Джон Норман
      Вождь
      (Телнарианская история - 1)
      Эту книгу я посвящаю всем тем,
      кто не одобряет "черные списки"
      Джон Норман
      ПРОЛОГ
      "В лето ... года шла война с ватами" (из летописи).
      Такое вступление постоянно встречалось в те мрачные и тревожные времена, которым я хотел бы уделить внимание.
      Полагаю, всякий способен отличить историческую прозу от летописи, хотя их различие составляет не осмысление фактов прошлого, а его яркое, живое изображение - ибо редко какая историческая повесть не содержит элементов летописи, а летопись, в свою очередь, не обходится без исторического изложения фактов.
      Нам неизвестно, кто вел эту летопись. Вполне возможно, ее излагали несколько человек, живущих в уединенном, безопасном месте, там, где можно было сохранить самые ценные сокровища Телнарии - ее письменность и историю.
      "В лето ... года шла война с ватами".
      Несомненно, подобному факту можно найти объяснение. Летописцы, живущие в уединении, намеренно отстранялись от мирской суеты. Жизнь в мире казалась им слишком незначительной и не представляла интереса. Летописцы имели слишком мало общего с предметом своего изучения; они стремились только к собственному спасению, а достичь его можно было, отстранившись от мира. Кроме того, летописцы, вероятно, слишком мало знали о мире, который они покинули, и довольствовались слухами и рассказами странствующих купцов. Однако они вели летопись - не будь этих людей, нам осталось бы гораздо меньше сведений о давних и мрачных временах.
      "В лето ... года шла война с ватами".
      Стоит вслушаться - и за этой лаконичной фразой перед мысленным взором возникают корабли, ревущие двигатели, горящие остовы, звуки боевых труб, грохот и лязг оружия, топот бегущих ног, вопли, бряцанье стали. Конечно, не все сообщения летописи настолько выразительны. Я выбрал эту фразу потому, что мой рассказ относится к тем годам, на протяжении которых шла война с ватами.
      Иногда меня удивляет, откуда у людей берется желание рассказывать подозреваю, люди всегда занимались этим. Вероятно, давным-давно место рассказов занимали песни, танцы и наскальные рисунки. В конце концов, человек - это животное, одаренное способностью рассказывать о событиях. В самом деле, практических причин для рассказов или пения не существует - их просто приятно слушать. Может, быть, рассказы и песни, подобно способностям человека видеть, думать и дышать, имеют внутреннее оправдание, какие-нибудь собственные причины.
      Далее я постараюсь выражать свои мысли простыми, знакомыми словами, ибо существуют слова, с которыми мы живем и понимаем друг друга, и планеты, на которых понятен подобный язык. Я не стану упоминать о непостижимых расстояниях, загадках и парадоксах времени, о временных разрывах, как сталкиваются и разрушаются стены времени, о том, как ритмично, подобно приливам и отливам, открываются и вновь наглухо замуровываются временные врата. Хотя обо всем этом говорится в моей книге, эти события занимают в ней незначительное место.
      За окном идет дождь. Вода стекает по раме и скапливается на подоконнике.
      Больше всего меня пугает необозримость мира. Должно быть, в каждой капле, совсем рядом бегущей по стеклу, есть бесконечно малое существо - оно только что испытало первый проблеск сознания и теперь благоговейно трепещет перед своей вселенной. И наверное, мы сами, со всем нашим временем и пространством, обширностью нашей собственной вселенной, бесконечность которой приводит нас в трепет - мы тоже всего лишь лежим на чьем-то подоконнике, занимая малую часть капли другого, гигантского мира.
      Однако значительность человека не измеряется его величиной, важностью существования, которое он влачит в то или иное время, в том или ином месте в бесконечно малые промежутки времени и пространства; не измеряется его значительность и тем, какую длину занимает его тело - а лишь его разумом и душой, какими бы крошечными, порочными и невежественными они ни были. В своем тесном мирке за непродолжительное время человек способен совершать такие деяния, в которых он оказывается среди самых величественных и отдаленных звезд. Улыбкой, жестом, смехом, песней - всеми этими столь незначительными, на первый взгляд, действиями человек преодолевает измерения, бросает вызов времени и пространству.
      Как видите, величие нельзя измерить. Значительность человека не выражается квадратными кулаками.
      Следует понять, что в те давние и тревожные времена существовали миллиарды миров, совершающих свой круговорот, проходили неисчислимые дни и ночи, начинались и угасали времена года, как обычно, растения расцветали и увядали, как предназначила им природа, а человек и другие существа, похожие или не похожие на него, появлялись, жили и умирали. Как видите, те времена не слишком отличались от наших.
      Я написал свою книгу не ради поучения или наставления, не имел целью хвалу или поругание. Я даже не пытался ничего объяснить или понять, ибо кто воистину способен понять столь сложные вещи!? Цель моя была проста - я всего лишь хотел поведать о случившемся.
      Давным-давно, в мрачные и беспокойные времена крылья Телнарианской Империи простирались на целые галактики. Действие моего рассказа начинается на отдаленной планете Тереннии, в цирке.
      Заметки к рукописи за номером 122В, Валенской
      1. Летописец:
      Неизвестно (во всяком случае, в наше время), кто был летописец или историк, составивший данную версию Телнарианской истории. Однако в ней есть много общего с прочими различными рукописями. Интересно было бы поразмыслить об этом. Может быть, когда летописцы вели записи или слагали песни, они пользовались известностью и даже не предполагали, что их имена забудутся, окажутся унесенными на ветрах времени. Возможно, они считали, что их имена запомнятся навсегда. Как много основателей городов и народов, обладателей престолов, военачальников, правителей государств, первооткрывателей и претендентов на мировое господство не разделяли подобных заблуждений! В большинстве случаев мы даже не знаем, кто дал названия планетам Солнечной системы. Сколько бессмертных личностей умерло в нашей памяти, сколько вечных божеств и незабвенных гениев напрочь забыто! Но, думается мне, причины кроются не во власти времени: летописцы не желали составить себе славу на чужом труде, любви и боли - нет, они мыслили запечатлеть последовательность, красоту и величие событий. Они не принадлежали к той породе людей, для которых самое важное - сказать: "Я сделал это!"; скорее, они предпочитали говорить: "Сделано!" Нельзя даже понять, был ли творцом летописи один человек или несколько, была ли рукопись завершена сразу или в нее постепенно вносились дополнения и толкования. Ясно только, что в распоряжении летописца или летописцев были различные рукописи и документы, которые, насколько нам известно, не сохранились. По различным подробностям ученые и толкователи сделали вывод, что автор был более причастен к упоминаемым им событиям, чем кажется на первый взгляд. Это маловероятно, однако многое покрыто мраком неизвестности.
      2. Рукописи:
      О существовании Телнарианской истории известно уже несколько веков, но вначале только по ссылкам, которые кажутся вполне определенными, и нескольким упоминаниям - менее однозначным и спорным - у известных авторов-классиков: знаменитого Асклепмодоруса, певца Олрионского; Ши-Тунга, которому приписывают основание Имперской академии в Хинане; Умака, советника Креона, лорда Коратона; Филипа, графа Таурин-Марчеса, который, по-видимому, завершил свои труды в изгнании; Региуса, наставника тирана Урика и третьего избранника из Каша; Леланда, придворного Лемантина; и Гейбанда Бенеллианского, который служил секретарем у Лорена, принца Ростердама.
      Первые отрывочные сведения из Телнарианской истории появились четыреста лет назад, когда случайно при постройке Андирианского канала землекопы наткнулись на тайник с рукописями. Как иногда бывает, подлинность упомянутых событий была признана бесспорной, и начались кропотливые серьезные поиски в бесчисленных архивах, библиотеках и сокровищницах. К смущению ученых, было обнаружено более сорока версий истории или отрывков рукописей - они хранились разрозненно и были полностью забыты. Конечно, эти рукописи были не подлинниками, а копиями с копий. Недоумение по поводу их множества и привело к тому, что прежде их подлинность ставилась под сомнение. Ясно, что различные версии датировались по-разному, были выполнены разными людьми. Даже даты написания, копирования или занесения этих рукописей в архив различались. Вероятно, вскоре были выделены подлинные документы, на которые имелись ссылки у классиков, но если так, то почему эти подлинники не были обнародованы, дабы их открыватели могли пожать плоды собственного труда? Некоторые из отрывков оказались дополняющими друг друга, иные были совершенно самостоятельными. Это касалось почти всех рукописей, к какому бы веку они ни относились и где бы ни были найдены. Их происхождение остается туманным. Вероятно, где-нибудь в забытых архивах другие рукописи, подобно этим, ожидают своего часа - но за это трудно ручаться.
      Данная рукопись известна под названием "Валенской", поскольку она была найдена в библиотеке Валенса, одного из герцогов конфедерации Талуаса. Ей был присвоен номер 122В в соответствии с системой, разработанной коллегией Харкурта - учреждения, где первоначально было обнаружено более ста подобных рукописей, в основном отрывочных.
      Упомянутая рукопись, отрывок которой я подготовил к печати, отличается тем, что государственные события рассматриваются в ней персонифицированно то есть поступки людей, судьбы миров и народов показаны с точки зрения участников этих событий. В этом случае только даются намеки на жизнь правителей и народа. Какая крохотная частица времени и пространства умещается в поле зрения каждого человека! Мы - всего лишь песчинки в море космоса. Мне представляется особо ценным то, что в этой рукописи человек не пытается охватить обширные отрезки времени и пространства, не описывает состояние этого безбрежного моря и не рассуждает о его просторах, используя терминологию течений и ветров - нет, он просто пускается по волнам.
      Рукопись можно истолковать. В некоторых местах я вставил комментарии, выделенные курсивом. Эти комментарии почти повсюду дают дополнительные сведения, без которых известные действия и события остались бы неясными. Некоторые считают комментарии излишними измышлениями посторонних лиц вероятно, позднейших читателей - которым придана политическая, историческая или религиозная окраска. Я с уважением отношусь к комментариям, считая их творением одного, первоначального автора, даже если они не выглядят таковыми (что кажется мне маловероятным) на фоне остального труда. Некоторые статистические исследования лингвистов подтверждают гипотезу о том, что один и тот же автор вел повествование и писал пояснительные заметки, без которых повествование казалось бы менее вразумительным.
      3. Телнария:
      Вероятно, нет причин сомневаться в том, что Телнарианская Империя когда-то существовала. Слишком много записей, упоминаний, сказок и легенд, древних названий, встречающихся в современных языках, археологических находок - ныне молчащих маяков, развалин зданий и взлетных площадок, монет с изображениями правителей-варваров и символов Империи, подтверждают эту гипотезу.
      Судя по легендам, Телнария кажется нам мифическим государством, но, несомненно, за этим мифом некогда скрывалась обширная, яркая, осязаемая, а иногда даже страшная реальность. Расположение Империи во времени и пространстве остается неясным, как и сами эти понятия. Обычно предполагается, что Империя давным-давно претерпела упадок - однако рукописи умалчивают об этом. Вероятно, изменились только границы Империи, которые впоследствии будут восстановлены железной рукой правителя. Некоторые считают, что Телнария находится прямо перед нами, что это наш собственный мир; другие полагают, что наш мир был некогда таким, а третьи уверены, что он возникает время от времени в природном цикле, растянувшемся на период, недоступный нашему пониманию. Кое-кто подозревает, что Империя вовсе не пала, а существует и поныне, и что наша Земля - одна из покинутых Империей планет, о которой на время забыли, но когда-нибудь военные корабли вернутся, требуя дани - кто знает! Может быть, Телнария расположена совсем рядом, и мы можем заглянуть в другой мир, коснуться рукой колонны, увидеть не замечаемые прежде храмы - не античные, а действующие, покрытые позолотой, освященные минуту назад. Разве не видятся нам процессии жрецов, не слышатся колокольный звон и песнопения, не чувствуется аромат курений? Ведь миры могут и не быть параллельными.
      Вероятно, и прежде, и теперь они соприкасаются, и коридор, подобный внезапной электрической вспышке, образует мост между мирами, которые все-таки пересекаются - может, на миг или на большее время, а в некоторых точках - навсегда. Разве в нашем мире не появляются странные, не свойственные ему предметы и явления? Так давайте поверим, что Телнария осталась в прошлом, ибо мне не хотелось бы ни высматривать флаги ее флота у горизонта, ни спасаться от ее легионов по ночам.
      В нашей маленькой галактике существует более миллиарда звезд, вокруг каждой из которых может разворачиваться своя галактика.
      Иногда нам становится страшно: кто из нас в то или иное время не слышал доносящийся издалека крик? Кто никогда не слышал таинственную поступь за спиной?
      Когда-то давно, когда я был очень молод, на самый краткий миг мне удалось коснуться рукавом такой колонны...
      Глава 1
      Странно, до чего бросаются порой в глаза всякие мелочи - трещина в одиннадцатой ступеньке, в углу, на лестнице, ведущей к платформе; облако над крышами, видное с высоты платформы и плывущее по ветру, будто флаг; причудливое пятно на доске скамьи; бусинки росы на разлохмаченной веревке, свисающей с крюка - чуть провисшей, но все еще натянутой и крепкой. Считается, что подобные мелочи следует замечать всегда - узор камней, дорожку следов в росистой траве - но зачастую мы их не видим, и, думаю, не обязаны видеть - в этом нет необходимости. Другие же детали оказываются намного важнее, гораздо значительнее - тень, отбрасываемая большими камнями, кошачий запах, разносящийся по ветру, отдаленный шум мотора в темноте. Но когда больше нечего делать или хочется переполниться впечатлениями, люди или, по крайней мере, некоторые из них чувствуют любопытство к трещинам, пятнам, каплям росы. Удивительно осознавать, какими значительными и прекрасными могут быть мелочи.
      При этом смотришь на мир широко раскрытыми глазами - жизнь сверкает во всей полноте.
      Прошло уже несколько тысяч лет с тех пор, как ожили небеса.
      Несомненно, видения были задолго до этого - корабли-разведчики, назначение которых пока оставалось неизвестным, - но записи о таких видениях, если они и существовали, теперь утрачены. Значение некоторых событий иногда остается неясным - люди отказываются понимать их, смотрят, но не видят. Механизм защиты - известная, распространенная функция разумных существ. Поэтому день, когда ожили небеса, оказался потрясением для старой планеты, подобным потрясению, испытанному прежде другими планетами. Впоследствии ясная действительность была неправильно истолкована, описана древними, удобными и наиболее приемлемыми категориями. Намеками все пренебрегали, за исключением нескольких фанатиков. Конечно, иногда безумец способен постичь истину - ту, которую отметают здравомыслящие. Но даже в этом случае никто не слушал безумцев, все надеялись, что сон рассеется, так и не став явью. Историки обшарили архивы, не желая принять внезапность появления кораблей, но архивы хранили молчание. Все это случилось множество лет назад, но остается туманным даже сейчас...
      Он опустился на колени в рыхлый белый песок.
      День клонился к вечеру. Солнце жгло спину и плечи, как в поле.
      Он был рослым, сильным мужчиной, особенно для жителя деревушки близ уединенного фестанга.
      Он внимательно разглядывал песок, как сделал бы любой в этом случае. Лучи сияли там и тут на песчинках, вспыхивая от соприкосновения с поверхностями кристалликов, ориентированных к солнцу. Муравей - так мы станем называть это крохотное общительное насекомое - оказался в поле его зрения, спеша по своим делам, карабкаясь по кручам и спускаясь в песчаные долины. Человек с интересом наблюдал за насекомым. Прежде он никогда не обращал внимание на подобные существа, разве что стряхивал их с туники или одеяла. Человек решил, что для муравья этот день не отличается от тысячи других. Человек удивился, отметив незначительную для него прежде подробность - тень муравья, движущаяся вместе с ним, немного забегала вперед...
      Конечно, много лет назад планеты оказывали сопротивление космическим кораблям. Завоевание не давалось легко. Во многих случаях натиск стали налетал на сталь. Не будь подобных случаев, корабли появились бы на многих планетах на столетия раньше. Иногда причины их появления оставались непонятыми. Много лет назад корабли еще не считались неуязвимыми - прошли века, прежде чем они стали воплощением могущества и ужаса. Потом настало время, когда против кораблей выступили столь же неуязвимые стальные чудовища. Начались войны с народами планет Валей и Ториничи и системой Аурелиана, с гантеями и их сородичами, позднее - с федерацией Тысячи Солнц; а потом и целые галактики превратились в необозримые поля брани. Корабли веретенообразной формы сокрушали тысячи, миллионы других летательных аппаратов, в молчании решая судьбу вселенных. Армии, собранные с множества планет в течение столетий, покоряли другие планеты. Покоренные планеты захлебывались кровью. Границы владений простирались до территории бывших Гермидорианского и Винсентианского союзов, охватывали семьсот восемнадцатую, восемьсот восьмую и тысяча сто шестьдесят первую галактики. Взлетные площадки кораблей со следами ритуальных жертвенников, назначение которых сокрыто временем, были построены на бесчисленном множестве планет; маяки рассылали сигналы на тысячу галактик. Конечно, власть кораблей не простиралась до гигантской галактики Сайлин-7 или даже орбиты кометы Гилбрета, но это была ощутимая власть. На целые миллионы лет корабли покидали родные места, устремляясь в мрачную пустоту космоса. Как уже говорилось, вначале им было подвластно всего несколько планет; кораблей строилось немного, им еще не доводилось совершать межгалактические перелеты. После завоевания семи планет дело пошло быстрее. Непонятно, почему жители именно одной планеты - не слишком крупной, не богатой природными ресурсами, не отличающейся от миллионов других планет - осуществили свою страшную миссию. Многие историки безуспешно стремились раскрыть тайну их успеха. Если быть точным, то за безжалостным завоеванием следовало удивительное стремление к согласию, смирившее поверженных и покоренных - дань оказалась посильной, покоренные народы были приглашены вступить в союз и так далее словом, завоеватели прибегли к десяткам различных способов наладить мир и даже в некоторых случаях предоставляли бывшим врагам широкие полномочия на собственных планетах. Многих страшила стальная перчатка войны с ее немилосердием и пренебрежением к смерти, но когда тяжелый кулак раскрылся, в нем, к изумлению и благодарности побежденных, оказалась ветвь снисходительности и дружбы. В большинстве случаев корабли оставляли позади не врагов, а друзей - благодарных, признательных союзников. Конечно, так бывало не всегда. Некоторые планеты пришлось сокрушить до основания, развеять на атомы их мельчайшие камни; на других остались лишь развалины тысячи квадратных миль, опаленных огнем и опустевших; на третьих все население планеты заковывали в цепи и увозили на невольничьи рынки десяти тысяч других планет, а саму побежденную землю превращали в обугленный комок шлака. Подобными уроками - мрачными, утонченно-жестокими - было нелегко пренебречь. Подозреваю, что они играли определенную роль в развитии политических программ и завоевании межгалактической власти...
      Стоя на коленях в песке, он наблюдал за муравьем - крохотным девятиногим насекомым, слепым, быстро выбрасывающим впереди себя непарную ногу, будто трость.
      В мифах говорится, что взлетные площадки распространились вплоть до туманных планет Шеола, что они достигли даже величественных храмов Крагона, давно позабытого божества войны.
      Он следил за насекомым. Муравей упорно карабкался на холмик высотой не более дюйма, и каждый раз скатывался с него.
      Конечно, именно они столетие назад вторглись в расплавленные пустыни Саританы, первородной среди желтых звезд; на Нобиус, на равнины Гертана, в моря Гиспоруса, в чащобы Одонии, и даже на суровые ледяные вершины гор крохотного Дерниака 11.
      Сейчас он послушно стоял на коленях в песке. Его руки и ноги не стягивались оковами.
      Муравей и его сородичи, несомненно, претендовали на весь песок, находящийся в поле их зрения. Однако на планете существовало целое море песка - даже на арене небольшого провинциального цирка. Сколько же песчинок находится здесь, на арене, или на всей планете? Конечно, меньше, чем во всей галактике - это очевидно. Человек узнал об этом от братьев. Они были мудрыми, эти братья. Тени кораблей пали на планеты тысячи галактик. Но остались незахваченными еще больше миров. Как безграничны владения муравьев! Как незыблема и вечна власть Телнарианской Империи! Империя охватила все необходимые ей планеты, и все остальное не имело значения. Конечно, должны были существовать и другие миры - но слишком далеко, за пределами понимания. С ними не считались, эти миры никому не мешали. Существовала Телнарианская Империя - вечная, упорядоченная цивилизация. В ней царил приемлемый мир, а что творилось за ее пределами - никого не интересовало.
      Не связанный, он потянулся вперед и провел пальцем бороздку в песке, осторожно расчищая путь маленькому существу. Муравей заспешил по дорожке. Обычно считалось необязательным связывать тех, кто вырос близ фестанга, даже фестанга отступников. Вот потому его и не связали. Некоторые события могли бы обернуться совсем по-другому, если бы его не связали позже или не освободили с самого начала, оставив во власти только внутренних уз - самых прочных и страшных, незримых уз, наложенных еще давно, в существовании которых человек и сам не был уверен. Тогда он смог бы сдержаться, ибо, вероятно, был достаточно слабым или, наоборот, сильным для этого. А может, он все равно не стал бы сдерживаться - трудно угадать. Вероятно, они поступили мудро, связав его чуть позже. Об это трудно судить и еще труднее заранее знать будущее: в этом уверены даже чтецы магических книг, звездочеты и гадатели на костях. Их таинственные письмена хранят молчание, прочесть их удается лишь немногим. Книги во все времена говорили о будущем туманно, загадками и аллегориями. Люди шептались о том, что и живущие на звездах при всей своей мощи и силе знают не больше них; что при всей величественности и красоте они невежественны и равнодушны. Другие считали, что иногда гадание на костях не оправдывается. Человек был уверен, что муравей претендует на квадратный ярд песка под его коленями. Но разве каждый порыв ветра, нога каждого прохожего не являлись для муравья страшным бедствием, недоступным его пониманию?
      Он смотрел, как убегает по своей гладкой дорожке насекомое. Братьям бы понравился его поступок - человек всегда хотел угодить братьям. Братья были добрыми и мудрыми, и человек желал угодить им даже сейчас, на пороге собственной смерти - если не с радостью, что ему было непонятно, то, по крайней мере, осознанно и разумно, в почтении к урокам братьев.
      "Мне не следовало проводить тропку для муравья, - думал человек, - мне надо было оставить его в покое - пусть бы он сам выбрался или нашел другой путь. Не стоило мешать ему, нельзя вторгаться в его мир, который может разрушиться от одного неверного движения".
      Мысль эта была необычна для жителя деревни близ фестанга.
      Однако подобные мысли иногда возникали - древние мысли из пересохших озер и обвалившихся пещер, из забытых полей и лесов, из времени, когда мир еще был молод. Странные мысли, странные суждения о том, что жестокость может оказаться благом, а доброта - злом.
      Именно в этот момент он поднял голову, заслышав звуки труб.
      Человек имел множество имен, и чтобы проследить развитие событий и понять их так, как понимали люди в то время, мы будем называть этого человека Псом - такое имя ему дали в фестанге, куда еще ребенком его увез воин из шатров народа герул. Воина звали Гунлаки.
      Глава 2
      Колонна растянулась по равнине.
      Стояла суровая зима 1103 года - летоисчисление велось со времени постройки взлетной площадки, когда для всей планеты начался новый, галактический отсчет времени. Планета осталась низкоразвитой, люди на ней пользовались собственными примитивными орудиями, и о завоевании напоминало только существование наместника Империи в столице на юге, в Вениции, которую на местных наречиях звали Шарнхорст, или Ифенг. Войска Империи еще со времен тетрархии, когда Империя на века была втянута в гражданскую войну, разделили на пограничные и мобильные подразделения. Воинам мобильных подразделений платили значительно больше, чем пограничным, да и сами они были не в пример опытнее - хотя об этом запрещалось говорить. Мобильные подразделения использовались совсем для других целей, нежели пограничные войска.
      Колонна пересекала равнину, которую раньше называли Баррионуэво, а теперь - плато Тунг. На востоке равнины виднелись горы Баррионуэво, в западной части протекала река Лотар. Старые названия постепенно исчезали, но горы продолжали называть по-прежнему. В горах располагался фестанг, или монастырь Сим-Гьядини - учитывая особенности языка, это название можно было бы перевести как "Святой Гьядини". В наше время в списках святых Гьядини не значится, но тогда ему поклонялись. Исход политической и религиозной борьбы того времени неизвестен, поэтому нельзя понять, каких убеждений придерживались победители, завоевавшие право провозгласить отступниками побежденных.
      Вернемся к нашему повествованию. Стояла зима 1103 года по новому летоисчислению; шли самые холодные и ветреные месяцы, названные в честь божества Игона.
      Небо было хмурым и темным; падал мелкий снег. Колонна двигалась по длинной, узкой извивающейся тропе, покрытой застывшей грязью. Она растянулась на дюжину миль, была усеяна осколками льда, которые таяли от тепла проходящих ног. Люди в колонне кутались в лохмотья, многие из них были нагими. Пленников подгоняли тяжелые колеса повозок и фургонов, окрики воинов, храп животных, на спинах которых в седлах восседали воины. Для удобства мы будем называть этих животных "лошадьми".
      Всадников было не менее четырех-пяти тысяч - необычно много, поскольку в походы герулы отправлялись отрядами по сто человек. Вероятно, они не ожидали, что придется переправляться через Лотар, да еще в месяце Игона. Обычно походы велись к востоку от Лотара - в деревни близ реки, особенно весной и летом. Как раз в это время стада выгоняли на прибрежные пастбища. Множество народов сочли нужным объединиться. В летописи сказано, что герулы заключили союз с народом хагинов, однако причины подобного объединения неизвестны.
      Колонна продолжала идти по равнине. Над нею в темном небе кружили птицы, покрикивая от холода и нетерпения. Иногда, впрочем, они спускались на землю.
      Кое-где птицы уже слетелись к кучам отбросов, оставленных колонной черные, как ожившие куски навоза, они били крыльями, наскакивали друг на друга, пронзительно верещали. Иногда воины, которых раздражало это зрелище, швыряли в птиц копья, камни или шары с шипами, подвешенные на длинных цепях. Птицы разлетались врассыпную, но снова возвращались - некоторые с подбитыми крыльями - раздраженно ковыляя по земле, протестующе покрикивая, обреченные продолжать свое дело.
      Слышался скрип колес по мерзлой грязи, топот ног, храп коней, лай собак - поджарых, мускулистых боевых животных, которые бежали вслед за герулами. Собаки участвовали в битвах, безжалостные и бесстрашные, готовые в любую минуту схватиться с врагом. Они пасли скот, стерегли рабов, охраняли шатры. Собаки предостерегающе рычали. Как обычно бывает у слаборазвитых народов, их никто и не думал кормить. Иногда собаки отбегали на обочину. Птицы не пытались спорить с ними, они лишь отлетали на несколько ярдов и, нахохлившись, усаживались на замерзшую траву. Втягивая головы в плечи, птицы наблюдали, как собаки пожирают отбросы.
      Из колонны доносились звон цепей и стоны пленных, изнемогающих под тяжестью добычи победителей. Зачастую побежденному приходилось тащить утварь, захваченную в его собственном жилище. Плакали женщины, которых тоже использовали в качестве вьючных животных - босые, полунагие, несмотря на суровый месяц Игона, привязанные за шеи к задкам повозок. Среди них попадались беременные. Крича и стараясь поспеть за повозкой, роженицы переносили схватки; затем повозка сворачивала на обочину, веревку роженицы отвязывали, и она с воплями и стонами рожала ребенка в придорожной грязи, а воин в это время не выпускал из рук ее веревку. Младенцев, еще теплых и покрытых кровью, швыряли в сторону вместе с последом, оставляя на корм птицам и собакам. Бьющуюся от боли женщину пинками поднимали на ноги и вновь привязывали к повозке, подгоняя уколами копья и ударами. Повозка с привязанной к ней плачущей женщиной с перепачканными кровью ногами, безуспешно стремящейся к ребенку, вновь присоединялась к колонне. Многие пленники умирали; мертвых тоже бросали на обочину - птицам и собакам. Герулы одинаково равнодушно относились и к пленным женщинам, и к щенкам, и к новорожденным. Точно так же они относились к детям, рожденным уже в неволе от сильных рабов, несмотря на то, что в Вениции такие дети ценились. Если бы нам понадобилось найти оправдание невероятно жестокому поведению герулов, мы бы заметили, что у этого народа существовал обычай умерщвлять даже старых или слабых членов собственного народа.
      Как видите, времена и впрямь были страшными. Можно осуждать их, как угодно, ибо это привилегия каждого нового века, только помните, что наши потомки, возможно, тоже будут иметь причины осудить нас. Сможете ли вы согласиться с тем, что когда-то были неправы? Но моя задача - не судить. Как я уже говорил, я не претендую на большую роль, нежели роль рассказчика.
      Всадник Гунлаки, воин из народа герулов, в это время ехал в конце колонны. Три недели назад он был одним из первых всадников, пробующих лед Лотара, а затем увел коня в уединенное, скрытое деревьями и изгибом реки место. Налет занял несколько дней. Кучка деревянных хижин была взята в кольцо, чтобы никто из жителей не мог бежать и предупредить остальных. Прежде деревню осмотрели хагинские купцы, гостеприимно принятые жителями. Как бывало обычно, кое-кто спасся от сетей всадников; вернувшись потом, беглецы обнаружили, что деревня сожжена, а ее жители убиты или исчезли. Отпечатки копыт, зарубки на деревьях, случайно оставшиеся на земле стрелы, следы камней, раны убитых, отсеченные конечности, изуродованные трупы ясно свидетельствовали о случившемся. Очевидно, приближающихся герулов в темноте заметили дозорные и узнали по остроконечным шлемам и меховым плащам.
      Большинство поселений у края леса, к западу от Лотара, на этот раз были обнаружены опустевшими. Люди скрывались в лесах - ни герулам, ни хагинам не приходило в голову преследовать их там. В некоторых поселениях жители пытались обороняться, насыпая вокруг деревни высокие земляные валы, укрепленные частоколом. Валы окапывались канавами, а извлеченная земля высыпалась на вершину вала. Так получалась небольшая крепость. Ограда сдерживала и конных, и пеших захватчиков. В таких случаях герулы довольствовались тем, что поджигали деревню - им не хотелось отступать безрезультатно.
      Гунлаки оглянулся в сторону Лотара. Его одежда и обувь промокли, пока он на спине коня переправлялся через реку. Лед был сломан при первой переправе несколько дней назад. Под копытами коня Гунлаки появились трещины, и конь в ужасе всхрапнул, скользя по огромной, внезапно накренившейся льдине, не в силах сохранить равновесие. Конь упал на бок в ледяную воду, при этом Гунлаки едва удержался в седле. Он успел ухватиться за шею мечущегося животного, подгоняя его яростными ударами. Болезненным пинком Гунлаки наконец удалось успокоить животное и взять инициативу в свои руки. Пока они плыли к противоположному берегу, кровь струилась из ноздрей коня, смешиваясь с водой. Обратная переправа оказалась роковой для пленников: остатки льда ломались под их ногами. Многие утонули, другие выплыли, держась за стремена. Кое-кого переправили с помощью переброшенной с берега на берег веревки. Всадники бросились вниз по течению, чтобы добить тех, кто сумел освободиться от веревок и выплыть. Пешие герулы соорудили для себя и своей добычи плоты, взяв бревна из прибрежной деревни. Некоторым пленникам было позволено уцепиться за плоты при переправе. Молодых и привлекательных пленниц связанными загнали на плоты, ибо герулы, зная им цену, не хотели рисковать.
      В колонне имелся авангард и арьергард, где сейчас находился Гунлаки, а также прикрытие с флангов. Герулы уже давно поняли, как лучше всего защитить колонну. Когда-то они заметили удивительное искусство больших, ширококрылых, питающихся падалью птиц находить на равнинах ослабленных, отбившихся хромых животных и раненых людей. Не проходило и минуты, как с высоты спускался нежданный гость, а немного позднее появлялся и второй, и третий - десяток птиц собирался с поразительной быстротой. Ясно, что эти птицы со своим острым зрением, позволяющим различить даба, мелкого грызуна, с расстояния мили, обозревали с огромной высоты определенные территории. Пролетая над ними, птица поглядывала в сторону ближайших соседей, наблюдающих за их собственными территориями. Если кого-либо из птиц не оказывалось на месте, то вскоре их соседи устремлялись на поиски. Поэтому множество птиц отовсюду могло слететься к находке очень быстро. Это наблюдение подтвердило герулам необходимость постоянной, определенной связи с помощью сигналов, когда отсутствие ответа на сигнал означало тревогу. Авангард, фланги и арьергард герулов постоянно поддерживали связь с колонной, описывая вокруг нее длинные петли. При отсутствии связных один из дозорных исследовал причину, а другой возвращался в колонну, к следующему связному, и докладывал о случившемся. Так за короткое время можно было известить всю колонну, и потеря, скажем, одного дозорного, позволяла уберечь основные силы от неожиданного нападения. Способ оказался чрезвычайно действенным на открытых равнинах - излюбленных местах кочевания герулов. Подобная связь не была тайной для других народов к примеру, для союзников герулов, хагинов. Мы называем крупных птиц, поведение которых оказало услугу герулам, "грифами".
      После переправы через Лотар Гунлаки осмотрел своего коня - он дрожал и стряхивал со шкуры ледяную воду. Животное не пострадало. Восточный берег превратился в грязное месиво; оттуда доносились жалобные крики, ропот, звуки ударов хлыстами - пленников сгоняли в кучу. Среди них были и дети, привязанные к матерям. Двоих мужчин убили прямо в воде за то, что они пытались закрыться руками от ударов. Гунлаки заметил полунагую женщину со связанными за спиной руками, стоящую на плоту. Ее щиколотки охватывал сыромятный ремень, более чем пригодный для этой цели. Женщина заметила взгляд Гунлаки и отвела глаза. Она была белокожая и стройная, красиво сложенная - такие женщины хорошо выглядят там, где им и надлежит быть, у ног воинов.
      Отвернувшись, Гунлаки вгляделся в сторону противоположного берега, где виднелись развалины деревни. Поваленные остовы хлевов и хижин, закопченные в пламени, теперь покрывал снег. Развалины выглядели безмолвными и холодными. Они напомнили Гунлаки о том, как однажды зимой на опушке леса он видел поваленные деревья. Снег медленно засыпал деревню, оседая на земле и исчезая на поверхности реки.
      Гунлаки вновь вспомнил о той женщине. Ей уже развязали руки и согнали с плота на берег. Женщина чуть не упала, поскользнувшись в грязи. Воин ударил ее, и она закричала от боли, барахтаясь на коленях на топком берегу. Женщина казалась ошеломленной; должно быть, она старалась понять, что с ней произошло. Ее пинком подняли на ноги и потащили к повозке, накидывая на шею веревку. Женщина оглянулась на Гунлаки, пока ее привязывали к задку повозки. Ее ноги были перепачканы илом. Гунлаки отвернулся.
      Большая льдина медленно проплыла по реке, неторопливо поворачиваясь. Неподалеку, у берега, прибившись к связке мерзлого тростника, колыхался труп убитого в воде пленника. Следом за льдиной плыл ствол поваленного дерева; всадник с берега оттолкнул его копьем подальше от плота. Неподалеку от Гунлаки вскрикнула какая-то женщина - другая, не та, на которую он смотрел. Вероятно, ее ударили хлыстом - обычная мера наказания для коней, собак и женщин. Гунлаки размышлял, сколько женщин останутся в живых к тому времени, как колонна вернется в деревню. Его мысли переключились на других женщин тех, о которых Гунлаки редко слышал, нежных женщин цивилизованных миров. Такие бы точно не перенесли тягот походной жизни. Интересно, для чего нужны слабые женщины, гадал Гунлаки. Он представил, как эти женщины спешат за колонной - босые, связанные, в шелковых одеждах и украшениях. Да, все эти увешанные ожерельями, браслетами существа с нежной плотью, отмеченной клеймом рабства, тоже для чего-нибудь годятся.
      Взглянув на реку, Гунлаки расстроился - борьба колонны с потоком была закончена. Гунлаки жил для того, чтобы бороться, чтобы не упускать ни мгновения ужасной игры, которая разгоняет кровь, возбуждает азарт и приносит добычу.
      Сейчас Гунлаки испытывал недовольство: одно дело - потрясать копьем в битве с равным противником, и совсем другое - нападать на деревни, сжигать их и брать в плен жителей.
      Спустя час колонна двинулась в путь. Гунлаки слышал, как масса людей впереди пришла в движение, зазвенело оружие и цепи, заскрипели повозки. Чтобы тронуться с места, колонне потребовалось немало времени, поскольку она была слишком длинной, беспорядочной, обремененной поклажей и пленниками.
      Гунлаки пришлось прождать у реки еще добрый час.
      На небе сгустились тучи, снег повалил гуще. Гунлаки слышал, как шумит река, видел, как на ее темной поверхности образуется прозрачный лед. Конь Гунлаки фыркал и бил копытом. Пар его дыхания висел у морды, как туман или дым. Гунлаки следил, как по реке медленно проплывает скрюченная черная ветка с прибитым к ней мусором. Тело убитого колыхалось у берега; связку тростника рядом с ним уже подхватила вода. Тело закачалось на волнах, медленно продвигаясь вниз по течению.
      Гунлаки очнулся, услышав, как ритмично стучат по мерзлой земле копыта лошадей. Звук далеко разносился в чистом зимнем воздухе. Гунлаки обернулся: всадники рядом с ним уже двинулись вперед, низкие тучи пара валили из лошадиных ноздрей. Восточный берег Лотара теперь казался пустынным на более, чем пять миль в обе стороны от переправы.
      Дождавшись связного, Гунлаки направился вперед, продвигаясь вдоль колонны. Он чувствовал раздражение, отказался поддержать шутки своего младшего приятеля Муджина, и тот вскоре предоставил Гунлаки его собственным мыслям.
      Гунлаки совсем не был уверен, что достойно обагрил свое оружие кровью. Не обязательно быть воином из шатров герулов, чтобы делать то, чем сейчас занимался Гунлаки.
      Глава 3
      - Женщинам хочется принадлежать, - произнесла она, приподнимаясь на локте среди смятых простыней. - Ты взял меня, как хозяин.
      - Ты забыла напомнить, чтобы я заплатил, - сказал он.
      - Я думала об этом, - смутилась она, - но в твоих руках почувствовала себя рабыней. Рабы не просят, им ничего не принадлежит. У них ничего нет. Рабы - ничтожества, они сами кому-нибудь принадлежат.
      - Не понимаю, - проговорил он.
      - Ты не женщина, - пояснила она.
      - Все одинаковы, - возразил он, потому что слышал это от братьев.
      - Нет, мы разные.
      - Это ересь, так ведь? - спросил он.
      Женщина побледнела и замолчала. Спустя минуту, отвернувшись к стене, она отчетливо проговорила:
      - Ненавижу тебя.
      - Почему? - изумился он. Казалось, она была всем довольна - кричала, стонала, умоляла продолжать, покорная и восторженная.
      - Потому что ты не надел на меня ошейник и не приказал идти за тобой, сказала она.
      - Не понимаю.
      - Это совсем другой мир, - произнесла женщина.
      Он не ответил.
      - И потом, ты даже не знаешь, кто ты такой, - заметила она.
      Он поднял голову, перестав завязывать обувь.
      - Потому ты и ненавидишь меня?
      - Да, - кивнула она.
      - Кто же я? - поинтересовался он.
      - Мужчина.
      Он пожал плечами.
      - Так было еще при первом слиянии гамет, - пояснила женщина.
      - Что такое "гаметы"? - спросил он.
      - Ты нигде не учился, верно?
      - Нигде, - кивнул он.
      - Ты умеешь читать?
      - Нет.
      - Изначально, с самого начала ты был существом мужского пола, мужчиной. Так было определено в хромосомах.
      - Тогда ты тоже была в них существом женского пола - женщиной?
      - Конечно, - подтвердила она. - С самого начала я была женщиной и никем иным. По-другому никогда не бывает.
      - Любопытно, - произнес он. Хотя он нигде не учился, но обладал пытливым, живым умом.
      То, что существуют два пола, даже в его собственном роду, оказалось действительно достойным внимания. Конечно, она была у него не первой женщиной: он знал Тессу, Лиа, Сат, Пиг, которые увязывались за ним сами, удивляя его неистощимой энергией в поле, в сарае, на сеновале, на деревянном полу курятника; они сбрасывали одежду, и тени ложились на их живые, ждущие, красиво округленные, симметричные тела. Его любимицей была Пиг. Если бы не неприятности...
      - Из какого ты сословия? - спросила он.
      - Гумилиори - "пренебрегаемые", - ответил он, - но я не слуга и не колон. ("Колонами" назывались земледельцы, находящиеся под защитой богатых владельцев земли.) - А ты?
      - Я тоже из гумилиори, - ответила она. - Неужели ты думаешь, что если женщине нужно платить, если она ждет в такой тесной комнате грязной таверны с одним тусклым окном, в постели, то она не принадлежит к сословию гумилиори?
      - Я из крестьян, - пояснил он.
      Она быстро повернулась к нему лицом.
      - У тебя тело не такое, как у крестьян, - возразила она. - Его не испортила тяжелая работа, мотыга и плуг.
      Он стоял, завязывая тунику.
      - А какое тело у меня? - спросил он.
      Женщина соскользнула с постели и подошла к нему, внезапно бросившись на колени и обхватив его ноги.
      - Не уходи, - попросила она, и он опустил голову. - Есть хозяева, а есть рабы. Каждый должен знать, кто он такой.
      Да, еще до неприятностей с Пиг он собирался уйти из деревни близ фестанга. Он уже вырос и отказался надеть длинную одежду с капюшоном, подпоясанную веревкой. Это было разумно, ибо вершины Баррионуэво и фестанг Сим-Гьядини находились далеко от города, и жители деревни не входили в цеха ремесленников и не считались колонами.
      - Ты складно говоришь, - заметил он. - Ты очень умна. Умеешь читать?
      - Да.
      - Значит, ты не всегда жила среди гумилиори, - предположил он.
      - Когда-то я была дочерью сенатора - на другой планете, далеко отсюда, - подтвердила она.
      - Тогда ты жила среди хонестори, "почитаемых", - пораженный, заключил он.
      - Да, - кивнула она.
      - А теперь стоишь голая на коленях.
      - Говорят, что из таких, как я, получаются самые лучшие рабыни, объяснила женщина.
      Крестьянин предположил, что во многом это зависит от самой женщины, к какому бы сословию она ни принадлежала - от ее способности любить, свободы ее сексуальных желаний, чувств, которые заставляют ее быть беспомощной и зависеть от милосердия хозяев; от ее усердия, преданности, покорности и тому подобных качеств. Считалось, что чем умнее женщина, тем меньше необходимости в ее укрощении и обучении. Такие женщины быстрее всего смирялись со своим положением, уступали во всем, становились беспомощными, радовались своим узам.
      - Ударь меня, господин, - попросила она.
      - Ты не рабыня, - возразил он. - Не говори так.
      Так говорили рабы. Не то, чтобы им нравились наказания или их редко наказывали. Это был, скорее, способ доказать хозяину свое смирение, показать, что раб принимает свое положение, знает, кому принадлежит, и признает за хозяином право наказания. Такие слова помогали вспоминать о своих рабских узах. Обычно хозяин в ответ отдавал какое-нибудь незначительное приказание, но раб знал, что могло произойти. Конечно, рабам редко приходилось напоминать о том, кто они такие.
      - Где твой отец? - спросил он.
      - Умер. Его замучили сборщики налогов, он много пил и вскоре умер.
      - А ты сбежала?
      - Да.
      - И так стала гумилиори?
      - Да.
      На множестве планет к сословию гумилиори относились крестьяне и члены ремесленных цехов. Даже капитаны торговых судов, пекари, плотники, каменщики, оружейники, люди, искусные в различных ремеслах, даже актеры не были свободными, подписав так называемое "обязательство". Это помогало в стабилизации населения, его удерживали на постоянном месте, чтобы обеспечить своевременную уплату налогов. Многие землевладельцы, особенно не богатые, те, кто был не в состоянии давать взятки губернаторам и префектам и не имел вооруженных отрядов, боялись сборщиков налогов, как огня; даже сенаторы отвечали за сбор налогов в своем округе. Недостатки сбора должны были возмещать особо недовольные налогоплательщики или сами сенаторы. Многие пострадали от этого. Отец женщины был одним из таких несчастных. Население спасалось от юридического и экономического гнета, как, вероятно, сделала эта женщина, не задерживаясь подолгу на одном месте. Привязанность к жилью и ремеслу облегчала работу сборщиков. Эти люди, обычно работающие на более знатных лиц, имели разрешения от губернаторов и префектов, и ревностно исполняли свое дело. Им надлежало собирать и налоги, и проценты с них. Известно, что обычно они собирали гораздо большие суммы, чем требовалось, и разница уходила в карманы их начальства. Кроме того, говоря о налогах, следует упомянуть о существовании различных видов общественных работ: мунере - ремонте дорог и мостов, поставке провизии местным войскам, гратисе - бесплатной перевозке товаров для департаментов правительства и тому подобное. Обычно для отработки мунеры крестьяне несколько недель в году несли военную службу, трудились на полях и виноградниках. Однако гумилиори были свободными людьми, а не рабами. Между ними и рабами имелись существенные различия. На многих планетах рабство или, по крайней мере, открытое рабство считалось незаконным. Не то, чтобы гумилиори были рабами совсем напротив, однако они не пользовались свободой в полном смысле этого слова. Прежде на множестве планет разоренному, доведенному до отчаяния, стонущему от налогов крестьянину было легко погрузить скарб в телегу и бросить дом и участок, скрывшись в глуши, а там занять новый участок и по-прежнему выращивать урожай. Однако "обязательство" положило этому конец. Значение обязательств было очевидным - население стало оседлым, его занятия было легко контролировать. Вероятно, подобная мера была тщательно продумана властями Империи и признана необходимой. Разумеется, Империю, при всей ее вечности и незыблемости, разрушал финансовый кризис, вызванный столетиями гражданской войны. Планеты были опустошены, их население страдало от голода, зачастую вызванного не такими естественными причинами, как засуха или истощение почв, а полным упадком сельского хозяйства, объемы которого сокращались или уничтожались в зонах военных действий; иногда причинами были климатические изменения, вызванные нарушением естественных орбит и наклонов осей планет - последствия применения различных видов оружия. Наблюдались вспышки чумы - особенно при правлении второй, пятой и девятой династий; правителей порицали за это, на одних планетах устанавливался карантинный режим, другие же избегали этой участи - не последнюю роль играла в этом щедрость местных властей по отношению к подданным; кое-где ресурсы планет были выработаны полностью, шахты опустошены, дефицит торговли заставлял за бесценок переправлять полезные ископаемые во внешний мир; кроме того, нет никаких сомнений, что изрядная доля правды присутствовала в слухах о досадных просчетах властей, о спекуляции, о распространении коррупции в высокопоставленных кругах, совсем не вымышленными были истории о развлечениях императоров, на забаву которым отдавались целые планеты. Вряд ли бережливость и умеренность у правителей, муниципальных властей, в свитах верховных жрецов, в резиденциях гражданских и военных руководителях, столь часто отсутствующая на малых планетах, царила во дворцах верховных властителей. Обязательство также устанавливало новый общественный порядок. В любом случае население теперь стало легче привлекать к отработкам и уплате денежных налогов. Можно также вскользь заметить, что при введении обязательств и нехватке наличных денег, появившейся отчасти в результате неумеренных поборов, широко распространился натуральный обмен. Еще до введения обязательств многие крестьяне лишились земель за неуплату налогов и стали колонами, работниками на чужой земле. Землевладелец со своим отрядом обеспечивал безопасность крестьян. Особенно характерно это было для крупных, влиятельных землевладельцев - тех, которые ухитрились скупить чужие земли или в разное время присвоить их. Их защитой не стоило пренебрегать. Повсюду процветал разбой, явившийся, несомненно, последствием разорения мелких хозяев и выселения их с земель. С введением обязательств жизнь колонов не слишком изменилась. Многие остались на насиженных местах, хотя теперь были привязаны к своим участкам имперским указом и подписанием обязательств, оказавшись одновременно привязанными и к землевладельцу. Поэтому на множестве планет установилось то, что мы называем феодальным строем крупные хозяйства на основе земледелия, относительно самообеспеченные крестьянские общины близ участков земли или поместий. Подобные формы хозяйства распространялись одновременно с упадком столиц, опустением пригородных областей, развалом и разрушением тысяч мелких, некогда процветающих городов, нарушением закона и порядка, общим упадком, связанным с отсутствием ремонта дорог и водопроводов, развалом торговли и связи, постепенной изоляцией и переходом к сельскому образом жизни подавляющего большинства населения. Конечно, все эти процессы продолжались длительное время. На одних планетах они проходили быстрее, на других - медленнее. Разумеется, имелись статистически незначительные тенденции, незначительные, по крайней мере, на фоне общего развития. Это была тенденция к появлению большого числа разоренных, отверженных и нищих, которые в то же время были достаточно любопытными и гордыми, смелыми и отчаянными, и не стремились оказаться под защитой местных господ, хозяев, властей - такие люди уходили из городов в поисках своей удачи. Известно, что многие из них обзавелись кораблями для перевозки скота. Ими предпринимались серьезные меры для успешного завершения путешествий, ибо в крупных городах, столицах и на планетах Телнарии требовался не только хлеб, но и зрелища. В некотором смысле ситуация оказалась парадоксальной. В то время, как тысячи мелких городов превратились в развалины, а большая часть их населения ушла в деревни, прочие города - особенно метрополии, резиденции губернаторов, префектов, высокопоставленного духовенства и тому подобные места - были перенаселены и страдали от дополнительного и нежелательного прироста населения. Раздраженные и возбужденные праздные толпы жаждали хлеба и зрелищ, к тому же они составляли мощную, деятельную, трудно контролируемую силу опасные городские низы. Большинство этих людей имели гражданство, и, следовательно, право на пособие. Долгом и обязанностью жителей других планет было кормить их, обеспечивать и развлекать. Поддержка такого непроизводительного меганаселения крупных городов еще сильнее истощила ресурсы Империи. Уничтожались природные богатства целых планет, чтобы прокормить и одеть бесчисленные толпы горожан. Планеты прочесывались в поисках редких украшений, а также животных и артистов, чтобы развлечь толпу. Приток людей в крупные города значительно снизился с выходом указа о стабилизации и подписания обязательств - нетрудно предположить, что послужило одной из причин таких нововведений. Конечно, города уже были переполнены, и их население продолжало расти. На Тереннии, планете, о которой мы рассказываем, обязательства еще не были введены, но ходили слухи, что вскоре о них объявят. Конечно, горожанам закон об обязательстве был не слишком страшен, особенно тем, кто не занимался ремеслом или торговлей. Как всегда, в городе появлялись шайки преступников, которые грабили и убивали, врывались во дворцы и дома богачей, разрушали общественные здания, и, таким образом, несомненно, добивались освобождения от распространившихся на всех горожан обязательств. Следует заметить, что наш, крестьянин не был ничем связан, ибо не имел земли и не арендовал ее. Женщина же не пользовалась свободой, хотя получила ее давно - вместе с изменением социального положения, переходом в новое сословие и приобретением определенного вида занятий.
      - Мне пора, - сказал крестьянин.
      Теплые, влажные губы женщины прижались к его бедру - такой поцелуй могла бы подарить рабыня своему господину. Крестьянин отпрянул.
      - Вернись в постель, - приказал он.
      Женщина послушалась, опустилась на колени в ворох простынь, не спуская глаз с крестьянина.
      - Ты не похожа на здешних женщин, - заметил он.
      - Как это? - спросила она.
      - Они тщеславны, холодны, обидчивы, вялы, - перечислил крестьянин. Он считал женщин скучными и не знал, кому они могут понравиться.
      - Все они равны, - заметила она.
      Крестьянин не стал спорить, даже не совсем понял эти слова. И в самом деле, что значит "быть равными"? Он считал, что в некоторых отношениях женщины превосходят мужчин - несомненно, они гораздо красивее.
      - В юридическом смысле, - объяснила женщина, - по закону.
      - Как может закон сделать равными совершенно разных людей? - спросил он.
      - Не может, - согласилась она.
      - Ты не такая, как другие женщины.
      - Да, - подтвердила она, - я не похожа на них.
      - Интересно, они настоящие женщины?
      - Они - женщины, - кивнула она. - Просто они еще спят.
      - Спят? - не понял он.
      - Они еще не встретились со своими господами, - добавила она.
      Крестьянин слушал, не перебивая.
      - Каждой рабыне нужен господин, - продолжала она. - Без него она ненастоящая рабыня.
      Не понимая этих слов, крестьянин запахнул плащ и подобрал с пола котомку с длинными лямками, приспособленную для того, чтобы носить ее за спиной. Когда он садился на корабль на Вениции, в котомке лежало несколько булок. Сейчас там оставался только последний кусок хлеба.
      - Ты с другой планеты, - заметила женщина.
      - Откуда ты знаешь? - удивился он.
      - Ты брал меня по-другому.
      - У меня есть монета, - сказал крестьянин. - Ты и в самом деле не возьмешь ее?
      - Оставь ее себе.
      Его посох стоял у двери.
      - Если тебя спросят, - проговорила женщина вслед, - скажи Бун Тапу, что ты заплатил.
      - Но я не платил, - возразил крестьянин.
      - Все равно скажи так.
      - Я не хочу лгать, - заметил он.
      - Должно быть, он уже ушел, - решила женщина. - Я знаю, в это время он как раз уходит.
      Конечно, крестьянин когда-нибудь все же покинул бы селение близ фестанга Сим-Гьядини. Он был сильным, гордым и любопытным, его влекли другие миры, а к Вениции каждый месяц подлетали и улетали обратно корабли, завершив свидание с тем, что, по мнению крестьянина, напоминало движущуюся в небе звезду. Корабли походили на пустотелые сосуды, способные летать, подобно птицам, только между планетами. Брат Вениамин часто говорил об этом. Вероятно, брат Вениамин уже знал, что крестьянин не останется в селении. Во всяком случае, он отказался носить монашескую одежду, которая никогда его не привлекала. Кроме того, его решение покинуть дом ускорило неприятности с Пиг. Гатрон ударил его палкой, которая затем была сломана о спину самого Гатрона. Не прошло и десятка минут, как Гатрон умер. Он умер, корчась, вздыхая, вытаращив глаза и не сводя взгляда с ног крестьянина. Крестьянин с любопытством наблюдал за ним, ибо еще никогда не видел умирающего человека. Он видел, как умирали животные - ему приходилось убивать и разделывать множество и домашних, и диких животных, как и всем мужчинам деревни. Они с малолетства знакомились с кровью и смертью. Это составляло часть их жизни и не вызывало никаких мыслей. (Вероятно, лучше было бы выяснить все сразу тогда будет легче понять последующие события, если, конечно, хорошо помнить обо всем. Мы говорим не о наших временах, а о совсем других, о других планетах и людях). Теперь крестьянин не сводил глаз с умирающего человека. Смерть Гатрона не слишком отличалась от смерти диких кабанов, достигающих по весу семи-восьми сотен фунтов. Он один из всей деревни умел сворачивать кабанам шеи голыми руками. Удар наносился кулаком, левая рука придерживала зверя за шею. Вероятно, самым опасным и страшным в крестьянине был его нрав. Со временем ему удавалось наводить ужас на целые армии.
      - У тебя есть деньги? - спросила женщина, запахивая короткий халат, только своей длиной напоминающий одежду деревенских женщин.
      - Конечно, есть, - ответил крестьянин.
      - Сколько?
      - Пять грошей.
      ("Грошом" мы будем называть самую мелкую монету Тереннии и других планет, где она имела хождение. Итак, в этом случае можно предположить, что крестьянин был совсем беден).
      Когда он уходил из деревни, у него было семь грошей, подаренных братом Вениамином, его наставником еще с детских лет, и котомка с хлебом за спиной. Крестьянин отправился в Веницию пешком, опираясь на свой посох. Ему часто приходилось блуждать по лесам, и он привык растягивать запасы еды как можно дольше. Жить в лесу одному человеку или небольшой группе людей нетрудно, по крайней мере, некоторое время - надо только знать, что годится в пищу, а что нет, и не ошибаться. Крестьянин по пути останавливался в двух деревнях, где колол дрова, чтобы заработать себе ужин. Несколько дней спустя он вместе с еще несколькими парнями отрабатывал проезд до Тереннии, присматривая за скотом на корабле. Команда корабля охотно отказывалась от такой нудной и грязной работы, но крестьянин и еще пятеро человек не возражали против нее. Запахи и звуки здесь мало чем отличались от запахов и звуков их родных деревень.
      - Подожди, - попросила женщина, прошла к полке, на которой стояла закрытая банка, и извлекла оттуда серебряный дарин, составляющий двадцать грошей. Она сунула дарин в котомку крестьянина, а затем, поглядев ему в глаза, внезапно сорвала с запястья серебряный браслет, который, несомненно, стоил гораздо больше, чем дарин. Не глядя на крестьянина, она положила браслет ему в котомку.
      - Тебе понадобятся деньги, - объяснила она. - Ты можешь продать браслет.
      Крестьянин попытался возразить, но женщина не слушала его. Отвернувшись, она попросила:
      - Уходи.
      Он толкнул дверь и вышел.
      Глава 4
      - Хо! - воскликнул Муджин, поворачивая коня. - Вон, смотри! - и он тут же достал из-за спины свое черное острое копье.
      - Это мальчишка, - ответил Гунлаки, поворачивая коня.
      - Ты точно знаешь?
      - Да, - кивнул Гунлаки. Он давно заметил мальчишку, и надеялся, что Муджин не разглядит его. Однако у Муджина был острый глаз, как у всех воинов-герулов, которые охраняли колонну. Здесь, на равнине Баррионуэво, вдали от реки, спрятаться было негде.
      - Он спятил, - пробормотал Муджин.
      - Наверное, - пожал плечами Гунлаки. Он не стал доставать свое копье.
      Гунлаки надеялся, что оборванный белобрысый парнишка лет четырнадцати, который двигался неуклюже - должно быть, захромал или обессилел - и опирался на палку, спрячется, упадет или придумает еще что-нибудь прежде, чем Муджин заметит его.
      - Я загадаю на птицах или облаках, - решил Муджин.
      - Один удар? - спросил Гунлаки.
      - Видно будет, - ответил Муджин.
      На равнинах, проводя долгие часы в седле, герулы придумывали себе своеобразные развлечения - читали древние легенды, пели песни, играли, пытаясь скоротать время. Некоторые из герулов славились поразительной памятью и знали песни, на исполнение которых иногда уходило более двух дней. Они обожали легенды, женщин и драки, с восторгом участвовали в азартных и опасных играх, скачках, наблюдали за смертельными поединками обученных боевых собак. Загадывая на птицах или облаках, полагалось не оглядываться, пока не будет подан сигнал.
      - Птицы, - сказал Гунлаки. Муджин в ожидании не спускал с него глаз. Чет.
      - Ладно! - согласился Муджин, и оба повернули коней. Наконечник отделанного серебром копья Муджина описал в небе дугу. Гунлаки оглянулся. Внутри дуги, очерченной копьем, как в окне, можно было различить трех птиц. Они вновь повернулись к фигуре, ковыляющей впереди.
      - Один удар? - спросил Гунлаки.
      - Десять, - поправил Муджин.
      На людях, застигнутых в открытом поле, или беглецах герулы обычно оттачивали свое умение владеть копьем - искусство, которое могло означать жизнь или смерть в бою.
      - Он совсем мальчишка, - сказал Гунлаки.
      - Десять, - повторил Муджин. - Десятый - в сердце или в горло?
      - В сердце, - поспешил с ответом Гунлаки.
      Раны в горло бывали мучительными - чтобы раненый умер, требовалось по меньшей мере еще два удара. При ударе в сердце смерть наступала более быстро и милосердно.
      - В горло! - настаивал Муджин.
      - В сердце, - повторил Гунлаки.
      - Тогда будет не так забавно.
      - Он же мальчишка, - возразил Гунлаки.
      Парень остановился у колеи, оставленной колонной часа полтора назад.
      Двое всадников медленно направились к жертве - Муджину не хотелось заранее пугать ее.
      (Вероятно, следует сделать два отступления - одно из них напоминает о переправе через Лотар, другое связано с беспокойством Гунлаки.
      Целью похода, или, если угодно, налета и переправы через Лотар было поголовное истребление целого народа. Стратегической причиной подобного действия было, вероятно, очищение равнины Баррионуэво к востоку от Лотара для скота герулов. Как уже упоминалось, герулы были кочевниками. И, как уже стало ясно, множеству их возможных жертв удавалось избежать гибели. Некоторые успешно сопротивлялись в своих крепостях, другие ухитрялись ускользнуть в леса, где герулы и хагины не могли преследовать их. Трудно дать в этом случае точную оценку, но можно предположить, что лишь семьдесят-восемьдесят процентов людей в деревнях, подвергшихся нападению герулов к востоку, а особенно к западу от Лотара, были убиты или взяты в плен).
      Муджин и Гунлаки остановились в пятидесяти ярдах от парня, замершего на месте. Он немного отступил от грязной колеи в заснеженную траву - здесь стоять было удобнее.
      Пятьдесят ярдов были подходящим расстоянием - оно давало лошадям время развить большую скорость, если это было нужно; во время приближения можно было все предусмотреть, учесть любые движения жертвы и иметь возможность точно прицелиться.
      Народ, на который герулы напали в этот раз, назывался "лесным". Следует дать историческую справку, без которой дальнейшие события будет труднее понять. Когда-то давно, на планете, удаленной от той, на которой сейчас находились Муджин, Гунлаки и парень, жили лесные люди. Они были варварами, что невозможно отрицать - безжалостными, невежественными, с жестокими нравами и дикими обычаями. Они промышляли охотой и земледелием. Этот народ с далекой планеты некогда восстал против могущества Телнарии. Во мраке дремучих лесов с помощью оружия, захваченного у пришельцев, лесному народу не раз удавалось заманить в ловушку и истребить карательные отряды, потери которых в то время не могла себе позволить раздираемая гражданскими войнами Империя. В конце концов, по мере того, как войска Империи завоевывали враждебные . планеты, рыская вдоль границ, они стали часто вторгаться вглубь чужих земель - тут и пришло время вновь обратить внимание на лесной народ. Войны велись на протяжении жизни нескольких поколений - кровавые и безжалостные. Заключались различные союзы, и в конце концов лесной народ и несколько подобных ему были покорены. Свою роль сыграли предательства и проявления вероломства, но, конечно, подобные народы - изолированные, лишенные поддержки извне, иногда враждующие между собой, испытывающие нехватку человеческих ресурсов и вооружения - не могли соперничать с войсками Империи. Иногда народы полностью истреблялись. Жалкие остатки были рассеяны по разным планетам и призваны нести службу Империи, особенно в отдельных видах работ. Они не имели федеративного статуса; варварам всего лишь позволяли оставаться во владениях Империи, а за эту милость они были обязаны поставлять ей рекрутов для ауксилий - дополнительных войск срочной службы, на которые во многом опиралась имперская власть. Такие образом компенсировалось нежелание горожан проходить военную службу. Некоторые из варваров даже занимали офицерские должности в постоянной армии. Военные силы Империи, как следует заметить, составляли в основном части обороны, где должны были проходить службу горожане и которые теперь состояли только из сельских жителей и профессиональных военных. Основная армия состояла главным образом из наемников и была полностью независима от гражданских властей. Она представляла собой значительную политическую силу, расположения которой добивались. Армия наемников была способна возводить на престол и свергать императоров.
      Названия лесных народов, разбросанных по чужим планетам, были различными. Сначала их называли "вандалами" - откуда появилось это слово, неизвестно. Кое-кто утверждал, что так называли лесной народ его враги. Однако возможно, что это слово пришло из языка самого лесного народа вначале от древнего "ванланд", то есть лес, но, как уже говорилось, в этом нет уверенности. Возможно происхождение слова от названия "ванганз" - так обозначали ритуальный акт отмщения. В истории лесные люди упомянуты как вандалы, и я буду употреблять это название, надеясь, что читатель не позволит себе заблуждаться относительно каких-либо несущественных значений, связанных с этим словом. Подобный народ, как известно, существовал и в нашей истории. Но я не собираюсь рассуждать об этом, предоставив такое право более сведущим людям. Моя задача, как я уже указывал, весьма проста - всего лишь рассказать о том, что случилось...
      Мальчик стоял на заснеженной траве, опираясь на посох. Он казался настолько изнуренным, что не мог выпрямиться. Его одежда, изорванная, превратившаяся в лохмотья, развевалась на ветру.
      Остатки лесного народа были привезены на эту планету. Мальчик был одним из последних уцелевших. Всего несколько месяцев назад, весной и в начале лета, герулы вели с ними продолжительные, отчаянные бои. Сражения длились более пяти недель - это была настоящая война. Лесные люди были неплохими наездниками; они изменили жизненный уклад в соответствии с укладом герулов, превратившись в пастухов. Их вражда вспыхнула неожиданно, ибо вначале лесной народ жил на востоке, за горами Баррионуэво, там, где начинались равнины; впоследствии он перебрался на север, к самим равнинам. Гунлаки был поражен искусством врагов, хотя герулы, имеющие численный перевес, со своими отличными конями, которых в течение столетий выращивали для боя и погони, искусством верховой езды и боя, отточенном веками и освященном традициями, с быстротой, способностью к длительным походам и осадам, победили противника. Вождь лесного народа погиб в бою. Его беременная жена избежала плена и вместе с группой приближенных скрылась неизвестно куда. Из черепа побежденного вождя не стали делать чашу - нет, вождь был предан торжественному сожжению, достойному вождя герулов. Гунлаки вместе с другими всадниками воздел копье в прощальном салюте, когда первая струйка дыма устремилась в небо...
      - В правую руку! - крикнул Муджин, ударяя каблуками по бокам своего коня.
      Гунлаки услышал, как парень пронзительно вскрикнул от боли.
      - В левую руку! - крикнул Муджин.
      Парень вновь закричал от боли. Муджин был умелым воином, почти таким же, как Гунлаки - было бы странно, если бы Муджин не попытался щегольнуть своим искусством. Гунлаки оглядел заснеженную равнину. Конечно, воины не стали бы медлить, если бы жертва попыталась ускользнуть или молить о пощаде. Позднее Муджин научился бы сочувствовать, а пока он был слишком молод. Вид крови легко возбуждал его.
      Парень пронзительно взвизгнул. Гунлаки так и не взял в руки копье.
      Не. то, чтобы ему не хотелось участвовать в развлечении, но парень казался совсем ослабленным ударами, хотя потерял не так уж много крови.
      Вновь раздался крик - на этот раз копье пронзило бедняге предплечье. Это был уже четвертый удар. Муджин вначале бил в правую руку, надеясь, что его жертва не левша. Конечно, он мог ошибиться.
      Гунлаки подъехал ближе, переступив узкую колею, оставленную колонной, напоминающую рану в траве.
      Муджин наносил удары в плечи - сначала в правое, потом в левое.
      Затем последовали уколы в бедра, чтобы жертва не могла сдвинуться с места в ожидании финального удара в горло или в сердце. На этот раз смертельный удар должен был поразить сердце, как сказал Гунлаки. Иногда жертву ранили в колени, а седьмой и восьмой удары приходились в подколенные впадины сзади. Поскольку Муджин решил убить парня десятью ударами, девятый из них наносился справа в грудь - так, чтобы пошла кровь, но жертва могла бы удержаться на ногах, а при десятом копье пробивало ребра и вонзалось в сердце. Лезвие копья сужалось к концу, чтобы его было легче извлекать из раны - зачастую именно это предрешало исход боя. Если бы Муджин сказал "девять", то последний удар поражал бы сердце, а если бы сказал "девять и в шею", девятый наносился бы сзади в шею с расчетом перебить позвоночник.
      Парень пошатнулся - девятый удар справа в грудь оказался слишком силен.
      Муджин пришпорил коня.
      Парень едва стоял на ногах и в любую секунду мог упасть. Myджину следовало спешить.
      - Берегись! - крикнул Гунлаки.
      Внезапно парень поднял посох, стремительно отбил им копье и бросился к конскому боку, грубо нанеся удар по ребрам. Конь всхрапнул от боли, и парень изо всех сил ударил его еще раз; конь беспокойно задергался на месте, пытаясь избежать ударов и боли, и потерял равновесие. Муджин, нога которого застряла в стремени, упал вместе с конем так, что оказался прижатым к земле. С вытаращенными глазами он смотрел, как окровавленный парень заносит над ним посох. Он не успел нанести удар - подоспевший Гунлаки кольнул его копьем прямо под левую лопатку.
      Чертыхаясь, Муджин поднялся и дернул коня за узду.
      Гунлаки вытащил копье из тела парня.
      Муджин был в бешенстве, он награждал безжизненное тело яростными пинками. Его конь стоял поодаль, еще пофыркивая и отряхиваясь от снега.
      - Ты в порядке? - спросил Гунлаки.
      - Пес! Пес! - орал Муджин, пиная труп.
      Гунлаки привел его коня. Муджин проверил подпругу и взобрался в седло.
      Гунлаки оглядел равнину - она казалась совершенно пустынной. Он вновь повернулся к трупу.
      - Он был смелым, как мы, - сказал Гунлаки.
      - Он пес!
      - Да, но смелый пес, - поправил Гунлаки.
      - Смелый, - кивнул Муджин.
      - Конечно - все они смелые псы. Достойные противники.
      Муджин кивнул.
      Время от времени оглядываясь, всадники направились по тропе. Вскоре впереди показался связной.
      Глава 5
      Крестьянин спустился по лестнице в зал таверны. Было уже поздно.
      - Постой, - подал голос Бун Тал. Он стоял за стойкой, мимо которой надо было пройти, чтобы достичь двери.
      Крестьянин остановился.
      Двое мужчин, сидящие за грязным столом справа от двери, оглянулись. Больше в таверне никого не было. На круглой столешнице перед ними стояли стаканы. Мужчины резались в карточную игру "танлин". Круглая доска с колышками для ведения счета лежала между ними.
      Бун Тал, владелец заведения, извлек из-под стойки неглубокое медное блюдо и водрузил его перед собой. На блюде валялось несколько монет.
      - Плати, - сказал Бун Тап.
      Крестьянин вспомнил, что такое же блюдо видел в комнате наверху именно туда полагалось класть деньги в уплату за услуги женщины. Он приехал издалека, с другой планеты. Однако планета входила в Империю, и крестьянин знал о здешних правилах.
      - Почему? - спросил он.
      - Плати, - повторил Бун Тап.
      - Я не ел и не пил здесь, - медленно проговорил крестьянин.
      Бун Тап махнул рукой в сторону лестницы.
      - С ней было хорошо?
      - Да, - ответил крестьянин.
      И это была правда - женщина доставила ему удовольствие. Вначале она показала ему то, чего крестьянин не знал, и даже не мечтал узнать в своей деревне. Но спустя час женщина просто отдалась ему - беспомощная, не сдерживающаяся; она умоляла и кричала, как Тесса, Лиа или Сат. В конце она уже была не наставницей, а покорной рабыней.
      - Ты взял ее? - спросил Бун Тап.
      - Да, - ответил крестьянин.
      - Тогда плати.
      - Я не ел и не пил здесь, - повторил крестьянин.
      - Ты должен заплатить, - настаивал Бун Тап, указывая на медное блюдо.
      Двое мужчин за столиком отодвинули стулья, подошли к стойке и встали по бокам от крестьянина.
      - Лучше не нарывайся, - предупредил Бун Тап.
      - Я не нарываюсь, - ответил крестьянин.
      Он не хотел неприятностей; он был здесь впервые и не знал этих людей. Для них он был чужаком. Кроме того, ему не хотелось огорчать брата Вениамина. Брат Вениамин в недавней беседе как раз упоминал о таких случаях; он прошел всю дорогу от фестанга, чтобы попрощаться с ним. Крестьянин опустился на колени в дорожную пыль и склонил голову, чтобы получить благословение брата Вениамина, принятое в Телнарии и имеющее глубокий смысл. Кажется, брат Вениамин никогда не считал, что крестьянин останется в деревне. Во время путешествия крестьянин понял, что брат каким-то образом предчувствовал это уже несколько лет. Другие люди тоже попрощались с ним, они испытывали различные чувства. Несомненно, его уходом многие были огорчены, но кое-кто радовался этому. Крестьянин возвышался над толпой, он выглядел не похожим на односельчан. Кроме того, он был опасен: его нрав отличался буйством и непредсказуемостью. Он мог свернуть кабану шею голыми руками.
      - Кто я? - еще раз спросил крестьянин у брата Вениамина, прежде, чем покинуть деревню.
      - Ты - Пес, - ответил брат Вениамин. - Пес из деревни близ фестанга Сим-Гьядини.
      Потом крестьянин ушел.
      Он почувствовал, как один из мужчин снял с его плеча котомку, но не стал спорить или сопротивляться. Он был здесь чужаком. Он не хотел огорчать брата Вениамина. Котомку бросили на стойку. Второй мужчина взял посох из рук крестьянина и прислонил его к стойке.
      - Я скажу, сколько ты должен заплатить, - заявил Бун Тал. - Сколько ты дал в комнате наверху?
      Крестьянин молчал.
      Сколько ты заплатил ей? - повторил Бун Тап.
      - Ничего.
      - Как "ничего"? - удивился Бун Тап.
      - Она ничего не взяла, - объяснил крестьянин.
      - Лгун! - воскликнул Бун Тап.
      Крестьянин уловил в его лице сходство с рылом кабана.
      - Думаешь, она шлюха из публичного дома, прикованная цепью к кровати, на которой висит кружка для денег с прорезью?
      - Нет, - ответил крестьянин.
      Он слышал о таких женщинах: пока он чистил загоны для скота на корабле, команда развлекалась болтовней, думая, что их никто не слышит. Монету клали рядом с кружкой, чтобы доказать, что клиент способен заплатить за услуги женщины. Потом монету можно было и не бросать в кружку, если клиент бывал недоволен услугами. Поскольку хозяева публичного дома вели запись посетителей, им было просто проверить количество монет в кружках после работы и увидеть, соответствует ли оно количеству посетителей. Женщины подвергались наказаниям, если монет не хватало. Иногда их били, как рабынь. Поэтому женщины стремились угодить посетителям.
      - Ты вор, - сказал мужчина, стоящий за спиной крестьянина.
      - Я не вор, - возразил тот.
      - Если ты не заплатил ей, ты заплатишь мне вдвойне, - заявил Бун Тап.
      - Нет.
      - Она работает на меня, - объяснил владелец таверны.
      - Нет, она платит тебе ренту, - покачал головой крестьянин.
      - Тогда я побью ее, - пригрозил Бун Тап.
      - Она свободная женщина, - не слишком уверенно возразил крестьянин. Бьют ли свободных женщин в городах? Крестьянин вспомнил, что иногда мужчины в деревне били жен и дочерей. Конечно, и Тессу, и Лиа, и Сат тоже били - за то, что они встречались с ним, но это не останавливало женщин: они сходились с ним тайно, на сеновалах, в курятниках. Однако крестьянин слышал, что на Тереннии женщин не бьют - неважно, заслуживают они наказания или нет. Вот потому-то женщины на Тереннии кажутся такими избалованными. Но эту женщину было не за что бить - она не сделала ничего дурного. Она была доброй и ласковой. Кроме того, насколько знал крестьянин, она не принадлежала владельцу таверны. Она жила на Тереннии и была свободна. Непохоже, чтобы она оказалась рабыней, которую наказывают за малейшее неповиновение или за то, что она не умеет угодить.
      - Посмотрим, что у тебя здесь, - сказал Бун Тап, ослабляя завязки котомки и вытряхивая ее содержимое на стойку.
      - У него есть деньги! - воскликнул один из мужчин за спиной крестьянина.
      - Смотри, дарин! - сказал другой.
      - Ух, смотрите-ка! - Бун Тап схватил серебряный браслет.
      - Он вор! - воскликнул мужчина, стоящий справа.
      - Конечно, - кивнул Бун Тап.
      - Нет, - возразил крестьянин и схватился за стойку.
      Ему не следовало поддаваться ярости - по крайней мере, такой внезапной, слепой и неистовой. Ярость оказалась слишком сильной, она была неудержима, стремительна, подобно молнии, поражающей небосвод, разрывающей тучи, изломанной и резкой. С такой яростью ничего нельзя поделать; трудно предугадать, что произойдет. Человек обо всем узнает позднее. Таких приступов особенно боялись в деревне. Существовала ярость, которая накатывается постепенно - она обостряет все чувства, наделяет человека страшной силой, и тот с напряжением ждет всплеска. Ждет, предчувствует, готовый к пружинистому броску. А потом наступает холодное, безжалостное бешенство, самое ужасное из всех - крестьянин еще не испытывал такого чувства, неумолимого, как приближение зимы, научающего холодному и жестокому терпению.
      "Остерегайся таких чувств, сын мой", - говорил ему брат Вениамин.
      - Браслет украден, - заявил Бун Тап. - Я заберу его.
      - И дарин, - добавил мужчина, стоящий слева.
      - Мы забираем у тебя мешок, - заключил Бун Тап. - Уходи.
      - Это мои вещи, - сказал крестьянин.
      - Уходи отсюда!
      Мужчина, стоящий справа, вдруг схватил посох крестьянина и замахнулся.
      - Уходи, - повторил Бун Тап.
      Посох резко опустился, ударив крестьянина по плечу, а затем - по голове. Крестьянин почувствовал, что по виску заструилась кровь.
      Мужчина с посохом казался изумленным оттого, что крестьянин еще держится на ногах. "Ты должен научиться сдерживать себя", - говорил брат Вениамин.
      Посох вновь взметнулся в воздух, но крестьянин успел перехватить его и вырвать из рук мужчины. Тот отлетел в сторону.
      "Если тебя ударят, - говорил брат Вениамин, - отдай этому человеку посох, чтобы он мог ударить тебя второй раз".
      Крестьянин протянул посох противнику. Мужчина в изумлении воззрился на него. Затем он захохотал, а вместе с ним и двое других.
      - Убирайся, - усмехаясь, сказал Бун Тап.
      Взяв посох и закинув за спину мешок, крестьянин вышел из таверны. Горячие слезы струились по его щекам. У таверны он присел на землю, опустил голову и закрыл лицо руками.
      Затем запрокинул голову и завыл в отчаянии, глядя на небо между крышами домов. Внезапно вскочив, он вновь вошел в таверну. Бун Тап и мужчины сидели за столиком, играя в танлин. Доска с колышками по-прежнему лежала перед ними, рядом стояли стаканы. Подняв посох, крестьянин проткнул им грудь человека, который ударил его. В удар крестьянин вложил всю силу; посох вошел в тело насквозь и застрял в стене. Крестьянин навалился на Бун Тапа и сломал ему шею, будто кабану. Третий мужчина убежал, пронзительно вопя. За ним никто не погнался. Крестьянин вытащил из трупа посох, забрал свое имущество и вышел из таверны.
      Глава 6
      Фургоны скрипели, катясь по тропе; воины переругивались, звенели цепи, иногда слышался плач пленниц, привязанных за шеи к повозкам.
      Через два дня после встречи с парнем на заснеженной равнине Гунлаки и Муджин догнали колонну и сейчас ждали дальнейших приказаний. Гунлаки снова хотел отправиться в дозор, но его горячую просьбу отклонили, понимая, что он и так слишком много времени провел в седле. Поэтому сейчас ему оставалось только ехать вместе с колонной.
      Муджин обнаружил, что Гунлаки чуждается его общества и в последние дни часто оставляет его одного. Гунлаки казался слишком погруженным в собственные мысли. В самом деле, с тех пор, как колонна переправилась через Лотар, он стал вести себя как-то странно. Однако Муджин был терпелив - все герулы умели подолгу ждать. Несомненно, Гунлаки вскоре должен был прийти в себя, стать таким, как прежде, после привычных и простых действий. Муджин не боялся, что Гунлаки кому-нибудь расскажет о его неудаче, непредвиденном конфузе с тем парнем, о том, как его провели, будто зеленого юнца, и о том, что его, Муджина, могли бы убить, если бы не вмешался Гунлаки. Муджин не боялся этого, ибо Гунлаки был не только истинным герулом, но и хорошим другом. В самом деле, через несколько лет Муджин сам стал бы в шутку рассказывать эту историю, предостерегая молодых воинов - историю о том, как Гунлаки спас его, когда Муджин еще был новичком на тропе войны.
      Они шли уже несколько дней.
      Гунлаки обычно ехал справа от колонны, иногда обгонял ее, или отставал.
      На взгляд Гунлаки, повозки, пешие воины и пленники двигались слишком медленно.
      Гунлаки огляделся. Птицы терпеливо следовали за колонной, и в последние дни им всегда находилось, чем поживиться. Многие из них так раздулись от пищи, что не могли взлететь. Иногда их ловили собаки. На обочинах дороги белели кости. Самым красивым из пленниц позволили обернуть ноги тряпьем, чтобы они не отморозили себе пальцы - такой недостаток, каким бы незначительным он ни казался, сильно понижал цену рабынь.
      На обочине собаки дрались у трупа. Гунлаки часто наблюдал подобные сцены.
      Две ночи подряд Гунлаки провел без сна, пожевывая сухой творог; по утрам ему приходилось привязывать себя к седлу.
      Несколько раз по ночам, когда колонна останавливалась и разжигала костры, Гунлаки навещал пленниц, прикованных под отведенными для этой цели повозками. Как всякому воину, ему принадлежало несколько пленников, отмеченных клеймом Гунлаки. Пешие воины владели рабами похуже. Когда воину хотелось навестить какую-нибудь пленницу, он еще заранее, днем, вешал ей на шею диск со своим знаком. Иногда Гунлаки имел пленниц так, как женщин своего народа, но чаще, поскольку они были из народа врагов, брал их по-свинячьи, сзади - даже самых привлекательных, которых он высматривал и вешал на шею диски, приберегая себе на ночь. Так Гунаки давал женщинам понять, что они принадлежат герулам и что им теперь предстоит целыми днями ухаживать за скотом, а по вечерам удовлетворять своего господина на ложе из шкур. Конечно, некоторых женщин можно было продать в Вениции - солдатам или увезти на дальние невольничьи рынки. Воины из Вениции имели огненные копья, способные поразить человека с расстояния тысячи ярдов. Герулы не пытались проникнуть за странные, хлипкие на вид ограды вокруг города - они часто видели висящих на ограде мертвых животных.
      Гунлаки вспомнил воинов, с которыми сражался весной и в начале лета. Это была настоящая война. Народ, который только что уничтожили близ Лотара, на краю леса, считался родственным тем воинам. Однако эти два народа сильно отличались друг от друга.
      Гунлаки огляделся. Неподалеку кружили птицы. Они следовали за воинами до самых вершин Баррионуэво, на север, на равнины, где герулы встречались с воинами народа, родственного жителям земель близ Лотара.
      Повсюду виднелись птицы, сидящие на земле и жадно пожирающие падаль. Иногда они сидели совсем рядом с колонной. Гунлаки было неприятно видеть птиц.
      Внезапно Гунлаки пришпорил коня, сердито крикнул и двинулся в сторону стаи птиц, собравшейся возле трупа. Птицы хрипло заорали, разлетаясь кто куда, и Гунлаки повернул коня, возвращаясь к колонне. Оглянувшись, он увидел, что две самые наглые птицы вновь подлетают к трупу.
      Подобно большинству воинов, Гунлаки терпеть не мог птиц, выжидающих чьей-нибудь смерти.
      Колонна приближалась к подножию гор Баррионуэво. Справа, в нескольких ярдах от колонны, Гунлаки заметил женщину. Должно быть, она принадлежала к народу, жившему близ Лотара, ибо герулы не брали в походы своих женщин. Когда они отправлялись в длительные поездки, то брали с собой женщин и детей в фургонах, но в походе все было по-другому. Иногда приходилось перебираться на новые, богатые травой пастбища Баррионуэво. Женщины все время проводили в фургонах. По ночам или перед сражением фургоны ставили кольцом, внутрь которого заводили скот, там же оставляли женщин и домашний скарб. Нет, конечно, эта женщина не принадлежала к народу герулов. Гунлаки тронул поводья, объезжая женщину так, чтобы она оказалась между ним и колонной. Конь шел шагом, и спустя несколько минут Гунлаки заметил, что шея женщины несколько раз обмотана веревкой. Она собирала хинен, вероятно, в пищу погонщику повозки, к которой ее обычно привязывали. Хинен был довольно распространен в этих местах - красивое, яркое растеньице. Оно цвело и давало семена в холодное время года. Зимой лошади охотно искали его, для чего им иногда приходилось разрывать копытами снег. Дикие звери приходили издалека, чтобы найти хинен. Его семена разносились по всей округе, особенно на копытах животных. Герулы и народы, живущие у Лотара, добавляли это растение в пищу. Женщина подняла подол юбки, превратив ее в корзину и складывая туда хинен. Разноцветные растения красиво смотрелись на ткани, их уже было собрано достаточно много. Тогда чего же женщина медлила? Она и так ушла слишком далеко от колонны. Неужели она замыслила побег? Ее икры были весьма аппетитными. Женщина побледнела, заметив Гунлаки. Он уже вытаскивал хлыст из седельной сумки.
      Женщина быстро опустилась на колени в холодную траву.
      Склонив голову, она освободила конец веревки, обмотанной вокруг шеи, которым ее привязывали к повозке. Не поднимая головы, она протянула веревку Гунлаки. Этим выразительным жестом она предлагала привязать ее к стремени. Гунлаки взглянул на женщину с высоты седла. Ветер теребил ее волосы, хинен рассыпался, и подол юбки опустел.
      - Подними голову, - приказал Гунлаки.
      Она повиновалась, дрожа и не опуская протянутую руку.
      - Ты ушла слишком далеко.
      До колонны было не менее пятидесяти ярдов.
      - Я собирала хинен, - прошептала женщина.
      Гунлаки сжал в кулаке рукоятку хлыста.
      - Ты ушла далеко, - повторил он.
      - Да, господин.
      - Ты хочешь, чтобы я отвел тебя обратно на веревке? - спросил Гунлаки.
      - Нет, господин.
      - Ты уже научилась называть герулов "господами", - заметил он.
      - И всех свободных людей тоже, господин, - добавила она.
      - Опусти руку.
      Женщина повиновалась.
      - Замотай веревку вокруг шеи, как раньше, - приказал Гунлаки. - И собери хинен.
      Она наклонилась и быстро подобрала цветы в подол юбки, все еще стоя на коленях. Гунлаки разглядывал ее ноги.
      - Вставай и возвращайся к повозке.
      - Да, господин.
      Отвернувшись от Гунлаки, она заспешила к колонне. Он ехал следом, слева от нее.
      Несомненно, она чувствовала, что Гунлаки наблюдает за ней.
      - Ты хотела бежать, - сказал Гунлаки.
      - Простите, господин.
      - Тебе некуда бежать.
      - Я не хочу носить клеймо, - потупилась женщина.
      - В землях герулов это не обязательно. Думаешь, мы не знаем, кто раб, а кто нет?
      Она вздохнула.
      - Тебе некуда бежать, - продолжал Гунлаки, - так же, как и женщинам в ошейниках с других планет.
      Подойдя к колонне, она остановилась и робко взглянула на Гунлаки.
      - Не пытайся бежать, - еще раз напомнил он. - По твоему следу пустят собак.
      - Мне страшно...
      - Правильно - рабы должны бояться.
      Она подняла глаза.
      - Ты знаешь, чего надо бояться больше всего? - спросил Гунлаки.
      - Нет, господин.
      - Того, что не сможешь полностью угодить, - объяснил Гунлаки.
      - Да, господин.
      - Повернись.
      Женщина вздрогнула, когда Гунлаки слегка ударил ее хлыстом по шее, наклонившись с седла.
      - Не вздумай снова бежать, - предупредил он.
      - Да, господин, - покорно согласилась женщина.
      - Вернись к повозке. Надеюсь, тебя не побьют.
      Спрятав хлыст, Гунлаки медленно ехал за ней, пока не увидел, что женщина нашла повозку и пересыпала хинен в корзину. Он следил, как женщину привязывают рядом с двумя другими пленницами. Женщина оглянулась, но Гунлаки уже повернул коня и поехал обратно.
      Пошел редкий снег. Где-то впереди закричала роженица. Над колонной вились птицы.
      - Хо! - воскликнул подъехавший Муджин.
      - Я видел тебя с женщиной. Тебе стало получше?
      - Я в порядке, - заверил его Гунлаки.
      - Я видел, что ты уходил с ней от колонны. Ты хорошо развлекся с ней? Она тебе угодила?
      - Я не стал брать ее, - ответил Гунлаки.
      - Ты надел на нее свой диск, чтобы прийти вечером? - не отставал Муджин.
      - Нет.
      - У нее полные ноги, - заметил Муджин. - Я видел. Я сразу узнаю ее, когда встречу в следующий раз. Сегодня вечером я надену на нее свой диск.
      Гунлаки пожал плечами.
      - Ты не против? - спросил Муджин.
      - Нет.
      - Как мне взять ее? - размышлял Муджин.
      - Как захочешь, - ответил Гунлаки, - она рабыня.
      В то время, как уже говорилось, колонна приближалась к горам Баррионуэво. На следующий день, если не подведет погода, воины могли увидеть впереди фестанг Сим-Гьядини.
      Вскоре колонна остановилась на ночевку. Ночью родилось несколько младенцев, и всех их выбросили на обочину дороги. Новорожденные вскоре умерли, их трупы сожрали птицы и собаки.
      Всю ночь Гунлаки снились сражения, которые происходили весной и в начале лета.
      К утру костры затушил снег, и лошади озябли. День начинался, как один из многих в походе, ничем от них не отличаясь.
      Гунлаки вспоминал парня, которого убил на заснеженной равнине близ Лотара несколько дней назад. Он вспоминал всадников лесного народа, восхищался ими и тем парнем. Жаль, что такие люди должны умирать, подумал он.
      Эти мысли вертелись у Гунлаки в голове, пока он подъезжал к лежащему на обочине в ледяной траве новорожденному ребенку.
      Гунлаки уже почти проехал мимо, но вдруг остановил коня и обернулся.
      - Пошла прочь! - прикрикнул он на собаку, жадно обнюхивающую крохотного, живого человечка. Гунлаки разглядывал его с высоты седла.
      Ребенок был хрупким существом с красноватой кожей; он лежал в окровавленной, примятой траве. В нескольких футах от него проходили колеи, по ним растянулась колонна. Ребенок был перепачкан кровью, к ней примешались грязные брызги от колес проходящих повозок. Гунлаки решил, что ребенок родился несколько минут назад. Собаки еще не тронули его. Вокруг ребенка еще вилась пуповина с мягким кровавым комком последа на конце.
      Поблизости на земле уже сидела большая птица.
      Гунлаки спешился и осмотрел младенца - тот казался здоровым, бил ножками и кричал. Гунлаки не понимал, что заставило его вернуться и спешиться. Ребенок казался разгоряченным, и это удивило Гунлаки - ведь он лежал на ледяной траве. Маленькие конечности молотили воздух. Гунлаки не понравился плач, и он попросил:
      - Успокойся.
      Еще один конный воин остановился рядом.
      - Отойди, - попросил воин. - Я затопчу его.
      Гунлаки не шевельнулся.
      - Лучше давайте поиграем с копьями, - предложил третий.
      Иногда детей врагов использовали вместо тряпичных мячей или дынь при игре с копьями. Гунлаки отмахнулся. Оба воина уехали, странно поглядывая на него. Гунлаки почувствовал смущение и вновь сёл в седло, чтобы продолжать путь. Он заметил, что собака подкралась поближе - ее пасть была приоткрыта, язык свисал между острых зубов. Шерсть на ее загривке вздыбилась. Даже птица, которую мы назвали грифом, неуклюже заковыляла к ребенку на своих кривых лапах. Гунлаки снова взглянул на ребенка, а потом перевел взгляд на грифа и собаку. Над ними появилась еще одна птица. Гунлаки приходилось видеть, как новорожденных за пуповину оттаскивали от колонны, бросая на корм собакам. Он видел, как птицы разрывали младенцев на куски. Гунлаки спешился и склонился над маленьким тельцем. Из любопытства потрогал послед - тот еще был теплым. Кровь и воды на примятой траве тоже пока не замерзли. Конечно, на холоде они высыхали медленнее. Ясно, что ребенок родился совсем недавно. Гунлаки вытер пальцы о свой плащ. Он снова оглянулся на собаку и двух птиц и вытащил нож. Придерживая одной рукой головку ребенка, он приставил нож к его горлу, но тут же убрал. Ножом он обрезал пуповину, оставшуюся часть завязал узлом. Убрав нож, он взял ребенка на руки и поднялся. Оттуда, где стоял Гунлаки, были видны горные вершины. Случайно опустив глаза, он удивился, заметив то, чего не видел прежде. Там, где лежал ребенок, почти под ним, среди примятой травы и пятен крови, валялся медальон с цепочкой. Вещь показалась Гунлаки ценной, он поднял медальон и повесил себе на шею. Вскоре он присоединился к колонне. Ребенок, завернутый в плащ, пригрелся и заснул. Позднее, днем, Гунлаки разыскал повозку, на которой везли ощенившуюся суку. Оказавшись у ее соска вместе со щенками, ребенок принялся энергично сосать.
      Ближе к вечеру впереди, почти скрытый облаками, показался фестанг Сим-Гьядини.
      - Что это у тебя? - с любопытством спросил Муджин, впервые за день подъехавший к Гунлаки. Тот показал ребенка. - Это ребенок не нашего народа.
      - Да, - кивнул Гунлаки.
      - Так убей его, - посоветовал Муджин.
      Гунлаки отрицательно покачал головой.
      - Он вырастет и убьет тебя, - предупредил Муджин.
      - Верно, - согласился Гунлаки.
      Вечером он направился по узкой каменистой тропе, ведущей от деревни к фестангу.
      - Если мы не возьмем его, что ты будешь делать? - спросил брат Вениамин.
      - Брошу его собакам, - ответил Гунлаки.
      - Мы возьмем его себе.
      - Он сосал суку, - сказал Гунлаки. - Если у вас есть собаки, они могут кормить его.
      - В деревне найдутся кормящие женщины, - улыбнулся брат Вениамин. - Как его зовут?
      - Не знаю, - ответил Гунлаки.
      - Так он сосал собаку? - спросил брат Вениамин. Гунлаки кивнул. Значит, это щенок. Мы будем звать его Псом.
      Гунлаки осторожно прикоснулся пальцем к щечке ребенка и бережно положил его в руки брата Вениамина.
      - Постой, это было рядом с ним, - Гунлаки снял с шеи медальон и протянул его брату Вениамину.
      - Что это такое?
      Гунлаки пожал плечами.
      - Я сохраню его для ребенка, - пообещал брат Вениамин.
      Гунлаки взобрался в седло и направился вниз по тропе. На следующее утро он вновь выехал в поход вместе с колонной.
      Глава 7
      Он лежал на боку в песке, испытывая полное смятение чувств. На мгновение в глазах у него потемнело. Его тело было как будто сковано холодом, оно оцепенело и оставалось неподвижным. Он видел, как приближаются два стражника и женщина. Он вспомнил, что когда-то уже встречался с ней. Он наблюдал, как она ступает по песку мимо коленопреклоненных, ждущих людей. Сейчас она была одета не в синий мундир; а в облегающую подпоясанную тогу из белого кортана - одежду, подходящую для торжеств и развлечений. Он удивился, почему она так оделась, ибо заметил, что на этой планете мужчины и женщины кроме низших сословий, жителей трущоб - одевались совершенно одинаково, вероятно, чтобы подчеркнуть свое равноправие и пренебрежение к половым различиям. Это длинное и полупрозрачное одеяние вызвало ропот на трибунах. Он не сомневался, что множество женщин, упрятанных в неудобную одежду, сочли тогу вызывающей и неприличной. Какими обидчивыми, злобными и ревнивыми они могли быть! Что это она о себе думает? Неужели она не знакома с правилами приличия? Должно быть, женщина понимала, насколько приковывает к себе внимание таким нарядом. Ей было не обязательно проходить по усыпанной песком арене, но тогда кто бы заметил, как она одета? Он слышал возмущенный ропот на зрительских скамьях. Но чего было опасаться этой женщине? Она могла сослаться на то, что вышла проследить, все ли сделано надежно - просто в силу своих обязанностей. Однако какое ей было дело до чужого мнения? Она относилась к нему равнодушно, ибо сама принадлежала к сословию хонестори. Кроме того, он чувствовал, что этой женщине нравится быть объектом внимания, приятно вести себя вызывающе. К чему ей было бояться? Она происходила из знатного рода. Ее мать, которая вынесла приговор, сидела сейчас в ложе мэра и была главной судьей города. Он видел, как мать повернулась к женщине-мэру и что-то сказала ей. Стражники, сопровождающие ее дочь, были облачены в мундиры. Один из них нес веревки, у обоих были дубинки. Он уже знал, что это такое - при помощи дубинок его сейчас свалили на песок. Такое оружие, и другое, более опасное, было малочисленным на планете, оно могло принадлежать только представителям власти, да и то не всем. Население главным образом находилось во власти двух, не всегда враждующих групп - представителей власти и преступников. Так было заведено на большинстве планет Империи. Производство оружия монополизировали власти Империи. Оружейники, особенно искусные и опытные, были среди первых людей, которых заставили подписать обязательства. Он смотрел, как приближаются трое человек. Песок на арене был рыхлым и глубоким, ноги погружались в него по щиколотку. Женщина была обута в сапоги, и он решил, что она заранее задумала пройтись по арене, еще когда одевалась сегодня утром. Ее присутствие здесь не было незапланированным она просто проверяла, не случилось ли досадных недосмотров.
      Несомненно, ей хотелось пройтись по арене под взглядами толпы. Он видел, как за идущими тянется цепочка следов, разбивающая гладкий песок его разровняли, как только пленники были поставлены на колени. Служащие арены будут недовольны, они серьезно относятся к своей работе. Вскоре песок истопчут подошвами, но вначале он должен выглядеть гладким. Стражники и судебный исполнитель, дочь судьи, остановились перед ним. Он поднял голову. Женщина указала на него величественным, предназначенным для толпы жестом.
      - Этому нельзя доверять, - произнесла она. - Свяжите его, и покрепче.
      Он не сомневался, что стражники послушаются приказа. В самом деле, что будет с властью судебного исполнителя, если мужчины перестанут подчиняться ей? Они подчинились. Они привыкли выполнять приказы, не спрашивая, откуда эти приказы взялись, зачем они нужны и какими будут их последствия. На лице женщины застыло надменное выражение. Она выглядела прекрасно. Ее тело казалось прохладным и упругим; черные волосы были стянуты узлом на затылке. Однако при всей ее надменной холодности и суровости он не счел ее совершенно непривлекательной. Он рассматривал эту женщину, наблюдал за ней и изучал ее, еще когда сидел в зале суда под охраной стражников с дубинками - тогда она была одета в мундир. Теперь он видел ее в белой тоге. Тога скрадывала очертания ее фигуры. Он представил, как бы эта женщина выглядела обнаженной. Один из стражников усмехнулся. "Молчать!" - прикрикнула на него судебный исполнитель. Несомненно, зрачки его глаз в эту минуту расширились. Ему уже устраивали такое испытание еще во время суда: к нему привели женщину-заключенную. Его реакцию заметили и учли во время слушания дела. "Свяжите его!" - приказала женщина. Стражники переглянулись, а затем один из них направил на пленника дубинку.
      Пока он лежал на песке, потрясенный и полупарализованный, его руки связали за спиной, обмотав веревкой грудь.
      - Покрепче! - приказала женщина.
      Веревки стянулись туже, их завязали узлом. Затем пленника вновь поставили на колени.
      Женщина рассержено ударила его по щеке. Удар не был болезненным, так как ее рука оказалась слишком слабой, но он жег и унижал. Он не боялся ударов, особенно нанесенных женщиной. Мужчину можно убить, но женщину убивать нельзя. Одним ударом он мог бы сломать ей шею. Женщина злобно смотрела на него. На трибунах послышался смех, и женщина разозлилась. Многие зрители поняли, что пленник осмелился взглянуть на нее, судебного исполнителя, дочь главной судьи, и при этом его зрачки расширились. Чего еще она могла ожидать, появившись в таком одеянии перед человеком, который предпочел проявить "истинное мужество", как говорили на этой планете, а не просить о помиловании или смягчении казни? Он ударил женщину только однажды - Тессу, когда она дала ему пощечину. Он ударил ее по спине. Могла ли Тесса ожидать этого? Вероятно, нет. Тесса с трепетом смотрела на него, отброшенная ударом на пол курятника. Она подползла к его ногам, вымаливая прощение. Он взял Тессу прямо на полу курятника. После этого она встречалась с ним тогда, когда он приказывал.
      С какой яростью смотрела на него дочь судьи! Он отвернулся. Его тело еще было охвачено оцепенением. Трибуны постепенно заполнялись зрителями.
      Веревки, перехватившие его грудь, были сильно стянуты - он знал об этом. Странно, он не чувствовал их, по крайней мере, так, как чувствовал раньше. Ему казалось, что связали кого-то другого. Если так, то он мог бы объяснить странное ощущение от веревок тем, что его истинная сущность находилась глубоко внутри тела, далеко от них. Тело, заключающее в себе органы, было лишь скорлупой, в которой жил истинный "он". Брат Вениамин рассказывал, что в действительности он невидим - тот, кто живет внутри тела, где-то в глубине. Он назывался "коос" - древнее слово, первоначально означающее "дух". Флоон, разумная саламандра из преобладающего мира рептилий Цируса, первым, к удивлению многих, узнал, что коос вечен, что он не появляется и не исчезает, а существует постоянно, где бы он ни находился. Впоследствии возникла идея, что разумные существа не умирают, и эта идея очень польстила самим разумным существам. Тот факт, что сам Флоон умер на электрическом стуле, ничуть не уменьшил число последователей его учения. Прошел слух, что Флоон на самом деле не умер, а позднее появился одновременно на нескольких планетах, вновь проповедуя свое учение. Спустя два поколения после его смерти наставления Флоона были собраны его последователями. В некоторых случаях эти наставления оказывались противоречивыми, но это всегда можно было устранить, подобрав подходящие объяснения. Конечно, некоторые наставления по той или иной причине были отвергнуты или признаны неподлинными. Это сделали те, кто никогда не видел Флоона - существа, которые появились на свет через несколько поколений после его смерти. Брат Вениамин учил, что у лошадей и собак нет кооса. Этому трудно поверить - ведь они ощущают боль, чувствуют и страдают. Их внутренности соответствуют образу их жизни. Затруднение возникало только с разумными существами или некоторыми из них. Вопрос о наличии кооса у морских млекопитающих оставался спорным. Брат Вениамин считал Флоона эманацией Карша, но в Империи существовало немало противников подобной точки зрения. Попытаюсь кратко описать основные принципы этой теории. Существовал сторонник "теории иллюзий" Фингэль, он учил, что поскольку совершенный Карш не знает боли (боль признавалась несовершенной), то значит, Флоон являлся иллюзией, потому что он, вероятно, испытывал боль на электрическом стуле. Некоторые считали Флоона всего лишь мыслящей саламандрой, или саламандроподобным существом - не более того, однако признавали его одаренным и вдохновенным пророком. Большинство верующих не поддержало эту версию. Одни склонялись к тому, что в образе Флоона действительно воплотился Карш или его часть, независимо от того, имели ли оба существа одинаковую природу и от того, какой была эта природа, или же подразумеваются два вида вещества, слитые воедино. Это последнее предположение стало наиболее распространенным - вероятно, в силу своей противоречивости и загадочности. Несмотря на очевидную вербальность, неспособность найти эмпирические доказательства подобных предположений и неумение, не касаясь уже вопросов вероятности, эмпирически различать эти гипотезы, в которых, несомненно, были свои преимущества, многие восприняли эти рассуждения самым серьезным образом и пострадали за свои убеждения, флоонианцы погибали от рук флоонианцев. Неудивительно, что требовался серьезный надзор за различными епархиями и связанной с ними силой...
      Их глаза встретились.
      - Ты мог бы и не оказаться здесь, - сказала женщина. - Ты сам сделал выбор.
      Он отвел глаза. Женщина сказала правду.
      Флоонианцы стали притчей во языцех для нескольких поколений хонестори, большинство которых придерживалось старой веры, построенной на совершенно ребяческой уверенности в исполнении желаний, но вскоре было замечено, что флоонианцы в своих многочисленных сектах представляют собой все более значительную силу. Империя насторожилась. Еще более тревожной оказалась склонность большинства сект флоонианцев отказываться от обрядов, обычаев и традиций Империи. Считая, что в своем уничижении и самобичевании они стоят выше остальных благодаря благословениям Флоона, Флоонианцы общались в основном между собой, отделившись от сограждан. Они уклонялись от военной службы, что ускорило появление армии наемников. Флоонианцы создавали свои благотворительные общества, открывали собственные кладбища. Они неохотно возлагали лавры на алтарь гения Империи, что считалось ни больше, ни меньше, чем проявлением предательства. Целью их жизни было не благосостояние своих сообществ или Империи, а спасение собственных коосов. Во многом может показаться, что феномен флоонианства, который обычно считается более единообразным, чем он был на самом деле, оказался не только случайным, забавным, эгоманиакальным заблуждением, но и опасным, непатриотическим верованием. Конечно, в то время Империя не помышляла о возможности использования флоонианства в своих целях - такое решение пришло позднее. Высокопоставленные чины, флоонианских общин были привлечены к участию в делах Империи и приобрели власть не только в собственных сектах, но и внутри всего государства, дабы привести Империю к процветанию. Позднее флоонианцы стали хорошо осознавать преимущества умеренного отделения от государства. Вскоре откровения Флоона были заново истолкованы, или "переосмыслены"; в частности, последователи веры теперь должны быть не только праведными, но и выполнять свой долг по отношению к Империи, ради ее блага брать в руки оружие, и многое другое.
      Но сейчас, во времена нашего рассказа, флоонианцы еще были изгоями. К ним относились, даже среди низших сословий, среди которых флоонианцы в основном распространяли свое учение, как всего лишь к временно заблуждающимся чудакам.
      Жаль, что мне приходится тратить время на ссылки из истории и религии, но это необходимо, поскольку без них дальнейшее развитие нашего рассказа будет трудно понять, каким бы упрощенным он ни был. Умоляю читателей забыть о своем предубеждении и уделить хоть немного внимания подобным вопросам, какими бы странными они ни казались, какими бы чуждыми здравому уму и нормальным чувствам ни были. Мы затронем эти вопросы совсем неглубоко ровно настолько, насколько они связаны с нашим повествованием. И еще несколько замечаний: во-первых, хотя многое здесь может показаться странным, забавным и нелепым, в тюремном заключении, судебном приговоре и казни нет ничего нелепого или забавного. Нет ничего забавного и в ужасной смерти, которой подверглось множество разумных существ за свои убеждения. Следует хорошо уяснить, что влиятельные, нещепетильные люди в проведении жестокой "истинной политики" могут воспользоваться подобными убеждениями в собственных целях, как пользуются даже более подходящими, многообещающими, зримыми возможностями - такими, как свойства человеческой натуры. Во-вторых, согласно первому замечанию и нашему рассказу, флоонианство вскоре должно быть принято теми, кто узрел в нем в той или иной мере, на том или ином уровне сознания путь к богатству, славе и власти. Если бы Флоон вновь решил вернуться в цивилизованный мир, вероятно, это утонченное и робкое существо перепугалось бы до смерти, которой оно и было бы подвергнуто, ибо настоящее привело бы его в замешательство. Несомненно, обряды, ритуалы, порядки, правила и иерархия изумили бы Флоона. И пошел бы он своей дорогой, пораженный, качая головой, отвернувшись от мира, удовлетворяясь своими смиренными убеждениями. В-третьих, хотя в Империи считалось нужным преследовать флоонианцев, это никогда не делалось на государственном уровне. Скорее, преследование было нехарактерным, оно противоречило и нарушало общепринятую политику Империи. В самом деле, в Империи почиталась снисходительность ко множеству верований различных планет. Такой порядок изменился позднее, когда флоонианству было позволено процветать в пределах Империи, но при этом общая политика снисходительности стала неприемлемой. Все изменилось. Флоонианцы, сумевшие набрать силу только потому, что их из снисхождения не задушили в зародыше, теперь, оказавшись на высоте положения, отвергли более ненужную снисходительность и ввели постоянное, всемерное преследование, которое ужасало даже имперских военачальников, знаменитых числом своих жертв. И еще, хочу заметить, что будущее флоонианства может оказаться совсем иным - как известно, пристрастия сильных мира меняются. Наш герой и подобные ему могут иметь ко всему вышеупомянутому самое прямое отношение...
      - Не смей смотреть на меня! - приказала женщина.
      - Я не чувствую веревку, - попытался объяснить он.
      - Это потому, что ты парализован током, тупой невежда, - засмеялась она.
      Отвернувшись, женщина с двумя стражниками прошла по арене. Через главные ворота арены она поднялась в ложу мэра на привилегированной трибуне. Там находились почетные места, и самое почетное из них - трон, который в этом городе занимала леди-мэр.
      "Значит, брат Вениамин, уважаемый брат ошибался, - думал пленник. - Я только кажусь где-то внутри тела, потому что мои ощущения изменились. А все потому, что на меня направили эту странную дубинку". Он не мог понять, как его ударили, даже не прикасаясь к нему. На корабле команда рассказывала о таком оружии. Он часто расспрашивал людей с корабля об этой планете, об ее истории и обычаях. Он хотел понять и эту, и другие планеты. Вероятно, он был невежественным крестьянином из деревни близ фестанга, но он не был тупым. Его ум все время оставался деятельным, даже чересчур деятельным. Люди с корабля охотно беседовали с ним, удовлетворяя его стремление к знаниям, удивление, любопытство; и странное дело. - многое из того, что они рассказывали, оказалось верным. Только об устройстве корабля они говорили мало и неохотно - им это не позволялось. Для крестьянина же это было интереснее всего.
      Он увидел, как открываются ворота, и женщина поднимается по ступеням к почетным местам. Стражники остались у входа в ложу, по обеим его сторонам: иногда горожане во время зрелищ пытались передать прошения прямо в руки представителей власти. К тому же не один губернатор или император был убит в цирке - обычно во внутреннем дворике или коридоре, ведущем из ложи на улицу.
      Он наблюдал, как женщина занимает кресло рядом с матерью, верховной судьей, сидящей справа от мэра. Он не считал себя ни невеждой, ни варваром. Он был крестьянином из деревни близ фестанга на одной из планет Империи, где была даже своя столица, Вениция.
      Он всмотрелся в цепочку следов, оставленных женщиной на песке. Она шла по-другому, не так, как мужчины!. На этой планете женственная походка была необычным явлением. Многие женщины пытались изменить свою естественную поступь. Но судебный исполнитель не думала о походке. С трибуны донесся возмущенный ропот женщин, когда она медленно и невозмутимо проследовала в ложу. Она принадлежала к сословию хонестори. Пленник предположил, что эта женщина испытывает смешанные чувства относительно собственного пола. Он задумался, гадая, есть ли планеты, женщины которых не испытывают подобных чувств, а просто принимают себя такими, какие они есть, и радуются этому. Он слышал, что на некоторых планетах все женщины считаются рабынями. Они одеваются для удовольствия мужчин. Их походка, одежда и украшения не вызывают сомнений в их женственности.
      Опять запели трубы, и пленник увидел, как открываются боковые ворота. На арену выбежали карлики. Их было больше, чем пленников; они несли длинные мерные доски, крюки и корзины. Послышалась веселая музыка и одобрительные крики. За карликами появились несколько грузных мужчин с тупыми лицами, на которых были только набедренные повязки. Каждый из них нес барранг широкий, с острым лезвием длиной до трех футов и футовой ручкой, за которую можно было взяться двумя руками. Вероятно, каждый барранг весил около двенадцати фунтов.
      Крестьянин задвигался. Веревки держали крепко. Их основа глубоко впилась в руки - теперь он это почувствовал. Чувства возвращались к нему задолго до того момента, когда этого можно было ожидать. Он решил оставаться коленопреклоненным - не только ради брата Вениамина и самого себя, но и из пренебрежения к зрителям. Он не обращал внимание на веревки. Неужели эти люди настолько не доверяют ему, что не могут оставить в покое, пока не освободится и не улетит его коос - невиновный и непострадавший? В конце концов, они не могут повредить коос - об этом говорили братья. Но, может быть, кооса у него нет. А если его и вправду нет - что тогда? Что, если он это всего лишь он сам, а совсем не коос, которого, насколько известно, не видел ни он, ни любой другой? Наверное, они вправе не доверять ему. Но что он может сделать - бежать со связанными руками, пока карлики не настигнут его и не притащат назад на крюках под смех толпы, а грузные воины будут ждать сигнала, покачивая тяжелыми баррангами? Он зашевелился. Веревки были прочными, очень прочными. Вероятно, стражники и судебный исполнитель решили не оставлять ему шансов. Такие веревки способны сдержать даже бешеного кабана, не говоря уже о жертвенном быке - белоснежном, с позолоченными, украшенными бусами рогами - таком, каких умерщвляют жрецы Телнарии.
      Служители с граблями вышли через Ворота мертвых и выстроились у края арены.
      На сегодняшний день было назначено несколько представлений, и большая их часть должна была занять продолжительное время. Кое-где места для зрителей пустовали, хотя цирк был небольшим, в самый раз для провинциального городка. Зрители часто опаздывали, не прочь пропустить начальные церемонии, неизбежные для зрелищ.
      Мужчины, стоящие на арене, вслух начали молиться Флоону, Каршу или святым заступникам. Он не знал молитв Святому Гьядини, да и вряд ли можно было открыто молиться ему - Гьядини придерживался теории эманации, и, значит, был отступником. Кто бы осмелился молиться ему в те времена?
      Программа зрелищ была расписана на целый день: песни и танцы, спортивные состязания, бои животных, корриды, гладиаторские бои, акробатические номера, выступления канатных плясунов, краткие постановки, мифологические сценки и так далее - чтобы заполнить все время до сумерек. Цирк освещался только солнцем. Если какое-либо зрелище планировалось провести вечером, его переносили на меньшую арену, освещенную светильниками. Энергия на планете весьма ценилась, вся она шла на нужды Империи, и пользовались ею строго ограниченно. С другой стороны, существовали надежные неиссякаемые ресурсы - свет звезд, солнца, энергия ветра и приливов, даже такие бесценные богатства, как трава и почва. Все, что находилось под небесами, укрепляло единство и вечность Империи.
      Он еще раз попробовал веревки. Они могли выдержать кабана и жертвенного быка.
      Он заметил, что леди-мэр поднялась с кресла.
      Она, как и судья, сидящая рядом, была одета в плотную, мешковатую одежду, которую крестьянин видел на многих женщинах города. Эта одежда разительно отличалась от белой тоги из кортана, в которую была облачена дочь судьи. Конечно, она была не единственной женщиной в цирке, одетой подобным образом. Крестьянин замечал там и тут на трибунах яркие платья, особенно много было желтых и красных. Некоторые женщины надевали даже ожерелья и браслеты. На женщине-заключенной, с помощью которой его признали "не настоящим мужчиной", было ожерелье, и когда ее поставили совсем близко, ее короткая одежда распахнулась до самых бедер. Оптическое устройство зафиксировало реакцию крестьянина - доказательство было неопровержимым.
      Мэр подняла руку, повернувшись к толпе. Запели трубы. Мужчины на арене затянули гимн Флоону. Крестьянин не пел - он не знал, о чем просить Флоона.
      Позади кресла мэра он разглядел небольшой алтарь, на котором мерцало пламя. Леди-мэр взяла из рук служителя пакет и высыпала его содержимое в огонь, который сразу зашипел, и с алтаря взметнулась тонкая желтоватая струйка дыма. Крестьянин уловил запах благовоний. Это был древний телнарианский обычай - возлияние божествам, в которых, как считал крестьянин, уже никто не верил.
      Звуки гимна Флоону, которые казались тихими и неуверенными, отчетливо разносились по всему цирку. Крестьянин заметил, что дым перестал подниматься с алтаря. Леди-мэр встала перед своим креслом и подняла правую руку с зажатым в ней шарфом.
      - Пусть начнутся игры! - провозгласила она формулу, происхождение которой терялось в глубине веков.
      Она разжала пальцы, и шарф упал к ее ногам. Взревели трубы, но этот звук почти потонул в восторженных воплях толпы. Все зрители в предвкушении зрелищ подались вперед.
      Грузные мужчины сдернули с бедер повязки и повернулись к зрителям, подняв руки и потрясая баррангами. Толпа бешено аплодировала. Эти мужчины в ее понимании были "истинными". Когда они вновь отвернулись к арене, крестьянин едва смог поверить глазам, настолько необычное предстало ему зрелище. Он зажмурился и потряс головой. Неужели это обман зрения из-за белизны песка и слепящего солнца? Нет, здесь не может быть ошибки. Об этом свидетельствовали его глаза, но разум на мгновение отказывался им верить. Он отвернулся, сдерживая тошноту, и уткнулся в песок - он, выросший в грязной, жестокой деревне, жители которой часто сталкивались с кровью и смертью! Тела мужчин были ровными и гладкими. Несомненно, многие считали такую гладкость весьма красивой и полезной - несмотря на то, что в своем первозданном виде мужчины смогли бы лучше угодить женщинам планеты. Несомненно, многие отстаивали пользу выхолащивания не только как путь к моральному, но и экономическому и политическому совершенству нации. "Ты мог бы не оказаться здесь", - сердито сказала ему судебный исполнитель, дочь судьи, всего несколько минут назад, на песке. И это была правда. Судья все ему объяснила. Она была готова проявить милосердие. Кроме того, для крестьян, только что прибывших из деревни, существовали своеобразные льготы, в основном вызванные повышением имперского налога для провинциальных городов. Судья, мэр и прочие представители власти знали, что обязательств никто не отменял. Но этот человек был опасен и слишком мужественен. Женщины боялись подобных мужчин. Он мог бы отделаться простой казнью. Стражники не стали бы медлить и мучить его - кроме электрических дубинок, у них были другие, более опасные виды оружия, способные сжечь человека, как огонь сжигает бумагу. С другой стороны, судья испытывала давление имперских предписаний. Крестьяне были необходимы Империи, потому судья решила проявить милосердие и пощадить подсудимого. Его бы отправили на одну из пригородных ферм, а перед этим заставили для большей надежности подписать обязательство. Он оказался бы на всю жизнь привязанным к участку земли. Однако судья видела, что крестьянин необыкновенно высок и силен. Такие мужчины были опасны. Она чувствовала, что причиной ее беспокойства является грубая, животная неразвитая мужественность крестьянина - такая же естественная для него, как дождь или солнечный свет. Конечно, эта мужественность не была уникальной, хотя, как мы вскоре узнаем, именно она наделяла крестьянина исключительной силой. Мужественность такого рода нередко проявлялась у неграмотных крестьян. Ее подавляли с помощью наставлений, тысячи утонченных способов сдерживания, и, как последнее средство - путем кастрации. Изоляция крестьян, тяжелая работа на полях не оставляли им времени и возможности задуматься над прихотями цивилизованных людей. Однако высказывались сомнения в том, что кастрация крестьян отвечает интересам образованных горожан. Крестьяне были необходимы, а вследствие программы поголовной кастрации их бы становилось все меньше. Следует заметить, что мужественность нашего героя была не просто результатом деревенской грубости. Она заключала в себе интеллект, властность, бескомпромиссную агрессивность иной, более сложной формы жизни - жизни воина. Появление подобных качеств у простого крестьянина казалось странным и необъяснимым.
      - У меня есть результаты теста на расширение зрачков, - сказала судья, взяв со стола бумагу. Крестьянин не мог рассмотреть, что еще лежит на столе, так как тот был слишком высок. - В тестовой ситуации твои зрачки расширились.
      Крестьянин промолчал, не совсем понимая, о чем она говорит.
      - Ты понимаешь меня?
      - Нет, - покачал он головой.
      - Ты смотрел на женщину и думал о ней, как о существе женского пола, объяснила судья.
      - Она и была существом женского пола, - удивился крестьянин.
      - Ты находишься в цивилизованном обществе с цивилизованными законами, возразила судья. - Здесь мужчины и женщины одинаковы. А ты смотрел на женщину так, как будто она отличается от мужчины.
      - Да, - признал крестьянин.
      - Это опасные антиобщественные наклонности, - заявила судья. Крестьянин молчал. - Это нарушение гражданских и нравственных норм.
      - Только не на той планете, где я вырос, - возразил крестьянин. Он помнил, как вместе с юношей из своей деревни, Гатроном, и другими парнями они часто убегали смотреть, как девушки ловят сетью рыбу в озере. Иногда он жалел, что Гатрона пришлось убить, но у него не было выбора - Гатрон первый ударил его. Иногда деревенские девушки высоко подтыкали юбки. Они знали, что за ними наблюдали, и старались казаться оживленными и смешливыми. Позднее он поймал Лиа в ее собственную сеть и опрокинул на спину в тростниках, среди травы и ила. Как она вздрагивала и смеялась, как беспомощно целовала его! Затем он, пораженный наслаждением, которое только что испытал, уступил ее своему другу Гатрону. Она не хотела этого, но не могла сопротивляться, запутавшись в сети. Гатрон тоже остался доволен. Позднее Лиа отпустили, а сами вернулись в деревню длинной дорогой. В тот день крестьянин впервые осознал, какой ценной может оказаться женщина, и понял, как естественно существование планет, где женщин продают и покупают. Они, должно быть, замечательно выглядят с цепями на ногах - покорные, готовые услужить. Ему хотелось, чтобы и Лиа, и других женщин, которых он знал - Тессу и Пиг обратили в рабство. Гатрон долгие года был его другом, они вместе работали и охотились. А потом в один злополучный день Гатрон ударил его. Гатрона пришлось убить. Несомненно, этот случай крестьянин должен был запомнить надолго. Он не желал ни с кем сближаться так, как с Гатроном - это оказалось опасным. Не то, чтобы он перестал смеяться, петь и шутить по праздникам. Он всего лишь никого не хотел подпускать к своей душе. Вероятно, ему хотелось иметь друзей, но он опасался. С другой стороны, он мог и не задумываться об этом. Например, так было с медальоном - он предпочитал не раздумывать, откуда он взялся. Редко, кто знал, о чем он думает; никто из односельчан не мог похвалиться тем, что знает его, даже женщины. Он ясно понимал, как опасно подпускать к себе людей. Гатрон был близок ему. Опять-таки, кто знает, насколько это было связано с медальоном и цепочкой? Может, крестьянин не был столь чутким и подозрительным к вопросам, которые могли бы заинтересовать другого человека. Или же это казалось ему слишком простым, неважным и неинтересным.
      - Если ты не хочешь, чтобы я смотрел на нее как на женщину, зачем ты привела ее ко мне полуодетой? - спросил крестьянин.
      Судья в ярости взглянула на него.
      - И надела на нее ожерелье? - добавил он.
      - Молчи!
      - Разве она не личность? - спросил он, не совсем уверенный в значении этого слова. Казалось, оно ничего не выражает. Крестьянин никогда не знал, что оно значит.
      Стражники подняли дубинки.
      - Она - арестантка, падшая женщина, - объяснила судья.
      - Не личность?
      - Нет. На таких, как она, каждый имеет право смотреть с расширенными зрачками.
      - Тогда что плохого, если я сделал это? - удивился крестьянин.
      Судья нахмурилась и покраснела, положив обратно на стол бумагу.
      Затем его отвели к судебному исполнителю в синем мундире. Она была молода и довольно привлекательна. Крестьянин прикинул, как бы она выглядела обнаженной с ожерельем на шее, подобно падшей женщине. Вероятно, они бы не слишком отличались друг от друга. Но крестьянин тут же решил, что его мысли неприличны. Эта женщина была хонестори, возможно, даже патрицианка, одна из немногих на провинциальной планете. Но все же она была женщиной. Так в чем же разница? Первый раз взглянув на крестьянина, она затаила дыхание и смутилась, а потом отвернулась, густо покраснев. Судья не заметила этого. Причина того, почему ее дочь в день зрелищ облачилась в тогу и прошлась по арене, была ясна - она хотела появиться в таком виде перед крестьянином, увидеть его связанным. Вероятно, этим она думала унизить его, показать свою власть - ведь оба стражника подчинялись ей.
      - Суд готов проявить милосердие, - сказала судья, которая при любых обстоятельствах оставалась самой собой.
      Ему предложили выбор между особой жизнью и смертью. Его. преступление было ужасно - кража дарина и серебряного браслета, а потом хладнокровное немотивированное убийство порядочного горожанина и уважаемого владельца таверны. Нашлось девять свидетелей преступления, пятеро из которых были близкими родственниками владельца таверны и еще четверо - стражниками, которые подтвердили кражу браслета и дарина. Подсудимый не смог опровергнуть обвинения. Он также не стал объяснять, как в его котомке оказались дарин и браслет. Записи таможни сообщали, что во время прибытия крестьянина на планету этих предметов у него не было.
      - Ты признан виновным, - объявила судья. - Ты хочешь просить суд о милосердии?
      - Нет, - ответил он.
      Ответ не удовлетворил судью.
      - Тем не менее, - сухо продолжала она, - суд склонен проявлять снисходительность в своем терпении и милосердии, несмотря на тяжесть преступления и неразумное решение преступника. В конце концов, нравственное выздоровление и перевоспитание обвиняемого, даже столь не заслуживающего снисхождения - главная и самая важная цель правосудия. Хотя пожизненное отбывание наказания на исправительных работах - недостаточная компенсация за содеянные злодеяния, помощь в благосостоянии общества лучше, чем ничего, и этим не следует пренебрегать.
      Из всей этой речи крестьянин понял очень мало.
      - Есть способ уменьшить энергию, силу и неприемлемую агрессивность твоей натуры, - продолжала судья.
      Он опять не понял.
      - Конечно, ты понимаешь, что твои гены антисоциальны, опасны, потому не должны быть распространены, - добавила она.
      Крестьянин не знал, что такое "гены".
      Вскоре он понял, что ему предоставляют выбор: либо его кастрируют и затем отошлют до конца жизни работать на полях, либо публично казнят в цирке. Судья, ненавидящая и боящаяся таких мужчин, как он, в своей важности и суетности считала, что предоставление такого выбора заставит крестьянина смириться с лишением мужского достоинства. Так он выполнит ее волю, унизит и оскорбит себя.
      Но крестьянин выбрал смерть.
      В зале суда послышались вздохи, шепот и восклицания. Сама судья на мгновение утратила дар речи.
      - Ты не оставляешь мне другого выхода! - со сдержанной яростью воскликнула она.
      Крестьянина должны были отвести в цирк, на попечение хозяина.
      - Уведите его! - приказала судья.
      Вперед выступила ее дочь в синем мундире и вместе со стражниками препроводила крестьянина из зала.
      Толпа закричала, когда барранг в руке одного из скопцов после нескольких быстрых ложных выпадов, сдерживаемых в последний момент, очередным ударом отсек голову первой жертве, так что она отлетела далеко в сторону. Один из карликов, к удовольствию толпы, вперевалку заспешил за головой, собираясь положить ее себе в корзину. Он казался огорченным, наклонялся из стороны в сторону, ставя корзину на песок рядом с отрубленной головой. Он поднял голову за волосы и взвесил на руке, а потом сунул в корзину. Тело осталось стоять на коленях, как бывало при особенно быстрых и чисто нанесенных ударах. Артериальная кровь, разгоряченная при испуге жертвы ложными выпадами, хлестала вверх. Стоящих рядом обдали яркие брызги. Одни карлики мерными досками определяли высоту фонтана, другие, когда тело тяжело осело в песок, зацепили его крючьями и потащили к Воротам мертвых, оставляя кровавую борозду на песке.
      Вторая голова отлетела еще дальше, чем первая. Поднялся одобрительный шум. На ограждении арены там и тут пестрели пятна крови от отлетающих голов. Ходили слухи, что грузные скопцы могли регулировать направление и дальность полета, изменяя угол удара, в последний момент слегка поворачивая лезвие. Иногда особо азартные зрители сговаривались со скопцами об этом.
      Гимн Флоону, каким бы слабым и невнятным он ни казался, разносился по всей арене.
      Конечно, существовали и худшие способы умерщвления, связанные с мучениями и пытками. Дыба, клещи, щипцы, ножи, крючья, колья, веревки с узлами, костры, каленое железо - весь этот арсенал был позднее доведен до совершенства приверженцами Флоона для того, чтобы мучить других его приверженцев, еретиков и отступников. В целом подобные пытки редко применялись в Империи, где обычно склонялись к милосердию, которое редко впоследствии проявляли приверженцы Флоона - они, по мнению крестьянина, обладали мстительностью мелких людишек, в руках которых внезапно оказалась власть. Самой излюбленной в Империи была дыба - иногда ее. ставили даже в залах суда, чтобы вытягивать признание у подсудимых. Рабов обычно растягивали на дыбе прежде, чем они давали показания - таким образом, достоверность их слов считалась доказанной. Почетом в Империи пользовались дикие звери - несомненно, из-за зрелищ, которые можно было устраивать с ними. Эти звери, измученные голодом, выскакивали на арену, движимые запахом крови и плоти, и за считанные секунды расправлялись с жертвой.
      Да, отсечение голов было милосердной и быстрой казнью. Несчастные не успевали опомниться, как их головы оказывались на песке или в корзине. Удар барранга был даже более милосерден, чем смерть от страшных язвенных или каннибальских болезней, когда больной постепенно пожирал части собственного тела.
      Еще одна голова отлетела к барьеру. Толпа неистовствовала.
      Большинство приверженцев Флоона на арене были гражданами Империи, по крайней мере, значились таковыми. Вполне понятно, почему казнь совершалась при помощи баррангов - из замысла учредить почетную смерть, приемлемую для граждан. Кроме того, содержание зверей обходилось дорого, ведь между зрелищами их надо было кормить. Предприимчивые люди возили их с планеты на планету, устраивая игры и зрелища, показывая их в зверинцах. Иногда звери бежали с кораблей, и такие побеги бывали настоящим разорением для их владельцев. Флоон не был гражданином Империи; он погиб на электрическом стуле, или, точнее, на том, что мы называем электрическим стулом. Это орудие представляло собой подобие раскаленной дыбы. Преступлением - если его можно так назвать - последователей Флоона, казненных сейчас в цирке, был отказ возложить лавровые венки на алтарь гения Империи у входа в городскую ратушу. Эту церемонию обычно производили гражданские власти в день рождения очередного императора или в дни известных праздников - например, в день вступления в Империю федерации Тысячи Солнц. Раз в год каждый горожанин должен был прийти к алтарю и возложить на него лавровый венок, щепотку благовоний или цветы. Какой бы невинной ни казалась многим эта церемония, последователи Флоона решительно отвергали ее. Городские власти могли бы пренебречь этим, если бы не вмешались власти имперские. Поспешно был издан указ Телнарии, предписывающий проводить церемонию как род присяги на верность Империи. Когда имперские власти бывали чем-то обеспокоены, они воспринимали подобные вопросы самым серьезным образом. Каким бы абсурдным при всей незыблемости и вечности Империи это ни казалось, власти страшились внутреннего раскола или даже мятежа. В те времена у границ Империи было беспокойно. Иногда разносились нелепые слухи о попрании этих границ варварами - страшными варварами, вторгшимися на территорию Империи. То, что происходило в отдаленных районах, всегда вызывало преувеличенные слухи. Сведения, как правило, оказывались ненадежными - как видите, в этом смысле наше время не слишком отличается от времен Телнарианской Империи. Когда стало ясно, что имперские власти обеспокоены всерьез, в городах начали требовать от приверженцев Флоона исполнения церемонии. Многие из них с жаром возложили венки, по крайней мере, под надзором городских властей, другие же наотрез отказались. Это ставило городские власти в неприятное положение получалось, что они пренебрегли имперским указом. Соответственно этому, время от времени на многочисленных планетах небольшие группы особенно рьяных последователей Флоона заключали в тюрьмы или даже публично казнили в цирках. Подавляющее большинство мирных, законопослушных флоонианцев не пострадало им даже разрешали навещать своих соратников в тюрьмах...
      Еще один быстрый удар барранга - и очередная голова отделилась от тела. На этот раз карлик ловко подхватил ее корзиной. Толпа шумела, среди шума явственно слышался звон монет.
      - Ты мог бы не оказаться здесь, - сказала женщина, проходя перед зрителями по песку, чтобы связать его. - Ты сам сделал выбор.
      Это была правда - он предпочел смерть кастрации. Судья ничего не поняла или же, судя по ее ярости, поняла слишком хорошо. Интересно, поняла ли ее дочь? Крестьянин решил, что да - в конце концов, в душе она была женщиной.
      Карлик вперевалку прошел по песку, волоча крюк. Этот стальной предмет сильно напоминал кочергу - железная палка с пятидюймовым крюком на одном конце. Острие крюка было заточено, чтобы лучше впиваться в плоть или ткань и удерживаться в них. Карлик толкнул крюком крестьянина, и тот сердито дернулся. Несомненно, это было сделано для того, чтобы сердце жертвы заколотилось быстрее. Крестьянин подозревал, что его казнь приберегут напоследок.
      Он видел, как грузный скопец дернул за волосы одного из последователей Флоона, чтобы тот поднял голову. Для пущего эффекта жертвы ставили на колени с поднятой головой, чтобы направить поток крови вверх. Иначе картина была менее впечатляющей, да и высоту кровавого фонтана было бы трудно измерить.
      Крестьянин взглянул в сторону ложи. Дочь судьи читала, ее мать беседовала с мэром. Видимо, эта часть зрелищ не казалась им интересной. Вероятно, они даже считали убийство смирных, покорных, как овцы, флоонианцев отвратительным и жестоким. Однако он подозревал, что немного погодя женщины вновь обратят свое внимание на арену - даже судебный исполнитель на время отложит книгу. Интересно, станут ли они заключать пари?
      Один из скопцов внезапно направился к крестьянину с поднятым баррангом, но прошел мимо. Зрители засмеялись. Карлики на крюках волокли трупы к Воротам мертвых.
      Один из карликов споткнулся и выронил голову. Другой быстро подхватил ее и побежал прочь. Первый пустился в погоню, сердито крича. Это было забавно.
      Но самое лучшее предстояло впереди - битвы со зверями, гладиаторские бои и тому подобные развлечения.
      Один из флоонианцев неожиданно пришел в себя и побежал по арене. Толпа взревела.
      - Не надо, брат! - кричал вслед ему товарищ. - Встань на колени вместе с нами! Коос не умирает! Не предавай Карша - он спасет тебя! Уповай на Флоона!
      Беглец достиг барьера, попробовал взобраться на него, но безуспешно. Высота барьера позволяла обходиться даже без проволочных ограждений, чтобы защитить зрителей от зверей. Иногда разъяренные звери все же успевали выбраться за пределы арены и покусать нескольких зрителей, которые потом умирали от ран или заражения крови.
      Карлики с крюками спешили к отчаявшемуся беглецу. Он пытался закрыться от ударов, но его окружили и повалили на песок, а потом протащили на крюках перед почетной ложей. Беднягу вновь поставили на место, и от удара барранга его голова отлетела на дюжину ярдов.
      - Смелее, братья! - призвал один из флоонианцев. Они вновь запели гимн Флоону - дрожащими, пронзительными голосами.
      Скопец приблизился к крестьянину. Он взмахнул баррангом, остановив его в нескольких дюймах от шеи жертвы, и рассмеялся. У крестьянина забилось сердце.
      - Подними голову, - пропищал карлик.
      Один из флоонианцев повернулся к крестьянину.
      - Молись Флоону!
      Заворочавшись, крестьянин раздраженно взглянул на него.
      - Молись Флоону! - повторил фанатик.
      И тут же его голова слетела с плеч. Остальные продолжали петь. Крестьянин не хотел умирать так, как они.
      Еще один скопец подошел к нему, но вновь не нанес удара. Он отвернулся, смеясь и потрясая баррангом в сторону трибун.
      Он не заметил, что крестьянин поднялся на ноги.
      Этого почти никто не заметил - все следили, как два карлика катаются по песку, вырывая друг у друга голову. Каждый старался запихнуть ее в свою корзину. Одному это удалось, но как только он отвернулся, другой карлик утащил голову из корзины. Таким сценкам зрители всегда радовались - даже мэр, судья и ее дочь с любопытством наблюдали за возней карликов.
      - На колени! - запищал карлик, подбегая к крестьянину и помахивая крюком. Мгновенное движение - и карлик упал со сломанной шеей.
      И вновь это почти никто не заметил. Крестьянин попытался разорвать опутавшие его веревки. Крюк карлика лежал на песке, почти зарывшись в него.
      Крестьянин уставился на крюк. У него не было лезвия, только острый конец, которым можно было что-либо зацепить, поддеть, и тупой - которым можно было толкнуть.
      Крюком можно подцепить узел веревки, но вряд ли удастся быстро порвать или перерезать ее. Если бы у него было побольше времени, если бы за ним не следили, крюк бы мог здорово пригодиться. Даже менее сильный мужчина или женщина смогли бы избавиться от веревок с помощью крюка - если бы им дали время.
      Крестьянин вновь напрягся, разводя связанные руки. Веревки глубоко врезались в кожу. Он рванул их изо всей силы и с яростью взглянул на крюк.
      Он связан. Он не в состоянии поднять крюк. У крюка нет лезвия, у него нет времени.
      Крестьянин упрямо напрягал мускулы. Он был чудовищно силен, а сейчас собрался и напрягся. Для такого сильного человека, как он, веревки были не более крепкими, чем нитки для слабака - но этого никто не знал. Видимо, можно оправдать стражников и дочь судьи за то, что они не знали о силе своего пленника. В конце концов, откуда можно было узнать об этом. Разве такие веревки не выдерживали силу кабанов и жертвенных быков? Что же говорить об обыкновенном человеке? Но крестьянин был необыкновенным, или, вернее, незаурядным человеком.
      Веревки могли бы не поддаться ему - их тщательно выбрали, такие, которые с легкостью удержали бы даже сильного, чудовищно могучего человека.
      Крестьянин потянул веревки - увы, они держали его.
      Подошедший карлик с любопытством наблюдал за ним. Только он заметил борьбу, проходящую посреди песчаной арены. Зрители, другие карлики и скопцы не отрывали глаз от смешных драчунов с корзинами. Карлик не стал подходить слишком близко - он увидел, что его товарищ лежит на песке со странно вывернутой шеей и выпученными глазами.
      Крестьянин натянул веревки, выгнувшись назад. Они стали влажными от крови. Одна из них, поддавшись напору, неожиданно лопнула.
      (Полагаю, крестьянина не следовало связывать - тогда бы он сдержался, скованный собственной волей, и покорно подставил бы шею под удар барранга. Но ему не дали такой возможности, лишив его внешней свободы. Крестьянин не стал задумываться - в таких случаях он предпочитал принимать решения немедленно. Они не доверяли ему - это дала понять судебный исполнитель. И правда, почему они должны были доверять ему? Они его не знали. Во всяком случае, мы никогда не узнаем, что случилось бы, если бы крестьянина не связали).
      Крестьянин налег на веревки. Он чувствовал, как внутри него закипает ярость. Он ясно слышал звук лопнувшей веревки. По веревкам струилась кровь.
      Эти веревки могли бы сдержать и кабана, и жертвенного быка... Еще одна лопнула.
      Карлик в своей заляпанной кровью одежде ничего не понял - конечно, ему было трудно увидеть, что делает крестьянин связанными за спиной руками.
      На лбу у крестьянина вздулись вены, как пыточный венец. Его глаза напоминали глаза зверя.
      Итак, в нем просыпалась ярость. Целые войска пугались такой ярости.
      Карлик, умное существо, знал, что он в безопасности - или, по крайней мере, убеждал себя в этом. Ведь крестьянин был связан. Тем не менее карлик забеспокоился, почти запаниковал. Он отошел подальше.
      Еще одна веревка лопнула, за ней другая.
      И тут карлик издалека заметил разлохмаченный, будто покрытый шерстью, свободно свисающий конец веревки. Карлик не понял, была ли веревка непрочной с самого начала или же она разлохматилась недавно, от усилий крестьянина, стоящего по щиколотку в песке, покрытом пятнами его крови.
      Из-за пения флоонианцев нелегко расслышать звук лопающейся веревки.
      На трибунах зааплодировали, когда два карлика закончили драку и поклонились, вдвоем держась за корзину.
      В этот момент карлик, который наблюдал за крестьянином, вскрикнул и побежал к трибунам, указывая назад. Зрители вскочили. Скопцы стремительно обернулись.
      Крестьянин стоял на песке; с его окровавленных рук свисали обрывки веревок.
      Глава 8
      Скопцы не успели даже поднять барранги, когда крестьянин выхватил из песка крюк, оставленный убитым карликом, и бросился на них, как огромный, бешеный зверь, потрясая оружием. Скопцы тонко завопили - их голоса изменились от ужаса и той операции, которую они некогда перенесли. Такой крюк мог впиться в шею и проткнуть ее насквозь, мог пробить яремную вену, которая выплеснет рубиновую кровь - не такую яркую, как артериальная; он мог ударить в глазницу и вонзиться в череп, сокрушить челюсть и врезаться в ротовую полость, разрывая язык. Скопцы попятились и пустились наутек. Крюк разил их в спины, перебивая позвоночники, разрывая кожу, неожиданно обнажая белые выгнутые ребра. Толпа бесновалась. Карлики побросали мерные доски, корзины и даже крюки, которыми могли бы обороняться, прямо в песок, перед почетной ложей. Один из скопцов постоянно оглядывался, став серым от ужаса в свое время он первым подошел к крестьянину и сделал ложный выпад, едва не пронзив ему живот. Второй скопец, который чуть раньше не задел баррангом шею крестьянина и отошел со смехом, сейчас неуверенными дрожащими руками занес над головой барранг. "Уходи!" - пронзительно закричал он крестьянину и ударил его, но тот отразил удар крюком. Зазвенел металл. Прежде, чем скопец успел приготовиться ко второму удару, крюк вонзился ему в грудь. Крестьянин удерживал скопца на ногах, а тот дико извивался, пытаясь высвободиться. Крестьянин резко выдернул крюк, вытаскивая наружу обломки ребер и месиво легких. Орудие, сотворившее такой хаос, взметнулось в вверх, как нож. Еще один скопец завизжал - тот, который первым убил человека на арене - и изумленно оглянулся, чувствуя, как грозное орудие таранит ему спину. "Он безоружен!" - закричал вожак скопцов, тот, кто вывел их на арену. Но крестьянин уже не был безоружным - взамен крюка, застрявшего в трупе, он держал в каждой руке по баррангу. Скопцы завопили и бросились к барьеру перед почетной ложей. Дважды ударил барранг. "Он обезумел!" - кричали зрители на трибуне: они не понимали натуру крестьянина, не знали, каким может быть человек в ярости. "Бегите!" - заорал вожак скопцов, и те бросились наутек. Служители, прежде невозмутимо стоявшие у Ворот мертвых с граблями в руках, скользнули в ворота и заперли их изнутри, как только заметили, что крестьянин освободился. Они не оставили ему шанса бежать через эти ворота. Кое-кто из карликов улизнул вместе с ними, остальные метались по арене. Один из скопцов дергал ворота перед лестницей, ведущей в почетную ложу. Но ворота заперли сразу же, как только через них прошла судебный исполнитель со стражниками. Двое скопцов были убиты здесь, пока пытались распутать цепи, закрывающие ворота. Третий подбежал туда, где прежде пытался перебраться через барьер флоонианец, пойманный на крюки карликами. Он отбросил барранг и безуспешно пытался вскарабкаться на барьер. Когда скопец обернулся, его глаза выпучились от ужаса, ибо крестьянин неторопливо, но уверенно догнал его и прикончил одним ударом. Крестьянин огляделся. Где-то на арене был скопец, который велел своим собратьям убегать, хотя у них в руках были барранги - вожак, который вывел скопцов на арену и первым поднял свой барранг, повернувшись к ложе мэра. Уловив за спиной едва слышный шорох, крестьянин мгновенно обернулся и метнул барранг. Рассеченный лезвием надвое, рухнул в песок карлик. Крестьянин увидел, что вожак скопцов убегает к центру арены. Казалось, у него иссякли силы, он был не в состоянии поднять свой барранг и волочил его за собой. Крестьянин поспешил за ним, оступаясь на рыхлом песке. Внезапно позади раздался густой рык. Крестьянин оглянулся. Через ворота зверинца на арену выскочил рыжий викот - не слишком крупный, не такой, каких показывают в цирках столиц, но тем не менее опасный. Его шкура местами оплешивела, виднелась покрытая струпьями кожа, под которой проступали ребра. Зверь мотал головой. "Убей! Убей!" - вопили зрители.
      Существовало много видов "звериных боев". Обычно звери дрались между собой, схватывались естественные противники - собаки и викоты, удавы и обезьяны-расы, ягуары - и так далее, или же самцы одного вида: тейно высотой в восемь футов, сориты с мощными копытами, медведи-арны и прочие, но иногда велись бои между зверем и человеком - они назывались "охотами". Сейчас на арене не было охотника, только один зверь. Он поднял голову и принюхался, раздувая ноздри. Вероятно, его сбивал еще чувствующийся в воздухе запах фимиама, но ненадолго. У зверя были изумрудные глаза с длинными узкими зрачками. Крестьянин не шевелился. Обычно викоты не нападали на людей - это крестьянин узнал еще в деревне. Он не сомневался, что перед ним именно викот. Такие звери, если их не злить и к ним не приближаться, редко нападали сами, особенно старые, слишком слабые и больные. Конечно, зверь мог быть обученным, но это казалось маловероятным. Охотники бы не отважились выйти с тренированным зверем на арену. На свободе викот мог просто убежать, особенно если считал, что его не заметили, если противники не встретились взглядом; но здесь, в пределах маленькой арены, он оказался слишком близко. Крестьянин не сомневался, что первый же прыжок зверя на таком маленьком пространстве будет роковым. Зверь быстро двинулся вперед. Крестьянин воткнул один барранг в песок, а другой схватил обеими руками. Ему нужна была сила обеих рук и всего тела, да и то ее могло не достать. Когда на арене затевалась охота, зверя дразнили, нанося сбоку длинными копьями удары, от которых он ослабевал, а потом загоняли в сеть. Зверь падал - окровавленный, измученный, едва способный пошевелиться, и его добивали дротиками. Нет, вряд ли викот был дрессированным - этот зверь выглядел слишком дешевым, купленным ради одного боя. Однако он достигал семи-восьми футов в длину и весил около пятисот фунтов. Зверь казался возбужденным и настороженным. Конечно, ему сделали шоковый укол, как бывало перед боями, в которых участвовали охотники-профессионалы - те, которые сами покупали зверей и за плату сдавали их владельцам цирков. Для зрителей на трибунах время казалось бесконечным, но прошло не более нескольких секунд, прежде чем крестьянин и зверь бросились друг на друга. Взметнулся песок, а когда он осел, трибуны взорвались воплями изумления и ужаса: крестьянин стоял над зверем, череп которого был расколот ударом барранга! Когда-то давно, когда крестьянину было четырнадцать лет, он так же прикончил ягуара, только вместо барранга у него тогда был топор. Мужчины деревни охотились на ягуаров, потому что те пожирали скот, и ему, еще совсем мальчишке, несмотря на его рост и силу, приказали держаться подальше. Но зверь обошел охотников. Заслышав шум, мужчины побежали, опасаясь самого худшего. Потом крестьянина долго хвалили, хлопая по плечам. Каким гордым и счастливым был он в тот вечер! Вернувшись в деревню, он подарил шкуру ягуара своему лучшему другу, Гатрону...
      Крестьянин обернулся, и вожак скопцов, который боязливо приближался к нему сзади, бросил барранг и убежал.
      Под крики зрителей на арену вышли двое охотников. Они были облачены в пятнистые шкуры хищника ханиса, обитающего в саваннах Лизиса, шестой планеты массивной звезды Великая Сафа. Оба несли в левых руках сети, в правых копья. За поясом у них были заткнуты острые, тонкие дротики. Охотники приближались к крестьянину с двух сторон, потряхивая сетями и покрикивая. Неужели они думали напугать его этим, словно викота? Он был человеком, а не затравленным зверем. Резко повернувшись, он бросился на охотника, заходящего справа. Первый удар барранга выбил из его рук копье, второй отсек руку по плечо; увернувшись, крестьянин надвое разрубил сеть. Подхватив копье левой рукой, он ринулся на второго охотника, слишком медлительного, чтобы избежать удара. Позади первый охотник упал на песок и застонал. Крестьянин выдернул копье из тела охотника, который зашел слева. Он был еще жив. Крестьянин набросил на него сеть, протянул руку сквозь ячейки и вынул из-за пояса охотника дротики. Как он и предполагал, их наконечники покрывала темная мазь. Он всадил все пять дротиков в корчащееся тело, отошел к трупу викота и взглянул в сторону трибун.
      Тишина длилась всего минуту, а затем была нарушена звуком труб, и из ворот для бойцов вышли два гладиатора из тех, кому предстояло сражаться позже. Эти были искусные, обученные бойцы. Вряд ли они готовились драться насмерть в маленьком цирке провинциального города. Обучение гладиаторов стоило дорого, поэтому их жизнь ценили. Зрители ждали от них всего лишь красивого боя. Побежденного гладиатора, просящего милосердия зрителей, всегда щадили. У зрителей были свои любимцы: некоторые гладиаторы славились на десятках планет. Их боев ждали месяцами, их расхваливали, предвкушая эффектное зрелище. Кое-кто из богатых гладиаторов имел собственные поместья. Ходили слухи, что иногда гладиаторы пускались на различные ухищрения раздавливали во рту или под туникой капсулы или бычьи пузыри, наполненные кровью. Раскрытие таких уловок обычно вызывало шумные скандалы, объявлялась нечестность даже самых признанных лидеров. Правила борьбы на планетах различались. Например, по некоторым правилам полагалось выволакивать трупы и мнимых убитых с арены крючьями - такими, как были у карликов. Такие условия и надзор властей были призваны вернуть боям прежнюю суровость. Но и без того это развлечение было опасным и жестоким, в нем погибало немало людей. Никто не мог добиться славы, не убивая соперников. Большинство гладиаторов представляли различные школы, где они обучались. Зачастую гладиаторами становились не только преступники или рабы, боровшиеся таким образом за свободу или обогащение, но и свободные люди, особенно гумилиори, хорошо знавшие, что гладиаторство - одна из немногих профессий, быстро приносящих славу и власть. Позднее многие крестьяне тоже начали выступать в цирках, чтобы избежать отбывания повинностей. Другие по тем же причинам становились священнослужителями - это обеспечивало свободу и возможность добиться богатства, славы и власти, к чему особенно стремились самые тщеславные и умные. Конечно, бывали случаи, когда отпрыски самих хонестори, пресыщенные наслаждениями юнцы, блудные сыны и те, кто видел в боях способ завоевать славу и добиться большего успеха, оказывались в цирках. Поэтому нашлось бы множество цирковых бойцов, или гладиаторов, использующих различное оружие и приемы, но наш разговор не об этом. Двое гладиаторов, вышедших сейчас на арену, явно не принадлежали к супербам, гладиаторской элите, ничем особенным не выделяясь. С другой стороны, они были опытными, обученными бойцами, сведущими в своем деле. На счету у каждого значилось более дюжины убитых. Интересно было и то, что оба они принадлежали к одной школе - потому, что это имеет прямое отношение к нашему рассказу. Сам по себе случай был необычным, ибо чаще происходили бои представителей разных школ. Между школами издавна велось соперничество. От этих же гладиаторов ожидали всего лишь виртуозного показательного боя.
      Заиграла музыка. Гладиаторы обошли арену по кругу. Это были мускулистые, подтянутые мужчины. Они остановились и поприветствовали толпу, подняв руки с зажатыми в них небольшими круглыми щитами и короткими мечами. Карлики, которые еще оставались на арене, запрыгали от восторга.
      На трибунах зааплодировали.
      - Убейте его! Убейте! - кричала толпа.
      Стоящий справа гладиатор обернулся и взглянул на крестьянина.
      - Убей его! - бесновались зрители.
      Но гладиаторы не выказали желания немедленно последовать их совету. Они все так же медленно обходили арену, отдавая дань правилам и традициям.
      Скопцы, годные на то, чтобы пугать робких, как овцы, последователей Флоона, были презренными существами. Викот также был не самым лучшим, вероятно, даже больным животным. Охотники, глупые мужланы, ни на что не годились, кроме того, чтобы мучить и добивать запуганных зверей.
      Гладиаторы же были совершенно другими противниками - спокойными, ловкими, опытными, искусными убийцами. Что еще требовалось, чтобы перепугать тупого, злобного крестьянина? Исход боя был предрешен.
      Вероятно, оба гладиатора были несказанно рады избавиться от необходимости драться друг с другом, даже в показательном бою. Зрителю, хотя и провинциальному, требовалось зрелище, а ведь их мечи, гладкие и опасные металлические игрушки, было трудно сдержать в быстром обмене ударами.
      Расправа с молодым, неопытным крестьянином, чужаком, выросшим в глухой деревушке варварской планеты, была для гладиаторов не более, чем минутным делом, если бы они сами захотели продлить бой ради удовольствия зрителей. Можно предположить, что они оба решили нанести смертельный удар одновременно, будто убивая животное, а не мучая ненавистного, нанесшего оскорбление врага.
      Они хотели ему зла не более, чем мясник желает зла свинье или теленку, которого режет.
      Гладиаторы обошли арену и остановились перед почетной ложей. Бой, каким бы он ни был, следовало начинать с салюта.
      Однако предполагался не бой, а, если так можно его назвать, узаконенная бойня.
      - Подождите! - воскликнул крестьянин.
      Гладиаторы повернули к нему лица, полу скрытые тенью от шлемов.
      - Смотрите! - раздался женский голос с трибуны, и сразу же вслед за ним зрители разразились аплодисментами.
      - Он присоединился к салюту! - воскликнула другая женщина.
      Крестьянин торжественно прошел вперед.
      - Он хочет перед смертью выразить уважение Империи!
      Достоинство и величие такого жеста у человека, который через минуту должен был умереть, восхитило толпу - этого они не ожидали от неотесанного юнца. У многих женщин на глазах выступили слезы.
      Выйдя вперед с баррангом в руке, крестьянин взглянул на ложу мэра. Леди-мэр, судья и ее дочь стояли.
      - Не смей салютовать Империи! - закричал коленопреклоненный последователь Флоона.
      - Отрекись от Империи! - призывал другой.
      - Империя - это зло!
      - Да погибнет Империя!
      - Замолчите! - потребовали с трибун.
      - Только коос и Флоон превыше всего! - не унимался флоонианец.
      - Покайся!
      - Молись Флоону! - взывал третий. - Прощение Флоона даруется всем, кто его просит!
      - Смирись! Прими смерть достойно! Флоон защитит тебя!
      - Встань на колени и вручи коос Флоону! - вопил кто-то еще.
      - Прекратите! - бушевала толпа.
      Однако крестьянин прошел мимо коленопреклоненных флоонианцев, которых оставалось еще человек пятнадцать, как будто не слыша их призывы.
      - Слава! - провозгласили оба гладиатора, стоя лицами к почетной ложе и подняв мечи.
      - Слава императору, Империи, всем губернаторам и префектам, которые служат ей!
      Леди-мэр, облеченная властью женщина, подняла маленькую, затянутую в перчатку руку, принимая салют.
      Второй частью салюта была древняя фраза, уходящая корнями в начальные годы Империи - когда республика распалась вследствие третьей гражданской войны и ее место заняла Империя и ее могущество. Для пущего сходства я буду пользоваться обычным приветствием - оно много раз встретится в нашем повествовании. Именно оно, на мой взгляд, соответствует салюту, отданному на маленькой арене Тереннии, тому, который отдавался по всей Телнарианской Империи:
      - Идущие на смерть приветствуют вас!
      (Как понимаете, в подобных обстоятельствах было возможно проявление возвышенных чувств).
      Вопль ужаса вместо приветствия поднялся в толпе, ибо крестьянин стремительно развернулся и разрубил пополам гладиатора, стоящего слева, и верхняя часть его торса вместе с головой откатилась к барьеру. Он выбрал этого гладиатора по двум причинам: во-первых, крестьянин был правшой и значит мог орудовать мечом с левой стороны от себя, а во-вторых, что даже более важно, стоящий справа гладиатор тоже был правшой, и его меч находился далеко от крестьянина. К тому времени, как второй гладиатор повернулся, крестьянин уже занял оборонительную позицию и начал отступать спиной к центру арены. Он не сомневался в умении профессионального бойца и не желал схватиться с ним прямо перед почетной ложей.
      Гладиатор немедленно бросился в сторону, прикрываясь щитом подействовала выработанная реакция. Он среагировал быстрее, чем понял, что произошло. Его движение напоминало прыжок в сторону от внезапно появившейся змеи отдергивание руки от огня - движение, не требующее обдумывания.
      Гладиатор не стал преследовать противника, он стоял, тяжело дыша. Только сейчас он понял, что случилось - его товарищ убит.
      Сам по себе этот удар нанесенный чуть выше, в голову, мог бы вывести противника из строя. Это был чудовищный, нечеловеческий удар, будто нанесенный орудием с колесницы, какие использовались для поддержания порядка на дальних планетах Империи.
      Гладиатор был ошеломлен. Он смотрел на перерубленный труп, на голову в шлеме.
      - Кортас! - внезапно закричал он. - Кортас! - И упал на колени в песок. Его охватил шок.
      Вдвоем они тренировались в одной школе, вместе жили, часто сиживали за общим столом. Им приходилось сражаться - бок о бок или спиной к спине. У мужчин в такого рода школах часто возникает теплая, почти братская привязанность, хотя, конечно, при необходимости они способны драться друг с другом до полной победы.
      - Убей! Убей его! - кричали зрители.
      Гладиатор медленно поднялся на ноги и взглянул на крестьянина. Тот стоял близ трупов викота и охотников.
      - Убей! - орала толпа.
      Мэр, судья и ее дочь встали, как и другие зрители. Дочь судьи казалась взволнованной, она прижала руку к груди.
      - Подожди меня! - сказал гладиатор, и его голос разнесся над ареной. Не заставляй гоняться за тобой!
      Крестьянин стоял неподвижно, казалось готовый выполнить требование бойца.
      - Убей его!
      Гладиатор приближался, осторожно ступая по песку.
      - Стой не двигаясь, - приказал он. - Все будет сделано быстро.
      - Встань на колени! - закричал последователь Флоона.
      - Не сопротивляйся! - советовал другой.
      - Флоон защитит тебя! - настаивал третий. - Ты уже сделал достаточно зла! Молись Флоону - теперь самое время для этого!
      Весь в напряжении гладиатор в черной набедренной повязке, в шлеме с железным гребнем, в темных поножах, с черным щитом и коротким, обоюдоострым мечом прошел мимо коленопреклоненных флоонианцев, отталкивая их с дороги.
      С другой стороны приближался вожак скопцов - он вынырнул откуда-то от барьера и теперь нес барранг. Карлики сбились в кучу у Ворот мертвых, еще запертых изнутри.
      - Стой, где стоишь, - повторил гладиатор.
      На его лицо падала тень от шлема.
      Крестьянин внезапно наклонился и схватил неразрезанную сеть, принесенную на арену первым охотником - тем, чье копье сломалось под ударом барранга и чья рука до плеча была отсечена вторым взмахом.
      Сеть, как темное облако, взлетела над гладиатором. Она была большой достаточно большой, чтобы вместить викота. Она плавно опустилась, и гладиатор злобно выругался. Воткнув барранг в песок, крестьянин стянул сеть вокруг барахтающегося в ней врага и подтащил его поближе к баррангу. Гладиатор бился в веревках, рубя их мечом. Меч выскользнул в ячейку и упал. Гладиатор крутился в путанице сети, пытаясь поднять меч. Крестьянин потянулся за баррангом. Неподалеку лежал викот и двое охотников, а рядом с ними валялось копье. Гладиатор с трудом поднялся на ноги. Он находился между крестьянином и баррангом, ручка которого вместе с третью лезвия торчала над песком. Гладиатор попытался стянуть с себя сеть, оступился и упал на колено, но тут же вскочил. Веревки сети лопались под лезвием его меча. Крестьянин тянулся к баррангу. Меч блеснул, рассекая плоть, и крестьянин почувствовал, как по его руке потекла кровь. Оглянувшись, он заметил, что к нему спешит вожак скопцов с баррангом в руке. Толпа вопила. Крестьянин избежал второго удара. Потянув сеть, он сбил плененного врага с ног. Ухватившись за обломок копья, он занес его над головой и через мгновение оно пронзило тело гладиатора, воткнувшись в песок - такова была сила крестьянина. Наконец-то он смог свободно дотянуться до барранга. Скопец в нерешительности остановился, вздрогнул, бросил свой барранг и помчался прочь. Крестьянин кинулся за ним, и не успел скопец сделать несколько шагов, как его правая ступня оказалась отсеченной по щиколотку. Крестьянин догонял корчащегося и вопящего врага, описывая круги и возвращаясь к центру арены, туда, где лежал викот, двое охотников и опутанный сетью гладиатор - мертвый, пригвожденный к песку острием копья. Следы скопца были необычными - борозды от левой ноги и яркие пятна, похожие на кровавые печати, от правой. Застыв посреди арены, рядом с трупами, скопец жал обо поднял руки. Но крестьянин вонзил барранг точно в низ его живота, и скопец упал на колени. Сверкая на солнце, из живота выползли кольца кишок. Скопец вздрогнул, пытаясь зажать рану руками. Крестьянин безжалостно отсек ему голову, поднял ее за волосы и швырнул на труп. На руках крестьянина смешалась кровь из его собственной раны и из шеи скопца. Он медленно повернулся, оглядывая трибуны. Вновь схватив голову врага, он поднял ее, протягивая в сторону почетной ложи, а потом просто уронил на песок.
      Зрители молчали.
      Крестьянин стоял, обливаясь кровью. Внезапно он почувствовал, как припекает солнце. В маленьких цирках провинциальных городов редко использовали огромные тенты, плещущиеся на ветру, будто паруса, растянутые на веревках над ареной. Еще раз он вспомнил о ране на руке, обмакнул палец в кровь и попробовал ее на вкус. Он взглянул вниз, на тело скопца у своих ног. Вокруг него виднелись пятна крови - скопцов, карликов, флоонианцев. Теперь среди них была и кровь самого крестьянина. Он взглянул на труп гладиатора, из груди которого торчал двухфутовый обломок копья. Гладиатор и его друг были умелыми и опытными бойцами. Сам же он был всего лишь невежественным деревенским юнцом - правда, рослым и сильным, обладающим живым умом. Он не сомневался, что гладиаторы не смогли бы одолеть его в любом бою. Последователи Флоона, все пятнадцать, еще стояли на коленях в песке. Вокруг лежали трупы. Карлики, которые бежали вместе со служителями через ворота мертвых, с жадным любопытством смотрели с трибун. Крестьянин думал, открыты ли ворота. Неподалеку лежал труп охотника с отсеченной рукой. Рука валялась рядом на песке. Песок вокруг трупов пропитался кровью, его требовалось разровнять. Здесь же копошились муравьи. Крестьянин видел, как одни спешат к трупам, другие возвращаются в муравейник с крохотной лакомой ношей. Только теперь крестьянин понял, насколько к месту были здесь эти существа - раньше их присутствие вызывало у него удивление. Кто же мог знать, что крохотные частицы трупов зарыты в песке, разровненном граблями, среди песчинок? Несомненно, здесь, внизу, имелись туннели и галереи, маленькие общины и целые цивилизации, о которых не подозревали даже служители цирка. Другой охотник - тот, что еще был жив после первого удара барранга - лежал с торчащими из тела пятью отравленными дротиками. Теперь он уже был мертв. По его коже расплылись багровые потеки. Дротики были отравлены - крестьянин заподозрил это, как только заметил засохшую мазь на наконечниках. Яд ушел в безволосое тело охотника, а предназначался он для викота. По поведению зверя было ясно, что его чем-то одурманили. Однако зрители ничего не замечали, не отрывая взглядов от охотников, лишь те поднимали копья.
      Солнце неимоверно палило.
      Он увидел, что ворота почетной трибуны открылись, и из них появилось несколько стражников. Точнее десять, и каждый нес электрическую дубинку.
      Крестьянин вновь взглянул на викота. Несчастный зверь показался ему очень красивым. Стражники приближались. Они остановились в нескольких ярдах от крестьянина, оставаясь вне досягаемости его барранга. Крестьянин смотрел на них исподлобья, потом отшвырнул барранг. Стражники подняли дубинки. Он отер лоб правой ладонью, сплюнул в песок и в упор взглянул на них.
      Призрачное облако электрического поля внезапно нарушило воздух, подобно волне, искажая восприятие, окутывая крестьянина. Он вздрогнул, охваченный кольцом парализующего тока. Он не мог двигаться, тело не слушалось его. Он грузно осел в песок.
      Спустя минуту он услышал, как кто-то спросил:
      - Он еще жив?
      Человек склонился над ним, приложил ладонь к шее.
      - Да, - ответил другой голос.
      Крестьянин открыл глаза. Он увидел, что на него вновь направили дубинку, но другая рука отвела ее.
      - Не надо, - произнес кто-то.
      Крестьянин, хотя он еще не мог двигаться, понял, что рядом с ним не стражники, а незнакомые люди. Их было гораздо больше, чем стражников. Они были мускулистыми, крупными мужчинами в блестящих доспехах.
      - Положите его на носилки, - произнес тот же голос. - Унесите его в дом.
      Глава 9
      - Вот они-то и бывают самыми лучшими призами.
      - Когда в состязаниях участвуют мужчины, - уточнил один из сидящих за столом.
      - Разумеется, - кивнул Палендий, милостиво принимая такое уточнение.
      Позади Палендия, баснословно богатого владельца поместий на Тереннии, стояли двое телохранителей - огромные, полунагие мужчины, облаченные в кожаные повязки, с оружием у пояса и скрещенными на груди руками. Их глаза перебегали от двери столовой к столам и сидящим за ними. Оба телохранителя обучались в школе Палендия на Тереннии. Они были гладиаторами. Подобные сопровождающие допускались на корабль, несмотря на недовольство других пассажиров. Палендий происходил из гумилиори, из семьи башмачника, но, будучи неглупым и тщеславным, он ухитрился сколотить состояние, начав с торговли - в основном вывоза и продажи .ценной сорбианской кожи. В признание истинных и мнимых заслуг во множестве филантропических начинаний, финансировании ремонта стен и акведуков, строительстве мостов и стратегически важных переправ, благодаря пожертвованиям и услугам, которые ценил сам губернатор, Палендий возвысился до хонестори. Ходили слухи, что особенно помогла этому дружба с гражданским правителем Тереннии, с которым Палендий часто обменивался визитами. Намекали, что известные дары предшествовали чести возведения в ранг хонестори, иначе нашлось бы много несогласных - по мнению некоторых, Палендий не совсем заслуживал подобной чести. Вскоре Палендий начал скупать земли, и теперь они составили одно из самых крупных поместий планеты. Около четырех тысяч колонов трудились на его полях. Палендий, подобно многим богачам Империи, имел собственное войско, состоящее из пятисот воинов. Именно его люди вышли на арену в то время, когда крестьянин упал на песок, пораженный оружием стражников. Следует упомянуть, что люди, бывшие в то время с Палендием, численностью в несколько раз превосходили находящихся в цирке стражников. Такие люди, как Палендий, могли устанавливать собственные порядки. Им было нечего бояться, кроме имперских войск. Таких людей, полагаю, можно назвать "сильными мира сего", или "боссами", если только подобные названия не введут вас в заблуждение. По всей Империи насчитывались тысячи "боссов". Даже некоторые должностные лица Империи боялись их и считали слишком влиятельными. Не раз вспыхивали ссоры между частными отрядами и имперскими войсками. Конечно, Палендий был вполне законопослушным гражданином, но в то же время мог устанавливать, отменять, толковать по-своему, выполнять или не выполнять законы, то есть вести себя так, как ему было удобно. Можно упомянуть, что сборщики налогов не прочесывали владения Палендия, несмотря на многочисленность колонов на его землях. Подобный недосмотр со стороны сборщиков вызывает удивление, но вряд ли можно заподозрить их в благоволении именно к Палендию - владения подобных ему людей часто таинственным образом "выпадали" из сферы внимания. Действительно, храбрецом можно было бы назвать сборщика, который отважился бы безоружным отправиться к подобному налогоплательщику. Не один сборщик загадочным образом исчез в его владениях, и было не ясно, что с ними стало. Ходили слухи, что на несчастных упражнялись гладиаторы в школах. Иногда сборщиков просто вешали или топили. Следует также упомянуть в этой краткой биографической справке, что в ранней молодости Палендий был зилотом в цирке. Он содержал одну из наилучших гладиаторских школ на Тереннии. Его люди выступали на множестве планет Империи.
      - Возмутительно, - проговорила молодая черноволосая женщина.
      Один из телохранителей Палендия пристально взглянул на нее. Женщина была облачена в плотно облегающее платье без рукавов, из белоснежного лима, вполне приемлемое на Тереннии, но здесь была не Теренния. Женщина была великолепно сложена, ее белая шея и красивая грудь под платьем внушали мысли о наслаждении. Ее фигура, хотя ее опасно было бы оценивать подобным образом, вызывала значительный интерес. Конечно, на чей-либо вкус женщина могла показаться слишком худощавой, но в целом не вызывало сомнений, что даже мужчины с умеренным темпераментом - а таких насчитывалось очень мало - сочли бы ее возбуждающей и аппетитной. Она осмелилась надеть плотно облегающее шею золотое ожерелье и золотые серьги. Золотой браслет на левом запястье довершал ансамбль. Общий ее вид показался бы элегантным и не лишенным вкуса на планете, где прежде жила эта женщина - однако обычаи Тереннии по всей Империи считались возмутительно неприличными. У скольких мужчин ее планеты при виде ее в такой одежде расширились бы зрачки! Действительно, только самые "истинные" из мужчин, как на ее планете именовали эти слабые существа, могли смотреть на нее без эмоций. Как жестоко с ее стороны было мучить мужчин, как отвратительно подвергать их такому искушению! Как трудно было любому мужчине оставаться "истинным" в присутствии такой женщины, даже если она была полностью одета! Свои волосы - как я уже говорил, они были иссиня-черными - женщина или связывала узлом, или свободно распускала по плечам. Следует также отметить, что она была чрезвычайно умна, а это, на взгляд многих, значительно усиливает женскую привлекательность. Женщина с самого рождения принадлежала к высшему сословию планеты и обладала защищенным социальным положением. Иначе она не осмелилась бы появиться за столом в столь неприличном виде, поразительно отличаясь от других женщин. Единственный недостаток - она была родом с Тереннии. Однако она находилась на круизном корабле, где в подобных вопросах было принято проявлять терпимость. Корабль "Алария", в основном используемый для перевозки дипломатов различного ранга, был приписан к порту Траноса. Однако женщина находилась не в деловой и не в развлекательной поездке.
      Телохранитель справа от Палендия не отрывал глаз от черноволосой женщины. Вероятно, она заметила это, потому что несколько раз поднимала глаза и тут же отворачивалась. Хотя этот мужчина и был телохранителем, он мог бы одеться подобно другим пассажирам, однако такая одежда мешала бы его движениям в непредвиденных обстоятельствах. Неужели их присутствие здесь необходимо, удивлялась женщина, - этих громадных, грубых, полуобнаженных животных? Она вновь взглянула на телохранителя, стоящего справа, вспыхнула и опустила голову. Когда она успокоилась, тот уже смотрел в другую сторону вероятно, он наблюдал за ней не больше, чем за другими пассажирами. Но женщина так не считала. Может, она и ошибалась относительно его внимания, но вряд ли. Какой надменный, наглый мужлан! Вероятно, ей надо обратить внимание хозяина на поведение его слуги. Но вдруг это всего лишь игра ее воображения? Может, она сама, а не телохранитель, проявляет неприличное любопытство? Разве это не постыдно, разве она не выглядит глупо? Следует сделать здесь одно замечание. На платье женщины, у груди, на подоле и вдоль левого бока была пришита узкая пурпурная кайма. Эта лента не привлекала внимания, хотя, несомненно, играла какую-то роль в общем впечатлении от платья. Однако, с другой стороны, искушенный человек сразу бы понял этот знак, свидетельствующий о высоком положении женщины. Пурпурный цвет в одежде могли носить не просто хонестори, а патриции - родовитые граждане Империи. Женщина была патрицианкой, происходила из древнего рода. Ее знатное происхождение помогло женщине оказаться именно на этом корабле. Не принадлежи она к роду патрициан, она не сидела бы сейчас за столом капитана корабля. Она вновь взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия. Да, он опять смотрел на нее! Она перевела взгляд на капитана, и тот приподнял бровь, не понимая причин ее волнения. Женщина уткнулась в тарелку с десертом. Она злилась на саму себя. В ней, подобно приливам и колебаниям земли, зарождалось сексуальное возбуждение, обычно сдерживаемое обстановкой, в которой она жила. Женщина испытывала неудобство. Телохранитель еще раз посмотрел на нее, и женщина порозовела, чувствуя его взгляд. Неужели причиной ее собственного беспокойства, стыда и мыслей было то, что она привлекла к себе чье-либо внимание? Вероятно, так оно и было. Эта патрицианка, которая столь ненавязчиво, с помощью почти незаметной пурпурной каймы напоминала о своем положении в отличие от множества, подобных Палендию, которые просто купили титул хонестори, была, как мы уже упоминали, белокожей, черноволосой и хорошо сложенной. Она блистала молодостью, красотой и умом. Она принадлежала к числу женщин, которых непомерно высоко оценили бы на рынках десятков планет - и даже кайма на платье не спасла бы ее. На варварских планетах это обстоятельство позволило бы только поднять на нее цену. Такие женщины особенно ценились, из них получались великолепные рабыни.
      - Что ты о ней думаешь? - спросил Палендий. Телохранитель, стоящий справа, тот, к которому был обращен вопрос, смутился.
      Палендий кивнул в сторону девушки, которая прислуживала за столом и всего несколько минут назад наливала кану в его прозрачный, тонкий бокал.
      Телохранитель обернулся к служанке и задумался. Она не подняла голову и не взглянула на него. Будто не понимая, что сделалась предметом внимания пассажиров, она аккуратно наливала кану помощнику капитана.
      Девушка была прелестной смуглянкой. Темноту ее кожи оттеняло блестящее белое платье без рукавов.
      Она была ниже ростом, чем молодая женщина патрицианка с Тереннии, чей рост приближался к среднему, однако обе они казались миниатюрными по сравнению с телохранителем Палендия, которому был задан вопрос.
      - Конечно, ты смотрел бы на нее по-другому, - продолжал Палендий, если бы она стояла на коленях, облаченная в кеб, испуганная, закованная в цепи.
      - Да, господин.
      - Не понимаю, - беспокойно произнесла молодая женщина с Тереннии.
      Палендий усмехнулся, переглянувшись с капитаном.
      Девушка предложила кану еще одному офицеру, но тот отказался, убрав бокал. Она перешла к следующему, и получив позволение, выраженное почти незаметным кивком, наполнила бокал рубиновой жидкостью.
      Можно сделать пару замечаний, относящихся к настоящему предмету внимания всех сидящих за столом. Белое платье было единственной одеждой девушки. Ко всеобщему удивлению, она была босиком, ее маленькие ступни утопали в ворсе роскошных ковров. На левой щиколотке поблескивало золотое кольцо - нечто вроде ножного браслета. Он составлял единственное украшение девушки.
      - Позвольте, я объясню, - извиняющимся тоном произнес капитан, обращаясь к молодой черноволосой женщине, сидящей за столом через несколько мест от него.
      - Прошу вас, - вежливо разрешила она.
      - Вы и в самом деле не понимаете? - поинтересовался один из офицеров.
      Черноволосая дама не сводила глаз с капитана.
      Обе женщины, о которых мы сейчас говорим, сильно отличались друг от друга - образованностью, манерами, внешностью. Однако самое большое различие состояло в том, что прислужница привыкла немедленно и без вопросов повиноваться мужчинам, а красавица с Тереннии еще не научилась этому.
      - Здесь не Теренния, - начал капитан.
      - И что же? - деланно удивилась женщина.
      - Таких женщин приобретают для различных целей, - продолжал капитан.
      - Приобретают?
      - Да, покупают, - подтвердил Палендий.
      Женщина в ужасе взглянула на него.
      - Насколько я понимаю, на Тереннии некоторые виды отношений считаются незаконными.
      - Виды отношений? - снова не поняла женщина.
      - Да, - ответил капитан.
      - Вопросы, относящиеся к собственности или некоторым видам собственности, - пришел ему на помощь Палендий.
      - На Тереннии какие-то вещи могут принадлежать состоятельным людям, а какие-то нет, - продолжал капитан.
      - Конечно - земли, ткани, утварь могут принадлежать человеку, - кивнула женщина.
      - И никто на Тереннии не запрещал владение животными, - заметил Палендий.
      - Разумеется, - подтвердила женщина. - Человек имеет полное право владеть ими.
      - Но только некоторыми видами животных, - поправил капитан.
      - Почему же? - возразила она. - Принадлежать людям могут животные любых видов.
      - Значит, любых? - улыбаясь, переспросил капитан.
      - Да.
      - Вы в этом уверены? - спросил Палендий.
      - Конечно.
      - Но разве все мы не животные? - спросил капитан.
      - Нет, - покачала головой женщина.
      - Конечно, насколько я понимаю, биология признает за нами некоторые различия, - вставил Палендий.
      - Вот именно, - подхватила женщина, неожиданно запнувшись. - Некоторые виды животных могут принадлежать, другие же - нет.
      - Должно быть, вы признаете неточность, если не противоречивость этой точки зрения, заметил один из офицеров.
      Женщина раздраженно взглянула на него.
      - Вы должны знать, что рабство в пределах Империи является узаконенным, - сказал капитан.
      - Да.
      - И на варварских планетах тоже - ведь так?
      - Да.
      - И, несомненно, на самых цивилизованных планетах, - заключил он.
      - Да, - кивнула женщина, покраснев.
      - На многих планетах существуют древние и довольно сложные законы о собственности, имеющие отношение к нашему вопросу, - продолжал капитан.
      - Вы же понимаете общественную значимость этих законов, - вмешался офицер, - в отношении таких вопросов, как стабилизация общества, сохранение ресурсов, контроль за приростом населения и так далее.
      - На Тереннии рабство запрещено законом, - холодно возразила женщина.
      - Верно, на Тереннии нет рабства, - согласился капитан.
      - Зато на Тереннии, - сказал молодой офицер имперского военного флота, сидящий справа от капитана, неподалеку от Палендия, и до сих пор не проронивший ни слова, - на Тереннии в рабстве держат мужчин.
      - На Тереннии нет рабов, - сердито сказала женщина и внезапно покраснела под взглядом телохранителя.
      - Не будем портить вечер спорами, - примирительно вмешался капитан.
      - Вы же знаете закон о том, - добавил Палендий, - что имущество, перевезенное на другую планету Империи, не перестает быть имуществом своего владельца.
      - Конечно, знаю, - сердито кивнула женщина. - Принцип здесь тот же самый, основанный на общих правилах юриспруденции.
      - Так давайте представим чисто гипотетически, - подхватил Палендий, что вы стали рабыней, а потом были привезены на Тереннию.
      - И что же? - спросила женщина, чувствуя, как напрягается все ее тело.
      - Вы ведь останетесь рабыней, верно? - спросил он.
      - Да, - ответила женщина.
      - В самом деле?
      - Да, - она выпрямилась на стуле, - в этом случае я осталась бы рабыней.
      - И ваш хозяин имел бы полное право владеть вами?
      - Разумеется, - кивнула она.
      - И все же вы продолжаете настаивать, что на Тереннии нет рабства? - не унимался Палендий.
      - Конечно, нет!
      - Вы уверены в этом полностью?
      - Ну, может, где-нибудь в глуши, - засомневалась она, - в деревнях вдали от столицы...
      - И, должно быть, в школах гладиаторов? - спросил Палендий.
      - Наверное, - покраснев, ответила женщина. Она взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия, и быстро отвела глаза.
      Будучи воспитанной на Тереннии, она считала, что такие мужчины не только хотят женщин, но и нуждаются в них, даже не могут обойтись, как не могут обойтись без воды и еды - в отличие от "истинных" мужчин, которых она, к собственному разочарованию, уже успела достаточно узнать.
      - Кто знает? - глубокомысленно заметил Палендий, промокнув губы салфеткой.
      - И вы говорите, что эта девушка - рабыня? - спросила черноволосая женщина, указывая на прислужницу.
      - Этого мы не говорили, - возразил капитан.
      - Каны, госпожа? - спросила прислужница, появляясь позади черноволосой женщины.
      - Нет! - поспешно воскликнула та.
      По знаку Палендия прислужница вернулась на свое место за стулом капитана.
      - И кто же ее хозяин? - поинтересовалась женщина.
      - Все мы - по крайней мере, до завтрашнего вечера. Ведь она приписана к кораблю как прочее имущество, - ответил капитан.
      - До состязания, - добавил Палендий.
      - Не могу поверить, что она рабыня, - растеряно проговорила черноволосая женщина.
      - Конечно, мы стараемся не выставлять это напоказ, - кивнул капитан.
      - Она не рабыня! - настаивала женщина.
      - Но ведь это не корабль варваров, - возразил капитан.
      - Вы не верите потому, что на ней обычная одежда и нет ошейника? спросил Палендий.
      Черноволосая женщина раздраженно кивнула.
      - Ошейник - прелестное украшение, к тому же он полезен для опознания, запоминания и тому подобное, - заметил Палендий, - но узы, связывающие раба - отнюдь не ошейник. И потом, почему вы решили, что она одета не так, как положено рабыне?
      Черноволосая женщина в замешательстве опустила голову.
      - А разве на ней одежда рабыни? - спросила она, смущенная и покрасневшая.
      - Да, - подтвердил Палендий.
      Над столом повисло молчание.
      - Она не рабыня, - в отчаянии прошептала черноволосая женщина.
      - Подай кану! - приказал капитан, поднимая бокал.
      - Да, - ответила прислужница, спеша на полнить его.
      - Говори, как следует!
      - Да, господин, - повторила прислужница.
      Прислужница подняла глаза на черноволосую женщину, и в ее взгляде смешались злоба, вызов, а потом внезапный испуг. Она опустила голову и встала на свое место.
      Такие женщины, как она, не были свободными. Они не всегда могли делать то, что хотели. Они подчинялись власти господ и подвергались наказаниям.
      Палендий наблюдал за черноволосой патрицианкой с Тереннии, с особым удовольствием задерживая взгляд на золотом ожерелье в полдюйма шириной, плотно охватившем шею. Бессознательным жестом патрицианка поднесла руку к горлу, а затем поспешно положила ее на блестящую скатерть стола. Ожерелье напомнило Палендию о причудливых ошейниках рабынь, сделанных из переплетенных цепей. Конечно, ожерелье не было таким прочным и не имело замка.
      - Мне отослать ее? - предупредительно спросил капитан, который по долгу службы заботился не только о маршруте и безопасности путешествия, но и об удобствах пассажиров.
      Черноволосая женщина не ответила.
      - Еще каны, - приказал молодой офицер имперского флота, находящийся сейчас в отпуску. Прислужница осталась в столовой.
      Пригубив кану, Палендий взглянул на черноволосую женщину поверх края бокала. Палендий был еще довольно крепок, но за последние годы как-то обрюзг - несомненно, сказывались последствия спокойной жизни, обильной еды, и прочих излишеств. Он изучал черноволосую патрицианку. Она напоминала ему породистое, резвое и здоровое животное. Интересно, какая рабыня могла бы получиться из нее? Телохранитель, один из гладиаторов, стоящих за спиной Палендия, тоже разглядывал женщину и тоже представлял, какой могла бы эта женщина стать в качестве рабыни.
      К столу приблизился младший офицер. Вскоре после его разговора с капитаном последний вытер губы, коротко извинился и покинул столовую.
      Палендий и телохранители смотрели ему вслед, как и первый помощник. Даже молодой офицер флота заметил неожиданный уход капитана.
      - Кажется, у нее на ноге нечто вроде браслета? - небрежно поинтересовалась черноволосая женщина.
      - Да, конечно" - кивнул Палендий. - Так положено.
      - Ну, довольно! - внезапно воскликнула эта дама, скомкав салфетку и вскакивая на ноги.
      Все находящиеся в столовой повернулись к ней.
      Она указала на телохранителя - на того, чье присутствие и внимание беспокоили ее весь вечер.
      - Он постоянно смотрит на меня! - выпалила женщина.
      - Почему бы и нет, дорогая? - мягко возразил Палендий и тактично добавил: - Почему бы ему не смотреть на вас или на остальных наших очаровательных спутниц?
      Это добавление было благосклонно встречено другими сидящими за столом женщинами, которые, в большинстве случаев, не часто удостаивались подобных комплиментов.
      Покраснев, черноволосая женщина вновь села на место.
      - Все было бы иначе, будь вы одеты в хайк, милочка, - сказала одна из женщин.
      Это замечание было встречено дружным смехом. Черноволосая женщина вновь залилась краской и опустила голову.
      Хайком называлось темное, тяжелое одеяние, укрывающее женщину с головы до пят. Узкую прорезь в нем на уровне лица, прикрывали черной густой сеткой или вуалью. Такую одежду носили женщины пустынь, которые не смели подниматься с колен в присутствии мужчин. Никто не знал, были ли эти женщины свободными, по собственному желанию облаченными в хайк, или же бесправными рабынями в ошейниках. Черноволосая женщина смутилась. Как неловко она чувствовала себя!
      - Каны для всех! - скомандовал Палендий.
      Прислужница поспешила наполнить прозрачные бокалы.
      Она наполнила даже бокал черноволосой женщины, не встречаясь с ней взглядом, впрочем, как и с другими пассажирами.
      - Что за состязание ожидается завтра вечером? - поинтересовался один из мужчин.
      Палендий обменялся улыбкой с первым помощником капитана, еще сидящим за столом.
      - Это сюрприз, - сказал он.
      - Это как-нибудь связано с узником, взятым на борт на орбите Тиноса? спросил офицер флота, сидящий слева от Палендия. Сам этот офицер появился на борту после состыковки с орбитальной станцией Тиноса. Тинос, как может предположить читатель по этим замечаниям, находился в стороне от обычных маршрутов имперских кораблей, кроме военных. Будет интересно заметить, что связь со станцией Тиноса была потеряна четыре дня назад. Подобные затруднения случались нередко - связь между удаленными, разрозненными фортами Империи за последние несколько лет стала ненадежной, почти случайной. Некоторые имперские базы не могли связаться с центром целыми десятилетиями.
      - Подождите - и узнаете, - таинственно заключил Палендий.
      Молодая черноволосая женщина взглянула на телохранителя, к которому только недавно, к собственному стыду, привлекла внимание. Он стоял прямо, сложив мускулистые руки на груди. Он открыто ответил на ее взгляд. В нем не было ничего таинственного. Вероятно, телохранитель чувствовал себя свободно в присутствии своего господина, Палендия, или же просто не боялся вызвать неудовольствие посторонних. Такое иногда происходит с теми людьми, которые живут на тонкой и холодной грани между жизнью и смертью. Он в упор взглянул на женщину. Ей показалось, что теперь он смотрит не просто с откровенным любопытством и острым интересом, с похотливой жадностью сильного мужчины, а с еле уловимым, почти незаметным презрением. В голове у женщины пронеслась безумная мысль, что она заслужила это наказание. Конечно, теперь она понимала, что ей следовало молчать и оставаться на месте. Ее поступок был ошибкой - она опозорила сама себя. Она чувствовала себя в чрезвычайно глупом положении. Но и в самом деле она не заблуждалась в значении взгляда телохранителя, насколько она разбиралась или решалась разбираться в таких вопросах. А как он смотрел сейчас! Такой взгляд был бы позволителен, если бы речь шла о женщинах на невольничьем рынке! Как он осмелился выразить свое презрение? Разве он не понял, что она из знатного рода основателей Телнарии, из сословия патрициев, что ее предок был членом первого сената? Но откуда мог простолюдин-выскочка, такой, как этот гладиатор или Палендий, знать об этом? Он смотрел на нее как на женщину и даже хуже - как на доступную женщину, которую можно презирать. Она представила себе, как связанная женщина - не она сама, а другая - спешит угодить этому телохранителю. Конечно, разве рабыни могут выбирать? Женщина со смущением поняла, что она бы возненавидела эту рабыню. Она вновь подняла голову. Как он смотрел на нее! Как бесил ее этот взгляд! "Ты забыл, что я не нагая, закованная в цепи рабыня, стоящая перед тобой на невольничьем рынке!" - думала она. Внезапно ей пришло в голову, что в глубинной, потаенной части собственной души она жаждет быть рабыней. Женщина уставилась в тарелку. Она никогда не испытывала подобных чувств - по крайней мере, столь определенных и захватывающих. Она почувствовала себя слабой, смущенной, беспомощной, стыдливой, чрезмерно женственной и уже было решила, что будет вечно ненавидеть этого телохранителя, но' тут заметила, что Палендий с интересом наблюл дает за ней.
      В этот момент, к облегчению женщины, вернулся капитан.
      - Что-нибудь случилось? - спросил офицер флота.
      - Нет, - ответил капитан, - ничего.
      - Вы как раз вовремя, капитан, - заявил Палендий, поднимая бокал. - Я готов предложить тост.
      - Прекрасно, - улыбнулся капитан. Он сел за стол, и прислужница поспешила наполнить его пустовавший бокал.
      - Я предлагаю выпить за нашу прелестную спутницу, - провозгласил Палендий, указывая бокалом на черноволосую женщину, которая казалась изумленной. - Очаровательная, откровенная неловкость вашего поведения сего дня вечером не осталась незамеченной для меня и других пассажиров, дорогая.
      За столами послышались смешки.
      - Что можно сказать по поводу беспокойства, растерянности, временной вспыльчивости, даже стыдливости - из ряда вон .выходящих при обычных обстоятельствах?
      Женщина вспыхнула и сердито потупилась.
      - И потом, - торжественно продолжал он, - эта приятная перемена туалета...
      Тело женщины, не прикрытое тканью платья - лицо, шея, руки и плечи покрылись румянцем.
      - Да! - воскликнул Палендий, и все рассмеялись. - С вашего позволения, я объясню все тем спутникам, коим неизвестны причины подобного смущения.
      Она недовольно подняла голову.
      - Вы не возражаете? - спросил Палендий.
      - Нет.
      - Надеюсь, это не секрет?
      - Разумеется, нет, - отозвалась женщина.
      - Наша прелестная спутница, - заявил Палендий, высоко поднимая бокал, обручена, и теперь на "Аларии" торопится в объятия жениха!
      - Да что вы говорите! - пронеслось эхом по залу.
      - Поэтому не следует удивляться тому, что наша очаровательная спутница, которая облечена высоким званием исполнителя Тереннианского суда, чувствует себя обеспокоенной, испуганной, смущенной, как деревенская девчонка, которую ведут на веревке!
      Вновь грянул смех.
      Телохранитель внимательно выслушал тост. Он сам был из деревни, но не думал, что деревенские девчонки как-то по-особому нервничают или пугаются, когда их ведут на веревке. Много раз до свадьбы их успевали взять на стогах сена, в кустах или у озера. Конечно, он полагал, что городские девушки, особенно из среднего сословия, могут в таких случаях испытывать страх, - эти девушки мало знали о сексе по причине родительского воспитания или строгих общественных норм. Для некоторых из них брачная ночь становилась настоящим потрясением. Для тех, кого это может заинтересовать, упомяну, что церемония с веревкой была примитивным брачным обрядом, когда пара обменивалась клятвами, стоя в кольце веревки, разложенной по земле. В конце церемонии парень обвязывал веревку вокруг шеи девушки и на глазах у всей деревни вел к себе домой. Церемония не считалась завершенной, пока невеста не входила в дом жениха. За это время противники брака имели последнюю возможность выразить свой протест. У различных народов Империи существовали подобные церемонии. Выбор сравнения для тоста, сделанный Палендием, можно объяснить тем, что горожане мало знали об обычаях отдаленных деревушек. С другой стороны, подобное сравнение из уст сообразительного Палендия не было таким неверным, как показалось телохранителю. В конце концов, одно дело поваляться с другом на стоге сена или у озера и совсем другое - войти с веревкой на шее в его дом на глазах у всей деревни, зная, что отныне ты принадлежишь ему и это известно всем. Естественно, что невесты могли испытывать смущение. В конце концов, за кого она выходила замуж? Она напоминала проданную рабыню, еще не узнавшую нрав своего хозяина, но понимающую, что теперь она всецело принадлежит ему.
      - С какой планеты ваш жених? - спросил Палендий.
      - С Митона, - ответила она. - Это в первом провинциальном квадранте.
      Планета Митон только недавно вошла в состав Телнарианской Империи.
      Молодая женщина не слишком охотно произнесла название планеты, ибо она не входила в число древних Телнарианских планет.
      - И кто этот счастливец? - не унимался Палендий.
      - Туво Авзоний, - ответила женщина и огляделась.
      - Ах вот как! - воскликнул Палендий.
      - Он глава министерства финансов первого квадранта, - уточнила женщина.
      - Великолепно!
      - Он из знатного рода, - с неожиданной резкостью добавила она.
      Конечно, к подобному роду из всех сидящих за столом принадлежала только черноволосая женщина. Однако воспользовавшись нашими знаниями, мы можем сделать исключение для молодого офицера флота. Он тоже происходил из знатного рода, более того - был прямым потомком одного из сенаторов. Но об этом в то время никто не знал. Можно сказать об этом офицере и еще кое-что: во-первых, странно, что отпрыск почти такого же знатного, как императорский, рода в те дни посвятил себя тяжелой и неблагодарной военной службе. Во-вторых, хотя он находился в отпуске, он попал на борт "Аларии" на орбите Тиноса, а Тинос, при его удаленности и заброшенности, вряд ли был удобным местом для проведения отпуска. Скорее всего, офицер мог возвращаться в часть из дома, расположенного на Тиносе. Но маловероятно, чтобы он проходил на Тиносе службу - ведь там, кроме небольшого форта, не было никаких баз.
      - И можно надеяться, - продолжал Палендий, - что этот род такой же высокий и древний, как ваш?
      - Еще древнее, - ответила женщина.
      Это замечание было воспринято ее спутниками с вежливой холодностью.
      Знатность Туво Авзония вовсе не была причиной равнодушия к предстоящему союзу. Причина крылась совсем в другом.
      Следует сказать, что многие граждане Империи часто раздражались при упоминании о родовитости, которая, на их взгляд, не составляла столь же большого различия, как, например, между гумилиори и хонестори, те и другие считали себя одинаково уважаемыми сословиями. Они старались даже пренебрегать различиями между хонестори и высшей аристократией, перед которой все еще испытывали известный трепет - отчасти в силу традиции, отчасти из-за важного вклада аристократии в историю Империи. Кроме того, существовали различия между прямыми и непрямыми потомками аристократов, патрициями и членами местных сенатов, причем последние бывали особенно надменными, претенциозными и высокомерными по отношению к низшим слоям. Как мы можем предположить, различия между хонестори и патрициями были не так очевидны, как между гумилиори и хонестори или горожанами и сельчанами.
      - Во всяком случае, - заметил Палендий, деликатно переключая внимание группы на менее щекотливую сторону вопроса, - совершенно понятны все ваши проявления сегодняшним вечером - беспокойство, тревога, возбуждение, смущение, очаровательный румянец - как последствия стремления поскорее оказаться в объятиях возлюбленного.
      За столами засмеялись. Черноволосая женщина нахмурилась.
      Она никогда не видела Туво Авзония, только на портретах, которыми они обменялись. Брак устроила судья, ее мать, после беседы с леди-мэром, так же происходящей из патрициев того города на Тереннии, где был цирк, в котором произошли рассказанные ранее события.
      Название города мы узнаем позднее, когда придет для этого время. Достоверность было трудно проверить, но считалось, что Туво Авзоний является потомком в сто третьем колене древнего рода Авзониев. Судебный исполнитель, черноволосая женщина, был а потомком лишь в сто пятом колене подобного рода. Таким образом, брак был более выгоден для нее, чем для Туво Авзония. В этом отношении, как видно, ей повезло, и ее мать вместе с леди-мэром имели полное право радоваться ее успеху. Кто из ее близких знал, какими будут последствия этого союза среди сильных мира сего? Если бы судебный исполнитель не старалась казаться в достаточной мере благодарной за усилия, предпринятые ради нее матерью и мэром, мы могли бы приписать это подозрению в эгоистичности их побуждений. Мы могли бы заметить, что судебный исполнитель была недостаточно благодарна Туво Авзонию за оказанную ей честь, несмотря на разницу их положений. Возможно, ее уязвляло это. Однако за столом судебный исполнитель почти не задумываясь заявила, что род ее жениха выше ее собственного, а это, несомненно, было верно в генеалогическом смысле. Кто мог сказать, превосходило ли сто пятое колено ее собственного рода сто третье колено рода Авзониев? Кроме того, в силу свойств своей натуры женщина надеялась на лучшую партию, считая себя вполне достойной ее, к тому же она совсем не пленилась портретом Туво - он выглядел посредственным юнцом. Нет, она определенно была недовольна его рекомендациями, результатами тестов и прочими сведениями, если бы не объяснения матери и мэра о том, что по представлениям Тереннии, он может оказаться "настоящим мужчиной". Как зла она была! Как старалась подавить свое отвращение и разочарование! Как хотела хотя бы в глубине души отвергнуть предложение! Она уже подвергла Туво Авзония беспричинным, злым мысленным упрекам; она презирала его. Ей хотелось разбить ему жизнь, безжалостно властвуя над ним. Кто пожелал бы стать женой мелкого чиновника с провинциальной планеты и вести тягостно-скучную жизнь ведь вряд ли развлечения и лавки там будут лучше, чем на Тереннии, разве что еще дальше от центра? О, она заставит его поплатиться, замучает его требованиями и капризами, какими бы чудовищными они ни были, истощит его средства, какими бы обширными они ни оказались, доведет его до отчаяния и публично унизит! Да, он еще поплатится!
      - Итак, - сказал Палендий, - мы пьем за нашу очаровательную спутницу! Желаем ей счастья и радости, и пусть она как можно быстрее соединится со своим женихом!
      Тост был встречен с одобрением. Судебный исполнитель снова покраснела.
      - Пейте, пейте! - призывали ее.
      Она поднесла тонкий бокал к губам и сделала глоток, искоса поглядев на Палендия.
      - Достойный союз, - сказал капитан, поднимая бокал.
      - Пусть он будет плодовитым, - добавил офицер флота.
      Она еле сдержалась.
      - Наверное, вы ужасно волнуетесь! - сказала одна из женщин.
      - И так жаждете его поцелуев, - подхватила другая.
      - Счастья вам! Удачи!
      - Пусть вы станете рабыней в его руках! - воскликнул кто-то.
      - Да, вот именно, - повторили несколько голосов.
      Женщина густо покраснела. Как отличались эти люди от жителей городка на Тереннии!
      - Смотрите на нее! - засмеялся Палендий, падая на стул.
      - Прошу вас, не надо, - взмолилась она.
      Палендий запрокинул голову и осушил бокал.
      Похоже, он уже выпил слишком много.
      - Мы везем на Митон девственницу! - довольно грубо прокричал Палендий, переворачивая бокал и хватая салфетку. - Ждать уже недолго!
      Конечно, она, как аристократка и патрицианка, еще оставалась девственницей. Она смущенно взглянула на телохранителя, стоящего справа от Палендия. Он продолжал наблюдать за ней с пренебрежительным выражением на лице, как будто она была выставлена на невольничьем рынке. Как она ненавидела этого мужлана!
      Она встрепенулась, когда безумная, абсурдная мысль пронзила ее мозг. "Я не хочу, чтобы меня презирали, я хочу угождать", - подумала женщина, но тут же быстро и испуганно отогнала это наваждение.
      Многие женщины Тереннии оставались девственными - особенно образованные, из высших сословий; сексуальность считалась оскорбительным проявлением низменной натуры. Конечно, на этой планете не одобрялись браки и роды у женщин-аристократок. Разве могло разумное существо обременять себя подобной обузой? О предстоящем союзе между судебным исполнителем и Туво Авзонием, как можно заметить, не было объявлено публично, можно даже сказать, что брак готовился втайне. Однако браки, как бы они ни порицались, в некоторых случаях могли принести кому-либо пользу в социальном, экономическом или профессиональном отношении.
      - И тогда!... - орал Палендий.
      Он опустил кулак, обернутый салфеткой, на тонкий, прозрачный бокал, разбив его на тысячу осколков. По скатерти разлетелись рубиновые капли каны.
      Судебный исполнитель вздрогнула и покраснела, несомненно, разгорячённая каной, чуть не падая в обморок. Эта реакция могла показаться недопустимо женственной, но следует учитывать все обстоятельства - силу Палендия, мощь его телохранителей, смех сидящих за столом, действие каны, боязливое беспокойство самой женщины, впервые осознавшей свою слабость, мягкость и уязвимость, свое отличие от мужчины, который только что ударом массивного кулака вдребезги разнес бокал. В этот момент многое казалось женщине значимым и символичным. Но не думаю, что по ее реакции мы можем судить о смирении, потрясении, почти обмороке как о признаках ее женственности. Учитывая принятые на Тереннии нормы и особенно нормы для высших классов, мы бы хотели остаться нейтральными в подобных вопросах, просто наблюдая за происходящим и позволяя читателю, если у того есть желание, сделать самостоятельное суждение. Поэтому мы будем считать эту реакцию женщины проявлением женственности - глубокой, подлинной, достоверной подверженной подобным чувствам и реакциям. Для женщин они казались вполне естественными. Среди менее женственных дам своего круга она часто ощущала себя не такой, как все, и боялась проявления у себя подобных чувств. Она никогда не отваживалась быть самой собой, такой, какой она была - великолепной и совершенно отличающейся от мужчин. Она всегда старалась отвергать и прятать свою женственность, но тем не менее та существовала. Изменения в ее жизни оказали бы существенное влияние на ее привычки. Она обнаружила себя в ситуации, в которой ее женственность могла раскрыться полностью - в состоянии, когда это было бы не только допустимо, но и необходимо. Действительно, к собственному изумлению и радости, она наконец ощутила себя самой собой, и ей не оставалось другого выбора, какими бы ни были последствия этого поступка.
      - Уже поздно, - заметил капитан.
      Сидящие за столами стали подниматься, желая друг другу приятного вечера.
      - Кана еще осталась? - спросил Палендий у прислужницы.
      - Да, господин, - ответила она.
      Палендий щелкнул пальцами, и прислужница заспешила к нему. Судебный исполнитель вздрогнула, увидев такое послушание.
      - С вами все в порядке? - спросил молодой офицер флота.
      - Да, - кивнула она.
      Палендий взял флягу из рук прислужницы и предложил ее левому телохранителю.
      - Нет, спасибо, хозяин, - ответил тот.
      Тогда Палендий протянул флягу другому телохранителю.
      - Благодарю, не надо, хозяин.
      - Может, завтра, после состязаний? - спросил Палендий.
      - Может быть, хозяин.
      - Ваши псы хорошо вышколены, - заметил сосед Палендия.
      Палендий сам отпил из фляги и неуверенно поставил ее на стол.
      Две-три женщины подошли к судебному исполнителю, чтобы поцеловать ее и пожелать счастья. Она отвечала немного смущенно и формально. В конце концов, она была .родом с Тереннии.
      Телохранитель Палендия взглянул на нее, решив, что такая женщина недостойна даже ошейника. Еще одна дама подошла поговорить с ней. Как холодно и надменно отвечала ей дочь судьи!
      Как известно, на Тереннии физические контакты, прикосновение одного человека к другому, считалось отвратительным, по крайней мере, среди людей высшего круга. И все же как высокомерно держалась дочь судьи!
      Телохранитель продолжал следить за ней и думать о ее сексуальности сейчас почти подавленной жестокими усилиями, но если бы она дала себе волю, то эта сексуальность оказалась бы неуправляемой, превратив женщину в свою пленницу и жертву.
      Еще одна женщина ласково поцеловала дочь судьи в щеку.
      В самом деле, думал телохранитель, она не совсем безнадежна. Но потом он отверг эту мысль, ибо эта дама была из хонестори, к тому же патрицианкой. Такая женщина не может оказаться в ошейнике, по крайней мере, на планетах, знакомых телохранителю. Однако он мысленно примерил на нее ошейник и счел общий вид вполне сносным.
      - Спокойной ночи, дорогая, - произнес Палендий. Женщина кивнула.
      Слегка пошатываясь, Палендий направился к выходу. Она наблюдала, как Палендий выходит из столовой, поддерживаемый телохранителями. Конечно, она давно была знакома с Палендием, как и многие люди ее круга на Тереннии.
      Он был сказочно богат со всеми своими землями и четырьмя тысячами колонов. У него была власть и, вероятно, много врагов. Телохранители сопровождали его повсюду - крупные, настороженные, быстрые, умелые, жестокие люди. Гладиаторы - и этим все сказано.
      Женщина смотрела на скатерть, усыпанную крошками, смятыми салфетками и каплями каны. Она заметила салфетку, которой Палендий обмотал кулак, прежде чем разбить бокал. Какой вульгарный жест!
      У Палендия тоже имелись слабости - например, кана или страсть к цирковым боям. Женщина знала, что он содержит школу для гладиаторов, где мужчины учатся владеть и распространенными, и редкими видами оружия.
      Люди Палендия, как и он сам, казались совсем не такими, как другие знакомые ей мужчины.
      Как беспокойно она чувствовала себя в их присутствии, какое смятение в душе испытывала каждую минуту!
      Она вспомнила телохранителя, стоящего справа от Палендия. Ее пальцы нервно дотронулись до ожерелья, плотно охватившего шею.
      Женщина вновь подумала о телохранителе. Как он разглядывал ее! Никто еще не осмеливался так смотреть на нее!
      Как она презирала, как ненавидела этого невозмутимого, полуголого гиганта, который смотрел на нее с презрением!
      "Не хочу, чтобы мной были недовольны", - подумала она, и тут же, изумившись столь безумной мысли, поспешила отогнать ее.
      Да как он смел так смотреть! Какое право он имел - невежественный, неграмотный мужлан, животное, обученное для цирковых боев? Она высокородная патрицианка!
      "Может, он не считал меня достойной наказания?", - эта мысль и взволновала, и испугала женщину, тут же исчезнув.
      Она заметила прислужницу, которая убирала посуду со стола.
      - Эй, ты! - позвала она, и прислужница замерла на месте. - Поди сюда!
      Прислужница подошла поближе.
      - Как тебя зовут? - спросила судебный исполнитель.
      - Янина...
      - Говори, как следует! - прикрикнула женщина.
      - Янина, госпожа.
      - Ты привыкла стоять в присутствии свободных людей? - спросила судебный исполнитель.
      - Простите, госпожа, - девушка быстро опустилась на колени.
      - Разве такой проступок не заслуживает наказания?
      - На все воля хозяев, госпожа, - ответила девушка. - Из уважения к чувствам других пассажиров ко мне стараются не привлекать внимания.
      - Поэтому ты и ведешь себя, как прислуга?
      - Я прислуживаю, госпожа, но ни на что не претендую. Я не осмеливаюсь претендовать на высокое положение свободной служанки.
      - Сегодня я наблюдала, как ты ведешь себя при людях, - сказала судебный исполнитель.
      - Да, госпожа.
      - Должно быть, вне чужого присутствия с тобой обходятся по-другому?
      - Да, госпожа, тогда со мной обращаются соответственно моему положению.
      - И что же это значит?
      - То, что я рабыня, госпожа, - дрожа, ответила девушка.
      - Что должен делать раб?
      - Стремиться угождать и повиноваться.
      - Тебя можно купить и продать, - добавила судебный исполнитель.
      - Да, госпожа.
      - Ты - животное, которое можно купить и продать.
      - Да, госпожа.
      - Ты красивое животное, - продолжала судебный исполнитель.
      - Благодарю, госпожа.
      Судебный исполнитель сердито повернулась и вновь взглянула на прислужницу.
      - Ты удивительно красивая рабыня, Янина.
      - Спасибо, госпожа.
      - Такие женщины, как ты, - заметила судебный исполнитель, - пригодны только для того, чтобы быть рабынями.
      - Да, госпожа.
      Прижав к бедру белую сумочку, судебный исполнитель направилась к двери. На пороге она обернулась. Прислужница по-прежнему стояла на коленях у стола.
      - Можешь встать и продолжить работу, - сказала судебный исполнитель.
      - Да, госпожа. Спасибо, госпожа, - ответила девушка.
      Возвращаясь из столовой к себе в каюту (разумеется, без сопровождения ведь она была с Тереннии!), судебный исполнитель задержалась в холле у гигантского овального иллюминатора. За ним простирался мрак таинственной ночи, в которой медленно плыли звезды, будто блестящие осколки в море.
      Женщина почувствовала себя очень маленькой и одинокой в этой ночи даже находясь в освещенном коридоре, на корабле, под защитой прочной стальной обшивки.
      Женщина оглядела свое отражение в стекле иллюминатора и поправила волосы. Она осталась довольна собой, она и прежде не считала себя дурнушкой. Она представила, как будет изводить Туво Авзония - вот именно, изводить его! Он должен поплатиться, должен пострадать за все. Женщина внимательно осмотрела себя. Напрасно она надела это белое платье, серьги и ожерелье все это она купила прямо на корабле. На Тереннии таких вещей не носили, там даже белая подпоясанная тога считалась неприличной. Мать всегда бурно протестовала, когда она одевалась подобным образом. Однако сама женщина не привыкла подчиняться, она умела делать только то, что ей хотелось и когда хотелось. Она вгляделась в собственное отражение. Вероятно, не стоило сегодня так наряжаться - она просто не подумала. Видел ли кто-нибудь, как этот уродливый, невежественный телохранитель пялился на нее? Женщина не помнила, чтобы на нее когда-нибудь так смотрели, кроме случая с этим же парнем, тогда еще крестьянином - когда он стоял в зале суда. Тогда она была довольна своей внешностью и одеждой. Женщина вспомнила о той девчонке в столовой, Янине... или как там ее звали. Она носит только то, что ей позволят. Судебный исполнитель вгляделась в черноту за окном, где мерцали звезды.
      "Как бы меня одели, - подумала она, - если бы я была рабыней? И позволяли бы мне одеться?" Она вздрогнула, ибо позади нее в стекле появилось отражение телохранителя, того, что стоял справа от Палендия. Женщина повернулась и прислонилась к раме. Другой гладиатор маячил где-то позади.
      - Простите, госпожа, - произнес гладиатор, подойдя слишком близко. - Мы не хотели напугать вас. Мы закончили работу и возвращаемся в свою каюту.
      Второй гладиатор пошел дальше, и первый направился следом за ним.
      - Подожди, - вдруг сказала женщина.
      - Да, госпожа?
      - Мы не виделись с тех пор, как ты был в цирке.
      - Да, госпожа, с тех пор, как вы приказали связать меня.
      - За тебя вступился Палендий - твои подвиги на арене восхитили его.
      - Да, госпожа.
      - Только благодаря Палендию тебя помиловали и отдали ему.
      - Да, а потом начальнику школы гладиаторов, - добавил он, - где учат убивать.
      Она хотела отодвинуться подальше, но за спиной была рама иллюминатора.
      - Теперь я свободен, - продолжал он. - Я получил свободу после десятой победы... и седьмого убитого.
      - Понимаю, - кивнула она.
      - И теперь я так же свободен, как и вы, - добавил гладиатор.
      - Да, понимаю.
      Зачем он подошел так близко? Неужели он по-прежнему остался грубым, невежественным крестьянином? Неужели он считает, что находится в грязной деревне, где скот бродит вокруг хижин? Он и в самом деле так равнодушен к сословным различиям Тереннии? Она смутилась и вспыхнула. Всего на расстоянии вытянутой руки от нее вздымалась грудь гладиатора.
      - Палендий питал большие надежды насчет тебя, - произнесла она, глядя в сторону. Гладиатор пожал плечами.
      "Да как ты смеешь стоять так близко!" - думала она!
      Палендий вез с собой двадцать бойцов и целую свиту обслуги, тренеров, врача, секретарей. Он направлялся на Ирис - планету из первого квадранта, неподалеку от Митона.
      - Я не слишком силен в боях с разным оружием, - сказал гладиатор, глядя на нее.
      "Пожалуйста, не стой так близко, - молила она про себя. - Неужели ты не видишь, что мне неудобно?"
      - Но даже такие бойцы, как Аркон и Мир-Сан сначала мало что умели.
      Этих двоих знали во всей Империи. Им приходилось выступать даже в главном цирке.
      - Тебе нравится в цирке? - спросила она.
      - Да, - задумчиво ответил он. - Свет, люди, музыка, азарт... все это очень возбуждает.
      - Я понимаю, почему людям нравятся такие зрелища. Но цирк - это не мое призвание.
      - Ты свободен. Ты можешь уйти от Палендия, - возразила она.
      - Он спас мне жизнь, и я служу ему.
      - Несомненно, он хорошо тебе платит, - заметила женщина.
      - Да.
      - Ты гумилиори, у тебя не может быть призвания, - сказала она.
      - А рабам вообще не приходится выбирать, - ответил гладиатор, глядя на нее в упор.
      - Что ты хочешь этим сказать? - воскликнула женщина.
      - Ничего, госпожа.
      Она почувствовала слабость и головокружение. Что могли значить его слова? Она перепугалась, как рабыня перед хозяином.
      - Почему сегодня вечером ты так смотрел на меня? - сердито спросила она.
      - Вам показалось, госпожа.
      - Может быть, - холодно ответила женщина.
      - А кроме того, вы дважды сами посмотрели на меня, - продолжал гладиатор.
      - Этого никогда не было!
      - Тогда откуда вы узнали, что я смотрю на вас?
      - Ты - дерзкое животное! - крикнула она и взмахнула маленькой ручкой. Однако удар не был нанесен - ее тонкое запястье попало в стальные тиски его огромного кулака.
      Гладиатор вспомнил, что когда он выздоравливал в школе и уже вставал на ноги, к нему пришел Палендий. Неожиданно Палендий попытался ударить его, и гладиатору пришлось схватить его за запястье.
      "Если бы я носил браслет с лезвием, - сказал Палендий, - ты лишился бы пальцев".
      "Но у вас нет браслета, господин", - возразил гладиатор.
      "Верно, - усмехнулся Палендий. - А теперь отпусти меня. С завтрашнего дня можешь приступать к занятиям".
      - Прошу, отпусти меня! - воскликнула женщина. - Мне больно!
      Он немедленно разжал пальцы. Женщина отдернула руку, потирая запястье. Она прежде не понимала, что значит оказаться беспомощной в могучих руках.
      - Да и к чему мне терять время, разглядывая простую рабыню? - рассеянно сказал гладиатор.
      - Я не рабыня! - закричала женщина. - Рабыней была та девушка, которая разливала кану!
      - Вы обе рабыни, - возразил он.
      - Я не рабыня! Я патрицианка!
      - Нет, ты рабыня, - повторил гладиатор.
      - Нет! - закричала она.
      - В школе меня научили, как, глядя на женщину, определить, рабыня она или нет, - объяснил гладиатор.
      - И что же, я похожа на рабыню? - раздраженно поинтересовалась женщина.
      - Да.
      - Убирайся! - велела она.
      Гладиатор отступил назад и поклонился.
      - Да, госпожа.
      - Что за состязания будут завтра вечером? - вдруг спросила она.
      - Пока это секрет.
      - И ты будешь участвовать?
      - Насколько я понимаю, это неизбежно, - ответил гладиатор.
      - Конечно.
      - Госпожа желает присутствовать? - спросил он.
      - Разумеется, нет!
      - Спокойной ночи, госпожа, - сказал гладиатор, еще раз поклонился и ушел.
      Вскоре в том же коридоре показался капитан, который направлялся к залу управления. Судебный исполнитель стояла у иллюминатора, одной рукой впившись в раму, а другой прижимая к себе сумочку. Она вглядывалась в молчаливые глубины ночи, где вспыхивали огоньки далеких солнц и звезд. Женщина казалась испуганной. Капитан остановился, вопросительно глядя на нее.
      - Со мной все в порядке, - заверила она.
      - Я только что встретился с двумя телохранителями Палендия. Надеюсь, они не приставали к вам?
      - Нет! Конечно, нет! - ответила она.
      - Разве к ней можно пристать? С рабынями так не поступают, им просто приказывают...
      - Напрасно таким людям позволяют находится на свободе, - заметил капитан.
      - Несомненно, - усмехнулась она.
      - Их следует держать в клетке.
      - Наверное, - она не смогла удержаться от смешка.
      - С вами все в порядке? - насторожился капитан.
      Она кивнула. Она слышала, что рабынь иногда держат в клетках, причем довольно тесных.
      - Желаю вам приятного вечера, - произнес капитан.
      - Капитан, завтра вечером ожидаются какие-нибудь зрелища?
      - Зрелища?
      - Ну да - бои, состязания?
      - Да, состязания.
      - Могу я узнать, где именно и когда? - спросила женщина.
      - Боюсь, вам это будет неинтересно, - нерешительно ответил капитан. - В нижнем отсеке корабля, секция девятнадцать, через час после ужина.
      - Все зависит от того, как я себя буду чувствовать завтра вечером, произнесла женщина. - Если заскучаю, то приду.
      - Вам не следует этого делать, - заметил капитан.
      - Почему же?
      - Я не уверен, что зрелище покажется вам приемлемым, - объяснил капитан.
      - Надеюсь, другие женщины там будут?
      - Несомненно.
      - И я имею полное право прийти? - допытывалась она.
      - Ну конечно!
      - Ведь это круизный кораблю, на нем не может не быть развлечений, продолжала женщина. - Я заплатила за билет.
      - Полностью согласен с вами, - кивнул капитан.
      - Тогда в чем дело?
      - Ни в чем, - ответил он. - Только вы родом с Тереннии...
      - Ну и какое это имеет значение? - спросила она.
      - Никакого.
      "Тогда посмотрим, какое настроение у меня будет завтра вечером", решила она.
      Она отклонила предложение капитана проводить ее до каюты - в конце концов, она была родом с Тереннии. Однако, если быть точным, следует упомянуть, что после ухода капитана женщина вновь заволновалась. Она смотрела через иллюминатор на звезды и планеты и не могла избавиться от страха - она чувствовала себя такой маленькой и беспомощной! Сам корабль со своими сложными системами жизнеобеспечения казался недоступным ее пониманию. Женщина думала, что напрасно не позволила капитану проводить ее до каюты. Идти туда было далеко, через несколько коридоров, а она была одета так, что все становилось ясно с первого взгляда - она не существо, равноправное с мужчиной, а настоящая женщина. Она взглянула на свое отражение в иллюминаторе. Нет, она действительно не такая, отличающаяся от "равноправных" женщин. Она поспешила в каюту, постоянно оглядываясь, даже останавливаясь, прежде чем свернуть в другой коридор, и наконец, испуганная, задыхающаяся, - ибо все время ей пришлось идти мелкими шажками, как позволяла одежда, - она достигла своей двери. Через мгновение она очутилась в каюте, навалилась плечом на дверь и заперла ее на два оборота ключа. Она тяжело дышала. Внезапно зарыдав, она опустилась на колени рядом с дверью, вытянув руки по ее холодной стальной обшивке.
      Она не рабыня! Она в безопасности!
      Глава 10
      - Что за отвратительная одежда! - рассмеялась одна из зрительниц.
      Судебный исполнитель не сочла нужным отвечать ей.
      - Не сердитесь! - продолжала женщина. - Садитесь рядом со мной, - и она указала свободное место на скамье.
      Судебный исполнитель улыбнулась и подошла к ней.
      - Я очень опоздала? - небрежно спросила она.
      - Совсем нет, вы как раз вовремя, - заверила ее соседка.
      Артисты, если так можно было их назвать, еще не появились на огороженной деревянным барьером арене, окруженной трибунами. Зал в секции девятнадцать имел очень высокий потолок; вверху можно было разглядеть длинные, ничем не прикрытые стальные брусы и шпангоуты. В секции, одной из сотен ей подобных, умещалось несколько тонн груза. Теперь же в ней находились только скамьи, да по углам стояло несколько контейнеров и спасательных капсул. Секцию освещали мощные электрические прожектора, маленькая арена была залита их слепящим светом. Включать свет можно было с пульта, находящегося у двери. Дальний угол секции скрывался в полутьме вероятно, где-то там артисты ожидали своего выхода. Если это и было зрелище, то оно не отличалось профессиональной постановкой.
      - В чем суть сегодняшнего состязания? - спросила судебный исполнитель.
      Да, она пришла слишком рано - собралось всего несколько зрителей.
      - Не знаю, - ответила ее соседка, одна из тех женщин, что прошлым вечером сидели за столом капитана. Вместе с другими после ужина эта женщина поцеловала дочь судьи и пожелала ей счастья. - Мне не хотелось обидеть вас, дорогая, - продолжала она. - Я уверена, что ваш наряд приемлем на Тереннии.
      - Это обычная одежда людей моего круга, - подтвердила судебный исполнитель.
      - Женщин и мужчин?
      - Конечно.
      - Понятно, - протянула соседка так, что становилось ясно: она ничего не поняла.
      - Мы одинаковы, - продолжала судебный исполнитель.
      - И мужчины, и женщины?
      - Да.
      - Вам это не кажется нелепым? - поинтересовалась соседка.
      Судебный исполнитель предпочла оставить этот вопрос без ответа.
      - Простите, - спохватилась соседка.
      - Ничего страшного, - успокоила ее судебный исполнитель.
      Соседка сегодня была одета не в вечернее платье, уместное за ужином у капитана, а в нечто более приличествующее для посещения состязаний - хорошо сшитый брючный костюм.
      - Вчера вечером вы были одеты совершенно иначе, - заметила соседка.
      Это была правда. Облегающее белое платье без рукавов, купленное на корабле, в которое судебный исполнитель осмелилась облачиться вчера, как небо от земли отличалось от тереннианской одежды, так называемой "униформы", надетой ею сегодня. Униформа была призвана скрыть половые признаки - это пытались сделать различными способами, более или менее успешно. Сегодня судебный исполнитель надела самый распространенный вид униформы - намеренно широкую, бесформенную мешковатую одежду из целого куска ткани. Ткань скрывала ее от шеи до щиколоток. Одежда внизу имела широкие штанины и нечто вроде длинной серой накидки поверх них. Вдобавок судебный исполнитель надела "балдахин" - проволочную раму, укрепленную на вороте униформы и поднимающуюся над головой, с прикрепленными к ней полупрозрачными "занавесями". Это сооружение должно было скрыть изгиб ее плеч и откровенные выпуклости груди. Единообразие и в поведении, и во внешности высоко ценилось на Тереннии.
      - Несомненно, Палендий будет здесь, - беспечно проговорила судебный исполнитель.
      - И его великолепные животные тоже, - кивнула соседка.
      Судебный исполнитель смутилась. Конечно, Палендий не слишком интересовал ее. К своему стыду, она поняла, что соседка чересчур ясно понимает ее чувства.
      Следует упомянуть, что хотя сегодня судебный исполнитель надела униформу, под ней скрывалась совершенно иная одежда, также купленная на корабле - еще более редкая и необычная для Тереннии.
      Это белье было тщательно скрываемым секретом судебного исполнителя. Она чувствовала, что могла бы умереть от стыда, если бы ее тайну кто-нибудь разузнал.
      - Вы заметили, как смотрел на вас тот парень, что стоял справа от Палендия? - спросила ее соседка.
      - А вы заметили? - довольно переспросила судебный исполнитель. Значит, ей это не показалось. Конечно, так она и знала, но все же было приятно получить тому подтверждение. Кроме того, ей польстило внимание соседки - оно тешило ее тщеславие, ибо судебный исполнитель, как любая женщина, была тщеславна.
      Именно на нее одну смотрел этот мужчина!
      - Конечно, - кивнула соседка.
      - Неужели? - изумилась судебный исполнитель, которая, следует признаться, ожидала услышать нечто большее.
      Соседка отлично поняла ее.
      - И еще как смотрел! - прошептала она.
      - Как же? - выспрашивала судебный исполнитель. Каким душным внезапно показалось ей новое белье, поверх которого была надета униформа!
      - Даже не спрашивайте, милочка, - ответила дама в брючном костюме, как бы желая прекратить разговор.
      - Нет, прошу вас, говорите, - настаивала судебный исполнитель. - Я хочу знать.
      - В самом деле?
      - Конечно.
      - Я знаю, что вы из патрицианок, милочка, - продолжала соседка, - все мы завидуем и восхищаемся вами, но этот мужчина смотрел на вас так, как будто вы не более, чем заурядная рабыня!
      - Понятно, - кивнула судебный исполнитель.
      - Прошу вас, не обижайтесь, - попросила ее соседка.
      - Конечно, не буду, - ответила судебный исполнитель.
      - Хотела бы я, чтобы он так смотрел на меня! - шутливо вздохнула соседка.
      - Я не рабыня, - раздраженно возразила судебный исполнитель.
      - В глубине души все мы рабыни.
      - Не может быть.
      - Неужели вы никогда не размышляете,сколько бы за вас могли заплатить? Какова цена вам как женщине?
      Судебный исполнитель сердито молчала. Она и впрямь иногда, чувствуя себя одинокой, никому не нужной и забытой, думала, сколько она может стоить и найдется ли мужчина, готовый заплатить за нее. Много раз она представляла себе невольничьи торги, лица мужчин, скрытые в темноте, и крик ведущего торгов.
      - Он похож на варварское божество - такой рослый, с поразительно правильными чертами лица, - сказала судебный исполнитель.
      - Разве каждая женщина не будет готова трепетать перед таким мужчиной и повиноваться ему? - заявила соседка.
      - Только не настоящая женщина!
      - Те женщины, которых вы называете "настоящими", просто еще не встретили своего хозяина.
      - Что за вздор! - воскликнула судебный исполнитель, понимая, что ее соседка права.
      - Разве вам трудно представить, что вы принадлежите этому человеку? поинтересовалась соседка.
      - Конечно.
      - А я считаю, что вы способны на такое, - заметила соседка, поглаживая ей руку.
      - Нет! - решительно заявила судебный исполнитель.
      - Думаю, вы бы стали повиноваться ему. Наказания вскоре заставили бы вас смириться, - улыбнулась соседка.
      Судебный исполнитель проглотила ком в горле и опустила голову. Она не сомневалась, что стала бы повиноваться, угождать, не дожидаясь побоев. Он вполне мог побить ее, если бы остался недоволен, но она не нуждалась в побудительных мотивах.
      Скамьи постепенно заполнялись. Вскоре должно было начаться зрелище.
      - По-вашему, сколько бы могли за вас заплатить? - раздраженно поинтересовалась судебный исполнитель.
      - Не знаю, милочка. Надеюсь, что дорого.
      - Понятно.
      - Конечно, не так много, как за вас - вы очень красивы, - добавила соседка.
      Судебный исполнитель оглядела свою соседку. Ей уже было под сорок лет, она получила хорошее образование, была еще свежа и подтянута. Вряд ли бы за такую женщину заплатили мало. Кроме того, она была не с Тереннии - это обстоятельство могло стать причиной разницы в их цене. Как подозревала судебный исполнитель, женщины с Тереннии невысоко ценились на невольничьих рынках, но ей было неприятно об этом думать. Если уж женщине с Тереннии выпала горькая участь стать рабыней, ее можно было бы вышколить, как и всех прочих. Разве при усердном обучении через некоторое время она не стала бы цениться наравне с самыми дорогими рабынями?
      - Смотрите! - сказала соседка.
      Капитан, его помощник и несколько офицеров вошли в зал.
      - Вы позволите мне сесть рядом с вами? - спросил один из младших офицеров.
      - Прошу вас, - ответила соседка судебного исполнителя.
      Свободных мест оставалось мало - кроме зарезервированных в первом ряду, где устроились капитан и его первый помощник. Судебный исполнитель и ее приятельница сидели неподалеку от почетных мест, так как пришли заранее, задолго до начала зрелищ, и смогли выбрать место по вкусу.
      Офицер сел справа от соседки судебного исполнителя. Он мог бы занять место между дамами, но поскольку одна из них была с Тереннии и, следовательно, могла почувствовать неудобство в присутствии мужчины, он предпочел сесть от нее подальше.
      Вскоре свет в зале начал гаснуть.
      - Начинается! - шепнула соседка судебного исполнителя.
      Глава 11
      Огни продолжали гаснуть, пока вся секция не погрузилась во мрак, а затем внезапно зажглись вновь.
      На песке арены у входа стоял на коленях крупный, бородатый мужчина. Его длинные, чуть ли не до пояса волосы перехватывала кожаная тесьма. Мужчина был одет в тунику из грубо сшитых шкур. Цепи сковывали его по рукам и ногам.
      Завидев его, женщины зашептались.
      - Он одет, как варвар, - сказала соседка судебного исполнителя.
      - Он и есть варвар, - подтвердил офицер. - Его приняли на борт у Тиноса.
      По обеим сторонам от коленопреклоненного варвара стояли два стражника, вооруженные не электрическими дубинками, а револьверами. В Телнарии существовало несколько видов огнестрельного оружия, обычно оно имелось у имперских офицеров. Такие револьверы содержали десять электрических зарядов, при каждом выстреле из дула появлялся узкий, яркий луч.
      Этот луч в момент действия мог не только разрезать дерево, но и оплавить металл. Это было особенно важно на космическом корабле. Оружие в Империи, как уже говорилось, было немногочисленным, и одной из причин подобной политики была безопасность властей Империи. Производство оружия было монополизировано государством. Однако примитивных видов - дубинок, пращей, колющего, режущего оружия - было намного больше, чем технически сложного. Многие граждане Империи были знакомы только с простейшими видами. Чтобы ограничить его использование, некоторые рода войск Империи были оснащены мощным вооружением. Энергия высоко ценилась в Телнарии большинство ее источников иссякли столетия назад на тысячах планет. Однако не следует забывать, что Империя обладала и оружием, способным сбивать планеты с их орбит и распылять их на песчинки...
      - Он одет в шкуры зверей, которых сам убил, - объяснял младший офицер.
      - Как интересно! - восклицала женщина в брючном костюме.
      Однако, как можно заподозрить, ее интересовало не столько происхождение шкур, сколько грубо упрятанное в них мускулистое тело пленника.
      Судебный исполнитель заерзала. Ее сердце, как и сердца многих зрительниц, пугливо и отчаянно забилось.
      Где-то в галактике существовали мужчины, подобные этому! Что может чувствовать женщина в этих руках?
      - С вами все в порядке? - спросил младший офицер.
      - Да, - ответила она.
      Образованные, утонченные женщины взирали на варвара с легким испугом, несмотря на то, что он был закован в цепи. Как отличался он от мужчин, с которыми эти женщины были близко знакомы!
      При виде этого человека судебный исполнитель внезапно поняла, какое отвратительное белье она осмелилась надеть под свою униформу.
      Каким пугающим казался варвар - его мысли и манеры, несомненно, полностью отличались от мыслей и манер цивилизованных мужчин. Кто знает, как варвары относятся к женщинам?
      - Вы боитесь? - спросил младший офицер, взглянув на судебного исполнителя.
      - Нет, что вы! - ответила она.
      - Он же совсем беспомощен! - добавил офицер.
      - Женщины варваров одеваются так же? - деланной беспечностью поинтересовалась судебный исполнитель.
      - Женщины обычно одеваются в ткани - хорошие, привезенные издалека, а некоторые сами прядут и ткут полотно себе на одежду. Самый распространенный наряд свободных женщин - платья, скрывающие фигуру так, чтобы не вызывать желания у мужчин.
      - Разве не все женщины варваров свободны?
      - Нет.
      - Значит, среди них есть рабыни?
      - Конечно, ведь это варвары, - подтвердил офицер.
      - А какова одежда рабынь?
      - Иногда они носят длинные платья, как у свободных женщин.
      - Но не всегда? - уточнила судебный исполнитель.
      - Нет.
      - И как же они тогда одеваются?
      - Как рабыни, если, конечно, им позволяют одеться, - пожал плечами младший офицер.
      - Сколько женщин имеют такие мужчины? - спросила судебный исполнитель.
      - Несколько, по-разному бывает.
      - И жен, и рабынь?
      - Иногда да, - ответил офицер.
      Несмотря на прочные оковы варвара и присутствие вооруженных стражников, многие из женщин волновались, глядя на коленопреклоненную фигуру.
      Они осознавали себя цивилизованными женщинами и поэтому презирали таких мужчин. Этот варвар должен был относиться к ним просто как к женщинам, которых можно использовать - какой ужас!
      В этот момент главная дверь открылась, и в зале появился молодой офицер флота - тот, что, вероятно, находился в отпуску.
      Судебный исполнитель затаила дыхание.
      Вчера вечером она видела его в обычной штатской одежде, уместной за столом капитана, теперь же он облачился в белый с золотым галуном мундир. Судебный исполнитель с изумлением заметила три пурпурных шнура у его плеча.
      Когда он вошел, сам капитан и его офицеры вскочили; стражники на арене тоже повернулись.
      - Слава Империи! - воскликнул капитан.
      - Слава Империи! - отозвались другие офицеры и стражники. Даже младший офицер, сидящий рядом с женщинами, вскочил, завидев входящего, и присоединился к приветствиям.
      - Слава Империи! - отозвался молодой офицер флота, и его возглас повторили на трибунах.
      - Видите шнуры? - прошептала женщина в брючном костюме.
      - Да, я их заметила, - ответила судебный исполнитель.
      Она на мгновение даже лишилась дара речи, заметив их: ей ли, патрицианке, было не разбираться в знаках отличия? Однако она не понимала, что делает на борту обычного корабля человек, ранг которого выше не только ее собственного, но даже ранга Туво Авзония.
      Офицер флота повернулся к пленнику, уже поставленному на ноги - видимо, стоять на коленях он должен был до прихода офицера. Воинское звание офицера было невысоким - что-то вроде младшего лейтенанта. С другой стороны, шнуры ясно давали понять, что каким бы ни было это звание, его обладатель происходит из самого знатного рода.
      - Три шнура! - восхищенно проговорила женщина в брючном костюме.
      - Да, - в замешательстве откликнулась судебный исполнитель. Три пурпурных шнура, самый высокий ранг... Несомненно, род молодого офицера был не менее знатным, чем род самого императора! Невозможно поверить, чтобы такой человек оказался на борту обычного круизного корабля!
      На глазах нескольких зрителей выступили слезы. Молодой офицер жестом поблагодарил зрителей, и, отдавая дань традиции, лично поприветствовал капитана, а затем уселся рядом с ним.
      В это время из двери напротив главного входа появился Палендий с четырьмя парами гладиаторов - это были мощные мужчины в кожаных повязках, со стянутыми сзади волосами и блестящими от масла телами.
      - Вот это парад! - прошептал младший офицер.
      Гладиаторы, четверо из которых было вооружено тупыми копьями, а остальные - деревянными мечами, начали разминаться на арене.
      Кое-кто из женщин подавил невольный вздох, видя вздымающиеся мускулы, движения крепких бедер. Конечно, им и раньше приходилось видеть бойцов, но теперешнее зрелище казалось ни с чем не сравнимым.
      Судебный исполнитель высматривала гладиатора, который был телохранителем Палендия и вчера стоял справа от хозяина. Его нигде не было.
      Но вскоре он вместе с товарищем прошел между трибунами, спокойно разглядывая толпу. Судебный исполнитель сидела очень прямо в своей униформе и "балдахине", всем своим видом показывая, что она не замечает гладиатора, сосредоточив свое внимание на арене. Значит, он смотрел на нее, как на обычную рабыню? Так пусть поймет, что она неизмеримо выше его, что она патрицианка с Тереннии!
      Разумеется, один раз ей пришлось обернуться, чтобы убедиться в его внимании, и, как следовало ожидать, их взгляды встретились. Вспыхнув, женщина отвернулась.
      Хорошо хоть, что она надела униформу и "балдахин"! Но она знала, что под этой одеждой у нее находится особое белье, о котором мы уже упоминали. Внешне это белье выглядело вполне безобидно, но только не для женщины с Тереннии: для нее этот поступок был дерзким и совершенно неприличным. Оно мягко и соблазнительно касалось ее кожи - такое возмутительно непристойное белье могла бы надеть только рабыня. Судебный исполнитель чувствовала, как ее грудь облегают мягкие, шелковистые ленты, она ощущала, как тонкая ткань прижимается к ее телу внизу с нежной интимностью чужой и - настолько возбуждающим было это прикосновение. Эти две вещи, лифчик и трусики, как можно предположить, были куплены на корабле. Судебному исполнителю понадобилось набраться смелости для такой покупки. Вправду ли продавщица с любопытством взглянула на нее или ей это только показалось? Кроме нее, о покупке никто не знал. Носила ли сама продавщица такое белье? Может, в выражении ее лица или в голосе было что-то странное, подозрительное? (Интересно, что было на продавщице под верхней одеждой?). Конечно, это ее тайна, тайна от всего мира. Она никогда не осмелится показаться в таком виде Туво Авзонию, да и он не пустит женщину в таком белье к себе в постель. Это все равно, что спать с закованной в цепи пленницей.
      Гладиатор не мог знать, что надето под ее униформой и "балдахином". Но сама женщина знала и горячо пожалела об этом.
      О, она десятки раз снимала и надевала белье у себя в каюте, иногда даже отваживаясь взглянуть на себя в зеркало, но так и не привыкла к собственному виду. В самом деле, это гибкое, стройное, грациозное создание не могло быть ею. Она решила не надевать белья, но когда уже приготовилась снять его в последний раз, то внезапно поняла, что если она хочет занять место в зале, ей надо поторопиться. Поколебавшись, она надела поверх тонкой ткани униформу и "балдахин" и поспешила в зал.
      Как красив был гладиатор, каким сильным и рослым он казался по сравнению с ней!
      Судебный исполнитель выпрямилась. Теперь она была даже рада чувствовать на себе белье - его никто не видел, но оно было таким удобным! Вот хорошая причина, чтобы постоянно носить его. Никто даже не подумает, что она способна на такое.
      Телохранитель был теперь недалеко от нее - слева, где между трибунами оставили проход. Их взгляды снова встретились.
      - Где твой ошейник? - спросил он.
      Она смутилась и сделала вид, что не расслышала. Несомненно, он вспомнил об ожерелье, которое она надевала вчера вечером. Оно не подходило к униформе и "балдахину". Кроме того, это было все-таки ожерелье, а не ошейник.
      Ошейники носят только рабы - он должен знать об этом.
      Младший офицер взглянул на гладиатора, но тот так решительно и сурово встретил его взгляд, что офицер поспешил отвернуться.
      Женщина в брючном костюме наклонилась к судебному исполнителю и едва заметно кивнула головой в сторону гладиатора.
      - Он считает вас привлекательной, - доверительно прошептала она.
      - Привлекательной?
      - Да.
      - Я с Тереннии, - ответила судебный исполнитель. - Я даже не понимаю, что это значит.
      - Чрезвычайно привлекательной, - настаивала соседка.
      - Меня это совершенно не интересует.
      - Тогда почему вы покраснели?
      - Я не покраснела, - возразила судебный исполнитель, чувствуя, как горят ее щеки.
      - Он хочет вас.
      - Он просто грубое животное!
      - Он смотрит на вас так, будто вы обычная рабыня, - заметила соседка.
      - Вероятно, желает купить меня, - сухо пошутила судебный исполнитель.
      - Почему бы и нет, если он способен доставить вам удовольствие?
      Судебный исполнитель предпочла не отвечать на это замечание - ее привела в ярость сама мысль о том, что ее могут купить.
      - Вероятно, он просто свяжет вас, заткнет рот и унесет, - улыбнулась соседка.
      - Может быть.
      - Он хочет вас, - настойчивым шепотом повторяла она.
      - Пусть хочет, сколько ему угодно, - ответила судебный исполнитель.
      - Вы не стали бы говорить так, если бы стояли перед ним на коленях, обнаженной, со связанными руками, - возразила соседка.
      - Прошу вас, перестаньте!
      - И вы бы стали его рабыней, - продолжала соседка. Судебный исполнитель вздрогнула. - Вы бы хорошо служили ему - он это понимает.
      В этот момент молодой офицер флота обернулся, и, к удовольствию судебного исполнителя, их взгляды встретились. Это позволило женщине наконец-то избавиться от унизительного смущения, возникшего при разговоре с соседкой. Молодой офицер, несомненно, запомнил ее с прошлого вечера, заметил пурпурную кайму, столь деликатно, но ясно свидетельствующую о ее родовитости. Да, она тоже принадлежала к аристократии! Это давало женщине возможность поставить на место соседку, происходившую из незнатных хонестори. Соседка должна понять, что не имеет права общаться с ней так откровенно и интимно, как будто они равны, и не просто равны - будто они обе стоят обнаженными на невольничьих торгах, дожидаясь, пока их вызовут на помост и купят. Офицер сидел всего в нескольких шагах от нее, в первом ряду, на почетном месте между капитаном и его первым помощником.
      - Слава Империи! - отчетливо произнесла женщина.
      Офицер вновь засмотрелся на упражнения гладиаторов. Соседка судебного исполнителя, женщина в брючном костюме, тактично не обратила внимания на этот эпизод.
      Судебный исполнитель сжалась от унижения и быстро вытерла слезы, выступившие на глазах. Она тоже промолчала.
      Неужели знатный офицер флота мог заподозрить, что надето под ее униформой? Неужели поэтому он и не стал отвечать на приветствие и даже сделал вид, что не узнал ее?
      Она взглянула на гладиатора, по-прежнему стоящего в проходе. На его губах играла легкая, почти незаметная улыбка - улыбка презрения. Судебный исполнитель быстро отвернулась и уставилась на арену, будто заметив там нечто занимательное.
      Еще никогда в своей жизни она не испытывала такого стыда и унижения.
      Дело в том, что в Империи имелись твердые понятия о положениях, рангах и сословной иерархии. Ими было нелегко пренебречь.
      - Дамы и господа! - провозгласил Палендий. - Добро пожаловать на сегодняшнее состязание! Позвольте представить вам особого гостя, почтившего сегодня нас своим присутствием, - продолжал он, указывая на коленопреклоненного пленника в шкурах и цепях. - Ортог, принц Дризриакский, отступник из дома Ортогов.
      Последовал смех и вежливые аплодисменты. Кулаки варвара, притиснутые друг к другу массивными наручниками, сжались в бессильной ярости. Это тоже вызвало взрыв веселья у зрителей.
      Даже человек, не знающий языка Телнарии, слыша напыщенную речь Палендия и видя веселье толпы, не усомнился бы в том, что варвара выставили на посмешище.
      (Читателю будет полезно узнать о некоторых исторических именах, упомянутых здесь. Ортог был принцем племени дризриаков, одного из одиннадцати племен алеманнов. Он откололся от своего дома и претендовал на королевский престол Ортунгена).
      - Он осмелился выступить против Империи, - продолжал Палендий. - А теперь стоит перед нами - униженный, в цепях, беспомощный, как раб!
      Зрители вновь радостно зашумели.
      - Сейчас мы увидим, как он преклоняется перед Империей! - объявил Палендий.
      Однако спина коленопреклоненного осталась совершенно прямой. Палендий в упор взглянул на пленника, но тот не шелохнулся. По кивку капитана Палендий подозвал двух стражников. Общими усилиями им удалось пригнуть голову пленника к песку. Но как только они отпустили его, он снова выпрямился.
      В его глазах светился огонь злости и почти невыносимой ненависти цивилизованным пассажирам "Аларии". Эта ненависть горела, подобно сторожевым кострам у границ Империи.
      - Будь у нас ваше оружие.. - тяжело выдохнул пленник.
      - Такие люди очень опасны, - сказал офицер флота капитану.
      - Да, это бесстрашные и жестокие противники, - кивнул капитан.
      - К счастью, они тратят слишком много времени, сражаясь друг с другом, - заметил первый помощник.
      - Император вынужден подписать закон о всеобщем гражданстве, - вздохнул офицер флота.
      - Да, это непоправимая ошибка, - ответил капитан.
      - Разумеется, - кивнул офицер.
      Все эти намеки останутся туманными, если не упомянуть, что гражданство в Империи доставалось не просто. Оно означало гораздо больше, нежели престиж или социальное положение. Без него нельзя было владеть землей и подавать иск в суд, присутствовать на судебных заседаниях, составлять завещания, распоряжаться собственностью и тому подобное. Продвижение по службе тоже напрямую зависело от гражданства. При приеме на работу в обширных службах гражданство было обязательным условием. Человек без гражданства чувствовал себя немногим лучше животного. Оно означало не просто определенную форму политических и юридических прав, но и признание в обществе. Только постепенно, через столетия и даже тысячелетия гражданство распространилось повсеместно. Вначале им обладали лишь избранные сословия Телнарии, потом остальная аристократия, затем все население нескольких главных, а позднее и прочих Телнарианских планет. Далее гражданство приобрели жители провинциальных планет. Офицер флота и капитан говорили о военной службе как способе получения гражданства. Служба в регулярной армии продолжалась двадцать лет, отставники обеспечивались пенсиями. Сыновья обычно шли по стопам отцов.
      На планетах, где были введены обязательства, сыновья военных неизбежно становились военными. Служащие регулярных войск получали гражданство после первого года службы, служащие вспомогательных - по окончании девяти лет. Значение гражданства было таким, что энергичные и тщеславные горожане часто рассматривали военную службу как путь получения гражданства даже для своих потомков. Такая политика обеспечивала постоянный приток новобранцев в войска. Следует упомянуть о двух препятствиях: обычно люди понимали, что такой путь отнимет у них много времени и сил. Те, кто жаждал получить гражданство, знал ему цену и не соглашался с легкостью лишиться этой привилегии. Поэтому бывшие военные оставались лояльными по отношению к политике Империи, становясь хорошими гражданами. Теперь понятны опасения офицера и капитана: если гражданство будет официально введено по всей Империи, военная служба лишится всякой притягательности для мужчин. Гражданство обесценится, станет обычным явлением. Конечно, те, кто раньше добивался гражданства с трудом, будут рады принять его в подарок, подобно хлебу и зрелищам в городах. Возбуждение и воинственность этих сословий может представлять силу, которой способны воспользоваться искушенные в таких вопросах политики. "Власть народу" - вечно популярный лозунг тех, кто использует народ ради достижения собственных целей. Теперь нам понятны причины подобного разговора и давления, которому подвергались при подписании закона о гражданстве император и сенат...
      Варвар Ортог, в ярости напоминающий зверя, попытался встать, но вновь был силой поставлен колени. Он зловеще оглядывал трибуны.
      Женщины вздрагивали.
      - Не бойтесь, милые дамы, - сказал Палендий. - Этот монстр не опасен.
      Варвар рванул цепи. Тревожный шепот прошел по трибунам.
      - Не надо бояться этого зверя! - вновь призвал Палендий. - Вы находитесь под защитой Империи!
      Неожиданно варвар крикнул и, привстав, дернул цепь. Несколько женщин взвизгнули от страха. Стражники заставили варвара встать на колени.
      - Вам незачем тревожиться, прекрасные дамы! Империя, незыблемая и вечная, оградит вас от этого чудовища!
      В глазах женщин оставался ужас. Маленькие соленые ручки прижимались к груди.
      - Он же беспомощен! - объявил Палендий. - Он надежно закован в прочные цепи!
      Варвар захрипел и вновь вскочил. Женщины закричали. Варвара поставили на колени, пинком заставив его прекратить рвать цепь.
      - Вы же видите, что он беспомощен! И он сам это знает, - сказал Палендий.
      Вздох облегчения пронесся по трибунам.
      - Смотрите, он стоит на коленях перед Империей, как и полагается!
      Зрители засмеялись. Варвар в ярости барахтался в песке. По знаку капитана стражники успокоили его парой ударов. По виску варвара побежала струйка крови.
      - Чрезвычайно опасный человек, - восхищенно проговорил офицер флота.
      - Вы правы, - ответил капитан.
      Он кивнул, и двое гладиаторов Палендия с копьями выступили вперед. Они били коленопреклоненного, связанного человека до тех пор, пока он не скорчился на залитом кровью песке.
      Но вот варвар поднял окровавленную, облепленную песком голову и в упор взглянул на офицера и капитана. В его глазах горела дикая ненависть. Офицер флота с пурпурными шнурами у плеча спокойно выдержал этот взгляд. Варвар обвел глазами трибуны и вдруг замер. Он испытующе смотрел на гладиатора, стоящего в проходе, со смесью ненависти и благоговения. Это смутило гладиатора - он еще никогда не видел варваров. В конце концов, совсем недавно он был еще не бойцом, а просто крестьянином из деревни близ фестанга Сим-Гьядини. Изумление пленника при виде гладиатора отметил и молодой офицер флота, который следил за обоими. Он не уловил ничего необычного во внешности гладиатора, ничего, достойного столь трепетного внимания варвара. Заинтересовавшись, молодой офицер обратился к гладиатору:
      - Ты знаешь его?
      - Нет, господин.
      - Вы никогда не встречались?
      - На моей памяти - нет.
      - Пусть начнутся выступления! - воскликнул Палендий и подозвал первую пару гладиаторов с деревянными мечами. Во время выступлений демонстрировались приемы владения мечом, и спустя несколько минут Палендий, шутливо присудил одному из них победу. Вторая пара показала свое умение владеть копьями, и, подобно первой, затеяла притворный бой, который умело рассудил Палендий. Третий бой вновь велся на деревянных мечах, но только теперь они имитировали не короткие, широкие мечи - излюбленное оружие цирковых бойцов - а длинные двуручные резаки, распространенные у некоторых варварских племен. Последнее выступление устроила пара гладиаторов, с оружием, напоминающими длинные киросские копья с обоюдоострым наконечником, которые привозили из галактической системы Лидании. Обе кромки лезвия были окрашены в красный цвет. Именно таким оружием пользовались варвары, и Палендий подробно рассказал о его сильных и слабых сторонах, а также о приемах боя. Конечно, в истории оружия, как и в истории музыкальных инструментов, проходил долгий период развития и отбора. В оружейном ремесле имелись свои хитрости, были признанные мастера. Те, кто не понимает или не принимает всей важности усилий оружейников, их работы мысли, попросту наивны, а такая наивность на арене могла сослужить плохую службу. Игра с оружием трудна и опасна, а также слишком азартна. В таких играх нелегко побеждать.
      Время от времени молодой офицер флота задумчиво посматривал то на варвара, то на гладиатора, который стоял близ выхода на арену, наблюдая за выступлениями.
      Офицер с любопытством размышлял о том, что заметил раньше - о реакции варвара при появлении гладиатора. Однако гладиатор был всего-навсего простолюдином, слугой Палендия. Маловероятно, чтобы пути этих людей пересекались.
      Варвар не замечал ни взглядов офицера флота, ни изумления гладиатора. Окровавленный, изможденный, он смотрел на гладиатора с неким удивлением, трепетом и боязнью. С другой стороны, гладиатор не отрывал глаз от поединков, подмечая промахи и удачи соперников и то, как они подтверждали намерение нанести удар, при выпаде решительно притоптывая ногой по песку.
      - Кончено! - объявил Палендий, хлопнув бойца из последней пары по спине. Этот боец нерешительно стоял над своим противником, держа тупой, красный наконечник копья в дюйме от его горла. Победитель отступил в сторону, вытер пот со лба, усмехнулся и поклонился толпе. Его противник поднялся, подобрал свое сломанное копье и побрел прочь.
      Послышались аплодисменты.
      - А теперь - главное представление вечера! - объявил Палендий.
      Зрители на трибунах оживились. Палендий важно повернулся к варвару и приказал:
      - Встань!
      Тот с трудом поднялся на ноги и зашатался.
      - Освободите его! - Палендий величественным жестом указал на оковы варвара, который не выразил ни малейшего удивления.
      - Нет! - испуганно закричала одна из зрительниц.
      - Пусть останется в цепях! - подхватила другая.
      Но к ужасу многих зрителей - как можно догадаться, в их числе были не только женщины - один из стражников наклонился и открыл замки на ножных кандалах варвара.
      - Видишь револьвер? Знаешь, что он может сделать? - спросил стражник, поднося оружие к лицу пленника.
      Варвар не удостоил его ответом, но, несомненно, он был с ним знаком.
      - Уберите наручники, - приказал Палендий.
      - Не надо! - закричала женщина.
      Но стражник, который понимал, что этого требует программа развлечений, отпер наручники. Варвар оказался на свободе, но под дулами револьверов.
      - Теперь посмотрим, на что ты способен, - проговорил Палендий.
      - Он не должен добраться до Митона, - объяснил младший офицер женщине в брючном костюме. Та ответила укоризненным взглядом. - Конечно, он получит шанс, - поправился младший офицер.
      - Так кто будет сражаться с тобой? - спросил Палендий.
      Варвар повернулся к молодому офицеру флота и указал на него пальцем.
      - Он!
      - Увы, это невозможно! - развел руками Палендий.
      - Так они собираются натравить на этого несчастного варвара профессиональных убийц, гладиаторов? - сердито воскликнула женщина.
      - Его всегда успеют распять на воротах столицы Митона или уморить в клетке, а потом швырнуть труп в мусорную кучу, - пожал плечами офицер.
      - Значит, так Империя поступает со своими противниками? - изумилась женщина.
      - С варварами, - поправил офицер, - и они поступают с нами так же, впрочем, как и друг с другом.
      - Понятно...
      - Вы не знаете, что это за чудовища, - настаивал офицер. - Они не ведают милосердия.
      - Вы говорите так, как будто мы сейчас воюем, - возразила женщина.
      - Мы всегда воюем, - кивнул офицер.
      Женщина недоверчиво взглянула на него.
      - Мы опустошили планеты этих животных, - объяснил офицер, - но энергии все равно не хватает. Надо искать места, где можно добыть ее.
      - Войной? - подхватила женщина.
      - Конечно.
      - Трудно поверить.
      - Это случается в основном близ границ, - уточнил офицер.
      - Разве границы Империи не расширяются? - удивилась женщина.
      - Империя сужает свои границы в целях обороны.
      В глазах женщины мелькнул страх.
      - Это стратегическое решение, - пояснил офицер. - Здесь нет опасности, и бояться совершенно нечего. Через некоторое время Империя вновь расширится.
      - Ну и отлично, - вздохнула женщина.
      - Давайте смотреть представление, - предложил офицер, и женщина согласилась.
      - Какое оружие ты выберешь? - спросил Палендий у варвара.
      - Назови какое-нибудь, - попросил варвар.
      Палендий перечислил несколько редких видов оружия, которым умели владеть лишь немногие бойцы - нож и щит из Эмбоса, курасианские дротики, лоранианские пылающие жезлы.
      - Может быть, остановимся на сети и трезубце, - предложил Палендий, или мече со щитом?
      - Я не знаю, что это, - ответил Ортог, принц Дризриакский.
      Внезапно, несмотря на свою горделивую позу со сложенными на груди руками, он пошатнулся и едва сумел сохранить равновесие.
      - Кажется, он болен, - сказала женщина, сидящая рядом с младшим офицером.
      - Да, его здесь не перекармливали, - согласился офицер.
      - Вы заморили его голодом, чтобы лишить силы?
      - Нам не хочется возмещать Палендию убытки.
      - Я выбрал оружие, - заявил варвар.
      - Какое же? - осведомился Палендий.
      - Вот это, - и варвар протянул вперед обе руки. Палендий рассмеялся, но, взглянув на офицера флота, увидел, что тот одобрил выбор.
      - Гинак! - позвал Палендий.
      Вперед выступил гладиатор, который показывал свое умение владеть киросским копьем. В бою он потерпел поражение.
      - Теперь у тебя есть возможность искупить вину, Гинак.
      Гинак казался невозмутимым, он спокойно смерил взглядом варвара.
      - А теперь, капитан, не хотите ли придать состязанию немного остроты? усмехнулся Палендий.
      Капитан подал знак двум членам экипажа, которые стояли в тени, возле трибуны. Они скрылись за ней и вскоре появились вновь, таща металлическую трубу - около пяти футов в длину и четырех футов в обхвате. К трубе было приварено несколько колец, каждое диаметром порядка четырех дюймов. Один из мужчин ногой отгреб песок с металлической крышки на арене, слева от капитана, приподнял ее и сдвинул в сторону. Под крышкой оказалось цилиндрическое отверстие, в которое на два фута вставили трубу. Судя по звуку, отверстием служила металлическая полость большего диаметра. Два кольца уперлись в песок, их прикрепили к стенкам люка, удерживая трубу в вертикальном положении. Проделав все это, оба мужчины удалились.
      Зрители недоуменно смотрели на установленную, как столб на песчаной арене трубу. Один из мужчин на скамье хлопнул себя по колену.
      Сердце судебного исполнителя бешено заколотилось.
      Она замерла от страха и протеста, когда на арену вытащили девушку в цепях и ошейнике - ту миниатюрную смуглянку, Янину, которая прошлым вечером прислуживала в столовой. С ее правого запястья, охваченного металлическим браслетом, свисала короткая цепь. Точно такой же браслет, с цепью, был у нее на другой руке. Янину поставили на колени у столба, лицом к нему. Служитель прикрепил браслеты к верхнему кольцу столба и запер замок. В то же время другой мужчина прикрепил к столбу цепь, свисающую с ошейника рабыни. Таким образом, Янина оказалась прикованной к столбу и за обе руки, и за шею. Ключи положили на деревянный барьер арены, перед молодым офицером флота.
      - Смотрите, как она одета! - воскликнула [женщина в брючном костюме.
      - Это называется "кеб", - объяснил молодой |офицер.
      У судебного исполнителя задрожали руки.
      - Ей могли позволить хотя бы надеть тунику, - заметила ее соседка.
      - Но она же стоит у столба, - возразил офицер.
      Существовало много видов туник для рабынь - все они были легкими, довольно короткими одеждами без рукавов, открытыми на боках. Едва ли их можно было считать туниками - в действительности они представляли собой неприлично маленькие клочки ткани.
      Но даже эти туники казались скромными по сравнению с одеждой девушки, которая называлась "кеб".
      В первоначальном виде эта одежда представляла собой длинный узкий шарф из мягкого прозрачно-серого кортана. Им сначала плотно обматывали грудь рабыни, завязывая узлом на спине. Длинный конец шарфа свисал по спине, и его пропускали между ног. Придерживая ткань у талии одной рукой, другой обматывали оставшийся конец вокруг бедер и завязывали вместе с придерживаемой лямкой...
      - Какая отвратительная одежда, - пробормотала женщина в брючном костюме.
      - Да, - отозвалась судебный исполнитель.
      Одежда рабыни не слишком отличалась от ее белья под униформой - правда, рабыне пришлось показаться почти обнаженной на людях. Конечно, кеб можно было надевать по-разному - например, когда не было необходимости скрывать красоту груди рабыни. Тогда кеб просто обматывали вокруг бедер и завязывали. Преимущество кеба состояло еще и в том, что в определенном виде его можно было использовать для множества целей: как повязку на голове или на глазах, для того, чтобы связать рабыню, прикрутить ее к чему-либо и так далее. Следует также сказать, что кеб иногда использовали как веревку для перевязывания тюков.
      - Конечно, вы понимаете, - обратился младший офицер к своей соседке, что у столба она должна стоять даже без кеба, однако мы находимся в цивилизованном обществе...
      Судебный исполнитель с дрожью глядела на арену. Янина, которая казалась перепуганной и, вероятно, никогда прежде не бывала у столба, в страхе прижалась к нему, обхватив металлическую трубу маленькими ладошками.
      - Дамы, которым это зрелище неприятно, могут уйти, - предложил Палендий.
      Ни одна женщина не двинулась с места, и Палендий усмехнулся.
      Судебный исполнитель почувствовала страшную слабость. Палендий повернулся к варвару и указал на девушку:
      - Что ты о ней скажешь?
      - Это только еще одна рабыня, - ответил варвар.
      Янина шевельнулась; ее цепь зазвенела о металл трубы.
      - Не понимаю, - удивился Палендий.
      - Рабыня, как и все остальные, - повторил Ортог, принц Дризриакский, указывая на трибуны.
      Женщины вздрогнули. Многие громко запротестовали, к ним присоединились даже мужчины.
      - Вы просто сняли с них ошейники, - продолжал варвар.
      - Это свободные женщины! - оскорбленно отозвался Палендий.
      - Нет, рабыни: - Ортог пренебрежительно скрестил руки на груди.
      - Что за чепуха! - воскликнул Палендий.
      Ортог повернулся к молодому офицеру флота с тремя пурпурными шнурами у левого плеча.
      - Пусть женщины встанут на колени, перед настоящими мужчинами и научатся быть покорными, - заявил он.
      Молодой офицер флота хладнокровно выдержал его взгляд.
      Судебный исполнитель прижала руку к груди. Как она радовалась, что тонкая ткань спрятана под ее униформой и "балдахином"!
      - Гинак! - сердито позвал Палендий.
      Гинак вышел вперед, пригнувшись и держа руки наготове.
      Варвар тоже занял оборонительную позицию. Они стали сближаться.
      - Подождите! Разойдитесь! - крикнул вдруг Палендий, и противники разошлись в стороны.
      Из главной двери появился один из младших офицеров, он поспешно обогнул арену и быстро сказал что-то капитану, по-видимому, срочное и секретное. Молодой офицер флота выглядел озадаченным. Варвар тоже заинтересованно наблюдал за этой сценой.
      Спустя минуту капитан встал и повернулся к зрителям.
      - Прошу меня простить, - улыбаясь, сказал он. - Ничего не произошло, просто необходимо ненадолго отлучиться.
      Он вышел в сопровождении помощника.
      - Пожалуйста, продолжайте, - сказал второй офицер, который теперь был старшим по званию в зале.
      - Начали! - крикнул Палендий борцам.
      Мгновенно внимание всех вновь обратилось на арену.
      Сердце судебного исполнителя готово было выскочить из груди. Никогда еще она не чувствовала события такими реальными и значительными. Здесь, на песке, на коленях стояла едва прикрытая полоской ткани девушка - беспомощная награда победителю, прикованная к столбу. Рядом на песке передвигались двое мужчин, впиваясь друг в друга тяжелыми взглядами, предчувствуя, что поединок станет смертельным для одного из них.
      Странное, дикое, примитивное представление открылось перед возбужденным воображением судебного исполнителя: картины ужасных побоищ и жестоких царств, виды хижин и шалашей, навесов и шатров, домов и дворцов, крепостей и замков, где мужчины были мужчинами, а женщины, подобно другим видениям и ощущениям - зеленой листвы, камней, сырой земли под босыми ногами, дремучих лесов, прикосновения к грубой ткани, запаха еды от костров, беспокойного и безнадежного ожидания охотников - женщины были вполне реальными, хотя настоящее казалось едва различимым миражом. Как далеко все это было от грязных томов законов, скуки тяжб и судебных процедур, бесконечных, бессмысленных банальностей протокола и общения - от всего того, что лишь напоминало остающуюся вдалеке реальность. Она был а именно там - трава, растущая из влажной земли, радуги и грозы, животные и люди. Прежде женщина никогда не понимала сущности реальности, не ведала, что это не документы, постановления, банальные беседы, претензии и лицемерие, а нечто совсем другое - прочное и совершенное, естественное и простое, неизменное, как дерево, камень и сталь. Настоящий мир был так же реален, как свернутая веревка или прохладное шелковое полотно, как полновесная золотая монета или ременная плеть...
      - Стой! - тревожно крикнул Палендий.
      Один из стражников бросился к варвару и приставил к его затылку револьвер.
      Варвар захватил Гинака со спины, подсунув руки под мышки и сжав пальцы на затылке и теперь медленно давил его вниз. После окрика дикарь неохотно выпустил жертву, и Гинак рухнул в песок. Еще минута - и его шея оказалась бы сломанной.
      Гинак встал и поспешил уйти - хорошо еще, что ему удалось сделать это без посторонней помощи.
      - Варвар победил циркового борца! - удивленно воскликнула женщина в брючном костюме.
      - С помощью хитрости, а не силы, - возразил ей младший офицер.
      В это время со скамей послышались удивленные возгласы. Судебный исполнитель почувствовала короткий толчок, от которого ее тело качнулось назад.
      - Корабль прибавил скорость, - объяснил младший офицер.
      - Разве я не победил? - спросил Ортог.
      Янина оглянулась на него, все еще прижимая ладони к холодному металлу трубы.
      Судебный исполнитель вдруг заметила, как плотно сталь охватывает тонкие запястья Янины - браслеты были совсем маленькими. Судебный исполнитель поняла, что они изготовлены специально для женщин и что подошли бы ей так же, как Янине. Ошейник охватывал шею девушки. Будь у нее такой же, все принимали бы ее за рабыню.
      Ортог повернул голову и понимающе усмехнулся.
      - Почему ты не убил его? - спросил офицер флота.
      - Я сам решаю, кого мне убивать, - ответил Ортог.
      Вопрос офицера подтвердил недоверчивым зрителям, что варвара не предполагали оставить в живых. Вероятно, в тот момент, когда он позволит себе удовольствие добить врага, будет нажат курок револьвера.
      - Эмбос! - раздраженно позвал Палендий.
      Этот борец был довольно известен среди гладиаторов. Его имя происходило от названия его родной планеты - довольно часто борцов называли в честь городов, животных, планет. Именно Эмбос победил в последнем бою, сражаясь на киросских копьях. (Настоящее имя этого человека нам неизвестно - лишь однажды он упоминается как Элбар. Для нас гораздо важнее знать, что прежде чем попасть в число признанных мастеров арены, он был простым крестьянином на Эмбосе).
      Эмбос выступил вперед.
      - Убей его, - приказал Палендий, указывая на варвара, и тут же отступил в сторону: в таких поединках не требовалось судейства.
      Эмбос, конечно, видел предыдущий бой и неудачу Гинака. Варвар был необученным, но поразительно сильным и проворным противником. Эмбос понял, что совладать с ним будет нелегко.
      - Давай! Прикончи его! - подбадривал Палендий, но двое мужчин на арене только ходили по кругу, делая ложные выпады.
      - Прикончи его!
      Внезапно борцы бросились вперед и сцепились, топчась на месте.
      - Добей его! - вопил Палендий.
      Но, к ужасу Палендия и зрителей, варвар медленно, будто нехотя, оторвал Эмбоса от земли, повернул и положил спиной на свое согнутое колено, как на рычаг, плотно сжав его руки и сгибая противника с такой чудовищной силой, что долго вынести эти тиски было немыслимо.
      Спустя минуту варвар выпустил задыхающегося, с выпученными глазами, Эмбоса.
      - Я победил? - спросил варвар.
      - Ты не убил его, - возразил офицер флота.
      - Я и не собирался этого делать.
      Двое мужчин помогали Эмбосу встать.
      - Есть только один достойный, - заявил варвар, скрестив руки.
      - Я? - спокойно уточнил офицер флота.
      Варвар повернулся и указал на гладиатора, - того, который вырос в деревне близ фестанга Сим-Гьядини, за которого заступился Палендий и который вечером в столовой неприлично долго разглядывал знатную дочь судьи, как будто она была простой рабыней и ее можно было купить на рынке, а затем использовать как угодно.
      - Вот он! - сказал варвар.
      - Почему? - удивился офицер, но варвар промолчал. - Кто он такой? Откуда ты его знаешь? - с большим интересом спрашивал он.
      Варвар отказался отвечать.
      - Откуда ты, борец? - спросил офицер у гладиатора.
      - Из деревни близ фестанга Сим-Гьядини, - ответил гладиатор и назвал планету, но сейчас нам лучше не упоминать ее названия.
      - Тогда это будет бой с оружием, - сердито заявил Палендий.
      - Пусть живет! - крикнул кто-то.
      - Он победил! Отпустите его!
      Палендий раздраженно обернулся на этот крик.
      - Убей его! - закричала женщина в брючном костюме.
      - Убей!
      - Убей его! - на этот раз крикнула продавщица, у которой судебный исполнитель покупала нижнее белье. Прежде она не замечала эту девушку в зале и теперь смутилась. Продавщица знала о ее покупках. Заметила ли эта девушка ее сейчас? Догадалась ли она, что надето под униформой и "балдахином"? Конечно, догадалась. Какой стыд! С другой стороны, какое право имела эта продавщица, служащая корабля, присутствовать на представлении для пассажиров?
      - Как все это неприятно!
      - Пусть живет! - кричал мужчина.
      - Убей его! - вопили женщины.
      - Бой будет с оружием, - повторил Палендий.
      - Теперь варвару конец, - заявил младший офицер.
      - Короткий меч без щита, - продолжал Палендий.
      - Замечательно! - обрадовался младший офицер.
      Внезапно зрители опять почувствовали толчок корабля; один из стражников упал на колено, но тут же поднялся.
      - Изменение курса, - пояснил офицер, хотя изменение было слишком резким для круизного корабля.
      - Мы натравим на тебя Пса, - заявил Палендий, и все его люди заулыбались. - Пес! - позвал он.
      Гладиатор, наш давний знакомый, перешагнул барьер и вышел на арену. Женщины вздохнули, ибо он выглядел мужественным и красивым в свете ламп.
      - Я - Ортог, - представился варвар гладиатору, чего не делал с другими противниками, - принц Дризриакский.
      - Ты умеешь обращаться с коротким мечом? - спросил гладиатор.
      - Нет.
      - Тогда выбери другое оружие, - посоветовал гладиатор.
      - Любое сойдет, - отказался варвар.
      - Некоторые считают, что я неплохо управляюсь с коротким мечом.
      Мужчины Палендия опять засмеялись.
      Гладиатор считался самым искусным бойцом в школе Палендия. Он выступал на четырех планетах, в десяти цирках. Палендий даже надеялся, что сможет показать его в императорских цирках Телнарии. Часто необъяснимые способности гладиатора поражали Палендия - он не ожидал, что крестьянин так естественно, быстро и просто освоится с коротким мечом. Если его чудовищной силе еще можно было дать объяснение, то откуда взялись быстрота, легкость и точность ударов? Он пользовался мечом так же естественно, как викот - зубами, а ястреб - крыльями. Вероятно, это умение было в крови крестьянина.
      - Я выбираю короткий меч, - заявил Ортог.
      - Значит, ты владеешь им, - заметил гладиатор.
      На арену вынесли два меча, обернутые алым шелком. Гладиатор проверил оба и позволил Ортогу выбрать.
      Взяв меч, Ортог отошел к дальнему краю арены.
      - Ты желаешь умереть? - спросил его молодой офицер флота.
      - Если я и умру, то от достойной руки, - возразил Ортог.
      - От руки простого гладиатора?
      - Ты считаешь его "простым"? - иронично спросил Ортог.
      Офицер пожал плечами. Ортог засмеялся и взвесил меч на руке.
      - Он совсем такой, как нож.
      Меч обладал преимуществами обоюдоострого кинжала - мог рассечь тело, позволял быстро менять угол удара и наносить глубокие раны. С другой стороны, он имел и преимущества меча - был достаточно длинным, чтобы защищаться и отражать удары.
      - Он и в самом деле пес, - сказал Ортог, разглядывая гладиатора, - но зовут его по другому.
      - Его зовут Пес, - ответил Палендий.
      - Это твое имя? - спросил Ортог гладиатора.
      - Меня зовут Пес, господин.
      - Думаешь, я не знаю твоего родового имени? - спросил Ортог.
      - Я - Пес из школы Палендия, - повторил гладиатор.
      - Не убивай его сразу, - прошептал Палендий. - Погоняй немного для зрителей.
      Ортог услышал это замечание, и его глаза дико блеснули. Он оглядел прочные стальные стены зала.
      В этот момент корабль тряхнуло, и зрители вскрикнули от неожиданности. Многие не удержались и попадали со скамей. Палендий, гладиатор и Ортог едва устояли на ногах. Янина отлетела влево, и только цепи спасли ее от падения. Корабль выровнялся.
      Второй офицер встал.
      - Все в порядке! - объявил он. - Корабль просто выравнивается по курсу. Нет никаких причин для беспокойства!
      Зрители вновь обратили внимание на арену.
      - Наши народы враждовали десятками тысяч лет, - сказал Ортог гладиатору.
      - Я - Пес из деревни близ фестанга Сим - Гьядини, - удивленно повторял гладиатор.
      После первых четырех-пяти ощутимых ударов гладиатор отступил назад.
      - Выбери другое оружие, - сказал он.
      - Я - Ортог, принц Дризриакский, из народа алеманнов!
      - Выбери другое оружие, - еще раз посоветовал гладиатор.
      - Умри, отунгская собака! - захрипел Ортог и бросился на гладиатора. Тот просто отступил в сторону, пропуская варвара мимо себя.
      Варвар упал на колени и тут же в ярости вскочил.
      - Ты осмелился унизить принца! - воскликнул он.
      - Прошу прощения, господин, - ответил гладиатор.
      Варвар вновь ринулся на врага, но тот опять уклонился. Такой натиск был бы уместен не с коротким, а с длинным двуручным мечом, который, подобно стремительной молнии, рассекает все, что встречается на его пути.
      Гладиатор взглянул на Палендия - тот был явно недоволен.
      - Убей его! - приказал он.
      Варвар бросился в атаку, но все его удары были с легкостью отражены. Он мог сколько угодно пытаться пробить стальную защиту.
      - Убей! - повторил Палендий.
      Варвар нанес удар, но гладиатор шагнул в сторону, пропуская мимо себя противника, который уже не мог остановиться и теперь подставил гладиатору спину. Такую ошибку часто допускали новички в бою с короткими мечами. Острие меча гладиатора коснулось шеи варвара сзади, и оба противника застыли на месте.
      - Убей его! - со злостью крикнул Палендий.
      Но гладиатор неожиданно отошел в сторону.
      Варвар рванулся за ним в слепой ярости, но оступился и упал на спину. Каблук высокой сандалии гладиатора придавил его запястье, меч выпал из пальцев, наполовину зарывшись в песок. Варвар лежал на спине, задыхаясь и обливаясь потом, у ног гладиатора. Тот приставил меч к груди поверженного врага.
      - Ты отунг из племени отунгов, - сказал варвар, со страхом глядя в лицо гладиатору.
      - Я - Пес из деревни близ фестанга Сим - Гьядини, - упрямо повторил гладиатор.
      - Бей! - приказал варвар.
      - Убей его! - коротко крикнул Палендий.
      Гладиатор обвел глазами трибуны.
      - Оставь ему жизнь! - кричал мужчина.
      - Убей! - надрывались женщины и вместе с ними - продавщица и соседка судебного исполнителя.
      - Бей! - велел варвар.
      Но гладиатор отступил и опустил меч.
      - Почему ты не убил его? - спросил Палендий.
      - Его много били, - ответил гладиатор - он ослаб, он не владеет мечом.
      - Не давай убивать меня плебеям! - просил гладиатора варвар.
      Но гладиатор не понял этого замечания.
      - Эй, парень! - позвал молодой офицер флота. - Странно, почему ты не убил его?
      - Только король может убить короля, - объяснил гладиатор.
      - Он же варвар!
      - Но варвар королевской крови.
      Молодой офицер взял ключи, которые лежали перед ним на деревянном барьере арены, и протянул их гладиатору.
      - Ты победил, - сказал он.
      - Благодарю, господин.
      Гладиатор оглянулся на рабыню, облаченную в кеб: выгнув шею, она в восхищении смотрела на него.
      - Смотрите, - сказала женщина в брючном костюме, - она похожа на красивое животное...
      - В период течки, - добавил офицер.
      У судебного исполнителя тело под униформой покрылось "гусиной кожей". Женщина в течке, обуянная сексуальными желаниями - какими отвратительными казались ей эти слова!
      - Пожалуйста, отпустите меня, господин, - попросила рабыня, - чтобы я могла выразить повиновение...
      Гладиатор отдал ключи служителям, и они открыли замки наручников и ошейника. Варвар неуверенно поднялся, не взяв свой меч, который наполовину зарылся в песок.
      Освобожденная от оков и цепей, рабыня подползла к гладиатору и застыла на коленях, а потом стала лизать и целовать ему ноги.
      - Кто может позволить женщине делать такие возмутительные вещи? раздался голос с трибун.
      - Такой человек, как гладиатор!
      - Он может повелевать ею!
      - Да, быть ее хозяином! - добавил дрогнувший голос.
      Гладиатора не удивил поступок рабыни. Судебный исполнитель решила, что он не первый раз видит женщину у своих ног. Она подозревала, что в гладиаторских школах содержат рабынь.
      - Смотрите на нее! - воскликнула соседка. - Все верно - у нее течка.
      - И это еще только начало, - отозвался мужчина.
      У судебного исполнителя закружилась голова.
      - Поглядите на нее! - воскликнула еще одна женщина. - Такие годятся только для того, чтобы лизать мужчинам ноги.
      - Как и все вы! - заявил кто-то из зрителей.
      Женщины оскорбленно зашумели.
      Судебный исполнитель густо покраснела, ощущая тонкое белье под своей бесформенной одеждой. Она дрожала. "Так вот что значит быть рабыней, думала она, - принадлежать мужчине, подвергаться наказаниям, даже смерти, если это угодно хозяину, не иметь выбора, кроме как повиноваться хозяину немедленно, с радостью, беспрекословно..."
      - Она будет потом еще лучше! - крикнул вульгарный зритель неподалеку.
      "Если бы я была рабыней, - думала судебный исполнитель, - разве мне не пришлось бы быть такой? Разве хозяин не стал бы требовать послушания во всем? - Она вздрогнула. - Если бы я принадлежала ему, я бы ни о чем не задумывалась, делая только то, что угодно хозяину - неважно, хочу я этого или нет".
      Гладиатор отвернулся от рабыни и оказался лицом к лицу с варваром. Тот стоял в центре арены, сложив руки на груди. Меч валялся у его ног.
      Казалось, варвар напряженно прислушивается к чему-то. Звук напоминал топот бегущих ног по коридору.
      - Убей его, - почти попросил Палендий.
      - Нет, - отказался гладиатор. - Простите меня, господин. Я свободный человек.
      Палендий растеряно повернулся к молодому офицеру флота.
      - Все верно, - сказал тот, поднимаясь с места. - Дай мне револьвер, обратился он к одному из стражников.
      Ему немедленно передали оружие.
      - Убейте его! - закричала женщина в брючном костюме, указывая на варвара.
      - Убейте! - кричала продавщица и остальные женщины.
      - Вы все рабыни! - ответил им варвар.
      - Убейте его! - крик поднялся еще сильнее.
      Молодой офицер флота прицелился в грудь варвара.
      В этот момент раздался оглушительный скрежет металла. Скамьи перевернулись, песок на арене взвился в воздух. Все попадали, послышались вопли и проклятия. Свет погас, но вскоре вновь вспыхнул. Судебный исполнитель и многие женщины лежали на стальном полу среди обломков. Офицер флота стоял на коленях с револьвером в руке и бешено озирался - варвар исчез, как сквозь землю провалился. В то время никто ничего не понял, но можно сказать, что от первого удара верхние отсеки корабля были повреждены, тонны обломков разлетелись в космосе.
      Корабль болезненно накренился. Члены экипажа бросились к двери.
      Глава 12
      Как мы помним, маршрут "Аларии" проходил в стороне от обычных пассажирских и торговых путей. Можно предположить, что ее заход на орбиту Тиноса был связан с появлением молодого офицера флота, который был на этой планете по делу - вероятно, на переговорах на нейтральной территории между варварами и Империей. Подобно Тиносу, существовали планеты, на которых велась торговля; различные виды взаимоотношений и связей наблюдались даже между враждующими планетами. Использование нейтральных территорий помогало снизить вероятность шпионажа, террора, вредного влияния и так далее. Кроме того, именно на орбите Тиноса на борт был взят варвар Ортог. Вероятно, его передали Империи в знак примирения. Однако позднее связь с Тиносом, или, по крайней мере, с маленькой орбитальной станцией Империи была потеряна. Случилось так, что флот варваров ортунгена, услышав о пленении Ортога и его передаче на Тиносе, бросился на его поиски. На станции Тиноса преследователи выпытали у представителей Империи, что Ортога взяла на борт "Алария". После пыток персонал станции назвал капитанам варварских кораблей коды, помогающие узнать маршрут и курс "Аларии".
      Далее произошли следующие события.
      "Алария", которая была не только круизным кораблем, имела хорошую скорость, маневренность и вооружение. Один из семи кораблей преследователей был уничтожен, другой получил опасные повреждения. Однако после таранного удара, нанесенного с расстояния двадцати пяти сотен миль положение оказалось угрожающим. Опаленная и искореженная, с пробоинами в верхних отсеках и частично нарушенной работой систем жизнеобеспечения, "Алария" медленно плыла в космосе.
      Громадные буры в четырех местах вгрызлись в бока "Аларии", проделав отверстия диаметром не менее десяти футов. В отверстия сперва пустили пламя, подавляя всякое возможное сопротивление, расплавляя легкую стальную обшивку противоположных стен. Потом через туннели, подсоединенные к отверстиям, внутрь "Аларии" проникли вооруженные воины-ортунги, стреляя направо и налево.
      Разумеется, экипаж корабля оказал сопротивление, но оно было слабым и беспорядочным.
      В первый день ортунги захватили средние отсеки, разобщив группы защитников корабля. Во второй - осадили склады и арсеналы, куда перед этим смогли проникнуть только немногие члены экипажа. Бои велись за каждую каюту и коридор; пассажиры же, согласно политике Империи, были безоружны и ничем не могли помочь. Экипаж перебили почти полностью, некоторых взяли в плен и заковали в цепи. В живых оставляли только самых сильных и здоровых мужчин и привлекательных женщин. Пленников разделили, через переходные туннели провели на корабли варваров и рассадили по клеткам. Их обратили в рабство. (На варварских планетах рабы выполняли тяжелую работу на полях, да и женщины-рабыни могли во многом пригодиться.) На третий день ортунги добрались до отсека, где размещался пульт управления, и получили контроль над всеми системами жизнеобеспечения корабля, которые теперь функционировали в аварийном режиме. Вскоре один за другим были уничтожены все очаги сопротивления - их победили с помощью мрака, холода и нехватки кислорода. Людей с поднятыми руками выводили через туннели. Их участь уже была решена победителями.
      Конечно, не все пассажиры сразу оказались в плену у варваров. Некоторые бежали в спасательных капсулах, которые хранились именно в девятнадцатой секции.
      После первого удара по "Аларии" судебный исполнитель, расталкивая толпу, бежала из зала, с ужасом думая только о том, как бы добраться до собственной безопасной каюты. Она влетела в нее под вопли, скрежет металла, вой сирен и стрельбу, и заперлась внутри. Спустя несколько часов в каюте погас свет - несомненно, где-то перерезали провод. Через некоторое время судебный исполнитель попыталась открыть кран в ванной, но воды не было.
      Сжавшись в комок, за стальной дверью, она слышала крики и топот ног, свист и бряцание оружия.
      На второй день она услышала, как забарабанили в дверь каюты в дальнем конце коридора, и хриплые голоса приказали пассажирам выходить - мужчины должны были сложить руки за головой, женщины - ползти на четвереньках.
      Снаружи раздался женский вопль, потом удар и снова крик.
      - Свяжите ее, - услышала судебный исполнитель.
      - Какая милашка! - подхватил другой голос.
      В этот момент на судебном исполнителе больше не было громоздкого "балдахина" - она сама с трудом сорвала его, поспешно выбираясь из зала, и поскольку он мешал ей бежать, отшвырнула в сторону где-то в нижних коридорах. Она все еще была одета в мешковатую униформу и тонкое белье под ней - то самое, в каком она никогда не решилась бы показаться Туво Авзонию. Он никогда бы не одобрил его на свободной женщине, но вполне мог приказать надеть его рабыне.
      - Пусть ее оставят, - сказал кто-то в коридоре.
      Судебный исполнитель думала, "оставят" ли при таких обстоятельствах ее саму, сочтут ли ее достойной жить - на это она отчаянно надеялась.
      - Ползи по коридору, живо! - скомандовал второй. Раздался плач.
      - Быстрее! - снова прохрипел мужской бас, и ему ответил еще один крик боли.
      "Оставят ли меня в живых? - гадала судебный исполнитель. - О, только бы они не убили меня!"
      В это мгновение заколотили в дверь ее каюты, приказывая открыть и выйти. Она в ужасе попятилась от двери.
      - Принесите лом, - прозвучал приказ.
      Судебный исполнитель слышала, как что-то ударилось в дверь, потом раздался скрежет и еще один звук - как будто в отверстие просовывали металлический предмет. Дрожащая, перепуганная, она протянула руку к двери и нащупала нечто вроде маленького конуса. Вдруг раздалось шипение газа. Она отбежала к кровати и упала на колени, с ужасом прислушиваясь к тому, как газ наполняет каюту. И внезапно, поддавшись отчаянному порыву, она протиснулась под кровать и забилась в дальний угол. Там было очень мало места - даже меньше, чем в клетках для рабов рядом со спальнями хозяев, где их обычно держали. Было так тесно, что никто бы не заподозрил, что здесь можно спрятаться. Судебный исполнитель была хрупкой женщиной и могла бы втиснуться в еще более узкое пространство.
      Она чуть не потеряла сознание. С грохотом распахнулась дверь, каюту осветил луч фонарика.
      - Пусто, - сказал кто-то.
      - Обыщи шкафы и уборную, - приказал другой голос.
      Судебный исполнитель чувствовала прикосновение ковра к левой щеке. Она лежала головой к двери и могла различить мужские сапоги, освещенные слабым светом из коридора.
      - Посмотри под кроватью, - сказал один из варваров.
      Она в отчаянии стиснула пальцы.
      - Там нет места, - возразил другой.
      - Все равно посмотри.
      Она увидела, как луч света прорезает дальний угол пространства под кроватью.
      - Никого нет, - сказал грубый голос.
      Вероятно, этот человек мог бы подойти к другому краю кровати и посмотреть повнимательнее, но он счел поиски бесполезными и прекратил их.
      Из коридора донеслись крики, и оба мужчины поспешили туда.
      Судебный исполнитель потеряла сознание и очнулась только несколько часов спустя. Ее тошнило, хотелось пить, страшный голод сдавливал желудок.
      Она подползла к раковине и открыла кран, но вода так и не потекла. Она вспомнила о бачке в уборной и готова была уже воспользоваться хоть таким источником воды, подобно рабыне, но, к ее разочарованию, бачок был пуст. Захватчики прошлись по каютам, проверяя уборные, чтобы не дать пассажирам ни малейшего шанса выжить. Из двери вырезали замок, а саму ее сняли с петель, чтобы дверь нельзя было даже закрыть. Вероятно, захватчики имели немалый опыт в абордаже космических кораблей.
      Она снова втиснулась под кровать, но вскоре, окончательно проголодавшись, вылезла и выглянула в темный коридор. В воздухе еще чувствовался слабый запах газа.
      В столовой могла остаться еда - вероятно, в смежных комнатах, на кухне. Может, какие-нибудь объедки и крошки валяются на полу под столами и стульями. В коридорах стояли мусорные урны, и кто знает, какие богатства можно было найти там - может, даже огрызки фруктов или хлебные корки.
      Она на четвереньках выползла в коридор. Если бы внезапно вспыхнул свет, захватчики были бы довольны. Разве не в такой позе они желали видеть перед собой цивилизованных женщин?
      Далеко впереди в коридоре тускло мерцал свет. Это испугало ее, но коридор казался пустым и очень длинным. Встав на ноги, она пошла вперед, прижимаясь к стенам.
      Двери, мимо которых она пробиралась, оказались запертыми, и приборы показывали, что за ними вакуум. Лифты, несомненно, бездействовали, но их все же следовало избегать. Однако чтобы достичь столовой, ей не нужно было даже пользоваться трапом.
      Она вскрикнула.
      На переборке, справа от нее, висел труп в мундире. Это был младший офицер - тот самый, который болтал с женщиной в брючном костюме. Грудь офицера была покрыта давно засохшей кровью. Судя по всему, его сделали мишенью в стрелковом состязании.
      Через несколько минут женщина достигла большого иллюминатора в холле, неподалеку от столовой. Когда-то она смотрела в этот иллюминатор, охваченная неприятным предчувствием, а потом сзади появился гладиатор Палендия, и еще позже на этом месте капитан предлагал проводить ее до каюты.
      В окно она разглядела четыре туннеля, ведущие на корабли варваров. На "Аларию" были направлены мощные прожектора. В пространстве плыли обломки, куски обшивки, мусор. Она увидела разнесенные выстрелами спасательные капсулы. Некоторые из них взрывами унесло в космос, как безжизненные астероиды. Несомненно, варвары были наготове, выслеживая такие аппараты и безжалостно уничтожая их ракетами. Должно быть, большинство пассажиров бежали с "Аларии" в капсулах в первые же часы после атаки. Интересно, подумала она, многим ли удалось бежать - там ведь была такая давка. Она вспомнила толпу у дверей секции девятнадцать. Она не знала, как пользоваться капсулами, да и боялась оказаться в таком утлом суденышке в обширном море космоса, в заточении стальных стен, вдали от постоянных трасс и хорошо изученных планет.
      Вероятно, не стоит идти прямо в столовую, решила она. Может быть, враги специально подкарауливают там пассажиров?
      Она решила проникнуть туда через верхний балкон большого зала - там имелся проход на балкон столовой. Оттуда можно было осмотреть столовую сверху и убедиться, есть ли там кто-нибудь.
      В этот момент в коридоре позади нее раздался женский смех. Она в страхе огляделась, ища укрытия, но холл был совершенно пуст.
      Голоса уже слышались совсем близко, и тут она нырнула за выступ рамы иллюминатора. Несомненно, стоило варварам быть повнимательнее - и ее обнаружили бы в два счета, но, как решила судебный исполнитель, поскольку о ее присутствии не знают, то не будут и искать.
      - Иди же! - повелительно крикнула женщина.
      - Да, госпожа, - испуганно ответила другая.
      - Очень тяжело, госпожа, - жалобно произнесла третья.
      - Живее! - прикрикнула первая. В ее голосе слышались властные и раздраженные нотки.
      - Да, госпожа, - два голоса дрожали от напряжения.
      Судебный исполнитель услышала звон цепей и прижалась к выступу рамы.
      Мимо нее прошли две женщины, которые тащили шелковую простыню, наполненную всевозможными вещами - несомненно, это была добыча из пассажирских кают. Женщины едва справлялись со своей ношей. На их щиколотках судебный исполнитель с ужасом заметила кандалы и цепи. Но еще сильнее поразил ее вид двух других женщин, которые, по-видимому, присматривали за первыми - это было заметно по их властным манерам и хлыстам в руках. Смех этой пары она и слышала только что. Обе надзирательницы показались ей самыми великолепными женщинами, которых она когда-либо видела. Обе были одеты в очень короткие и сильно открытые туники. На их руках и шеях блестели драгоценности - вероятно, захваченные у пассажирок. На запястье одной из надзирательниц сверкал алмазный браслет, за который можно было купить целый город. На шее другой судебный исполнитель внезапно разглядела собственное ожерелье - то самое, которое она надевала к ужину у капитана. Но под ожерельем, бусами и прочими беспорядочно навешанными украшениями она заметила ошейники, плотно охватывающие горло и запирающиеся сзади. На ошейнике у каждой из надзирательниц висел кружок с названием варварского корабля, к которому были приписаны женщины, и номер секции, которую они должны были обслуживать и убирать. Обе женщины были красивы и держались очень свободно. Их внешность контрастировала с внешностью несчастных, замученных пленниц, за которыми они присматривали и к которым относились с величайшим презрением. Одна из надзирательниц держала в руке ножку жареного цыпленка.
      - Пожалуйста, госпожа, позвольте нам отдохнуть хоть немного! - умоляла одна из носильщиц. Вполне возможно, что драгоценности, некогда принадлежавшие ей, сейчас лежали в мешке вместе с прочим добром, заставляя женщину и ее спутницу выбиваться из сил. Возможно, она даже видела свои вещи.
      - Ну ладно, - сказала одна из увешанных драгоценностями женщин. Это была корабельная рабыня - варвары не могли обойтись без рабынь даже на военных кораблях.
      Женщины в цепях благодарно опустили ношу на пол. Судебный исполнитель в страхе плотно вжалась спиной в стену.
      - На колени! - приказала одна из надзирательниц. - Руки на бедра, чтобы мы видели их.
      Пленницы немедленно повиновались.
      - Держите колени вместе, - сказала другая надзирательница. - Вы не перед мужчинами.
      Пленницы вздрогнули, вновь вызвав бурное веселье своих надзирательниц. Одна из них обгладывала ножку цыпленка, с удовольствием жуя мясо.
      - Госпожа, а разве нас не будут кормить? - робко спросила одна из пленниц.
      - Не смей смотреть на нас! - прикрикнула надзирательница. - Опусти голову!
      - Да, госпожа, - ответила рабыня, поспешно опуская голову.
      - Вы еще не закончили работу, - объяснила надзирательница.
      - Да, госпожа.
      Внезапно другая со смехом щелкнула хлыстом. Обе пленницы жалобно вскрикнули.
      - Встать! Берите ношу!
      - Но госпожа... - запротестовала одна из пленниц, ибо им удалось отдохнуть не более минуты.
      Обе тут же закричали под ударами хлыста.
      - Прошу вас, не надо, госпожа!
      - От рабынь требуется немедленное послушание, - заявила надзирательница.
      - Да, госпожа, - с плачем ответили рабыни, поспешно вставая и подбирая концы простыни.
      - Ну, живее, твари! - коротко прикрикнула надзирательница.
      Пленницы поволокли свою тяжкую ношу. Надзирательница, насытившись, отшвырнула кость и вытерла руки о бедра. Судебный исполнитель услышала, как вновь просвистел хлыст.
      - Быстрее, твари!
      - Да, да, госпожа...
      Когда женщины скрылись в коридоре, судебный исполнитель выползла из своего убежища и схватила обглоданную кость, с наслаждением срывая с нее остатки мяса. Она дочиста обсосала и кость, и свои пальцы, на которых оставалось немного жира. Но это только раздразнило ее голод. В отчаянии она опустилась на колени рядом с иллюминатором, вспоминая, от скольких блюд в своей жизни она отказалась, отсылая их на кухню и хлестко распекая поваров. Теперь она была бы рада даже возможности есть из миски, сидя на полу, за стулом хозяина. В ее горле першило. Никогда еще она не была такой голодной, никогда так сильно не хотела пить.
      Остались ли на корабле свободные пассажиры и члены экипажа? Она не знала. Смогут ли имперские крейсера отбить корабль? Это казалось маловероятным. Она вспомнила равнодушные и уверенные лица надзирательниц, нагло вышагивающих по коридору вслед за пленницами, несущими столько добычи, сколько едва те могли поднять.
      Она еще раз представила себе двух женщин с хлыстами - холеных, ухоженных и самых чувственных из тех, кого она видела. Несомненно, они следили за собой, сидели на диете, делали физические упражнения. Все это позволялось рабыням и животным.
      Что же ей делать? Она боялась сдаваться. Она даже не знала, позволят ли ей сделать это - ее просто могут расстрелять при первом появлении, размазать парой выстрелов по стене коридора.
      Может быть, стоит сдаться корабельным рабыням? Но она боялась жестокости и презрения, с которыми бы они встретили ее.
      Она представила себя обнаженной, в цепях. Она помнила, что надзирательницы любят пускать в дело свои хлысты.
      Но разве мужчины не защитят ее, если она объяснит, что желает угодить им, как бы только они ни пожелали - буквально любым способом? Может, они сочтут ее тело аппетитным, а лицо красивым, не говоря уже о чувственности и женственности, предрасположенности к любви и услужению?
      Но имела ли она право даже думать об этом - она, судебный исполнитель? Такие мысли могли прийти в голову только рабыне. Неужели в глубине души она всегда была рабыней?
      Она снова вспомнила, что, видимо, в живых оставляли не всех пленников такой вывод она сделала по замечанию одного из варваров, услышанному через дверь каюты. Сочтут ли они ее подходящей для услужения или продажи на невольничьем рынке? Она не знала и боялась. Но ей страшно хотелось есть и пить. Она была перепугана.
      Внезапно она вскрикнула, ибо за стеклом иллюминатора в космосе неспешно проплывало на спине изуродованное тело капитана корабля.
      Она побежала от этого открытого места к аварийному трапу и достигла тяжелой двери с окном, закрытым армированным стеклом - отсюда она могла подняться на балкон большого зала, а потом выйти в столовую.
      Некоторое время она стояла в узком коридоре, забившись в угол, как зверь в свою нору. Вдруг неподалеку послышались шаги, и она в мгновение ока оказалась перед дверью, ведущей на балкон.
      Она боялась открыть ее, но шаги слышались уже совсем рядом. Она слегка приоткрыла дверь и вползла по ковру на балкон, спрятавшись между креслами. Шаги затихли вдалеке. На ковре под креслом она нашла кусочек конфеты и с жадностью запихала его в рот. Больше ничего не было. Снизу послышались голоса. Она подползла к краю балкона, чтобы взглянуть вниз, на сцену. На сцене и в самом зале шло нечто вроде заседания штаба или координационного совета. Здесь стояло несколько столов с приборами, люди всматривались в мониторы. За столом в центре сцены, склонившись на картой, окруженный людьми, сидел Ортог, принц Дризриакский. Как изменился он - не изможденный, уставший узник, а энергичный, властный, умный, безжалостный и страшный военачальник. При виде его судебный исполнитель задрожала, еще сильнее почувствовав себя женщиной. Мужчины приходили и уходили, принося доклады и получая приказы. Слева, в нескольких футах от сцены, лежали трупы двух мужчин. У них не было ног - видимо, их отрубили, а тела оттащили в сторону, оставив истекать кровью. На трупах виднелись следы пыток. Судебный исполнитель узнала двух помощников капитана. На полу справа, крепко скованные по рукам и ногам, стояли на коленях три обнаженные блондинки. Как только на них взглядывал кто-нибудь из варваров, они в ужасе отшатывались. Судебный исполнитель поняла, что эти женщины уже научились бояться.
      - Скоро мы захватим главный пульт, - докладывал Ортогу один из воинов, - это вопрос нескольких часов.
      Ортог кивнул. Судебный исполнитель застыла в ужасе. Она не разбиралась в технике, но знала достаточно, чтобы подозревать, что где-то в таинственном лабиринте корабля имеется пульт управления всеми системами жизнеобеспечения корабля.
      Другой воин принес новость о главных трофеях - пяти слитках золота, за каждый из которых можно было купить целый корабль. Обычно такие слитки дарили королям варваров, чтобы побудить их поддерживать дружбу с Империей, нападать на ее врагов, вторгаться в сопредельные районы и так далее; кроме того, обнаружили тонны золотых и серебряных монет - налоги с четырех провинциальных планет, и бутыль вина, одну из семи уцелевших из виноградников Калана, системы Сита - планеты, уничтоженной в гражданскую войну тысячу лет назад.
      - Это вино нашей победы! - провозгласил Ортог по поводу последнего из трофеев.
      Его приближенные с энтузиазмом встретили эти слова короля.
      Судебный исполнитель проползла между креслами к двери, ведущей на балкон столовой. Она совсем ослабла от голода и жажды и едва могла двигаться.
      Она вспоминала о тех блондинках у сцены. Несомненно, они были образованными, культурными гражданками Империи, но оказалось, что для варваров это не имеет никакого значения. Вероятно, к ним будут относиться с еще большим презрением, как к существам, способным лишь носить ошейники и угождать - и только этим будет оправдана их дальнейшая жизнь. Они некогда были видными гражданками Империи, и, возможно, это сыграет какую-то роль в их судьбе. Несомненно, их отобрали за внешность - все трое были красавицами. Она слышала, что когда-то варвары выставляли обнаженных женщин напоказ. Но как они осмелились совершить такое с гражданками Империи, даже если они напоминают всего лишь закованных в цепи рабынь? "Но разве теперь они не стали всего лишь рабынями? - дрожа, спросила саму себя судебный исполнитель. - Да, их превратили в простых рабынь". Она вспомнила, как пугали этих красавиц взгляды мужчин. Интересно, будут ли их кормить?
      Она подползла к коридору, ведущему на балкон столовой. Его отделяла застекленная дверь. Судебный исполнитель заглянула в стекло, а потом, едва приоткрыв дверь, проскользнула в нее и бесшумно закрыла за собой. На балконе находились столы и стулья. Она проползла между ними и посмотрела вниз, едва не закричав от досады, ибо столовая была переполнена. Корабельные рабыни и их беспомощные, голые подчиненные входили, вносили тяжелые узлы с добычей, а потом отправлялись обчищать следующие каюты. Судебный исполнитель впервые заметила металлические диски на шеях у корабельных рабынь и не усомнилась в их назначении. Она почувствовала запах пищи и едва не потеряла сознание. Ей захотелось заплакать, но она не осмелилась. Корабельные рабыни были вооружены только хлыстами, но и их было вполне достаточно - не только потому, что хлысты больно били, а потому, что их боялась как символов власти и повиновения. Некоторые из корабельных рабынь ели сидя или стоя. В центре зала, там, где столы были сдвинуты в сторону, возвышалась гора награбленного диаметром в несколько ярдов и высотой не менее ярда. В этой пестрой куче попадалась всякая всячина - не только ожерелья, браслеты, кольца, заколки, броши, но и хронометры различных видов и размеров, сосуды, кратеры, вазы и амфоры, флаконы духов, шкатулки с притираниями и косметикой, свернутые гобелены, меховые одеяла. Одежду и обувь тоже сваливали в эту кучу. Судебный исполнитель увидела, как пленница, в которой она узнала одну из самых очаровательных пассажирок корабля, подтащила к куче огромный мешок, сделанный из атласной простыни. Ее подгонял хлыст корабельной рабыни. У кучи пленница с облегчением положила ношу на пол, опустилась на колени и склонила голову. Корабельная рабыня начала разбирать принесенную добычу. Судебный исполнитель заметила, что кое-какие вещи взяты из ее собственной каюты; они составляли ее приданое, приготовленное к свадьбе с Туво Авзонием. При первом осмотре каюты варвары взяли ее драгоценности, деньги и часы, а при втором забрали менее ценные вещи. Корабельная рабыня вытащила из кучи белую тогу и показала своей приятельнице. Обе рассмеялись. Корабельная рабыня протянула тогу пленнице, но тут же резко отдернула руку и снова засмеялась. Пленница продолжала стоять, опустив голову и прижав руки к бедрам. Корабельная рабыня швырнула тогу на кипу одежды. Среди добычи она заметила пару черных туфелек на высоких каблуках. Связав их вместе, корабельная рабыня бросила туфельки поверх кучи. Последний раз судебный исполнитель надевала эти туфли к ужину у капитана. Пленница была босой, корабельные рабыни - тоже. Сейчас на судебном исполнителе были надеты мужские сапожки, которые составляли часть униформы, а под этими сапожками, плотно охватывающими ее маленькие ступни и тонкие щиколотки, были длинные черные чулки, которые носили все женщины ее круга на Тереннии. Поверх этих чулок судебный исполнитель пришила тонкую пурпурную кайму - символ своей знатности.
      Корабельная рабыня опустошила мешок, что-то сказала узнице, и та сразу поползла на четвереньках с опущенной головой к двойной двери, ведущей на кухню, где уже находилось несколько коленопреклоненных пленниц.
      Ей пришлось огибать кучи награбленного, столы и стулья, на которых отдыхали корабельные рабыни. На одном из столов, на льняной скатерти лежала пленница, привязанная за руки и за ноги к ножкам стола. За этим же столом пировали корабельные рабыни, они вытирали руки о волосы пленницы, размазывали жир по ее телу. "Пожалуйста, дайте мне поесть", - умоляла пленница. "Ты уже образумилась?" - спросила одна из корабельных рабынь, поднося кусочек мяса к губам пленницы. "Да, да, госпожа!" - кричала пленница, тщетно стараясь схватить мясо. Корабельная рабыня несколько раз подносила кусок совсем близко, но тут же отдергивала руку, наблюдая за попытками пленницы дотянуться до еды. После этого корабельная рабыня сунула мясо себе в рот и с причмокиванием разжевала. "Вкусно!" - сказала она. Пленница отвернулась и застонала.
      Ползущая пленница миновала еще одну женщину, привязанную к ножкам перевернутого стола. Их лица были на одном уровне, но пленницы не осмелились даже взглянуть друг на друга, держа головы опущенными. Корабельные рабыни, по-видимому, доходчиво объяснили своим подчиненным, что они ожидают от них только неукоснительного выполнения обязанностей, а обмен взглядами нарушает порядок и посему не приветствуется.
      - Мы голодны, пожалуйста, дайте нам поесть! - кричали пленницы, стоящие на коленях у двойной двери. - Да, да! - умоляли они.
      - Тише, твари! - взмахнула хлыстом одна из корабельных рабынь.
      Знатные пленницы, а если точнее, рабыни, притихли и задрожали.
      - Наверное, прежде вам придется еще поработать, - сказала корабельная рабыня.
      Женщины зашумели.
      - Не бойтесь, - заявила она. - Скоро ваши помои будут готовы.
      Женщины испуганно переглянулись. Так чем же их собирались кормить?
      По их искаженным от страха лицам судебный исполнитель примерно поняла, что происходит.
      - Ложись! - закричала корабельная рабыня, и немедленно все пленницы распростерлись на ковре.
      - Мужчина! - вдруг объявила одна из корабельных рабынь, и к изумлению судебного исполнителя, они дружно встали на колени. Вся иллюзия превосходства корабельных рабынь над пленницами мгновенно исчезла.
      В зал вошел вооруженный воин в шлеме и доспехах, с телнарианской винтовкой за спиной и револьвером на боку.
      Корабельные рабыни приняли позу послушания, опустив головы и положив ладони на ковер. Судебный исполнитель вновь увидела, как женщины стоят на коленях перед мужчиной.
      Варвар, по виду - один из старших офицеров, внимательно оглядел ряды пленниц. Казалось, он смотрит на них с презрением. Чего еще он ожидал от них? Неужели думал, что они будут вести себя иначе? Он не понимал их положения, явно не испытывал сочувствия. Он не осознавал, что все отличие между ним и пленницами состоит в том, что теперь пленницы принадлежат мужчинам.
      Однако он смотрел слишком внимательно и долго. Женщины в ужасе сжимались, как будто желая вдавиться в ковер - пусть мужчина увидит, что они лежат, как им и было приказано! Ему не за что наказывать их! Мужчина проходил мимо пленниц, и те вздрагивали и отдергивали руки и ноги, чтобы не коснуться даже обуви мужчины. Многие закрыли головы руками. Воин подошел к одной из женщин, схватил за волосы и повернул к себе. Посмотрев ей в лицо, он отпустил пленницу. Судебный исполнитель заметила, что волосы этой женщины такие же иссиня-черные, как у нее самой.
      Затем воин в шлеме подошел к двойным дверям, ведущим на кухню, и распахнул их. Изнутри послышался крик - "Мужчина!" В широком проеме была видна одна из корабельных рабынь в позе покорности. Воин огляделся, стоя на пороге кухни. Затем жестом показал, что рабыни на кухне могут встать и продолжить работу. Судебный исполнитель решила, что там были только корабельные рабыни. Вероятно, пленниц не допускали на кухню, где они могли попытаться украсть пищу, за что их следовало наказывать или убивать. Они всегда могли научиться варить еду. Воин обвернулся и вышел из столовой через ту же дверь, в которую вошел. Как только он скрылся, корабельные рабыни встали.
      Вскоре после этого из кухни с ведрами появились две корабельные рабыни, которые встали перед измученными пленницами.
      - На колени! - приказала одна из них.
      Пленницы покорились.
      - Ваш обед, дамы, уже готов. - По лицам пленниц пробежали радостные улыбки. - Но сначала вам следует научиться быть послушными. Никто из вас не умеет вести себя в присутствии господина.
      Затем рабыня объяснила пленницам, как следует выражать свое послушание в присутствии хозяев или просто свободных людей. Покорность требовалась от пленниц даже в присутствии рабынь, если те занимали более высокое положение.
      Судебный исполнитель с ужасом наблюдала, как пленницы повторяют различные позы и выслушивают наставления. Дам высшего сословия на ее глазах обучали правилам приличия, манерам и этикету!
      - Отлично, дамы, - заключила корабельная рабыня. - Вы быстро учитесь.
      Судебный исполнитель подумала, что она тоже вскоре научилась бы всему, но тут же испугалась и устыдилась собственных мыслей.
      - Вас похвалили, - с упреком заметила корабельная рабыня.
      Пленницы недоуменно уставились на нее. Судебный исполнитель подумала, что означает выражение "выразить покорность мужчине", и вздрогнула.
      - Вы забыли? - повторила корабельная рабыня.
      - Спасибо, госпожа.
      - А теперь, - кивнула она в сторону ведер, - вы получите помои.
      Рабыни принялись зачерпывать из ведер полные пригоршни мешанины из объедков - несомненно, остатков их собственного обеда - и раздавать толпящимся вокруг рабыням.
      Как смешались чувства судебного исполнителя при виде этого зрелища! Она ужасалась, видя, как знатные пассажирки дерутся из-за еды.
      - Еще, еще! - кричала одна.
      - И мне! - умоляла другая, протягивая обе руки.
      Судебный исполнитель была жестоко измучена голодом и жаждой, она боялась умереть.
      Смогла бы она урвать себе что-нибудь там, внизу? Оказалась бы достаточно проворной? Или рабыни с ведрами сжалились бы над ней и дали побольше? Но смогла бы она сохранить у себя еду - вдруг какая-нибудь женщина посильнее вздумала бы отнять ее? Смогла бы она запихнуть еду в рот и проглотить, пока никто не отнял? Она не знала.
      Она жадно следила, как объедки плюхаются в руки женщин. По крайней мере, их кормили, а ее нет. Они имели шанс подобрать что-нибудь с ковра. Судебный исполнитель была уверена, что уж корабельным рабыням не приходится так сражаться за еду.
      Вероятно, это был урок, чтобы пленницы поняли, насколько они зависимы даже в отношении еды.
      Как сурово обходились с ними корабельные рабыни! Судебный исполнитель никогда не думала, что хозяева могут быть такими жестокими.
      Пленницы могли надеяться, что вскоре они освободятся из-под надзора корабельных рабынь и будут проданы или подарены мужчинам, привязанность которых можно заслужить преданностью и красотой, пылкостью и самоотверженным служением.
      - Вы ели слишком жадно, - упрекнула пленниц одна из корабельных рабынь. - Вероятно, вам известно, что, сидя в клетках, вы получали бы намного худшую пищу?
      Судебный исполнитель сжала пальцы. Значит, на кораблях варваров рабынь могут содержать и по-другому! Если вспомнить, что на "Аларии" находилось более двух тысяч пассажиров...
      Судебный исполнитель не считала, что имперские войска скоро отобьют корабль. Более того, в зале она слышала, что главный пульт скоро попадет в руки варваров - тогда будет подавлено всякое сопротивление. Несомненно, в самом начале атаки, если не раньше, с корабля успели послать сигналы о помощи. Варвары не станут рисковать своими кораблями, подвергая их ударам крейсеров Империи. Ортог изучал карту - вероятно, на ней каждый час отмечали приближение имперских сил. Судебный исполнитель вспомнила мужчин, сидящих у мониторов. Правда, это был отдаленный район, окраина Империи, и прибытия имперских сил нельзя было ожидать немедленно. Вряд ли они могут появиться через несколько суток, если вообще появятся. Варварам незачем торопиться покидать корабль. Казалось, они желают извлечь из "Аларии" все возможное - и вещи, и людей. Ее потрясла мысль о том, что она сама с точки зрения варваров была такой же вещью, как золотая монета или черные туфельки на высоких каблуках, брошенные на кучу вещей. Какие у нее могли быть надежды? Разве она уже не принадлежала варварам, подобно тем женщинам внизу - разве что пока не была обнажена и закована в цепи, ожидая, что ее сочтут достаточно ценной, чтобы оставить в живых. Кроме того, она не сомневалась, что когда варварам придется покинуть "Аларию", удирая от имперского флота, они не станут оставлять ее мертвой, молчаливой посудиной в космосе. Ее уничтожат вместе со всеми, чтобы никто не мог выступить свидетелем и обвинить нападающих. Судебный исполнитель не знала точно, но догадывалась обо всем этом. Ее предположения подтверждало и то, что орбитальную станцию на Тиносе сразу уничтожили. Так на что она могла надеяться? Спрятаться, чтобы потом разлететься на куски вместе со взорванной "Аларией" или раньше умереть от голода и жажды? "Нет, - убеждала она себя, - надо сдаться. Разве я уже не принадлежу этим людям?" Такая мысль одновременно и возбуждала ее, и приводила в ужас. Она поднялась между столами на балконе, внезапно приняв решение. Она обхватила руками голову, как варвары приказывали делать мужчинам, ибо она была родом с Тереннии. Конечно, за перилами балкона они не могли увидеть ее. Она подошла ближе к перилам и оказалась на виду - каждый находящийся в зале мгновенно заметил бы ее, стоило ему поднять глаза. Но в этот момент никому не пришло в голову посмотреть в сторону балкона. Иначе они заметили бы не только судебного исполнителя, но и громадную фигуру в доспехах позади.
      Внезапно затянутая в перчатку рука закрыла рот судебного исполнителя и потащила ее назад. Женщина была беспомощна. Ее руки словно попали в мощные тиски. На ухо ей прошептали:
      - Не дергайся, глупая рабыня.
      Теперь оба они были не видны из столовой. Судебный исполнитель чувствовала, что ее сжимают изо всей силы. Как будто они была способна сопротивляться! Нет, она покорно вынесла натиск.
      Она была слишком испугана, а кроме того, кто мог знать, какими страшными окажутся последствия ее борьбы с этим варваром.
      Ее вытащили через боковую дверь балкона в длинный, полутемный коридор. Она ничего не понимала - она не ожидала такого обращения. Варвар не дал ей ни малейшего шанса, ей, гражданке Империи, знатной хонестори, покорно сдавшейся ему.
      Ее втолкнули в тесную, темную комнату - вероятно, подсобное помещение или чулан. Тяжело захлопнулась дверь, по чулану прошел ветер.
      Варвар убрал руку с ее лица, и судебный исполнитель в изнеможении опустилась на пол у его ног.
      Она осторожно коснулась его ступней, встала на колени и прижалась к ним головой.
      - Я рабыня, - пролепетала она. - Признаюсь в этом искренне и честно. Пожалуйста, не убивайте меня!
      И она поцеловала его ступни - решительно, но осторожно, чтобы даже в темноте было ясно, что она делает. Она лизала его сандалии со всех сторон, прижималась к ним лицом, стараясь действовать так, чтобы варвар не ошибался в ее намерениях.
      - Да, ты рабыня, - произнес голос, который она боялась узнать, и в чулане зажегся свет.
      Она подняла голову и увидела, что стоит перед рослым воином - тем самым, которого несколько минут назад видела в столовой. Оружие, доспехи, пояс - все было то же самое, как и шлем, наполовину скрывающий лицо.
      Справа на стальном полу лежала женщина. Ее длинные белокурые волосы были заплетены в две толстые косы, которые, должно быть, достигали ее коленей, когда женщина поднималась во весь рост. Она была обнажена и связана по рукам и ногам. Нижнюю часть ее лица скрывала повязка.
      Женщина с неприязнью и досадой смотрела на судебного исполнителя. Варвар снял шлем.
      - Ты! - закричала судебный исполнитель, ибо перед ней стоял гладиатор.
      - Это дрянная тварь, господин. Зачем вам беспокоиться о ней? - сказал кто-то.
      Судебный исполнитель оглянулась и увидела рабыню Янину. Она тут же вскочила.
      - На колени! - разъяренно приказала судебный исполнитель.
      - Молчи, рабыня, - ответила Янина.
      Судебный исполнитель взглянула на гладиатора, надеясь, что он жестоко накажет дерзкую рабыню, но тот не двинулся с места, только едва приметно усмехнулся.
      Неужели он ничего не заметил? Или тоже считает ее просто рабыней?
      Судебный исполнитель раздраженно подступила к Янине, но та спокойно смотрела ей в глаза, видимо, ничуть не испугавшись.
      Судебный исполнитель сдержалась и обратилась к гладиатору:
      - Откуда у тебя эти доспехи и оружие?
      - От человека, который был вынужден одолжить их мне. Думаю, его шея осталась целой, но все же ему пришлось пролежать несколько часов в обмороке.
      Гладиатор подошел к блондинке и снял повязку с ее лица.
      - Ты понимаешь, что должна делать?
      - Да, - зло ответила она.
      Судебный исполнитель разглядывала Янину. Теперь та была одета не в кеб, а в роскошное платье с богатым орнаментом - как предположила судебный исполнитель, оно некогда принадлежало блондинке. У пленницы на шее не оказалось ни ошейника с цепью, ни диска корабельной рабыни. Вероятно, она была свободной, и, судя по платью, высокопоставленной особой.
      - Ну так что? - спросил гладиатор.
      - Я согласна, - с досадой ответила блондинка.
      - Это согласие дорого обошлось тебе, верно?
      - Да, - зло добавила она.
      Гладиатор вопросительно взглянул на нее.
      - Да, господин, - поправилась блондинка.
      - Кто она такая? - спросила судебный исполнитель.
      Гладиатор встал.
      - Совсем забыл! Имею честь представить вам Геруну, принцессу Дризриакскую, из дома Ортога.
      - Принцесса! - изумленно воскликнула судебный исполнитель.
      - Разумеется, сейчас ее трудно отличить от хорошенькой рабыни, - кивнул гладиатор.
      Пленница поморщилась.
      - Вам не нравится, что ваше лицо и фигура заслужили бы хорошую цену на невольничьем рынке, госпожа? - притворно удивился гладиатор.
      - Негодяй! - прошипела принцесса.
      - Позвольте представить вам новую гостью, - продолжал гладиатор, указав на судебного исполнителя.
      - Я не разговариваю с простолюдинами, - отрезала принцесса.
      - Я патрицианка! - возмутилась судебный исполнитель.
      - Ты всего лишь телнарианская сука, которая недостойна даже носить ошейник, - холодно отозвалась блондинка.
      - Варварское отродье!
      - Рабыня!
      - Рабыня? Ты назвала меня рабыней? - воскликнула судебный исполнитель.
      - Да, рабыней, - твердо заявила пленница. - Не ты ли сама говорила об этом несколько минут назад?
      Судебный исполнитель пошатнулась.
      - Думаешь, это пустые слова? - продолжала принцесса. - Стоит произнести их один раз - и свободная жизнь кончена. Ты будешь бессильна изменить то, что уже было сказано.
      - Ты шутишь? - удивилась судебный исполнитель.
      - Таков закон, рабыня, - усмехнулась Янина.
      - И кроме того, - добавила пленница, - разве не ты сейчас в темноте целовала и лизала ноги мужчины?
      - Я считала, что это чужак, варвар! - попыталась объяснить судебный исполнитель.
      - Какая разница, рабыня? - перебила Янина.
      - Я не рабыня! - закричала судебный исполнитель, но тут вмешался гладиатор:
      - Мой план таков: мы спускаемся в девятнадцатую секцию, где, не найденные нашими друзьями, хранятся несколько спасательных капсул. Помните, вы видели их в день состязаний? Два дня назад Палендий и другие бежали на таких же капсулах через люки катапульты.
      - Я видела разбитые капсулы снаружи, у кораблей, - сказала судебный исполнитель.
      - Надеюсь, некоторые все же спаслись, хотя далеко не все, - ответил гладиатор.
      - Почему же ты не бежал вместе с ними? - поинтересовалась судебный исполнитель.
      - А ты не догадываешься? - сердито спросила Янина.
      - Нет, - искренне ответила судебный исполнитель и испуганно добавила: Ко мне это не имеет никакого отношения.
      Янина жестко усмехнулась. Гладиатор набросил веревку на шею судебного исполнителя, и она вскрикнула.
      - На колени! - приказал гладиатор, и, не зная почему, судебный исполнитель опустилась на пол.
      - Не понимаю... - начала она.
      Она увидела, что гладиатор протягивает другой конец веревки Янине.
      - Неужели трудно понять? - ответил гладиатор. - Впрочем, придется объяснить. Янина надела платье принцессы Дризриакской.
      - Что вы хотите делать со мной? - перебила судебный исполнитель.
      - Мы решили, что при такой одежде и внешности Янина сойдет за принцессу. Моя одежда тоже весьма подходит к случаю. Сама принцесса, связанная, с повязкой на лице, пойдет перед нами на привязи, как пленная пассажирка. Если она будет сопротивляться, попытается бежать или подать кому-нибудь знак, я сразу же пристрелю ее. Понимаете, принцесса?
      - Да, господин.
      - Если ее узнают, она окажется ценной заложницей. Вы будете сопровождать нас в качестве только что схваченной пассажирки - на четвереньках, ведомая Яниной. Может, она решила выбрать вас себе в служанки, может, вы способны и расторопны - этого никто не знает. Для пущей безопасности у меня имеется револьвер и телнарианская винтовка.
      - Так я пойду впереди вас? - спросила блондинка.
      - Вот именно, принцесса.
      - Я сестра Ортога, принца Дризриаканского!
      - Вот и пусть увидит вас в новом качестве, - невозмутимо заявил гладиатор. - Братья редко понимают, что другие мужчины могут счесть их сестер привлекательными рабынями.
      - Негодяй! - вскричала принцесса.
      - И потом, мне не слишком симпатичен сам Ортог.
      - И поэтому ты заставляешь его сестру появиться на людях в таком виде?
      - Разумеется.
      - Ты варвар! - воскликнула судебный исполнитель.
      - Я не знаю, кто я такой, - ответил гладиатор.
      Судебный исполнитель вспомнила, что Ортог принял гладиатора за потомка отунгов - вероятно, ошибочно. В самом деле, названия племен "ортунги" и "отунги" показались ей похожими. Ортунги откололись от большого племени дризриаков из народа алеманнов. Кто такие "отунги" , она не знала, впрочем, как и сам гладиатор.
      - Презираю тебя! - крикнула принцесса.
      - И все же тебе придется выйти голой, на привязи.
      - Да как ты смеешь!
      - Разве твой народ не поступает так с женщинами врагов, даже с самыми знатными, ведя их через целые леса нагими, на веревках?
      - Как ты смеешь! - беспомощно повторила принцесса.
      - Таков мой план, - ответил гладиатор.
      - Ты - человек без рода, без племени!
      - А я слышала, - вмешалась Янина, - что у варваров женщин из побежденных королевских домов ведут на привязи самые простые воины - чтобы женщины поняли, насколько низко они стоят по сравнению с победителями и являются всего лишь рабынями.
      Блондинка яростно рванулась в веревках.
      - Осторожно, госпожа, - сухо произнесла Янина, - смотрите, не рассердите своего хозяина.
      Пленница сразу затихла. Янина рассмеялась, и принцесса метнула на нее яростный взгляд. Судебный исполнитель потрогала веревку на своей шее.
      Принцесса села, скрестив ноги, держа связанные руки за спиной и с любопытством уставившись на гладиатора.
      - В самом деле, кто ты такой? - спросила она.
      - Я - Пес, из деревни близ фестанга Сим-Гьядини, - ответил гладиатор, добавив название планеты.
      - Ты не крестьянин, - возразила блондинка.
      - Это неважно.
      - Ясно, - протянула пленница.
      - Важно только то, что теперь ты полностью в моей власти. Понимаешь?
      - Да, господин.
      - Мы открыто пойдем по коридорам, - заявил гладиатор. - Думаю, это будет безопаснее, чем пробираться по вентиляционным шахтам и тому подобным укромным местам, где, вероятно, поставлена охрана. Если повезет, мы достигнем девятнадцатой секции, и там, пока я дотащу капсулу до лифта, Янина присмотрит за вами обеими. Как только мы выберемся к люку, то установим таймер на определенное время и катапультируемся с корабля.
      - Безумный план, - сказала Янина.
      - Можно только надеяться, что наше бегство останется незамеченным, что стрелки не будут подняты по тревоге, а команда поискового корабля окажется неумелой и нерасторопной.
      - А я? - вдруг спросила судебный исполнитель, стоя на коленях перед гладиатором. Конец веревки, обмотанной вокруг ее шеи, держала в руках Янина.
      - Рабыне кажется, что ею пренебрегли, - усмехнулась Янина.
      - Так что же будет со мной? - спросила судебный исполнитель, не обращая внимания на Янину.
      - Уж не думаете ли вы, что я забыл о вас, моя дорогая? - сказал гладиатор.
      - Что вы собираетесь делать?
      - Собираюсь взять вас с собой.
      - Не понимаю, - пожала плечами судебный исполнитель.
      - Она глупа, - пренебрежительно заметила Янина.
      - Зачем я вам понадобилась? - спросила судебный исполнитель.
      - Будто ты не знаешь! - воскликнула Янина.
      - О, нет! Прошу вас, не надо! - прошептала судебный исполнитель.
      Гладиатор разглядывал ее, и едва заметная улыбка играла на его губах.
      - Не надо, - прошептала женщина.
      - Надо, - мягко возразил он.
      Судебный исполнитель рухнула на пол комнаты.
      Она очнулась от того, что кто-то помогал ей сесть на полу. Она не знала, сколько времени прошло. К ее губам поднесли носик кувшина. Дотянувшись, она жадно выпила несколько глотков.
      - Хватит, - сказал гладиатор и передал кувшин Янине.
      Судебного исполнителя била дрожь.
      - Съешь, - он протянул ей булку.
      Грубо, как проголодавшийся зверь, она оторвала кусок булки и жадно запихнула в рот.
      - Смотри, Янина, как деликатно ест госпожа, - усмехнулся гладиатор. Смотри и учись!
      Судебный исполнитель яростно жевала и заглатывала большие куски, как будто боясь, что у нее вырвут изо рта еще не проглоченную еду.
      - Мне кажется, господин, что так едят проголодавшиеся рабыни, заметила Янина.
      - Может быть.
      - Она и в самом деле похожа на голодную рабыню, - добавила Янина.
      Гладиатор усмехнулся.
      - Голод сдержит ее.
      - Правильно.
      - И хлыст, - добавила Янина, и гладиатор кивнул.
      Судебный исполнитель задрожала еще сильнее - это она должна была бояться хлыста! Они говорили о ней, как о рабыне, простой рабыне!
      Больше ей ничего не дали. Судебный исполнитель увидела, что белокурой пленнице развязали ноги. Веревка на ее шее была привязана к переборке, и к ней же тянулась веревка судебного исполнителя. Принцессе еще не завязали рот.
      - Сейчас мы выходим, - объявил гладиатор, отвязывая обе веревки. Встань! - приказал он принцессе.
      - На четвереньки, - скомандовала Янина, взяв веревку судебного исполнителя, и та выполнила приказ.
      - Лицом к двери! - сказал гладиатор принцессе. Обмотав веревку вокруг руки, он приготовился завязать принцессе рот платком.
      - Подожди, - попросила принцесса. Гладиатор остановился. - Так ты решился на это?
      - Да.
      - Возьми меня с собой, - попросила принцесса.
      Судебный исполнитель вздрогнула.
      - Как я смогу появиться среди своих людей после всего этого? объяснила принцесса. - Что обо мне станут думать?
      - Не искушай меня, женщина, - предупредил гладиатор.
      - Не заставляй меня это делать, - умоляла принцесса.
      - Для тебя это будет отличным уроком. Он поможет тебе запомнить, что ты всего-навсего женщина, - объяснил гладиатор.
      Маленькие руки принцессы слабо задергались, связанные за спиной.
      - Ты поняла?
      - Да, господин, - и тут же рот принцессы был завязан. Она не могла ни говорить, ни освободиться от повязки.
      - Надо ли завязывать рот вот этой, господин, - спросила Янина, указывая на судебного исполнителя.
      - Тебе обязательно завязывать рот? - спросил гладиатор.
      - Нет!
      - Итак, ты даешь слово - слово хонестори, гражданки Империи, и даже патрицианки - что ты будешь молчать?
      - Да, - кивнула судебный исполнитель.
      - Помни, рабынь убивают, когда они обманывают! - пригрозила Янина.
      - Идем, - приказал гладиатор, поворачиваясь к двери. - Смелее, Геруна, опусти плечи.
      Помни, что ты не свободная женщина, а рабыня.
      Геруна, принцесса Дризриакская, сестра Ортога, выпрямилась и подняла голову, приняв горделивую позу.
      - Как она прекрасна! - воскликнула Янина.
      Гладиатор кивнул. Даже судебный исполнитель была поражена великолепием принцессы. Гладиатор резко распахнул дверь.
      - Вперед! - скомандовал он.
      Группа покинула комнату. Янина, которая выходила последней, выключила свет.
      Глава 13
      - Здесь все тихо, - радостно прошептала Янина.
      Судебный исполнитель стояла на четвереньках на песке; он покрывал ее запястья и колени, больно царапая кожу. Сотни песчинок проникли под ее униформу, сбившуюся выше колен, пока они медленно шли по коридорам. К счастью, лифты на этом уровне работали. Перед судебным исполнителем стояла принцесса, ее босые ноги утопали в песке арены по щиколотку. Ее веревку по-прежнему держал гладиатор.
      Проходя по коридору, они слышали множество иронических замечаний и завистливых посвистываний. Принцессу сочли за ценную добычу, которую, несомненно, можно будет дорого продать на невольничьих торгах.
      Судебный исполнитель втайне пожелала, чтобы и ее саму оценили так же. Правда, ее тело, упрятанное в униформу, было трудно рассмотреть.
      - Две остались, - сказала Янина, выходя вперед и направляя электрический фонарик, который гладиатор "одолжил" у одного из варваров вместе с доспехами.
      В секции полагалось хранить несколько спасательных капсул. Однако ими воспользовались пассажиры и члены экипажа, пытаясь бежать. Остались только те капсулы, которые стояли далеко от рельсов, ведущих к лифтам.
      - Об этих они не знали, господин, - сказала Янина.
      - Вряд ли, - возразил гладиатор.
      Насколько можно было, судить, девятнадцатая секция не посещалась варварами. Она считалась одной из самых незначительных в смысле добычи, ее предполагалось осмотреть в последнюю очередь, тем более, что в планах сражений эта секция никак не фигурировала.
      Гладиатор посветил фонариком в темный зал, на обломки скамей, а потом вверх, на балки потолка.
      Освещенная тонким лучом, девятнадцатая секция казалась совсем другой, не такой, как во время представления, когда ее заливал яркий свет.
      Мрак пугал судебного исполнителя, она думала, в самом ли деле они оказались одни в этом страшном месте.
      - Поставь их на колени, - сказал гладиатор, передавая веревку Янине.
      - Встаньте на колени, госпожа, - обратилась Янина к принцессе. - И ты тоже, рабыня, слева, позади принцессы.
      Обе женщины встали, куда им было приказано.
      - Руки на бедра, - приказала Янина. - Вы можете сдвинуть колени, госпожа. А ты, рабыня, не смей этого делать.
      Несмотря на раздражение, судебный исполнитель послушалась. Стоя на коленях, даже в униформе, она не могла избавиться от странных, смешанных чувств. Разве не так должны стоять рабыни, причем рабыни низкого ранга?
      - Вот этого я и боялся, - сказал гладиатор, неожиданно появляясь в нескольких футах от них. - Подъемники не работают.
      Было бы трудно пододвинуть капсулы к люкам по рельсам вручную - они были слишком громоздкими, слишком тяжелыми. Это могли бы сделать несколько человек или один, но чудовищно сильный.
      - О, господин! - чуть не расплакалась Янина.
      Значит, они не выберутся на уровень люков?
      - Кажется, провода не повреждены, - удовлетворенно заявил гладиатор. И противовесы тоже.
      Судебному исполнителю показалось, что она слышит тихий шорох где-то слева, среди обломков скамей. Ни Янина, ни гладиатор, который осматривал провода, ничего не услышали.
      - Я подтолкну капсулу по рельсам, - решил гладиатор, - а там, может быть, удастся подтащить ее к люку.
      - Чтобы поднять ее, потребуется несколько человек, - испуганно возразила Янина.
      Но стальные колеса уже скрипели - гладиатор толкал одну из капсул к лифтам.
      На минуту он вернулся к Янине, отдал ей свой револьвер и электрический фонарик.
      - Пусть лягут на песок, - сказал он. - Если кто-нибудь из них начнет сопротивляться, можешь пристрелить ту прямо на месте.
      - Да, господин, - ответила Янина и обратилась к принцессе: - Ложитесь животом на песок, госпожа, и раздвиньте ноги. - Принцесса повиновалась. Несомненно, самой Янине часто приходилось в той или иной ситуации принимать такую позу. Из нее было трудно встать. Она прикрикнула на судебного исполнителя: - На живот, рабыня, и ноги шире!
      Судебный исполнитель послушалась. Она не сомневалась, что Янина способна пристрелить ее на месте, так, что расплавится песок. Револьвер в ее руках был не такой, какими пользовались члены экипажа для наведения порядка на корабле. Он был гораздо мощнее, мог пробивать металл, но все же телнарианская винтовка гладиатора по ударной силе превосходила его.
      Она слышала, как фут за футом поднимается лифт. Она едва могла поверить, что это делает один человек - да, он мог бы свернуть ей шею одной рукой.
      Затем слева вновь послышался тихий шорох. Вряд ли Янина его уловила она напряженно следила за борьбой гладиатора с лифтом. Через несколько минут гладиатор вернулся, тяжело отдуваясь.
      - Капсула стоит у люка.
      - О, господин! - радостно вздохнула Янина.
      - Я слышал, как ходят варвары, рядом по коридору.
      - Что же нам делать? - испуганно спросила Янина.
      - Надо спешить.
      Он взял у Янины револьвер и фонарик.
      - Вставай, Геруна. - Как только принцесса поднялась, гладиатор, к ее смущению, взвалил ее себе на плечо. - Иди последней, Янина.
      - Да, господин, - она повернулась к судебному исполнителю. - Вставай, рабыня, и иди за своим хозяином.
      - Я не рабыня, и он мне не хозяин, - возразила судебный исполнитель, вставая на ноги.
      Гладиатор уже карабкался по трапу, проходящему рядом с лифтом, с Геруной на плече.
      - Поднимайся, рабыня, за своим хозяином, - приказала Янина.
      Судебный исполнитель не стала отвечать ей. Пусть думает, что она рабыня. Какая разница? И разве это неправда?
      Она подымалась по трапу, ее веревку Янина по-прежнему не выпускала.
      Вскоре они достигли уровня внешнего коридора. Аварийная дверь в нескольких футах от лифта была открыта. Гладиатор устанавливал таймер на приборной доске.
      Геруна стояла на коленях у его ног. Свободный конец ее веревки валялся на полу.
      - На колени! - приказала Янина, беспокойно оглядываясь. Судебный исполнитель встала на колени.
      Ее сердце колотилось, как будто желая выскочить из груди. Из ближайшего коридора доносились хриплые голоса варваров.
      - Таймер установлен, - наконец сказал гладиатор.
      Судебный исполнитель видела, как открылась дверца капсулы. Она знала, что они с Яниной войдут первыми, а гладиатор - за ними и задраит дверь.
      Судебный исполнитель неожиданно почувствовала страх. Она вспоминала, как в темноте стояла на коленях перед этим человеком, объявляя себя рабыней. Она поняла, что сама себя лишила свободы. В самом деле, и Янина уверена, что теперь она принадлежит гладиатору. И тут судебный исполнитель взглянула на принцессу...
      Та не отрывала глаз от гладиатора. Слезы бежали по ее щекам, пропитывая повязку. К изумлению судебного исполнителя, принцесса вдруг нагнулась и прижалась лицом к ногам гладиатора.
      Голоса раздались где-то совсем рядом.
      Судебный исполнитель оглянулась на очаровательную Янину - платье принцессы было ей к лицу. Это Янина была рабыней, а не она! Судебный исполнитель перевела взгляд на принцессу: во всем великолепии своего обнаженного тела она целовала ноги гладиатора.
      Судебный исполнитель вспыхнула от злости и ревности. Как ее можно сравнивать с этими женщинами!?
      - Я не рабыня! - внезапно взвизгнула она и вскочила. - Помогите!
      Гладиатор оглянулся в неподдельном изумлении.
      - Помогите! - уже не сдерживаясь, кричала женщина. - На помощь!
      Неожиданно гладиатор поднял руки. Судебный исполнитель оглянулась и увидела, что по трапу поднялся молодой офицер флота с пурпурными шнурами у плеча. Офицер направил на гладиатора револьвер.
      Снизу по трапу поднимался кто-то еще.
      Судебный исполнитель не знала, сколько здесь людей. Она поняла только, что все они прятались в девятнадцатой секции.
      В этот момент в коридоре загрохотали шаги, и в двери появились несколько варваров в доспехах и шлемах - видимо, они прибежали на шум.
      - Не стреляйте! Там принцесса! - сразу же крикнул один из них.
      Они приняли Янину в королевской одежде за Геруну.
      - Сдавайся! - приказал один из варваров молодому офицеру.
      - Осторожнее, принцесса на линии огня! - предупредил его другой.
      Они не заметили настоящую принцессу - обнаженную, связанную, с повязкой на лице - или приняли ее за рабыню.
      Офицер выстрелил, и один из варваров рухнул, доспехи на его груди оплавились и почернели. Янина завизжала. Судебный исполнитель тоже не удержалась от крика.
      - Так что будем делать? - обратился офицер к гладиатору.
      - Не стреляйте, - попросил тот.
      Геруна, сжавшись, сидела у его ног. Что будет потом, когда ее узнают? Она, как рабыня, прошла по коридорам, была предметом похотливых взглядов и насмешек сотен мужчин!
      - Отойди! - приказал офицер, и гладиатор шагнул в сторону, не опуская рук. - Таймер включен, - заметил офицер и закричал своим спутникам: Быстрее в капсулу!
      - Предупредите стрелков на кораблях! - зашумели варвары. Один из них поднял переговорное устройство и начал вызывать корабль.
      Офицер выстрелил четыре раза. Три его заряда достигли цели: один из воинов упал в сразу почерневших доспехах, другой откатился в сторону, а третьему заряд оторвал голову. Последний из зарядов оставил черную полосу на полу длиною в сто ярдов.
      - Кажется, мы обязаны жизнью вам, принцесса, - сказал офицер. Янина вздрогнула.
      Офицер пригляделся и сорвал с ее головы капюшон. - Ты не принцесса, заявил он. - Я знаю тебя - ты рабыня!
      Он заметил Геруну.
      - У тебя белокурые волосы, как у варваров; на тебе нет ни браслетов, ни ошейника, ни даже клейма - значит, ты свободна. Вероятно, ты и есть принцесса. Но это неважно - многие принцессы варваров ныне стали рабынями в Империи. Тут тебе и место, у ног мужчины!
      - А тебя мы благодарим, - обратился офицер к гладиатору. - Мы не смогли подтащить капсулу к люку. Ты оказал нам большую услугу, - он замолчал и взглянул на таймер. - Нам пора.
      Случайно его взгляд упал на судебного исполнителя, которая стояла, прижавшись спиной к переборке у входа в капсулу.
      - Я гражданка Империи, - дрожащим голосом произнесла она. - Я патрицианка!
      - Ты глупая, болтливая сука, - презрительно ответил офицер. - По твоей милости нас всех чуть было не перебили. Зачем тебе понадобилось кричать? Или тебе не терпится оказаться в цепях, как рабыне? Иди в капсулу, сука!
      Коротко взглянув на гладиатора, судебный исполнитель поспешила влезть в капсулу. Стрелка таймера уже подходила ко времени, когда предстояло сработать катапульте.
      - А как спасемся мы? - спросил гладиатор.
      - Кто ты? - вопросом ответил офицер.
      - Тот, кто победил Ортога в бою.
      - Отунг?
      - Я не знаю этого слова, - честно ответил гладиатор.
      - Это тебя Палендий называл "Псом"?
      - Да.
      - Наверное, ты из племени отунгов, - заявил офицер. - Это племя врагов Империи.
      - Я подтащил сюда капсулу, - напомнил гладиатор.
      - Спасибо.
      - Так что же будет с нами?
      Офицер бросил быстрый взгляд на стрелку таймера.
      - Мне некогда возиться с тобой, - сказал он, а затем дважды нажал на курок револьвера.
      Гладиатор отшатнулся. Повернувшись, он потерял равновесие и оступился. Еще один выстрел - и толчком гладиатора отнесло к темной пропасти шахты, по которой шел трап. Он рухнул вниз.
      Янина пронзительно закричала.
      - Мне очень жаль, - равнодушно отозвался офицер. Он оглядел перепуганную Янину и принцессу, которая, подобравшись поближе к выходу в коридор, яростно билась в веревках, но те держали крепко. - Вы останетесь здесь, рабыни.
      Офицер торопливо вошел в капсулу, дверца которой уже закрывалась, и тут же захлопнул ее за собой. Спустя минуту открылся внешний люк, и крохотная капсула вылетела в космос, быстро удаляясь от "Аларии".
      Глава 14
      Гладиатор лежал на дне шахты. Янина спустилась по трапу и склонилась над ним. Он приподнялся и снова упал.
      - Господин! Господин! - плакала Янина.
      Послышались приближающиеся шаги. Гладиатор сполз с рельсов на пол зала. Сверху в шахте показались лица.
      - Принцесса! - закричал кто-то. - Вы здесь? Ответьте!
      Гладиатор с трудом сел. Его нагрудник был разрезан полностью, в нем зияла дыра с оплавленными краями. Гладиатор попытался встать, но снова рухнул на спину.
      - Она солгала, - произнес он. - Дала слово и обманула...
      - Господин! - предостерегающе прошептала Янина.
      - Принцесса, где вы? - вновь позвал голос.
      - Она солгала, - вновь повторил гладиатор и вытащил из кобуры на поясе револьвер.
      - Мы пропали, - тихо плакала Янина.
      - Держитесь, принцесса! - звали голоса. - Мы уже идем!
      - Стойте, не двигайтесь! - закричала Янина.
      - Это не голос принцессы, - удивился кто-то наверху. - Командир, сюда!
      - Шлем, сними с меня шлем, - слабым голосом попросил гладиатор. После нескольких попыток Янине удалось приподнять тяжелый шлем. Под ним, там, где он придавил шею, собралась кровь.
      Луч фонарика упал на дно шахты. Гладиатор вяло приподнял револьвер и тут же уронил его.
      - Она солгала, - еще раз повторил он.
      - Господин, господин... - рыдала Янина.
      - Кто ты, женщина? - спросили сверху.
      - Принцесса!
      - Нет, она не может быть принцессой! - сказал другой голос.
      - Кто капитан "Гельстана"? - спросил один из варваров.
      - Кто помощник капитана "Бордзы"?
      - Отвечай на наши вопросы, женщина! - потребовал третий.
      - Эй, тут рабыня! Развяжите ее, пусть говорит.
      - Поживее! - крикнул властный голос.
      Головы в отверстии шахты скрылись.
      - А она красива, - заметил один из варваров, видимо, разглядывая Геруну.
      - Хорошенькая сучка, - подтвердил другой.
      - Я видел ее раньше в коридоре.
      - И я!
      - Она неплохо шла на привязи.
      - Это точно! - мужчины грубо рассмеялись.
      - Поставьте ее на колени передо мной, - снова приказал властный голос.
      Послышался удар и сдавленный крик.
      - Ты хочешь, чтобы тебя ударили еще раз? - в ответ раздалось приглушенное протестующее мычание.
      - Когда тебе развяжут рот, говори сразу - честно и прямо.
      - Развяжите ей рот, - приказал главный из варваров.
      - Господин, что нам делать? - прерывисто прошептала Янина.
      Гладиатор дотянулся до револьвера и сжал его в руке.
      - Я - Геруна, принцесса Дризриакская, сестра Ортога! - крикнула принцесса сверху.
      - Только послушайте, что болтает эта рабыня! - загоготали варвары.
      - Капитан "Гельстана" - Сарогастес, помощник капитана "Бордзы" Тетгута, капитан "Воргаарда" - Брало, сын Астаракса! А теперь принесите мне одежду!
      - Дайте плащ! - поспешно приказал один из варваров.
      - Укройте ее.
      - Быстрее унесите принцессу отсюда! - испуганно кричал третий.
      - Твари, негодяи, олухи! - плакала принцесса.
      - Развяжите ей руки! Унесите отсюда! - растерянно приказывал вожак варваров.
      Гладиатор подполз поближе к трапу и поднял револьвер. Одним выстрелом он мог бы разнести весь хлипкий трап.
      - Кто эти люди? - спросили сверху.
      Один из варваров спрыгнул в шахту, но тут же упал, лишившись ног. Вторым выстрелом гладиатор разбил его нагрудник. За первым варваром прыгнул другой, но гладиатор сжал револьвер обеими руками и выстрелил ему в живот.
      Над его головой пронесся заряд. Третий варвар, только что спустившийся с трапа, полез обратно, но гладиатор выстрелом расплавил верхние ступени. Еще выстрел - и варвар полетел на дно шахты, гулко стукнувшись о рельсы.
      - Несите газ! - закричали сверху.
      - Мы пропали, господин! - рыдала Янина. - Нам не спастись!
      Гладиатор прицелился в дверь, ведущую из коридора, который шел мимо девятнадцатой секции. Выстрелом дверь оказалась приваренной к стальной раме.
      Над головой слышался топот приближающихся людей. По ноге гладиатора из-под доспехов струилась кровь.
      Он упал на колено.
      - Она солгала, - вновь сказал он.
      Через застекленное окно в двери он видел лица и слышал, что дверь пытаются взломать.
      - Иди в капсулу, - коротко приказал гладиатор Янине, но она подползла к нему и обхватила его руками.
      - Мой господин сошел с ума от волнения и боли!
      Он поднял голову.
      - Здесь нет люка, господин! - настаивала она.
      - Иди!
      - Позвольте Янине умереть рядом с вами.
      Гладиатор резко вскинул голову и в бешенстве взглянул на рабыню.
      - Янина привыкла повиноваться! - испуганно воскликнула девушка и побежала к капсуле - второй из двух оставшихся в зале. Она недолго возилась с дверцей - ее еще раньше открыли беглецы, пытаясь извлечь из капсулы запасы пищи.
      Армированное стекло окна разлетелось вдребезги, и через дыру просунулось дуло револьвера. Пуля угодила в стену зала над спасательной капсулой.
      - Маски! - скомандовал голос сверху.
      Гладиатор выстрелил в сторону окна. Взметнулись осколки стекла и куски проволоки.
      Газ зашипел, проникая в зал через шахту. Он напоминал расползающийся в темноте туман.
      По двери заколотили; она сотрясалась под ударами. Гладиатор нетвердо встал на ноги. Дверь скрылась в снопе искр и брызг расплавленной стали.
      Гладиатор подошел к капсуле, поднялся на две ступеньки, ведущие к дверце, и вдруг беспомощно наклонился.
      - Она солгала! - отчаянно крикнул он и хватил по стали затянутым в перчатку кулаком. - Она солгала!
      - Господин! - позвала Янина из капсулы.
      Газ начал выходить из шахты в зал. Гладиатор сдернул с плеча телнарианскую винтовку. Дверь внезапно вылетела из рамы. Гладиатор застыл, наполовину оказавшись в капсуле. Через дверь в зал ворвались варвары в масках и с оружием наготове. Гладиатор слышал, как двое из них побежали к шахте.
      Он направил винтовку на стену зала и четырежды нажал на курок. Следы от выстрелов образовали правильный квадрат. Из-за переборки послышалось зловещее шипение.
      Гладиатор положил винтовку в капсулу, а потом с помощью последних зарядов в револьвере соединил четыре отметины от выстрелов прямыми линиями. Шипение перешло в тонкий свист. По залу пронесся вихрь.
      - Нет! - закричал кто-то из варваров, и все ринулись прочь.
      Гладиатор снова схватил винтовку и всадил последний заряд в центр квадрата. Капсула задрожала, послышался скрежет. Гладиатор скользнул внутрь капсулы и одним резким поворотом ручки задраил дверь.
      Через мгновение капсула уже неслась в космосе, оставив далеко позади себя и "Аларию", и флот ортунгов, будто искры в ночи.
      Глава 15
      - Что это за звуки? - испуганно спросила Янина.
      - Это рога - охотничьи рога, - ответил гладиатор.
      - Значит, планета обитаема?
      - Похоже, да. - И он начал забрасывать землей костерок, разведенный на берегу.
      - Моя одежда еще не высохла! - возмутилась Янина.
      - Надень ее влажной или неси в руках, - предложил гладиатор.
      - Я измучилась, мы чуть не погибли... Я не могу пошевелиться... - она умоляюще смотрела на него, стоя на коленях на подстилке из листьев. Она распустила волосы, чтобы просушить их у огня.
      - Тогда я привяжу тебя к дереву и оставлю здесь, - пригрозил он.
      Янина вскочила и поспешно сняла свою одежду с веревки, протянутой между деревьями.
      Простите свою рабыню, - сказала она.
      Гладиатор стоял молча.
      Что это за планета? - поинтересовалась Янина, сворачивая в узелок одежду принцессы Геруны.
      - Не знаю, - раздраженно ответил он.
      - Простите, господин, - спохватилась она, поняв, что помешала.
      Гладиатор смотрел в небо. Спуск капсулы прошлой ночью должен был быть отлично виден. Вероятно, сначала ее могли спутать с метеором или с падающей звездой, даже когда шум в воздухе, подобный урагану, стал слышен на земле. Однако ее могли и рассмотреть - когда спуск замедлился и капсула начала пробираться между деревьями, пока датчики выискивали ровную площадку для приземления. Может, ее совсем не заметили - кто знает?
      Вновь послышались звуки рогов. Гладиатор бросил остатки доспехов в реку. Вместе с остальными вещами он взял их ночью из капсулы.
      - Господин, я не умею плавать! - кричала Янина прошлой ночью, когда они пытались подтащить капсулу к берегу. Она оказалась по пояс в быстрой реке, ее ноги потеряли опору, руки соскользнули с влажной металлической поверхности, и течение потащило Янину.
      Когда капсула покинула "Аларию", вышвырнутая при перепаде давления, она некоторое время оставалась неуправляемой, и только потом в темной трясущейся кабине гладиатор отыскал рукоятки управления двигателем и с их помощью ускорил ход, чтобы удалиться подальше от корабля-матки и возможных выстрелов, а потом обнаружил системы внутреннего управления аппаратом подачи тепла, света и кислорода. Поскольку двигатель сразу же не был включен, капсула оставалась холодной, потому что флот ортунгов предпринял первые поиски. Две ракеты, управляемые с мониторов кораблей, следовали за капсулой более пятнадцати сотен миль, а потом внезапно исчезли. Гладиатор отключил маяк, а также внешнее и внутреннее освещение, как только разобрался, как это делается. Он уменьшил уровень шума двигателя и систем жизнеобеспечения. Аппарат теперь напоминал молчаливую, темную пылинку в мрачном море, которая кажется невидимой, но все-таки она есть. Корабли-разведчики вскоре прекратили поиски, сигналами обезвредив посланные ракеты. Гладиатор так и не понял, почему варвары внезапно прекратили погоню. При вылете с "Аларии" капсулу сильно тряхнуло, и при этом заклинило навигационные приборы и рукоятки изменения и точной настройки курса. Итак, аппарат остался "без компаса и без руля". Однако повреждения были не слишком существенны. Спасательные капсулы не рассчитывались на опытных пилотов, в основном они функционировали автоматически. Как только начиналось катапультирование, в капсуле включались системы жизнеобеспечения и маяк. Задачей пилота было исправить возможные сбои курса, чтобы спасателям не пришлось долго искать капсулу. Конечно, при тогдашних обстоятельствах оставлять маяк включенным было бы неразумно. Думается, в этом побеге от флота ортунгов гладиатору просто повезло. К примеру, поскольку капсула в основном оставалась неуправляемой, гладиатор не мог изменить траекторию полета, не мог укрыться за каким-нибудь из кораблей ортунгов и подставить его под удар, не мог применить всех хитростей - например, включать и выключать двигатели, оставляя запутанный, рассеянный тепловой след, пользоваться для маскировки космическим мусором и небесными телами и так далее. За прошедшие дни нескольким капсулам удалось бежать успешно особенно когда они катапультировались вместе и разлетались, используя старый эффект "двух зайцев" для преследователя. Хотя это не совсем касается нашего рассказа, заметим, что Палендию тоже удалось бежать. Спустя несколько дней его капсулу подобрал один из десяти имперских крейсеров. Его присутствие в этом районе не было случайным - крейсер спешил на вызов "Аларии". В этом и состояла причина, по которой варвары не стали преследовать капсулу гладиатора. Большинству капсул ускользнуть не удалось - их уничтожили сразу. Однако капсула, которая ушла с "Аларии" за несколько минут до бегства гладиатора, через несколько часов получила серьезное повреждение от преследующей ракеты, и ее затянуло гравитационное поле ближайшей планеты. Отсек с двигателем был отсоединен перед самым ударом ракеты. Сама капсула пострадала от множества осколков ракеты и двигателя. После отсоединения секцию двигателя намеревались использовать для маскировки, но это было не очень разумно, по крайней мере, при небольших расстояниях. Такой щит должен был появиться внезапно и близко от основной цели, чтобы ракета не успела обогнуть его. Следовательно, им надо было прикрываться в последний момент, что сопряжено с огромным риском. Если бы спасательные капсулы были боевыми кораблями, у них имелись бы более сложные защитные устройства, а так в них не хранилось даже автоматов. (Как нам уже известно, Империя держала оружие под строгим контролем.) Спасательные капсулы, которые находились в девятнадцатой секции "Аларии", были лишними, они не входили в обязательное число капсул, которые постоянно находились у люков. Поэтому в них не было даже карт - таким, к которым привыкли гражданские пилоты. Однако, к счастью, другие запасы в них имелись. Правда, запасами последних двух капсул частично воспользовались пассажиры, прячущиеся в девятнадцатой секции. С другой стороны, в обоих капсулах находилось совсем немного беглецов...
      - Опять рога, господин, - сказала Янина.
      - Слышу, - ответил он.
      Гладиатор потерял сознание через несколько часов после вылета капсулы. Он не знал, сколько времени прошло, прежде чем почувствовал прикосновение влажного платка ко лбу.
      - Господин! - позвала Янина.
      Его измочаленные выстрелами доспехи были сняты и валялись на полу.
      Гладиатор снова потерял сознание, ослабев от потери крови, раненый, измученный, с обожженной от прикосновения раскаленных доспехов грудью.
      Через два дня они включили свет. Гладиатор приподнялся на локте и пристально взглянул на рабыню. Та испуганно отвела глаза.
      - Сними одежду, - приказал он.
      - Да, господин, - робко откликнулась она.
      Гладиатор положил рабыню на стальной пол капсулы.
      - Господин такой сильный! - прошептала она.
      - Молчи, - приказал гладиатор.
      Когда рабыне приказывают молчать, она не вправе произнести ни слова. Но спустя несколько секунд она вздохнула, застонала и прижалась к нему.
      Капсула блуждала в космосе несколько недель, одинокая и беспомощная, и, наконец, под воздействием почти незаметных вначале сил, незримой гравитации, она начала сперва медленно, а потом все быстрее описывать круги вокруг планеты. После проверок обитателям капсулы стало ясно, что либо ввиду отсутствия необходимости, либо неуправляемости капсулы, запасной двигатель не действует. Сразу же началась подготовка к приземлению.
      В капсуле было всего несколько крохотных иллюминаторов, не более четырех дюймов в диаметре. Разглядеть через них что-либо оказалось очень трудно. Мониторы бездействовали.
      Они почувствовали жар даже внутри, когда капсула начала пробивать верхние слои атмосферы. При спуске что-то случилось - на панели зажглась красная лампа. Пронзительная сирена провыла и смолкла. Лампа погасла.
      Внизу были видны деревья. Позади них, едва различимая в иллюминаторе, вилась лента реки.
      - Для приземления нет места! - воскликнула Янина. В самом деле, вся земля внизу была покрыта лесом.
      Послышался скрежет - капсула пробиралась между ветками - а потом вновь начала полого подниматься вверх. Она развернулась, зависла, скользнула вниз на дюжину футов, а потом еще, и выпрямилась. Резко остановившись перед невидимым для беглецов препятствием, она взмыла вверх.
      Две стрелки приборов, прежде не замеченные беглецами, дрожали у нулей.
      - Мы падаем! - ужаснулась Янина.
      Гладиатор попробовал подрегулировать кили аппарата. В космосе это было бесполезно, а в атмосфере планеты могло пригодиться.
      Он вжал рулевое колесо, и аппарат начал подниматься, а затем выправил колесо и попытался рассмотреть в иллюминатор, что видно снаружи. Он повернул колесо вправо, затем влево и вдавил вниз, пытаясь следовать изгибам реки.
      Они пронеслись над водой, и гладиатор вновь прижал рукоятку. Капсула ударилась о воду, как камень. Подняв брызги, она взлетела, и так, прыжками, перебралась через реку. Под днищем капсулы заскрипел гравий, заплескалась вода, и наконец, аппарат остановился у берега.
      Не теряя времени, они покинули капсулу и спрятались в лесу, среди деревьев и камней. Убедившись, что все вокруг спокойно, они вернулись.
      Капсула представляла собой сильно искореженный летательный аппарат, пробитый во многих местах и старый, один из тех, которые давно следовало списать с "Аларии". К днищу прилипли листья. Оба колеса, с помощью которых капсулу можно было передвигать по рельсам, отвалились.
      - Мы живы, - облегченно вздохнула Янина.
      - Будем использовать капсулу как укрытие, - решил гладиатор.
      - О, нет, господин! Мы пробыли в ней так долго. Давайте заночуем на свежем воздухе.
      - Это может быть опасно.
      - Из-за зверей? - испугалась Янина.
      - И не только зверей. Может, они захотят увести тебя на веревке, заметил гладиатор.
      - Я привыкла к веревке, - засмеялась девушка.
      - Как всякая другая женщина.
      - Да, господин.
      - Вскоре нам придется покинуть капсулу, - решил гладиатор. - Надо выяснить, что это за планета.
      - Думаете, она обитаема, господин?
      - Не знаю, - пожал он плечами.
      - Может быть, построим шалаш где-нибудь рядом? - предложила Янина.
      - Уже поздно, - возразил гладиатор.
      Прежде, чем лечь спать, он вытолкнул капсулу повыше на берег и замаскировал ветками.
      Днем выше по реке на площади более нескольких квадратных миль прошли сильные дожди. Об этом не знали ни гладиатор, ни его молодая рабыня, выигранная в бою. Несомненно, они были утомлены пережитым бегством с "Аларии", долгими неделями в космосе, опасным приземлением, незнакомой, красивой, и, вероятно, неизученной планетой. Воды из бесчисленных родников и десятков ручьев, подобных венам на поверхности земли, затопили территории площадью более ста квадратных миль. Вся эти вода пошла вниз по течению сперва медленно, но постепенно набирая силу. Бурлящие воды этого стремительного потока карабкались вверх по берегам, преодолевая максимальные отметки уровней на глине, подступали к самой траве, заливали пойменные луга. Капсула сдвинулась с места, качнулась и поплыла вниз по течению. Гладиатор сразу проснулся и разбудил рабыню. Поскольку спасти капсулу было почти нереально, они собрали аптечку, одеяла, винтовку и револьвер и выбросили их на берег, туда, куда еще не добралась вода. Это пришлось проделать в темноте, под проливным дождем, среди грома и молний, ибо в этом районе началась гроза, пришедшая с верховьев реки.
      Гладиатор спрыгнул в воду, доходящую ему до бедер, и, ослепнув от ветра и дождя, схватился за капсулу. Ладони скользнули по мокрому металлу, и гладиатор упал в воду. Он пытался встать спиной к капсуле и подтолкнуть ее ближе к берегу. Он едва переводил дыхание.
      Насквозь промокшая Янина ждала на берегу - она только что выбралась из капсулы. Мимо гладиатора проплыла громадная черная ветка.
      Капсула развернулась в воде. Гладиатор обошел ее, оказавшись между железным боком и течением реки.
      Вода бурлила вокруг капсулы. Внезапная вспышка молнии ярко осветила ее и рабыню на берегу, перед темной массой деревьев.
      - Не могу удержать! - крикнул гладиатор.
      Услышав его, Янина бросилась с берега в ревущую воду, чтобы хоть чем-то ему помочь.
      Почти в это же время гладиатору неожиданно удалось найти твердую опору под ногами - какой-то прибрежный камень.
      Янина обошла капсулу по пояс в воде, оказавшись справа. Он даже не понял, где она и что делает.
      - Держу! - крикнул он и толкнул капсулу к берегу, нащупывая ногами какую-нибудь новую опору.
      Янину сбило с ног. Она потянулась к капсуле, но там было не за что схватиться. Руки скользили по гладкой, ровной поверхности. Янина упала на спину, течение сразу подхватило ее и потащило за собой. "Господин, я не умею плавать!" - успела крикнуть она.
      Гладиатор рванулся, чтобы схватить ее, но девушку уже протащило мимо. Какое-то время воздух в складках платья удерживал ее на поверхности. Гладиатор видел, как Янина машет рукой и кричит. Он отпустил капсулу и бросился за рабыней, но ее уже отнесло на несколько ярдов. Гладиатор поплыл туда, где надеялся перехватить ее, но опоздал, настолько быстрым было течение. При вспышке молнии он увидел девушку впереди, у камня, но когда доплыл туда, там уже было пусто. Он устремился дальше, напряженно вслушиваясь и борясь с течением. Неужели ее отнесло так далеко? "Господин! Господин!" - услышал он слабый крик и поспешил вниз по течению, рассекая воду мощными руками. Еще раз полыхнула молния, и он успел заметить, как голова со слипшимися волосами исчезает под бурлящей поверхностью воды. Плывя, он чувствовал все изгибы течения, соответствующие контурам берега, все места, где течение сбивалось, образуя водовороты. Иногда волны захлестывали его целиком, но он вырывался на поверхность, встряхивая головой и оглядываясь по сторонам. Он заметил, что капсула плывет справа от него, посреди реки. В темноте слева раздался крик. Он поспешил туда, где можно было перехватить Янину, мгновенно прикинув скорость течения и нужное ему время. Но, конечно, девушка не была беспомощным предметом - она двигалась, сопротивлялась, хотя платье, облепившее ее, затрудняло движение. Как можно было судить о том, куда она движется, в темноте, в таком бурном потоке? Конечно, в предполагаемом месте ее не оказалось. "Господин!" - раздался еще один приглушенный водой вопль, и гладиатор поплыл прямо по течению, чтобы опередить девушку и перехватить ее где-нибудь внизу. Он бился с течением, чуть не задыхаясь от брызг. "Кричи! - позвал он. - Отзовись!" Может, она была сейчас под водой всего в нескольких футах от него. Может, она уже утонула... При свете молнии он разглядел складки одежды и успел схватиться за них рукой. Он приподнял над водой голову Янины и тут же почувствовал удар сзади. В потоке, прибитая к камню, подпрыгивала огромная ветка - почти целое дерево, смытое с берега, - та самая, которая проплывала мимо гладиатора раньше. Ухватившись за толстую, корявую ветвь, он перевел дыхание. Янина была в шоке. "Я держу тебя, рабыня", - сказал он. "Господин!" - и она чуть не упала лицом в воду. В этот момент ветка под напором потока неожиданно соскользнула с камня. Под сучками запенились буруны. Гладиатор потянулся, хватаясь за ветку. Под его ногтями набилась кора и выступила кровь. Он вновь вступил в борьбу с потоком, обхватив левой рукой шею рабыни. Сверкнула молния, и он увидел, как впереди, почти на середине реки, плещется капсула. Вода не доходила считанных дюймов до ее дверцы. Гладиатор не сомневался, что в капсулу уже набралась вода. Он боялся выпустить ветку. Он не знал, сможет ли доплыть до берега. Мимо проплыло вывороченное с корнем дерево. "Смотри!" - вдруг крикнул он. Темноту прорезала неожиданная вспышка, и всю блестящую, гладкую поверхность капсулы осыпали искры. И вновь сгустился мрак. "Осторожно!" - закричал он и рванулся в сторону, ибо ствол дерева, подобно тарану, ударил в огромную ветку, за которую они цеплялись. "Ты в порядке?" - спросил гладиатор, стараясь перекричать шум воды. "Да, господин!" - ответила рабыня. Сквозь рев грозы откуда-то с низовьев донесся другой, еще более грозный рев. Гладиатор попытался всмотреться в темноту, переводя дыхание. Вероятно, вода хлынула в капсулу, ибо она вновь осветилась, на этот раз оранжевыми искрами. Снова наступила темнота вспышка длилась не более секунды. Мимо проплыло еще одно дерево, за ветки которого цеплялся какой-то похожий на большую кошку зверь. Его шкура слиплась от воды. Ветка, за которую держался гладиатор, зацепилась за другой камень. "Что это за шум? - встревоженно думал гладиатор. - Рев тысячи зверей? Гром? И что стало с капсулой? Почему вспышка на ней исчезла так внезапно?" Рев усилился, заглушая ветер и грозу. Вдруг впереди послышался вопль, и гладиатор резко повернул голову - должно быть, выл зверь, которого он видел только что. Вопль внезапно стих. В темноте гладиатор отшвырнул ветку, несмотря на протесты рабыни, и начал из последних сил пробираться к берегу. Он дважды со всего размаха натыкался на камни. Когда рев был уже узнаваемым - рев титанического потока, утомленного работой, - гладиатор почувствовал под ногами илистый берег реки и выбрался из воды, вынося на руках полумертвую от страха и усталости рабыню. При следующей вспышке он увидел всего в нескольких ярдах кромку водопада. Опустив рабыню на землю, он по берегу подошел поближе. Высота водопада была не менее ста футов. Гладиатор видел, как из водоворота внизу выплывает перекрученное тело зверя. Вероятно, подумал гладиатор, они бы тоже не выжили в водопаде. Капсулы он не увидел, и не знал, выплыла ли она. Немного отдохнув, он взял на руки дрожащую рабыню и пошел вверх по течению - туда, где они оставили вещи. Дождь затихал. Гладиатору удалось найти сухую листву и ветки в защищенных от дождя местах и развести костер с помощью зажигалки, выброшенной из капсулы. Они разделись и развесили одежду на просушку. Одежда гладиатора высохла быстрее - она была легче, меньше размером и тоньше. Янина стоя л а на коленях у огня, просушивая распущенные волосы, когда до беглецов донесся звук рогов.
      - Их уже несколько, - заметила Янина.
      - Они на этом берегу. Мы переплывем реку - решил гладиатор.
      - Только не в реку! - ужаснулась Янина.
      - Вода уже сошла.
      - Я боюсь реки.
      - Я привяжу тебя, чтобы тебя не отнесло течение, - сказал гладиатор и накинул рабыне на шею веревку.
      - Только для этого, правда, господин? - осторожно спросила рабыня.
      - А ты как думаешь?
      Янина смотрела на него с пугливой улыбкой - в руках сильных мужчин она умела быть женственной.
      Доспехи он швырнул в реку. Они были сильно повреждены еще до бегства с "Аларии", и гладиатор считал, что на этой планете они станут только громоздкой обузой. Можно ли было избежать в них ударов колющего и режущего оружия? Можно ли не попасть в ловушку в таких бесполезных кусках стали? Разве они защитят от удара топора или веревочной петли, брошенной с дерева? Кроме того, это доспехи с корабля варваров, а гладиатор не считал, что они приняты у лесных жителей, если они вообще их когда-нибудь видели. Доспехи весили более ста фунтов и были уместны в огнестрельном бою, но вряд ли применимы на неразвитой, дикой планете, где выживание зависит от проворства, силы, хитрости и ярости, а не от неуязвимости.
      Гладиатор связал в узел вещи, взятые из капсулы, и одежду Янины, которая должна была нести этот узел. Незаряженную телнарианскую винтовку он закинул за спину. Из всех доспехов на нем остался пояс с револьвером в кобуре. Туда же он засунул зачехленный нож. Гладиатор сделал себе посох, который можно было использовать и для боя, и при переправе через реку. Ведя рабыню на веревке, он вошел в реку. Янина несла узел на голове, придерживая его руками. Через несколько минут они благополучно выбрались на другой берег.
      Гладиатор обмотал веревку вокруг шеи Янины и подоткнул ее свободный конец.
      - Ты пойдешь за мной.
      - Да, господин.
      В этом случае она сама несла веревку, которая к тому же всегда находилась под рукой, что было очень удобно.
      Ближе к полудню они опять услышали рога - на этот раз на своем берегу реки. Рога слышались сзади и справа, поэтому гладиатор решил взять левее в густой лес. Спустя час рога запели впереди них.
      - Они уже ближе, господин, - пролепетала Янина.
      - Да.
      - Ведь это охотничьи рога, господин? - спросила она.
      Гладиатор кивнул.
      - За кем же они охотятся?
      - За нами, - коротко ответил гладиатор.
      Глава 16
      - Встань за мою спину, - приказал гладиатор.
      Янина прислушалась. Гладиатор стоял у скалы на лесной поляне, усеянной множеством валунов.
      - Оставьте меня, господин, - попросила Янина.
      Гладиатор раздраженно обернулся к ней, приказывая молчать. Она даже не спросила позволения заговорить! Конечно, прежде он от нее этого и не требовал.
      Янина склонилась к его ногам и поцеловала их. Над беглецами нависала тень скалы. Как только они оказались на поляне, гладиатор поспешно подошел к скале и встал спиной к ней.
      Звуки рогов усилились - вероятно, преследователи сигналили друг другу, что загнали добычу. Через несколько минут между деревьями замелькали тени, но на поляну никто не вышел.
      Гладиатор сел, поджав ноги, и приготовился ждать. Время от времени он подбрасывал на ладони камешки. Янина прижалась к нему сзади.
      Спустя четверть часа из леса вышел мужчина с кожаной повязкой на голове, облаченный в шкуры. За плечами мужчины висел топор.
      Он сел, тоже скрестив ноги, спиной к деревьям, ярдах в двадцати от гладиатора. Гладиатор обратился к нему:
      - Ты понимаешь, что я говорю?
      - Да, - кивнул мужчина и без лишних разговоров заявил: - Ты - дризриак.
      - Нет, - покачал головой гладиатор.
      - У тебя их оружие.
      - Но я не дризриак.
      - Вы убили слишком много наших людей, - сказал мужчина.
      - Я не хочу вредить тебе, - объяснил гладиатор.
      - У нас есть лучники, в тебя мгновенно вопьется сотня стрел.
      - Если бы вы были меткими стрелками, хватило бы и одной стрелы, возразил гладиатор.
      Из леса донесся сердитый ропот, но мужчина повелительно поднял руку, призывая своих людей к молчанию.
      - Ты храбрец, дризриак.
      - Я не дризриак, - повторил гладиатор.
      - Разве ты пришел не за данью?
      - Нет.
      - Мы хотим оставить нашу еду, шкуры и женщин себе.
      - Я не причиню вам вреда, - объяснил гладиатор. - Я положу свое оружие в сторону.
      - Только глупец способен сам отдать оружие, - заявил мужчина.
      Гладиатор медленно и осторожно снял с плеча телнарианскую винтовку и отложил ее в сторону, затем снял пояс и тоже убрал его вместе с револьвером и ножом в чехле.
      - Ты остался безоружен, - удивился его противник.
      - Как видишь.
      - Ты не пытаешься угрожать нам потому, что остался без корабля, доспехов и огненных стрел для своего оружия? - спросил мужчина.
      - Я не дризриак.
      - Из какого ты племени?
      - У меня нет племени, - пожал плечами гладиатор.
      - У каждого есть свое племя, - наставительно сказал мужчина.
      - Нет. В Империи миллионы людей не знают, из какого они племени.
      - Я слышал об Империи, - отозвался мужчина.
      - Это далеко отсюда.
      - Кто ты?
      - Меня зовут Пес, - сообщил гладиатор.
      - Это имя зверя.
      - Да.
      - И это твое настоящее имя? - недоверчиво спросил мужчина.
      - Не думаю, чтобы у меня было настоящее имя.
      - Ты раб?
      - Нет.
      - Кто же ты? - удивился мужчина.
      - Я крестьянин, - ответил гладиатор.
      - Нет, ты дризриак.
      - Почему ты так считаешь? - спросил гладиатор.
      - Из-за женщины. - Гладиатор помолчал. - Ты держишь ее голой, с веревкой на шее, - пояснил мужчина.
      - Да, - кивнул гладиатор.
      - Это не женщина крестьянина, - заметил мужчина. - Она красива. Достаточно красива, чтобы быть пленницей. - Гладиатору было нечего сказать. - Она - женщина с невольничьего рынка.
      - Все женщины - рабыни, - ответил гладиатор.
      Из-за деревьев одобрительно зашумели.
      - Это женщина дризриаков, - решил мужчина. - Она довольно красива, поэтому должна быть их женщиной.
      - Тогда их женщины и впрямь должны быть хороши, - ответил гладиатор.
      - Так оно и есть.
      - Кажется, вам не нравятся дризриаки.
      - Нам приходится прятаться от них в лесах, - объяснил мужчина.
      Гладиатор пожал плечами.
      - Где твой корабль, где все остальные?
      - Мы здесь одни, у нас нет корабля.
      - Как же вы очутились здесь?
      - Мы бежали с захваченного имперского корабля "Алария" на спасательной капсуле. Она доставила нас сюда. Капсула утонула в реке.
      - Кто захватил ваш корабль?
      - Ортог из племени ортунгов.
      - Ортог - это принц дризриаков, - сказал мужчина и сплюнул в сторону.
      - Его дом откололся, - объяснил гладиатор.
      - Тогда кто придет к нам за данью?
      - А что, кто-то должен прийти?
      - Прежде приходил он.
      - Кто?
      - Ортог, за данью для дризриаков, - пояснил мужчина.
      - Вероятно, больше у вас не будут брать дань, - предположил гладиатор.
      - Так не бывает, - возразил мужчина.
      - Но вы же спрятались в лесах.
      - Они все равно придут.
      - Тогда вы должны бороться.
      - Они могут уничтожить леса, - вздохнул мужчина.
      - Они и впрямь так сильны?
      - Да.
      Некоторое время собеседники молчали.
      - Так ты не дризриак? - наконец спросил мужчина.
      - Нет.
      Отдай нам женщину, тогда можешь уйти.
      - Нет, - отказался гладиатор.
      Янина крепче прижалась к нему.
      - Ты отдашь свою жизнь за женщину? - удивился мужчина. Гладиатор молчал. - Ведь она рабыня, да?
      - Да.
      - Значит, ее можно купить и продать, как свинью.
      - Да.
      - И ты хочешь отдать за нее жизнь?
      Гладиатор снова промолчал.
      - Мы отнимем ее. Нас много, ты один.
      - Наверное, в лесах не знают о чести, - произнес гладиатор.
      - Только в самой глуши лесов в наше время можно помнить о чести! вскипел мужчина, вскакивая на ноги.
      Гладиатор тоже поднялся.
      - Мы дадим за нее две шкуры черного волка, - предложил мужчина.
      - Она не продается.
      - Тогда три шкуры.
      - Нет, - отказался гладиатор.
      - Ты мог бы отдать ее нам из уважения, - заметил вождь.
      - Верно.
      Янина вздрогнула всем телом.
      - Отдай ее нам.
      - Нет.
      - Тогда отдай нам твое оружие.
      Гладиатор отрицательно покачал головой.
      - Но ты же сам сказал, что ты безоружен!
      - Это правда.
      - Тогда отдай оружие нам.
      - Нет.
      Мужчина взял в руки топор. Не сводя с него глаз, гладиатор подобрал с земли свой посох.
      В это же время из леса на поляну выступило не менее семидесяти мужчин. Позади них, за деревьями, мелькали другие.
      - Их так много, господин! - крикнула Янина.
      Воинов на поляне все прибавлялось. Вскоре гладиатор и коленопреклоненная рабыня оказались окруженными с трех сторон. Всего из леса вышло больше трех сотен человек. У них было различное оружие - копья и луки, мечи и топоры.
      - Отдайте меня им, господин, - умоляюще произнесла Янина.
      - Нет, - отрезал гладиатор и ударил ее, сбив с колен. Янина упала ничком, ударившись головой о камень.
      - Дайте место, - приказал противник гладиатора, отходя на несколько футов. Воины расступились.
      - Ты хочешь драться топором против палки? - спросил гладиатор.
      Принесите посох, - приказал мужчина.
      Воин, стоящий слева от него, ушел в лес и вскоре вернулся с крепкой палкой.
      - Твой посох слишком длинный, толстый и неудобный, - заметил мужчина. Не зная силу гладиатора, он не мог предположить, что для того это не более, чем трость.
      Мужчина отдал воину свой топор и взял посох. Он был вырезан из прочной, зеленой ветви, довольно гибкой, которая вряд ли могла сломаться легко, разве что от чересчур сильного удара.
      На поляне был образован широкий круг. Янину поставили на колени у края круга, ее веревку укоротили так, что она свисала с шеи только на фут.
      Посохи скрестились.
      - Начинайте! - крикнул воин и ударом копья с резким треском разъединил их.
      Гладиатор застыл в центре круга, не поднимая посох и не занимая оборонительной позы. Его противник ходил вокруг него, а гладиатор наблюдал за ним. Несколько раз мужчина делал ложные выпады, но гладиатор, казалось, не собирался ни отражать удары, ни наносить свои.
      Наконец кончик посоха коснулся его - легким, испытующим ударом, но все же оставил заметную отметину.
      - Теперь он разозлится! - крикнул кто-то.
      Мужчина ударил гладиатора еще раз. Толпа закричала - таким ударом можно было сбить человека с ног.
      - Да он силач! - заметил кто-то.
      Разозленный этим замечанием, противник гладиатора нанес еще один удар.
      - Ты что, ослабел, Астубакс? - насмешливо крикнули из толпы.
      Озверев, мужчина ударил еще раз, но это было все равно, что бить по бесчувственному дереву или камню.
      - Ай-яй-яй! - запричитали в толпе.
      Наконец мужчина по имени Астубакс вложил в удар всю свою силу. Гладиатор даже не пошатнулся. Отметины на его теле не вызывали сомнений в силе ударов.
      - Давай, дерись! - завопил Астубакс. - Или ты струсил?
      В этот момент в глаза гладиатору было страшно взглянуть. В них застыло жуткое выражение, наводящее на мысль о буре в глухом лесу или подобное порыву ярости некоего чудовищного зверя, который не знает пощады.
      Астубакс попятился. Гладиатор в упор смотрел на него. Затем этот странный, опасный блеск в его глазах исчез - будто чудовище неожиданно вернулось в свое логово.
      Астубакс ринулся вперед, молотя посохом, но все его удары были спокойно и умело отражены. Затем посохи скрестились, и гладиатор шаг за шагом заставил Астубакса отступить к краю круга, откуда зрители в ужасе отпрянули. Но гладиатор не стал вышибать противника из круга, он только трижды вынуждал его отступить к самому краю, а потом позволял вернуться к центру. Астубакс побледнел и покрылся потом. Гладиатор отбил его удар, и, прижимая посох Астубакса, заставил того встать на колени посреди круга. Затем одним ударом он переломил посох врага. Астубакс попытался вскочить, но ему в грудь уперся посох гладиатора, опрокинув его на спину. В глазах гладиатора снова мелькнуло страшное выражение, и он уже занес посох, как копье. Внезапно его лицо смягчилось, он швырнул посох вперед, и тот вонзился глубоко в землю в шести дюймах от головы Астубакса.
      - Радуйся, что я решил не драться, - заявил гладиатор, выходя из круга. Астубакс с трудом поднялся на ноги, и тяжело дыша, исподлобья глядел на победителя.
      Воин, который держал за веревку Янину, поставил ее на ноги и подвел к гладиатору. Тот обмотал веревку вокруг шеи Янины, и она опустилась на колени рядом со своим господином.
      - Кто вы? - спросил гладиатор.
      - Мы - вольфанги, - ответил Астубакс, - остатки пяти племен некогда могущественного народа, разбросанного, как гласит легенда, по множеству планет.
      - Что это был за народ?
      - Его называли лесным народом, - ответил Астубакс.
      Упоминание об этих же людях позднее появилось в летописях - их называли "вандалами", или "вандалиями". (Мы уже говорили о затруднениях, связанных с этимологией этого названия.)
      - Что стало с другими племенами? - спросил гладиатор, ибо внезапно почувствовал острый интерес к их судьбе.
      - Наверное, их больше нет.
      - Что это были за племена?
      - Даризи, хааконсы, базунги, и главное, самое многочисленное и воинственное - отунги.
      - Ортог считал меня отунгом, - вспомнил вслух гладиатор.
      - Почему? - удивился Астубакс.
      - Не знаю.
      - Кто ты?
      - Я не знаю, кто я такой, - ответил гладиатор.
      - Если ты из отунгов, значит, они не вымерли.
      - Это родственное нам племя, - заявил грузный воин.
      - Я не знаю, кто я, - повторил гладиатор. - Я только крестьянин.
      - Если ты отунг, тогда ты не крестьянин, а воин, воин из рода лучших воинов!
      - Нет, - покачал головой гладиатор, - я простой крестьянин.
      В этот момент вдали послышался оглушительный треск ломающихся деревьев. Задрожала земля. В небо взметнулся столб пламени, и тут же по лесу разнесся запах гари.
      - Это знак дризриаков! - кричали воины.
      - Они нашли нас!
      - Нам некуда бежать!
      - Пойдем, - позвал Астубакс гладиатора.
      Вместе с несколькими воинами они поднялись на скалу с плоской вершиной, откуда можно было обозревать леса по всей округе. Янина шла следом.
      - Вон там, смотри! - указал Астубакс.
      Огненный поток в милю шириной разделял лес.
      - Это знак дризриаков!
      - Нет, - возразил один из воинов, - он не такой. Смотри!
      Полоса огня не была прямой - она изгибалась, образуя знак, который гладиатор видел прежде на своих доспехах. Он был и на поясе, оставленном внизу вместе с револьвером и ножом. Этот знак встречался на кораблях Ортога.
      - Это знак Ортога, - сказал гладиатор.
      - Но не знак дризриаков, - ответил воин, всматриваясь в огненную пляску.
      - Как я понимаю, Ортог откололся от дома дризриаков, - уточнил гладиатор.
      - И все же пришел за данью, как делал прежде?
      - Думаю, да.
      - Только теперь он собирает дань для себя, - заключил грузный воин.
      - Похоже, что так, - согласился гладиатор.
      - Его посыльные будут в деревне через несколько дней, - мрачно сказал Астубакс.
      - И что вы хотите делать? - поинтересовался гладиатор.
      - Платить дань, конечно. Что нам остается?
      - Кто ваш вождь? - спросил гладиатор.
      - У нас нет вождя, - ответил Астубакс.
      - Разве так бывает?
      - Дризриаки убивают наших вождей, и теперь никто не хочет быть вождем.
      - А кому это надо? - вмешался грузный воин.
      - Кто отважится выступить против силы дризриаков? - подхватил другой.
      - И так они лишили вас вожака? - заключил гладиатор.
      - И нашего мужества, - с горечью добавил воин.
      - Иногда его потере предпочитают смерть, - заметил гладиатор, вспомнив зал суда и арену.
      - У нас нет вожака.
      - Астубакс говорит за нас, принимает посыльных.
      - К моему несчастью, - добавил Астубакс.
      - Вы должны выбрать вождя, - предложил гладиатор.
      - Чтобы он умер, как и все другие? - сказал воин.
      - Он не успеет опомниться, как окажется в стране мертвых, - добавил другой.
      - Ты можешь уйти, - заметил Астубакс.
      Они стояли на верхушке плоской скалы и наблюдали, как пылает среди леса огромный знак Ортога.
      - Смотри, как они возвещают о себе!
      - Да, хотят поразить нас.
      - Мне все это не нравится, - нахмурился воин.
      - Какое тебе до этого дело?
      - Это наша печаль, а не твоя, - произнес Астубакс.
      - Это не печаль, а вызов всем вам, - возразил гладиатор.
      - Какая разница? - уныло ответил Астубакс.
      - Разве человек из племени отунгов - не ваш родич? - спросил гладиатор. - И разве этот вызов не касается меня? Так вот, я его не принимаю.
      - Не понял, - удивился грузный воин.
      - Ты же крестьянин, - заметил Астубакс.
      - Что за племя без вождя? - спросил гладиатор.
      - Это не племя, - хмуро отрезал грузный воин.
      - Волк без головы, без глаз и без силы, - добавил другой.
      - Спящий зверь, - подхватил третий.
      - Пойди и принеси мой узел с вещами, - обратился гладиатор к одному из мужчин. - Он остался внизу, у камня.
      Человек на мгновение застыл, но все же направился, куда было велено, и вскоре вернулся с узлом.
      Дым пожара плыл в сторону скалы. Внизу метались звери, в основном копытные - перепуганные, неуправляемые.
      Гладиатор взял узел у воина-вольфанга и бросил его Янине.
      - Одевайся.
      Одежда была уже порядком измята и перепачкана; она истрепалась во время бегства в капсуле, изорвалась о ветки и камни в реке, но в ней еще оставались намеки на былую роскошь. Хотя цвета поблекли, были хорошо различимы и детали орнамента, и символ владелицы. Янина надела также богатые украшения, ожерелья и браслеты, захваченные вместе с одеждой.
      - Это цвета дризриаков, - потрясенно вы молвил один из воинов.
      - Смотри, какие узоры и знаки!
      - И драгоценности!
      - Если мы поняли правильно, - заявил Астубакс, - это одежда Геруны, принцессы Дризриакской.
      - Так и есть, - ответил гладиатор.
      - Тогда это Геруна! - воскликнул воин, с яростью указывая на Янину. Ты взял ее в плен!
      - Сестра ненавистного Ортога!
      - Убей ее!
      Но гладиатор отвел в сторону протянутое копье.
      - Нет, - сказал он, - это не Геруна. Это простая рабыня.
      - Нет, Геруна! - настаивал грузный воин.
      - Разденься и убери одежду, - приказал гладиатор Янине.
      - Она должна быть Геруной, у нее королевская одежда.
      - Мы возьмем ее в заложницы!
      - Он вел Геруну на веревке.
      - Так мы можем сговориться с дризриаками!
      - Это не Геруна, - решительно прервал все возгласы гладиатор. Он взял у Янины свернутую одежду вместе с драгоценностями и передал одному из воинов.
      - Геруна носит на шее веревку! - захохотал воин.
      - Это не Геруна, - настаивал гладиатор. - Как беспечны дризриаки! сказал он, притягивая к себе Янину и поворачивая ее левым боком к воинам. Если это Геруна, значит, они заклеймили собственную принцессу!
      На левом бедре Янины, высоко, почти у пояса, выделялась маленькая роза - клеймо рабынь.
      - Это не Геруна! - воскликнул воин.
      - Тогда откуда у тебя одежда Геруны?
      - Я забрал ее на корабле, - объяснил гладиатор. - Это входило в мой план бегства. Рабыня надела одежду, чтобы ее приняли за Геруну.
      - А сама Геруна? - спросил кто-то.
      - Я вел ее на веревке нагую, связанную, с повязкой на лице, по коридорам корабля, мимо сотен воинов Ортога.
      Вольфанги захохотали от удовольствия.
      - Встань на колени, - обратился гладиатор к Янине, и та поспешно опустилась. - Руки на бедра, колени в сторону. Опусти голову.
      Янина послушно выполнила приказы.
      - А какая она, Геруна? - с любопытством спросил один из воинов.
      - Думаю, ты решил бы, что у нее тело недешевой рабыни, - ответил гладиатор. - Прежде, чем я покинул корабль, она лежала, прижимаясь головой к моим ногам.
      - Дризриаки забирают наших женщин, - нахмурился грузный воин.
      - А вы сделайте их женщин своими рабынями, - предложил гладиатор.
      - Слава вольфангам!
      - Давно уже мы забыли вкус славы...
      - У вас нет вождя, - напомнил гладиатор.
      - Разве копье может противостоять звездному огню? - вздохнул грузный воин.
      - У меня есть план, - коротко проговорил гладиатор.
      - Пора выбирать вождя, - заметил другой воин. - Только это будет самоубийством для любого из нас.
      - Да, его убьют дризриаки.
      - Пусть об этом позаботится сам вождь, - сказал гладиатор.
      - Ты не вольфанг, - заметил Астубакс.
      - Тогда выберите кого-нибудь из своих, - легко согласился гладиатор.
      Воины переглянулись.
      - Астубакса? - нерешительно сказал один.
      - Нет, - отказался Астубакс.
      - А ты стал бы говорить с дризриаками? - спросил грузный воин у гладиатора.
      - Конечно.
      - И что бы ты предложил им?
      - Вызов, - ответил гладиатор.
      - Безнадежно!
      - Честь легче всего купить в самых безнадежных сделках, - заметил гладиатор.
      - А что скажут наши женщины?
      - Они будут повиноваться.
      - Давно уже у нас не было вождя! - воскликнул грузный воин. - Так у тебя есть план?
      - Да, - ответил гладиатор.
      - Тогда пойдем в деревню.
      Все вместе они спустились со скалы и пересекли круг, в котором двое мужчин недавно дрались на посохах, оставив свежие следы. Астубакс и гладиатор вели воинов. Позади гладиатора, слева, мелкими шажками спешила Янина с обмотанной вокруг шеи веревкой, неся узел с одеждой и драгоценностями, которые некогда украшали Геруну, принцессу Дризриакскую, сестру Ортога. Янина была рабыней, и в ее обязанности входила переноска вещей. Другие же были свободными людьми. Группа пересекла широкую полосу обугленных деревьев, среди которых попадались скелеты погибших животных. Сверху на воинов смотрел гриф. Птицы стаями слетелись к пожарищу, собирая насекомых, лишенных естественной защиты - листьев и мелких сучков. Теплый пепел согревал босые ноги Янины.
      Вечером они достигли деревни.
      Ночью, при свете громадного костра, под крики и шум оружия был провозглашен новый вождь вольфангов - маленького племени вандалов. В знак почести воины подняли гладиатора на щитах.
      Глава 17
      - Я уже выполнила свою часть работы, - заявила судебный исполнитель.
      - Если бы вы были рабыней, - возразил молодой офицер флота, - вы бы узнали, что такое настоящая работа.
      - К счастью, я не рабыня, - сердито ответила судебный исполнитель.
      - Я тоже! - выпалила другая женщина.
      - Молчи, гумилиори! - приказала судебный исполнитель.
      - Ты что, хочешь делать всю работу одна? - злобно пригрозила ее молодая спутница.
      - Работы слишком много, - примирительно заметила старшая из женщин. Давайте поможем ему.
      - Мы оказались здесь по его вине! - заявила судебный исполнитель.
      - Но именно вы закричали на "Аларии", переполошили варваров, и нам пришлось поспешно бежать, - напомнил офицер.
      - Не говорите со мной так! - обрезала его судебный исполнитель. - Я хонестори, патрицианка.
      - Разве все это важно здесь? - перебила молодая женщина. - Что вообще сейчас имеет значение?
      - Молчи, торговка! - прикрикнула судебный исполнитель.
      - Не ссорьтесь, - посоветовала старшая женщина.
      Эта группа бежала с "Аларии" незадолго до бегства гладиатора и рабыни Янины на второй из оставшихся в зале капсул. Группа состояла из молодого офицера флота и трех женщин, одной из которых была судебный исполнитель. Это она стояла на четвереньках в униформе, с веревкой на шее, у ног Янины, близ люка, когда гладиатор готовил капсулу к вылету. Когда неожиданно из шахты появился офицер флота и захватил капсулу, судебный исполнитель переметнулась на его сторону. Прежде офицер участвовал в обороне корабля, которая постепенно становилась все более и более безнадежной. Когда его спутники решили сдаться, покорившись судьбе, офицер спрятался и разыскал капсулы, надеясь с их помощью бежать с корабля. Каково же было его разочарование, когда он обнаружил, что подъемники бездействуют и нет никакой возможности подтащить аппарат к люку! В зале он встретил двух женщин, которые прятались там, пользуясь запасами пищи из капсул. Они были странными компаньонками. Одной из них оказалась привлекательная дама в брючном костюме, соседка судебного исполнителя в вечер зрелищ; другой - продавщица с корабля, у которой в тот день судебный исполнитель покупала необычное белье. Тогда еще судебный исполнитель возмутилась, что продавщица, женщина низкого сословия, служащая корабля, осмелилась присутствовать на представлении для пассажиров.
      - Принесите воды, - попросил офицер судебного исполнителя.
      - Нет.
      - Почему же?
      - Я - патрицианка, - надменно ответила она. - Такие люди не носят воду.
      - Тогда вы принесите, - обратился офицер к продавщице.
      - Если она отказалась, то и я не пойду.
      - Я принесу, - вмешалась старшая женщина и направилась к ручью.
      Капсула, которой управлял офицер, получила серьезные повреждения от преследующей ее ракеты, которая сначала разбила отсоединенный отсек двигателя. В результате капсула сбилась с курса, затерялась в ветрах космоса и под действием почти незаметных сил ее начало притягивать к одной из планет. Она постепенно попала в поле действия мощных сил гравитации и спустя несколько дней носилась, как щепка в водовороте, по постепенно уменьшающейся орбите возле далекой планеты. Два дня назад благодаря искусству офицера и исправности систем наблюдения, а также неавтоматических посадочных функций им удалось успешно приземлиться.
      - Нам скоро понадобится топливо для костра, - сказал офицер судебному исполнителю.
      - А вы уже починили передатчик? - вместо ответа спросила она.
      Конечно, она знала, что передатчик безнадежно испорчен, что одни его детали разбились при ударе, другие просто расплавились после короткого замыкания. Это было установлено уже через час после атаки.
      - Его нельзя починить, - ответил офицер.
      Судебный исполнитель гордо подняла свою хорошенькую головку. Почему же тогда от нее ждут работы? К тому же разве офицер не оскорбил ее, отвечая на прямой вопрос так, как будто он кого-то обвинял в неисправности передатчика? Он мог бы поспешить и с отсоединением секции - сделать это на сотню миль раньше, не дожидаясь ракетного удара.
      - Тогда идите вы, - предложил офицер продавщице.
      - Я обломаю себе ногти, - отказалась она, глядя на судебного исполнителя.
      - Если вы не будете работать, - пригрозил офицер, - придется вас не кормить.
      - Не смешите! - иронично воскликнула судебный исполнитель. Офицер сжал кулаки.
      - Вы обязаны нас кормить. Мы - гражданки Империи.
      - Да, - подтвердила продавщица.
      - Мы имеем право на еду, - добавила уверенным тоном судебный исполнитель, и продавщица кивнула.
      - Лучше бы вы обе остались на "Аларии", на милость ортунгов, - устало проговорил офицер.
      - Не смейте так говорить! - вскричала судебный исполнитель.
      - Вероятно, они бы научили вас хоть чему-нибудь полезному, - добавил офицер.
      - Попридержите язык! - надменно заявила судебный исполнитель.
      - Но, скорее всего, сочли бы вас недостойными жизни, - заключил он, даже жизни рабынь.
      Продавщица вздрогнула и закрыла лицо руками. На мгновение судебный исполнитель лишилась дара речи, но тут же оправилась и потребовала:
      - Позовите на помощь!
      Офицер изумленно уставился на нее.
      - Подайте сигнал или сделайте еще что-нибудь!
      - Вы думаете, что вы на цивилизованной планете, где транспорт ходит каждый час? - спросил офицер.
      - Включите маяк!
      - И кто же его увидит?
      - Но ведь есть же кто-нибудь на этой планете, - раздраженно пожала плечами женщина.
      - Возможно.
      - Ну так позовите его!
      - Кого позвать? - многозначительно переспросил офицер, махнул рукой и пошел прочь.
      Женщины молчали. Продавщица встала и огляделась.
      - Здесь красиво! - сказала она. Судебный исполнитель поморщилась. Такая интересная планета, дикая, нетронутая...
      - Я рада, что вам здесь нравится, - сухо перебила судебный исполнитель. - Можете провести здесь всю оставшуюся жизнь.
      - Что он имел в виду, когда говорил, что неизвестно, кто увидит маяк? вдруг вспомнила продавщица.
      - Не знаю. Я уверена, что мы одни на этой планете.
      - Я так не думаю, - возразила девушка.
      - Почему же?
      - Мне кажется, вчера в кустах промелькнула какая-то тень...
      - Чья именно? - сердито спросила судебный исполнитель.
      - Не знаю, - пожала плечами продавщица.
      - Вероятно, это был какой-нибудь зверь, - боязливо оглядываясь, произнесла судебный исполнитель. Прошлой ночью, когда они заперлись в капсуле, снаружи из леса раздавались шорохи и глухой рык.
      - Наверное, - кивнула продавщица.
      - У него есть револьвер, - напомнила судебный исполнитель.
      - Но там осталось всего один-два заряда.
      - Кто же защитит нас в случае опасности? - в ужасе спросила судебный исполнитель.
      - Мы можем спрятаться в капсуле.
      - Куда он пошел? - вдруг встрепенулась судебный исполнитель.
      - Наверное, за дровами.
      - Я голодна, - проворчала судебный исполнитель.
      - Интересно, есть ли на этой планете мужчины? - задумчиво спросила продавщица, глядя в темные заросли.
      - Понятия не имею.
      - А если есть, они наверняка варвары.
      - Конечно, - кивнула судебный исполнитель.
      - Интересно, как бы они на нас смотрели?
      - Как на людей, на знатных дам.
      - Но если они настоящие варвары... - начала продавщица.
      - Куда подевалась Оона? - перебила судебный исполнитель. Ооной звали женщину в брючном костюме, теперь уже грязном и потрепанном, которая ушла за водой.
      - Ей уже пора было вернуться.
      Следует объяснить, почему офицер так странно отреагировал на предложение просигналить или включить маяк. Еще раньше он заметил признаки человека - след; у ручья, брошенный наконечник стрелы, а вчера почувствовал запах дыма. Он вскарабкался на дерево и разглядел костер - необычный, огромный, раздувающийся на ветру. Хотя офицер не стал говорить о своих открытиях спутницам, но сомневаться не приходилось: костер был зажжен человеческими руками - так не могло гореть дерево, в которое ударила молния, да и откуда было взяться молнии в чистом небе?
      - Я голодна, - повторила судебный исполнитель и начала рыться в припасах, вытащенных из капсулы.
      - Не трогай еду! - закричала продавщица.
      - Не смей говорить со мной так, гумилиори! - отрезала судебный исполнитель.
      - Ты и так толстая!
      - Я не толстая! Меня полнит одежда.
      - Ты похожа на надутый шар! От тебя воняет! - злобно кричала продавщица.
      - Моя одежда разработана по принципам, которых тебе даже не понять, девчонка в штанах в обтяжку! - заявила судебный исполнитель. - От тебя тоже воняет, да еще как! - добавила она.
      Обе женщины воздержались от дальнейших нетактичных замечаний по поводу собственного запаха - это было слабым местом и у той, и у другой. Вчера офицер и Оона по очереди искупались в ближайшем ручье. Однако, по мнению судебного исполнителя и продавщицы, вода оказалась слишком холодной. К тому же вдруг за ними станут подглядывать? Мысль об этом встревожила судебного исполнителя. Можно ли доверять офицеру? Обе решили выкупаться завтра, когда потеплеет.
      - Твоя одежда предназначена, чтобы скрывать от себя и от других, что ты женщина, - выпалила продавщица.
      - Дерзкая сучка!
      - Значит, ты не женщина.
      - Я - женщина, - вдруг заявила судебный исполнитель, удивившись собственным словам, каких невозможно было ожидать от уроженки Тереннии.
      - Толстуха! - поморщилась продавщица.
      - Нет!
      - Если бы ты была рабыней, - безжалостно продолжала продавщица, - тебя бы заставили худеть до тех пор, пока твое тело не стало бы возбуждать мужчин.
      - Не смей говорить так со мной! - вскричала судебный исполнитель. - Я судебный исполнитель, хонестори. А ты - всего лишь служащая, продавщица на круизном корабле. Ты из гумилиори. Не смей говорить со мной, безмозглая сучка! Я аристократка!
      - Посмотрим, что ты запоешь, когда тебя потащат за волосы!
      - Не тронь меня! - в ужасе завопила судебный исполнитель.
      Продавщица вовремя одумалась - ей совсем не хотелось потерять работу. От гумилиори требовали безукоризненного почтения к высшим сословиям. Продавщице было бы трудно найти другую работу. Конечно, она могла работать в публичном доме, где ее стали бы приковывать к кровати цепью. На некоторых из планет ее бы просто продали в рабство, и кто знает, вдруг бы ее купил человек, которого она когда-то оскорбила.
      Судебный исполнитель вскрыла коробку с запасом консервированного шоколада.
      - Не ешь его, - угрожающе произнесла продавщица.
      - Я буду делать то, что захочу.
      - Это для всех нас!
      - Успокойся, - небрежно бросила судебный исполнитель.
      - Толстуха!
      - Я не толстуха, - невозмутимо ответила судебный исполнитель и встала.
      - Куда ты идешь? - удивилась продавщица.
      - К ручью, чтобы попить.
      Вода в капсуле проходила сложный процесс очистки, который требовал времени. Вода из ручья значительно пополнила запасы беглецов, оказавшись чистой, холодной и свежей. Она не отдавала мочой, в ней не было привкуса металла. Она понравилась даже судебному исполнителю. На Тереннии вода из городских резервуаров сильно пахла различными дезинфицирующими химикатами.
      Шоколад, который судебный исполнитель жевала по дороге к ручью, вызвал жажду.
      - Толстуха! - кричала ей вслед продавщица.
      Судебный исполнитель высокомерно не обращала на нее внимания.
      Ручей был совсем рядом. Судебный исполнитель прошла между высоких деревьев. Это было тенистое место, даже днем в нем стоял сумрак. У берега она остановилась. Впереди у кромки воды лежал какой-то странный предмет. Подойдя поближе, она рассмотрела ведро, с которым Оона ушла за водой. Почти сразу она услышала справа тихий, сдавленный стон. Повернувшись, она, к собственному изумлению, увидела Оону. Та стояла спиной к толстому дереву, ее запястья были скручены веревкой позади ствола. Нижняя часть лица Ооны была замотана тряпкой.
      Судебный исполнитель не знала, что делать. Она шагнула к пленнице, но та решительно задергала головой. Судебному исполнителю показалось, что среди деревьев промелькнула тень. Слабых, сдавленных стонов пленницы было достаточно, чтобы она насторожилась. Судебный исполнитель во весь дух побежала к капсуле. Она ворвалась на маленькую поляну, где располагался лагерь, и подбежала к перепуганной продавщице, сидящей на земле. Вытаращив глаза и задыхаясь от быстрого бега, она несколько раз махнула рукой в сторону ручья.
      Едва ей удалось перевести дыхание, как на противоположной стороне поляны показался офицер. Он тут же споткнулся и упал - казалось, его толкнули в спину, тем не менее рядом с ним никого не было. Женщины успели заметить, что торс офицера перехватывали веревки, а еще одна веревка была зажата в зубах.
      - Скорее! Прячься! - завопила судебный исполнитель и бросилась к капсуле. Перепуганная до смерти продавщица кинулась за ней.
      В капсуле они поспешно закрыли дверь, заперли ее и сжались в темноте.
      - Дышать нечем, - простонала продавщица.
      - Выходи наружу, - сердито посоветовала судебный исполнитель.
      Некоторое время они молчали, а потом обе тревожно вскрикнули, заслышав неожиданный скрежет металла рядом с капсулой.
      - Они не смогут войти, - прошептала судебный исполнитель.
      - Кто "они"? - спросила продавщица.
      Судебный исполнитель подползла к одному из маленьких иллюминаторов.
      - Ничего не вижу, - пробормотала она и тут же отпрянула - в иллюминатор ударил кулак с зажатым камнем. - Они не войдут, - еще раз повторила она.
      Снаружи усилился шум. Кажется, неизвестные пытались крутить внешнюю ручку, но им не удалось открыть запертую изнутри дверь. По иллюминатору ударили еще несколько раз, и стекловидное вещество растрескалось, осколки посыпались внутрь капсулы.
      - Мы в безопасности, - дрожащим голосом повторила судебный исполнитель. - Они не войдут.
      Продавщица тяжело вздохнула. Теперь в капсуле было уже не так душно воздух проникал через разбитый иллюминатор.
      - Это мужчины? - спросила продавщица.
      - Не знаю, - отмахнулась судебный исполнитель.
      - Так посмотри!
      - Лучше ты посмотри.
      Продавщица встала, осторожно выглянула в ближайший иллюминатор и тут же отдернула голову.
      - Кто они? - спросила судебный исполнитель, беспокойно прижимаясь к полу.
      - Мужчины.
      - Какие мужчины?
      - Судя по их одежде - варвары, - еле слышно прошептала продавщица.
      - Будь довольна, - горько отозвалась судебный исполнитель. - Ты станешь хорошенькой рабыней.
      - Ты тоже, - огрызнулась продавщица.
      - Нам повезло, что это варвары. Нам почти нечего бояться.
      - Как это? - удивилась продавщица.
      - Как все варвары, они тупы, - терпеливо разъяснила судебный исполнитель. - Они нетерпеливы и скоро уйдут.
      - А если нет?
      - Уйдут, - уверенно заявила судебный исполнитель. - Они глупы.
      - Я слышала, что варварам нравится обращать в рабство культурных женщин, - прошептала продавщица.
      - Да, когда им это удается.
      - Что, если они будут ждать? У нас же нечего есть и пить.
      - Они об этом не знают, - возразила судебный исполнитель.
      - Мне страшно, - сжалась продавщица.
      - Не бойся - это всего лишь варвары. Они глупы. Им скоро надоест ждать, и они уйдут.
      - Тогда мы выйдем из капсулы и убежим - ничего сложного!
      - Мы должны перехитрить их.
      - Конечно, - кивнула судебный исполнитель. - Мы гораздо умнее их. Мы образованные женщины.
      - Тогда почему нас продают и покупают на стольких планетах и содержат как беспомощных рабынь? - поинтересовалась продавщица.
      - Снаружи все тихо, - заметила судебный исполнитель.
      - А что стало с Ооной и офицером? - спросила продавщица.
      - Надо подумать о себе. Они были достаточно глупы, чтобы позволить схватить себя.
      - Как тихо! - удивилась продавщица.
      - Наверное, они уже ушли, - обрадовалась судебный исполнитель.
      Продавщица встала и выглянула в иллюминатор.
      - Они не ушли... - прошептала она.
      - Значит, они не так нетерпеливы, как я считала.
      - Нет, - покачала головой девушка. - Они гораздо нетерпеливее, чем ты думаешь.
      - Они уходят?
      - Нет.
      - Не понимаю...
      - Они не так глупы, как кажется, - продолжала продавщица.
      - Ничего не понимаю!
      - Они собирают ветки и раскладывают их вокруг капсулы!
      Вскоре капсулу окружило ревущее пламя.
      - Я задыхаюсь! - плакала продавщица.
      Судебный исполнитель коснулась раскаленной стены и вскрикнула. Вскоре ей пришлось поочередно отдергивать ноги от нагретого пола. Продавщица плакала от боли, дуя на обожженные руки.
      - Что же нам делать? - кричала судебный исполнитель.
      - Это уже решили за нас, - ответила продавщица.
      - И какой у нас выбор?
      - У нас нет выбора! Мы можем только стать рабынями!
      Судебный исполнитель задохнулась, шатаясь в пекле капсулы. Она увидела, как продавщица пытается открыть дверцу.
      - Я первая! Первая! - закричала она и оттолкнула девушку. Она жестоко обожгла руки о стальную ручку, распахнула дверь и чуть не заплакала, коснувшись ногами пылающих железных ступеней лестницы.
      Снаружи капсула раскалилась докрасна. Судебный исполнитель с криком вырвалась из двери и глотнула свежего воздуха. Она чувствовала, как мощные руки схватили ее и бросили ничком в грязь рядом с пылающей капсулой. Она отвернула лицо от жара и почувствовала, что ей заламывают назад руки и связывают их. Она поняла, что подобная участь постигла и продавщицу, выпрыгнувшую из капсулы следом за ней. Она дрожала и едва переводила дыхание, лежа на животе, когда ей на шею накинули веревку. Повернувшись в сторону, она увидела, что у продавщицы тоже связаны руки и на ее шее болтается веревка.
      Глава 18
      - Что это за вещи? - спросил Отто, вождь вольфангов.
      - Мой вождь, конечно, знает, - удивился Астубакс. - Это клейма для рабынь.
      - Но они сделаны не нашими кузнецами, - заключил Отто.
      - Конечно, - кивнул Астубакс. - Эти клейма сделаны на других планетах. Такие ставят дризриаки, чтобы пометить рабынь, предназначенных для продажи на больших рынках.
      - Это цветок, - сказал Отто.
      - Да, господин, - подтвердила Янина, на бедре которой красовалось подобное клеймо.
      Вождь рассматривал железные предметы. Они должны были оставлять маленькую, аккуратную, но отчетливую метку.
      - Роза рабства, - задумчиво произнес Отто.
      Впервые в жизни в деревне вольфангов его стали называть по имени. Вероятно, он выбрал это имя еще до провозглашения его вождем. (Это имя было распространено среди вандалов даже в то время. Исследования показали, что оно возникло очень давно. В историческом отношении также интересно отметить, что он выбрал родовое имя королей племени отунгов.)
      - Да, господин, - кивнула Янина и опустила голову.
      - Как они оказались здесь? - спросил Отто.
      - Их оставили дризриаки как напоминание о своей силе, - ответил Аксель - пожилой, грузный воин, который вместе с остальными встретил когда-то в лесу гладиатора и рабыню.
      - Когда они приходят за данью, - сказал Астубакс, - они забирают все, что захотят.
      - В том числе и женщин - они клеймят их прямо у нас на глазах.
      - Скоро они должны быть здесь? - спросил вождь. Со времени появления огненного знака в лесу прошло уже два дня.
      - Дня через три-четыре, - ответил Аксель.
      - Они дают нам время собрать дань, - добавил Астубакс.
      - Дважды мы пытались убежать, но они догоняли нас.
      - Больше мы не будем убегать, - заявил вождь.
      - Им не нравится, когда мы прячемся - тогда они убивают мужчин и берут вдвое больше дани.
      - И прятаться мы тоже не будем, - решил вождь.
      - В отместку они лишали нас вождей, - заметил Астубакс.
      - Теперь у вас есть вождь, - сказал Отто.
      - Боюсь, ненадолго.
      - Я встречусь с ними и приму их гнев на себя, - объяснил Отто.
      Лучше давайте убежим, господин! - взмолилась Янина.
      - Я - вождь.
      Им нельзя знать, что мы здесь, - настаивала Янина.
      Тебе хочется постоять у столба? - осведомился вождь.
      - Нет, господин! - Янина проворно отошла в сторону, встала на колени и опустила голову.
      - Значит, у тебя есть план? - спросил Астубакс. Вождь кивнул. - А если он не сработает?
      - Тогда вы снова останетесь без вождя.
      - О, нет! - воскликнул Астубакс.
      - Но при этом ваша жизнь останется такой, как прежде - не лучше и не хуже.
      - Но у нас не будет вождя!
      - Как прежде, - усмехнулся Отто.
      - Мы все уйдем за тобой в леса и спрячемся, - предложил Аксель.
      - Мы уже достаточно прятались, - возразил вождь. - Пора вольфангам выйти из лесов. - Он прошел к двери хижины и оглядел частокол возле нее, далекий горизонт и небо. - Пусть вольфанги будут первыми.
      - Что это означает, вождь? - удивился Астубакс.
      - Ничего, - Отто внимательно смотрел на небо.
      - Кто знает, какую нить вплели сестры в веревку судьбы, - пробормотал Аксель.
      - Прошлой ночью, - заговорил Отто, - скальд пел не только о вольфангах, но и о даризи, хааконсах, базунгах и отунгах.
      - О народе, - подтвердил Астубакс.
      - У тебя длинные мысли, - похвалил Аксель.
      - Разве он не был уничтожен, разве его не преследовали множество лет? спросил Отто. - Разве не был он в числе самых свирепых воинов?
      - Да, воинственных и самых свирепых, - подтвердил Аксель.
      - Когда-то был, - уточнил Астубакс.
      - Разве твоя кровь остыла? - спросил Отто.
      - Копья - не соперники звездному огню, - возразил Астубакс.
      - Пока мы не окажемся среди звезд и не захватим этот огонь, - добавил Отто.
      - У тебя длинные мысли, - снова заметил Аксель.
      - И ты знаешь способ, как сделать это? - недоверчиво проговорил Астубакс. Отто кивнул. - Боюсь, наш вождь потерял разум, - пробормотал Астубакс.
      Отто повернулся, схватил его за пояс и шутя поднял к потолку хижины.
      - Да, ваш вождь безумен! И ты стань безумным, и погибни как мужчина!
      - Вместо того, чтобы жить в вечном страхе, - добавил Аксель.
      - Я слышу рога, - вдруг сказал Отто, ставя Астубакса на устланный тростником пол хижины. - Я еще не знаю ваши сигналы. Скажи, что они означают?
      - Не обращай внимания на рога. Лучше готовься к встрече дризриаков, ответил Астубакс.
      - О чем пели рога? - вновь спросил Отто.
      Аксель прислушался.
      - Взяли пленников.
      - Сколько? - живо обернулся к нему Отто.
      - Трех женщин и мужчину.
      Глава 19
      Отто сидел в хижине в полном одиночестве. Снаружи доносился запах жарящегося на вертелах мяса. Пиво было налито в большие рога. Отто отчетливо слышал стук кузнечного молота.
      У хижины вождя частоколом был обнесен обширный двор - больше, чем требовалось, ибо во дворе иногда собирались жители не только одной, но и нескольких окрестных деревень вольфангов. Именно здесь Отто, был поднят на щитах и провозглашен вождем. Этот частокол был самым крепким в деревне и мог служить убежищем для всех вольфангов. Возле хижины хранились запасы еды, способные насытить целый народ в случае неурожая или осады врагом, вооруженным подобно вольфангам. Конечно, одного выстрела телнарианской винтовки хватило бы, чтобы вышибить ворота. У частокола находился глубокий колодец, который никогда не пересыхал, даже в самые жаркие годы. Самая большая хижина в деревне - хижина вождя - только недавно была вновь заселена, а до сих пор пустовала. Ее пол устилал свежий тростник, но в углу лежали свернутые кожи и меха, которые можно было расстелить по полу. Крыша была прочной и надежной. Стены большинства хижин в деревне были глинобитными или сплетенными из прутьев, но хижина вождя была бревенчатой, тщательно проконопаченной. Изнутри крышу подпирали несколько столбов, оставляя в середине место диаметром около пятидесяти футов, где могли собраться на совет лучшие воины-вольфанги. Остальные ждали снаружи. Внутри частокола размещались хлева, конюшни и сараи для домашней живности, которую мы для удобства будем называть курами, коровами, овцами и свиньями. Живность загоняли во двор к ночи. Такие животные, как дойные коровы - будем называть их так - помещались в отдельных хлевах со своими телятами. Кое-где виднелись небольшие клетки из толстых железных прутьев. У вольфангов были свои кузнецы, которые мастерили оружие.
      - Вождь! - позвал Астубакс, появляясь у входа в хижину.
      Отто встал и вышел во двор. Он поднял руку в ответ на приветствия вольфангов, которые кричали и махали рогами для пива и копьями.
      Янина, теперь одетая в длинную просторную одежду местных женщин, стояла на коленях позади вождя.
      - Сюда. - Астубакс указал на огромный трон на деревянном помосте перед костром, куда должен был сесть вождь. Трон был устлан шкурой лесного льва, а помост - кожами.
      Отто занял свое место и приказал рабыне Янине встать на колени слева от него. Она беспрекословно повиновалась.
      Судебный исполнитель, продавщица и Оона, женщина в брючном костюме, стояли на коленях в маленькой хижине у частокола. Внутри было темно, но снаружи пробивался свет большого костра. Через переплетенные прутья хижины можно было разглядеть огненные искры, взлетающие над кострами, и горящие факелы. Пленницы видели мелькающие тени людей - мужчин в грубых туниках из шкур и женщин в длинных платьях из домотканого полотна. Разумеется, все три женщины не просто так оставались в хижине - они были привязаны к столбам за шеи, а их руки - связаны за спиной. Вместе с офицером женщин привели в деревню ближе к вечеру. Их немедленно разделили: женщин оставили в хижине, а офицера куда-то увели. Хотя судебный исполнитель едва могла понять причину этого, она, да и остальные, были встревожены таким выбором. То, что их содержали вместе, не произвело на них впечатления, ибо они были женщинами. Только теперь они стали чувствовать себя более беспомощными и уязвимыми, простыми женщинами.
      Две рослые женщины из племени вольфангов вошли в хижину, держа факел. Одна из них сняла веревки с шей пленниц и развязала им руки. Она знаками объяснила, что пленницы должны следовать за ней. Через мгновение пленницы очутились среди множества деревенских жителей, окруживших костер. Пленниц поставили на колени перед помостом, на котором стоял трон.
      Судебный исполнитель вздрогнула и опустила голову, ибо к своему изумлению и ужасу узнала сидящего на троне. Немного спустя она принялась исподлобья разглядывать его. Сама она и ее спутницы стали объектом внимания всех воль-фангов. Судебный исполнитель вздохнула.
      Рядом с троном она заметила стоящую на коленях Янину. Подходящая поза для рабыни! Она надеялась, что Янина ее не узнает.
      Но где же был молодой офицер флота? Судебный исполнитель пожелала, чтобы его не убили.
      Она знала, что варвары не задумывались о смерти, хорошо зная о ней и видя ее постоянно. Она вспомнила, что ортунги на "Аларии" сделали с капитаном, его помощниками и многими другими.
      Однако и ее, и эту дерзкую девчонку-продавщицу, и Оону пока не убили. Это могли бы сделать еще у капсулы - тогда все стало бы гораздо проще. Что же это значило? "Пощади меня! - думала она. - Я сделаю все, что ты пожелаешь!"
      - Ты! - Варвар, сидящий на троне, протянул руку.
      Судебный исполнитель подумала, что сейчас умрет на месте, но тут же поняла, что вождь указывает не на нее.
      - Встань и подойди ближе, - приказал вождь.
      Продавщица в своих узких брюках и жакете, перепачканных потом и грязью, поднялась и осторожно приблизилась к трону.
      - Как тебя зовут?
      - Эллин, господин, - пролепетала она.
      - Свободные женщины будут убиты, - продолжал вождь, - а рабынь пощадят, по крайней мере, временно.
      Он разглядывал ее.
      - Ты понимаешь? - наконец спросил он.
      - Да.
      - Так кто же ты?
      - Я рабыня, господин, - прошептала пленница.
      - Разденься полностью, - приказал вождь.
      Мужчины наблюдали за Эллин, и так же пристально следила за ней судебный исполнитель - сначала со страхом, потом с отвращением и наконец с ненавистью. Она затаила дыхание, увидев, что под одеждой продавщицы скрывалось почти такое же тонкое белье, как у нее самой. "Вот сука! - думала судебный исполнитель. - Но до чего она красива!"
      - Так мы пощадим ее? - спросил вождь у собравшихся вольфангов.
      - Да! Да! - с жаром закричали они, некоторые ударяли копьями о щиты.
      Эллин опустилась на колени рядом с помостом.
      - Теперь ты. - Вождь указал на судебного исполнителя.
      Она вздрогнула, продолжая надеяться, что ее не узнают.
      - Встань и подойди ближе.
      Судебный исполнитель неловко поднялась на ноги. Она приблизилась к помосту и остановилась, стараясь не смотреть на вождя.
      - Свободные женщины будут убиты, - равнодушно проговорил он, - а рабынь мы можем пощадить, хотя бы временно. Ты понимаешь?
      - Да, - сказала она.
      Ей так хотелось бросить ему вызов, выпалить, что она свободна! Разве на ней не было униформы, разве не была она судебным исполнителем? Ведь она из хонестори, родом с Тереннии, где женщины и мужчины абсолютно равны во всем. Разве она не патрицианка?
      - Кто ты? - спросил вождь.
      - Я - рабыня, господин.
      - Это мне известно.
      Она вздрогнула - он узнал ее, вспомнил! Она всегда знала, с первой их встречи, что, даже видя ее в темных, мешковатых одеждах, он каким-то образом проникает в самые потаенные уголки ее души, распознавая ее истинную сущность - ждущей, покорной рабыни.
      - Разденься, - потребовал он, - полностью.
      Чуть не теряя сознание, судебный исполнитель дрожащими пальцами кое-как справилась с застежками, распахнула грязную униформу и медленно стянула ее по бедрам. Мужчины закричали:
      - Рабыня! Рабыня!
      - Как вы красивы! - прошептала сзади Оона.
      Судебный исполнитель спустила униформу к ногам и переступила через нее. Ее сердце забилось неровно, когда она вновь осмелилась взглянуть на вождя.
      Затем она присела на землю и сняла сапожки с длинными темными чулками. Поверх этих чулок были пришиты пурпурные каемки как знак того, что она из рода патрициан. Она сбросила трусики и лифчик и застыла перед вождем.
      - Как тебя звали? - спросил он.
      - Вы же знаете - Трибоний Аврезий.
      - Это мужское имя.
      - Это имя было моим, - объяснила она.
      - Почему?
      - Так назвала меня мать.
      - Зачем?
      - Не знаю, - пожала она плечами. - Вероятно, чтобы я могла считать себя мужчиной.
      - Ты мужчина?
      - Нет.
      - Ты пыталась считать себя мужчиной? - допытывался вождь.
      - Да.
      - Так кто же ты?
      - Женщина.
      - Больше не смей считать себя мужчиной, - заявил вождь. - Ты должна оставаться той, кто ты есть - женщиной.
      - Да, - ответила она.
      - Что "да"?
      - Да, господин, - спохватилась она.
      - С этой я решу сам, - обратился вождь к толпе, - стоит ли оставлять ее в живых хотя бы на время.
      Судебный исполнитель встала рядом с Эллин у помоста, слева от вождя. Она даже не знала, пощадят ли ее.
      Может, она сумеет угодить ему. Может быть, этого он и хочет. В самом деле - он ведь так часто смотрел на нее, давая понять, что не прочь увидеть ее у своих ног. Она вздрогнула, живо представив себя у ног этого мужчины.
      Женщине в брючном костюме приказали встать и подойти к помосту. Она послушалась.
      Обе рабыни у помоста очень тревожились за нее - женщина была уже немолода. Ооне задали те же вопросы, что и другим.
      - Я никому не интересна, - вдруг расплакалась она.
      - Встань прямо, расправь плечи, - приказал Отто.
      По толпе пробежал восхищенный шепот.
      - Я рабыня, господин, - сказала Оона.
      - Разденься!
      - Прошу вас, не надо, господин!
      - Разденься полностью, - потребовал вождь.
      Оона начала расстегивать одежду.
      - Тебя накажут, если ты вздумаешь не выполнить приказ, - напомнил вождь.
      - Меня все равно никто не захочет, - плакала она.
      - Встань прямо.
      Мужчины начали прищелкивать языками и хлопать в ладоши от удовольствия. Аксель одобрительно крякнул. У Ооны оказалась потрясающая фигура.
      Она была искренне удивлена всеобщим одобрением - ее всегда считали неинтересной.
      - Так мы оставим ее? - усмехнулся Отто.
      - Да! Да! - возбужденно вопили мужчины.
      Аксель выступил вперед, возвышаясь над Ооной.
      - Ты хорошая рабыня?
      - От нее не пахнет, как от остальных! - закричали в толпе.
      - Я постараюсь делать все, чтобы быть для вас самой лучшей рабыней, господин, - испуганно прошептала Оона.
      - Я хочу ее! - заявил Аксель.
      - Никто не возражает? - спросил Отто.
      Все вольфанги были согласны.
      - Встань туда, рабыня, - приказал Аксель, указывая на место рядом с другими женщина ми.
      - Да, господин, - ответила Оона, глядя на него с трепетом. Ее охватили чувства, каких она уже не надеялась никогда испытать, кроме как в мечтах или снах.
      - Приведите мужчину! - приказал Отто.
      К помосту подвели офицера. Его ноги были скованы цепью. Стук кузнечного молота, который слышал вождь прежде, доносился как раз из хижины, где заковывали офицера. Вокруг его бедер был обмотан кусок тряпки, слишком маленький, чтобы в нем можно было спрятать оружие. Офицер навытяжку застыл перед помостом.
      - Это рабыни, - сказал Отто, указывая на коленопреклоненных женщин.
      - По крайней мере, две из них, - возразил офицер.
      - Нет, все, - сказал Аксель.
      - Это правда? - спросил офицер у женщин.
      - Да, господин, - ответила бывшая продавщица.
      - Да, господин, - ответила бывшая судебный исполнитель.
      - Да, господин, - сказала третья женщина, рабыня Акселя, советника вождя.
      - А ты - раб? - спросил вождь у офицера.
      - Нет.
      - Я знаю.
      - Чего ты хочешь от нас? - спросил офицер.
      - Польза от женщин-рабынь очевидна, - усмехнулся Отто.
      - А я? - спросил офицер.
      - Ты будешь работать в поле, - сказал вождь, в упор глядя на офицера. Со временем, думаю, ты будешь достоин корабля.
      - Я достоин тысячи кораблей, - возразил офицер.
      Мужчины изумленно присвистнули.
      - Кто это? - спросил Астубакс.
      - Твое имя, - обратился вождь к пленнику.
      - Я - Юлиан из рода Аврелиев, - гордо ответил офицер. Варвары переглянулись - это имя ничего им не говорило, как и другие имена далекой, таинственной Империи.
      - Знайте, рабы и пленники, - обратился Отто к стоящим на коленях женщинам и мужчине, - леса, окружающие нас, очень опасны. Они кишат зверями. Ваша безопасность, особенно по ночам, зависит от того, будете ли вы находиться внутри частокола. Вам некуда бежать. Здесь нет ни союзных войск, ни фортов Империи. Вы понимаете?
      - Понимаю, - ответил Юлиан из рода Аврелиев.
      - Понимаю, господин, - говорили по очереди рабыни, как только вождь переводил на них глаза.
      - Мы поговорим позднее, - сказал Отто Юлиану. Тот кивнул.
      - Этого пленника, - обратился Отто к одному из воинов, - по ночам следует держать в клетке. Днем пусть работает в поле - долго и тяжело.
      - Мы присмотрим за ним, вождь, - пообещал воин.
      - Уведите его, - приказал Отто.
      Офицера увели.
      - Вымойте этих грязных рабынь, - сказал Отто, указывая на бывшую продавщицу и бывшего судебного исполнителя. - И привяжите в хижине, пока не раскалится железо.
      - Да, вождь, - кивнул воин.
      - А теперь, - провозгласил Отто, поднимаясь с трона, - пусть начнется пиршество!
      - Прошу вас, не надо! - кричала бывший судебный исполнитель, пока две рослые женщины-вольфанги силой усаживали ее в лохань с холодной водой.
      Она вырывалась, но ее несколько раз с головой окунули в воду, чтобы отмыть грязь. Она вскочила, подняв брызги, но ее успокоили крепкой оплеухой, а потом обе женщины безжалостно заработали мочалками, ибо она была рабыней, а между свободными женщинами и рабынями отношения никогда не бывали дружескими. Рядом в лохани мыли бывшую продавщицу - дрожащую, визжащую и вырывающуюся прочь.
      Вскоре обеих рабынь извлекли из воды и поставили на колени спиной к столбам. Их связали так, чтобы руки обхватывали столбы.
      - Холодно! - крикнула бывший судебный исполнитель, но женщины уже ушли. Справа от нее стояла бывшая продавщица, а слева - Оона.
      Она оказалась у столба раньше, чем другие, так как ее не понадобилось мыть.
      Судебный исполнитель повернула голову.
      - Господин! - вскрикнула она.
      Перед ней с рогом в руках стоял Отто, вождь вольфангов.
      - Они искупали меня! - пожаловалась женщина.
      - Не хочешь ли ты, чтобы мы ставили клеймо на грязное тело? - возразил вождь.
      - Меня нельзя клеймить! - воскликнула она.
      - Смотри, - сказал он, указывая на жаровню, из которой торчали три рукоятки. Двое воинов суетились возле жаровни, разогревая ее.
      - Прошу вас, не надо, господин! - взмолилась она.
      - Слово "господин" очень естественно звучит из твоих уст, - заметил он.
      - Вы ведь знали об этом?
      - Да.
      - И давно вы узнали, что я рабыня? - осторожно спросила она.
      - С первой секунды, когда тебя увидел.
      - Откуда?
      - По твоему телу, походке, выражению лица.
      - Что это за клеймо? - в страхе спросила женщина.
      - Одно из обычных - цветок рабства.
      - Не надо меня клеймить, - заплакала женщина, - так я навсегда останусь рабыней. Об этом узнают все!
      - Но ведь ты рабыня, - возразил он. - Тебе пойдет цветок рабства. Больше ты не сможешь прятать от людей свою истинную сущность - за тебя об этом скажет клеймо.
      - Вы пощадите меня? - спросила она.
      - Аксель повесит свой диск на ее шею, - вождь указал на Оону.
      - А я?
      - Ее, - вождь указал на бывшую продавщицу, - возьму я.
      Продавщица безумными глазами взглянула на него.
      - А как же я, господин? - спросила бывший судебный исполнитель.
      - А что ты? - удивился вождь.
      - Пощади меня! - умоляла она.
      - Почему?
      - Я буду твоей рабыней! - она почти рыдала.
      - Ладно, пока я повешу тебе на шею свой диск, - неохотно сказал вождь.
      Она попыталась придвинуться к нему, но ее не пустили веревки.
      - У меня будет имя? - спросила она.
      - Нет, - отрезал вождь.
      - Господин! - в отчаянии вскрикнула она, но вождь уже ушел.
      Снаружи доносился шум пиршества. Женщина сквозь слезы смотрела на жаровню, полыхающую в полумраке.
      Астубакс присел на помост с рогом в руке, и вождь повернулся к нему.
      - Вождь, тебе понравился пленник? - осторожно начал хитрый Астубакс.
      - Да, нам очень повезло, что мы схватили его, - довольно откликнулся Отто.
      - Он будет в твоем плане?
      - Да, его присутствие может оказаться удачей для всех нас.
      - Этого я и жду, - нахмурился Астубакс.
      - Пей, веселись, - посоветовал ему Отто.
      - А что с рабынями?
      - Думаю, по крайней мере две из них будут участвовать в моем плане, но только между прочим, ведь они рабыни.
      - Аксель взял женщину по имени Оона, - будто невзначай заметил Астубакс.
      - А ты против, чтобы отдать ее Акселю, моему советнику?
      - Но разве я не советник моего вождя? - возразил Астубакс.
      - Ты внимательно смотрел на блондинку, которую зовут Эллин, - вспомнил Отто.
      - Какой мужчина не стал бы смотреть на нее?
      - Ты хочешь взять ее к себе в хижину? - спросил Отто.
      - Да! - живо обернулся к нему Астубакс.
      - Только, наверное, она незнакома с домашней работой, - напомнил ему Отто.
      - Я быстро научу ее плетью, - усмехнулся Астубакс.
      - Я отдам ее тебе через несколько дней, - пообещал Отто. - Она нравится тебе? - улыбнулся он, заметив ликование воина.
      - Да! - воскликнул Астубакс.
      - Она всего лишь рабыня.
      - Неважно, - ответил Астубакс.
      - Твой диск будет висеть на ее шее, но подожди несколько дней, попросил Отто.
      - Да, вождь.
      - Выпей еще.
      - А что будет с той, черноволосой? - спросил Астубакс.
      - Пока я повешу ей на шею свой диск.
      - А потом?
      - Я не знаю, что с ней делать, - проговорил Отто.
      - Кажется, ты раздражен, вождь? - поинтересовался Астубакс.
      - Она недостойна быть рабыней.
      - Но она красива.
      - Да, - сердито подтвердил Отто.
      - За нее могут дорого заплатить, - заметил Астубакс.
      - Наверное, я продам ее, - решил вождь.
      Отто, вождь вольфангов, запрокинул голову и одним глотком осушил рог.
      Вскоре после этого послышался пронзительный крик боли, а через несколько минут - второй, похожий на первый. Третий крик раздался чуть позже.
      - Рабыням поставили клеймо, - заметил Астубакс.
      - Да, - кивнул Отто, вождь вольфангов.
      Безымянная черноволосая рабыня из глухой деревушки далекой планеты была загнана в хижину хозяина. Она упала на устланный тростником пол перед креслом. Хижина была просторной, ее крышу подпирало несколько столбов. В очаге горел огонь.
      Вождь сел в кресло, а она смотрела на него снизу вверх.
      - Подложи дров в огонь, - приказал он. Она разыскала дрова у стены хижины.
      - Довольно, - сказал он. - Встань на колени, - и он указал на место перед собой.
      Она повиновалась, положив руки на бедра, но тесно сжав колени.
      Он зло и раздраженно разглядывал рабыню. Женщина еще плотнее сдвинула колени. Он молчал.
      - Меня заклеймили, - вдруг сказала она.
      - Раздвинь колени! - рявкнул он.
      Она повиновалась, испытывая странное ощущение. На ее шее болтался на шнурке круглый кусочек кожи. Такой же диск висел на шее блондинки, посаженной в клетку.
      Рабыне Акселя тоже надели на шею диск хозяина. Аксель сам связал ей руки за спиной и повел на веревке к себе в хижину. Оона боязливо шла за ним, но не упиралась.
      - Ты не боишься принадлежать такому человеку? - спросила ее черноволосая рабыня, когда их согнали вместе после клеймения.
      - Лучше один час принадлежать такому человеку, чем всю жизнь провести со слабаком, - возразила Оона.
      Затем ее поставили на ноги, и Аксель надел ей на шею диск и связал руки за спиной.
      - Не забудь, - напомнил вождь, - что сначала она не подчинилась приказу.
      - Я помню, вождь, - отозвался Аксель.
      Черноволосая женщина похолодела, поняв, что Оону накажут за ее проступок. Она не сомневалась, что урок окажется полезным. При одной мысли об этом уроке она сама и блондинка пришли в ужас, поняв, что эти мужчины не похожи на их бывших знакомых, которыми можно было с легкостью играть. Аксель увел женщину к себе. Вскоре издалека раздался свист плети - он звучал резко, но недолго. Женщины поняли, что Аксель без ума от своей рабыни. Он хотел только дать ей понять, каким будет наказание, если она не угодит ему. Аксель хотел быть добрым к своей рабыне, но не слишком - ей не следовало забывать, что она рабыня. Ее надо было держать в строгости.
      Затем вождь приказал обеим женщинам встать и надел каждой на шею свой диск. Этот диск и теперь висел на груди черноволосой рабыни, и она не осмеливалась дотронуться до него.
      Она удивилась, когда вождь приказал Янине отвести блондинку в клетку и запереть ее там. Но еще сильнее она удивилась, когда вождь схватил ее за плечо и втолкнул в свою хижину. Теперь они сидели вдвоем - Янине вождь запретил входить, приказав уйти в маленькую хижину, где трех рабынь держали во время пиршества. Янине явно не хотелось уходить, и черноволосая женщина насмешливо улыбнулась, о чем впоследствии пожалела. Она все же чувствовала испуг: еще никогда ей не приходилось оставаться наедине с мужчиной, особенно как рабыне с господином.
      - Прошло уже много времени с тех пор, как состоялся суд, - задумчиво проговорил Отто, - и с тех пор, как я был в цирке.
      - Да, господин, - согласилась она.
      Где-то снаружи, за частоколом раздался угрожающий рык - вероятно, в деревню забрел какой-то хищный зверь. Рабыня съежилась.
      - Это лесной лев, - сказал вождь. - Ты относилась ко мне пренебрежительно и жестоко, - продолжал он. - На арене ты приказала связать меня, на корабле пыталась пожаловаться на меня Палендию.
      Снаружи снова раздался рык.
      - Ты хочешь, чтобы тебя вышвырнули за ограду? - спросил вождь.
      - Нет, господин! - вскрикнула она.
      - Таких, как ты, надо не скармливать львам, а оставлять на пищу фильхенам. ("Фильхенами" называли мелких всеядных прожорливых грызунов. Они жили в норах.)
      - Прошу вас, не надо, господин, - едва слышным голосом попросила она.
      - Ты ничтожество, - сказал вождь.
      - Да, господин.
      - Ты хорошо выглядишь сейчас, стоя голой на коленях перед мужчиной. Тут твое место, - грубо сказал он. - Я презираю тебя:
      - Господин? - недоуменно спросила она.
      - Когда-то я считал, что ты сможешь стать достойной рабыней, продолжал он.
      - Не понимаю... - она увидела, что вождь разматывает длинный сыромятный ремень.
      - Подними руки и сдвинь запястья, - потребовал он.
      Она смотрела, как он связывает ее запястья, оставляя длинный свободный конец ремня - как на руках рабыни Акселя. Ее поставили на колени лицом к столбу и привязали к нему.
      - Ты ведь фригидна, да? - презрительно спросил он.
      - Не знаю, господин.
      - Плеть хорошо объясняет женщинам, что быть холодными нельзя.
      - Я не считаю себя холодной, господин!
      - Неужели? - деланно удивился вождь.
      - Попробуй меня, - сдавленно попросила она.
      - Попробовать тебя? - изумился он.
      - Да! У меня какое-то странное чувство - такого я никогда не испытывала или, по крайней мере, не с такой силой. Я не считаю себя фригидной, я хочу быть в руках своего господина!
      - Ты, судебный исполнитель, женщина с Тереннии, хочешь оказаться в руках господина? - недоверчиво переспросил он.
      Неожиданно беспомощно и жалко она прильнула к столбу.
      - Да, - хрипло умоляла она, - да!
      - А ты не думаешь, что я поставил тебя к столбу только для того, чтобы выбить из тебя всю дурь? - с затаенной угрозой спросил он.
      - Вы будете бить меня? За что?
      - Ты была рабыней по закону, когда подчинилась мне в темноте, на "Аларии", - объяснил он. - Но я не стал напоминать о твоем рабстве. Я продолжал уважать тебя, относиться к тебе так, как к свободной женщине из сословия хонестори, даже патрицианке, и только поэтому не стал завязывать тебе рот - я взял с тебя обещание молчать. Но ты солгала мне. Я поплатился, поверив твоему слову. Ты закричала, и нас обнаружили варвары. Нас всех могли перебить. Ты вела себя как предательница и лгунья!
      - Господин... - попыталась оправдаться она.
      - Тебя надо убить как солгавшую рабыню! - бешено крикнул он.
      Она забилась в ужасе.
      - Тогда я понял, что ты недостойна, что ты более ничтожна, чем самая презренная из рабынь.
      - Не бей меня! - зарыдала она.
      - Ты будешь наказана, ничтожная тварь! - рявкнул он.
      Но он ударил рабыню всего несколько раз и в ярости отшвырнул плеть. Одним взмахом ножа он перерезал ремень, и рабыня соскользнула по столбу на пол.
      Вождь вернулся к креслу и устало упал в него.
      Рабыня распростерлась у столба. Она не могла поверить тому, что с ней произошло.
      До сих пор ее никто не бил, кроме женщин, которые вымыли ее в деревянной лохани. А теперь она, избитая рабыня, лежала на жестком тростнике.
      - Я уже наказана, не правда ли, господин? - наконец осмелилась спросить она.
      - Твое наказание еще даже не началось, - отрезал вождь.
      Она встала на четвереньки, подползла поближе и попыталась поставить ногу вождя к себе на голову.
      - Рабыня умоляет своего господина простить ее, - пролепетала она.
      Вождь досадливо отдернул ногу.
      - Прошу вас, дайте мне возможность угодить вам...
      Он не ответил.
      - Разве мое тело вам безразлично?
      Она сказала так, ибо в своей наивности считала, что для вождя важнее всего ее красивое тело, а не нежная чувственная женственность и безграничная покорность рабыни. Она не знала, что истинная глубина ее рабства заключена в ее сердце и чреве, в ее мыслях, преданности, тепле, любви, желании самоотверженно служить господину, полностью отдаться ему, делать все, что ему угодно. То, что ее тело было красивым, возбуждающим и притягательным, радовало ее, казалось, помогало выразить внутреннее рабство и любовь, ибо с первого момента, как она увидела на Тереннии этого громадного, свирепого мужчину, она страстно пожелала, чтобы он хотел ее, заботился о ней, был внимателен и в то же время безжалостно надел бы на нее цепи, чтобы завладеть ею.
      - Позвольте услужить зам, - попросила она еще раз, уже ни на что не надеясь.
      - Разве женщина с Тереннии может знать, как надо служить мужчинам?
      - Научите меня, - умоляла она.
      - Отведай плети и научишься, - сердито оборвал ее вождь.
      Она понурилась.
      - Неужели ты считаешь, что я привел тебя сюда, чтобы ты услужила мне?
      Она удивленно подняла голову.
      - Я привел тебя, только чтобы наказать и унизить.
      - Позвольте доказать, что я такая, какой вы бы хотели видеть меня... робко начала она.
      - Какая же ты? - насмешливо спросил вождь.
      - Я рабыня, господин.
      - Да, но какая рабыня?
      - Любящая рабыня, которая станет служить вам каждой частицей своего тела, всей собой без остатка!
      - Умная рабыня, - иронически протянул вождь и вдруг крикнул: Рабыня-лгунья!
      Удар обрушился на ее лицо. Женщина упала на колени, вытирая губы руками. Глядя на вождя, она неожиданно испытала еще более странное чувство смесь страха и ненависти, отчаяния, желания и беспомощности.
      - Я... не понимаю, что со мной, - зарыдала она, - я ничего не могу с собой поделать... Ну накажите меня как ненавистную, презренную женщину! Избейте меня! Ведь вы недовольны мной? Я не угодила вам? Так накажите меня, как следует накажите! Изнасилуйте, сломайте меня! Покажите, что я женщина так, чтобы я в этом больше не сомневалась. Заставьте меня просить о милости! Но только не пренебрегайте мной!
      - И что же это за чувство? - невозмутимо спросил вождь.
      - Я думаю... что я... возбуждена, господин.
      - Да, - усмехнулся вождь, - даже такая женщина, как ты - тщеславная, низкая, ничтожная, презренная, с диском рабыни на шее - может почувствовать себя возбужденной!
      На нее опять нахлынули потоки любви, беспомощности и уязвимости.
      - Я вся ваша, господин. Прошу вас, сжальтесь! - простонала она.
      Она поднялся с кресла и стремительно прошел к двери.
      - Янина! - позвал он. - Янина!
      Янина мгновенно появилась у двери. Вождь указал на черноволосую рабыню, на четвереньках стоящую перед его креслом.
      - Убери эту суку с глаз моих долой, - приказал он, - посади ее в клетку.
      Янина сняла со стены плеть и подошла к рабыне. Взмах - и рабыня завизжала от боли.
      - Уходи! - прикрикнула Янина, подгоняя поспешно выползающую рабыню. Нет, не вставай! Убирайся отсюда на четвереньках!
      - Да, госпожа! - рыдала рабыня.
      Подгоняемая ударами, она быстро очутилась перед дверцей тесной, но крепкой клетки. Она вползла в нее, и дверца тут же захлопнулась, а в петли легли два тяжелых засова.
      Стоя на коленях, вцепившись в прутья клетки, рабыня умоляюще взглянула на Янину.
      - Прежде ты смеялась надо мной, когда думала, что останешься с господином, - издевательски произнесла Янина. - А теперь над тобой посмеюсь я!
      - Простите, госпожа! - взмолилась рабыня.
      - Янина! - позвал вождь, и она опрометью бросилась к нему.
      Рабыня в клетке упала на пол. Ей было холодно. Она заплакала.
      Глава 20
      За грубым столом в хижине вождя сидело четверо мужчин - Отто, вождь, и его советники: унылый циник и пессимист Астубакс, суровый мудрый Аксель и офицер Юлиан из рода Аврелиев.
      У задней стены хижины блондинка Эллин, которая некогда была продавщицей на "Аларии", и черноволосая, пока безымянная рабыня стояли на коленях перед Яниной. Другая рабыня лежала обнаженной на шкурах в хижине Акселя, как ей и было приказано, дожидаясь возвращения своего господина. Рабыню звали Оона это имя осталось за ней с прежней жизни.
      - Еда готова, - произнесла Янина, - пора подавать ее.
      - Мы не знаем, как прислуживать мужчинам, - робко произнесла Эллин.
      - Прошу, научите нас, госпожа, - добавила черноволосая рабыня.
      - Главное для вас - быть настоящими рабынями, - объяснила Янина.
      - Принеси еду, - приказал вождь.
      - Да, господин, - отозвалась Янина.
      Янина была в скромной одежде женщин-вольфангов с длинными рукавами, высоким воротом и подолом, доходящим до щиколоток. Две ее подчиненные, блондинка и брюнетка, были в импровизированных кебах - одежде, в которой сама Янина стояла у столба во время состязаний на "Аларии".
      - Несите блюда, - сказала Янина.
      Обе рабыни поднялись, взяли огромные деревянные блюда и принялись накрывать на стол.
      Астубакс коснулся руки блондинки, которая ставила блюдо перед ним. Та испуганно отдернула руку, но тут же опомнилась - ведь она была рабыней. Она дрожала, так как еще не привыкла к ласкам господина. Но Эллин была умна и понимала, почему Астубакс поглядывает на нее. Когда в хижину вошли свободные мужчины, Янина приветствовала их поклонами. Низшие рабыни в своих открытых кебах стояли на коленях, прижавшись головами к полу. Когда вошел офицер, который теперь не был закован в цепи и облачен в длинную тунику из ткани, брюнетка осмелилась взглянуть на него, но быстро отвела глаза. Она густо покраснела: впервые офицер видел ее в качестве рабыни.
      - У вас нет передатчика? - спросил офицер у вождя.
      - Нет, - покачал тот головой, - но у дризриаков и ортунгов передатчик будет. Ты сможешь управляться с ним?
      - Думаю, да, - кивнул офицер. - Их передатчики либо похищены с имперских кораблей, либо скопированы по нашим образцам. По крайней мере, я сумею передать короткое сообщение.
      - Налей, - приказал Отто, поднимая рог, и черноволосая рабыня поспешила услужить ему.
      Отто осушил рог и отложил его в сторону.
      - Мне кажется, этот план зависит от множества случайностей, - заметил офицер.
      - От некоторых, а главным образом - от законов чести, - ответил вождь.
      - Честь - хрупкая тростинка, на которую опираются надежды.
      - Мы будем иметь дело не с людьми из Империи, - возразил Отто.
      - Когда-то и мы имели понятие о чести, - вздохнул офицер.
      - Очень важно время, - сказал Отто. - Мы должны выиграть время. Ясно, что дризриаки не приняли разрыв с ортунгами.
      - Вы надеетесь выиграть время за счет того, что вы называете "вызовом"? - спросил офицер. Отто кивнул.
      Отто взглянул на черноволосую рабыню. Она красиво выглядела в своем кебе, осторожно переступая босыми ступнями по устланному тростником полу хижины. Робко и вопросительно она подняла флягу, которую держала в руках, думая, что вождь хочет пить. Но тот отвернулся.
      - Все будет разворачиваться с бешеной скоростью, как только удастся воспользоваться передатчиком для отправки сообщения, - заверил офицер.
      - Отлично, - кивнул Отто.
      - Что такое "передатчик"? - озадаченно спросил Астубакс.
      - Это устройство, которое позволяет переговариваться людям, находящимся далеко друг от друга, - объяснил офицер.
      - Должно быть, надо говорить очень громко, - заметил Астубакс.
      - Конечно, вы понимаете, что я попытаюсь связаться с имперскими кораблями? - спросил офицер.
      - Я рассчитываю на это, - усмехнулся Отто.
      - И вы не боитесь?
      - Это входит в мой план.
      - Но дризриаки, несомненно, перехватят сообщение, - уточнил офицер.
      - Да, - кивнул Отто, - они должны быть гораздо ближе к нам, чем любой имперский корабль.
      - Вам не отказать в изобретательности, - восхищенно проговорил Юлиан.
      - У вождя длинные мысли, - подтвердил Аксель.
      - Хватит об этом, - прервал Отто.
      - Какое оружие у вас есть? - спросил офицер.
      - Винтовка и револьвер с "Аларии", - ответил Отто, - но они незаряжены.
      - И еще револьвер, отнятый у меня в лесу, - напомнил офицер.
      - Там всего один заряд, - усмехнулся Отто.
      - Знаю, - кивнул офицер.
      - Рабыня! - позвал Отто, и брюнетка торопливо подошла к нему. Повернись спиной.
      Она повиновалась.
      - Не возражаешь? - спросил Отто у офицера.
      - Нет, конечно, нет.
      Вождь развязал кеб и бросил его в сторону, приказав рабыне повернуться к нему лицом. Он поднял рог.
      - Налей.
      - Да, господин, - ответила рабыня.
      - Я бы тоже выпил, - произнес офицер.
      - Да, господин, - и рабыня наполнила его рог.
      - Она недурна, - произнес вождь. - Как ты думаешь?
      - Согласен.
      - Ты хочешь взять ее на ночь? - спросил вождь. - Я пришлю ее к твоей хижине на четвереньках, с хлыстом в зубах.
      Девушка молча, перепуганными глазами смотрела в лицо вождя, начиная дрожать. Конечно, она знала, что господин может предложить ее кому угодно и когда угодно.
      - В другой раз, - отказался офицер. - Завтра мне рано вставать предстоит тяжелый день в поле.
      - Я слышал, ты хорошо работаешь, - заметил Отто.
      - Вы же видели мою работу.
      - Вождь! - крикнули со двора.
      - Входи, - позвал Отто.
      Вошел один из вольфангов с голубем в руках. Он положил птицу на стол, и Астубакс снял с ее левой лапки узкую полоску кожи с письменами.
      - Что это значит? - спросил Отто.
      - Ортунги будут здесь завтра, - сказал Астубакс.
      Глава 21
      - Ты хорошо накормил нас, - благосклонно произнес Хендрикс, посыльный ортунгов.
      Отто склонил голову в ответ на этот комплимент.
      - Железо, меха и кожи, сложенные здесь, и зерно во дворе гораздо лучше, чем мы ожидали, - добавил Гундлихт, второй посыльный.
      - Но мы привезли с собой и цепи, - лениво продолжал Хендрикс, - и не хотим уносить их просто так.
      - Сколько женщин вы хотите? - спросил Отто.
      - Соберите своих женщин голыми за частоколом, всех до единой, приказал Хендрикс, - мы выберем пятьдесят.
      - Пятьдесят! - воскликнул Астубакс.
      - Вы прячетесь в лесах, - объяснил Хендрикс, - рынки переполнены из-за войны много женщин попало в рабство. Нам нужно больше, чтобы возместить убытки. Да и перевозка обходится недешево.
      - Пятьдесят - это слишком много, - возразил Астубакс.
      - Мы оставим вам достаточно, чтобы наплодить детей, - усмехнулся Хендрикс.
      - Вольфанги плодятся, как фильхены, - добавил Гундлихт.
      Астубакс вскочил. Но револьвер, выдернутый Гундлихтом из кобуры, нацелился ему прямо в сердце.
      - Почему вы говорите с Астубаксом, а не со мной? - спросил Отто.
      Астубакс сел на место. Гундлихт сунул револьвер в кобуру.
      - Он всегда говорит за вольфангов, - объяснил Хендрикс.
      - А я - вождь вольфангов.
      - У них нет вождя, - удивился Гундлихт.
      - Я - вождь, - повторил Отто.
      - Поскольку ты приготовил обильную дань, хорошо накормил нас и напоил добрым пивом, - заявил Хендрикс, - мы готовы не обращать внимание на то, что ты называешь себя вождем.
      - Я вождь, - еще раз сказал Отто.
      - Лучше забудь об этом.
      - Нет.
      - Мы не разрешаем вольфангам выбирать вождей, - наставительно произнес Хендрикс.
      - Не хотите ли посмотреть женщин нашей деревни? - предложил Отто.
      - Почему бы и нет? - осклабился Хендрикс.
      Предложение явно было примирительным, попыткой загладить вину и смягчить напряженную ситуацию. Разве таких вольфангов стоило бояться!
      - Хо! - крикнул Отто.
      Воины вошли в хижину и расстелили шкуры на полу. Хендрикс и Гундлихт с интересом наблюдали за ними.
      - Хо! - опять скомандовал Отто, и в хижину ввели гибкую, стройную блондинку. Она встала на шкуры перед мужчинами. Блондинка была одета в длинное облегающее платье из домотканого полотна. Хендрикс и Гундлихт подались вперед.
      Блондинка спустила платье с плеч и дала ему упасть на пол. Оба посыльных восхищенно причмокнули. Блондинка легла на шкуры слева от мужчин, лицом к ним.
      - Хо! - еще раз крикнул Отто, и вторая женщина, очаровательная брюнетка, вошла и грациозно обнажилась перед мужчинами. Она тоже легла на шкуры справа от мужчин.
      Отто отдал приказание еще раз, и вошла Янина. Остановившись в нескольких футах от мужчин, она отвернулась и сбросила одежду.
      - Повернись! - возбужденно крикнул Хендрикс. Рабыня робко повернулась и застыла с опущенной головой, слегка отставив ножку в сторону и приподняв бедро.
      - Ближе! - крикнул Хендрикс. Гундлихт сглотнул слюну.
      Янина была опытной рабыней. Она плавно опустилась на шкуры посредине и взглянула на блондинку, подавая ей сигнал.
      Астубакс почти стонал от удовольствия.
      Эллин теперь была обучена и вышколена Яниной, но она и сама знала, как доставить мужчине удовольствие. Теперь, в рабстве, ее сексуальность проявилась полностью. Как рабыне, ей больше не приходилось ни подавлять свою сексуальность, ни бояться ее; она не испытывала ни беспокойства, ни вины. Теперь она радостно выражала ее, открываясь вся целиком. Ее движения были уверенными, она манила к себе, медленно изгибаясь на шкурах.
      Наконец, она соблазнительно выгнулась, как могла бы сделать на помосте, на невольничьих торгах, слыша приказания и сознавая себя необычайно притягательной и желанной, Янина подала знак брюнетке, и та, коротко взглянув на вождя, тоже принялась изгибаться на шкурах.
      Все ее движения демонстрировали бесстыдную, рабскую покорность и она делала все это только для одного человека - для вождя. Бывший судебный исполнитель, а ныне обнаженная рабыня, она лежала на шкурах перед своим хозяином, выгибаясь, замирая, поворачиваясь, демонстрируя свои прелести в самом лучшем, притягательном виде. На мгновение ее глаза встретились с глазами вождя, но этого никто не заметил. "Я твоя, - откровенно говорили глаза рабыни, - умоляю, сжалься надо мной!"
      - Замечательно! Великолепно! - выдохнули в один голос Хендрикс и Гундлихт.
      Брюнетка легла на живот и опустила голову, тяжело дыша. Последней соблазняла посыльных Янина.
      - Восхитительно! - кричали мужчины, уставясь на нее вытаращенными глазами.
      Янина кокетливо села перед ними, обхватив гибкими пальцами левое колено.
      - Разве такие женщины не стоят десяти обычных? - спросил Астубакс.
      - Не надейся, что мы возьмем меньше пятидесяти, - отрезал Хендрикс.
      - Но эти трое войдут в число пятидесяти, - добавил Гундлихт.
      - Но разве обычные свободные женщины не меняются самым поразительным образом, лишь только они становятся рабынями? - спросил вождь.
      - Конечно, - кивнул Хендрикс.
      Астубакс сжал кулаки.
      - Мы берем этих троих и еще пятьдесят самых красивых из ваших женщин, решил Хендрикс.
      - Это будет уже пятьдесят три, - заметил Астубакс.
      - Верно, - ухмыльнулся Хендрикс.
      - Эти трое, - сказал Гундлихт, указывая на рабынь на шкурах, - уже носят клеймо.
      - Одна, в центре, носит его давно, - объяснил Отто, - а двух других мы заклеймили вашими клеймами.
      - Спасибо, вы избавили нас от лишних хлопот, - усмехнулся Хендрикс.
      - Тебе понравилась блондинка? - спросил Отто у Хендрикса, старшего из двух посыльных.
      - Да, - кивнул тот.
      Астубакс, я отдаю ее тебе.
      - Спасибо, вождь! - воскликнул Астубакс.
      Хендрикс изумленно уставился на вождя.
      - Поспеши к своему господину, - приказал Отто Эллин.
      Та быстро повиновалась, подбежала к Астубаксу и встала на колени, заискивающе глядя на своего господина. Она не знала, какой он человек, только твердо помнила, что полностью принадлежит ему. Она наклонилась и поцеловала ему ноги.
      - Это шутка? - наконец выговорил Хендрикс.
      - А остальные две рабыни - мои, - заключил Отто, - они будут носить мой диск.
      Янина благодарно взглянула на вождя, как и маленькая, беспомощная обнаженная брюнетка.
      - Не понимаю, - проговорил Гундлихт.
      - Я проявил гостеприимство, - добавил Отто, - а теперь вам пора возвращаться к себе в лагерь.
      - А как же женщины и дань? - растерянно пробормотал Хендрикс.
      - Дани больше нет, - объяснил Отто. - Мы собрали здесь лучшие меха и все прочее только, чтобы показать вам, как богаты вольфанги. Мы могли бы платить отличную дань, если бы не передумали. Но мы передумали ее платить.
      - Значит, никакой дани? - недоверчиво спросил Хендрикс.
      - Никакой, - подтвердил Отто.
      - Кажется, - обратился Хендрикс к Гундлихту, - вождь вольфангов зажился на свете.
      - Прежде, чем выстрелить, - предупредил Отто, глядя на револьвер в руке Гундлихта, - оглянитесь по сторонам.
      Слева на посыльных была направлена телнарианская винтовка. Остальные вольфганги отошли за линию огня, поскольку выстрел мог бы снести стену хижины. Неподалеку стояли двое воинов с мощными револьверами.
      - Мы уничтожим ваши деревни, все до единой, - пригрозил Хендрикс.
      - Но до этого вы оба умрете, - напомнил Отто.
      - Откуда вы взяли оружие?
      - Из наших арсеналов, - ответил Отто.
      - Оно незаряжено, - пренебрежительно усмехнулся Хендрикс. - Это бесполезные железки. В них нет зарядов.
      - Дай мне револьвер, - сказал Отто, протягивая руку к одному из воинов. Конечно, он знал, какой револьвер следует выбрать. Отто прицелился в голову Хендрикса, и тот мгновенно покрылся потом.
      - Мне выстрелить? - спросил Отто.
      - Как хочешь, - дрогнувшим голосом ответил Хендрикс.
      Вождь отвел револьвер и направил его в пол хижины. Он нажал на курок, и огненная полоса пролегла между Яниной и брюнеткой. Обе женщины вскрикнули и отшатнулись. Посреди пола осталась глубокая, узкая дымящаяся щель. Огонь прожег шкуры, тростник и ударил в земляной пол. По краям щели еще догорали искры, неподалеку валялись отлетевшие оплавленные камешки, которые уже остывали. По хижине распространился сильный запах паленого волоса от шкур. Конечно, вождь израсходовал единственный заряд, оставшийся в револьвере офицера. Он вновь прицелился в голову Хендрикса.
      - Так мне выстрелить? - спросил он.
      - Нет, - с трудом выдавил Хендрикс.
      Отто протянул револьвер одному из воинов.
      - Передай своему господину, Ортогу, принцу Дризриакскому, который называет себя королем Ортунгена, весточку от меня, - решительно продолжал Отто. - Скажи, что от вольфангов он больше никогда не дождется дани, а если желает примириться, пусть пошлет нам дары - золото, оружие и женщин. Тогда мы посмотрим, стоит ли жить с ним в мире.
      - Какой еще мир? - воскликнул Хендрикс. - Алеманны и вандалы непримиримо враждуют десятки тысяч лет!
      (Следует напомнить, что дризриаки были одним из племен алеманнов, которых, не считая ортунгов, было одиннадцать. Вольфанги же были одним из пяти племен народа вандалов. Самым большим и воинственным племенем вандалов некогда считались отунги, но оно было перебито в войнах, а его остатки рассеялись по Империи - иногда в качестве изгнанников, либо - федератов).
      - Как хочешь, - пожал плечами Отто. Хендрикс и Гундлихт поднялись.
      - Прежде, чем уйти, оставьте свое оружие, - приказал Отто.
      Посыльные переглянулись, а потом раздраженно расстегнули пояса с кобурами и передали их одному из воинов.
      - Это еще не все, - остановил их Отто, когда посыльные уже подходили к двери. Они в ярости обернулись. - Отто, вождь вольфангов, вызывает на поединок Ортога, вашего вождя, который называет себя королем Ортунгена.
      - Ты спятил, - хмуро сказал Хендрикс.
      - Мы уничтожим всю вашу планету, - пригрозил Гундлихт.
      - Я вызываю его на бой, - повторил Отто. - Один на один, как в старые времена.
      - Поединки не устраиваются уже тысячу лет, - возразил Гундлихт.
      - Вызов брошен, - настаивал Отто.
      - Вожди не рискуют.
      - Пусть выберет кого-нибудь вместо себя, - предложил Отто.
      - Что за чепуха, - ухмыльнулся Хендрикс.
      - Разве вольфанги не признаны племенем народа вандалов, чья законность неоспорима? - спросил Отто. - А кто такие ортунги? Они существуют?
      - Перед алеманнами и всеми варварскими племенами можно установить легитимность племени, - сказал Гундлихт.
      - Конечно, - кивнул Отто. - Но если вольфанги, племя вандалов, признает ортунгов законным племенем алеманнов, кто осмелится отрицать это?
      - Ты искушаешь нас, - вздохнул Хендрикс.
      - Передай вызов, - потребовал Отто, но Хендрикс отрицательно покачал головой. - Скажи по чести, как ты можешь отказаться передать его?
      - Я не могу, - скорее с сожалением произнес Хендрикс.
      - Почему?
      - Его ничем нельзя оправдать.
      Отто подал знак Акселю, и тот принес узел одежды. Отто осторожно развернул его, вынул позвякивающие женские украшения, а другой рукой встряхнул платье, и все это показал посыльным.
      - Узнаешь?
      - Это украшения и одежда принцессы Геруны! - воскликнул Хендрикс.
      - На "Аларии" я надел все это на рабыню, вот эту рабыню! - Отто указал на Янину, которая сжалась на полу, совсем не довольная таким поворотом дела.
      - Ты осмелился надеть их на рабыню! - оскорбленно вскричал Хендрикс.
      - Это верно, рабыня? - спросил Отто у Янины.
      - Да, господин! - робко ответила она.
      - На эту клейменую суку?! - вопил Хендрикс.
      - Да. А сама принцесса Геруна шла передо мной, нагая, с завязанным ртом, на веревке. Она шла по коридорам "Аларии", как простая рабыня, перед сотнями воинов Ортога!
      - Нет! - простонал Хендрикс.
      - Наверное, ты слышал сплетни на своих кораблях - в залах, каютах, барах? - спросил Отто. - Об этом шепчутся даже ваши корабельные рабыни.
      Хендрикс и Гундлихт переглянулись.
      - Передай это Ортогу, - сказал Отто, протягивая вещи. - Пусть они послужат доказательством моей правоты. И скажи ему, что его сестра лучше всего выглядит без этой одежды - голой, какой я видел ее у своих ног.
      - Пес! - вскричал Хендрикс.
      Отто бросил ему узел измятой и запачканной одежды с завернутыми в нее украшениями.
      - Передай вызов!
      - Обязательно передам! - решительно ответил Хендрикс.
      - А также мои приветствия принцессе Геруне, - усмехнулся Отто. - Скажи ей, что я нахожу ее тело вполне подходящим для рабыни и надеюсь когда-нибудь вновь увидеть ее у своих ног.
      - Пес! Пес! - шипел Гундлихт.
      Он шагнул вперед, но вольфанги тут же окружили его плотным кольцом.
      - Пойдем, Гундлихт, - позвал Хендрикс. - Такие оскорбления можно смыть только кровью, с оружием в руках.
      Посыльные резко повернулись и вышли.
      - Что, не захотелось брать дань? - насмешливо закричали им вслед.
      - Ну вот и все, - вздохнул Астубакс.
      - Ты и правда пес? - усмехнулся Аксель.
      - Когда-то был им, - ответил Отто, - а теперь я Отто, вождь вольфангов.
      - Они и правда могут уничтожить нашу планету, - задумчиво произнес Астубакс.
      - Этим они не смоют собственный позор, - возразил Отто.
      - Да, - кивнул Аксель, - чтобы избавиться от такого позора, мало уничтожить целую планету.
      Глава 22
      - Здесь отличные леса, - проговорил Юлиан.
      Он, вождь, Астубакс, Аксель и четверо рабынь, которые несли еду и питье, вскарабкались на плоскую вершину скалы, откуда несколько дней назад вождь - тогда еще просто боец, гладиатор, - рабыня Янина, Астубакс, Аксель и несколько воинов видели знак ортунгов, выжженный среди лесов. Пожарище чернело среди зелени, напоминая клеймо.
      Отто взглянул в небо, где виднелись только пышные облака.
      - Мы ничего не слышали уже несколько дней, - сказал он. - Интересно, дошел ли твой сигнал? - он повернулся к Юлиану.
      - Он прошел, я уверен, - ответил Юлиан.
      - Но все было так тихо, - возразил Астубакс. - Я ничего не слышал.
      - У имперского флота и дризриаков слух гораздо тоньше, - заверил его Юлиан.
      Астубакс поежился.
      - Оставьте нас, - приказал Отто.
      Все начали спускаться по тропе, оставив вождя наедине с Юлианом.
      - Когда прибудут имперские корабли, ты, конечно, будешь свободен.
      Юлиан кивнул.
      - А рабыни останутся здесь, - продолжал Отто.
      - Конечно, - согласился Юлиан. - Они же рабыни. Мы чтим закон.
      - Империя удивительна, - задумчиво проговорил Отто, - я преклоняюсь перед ней.
      - Она простирается на целые галактики, - подхватил Юлиан. - Это самое величественное государство всех времен! Оно не должно погибнуть.
      - Империя вечна, - сказал Отто. - Она всегда была и всегда будет.
      - Еще задолго до Империи, - проговорил Юлиан, - у ее истоков стоял мой род.
      - Ты любишь Империю, - заметил Отто.
      - Ей угрожает опасность.
      - Она непобедима.
      - Но ее следует защищать, - возразил Юлиан.
      - Да, тогда никакой опасности не будет.
      - Надо найти бесстрашных, истинных мужчин, чтобы защитить ее.
      - Империя не нуждается в защите, - настаивал Отто.
      - Империи угрожает натиск варваров, - объяснил Юлиан. - А граждане озабочены только своими привилегиями, богатством и совсем забыли об обязанностях и долге.
      - Защитники всегда найдутся, - ободряюще произнес Отто.
      - Это должны быть мужчины, способные противостоять варварам, продолжал Юлиан. - Такие же жестокие и воинственные, как их враги.
      - Варвары будут сражаться с варварами? - догадался Отто.
      - Они будут сражаться за Империю, а не против нее, - пояснил Юлиан.
      - Ты хочешь позвать волков, чтобы защитить овец?
      - Это рискованно, - согласился Юлиан, - но я не вижу иного выхода. Овцы не могут защищаться сами.
      - Почему ты говоришь со мной об этом? - спросил Отто.
      - Ортог считал тебя отунгом.
      - Верно.
      - Мне хотелось узнать, кто такие отунги, - проговорил Юлиан, с любопытством разглядывая своего собеседника. - Наверное, и тебе это интересно?
      - Да.
      - Отунги из народа вандалов трижды терпели поражение в восемнадцатой имперской войне, при правлении Гальбана. Большинство их погибло. Остатки пленников разбросали по всей галактике. Наследников самого воинственного и опасного клана эльбов высадили на отдаленную и совершенно необжитую планету.
      - С какой целью?
      - Чтобы возделывать землю для Империи. Разве не удивительно, что рукам воинов, привыкших держать копье и меч, пришлось взяться за косу и плуг, чтобы выращивать хлеб для своих завоевателей? Но у меня есть причины верить, что эти люди, если они выжили, сохранили традиции - они рассказывали свою историю в песнях, воспевая воинские подвиги героев.
      - Они ничего не забыли?
      - Нет.
      - Странно, - медленно проговорил Отто.
      - Интересно, останемся ли мы в живых, - сказал Юлиан, глядя на небо.
      - Не знаю, - пожал плечами Отто.
      - Алеманны многочисленны, - вздохнул Юлиан. - В Империи их боятся.
      - Империи некого бояться, - возразил Отто.
      - А знаешь, как в Империи называют алеманнов? Аатами.
      - Этого я не знал, - удивился Отто.
      - На "Аларии" ты победил Ортога из народа аатов, или алеманнов.
      - В следующий раз он не станет драться со мной, а выберет опытного бойца, - заметил Отто. - Боец решит драться тем оружием, которым я не владею.
      - Но ты уже победил Ортога в поединке, - напомнил Юлиан. - Варвары понимают и уважают это. Такая победа значит больше, чем борьба в космосе за тысячу миль друг от друга.
      - Отто пожал плечами - гражданин Империи был, несомненно, прав.
      - Где ты вырос? - спросил Юлиан.
      - В маленькой деревушке близ фестанга Сим-Гьядини, в горах Баррионуэво.
      - На какой планете?
      - На планете Тангара.
      - Как раз на нее и были высажены остатки самого воинственного и опасного клана эльбов, - сказал Юлиан.
      - Интересно, - усмехнулся Отто.
      - Кроме того, на эту планету высадили самого короля отунгов, который происходил из клана эльбов. Если мы выживем, я хотел бы отправиться с тобой на Тангару и разузнать, кто ты такой.
      - Почему?
      - Империи нужны такие люди, как ты, - просто сказал Юлиан.
      - А что, если я окажусь отунгом?
      - На это я и надеюсь.
      - Брат Вениамин из фестанга Сим-Гьядини может знать что-нибудь о моем происхождении, - вспомнил Отто.
      - Это идея, - кивнул Юлиан.
      Они спустились со скалы и присоединились к своим спутникам.
      Все мужчины, кроме Юлиана Аврелия, были облачены в шкуры. Юлиан носил грубую полотняную тунику. Рабыни теперь одевались в длинные платья, как все женщины вольфангов. Платья были без рукавов, чтобы прелестные округлые руки женщин оставались на виду. В конце концов, они были рабынями. У каждой на шнуре висел диск со знаком хозяина. Диски были кожаными, круглыми, с маленьким отверстием и петлей, через которую пропускали шнур. На этом шнуре диск вешали на шею так, что он оказывался у основания горла, и его было легко приподнять и посмотреть знак. Ноги рабынь были обмотаны тряпьем, чтобы защитить их нежную кожу от камней и сучков в лесу.
      - Идите вперед, - приказал Отто.
      Аксель, Астубакс и Юлиан направились к деревне. За Акселем шла женщина с прекрасной фигурой, его рабыня Оона, а за Астубаксом - гибкая рабыня-блондинка, Эллин. Обе шли вплотную за хозяевами, но не потому, что это было необходимо, а потому, что рабыни сами хотели быть ближе к ним. Они несли сосуды с пищей и водой, свернутые одеяла и прочий скарб, который было бы неудобно нести самим хозяевам, чьи руки держали оружие. Когда мужчины ели, рабыни прислуживали им, однако не смели сами касаться еды. Хозяева кормили рабынь из собственных рук. Трое из них, Оона, Эллин и Янина ели и пили вдоволь из рук хозяев. Безымянная брюнетка стояла на коленях в стороне. Хозяин время от времени швырял объедки на траву перед ней, и она должна была подбирать их ртом. Миска с водой стояла рядом, и рабыня лакала из нее, не смея взять в руки. "Так едят и пьют суки", - говорил ее хозяин. "Да, господин", - покорно отвечала она.
      Очаровательная, умелая, чувственная Янина прошла вперед и остановилась в нескольких ярдах. Отто, вождь вольфангов, взглянул на свою вторую рабыню.
      - Приготовься нести всю ношу.
      - Господин! - взмолилась она.
      - Может, тебе надоело ходить одетой? - осведомился хозяин.
      Рабыня жалобно взглянула на него. Ей часто приходилось раздеваться - в хижине или на пиршествах, когда она прислуживала мужчинам. "Мне нравится видеть тебя и твое клеймо, тварь", - иногда приговаривал хозяин. "Да, господин", - отвечала она.
      Как далеко была Теренния! Какой глубокой оказалась пропасть между рабством и свободой!
      Но при всей жестокости и презрении хозяин никогда не прикасался к этой рабыне, разве что иногда награждал ее болезненными ударами или отталкивал от себя тыльной стороной ладони.
      По ночам рабыню запирали в клетке, но теперь позволяли укрываться одеялом.
      - Что случилось? - спросил он, ибо по щекам рабыни струились слезы.
      - Вы не прикасаетесь ко мне, - прошептала она, - а ведь я рабыня, я всего лишь беспомощная рабыня! Почему до меня нельзя дотрагиваться?
      Вождь молча смотрел на нее.
      - Сжальтесь, господин!
      Он не открывал рта.
      - Я уже не такая, какой была. Вы должны понять это! - почти рыдала она. - Теперь я только рабыня, ваша рабыня! Я хочу оказаться в руках хозяина!
      Он молчал.
      - Разве не для этого покупают рабынь? - спросила она.
      Никакого ответа.
      - Я одинока и несчастна. Я сгораю от любви к господину, а он не удостаивает меня даже прикосновением, только бьет!
      Вождь продолжал молчать.
      - Вы даже не дали мне имени!
      - Верно, - кивнул он.
      - Мне нужно имя!
      - Ты не заслужила имени, - холодно возразил он.
      - Так дайте мне возможность заслужить имя, господин! - захлебываясь слезами, взмолилась рабыня.
      Он отвернулся.
      - Бери свою ношу, - сказал он, не глядя на рабыню.
      - Да, господин, - беспомощно прошептала она.
      Вождь пошел по тропе, за ним последовала Янина.
      Безымянная рабыня, плача, взвалила узел на спину, придерживая его за веревки. Затем она поспешила за остальными, которые уже успели уйти далеко вперед по тропе.
      Над головами идущих простиралось ясное небо.