Правила борьбы на планетах различались. Например, по некоторым правилам полагалось выволакивать трупы и мнимых убитых с арены крючьями - такими, как были у карликов. Такие условия и надзор властей были призваны вернуть боям прежнюю суровость. Но и без того это развлечение было опасным и жестоким, в нем погибало немало людей. Никто не мог добиться славы, не убивая соперников. Большинство гладиаторов представляли различные школы, где они обучались. Зачастую гладиаторами становились не только преступники или рабы, боровшиеся таким образом за свободу или обогащение, но и свободные люди, особенно гумилиори, хорошо знавшие, что гладиаторство - одна из немногих профессий, быстро приносящих славу и власть. Позднее многие крестьяне тоже начали выступать в цирках, чтобы избежать отбывания повинностей. Другие по тем же причинам становились священнослужителями - это обеспечивало свободу и возможность добиться богатства, славы и власти, к чему особенно стремились самые тщеславные и умные. Конечно, бывали случаи, когда отпрыски самих хонестори, пресыщенные наслаждениями юнцы, блудные сыны и те, кто видел в боях способ завоевать славу и добиться большего успеха, оказывались в цирках. Поэтому нашлось бы множество цирковых бойцов, или гладиаторов, использующих различное оружие и приемы, но наш разговор не об этом. Двое гладиаторов, вышедших сейчас на арену, явно не принадлежали к супербам, гладиаторской элите, ничем особенным не выделяясь. С другой стороны, они были опытными, обученными бойцами, сведущими в своем деле. На счету у каждого значилось более дюжины убитых. Интересно было и то, что оба они принадлежали к одной школе - потому, что это имеет прямое отношение к нашему рассказу. Сам по себе случай был необычным, ибо чаще происходили бои представителей разных школ. Между школами издавна велось соперничество. От этих же гладиаторов ожидали всего лишь виртуозного показательного боя.
      Заиграла музыка. Гладиаторы обошли арену по кругу. Это были мускулистые, подтянутые мужчины. Они остановились и поприветствовали толпу, подняв руки с зажатыми в них небольшими круглыми щитами и короткими мечами. Карлики, которые еще оставались на арене, запрыгали от восторга.
      На трибунах зааплодировали.
      - Убейте его! Убейте! - кричала толпа.
      Стоящий справа гладиатор обернулся и взглянул на крестьянина.
      - Убей его! - бесновались зрители.
      Но гладиаторы не выказали желания немедленно последовать их совету. Они все так же медленно обходили арену, отдавая дань правилам и традициям.
      Скопцы, годные на то, чтобы пугать робких, как овцы, последователей Флоона, были презренными существами. Викот также был не самым лучшим, вероятно, даже больным животным. Охотники, глупые мужланы, ни на что не годились, кроме того, чтобы мучить и добивать запуганных зверей.
      Гладиаторы же были совершенно другими противниками - спокойными, ловкими, опытными, искусными убийцами. Что еще требовалось, чтобы перепугать тупого, злобного крестьянина? Исход боя был предрешен.
      Вероятно, оба гладиатора были несказанно рады избавиться от необходимости драться друг с другом, даже в показательном бою. Зрителю, хотя и провинциальному, требовалось зрелище, а ведь их мечи, гладкие и опасные металлические игрушки, было трудно сдержать в быстром обмене ударами.
      Расправа с молодым, неопытным крестьянином, чужаком, выросшим в глухой деревушке варварской планеты, была для гладиаторов не более, чем минутным делом, если бы они сами захотели продлить бой ради удовольствия зрителей. Можно предположить, что они оба решили нанести смертельный удар одновременно, будто убивая животное, а не мучая ненавистного, нанесшего оскорбление врага.
      Они хотели ему зла не более, чем мясник желает зла свинье или теленку, которого режет.
      Гладиаторы обошли арену и остановились перед почетной ложей. Бой, каким бы он ни был, следовало начинать с салюта.
      Однако предполагался не бой, а, если так можно его назвать, узаконенная бойня.
      - Подождите! - воскликнул крестьянин.
      Гладиаторы повернули к нему лица, полу скрытые тенью от шлемов.
      - Смотрите! - раздался женский голос с трибуны, и сразу же вслед за ним зрители разразились аплодисментами.
      - Он присоединился к салюту! - воскликнула другая женщина.
      Крестьянин торжественно прошел вперед.
      - Он хочет перед смертью выразить уважение Империи!
      Достоинство и величие такого жеста у человека, который через минуту должен был умереть, восхитило толпу - этого они не ожидали от неотесанного юнца. У многих женщин на глазах выступили слезы.
      Выйдя вперед с баррангом в руке, крестьянин взглянул на ложу мэра. Леди-мэр, судья и ее дочь стояли.
      - Не смей салютовать Империи! - закричал коленопреклоненный последователь Флоона.
      - Отрекись от Империи! - призывал другой.
      - Империя - это зло!
      - Да погибнет Империя!
      - Замолчите! - потребовали с трибун.
      - Только коос и Флоон превыше всего! - не унимался флоонианец.
      - Покайся!
      - Молись Флоону! - взывал третий. - Прощение Флоона даруется всем, кто его просит!
      - Смирись! Прими смерть достойно! Флоон защитит тебя!
      - Встань на колени и вручи коос Флоону! - вопил кто-то еще.
      - Прекратите! - бушевала толпа.
      Однако крестьянин прошел мимо коленопреклоненных флоонианцев, которых оставалось еще человек пятнадцать, как будто не слыша их призывы.
      - Слава! - провозгласили оба гладиатора, стоя лицами к почетной ложе и подняв мечи.
      - Слава императору, Империи, всем губернаторам и префектам, которые служат ей!
      Леди-мэр, облеченная властью женщина, подняла маленькую, затянутую в перчатку руку, принимая салют.
      Второй частью салюта была древняя фраза, уходящая корнями в начальные годы Империи - когда республика распалась вследствие третьей гражданской войны и ее место заняла Империя и ее могущество. Для пущего сходства я буду пользоваться обычным приветствием - оно много раз встретится в нашем повествовании. Именно оно, на мой взгляд, соответствует салюту, отданному на маленькой арене Тереннии, тому, который отдавался по всей Телнарианской Империи:
      - Идущие на смерть приветствуют вас!
      (Как понимаете, в подобных обстоятельствах было возможно проявление возвышенных чувств).
      Вопль ужаса вместо приветствия поднялся в толпе, ибо крестьянин стремительно развернулся и разрубил пополам гладиатора, стоящего слева, и верхняя часть его торса вместе с головой откатилась к барьеру. Он выбрал этого гладиатора по двум причинам: во-первых, крестьянин был правшой и значит мог орудовать мечом с левой стороны от себя, а во-вторых, что даже более важно, стоящий справа гладиатор тоже был правшой, и его меч находился далеко от крестьянина. К тому времени, как второй гладиатор повернулся, крестьянин уже занял оборонительную позицию и начал отступать спиной к центру арены. Он не сомневался в умении профессионального бойца и не желал схватиться с ним прямо перед почетной ложей.
      Гладиатор немедленно бросился в сторону, прикрываясь щитом подействовала выработанная реакция. Он среагировал быстрее, чем понял, что произошло. Его движение напоминало прыжок в сторону от внезапно появившейся змеи отдергивание руки от огня - движение, не требующее обдумывания.
      Гладиатор не стал преследовать противника, он стоял, тяжело дыша. Только сейчас он понял, что случилось - его товарищ убит.
      Сам по себе этот удар нанесенный чуть выше, в голову, мог бы вывести противника из строя. Это был чудовищный, нечеловеческий удар, будто нанесенный орудием с колесницы, какие использовались для поддержания порядка на дальних планетах Империи.
      Гладиатор был ошеломлен. Он смотрел на перерубленный труп, на голову в шлеме.
      - Кортас! - внезапно закричал он. - Кортас! - И упал на колени в песок. Его охватил шок.
      Вдвоем они тренировались в одной школе, вместе жили, часто сиживали за общим столом. Им приходилось сражаться - бок о бок или спиной к спине. У мужчин в такого рода школах часто возникает теплая, почти братская привязанность, хотя, конечно, при необходимости они способны драться друг с другом до полной победы.
      - Убей! Убей его! - кричали зрители.
      Гладиатор медленно поднялся на ноги и взглянул на крестьянина. Тот стоял близ трупов викота и охотников.
      - Убей! - орала толпа.
      Мэр, судья и ее дочь встали, как и другие зрители. Дочь судьи казалась взволнованной, она прижала руку к груди.
      - Подожди меня! - сказал гладиатор, и его голос разнесся над ареной. Не заставляй гоняться за тобой!
      Крестьянин стоял неподвижно, казалось готовый выполнить требование бойца.
      - Убей его!
      Гладиатор приближался, осторожно ступая по песку.
      - Стой не двигаясь, - приказал он. - Все будет сделано быстро.
      - Встань на колени! - закричал последователь Флоона.
      - Не сопротивляйся! - советовал другой.
      - Флоон защитит тебя! - настаивал третий. - Ты уже сделал достаточно зла! Молись Флоону - теперь самое время для этого!
      Весь в напряжении гладиатор в черной набедренной повязке, в шлеме с железным гребнем, в темных поножах, с черным щитом и коротким, обоюдоострым мечом прошел мимо коленопреклоненных флоонианцев, отталкивая их с дороги.
      С другой стороны приближался вожак скопцов - он вынырнул откуда-то от барьера и теперь нес барранг. Карлики сбились в кучу у Ворот мертвых, еще запертых изнутри.
      - Стой, где стоишь, - повторил гладиатор.
      На его лицо падала тень от шлема.
      Крестьянин внезапно наклонился и схватил неразрезанную сеть, принесенную на арену первым охотником - тем, чье копье сломалось под ударом барранга и чья рука до плеча была отсечена вторым взмахом.
      Сеть, как темное облако, взлетела над гладиатором. Она была большой достаточно большой, чтобы вместить викота. Она плавно опустилась, и гладиатор злобно выругался. Воткнув барранг в песок, крестьянин стянул сеть вокруг барахтающегося в ней врага и подтащил его поближе к баррангу. Гладиатор бился в веревках, рубя их мечом. Меч выскользнул в ячейку и упал. Гладиатор крутился в путанице сети, пытаясь поднять меч. Крестьянин потянулся за баррангом. Неподалеку лежал викот и двое охотников, а рядом с ними валялось копье. Гладиатор с трудом поднялся на ноги. Он находился между крестьянином и баррангом, ручка которого вместе с третью лезвия торчала над песком. Гладиатор попытался стянуть с себя сеть, оступился и упал на колено, но тут же вскочил. Веревки сети лопались под лезвием его меча. Крестьянин тянулся к баррангу. Меч блеснул, рассекая плоть, и крестьянин почувствовал, как по его руке потекла кровь. Оглянувшись, он заметил, что к нему спешит вожак скопцов с баррангом в руке. Толпа вопила. Крестьянин избежал второго удара. Потянув сеть, он сбил плененного врага с ног. Ухватившись за обломок копья, он занес его над головой и через мгновение оно пронзило тело гладиатора, воткнувшись в песок - такова была сила крестьянина. Наконец-то он смог свободно дотянуться до барранга. Скопец в нерешительности остановился, вздрогнул, бросил свой барранг и помчался прочь. Крестьянин кинулся за ним, и не успел скопец сделать несколько шагов, как его правая ступня оказалась отсеченной по щиколотку. Крестьянин догонял корчащегося и вопящего врага, описывая круги и возвращаясь к центру арены, туда, где лежал викот, двое охотников и опутанный сетью гладиатор - мертвый, пригвожденный к песку острием копья. Следы скопца были необычными - борозды от левой ноги и яркие пятна, похожие на кровавые печати, от правой. Застыв посреди арены, рядом с трупами, скопец жал обо поднял руки. Но крестьянин вонзил барранг точно в низ его живота, и скопец упал на колени. Сверкая на солнце, из живота выползли кольца кишок. Скопец вздрогнул, пытаясь зажать рану руками. Крестьянин безжалостно отсек ему голову, поднял ее за волосы и швырнул на труп. На руках крестьянина смешалась кровь из его собственной раны и из шеи скопца. Он медленно повернулся, оглядывая трибуны. Вновь схватив голову врага, он поднял ее, протягивая в сторону почетной ложи, а потом просто уронил на песок.
      Зрители молчали.
      Крестьянин стоял, обливаясь кровью. Внезапно он почувствовал, как припекает солнце. В маленьких цирках провинциальных городов редко использовали огромные тенты, плещущиеся на ветру, будто паруса, растянутые на веревках над ареной. Еще раз он вспомнил о ране на руке, обмакнул палец в кровь и попробовал ее на вкус. Он взглянул вниз, на тело скопца у своих ног. Вокруг него виднелись пятна крови - скопцов, карликов, флоонианцев. Теперь среди них была и кровь самого крестьянина. Он взглянул на труп гладиатора, из груди которого торчал двухфутовый обломок копья. Гладиатор и его друг были умелыми и опытными бойцами. Сам же он был всего лишь невежественным деревенским юнцом - правда, рослым и сильным, обладающим живым умом. Он не сомневался, что гладиаторы не смогли бы одолеть его в любом бою. Последователи Флоона, все пятнадцать, еще стояли на коленях в песке. Вокруг лежали трупы. Карлики, которые бежали вместе со служителями через ворота мертвых, с жадным любопытством смотрели с трибун. Крестьянин думал, открыты ли ворота. Неподалеку лежал труп охотника с отсеченной рукой. Рука валялась рядом на песке. Песок вокруг трупов пропитался кровью, его требовалось разровнять. Здесь же копошились муравьи. Крестьянин видел, как одни спешат к трупам, другие возвращаются в муравейник с крохотной лакомой ношей. Только теперь крестьянин понял, насколько к месту были здесь эти существа - раньше их присутствие вызывало у него удивление. Кто же мог знать, что крохотные частицы трупов зарыты в песке, разровненном граблями, среди песчинок? Несомненно, здесь, внизу, имелись туннели и галереи, маленькие общины и целые цивилизации, о которых не подозревали даже служители цирка. Другой охотник - тот, что еще был жив после первого удара барранга - лежал с торчащими из тела пятью отравленными дротиками. Теперь он уже был мертв. По его коже расплылись багровые потеки. Дротики были отравлены - крестьянин заподозрил это, как только заметил засохшую мазь на наконечниках. Яд ушел в безволосое тело охотника, а предназначался он для викота. По поведению зверя было ясно, что его чем-то одурманили. Однако зрители ничего не замечали, не отрывая взглядов от охотников, лишь те поднимали копья.
      Солнце неимоверно палило.
      Он увидел, что ворота почетной трибуны открылись, и из них появилось несколько стражников. Точнее десять, и каждый нес электрическую дубинку.
      Крестьянин вновь взглянул на викота. Несчастный зверь показался ему очень красивым. Стражники приближались. Они остановились в нескольких ярдах от крестьянина, оставаясь вне досягаемости его барранга. Крестьянин смотрел на них исподлобья, потом отшвырнул барранг. Стражники подняли дубинки. Он отер лоб правой ладонью, сплюнул в песок и в упор взглянул на них.
      Призрачное облако электрического поля внезапно нарушило воздух, подобно волне, искажая восприятие, окутывая крестьянина. Он вздрогнул, охваченный кольцом парализующего тока. Он не мог двигаться, тело не слушалось его. Он грузно осел в песок.
      Спустя минуту он услышал, как кто-то спросил:
      - Он еще жив?
      Человек склонился над ним, приложил ладонь к шее.
      - Да, - ответил другой голос.
      Крестьянин открыл глаза. Он увидел, что на него вновь направили дубинку, но другая рука отвела ее.
      - Не надо, - произнес кто-то.
      Крестьянин, хотя он еще не мог двигаться, понял, что рядом с ним не стражники, а незнакомые люди. Их было гораздо больше, чем стражников. Они были мускулистыми, крупными мужчинами в блестящих доспехах.
      - Положите его на носилки, - произнес тот же голос. - Унесите его в дом.
      Глава 9
      - Вот они-то и бывают самыми лучшими призами.
      - Когда в состязаниях участвуют мужчины, - уточнил один из сидящих за столом.
      - Разумеется, - кивнул Палендий, милостиво принимая такое уточнение.
      Позади Палендия, баснословно богатого владельца поместий на Тереннии, стояли двое телохранителей - огромные, полунагие мужчины, облаченные в кожаные повязки, с оружием у пояса и скрещенными на груди руками. Их глаза перебегали от двери столовой к столам и сидящим за ними. Оба телохранителя обучались в школе Палендия на Тереннии. Они были гладиаторами. Подобные сопровождающие допускались на корабль, несмотря на недовольство других пассажиров. Палендий происходил из гумилиори, из семьи башмачника, но, будучи неглупым и тщеславным, он ухитрился сколотить состояние, начав с торговли - в основном вывоза и продажи .ценной сорбианской кожи. В признание истинных и мнимых заслуг во множестве филантропических начинаний, финансировании ремонта стен и акведуков, строительстве мостов и стратегически важных переправ, благодаря пожертвованиям и услугам, которые ценил сам губернатор, Палендий возвысился до хонестори. Ходили слухи, что особенно помогла этому дружба с гражданским правителем Тереннии, с которым Палендий часто обменивался визитами. Намекали, что известные дары предшествовали чести возведения в ранг хонестори, иначе нашлось бы много несогласных - по мнению некоторых, Палендий не совсем заслуживал подобной чести. Вскоре Палендий начал скупать земли, и теперь они составили одно из самых крупных поместий планеты. Около четырех тысяч колонов трудились на его полях. Палендий, подобно многим богачам Империи, имел собственное войско, состоящее из пятисот воинов. Именно его люди вышли на арену в то время, когда крестьянин упал на песок, пораженный оружием стражников. Следует упомянуть, что люди, бывшие в то время с Палендием, численностью в несколько раз превосходили находящихся в цирке стражников. Такие люди, как Палендий, могли устанавливать собственные порядки. Им было нечего бояться, кроме имперских войск. Таких людей, полагаю, можно назвать "сильными мира сего", или "боссами", если только подобные названия не введут вас в заблуждение. По всей Империи насчитывались тысячи "боссов". Даже некоторые должностные лица Империи боялись их и считали слишком влиятельными. Не раз вспыхивали ссоры между частными отрядами и имперскими войсками. Конечно, Палендий был вполне законопослушным гражданином, но в то же время мог устанавливать, отменять, толковать по-своему, выполнять или не выполнять законы, то есть вести себя так, как ему было удобно. Можно упомянуть, что сборщики налогов не прочесывали владения Палендия, несмотря на многочисленность колонов на его землях. Подобный недосмотр со стороны сборщиков вызывает удивление, но вряд ли можно заподозрить их в благоволении именно к Палендию - владения подобных ему людей часто таинственным образом "выпадали" из сферы внимания. Действительно, храбрецом можно было бы назвать сборщика, который отважился бы безоружным отправиться к подобному налогоплательщику. Не один сборщик загадочным образом исчез в его владениях, и было не ясно, что с ними стало. Ходили слухи, что на несчастных упражнялись гладиаторы в школах. Иногда сборщиков просто вешали или топили. Следует также упомянуть в этой краткой биографической справке, что в ранней молодости Палендий был зилотом в цирке. Он содержал одну из наилучших гладиаторских школ на Тереннии. Его люди выступали на множестве планет Империи.
      - Возмутительно, - проговорила молодая черноволосая женщина.
      Один из телохранителей Палендия пристально взглянул на нее. Женщина была облачена в плотно облегающее платье без рукавов, из белоснежного лима, вполне приемлемое на Тереннии, но здесь была не Теренния. Женщина была великолепно сложена, ее белая шея и красивая грудь под платьем внушали мысли о наслаждении. Ее фигура, хотя ее опасно было бы оценивать подобным образом, вызывала значительный интерес. Конечно, на чей-либо вкус женщина могла показаться слишком худощавой, но в целом не вызывало сомнений, что даже мужчины с умеренным темпераментом - а таких насчитывалось очень мало - сочли бы ее возбуждающей и аппетитной. Она осмелилась надеть плотно облегающее шею золотое ожерелье и золотые серьги. Золотой браслет на левом запястье довершал ансамбль. Общий ее вид показался бы элегантным и не лишенным вкуса на планете, где прежде жила эта женщина - однако обычаи Тереннии по всей Империи считались возмутительно неприличными. У скольких мужчин ее планеты при виде ее в такой одежде расширились бы зрачки! Действительно, только самые "истинные" из мужчин, как на ее планете именовали эти слабые существа, могли смотреть на нее без эмоций. Как жестоко с ее стороны было мучить мужчин, как отвратительно подвергать их такому искушению! Как трудно было любому мужчине оставаться "истинным" в присутствии такой женщины, даже если она была полностью одета! Свои волосы - как я уже говорил, они были иссиня-черными - женщина или связывала узлом, или свободно распускала по плечам. Следует также отметить, что она была чрезвычайно умна, а это, на взгляд многих, значительно усиливает женскую привлекательность. Женщина с самого рождения принадлежала к высшему сословию планеты и обладала защищенным социальным положением. Иначе она не осмелилась бы появиться за столом в столь неприличном виде, поразительно отличаясь от других женщин. Единственный недостаток - она была родом с Тереннии. Однако она находилась на круизном корабле, где в подобных вопросах было принято проявлять терпимость. Корабль "Алария", в основном используемый для перевозки дипломатов различного ранга, был приписан к порту Траноса. Однако женщина находилась не в деловой и не в развлекательной поездке.
      Телохранитель справа от Палендия не отрывал глаз от черноволосой женщины. Вероятно, она заметила это, потому что несколько раз поднимала глаза и тут же отворачивалась. Хотя этот мужчина и был телохранителем, он мог бы одеться подобно другим пассажирам, однако такая одежда мешала бы его движениям в непредвиденных обстоятельствах. Неужели их присутствие здесь необходимо, удивлялась женщина, - этих громадных, грубых, полуобнаженных животных? Она вновь взглянула на телохранителя, стоящего справа, вспыхнула и опустила голову. Когда она успокоилась, тот уже смотрел в другую сторону вероятно, он наблюдал за ней не больше, чем за другими пассажирами. Но женщина так не считала. Может, она и ошибалась относительно его внимания, но вряд ли. Какой надменный, наглый мужлан! Вероятно, ей надо обратить внимание хозяина на поведение его слуги. Но вдруг это всего лишь игра ее воображения? Может, она сама, а не телохранитель, проявляет неприличное любопытство? Разве это не постыдно, разве она не выглядит глупо? Следует сделать здесь одно замечание. На платье женщины, у груди, на подоле и вдоль левого бока была пришита узкая пурпурная кайма. Эта лента не привлекала внимания, хотя, несомненно, играла какую-то роль в общем впечатлении от платья. Однако, с другой стороны, искушенный человек сразу бы понял этот знак, свидетельствующий о высоком положении женщины. Пурпурный цвет в одежде могли носить не просто хонестори, а патриции - родовитые граждане Империи. Женщина была патрицианкой, происходила из древнего рода. Ее знатное происхождение помогло женщине оказаться именно на этом корабле. Не принадлежи она к роду патрициан, она не сидела бы сейчас за столом капитана корабля. Она вновь взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия. Да, он опять смотрел на нее! Она перевела взгляд на капитана, и тот приподнял бровь, не понимая причин ее волнения. Женщина уткнулась в тарелку с десертом. Она злилась на саму себя. В ней, подобно приливам и колебаниям земли, зарождалось сексуальное возбуждение, обычно сдерживаемое обстановкой, в которой она жила. Женщина испытывала неудобство. Телохранитель еще раз посмотрел на нее, и женщина порозовела, чувствуя его взгляд. Неужели причиной ее собственного беспокойства, стыда и мыслей было то, что она привлекла к себе чье-либо внимание? Вероятно, так оно и было. Эта патрицианка, которая столь ненавязчиво, с помощью почти незаметной пурпурной каймы напоминала о своем положении в отличие от множества, подобных Палендию, которые просто купили титул хонестори, была, как мы уже упоминали, белокожей, черноволосой и хорошо сложенной. Она блистала молодостью, красотой и умом. Она принадлежала к числу женщин, которых непомерно высоко оценили бы на рынках десятков планет - и даже кайма на платье не спасла бы ее. На варварских планетах это обстоятельство позволило бы только поднять на нее цену. Такие женщины особенно ценились, из них получались великолепные рабыни.
      - Что ты о ней думаешь? - спросил Палендий. Телохранитель, стоящий справа, тот, к которому был обращен вопрос, смутился.
      Палендий кивнул в сторону девушки, которая прислуживала за столом и всего несколько минут назад наливала кану в его прозрачный, тонкий бокал.
      Телохранитель обернулся к служанке и задумался. Она не подняла голову и не взглянула на него. Будто не понимая, что сделалась предметом внимания пассажиров, она аккуратно наливала кану помощнику капитана.
      Девушка была прелестной смуглянкой. Темноту ее кожи оттеняло блестящее белое платье без рукавов.
      Она была ниже ростом, чем молодая женщина патрицианка с Тереннии, чей рост приближался к среднему, однако обе они казались миниатюрными по сравнению с телохранителем Палендия, которому был задан вопрос.
      - Конечно, ты смотрел бы на нее по-другому, - продолжал Палендий, если бы она стояла на коленях, облаченная в кеб, испуганная, закованная в цепи.
      - Да, господин.
      - Не понимаю, - беспокойно произнесла молодая женщина с Тереннии.
      Палендий усмехнулся, переглянувшись с капитаном.
      Девушка предложила кану еще одному офицеру, но тот отказался, убрав бокал. Она перешла к следующему, и получив позволение, выраженное почти незаметным кивком, наполнила бокал рубиновой жидкостью.
      Можно сделать пару замечаний, относящихся к настоящему предмету внимания всех сидящих за столом. Белое платье было единственной одеждой девушки. Ко всеобщему удивлению, она была босиком, ее маленькие ступни утопали в ворсе роскошных ковров. На левой щиколотке поблескивало золотое кольцо - нечто вроде ножного браслета. Он составлял единственное украшение девушки.
      - Позвольте, я объясню, - извиняющимся тоном произнес капитан, обращаясь к молодой черноволосой женщине, сидящей за столом через несколько мест от него.
      - Прошу вас, - вежливо разрешила она.
      - Вы и в самом деле не понимаете? - поинтересовался один из офицеров.
      Черноволосая дама не сводила глаз с капитана.
      Обе женщины, о которых мы сейчас говорим, сильно отличались друг от друга - образованностью, манерами, внешностью. Однако самое большое различие состояло в том, что прислужница привыкла немедленно и без вопросов повиноваться мужчинам, а красавица с Тереннии еще не научилась этому.
      - Здесь не Теренния, - начал капитан.
      - И что же? - деланно удивилась женщина.
      - Таких женщин приобретают для различных целей, - продолжал капитан.
      - Приобретают?
      - Да, покупают, - подтвердил Палендий.
      Женщина в ужасе взглянула на него.
      - Насколько я понимаю, на Тереннии некоторые виды отношений считаются незаконными.
      - Виды отношений? - снова не поняла женщина.
      - Да, - ответил капитан.
      - Вопросы, относящиеся к собственности или некоторым видам собственности, - пришел ему на помощь Палендий.
      - На Тереннии какие-то вещи могут принадлежать состоятельным людям, а какие-то нет, - продолжал капитан.
      - Конечно - земли, ткани, утварь могут принадлежать человеку, - кивнула женщина.
      - И никто на Тереннии не запрещал владение животными, - заметил Палендий.
      - Разумеется, - подтвердила женщина. - Человек имеет полное право владеть ими.
      - Но только некоторыми видами животных, - поправил капитан.
      - Почему же? - возразила она. - Принадлежать людям могут животные любых видов.
      - Значит, любых? - улыбаясь, переспросил капитан.
      - Да.
      - Вы в этом уверены? - спросил Палендий.
      - Конечно.
      - Но разве все мы не животные? - спросил капитан.
      - Нет, - покачала головой женщина.
      - Конечно, насколько я понимаю, биология признает за нами некоторые различия, - вставил Палендий.
      - Вот именно, - подхватила женщина, неожиданно запнувшись. - Некоторые виды животных могут принадлежать, другие же - нет.
      - Должно быть, вы признаете неточность, если не противоречивость этой точки зрения, заметил один из офицеров.
      Женщина раздраженно взглянула на него.
      - Вы должны знать, что рабство в пределах Империи является узаконенным, - сказал капитан.
      - Да.
      - И на варварских планетах тоже - ведь так?
      - Да.
      - И, несомненно, на самых цивилизованных планетах, - заключил он.
      - Да, - кивнула женщина, покраснев.
      - На многих планетах существуют древние и довольно сложные законы о собственности, имеющие отношение к нашему вопросу, - продолжал капитан.
      - Вы же понимаете общественную значимость этих законов, - вмешался офицер, - в отношении таких вопросов, как стабилизация общества, сохранение ресурсов, контроль за приростом населения и так далее.
      - На Тереннии рабство запрещено законом, - холодно возразила женщина.
      - Верно, на Тереннии нет рабства, - согласился капитан.
      - Зато на Тереннии, - сказал молодой офицер имперского военного флота, сидящий справа от капитана, неподалеку от Палендия, и до сих пор не проронивший ни слова, - на Тереннии в рабстве держат мужчин.
      - На Тереннии нет рабов, - сердито сказала женщина и внезапно покраснела под взглядом телохранителя.
      - Не будем портить вечер спорами, - примирительно вмешался капитан.
      - Вы же знаете закон о том, - добавил Палендий, - что имущество, перевезенное на другую планету Империи, не перестает быть имуществом своего владельца.
      - Конечно, знаю, - сердито кивнула женщина. - Принцип здесь тот же самый, основанный на общих правилах юриспруденции.
      - Так давайте представим чисто гипотетически, - подхватил Палендий, что вы стали рабыней, а потом были привезены на Тереннию.
      - И что же? - спросила женщина, чувствуя, как напрягается все ее тело.
      - Вы ведь останетесь рабыней, верно? - спросил он.
      - Да, - ответила женщина.
      - В самом деле?
      - Да, - она выпрямилась на стуле, - в этом случае я осталась бы рабыней.
      - И ваш хозяин имел бы полное право владеть вами?