Взглянув на часы, которые русские повесили во всех помещениях на корабле, Риордан заметила:

— Время отдыха почти закончилось. Может быть, займёмся делом?

Саба серьёзно кивнула. Вера шутливо отсалютовала.

Базарову они нашли в небольшой каюте, которая была отведена для учебных занятий. Зинаида и Гордон уже успели объявить всем о том, что, как только кто-то заходит в это помещение, разговоры по-русски и по-английски сразу отменяются. Говорить здесь полагалось только по-йилайлски.

— Здесь, в месте знаний, я — водитель транспорта — работаю, — просвистела Ирина.

Странно. Порядок слов в йилайлских фразах давался Эвелин легко, но, когда она пыталась думать по-английски и переводить сказанное, в мозгу у неё все путалось.

Саба сказала что-то насчёт повторения, все согласились с ней и принялись за учёбу.

Миновала неделя по корабельному календарю. Эвелин снова сидела в учебной каюте с остальными женщинами и занималась йилайлским. Все уже успели выбрать для себя любимое место и договорились о методе занятий: сначала все вместе прослушивали фрагмент записи, а потом по очереди повторяли новые фразы. Затем они задавали друг другу вопросы, отвечать на которые полагалось с использованием только что пройденного материала. В конце занятия Саба рассказывала о том, что им предстоит слушать завтра, после чего каждый мог у себя в каюте либо слушать новые фрагменты, либо повторять старые — кому как больше нравилось. Мало-помалу Риордан брала приступом странную систему времён глаголов и эмоциональных противоречий, заложенную в наиболее формальные высказывания, содержавшие вызов.

— Что такое «зелёный вкус»? — вдруг спросила Вера. — Правильно ли мы это понимаем?

— Говорится именно так, — заметила Ирина, взглянув на экран своего ноутбука. — Но понять этого я не могу.

Все посмотрели на профессора Мариам. Та медленно проговорила:

— Какое-то изощрённое оскорбление, возможно, но это всего лишь моя догадка. Давайте двигаться дальше. Может быть, эти нелепицы со временем обретут больше смысла.

Эвелин кивнула и включила запись.

Продолжая занятия, Риордан наблюдала за окружающими и думала о собственной жизни.

«Как это по-человечески, — размышляла она, — любым, самым безумным обстоятельствам придать видимость нормальности».

У человека развивались привычки, а привычки превращались в традиции, если они укоренялись у большого числа людей. Как только возникало некое подобие порядка, можно было жить и действовать. В хаотичной или совершенно чужой среде очень важно ясно мыслить, так как это благоприятно влияет на физическое состояние.

Тянулись долгие дни полёта, агенты времени и научная группа старательно корпели над освоением йилайлского языка. Вскоре даже во время отдыха члены отряда, намеревавшегося отправиться в прошлое, начинали порой жужжать и пересвистываться — особенно те из них, у кого было плоховато с русским или, наоборот, с английским.

Определённых успехов добились и члены научной группы. Эвелин убедилась в этом как-то раз, когда Валентин во время отдыха поспешил и неудачно сжал баллончик с кофе. Риордан с ужасом и восторгом наблюдала за тем, как жидкость распадалась на мельчайшие капельки, из которых образовалось облачко.

Как следует поступить, первой сообразила Вера. Она схватила небольшой прибор, который члены экспедиции называли «мини-пылесосом», включила его, и аппарат стал всасывать парящую в воздухе жидкость.

Пока она занималась этим, Ренфри мелодично просвистел:

— Пусть такого не бывает!

Все рассмеялись — вернее, почти все. Эвелин заметила, как Саба сдвинула брови, поджала губы, а потом повторила то, что сказал по-йилайлски Кейс.

На что она обратила внимание? Риордан мысленно воспроизвела фразу. Она была обманчиво простой, по-английски звучала довольно бессмысленно, а по-йилайлски — естественно.

«Не может ли это высказывание, — подумала Эвелин, — носить религиозный оттенок?»

Чуть позже она задала этот вопрос, когда женская группа собралась в комнате для занятий, но, конечно, с уверенностью ответить никто не смог. Ирина с опаской проговорила:

— Может быть, этот Дом знаний — религиозное святилище?

— Думаешь, это плохо? — спросила Эвелин.

Тёмные глаза бывшей балерины на миг сверкнули, но она сразу же взглянула на дисплей ноутбука, с которым, похоже, не расставалась никогда.

— Не исключено. Все зависит от того, чему они поклоняются — и почему.

Риордан на какое-то время задумалась об этом, а потом решила, что не стоит пока волноваться понапрасну. Придёт время — все станет ясно. А сейчас следовало ознакомиться с той информацией, которая уже была в их распоряжении.

«Сутки» на борту корабля были поделены на две смены, по двенадцать часов в каждой. Бригада учёных взяла себе «ночную» смену, а группа агентов времени — «дневную», и это давало всем возможность посвящать максимум времени работе с речевыми записями. К тому же всегда было с кем попрактиковаться в языке.

Риордан и Базарова совместно разработали комплекс упражнений, благодаря которым все поддерживали неплохую физическую форму, невзирая на невесомость. Большинство упражнений члены экспедиции выполняли, пользуясь особым, универсальным русским тренажёром.

Но самым приятным временем было то, которое «ночная» и «дневная» смены проводили вместе в часы бодрствования. Все вместе они смотрели фильмы или играли в карты. Пожилым русским учёным особенно нравились сложные карточные игры. Порой — и это больше всего нравилось Эвелин — музицировали. Да-да, не просто слушали музыку, а её исполняли сами. Виктор играл на скрипке, Елизавета — на флейте и кларнете, а Михаил играл на гитаре и обладал неплохим голосом. Приятно было даже просто смотреть на него, когда он, прислонившись к стене, пел старинные, грустные романсы. Никулин выглядел героем русского романтического фильма.

Миша. Риордан едва заметно улыбнулась. Казалось, этот молодой человек не мог не флиртовать, как не смог бы, к примеру, не дышать. Он ухаживал не только за Верой и Ириной, но и за всеми остальными женщинами. Саба держала его на расстоянии вытянутой руки. Её, похоже, ничто не могло вывести из равновесия. Сама же Эвелин делала вид, что некоторых недвусмысленных намёков русского попросту не понимает. Росс пока ничего не замечал — и хорошо. Риордан понимала, что, несмотря на их договорённость между собой, её муж свои чувства скрывать ни за что не станет, а корабль этот слишком мал для выяснения отношений.

К слову, стоило признать, что с ней Никулин флиртовал редко. Большей частью он делил своё внимание поровну между Верой и Ириной, причём первая из женщин выказывала к нему большой интерес, а вторая отвечала на ухаживания нарочитой холодностью, причину которой Эвелин пока понять не могла. Михаил, естественно, больше приставал к Ирине, что вызывало у той явное (но безмолвное) раздражение. Риордан тревожил сложившийся треугольник, и она надеялась, что в дальнейшем это соперничество не приведёт к неприятностям.

К ней повернулась Зинаида и что-то просвистела. Эвелин поняла, что отвлеклась слишком надолго. Она отбросила раздумья и вернулась к занятиям.

Выбравшись из переходного люка, Росс наблюдал за женщинами, находившимися в каюте для занятий. Они сидели по-разному, однако было ясно, что они договорились о расположении условного «низа». Его позабавило, что у мужчин «верх» и «низ» располагались с точностью до наоборот.

Забавно было и то, что женщины объединились в одну группу, а мужчины — в другую. Никаких распоряжений по этому поводу не было, просто так уж само получилось.

Мердок оглянулся, посмотрел на каюту, которую он делил с Гордоном, и вздохнул. А он ещё переживал из-за того, как они с Эвелин будут жить супружеской жизнью на борту корабля! Он больше не чувствовал себя женатым мужчиной. О том, что он не свободен, говорил только некий документ, оставшийся дома. Большую часть времени Росс проводил с мужчинами, за исключением коротких периодов в конце смены, когда все собирались вместе, чтобы посмотреть кино или послушать музыку. Тогда он мог сесть рядом с Эвелин и поговорить с ней хотя бы несколько минут — этим их супружеская жизнь теперь и исчерпывалась.

— Только что начался обратный отсчёт времени перед первой посадкой, — сказал Гордон, передвигавшийся, хватаясь за скобы, по переходу. — Перекусить не желаешь?

— Я не против.

Мердок последовал за археологом к столовой.

Вспомнив о том, какую чудовищную, невообразимую пищу ему и троим его спутникам пришлось употреблять во время последнего полёта, Росс неприязненно поморщился.

Теперь соответствующий участок столовой был отгорожен и опечатан. Русские установили морозильную камеру и микроволновую печь, а также холодильник, в котором лежали тюбики с напитками.

Мердок поднёс руку к панели заказа блюд. Ещё в Штатах он, как и все остальные, заполнил по просьбе русских анкету, позволившую выявить его предпочтения в еде. Результатом стало распределение продуктов по шкале, где самой высокой оценкой была «это я съем с радостью», а самой низкой — «это есть я не стану ни за что на свете».

Еда Россу нравилась, но есть в состоянии невесомости было не так-то просто. Во время самой первой трапезы он убедился в том, что инопланетяне не так уж и ошибались, предпочитая пользоваться брикетами и тюбиками с пастообразной едой. Рис, картофельное пюре, соусы — все здесь превращалось в мешанину. О наваристом супе оставалось только мечтать, да Мердок, пожалуй, и не сумел бы его проглотить, даже если бы суп был налит в баллон. Пища глоталась по-другому, имея массу, но будучи лишённой веса. Во время пары первых трапез Росс чуть было не захлебнулся и заметил, что это же самое грозило ещё кое-кому из его спутников.

До тех пор, пока он не стал доверять собственному желудку, он выбирал овощные соки с мякотью и прочие жидкости. Теперь же, более или менее освоившись с этой едой, он выбрал для себя сэндвич с лепёшкой «пита», а также кофе и овощной сок. Гордон заказал то же самое.

Росс сунул сэндвич в микроволновку и, распечатав баллончик с кофе, сделал большой глоток. Кофе был свежий и обжигающе горячий.

— Правильно ли я понял Бориса? — спросил он. — Скоро мы совершим посадку на планете, где можно будет заправиться?

Эш кивнул.

— А как насчёт другой планеты в йилайлской системе? Той, на которой живут пушистые зубастики? Он сказал, что мы пролетим мимо неё?

— Да. Русские сумели исключить посадку на этой планете из программы полёта, и в итоге мы сможем сэкономить топливо.

— Отлично.

— Видимо, нашего опыта им хватило, чтобы они отказались от дальнейшего исследования этой планеты. Она достанется какой-нибудь другой команде, вот они и полюбуются на неё на «тарелочках». А на нашу долю хватит планеты йилайлов.

Огонёк на панели микроволновки погас, и Мердок достал из неё свои сэндвич и сок. Подлетев к одному из столиков, он сунул ногу в искривлённую скобу и закрепился. Глубоко вдохнул. Воздух имел лёгкий металлический привкус, и это напомнило Россу о вкусе воды из запасов инопланетян, которую он пил во время предыдущего полёта. Он запустил зубы в сэндвич. Русские приправы ему очень нравились.

— Неплохо приготовлено.

Гордон что-то буркнул, проглотил кусок сэндвича и потом просвистел-прожужжал фразу, в которой выразил своё отношение к качеству еды. Пока Росс размышлял над построением правильного ответа, позади них прозвучал этот самый ответ — с идеальной интонацией. Американцы обернулись и увидели около люка Михаила с развевающимися длинными светлыми волосами.

С ленивой улыбкой и отработанным изяществом русский агент времени подлетел к устройству выдачи пищи, едва прикоснулся к панели кончиком пальца, получил блюдо и убрал его в микроволновку — и все это ловко, одним движением. Мердок с бесстрастным видом наблюдал за Никулиным, гадая — сколько человек стали свидетелями его собственной неуклюжести в первые дни, когда он ещё не вспомнил, что всякое применение силы в невесомости чревато равным противодействием. В итоге он то и дело, кувыркаясь, отлетал от стенки к середине помещения и вынужден был осторожно возвращаться. Интересно, а Михаил видел это? Несомненно, видел.

Как только еда разогрелась, Никулин вытащил её, взял с полки баллончик с кофе и направился к сидящим. Гордон подвинулся, чтобы освободить место.

Михаил помахал Россу баллончиком.

— Ваша жена. Она такая красавица.

Мердок кивнул и сразу насторожился.

— Но она на редкость благоразумна.

Никулин сдвинул брови. Его губы улыбались, но умные серые глаза смотрели серьёзно.

Так же как в тот день, когда Росс впервые увидел Михаила, первой его реакцией стала неудержимая, яростная злость. Однако он сдержался, поскольку догадался — его провоцируют. Этот нахал вряд ли мог всерьёз ухаживать за Эвелин — при том, что столь же привлекательная женщина, Вера, всегда оборачивалась и расплывалась в улыбке, стоило только Никулину войти в каюту. Да и Ирину Михаил стороной не обходил — это Мердок тоже заметил.

«Он все ещё меня проверяет, — подумал Росс. — А если я на него разозлюсь, он расценит это как проявление слабости и будет продолжать меня подкалывать».

Придя к этому выводу, американец заставил себя пожать плечами и усмехнуться.

— Я могу говорить только за себя. Что касается меня, то я очень даже не благоразумен, но вы совершенно не кажетесь мне привлекательным.

Русский задорно расхохотался. Шутка его явно удивила и порадовала.

Губы Гордона дрогнули. Росс сделал вид, что ничего не заметил, и откусил кусок сэндвича.

— Ваша жена любит драться? — не отступался Михаил.

— Она хорошо это делает, — ответил Мердок. Вообще-то обычно он на такие вопросы отвечал: «Спросите у неё», но он не собирался говорить этому малому ничего такого, что тот мог бы истолковать как дозволение ухлёстывать за Эвелин.

— А я обожаю драться. Предложу ей спарринг, как только у нас снова появится сила тяжести.

— Ради бога, — пожав плечами, сказал Росс. Он-то знал, что Эвелин — профессионал высокого класса. Если это будет всего лишь повод пофлиртовать с его женой, то во время поединка Никулин убедится, что робот — и тот оказался бы более благосклонен к ухаживаниям.

Эта мысль вызвала у Мердока усмешку. Русский внимательно посмотрел на него и, переведя взгляд на Гордона, забросал того многочисленными вопросами насчёт обнаруженной американцами библиотеки, насчёт того, заметили ли они у ласок хотя бы какие-то рудименты разумной речи.

К тому времени, как Эш завершил рассказ, Михаил покончил с едой и вскоре покинул столовую. Вскоре его голос уже доносился из командного отсека.

— Он тебя проверяет, — заметил Гордон, кивком указав в ту сторону, куда удалился Никулин.

— Я не дурак.

— Нет, но ты такой же, как он, — адреналиновый наркоман, — проворчал Эш.

— Я? — Росс нахмурился и задумался. Медленно, почти бессознательно он разжал обожжённую руку и проговорил: — Может быть. Иногда. Но не часто.

— Нет? — усмехнулся Гордон. — Никто, начиная с Милларда, не упрекнул бы тебя, откажись ты от этой экспедиции. Проклятье, правилами запрещено отправлять на оперативные задания агентов-новобрачных.

Мердок фыркнул.

— Ну ладно. Немножко есть. И Эвелин тоже вспыльчивая. Но мы все же не такие, как этот малый. Из-за чего он такой взвинченный?

— Не знаю, — медленно протянул Гордон. — Насколько мне известно, он сделал все возможное, чтобы его включили в состав этой миссии. Он даже ввязался в перестрелку с бандитами, чтобы помешать им обнаружить этот корабль.

— И ты полагаешь, что все дело в адреналине? Не может ли им двигать что-то ещё?

Эш покачал головой.

— Пока у меня ответа нет. Он охотно вступает в беседы со всеми, готов и о себе поговорить — но только о своих свершениях, а не о своём мнении по тому или иному поводу. Не забывай, что русским довелось пережить, многие их друзья погибли от рук лысоголовых.

— Надеюсь, он не натворит бед только из пустого бретерства, — пробормотал Росс.

— Зинаида полагает, что для таких фокусов он слишком умен. И все же я рад тому, что большую часть времени, пока будут идти поиски, он будет далеко от нас.

— Угу.

Мердок смял в кулаке пустой баллончик.