10. КАРАВАН

— Не трогайте его, — сказал Казрак. — Это мой брат по мечу, Тэрл из Бристоля.

Он говорил в полном соответствии с кодексом воинов Гора, законы которого были для него столь же привычными, как дыхание, и которые я, Тэрл Кэбот, поклялся выполнять в Зале Совета Ко-Ро-Ба. Тот, кто пролил вашу кровь, становится братом по мечу, если вы не отречетесь от своей крови на оружии. Это родство между воинами Гора устанавливается несмотря на город, которому они служат. Это кастовая традиция, выражение уважения воинов к тем, кто разделяет тяготы их жизни и профессии, независимо от того, в каком городе он живет или какой Домашний Камень почитает.

Пока я стоял в кольце копий охраны каравана, стена тарларионов вдруг раздвинулась, пропуская Минтара из касты Торговцев. Богато украшенная платформа висела между двух медленно идущих тарларионов. Звери остановились по приказу возницы и занавеси раздвинулись. Внутри на подушках из шелка сидела человекоподобная жаба с круглой, как яйцо тарлариона, головой, с глазами, утонувшими в складках жира. С подбородка свисала тощая прядь волос. Маленькие глазки торговца, бегая, как у птицы, быстро оглядели всю сцену. Их подвижность была пугающей по сравнению с их нездорово раздувшимся хозяином.

— Итак, — сказал торговец. — Казрак из Порта Кар встретил соперника?

— Это мой первый проигрыш, — гордо сказал Казрак.

— Кто ты? — спросил Минтар, изучив сперва меня, а затем Талену, которая мало его заинтересовала.

— Тэрл из Бристоля. А это моя женщина, что я подтвердил мечом.

Минтар закрыл глаза, потом снова открыл и погладил бороду. Он явно ничего не слышал о Бристоле, но не хотел признаться в этом перед своими людьми. Более того, он был настолько умен, что даже не стал претендовать на знание города. Действительно, а вдруг его не существует?

Минтар взглянул на кольцо воинов, окружающее меня.

— Вызовет ли кто из моей стражи Тэрла из Бристоля на бой за женщину?

— спросил он.

Воины нервно зашевелились. Казрак рассмеялся. Один из всадников сказал:

— Казрак из Порта Кар — лучший воин в караване.

Лицо Минтара затуманилось.

— Тэрл из Бристоля, — сказал он, — ты вывел из строя моего лучшего воина.

Один или два воина покрепче ухватились за копья. Я внезапно почувствовал, что несколько наконечников приблизились ко мне.

— А значит, причинил мне убыток, — сказал Минтар. — Можешь ли ты уплатить мне за такой меч?

— У меня нет другой ценности, кроме этой девушки, но я не могу отдать ее.

Он снова посмотрел на Талену без всякого интереса.

— Ее цена не выше половины платы за такого воина, как Казрак.

Талена вздрогнула как от пощечины.

— Значит, мне нечем уплатить тебе, — сказал я.

— Я торговец, — сказал Минтар, — и мои законы указывают мне плату.

Я решил продать жизнь подороже. Странно, но меня заботило лишь то, что случиться с девушкой.

— Казрак из Порта Кар, — сказал Минтар, — согласен ли ты поделиться с Тэрлом из Бристоля своей платой, если он займет твое место?

— Да, — сказал Казрак, — он мой брат по мечу и сделал мне честь…

Минтар был доволен. Он взглянул на меня:

— Тэрл из Бристоля, согласен ли ты служить Минтару, торговцу?

— А если я не соглашусь?…

— Тогда я прикажу своим людям убить тебя, — вздохнул Минтар, — и мы оба много потеряем.

— О, Убар Торговцев! — сказал я. — Я не хочу причинять тебе еще больших убытков.

Минтар развалился на подушках, довольный сделкой. К моему удивлению, он боялся, как бы частицу его добра не принесли в жертву. Он скорее убил бы человека, чем потерпел бы убыток в одну десятую диска тарна, так как соблюдал он закон своей касты.

— А что насчет девушки? — спросил Минтар.

— Она останется со мной, — ответил я

— Если хочешь, я куплю ее.

— Она не продается.

— Двадцать дисков, — предложил Минтар.

Я рассмеялся.

Минтар тоже улыбнулся.

— Сорок.

— Нет.

Это ему менее понравилось.

— Сорок пять, — бесстрастно продолжил он.

— Нет, — повторил я.

— Она из Высшей Касты? — спросил Минтар, удивленный равнодушием к его предложениям. Вероятно, его цена была ниже стоимости девушки из Высшей Касты.

— Я, — гордо сказала Талена, — дочь богатого торговца, богатейшего на Горе, украденная у отца этим тарнсменом. Его тарн был убит, и он взял меня в Бристоль, чтобы сделать рабыней.

— Богатейший торговец Гора — это я, — холодно заметил Минтар, и Талена поперхнулась. — Если твой отец торговец, назови его имя. Я должен знать его.

— Великий Минтар, — вмешался я, — прости эту самку тарлариона. Ее отец — козий пастух в болотистом лесу Ара, и я украл ее, то есть она сама просила похитить ее. По глупости своей, она думала, что я возьму ее в Ар, наряжу в шелка и драгоценности, поселю в высочайшем цилиндре. Но едва мы покинули деревню, я надел на нее наручники и повел в Бристоль, где она будет пасти моих коз.

Солдаты заржали и Казрак громче всех. На мгновение я испугался, что она объявит себя дочерью Марленуса, предпочтя публичную казнь маске отпрыска пастуха коз.

— Ты можешь держать ее на моей цепи, пока служишь мне, — сказал торговец.

— Минтар щедр, — промолвил я.

— Нет, — сказала Талена, — я разделю шатер своего воина.

— Как хочешь, — сказал Минтар. — Если хочешь, я продам ее в городе Шатров и прибавлю плату к твоему жалованию.

— Если я продам ее, то сам, — сказал я.

— Я честный торговец и не обману тебя, но вмешиваться в чужие дела не стану.

Он откинулся на подушки и подал знак закрыть занавески. Перед тем, как они закрылись, он успел сказать:

— Но сорока дисков ты за нее больше никогда не получишь.

Он был прав. Несомненно, у него был товар лучше и по более низким ценам.

Казрак повел меня вдоль повозок, чтобы указать место, где можно оставить Талену. Около группы повозок, покрытых желтым и голубым шелком, я остановился, снял наручники с запястий девушки и передал ее смотрителю.

— У меня есть свободное ножное кольцо, — сказал он и повел ее в повозку. Там было уже около двадцати девушек, одетых как рабыни и прикованных к металлическому брусу, идущему посередине. Талене это явно не понравилось. Перед тем, как исчезнуть, она прошипела через плечо:

— Так просто ты не избавишься от меня, Тэрл из Бристоля.

— Посмотрим, сумеешь ли ты удрать с цепи, — рассмеялся Казрак и повел меня к повозкам кладовщика.

Но едва надсмотрщик успел приковать Талену к общей цепи в повозке, а мы отошли шагов на десять, как вдруг раздались женские вопли, рычание и звуки ударов. Из повозки раздался шум катающихся тел, грохот цепей. Надсмотрщик прыгнул в повозку и к этой какофонии добавились его проклятия и щедро раздаваемые удары плетки. Затем он в ярости выволок Талену из повозки за волосы. Талена сопротивлялась, а девушки в повозке бранили ее и подбадривали надсмотрщика. Тот швырнул мне девушку. Волосы ее были растрепаны, руки в синяках, на спине следы плети. Платье наполовину разодрано.

— Держи ее в своем шатре, — сказал надсмотрщик.

— Пусть меня уничтожат Царствующие Жрецы, если она не добилась своего, — восторженно проревел Казрак. — Действительно, она настоящая самка тарлариона.

Талена задрала свой окровавленный нос и улыбнулась.

Следующие несколько дней я считаю счастливейшими в моей жизни. Я и Талена стали частью медлительного каравана Минтара, членами его великолепной бесконечной разноцветной процессии. Казалось, путешествие никогда не кончится, и я все больше влюблялся в длинную линию повозок, наполненных разнообразным товаром: загадочными металлами и драгоценностями, кипами тканей, провиантом, винами, оружием и упряжью, косметикой и парфюмерией, лекарствами и рабами.

Караван Минтара, как и большинство караванов, просыпался задолго до рассвета и шел до полуденного зноя. Лагерь разбивался ранним вечером. Животных нужно было накормить и напоить, выставить охрану, обезопасить повозки, и только потом члены каравана могли вернуться к своим кострам. Вечером наездники ящериц и воины развлекали себя рассказами и песнями, подсчетом своих подвигов, непрерывно глотая пагу.

В эти дни я научился править тарларионом, выделенным мне надсмотрщиком над всеми тарларионами каравана. Эти гигантские ящерицы выращивались на Горе за тысячи поколений до того, как был укрощен первый тарн, и с самого вылупления из яйца воспитывались, чтобы служить верной «лошадью» воинам. Они откликались на голос и повиновались приказам до той степени, которую могли усвоить их маленькие мозги. В остальных случаях ударяя концом копья по глазам или ушам — самым чувствительным местам на их теле — можно было заставить их выполнить свое желание.

Высокие тарларионы, в отличие от своих медлительных четвероногих тягловых братьев, были плотоядными. И все-таки они ели значительно меньше тарнов, которые могут за день сожрать пищи в половину своего веса. Кроме того, воды они также потребляли гораздо меньше. Больше всего в домашних тарларионах меня поражала их выносливость, способность к длительному движению, отличающая их от диких собратьев и земных ящериц. При медленном движении высокий тарларион гордо ступает, ставя свои когтистые ноги на землю в размеренном темпе, но когда его вынуждают бежать, он совершает огромные прыжки, увеличивая скорость в двадцать раз.

Что касается седла, то, в отличии от седла тарна, оно предназначено для гашения удара. Деревянное седло сделано так, что кожаное сидение плавает на гидравлической подкладке из густого масла. Это масло не только позволяет гасить удар, но и, в нормальных условиях, поддерживает седло параллельно земле. Несмотря на это, всадники всегда носят толстый кожаный пояс, надежно защищающий живот. Кроме того, всадники всегда обязательно обуты в высокие мягкие ботинки, которые называются «тарларионовыми». Они предохраняют ноги от шершавых боков ящерицы. Если бы не они, ноги человека во время движения протирались бы до костей.

Казрак, как и обещал, вернул мне часть своей платы — весьма солидный кусок в 80 тарновых дисков. Я поспорил с ним, доказывая, что как собрат по мечу, должен получить всего 40 дисков, и в конце концов убедил его взять половину назад. Это облегчило мне душу. Кроме того, я не хотел, чтобы Казрак, когда он выздоровеет, был вынужден драться с каким-нибудь несчастным воином за бутылку вина ка-ла-на. Мы с Таленой разделили шатер, но, к удивлению Казрака, я отделил шелковой занавеской угол для девушки.

Ее единственная одежда была в столь плачевном виде, что я и Казрак направились к интенданту за парой рабского платья. Это должно было уничтожить любые подозрения о ее истинном положении. Казрак на свои личные деньги купил две вещи, которые он считал главными — ошейник, который он сразу отдал граверу, и плетку.

Мы вернулись в шатер, где Талена с неудовольствием встретила новую одежду. Она поджала губы и, если бы не присутствие Казрака, она прямо высказала бы свое неудовольствие.

— Не думаешь ли ты ходить в одежде свободной женщины? — спросил я.

Зная, что в присутствии Казрака ей придется играть свою роль, она негодующе посмотрела на меня, надменно наклонила голову и сказала:

— Конечно, нет, — иронически добавив, — хозяин. — Выпрямившись, она с быстротой стрелы исчезла за занавеской. Через минуту оттуда вылетело ее разодранное голубое платье.

А еще через минуту Талена вышла из-за занавески, чтобы показаться нам одетой в такое же рабское платье, которое носила Сана — короткое, без рукавов, сшитое в виде диагональных полос.

Она повернулась перед нами.

— Я вам нравлюсь? — спросила она.

Это было очевидно. Талена была очень красивой девушкой.

— На колени, — сказал я, доставая ошейник.

Талена побледнела. Казрак хихикнул, и она склонилась передо мной, сжав кулаки.

— Прочти, — сказал я.

Она прочла надпись вслух:

— Я СОБСТВЕННОСТЬ ТЭРЛА ИЗ БРИСТОЛЯ.

Я защелкнул стальной ошейник и положил ключ в сумку.

— Не принести ли железо? — спросил Казрак.

— Нет! — взмолилась Талена, впервые испугавшись.

— Я не стану клеймить ее сегодня, — сказал я, сохраняя спокойствие.

— Царствующие Жрецы! — рассмеялся Казрак. — Ты заботишься о самке тарлариона!

— Оставь нас, воин, — сказал я.

Казрак вновь рассмеялся, подмигнув мне и преувеличенно церемонно покинул шатер.

Талена вскочила на ноги и бросилась на меня с кулаками. Я схватил ее за запястья.

— Как ты осмелился?! — возмущалась она. — Сними эту вещь!

Она отчаянно боролась со мной, но когда поняла, что силы не равны, я отпустил ее.

— Убери этот презренный предмет! — приказала она. — Сейчас же!

Губы ее побелели от ярости.

— Дочь убара всего Ара не может носить чей-то ошейник.

— Дочь убара всего Ара, — сказал я, — носит ошейник Тэрла из Бристоля.

Последовала долгая пауза.

— Впрочем, — она попыталась спасти лицо, — тарнсмену вполне к лицу надевать свой ошейник на дочь богатого торговца.

— Или дочь козьего пастуха, — добавил я.

— Да, возможно, — сказала она. — Хорошо же. Я принимаю разумность твоего плана. — Потом требовательно протянула руку. — Дай мне ключ, чтобы я смогла снять ошейник, когда захочу.

— Ключ останется у меня, и ошейник будет снят когда я захочу, если это случится.

Она выпрямилась и отвернулась, ибо делать было нечего.

— Хорошо, — сказала она, и тут заметила второй предмет, который Казрак приобрел для усмирения самки тарлариона. Ее глаза зажглись. — А это что значит?

— Тебе, конечно, известна рабская плетка? — спросил я, с удовольствием взяв ее и хлопнув пару раз.

— Да, — сказала она. — Я часто наказывала ею своих рабынь. Теперь она предназначается для меня?

— Если потребуется.

— У тебя не хватит духа.

— Скорее желания.

Она улыбнулась. Следующие ее слова поразили меня.

— Что ж, используй ее, если будешь недоволен мной, Тэрл из Бристоля,

— сказала она.

Пока я раздумывал над этим, она вышла.

Следующие несколько дней, к моему удивлению, Талена была послушна, мила и весела. Ей понравился караван, и она часто ходила вдоль разноцветных повозок, болтая с возницами и вымаливая у них с помощью лести фрукты и сладости. Она даже примирилась с обитательницами желтых и голубых повозок, принося им драгоценные лагерные сплетни, угощая их, расписывая красоту их будущих хозяев.

— Она явно примирилась с рабством, — сказал я Казраку.

— Не с рабством, — улыбнулся он. И пока я думал над смыслом его слов, Талена вспыхнула и опустила голову, яростно натирая кожу моих тарларионовых ботинок.

Она стала любимицей каравана. Несколько раз воины приставали к ней, но, прочитав надпись на ошейнике, ретировались. Рано вечером, когда караван останавливался, она помогала мне и Казраку устанавливать шатер и собирать топливо. Она готовила для нас, подвязав волосы, чтобы на них не попадали искры. После еды она чистила утварь и имущество, сидя на ковре между нами и рассказывая о своих приключениях в этот день

11. ГОРОД ШАТРОВ

Через несколько дней, под звон колокольчиков каравана, мы прошли сквозь Выжженную Землю — голубую полосу почвы, которая служила границей империи Ар. В отдалении слышался шум могучего Воска. Когда караван взобрался на холм, мы увидели внизу, на берегу Воска, невероятный варварский лагерь — пасанги ярко раскрашенных шатров, тянувшихся насколько видел глаз, приютивших самую огромную армию из всех когда-либо собиравшихся на равнинах Гора.

Флаги сотен городов над шатрами и шум реки перекрывался ревом тарновых барабанов, которые предназначались для управления огромными подразделениями. Талена подбежала к моему тарлариону, и я с помощью древка копья посадил ее в седло так, чтобы ей был виден лагерь. Впервые за последние несколько дней она разозлилась.

— Стервятники собрались попировать на трупах убитых тарнсменов, — сказала она.

Я ничего не ответил, зная, что послужил в какой-то мере причиной сбора этой смертельной силы на берегу Воска. Именно я украл Домашний Камень Ара, что привело к падению Марленуса, которое низвергло Ар в пучину анархии, и теперь стервятники будут кормиться величайшим городом Гора.

Талена припала к моему плечу, и даже не глядя на нее, я понял, что она плачет.

Если бы я мог, я вернулся бы в прошлое и отказался бы от захвата Домашнего Камня — что означало бы оставить разрозненные города Гора по одиночке лицом к лицу отражать имперские притязания Ара — если бы благодаря этому в моих объятиях не очутилась эта девушка.

Караван Минтара не стал останавливаться днем, как это было раньше, а продолжал двигаться, стремясь добраться до Города Шатров к темноте. За это время я и мои товарищи сумели оправдать потраченные на нас деньги. Мы вступили в бой с тремя группами грабителей из речного лагеря; две группы были маленькими и недисциплинированными, но третья провела молниеносную атаку на повозки силами дюжины вооруженных тарнсменов. Они отошли, сохранив порядок, под огнем наших арбалетов и мало что захватили.

Я снова увидел Минтара, впервые с того времени как я присоединился к каравану. Его палантин направлялся назад. Он сидел с довольным лицом и, запуская руку в тяжелый кошель, вынимал оттуда монеты и оделял ими воинов в награду за работу. Я поймал один диск и сунул его в мешок.

Вечером мы подошли к огороженному пространству, приготовленному для Минтара Па-Куром, Владыкой Убийц, убаром этой огромной, неуправляемой орды хищников. Караван был окружен охраной и через несколько часов началась торговля. Караван, благодаря его товарам, был необходим лагерю, и поэтому торговцы могли назначать более высокие цены. Я с удовольствием заметил, что Па-Кур, Владыка Убийц, гордый вождь огромной орды, величайший из всех, когда-либо собиравшихся на Горе, нуждается в Минтаре, простом торговце.

Я объяснил Талене мой немудреный план. Он заключался в том, чтобы купить тарна, если я сумею это сделать, или украсть, если не хватит денег, а потом лететь в Ко-Ро-Ба. Приключение могло оказаться рискованным, особенно если мне придется украсть тарна и бежать от преследования, но, в конце концов, побег на тарне казался мне более надежным способом, чем переправа через Воск и пеший переход через холмы и пустыни до далеких цилиндров Ко-Ро-Ба.

Талена казалась угнетенной по сравнению с прежней оживленностью.

— Что будет со мной в Ко-Ро-Ба? — спросила она.

— Не знаю, — сказал я усмехнувшись. — Может быть, ты станешь публичной девкой.

Она лукаво улыбнулась.

— Нет, Тэрл из Бристоля, — сказала она, — лучше пусть меня убьют, ведь я все-таки дочь Марленуса.

Я не стал говорить ей этого, но если бы судьба распорядилась именно так, и я не смог бы предотвратить этого, то казнили бы не только ее. На стенах Ко-Ро-Ба висели бы два тела. Я не смог бы жить без нее.

Талена встала.

— Давай выпьем этой ночью, — сказала она. Это горийская поговорка, которая выражала покорность судьбе и уверенность в том, что события следующего дня находятся в руках Царствующих Жрецов.

— Выпьем, — согласился я.

Вечером я взял Талену в Город Шатров, и при свете фонарей, прикрепленных на концах копий, мы рука об руку ходили по запруженным улицам среди разноцветных шатров и рыночных прилавков.

Тут были не только воины, но и торговцы, фокусники, крестьяне и проститутки, рабы и разносчики. Талена, пораженная всем этим, прижималась к моему плечу. В одной палатке мы увидели бронзового гиганта, глотающего огненные шары, а в другой — торговцами шелками, расхваливающего свой товар, а в третьей — торговца пагой. В одной из палаток танцовщицы демонстрировали свои тела, а их хозяин объявлял цену каждой.

— Я хочу посмотреть рынок, — нетерпеливо сказала Талена, и я понял, какой рынок она имела ввиду. Наверняка в этом огромном городе была своя улица Клейм. Нехотя я повел Талену в желто-голубой шатер, где мы попали в толпу разгоряченных покупателей, и протолкнулись вперед. Здесь она наблюдала, как на большой деревянный круг выводили девушек, некоторых из которых она знала по каравану, и одну за другой продавали с аукциона.

— Она прекрасна, — сказала Талена об одной девушке, когда маклер рванул за застежку на правом плече рабского платья и оно соскользнуло к ногам рабыни. При виде другой девушки она презрительно хмыкнула. Казалось, Талена была довольна, когда ее подруги доставались красивым воинам и радостно смеясь, когда одна из девушек, которую она особенно не любила, досталась толстому увальню из касты Тарноводов.

К моему удивлению, девушки ничуть не огорчались от того, что их продают, и всячески старались подчеркнуть свои прелести, соревнуясь друг с другом, кто будет стоить больше. Конечно, куда приятнее получить высокую оценку, это гарантирует хорошее отношение со стороны хозяина, поэтому девушки делают все возможное, чтобы подогреть интерес покупателя. Я заметил, что Талена, как и все остальные, ничуть не возмущена этой торговлей красотой. Так было принято, это было частью горийского быта.

Разве на моей планете не было подобных рынков, только невидимых, где женщин продавали, исключая случаи, когда они сами продавались, являясь товаром и продавцом одновременно, и это никого не возмущало. Разве большинство женщин на Земле не оценивают банковского счета и собственности их вероятных мужей? И многие продают себя ради достижения какой-либо цели. На Горе, — подумал я с иронией, — по крайней мере, есть четкое разделение между торговцами и товаром, и не девушки получают выгоду от сделки.

Среди толпы я заметил высокого человека, одиноко сидящего на высоком деревянном троне, окруженном тарнсменами. На нем был черный шлем члена Касты Убийц. Я взял Талену за локоть и, несмотря на ее протесты, вывел из толпы на улицу.

Мы купили бутылку ка-ла-на и распили ее тут же, на улице. Талена выпросила у меня десятую долю диска. Через несколько минут она вернулась, неся маленький сверток. Она отдала мне сдачу, и склонив голову мне на плечо, заявила, что устала. Мы вернулись к нашему шатру. Казрака не было, и я решил, что он ушел на всю ночь и сейчас уже находится в одной из желтых палаток города Шатров.

Талена скрылась за шелковой занавеской, а я развел костер, не желая пока ложиться. Я не мог забыть человека в черном шлеме, сидящего на троне, и думал: — Мог ли он заметить меня? Или, может быть, я ошибся? Я сидел на ковре, подбрасывая хворост в костер, и слушал приглушенную музыку, доносившуюся из соседнего шатра — звуки флейты и барабанов.

Пока я так развлекался, из-за занавески появилась Талена. Я думал, что она ушла спать, но вместо этого она стояла передо мной, одетая в прозрачные одежды горийской танцовщицы, губы ее были сильно накрашены, голова моя кружилась от распространившегося по шатру сильнейшего запаха духов. На оливковых щиколотках были одеты танцевальные браслеты с маленькими колокольчиками. В каждой руке у нее было по кинвалу. Она опустилась на колени и грациозно подняла руки над головой. Кинвалы блеснули, и Талена, дочь убара всего Гора, стала танцевать передо мной под музыку из соседнего шатра.

Изящно согнувшись передо мной, она спросила:

— Ты доволен мной, хозяин?

В ее голосе не было ни злобы, ни иронии.

— Да, — сказал я, не став отступать от роли, порученной мне.

Она ненадолго задумалась. Потом подошла к стене шатра и быстро сняла рабскую цепь и плеть, вложила их в мои руки, и упала передо мной на колени, но не в позе раба башни, а рабыни наслаждения.

— Если хочешь, — сказала она, — я исполню танец плети и танец цепи.

Я отбросил цепь и плеть к стене.

— Нет, — сердито сказал я. — Я не хочу, чтобы ты танцевала эти жестокие танцы Гора, столь унижающие женщину.

— Тогда я покажу тебе любовный танец, — сказала она счастливо, — танец, которому я научилась в Огороженных Садах Ара.

— Это мне нравится, — сказал я, и Талена исполнила этот горийский танец страсти.

Так она танцевала несколько минут. Ее шелка вспыхивали в свете костра и обнаженные ноги с позвякивающими колокольчиками мягко ступали по ковру. С последним ударом кинвалов она, горячо и учащенно дыша, с блестевшими глазами упала передо мной на ковер и оказалась в моих объятиях. Глядя мне в глаза, она сказала, чуть запинаясь:

— Принеси железо, заклейми меня хозяин.

— Нет, Талена, — сказал я, целуя ее в губы. — Нет.

— Я должна принадлежать кому-то, — прошептала она, — и хочу принадлежать тебе, вся целиком и полностью. Я хочу твоего клейма. Тэрл из Бристоля, ты понимаешь меня? Я хочу быть твоей рабыней.

Я расстегнул ее ошейник и сорвал его с шеи.

— Ты свободна, любимая, — прошептал я. — Навсегда.

— Нет, — заплакала она, — я твоя рабыня. — Она прижалась ко мне. — Я твоя, — прошептала она, — возьми меня.

За моей спиной послышался шум, и в шатер ворвались тарнсмены. Я помню, что успел повернуться и увидеть древко копья, опускающегося на мою голову, услышать крик Талены. В глазах моих вспыхнуло и наступила тьма.

12. В ГНЕЗДЕ ТАРНА

Мои лодыжки и запястья были привязаны к легкой плавающей раме, и веревки впились в мою плоть под весом тела. Я повернул голову, ощущая боль в животе, и окунул лицо в воду Воска. Я попытался подвигать руками и ногами, моргая от света раскаленного солнца.

— Он очнулся, — сказал кто-то.

Я почувствовал, как в раму забили древками копий, намереваясь спихнуть ее в воду Я напряг зрение и сквозь пелену увидел темный предмет, оказавшийся шлемом члена Касты Убийц. Медленно, с ритуальным движением, шлем поднялся, и я увидел серое жесткое лицо, которое казалось выкованным из металла. Глаза были неподвижны, они казались сделанными из стекла или камня и искусственно врезанными в металлическую маску.

— Я Па-Кур, — сказал человек.

Да, это был он, Владыка Убийц Ара, вождь орды.

— Мы снова встретились, — сказал я. Глаза его шевельнулись.

— Цилиндр из Ко-Ро-Ба, — напомнил я. — Арбалет.

Он молчал.

— Тогда тебе не удалось убить меня, — с издевкой сказал я. — Возможно, тебе следует повторить попытку. Теперь цель больше соответствует твоему искусству.

Люди, стоявшие за Па-Куром, возмущенно зароптали. Сам он никак не выразил своих чувств.

— Оружие, — сказал он, протянув руку. В ней мгновенно оказался арбалет. Это был большой стальной лук, заряженный и взведенный, со стальной стрелой в ложе.

Я приготовился встретить смерть. Интересно, успею ли я ощутить удар? Па-Кур поднял руку и сделал повелительный жест. Я увидел маленький круглый предмет, подброшенный в воздух одним из людей Па-Кура — это был тарновый диск. Когда эта точка достигла своего апогея, я услышал щелчок, жужжание тетивы и свист стрелы. Прежде, чем диск стал падать, стрела поразила его и пролетела еще ярдов 250. Люди Па-Кура затопали ногами по песку и забили наконечниками копий по щитам.

— Я сказал глупость, — промолвил я.

— И ты умрешь смертью глупца, — в его голосе не было гнева, как и вообще каких бы то ни было эмоций.

— Подожди, — сказал я. — Прошу твоей милости.

Но мольбы в моих словах не было.

Па-Кур сделал жест, чтобы люди остановились.

— Что ты сделал с девушкой?

— Талена, дочь убара Марленуса, будет править в Аре в качестве моей королевы.

— Она скорее умрет, — сказал я.

— Она согласилась, — ответил Па-Кур, — и заключила со мной союз. — Даже теперь каменные глаза не пошевелились. — Она пожелала, чтобы ты погиб смертью простолюдина, на Раме Унижения, недостойный гибели от нашего оружия.

Я закрыл глаза. Я должен был знать, что Талена, дочь убара, воспользуется первой же возможностью, чтобы вернуться в Ар и захватить власть, даже во главе дикой орды грабителей. И я, ее защитник, должен быть унижен, уничтожен. Конечно, только Рама унижения могла утолить месть Талены, столько натерпевшейся от меня. Это, и только это могло стереть в ее памяти воспоминания о времени, когда она нуждалась в моей помощи и даже готова была любить меня.

Каждый бандит из шайки Па-Кура, как бы исполняя обряд перед тем как столкнуть раму в воды Воска, плюнул на меня. Па-Кур последним плюнул на ладонь и положил ее мне на грудь.

— Если бы не дочь Марленуса, — сказал он металлическим голосом, — я убил бы тебя честно. Клянусь своим шлемом.

— Я верю тебе, — сказал я, и голос мой оборвался.

Древки копий снова уперлись в раму, спихивая ее с берега. Поток подхватил ее, и она начала медленно вращаться, уплывая все дальше и дальше к центру той силы природы, которая называлась Воском.

Эта смерть была не из приятных. Я беспомощно плыл без воды и пищи, тело, подвешенное на раме за несколько дюймов от воды, испытывало муки из-за своего собственного веса и палящего солнца. Я знал, что лишь через несколько дней достигну городов в дельте Воска — в виде трупа, высушенного солнцем. И еще неизвестно, достигнет ли мой труп дельты. Гораздо более вероятно, что какая-нибудь водяная ящерица, а то и подводное животное уволокут меня в воду вместе с рамой и там расправятся со мной. Может случиться, что мой тарн спустится с неба, чтобы полакомиться беспомощным человеком, привязанным к унизительной раме. Одно я знал точно — ни один человек не придет мне на помощь, ибо тело на раме может принадлежать только злодею, предателю или совершившему святотатство против Царствующих Жрецов, и это должно быть действительно кощунство, если учесть долготерпение самих Жрецов.

Мои запястья и лодыжки побелели и онемели.