Боль и отчаяние.., ужас.., потребность…

Тирта вскочила, побежала с мечом в руках.

Подбежала к могильной насыпи, и встала, глядя широко раскрытыми глазами на надгробие, на камни, которые они уложили поверх холмика земли.

Потребность.., потребность! Такая волна обрушилась на нее, что она не сознавала, что опустилась на колени рядом с могилой, смотрит на нее в ужасе, что тело ее застыло от этого ужаса.

Потребность!

Нет! Смерть — последние врата, через которые проходит всякая жизнь. В разлагающейся плоти, сброшенной, как старая одежда, нет никакой сущности. Они погребли мертвеца. Он не может звать… требовать.., обращаться к ней с отчаянной просьбой о помощи! Она выронила меч, прижала руки к голове, когда потребность, которую она не может объяснить, обрушилась на нее; так и сидела, раскачиваясь под ударами.

Меч со звоном скатился с камней. Его рукоять с изображением ястреба коснулась белого камня, который она выбрала в соответствии с древним ритуалом своего народа. Ястреб!

Кровный родич — кровный родич, которого призывают принять ношу, выполнить потребность!

Кровный родич? Его у нее нет. Она изо всех сил отрицает это. Смутно, по слышанным в детстве рассказам, Тирта понимает, что пытается сейчас овладеть ею. Существовала родственная связь-клятва, ее можно передать от мертвого живому, и от нее нельзя отказаться. Но только между подлинными родственниками, призванными умирающим для выполнения долга. Для них такой долг становится превыше всего в жизни! Она не родственница незнакомца. То, что таится здесь, не может связать ее!

— Мир… — Она произнесла это слово с огромными усилиями, словно у нее перехватывает горло. — Мир тебе, незнакомец. Я не твоя родственница. Иди путем Силы. Мы не выбираем свой конец, можем избирать только его способ. Ты должен был закончить свое дело, но тело подвело тебя, тело, а не…

Тирта ахнула. Меч и камень… Там, где они соприкоснулись, над ними образовалось нечто такое, что могло бы существовать в ее сне… Только сейчас она не спит. В слегка голубоватом тумане показался ларец, именно тот ларец, который унесла в укрытие леди, чье лицо Тирта ни разу не видела. Это то, что она ищет, то, что должна отыскать. И теперь ларец виден гораздо отчетливее, реальней.

Потребность…

Она ощущается слабее, как будто силы призвавшего ее гаснут, как будто призыв доносится теперь с удаления, становится все слабее.

Но эта потребность — она сама испытывает ее!

Незнакомец — нет! Каким-то непостижимым для нее образом этот незнакомец действительно становится ее кровным родичем. Но не мертвец склоняет ее к своей воле — на нее уже наложен обет, он стал уже частью ее самой.

— Дом Ястреба!.. — произнесла Тирта. — Да, я иду туда. И возьму то, что лежит в этом. — Ларец стал теперь едва заметным клочком тумана. — Я тебя не знаю, родич. Но твоя потребность — и моя потребность.

Туман рассеялся. Рассеялась и та воля, что призывала и удерживала Тирту. Она связана, но не крепче, чем когда входила в эту долину. Но только ей показалось, когда она брала в руки меч, что от него ей передалась новая энергия, сила, которой она раньше не знала.

Возвращаясь в лагерь, Тирта все еще дрожала, пытаясь подавить охвативший ее страх. Ночь проходила. Девушка разбудила своего спутника и завернулась в собственный плащ. Она почти боялась уснуть.

Увидит ли снова привычный сон или на нее обрушится нечто новое, след того, что она испытала? Она закрыла глаза, твердо решив отдыхать.

Но в эту ночь никаких снов она не видела и не встретилась, как опасалась, с другой сущностью. Спала она крепко и долго, а проснувшись, не хотела вставать.

Они обнаружили, что торгианец стал послушен, он терпеливо ждал, пока его оседлают и наденут на него упряжь, с которой сокольничий счистил засохшую кровь. Но они не хотели занимать место его мертвого хозяина, поэтому просто повели в поводу рядом со своими пони.

Минуя могилу и символ, Тирта слегка сгорбилась и не смотрела на них. В ярком свете нового дня она почти поверила, что все привидевшееся вчера было лишь сном, и держала руку подальше от рукояти меча. Пусть мертвый лежит в мире, и пусть ее ждет в пути мир. Она никому ничего не должна, ее ведет дальше только ее собственная цель.

На противоположной стороне луга обнаружилась тропа, еле заметная, такая, по которой может пройти только привычная лошадь, да и то без груза. Оба всадника спешились и повели своих лошадей; сокольничий привязал повод торгианца к луке своего седла, и лошади выстроились в цепочку.

Подниматься приходилось медленно и осторожно. Когда наконец они добрались до прохода в стене, окружавшей долину, Тирта с надеждой посмотрела вперед. Она хотела, чтобы другое такое испытание им не предстояло. И приободрилась, увидев, что впереди тропа расширяется и начинается спуск, причем не очень крутой. К тому же видна зелень. Казалось, каменная пустыня, лишенная жизни, осталась позади.

Незадолго до полудня Тирте удалось подстрелить вилорога, молодого самца, и они остановились, чтобы освежевать добычу. На обед у них было жареное мясо. И поблизости видны были следы жизни свежие следы вилорогов, слышались крики птиц. Наевшиеся птицы тяжело взлетали с растений.

Хорошая охотничья местность, и Тирта подумала, что стоило бы накоптить мяса, остановиться на день и увеличить запасы. Странно, но на этой тропе, где должна была бы задержаться зима, весна заметней, чем в низинах, откуда они пришли. В траве цветы, цветут дикие плодовые деревья, их аромат наполняет воздух, вызывая воспоминания о фермах, на которых приходилось работать девушке.

Два дня они шли по этой прекрасной мирной земле, не встречая никаких следов зла. Иногда Тирта чувствовала себя свободной, словно ничто ее не влечет и не принуждает. Но такие промежутки были короткими. Жить в тишине и мире, зависеть только от щедрости земли, не видеть никаких снов, не испытывать потребности — она думала, каково жить такой жизнью, хотя с трудом представляла ее себе.

Если у спутника возникали такие же мысли, он никогда не выражал их вслух, а она молчала о своих.

Они двигались преимущественно молча, и девушке казалось, что сокольничий хочет как можно быстрее закончить это путешествие и подвергнуться как можно меньшей опасности. Они продолжали дежурить по ночам по очереди, и Тирта заметила, что сокольничий всегда едет насторожась, как разведчик на чужой территории.

Как ни странно, но она больше не видела адов. Это ночное посещение неведомой призрачной крепости так часто повторялось, что Тирта обеспокоилась, когда сны прекратились. Несколько раз во время ночных дежурств она вытаскивала «карту», как назвал этот листок сокольничий, рассматривала символы на ней, пытаясь понять их смысл, но с тем же успехом, как в первый раз. Да карта ли это? Существуют рисунки, помогающие призывать Силу. Тирта торопливо отогнала опасную мысль.

На четвертый день после того, как они покинули защищенную долину, в полдень, тропа снова начала повышаться и привела в пустынную местность.

Перед наступлением ночи они увидели груду камней. Сокольничий остановился, глядя вперед — не так, словно ожидал увидеть эту преграду, а скорее, в недоумении. Это выражение открыто читалось на его лице: сегодня он почему-то ехал, сняв шлем. Это странно, потому что раньше он всегда закрывал лицо маской.

Тирта не видела причины для внезапной остановки, но тропа здесь так узка, что она не может проехать вперед и должна ждать, пока ее спутник двинется.

Сокольничий продолжал стоять, и тогда девушка впервые за день нарушила молчание.

— Дальше нет пути?

Очень долго ей казалось, что он погрузился в свои мысли и даже не слышит ее слов. Но вот он поднял коготь и указал на поток разбитых камней.

— Гнездо…

Какая-то особенность его голоса, его высокий тон вызвали эхо в окружающих камнях.

«Гнездо». — Как плач в погребальном ритуале сулкаров.

Титра смотрела вперед. Ничто не свидетельствует, что здесь был многолетней давности поселок его народа. По крайней мере, она ничего не видела. Она слышала, что Гнездо было создано таким образом, что напоминало полую гору, и мало кто из чужаков (исключительно пограничники и мужчины) пересекал его подъемный мост.

Ничего не осталось от Гнезда, только каменный поток, похожий на те, что им не раз приходилось пересекать в пути. Ее спутник высоко задирал голову, разглядывая рваные скалы, словно отчаянно хотел увидеть признаки жизни. И она, в свою очередь, увидела на мгновение, как из тумана возникают очертания некогда существовавшей здесь крепости. Но на самом деле она ничего не видела.

Он заговорил; слова, которых она не понимала, вздымались вверх, перешли в единый звук, напоминающий крик сокола. Трижды испустил он этот крик.

И тут они услышали ответ!

Тирта крепче ухватила повод, ее лошадь переступила с ноги на ногу, вызвав падение мелких камней.

Ответ негромкий, не в полную силу, однако она ясно его услышала. Призраки.., мертвецы, которым следует покоиться в мире… Неужели она еще не покончила с ними? Неужели призыв к мести его родичей так силен, что может прозвучать даже днем? Сокольничьи были предупреждены; они успели найти убежище в Эсткарпе до начала Великой Перемены. Да и ее спутник не может быть таким старым, чтобы принести клятву Меча кому-нибудь жившему здесь до гибели Гнезда.

Сокольничий крикнул, крик его отозвался многочисленным эхом, пони зафыркали, торгианец заржал, а у нее заболели уши.

Снова ответ. И тут Тирта увидела точку в небе.

Она опускалась, словно устремившись на невидимую добычу. Девушка благоговейно смотрела на этот стремительный спуск с неба. Летун переместился из солнечного воздуха в затененное место, в темное ущелье, куда они направлялись.

Снижая скорость, хлопая крыльями, кружа, птица все приближалась, пока не пролетела над ними. Сокол сел на краю скалы, чуть расставив крылья, словно собирался взлететь в небо, как только удовлетворит свое любопытство.

С черными крыльями, с белым пятном в виде буквы V на груди, сокол из Гнезда или потомок такого сокола, живущий в этой глуши один, потому что у него нет пестрой ленточки на лапе, которая обозначает его союз с человеком. Блестящие глаза разглядывали снявшего шлем сокольничего. Тот произнес несколько звуков, напоминающих птичьи крики, звуки поднимались и опускались. Сокол ответил криком, забил крыльями, словно снова готовился взлететь, подальше от этого существа другой породы, которое пытается с ним разговаривать.

Но сокольничий продолжал издавать звуки. Тирта не поверила бы, что человеческое горло на них способно. Он не пытался приблизиться к птице, просто разговаривал с ней, как была убеждена Тирта, на ее собственном языке.

Крики прекратились. Теперь птица отвечала звуками, очень похожими на те, что издавал человек. Она слегка наклонила голову в сторону. Тирта могла бы поверить, что сокол обдумывает какое-то предложение, он должен принять решение.

Потом, издав еще один крик, он поднялся в воздух. Не приближался к ждущему человеку, просто поднимался на мощных крыльях в высоту, с которой слетел. На лице сокольничего не видно было разочарования, он просто сидел и смотрел вслед птице.

И только когда сокол окончательно исчез на западе, сокольничий как будто вспомнил, что он не один, и взглянул на Тирту.

— Дороги нет, сейчас нет. — Голос его звучал спокойно и холодно, как всегда. — Нужно возвращаться и повернуть на север. И побыстрее, пока не стемнело.

Тирта не задавала вопросов, потому что в словах его звучала уверенность, а она уже научилась доверять ему в горах. Они повернули на север и нашли углубление в виде бассейна, явно работы человека. В него вода поступала через трубу, способную пропустить втрое больше той тонкой струйки, что текла теперь. Вокруг бассейна росла трава, на ночь лошадям ее хватит.

Костра не разжигали. Среди камней и по краям бассейна виднелось достаточно сухих веток, но сокольничий покачал головой, когда Тирта начала собирать их.

— Это место наблюдателей.

— Соколов? — спросила она. — Но огонь их не потревожит.

Он выразительно покачал головой.

— В эту страну пришли другие.

Он обменивался звуками с птицей: что узнал он таким образом? Она чувствовала, что имеет право спросить. Но он продолжил:

— Не разбойники и не люди из Карстена. Другие, с востока.

С востока! Чудовище с острой мордой, пришедшее из тьмы! Через горы из Эскора движутся разные твари! С этой мыслью Тирта быстро осмотрелась. И подумала, что лагерь неплохо защищен. Когда стемнеет, они смогут подвести лошадей поближе и привязать, дав по горсти зерна с щепоткой соли. Чтобы подойти к лагерю, нападающим придется пройти по очень узкой тропе, которую каждый из них может защищать в одиночку. Конечно, не самая прочная в мире крепость, но на ночь послужит.

Они немного поели, потом привели пони и торгианца. Тирте выпало первой отдыхать, но она еще не хотела спать. И сосредоточилась на поиске, как ловец забрасывает сеть, пытаясь определить, нет ли поблизости Темных мыслей, нет ли тех, что затаились и наблюдают за ними.

Смерть от когтей и клыков — так сокольничий сказал о незнакомце. Может быть, несчастного выследили, преследовали такие же ночные чудовища.

Тирта поискала в сумке пакет с порошком трав, который так хорошо послужил ей во время ночного нападения, достала его. Уже стемнело. Пони топали и фыркали, пытались порвать привязь, и Тирта пошла давать им зерно с солью, чтобы они успокоились.

Она поняла, что если она будет продолжать сидеть и смотреть в темноту, это ей никак не поможет.

Сокольничий сторожит, и она вполне может доверять его опыту. Это, в конце концов, его земля, и он лучше знает, чего следует опасаться.

Тирта постаралась отогнать мысли и уснуть. Немного погодя к ней действительно пришел сон без сновидений.

Разбудил ее сокольничий: пришла ее очередь нести дежурство. Он ответил на ее вопрос, прежде чем она его задала.

— Ничего.

Ничего, кроме ночи и воспоминания о той твари, что подбиралась к ним. И еще о другой ночи, когда она услышала призыв мертвого и увидела то, что считала только своим видением. Тирта сидела скрестив ноги, время от времени поднималась и гладила лошадей по жесткой шерсти, пытаясь успокоить их. Потому что считала, что беспокоятся они не от голода.

Животные обладают гораздо более острыми чувствами. Они чувствуют опасность на большем расстоянии, чем даже ее поиск мыслью. Она больше не хотела пробовать этот поиск: создание Тьмы может уловить ее мысль и использовать как проводника, чтобы подобраться к ним.

Да, где-то движутся существа, не принадлежащие к известному ей миру. Ни в легендах, ни в хрониках Лормта о них не говорится. Нужно самому встретиться с ними, ощутить их зловоние, чтобы понять, что они реальны.

Сокол… Что видел он, летая над этими опустошенными высотами? Должно быть, он потомок тех птиц, что когда-то составляли славу Гнезда. Может быть, у таких птиц есть свои легенды о другом времени: когда они были спутниками людей и гордо ехали на луке седла. Легенда, которая побудила крылатого разведчика передать предупреждение.

Тирта подумала, хотел ли сокольничий привязать к себе вольную птицу. Или только раз в жизни соединяются человек и птица, и когда один из них умирает, второй уже никогда не вступает в союз?

Многое хотела бы узнать Тирта и не могла спросить.

Она была уверена, ее спутник сочтет это вторжением в его личный мир и может даже разорвать клятву Меча. Его тайны принадлежат ему, как ее — ей.