— Почему он хочет убить Марленуса?
— Они боятся его, — ответила Нела. — Боятся, что он снова вернется в Ар.
— Разве такое возможно?
— В наши дни все возможно.
— А ты хотела бы видеть Марленуса снова в Аре? — спросил я.
— Он был, — гордость прозвучала в голосе девушки, убаром убаров.
Ее руки были сильны, но сейчас я почувствовал, что они дрожат.
— Знаешь, что он сказал, когда, лишив хлеба, соли и огня, его прогнали из Ара, приказав под страхом смертной казни никогда не возвращаться сюда? — спросила она.
— Что?
— Даже не знаю, говорить ли тебе…
— Ты, наверное, сама не веришь в это.
— Я могла бы сказать тебе, что я слышала, но будет лучше, если ты не узнаешь об этом.
— Как хочешь, — я услышал в её голосе страх.
— Он сказал: «Я вернусь в Ар».
— А ты хотела бы видеть его на троне? — поинтересовался я.
Она усмехнулась:
— Я местная уроженка. А он — Марленус, настоящий убар убаров Арской Империи!
Я перевернулся, обнял Нелу и поцеловал. Я не стал ей рассказывать о том, что сегодня в полдень видел Марленуса в Аре.
Выходя из бань, я столкнулся со старшим смотрителем, которого видел на улице, когда сражались игрок и винодел. Это был низкорослый человек с коротко подстриженными каштановыми волосами и суровой квадратной физиономией. На его рукаве красовалась зеленая повязка.
— Вижу, теперь вы носите красную одежду воина. Она лучше, чем черная убийцы, — заметил он.
Я не ответил.
— Знаю, при охоте полезна маскировка, — он ухмыльнулся. — Мне понравилось, что вы дали игроку золотой.
— Он не принял его. Сказал, это черное золото.
— Да, это было так, — согласился старший смотритель и повторил: — Это было так.
— Теперь мне нужно достать немного желтого золота.
Я повернулся, чтобы уйти, и услышал:
— Если намереваетесь пообедать где-нибудь поблизости, разрешите мне присоединиться к вам?
Я не возражал.
— Я знаю отличную таверну зеленых. Там неплохие закуски и вина.
— О, я голоден и не прочь выпить, — откликнулся я, — скорее ведите меня в эту таверну.
Таверна, как и Капасианские бани, находилась в двух шагах от стадиона. Называлась она просто «Зеленой таверной». Ее владельцем был плешивый красноносый парень по имени Климус. Рабыни, обслуживающие здесь посетителей, носили зеленые шелка удовольствий, столы, стены и даже занавески также были зелеными. На стенах тут и там пестрели списки рекордов тарнсменов команды, красовались портреты знаменитых наездников-победителей, выступавших за зеленых, висели седла и упряжи чемпионов прошлых лет.
Однако нынешним вечером посетители таверны были в подавленном настроении — ни один из зеленых не вошел в число победителей гонок. Поэтому вместо состязаний в таверне обсуждалось исчезновение дочери главы городской администрации, высказывались предположения о её возможном местонахождении, дискутировалось о том, как же её можно было выкрасть при стольких охранниках. К тому же, когда это все произошло, около Главного Цилиндра не было замечено ни одного тарна, ни одного чужеземца, видели только людей, часто бывающих в цилиндре. В Аре повсюду говорили, что за всем этим скрывается какая-то тайна.
Старший смотритель, которого звали Мипом, заказал жареного мяса боска, желтого хлеба, гороха, маслин и сыра. Я купил паги, и мы не единожды осушали и вновь наполняли кружки. Принимая во внимание касту, к которой принадлежал Мип, и глядя на его короткую кожаную куртку, кепку с зеленой кисточкой, стриженые волосы, становилось ясным, что старший смотритель не богат. Волосы стригли все работники, обслуживающие тарнов, работа у них была не из легких.
По каким-то непонятным причинам Мип, казалось, проникся ко мне симпатией. Он очень много говорил об организации гонок, о разногласиях в этих вопросах, об обучении тарнов и тарнсменов, о планах зеленых и других команд, о выдающихся птицах и всадниках. Я и не предполагал, что узнаю так много нового.
Когда мы все съели и выпили, Мип, похлопывая меня по плечу, пригласил посетить стойла тарнов в цилиндре, где он работал. Я обрадовался приглашению, так как никогда прежде не видел ничего подобного.
Мы побрели по темным улицам Ара. Несмотря на мои опасения, к нам никто не пристал. Видимо, меч, висящий у меня на боку, разубедил желающих позариться на наши кошельки или жизни. В Аре редко встречались грабители, рискующие напасть на воина.
Стойла занимали примерно одну шестую часть огромного цилиндра, где, кроме них, располагались многочисленные конторы и общежития зеленых. Здесь бережно хранились вещи, принадлежавшие истории зеленых, призы и списки рекордов, а ведь это был один из четырех цилиндров зеленых в городе. Я заметил, что мой приятель был, кажется, старшим в этих огромных стойлах, занимающих столько этажей цилиндра.
Под крышу уходили насесты — толстые деревянные изогнутые жерди, закрепленные в стенах цилиндра. Хотя многие из них сейчас пустовали, вокруг было около сотни прикованных цепями птиц. Насколько я знал, раз в два дня, когда по стойлам не разгуливали посторонние, птицам разрешалось разминаться. Вода для питья на треугольной платформе подавалась прямо к насестам, но и на полу стояла цистерна. Пищу для тарнов, а употребляли они только мясо, вешали внизу на крюк и с помощью лебедок поднимали к насестам. Гоночные тарны ценные птицы, и смотрители не хотели, чтобы они покалечили друг друга в борьбе за добычу.
Войдя в стойла, Мип сразу же снял с крюка кусок мяса, с соседнего взял другой и протянул мне. Гулять здесь без такой приманки было занятием весьма опасным. Ответив на приветствия, Мип начал свой обход. С ловкостью, которая могла появиться только после многих лет работы в стойлах, он карабкался по деревянным балкам, иногда не меньше сорока футов высотой, и проверял птиц одну за другой. Возможно, потому, что был слегка пьян, я последовал за ним.
Спустя какое-то время мы оказались около одного из четырех широких открытых порталов, предназначенных для доступа свежею воздуха и приема птиц с улицы. Балка для посадки тарна выходила через проем и выступала далеко вперед от стены цилиндра, нависая над городом. Огни ночного Ара поражали своей красотой. Я выглянул наружу: крыша находилась от меня в десяти футах. Человек, если он был достаточно смел и ловок, мог спрыгнуть с крыши и, схватившись за балку, проникнуть в цилиндр. Однако великолепие ночною Ара отвлекло меня от этих мыслей. Я всегда восхищался этим городом его мостами, фонарями, светящимися окнами бесчисленных цилиндров. Тут я почувствовал, что Мип стоит позади меня. Посмотрев вниз, я покачал головой: улица, казалось, качалась подо мной. Далеки внизу два или три человека шли с факелами в руках Мип приблизился ко мне. Повернувшись, я улыбнулся ему, он отступил и сказал:
— Ты бы лучше не стоял на краю. Там опасно.
На небе светили три луны Гора, большая и две поменьше, одна из которых почему-то называлась «Тюремной». Решив, что действительно лучше возвратиться, я подошел к насестам.
Мип ласково поглаживал клюв одной из птиц, на вид очень старой. Это был красновато-коричневый тарн с облысевшим теменем и бледно-желтым клювом.
— Это Зеленый Убар, — потрепав шею птицы, сказал мне Мип.
Я слышал о Зеленом Убаре. Он был известен всем дюжину лет назад, когда стал победителем более тысячи гонок. Вспомнилось и имя его наездника, знаменитого гонщика зеленых — Мелиполуса с Коса.
— Ты умеешь обращаться с тарнами? — спросил Мип.
Мне припомнилось, что убийцы, как правило, были искусными наездниками, и я ответил:
— Да, умею.
— Я пьян, — признался Мип, продолжая поглаживать птицу. Тарн вытянул шею.
Мне было любопытно, почему Зеленого Убара, знаменитого в далеком прошлом, не уничтожат. Можно было предположить, что его сохраняют из сентиментальности, но спортсмены и администраторы команд, по-моему, этим качеством не обладали. Тарны, становясь старыми, уже не приносили пользы, и говорили, что их, как и немощных рабов, попросту уничтожали.
— Какая прекрасная ночь, — сказал я.
Мип усмехнулся.
— Для того, чтобы полетать, — сказал он и, добравшись до места, где висели гоночные седла и сбруи, снял два комплекта, один из которых бросил мне, кивком головы указав на сидящего через два насеста сразу насторожившегося коричневого тарна.
Гоночная упряжь, как и обычная, имела два кольца для шеи птицы и седла и шесть ремней. Главное различие заключалось в длине, а значит, и в натяжении поводьев между кольцами, и в седлах в отличие от обычного, массивного, с ножнами и застежками для пленниц гоночное седло было простым и легким. Мне не сразу удалось закрепить его, тарн почувствовал неуверенность моих движений. Когда с этим все же было покончено, мы с Мипом освободили птиц от пут. Мип оседлал Зеленого Убара. Птица гордо выпрямилась, расправила крылья.
Мы пристегнули ремни безопасности. Два узких ремня казались надежнее, чем один широкий, применяемый на обычном седле. Два ремня, пристегивающие всадника к седлу, придают ему большую уверенность. Теоретически менее вероятно, что они разорвутся одновременно, так как прилагаемые усилия распределяются между ними поровну и соответственно уменьшаются вдвое. Кроме того, с двумя узкими ремнями достигается экономия в весе. Если же принять во внимание, что соревнования в основном проводятся над сетками, то становится понятным, что главная функция ремней в гонке просто поддерживать всадника в седле, а не защищать его жизнь.
— Не пытайся управлять тарном, пока не покинешь цилиндр, — предупредил меня Мип. — Должно пройти время, прежде чем ты привыкнешь к упряжи, — он усмехнулся. — Здесь нет боевых тарнов.
Слегка дернув поводья, Мип вывел старого тарна из стойла, тот насторожился, черные глаза злобно засверкали. Мой тарн резко, так, что я даже вздрогнул, поспешил за Зеленым Убаром.
Мы с Мипом забалансировали на балке вне цилиндра над городом. Как всегда, находясь на спине тарна, я был взволнован. Мип же был бодр и сосредоточен. Мы огляделись, любуясь мостами и огнями цилиндров и наслаждаясь свежестью легкого ветра. Яркие звезды и белые луны подчеркивали темноту летней горианской ночи. Мип взмыл вверх и направил тарна между цилиндрами. Я хотя и осознавал опасность полета, зная, что гоночные тарны более маневренны, чем тяжелые длиннокрылые обычные птицы, тоже слегка тронул поводья.
Мое тело дернулось назад, я почувствовал, как в него впились ремни безопасности, и спустя мгновение догнал Мина в захватывающем дух полете.
Огни Ара, фонари на мостах, смутно вырисовывающиеся крыши цилиндров мелькали подо мной далеко внизу.
Внезапно Мип, изменив направление, оставил цилиндры справа и завис над стадионом, на котором днем проходили гонки.
Сейчас стадион пустовал, толпа давно схлынула.
Длинные многоярусные ряды белели в свете трех горианских лун. На стадионе валялось много мусора, его уберут лишь перед следующими гонками. Длинные сетки под кольцами были сняты, свернуты и лежали около стен. Лишь разрисованные деревянные головы тарнов, используемые в гонке для отметки кругов, по-прежнему торчали на своих шестах. При лунном свете песок казался таким же белым, как и разделяющие стены. Я посмотрел на Мипа. Он молча сидел на тарне.
— Подожди здесь, — сказал он мне, сажая тарна на ограду стадиона. Я последовал его примеру.
Я остался ждать на ограде, глядя вниз на открывающийся моему взору пустынный стадион.
Мип на Зеленом Убаре на фоне белого песка казался темной, быстро передвигающейся точкой.
Я увидел, как его тарн опустился на первый шест и какое-то время оставался неподвижным.
Внезапно, резко взмахнув крыльями — я услышал их хлопанье с расстояния более двух сотен ярдов, — тарн сорвался с шеста и с приникшим к его спине Мипом со скоростью молнии достиг первого препятствия — трех больших прямоугольников, пересек их, затем так же стремительно прошел сквозь первое круглое кольцо, потом, развернувшись, сквозь второе и третье. Махая крыльями с невероятной частотой, Зеленый Убар миновал прямоугольные «кольца» с другой стороны, разделяющей стены, и, прочертив непрерывную траекторию сквозь оставшиеся круглые, сложил крылья, резко опустился на последний шест и застыл в позе победителя.
Какое-то время они оставались там, потом тарн вновь взмыл в воздух и повернул в мою сторону. И вот уже Мип приземлился рядом со мной на высокую ограду, опоясывающую стадион.
Он молча посмотрел вниз, затем так же молча поднял птицу в воздух. Я последовал за ним. Через несколько минут мы были уже в стойле. Мы вернули птиц на насесты, наложили на них путы, и, сняв седла и упряжи, повесили их на место. Затем, желая ещё раз ощутить прохладу и полюбоваться красотой ночи, я вновь шагнул на балку, нависающую над городом.
— Я получил большое удовольствие, — сказал я Мипу, стоящему рядом.
— Я рад, — отозвался он.
Не глядя на него, я спросил:
— Хочу тебя спросить. Если не хочешь, можешь не отвечать.
— Слушаю.
— Ты знаешь, я охочусь за человеком… — начал я.
— Люди черной касты часто охотятся, — ответил Мип.
— Я хочу спросить, знаешь ли ты, кто из зеленых был в Ко-Ро-Ба в ен'варе этого года?
— Знаю.
— И кто же?
— Я. Я был в Ко-Ро-Ба в ен'варе.
Я заметил в руке Мипа небольшой метательный нож.
Изготовлялся он в Аре, размером был меньше южной кайвы, его лезвие сужалось к концу только с одной стороны.
— Интересный нож, — сказал я.
— Все старшие смотрители носят такие ножи, — поигрывая лезвием, сообщил Мип.
— Сегодня на гонках я видел, как всадник разрезал ремни, освобождаясь от падающего тарна, — сказал я.
— Возможно, у него был такой же нож, — теперь Мип держал нож за конец лезвия.
Внезапно я ощутил холод ночного ветра.
— Ты умеешь бросать такой нож? — поинтересовался я.
— Да. Я могу поразить глаз тарна с тридцати шагов.
— Тогда ты действительно мастер.
— А тебе знаком такой нож? — в свою очередь спросил Мип.
— Нет.
Хотя внешне это никак не проявлялось, каждый мой нерв был натянут. Я знал, что Мип мог бросить нож внезапно, но надеялся успеть выхватить из ножен меч и ни на минуту не забывал, на какой высоте нахожусь.
— Хочешь подержать его в руках? — спросил Мип.
— Хочу, — ответил я и приготовился.
Мип метнул нож, но не сильно, он летел прямо мне в руки, и я поймал его. Казалось, сердце мое остановилось.
Я попробовал нож на баланс, рассмотрел лезвие, рукоятку.
— Ушел бы ты все же с жерди. Это опасно, — посоветовал Мип.
Я бросил ему нож, вернулся в стойло и вскоре уже возвращался в дом Кернуса.
Глава 14. ТЕМНИЦА
Перешагнув порог дома Кернуса, я оказался в коридоре, ведущем к недавно показанной мне Хо-Ту роскошной комнате с массивной закрывающейся на задвижку дверью, в которой Кернус держал особых пленниц. С удивлением я заметил, что около двери стоят четыре охранника.
Зайдя в свою комнату, я нашел Элизабет спящей на циновке, закутанной в репсовое одеяло. Ее ошейник был цепью прикован к кольцу.
Все рабыни, обслуживающие гостей дома Кернуса, как правило, тщательно охранялись. Меры предосторожности обеспечивались стражниками, делающими обход. Если бы я находился в комнате, Элизабет не заковали бы, так как мое присутствие гарантировало бы достаточную охрану. Обычно ночью мы закрывались на засов и спали в объятиях друг друга. Итак, я вошел и закрыл дверь на задвижку Элизабет приподнялась, звеня цепями, и сонно протерла глаза.
Она была одета в короткую тунику из красного шелка удовольствий, предписанную для неё как для рабыни, находящейся в обучении. Однако Вирджиния и Филлис до сих пор носили обычные платья из белого шелка и, как рассказывала мне Элизабет, по-прежнему были закованы в простые металлические ошейники. Ошейник Элизабет сменили на эмалевый красного цвета.
Приподняв лампу, я заметил, что пол комнаты вымыт, с сундуков и шкафов вытерта пыль, шкуры почищены и аккуратной стопкой лежали на каменном ложе. Да, девушка безупречно следила за чистотой. Я почувствовал удовлетворение от того, что прекрасная мисс Элизабет Кардуэл, рабыня в доме Кернуса, обязана убирать в моей комнате. Я наслаждался домашним уютом. Раньше Элизабет опрометчиво предполагала, что рутинную домашнюю работу мы будем распределять поровну, но, надев ошейник рабыни, она с раздражением признала, что должна подчиняться моим желаниям. Забавно, что уже вскоре она стала необыкновенно покорной, отзывчивой, страстной. Подозреваю, что женщины, даже такие гордые, красивые и умные, как Элизабет Кардуэл, тайно желают, чтобы мужчины были сильными и командовали ими просто как женщинами, не оставляя права выбора, а лишь обязанность выполнять любые мужские желания.
Я освободил Элизабет от ошейника и цепей.
Она подозрительно принюхалась.
— Ты опять был в банях?
— Был.
— В бассейне Синих Цветов? — продолжала она допрос.
— Да.
— Там хорошенькие девушки? — поинтересовалась Элизабет.
— Не такие хорошенькие, как ты, — ответил я.
— Ты — хорошо пахнущее животное, — подвела она итог и взглянула мне в лицо. — Возьми меня когда-нибудь в бассейн Синих Цветов.
— В Капасиане много других прекрасных бассейнов.
— Нет, ты мне ответь, возьмешь ты меня в бассейн Синих Цветов или нет? — настаивала Элизабет.
— Возможно.
— Ты — животное, — она улыбнулась, поцеловала меня и села на циновку. — Пока ты занимался плаванием, я беседовала с Капрусом.
Я сразу же стал серьезен и приготовился внимательно выслушать Элизабет. До сих пор этот высокий, сухопарый, суровый книжник не давал нам никакой информации.
— Он сказал мне, — продолжала Элизабет, — что нашел большое количество карт и записей. Но чтобы скопировать их, необходимо много времени, а он не может оставить свои обязанности на долгий срок.
— Карты? — спросил я. — Записки на горианском?
— Он говорит — да.
— Интересно, — я не стал говорить Элизабет, что ожидал, что карты будут с координатами, возможно зашифрованными, а записки — закодированными.
— Наша задача — доставить копии в Сардар, — сказала Элизабет.
— Ну, это нетрудно. Я могу свободно выходить из дома. Да и ты после того, как отработаешь с Капрусом и после обучения, сможешь покидать его.
— Не думаю, что это будет так просто.
— Не думал и я.
Мы появились в доме Кернуса потому, что, согласно сообщениям, Капрус мог и не получить документов. И тогда мы — я как наемник, а Элизабет как рабыня дома Кернуса — постарались бы обнаружить эти документы и завладеть ими. Воин Тентиса, который был убит и так похож на меня, предоставил мне возможность появиться в Аре в облике убийцы.
— Но, вероятно, придется очень долго ждать, может быть, месяцы, — сказал я.
— Да, это так.
— За это время «Другие» могут продвинуться вперед основать новые базы, создать новые сферы влияния, подготовить все для вторжения своей армии.
Элизабет кивнула.
— Лучшее, что мы можем сделать, — предложил я, — это переправлять материалы, которые скопирует Капрус, в Сардар частями. У меня много свободы, и я могу быть связным между Аром и горами Царствующих Жрецов.
— К сожалению, Капрус сказал, что не передаст нам материалы, пока не скопирует их полностью, — сказала Элизабет.
— Но почему? — я начинал злиться.
— Он боится, станет известно, что документы поставляются из дома Кернуса. Он опасается, что в Сардаре есть шпионы, которые обнаружат, откуда присылаются бумаги, и нас раскроют.
— Думаю, это невозможно.
— Но Капрус думает иначе.
Я пожал плечами:
— Нам придется делать так, как хочет Капрус.
— У нас нет выбора, — согласилась Элизабет.
— Когда информация будет готова для передачи, думаю, нам придется разделиться.
Элизабет усмехнулась:
— Капрус, конечно же, не пожелает остаться здесь.
Уверена, все заслуги он присвоит себе.
— Предполагаю, Капрус из благоразумия никому не доверяет, — с улыбкой сказал я.
— Он играет в опасные игры, Тэрл.
Я кивнул.
— Итак, — подвела итог Элизабет, — мы должны ждать.
— Плюс к этому я хотел бы найти того, кто убил воина из Тентиса, погибшего на мосту в Ко-Ро-Ба.
— Ты же даже не знаешь, кто это был, — напомнила Элизабет.
Я взглянул на девушку так сурово, что она потупила глаза.
— Извини, — тихо сказала она, — это только значит, что я очень боюсь за тебя.
Я с нежностью взял её руки в свои:
— Я знаю.
— Сегодня ночью помоги мне, поддержи меня. Я очень боюсь.
Я притянул её к себе и поцеловал. Она положила мне голову на плечо.
Так и не сумев заснуть, я покинул Элизабет и надел свою тунику убийцы. Появление Марленуса в Аре заставило меня задуматься. Я знал — убар убаров пришел сюда не для того, чтобы полюбоваться гонками. Я вспомнил, что в банях Нела весьма уклончиво говорила о своем отношении к убару, хотя, несомненно, очень многое слышала в Капасиане. Возможно, в Аре существовало какое-то общество, о котором я ничего не знал. К примеру, я ничего раньше не слышал о попытках разыскать и убить Марленуса в Валтае — попытках, которые предпринимались, но не удались. Сейчас у нынешней власти Ара появилась отличная возможность обнаружить и уничтожить прежнего убара.
Я вышел из комнаты и, погруженный в думы, стал бродить по дому Кернуса. Прошел мимо охранников, но никто не окликнул меня. Мне была предоставлена полная свобода перемещений.
Я испытывал раздражение от того, что Капрус не захотел показывать результаты своего труда до полного его завершения. Я не понимал причины его страха. Но с другой стороны, то, что он достал документы и уже делал копии с них, радовало меня. Ведь это означало, что наша с Элизабет работа теперь сводится только к тому, чтобы передать документы, правда через несколько месяцев, в Сардар. Когда все будет готово, я мог бы купить тарна с несущей корзиной и, взяв с собой Элизабет и Капруса, уже через пять дней очутиться в Сардаре, в полной безопасности, встретиться с Миском, Куском, Ал-Ка, Та-Ба и другими моими друзьями. Меня по-прежнему приводил в недоумение тот факт, что карты и документы не зашифрованы и написаны на горианском.
Это можно объяснить только тем, что «Другие» уверены бумаги в доме Кернуса находятся в безопасности.
Внезапно я услышал дикий, ужасный крик, похожий на рев животного, и подумал, что, наверное, это зверь, которого так боялся Хо-Ту. От ужаса волосы поднялись у меня на голове, я остолбенел. Но так как крик больше не повторился, то спустя какое-то время я продолжил свою прогулку, испытывая, однако, большое облегчение от уверенности, что страшный зверь содержится в клетке. Не хотел бы я повстречаться с ним один на один в холле дома.
Ноги машинально привели меня в коридор, к массивной двери, за которой находилось помещение для особых трофеев. Четверо охранников все так же стояли на страже. К своему удивлению, у двери я столкнулся ни с кем другим, как с хозяином дома — Корпусом. На нем была длинная черная грубошерстная мантия, обрамленная тремя шелковыми полосами — желтой и двумя синими. На шее поблескивал медальон с изображением герба дома — тарна со скованными кандалами лапами. Остекленевшими серыми глазами он молча наблюдал за мной. Но потом кривая улыбка коснулась его сурового рта.
— Вы поздновато бодрствуете, убийца, — сказал он.
— Не могу уснуть, — объяснил я.
— Я думал, люди вашей касты спят крепче всех.
— Кажется, я что-то не то съел.
— Может быть. Ну и как, ваша охота успешна?
— Я ещё не нашел того убийцы.
Кернус хмыкнул в ответ.
— Предполагаю, что выпил плохой паги — вот и не спится, — сказал я.
Кернус рассмеялся:
— Это хорошо, что вы здесь. Я хочу вам кое-что показать.
— Что?
— Гибель дома Портуса.
Мне было известно, что дом Портуса был единственным из оставшихся конкурентов Кернуса в борьбе за полный контроль над работорговлей в Аре. На эти два дома в сумме приходилось около семидесяти процентов всего объема торговли рабами в городе. Несколько второстепенных домов уже закрылись, а оставшиеся тридцать процентов приходились на небольшие, не опасные для Кернуса дома.
— Следуйте за мной, — сказал Кернус и вошел в дверь, распахнутую перед ним охранниками.
Мы очутились в коридоре, идущем к большой комнате со стеклянным экраном, за которым располагалась металлическая решетка. Вновь заглянув через стекло, обратной стороной которого было зеркало, я увидел роскошную комнату со шкафом и сундуком, задрапированными шелком, с коврами, мягкими диванами и ванной, находящейся за портьерой. Теперь в этой поражающей роскошью комнате томилась пленница.
Поразительно красивая, но с чертами лица, говорящими о жестокости, девушка в ярости металась из одного конца комнаты в другой, словно молодая, посаженная в клетку самка ларла. Судя по великолепию одежд, можно было не сомневаться она принадлежала к высшей касте, была объектом зависти всех свободных женщин в Аре.
— Вот посмотрите. Это и есть гибель дома Портуса, — кивнул на неё Кернус.
У девушки были прекрасные волосы — вьющиеся, длинные, которые скорее всего никогда не стриглись, огромные черные сверкающие глаза и несколько широкие скулы. Ее узкие запястья были скованы металлическими кандалами весом не менее фунта, но они не ограничивали её передвижений по комнате.
— Я хочу, — сказал Кернус, — чтобы она ощутила сталь на своих руках, тяжесть кандалов.
Девушка в это время, откинув руки в кандалах за голову, стояла неподвижно, устремив в потолок застывший взгляд. Но потом она, зарычав от ярости, изо всей силы ударила цепью по шкафу, по дивану и лупила по ним снова и снова. Отведя этим душу, красавица, немного успокоившись, постаралась освободить руки. Она даже подскочила к ванне и смазала маслом запястья, но это ей не помогло — кандалы не поддавались. Тогда она зарыдала и, метнувшись в центр комнаты, с ещё большей неистовостью стала бить по дивану цепью, затем, опустившись на колени, начала колотить его кулаками. Я почувствовал рядом с собой какое-то движение, повернулся и увидел женщину в красной тунике кухонной рабыни, несущую поднос с фруктами и кувшин вина. За ней следовал охранник. Рабыня робко постучала в дверь. Девушка отскочила от дивана, вытерла руки полотенцем и, отбросив волосы назад, застыла в царственной позе.
— Войдите, — сказала она.
Охранник открыл дверь, и рабыня вошла, скромно опустив голову, поставила поднос с фруктами и вином на небольшой низенький столик у дивана и все так же с опущенной головой направилась к двери.
— Подожди, — приказала девушка.
Рабыня упала на колени и склонила голову.
— Где твой хозяин? — требовательно спросила девушка в кандалах.
— Не знаю, госпожа, — испуганно ответила кухонная рабыня.
— Кто твой хозяин?
— Мне не разрешили это вам говорить, госпожа.
Девушка в кандалах шагнула к ней, схватила за ошейник — рабыня дернулась, стараясь высвободить голову. Девушка же, нагнувшись, тщательно изучила надпись на ошейнике и рассмеялась, затем с презрением оттолкнула рабыню. Та лежала на полу, боясь пошевелиться. Девушка грубо лягнула её ногой и прорычала:
— Убирайся, рабыня!
Кухонная рабыня моментально вскочила на ноги и выбежала из комнаты. Дверь захлопнулась, и охранник закрыл её на засов.
Кернус жестом остановил рабыню. Та опустилась на колени и замерла, не произнося ни слова, в глазах её были слезы. А Кернус вновь привлек мое внимание к происходящему в запертой комнате. Казалось, настроение пленницы улучшилось. В её движениях появилось ещё больше высокомерия. Она посмотрела на поднос, рассмеялась, взяла фрукт и, усмехнувшись, вонзила в него зубы.
— Я знаю, что я сделаю с этой девицей, — сказал Кернус. — Я намеревался бросить её к мужчинам-рабам, чтобы они пользовались ею до того момента, как она покинет наш дом, но не сделаю этого. Я пока наблюдаю за ней, она интересна мне. Перед тем как она покинет дом, я сам займусь ею, но красотка не узнает, кому она будет служить. Когда я буду приходить к ней, ей на глаза будут надевать повязку.
— А в конечном итоге что вы собираетесь сделать с ней? — поинтересовался я.
— У неё прекрасные волосы, не так ли?
— Прекрасные.
— Думаю, она очень гордится ими, — продолжал размышлять Кернус.
— Несомненно, — не стал возражать я и на этот раз.
— Так вот, я состригу ей волосы, завяжу глаза и отправлю на тарне в другой город, к примеру Тор, где её продадут на публичных торгах.
— Полагаю, такую девушку можно продать и персонально.
— Нет, — сказал Кернус, — её продадут в общей массе.
— Но как это связано с домом Портуса? — спросил я.
Кернус рассмеялся:
— Вы убийца, а не игрок, не умеете рассчитывать ходы вперед.
Я пожал плечами.
— Эта девица быстро вернется в Ар. Если будет необходимо, я помогу ей вернуться.
— Ничего не понимаю, — сказал я.
Кернус жестом приказал кухонной рабыне подойти поближе. Она поспешила выполнить приказание.
— Посмотрите на ошейник.
Я прочитал надпись на ошейнике: «Я собственность дома Портуса».
— Она вернется в Ар, — повторил Кернус, — и день её возвращения будет днем падения дома Портуса.
Я посмотрел на Кернуса.
— Эта девушка, конечно же, Клаудия Тентиус Хинрабия, — сказал он.
Глава 15. В ДОМ КЕРНУСА ПРИХОДИТ ПОРТУС
Я наблюдал, как Филлис Робертсон исполняет свой танец, грациозно двигаясь по выкрашенным в алый цвет шкурам, расстеленным в промежутках между столами, под устремленными на неё взглядами воинов Кернуса и членов обслуживающего персонала его дома.
Рядом со мной сидел Хо-Ту, ложка за ложкой отправляющий в рот свою неизменную овсянку. «Танец Пояса», придуманный и доведенный до совершенства танцовщицами Порт-Кара, сопровождался ритмичными музыкальными аккордами. Кернус, как обычно, был всецело погружен в игру с Капрусом и сидел, не отрывая взгляда от доски.
С течением недель, проведенных мною в доме Кернуса, незаметно складывавшихся в месяцы, во мне начало постепенно нарастать нетерпение, и меня все чаще стали посещать дурные предчувствия.