– Занятная история…

– К нам должен зайти консул Сендз с женой… – прервала его мать, словно эта история, была ей известна, и она не желала слушать ее снова. – Уже поздно.

Она начала собирать чашки и хотела хлопнуть в ладоши, чтобы позвать Стэффлу, нашу служанку.

– Занятная история, – повторил отец, как будто вообще не слышал того, что она сказала. И настолько велика была его власть в доме, что она не стала звать Стэффлу, а, явно недовольная, неловко присела на стул.

– Но правдивая, в этом я уверен, – продолжал отец. – Его принес мне сегодня старший помощник с «Астры». Во время полета у них отказала координатная сетка, и им пришлось выйти из гиперпространства для ремонта. Им снова не повезло, они получили пробоину от метеорита. Пришлось латать обшивку. – Его рассказ был скучным, без обычного лихо закрученного сюжета, словно он старался придерживаться фактов, которых было слишком мало. – Кьор как раз ставил заплату, когда заметил его… дрейфующее тело… он зацепил его страховочным тросом и втащил внутрь… тело в скафандре. Ему… – отец запнулся, – не встречались раньше подобные существа. Оно пробыло там очень долго, – и указал на кольцо.

На перчатке скафандра, – было чему удивиться. Перчатки – вещь удобная: а как же иначе, ведь человек надевает их, когда надо отремонтировать корабль в открытом космосе или исследовать планету, непригодную для жизни его вида. Но чтобы кому-то пришло в голову носить поверх перчатки подобное украшение? Я, должно быть, задал этот вопрос вслух, потому что отец ответил:

– Действительно, зачем? Во всяком случае, не из тщеславия. Значит, это было важно для того, кто носил его. Настолько важно, что я хотел бы узнать об этом побольше.

– Можно попытаться исследовать его, – заметил Фаскил.

– Это неизвестный мне драгоценный камень. Его можно оценить в двенадцать баллов по шкале Мохса.

– Алмаз только в десять.

– А Джевсайт в одиннадцать, – ответил отец. – Больше ничего не удалось измерить. Это что-то, о чем мы пока не имеем ни малейшего представления.

– В институте… – начала мать, но отец протянул руку и накрыл кольцо ладонью. Не разжимая пальцев, он опустил его в мешочек и спрятал во внутреннем кармане куртки.

– Никому о нем не рассказывать! – приказал он, отлично зная, что отныне мы будем молчать о кольце.

Он не только не послал кольцо в институт, но даже, я уверен, не пытался узнать о нем что-либо официальным путем, хотя, насколько мне известно, изучал и исследовал его всеми доступными ему средствами, а их было немало.

Я привык видеть его в маленькой лаборатории за столом, кольцо лежит перед ним на куске черной материи, а он смотрит на него так, будто пытается одним лишь волевым усилием разгадать его тайну. Если красота и была в нем когда-то, время и пребывание в космосе уничтожили ее следы, оно было загадочным, но не прекрасным.

Меня тоже преследовала эта тайна, и отец время от времени делился со мной различными теориями, возникавшими у него, он пришел к твердому убеждению, что кольцо не является украшением, а служило человеку, носившему его, для определенных целей. И он никому не рассказывал о том, что владеет.

Став хозяином в магазине, отец устроил в стенах множество тайников. А позже, перестраивая комнаты, он оборудовал еще несколько потайных мест. Большинство из них были известны всей семье, и каждый мог открыть их, прижав к ним свой палец. Но некоторые из них он показал только мне. В одном из таких тайников в его лаборатории лежало кольцо. Отец переделал замок так, что он открывался только от прикосновения наших пальцев, заставил меня несколько раз открыть и закрыть замок и только тогда успокоился.

Затем он жестом велел мне сесть напротив него.

– Завтра приезжает Вондар Астл, – коротко сказал он. – Он привезет с собой патент на обучение. Когда он уедет, ты уедешь вместе с ним…

Я не поверил своим ушам. Как старший сын я не мог поступать в ученики ни к кому, кроме собственного отца. Если кто-то и должен был идти служить другому хозяину, то это был Фаскил. Но раньше, чем я успел раскрыть рот, отец продолжал, и это было единственным объяснением, которое я от него получил.

– Вондар первоклассный гемолог, но предпочитает путешествовать, хотя мог бы устроиться на любой планете. Во всей галактике ты не найдешь лучшего учителя. У меня есть все основания так полагать. Послушай, Мэрдок, этот магазин не для тебя. У тебя есть талант, а человек, который не развивает свой талант, подобен тому, кто ест сухой овсяный пирог вместо стоящего перед ним мяса, кто выбирает циркон, хотя ему достаточно протянуть руку, чтобы взять алмаз. Оставь этот магазин Фаскилу…

– Но он…

Отец едва улыбнулся.

– Нет, Фаскил не из тех, кто видит дальше своего носа, он ценит только толстый кошелек и пачки кредиток. Лавочник есть лавочник, а ты способен на большее. Я долго ждал такого человека, как Астл, человека, которому я мог бы доверить твое обучение. В свое время я был известным оценщиком, но я ходил по скользкой дорожке. Ты не должен иметь со мной ничего общего, а добиться этого можно только отрекшись от того имени, которое ты носишь на Ангкоре. Кроме того, если ты хочешь найти себя, ты должен увидеть иные миры, пройти по другим планетам. Известно, что магнитные поля планет влияют на поведение человека, резкие перепады вызывают изменения головного мозга. Эти изменения приводят к тому, что ум становится более живым и восприимчивым, развивается память, появляются новые идеи. Мне нужны те знания, которые ты можешь получить у Астла в течение ближайших пяти планетарных лет.

– Это связано с камнем из космоса?..

Он кивнул.

Мне уже не отправиться на поиски истины, но тебя, человека близкого мне по духу, ничто здесь не держит. Прежде чем я умру, я должен узнать, в чем тайна этого кольца, что оно приносило или может принести своему владельцу.

Он снова встал и принес мешочек с кольцом, вынул оправленный в металл тусклый камень и повертел его в руках.

– Раньше существовало поверье, – задумчиво проговорил он, – что человек оставляет свой след на вещах, которыми владеет, если они были связаны с его судьбой. На. – Он внезапно бросил кольцо. Я не ожидал этого, но инстинктивно поймал его. За все время, что оно хранилось в нашем доме, я впервые держал его в руках.

Металл был холодным, с зернистой поверхностью. И мне показалось, что оно стало еще холоднее, пока лежало на моей ладони, у меня даже начало покалывать кожу. Я поднес его к глазам и стал разглядывать камень. Его тусклая поверхность была такой же шершавой, как и оправа. Если когда-то в ним и горел огонь, то он давным-давно потух, и камень замутился. Я подумал, нельзя ли вынуть его из грубой оправы и, огранив заново, вернуть к жизни. Но я знал, что отец никогда не сделает этого, да и я тоже не смогу. Дело было не в камне, а в тайне. Важно было не кольцо само по себе, а то, что оно скрывало. И теперь я понял, какие надежды возлагал на меня отец – я должен был разгадать эту загадку.

Так я стал учеником Вондара. Отец оказался прав, трудно было найти лучшего учителя. Мой хозяин составил бы себе не одно состояние, если бы захотел пустить корни в одном из тех миров, где любят роскошь, и открыть там ювелирную мастерскую. Но для него гораздо важнее было найти камень без изъяна, чем продать его. Правда, он все же делал украшения: во время переездов он обычно трудился не покладая рук, изготавливая изделия, которые охотно покупались другими, менее талантливыми людьми, в качестве образцов. Но его настоящей страстью было исследовать новые миры, покупать у аборигенов необработанные камни неподалеку от тех мест, где они были добыты.

Он только посмеивался, когда обнаруживал подделки – дешевые камни, вымоченные в травах или химикалиях и ставшие после этого похожими на драгоценные камни, изменившие свой цвет после тепловой обработки. Он учил меня, как производить впечатление на местных торговцев, чтобы заставить их расстаться с лучшими вещами из уважения к чужой мудрости. Например, тому, что человеческий волос, лежащий на кусочке натурального нефрита, не загорится, даже если к нему поднести спичку.

Планетарное время исчисляют в годах, труднее измерить время в космосе. Человек, который много путешествует, стареет не так быстро, как тот, что привязан к земле. Я не знаю, сколько лет было Вондару, но если судить по накопленным знаниям, больше, чем моему отцу. Мы побывали далеко от Ангкора, но через некоторое время оказались там снова.

Не прошло и дня с момента моего возвращения к родному очагу, как мне стало ясно, что многое переменилось. Фаскил стал старше. Если я смотрел сперва на него, а потом на свое отражение в блестящем зеркале матери, мне казалось, что он был рожден первым. Кроме того, приняв на себя обязанности помощника отца, он стал более самоуверенным и даже в его присутствии сам всем распоряжался. А Хайвел Джорн не делал ни малейшей попытки поставить его на место.

Сестра вышла замуж. Ее приданного оказалось достаточно, чтобы привлечь, к огромному удовлетворению матери, внимание сына консула. Хотя она исчезла из дому, словно никогда в нем не жила, мать так часто повторяла «моя дочь – жена сына консула», что казалось, сестра превратилась в неотступный призрак.

Мне больше не были рады в этом доме. Фаскилу по большей части удавалось скрывать, насколько он недоволен моим возвращением, но если я появлялся в магазине, он делался чрезмерно предупредительным в обращении с покупателями, хотя ничто в моем поведении не подтверждало его подозрения, будто я собираюсь занять его место. Когда-то я считал лавку самым интересным местом на свете, но столько возможностей открывалось передо мной в иных мирах, что теперь мне казалось скучным потратить на нее всю жизнь, и я не понимал, почему отец сделал такой выбор.

Он оживленно расспрашивал меня о моих странствиях, и я проводил почти все время в конторе, не без гордости рассказывая обо всем, что узнал. Хотя время от времени он сбивал мою спесь метким замечанием, чем приводил меня в замешательство, – было ясно, что почти все это ему уже известно.

Однако, когда прошел первый порыв энтузиазма, я понял, что, если отец и слушал меня, он слышал или старался услышать совсем иное в потоке моего красноречия. За интересом, а в том, что это был интерес, я не обманывался, он прятал озабоченность делами, не связанными с моими открытиями. Он не упоминал о кольце из космоса, а мне тоже почему-то не хотелось заводить о нем разговор. Он ни разу не достал эту драгоценную вещицу, чтобы, как бывало раньше, поразмышлять над ней.

Не прошло и четырех дней с момента моего возвращения, как тени, нависшие над домом, сгустились.

На праздники все магазины, и наш в том числе, закрывались. Горожане развлекались с родней и друзьями, собирались то в одном доме, то в другом. Вечером, за столом мать с гордостью говорила о поездке к Дарине, о приглашении совершить развлекательное путешествие по реке с самим консулом на его собственном катере.

Когда она закончила, отец покачал головой и заявил, что остается дома. Возможно, с годами мать стала более уверенной в себе, однако не помню, чтобы она пыталась возражать отцу.

Но на этот раз она взорвалась и заявила, что он может поступать как ему заблагорассудится, а все остальные поедут. Он согласился, и таким образом я оказался на катере в компании людей, казавшихся мне весьма скучными. Мать сияла от удовольствия и лелеяла новые надежды: Фаскил не отходил от племянницы консула, однако, по-моему, эта девица обменивалась улыбками со многими молодыми людьми, и те из них, которые приходились на долю моего брата, были не слишком любезны. Я же сопровождал мать и, возможно, доставил ей некоторое удовольствие тем, что, благодаря моему знанию света, консул выделил меня и спросил пару раз об иных мирах.

По мере того, как катер скользил вниз по реке, во мне росло беспокойство, я постоянно думал об отце и о том, кого он ждет в закрытом магазине. Он намекнул мне, что у него есть веские основания желать, чтобы в этот день дома никого не было и он мог спокойно встретиться с одним человеком.

У нас и раньше бывали посетители, о которых отец не рассказывал, некоторые из них прикрывались темнотой, как плащом, и приходили и уходили, так никому и не показав своего лица. Властям, вероятно, было известно, что он торговал вещами сомнительного происхождения, но никто не пытался выступить против него. У воровской гильдии длинные руки, и она всегда защищает тех, кто служит ей. Возможно, отец откупился от главарей, но можно ли порвать связь с гильдией? Ходят слухи, что нет.

И все же на этот раз что-то в поведении отца смущало меня. Он ждал и одновременно боялся предстоящей встречи. И чем дольше я думал об этом, тем больше мне казалось, что страх, если это можно назвать страхом, преобладал. Очевидно путешествия, как и предполагал отец, обострили во мне чувствительность, которой не обладали другие члены семьи.

Во всяком случае, перед закатом я покинул катер, сказав, что мне надо встретиться с Вондаром: мать не поверила этой отговорке. Я нанял лодку, идущую в порт, и велел перевозчику поторапливаться. Однако река была так забита отдыхающими, что мы еле ползли: я сидел застыв в неудобной позе, сжимая руки и мысленно подгоняя лодку…

Но, высадившись на берег, я снова оказался в людской толпе и стал, еле сдерживая нетерпение, пробираться вперед, за что меня не раз обругали и облили душистой водой. Вход в магазин был по-прежнему заперт, и я прошел через маленький садик к задним дверям.

Не успел я нащупать дверной замок и приложить большой палец к запору, как внезапно мной с новой силой овладела тревога, преследовавшая меня ранее. В комнатах было холодно и темно. Я остановился перед дверью, ведущей в магазин, и прислушался. Если отец все еще разговаривает со своим таинственным посетителем, он не поблагодарит меня, за то, что я ворвусь к ним без спросу. Но оттуда не доносилось ни звука, когда я постучал.

Я толкнул дверь, однако она лишь чуть поддалась, и мне пришлось навалиться на нее плечом, чтобы проложить себе дорогу внутрь. Я услышал скрежет и увидел, что вход забаррикадирован отцовским столом. В отчаянии я нажал сильнее и оказался в совершенно разоренной комнате.

В кресле сидел отец, веревки, поддерживающие его, были пропитаны кровью. Его глаза сверкали от ярости, словно он не желал смириться с тем, что с ним произошло. Но это была ярость мертвого человека. Вокруг все было перевернуто вверх дном, некоторые коробки разбиты в щепки, как будто кто-то выместил на них свою злобу, не найдя того, что искал.

В различных мирах существуют различные верования относительно смерти и того, что наступает за ней. Некоторые из них, вероятно, соответствуют истине. У нас нет никаких доказательств ни за, ни против. Когда я вошел, отец был мертв, зверски убит. Но, возможно, его желание, его потребность отомстить, рассказать обо всем случившемся витала в комнате. Я сразу же нашел, что послужило причиной его смерти.

Пройдя мимо него, я нашел незаметный резной завиток на стене и приложил к нему палец, как он учил меня. Тайник с трудом, но открылся, должно быть, прошло немало времени с тех пор, как его отпирали в последний раз. Я вынул мешочек, нащупал кольцо, вытащил его и протянул отцу, словно он мог увидеть его и убедиться, что оно у меня, и пообещал ему искать то, что он искал, и найти таким образом тех, кто убил его. Кольцо, без всякого сомнения, могло пролить свет на тайну его гибели.

Но это была не последняя утрата, ожидавшая меня на Ангкоре. После того как прибыли представители властей и собравшиеся члены семьи дали свои показания, та, которую я всегда называл своей матерью, повернулась ко мне и быстро, как будто опасалась, что ее прервут, проговорила резким голосом:

– Хозяин всему – Фаскил. Он моя плоть и кровь, наследник моего отца, который владел здесь всем до того, как появился Хайвел Джорн. В этом я готова присягнуть перед консулом.

Я всегда знал, что она больше любит Фаскила, но теперь в ее словах был такой холод, что я растерялся. Она продолжала, и все стало ясно:

– Ты, Мэрдок, всего лишь приемный сын. Но ты должен быть благодарен мне, тебя в этом доме никогда не обижали. И никто не сможет сказать, что это не так.

Приемный сын, один из эмбрионов, отправленных из густонаселенных миров на отдаленные планеты с тем, чтобы сделать популяцию более разнообразной, усыновленный и воспитанный местными жителями.

То, что я был не родным для нее, не слишком меня взволновало. Но я не был сыном Хайвела Джорна – это было ужасно. Мне кажется, она прочитала эту мысль в моих глазах и отпрянула от меня. Но она зря боялась неприятностей, я повернулся и ушел, и больше никогда не возвращался ни в эту комнату, ни в это дом, ни на Ангкор. Я не взял с собой ничего, кроме кольца из космоса, оставленного мне в наследство.