратными локонами. На ней тоже синие брюки и красно-бело-синяя тенниска, но она слишком полная, и одежда сидит на ней не так хорошо, как на Марве.

К полному удивлению Нэн, Марва встала, со стуком передвинула свой поднос по столу и села на соседний стул, а ее две подружки тоже передвинулись. Марва улыбалась.

— Ты ведь живешь в Рэмсли?

Нэн не могла поверить, что дружелюбный тон Марвы адресован ей. Нет прежних взглядов знай-свое-место, которыми наделяла ее Марта.

— Ненадолго. — Ей удалось это произнести с куском гамбургера, вкуса которого она не чувствовала, во рту. — Я живу с мисс Хейнс. — Не с тетей Элизабет, потому что она не настоящая ее тетя.

— Знаю. Моя мама ходит в тот же клуб бриджа. Она о тебе все знает.

Нэн напряглась. Неужели Марва, несмотря на все свое дружелюбие, начнет задавать вопросы, как Марта?

— Моя мама выписывает «Трэвэл мэгэзин». — Марва прочно поставила локти на стол рядом с подносом. — Я видела статью твоей мамы о Тайване. Должно быть, здорово повсюду путешествовать. Ты ездишь с ней — на каникулах?

Нэн покачала головой.

— Я жила с бабушкой — пока не переехала сюда. — Она подумала, не утратит ли теперь Марва к ней интерес.

— Наверно, ты с собой многое привезла — Марва странно смотрела на нее — У тебя должно быть много подарков из разных мест.

Нэн жевала свой гамбургер. Ей не хотелось лгать. Мама привозила или присылала ей кое-что. У нее есть кукла из Японии, и бирюзовый браслет, и платье из Лондона. Но платье, когда пришло, оказалось мало, и Нэн ни разу его не надевала. Да оно ей и не понравилось.

— Кое-что есть, — осторожно сказала она.

— Ты привезла с собой? — В голосе Марвы звучало нетерпение.

— Нет. Когда бабушке пришлось переехать, мы много вещей отправили на склад.

Несколько мгновений Марва молчала, потом кивнула.

— Да, наверно. Очень жаль. Крабу понравилось бы, если бы ты принесла что-нибудь из-за границы и показала.

Нэн ожидала, что теперь Марта пересядет, но та осталась. Карен и вторая девочка просто смотрели и молчали, хотя девочка с острым носом улыбалась. Не очень приятная улыбка, решила Нэн. Она испытывала тревогу и все время как будто чего-то ждала, но сама не знала, чего именно. Однако была уверена, что Марва подсела к ней не просто в порыве дружелюбия.

— Карен ты знаешь, — Марва показала, — а это Пэт. Пэт Уилкокс.

Обе девочки наклонили головы, но промолчали.

— Где трое, там толпа. — Марва засмеялась, как будто приглашая Нэн присоединиться к ее смеху. — Так нас называют. Видишь ли, — она как будто слегка удивилась, что Нэн не проявила немедленного понимания, — когда нас в прошлом году посадили в класс Краба, мы объединили свои силы. — Марва качнула головой и пригладила волосы.

— Я живу на Ричмонд-стрит, а Пэт в двух домах от меня. Карен за углом на Беллами. Так мы недалеко от тебя. Твой брат не будет здесь учиться?

— Мой брат? А, ты имеешь в виду Криса. Нет, он учится в академии.

— Верно, — кивнула Марва. — Он ведь твой сводный брат? Неплохой мальчик, если бы не очки, да и выражение у него такое, будто постоянно болит живот.

Карен захихикала, улыбка Пэт стала чуть шире.

— Тебе повезло, — продолжала Марва. — Сразу после Пасхи в академии будет бал. У большинства их нас нет никаких шансов получить туда приглашение.

— Я, наверно, тоже не получу. — Нэн решила, что не будет добиваться признания этой тройки с помощью неправды. — Не думаю, чтобы Крис танцевал. Мы с ним плохо знаем друг друга.

— Здорово! — Марва чуть придвинулась. — Должно быть просто замечательно: просыпаешься однажды утром, а у тебя большой брат! Тебя это известие поразило?

— Немного, — сухо признала Нэн.

— Еще бы. — Впервые подала голос Пэт. Но тон ее свидетельствовал, что удивление, которое должна была испытать Нэн, совсем не радостное.

Тем не менее, несмотря на свою настороженность, Нэн не могла не испытывать легкой благодарности к Марве. Она уже знала, что эта девочка лидер класса, и пользоваться ее поддержкой означало быть принятой всеми. Она испытывала благодарность, хотя оставалась равнодушной к Пэт и Карен.

И вот, когда Марва предложила вместе возвращаться из школы, Нэн пошла с ними по толстому слою снега. К счастью, тетя Элизабет не стала посылать за ней такси, хотя в глубине души Нэн этого ждала.

Когда они расстались у навеса, под которым стоял Хейнс, то договорились, что утром Марва подберет ее — ее отвозят на машине отца.

— Он возражать не будет. Еще одна — никакой разницы, — сказала Марва. — Моя мама знает твою тетю. Так что все в порядке. Пока.

Нэн чувствовала себя так хорошо, входя в вестибюль, что даже не боялась лифта.

Крис прошел по ее мокрым следам в вестибюле, прежде чем Линд, уборщик, успел вытереть их тряпкой. Мысли его опережали тело — к гостинице. Весь день с огромными усилиями воли ему удавалось не думать об этом чрезвычайно реальном сне. Но теперь он ослабил свой контроль, и сон снова начал часть за частью проворачиваться в его сознании.

Если бы это был только его сон! То, что Нэн играла в этом сне роль — и важную роль, — вызывало у Криса негодование. Днем он успел заглянуть в библиотеку, объяснив, что ему это нужно для сочинения; там он прочел, что мог, о католических священниках, на которых охотились люди короля. Некоторые факты заставили его содрогнуться, особенно когда он вспоминал мастера Бой-ера. Людей, которых называли предателями, убивали тогда ужасными способами.

Но по крайней мере в его сне все было не так плохо. Мастер Бойер спасся, потому что офицер не смог найти доказательств того, что он тайный священник. Крис помнил, что во сне сам спрятал улики. Ему повезло, что он сумел спрятать тот мешок в печи.

Эта девочка — Нэн — он никак не мог понять, как она нашла тайник в гостиной. Очевидно, она ужасно боялась человека, который как будто был ее дядей. Сказала, что не может лгать ему, что он сразу это поймет. Но как она нашла тайник? Рассказали ли ей о нем и велели открыть? Крис позвонил в дверной звонок, почти не обращая внимания на то, что делает; все его мысли занимало ночное приключение.

Дверь открыла Клара.

— Снимай ботинки, — приказал она, прежде чем он успел войти. — Тапки здесь. А на кухне готово какао.

Меньше всего Крису хотелось пить какао на кухне; ему хотелось поскорей пойти к себе, закрыть дверь и заняться гостиницей. Но он уже научился не спорить с Кларой.

Нэн уже была на кухне с чашкой какао в руке. На тарелке лежало шоколадное печенье.

— Оно из магазина, — сказала она, когда Крис сел. Он хмыкнул, не замечая, что она внимательно на него смотрит.

— А знаешь, — продолжала Нэн, — что очень вкусно? Яблочный пирог с корицей и сахаром…

Крис машинально протянул руку к печенью. Но услышав эти слова, быстро повернулся к ней.

— Ты… ты была там?

— Да.

— Но это сон. Мой сон! — негодующе воскликнул он.

— И мой тоже! — Ему захотелось ударить ее.

Но любопытство и желание узнать больше погасили вспышку.

— Что ты помнишь? — спросил он.

Она огляделась. Клара собиралась уйти, как только вернется тетя Элизабет. Они одни. Но долго ли будут одни? Беспокоясь об этом, Нэн начала рассказывать, что происходило с ней ночью.

6. Двойной вызов

— Но почему? — спросил Крис, когда она кончила.

— Что почему? — начала Нэн, но он прервал ее.

— Почему нам обоим приснился такой сон? Может, все это происходило на самом деле… когда-то?

Несмотря на тепло в кухне и на только что выпитое горячее какао, Нэн вздрогнула.

— Как это возможно?

Крис ответил, словно рассуждая вслух:

— Модели обычно бывают копиями реальных домов, кораблей и всего другого. «Благородный олень» может быть копией реальной гостиницы.

Нэн смотрела на него через край чашки.

— Даже если это копия, — предположила она, — что заставило нас видеть такой сон? Ты веришь, что это происходило на самом деле — когда-то давно? — Она снова вздрогнула.

— Может быть. Я сегодня читал о священниках в библиотеке. Король Генрих Восьмой провозгласил английскую церковь независимой от папы, который жил в Риме. Он считал всех католических священников предателями, потому что они продолжали служить мессу по-своему. Твой дядя — он из тех, кого называли преследователями, один из слуг короля. Они повсюду охотились за папистами и теми, кто их укрывает. Это было плохое время.

— Он не был моим дядей! — вспыхнула Нэн. — Он… это просто дурной сон. Вот!

Она со стуком поставила свою кружку и готова была встать из-за стола, когда Крис крепко схватил ее за руку.

— Как ты нашла это место в стене? — спросил он.

— Я… это был сон…

— Может, и сон, но как ты узнала? Твой дядя тебе сказал?

Нэн села: ясно, что без ответа Крис ее не отпустит.

— Не знаю — это было очень странно. Я могла… ну, как бы провести руками по дереву и почувствовать, что это здесь. Но я не могла сказать об этом дяде Джасперу. — Она вспомнила страх, который ощущала во сне. — Потому что он сказал бы, что это дьявольское знание. Поэтому… поэтому мне приходилось выдумывать объяснения, как я находила такие места… ну, мне так кажется. Но, — она выдернула руку, — я не хочу говорить об этом, даже думать не хочу. Слишком реально. Меня это пугает!

— Пошли! — Крис никогда так быстро не двигался. Прежде чем она смогла увернуться, он схватил ее за обе руки и потащил к выходу из кухни. Глаза его за стеклами очков были широко раскрыты, и замкнутое выражение лица исчезло. Нэн не могла вырываться, потому что появилась Клара с ее обычным мне-почти-пора-уходить-и-ваши-глупости-меня-не-интересуют выражением лица. И Нэн, хоть знала ее недолго, уже поняла, что лучше с ней не спорить.

Крис потащил ее через прихожую к своей комнате и закрыл за собой дверь. Нэн с любопытством смотрела, как он открывает ящик маленького письменного стола. Листы бумаги полетели на пол, Крис выпрямился, держа в руках гостиницу.

Нэн торопливо отступила.

— Нет! — громко воскликнула она. — Не буду!

Она знала так же отчетливо, как если бы он произнес это вслух, что ему нужно! Он хочет, чтобы она взяла в руки это — эту штуку! А она не возьмет! Она должна все это забыть. Нэн лихорадочно пыталась нащупать за собой дверную ручку, наконец схватила ее и выскочила в коридор. Но не чувствовала себя в безопасности, пока не оказалась в своей комнате с крепко запертой дверью. Она упала на край кровати, тяжело дыша, словно долго бежала. Если Крис пойдет за ней, она закричит. А она уверена, что он не хочет, чтобы кто-нибудь знал о «Благородном олене»; однако понятия не имела, почему так уверена.

Крис покачал головой. Девчонки! Можно подумать, что он заставлял ее взять в руки змею! Нэн действительно боится гостиницы. Но почему? Никогда раньше не видел он такой прекрасной модели. Только из-за сна?.. Он поднял миниатюрное здание на уровень глаз. Крошечная вывеска слегка раскачивалась на проволоке, которой он прикрепил ее на нужное место. На мгновение он представил себе, что снова на мощеном дворе за высокой аркой, торопится к печи…

Нет, как ни полна подробностей эта картина, все равно это только сон. Крис неохотно положил модель назад в ящик стола и накрыл листами бумаги. И почти сразу услышал, что пришла тетя Элизабет, по ее разговору с Кларой.

Потребовалось всего несколько секунд, чтобы вытряхнуть книги из ранца и положить их грудой на стол: сделать вид, будто он работает. Не выдаст ли Нэн?

Крис сидел над столом, вцепившись пальцами в волосы, и смотрел на страницу, которую совсем не видел. Он был встревожен. Странно, что делала Нэн во сне: провела пальцами по стене и нашла тайник. Но во снах может произойти что угодно. Он только надеялся, что она не будет болтать. Весь обед и то недолгое время, когда они помогали убирать посуду, он напряженно ждал, выболтает ли все Нэн. Не выболтала: болтала о каких-то девчонках по имени Марва и Пэт, что поедет завтра утром с ними в школу, говорила так быстро, словно боялась, что он что-нибудь скажет, но ни разу не посмотрела в его сторону.

На следующее утро Нэн ждала в вестибюле. Крис уже ушел. Выходя в снег, который превратился в серую завесу, он даже не посмотрел на нее. Она была рада, что он не пытается остаться с ней наедине и ничего не говорит о гостинице. Ведь это всего лишь сон. И когда вспоминались какие-нибудь особенно страшные его сцены, Нэн изо всех сил старалась об этом не думать.

Снаружи послышался сигнал, и Хейнс поманил ее. Она заторопилась на улицу, перепрыгнула через снежный бугорок на краю тротуара и втиснулась рядом с Марвой на переднее сиденье машины, застенчиво говоря отцу Марвы, который сидел за рулем: «Здравствуйте и спасибо!»

— Ты написала конспект? — приветствовала ее Марва. — Краб, конечно, требует горы конспектов. А когда напишешь, ей они не нужны.

— Сегодня библиотечный день. — Пэт придвинулась вперед на заднем сиденье, и ее лицо оказалось в нескольких дюймах от Нэн. — Я забыла свою книгу. На самом деле я не могу ее найти. — Она рассмеялась, как будто это пустяк. — Во всяком случае это дает нам возможность уйти из класса, а завтра занятий не будет из-за встречи учителей.

Марва не обратила внимания на комментарии Пэт. Она крепко взяла Нэн за руку.

— Ты планируешь что-нибудь на завтра, Нэн?

Ничего, если тетя Элизабет что-нибудь не придумает. Крис будет в школе. Неожиданно мысль о том, чтобы весь день провести в квартире с Кларой или отправиться по магазинам с тетей Элизабет… Нет, завтра тетя Элизабет добровольно работает в больнице.

— Нет, — ответила она.

— А мы запланировали… — Взволнованный голос Марвы заставил Нэн оглянуться на нее, и она увидела, что другие две девочки внимательно на нее смотрят. — Вот что я тебе скажу. Можешь отправиться с нами.

— Но… — начала Карен. Однако произнесла только одно слово. Пэт исчезла из-за Нэн; должно быть, заставила Карен замолчать. Нэн подумала, что Карен не хочет, чтобы она знала планы Марвы. Ей снова стало неловко — она чужая. Но Марва еще раз стиснула ее руку, будто подбадривая.

Однако только днем, за ланчем, Марва объяснила.

— Моя мама говорит, что мы можем завтра пойти к «Ламли», — объявила она. — Она обещала дать мне денег на чайную комнату, и мы сможем там поесть

Пэт и Карен теперь следили за Нэн с каким-то особенным интересом. Пэт криво улыбнулась и кивнула

— Там распродажа конца месяца, — провозгласила Марва. — Видела утром их рекламу? Цепочки на шею дешевле в четыре раза. — Она рассмеялась.

Карен улыбнулась.

— Да. И тенниски тоже…

У Нэн было смутное ощущение, что за этим скрывается что-то другое. Она переводила взгляд с одного лица на другое. Какое-то воспоминание возникло в сознании. Нет, она не будет думать об этом — о том странном чувстве, когда она во сне смотрела не глазами, а как-то мыслями и сразу видела тайны. Но это был сон, и он не имеет отношения к тому, что происходить здесь и сейчас.

— Можешь пойти с нами, если хочешь, — говорила Марва. — Моя мама позвонит твоей тете, если хочешь. «Ламли» прекрасный магазин, особенно в дни распродажи.

Пэт снова рассмеялась, и Карен подхватила ее смех. Они что-то задумали, что-то непонятное; она в этом уверена. Но провести весь день в квартире, которая никогда-никогда не станет ее домом, слушать ворчание Клары — нет, этого она не хочет.

— Я спрошу, — согласилась она.

Тетя Элизабет не возражала против похода в магазин. И на следующее утро, когда в десять часов за ней, зашли Марва, Пэт и Карен, Нэн была уже готова. «Ламли» оказался недалеко, всего в пяти кварталах, и так как тетя Элизабет уже уехала в больницу, никто не заставлял Нэн брать такси.

Нэн бывала в «Ламли» дважды, но оба раза с тетей Элизабет. И видела только витрины и большую входную дверь. Ей казался немного странным этот поход с девочками, но Марва шла впереди уверенно, как будто для нее это привычное дело.

В магазине было много покупателей, Нэн толкали женщины, которые обращали внимание только на то, что выложено на столах и прилавках с красными ярлычками распродажи. Приходилось торопиться, чтобы не выпустить из виду девочек, и Нэн не потеряла их только потому, что на Марве было ярко-алое пальто.

Они направились прямо в отдел украшений, где на прилавке лежали груды цепочек и заколок, а с высоких подвесок свисали ожерелья. Нэн наблюдала, как Марва порылась в груде на столе, выбрала подвеску в виде большого яблока, того же цвета, что ее пальто, и подняла за блестящую цепочку. Пэт разглядывала заколки, а Карен смотрела, как Марва раскачивает яблоко, словно зачарованная его блеском.

— Как вы думаете? — спросила Марва, прикладывая подвеску к пальто, а потом снова отнимая. — С моим синим платьем…

— Здорово! — выдохнула Карен. — Просто здорово!

— Сколько? — спросила Марва у продавщицы, которая так неожиданно материализовалась по ту сторону прилавка, словно выросла прямо из пола.

— Дай-ка взглянуть. — Подвеска была искусно выхвачена из рук Марвы, и продавщица повернула маленький ярлычок, прикрепленный к цепочке. — Четыре доллара, это сниженная цена.

— Три доллара — и то слишком дорого, — рассмеялась Марва. — Спасибо. — И она отвернулась от прилавка с украшениями.

Нэн заметила заколку — кошачья голова, усаженная блестящими камнями. Посмотрела на цену на таком же ярлычке — три девяносто пять. Больше половины ее двухнедельных карманных денег. Жаль — заколка ей понравилась.

Почувствовав, как Пэт протиснулась мимо нее, Нэн положила заколку и отошла. После того как они побывали в отделах шарфов, теннисок и еще в нескольких интересных местах, она решила, что «Ламли» — слишком дорогой магазин. В каждом отделе Марва находила какой-нибудь предмет и спрашивала цену — хотя вполне могла посмотреть сама, а Пэт при этом слегка отставала, трогала товар, а Карен пылко хвалила вкус Марвы.

Когда миновали отдел кофточек, Нэн решила, что так проводить утро — рассматривать и ничего не покупать — скучно. И обрадовалась, услышав слова Марвы, что чайная комната открыта и можно пойти туда поесть.

Марва попросила официантку усадить их в дальнем углу у окна, заказала сэндвичи и коку и, когда официантка ушла, посмотрела на Пэт.

— Ну что? — негромко спросила она.

Пэт широко улыбнулась и кивнула. Нэн удивленно переводила взгляд с одной девочки на другую. Марва рассмеялась.

— Покажи ей, — приказала она Пэт.

Пэт оглянулась. Вблизи их столика никого не было. Она сунула руку в широкий карман куртки. Но держала ее под столом, так что видеть могла только Нэн.

На ее ладони лежала подвеска-яблоко. Нэн увидела ее лишь на мгновение, потом Пэт снова ее спрятала.

— Но… — Нэн не верила своим глазам.

Марва снова негромко рассмеялась, глаза ее сверкали.

— Нет, это не та же самая. Там их было три или четыре — ты разве не заметила? Пэт стащила одну, когда я спрашивала цену.

Нэн стало нехорошо.

— Это… это воровство, — тихо сказала она. Марва продолжала улыбаться.

— Это игра, — сказала она. — Это двойной вызов. Одна выбирает что-то и спрашивает. А вторая, та, у кого в этот день вызов, должна стащить такое же. У меня есть деньги. — Она похлопала по кошельку. — Если нас кто-нибудь поймает, мы заплатим. Но до сих пор никому поймать не удавалось.

Пэт со своей кривой улыбкой наблюдала за Нэн.

— Струсила, — объявила она. — Но не думаю, чтобы она стала болтать. Загляни в свой левый карман, Нэн, дорогая. — Голос ее прозвучал резко и торжествующе.

Нэн, удивленная, потрогала карман. Пальцы ее наткнулись на острый конец карточки. Она потащила за нее и вытащила заколку с головой кошки.

— Нет… я не… — Она так испугалась, что готова была убежать от Пэт, от всех трех.

— Кто тебе поверит? — спросила Пэт. — Ты разглядывала ее; продавщица, наверно, это заметила. И, конечно, у тебя нет денег, чтобы заплатить за нее. Вот и хорошо. Если тебя поймают с этим, кто тебе поверит, если ты скажешь, что не брала?

Нэн затолкала карточку поглубже в карман. Ей стало холодно. Повторяется кошмарный сон, то ужасное чувство, которое вызывал в ней дядя Джаспер. Все, что сказала Пэт, правда. Как бы она ни отказывалась, кто ей поверит? Она не понимала, как Пэт положила заколку ей в карман; но то, что она там оказалась, было страшно.

Марва кивнула.

— Это с тобой проделала Пэт, — сказала она небрежно, как будто это пустяк. — Теперь ты имеешь право проделать то же самое с ней — это и есть двойной вызов. Не смотри так, словно наступил конец света. Дети все время так делают — это всего лишь игра.

— Осторожней, — прошептала Карен. — Официантка возвращается.

Нэн с несчастным видом смотрела на столик. Заколка словно огромной тяжестью оттягивала карман. Она должна от нее избавиться. Но как? Невозможно просто вернуться к прилавку и отдать. Как сказала Пэт — кто ей поверит?

— Ответь на ее двойной вызов, — настойчиво сказала Марва, когда официантка поставила сэндвичи и отошла.

— Нет. — Нэн была голодна, но теперь всякое желание попробовать сэндвичи исчезло. Вначале она испугалась, теперь начала сердиться. Дядя Джаспер считал, что может запугать ее и заставить стать шпионкой. А теперь эти три хотят заставить ее играть в их «игру». Она что-нибудь придумает: она просто обязана!

Пэт через стол посмотрела на Марву.

— Я вам говорила, — презрительно сказала она, — у нее не хватит храбрости. Только посмотрите на нее. Еще минута, и она все выложит!

Нэн протянула руку к сэндвичу, откусила и начала жевать. Почему-то у него был вкус яблок с корицей, хотя сэндвич с салатом с цыпленком. Она перехитрила дядю Джаспера — хотя это был только сон. А значит, должна поступить умней Пэт и остальных.

— Я не расскажу про вас… — начала она.

— Еще бы! — выпалила Пэт. — Только попробуй…

— Но никакого вызова Пэт давать не буду, — продолжала Нэн так, словно ее не прерывали.

Она положила сэндвич. Не могла есть еду, за которую обещала заплатить Марва, — боялась подавиться. И прежде чем кто-нибудь из девочек смог пошевелиться, встала.

— До свидания, — сказала Нэн и пошла, не оглядываясь.

В вестибюле чайной комнаты она подошла к девушке, которая принимала сумки.

— Скажите пожалуйста, — ей потребовалось собрать все мужество, — где здесь возвращают найденные вещи?

— Можешь оставить прямо здесь.

Нэн достала заколку с прикрепленным к ней ярлычком.

— Я нашла это.

— О! — Девушка взяла заколку. — Должно быть, выпала у кого-то из сумочки. Это случается время от времени. Спасибо. Мы оставим ее на время — может, кто-нибудь спохватится. Если оставишь свое имя…

Нэн покачала головой.

— Мне она не нужна — просто она не моя.

Кто-то отодвинул ее, чтобы оставить тележку с покупками, Нэн вышла и направилась к лифту. Она испытывала такое же облегчение, как во сне, когда мальчик, которым был Крис, забрал то, что лежало в тайнике гостинцы «Благородный олень». Все-таки она бросила этот двойной вызов, но не так, как планировали те три. Она вернула заколку и не рассказала о них. Может, следует рассказать. Но она не могла заставить себя. Хотела только не иметь ничего общего с их «играми».

Нэн понимала, что они теперь постараются сделать ее жизнь более трудной. Придется быть внимательной, особенно когда рядом Пэт. То, что девочка могла сунуть ей заколку в карман так, что она не заметила, потрясло Нэн.

Как можно быстрей она пробралась через толпы покупателей: боялась, что Пэт и остальные могут причинить ей какие-нибудь неприятности. И с облегчением вздохнула, только выйдя на улицу.

Возвращаясь домой по мокрому снегу, Нэн позволила себе впервые вспомнить свой сон, вспомнить во всех деталях. Если бы она не устояла перед дядей Джаспером — что ж, может, не смогла бы сегодня победить Пэт.

Но гостиница по-прежнему ее пугала. Она надеялась, что Крис оставит ее там, в ящике своего стола, и она никогда больше ее не увидит.

Когда тетя Элизабет спросила, как прошел день, Нэн отвечала уклончиво. Да, они ходили в «Ламли», да, Марва всех угостила ланчем. Но когда тетя Элизабет предложила, чтобы Нэн отплатила походом в кино в ближайшую субботу, Нэн сказала, что нужно подумать: у Марвы уроки танца. Это было правдой: Марва сама рассказывала об этом с гордостью.

Когда она пошла к себе, собираясь сесть за уроки, Крис поджидал ее в коридоре.

— Слушай. — Он схватил ее за руку. — Гостиница. Нужно ее спрятать в твоей комнате. Тетя Элизабет говорит, что необходимо переделать мой стол, и рабочий придет завтра. У меня нет места, куда не заглянула бы Клара…

— Я ее не хочу! — негромко, но решительно ответила Нэн.

— Ты должна ее взять! — так же настойчиво ответил он.

Нэн видела, что спорить с ним бесполезно. Хорошо, она возьмет ее и спрячет на дне платяного шкафа.

Но закончив для Краба отчет о прочитанной книге, Нэн не сдержалась, забралась в шкаф, достала сверток и развернула свитер, в который была укутана гостиница. Модель ее одновременно пугала и притягивала. Наконец, почти вопреки желанию, она поставила ее на столик у кровати. Если бы только она не казалась такой реальной!

Ей хотелось от нее спрятаться. Но она обнаружила, что не может. Позже, уже лежа в кровати, сонная, она отвернулась. Нэн хорошо знала, что гостиница здесь, но она не будет на нее смотреть!

7. Джентльмены

— Нэн!

Вначале голос доносился издалека, приглушенно.

— Нэн!

Она открыла глаза и села в кровати. Но это не ее кровать. В сером полусвете потолок сильно наклонен в одну сторону, и в этой стене, почти на уровне пола, маленькое оконце.

— Нэн! — В дверь рядом с постелью сильно застучали.

Должно быть, она проспала. Это ее зовет Эмми и… Нэн выбралась из-под одеяла и негромко ахнула, когда коснулась голыми ногами ледяных досок пола.

— Иду, — отозвалась она. Схватила первую нижнюю юбку, надела через голову и крепко завязала поверх рубашки, которую носила днем и ночью — в качестве пижамы. Потом вторая нижняя юбка, более плотная, и наконец шерстяное платье. Сначала она забралась в платье и только потом вытащила из-под кровати толстые шерстяные носки, которые связала сама, и сунула ноги в тяжелые неуклюжие башмаки.

Вода, которую она на ночь оставила в миске, у края затянулась ледком, а дыхание вырывалось белым паром. Нэн протерла лицо краем мокрой тряпки, расчесала волосы и заколола под чепцом. Остается передник. Завязывая его, она спускалась по узкой лестнице к теплу кухни.

Кук была раздражена: у них три гостя пережидают непогоду. Нэн придется тащить большие тяжелые медные кувшины с горячей водой — от них ноют плечи, — а потом относить леди горячий шоколад. Только бы тетя Пруденс не узнала о ее опоздании! Неужели ей так повезет?

— Ты едва не опоздала, девчонка!

Кук гремела посудой, как всегда, когда сердится. Нэн даже не пыталась извиняться. Кук все равно не станет слушать. Эмми скорчила рожу и предупредительно покачала головой. Тети Пруденс не видно. Хоть в этом повезло.

Эмми уже налила горячую воду из большого котла в кувшины. Нэн знала, чего та ожидает за свою помощь: порцию бекона из завтрака Нэн. Эмми всегда в чем-то опережает ее.

— Оленихе и Единорогу, — без всякой необходимости сказала Кук, просто чтобы показать, что здесь командует она.

Нэн кивнула. Пар от воды в кувшинах обжигал пальцы. Она покрепче ухватилась за ручки и пошла наверх по кривой лестнице, которой пользовались слуги.

В «Благородном олене» есть пять номеров, где можно остановиться на ночь. В старину в них останавливались по несколько человек. Сейчас у джентри другие обычаи. Конечно, слуга каждого джентльмена спит на полу на матраце, а в номере леди ночует ее служанка.

Как бы осторожно ни шла Нэн, немного воды переливается через край кувшина. Придется потом ее подтирать. Она поставила по кувшину у каждой двери с рисунком (нарисованы были застывшая олениха и скачущий единорог), постучала и вернулась в кухню, только услышав раздраженный ответ изнутри.

Кук суетилась у подноса с лучшим фарфором, ставила чашки, блюдца и кастрюльку с шоколадом. Но еще не наливала горячий напиток.

— Пока это еще не нужно, — она говорила скорее сама с собой, чем обращалась к девушкам. — Ни одна мисс не раскроет глаза, пока солнце не поднимется высоко. Не глазей на меня, девчонка, — обратилась она к Нэн. — Хозяйка ждет свой чай с хлебом в маленькой гостиной. Нарежь хлеб потоньше, никаких ломтей, какие едят пахари.

Нэн вытерла руки о край фартука и взяла белую буханку. Белый хлеб предназначен только для гостей и для тети Пруденс. Нэн слегка нервничала. Легко отрезать ломоть чуть шире или уже, чем нужно. В любом случае ее ждет выговор. И нужно помнить, что ее ждет не тетя Пруденс, а хозяйка Сэмпсон.

Не каждая женщина сумеет управлять такой большой гостиницей, как «Благородный олень». Госпожа Сэмпсон унаследовала ее от своего отца, Сэма, и превратила в хорошее место для ночевки. Когда дворяне едут в Рей или из него, обязательно останавливаются здесь.

Нэн положила три куска хлеба на тарелку с таким же рисунком, что и чашка с шоколадом, добавила кусочек масла, которое сама сбила два дня назад, еще поставила блюдце с вишневым джемом и чайную ложечку. Чай госпожа заварит себе сама, она держит его под замком в коробке.

Неся поднос со всей осторожностью, на какую способна, Нэн пошла по коридору. Ничего хуже, чем выронить поднос и разбить фарфор, с ней случиться не может. Хоть она и дочь сестры хозяйки, но горько пожалеет о своей ошибке.

Тетя Пруденс двадцать раз в день говорит, как ей повезло, что она может жить в «Благородном олене» — после того что случилось в Тилсворте. Нэн плотно поджала губы и постаралась не вспоминать.

Но сделать это было нелегко. Она снова видела высоко взметнувшийся огонь, слышала крики мужчин, которые выводили животных из амбара. Потом занялся дом — и теперь от него ничего не осталось, кроме ямы от погреба, вокруг которой растет шиповник, словно скрывая уродство. Папа — он той ночью сильно простудил легкие. И умер меньше чем через неделю. Мама — они с Руфью вернулись к бабушке, а земля — Джон ее продал. Он сказал, что не собирается рисковать и кончить жизнь так же, как папа.

Джон ругал папу, и мама сказала, что больше не хочет его видеть. И все потому что папа соблюдал закон и не хотел помогать «джентльменам», позволяя им ночью пользоваться своими лошадьми.

Джон говорил, что нет вреда в том, что действуешь вопреки плохому закону, эти законы слишком тяжелы для бедняков. Если и есть те, кто действует незаконно — вроде «джентльменов», которые доставляют товар, доступный по цене бедным людям, — то они делают добро.

Но папа — он говорил, что закон есть закон. Вначале он приютил подстреленного налогового агента, которого оставили умирать. «Джентльмены»-контрабандисты прикололи к двери предупреждение. Но когда им понадобились лошади, папа сказал «Нет». Джон говорил, что они считают, будто папа доносит королевским людям. И поэтому Тилсворт подожгли, а ко всем Мэллори, кроме Джона, те, кто поддерживает контрабандистов, стали относиться как к предателям.

Тетя Пруденс — она старшая мамина сестра и никогда не была замужем. Говорят, она решила никакому мужчине не позволять управлять собой и «Благородным оленем», который оставил ей отец. Она приняла Нэн, сказала, что та уже достаточно большая, чтобы быть полезной, но следила, чтобы племянница отрабатывала свой хлеб.

Нэн постучала в дверь и вошла, поставила поднос на стол и сделала реверанс. Тетя Пруденс взглянула на серебряные часы, которые висели у нее на поясе.

— Ты опоздала. Опоздание — это растрата времени, а время — деньги.

Нэн знала, что отвечать не следует. Это она поняла очень быстро после появления здесь. Тетя Пруденс критично разглядывала хлеб.

— По крайней мере нарезала правильно. — Говорила она таким тоном, словно ей не хотелось это признавать. — Ладно, можешь идти… У тебя должно быть много работы.

Нэн снова присела.

— Да, госпожа.

— Так займись ею.

Нэн торопливо направилась на кухню. Если не вернется вовремя, Эмми съест всю ее порцию бекона.

— И вот он держит полный кулак жира и никакого пони!

Громкий смех заполнял кухню. Перед огнем спиной к нему стоял Джошуа, старший конюх; он раздвинул полы своего жакета, чтобы согреть заднюю часть кожаных брюк. Кук, с гораздо более любезным выражением, наливала ему кубок, а Эмми сидела на стуле, ела с тарелки на коленях и слушала, широко раскрыв глаза.

Но когда Нэн вошла, Джошуа неожиданно перестал смеяться. Он недовольно посмотрел на нее, хотя продолжал широко улыбаться.

— Мы говорим о том, как недавно одурачили нового офицера. — Улыбка его стала злобной. — У джентльменов есть способ переправлять товар. Они бреют своих пони, намазывают их жиром, как Кук сковороду. Потом берут старую опытную кобылу, которая знает дорогу в темноте, и привязывают к ней пони. И не нужен человек, чтобы вести их. А если кто-нибудь попробует их поймать — как эти полицейские две ночи назад, не смогут. Этот Хейверс, он всегда что-нибудь придумает! Хитрый малый!

Нэн хорошо знала, что это предназначалось ей. Она не хотела смотреть на Джошуа. Вместо этого посмотрела на тарелку, которую пододвинула ей Кук. Хлеб и сыр — бекон Эмми уже съела. Нэн прислонилась к краю стола с посудой и принялась есть. Она говорила себе, что уловки контрабандистов для нее ничего не значат. Хейверс — она много слышала о нем. Хотя, конечно, это не настоящее его имя. Он может быть любым жителем деревни, за исключением священника и сквайра.

Все они считают ее отца глупцом — те, кто не зовет его предателем и говорит, что он передавал информацию командиру королевских солдат. Но сейчас это не ее забота. Если Хейверс захочет при дневном свете провести своих намазанных жиром пони по деревне, пусть ведет.

— Эй, в доме!

Голос, громкий и ясный, доносился снаружи, и все услышали топот нескольких лошадей на мощеном дворе. Джошуа, удивленный, оторвался от камина. Слишком рано для путников, и он считал, что сможет побыть немного в теплой кухне. С мрачным видом он направился к выходу.

Эмми с набитым ртом, продолжая жевать, выглянула в окно. И сразу повернулась.

— Это они!

— Кто они? — Кук отодвинула ее от окна.

— Солдаты! — Эмми проглотила еду. — И с ними раненый!

Кук, не оглядываясь, отдала приказ:

— Нэн, иди расскажи хозяйке. Ей решать.

Нэн побежала назад по коридору, постучала в дверь и вошла, не дожидаясь разрешения.

Тетя Пруденс нахмурилось:

— В чем…

— Тетя, госпожа, — торопливо поправилась Нэн, — там во дворе солдаты, и с ними раненый!

Тетя Пруденс долго молчала, оставаясь неподвижной. А когда встала из-за стола, на ее лице ничего нельзя было прочесть. Она решительно миновала Нэн и направилась к входной двери, которая вела прямо во двор конюшни. И задержалась лишь для того, чтобы снять с колышка плащ.

Конюшенный мальчишка уже смел снег со двора; здесь, топая и фыркая, стояли три лошади; их длинная зимняя шерсть заиндевела, как будто они давно были под открытым небом. Один человек в седле поддерживал другого, ведя на поводу и его лошадь. А третий стоял перед Джошуа, и из-под слегка раскрытого плаща виднелся форменный мундир.

— В чем дело? — Тетя Пруденс выступила вперед, и ее, как всегда, властный голос заставил обоих мужчин оглянуться.

— У меня раненый, хозяйка, он нуждается в убежище и лечении. Я Роберт Леггит, на службе короля.

Джошуа плюнул.

— Он полицейский. Вот кто он, хозяйка. — Он криво улыбнулся. — Вы ведь не хотите, чтобы они тут околачивались?

— Замолчи! — Тетя Пруденс перевела взгляд с мастера Леггита на бледного человека с закрытыми глазами. — Надеюсь, я знаю свой долг, сэр. Вносите его.

Час спустя Нэн переливала воду разливальной ложкой из кипящего котла. Ей пришлось побегать, принести мазь, которую тетя приготовила из трав, куски старой льняной ткани из маленькой комнаты в глубине гостиницы: там иногда на полу проводили ночь опоздавшие посетители. Тетя Пруденс и мастер Леггит работали вместе, вначале извлекли пулю, потом перевязали рану. Тетя Пруденс решила, что пациенту станет лучше, если выпустить немного крови: тогда не будет высокой температуры; но сказала, что аптекарь живет в десяти милях, да и не поедет он в такую погоду — снова пошел снег и стало очень холодно.

— Это неправильно! — негромко говорил на кухне Джошуа Кук и Эмми. — Этого парня подстрелил Хейверс. Думаете, ему понравится, что мы укрываем и лечим королевского офицера? Запомните мои слова, он нам за это отомстит! Госпожа слишком долго все делала по-своему; она считает себя выше любого мужчины. Ну, она скоро узнает. Верно, Нэн. — Он с улыбкой посмотрел на нее. — Ты ведь можешь ей рассказать, что бывает с теми, кто выступает против джентльменов?

Откуда-то Нэн набралась мужества, чтобы заговорить.

— А что она должна делать? Оставить человека умирать?

— Если он приведет к нам Хейверса, да, — ответил Джошуа. — Хочешь, чтобы «Благородного оленя» сожгли, как ваш дом?

Кук впервые покачала головой.

— Он не посмеет, Джош. Девочка права. Хозяйка только поступает как христианка, заботится о раненом.

— Хейверс посмотрит на это не так.

— Джошу, Кук — Эмми! — Вошла тетя Пруденс, с ее пояса свисала связка ключей. — У вас есть работа, занимайтесь ею. Нэн, леди из Леопарда проснулась. Немедленно отнеси ей шоколад.

Но прежде чем Нэн успела налить шоколад в тонкую чашку, она увидела, как тетя Пруденс остановилась перед Джошуа.

— Одень на Мэгги седло и пошли ко мне Мэтта.

— Хозяйка. — Старший конюх не пошевелился. — Если вы хотите сообщить…

— Хочу послать сообщение, — тетя Пруденс говорила отчетливо, пристально глядя Джошуа в глаза, — на полицейскую станцию. Там у лейтенанта Фиттона — это раненый — сын в гостях. Ему нужно увидеться с мальчиком, и поскорей. Мэтт поедет на Мэгги и поведет лошадь, которую ему даст мастер Леггит. И нельзя терять времени, ты меня понимаешь, Джошуа? Конюх кончиком языка облизал губы.

— Хозяйка. Я должен сказать. Хейверсу не понравится, что мы укрываем раненого офицера…

— Хейверс! — вспыхнула тетя Пруденс. — Не упоминай при мне этого негодяя, поджигателя домов! Эти люди офицеры короля, и всякий законопослушный человек должен дать им убежище, как я. И больше никаких споров, понял? Пошли ко мне Мэтта — я напишу записку, и он должен побыстрее ее отвезти. Передай ему это.

Она повернулась спиной к Джошуа и вышла из кухни. Конюх немного постоял, зажав пальцами нижнюю губу и глядя на дверь.

Нэн больше не могла задерживаться. Осторожно неся поднос, она поднялась к двери с нарисованным леопардом, поскреблась в панель. Выглянула служанка миледи, приняла поднос и велела побыстрее принести горячей воды.

Следующий час Нэн была очень занята, бегала взад и вперед. Два гостя джентльмена спустились и требовали немедленно завтрак, так что Нэн пришлось сражаться с большими тяжелыми подносами. Несмотря на суматоху, Кук отлично справилась со своим делом. На подносах тарелки с холодной ветчиной и говядиной, шипящие сосиски, только что со сковороды, вареные яйца, свежий хлеб с вишневым джемом и с маслом, кубки с элем.

Если гости и знали о том, что утром в гостинице кто-то появился, то не проявляли никакого любопытства и съели все, что им было предложено. Оба средних лет, скромно одетые, парики маленькие и аккуратно завязанные. Если не считать бархатной жилетки, которая видна была у одного под курткой, а также кружевных воротников у обоих и кружевных манжет на рукавах, выглядели они гораздо менее броско, чем сквайр Оллард из поместья в базарный день. Когда кончили есть, один подошел к окну и покачал головой.

— Неподходящий день для пути, Торп. И еще с молодой леди… Я бы не посоветовал. Нам здесь достаточно уютно.

Нэн, собиравшая посуду, увидела, что второй нахмурился.

— Мне не нравится эта задержка. Необходимо как можно быстрей добраться до Рея. Девочка, — он обратился к Нэн, — позови нашего кучера. Послушаем, что скажет Дженкинс. Он рассудителен и хорошо знает свое дело.

— Да, сэр. — Неся подносы с грудой посуды, Нэн отправилась на кухню. — Джентльмены зовут своего кучера.

Кук пожала плечами.

— Так иди позови его; у тебя ведь есть язык. Он ночевал в конюшне. Конечно, он к такому не привык, нос отворачивал — говорит Джош.

Нэн, как шалью, обернула передником руки, вышла во двор на холод и, скользя, направилась к конюшне. Когда она вошла, Джошуа повернулся.

— Чего тебе?

— Джентльмены хотят поговорить со своим кучером.

— Я его позову. Возвращайся, девочка, пока не замерзла".

Но Нэн чувствовала, что не забота о ней заставляет его это говорить. С самого ее появления в «Благородном олене» кучер демонстрировал к ней только презрение.

Она побежала назад в теплую кухню. Мэтта, который обычно убирал навоз, на конюшне не было. Не видела она и Ноэля, младшего из двух парней, которыми командовал Джошуа. И что-то в конюхе заставило ее тревожиться больше, чем обычно.

Но у Кук было много работы; надо было перемыть посуду, и Нэн с Эмми занялись этим. Нэн знала, что Кук продемонстрирует свой острый язык, если она будет медлить.

Кучер вошел на кухню, снисходительно кивнул Кук, которая, должно быть, раньше покормила его, и прошел в переднюю часть гостиницы. Немного погодя он вернулся.

— Хозяин приказал принести кирпичи, — объявил он.

— Неужели они хотят отправиться? — удивленно спросила Кук. — С юной леди и все такое?

— Они не хотят, чтобы их осаждали контрабандисты, — ответил кучер. — Я рассказал им, что заварила ваша хозяйка, и они не хотят в этом участвовать. Она слабоумная, если так настраивает против себя Хейверса. Мой хозяин, он уже десять лет ездит в Рей по делам. Он слышал много рассказов, и ни одного хорошего. Тот, кто не делает неприятностей, не получает их в ответ. Поэтому мы уезжаем.

Кук со своего места молча смотрела вслед уходящему кучеру. Лицо у нее было напряженное.

— Как тебе это нравится? — спросила она у себя самой. — Джош пустил слух — и я вот думаю, насколько далеко он уже разошелся? Нэн, — она перевела взгляд с двери, закрывшейся за кучером, на девочку, — — ты была в конюшне. Ноэля там видела?

Сердце у Нэн забилось быстрей: она уже поняла, что таится за этим вопросом. Она покачала головой.

Кук кивнула.

— Так я и думала. Джошу никогда не нравилось получать приказы хозяйки. Она обращалась с ним так же справедливо, как ее отец. Ну, хорошо, Эмми положи кирпичи в огонь и хорошенько нагрей. А ты, Нэн, иди к хозяйке… — Она немного поколебалась, потом добавила: — Мне особенно нечего сказать, но передай ей, что Ноэля нигде не видно. Если предупреждение нужно, лучше его получить.

Нэн побежала по коридору. Ей было холодно, она дрожала. Вспомнила, каково было, когда папа противостоял джентльменам. Неужели это произойдет снова?

Тетя Пруденс в маленькой комнате сидела возле раненого. Те, что с ним приехали, стояли у стены, наблюдая, как она прикладывает ко лбу раненого влажную тряпку. Раненый что-то бормотал и срывал с себя одеяло.

— Это лихорадка, — говорила тетя, когда Нэн вошла. — Одному из вас надо съездить за аптекарем. Даже если он не приедет сам, скажет, что нужно делать. Чего тебе? — закончила она гораздо резче, увидев Нэн.

— Меня послала Кук. Джентльмены и леди — они уезжают. Джош рассказал им об… — она рукой указала на постель, — и они думают, что Хейверс причинит нам неприятности. И… Ноэля нет в конюшне… я его не видела. Кук думает…

Тетя Пруденс неожиданно рассмеялась.

— Если у тебя есть и другие плохие новости, держи их при себе, прошу тебя. Да, получив это сообщение, Хейверс, конечно, будет здесь.

— Если у вас есть фургон, хозяйка, мы могли бы… — впервые заговорил младший из мужчин.

— Если вы его повезете, через час он умрет, — решительно ответила тетя Пруденс. — Или думаете, что его можно оставить здесь и это не станет известно? Все зависит теперь от удачи, а это нехорошо.

— Окна — закройте ставни и заприте их, — приказала она. — Сделаем, что сможем. Теперь все решает Мэтт: мой он слуга или Джоша? А также сумеет ли сын лейтенанта вызвать помощь. Я ясно дала понять в письме…

— А сейчас, — она подтолкнула Нэн перед собой, — я должна повидаться с уезжающими гостями, которые не хотят участвовать в бедах других людей.

Выйдя за дверь, она положила одну руку на плечо Нэн, а другой отыскала ключ в связке, свисавшей с пояса.

— Возьми, — она высвободила ключ, — и иди в кабинет моего отца. Найди ружье для дичи и два пистолета, прихвати все заряды для них, сколько найдешь. И все побыстрей принеси в гостиную.

В кабинете было очень холодно и затхло, но чисто, потому что сама тетя Пруденс прибиралась здесь ежемесячно. Ружье оказалось таким тяжелым, что Нэн пришлось тащить его по полу; весь опыт таскания подносов и кувшинов не подготовил ее к такой тяжести. Она нашла также два длинных тяжелых пистолета; они лежали в шкафу поверх плаща дедушки. Был также мешочек с зарядами и пороховой рог; Нэн все это собрала, но ей пришлось переносить в гостиную в два приема.

На булыжниках двора прогремели колеса: должно быть, гости уезжают в Рей. Почтовая карета из Рея будет только завтра утром. Может, тетя Пруденс пошлет за помощью в поместье. Но ничего хорошего это не даст. Сквайр в Лондоне со своей леди, и Нэн подозревала, что без его приказа никто в поместье не поможет гостинице.

Когда она прислоняла длинный ствол ружья к столу, вошла тетя Пруденс. Нэн протянула ей ключ.

— Это все, что я смогла найти.

— Хорошо. Теперь надевай плащ, девочка. Вы с Эмми пойдете в дом Ходжинсов…

Нэн покачала головой.

— Нет.

Мгновение ей казалось, что тетя Пруденс оторвет ей уши за такое открытое неповиновение. Но та только вздохнула.

— Наверно, это твое право. Но это не игра, Нэн. Что бы ни говорили о джентльменах, люди Хейверса негодяи. — Слово «джентльмены» тетя Пруденс произнесла презрительным тоном. — Мне бы не хотелось, чтобы ты была здесь, когда они придут.

— Я не уйду! — Нэн собрала всю решимость. — Должно быть что-то, что я смогу делать. Могу отнести послание в поместье…

Но тетя Пруденс сразу подтвердила то, что говорил девочке здравый смысл.

— Зачем? Сквайра нет, а без него ни один из слуг пальцем не пошевелит. Но кое-что ты можешь сделать. Надевай плащ, бери корзину, как будто тебя послали с поручением, и иди по дороге к Малмси. Скажи бабушке, что я послала тебя за пиретрумом. Сейчас уже все в деревне — если, конечно, Джош хорошо проделал свою работу, в чем я не сомневаюсь, — уже хорошо знают, что у нас раненый, который нуждается в лечении. Если бабушка начнет расспрашивать, скажи, что к нам идут королевские драгуны, чтобы защищать его, потому что он важный чин. А по дороге посмотри, не наблюдают ли за нами.

Нэн кивнула и вышла. Полчаса с небольшим спустя она уже вернулась.

— Ну? — спросила тетя Пруденс, беря у нее пакет с высушенными травами.

— Я никого не видела. Как будто все ушли из деревни. Я рассказала бабушке о драгунах. Она ответила: «Чтоб они никогда не добрались, эти красномундирники!» Но подмигнула мне, говоря это.

— Все в деревне стараются не связываться с происходящим. Что ж, другого я и не ожидала. Но до ночи Хейверс не придет: такие, как он, любят действовать в темноте. Эмми ушла. Теперь помоги Кук.

Большая кухня, казалось, заполнилась тенями. Кук гремела котлами и кастрюлями, но чувствовалась странная пустота. Кухарка посмотрела на Нэн.

— Если бы у тебя было хотя бы столько же ума, сколько у новорожденного теленка, ты бы ушла вслед за Эмми.

Нэн задрала подбородок.

— Не вижу, чтобы ты убежала, — ответила она. К ее удивлению, Кук рассмеялась.

— С моим-то весом! Я с хозяйкой с тех пор, как она была еще меньше и худее тебя. И она и ее отец хорошо ко мне относились. Не могу же я в такое время убежать и оставить ее. У меня есть это. — Она коснулась рукояти большого ножа для мяса. — Но Джош и Ноэль ушли. Крысы быстро разбегаются. Пусть бегут. Начинай резать зимние яблоки. Я одна не справляюсь, а еду готовить все равно нужно.

Они поели в середине серого дня. Снег прекратился. Но поднялся ветер, он страшно свистел в карнизах гостиницы. Солдаты, которые привезли раненого, закрыли все ставни, а тетя Пруденс сама заперла двери. Солдаты пошли на конюшню, чтобы покормить лошадей, но вернулись, обнаружив, что все животные исчезли. Конюшня пуста.

Казалось, тетя Пруденс не удивилась. Однако время от времени поглядывала на большие часы и принималась беспокойно расхаживать по комнатам, когда не сидела у постели раненого. Он спал, но один раз тетя Пруденс подняла его и заставила выпить напиток, который сама сварила из лекарственных трав.

Как всегда в это время года, стемнело рано. Нэн украдкой пробралась на второй этаж, чтобы выглянуть в окно: здесь их еще не закрывали. В деревне никаких признаков жизни, только из нескольких труб поднимается дым, и его сразу относит ветром На дороге не видно ни одного следа. Как и обитатели «Благородного оленя», жители деревни выжидают.

— Что ты здесь делаешь, девочка?

Нэн едва не закричала. Человек возник в темноте за ней так незаметно, что она его не слышала. Потом увидела его лицо и узнала: мастер Леггит.

— Просто смотрю. Никого нет.

Он оттолкнул ее от окна.

— Они там, внизу, не упускают шансов. Ты дочь Мэллори?

— Да.

— Тогда ты должна знать, как поступает Хейверс… — он спохватился и замолчал. — Я не хотел тебе напоминать об этом. — Он как будто устыдился своей откровенности.

— И не нужно… я хочу сказать — напоминать не нужно. Я все помню, — быстро ответила она. — Вы… вы думаете, это правда… что драгуны придут нам на помощь?

— Возможно.

Но в голосе его не было уверенности, подумала Нэн, и ей стало холодно — но не от холода комнаты.

— Думаете, Мэтт не смог доставить письмо?

— Одно я знаю точно, девочка, — ответил он. — Если молодой Крис Фиттон получит письмо, нам помогут. Он очень любит отца — их в семье осталось только двое. Он учится и… еще не выбрал, чем будет заниматься. Но он уже месяц живет с лейтенантом Фиттоном, я не видел двух таких близких людей. Кажется, один только подумает о чем-то, а другой уже знает. Да, молодой Крис уже в пути — если получил письмо. На станции есть еще три или четыре полицейских.. и еще королевские драгуны…

— Смотрите! — Нэн показала в окно. Но тень, которую она увидела, уже исчезла.

— Что ты видела? — спросил Леггит.

— Вон там внизу, у дерева. Мне показалось, что-то движется.

— Должно быть, ветер качает кусты. Может, только это ты и увидела. Но скажи внизу, что я останусь тут понаблюдать.

Нэн побежала по лестнице вниз. Она была уверена, что видела вовсе не качающиеся ветви: кто-то перешел от одного укрытия к другому.

Передав сообщение, она обнаружила, что тетя Пруденс сидит рядом с раненым. Единственная свеча едва освещала комнату. Тетя вышивала: Нэн много раз видела ее по вечерам за этим занятием в гостиной. Но на столе рядом со свечой лежали заряженные и взведенные пистолеты.

Крис Фиттон прислонился к кусту и поднес пальцы ко рту. Пальцы так замерзли, что потеряли подвижность, и шерстяные митенки — перчатки без пальцев — почти не грели. Гостиница в темноте казалась черным пятном. Он не видел ни лучика света. Конечно, если отец ранен так тяжело, как сообщил посыльный, его не могли перевезти.

Оставив в миле за собой группу драгун и поехав быстрее вперед, он знал, что должен быть осторожен, как лиса, по следу которой идут собаки. Лошадь он спрятал в кустах, решив, что пешком легче незаметно подобраться к гостинице. Хорошо, что сержант Джонсон знает его отца: он согласился повернуть своих людей, когда пришло сообщение.

А ему нужно пробраться в гостиницу, хотя он помнит, что сказал парень, который принес письмо. Все вокруг так боятся Хейверса, что никто пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Но эта женщина дала отцу убежище, и, может быть, она…

Крис прикинул открытое пространство от своего укрытия до двора. Если не поскользнется на снегу, доберется быстро.

И он добрался, и хотя во дворе поскользнулся на булыжниках и упал на колени, сразу вскочил Мэтт рассказал ему, как расположено здание, и он помнил этот рассказ. Справа, за окном с прочным ставнем, должно быть, комната, в которой лежит отец. Он прижался плечом к стене и начал пробираться вдоль нее. У второго окна негромко свистнул в три ноты.

Немного погодя свистнул снова, потом решился выпрямиться и постучать в ставень. В тишине двора стук прозвучал так громко, что Крис снова прижался к стене и прислушался.

И почти сразу над его головой изнутри ударили кулаком в ставень. Потом послышался приглушенный голос:

— Кто там?

— Крис Фиттон!

— Иди в конюшню, — послышался приказ. — Там есть дверь.

Вспоминая указания Мэтта, Крис двинулся как можно быстрей, отыскивая темную, полную запаха лошадей конюшню. Там виднелась полоска света, но едва заметная. Он направился к ней, дверь приоткрылась, и он увидел Леггита, который держал в руке затененную лампу и вглядывался в темноту.

Несколько мгновений спустя Крис стоял в ногах кровати. Хотя на столе горела свеча, он с трудом различал раскрасневшееся лицо отца. Но голова на подушке металась, слышались едва различимые непонятные слова, и это еще сильней встревожило мальчика.

— Он… он очень болен? — Крис старался говорить нормальным тоном, чтобы не выдать свой страх.

— Это лихорадка. — Высокая женщина с напряженным лицом сменила влажную тряпку на лбу отца

Крис крепко сжал столбики спинки, спросил.

— Можно что-нибудь сделать?

Она даже не посмотрела на него, все ее внимание было обращено к раненому.

— Все, что можно было, мы сделали.

— В Рее есть врач…

Теперь она взглянула на него.

— Его нельзя перевозить. И я не думаю, чтобы ты смог привести сюда врача.

Крис вспомнил.

— Вы думаете — из-за них? — Он показал на забранное ставнем окно.

Прежде чем она смогла ответить, открылась дверь, и Крис быстро оглянулся через плечо. Там стояла девочка с подносом, на котором небольшая чашка и кувшин. Она быстро, но осторожно подошла к постели, как будто опасалась пролить то, что принесла.

— Их видели, — сказала она негромко. — Мастер Леггит зовет его. — Она кивком показала на Криса.

— Тебе лучше идти, — сказала женщина. — Здесь ты ничем не поможешь. Если он придет в себя, я сразу пошлю за тобой.

Крис неохотно вышел, но девочка пошла за ним.

— Сюда, — показала она, минуя его в коридоре.

Крис, мигая, вошел в большую кухню. Здесь сидел мастер Леггит и ел хлеб с сыром. Прежде чем заговорить с Крисом, он сделал большой глоток эля из кубка.

— Говоришь, драгуны подходят? Возможно, они попадут в ловушку. Сюда ведет только одна дорога, и Хейверс со своей бандой может укрыться в десятке мест вдоль нее. У наших людей не будет ни шанса.

— Вы думаете, они посмеют напасть на драгун?

— Хейверс посмеет, — ответил полицейский — Он черной ненавистью ненавидит мастера Леггита. Десятки раз клялся, что убьет его в отместку за повешенного брата, которого захватил лейтенант. Это не обычный бандит Вся округа боится его подручных. Думаю, он до сих пор на нас не напал, потому что хочет захватить и посланных на помощь. Победа не только над полицейскими, но и над драгунами докажет, что он великий человек, каким себя считает, что он может править здесь и оставаться в безопасности. Нельзя допустить, чтобы драгуны столкнулись с неведомой опасностью.

— Есть способ…

Оба удивленно оглянулись: заговорила девочка. Впервые Крис внимательно посмотрел на нее. Худая и высокая — как та женщина, что дала убежище его отцу, волосы убраны под простой девичий чепец, платье как у горничной, без малейших претензий на моду. С длинным носом и широким ртом, вряд ли кто-нибудь посмотрит на нее повторно. Только глаза особенные. Сейчас они широко раскрыты и кажутся зелеными, как у кошки перед огнем.

— Что ты знаешь? — спросил мастер Леггит.

— Есть окольная дорога, она идет лесом. Проехать по ней нельзя, но можно пройти, ведя на поводу лошадей…

— Если такая дорога есть, Хейверс будет следить и за ней.

— Но ее знают только местные. Не думаю, чтобы он считал, что кто-то из местных способен провести драгун.

— Если кто-то выйдет из гостиницы, они заметят. — Мастер Леггит внимательно смотрел на нее, опираясь подбородком о руку.

— Может, да, а может, и нет. Сейчас снег, мастер. Если одеться в белое и украдкой выбраться из заднего окна, есть шанс.

— Одеться в белое? — подхватил Крис Он понимал опасения мастера Леггита. Если есть способ, им нужно воспользоваться.

Девочка махнула рукой.

— У нас много простынь, из них можно сделать плащи.

— И ты поведешь? Ваши мужчины сбежали..

— Поведу, — просто ответила она. — Помните, мастер, у меня тоже есть счеты с этим Хейверсом. Я Нэн Мэллори, и год назад…

— Да, — кивнул мастер Леггит. — Но ты, молодая девушка, — нет.

— Да, — возразила Нэн, словно готовая настаивать и дальше. Крис заметил, что она крепко сжала кулаки поверх передника.

— Я не могу позволить…

— Сегодня у вас нет выбора. — В ее голосе звучала почти такая же властность, которую слышал Крис в голосе той женщины возле отца.

— Я пойду, — к нему вернулась способность речи, — если она покажет дорогу. Сержант Джонсон знает мой голос; он может не прислушаться к незнакомому голосу из темноты.

— Мне это не нравится.

— У нас нет другого выхода! — возразил Крис.

Нэн переводила взгляд с одного на другого.

— Принесу простыни, — сказала она

Но вырезая отверстия в простынях, чтобы они могли служить плащами, она не чувствовала себя храброй. К ее удивлению, тетя Пруденс одобрила план, но настояла, чтобы они прошли не дальше перекрестка, обойдя его лесом.

— Ты понимаешь, как это опасно? — спросила она у Нэн, оставшись с ней наедине. — Хейверс и его бандиты…

— Я видела, что они могут сделать, — Нэн набралась мужества для ответа. — Они могут сжечь «Благородного оленя». И никто из деревни не придет на помощь.

— Если готова идти, то действуй быстро и осторожно. — Тетя Пруденс повернулась и обратилась к мальчику. — Никаких героических нападений; вполне достаточно, если вы сумеете передать сообщение.

Нэн наблюдала за мальчиком. Он не очень-похож на раненого отца. Светлые волосы, перевязанные сзади шнурком; загорелая кожа, словно он много времени проводит на свежем воздухе. Вполне может сойти за Мэтта, Ноэля или любого мальчишку, который служит на конюшне, если бы не упрямый рот и квадратный подбородок. Чем-то он от них отличается, но Нэн трудно решить, чем именно.

И вот она режет замечательные простыни, а он стоит и слушает мастера Леггита, который снова и снова напоминает об осторожности.

Обвязав головы краем простыни — это капюшон, закутавшись в остальное, они выбрались через окно. Мастер Леггит стоял на страже, готовый захлопнуть ставень, как только они благополучно доберутся до ягодных кустов.

Сердце Нэн билось так сильно, что ей трудно было дышать. Хуже всего каждое мгновение ожидать окрик из кустов или даже пистолетный выстрел. Добравшись до кустов и заснеженного сада, она почувствовала слабость от облегчения.

Здесь она пошла первой, перебегая от одного дерева к другому. Наконец добрались до живой изгороди. Возле нее опустились на четвереньки и поползли, останавливаясь и прислушиваясь к любому звуку.

Добравшись до прохода в изгороди, Нэн поползла по нему, придерживая ветки, чтобы они не ударили Криса по лицу. Она слышала только шум своего движения и стон ветра.

Теперь они в лесу, на краю земель поместья. В такую ночь ни один лесничий не выйдет караулить дичь, и если они доберутся до дороги, то дойти до перекрестка будет нетрудно. Нэн знала, что им нужно торопиться. Драгуны ненамного отставали от Криса Фиттона, когда он сегодня утром уехал от них вперед.

Тяжело дыша и спотыкаясь, она шла, придерживая одной рукой полы простыни, а другой отводя ветки. Казалось, они идут бесконечно, но наконец показалась дорога. У Нэн не было сил говорить, она жестом показала налево.

Теперь первым шел Крис, она тащилась за ним. Он ни разу не оглянулся, чтобы проверить, успевает ли она за ним, но шел быстро, и расстояние между ними все увеличивалось. Но вот Нэн услышала топот копыт. Крис прибавил скорости и исчез, и она с несчастным видом тащилась за ним. Снег набился за отвороты. Нэн с трудом держалась на ногах.

Но вот Крис снова появился, за ним виднелись темные фигуры, которые, оказавшись на землях поместья, спешились. Драгуны!

— Теперь, мисс, — один из них, очевидно, сержант, крепко взял ее за руку, — покажите нам дорогу.

Нэн повернулась и повела их назад. Она слышала негромкие голоса, которые тут же оборвались: это резко приказал человек, державший ее за руку. Но она так устала, что последняя часть пути казалась ей дурным сном. Они увидели гостиницу — темную крепость без единого огонька. Потом грохот мушкета.

— Ну, дело сделано! — сказал ее спутник. — Ладно, парни, — он все еще говорил негромко, — покажем этому сброду, с кем он имеет дело! Мисс, вы оставайтесь здесь. Пошли, ребята!

Он выпустил ее руку, и Нэн без сил опустилась на снег. Мгновение спустя кто-то снова взял ее за руку и рывком поднял.

— Я отведу тебя в гостиницу! — Это Крис Фиттон. — Собираюсь присмотреть, чтобы люди Хейверса не добрались до отца: сержант может не остановить их.

Он потащил ее, и они добрались до окна, ставень которого мастер Леггит притворил, но не запер. Крис подсадил ее. Дрожащая и замерзшая, Нэн упала на пол, слыша крики и треск выстрелов. С легким возгласом страха девочка закрыла руками уши, стараясь уйти от звуков боя. Вся храбрость оставила ее — и теперь она ужасно испугалась.

8. «Избавься от нее!»

Нэн закрыла глаза, зажала руками уши, укрываясь в гнезде из простыней и одеяла…

Простыни и одеяло?

Но ведь она на полу старой гостиницы, под окном, куда втолкнул ее Крис. И контрабандисты…

Нэн открыла глаза, помигала от утреннего света. На мгновение она не поверила в то, что увидела. Она не в гостинице, а снова в своей постели, в квартире тети Элизабет.

Она протянула руку. Гостиница стоит на столике у кровати. Она выглядит темной и уродливой. Ей захотелось швырнуть макет на пол, разбить его. Но почему-то Нэн не смогла закончить движение руки, чтобы сделать это.

Девочка выбралась из постели с противоположной стороны, стараясь держаться как можно дальше от «Благородного оленя». Она чувствовала себя обманутой. Сон закончился так, как обычно кончаются сны, — прямо посредине. Она хотела знать, выиграли ли драгуны и полицейские бой, начало которого видела. Память воскрешала яркие картины: тетя Пруденс сидит рядом с раненым лейтенантом, при свете свечи виден лежащий на столе тяжелый пистолет, лицо мастера Леггита… Крис… Что с ними со всеми стало?

И было ли это на самом деле, когда-то давно?

Нэн одевалась, время от времени с опаской поглядывая на макет. Первый страх прошел, и любопытство мучило все сильней. Что случилось потом?

Крис лежал, глядя в потолок. Он не шевелился, но знал, что вернулся в свою комнату и не спит. Он снова побывал там. Но на этот раз не с мастером Бойером — со своим отцом!

Он повернул голову на подушке, чтобы посмотреть на фотографию в рамке. Вот его папа — не тот незнакомец, который бредил в лихорадке. Но одно лицо наплывало на другое, лицо из сна на то, что на фото, и Крис был в замешательстве. Может, он, Крис, так же накладывается на других Крисов?

Последние мгновения сна — они все путались. Ему казалось, что он помнит, как люди бежали перед гостиницей, помнит громкие выстрелы пистолетов и мушкетов из окон первого этажа. Но — Крис сел и заколотил кулаком по постели — он не знает! Спаслись этот другой Крис и его отец или нет? И было ли это в действительности? У него никогда не было таких ярких снов, кроме того первого, с гостиницей. Они похожи на телепостановки — но только он не просто смотрит, а принимает в них участие.

И Нэн тоже участвовала в этом последнем сне. Он вспомнил, как они, завернувшись в простыни, пробирались по лесу и по дороге у поместья. Она неплохо придумала с этими простынями, та, другая Нэн, неохотно признал он.

Не успел он встать, как в дверь постучали. Не тетя Элизабет — та всегда зовет. Крис приоткрыл дверь. Там стояла Нэн, держа в руках гостиницу. Она сунула ее ему.

— Возьми это! — сказала она. — Мне она не нужна. Не хочу ее видеть — никогда!

— Ты сказала, что подержишь…

— Ни за что! Это ты мне сказал! Думаю, будет лучше, если бы ты просто разбил эту сумасшедшую штуку. Избавься от нее! Она… она плохая.

— Как это?

— Сам знаешь как! — Она говорила так, словно готова по-настоящему подраться. — Она заставляет меня видеть сны…

— Значит, ты там была — когда контрабандисты осадили нас?

Ее выражение слегка изменилось. Не отвечая на его вопрос, она сама спросила:

— А что случилось потом? Я проснулась после того, как ты подсадил меня в окно. Драгуны победили?

Крис неохотно покачал головой.

— Не знаю. Помню, как бежал по коридоре к комнате, где лежал отец. Там была женщина из гостиницы — у нее был пистолет. А снаружи слышался шум и стрельба…

— Хотела бы я знать — чем все это кончилось, я хочу сказать, — медленно сказала Нэн. — Нечестно знать только часть.

Крис взял у нее гостиницу. Теперь он разглядывал макет.

— Может, попробуем еще раз — увидеть сон.

Нэн убрала руки за спину и отскочила, будто думала, что он силой заставит ее снова взять гостиницу.

— Не хочу видеть такие сны! — заявила она. — Ты избавишься от нее, если у тебя есть хоть какие-то мозги.

И исчезла, убежала в свою комнату, быстро захлопнув за собой дверь.

Крис стоял, глядя на гостиницу. Некоторые части сна он не хотел терять. Крис Фиттон, который привел драгун, который пришел на помощь отцу — этот Крис внушал ему гордость. Это другой Крис, такой, каким он хочет стать.

Ясно, что Нэн не будет держать у себя гостиницу. Он осмотрел комнату в поисках подходящего укрытия. Наконец закутал ее в тенниску и положил на дно ящика шкафа, набросав поверх другую одежду. Это лучшее, что он сейчас может сделать.

Услышав нетерпеливый голос тети Элизабет, он торопливо оделся.

— Я могу идти сама, тетя Элизабет. — Нэн сидела за столом с завтраком. — Так делают почти все девочки. Не волнуйтесь.

— Мне это не нравится, — ответила тетя Элизабет, передвигая свою чашку с кофе и хмуро глядя на нее. — Ты не привыкла к городскому движению — или за тобой зайдут девочки?

Крис заметил, что Нэн почему-то покраснела, но тетя Элизабет не смотрела на нее. Он чувствовал, что Нэн трудно ответить на этот вопрос, и, не успев подумать о последствиях, сказал:

— Нам ведь по пути, верно?

Нэн с явным удивлением посмотрела на него.

Тетя Элизабет выглядела так, словно он удивил и ее.

— Что ж, это хорошо. Но вам нужно поторопиться, если вы пойдете пешком.

Нэн молчала, пока они спускались в лифте, проходили через вестибюль. И вот они на тротуаре.

— Почему ты сказал, что пойдешь со мной? — сразу спросила она.

Крис пожал плечами.

— Она ведь загнала тебя в угол?

Нэн отвела взгляд.

— Да…

— Ну вот, я тебя и вытащил. — Он больше ничего не добавил и пошел дальше, шлепая по грязному мокрому снегу; выглядел он таким же мрачным, как всегда. Но иногда, когда Нэн посматривала на него, ей казалось, что это другой человек — два других человека, которых она встретила в этих странных снах.

Наконец Нэн решилась нарушить молчание.

— Тебе здесь не нравится?

— Все в порядке. — Крис пнул снежный комок.

— А мне не нравится! Я хотела бы вернуться в Элмспорт. Я… — Она замолчала. Невозможно разговаривать с человеком, который на тебя не смотрит и ясно дает понять, что ему абсолютно все равно, что с тобой происходит или что ты чувствуешь.

— Послушай, — спустя долгое время сказал Крис, — мы ведь не просили об этом, мы оба. Верно? Но придется смириться — по крайней мере на время.

Нэн ухватилась за это «на время». Может, у Криса есть план избавления от заботы тети Элизабет? Если это так, она может воспользоваться им.

— Что ты собираешься делать? — спросила она.

На этот раз он посмотрел на нее. Очки превращали его лицо в подобие маски.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ты сказал «на время».

— Когда-нибудь они вернутся, — ответил он.

Нэн понимала, что это значит.

— Она никогда дома не задерживается…

Они не называли имена, в этом не было необходимости. Нэн быстро опустила голову. Она не позволит ему увидеть, что значит для нее это упоминание.

— Он сказал, что это последняя работа за границей.

Верит ли в это Крис? Что его отец навсегда останется дома? Может, для него это правда, но для нее… У нее есть только один дом — дом бабушки, и теперь он перестал существовать.

Она не ответила, не оспаривала его утверждение. Они уже подошли к академии. Нэн видела, что у входа стоят три мальчика и наблюдают за ними. И выражение их лиц ей совсем не понравилось.

— А вот и старина сова! — Самый высокий из мальчиков сделал шаг вперед.

Крис не вздрогнул, выражение его лица не изменилось, но Нэн каким-то образом — как во сне, когда она находила тайник, — почувствовала его страх. Он… ненавидит этих мальчиков и боится их. Но ни за что не даст это понять. Она вызывающе посмотрела на троицу.

— Старина сова подцепил цыпочку, — заметил другой.

Все они улыбались. Какая отвратительная улыбка, подумала Нэн.

— Откуда у тебя цыпочка? — Самый высокий из мальчиков преградил им путь.

Нэн сжалась. Как раньше ощущала она страх Криса, так и теперь почувствовала его упрямое желание не поддаваться ему.

— Это моя сестра, Гэнфилд.

Нэн вызывающе задрала подборок. Она смотрела прямо в улыбающееся лицо предводителя. Тот рассмеялся и сделал еще один шаг, так что она не могла миновать его.

И тут взметнулся ранец Криса, ударив мальчика по руке.

— Виноват… — Крис говорил обычным монотонным голосом. — Должно быть, я поскользнулся. Пока, Нэн.

Ей не хотелось бросать его и уходить — когда его ждет эта троица. Но она знала, что должна уйти. Это неприятности Криса, и он не хочет, чтобы она принимала в них участие.

— До свидания. — Она хотела сказать совсем не это, но ничего другого не придумала. Но заставила себя идти медленно. Может, при ней они не будут преследовать Криса. Потому что именно это они собираются делать.

— Доброе утро, Гэнфилд, Роклин, Фиттон…

Заходя за угол, Нэн осмелилась оглянуться. Во дворе стоял мужчина, глядя на мальчиков. А они гуськом шли мимо него. Нэн облегченно вздохнула. Может быть, Крис от них не освободился, но пока он в безопасности.

— Нам нужно поговорить с тобой, приятель, — сказал Гэнфилд Крису, когда они шли к входу. — Ты в хороших отношениях с Бэтменом, и тебе придется это сделать, иначе!..

И он ладонью сильно толкнул Криса в спину. Но если хотел сбить менее рослого мальчика с ног, ему это не удалось. Крис достаточно хорошо знал методы Гэнфилда, чтобы подготовиться.

Прозвенел звонок на общее утреннее собрание. Хорошо хоть то, что Гэнфилд и его друзья сидят в другом месте. Крис вздохнул с облегчением и направился к своему месту.

Итак, он в хороших отношениях с Бэтменом, печально думал Крис: это все, что они знают. У мистера Баттерсли репутация строгого учителя, но свое дело он знает. А Крис был рад тому, что не отстает и плохих отметок не получает. У Бэтмена не бывает любимчиков: отметки он всегда ставит объективно. То, что вы получили по его предмету, вы заслужили — и заслужили тяжелым трудом.

Английская литература — не тот предмет, где можно было ничего не делать и получить хорошую отметку, потому что ты спортсмен или родители устроили сцену в кабинете директора. Крис считал, что Бэтмен справится и с такими родителями, если они к нему явятся.

Он не вслушивался в монотонный голос спереди. Крис был недоволен собой. Зачем он привел Нэн прямо к академии? Это дает Гэнфилду дополнительный рычаг и во всяком случае развяжет ему язык. Он готов это делать и при Нэн. А Крис знал, какие отвратительные вещи могут говорить Гэнфилд и его банда, если захотят. Ну, хоть Нэн ничего этого не слышала.

Собрание кончилось, и он направился в класс английской литературы. И тут перед ним появился Гэнфилд. Крис остановился и стоял неподвижно. Он давно понял, что лучшее оружие — невозмутимое молчание. Он будет молча стоять, пусть Гэнфилд провоцирует драку.

— Сова, ты становишься слишком умным, — улыбнулся Гэнфилд. — До меня дошло несколько твоих шуточек. Мы этого не потерпим.

— Конечно, не потерпим, Кэнни, — подхватил один из его приспешников.

— За это ты должен оказать нам услугу, Сова. Во вторник Бэтмен собирается проводить тест. У него готовы вопросы. Ты должен к понедельнику их раздобыть. Мы все получим пятерки и утрем нос Бэтмену. Понял?

Крис молчал, и улыбка Гэнфилда стала еще шире. Он схватил Криса за лацкан и повернул лицом к себе.

— Я спросил: «Понял?» Сегодня мы занимаемся в спортзале, Сова. Думаю, тебе нужно поддерживать форму. Мы тебе поможем. Мы хотим, чтобы ты был в очень хорошей форме — и помог нам с этим тестом. Мы твои друзья, Сова. Верно?

Послышался хор одобрительных возгласов. Но тут прозвенел второй звонок, Гэнфилд выпустил Криса, напоминая о своих словах взглядом. Крис дважды глотнул и сел на свое место.

Хоть Гэнфилд не высказал угрозу, он ясно дал понять, что имеет в виду. И он говорил серьезно. Либо Крис даст согласие, либо в гимнастическом зале произойдет «несчастный случай». И если он будет думать все утро, воображение начнет подсказывать ему, в какой форме накажет его Гэнфилд за упрямство. Он не герой и не супермен. Но какая-то часть его натуры не позволяла покорно выполнять приказы Гэнфилда. Надо подумать. А думать, когда над тобой нависла такая угроза, трудно.

В первый же перерыв он отправился в библиотеку. Только здесь чувствует он себя в безопасности: здесь Гэнфилд до него не доберется. Крис устроил баррикаду из томов словарей и энциклопедий. Прячась за ней, он чертил завитушки на листе бумаги и пытался думать.

Но мог вспомнить только одно: как они с Нэн ползли по снегу — во сне. Тогда он смог сделать то, что должен. Но сон — это не реальная жизнь… Неожиданно карандаш, которым он чертил каракули, начал выписывать слова. Это безумие, но может сработать. Конечно, это лишь временно, но если он сумеет перехитрить Гэнфилда и причинить ему достаточно неприятностей, можно будет придумать что-нибудь еще и предупредить катастрофу.

У него есть одно преимущество: остальная банда не на первом уроке у Бэтмена. У них второй урок, потому что они в лабораторной группе «А». А Крис совершенно уверен, что они никогда не делают больше, чем вытягивает из них Бэтмен. Гэнфилд хвастал, что берет верх над любым учителем, который пытается что-нибудь затолкать ему в голову.

Крис слегка улыбнулся. Стоит попробовать! Придется придумать предлог, чтобы не ходить на физкультуру на следующей неделе, но это он обдумает позже. Вот что он сделает. Он принялся писать. Прочел написанное, скомкал и сунул в ранец. Это он не доверит никакой корзине для бумаги!

Час спустя он был готов пообещать Гэнфилду, что постарается достать текст.

— Да уж постарайся. — Гэнфилд сжал руку в кулак. — Ты настоящий призовой цыпленок, Сова. Мы с тобой ни за что не расстанемся.

Крис надеялся, что естественно изобразил страх. Его несколько раз сильно ударили по бокам, так что остались синяки, и сделали подножку. Это были напоминания со стороны Гэнфилда и его банды.

Только в три часа он снова пришел в кабинет английской литературы. Он знал, что за ним внимательно наблюдают, и постарался поговорить с мистером Баттерсли — задал вопрос по семестровой работе, на который уже знал ответ. Они должны поверить, что он готовится к исполнению обещания.

И хотя, когда он вышел из кабинета, никого не было видно, он был уверен, что обо всем доложили Гэнфилду. Следующий шаг зависит от тяжелой работы на портативной пишущей машинке, и проделывать его нужно тайно.

По пути домой он продолжал обдумывать свой план, когда услышал голос за собой:

— Все прошло хорошо?

Он раздраженно посмотрел на Нэн.

— Что ты здесь делаешь? И о чем спрашиваешь?

Она слегка смутилась.

— Те мальчишки… — неуверенно начала она. — Я думала…

— Тебе не нужно об этом думать, — резко ответил Крис. Если она собирается тащиться за ним, считает, что он сам не справится, — это совершенно невозможно!

— И не собираюсь, — вспыхнула она. Пошла быстрей с таким видом, словно его больше не существует.

Именно этого он и хочет, быстро напомнил себе Крис.

9. Не виновен

После ужина Крис разложил свои бумаги на столе в кухне, потому что его письменный стол отправили переделывать. Перед ним был учебник литературы, и он работал сосредоточенней, чем над любыми домашними заданиями. Текст должен быть достаточно хорош, чтобы выдержать проверку Гэнфилда. Крис внимательно слушал, что говорят в классе, он помнил предыдущий тест Бэтмена и поэтому хорошо представлял себе, какими могут быть вопросы в этот раз. Идея, разумеется, заключалась в том, чтобы не очень повторять вопросы предыдущего испытания.

В конце концов он написал вопросы. Теперь нужно их перепечатать. Крис разорвал свои подготовительные заметки на мелкие кусочки и сунул в мешок для мусоросжигателя. Он очень устал, у него болела голова, но сделанное он разглядывал с некоторой гордостью.

Утром в субботу он поработал на машинке. Ему пришлось перепечатывать трижды, пока он не убедился, что не сделал ни одной ошибки. Он был так занят своей работой, что не обращал внимания на тетю Элизабет и Нэн. К счастью, они отправились по магазинам, а Крис даже не побеспокоился выйти из своей комнаты. Машинку он поставил на стул и сидел на кровати.

Он старательно разорвал последний экземпляр. Самое важное — копия под копирку, которую Бэтмен может держать в своем письменном столе Но как она попадет к нему, а потом к Гэнфилду? Это придется отрабатывать со всем терпением и выдержкой, на какие он способен.

Нэн шла по вестибюлю за тетей Элизабет и несла сумку с покупками. Ей пришлось отразить два предложения тети Элизабет поразвлечь Марву и ее подружек. Они теперь в школе избегали ее, хотя она была уверена, что они о ней перешептываются и что теперь она снова предоставлена сама себе. Как ей хотелось уйти — уйти от всего, что составляет эту новую жизнь!

— Почта. — Тетя Элизабет поставила свою сумку, чтобы открыть ключом почтовый ящик в вестибюле. Писем много, но Нэн это было все равно. Однако тетя Элизабет протянула письмо от бабушки, и Нэн едва сдержалась, чтобы не выхватить его. Была еще открытка от мамы — с изображением какого-то необычного каменного лица, — но ее девочка приняла спокойно.

Когда они оказались в квартире, она отнесла бабушкино письмо к себе в комнату и, еще не сняв пальто, разорвала конверт.

Бабушке гораздо лучше; тепло хорошо на нее подействовало. Здесь несколько приятных женщин собираются по утрам в понедельник в помещении для отдыха и занимаются вязанием и вышивкой, и пальцы у бабушки не болят, она может снова ими пользоваться и шьет Нэн новую лоскутную юбку. Ее дважды приглашали на ужин соседи…

Нэн просмотрела оба листка, потом вернулась к началу и принялась читать еще раз. Ничего о возвращении домой, о том, чтобы забрать к себе Нэн. Только одно — она прочла этот абзац медленно, слово за словом, и ее отчаяние все росло:

«Я думаю, дорогая девочка, что все эти годы я была слишком эгоистична. Ты жила у меня, и маме не хватало близости, которая должна существовать между вами. Если бы я не забрала тебя, ей пришлось бы заботиться о тебе и видеться с тобой чаще. Возможно, обстоятельства вынудят ее начать новую жизнь. Надеюсь и молюсь, чтобы вы лучше узнали друг друга, как должны были бы сделать много лет назад».

Нэн уронила письмо на пол. Открытка все еще лежала на кровати, с нее смотрело отвратительное лицо. Она потрогала ее пальцем, открытка перевернулась. Мама всегда печатает — что ж, на этот раз целых четыре строчки.

Стараясь не вспоминать бабушкино письмо, Нэн вполголоса прочла: «Закончила работу. Джеффу нужно провести здесь еще две недели; после этого мы оба с тобой увидимся. Тебя ждет сюрприз. Надеюсь, ты будешь довольна»

Реакцией Нэн на это было мрачное «Хм!»

Она пнула бабушкино письмо, потом подняла его и положила в конверт. Бабушка развлекается! И это место о том, что она должна быть ближе к матери — Нэн догадывалась, что это значит: бабушка устала от ее присутствия! Девочка с силой потерла глаза. Она не будет плакать!

Но ответит не сразу. Пусть бабушка веселится. Ей все равно, что с Нэн, поэтому и Нэн не будет думать о том, что с бабушкой.

А что касается сюрприза… Их было много. И всякий раз оказывалось, что без них вполне можно обойтись. Она сунула мамину открытку в конверт с бабушкиным письмом и положила в верхний ящик стола.

Тетя Элизабет, конечно, расспрашивала. Как бабушка? И Нэн с готовностью доложила, что бабушке гораздо лучше, спасибо, и что ей нравится дом во Флориде. А мама закончила работу. Но о сюрпризе Нэн ничего не сказала. Крис тоже получил письмо. За едой он едва взглянул на него и сунул в карман, не распечатывая. Впрочем, ушел он торопливо — для Криса.

Нэн слышала, как в его комнате стучит машинка. Не так быстро, как печатала мама, когда приезжала в Элмспорт; Крис печатал медленно, как будто разыскивал каждую букву, прежде чем нажать на клавишу. Казалось, он занят там чем-то очень важным.

Полчаса спустя тетя Элизабет выманила его из комнаты сообщением, что они идут на космическую выставку в молл.*[5] Нэн подумала, что тетя Элизабет решительно настроена развлекать их — хотя она сама не очень интересуется космосом.

Но оказалось, что смотреть на все эти снимки и макеты лунного корабля, увидеть камни, которые астронавты действительно подобрали на Луне, очень интересно. Земля на снимках из космоса выглядит необычно. Нэн стояла перед одной из таких фотографий и смотрела на линии поверхности: они кажутся такими искаженными по сравнению с картой в учебнике. Неделю назад она слышала доклад — его делал Гэри Эванс — о том, что где-то в Европе найдена старинная карта, и на ней видны такие же искажения. И даже нарисована Антарктида, свободная от льда и в виде двух островов, что, как известно, установлено только недавно.

На мгновение Нэн испытала странное ощущение, словно она плывет в космосе и смотрит оттуда на Землю. Она смутно сознавала, что нечто подобное ощущала в первом сне, когда была уверена, что найдет тайник, прикасаясь кончиками пальцев к панели гостиницы. Что произойдет, если она прикоснется к лунному камню — не та Нэн, что есть сейчас, а та другая Нэн, способная на такие странные и пугающие вещи? Увидит ли она?.. что?.. На Луне ничего не видно, кроме камней, стоящих и лежащих.

Нэн пошла дальше. Крис стоял у макета ракеты. Нэн подошла к нему.

— Я думаю, — неожиданно заговорила она, — каково быть запертой в этом и оказаться в космосе. — Она решила, что ей бы это совсем не понравилось.

— Они путешествуют в пространстве, — сказал Крис, не отрывая взгляда от макета. — Но что если бы мы могли путешествовать во времени?

Нэн вздрогнула. Путешествия во времени — как сны о гостинице?

— Что ты собираешься делать — с этим?

Он не стал делать вид, что не понял.

— А что мне делать?

— Я тебе сказала. Избавься от нее!

Крис покачал головой.

— Она не причинила нам вреда. Верно?

Нэн мигнула. Она хотела ответить «да, причинила», но не смогла. Что если бы она не вспомнила о том, как победила дядю Джаспера, когда Пэт проделала с ней свой трюк? Может, она бы… Нет, она не знает, что бы тогда сделала. Именно воспоминание о победе, одержанной над людьми короля, придало ей то, что бабушка называла «хребтом»: она смогла уйти от Марвы и ее подружек, которые старались поймать ее в западню.

— Отец — они возвращаются, — прервал ее мысли Крис.

— Знаю.

Крис продолжал в своей обычной упрямой манере:

— Я всегда думал, что папа… папа и я… — Он мрачно добавил: — Я был маленький. Когда ты маленький, думаешь о многом таком, чего никогда не будет. Хотел бы я, чтобы эта часть — как мы вывели драгун из ловушки — была бы реальной. Тот Крис кое-что сумел сделать!

— Все образуется. — Нэн старалась говорить уверенно. Но боялась, что у нее это не получилось: Крис только пожал плечами и снова замкнулся.

Они пообедали; потом тетя Элизабет предложила посмотреть кино по телевизору. На этот раз Крис тоже смотрел. Он уселся на пол, скрестив ноги. Кино оказалось интересным. Нэн была захвачена им и забыла о своих бедах и сомнениях.

В воскресенье снова церковь, а потом к тете Элизабет пришли две подруги. Нэн читала в своей комнате, а Крис исчез еще раньше. Нэн обнаружила, что достает бумагу, чтобы написать бабушке. О самом захватывающем в ее жизни — о снах и о приглашении Марвы — она не может рассказывать. Но в остальном она попыталась сделать вид, что проводит время так же хорошо, как бабушка, и ничуть не сожалеет об исчезнувшем Элмспорте. И ни словом не упомянула об открытке от мамы и о бабушкиных словах, что они с мамой должны стать ближе.

В понедельник она снова пошла в школу с Крисом, и на этот раз он торопился. И не разговаривал с ней. Что-то не так… Нэн ощущала это, словно над ними обоими нависло тяжелое облако. Она заглянула во двор академии, когда Крис, ни слова не сказав, ушел. По крайней мере этих мальчиков не видно.

Она понимала, что еще на целый день предоставлена себе самой. Но после урока мисс Креббит задержала ее.

— Обычно я так не делаю. — Мисс Креббит всегда начинала говорить неожиданно, словно ей постоянно нужно привлекать внимание слушателей, и Нэн уже привыкла к этому. — Ты отстаешь по трем темам, Нэн. Но ты проявила желание догнать класс. Если хочешь, тебе в этом окажут помощь. Тебе поможет Кэти Шмиц, если каждый день будешь на полчаса задерживаться в библиотеке. Конечно, тебе нужно обсудить это с тетей. Дай мне знать поскорее.

— Да, мисс Креббит, — ответила Нэн.

Кэти Шмиц? Рослая девочка, которая сидит за последним столом во втором ряду. В этот момент Нэн больше ничего о ней не могла вспомнить. И ей не нравилась мысль о том, что кто-то будет ей помогать, — в Элмспорте она всегда была в числе лучших учеников. Но она знала, что не поспевает за классом и помнила предупреждение Марты: если не справишься, она посадит тебя на класс ниже. И если это можно предотвратить, она постарается.

Стоя перед своим шкафчиком и одеваясь, Нэн думала о Кэти Шмиц. Тут кто-то толкнул ее так сильно, что она чуть не упала в полуоткрытый шкафчик. Она сердито оглянулась и увидела Пэт с ее кривой улыбкой, Марву, поправляющую волосы, и Карен чуть позади за предводительницей.

— Что тебе сказал старый Краб? — спросила Марва.

— Что я не успеваю за классом, — ответила Нэн.

— Она пересадит тебя в младший класс. — В голосе Пэт слышалось злорадство.

— Что ты сделала — с той штукой? — Карен спрашивала так, будто обязательно хотела получить ответ, но при этом не смотрела на Нэн. Глаза ее бегали по сторонам: она хотела убедиться, что их никто не слышит.

И снова Нэн правильно поняла ее.

— Вернула. — Она не видела причины объяснять, как именно она вернула вещь.

— И у тебя взяли — без вопросов? — Было ясно, что Пэт ей не верит.

Но Марва внимательно наблюдала за ней и заговорила, прежде чем Нэн смогла ответить.

— Вернула. Но, должно быть, сделала очень умно, иначе мы бы услышали…

— Я не рассказывала о вас. — Нэн застегнула пальто.

— Это какая-то хитрость, — возразила Пэт.

Марва рассмеялась.

— Если и хитрость, то не хуже твоих, Пэт. Может, ты просто ревнуешь. Послушай, Нэн, нам не нужны неприятности. Если ты оставишь нас в покое, мы оставим тебя. Мы просто думали, что ты умеешь шутить — видно, не умеешь. — Она снова презрительно рассмеялась. — Ты такая прямоугольная, что можно сосчитать твои углы. Но если попытаешься причинить нам неприятности, — рот у нее улыбался, но глаза оставались холодными, — ты сама узнаешь, что такое неприятности!

Она развернулась и ушла, Карен догнала и пошла рядом, а Пэт держалась чуть позади.

Затягивая пояс, Нэн заметила, что у нее слегка дрожат руки. В голосе Марвы звучала такая угроза, что Нэн казалось, будто та ударила ее по лицу. Идя домой, она все еще слегка дрожала.

И когда подошла к воротам академии и увидела идущую по тротуару фигуру с сутулыми плечами, испытала облегчение. Она узнала Криса, и он один. Нэн заторопилась, догоняя его.

Крис почти не осознавал, что он не в школе — он в безопасности. Все прошло так легко, что даже подозрительно. Обычно у него ничего легко не получается, что-нибудь обязательно подведет. Но Гэнфилд взял копию, просмотрел перечень вопросов и принял их за настоящие. Крис постарался при этом чихнуть. Он решил, что придется разыграть простуду: достаточно, чтобы оставшиеся дни недели не ходить в школу. Приходить завтра, когда Гэнфилд и все остальные обнаружат подделку, никак нельзя.

А за неделю многое может случиться, с тоской думал Крис. Может, даже папа обратит внимание на его письма. Ведь он написал, что ненавидит академию и хотел бы перейти в школу, где учится Нэн. Не может быть ничего хуже, чем приставания Гэнфилда.

Да, остаток недели он будет болеть. Достаточно как следует покашлять, пофыркать носом… Он попробовал несколько раз и решил, что выглядит убедительно.

— Крис!

Он едва не подавился очередным кашлем. Опять она. Но он остановился и подождал.

— Ты опоздала.

— Меня задержала Краб. — Они ничего не сказала о Марве и ее угрозах. — Я пришла в середине четверти и потому отстаю. Она говорит, что мне нужно специально заниматься — нужно сказать об этом тете Элизабет.

— Кто будет тебе помогать? — подозрительно спросил Крис. Ему не хотелось принимать участие в делах Нэн.

— Какая-то девочка из нашего класса. Я ее не знаю. Но, Крис, — Нэн перешла от своих тревог к тому, что помнила с утра, — а с тобой все в порядке?

— Простудился. — Крис решил проверить на Нэн, как у него получается кашель. — Вероятно, придется немного посидеть дома. Лучше держись от меня подальше.

Он отодвинулся на два фута и, когда вспоминал, по пути домой начинал кашлять.

Когда они вошли, тетя Элизабет только что положила трубку. Она быстро повернулась к ним. На лице ее было странное, почти ошеломленное выражение.

— Нэн, иди выпей какао. Крис, подойди сюда, я хочу с тобой поговорить.

Нэн неохотно ушла. Предчувствие больших неприятностей, которое не оставляло ее весь день, стало еще сильнее. Но обычное равнодушное выражение лица Криса не изменилось, когда он вслед за тетей прошел в гостиную.

— Крис, — начала она, — звонил один из твоих учителей, мистер Баттерсли. У него невероятное… просто невероятное обвинение. Он сказал, что у двух мальчиков в его втором классе нашли копию экзаменационных вопросов, которую купили у тебя. Другой учитель застал их, когда они переписывали эти вопросы.

Странно, но только два из этих вопросов совпали с теми, что он собирался использовать завтра. Однако бумага, на которой сделана копия под копирку, такая же, как та, что он сам использует для таких тестов. Он говорит, что у мальчиков очень логичная история о том, что они получили эту копию от тебя и каждый заплатил тебе по пять долларов.

Не могу поверить, что ты так поступил, Крис. — Она так на меня смотрит, подумал Крис, словно у меня неожиданно отросли рога и хвост. Значит, не таким уж умным он оказался. Гэнфилд и один из его приятелей были пойманы, и у них оказалось наготове правдоподобное объяснение.

Крис достал из кармана бумажник. Раскрыл его перед тетей Элизабет.

— У меня остались два доллара из карманных денег, — твердо сказал он. — Если хотите, посмотрите сами.

— Мне не нужно смотреть, Крис. Я знаю, что это неправда. Но мистер Баттерсли говорит, что я завтра должна прийти с тобой и нужно во всем разобраться.

— Мое слово против слова их всех? — медленно произнес Крис. — Неужели кто-нибудь мне поверит? Гэнфилд… он… — Но говорить это нет смысла. Тетя Элизабет все равно не поймет, что Гэнфилд в академии — один из главных, а Крис Фиттон — вообще никто.

— Ты должен сказать мне правду, Крис.

— Хорошо. Я не виновен. И что хорошего это мне даст? — выкрикнул Крис и убежал в свою комнату.

Его сердце билось часто. Он захлопнул дверь и остановился. Он оказался совсем не таким уж изобретательным, а Гэнфилд впутал-таки его в историю. И он не видит способа из нее выпутаться. Сколько бы он ни рассказывал правду, ему это не поможет.

10. Разыскивается преступник

Крис опасался, что тетя Элизабет захочет поговорить с ним о случившемся. Но хотя она время от времени поглядывала на него с легкой тревогой, при Нэн ничего не сказала. Проходила минута за минутой, и Крис слегка расслабился. Он по-прежнему был уверен, что у него нет ни малейшего шанса оправдаться завтра, но впереди еще ночь. Он рано ушел к себе в комнату. Нэн тоже тревожно смотрела на него. Он попытался забыть о ней. Он ни на кого не может рассчитывать, даже на себя самого.

Если только…

Слабая надежда заставила его подойти к ящику и достать гостиницу. Он очень хотел вернуться в прошлое Даже если это время, когда существовали контрабандисты и охотники за ними. Сейчас это казалось лучше того, что ждет его завтра.

Он поставил «Благородного оленя» на столик у кровати. Гостиница стояла на папином письме, которое он даже не распечатал. Он взглянул на письмо — какая от него польза? В конверте нет ничего, что стоило бы прочесть. И неохотно лег в постель.

Кто-то кричал так громко, что в ушах звенело. И он больше не в кровати. Очень холодно, и вокруг заснеженные кусты, за которыми он скорчился. Снова бой с контрабандистами? Но тогда он был в гостинице…

Он увидел языки пламени. Гостиница горит!

Крис продвинулся вперед. Пламя разогнало ночные тени. Нет, за полем он увидел не гостиницу. Большой амбар, а горит рядом с ним стог сена. Вокруг толпятся люди с ведрами, поливают водой пламя и отступают, потому что огонь, вопреки их усилиям, разгорается все сильней. Слышатся и другие звуки, несколько человек выводят из амбара коров. Один ведет лошадь, голова которой замотана курткой.

Крис встал. Это сделали контрабандисты? Но почему?

— Крис Фиттон!

Услышав из кустов свое имя, он полуобернулся. Там стоит другой мальчик, пламя чуть освещает его, но недостаточно, чтобы Крис его узнал.

— Ты кто? — Неожиданно стало необыкновенно важно узнать, кто это.

В ответ мальчик со смехом скрылся в тени. И тут словно какая-то дверь отворилась в голове Криса.

Он действительно Крис Фиттон, и его отец — хозяин гостиницы «Благородный олень». Он знает и что делает здесь. Ждет Сэмпсона Дайкса. Если только отец узнает, что он видится с Дайксом! Крис глубоко вдохнул. Сейчас он должен лежать в своей постели в гостинице, и чем скорей он туда вернется, тем лучше.

Миновав кусты, он заторопился к гостинице. Горит ферма поместья. В такую погоду воды для того, чтобы потушить пожар, недостаточно. Судя по крикам, здесь собралась половина деревни.

Крис колебался. Сюда могут прийти его отец, конюх и рабочие с конюшни. Может, как раз сейчас возвращаться не стоит. Тем не менее он продолжал идти в гостиницу. Да, его догадка подтвердилась: показался огонек фонаря, со стороны конюшни бежали люди. Крис присоединился к ним.

— Ферма поместья! — кричал кто-то. — Она горит! Он увидел, как из дома выбежал отец.

— Ведра, парни, — кричал он на бегу. — И прихватите лошадиные попоны. Можно увлажнить их в снегу и сбивать пламя…

Крис вытащил из конюшни попону с крепким лошадиным запахом и присоединился к отряду, который по лесной тропе вел Айра Фиттон.

Когда они подошли к пожару, было уже поздно спасать амбар. Пришлось бороться за другие пристройки и даже за сам дом.

— Поджог! — хрипло сказал голосом Генри Невисона человек с закопченным лицом. — Злое дело. Какой-то негодяй поджег нас, пока мы спали!

Пламя гасло. Они выиграли бой. Крис старался не вдыхать густой дым.

— Хорошо, хозяин, что мы успели вывести лошадей. Они так испугались…

— Бедняги, — заметил Невисон. — Говорю вам, это поджог. И если я доберусь до того, кто сделал это, он пожалеет, что родился. Но это не принесет ему ничего хорошего!

Первым отозвался Айра Фиттон, почти такой же почерневший от сажи, как сам фермер:

— Почему ты считаешь, что это поджог, Генри?

— А как иначе? Парни знают, что сюда нельзя проносить горящие лампы. Я это ясно дал им понять. А стог сена сам по себе посредине зимы загореться не может. Ты сам знаешь, Айра, многие затаили злобу против сквайра. С тех пор как стал судьей, он жестоко обошелся с некоторыми. Но ни один человек не должен обращать свою злобу против бессловесных животных. Если бы Мик из-за боли в животе не потерял сон… — фермер кивнул на одну из мрачных фигур за собой, — мы бы потеряли всех животных. И где мне их теперь держать, в такую погоду…

— Приводи их в гостиницу. У нас хватит места. Зимой мало посетителей, Генри.

— Что здесь происходит?

Во двор въехал человек, сражаясь с лошадью, которая пугалась запаха горящего сена. Он старше отца, с узким длинноносым лицом и злобно поджатым ртом. Сквайр Мэллори. Крис отступил в тень. Мастер Невисон уверен, что это поджог, и правда, что все браконьеры ненавидят сквайра. Он отправил старшего брата Сэмпсона в Австралию как раба, когда тот подстрелил пару зайцев: его семья умирала с голоду, потому что сквайр выгнал их из дома и поселил в нем лесничего, которого привез с севера.

Неужели Сэмпсон поджег сено? Крис отказался от этой мысли сразу. Сэм любит животных и не терпит, когда им причиняют боль. Он никогда бы не оставил в огне скот. Но есть и другие мужчины и мальчишки, которые так ненавидят сквайра Мэллори, что готовы поджечь его ферму. Например, Джем Кэтсби, хотя Джем два дня назад уехал, сказав, что здесь у него ничего нет и он поедет в Лондон и посмотрит, не сможет ли заработать там. Отец заметил, что он дурак: в Лондоне гораздо хуже, чем здесь.

Генри Невисон повторил свое обвинение, и злобный рот сквайра еще сильней искривился.

— Это висельное дело! — выпалил он. — И мы кое-кого подвесим за него.

Крис вздрогнул. Сквайр говорит серьезно. Он позаботится, чтобы кого-нибудь повесили за сегодняшнее. Мальчик еще глубже отодвинулся в тень. Сквайру незачем его видеть: неделю назад он побелел от гнева, когда застал мисс Нэн говорящей с Крисом и расспрашивающей о лисенке, который рос у мальчика. Для сквайра Крис не лучше грязи, а тут с ним разговаривает его собственная дочь. Крис видел, что даже мисс Нэн испугалась, когда отец отослал ее домой.

— Ты, Фиттон! — Сквайр верхом надвинулся на трактирщика. — Что делаешь здесь ты и твои псы? — Он взмахнул хлыстом, словно ему не терпелось пустить его в ход.

— Мы пришли помочь. — Отец сохранял спокойствие. Он смотрел на сквайра так же прямо, как тот на него. Сквайру не нравилось, что гостиница принадлежит не ему, что ею владеют Фиттоны и он не может приказывать им.

— А теперь, — продолжал отец, — поскольку помощь больше не нужна, мы уходим.

Крис видел, что Генри Невисону стало стыдно. Но фермер не осмелился заговорить: он живет на земле сквайра, и потому он его человек.

Было очень тихо. Айра Фиттон и его работники повернулись и стали уходить. Они пошли не лесной тропой, но по дороге, чтобы не оказаться на земле сквайра.

Из темноты послышался голос Джека.

— Он еще причинит нам неприятности, хозяин.

— Если сможет. Теперь слушайте, все вы. — Голос Айры Фиттона звучал строго. — Возможно, Генри Невисон сказал правду и это поджог. В такие времена люди готовы схватить первого подвернувшегося под руку и обвинить его — виновен он или нет. Держите язык за зубами и держитесь подальше от земель Мэллори. Не дадим ему возможности указать пальцем в нашу сторону.

— Хорошо сказано, хозяин. Сквайру не нравится, что не он хозяин «Благородного оленя», как всей деревни. Он захочет показать пальцем, как вы и сказали, — согласился Джек; работники конюшни и трактира одобрительно загудели.

— Так не давайте ему такой возможности, — ответил Айра Фиттон. — И ни с кем из деревни не разговаривайте. Не хочу, чтобы пострадал невинный, поэтому не высказывайте никаких догадок. Если это сделаете, можете затянуть петлю на чей-то шее — даже если этот человек невиновен.

Он крепко взял Криса за руку, так что тот не смог бы высвободиться, даже если бы попробовал. Мальчик с тревогой понял, что отец хочет что-то еще сказать ему, но не при всех. Должно быть, это связано с Сэмом… Он спотыкался на снегу. Отец не выпускал его руку, и Крис гадал, знает ли отец, что он ходил на встречу с Сэмом. Он ничего не сможет сказать в свое оправдание: его много раз предупреждали, чтобы он не показывался на землях Мэллори, а встреча с мисс Нэн показала, к чему это может привести. Отец тогда принял его объяснения, но сейчас ему очень не понравится, что Крис встречается с человеком, которого подозревают в браконьерстве.

Работники отправились спать на чердак над конюшней, но Крис по требованию отца пошел не на дружественную кухню, но дальше, в маленькую комнатку, где Айра Фиттон вел счета и судил своих работников. Мальчик услышал щелчок кремня и замигал от яркого света свечи.

Айра Фиттон сел в свое большое кресло. Его волосы на голове и бакенбарды, доходящие до краев рта, в пятнах седины. А под правым глазом шрам, полученный под Ватерлоо. И в глазах нет того веселого юмора, с каким он обычно разговаривает с Крисом.

— Ты выходил вечером… — Это был не вопрос, а утверждение.

Невозможно лгать отставному сержанту Фиттону. Крис никогда и не пытался.

— Да.

— Куда ты ходил и зачем?

— Я ходил в кусты у фермы. — Но Крис не стал объяснять, почему пошел туда. Отец не любит Сэмпсонов. Он не раз вслух говорил, что вся эта семья — мошенники и приходу было бы гораздо лучше без них.

Айра Фиттон нарушил молчание.

— Значит, это был Сэмпсон? Ты ходил к нему?

Крис покачал головой.

— Я его не видел. Он не пришел.

Сэмпсон не мог поджечь, Крис готов был в этом поклясться. И если никто не знает, что он уходил…

Отец слегка наклонился в кресле.

— Ты, маленький глупец! — взорвался он. — Достаточно, чтобы тебя кто-нибудь видел и рассказал сквайру… Он отправит тебя в тюрьму в Рее, так что ты и чихнуть не успеешь. И многие, чтобы угодить ему, поклянутся, что ты и есть поджигатель. Ты меня понял?

Крис был так потрясен, что не мог говорить. Он кивнул.

— Будем надеяться, что тебя никто не видел, — продолжал отец.

Неожиданно Крис вспомнил ту тень, что назвала его по имени.

— Может, кто-то и видел, — прохрипел он.

— Кто? — Вопрос прозвучал, как выстрел из одного из больших пистолетов, которые отец принес с войны.

— Не знаю. — Он торопливо рассказал об этой фигуре.

Отец с такой силой ударил ладонью по столу, что Крис замигал.

— Нас ждут неприятности. Мне нужно подумать. А ты — отправляйся в свою комнату и не выходи, пока я тебя не позову.

Крис ушел, и страх следовал за ним по пятам, как собака.

Нэн стояла у окна, набросив на плечи самую толстую и теплую шаль. Она дрожала скорее от волнения, чем от холода, глядя, как вдали опадают языки пламени. Сгорела ли ферма?

Ее разбудил громкий стук в дверь. Лиз, которая спала на раскладушке у двери, сунула ноги в разношенные тапки и пошла к двери. Вернувшись, она рассказала, что прибежал Дольф Невисон и сообщил, что ферма горит и нужна помощь. Нэн выбралась из большой кровати и подошла к окну.

Позже по дороге, ведущей к ферме, проскакал на лошади отец. Люди, должно быть, пошли коротким путем, через поля. Отец был только черной тенью в темноте, но она могла представить себе его ярость.

Слишком хорошо знала Нэн, как здесь не любят Мэллори. Отец может вести себя как сквайр, но все знают, что он просто купил поместье и земли на аукционе, потому что прежний владелец сломал шею во время охоты и оставил вдову с двумя детьми без единой гинеи в кошельке. Но хоть он и купил поместье, это еще не означает, что жители деревни, фермеры и соседние дворяне их приняли.

Она опустила занавес. Лиз зажгла свечу и оставила на столике, а сама ушла на кухню, чтобы помочь готовить горячие напитки людям, когда они вернутся. Нэн тоже хотелось пойти туда и узнать, что случилось. Но ее удержал страх перед отцом.

Он сказал, что не допустит, чтобы она сплетничала со слугами. Она сжалась, вспомнив, как он выпорол ее, когда она пошла посмотреть лисенка, которого приручил мальчик из гостиницы. Отец ненавидит людей из гостиницы, потому что не может управлять ими. Мастер Фиттон владеет гостиницей, как до него его отец и дед. Это был один из рассказов о соседях, которые она услышала от Лиз.

Все это имело отношение к контрабандистам, которые были здесь очень сильны, пока не убили их предводителя Хейверса. Убили прямо во дворе гостиницы. Там находился раненый лейтенант Фиттон, и Хейверс пришел за ним. Но женщина, хозяйка гостиницы, не отдала раненого. Произошел настоящий бой между контрабандистами и драгунами, которых привел сын лейтенанта. Впоследствии лейтенант из-за раны был признан негодным к службе, женился на хозяйке гостиницы и остался с ней. Так что гостиница не часть деревни, как хочет отец, она принадлежит Фиттонам.

Отец заработал деньги на морских перевозках, и почему ему оказалось нужно поместье так далеко от моря, Нэн не знала. Но, купив поместье, он правил им твердой рукой. Старая тетя Маргарет ни во что не вмешивалась и вообще ни с кем не разговаривала. Казалось, она тоже боится отца. Нэн очень скоро поняла, что либо ты выполняешь приказы, либо знакомишься с кнутом. Плечи ее дернулись.

Она услышала шум внизу, стук дверей, топот, ворчливый отцовский голос — все это проходило через щель в двери, которую Лиз закрыла неплотно. Может, стоит сейчас спуститься вниз и послушать, что произошло?

Но тон голоса отца был достаточным предупреждением. Он не обрадуется ее появлению. Ей следует набраться терпения и ждать, пока не вернется Лиз, тогда можно будет ее расспросить.

Появившаяся служанка была полна новостей.

— Это был поджог, говорит сквайр, — выпалила она, не успев зайти. — Злое дело: едва успели спасти бедных животных. А если бы Мик в ту ночь не заболел, они все могли сгореть, и люди и животные! Очень злое дело — и сквайр говорит, что по закону тут положена виселица!

— Но кто мог это сделать?

— И вы еще спрашиваете, мисс. — Лиз хитро посмотрела на нее, и Нэн поняла, что она имеет в виду. У отца больше врагов по соседству, чем можно насчитать по пальцам обеих рук.

Она вспыхнула. Ужасно, когда тебя ненавидят, ужасно думать, что можно так тебя ненавидеть, что подвергнуть риску жизнь людей и животных.

— Сквайр, он предложил десять гиней — он это сказал всем, кто здесь был, — за имя того, кто это сделал. А десять гиней — большие деньги, мисс. Многие захотят их заполучить.

— Но если никого не видели… — начала Нэн.

— Мисс, была темная ночь. Всякий может поклясться, что видел что-то, и кто может отличить правду от лжи?

Нэн перевела дыхание. Она понимала, о чем говорит Лиз. Если кто-то в деревне ненавидит соседа, сейчас самое время избавиться от него и при этом заработать небольшое состояние.

— Должны быть доказательства, — сказала она с уверенностью, которой не ощущала. Она знает характер отца. Станет ли он доискиваться доказательств? А всякий, что готов предать другого, постарается сделать свою историю убедительной.

— Я знаю, кто нужен сквайру. — Лиз бросила еще один хитрый неприятный взгляд. — Мастер Фиттон, он со своими людьми пришел на помощь, но сквайр его прогнал.

Нэн села на край кровати. Ей стало холодно внутри. Да, отец прежде всего захочет повесить это преступление на человека из гостиницы. Она не разбирается в законах, но, наверно, отец сумеет их использовать. Может, даже заберет себе гостиницу.

— Это всего лишь подозрения, Лиз, — как можно уверенней ответила она. — Никого нельзя наказывать без доказательств. Ты ведь знаешь, что мастер Фиттон готов поджечь дом соседа не больше, чем свой собственный.

— Может, и не он, мисс. Но он не единственный мужчина — или мальчик — в «Благородном олене».

Нэн снова легла. Простыни просто ледяные. Она знала, кого заподозрила Лиз. Но ведь это нелепость! Крис Фиттон не станет поджигать ферму только потому, что отец выгнал его и попытался ударить кнутом. Крис увернулся от удара — лицо его под загаром побелело, а глаза засверкали. Он был охвачен диким гневом, Нэн знала это, хотя мальчик ничего не сказал, просто повернулся и ушел.

Вспоминая эту сцену, она подумала, что молчаливый уход Криса еще сильней разозлил отца. Но она не должна ничего говорить, чтобы не подкреплять подозрений Лиз. Конечно, как бы сильно ни хотел отец признать его виновным, Крис Фиттон не виновен.

Но она не могла уснуть, хотя лежала неподвижно и дышала ровно, надеясь обмануть Лиз. Нэн думала, что будет делать отец. Неужели на самом деле подкупит кого-нибудь, чтобы тот поклялся, что это был Крис или кто-то другой из гостиницы? Если так, что ей делать? Она думала и думала, пока не заболела голова, но ничего не могла придумать.

Крис разделся и забрался в постель. Без горячего кирпича в ногах в ней было ужасно холодно. Но холодней ледяных простынь, касавшихся дрожащего тела, было воспоминание о словах отца и о фигуре, растаявшей во мраке. Он тщетно пытался вспомнить голос и тем самым узнать имя увидевшего его. Но не мог. Теперь то, что кто-то видел его наблюдающим из кустов за пожаром, всегда будет угрозой, и ему придется с этим жить…

Он дважды засыпал ночью и каждый раз просыпался от ужаса, увидев кошмарный сон. И обрадовался, когда Питер, трактирный прислужник, постучал в дверь на самом рассвете и сказал, что его зовет отец. Крис оделся, плеснул ледяной воды в лицо, провел расческой по волосам и спустился по задней лестнице.

Тепло и запахи еды в большой кухне успокаивали, но пришлось из нее уйти в маленькую комнатку, в которой он разговаривал с сержантом Фиттоном накануне. Постучав, Крис услышал ответ отца и собрался с мужеством.

На столе лежал лист бумаги. Хотя он лежал верхом в его сторону, Крис смог прочесть написанное большими буквами: «Разыскивается преступник». Такие объявления магистраты с Боу-стрит*[6] рассылают по всем гостиницам и пунктам сбора налогов по всей стране; там содержится перечень преступлений и описание разыскиваемых преступников. Отец всегда вывешивал такие объявления в трактире и читал их вслух слугам и неграмотным жителям деревни.

Айра Фиттон сидел в мятой рубашке, с табачным пеплом на рукаве; выглядел он очень уставшим. В руке он держал другой лист бумаги, сложенный и запечатанный темным воском, который хранился для особых случаев. Концом пера он указал Крису на один из стульев.

— Если почтовая карета придет в обычное время, она будет здесь через полчаса. Я дам это Ворчестеру, который мне обязан. Если все пройдет нормально, письмо прибудет в Лондон завтра днем. Ворчестер позаботится, чтобы оно было доставлено на Боу-стрит, Гарри Хокинсу…

Гарри Хокинс — отец служил с ним на полуострове под командованием герцога, а позже они вместе участвовали в Ватерлоо. Потом Гарри стал полицейским сыщиком на Боу-стрит. Он один из ловцов преступников, и его не раз отмечали за хорошую службу.

— Возможно, я призываю к оружию, когда никакого нападения нет, — продолжал Айра Фиттон. — Но, учитывая характер Мэллори, то, что ты вчера был на его землях и тебя там видели, думаю, разумно предпринять кое-какие шаги для твоей защиты. Частные лица могут нанимать сыщиков, если речь идет о преступлении. Я прошу Гарри разобраться в этом деле. Будем надеяться, что он не занят и сможет приехать.

— Ты думаешь… — Крис перевел взгляд с мрачного лица отца на свои грязные руки, на которых еще сохранились следы вчерашней схватки с огнем.

— Я думаю, что ты вел себя глупо и можешь оказаться в большой опасности. Сегодня утром Томкинс рассказал новости — он постарался, чтобы я это услышал, так что уже указывают в нашу сторону, — Мэллори предложил награду в десять гиней за сведения о человеке, который поджег его амбар.

Крис с трудом глотнул. Десять гиней — это целое состояние! Для жителей деревни оно может оказаться искушением.

— А теперь, — отец слегка наклонился вперед, — расскажи поподробней об этой тени, которая назвала тебя по имени.

— Я всю ночь пытался вспомнить. Это был мальчик, я уверен. Но лица его я не видел.

— Сэмпсон Дайкс?

Крис покачал головой.

— Нет, Сэмпсона я знаю. Это был не его голос.

— У тебя были дела с кем-то из деревенских мальчишек, которые могут желать тебе зла?

Снова Крис покачал головой. Он не напрашивается на ссоры. Конечно, он знал, что кое-кто завидует его жизни в гостинице и даже тому, что он дважды в неделю ходит к викарию мистеру Престону на уроки. Но никто до сих пор не проявлял к нему активной неприязни.

— Возможно, тот, кого ты видел, и есть поджигатель, — продолжал отец. — Ну, а искать того, кто из местных ненавидит сквайра больше всех, уж очень долгое занятие. Более вероятно, что кто-нибудь назовет имя — из-за денег или чтобы спасти собственную шею. А сквайр как судья может сразу вынести приговор.

Крис крепко стиснул руки, чтобы отец не видел, что они дрожат. Он понимал, что все может произойти так, как сказал отец, и что назовут его имя.

— Сейчас мы ничего не можем сделать. — Отец встал и взял письмо в руки. — Ты не будешь ни с кем говорить об этом деле. Будешь вести себя как обычно и не станешь отвечать на вопросы. Понятно?

Крис согласился.

Нэн продела иглу в ткань, натянутую на рамку для вышивания. Сейчас у нее нет гувернантки, никто не учит ее рисованию, или вежливым манерам, или другим вещам, которые полагается знать «леди». Она любит читать, но книги, оставшиеся в большой библиотеке, после того как отец купил дом со всей обстановкой, не очень интересны. Большинство на латинском или тома проповедей, такие же сухие, как покрывающая их пыль. И целые дни она скучает за вышиванием, слушает тихий голос тети Маргарет, которая почти всегда жалуется на жизнь; она рассказывает о родственниках, которые умерли задолго до рождения Нэн.

Тетя Маргарет — родственница матери, Нэн она приходится двоюродной бабушкой. Это сморщенная старушка, которая гордится только своей знатностью. Она регулярно упоминает, что ее мать из семьи Рутвенов и что она снизошла к Мэллори, выйдя за него, хоть он и богат. Тем не менее, как заметила Нэн, тетя всегда говорила отцу «да», когда они встречались; что, впрочем, происходило нечасто: сквайр Мэллори был очень недоволен тем, что у него нет сына и наследника, и постоянно давал Нэн понять, что она не заменяет ему сына.

— Какой шум. — Тетя Маргарет вышивала по шелку, поднося мотки ниток близко к глазам. — Судя по нему, преступника быстро найдут. Любой из жителей деревни ухватится за золото…

— А что если кто-нибудь назовет не то имя, лишь бы получить обещанное отцом золото? — спросила Нэн.

Тетя Маргарет фыркнула.

— Не твое дело, мисс, что будет сделано. Речь идет об убийстве, потому что там спали люди и животные. Эти синие нитки не подходят. Не следовало просить Мэри покупать их: у девчонки нет никакого чувства цвета.

Нэн сделала три стежка. Она вполне овладела этим мастерством и признавала, что тетя Маргарет, несмотря на ее глупые рассказы и болтливость, хорошая учительница. Теперь они готовили покрывала для всех стульев в гостиной. Нэн про себя вздохнула, подумав о том, что это означает годы работы.

— Твой отец, — тетя Маргарет отложила не подошедшие нитки в сторону, — послал за собакой Хола Крикетта. Будут искать след.

— Не думаю, что смогут найти. Там были почти все жители деревни, — заметила Нэн. — Как же собака сможет унюхать виновного?

— Кажется, твой отец кое-что знает, но не рассказывает. Вот эти розовые хороши для фона, а эти чересчур бледные: будут выглядеть выцветшим на солнце еще до того, как на самом деле выцветут. Следи за стежками, девочка. — Она щелкнула пальцем с наперстком по краю рамки. — Работа слишком тонкая, чтобы допускать неправильные линии!

— Да, тетя Маргарет. — Нэн заставила себя отвечать покорно и ласково. Ей хотелось узнать, как отец надеется отличить один след от другого у фермы. И как он может быть уверен, что след правильный?

День проходил скучно. Они вышивали, скромно поели в комнате для завтраков. Потом тетя Маргарет удалилась подремать, а Нэн в поисках книги отправилась в библиотеку. День был серый, и тени почти такие же густые, как вечером. За окном слышался шелест падающего снега. Нэн смотрела на него. Он спутает все планы использовать собаку. И Нэн вдруг обнаружила, что рада этому.

Нет, говорила себе с ужасом девочка, она совсем не хочет, чтобы виновный избежал наказания. Но она не верила в справедливость отца; напротив, была уверена, что он с радостью обвинит того, кого не любит, если к нему приведет хотя бы тоненькая ниточка.

Она стояла за длинным красным бархатным занавесом, таким выцветшим и пропитанным древней пылью, что даже энергичные усилия служанок, которых постоянно подгоняла тетя Маргарет, не могли очистить его полностью. Здесь была самая старая часть дома, стена очень толстая, поэтому окно в глубоком проеме, и на внутреннем подоконнике устроено широкое сиденье. Нэн села на него, наблюдая за падающим снегом, который покрывал все следы на подъездной дороге. Было холодно, но она прихватила шерстяную шаль, которую плотно запахнула.

Услышав звук открывающейся двери, она вздрогнула. Но не шевельнулась, услышав голос отца. Так отец говорит, когда сильно рассержен.

— Сюда, мошенник! И не пытайся меня обмануть. Я знаю вашу грязную породу. Твой брат угрожал мне. Если бы у меня были доказательства, я бы давно уже отправил его в тюрьму в Рей. И его, конечно, выслали бы за море.

Нэн поежилась на подоконнике. Она внимательно оглядела занавес и нашла то, на что надеялась, — старая ткань порвалась, а тетя Маргарет не успела зашить разрыв. Девочка пальцами осторожно развела края ткани и смогла видеть часть комнаты.

Отец стоял перед очагом — еще в пальто и шляпе. Одной рукой он размахивал кнутом. Плеть с глухим угрожающим звуком задевала за каминную решетку.

Перед ним стоял оборванный мальчишка в одежде из мешковины и растрепанными волосами. Лица его Нэн не видела, видела только руки в цыпках, почти синие от холода, и ноги в чулках, в которые для тепла набита солома.

— А теперь, — отец наклонился вперед, он выглядел так, словно вот-вот услышит что-то очень приятное, — теперь рассказывай правду, парень.

— Это правда, сквайр…

Нэн вздрогнула. Бедно одетого мальчика она могла не узнать, но голос узнала. Тим Дайкс, старшего брата которого выслали за браконьерство. Неужели это он?.. Но отец ведет себя не так, словно поймал преступника, скорее он ожидает какие-то важные сведения.

— Хорошо, парень, рассказывай правду, и я выполню свое обещание. Десять золотых мальчишек… — Сквайр Мэллори сунул руку во внутренний карман и достал кошелек-сетку. Потряс, так что невозможно было сомневаться, что в нем металлические монеты. — Десять золотых мальчишек за правду!

— Я видел его, сквайр. Он прятался в кустах и смотрел на пожар. Я прибежал, когда услышал крики и все. И он там был. Я не ошибаюсь, видел его ясно. Он просто прятался и смотрел.

— И кто же прятался?

— Тот, из гостиницы, сквайр. Он думает, что он самый важный. Крис Фиттон.

Сквайр Мэллори расхохотался.

— Значит, смотрел, как горит мой амбар? А ты не видел, как он пробирается от пожара?

Но Том как будто еще не понял, что история нуждается в продолжении.

— Нет, сквайр, когда я пришел, уже здорово горело. Я только видел, что он смотрит…

— Тим, я хочу, чтобы ты хорошо подумал. — Отец снова позвенел монетами. — Может, ты видел больше. Думай, мальчик, хорошо думай. Теперь иди на кухню. Кухарка даст тебе что-нибудь, чтобы покрыть твои ребра. Позже придут несколько джентльменов, и я хочу, чтобы ты рассказал им свою историю. Так что подумай, что еще ты скажешь.

Тим вышел. Нэн видела, что отец, убирая кошелек в карман, улыбается. Потом он тоже ушел.

Он уж постарается, чтобы Тим добавил к своему рассказу. Нэн знала это так верно, словно уже слышала рассказ мальчика. И если Тим даст ложные показания, Криса Фиттона будут судить. Может, отец сам не решится вести заседание: ведь дело связано с ним. Но он договорится с сэром Уильямом Лайтеном и мистером Роули Моррисом. Когда он упомянул джентльменов, которым Тим должен будет все рассказать, Нэн знала, кого он имеет в виду.

Надо предупредить Фиттонов. Нэн вышла из-за занавеса. Никому в доме она не может доверить свое сообщение: отец правит слишком тяжелой рукой. Это значит — ей нужно идти самой. Через лес ведет тропинка, которая кончается у заднего входа в гостиницу. Идет снег, но он еще не такой густой, чтобы засыпать ее. И если идти, то немедленно. Приняв решение, Нэн сразу стала его осуществлять.

Закутавшись в плащ и надев самую надежную обувь, она выскользнула из дома, пересекла сад, укрываясь в тени стены, хотя это не самый короткий путь. Наконец выбралась на лесную тропу, плотно запахиваясь в плащ.

Когда идет снег, темнеет рано. И хотя полдень был совсем недавно, вокруг быстро серело. Девочка скользила по снегу и тяжело дышала. Она бежала словно от боли. Но когда впереди показалась стена гостиницы, Нэн заколебалась.

Если она войдет открыто, обогнет здание и направится к переднему входу, ее обязательно увидят. И она не сомневалась, что новость о ее приходе в «Благородного оленя» разойдется по деревне и со временем дойдет и до отца. Идет густой снег, но его недостаточно, чтобы скрыть ее.

Однако она не видела другого пути. Убедившись, что вокруг никого не видно, она, перебегая от одного укрытия к другому, добралась до передней двери. К счастью, дверь не была заперта и ей не пришлось стучать. Но она никогда не была внутри и не знала расположения помещений. Как ей найти мастера Фиттона?

В прихожей не теплее, чем снаружи. Пробираясь, она слышала голоса. Справа, должно быть, трактир, он где-то за кухней. И то и другое место для нее опасны. Она оглядела короткий коридор и увидела в конце его ведущую наверх лестницу, более внушительную даже, чем в поместье. Может, попробовать войти в одну из дверей?

И когда она стояла в нерешительности, почти готовая повернуть назад, одна из дверей открылась и в темный коридор вышел человек со свечой в руке. Нэн узнала его — пока ей везет. Это был сам мастер Фиттон.

Должно быть, она, сама не сознавая этого, вскрикнула, потому что человек быстро повернулся и направился к ней.

— Что это?.. — начал он.

Нэн отбросила капюшон, так что он больше не закрывал ее лицо. И поднесла руку в митенках ко рту, надеясь, что он поймет ее знак. Должно быть, понял, потому что оглянулся через плечо и поманил ее в комнату, из которой только что вышел.

Здесь в камине горел огонь, и она протянула к нему руки. Теперь, когда она оказалась здесь, храбрость ее покинула; она испытывала застенчивость. Как рассказать этому человеку, что задумал ее отец?

— Мисс Мэллори. — Он произнес ее имя очень тихо. — Что привело вас сюда?

Да, ему это должно показаться очень странным. Она должна рассказать немедленно или не сможет рассказать вообще.

— Отец — он предложил деньги, много денег, за имя поджигателя.

Айра Фиттон кивнул, но лицо у него было такое мрачное, что она едва не повернулась и не выбежала из комнаты. В последнем порыве смеси страха и смелости она выпалила остальное:

— Мальчик — Тим Дайкс — он приходил к отцу. Он говорит, что видел, как Крис, ваш сын, из кустов наблюдал за пожаром. Отец послал за другими — за сэром Уильямом Лайтеном и мистером Моррисом. Тим должен рассказать им свою историю. Но… — Но она не решалась продолжать, потому что дальше идут предположения, а не правда. Как ей сказать этому человеку со строгим лицом, что она думает, будто ее отец заставит Тима солгать? Ее влажные от снега митенки упали на пол, и она крепко сжала пальцы.

— Тим Дайкс, — повторил хозяин гостиницы. — Вы уверены, что это был Тим Дайкс, а не Сэмпсон?

— Тим! — уверенно повторила она.

Он продолжал хмуриться; но так, подумала Нэн, словно ему в голову пришла какая-то мысль. Потом посмотрел на нее, как будто впервые увидел.

— Мисс Мэллори, вы совершили поступок, за который мы вам очень благодарны. Предупрежденный вооружен. Но придя сюда…

— Все в порядке, — торопливо ответила она. — Я пойду назад. Не думаю, чтобы меня кто-нибудь видел. И я должна идти одна, понимаете? Потому что…

И опять он словно понял ее без слов. Но покачал головой.

— Я проведу вас до конца леса. — Он наклонился, поднял ее митенки и протянул ей.

Хотя Нэн хотела отказаться, но поняла, что он ее не послушает. Ей казалось, что она не могла свободно дышать, пока не оказалась в безопасности за стенами поместья, спрятала мокрый плащ в глубине шкафа, сунула туда же ботинки и надела на холодные ноги домашние туфли. Снег шел еще гуще, он завалил весь сад. Нэн надеялась, что и ее след тоже.

Крис долго сидел над раскрытыми книгами, но задание мистера Престона было лишь начато. Он жевал конец пера и смотрел в окно, за которым снег казался занавесом. Очень давно никто к нему не приходил. Он пытался вести себя как обычно, хотя был уверен, что идут слухи о его напряженных отношениях с отцом.

Но мысли его постоянно возвращались к Сэмпсону Дайксу. Где он был в ту ночь? Крис не верил, что Сэм поджег амбар. Конечно, Дайксы ненавидят сквайра, который выгнал их из дома. Когда сквайр выслал Эндрю в кандалах, Сэм остался старшим. Крис знал, что Сэм ненавидит сквайра, но у него достаточно здравого смысла, чтобы не попадать в неприятности и еще ухудшить положение матери.

Если это был Тим Дайкс… Крис выплюнул обрывок пера, застрявший меж зубов. Тим отличается от Сэма, как день от ночи. Он считает Эндрю героем и постоянно говорит о том, что нужно отомстить сквайру. Крис неловко поежился. Все это всего лишь разговоры… не больше.

— Крис…

Мальчик вздрогнул. Он так глубоко задумался, что не слышал, как открылась дверь.

— Сэр? — Увидев отца, он вскочил.

— Что происходит между тобой и Тимом Дайксом?

Отец словно прочел его мысли. Мальчик был так поражен, что сразу ответил, сказал правду, не пытаясь выгородить Дайксов.

— Ничего особенного. Он часто говорит о том, как ненавидит сквайра — из-за Эндрю. Сэм рассказывает, что он всегда ходил по пятам за Эндрю. Думаю… ну, я думаю, ему не нравится, что мы с Сэмом дружим.

Айра Фиттон сел на край стола.

— Настолько не нравится, что он может хотеть для тебя неприятностей?

Крис не понимая смотрел на отца.

— А что?

— Очень надежный источник сообщил мне, что Тим был в поместье и сказал, что видел, как ты из кустов наблюдал за пожаром. Можно считать, что когда он будет рассказывать свою историю снова, к ней кое-что добавится — достаточно, чтобы доказать, что тебя видели на месте с факелом в руке!

— Но я не… — начал Крис и смолк. Он слишком хорошо понимал, что отец сказал правду, и неожиданно испугался так, как никогда в жизни.

— Снег одновременно за нас и против… — Айра Фиттон подошел к маленькому окну. — Не думаю, чтобы сэр Уильям Лайтен или мистер Моррис двинулись в такую непогоду. Но и Хокинс не сможет выбраться из Лондона. Очень сомневаюсь, чтобы мы сегодня увидели карету… а может, и завтра.

— Что… что нам делать? — тихо спросил Крис.

— Ждать. Пока больше ничего сделать нельзя… только попросим Джека слушать — внимательно, о чем говорят в деревне. Когда дело доходит до ушей, он не просто конюх. На него можно рассчитывать.

Крис положил изгрызенное перо. Ждать будет очень трудно.

Так и оказалось. Прошло три дня, прежде чем зимнее солнце растопило дорогу настолько, что по ней могли пройти кареты. И все эти три дня Крис напряженно ждал появления сквайра Мэллори и ареста. Отец почти не разговаривал, но дважды приходил Джек и закрывался с отцом в его кабинете. О чем они говорили, Крис не знал, но чувствовал, что ничего хорошего, иначе отец рассказал бы ему.

На четвертый день, скрипя по снегу, пришла карета из Лондона, и Крис, как всегда, был занят, выполнял поручения, выносил стакан бренди за счет заведения каждому из четырех пассажиров, которым нужно было только тепло общего зала. Вернее, трем из них, потому что четвертый окликнул отца, и его увели в малую гостиную.

В карету запрягли свежих лошадей, и она ушла, трое пассажиров неохотно заняли свои места, прежде чем Люси, служанка, позвала Криса к отцу.

Он увидел, что незнакомец сидит в отцовском кресле, протянув ноги в сапогах к огню. Это был крепкий мужчина, немного ниже Айры Фиттона, но с очень широкими плечами и мощной грудью. Его плащ висел на колышке у огня, а на незнакомце оказался синий камзол с желтым жилетом. Оба они казались бледными на фоне его румяного лица со светлой бородкой.

— Так вот наш преступник, — приветствовал он Криса гулким голосом, отразившимся от стен. Потом улыбнулся и подмигнул. Крис не знал, как к этому отнестись. На лице незнакомца было выражение острого интереса.

— Теперь, парень, мне нужна правда. Запомни: ничего не утаивать. Для работы мне нужна правда. Почему ты тем вечером оказался в лесу?

Крис колебался. Теперь он был уверен, что это и есть сыщик Хокинс. Но если рассказать всю правду — значит втянуть Сэмпсона… А стоит сквайру Мэллори услышать о том, что Сэм браконьерствует…

— Когда Гарри Хокинс дает слово, — человек слегка наклонился вперед в кресле, — он его выполняет, парень. Ты знаешь, кто поджег амбар, и пытаешься его прикрыть?

— Нет. — Крис был доволен тем, что сейчас может говорить правду.

— Тогда, если ты знаешь о каких-то других делишках, о которых не хочешь говорить, я на эту часть закрою уши… я здесь только по одному делу и по просьбе сержанта. Спрашиваю снова: что ты делал в лесу тем вечером?

— Я пошел на встречу кое с кем… — осторожно начал Крис.

— И у этого другого парня тоже есть причины ненавидеть сквайра.

Крис смотрел на него.

— Джек, держи уши открытыми, — впервые заговорил отец. — Ты шел на встречу с Сэмпсоном Дайксом. Но он не пришел?

Крис покачал головой.

— Я услышал крики и пошел посмотреть, что происходит… Я был в кустах живой изгороди у длинного поля.

— И ты увидел кого-то другого?

Крис неохотно рассказал: Сэмпсон не пришел; Сэмпсон не мог поджечь стог — это он повторял снова и снова. Потом рассказал о голосе из темноты, который не смог узнать.

— Этот Тим, который говорит, что видел тебя, имеет против тебя что-то?

— Ну… — Он снова повторил то, что рассказывал отцу о Тиме.

— А может быть, это он?

На этот раз Крис покачал головой решительно.

— Я… не знаю. Он так сердился на сквайра из-за Эндрю. Из-за своего брата. Они с Сэмом ни в чем не соглашаются. Сэм — он хотел найти работу, помочь матери и двум малышам; говорил, что месть сквайру ничего хорошего не даст.

— И ты ему веришь?

Крис энергично кивнул.

— А что имеет против тебя сквайр Мэллори? — сменил тему Хокинс.

— Он не любит нас, из гостиницы. — Крис считал, что отец уже рассказал об этом Хокинсу. — А несколько дней назад мисс Нэн… Она услышала, что у меня есть лисенок. И приехала верхом посмотреть на него. Сквайр застал нас за беседой. Он страшно рассердился — взмахнул хлыстом и хотел стегнуть меня. Но я успел увернуться.

Хокинс поднял палец и почесал щетину на подбородке.

— Похоже, этот Мэллори человек с тяжелым характером.

— Он даже не джентри, — выпалил Крис. — Просто разбогатевший горожанин, который выкупил имение у леди Мэри, когда старый сквайр умер и ничего ей не оставил. Он хочет править всеми нами.

— Такие бывают, — заметил Хокинс. — И они могут быть опасными врагами, парень. Что ж, посмотрим, что можно сделать, чтобы остановить его, когда он явится за тобой.

Крис не знал, что собирается делать Хокинс. Казалось, тот ничего не делает, сидит в трактире, разговаривает со всеми, кто забредает из деревни за пинтой. Людям, отрезанным снегами, не сиделось на месте. И так как никуда они поехать не могли, то в поисках общества шли в гостиницу.

Но днем во дворе послышался шум, кто-то сильно постучал в дверь. Крис как раз нес поднос с вымытыми кубками в трактир, когда дверь распахнулась и вошел сквайр Мэллори, за ним несколько человек, среди них Невисон и два его сына.

Сквайр хлыстом указал на Криса.

— Вот преступник, прямо на месте. Берите его — немедленно!

Крис отступал, пока спиной не прижался к стене. К нему подошли Дольф Невисон и Холл и, прежде чем он смог защититься, схватили его за руки. Поднос с кубками полетел на пол.

Последующее напоминало худший из кошмаров. Звон упавших кубков привлек отца, за ним шел Хокинс и все остальные из трактира. Сквайр держал в руке пистолет и кричал, что он не позволит освободить этого преступника; если кто-нибудь вмешается, будет отвечать за последствия.

— Это не совсем законно, сэр. — Хокинс не повышал голос, но все равно перекрыл крик сквайра. — Нельзя взять человека, если он не пойман с поличным. Так что где же ваш ордер на вход в дом?

— Ордер! — Сквайр Мэллори выглядел так, словно собирался пустить в ход пистолет или хлыст. — У нас есть показания под присягой о том, что сделал этот висельник.

Хокинс извлек из-под руки короткую дубинку, блеснувшую в свете из приоткрытой двери. Верхушка дубинки была позолочена. Он показал ее сквайру.

— Я человек короля, с Боу-стрит, приглашенный сюда для расследования некоего дела.

— Тогда почему этот преступник не в кандалах?

— Потому что еще не доказана его виновность, сэр. Теперь представьте мне ваши доказательства…

Мэллори кивнул в сторону двери, и Невисон вытащил на свет упирающегося Тима.

— Свидетель, — сказал Мэллори. — Что не хуже любого ордера.

— Совершенно верно, сэр, но сначала давайте проясним все — и не в коридоре.

Что-то в поведении Хокинса заставило даже сквайра неохотно последовать за ним в трактир. Крису уже связали руки за спиной, и старший из сыновей Невисона грубо взял его за плечо и втолкнул туда же.

Если сквайр надеялся распоряжаться внутри, он ошибся, потому что Хокинс сразу показал, кто старший: для него такие разбирательства привычны, он не раз проводил их в прошлом.

Криса усадили на скамью, младший Невисон стоял рядом на страже, сквайр встал спиной к огню; взгляд его перебегал от Айры Фиттона к сыщику с Боу-стрит; они были для него словно противники в дуэли, которая вот-вот начнется. Но Хокинс повернулся к Тиму Дайксу и своим рокочущим голосом начал задавать вопросы, казалось, не имеющие отношения к делу. Имя Тима, его возраст, есть ли у него братья и наконец еще один вопрос, на который Тим ответил молчанием. Что он делал в лесу тем вечером?

После короткой паузы Тим ответил:

— Я услышал шум и прибежал…

— Давай поговорим об этом, — подхватил Хокинс. — Как я видел — а я сегодня осмотрел все окрестности, — вот это, — он окунул свою дубинку в ближайший кубок с элем и начертил с одной стороны квадрат, — ферма, где был пожар. А вот это, — он провел линию, — дорога, которая идет из деревни. Верно?

Все склонились, чтобы лучше посмотреть, и хором подтвердили.

— Тогда вот место, где был молодой Крис. — И он поставил точку большой каплей эля. — А теперь покажи мне, где был ты! — Он неожиданно повернулся к Тиму.

Тим посмотрел на стол, потом на Хокинса и опустил взгляд.

— Я, как и все, пришел со стороны деревни, — пронзительно сказал он.

— Но это невозможно. Если ты видел Криса. Тут участок сада. — Снова Хокинс сделал несколько точек. — И через него ты не мог видеть, тем более ночью. Верно, парень? Если только ты не был где-то в другом месте на дороге… и, может, с кем-то еще…

— Нет! Я не… я не был… я никогда не… — Тим переводил взгляд с одного лица на другое. — Ну, хорошо, может, я не был на дороге, но я видел Криса! Если хотите, я поклянусь в этом!

— Я не отрицаю, что ты мог видеть Криса. И он не отрицает, что был там. И слышал тебя… Ты ведь назвал его по имени?

Тим выглядел загнанным в угол, казалось, он сжимается и становится все меньше. Хокинс наклонился над столом и указал на него дубинкой.

— Не пытайся обмануть Гарри Хокинса, парень. Я имел дело с людьми, при одном виде которых ты орал бы до потери сознания. Ты был там, ты назвал Криса по имени. Но был там кое-кто еще, верно? И ты позвал Криса, чтобы отвлечь его внимание и дать тому незаметно улизнуть. Там… был… кто-то… еще! — Последние четыре слова Хокинс произнес торжественно, как приговор.

— Я… я ничего не скажу… — оборонялся Тим.

Но Хокинс медленно из стороны в сторону качал головой.

— Скажешь, парень. Скажешь, кто ушел тайком, пока ты отвлекал внимание Криса Фиттона. Это был твой брат?

— Сэм… — презрительно произнес Тим. — У него ни на что кишок не хватит. Он мягок, как беличий пух.

— А кто тогда тверд, если Сэм мягок? Может, Джем Кэтсби?

Тим вздрогнул, словно Хокинс ударил его по лицу.

— Я не сказал… никогда, — почти закричал он.

— Ты только что сказал, парень. — Хокинс распрямился. — Только что сказал, пусть даже не словами. В последнее время ты очень сблизился с Джемом; многие это заметили. А Джем, чтобы выглядеть невиновным, отправился в Лондон. Так он сказал. А два дня спустя — пожар. Кто может заподозрить Джема, ведь он все время прятался, а ты приносил ему все и высматривал. А потом ты солгал, чтобы погубить Криса, а вы с Джемом остались бы на свободе…

Худые плечи Тима дрожали.

— Он сказал мне… он сказал, что все получится. Мы отомстим сквайру, и никто не узнает…

— Бывает, люди думают, что обойдут закон, — сказал Хокинс. — Конечно, в конце концов у них ничего не выходит. Что ж, сэр, — обратился он к сквайру, — вот ваш человек, этот Кэтсби. То, что его здесь нет — вероятно, ушел еще до бури, — другое уже дело.

— Вы друг Фиттона… — начал сквайр. Холл Невисон разрезал веревку на руках Криса. Отец Хола посмотрел на Айру Фиттона.

— Айра, я слушался…

Трактирщик покачал головой.

— Я знаю, что тобой двигало, Генри. Пусть это тебя не тревожит. Теперь правда выяснилась, все в порядке. Она известна. — И он посмотрел прямо на сквайра.

Тонкие губы Мэллори кривились, словно он молча произносил проклятия. Потом он вышел из комнаты, и Невисоны последовали за ним.

Хокинс посмотрел на Тима.

— Похоже, они о тебе забыли, парень. Пока не вспомнили и не вернулись, постараемся, чтобы закон был на твоей стороне. Ты мне все расскажешь об этом Кэтсби, и мы посмотрим, нельзя ли закрыть глаза на то, что ты принимал участие в работе дьявола.

Крис прислонился к стене: он чувствовал слабость, усталость и такую благодарность, что не мог найти слова, чтобы выразить, чем обязан Хокинсу и отцу. Он только знал, что освободился от тяжести, которую нес до сих пор.

11. Твое слово против их

Крис открыл глаза. На этот раз он не удивился, увидев над головой потолок квартиры тети Элизабет, а не почерневшие балки гостиницы. Вначале он лежал неподвижно, думая о сцене, из которой только что явился каким-то способом, который не может понять. Сильнейший страх, который он испытывал, когда сидел со связанными руками и слушал, как Хокинс допрашивает Тима, рассеялся.

Но ему хотелось знать больше. Что случилось с Тимом? И поймали ли Кэтсби? Больше всего он думал о Хокинсе и отце — об Айре Фиттоне из гостиницы, отце, который верил в него и сделал все, что мог, для своего сына.

Крис закрывал глаза и видел лицо отца, словно сержант Фиттон стоит в его комнате. Странное ощущение утраты охватило его и заполнило пустоту, образовавшуюся после ухода страха. Несмотря на все случившееся, на ту опасность, которая угрожала ему в «Благородном олене», ему хотелось туда вернуться.

— Крис!

Кто-то осторожно постучал в дверь; его имя произнесено почти шепотом. Он выбрался из постели. Что нужно Нэн? Еще очень рано; свет серый.

— В чем дело? — Ее ответ прозвучал шепотом:

— Крис… ты теперь здесь…

Что это может значить? Крис приоткрыл дверь. Нэн раскрыла ее шире, достаточно, чтобы проскользнуть внутрь.

— Ты… с тобой все в порядке?

— А что может быть?

— Я думала… сквайр… он хотел забрать тебя. Слышала, как он говорил об этом с Невисонами. Я не знала, что произойдет!

— Значит, ты была там? Но я тебя не видел в этот раз.

Она запахнула халат, словно замерзла, хотя в комнате после вечного холода гостиницы было очень тепло, почти жарко.

— Я снова была Нэн, но другой. Иногда я думаю… Была ли я когда-то всеми этими девочками? На этот раз я пошла в гостиницу. Рассказала твоему отцу о Тиме, о том, что может сделать сквайр. Мой отец хотел, чтобы Тим изменил свой рассказ: он обещал ему деньги, если Тим скажет, что видел, как ты поджигал стог. Что случилось, Крис? Тим солгал?

— У него не было возможности. — Крис смахнул со стула одежду и пригласил Нэн садиться. — Хокинс все из него вытянул.

Нэн внимательно слушала, и Крис обнаружил, что описывает сцену в гостинице так подробно, как не собирался делать. И когда закончил уходом сквайра, Нэн была разочарована.

— И это все?

— О, Хокинс еще что-то говорил о том, что Тим сообщит больше фактов и это ему поможет. Но… все казалось таким легким, Нэн, когда Хокинс все прояснил, так что все могли видеть — начертил план, который доказывал, что Тим не мог быть там, где сказал, узнал, что Тим был дружен с Кэтсби. Легко — когда знаешь, как сделать.

Счастливое выражение исчезло с лица Криса. Он снова замкнулся.

— Крис, — попыталась Нэн, — в чем дело? Дело во сне?

— Это не сон, — ответил он.

— У тебя неприятности.

Вначале он почувствовал негодование. Это не ее дело. Кто она такая? Но потом пришли воспоминания: он подумал теперь о нескольких Нэн. Нэн, которая помогла ему спасти мастера Бойера; Нэн, что повела его предупреждать драгун; эта последняя Нэн — несомненно, она сделал то, о чем только что ему сказала: рассказала отцу о Тиме, так что отец и Хокинс были предупреждены об оружии, которое есть у сквайра. И теперь эта Нэн. Когда он смотрел на нее, несколько лиц накладывались друг на друга, пока не стали тем лицом, которое он хорошо знает.

— Да, у меня неприятности. — И поскольку не видел выхода, рассказал ей о своей попытке перехитрить Гэнфилда и о том, что из этого вышло.

— Значит, два вопроса оказались правильными. — Она сидела очень прямо, сложив руки на коленях. — Но, Крис, если бы ты, как они говорят, продавал им текст испытаний, все вопросы должны были быть правильными.

— Они могут сказать, что я сделал это ради денег, — заметил он.

— Должна быть какая-то возможность доказать, — горячо сказала она. На лице ее появилось то же решительное выражение, которое было у тех других Нэн. Подбородок она задрала, а глаза гневно горели. Но сердилась она не на него. Крис с некоторым удивлением понял, что сердится она из-за него. Нэн готова помочь.

— Не знаю как.

— Этот мистер Баттерсли, насколько хорошо ты его знаешь, Крис?

— Не больше всех остальных. — Впервые он позволил себе приоткрыть щелку в раковине, которой отгородился от всего мира. — Я ненавижу это место! Баттерсли строг, но он справедлив. И знает свое дело. Я у него получаю хорошие отметки за работы.

— А Гэнфилд и остальные?

— Они не в моей секции. В том-то и дело. У меня урок раньше, чем у них, поэтому мне легко было бы рассказать им об экзамене.

— Но тогда зачем было стараться придумывать вопросы? К тому же неверные?

— Они говорят, что я это из-за денег.

Нэн задумалась. Должна быть какая-то брешь в доводах Гэнфилда. Но найти ее не так легко, как в обвинениях сквайра. Те были построены на лжи, и их легко опроверг человек, привыкший допрашивать лжецов и готовый к любым уловкам.

— А они могут доказать, что тебе нужны деньги?

Крис выглядел задумчивым.

— Не вижу, каким образом, но, конечно, деньги всякому пригодятся. Я показал тете Элизабет свой бумажник. У меня остались два доллара от карманных денег — это все. Но они могут сказать, что я их где-нибудь спрятал.

— Значит, твое слово против их…

— Именно в этом все дело. Они в школе шишки — по крайней мере Гэнфилд. Он капитан футбольной команды, и вся его шайка подтвердит то, о чем он говорит. А я одиночка…

— Ты — это ты, — спокойно ответила Нэн; и ее взгляд почему-то вызвал у Криса странное чувство, как будто она верит, что он может все что угодно — начиная с того, что перетянет на свою сторону всю академию. Но, конечно, это невозможно.

— Я пойду к мистеру Баттерсли, — продолжала она. — Твое лучшее доказательство — то, что вопросы не совпадают. А сколько там вообще было вопросов, Крис?

— Шесть. Но… — Он медленно покачал головой. — Я не могу сказать Бэтмену, что так боялся их, что все это придумал. Это позорная правда… — он заставил себя произнести это, — и я не скажу этого.

— А кто-нибудь раньше делал такое — я хочу сказать продавал вопросы? — Нэн пошла по другому следу.

Крис пожал плечами.

— Не знаю. Мне никто об этом не рассказывал. Но я здесь только одну четверть.

— Мне кажется, — медленно заговорила Нэн, — у этого Гэнфилда наготове все ответы, потому что он ждал неприятностей. Точно как Пэт…

— Какая Пэт?

Нэн бросила на него быстрый неловкий взгляд. Но тут же приняла решение. Может, если она покажет ему, что он не один… Она в нескольких фразах рассказала о походе в магазин, не щадя собственного невежества.

— Но ты это сделала! — Крис кивнул. — Ты освободилась от них! А я не могу использовать такой трюк — не сработает. Это совсем другое дело.

— Я сделала это, — припомнила Нэн, — потому что подумала о дяде Джаспере — и о том, как я смогла перехитрить его. Крис, ты совершал храбрые поступки. Ты пошел за драгунами, ты рассказал правду этому сыщику с Боу-стрит, так что он смог спасти тебя. Должен существовать способ…

— Но то все было во сне!

— Не уверена. — Нэн встала со стула и взяла в руки гостиницу. Впервые она при этом не испытывала неприятных ощущений. И когда поставила назад на ночной столик, случайно уронила на пол конверт. Торопливо наклонилась и подняла его.

— Это мое! — Крис с остатками прежней враждебности схватил письмо.

Но на этот раз Нэн решилась ответить.

— Это от твоего отца — и ты даже не прочел.

Таким мрачным она Криса никогда не видела. Он мял конверт в пальцах, словно собирался разорвать его, не открывая. Затем, бросив на нее вызывающий взгляд, распечатал и пробежал напечатанный на машинке листок.

Он по крайней мере получил письмо, уныло подумала Нэн, а я только открытку. Впрочем, она не знала, завидует ли Крису.

— Крис… Нэн…

Тетя Элизабет! Нэн подошла к двери и осторожно выглянула в оставленную щель. Должно быть, тетя Элизабет зовет из кухни. Не оборачиваясь, она вернулась в свою комнату и начала торопливо одеваться.

Крис прочел письмо. Итак, они возвращаются домой — и папа обещает сюрприз, который Крису понравится. Хватит с Криса этих папиных сюрпризов. Он скомкал письмо и посмотрел на гостиницу. Ему снова захотелось оказаться там — с сержантом Фиттоном, который, может быть, не готовил сюрпризы, но зато был на месте, когда в нем нуждались.

Крис начал одеваться. Нэн желает ему добра, это он признавал, но ничем не может помочь. Ему придется идти с тетей Элизабет в академию и противопоставить им только свое слово. А в этот момент Крису его собственное слово казалось очень мало стоящим.

За завтраком и в такси, которое она заказала, тетя Элизабет непрерывно оживленно разговаривала, но Крис ее не слушал. Они выйдут у академии, и Нэн оттуда придется идти до школы одной. Крис, вспоминая рассказ Нэн о том, как она не поддалась Пэт и Марве, ерзал на сиденье. Она нашла выход. На мгновение ему захотелось, чтобы рядом с ним оказалась не тетя Элизабет, а Гарри Хокинс, хотелось услышать его гулкий голос вместо веселой болтовни, которая его раздражает.

Заходя в академию, он увидел впереди Гэнфилда. С ним был какой-то мужчина. Отец Гэнфилда? Они притащат сюда все свое семейство? Крис не позволил себе оглянуться, хотя ему очень хотелось, но сознание безнадежности все больше охватывало его.

В кабинете сидел не директор, хотя это был его кабинет. За столом был мистер Баттерсли. Он встал, чтобы поздороваться с тетей Элизабет и мистером Гэнфилдом, на лице которого ясно видно было нетерпение.

Крис сел на краешек жесткого стула. Он не смотрел на Гэнфилда. Но встретился с взглядом Бэтмана и выдержал его, пока тот не посмотрел в сторону Гэнфилда.

— Я пригласил вас — сюда, — сухой, лишенный эмоций голос мистера Баттерсли ничего не выражал: хорошо известно, что потрясти Бэтмена невозможно, — потому что дело касается моего предмета. Я выслушал твое объяснение, Гэнфилд…

— Совершенно очевидно, что произошло, — вмешался мистер Гэнфилд.

Достаточно было легкого взмаха ресниц Бэтмена, чтобы гневный голос смолк.

— Фиттон, — Крис прямо посмотрел на Бэтмена, — теперь расскажи ты.

— Они говорят, что я продавал вопросы теста?

— Лишь некоторые, — поправил мистер Баттерсли. — Два вопроса совпадают. Остальные… вот что мне интересно, Фиттон. А где ты взял остальные? Странно, но это вполне вероятные вопросы, основанные на знании материала всего семестра. Но я не составлял их на этот раз и не использовал в прошлом. Нужно полагать, ты их сам составил? — Это был вопрос, а не утверждение.

— Да, — ответил Крис.

— Весьма предприимчиво. А теперь, — взгляд Бэтмена устремился к Гэнфилду, — ты рассказал, что Фиттон обратился к тебе с предложением продать вопросы. Поскольку твои достижения по предмету не слишком значительны, ты согласился на его предложение. Он дал тебе копию под копирку, которую ты решил разделить с несколькими друзьями. Мистер Пауэрс заметил это, отобрал текст и послал тебя ко мне. Ты признался и сказал, что это была идея Фиттона и что каждый из вас заплатил ему по пять долларов за копию. Я верно излагаю факты?

— Он мошенник! Он и не думал давать нам правильные вопросы, он слишком труслив для этого! — Гэнфилд кипел гневом.

— Фиттон? — Взгляд мистера Баттерсли снова перешел на Криса.

У Гэнфилда не было того испуганного, загнанного вида, как у Тима Дайкса. Но то, как выразился мистер Баттерсли, как он подобрал слова… Неужели Бэтмен еще не убежден, а Крис не осужден? Он должен постараться… как постарался ради него Хокинс в гостинице.

— Я составил вопросы, — сказал он. — Это правда.. Но я их не продавал.

— А с какой целью, Фиттон? Чтобы причинить им неприятности?

— Они сказали, чтобы я достал вопросы… я просмотрел пройденный материал и составил их. Я не собирался давать настоящие…

— Ага. — Мистер Баттерсли переплел пальцы рук. — Ты меня заинтересовал, Фиттон. Значит, тебе предложили раздобыть вопросы для остальных?

— Это ложь! — Голос Гэнфилда прозвучал резко и высоко. — Он сам пришел к нам. Это была его идея!

— Ты очень прояснил ситуацию, Гэнфилд, когда недавно заметил, что Фиттон «слишком труслив», как ты назвал это, чтобы достать настоящие вопросы. Если он обратился к тебе после того, как предположительно украл мои бумаги, откуда такая злобная реакция?

— Послушайте, — вмешался мистер Гэнфилд, — этот Фиттон обманул мальчика. Он это сам признал, и вы не имеете права предполагать, что мой сын подтолкнул на это Фиттона.

Мистер Баттерсли не обратил на него внимания; он снова пристально посмотрел на Криса.

— К тебе обратились с предложением украсть вопросы?

— Да.

— Ты получил за это деньги? — Он заглянул в лежащий перед ним листок.

— Нет.

— Он лжет! Спросите Джимми Бакстера… Харви… Де Тенбуса… — вспыхнул Гэнфилд.

И снова мистер Баттерсли не обратил никакого внимания на это вмешательство.

— Составление вопросов — довольно сложная работа. Ее мог проделать только тот, кто очень в этом нуждается. Ты признаешь, что сделал это, Фиттон. Теперь я спрашиваю тебя — почему?

Крис знал, что другого выхода нет; его загнали в угол, и единственный выход из него — правда. И неожиданно, как в гостинице, когда он понял, что ложь ему не поможет и нужно говорить правду, Крис ответил:

— Потому что я боялся.

После этих четырех слов наступила тишина, которая с каждым мгновением становилась все более угнетающей. Но он произнес эти слова, и он сказал правду.

— Я не буду спрашивать тебя, чего ты боялся, Фиттон. Как ни странно, но мне кажется, что больше ты не боишься. — Спокойный голос звучал так же властно, как гулкий голос Гарри Хокинса.

— Дело будет передано директору, и я не знаю, какое решение он примет. Я напишу свой отчет. Однако я убежден: это было сделано не ради выгоды. Гэнфилд, — это имя прозвучало, как удар хлыста, — ты ведь не давал никаких денег Фиттону. Верно?

Снова наступила тишина.

— Я… — начал Гэнфилд и замолчал.

— Ну, по крайней мере ты не усугубил свою ложь. Теперь я скажу тебе, что Харви Рид признался — никаких денег не было. И его рассказ несколько отличается от того, что ты рассказал мне вчера. Кажется, ты не очень хорошо подготовил своих сообщников. Что касается остального — решать доктору Стивенсу.

Крис неуверенно вздохнул. Он не знал, можно ли ему испытывать облегчение; и, конечно, у него нет той уверенности в будущем, как была, когда его взял под защиту сыщик с Боу-стрит. Но сегодня его слово противостояло их словам — и мистер Баттерсли поверил ему. И Бэтмен прав: Крис больше не боится. Гэнфилд словно съежился, он больше не диктатор, который полностью контролирует благополучие Криса.

Он слышал возражения мистера Гэнфилда. Тетя Элизабет молчала, она вообще ничего не сказала — к удивлению и облегчению Криса. Возможно, теперь она снова обретет дар речи. Но это уже неважно. Его теперь не беспокоит, что придется говорить с доктором Стивенсом. Его даже могут исключить из академии. Самое главное: он признался в том, что боялся, — и обнаружил, что больше это не так! Неожиданно ему стало тепло. Словно стоишь перед камином гостиницы, а снаружи холодная ночь. Раньше он никогда не пытался посмотреть в лицо своему страху. Он пытался ускользнуть от него, говорил себе, что просто не нужно ни во что вмешиваться. Не хотел признаваться в том, что он трус.

Но больше он не трус. Нэн сказала ему — гостиница сказала ему — и теперь он знает.

12. Семья — может быть

— Что случилось?

Нэн влетела в квартиру, словно пробежала дистанцию на соревнованиях. Крис поднял голову от книги.

— Меня до конца недели отстранили от занятий — пока доктор Стивенс не примет решение.

— Но они поверили тебе! — Это был не вопрос, а утверждение.

— Бэтмен поверил. — Крис не хотел говорить об этом: с него хватит тети Элизабет. Но — он в долгу перед Нэн. И он медленно пересказал сцену в кабинете. Он все еще внутренне сжимался, вспоминая, как признался в трусости, признался, что боялся Гэнфилда и его банды.

— Ты не боялся, — сразу вставила Нэн, словно читала его мысли, — во всяком случае не настолько, чтобы не сказать правду. Ты… ты храбрей меня. Мне следовало отнести эту булавку назад к прилавку… рассказать им все. Но — тогда я не могла.

Крис с любопытством посмотрел на нее.

— Ты сказала, тогда не могла. Почему?

— Потому что теперь, мне кажется, я бы смогла. — Она сняла свой ранец и села. — Я никогда ничего не рассказывала бабушке. Потому что всегда боялась, что разочарую ее, и тогда она не будет так любить меня. А она у меня была единственная. Поэтому, — она глубоко вдохнула, — когда бабушки здесь не было, я чувствовала, что у меня вообще никого нет. Но никто не должен говорить тебе, что хорошо и что плохо. Ты сам знаешь это — в глубине души.

Я знала, что дядя Джаспер заставляет меня причинять зло людям, которые мне доверяли. Я знала, что тетя Пруденс поступает правильно, не допуская контрабандистов к твоему отцу… — говорила Нэн.

Его отец — Крис вспомнил покрасневшее от лихорадки лицо на плоской подушке в постели в гостинице. Сейчас это лицо незнакомого человека, но он помнил, какой страх и гнев заполняли его тогда.

— И я знала, что сквайр собирается воспользоваться ложью, чтобы причинить тебе зло, — поэтому я — в то время у меня хватило сил пойти и рассказать. Хотя я все время очень боялась. Если бы он узнал… — Нэн замолчала и вздрогнула. — Я все думаю, узнал ли он и что случилось с той другой Нэн. Надеюсь, он не узнал. Никогда!

— Я тоже! — Крис сам удивился собственным словам. Потом медленнее добавил:

— Знаешь, я всегда чувствовал себя одиноким. Всегда был один. Папа все время отсутствовал… меня передавали из рук в руки. Я был у дяди Пита. На самом деле я им был обузой — это сразу чувствовалось. Потом здесь. И я думал, что когда подрасту… когда не буду причинять беспокойства, какие причиняют дети… может, папа захочет, чтобы я был с ним.

Он едва ли понимал, что рассказывает Нэн то, о чем не говорил никому и что всегда причиняло ему боль. Но словно у него изо рта удалили кляп, и он не смог бы остановиться, даже если бы захотел.

— Папа слал мне деньги. Деньги! Но…

— Но не приезжал сам, — негромко закончила за него Нэн. — Но ты получал письма. Может, он не мог иначе.

— Это как будто… — Крис покачал головой. — Не знаю… как будто мы говорим на разных языках… даже когда он приезжал. Он задавал вопросы, словно не знал, о чем со мной говорить. Я многое хотел ему рассказать, но никогда не рассказывал. У меня был папа, и мне казалось, что я его знаю, но когда он приезжал, оказывался совсем не тем.

— Мне больше повезло. — Нэн смотрела не на него, а на толстый ковер. — У меня была бабушка. Но это правда — думаю, что большую часть времени я тоже была одна. Как с дядей Джаспером и тетей Пруденс, и когда я была мисс Мэллори. Ужасно одиноко быть одной.

— Я был не один, — прервал ее Крис. — В гостинице я был не один. Как бы я хотел туда вернуться!

Нэн быстро выпрямилось и со страхом посмотрела на него.

— Нет! Крис, ты должен быть собой… Не теми другими Крисами… ты здесь! Если попытаешься — это будет бегством. Не знаю, сможешь ли ты, но все равно это бегство. Никогда, никогда не пытайся!

— Думаешь, я смог бы?

— Ты не должен пробовать! — Теперь Нэн умоляла. — Никогда! У меня предчувствие, правда, Крис, я считаю, что это неправильно. Ты утратишь себя настоящего и никогда, никогда снова не найдешь, если попробуешь.

— Я предпочел бы не быть тем, что сейчас.

— Мы все хотели бы быть кем-то другим, — медленно ответила Нэн. — Но приходится. Я сама себе часто не нравлюсь. Мне не нравится то, что я делала с дядей Джаспером — это было ужасно! Иногда я и сейчас так делаю. О, я не подслушиваю и не рассказываю потом солдатам. Но не всегда вступаюсь за то, что считаю правильным. Как делала тетя Пруденс. И как делал ты, Крис.

Он презрительно рассмеялся.

— Я не совершенство. Я тебе говорил, что я не герой.

— Тебе и не нужно быть героем — просто Крисом Фиттоном, каким ты был всегда.

Он пристально посмотрел на нее.

— В тебе что-то есть… Нет, не нужно так думать обо мне! — Он встал, подошел к окну и посмотрел на улицу, повернувшись к ней спиной.

Но Нэн теперь не хотела быть разлученной с ним. Когда она смотрела на Криса, наплывали те, другие Крисы и становились его частью. Она видела не того мальчика с мрачным лицом, которого вначале возненавидела. Тогда, когда ее спокойная мирная жизнь с бабушкой кончилась. Гостиница заставила ее действовать решительно, так, как, казалось, она не способна. И этим она кое-что доказала самой себе. Теперь она уверена, что может измениться. Это будет трудная работа, и придется избегать других возможностей — она это знала, потому что в сущности осталась прежней. Но она не останется такой, она будет сражаться, бороться со страхом и одиночеством. Она больше не хочет, чтобы ее просто оставили в покое.

— Я буду помнить всех этих Крисов, — негромко сказала она. — А ты, может быть, запомнишь тех Нэн.

Тех, которые способны на действия — на правильные действия…

Крис повернулся.

— Мне не нужна была сестра, — неожиданно сказал он. — Я не хотел, чтобы ты жила здесь… — Он помолчал. Ему было трудно подбирать нужные слова. — Я… тетя Элизабет сказала, что теперь мы семья. Но я ей не поверил.

Она кивнула.

— Я тоже, — ответила она так быстро и с такой уверенностью, что он удивился. Он так долго скрывал свои чувства, что удивился, узнав, что кто-то испытывал такие же.

— Ну, хорошо. Возможно, мы оба ошибались. — Слова словно вырывали из него силой. Недавняя способность говорить стремительно покидала его. — Можем начать сначала… — Он сделал это усилие, и это действительно было нелегко.

— Я согласна, — ответила Нэн.

Крис медленно отошел от окна.

— Я не очень легко сближаюсь с друзьями, — предупредил он.

— А у меня никогда не было друзей — близких — кроме бабушки. Так что я тоже.

— Подожди! — Крис испытал прилив вдохновения и выбежал из комнаты.

Чего ждать? Нэн удивилась. Она смотрела на носки своих туфель, торчащие из толстого ковра, и думала о Крисе. Трудно приобретать друзей? Она не вполне уверена, что может быть другом — настоящим другом. Она… она знала девочек, с которыми ходила в Элмспорте и называла подругами. Но никогда не делилась с ними тем, чем поделилась с Крисом, — этими странными, такими реальными снами и тем, что они сказали друг другу только что. Она чувствовала, что знает Криса, настоящего Криса, лучше, чем кого-либо другого… даже, может, лучше, чем бабушку — по крайней мере сейчас.

Неужели настанет время, когда Крис будет недоволен этим ее знанием? Нэн подумала об этом. Возможно. Но этому она должна будет посмотреть в лицо в свое время — если это время настанет. Больше она не будет уходить от того, чему нужно смотреть в лицо.

Крис вбежал в комнату. Он нес гостиницу. Поставил ее прямо перед Нэн, на край кофейного столика. Она такая реальная, хоть и маленькая, словно смотришь в перевернутый бинокль. Нэн почти ожидала увидеть тетю Пруденс, выглядывающую в маленькое окошко, или почтовую карету, въезжающую во двор.

— Люди дают клятву на разных предметах, — сказал Крис. — В суде клянутся на библии — когда обещают говорить правду. Мы поклянемся на «Благородном олене», поклянемся, что сделаем все, чтобы стать друзьями.

Нэн больше не испытывала тревоги и страха, как когда в первый раз увидела гостиницу. Теперь ей все знакомо, все приветствует ее, как старый дом в Элмспорте. Она не знала, почему они видели общие сны и провели столько тревожных часов в этой гостинице. Они вообще не могли быть в ней! Но разве Крис не сказал, что макеты часто делают с существующих кораблей и самолетов — почему тогда и не с домов? Существует ли настоящий «Благородный олень»? Сумеют ли они с Крисом когда-нибудь найти его?

— Клянешься? — В голосе Криса звучало нетерпение, и это вернуло Нэн в настоящее.

— Да, клянусь. — Нэн прижала кончики двух пальцев к крыше гостиницы. — Клянусь, что хочу, чтобы мы были друзьями.

Крис вслед за ней дал такую же клятву. Потом добавил:

— Это может оказаться нелегко — иногда. Нэн улыбнулась.

— Да. Но мы будем стараться. Мы можем даже стать семьей — может быть.

Крис выглядел очень задумчивым. Потом, поставив гостиницу на ладонь, поднес ее к глазам и вглядываясь внутрь, словно надеялся что-то там разглядеть, сказал:

— Может быть, это не так и плохо. Я думаю, у нас будет возможность доказать. Папа написал о сюрпризе…

— Мама тоже, — прервала его Нэн.

— Может быть, — задумчиво продолжал Крис, — у нас все-таки будет настоящий дом.

Он смотрел на «Благородного оленя». Это тоже был его дом. Интересно, будет ли новый дом таким же родным. Посмотрим. Крис взглянул на Нэн, и впервые мрачное выражение исчезло с его лица. Он улыбнулся. И она робко улыбнулась ему в ответ.

1

Серия книг для мальчиков, очень популярная в начале двадцатого века. Автор — Эдвард Стрэтимейер. — Прим. перев.

2

Представление, которое подсматривают в щелочку или в специальное отверстие. — Прим перев.

3

Сухое печенье из двух половинок, внутри которого спрятано послание: полоска бумаги с пословицей, забавным изречением или предсказанием судьбы. Непременный атрибут китайских ресторанов в США, подается в самом конце еды. — Прим. перев.

4

Мягкая молочная конфета типа ириски. — Прим перев.

5

Моллами в Соединенных Штатах называют большие торговые комплексы. Под одной крышей размещено множество разных магазинов, кафе, есть детские площадки, выставочные помещения и комнаты отдыха. — Прим перев.

6

Так называется главный уголовный полицейский суд в Лондоне; по названию улицы, где он находится. Магистрат — судья полицейского суда. — Прим. перев.