1

Дождь лил с надоедливым постоянством и дорожные плащи висели на плечах таким же тяжелым грузом, каким висел страх на сердцах и в умах людей. Те из людей, что были необразованными, кто никогда не удалялся от полей и пастбищ, принадлежащих господам, молились Глом Випер и смотрели на серое небо, как бы ожидая, что увидят над собой ее наполненные слезами глаза, почувствуют ее жалость, такую же тяжкую, как проклятие.

Даже те, кто получил образование, тревожились при мысли о проклятии, об осуждении, об изгнании, которое обрушилось на них.

Мой народ клан за кланом прошел через Небесные Ворота, которые открыли наши барды, и оставил за собой не только родину, но и память. И теперь мы могли бы спросить, почему мы едем по этой заливаемой водой ужасной стране. Однако чем дальше мы продвигались на север, тем меньше хотелось задать этот вопрос. Мы были твердо уверены в необходимости этого переселения. Братья с Мечами, готовые вступить в бой при первых признаках опасности, ехали впереди нас по этой странной, чужой, незнакомой земле, а у ворот остался в качестве арьергарда другой отряд. С ними были Лаудат и Оуз, чье волшебное пение открыло ворота между мирами, и теперь они закрывали их, так что путь к отступлению был закрыт, так же, как и возможность для преследования.

Тот отряд, что ехал сейчас впереди, встретил нас по эту сторону Ворот. Братья провели здесь почти целый месяц, изучая то, с чем придется столкнуться нам. Их рассказы были весьма странными и неожиданными. Они рассказывали о высоких холмах и широких долинах, о том, что тут когда-то жили люди — или какие-то разумные существа, подобные людям. Но теперь страна была пуста, покинута и остались только следы их жизни, ее прежних обитателей.

И все же страна не была полностью безопасной. Тут и там встречались места, где проснулись враждебные силы, и нужно было быть очень осторожным, чтобы избегать таких мест. Однако здесь было много полей, ожидавших плуга, склоны холмов заросли богатой травой, на которой можно было пасти овец, коров, лошадей, тянущих сейчас тяжело груженые телеги.

Каждый лорд, предводитель клана, ехал со своими людьми. Весь скарб был уложен на повозки. Старики и дети ехали в фургонах, а вооруженные молодые люди охраняли караван.

Мы двигались медленно. Овцы и коровы не могли идти быстрее. А кроме того, я полагаю, что эта чужая страна давила на нас. По пути мы изредка видели одинокие колонны, здания странной архитектуры… Да и само солнце казалось нам менее теплым и давало меньше света, чем на нашей покинутой родине.

Моим лордом был Гарн и наш клан не мог сравниться с остальными ни по богатству, ни по снаряжению, ни по военной силе. Наших овец было легко пересчитать по пальцам, у нас был всего один бык и пять коров, за которыми мы должны были присматривать. Наш скарб занимал всего три фургона и в клане было всего несколько молодых женщин, которые ехали, держа при себе маленьких детей.

Я был тоже из благородных, хотя не наследных лордов. Я был последним сыном дяди Гарна. И тем не менее у меня был родовой щит и четыре арбалетчика под моей командой — весьма небольшой отряд, чтобы обеспечить полную безопасность клана.

Я был молод и не мог относиться серьезно к своим обязанностям. Я со своими людьми, которые ехали за мной с небольшими интервалами, охранял правый фланг нашего каравана. На ходу я внимательно осматривал окрестности, разыскивая среди холмов то, что двигалось и могло представлять опасность.

Когда мы прошли через ворота, мы, вернее лорды, спорили о разумности пути по этой дороге. И только Братья с Мечами сумели убедить нас, что дорога ведет через покинутую страну и никаких следов других людей нет поблизости.

Это была и в самом деле настоящая дорога — она вела прямо, и между каменными плитами тут и там пробивалась трава и деревца. Нашим фургонам здесь было гораздо легче ехать, чем по целине.

И не только дождь скрывал от нас эту новую-древнюю землю. Над холмами по сторонам дороги висели шапки тумана, местами этот туман имел какой-то зловещий темно-голубой оттенок, и это вселяло в нас чувство беспокойства.

Один из Братьев проскакал мимо меня, направляясь в передовой отряд. Я смотрел с завистью вслед ему. Это были независимые люди. У них не было ни лордов, ни родовых связей после того, как они принимали Клятву Меча. Их искусство во владении мечом, луком, коротким копьем было настолько хорошо известно, что они всегда могли настоять на своем, даже не притрагиваясь к оружию. Однако они всем снабжали себя сами. У них даже были свои стада, которые пасли пешие братья.

Быть принятым в их число было заветной мечтой всех кланов. Но для большинства эта мечта никогда не осуществлялась, так как количество Братьев всегда было неизменным, и они принимали в свои ряды только тогда, когда погибал один из них.

После того, как всадник проскакал мимо, в сопровождении двух всадников подъехал мой лорд Гарн, решивший проверить тех, кто охранял фланги каравана. Этот человек был таким же угрюмым, как эта страна и небо над головой. Он говорил мало, но замечал малейшие упущения по службе. Молчание — это была высшая похвала, какую мог заслужить человек у Гарна. Я стиснул поводья в руках, когда ястребиное лицо Гарна повернулось в нашу сторону, туда, где трусил мой маленький отряд.

Я ожидал, что он отругает меня за что-нибудь, или пошлет проверить замыкающий отряд, которым командовал его сын Иверад. Однако он молча поровнялся со мной и поехал рядом. Его эскорт немного отстал.

Я не ждал от него комментариев ни по поводу этой страны, или отвратительной погоды, или разговоров о прошлой жизни. Я просто ждал, торопливо припоминая все, что могло вызвать его неудовольствие. Его голова медленно поворачивалась, когда он осматривал окрестности, хотя я не думаю, что он пытался увидеть замыкающий отряд клана Рараста, который ехал впереди нас.

— Здесь хорошая трава. — Я был безмерно удивлен его словами, хотя я знал что лорд Гарн был из тех, кто мог оценить богатства страны и хорошо знал, как их использовать. Я знал людей, которые меня окружали, знал их достоинства и недостатки, знал, что они любят, а что не любят, знал, как они относятся друг-к-другу. Я знал свое место в клане, знал, зачем меня обучали владению оружием, знал все, кроме того, зачем мы пришли в этот мир, каких опасностей мы старались избегнуть своим переселением.

— Этой ночью будет совет, — продолжал Гарн. — На нем будет решено, где мы будем селиться. Братья с Мечами хорошо провели разведку территории. Страна большая. Фортуна может улыбнуться даже тем из нас, кто не приобрел большого богатства в прошлом.

Я все еще пытался понять причину такой доверительности и теплоты. Это было также невероятно, как если бы заговорила моя лошадь. И после того, как прошло удивление тем, что Гарн заговорил, его слова начали проникать в мой разум.

Огромная страна — открытая для поселения. Среди нас была почти сотня кланов, и большинство из них превосходили нас по числу людей, по богатству, по всему тому, что делало лорда клана могущественным и влиятельным. И здесь была хорошая возможность даже для такого маленького клана, как наш, разбогатеть.

Гарн продолжал:

— Уже решено, что выбрать можно только одно — либо прибрежные земли либо внутренние. Сивен, Урик, Фаркон, Давуан уже высказались за побережье. Остальные из нас должны сделать выбор. Я думаю… — тут он заколебался. Я должен поговорить с тобой, Хевлином, Эверадом и также со Стигом, когда мы остановимся на отдых.

Моего согласия он не услышал, так как резко развернул лошадь и поехал туда, где со своим отрядом находился Эверад. Он оставил меня в изумлении. Гарн всегда решал все сам и не нуждался в консультациях, даже со своим наследником. И вдвойне удивительно, что он просит совета у Стига, который был главой полевых рабочих и даже не его родственником.

Что у него в голове? Почему он упомянул о прибрежных землях? Мы никогда раньше не селились у моря. Неужели мы забудем наши старые обычаи? А может их нужно бросить — ведь мы пришли в другой мир, и жить здесь нужно по новому.

Я попытался припомнить, далеко ли мы сейчас от моря. Братья с Мечами разведали только небольшую часть побережья. Они говорили об угрюмых утесах, о которые бились бешеные волны. Мы не были морским народом, хотя те из четырех кланов, о которых сказал Гарн, занимались рыбной ловлей.

Утренний туман постепенно рассеивался. К полудню сквозь водяную пыль проглянуло бледное немощное солнце. Оно прогнало зловещие тени, которые делали эту страну такой чужой нам. Мы разбили лагерь для отдыха и обеда прямо на дороге. По всей длине дороги, как узелки на туго натянутой нити, расположились наши кланы.

Тут же принесли небольшие очаги, которые бережно хранились в переднем фургоне. В них подбросили угля — ровно столько, сколько требовалось, чтобы приготовить настой трав, поддерживающий силы путника. Пища состояла из сухарей, которые размачивали в этом настое. Я быстро расправился со своей порцией, чтобы не заставлять ждать лорда Гарна.

Он сидел чуть поодаль на стуле, который специально для него достали из фургона. У ног его была разостлана грубая ткань, на которую он и приказал нам сесть. Я увидел, что рядом с Эверадом и Стигом сидел Хевлин — самый старший из его охраны. Лицо воина было таким же суровым, как и у его хозяина.

— Нам нужно сделать выбор, — сказал Гарн, как только мы сели. Я говорил с Квеном, который проехал по берегу дальше всех. Он вытащил из-за пояса тоненькую трубочку. Затем он раскатал ее, и оказалось, что это полоска кожи. Мы склонились над ней и увидели множество тоненьких линий.

Толстая черная линия извивалась вдоль всей полоски, и с ней соединялись с одной стороны три тонкие извилистые линии. В двух местах у толстой линии уже стояли черные кресты и на них и показал Гарн.

— Это карта побережья, которую сделал Квен. Здесь и здесь две бухты, которые выбрали для поселения два клана, пожелавшие жить у моря. — Палец Гарна двинулся дальше вдоль черной линии, изображающей побережье, пока не дошел до небольшой бухты. — Здесь река. Она не такая большая, как другие, но вполне судоходная. Река — хорошее средство для перевозки товаров, например шерсти, на рынок…

Шерсть! Я подумал о нашем жалком стаде овец. Что мы повезем на рынок? Все, что мы состригали с них, шло на наши собственные нужды, и каждый из нас мог ожидать не больше одной новой куртки или пары нижнего белья в три или четыре года.

И вопрос, который был у всех на языке, осмелился задать Эверад:

— И ты решил выбрать это место, лорд, когда очередь дойдет до тебя, и оно еще останется свободным?

— Да, — коротко ответил Гарн. — Там есть и другое… — но он замолчал, и никто из нас не рискнул спросить, что же еще есть там.

Я смотрел на линии, нарисованные на коже, и пытался представить, что они означают: море и землю, реку и широкие поля, готовые принять наши плуги, наши небольшие стада. Но они упрямо оставались только линиями, и я ничего не мог увидеть за ними.

Гарн не просил от нас ни совета, ни обсуждения. Я ничего другого и не ожидал. Он созвал нас только для того, чтобы сообщить свое решение, чтобы мы приготовились к тому, что выберет он, если судьба при дележе будет благосклонна к нему.

Река, которую указывал Гарн, лежала на севере, далеко за теми бухтами, которые уже выбрали первые лорды. Я подумал, сколько же времени займет это путешествие? Была весна, скоро нужно будет сеять, если мы хотим получить пищу на следующий год.

Никто не мог сказать, насколько суровы здесь зимы, как скоро они наступают, сколько времени длится сезон вырастания хлебов. Слишком долгое путешествие могло привести нас прямо в зиму — зиму без всяких запасов пищи. Этого боялись люди любого клана. Но все же выбор делал Гарн, и ни один лорд не поведет своих людей на гибель, если у него есть возможность избежать этого.

Вечерний совет состоялся в самом центре каравана, вблизи того места, где расположились многочисленные повозки и фургоны лорда Фаркона. Костер был уже готов, и вокруг него сели лорды. Родственники их расположились сзади. Лаудат и Оуз, оба кутающиеся в свои серые плащи, как будто они страдали от промозглой сырости больше, чем все остальные, а также Вавент, уже десятый год капитан Братьев с Мечом, были в центре этого круга.

Оба Барда были усталыми, изможденными, лица их были почти серыми. Открывание и закрывание Небесных ворот отняло у них много сил и чуть не привело к смерти, но они выполнили свою задачу. Первый заговорил Вавент.

Он снова описал страну, в которую мы пришли. В ней нет широких полей и степей. Она вся перерезана холмами, между которыми есть долины — одни богаты растительностью и плодородны, другие, напротив, голы и пустынны. Он также рассказал о реках, которые я видел на карте Гарна, о двух великолепно расположенных бухтах.

Он не успел закончить, как его прервал лорд Фаркон.

— Ты совсем ничего не сказал, капитан Вавент, о тех странных местах, которые были оставлены Старым Народом, да и о самом «Народе». Может они еще остались, и тогда, не возьмут ли эти люди мечи, чтобы защитить свою землю так, как это сделал бы любой из нас?

Послышался шепот. Я увидел, как Оуз выпрямился, как будто он хотел встать и ответить, но он не встал и предоставил право ответа Вавенту.

— Да, когда-то в этой стране жили люди, — с готовностью признал капитан. — Но те кто жил здесь, ушли. Они многое оставили после себя, но все это безвредно. В основном это земля мира и покоя, но есть здесь и такие места, и в этом я не хочу вас обманывать, лорды, которые являются сосредоточием зла. Их вы легко узнаете по ужасному зловонию. А также будет лучше, если вы не будете иметь дело со зданиями и развалинами, оставшимися от старых дней. Мы проехали эту страну вдоль и поперек, но не нашли ничего, кроме диких зверей, не нашли никаких следов прежних обитателей этой земли. Теперь эта страна пуста, и мы не знаем, почему.

Лорд Рольфин покачал головой. Пламя костра отразилось от трех красных камней, украшающих его шлем.

— Значит вы не знаете, почему те, кто жил здесь, оставили эту землю,

— повторил он, — следовательно мы можем столкнуться здесь с каким-то неизвестным невидимым врагом.

Опять послышалось перешептывание. На этот раз поднялся Оуз. Он откинул капюшон плаща со своей головы, так, что все могли видеть его серые волосы и тонкое, изборожденное морщинами лицо.

— Эта страна, — сказал он спокойно, — пуста. С тех пор, как, мы вошли сюда, мы не смогли почувствовать ничего, что могло бы считаться враждебным. Прошлым вечером, лорды, я и Лаудат пели песню предупреждения и зажигали Пламя. Оно горело ровно и спокойно. Ничто не воздействовало, ничто не противится нашему переселению. Здесь есть следы старых сил — мы не знаем, что они из себя представляют — но Пламя не может гореть там, где присутствует зло, где готовится война.

Я увидел ухмылку лорда Рольфина. Все знали, что он всегда ищет угрозу в новом месте, однако он никак не ответил на заверения Оуза. Ведь действительно, Вечно Живое Пламя не может гореть, если Зло окружает его. Я услышал вздохи облегчения со всех сторон.

И после этого Вавент вытолкнул ногой вперед медный таз, который Лаудат поставил перед ним. Капитан наклонился и поднял его обеими руками.

— Лорды Халлака. — голос его звучал торжественно, как будто он произносил ритуальные слова. — Здесь лежит ваш жребий. В свете Вечно Живого Пламени все лорды равны. Так было раньше, так будет всегда. Пусть каждый из вас испытает судьбу, и утром, когда мы дойдем до первой из долин, кто-то из вас закончит путешествие и обретет новый дом.

Держа сосуд на уровне глаз лордов он обошел круг, останавливаясь перед каждым из них. При этом тот или иной лорд протягивал руку и вытаскивал полоску кожи, где был обозначен надел земли, который фортуна послала ему. Но все знали, что когда дележ кончится, желающие могут обменяться полосками по взаимному согласию сторон.

После того, как круг обошел Вавент, встал Оуз и пошел по кругу с маленьким серебряным сосудом, предлагая его тем лордам, которые отказались от первой жеребьевки. Все знали, что он предлагает попытать счастья тем, кто выбрал побережье. Гарн тоже протянул руку к сосуду Оуза, вызвав удивленные взгляды лордов-соседей. В протянутой руке Гарна чувствовалось напряженное ожидание, но никаких эмоций не отразилось на его бесстрастном лице.

Никто из лордов не смотрел, что он вытащил, пока жеребьевка не кончилась. В сосуде Вавента осталось несколько бумажек, а в сосуде Оуза было пусто. Он перевернул его вверх дном перед лордами, а затем вернулся на свое место.

Но только когда Вавент вернулся и встал у огня, лорды начали разворачивать бумажки, которые достали их пальцы, и смотреть письмена, начертанные на них. Братья с Мечами и Барды, еще до того, как кланы прошли через ворота, разметили все земли, и теперь каждый знал, куда идти, где селиться, и что там его ждет.

Нам всем не терпелось узнать, что же вытащил Гарн, но он, как и все остальные лорды, не торопился показывать нам бумажку. Вокруг начались разговоры, послышались предложения по обмену. Одним нужно было побольше полей, другим — пастбищ для скота. А мы все ждали, еле сдерживая себя, пока наконец Гарн не объявил:

— Пламя было милостиво к нам. Мы получили земли при реке.

Это был подарок судьбы, который люди редко получают. То, что он получил по жребию именно ту землю, которую выбрал для себя, казалось подстроенным заранее, или же на этот раз фортуна получила могущественного союзника.

Я увидел одного из Братьев с Мечами, который вышел из тени за внутренним кругом, где костер давал свет. Это был Квен, тот самый, который первый рассказал нашему лорду о землях по побережью. Сейчас он подошел к Гарну и спросил:

— Ну как, повезло, лорд?

Гарн поднялся, полоска кожи зажата в кулаке. Он одарил Квена одним из своих пронзительных, почти обвиняющих взглядов, которые заставляли любого подчиняться его приказам. Но Квен не был его подданным или родственником, поэтому стоял спокойно, как будто беседовал с Гарном о погоде.

Квен был того же возраста, что и Вавент. Он был капитаном до него. Я решил, что ему столько же лет, сколько Гарну, но в волосах его не было седины, а тело было по-юношески стройным. Он обладал грацией хорошо тренированного воина и передвигался легко и бесшумно.

— Я вытащил, что хотел, — ответил Гарн на вопрос. — Но туда нужно долго идти. — Он смотрел на Брата с Мечом, как бы ожидая от него каких-то других и очень важных слов.

Квен ничего не сказал, и Гарн отвел от него глаза и стал смотреть в огонь. Он был человеком, чьи мысли было невозможно прочесть, но мне почему то казалось, что он не так уж доволен результатами жеребьевки, как старается показать нам. Во мне шевелился червячок сомнения в том, что жребий пришел к нему только из рук фортуны и одной фортуны. Хотя я был уверен, что ни Вавент, ни Оуз не будут вмешиваться в жеребьевку даже для самых влиятельных лордов среди нас, а Гарн был малозначительным по богатству и положению.

— Будет лучше, — сказал Квен, — если те, кто решил селиться у моря, поедут вместе. Есть еще одна дорога, которая ведет сначала на восток, а потом поворачивает на север, но она гораздо древнее и находится в очень плохом состоянии. Если вы поедете вместе, то сможете помогать друг другу в случае необходимости.

Гарн кивнул, заткнув полоску кожи за пояс. Затем он произнес четыре имени с вопросительной интонацией:

— Сивен? Урик? Фаркон? Давуан?

— И еще Милос и Тугнес, — добавил Квен.

Гарн бросил на него взгляд, а моя рука автоматически потянулась к мечу, и я понял это только тогда, когда пальцы стиснули рукоять. Память должна была остаться за воротами, исчезнуть, когда мы вошли в этот мир, но кое-что осталось. Тугнес всегда был врагом клану Гарна. Эта вражда началась давно и вызывала много крови, хотя теперь она выражалась только в том, что они не общались друг с другом и не ходили туда, где могли встретить врага.

— Где? — коротко спросил Гарн.

Квен пожал плечами.

— Я не спрашивал. Твоя земля самая северная. Значит он где-нибудь к югу.

— Хорошо.

— Мы свернем с дороги перед заходом солнца. Я поведу Братьев, сопровождающих поселенцев у моря, — сказал Квен.

Гарн кивнул и не попрощавшись повернулся и пошел к нашему лагерю, что был неподалеку. Он не сказал нам ни слова, но мы все встали и пошли за ним.

Хотя я очень устал за день, — очень утомительно приноравливаться к медленному шагу коров и овец, — но все же, когда я завернулся в плащ и положил голову на седло вместо подушки, уснул я далеко не сразу. Я прислушивался к звукам лагеря. Вот в фургоне с женщинами заплакал ребенок

— видимо внук Стига. Вот хруст сухой травы, которую ели овцы, а вот храп и стоны уснувших переселенцев. Гарн скрылся в маленькой палатке, где жил один. С того места, где я лежал, можно было видеть, как в палатке появился огонь — это Гарн зажег свечу. Возможно он рассматривает подарок, который фортуна преподнесла ему.

Я думал, что фортуна была милостива к нам, но очень встревожился, когда узнал о выборе Тугнеса. Это было самое плохое. Если нам в будущем придется жить рядом, то жизнь наша будет проходить в беспокойном ожидании нападения. Лучшее, на что мы могли надеяться — это хрупкое перемирие. Это была неизвестная страна, покинутая своими прежними обитателями по неизвестной нам причине. Хотя Барды и Разведчики уверяли, что врагов здесь нет, оставалось одиночество, которое чувствовалось тем больше, чем мы продвигались на север. Жизнь здесь будет зависеть от помощи добрых соседей. Ведь может наступить момент, когда все люди Халлака должны встать, как один, забыв все распри и ссоры.

Но здесь был не Халлак — Халлак остался позади, потерянный навсегда. Эту страну мы назвали Высокий Халлак, потому, что это была страна многих гор и холмов. Так она останется в памяти Бардов с того самого часа, как мы вошли в нее.

Но сон еще не приходил, хотя свеча в палатке Гарна уже погасла. Я посмотрел в ночное небо, желая найти знакомые звезды. Но меня охватила дрожь, холод, волосы мои зашевелились, потому, что надо мной сияли звезды, которых я ни разу в жизни не видел. Где Стрела, Бык, Рог Охотника? Их не было, не было и многих других.

Дождь прекратился несколько часов назад, и небо очистилось от туч. В нем сверкали тысячи звезд — но все они были новые, чужие! Куда привел нас путь через Ворота? По внешнему виду эта страна была такая же, как та, которую мы покинули — земля, трава, кусты, деревья… И только звезды были другими. Мы были в стране, где должны были жить, но далеко от страны, в которой родились…

Я лежал, дрожа, под незнакомыми звездами, которые больше, чем наше путешествие через Ворота, дали мне понять, что мы действительно изгнанники, и что единственное, что будет помогать нам здесь, это наши силы, и далеко не единственное, с чем придется здесь бороться бороться, это наша слабость. Что может ждать нас впереди? Я подумал о море, о выборе Гарна, и это возбудило у меня желание исследовать новое. Но с другой стороны мне хотелось как-то укрыться от тех опасностей, которые могут находиться в этом новом и неизвестном. В конце концов хаос моих мыслей и страхов поглотил меня и я уснул.

2

Позади остались широкие долины, в которых поселились люди Фаркона, Сивена, Урика, Давуана. Справа от нас бушевало море. Наш караван становился все меньше и меньше. Мы могли удостовериться, что страна действительно покинута, хотя мы видели много остатков развалин домов, мостов. А иногда мы выходили на древние дороги, идти по которым было намного легче. Квен и три Брата ехали впереди, указывая места, где таилось неизвестное. Они останавливались поодаль и долго совещались между собой. Они не доверяли излучениям таких мест.

Мы видели башни, вымощенные площади, окруженные колоннами, сделанными из огромных каменных монолитов. Меня очень заинтересовали люди, проделавшие такую титаническую работу: вырубить огромные камни и положить их друг на друга. Я думал, за какую же провинность они наказали себя таким тяжелым трудом.

Самая большая и самая богатая часть побережья осталась позади нас. Мы уже двадцать дней ехали на север. Дважды за время путешествия нам приходилось подниматься вверх по течению рек, преграждавших нам путь, чтобы отыскать брод. К счастью, реки были спокойными в это время года, и мы легко переправлялись через них. Правда объезд каждый раз отнимал у нас день пути.

На двадцать четвертый день люди лорда Милоса оставили нас. Они свернули на запад по узкой долине, и один из Разведчиков поехал с ними, как проводник. Здесь не было реки, но нам пришлось объезжать горные хребты, окружающие долину, прямо по песчаному берегу моря. Мы сердечно попрощались, договорились о будущих встречах. И я уверен, что во всех нас, и тех, кто оставался, и тех, кто продолжал путь дальше в новые земли, зрело ощущение того, что наши старые связи рвутся навсегда, и что мы все будем горько сожалеть об этом в будущем.

Правда все мы сплотились за время этого долгого путешествия. Мы понимали, что мы одиноки в этой странной стране. Уже не осталось, по крайней мере на поверхности, старой вражды с Тугнесом и его людьми. Мы все работали вместе, перетягивая телеги через броды, перевозя на седлах овец и ягнят, не думая, кому принадлежат они. И хотя на ночь мы останавливались отдельно, люди непрерывно ходили в гости друг к другу.

И вот тогда я впервые увидел эту стройную девушку, которая ехала на мохнатой лошади. Лошадь без всякого труда несла ее и два огромных кожаных мешка, и каждый раз косила глазом и показывала желтые зубы, когда кто-либо приближался к ней. Несмотря на ее кажущуюся хрупкость, она была сильна и вынослива, как любой парень, и во всем была независима, что так отличало ее от простых женщин, работающих на полях. Я уверен, что она чувствовала бы себя на месте даже за столом в холле лорда.

На третий день нашего путешествия я выделил ее из остальных женщин, которые путешествовали с нами, чтобы внести свой вклад в освоение новой земли. Она ехала за маленькой тележкой — лишь немногим больше тех тележек, на которых крестьяне вывозили излишки урожая на рынок. Повозку тащили два таких же мохнатых животных, как и то, на котором она ехала. И лошади и сама тележка были уныло-серого цвета. Наши люди обычно раскрашивали свои повозки и фургоны в яркие цвета, и это было предметом их гордости перед остальными. И серая повозка выделялась среди всех.

На повозке был укреплен балдахин, под которым сидела, управляя лошадьми, женщина. Она была одета в плащ, такого же унылого серого цвета, как и все остальное. Я с первого взгляда узнал, что это Мудрая Женщина.

Эти две путешественницы, как я решил, ехали сами по себе, не примыкая к людям лордов. Я заметил, что Оуз однажды подъехал к повозке и перекинулся с женщиной несколькими словами, причем девушка отъехала несколько назад, чтобы дать ему место у повозки. То, что бард говорил с этой женщиной, означало то, что она принадлежит к тем, кто обладает Внутренним Знанием, несмотря на то, что она почти нищая.

Я думал, что они свернут в сторону с кланами влиятельных и богатых лордов. Ведь там у нее будет работа по лечению болезней физических и духовных. Однако, кланы отделялись и уходили, а эти двое со своей повозкой оставались.

Никто не может задавать вопросы Мудрой Женщине. Они не молятся Пламени, но ни кто не может их порицать за это. Они обладают своим внутренним искусством, и многие воины и женщины, рожавшие детей, благословляют и благодарят их. Они свободны приходить и уходить и служить всем, не задавая вопросов.

Однако каждый может узнать то, что захочет. Так я раскрыл, что девушку зовут Гатея. Она была подкидышем, которого Мудрая Женщина взяла на воспитание. Таким образом она жила отдельно от народа и не принадлежала ни к простому люду, ни к тем, кто живет в холлах.

Ее трудно было назвать красивой. Тело ее было слишком худым, кожа слишком коричневой. Черты лица чересчур острые. Но в ней было что-то привлекающее. Может быть та свобода, с которой она ходила и ездила, ее независимость, которая поражала сердца мужчин. Я поймал себя на том, что думаю, как же она выглядит во время праздника, когда вместо короткой куртки и камзола на ней одето длинное платье, а волосы не заколоты вокруг головы, а распущены, и в них серебряная цепь с тонко позванивающими колокольчиками, как у дочери Гарна, Инны. Я не мог себе представить нашу Инну, перевозящую через реку лягающуюся овцу. Одна рука крепко держит животное за шерсть, а другая подгоняет лошадь, заставляя ее идти вперед.

И когда Мудрая Женщина не повернула за фургонами Мило, я был очень удивлен. Я не думал, что она решила ехать с людьми Тугнеса. Они с девушкой никогда не останавливались в их лагере, а устраивали свой собственный костер вдали от них. В соответствии с обычаями Мудрые Женщины никогда не жили в обществе, они всегда искали свое место, где они могли варить свои травы и делать свои дела, некоторые из которых были тайнами и не могли быть открыты непосвященным.

Тащить повозки по песку было очень трудно, и мы теперь шли еще медленнее. Этой ночью мы устроили лагерь прямо на берегу, возле утесов. Для многих из нас море было чужим, и мы неуверенно смотрели на него. Только дети чувствовали себя отлично, они собирали ракушки, охотились за морскими птицами, которых здесь было великое множество.

Когда лагерь был установлен, любопытство привело меня к берегу, туда, где одна волна догоняла другую, чтобы с тихим плеском умереть в песке. Воздух у моря был таким, что им хотелось до отказа наполнить легкие. Я смотрел на темнеющие воды и удивлялся мужеству тех, кто строит хрупкие деревянные скорлупки и пускается в плавание по этому бурному огромному загадочному морю, вооружась только своим искусством.

Я смотрел на мерцание воды в небольших лужах между камней. В этих лужах кто-то жил — странные создания, каких я никогда не видел. Они удивили и заинтересовали меня. Я опустился на корточки и стал наблюдать за ними, за их жизнью и охотой. А они действительно были охотники, и добывали себе пищу, как любые сухопутные создания — пожирая себе подобных.

Плеск воды оторвал меня от наблюдения. Я повернулся и увидел Гатею. Ноги ее были босы, брюки завернуты выше колен. Она стояла в воде и изо всех сил тянула длинную красную водоросль, похожую на виноградную лозу. С водоросли свисали большие листья. Эта водоросль держалась крепко, и Гатея, несмотря на все ее старания, не могла вытащить ее.