Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Высокий Холлек (№2) - Хрустальный грифон

ModernLib.Net / Фэнтези / Нортон Андрэ / Хрустальный грифон - Чтение (стр. 1)
Автор: Нортон Андрэ
Жанр: Фэнтези
Серия: Высокий Холлек

 

 


Андрэ Нортон

Хрустальный грифон

НАЧАЛО ПРИКЛЮЧЕНИЙ КЕРОВАНА, ЛОРДА-НАСЛЕДНИКА УЛЬМСДЕЙЛА, В ВЕРХНЕМ ХОЛЛЕКЕ

Я родился дважды проклятым. Во-первых, моим отцом был Ульрик, лорд Ульмсдейла, и о нашем роде рассказывают ужасные истории. Мой дед Ульм привел свой народ в эту северную долину, разогнал морских разбойников, основавших Ульмпорт, и ограбил одно из зданий Древних, забрав оттуда сокровище. Все знали, что это не простая драгоценность, эта вещица светилась в темноте. После грабежа не только Ульм, но и все его спутники заболели, многие смертельно.

К моменту моего рождения отец уже был немолод. До моей матери у него были две жены и дети от них. Дети — слабые болезненные создания — умирали при рождении либо в раннем детстве. Но отец поклялся иметь наследника и поэтому предпочел мою мать своей второй жене, когда ему показалось, что наследника он не дождется.

Род моей матери тоже наложил на меня проклятие. Ее звали леди Тефана, дочь Фортала из Палтендейла, имения на дальнем северо-западе. Когда мои предки пришли в эти края, там еще обитали Древние, вовсе на них не похожие. Когда-то Древние породнились с жившими на границах их владений людьми, и в результате на свет появились те, кто были людьми лишь наполовину.

Но мой отец страстно хотел иметь наследника. У Тефаны, недавно овдовевшей, уже был прекрасный двухлетний ребенок. Звали его Хлаймер. Мой отец не стал слушать разговоры о кровосмешении с чужой расой и с полным уважением приветствовал леди. Насколько я знаю, она тоже хотела соединиться с моим отцом, не обращая внимания на проклятие, которое лежало на нашем семействе за похищение сокровища Древних.

Я родился раньше срока и при странных обстоятельствах. Мать ехала в святилище Гунноры, чтобы принести ей дары и попросить легкие роды и сына.

Но после дня пути у нее вдруг наступили схватки.

Поблизости не было никакого пристанища, к тому же приближалась буря. Поэтому пришлось укрыться в месте, которого обычно избегали люди — в одном из тех странных и внушающих страх строений, что остались от Древних, владеющих Долинами задолго до того, как люди пришли сюда с юга.

Это строение прекрасно сохранилось, как и все, что было построено неизвестным народом. Древние использовали могущественные заклинания, чтобы скреплять каменные плиты. Оттого их постройки столь успешно сопротивлялись времени и погоде.

Никто не мог сказать, для чего служили эти здания.

Но на внутренних стенах были видны изображения мужчин и женщин, вернее, тех, кто выглядел, как мужчины и женщины.

Роды были очень трудными, жизнь матери висела на волоске. Когда я родился, все пожалели об этом: едва мать увидела меня, она вскрикнула, потеряла сознание и почти лишилась разума. Еще несколько недель после родов она была не в себе.

Я не походил на других детей. Мои ноги были лишены пальцев, они скорее напоминали копыта — маленькие, раздвоенные, покрытые роговой оболочкой.

Брови наклонно располагались над янтарного цвета глазами. Таких глаз никогда не было у людей. Поэтому каждый, взглянув на меня, тотчас же понимал, что надо мной тяготеет проклятие. Но я не заболел и не умер. Напротив, рос и становился все сильнее.

Однако мать моя не желала видеть меня. Говорила, что демоны подменили дитя во чреве. Когда меня приносили, мать впадала в полубезумное состояние. Вскоре она объявила, что у нее нет детей, кроме Хлаймера и моей младшей сестры Лисаны — вполне обычной маленькой девочки. В ней моя мать находила утешение.

Что касается меня, то я не жил в Ульмсдейле. Воспитывался у лесника. Отец, хоть и навещал меня, не знакомил ни с кем из родственников. Он дал мне имя известного воина из нашего рода — Керован.

По настоянию отца меня обучали владеть оружием.

Для этого отец прислал ко мне обедневшего дворянина Яго. Этот Яго долго служил моему отцу, пока не покалечился при падении с горы.

Яго был настоящим воином, мастером всех боевых искусств, которым можно обучить юношу с сильным телом и острыми глазами. Но это еще не все.

Яго знал и более тонкое искусство: повелевать людьми. Он был талантливым полководцем.

— Некогда сильный и деятельный человек, получив увечье, начал совершенно новую жизнь. Теперь он тренировал свой мозг, как раньше — тело. Нередко, просыпаясь ночью, я заставал его над куском гладкой коры, на которой он ножом вырезал планы сражений, четким почерком выписывал соображения по вопросам военной тактики, осады крепостей.

Яго много путешествовал, а в юности плавал даже по морям с сулкарами, опасными морскими грабителями, бывал в таких полулегендарных землях, как Карстен, Ализон, Эсткарп… Правда, о последней стране он говорил очень мало и становился беспокойным, когда я к нему приставал с расспросами. Он сказал только, что там заклинания и колдовство так же обычны, как у нас колосья в поле, женщины — колдуньи и держатся особняком, и все живут с оглядкой, держа язык за зубами.

Я всегда вспоминал Яго с теплотой и любовью.

.Он видел во мне просто юношу, а не монстра. Можно было забыть, что я не похож на сверстников.

Итак, Яго учил меня искусству войны — вернее, тому, что должен был знать о войне наследник. Тогда мы еще не ведали, что такое настоящая война, называя так поединки между соперничающими лордами или же сражения с бандами преступников, живущих в Пустыне. Зимой голод и холод заставляли их нападать на селения, грабить амбары, пытаться захватить теплые дома. Но война оказалась куда страшнее, и люди хлебнули через край. Это вовсе не игра по заранее разработанным и тщательно соблюдаемым правилам, как игры на доске, которыми мы развлекались долгими зимними вечерами.

Если Яго учил меня искусству войны, то Мудрый Человек Ривал показал мне, что существуют и другие жизненные пути. У нас всегда считалось, что только женщина может постичь искусство исцеления тела и духа. Поэтому Ривал казался всем таким же странным, как и я. Его жажда знаний была необыкновенно сильна. Иногда он уходил за травами, и не только в ближайшие леса, но даже в Пустыню. Возвращался с огромным мешком за плечами, которому позавидовал бы любой странствующий торговец.

Он был родственником главного лесного смотрителя и поэтому мог свободно бродить по лесам. Люди с опаской относились к Ривалу. Но когда заболевало животное или человек мучился от неведомой болезни, всегда просили прийти именно его.

Ривал прекрасно изучил свойства всех трав, в том числе тех, о которых знал только он. Почти каждый .фермер, желающий получить хороший урожай, звал его к себе на поле и просил совета.

Но дело не ограничивалось растениями. Животные и птицы, нуждающиеся в лечении, сами приходили и прилетали к нему.

Этого было вполне достаточно, чтобы люди старались держаться подальше от целителя. К тому же все хорошо знали, что он посещает земли Древних" пытается постигнуть их тайны, которых наши люди панически боялись. Меня же, напротив, это влекло к Ривалу.

Я был, как все дети: хорошо слышал то, что говорят обо мне без меня. Слышал рассказы о моем рождении, проклятии, которое лежит на роде Ульма, слышал, что в роду моей матери течет кровь чужой расы. Доказательств долго искать не приходилось. Достаточно было посмотреться в отполированный щит Яго, чтобы увидеть свой облик — странный, необычный.

Я пошел к Ривалу, внешне гордый и независимый, но с тайным трепетом в душе. Он стоял на коленях перед растением с длинными, острыми тонкими листьями, похожими на копья, и даже не взглянул на меня, когда я подходил, но заговорил так, как будто мы целое утро провели вместе.

— "Язык Дракона", так называют его Мудрые Женщины. — Голос у него был мягкий, слегка вибрирующий. — Великолепно залечивает раны, будто языком зализывает. Посмотрим, посмотрим… Но ведь ты пришел не для того, чтобы расспросить о растениях, да, Керован?

— Конечно. Люди говорят, что ты многое знаешь о Древних.

Он сел на пятки и взглянул мне в глаза.

— Не очень. Мы можем смотреть, щупать, изучать, но их могущество… Оно недоступно для наших сетей и ловушек. Можно только пробовать, тут и там, вдруг что и получится. Они знали намного больше нас.

Мы не в силах даже понять, почему они ушли отсюда. Мы их не прогоняли, нет. Крепости, замки, святилища уже были пусты. Древние ушли задолго до появления людей.

На его загорелом лице я увидел то же самое оживление, что и у Яго, когда тот показывал хитроумный выпад мечом или объяснял, как устроить засаду. Ривал испытующе смотрел на меня.

— Зачем тебе знать о Древних? — спросил он.

— Хочу выяснить, почему я не такой, как все…

Я замолчал. Гордость не позволила мне повторить вслух то, что я слышал от других.

Ривал кивнул.

— Знания должен добиваться каждый человек, а знания о себе — тем более. Но я не могу его тебе дать. Идем.

Он поднялся и пошел к своей хижине стелющимся шагом лесного жителя. Не задавая вопросов, я двинулся следом. Так мы добрались до сказочного дома Ривала.

Я замер на пороге, не в силах пошевелиться. Никогда я не видел столько вещей, каждая из которых притягивала мой взор. В корзинах и в гнездах сидели звери и птицы, смотревшие на меня яркими глазами. Они, казалось, чувствовали себя в безопасности и не собирались прятаться. В шкафах и на полках стояли горшки, лежали мешочки с травами и кореньями; были и черепки, по всей видимости, собранные в строениях Древних.

Неподалеку от очага стояли кровать и два стула.

Комната была явно не жилой, скорее служила хранилищем. Ривал, уперев руки в бедра, отыскивал что-то на полках взглядом.

Я понюхал воздух и почуял причудливую смесь тысячи запахов. Аромат трав смешивался с запахом зверей и пищи, варившейся в котелке над огнем.

— Ты ищешь Древних — тогда взгляни сюда! — Ривал указал на один из шкафов.

Я пробрался между двумя корзинами с мохнатыми зверюшками и подошел поближе, увидев россыпь каких-то кусочков и две фигурки. Ривал сложил обломки и склеил их. В фигурках не хватало частей, но уже можно было разобрать, что это.

Может, среди Древних в самом деле жили такие существа, если только они не были плодом воображения скульптора.

Одна фигурка изображала крылатую женщину (к сожалению, без головы) и человека самого обыкновенного вида, за исключением того, что на лбу у него росли витые рога. Но лицо человека было благородное, серьезное: настоящий лорд. Была фигурка с перепончатыми руками и ногами — видимо, обитель морских глубин. Затем маленькая статуэтка женщины с такими длинными волосами, что они покрывали ее всю, как плащ. Эти фигурки Ривал постарался восстановить хотя бы частично. Еще были фрагменты утраченных скульптур: голова в короне, но без носа, глаз, тонкая рука с кольцами на пальцах… И рука, и кольца были сделаны из одного и того же неизвестного мне материала.

Я стоял и смотрел. И во мне разгоралось желание побольше узнать об этом народе. Я понимал теперь сжигающую Ривала страсть поисков, его терпеливые попытки восстановить разбитые кусочки, чтобы воочию увидеть создания Древних…

Ривал тоже стал моим учителем. Я ходил с ним по местам, которых избегали другие люди. Мы искали, обсуждали, делали предположения, в надежде, что когда-нибудь обнаружим ключ к прошлому.

Раз в месяц приезжал отец. Когда мне исполнилось десять лет, он наконец заговорил со мной серьезно. Его что-то мучило. Он был угрюм и, вероятно, хотел сообщить нечто важное.

— Ты мой единственный сын, — начал отец. Было видно, что он с трудом подбирает слова. — И ты полноправный наследник моего трона в Ульме.

— Многие считают иначе, — сказал я без вопросительной интонации, а будто констатируя факт.

Отец нахмурился.

— Тебе кто-нибудь говорил об этом?

— Никто. Я и сам все знаю, Он еще больше посуровел.

— Ты пришел к правильному решению. Я взял Хлаймера под свое покровительство, так как его мать — леди Ульма. Но он не имеет права быть поднятым на щите к трону после моей смерти. Трон принадлежит тебе. Однако меня склоняют к тому, чтобы Лисана обручилась с Роджером, твоим кузеном.

Я сразу понял, что он хочет сказать, и без колебаний спросил:

— И Роджер унаследует Ульмсдейл по праву жены?

Рука отца стиснула рукоять меча. Он поднялся и стал расхаживать взад и вперед, твердо ставя ноги на землю, как бы готовясь к отражению атаки.

— Это противоречит законам, но все вокруг жужжат и жужжат день и ночь, так что я почти оглох в собственном доме.

Я понял, что «все» — это моя мать, которая не считает меня своим сыном. Но я промолчал.

— Поэтому я хочу тебя женить, Керован. По этой свадьбе, свадьбе наследника, все поймут, что я полностью признаю твои права. Через десять дней Нолон поедет в Иткрипт. Там есть очень красивая девушка по имени Джойсана, на год моложе тебя. После женитьбы уже никто не посмеет отодвинуть тебя от престола — хотя твоя невеста не приедет до года Огненного Тролля.

Я быстро прикинул в уме — восемь лет. Это хорошо. Свадьба не имела" для меня большого значения, хотя отец считал ее делом особой важности. Я подумал (но в тот момент не отважился спросить), скажут ли девушке или ее родственникам, кого прочат ей в мужья? Я боялся встречи с будущей женой. Однако я был совсем ребенком, и все казалось настолько далеким, что об этом можно было не думать. А может, ничего и не случится и свадьбы не будет?

А через два месяца после отъезда Нолона появился отец, уже не такой несчастный и озабоченный, как раньше. Он сказал, что Нолон вернулся, и я обручен с девушкой, которой я никогда не видел и, возможно, не увижу до самой свадьбы.

Дни шли за днями, и я, поглощенный занятиями, совсем не думал о будущей жене. Все больше времени я проводил с Ривалом в поисках тайн Древних. Хотя я был поручен Яго, он не возражал против моих походов с Ривалом. Между ними была старая дружба, несмотря на то, что они разительно отличались друг от друга — как по мыслям, так и по поступкам.

Вскоре воспитатель уже не мог противостоять мне в поединке на мечах и топорах. Только в стрельбе из лука он оставался непревзойден. Он продолжал чертить карты, разрабатывать планы сражений. И хотя я не видел в этих занятиях особой пользы, но не желал обижать старика и внимательно выслушивал его рассуждения. Впоследствии полученные знания не раз спасали меня.

А Ривал, казалось, совсем не старился. Он так же, как и раньше, без устали ходил по лесам, преодолевая с удивительной легкостью большие расстояния. Я так и не постиг целиком его искусство лекаря, зато познал мир птиц и животных, перестал охотиться ради развлечения и находил удовольствие в том, что дикие звери не боятся меня.

Но самое приятное заключалось в посещении замков Древних. Ривал проникал в своих походах все дальше и дальше в Пустыню. Самым большим его желанием было найти какие-нибудь книги или свитки.

Я считал, что их вряд ли удастся прочесть, ведь никто не знал языка Древних. Ривал соглашался, однако в душе был уверен в успехе — стоит только найти книги, а уж он-то сумеет в них разобраться.

В доме лесника было два мальчика моих лет. Но мы так и не стали друзьями. Не только происхождение разделяло нас; я и сам старался не сближаться с ними. Ведь во мне было что-то нечеловеческое, и это не позволяло мне приобрести друзей. Я подарил свою дружбу только двоим — Яго, который годился мне в отцы, и Ривалу. Он мог бы быть моим старшим братом, и иногда мне этого очень хотелось!.. Я был обручен в год Змеи, Брызжущей Ядом. И чем ближе подходил к порогу мужества, тем чаще думал о предстоящей свадьбе: что если леди Джойсана, подобно матери, отвернется от меня с отвращением?

Кошмары мучили меня по ночам, и Ривал наконец с сочувствием спросил, что со мной происходит.

Я поведал ему правду о своих сомнениях в надежде, что он успокоит меня, скажет, что я вижу чудовищ там, где их нет.

Однако Ривал не стал меня успокаивать. Он долго молчал, глядя на руки, которые только что пытались восстановить разбитую фигурку, а теперь покоились на столе.

— Мы всегда говорили друг другу правду, Керован. Из всех я только тебя выбрал бы в спутники. Но разве я могу обещать, что приведу тебя к счастью? — Он помолчал. — Когда-то я тоже ждал свадьбы. Но я тоже не похож на других — не внешне, как ты, а своими привычками, мыслями. И это встревожило ту, с которой я должен был разделить Чашу и Огонь.

— Но ты же никогда не был женат! — воскликнул я.

— Да. Зато в моей жизни есть другое!

— Что же?

— Это! — и он раскинул руки, как бы обнимая все, что находилось в доме.

— Значит, со мною произойдет то же самое… — промолвил я.

Я был обручен, так как этого требовали обычаи и воля моего отца. То, что я слышал о браках, заключающихся между лордами, не обещало мне счастья.

Наследники женились, чтобы увеличить свои поместья за счет приданого невест, чтобы продолжить линию своего рода. Если впоследствии появлялись любовь и уважение, то в дом приходило счастье. Но так бывало редко.

— Поговорим о другом, — тактично предложил Ривал. — Есть одно дело, о котором я давно думаю.

— Идти по дороге!

Я вскочил на ноги, как будто намереваясь тут же отправиться в путь, чтобы открыть тайну. Эта дорога действительно была тайной.

Мы набрели на нее во время скитаний по Пустыне. Привычные нам дороги представляли собой всего лишь протоптанные кривые тропы, пригодные только для передвижения верхом.

Дорога же, на которую мы наткнулись, была вымощена тщательно подогнанными каменными плитами. Ничто не указывало на ее предназначение. Дорога начиналась примерно в полудне пути от дома Ривала и вела в глубь Пустыни — широкая, прямая, только местами засыпанная желтым песком. Дойти до ее конца было нашим давним желанием.

То, что мы решились на путешествие, полностью вытеснило у меня из головы мысли о невесте. Джойсана была для меня всего лишь именем, пустым звуком, встреча наша была еще так далека! Путешествие же должно начаться немедленно.

Я ни перед кем не отчитывался в своих действиях, кроме Яго. А он в это время года ездил в Ульм, чтобы встретиться со своими товарищами по оружию и доложить отцу, как здесь обстоят дела. Поэтому я был полностью свободен и мог делать, что хочу.

А хотел я сейчас только одного: поскорее двинуться в путь по таинственной дороге.

НАЧАЛО ПРИКЛЮЧЕНИЙ ДЖОЙСАНЫ, ДЕВУШКИ ИЗ ИТКРИПТА

Я — Джойсана из Иткрипта — была помолвлена осенью в год Змеи, Брызжущей Ядом.

Вообще-то этот год считался неподходящим для новых начинаний, и потому мой дядя, лорд Кьярт, обратился за советом к даме Лориас из монастыря Норстед. Она настолько хорошо понимала язык звезд, что к ней приезжали за консультацией издалека. Прорицательница обращалась к звездам и сказала, что брак совершенно необходим для моего счастья. Свадьба мало меня беспокоила, но из-за нее я стала центром долгих и утомительных церемоний. Под конец я настолько устала, что чуть не расплакалась.

Восьмилетнему ребенку невозможно вникнуть в думы и тревоги, владеющие взрослыми людьми. Обручение мне виделось ярким, пышным действом, но я не могла понять своей роли.

Меня разодели и украсили жемчугом и драгоценностями. Однако все мое внимание было занято тем, чтобы выполнить суровый приказ дамы Мэт и ничего не запачкать. Платье было голубое, хотя мне никогда не нравился этот цвет. Я больше любила цвета, богатые оттенками, например, цвет осенних листьев. Но голубой — это цвет невесты, и я была вынуждена следовать обычаям.

Мой жених не приехал и не выпил со мной чашу Жизни, не зажег свечу Дома. На его месте сидел человек такой же суровый, как и мой дядя. Мне запомнился ужасный шрам на его руке: я очень испугалась, когда во время церемонии он взял меня за руку. В другой руке он держал огромный боевой топор, символизирующий моего настоящего жениха. Правда, жениху нужно прожить еще по крайней мере лет шесть, прежде чем он сможет оторвать такой топор от земли.

— Лорд Керован и леди Джойсана! — прокричали гости и обнажили ножи. Лезвия засверкали в свете факелов. Гости поклялись доказывать в будущем законность этого обручения даже с помощью оружия. От страшного шума у меня заболела голова, возбуждение прошло, и я как во сне дожидалась конца празднества.

Старый лорд Нолон, представляющий на свадьбе жениха, ел со мной из одного блюда. Он то и дело спрашивал, какое из блюд я желаю отведать, но я настолько его боялась, что не могла вымолвить ни слова. Его вкус в выборе блюд совершенно не совпадал с моим. Желудок отчаянно протестовал против такого насилия, и меня едва не стошнило.

Много позже женщины уложили меня в одной сорочке на громадную кровать с балдахином. Мужчины во главе с дядей принесли этот ужасный топор и положили его рядом, как будто это был действительно мой жених. Такова была помолвка. Потом она уже не казалась мне странной: просто это было событие, с трудом поддающееся детскому пониманию.

И только топор на брачном ложе предвещал то, что со временем ждет не только меня, но и всю страну, мой родной Верхний Холлек.

После отъезда лорда Нолона жизнь вернулась в прежнюю колею. По обычаю я жила под родительским кровом, пока не достигну брачного возраста и пока мой лорд не призовет меня.

Но незначительные изменения в моей жизни все же произошли. На больших празднествах я теперь сидела по левую руку от дяди, и ко мне обращались, называя новым титулом — леди Ульмсдейла. На моей праздничной одежде теперь был не один герб, а два, разделенных золотой лентой. Слева — Грифон Ульмсдейла, сверкающий драгоценными камнями, а справа — Сломанный Меч Харба. Этот знаменитый воин основал наш род в Верхнем Холлеке и прославил его, когда победил сломанным мечом ужасного Дракона пустыни Ирр.

На именины я получала подарки от лорда Керована с приветствиями и поздравлениями. Но сам Керован как бы не существовал для меня.

Овдовев, мой дядя поручил управление замком Иткрипт своей сестре — даме Мэт. И она полностью занялась моим воспитанием. Тому-то и тому-то обязательно следовало научиться, чтобы стать хорошей хозяйкой в доме мужа. Задания дамы Мэт становились все труднее. Иногда у меня возникало желание никогда не слышать об Ульмсдейле и его наследнике, никогда не выходить замуж. Но ускользнуть от дамы Мэт и ее чувства долга было невозможно.

Я совсем не помнила дядину жену. У него почему-то не было наследника, и за годы, прошедшие со дня смерти супруги, он так больше и не женился. Я иногда думала, что дядя просто не осмеливался хоть немного принизить значение дамы Мэт. Она умело управляла замком и приносила мир и покой всем, кто жил под его сенью.

В юности (я никак не могла поверить, что леди Мэт была когда-то молодой девушкой) она была помолвлена — тоже с помощью топора, — с лордом из южных Долин. Но прежде, чем она стала настоящей супругой, пришла весть о его смерти от тяжелой болезни. Никто не знал, переживала ли Мэт эту потерю.

Но после того, как прошло время траура, она удалилась в женский монастырь в Норстеде. Жена брата дамы Мэт умерла еще до принятия монашеского обета. Когда пришло время, дядина сестра вернулась к мирной жизни, чтобы выполнять обязанности домоправительницы в Иткрипте.

Она всегда носила скромную строгую одежду и дважды в год совершала паломничество в Норсдейл.

Когда я стала старше, она стала брать меня с собой.

Вопрос о наследнике дяди еще не был решен. У него была замужняя младшая сестра, имевшая сына и дочь. Но сын уже был объявлен наследником своего отца и, следовательно, не мог являться наследником дяди.

Я была дочерью дядиного младшего брата, однако девочка не могла наследовать Иткрипт иначе, как по завещанию самого лорда. Мое приданое было достаточно богато, чтобы привлечь хорошего мужа, и дядя мог, если бы захотел (нет, это даже было его долгом!) назвать наследником моего супруга.

Я думаю, что даме Мэт хотелось бы видеть меня в монастыре, она желала бы, чтобы моя свадьба никогда не состоялась. И по правде говоря, поездки в Норсдейл мне понравились. Мой ум был пытлив от рождения, и это привлекло ко мне внимание аббатисы Мальвинны, старой и очень мудрой. После доверительной беседы она позволила мне заниматься в библиотеке монастыря.

В шкафах библиотеки хранились громадные сокровища — свитки с записями о путешествиях, о войнах, о прошлом. Эти истории всегда зачаровывали меня.

Но больше всего меня увлекали упоминания о Древних, которые правили этой страной до того, как наши люди пришли на север. Я хорошо знала, что эти упоминания сохранились искаженными. Древние ведь ушли отсюда еще до появления моих предков.

Наши предшественники встретились лишь с немногими из Древних, с теми, кто, возможно, и был оставлен, чтобы запутать наше представление об их народе.

Некоторые из Древних были связаны со злом, как тот демон, которого убил Харб. Остались еще места, в которых таилось черное колдовство; они были весьма опасны для неосторожного человека. Другие Древние заслуживали благодарности и даров. Такова была Гуннора — Мать Плодородия: ей поклонялись все женщины. Могущество Гунноры могло сравниться лишь с мощью Очищающего Огня, которому был посвящен женский монастырь. Я сама носила амулет Гунноры — зернышко, соединенное с засушенным фруктом.

Были и иные Древние — ни плохие, ни хорошие. Они не укладывались в человеческие стандарты, порой проявляли удивительную капризность: одним делали добро, другим — зло, как будто взвешивали людей на своих собственных весах.

Иногда я отыскивала в маленьком садике аббатису Мальвинну и расспрашивала о Древних ее. Она отвечала, если могла, а когда не знала ответа, то сознавалась в своем неведении. В последний раз я застала аббатису сидящей с каким-то странным сосудом в руке.

Он был сделан из тончайшего зеленого камня. На сосуде я не заметила никаких украшений, но его линии были изящны и четки: настоящее произведение искусства! На самом донышке было налито вино.

Я знала, что это вино, так как его терпкий запах ударил мне в ноздри; нагретое пальцами, оно пахло виноградом. Мальвинна медленно покачивала кубок, и вино омывало стенки. Аббатиса испытующе посмотрела на меня. Мне стало как-то неловко, и я быстро проверила в уме свою совесть: не совершила ли я каких-либо прегрешений?

— Я много раз пыталась сделать это, Джойсана, — промолвила она. — И вот сегодня утром проснулась с желанием повторить попытку для тебя. В юности у меня был дар предвидения. Действительно дар, хотя многие сомневаются в этом — те, кто боится того" чего нельзя потрогать, попробовать на вкус, услышать.

Этим даром нельзя управлять. Обладающие им не могут сами вызвать его, они должны ждать, когда он сам проявится. И сегодня, если ты хочешь, я попытаюсь использовать мой дар для тебя. Впрочем, еще неизвестно, что из этого получится.

Меня охватило возбуждение. Я слышала о даре предвидения. Им обладают Мудрые Женщины — вернее, некоторые из них. Но, как сказала аббатиса, этот дар нельзя заострить, чтобы он всегда был готов к использованию, как меч мужчины или швейная игла женщины. К моему возбуждению, однако, примешивался страх. Одно дело читать, слушать рассказы о тайном могуществе, и совсем другое — видеть его в действии и применительно к себе. Но даже страх не заставил меня сказать «нет» в ответ на предложение аббатисы.

— Встань передо мною на колени, Джойсана.

Возьми сосуд двумя руками и держи ровно.

Я сделала, как было приказано, держа сосуд, словно ветку, готовую вспыхнуть в любой момент. Затем Мальвинна наклонилась вперед и притронулась пальцами правой руки к моему лбу.

— Смотри в вино, думай, что это картина.., картина…

Голос все удалялся и удалялся. Я смотрела в кубок и видела уже не темную жидкость. Мне казалось, что я смотрю в безграничное черное зеркало, повисшее в пустоте. Оно не было блестящим, как обычные зеркала.

Поверхность черноты подернулась дымкой, из струящегося тумана постепенно возникали какие-то шевелящиеся тени. Я увидела круглый блестящий шар и в нем то, что было мне знакомо — Грифон, отливающий белым блеском.

Сначала шар был большим, занимал все зеркало.

Затем он начал быстро уменьшаться, и мне стало ясно, что он прикреплен к цепи. Цепь держала рука. И шар вращался. Грифон то обращал свой взор на меня, то отворачивался прочь.

Теперь шар стал совсем маленьким, словно отдалившись, и рука, держащая его, тоже стала уменьшаться. А вскоре в поле зрения появилось и все тело. Возникла фигура мужчины. Он смотрел куда-то в сторону, и я не видела его глаз. Незнакомец был одет в кольчугу, закрывающую горло, на поясе висел меч, а через плечо — лук.

Я не могла определить, к какому роду он принадлежит: не было эмблем. Ничего, кроме этого загадочного шара.

Затем мужчина ушел, как будто его кто-то позвал. Зеркало снова стало темным и безжизненным.

Мальвинна убрала руку с моего лба. Когда я подняла глаза, то увидела, что лицо ее побледнело. Кубок был тут же поставлен на землю, и я отважилась взять руки Мальвинны в свои.

Она слабо улыбнулась.

— Это требует очень много сил, а их у меня и так мало. Но я должна была это сделать. Скажи, дочь моя, что ты узнала?

— Разве ты ничего не видела? — с удивлением спросила я.

— Нет. Это было только для тебя.

Я рассказала обо всем, что прошло передо мною — о Грифоне, заключенном в шар, о человеке в боевых доспехах, который держал шар…

— Грифон — это герб Ульма. Может, я видела лорда Керована, с которым я обручена?

— Вероятно, — согласилась аббатиса. — И мне кажется, этот Грифон имеет большое значение для твоего будущего. Если он когда-нибудь попадет в твои руки, храни его. Вполне может быть, что в нем фокусируется могущество, которым обладали Древние. А теперь позови даму Алусан. Мне нужно что-нибудь укрепляющее. Но не говори ей, чем мы тут занимались, так как взгляд в будущее весьма интимное дело, и об этом не следует широко распространяться.

Я не сказала об этом никому, даже Мэт. Аббатиса инсценировала обычное недомогание, и в поднявшейся суматохе на меня никто не обращал внимания. Я взяла сосуд, отнесла в гостиную и поставила на стол.

Я смотрела и смотрела в него, но не видела ничего, кроме вина — ни темного зеркала, ни движущихся теней. В памяти у меня сохранилось видение Грифона; если бы я могла рисовать, то изобразила бы его в мельчайших деталях. Этот Грифон несколько отличался от Грифона на гербе Ульма. У него, как положено, были крылья и голова орла. Но задняя часть с ногами и хвостом была как у льва — зверя, которого можно встретить только на юге. Голову орла венчали львиные уши.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11