Дверь распахнулась. На пороге стояли стражники в малиново-желтых бурнусах.
— Готов ли раб? — спросил один из них, озираясь.
— Что здесь происходит? — взревел второй, увидев голую красотку Лану, смотрительницу сераля. Обезумев от ужаса, она прижалась спиной к колонне, прикрыв рот руками.
— Она собиралась принимать ванну — С этими словами я схватил ее за руку и за ногу и швырнул в воду. Взглянув на Хассана и вторую девушку, я добавил: — Скоро вернусь.
— Отлично, — кивнул разбойник, приближаясь ко второй смотрительнице.
— Наша госпожа скоро мужчин не отпускает, — заметил один из стражников.
Из бассейна, отфыркиваясь и отплевываясь, вынырнула Лана.
— Сегодня отпустит, — сказал я. — Будь готов, — улыбнулся я, обращаясь к Хассану — Сегодня нам предстоит долгая ночная скачка на кайилах.
— Понял, — улыбнулся в ответ Хассан. Стражники смотрели на меня как на сумасшедшего.
Хассан уже стоял за спиной девушки, отвечающей за масла и благовония.
— Поторопимся, — сказал я стражникам. — Нельзя заставлять госпожу ждать.
— Ему не терпится, — расхохотался один.
— Он просто дурень, — проворчал второй.
Лана выбралась на бортик. С нее ручьями стекала вода. Я видел, что Хассан оценивает расстояние между девушками.
Я первым вышел через внутреннюю дверь сераля.
— Хороша ли ваша госпожа? — поинтересовался я у стражников.
— Уродлива, как песчаный слин, — огрызнулся один из них и снаружи запер на засов дверь сераля. У входа, как я успел заметить, дежурили два воина. Пройдя ярдов пятьдесят по увешанному коврами коридору, мы приблизились ко второй двери. Стражник постучал, и ему открыли. Снаружи также несли дежурство два человека.
— Ну, а серьезно, — спросил я, — ваша госпожа хорошенькая?
— Уродлива, как песчаный слин, — повторил стражник.
— Меня зовут Тарна. — Женщина полулежала на широкой кушетке.
Я оглядел комнату, подошел к окну и выглянул во двор.
— Прыгать придется футов с семидесяти, — заметила она.
Я осмотрел стены и дверь.
— Дверь открывается только по моему приказу. Снаружи ее охраняют воины, — произнесла девушка. — Теперь подойди и встань в ногах кушетки.
— Мы одни? — спросил я.
— За дверями стоит охрана, — несколько растерянно ответила она.
— Нормально, — кивнул я и окинул ее внимательным взором.
— Ты очень странный раб, — сказала она и положила голову на руку. На ней был соблазнительный желтый халатик из струящегося торианского шелка. Роскошная грива черных волос красиво выделялась на фоне желтых подушек.
Приятно все-таки, что она не уродлива, как песчаный слин.
— Ты принадлежишь мне, — произнесла темноглазая красавица.
— Сегодня мне предстоит всю ночь трястись в седле, — ответил я.
— Ты очень странный раб, — повторила она.
— Тут неподалеку есть еще один касбах. До него пасанга два. Кому он принадлежит? — спросил я.
— Какая разница, — пожала плечами женщина. — Тебе нравится быть рабом?
Кушетку покрывали красные шелковые простыни. В изножье валялся ошейник.
— Насколько я понимаю, согласно купеческим законам и традициям Тахари, я не раб. Меня захватили в плен, но не надели ошейника и не заклеймили. Кроме того, я не принимал позу подчинения.
— Мой дерзкий раб, — произнесла она.
Я пожал плечами.
— Скажи, хороша ли я с точки зрения мужчины пустыни?
— Ничего, — ответил я. Только сейчас я разглядел, что в руке она сжимала плеть для кайила.
— Я — госпожа, — произнесла она.
— Ты достаточно красива, — заметил я, — чтобы быть рабыней.
Она откинула голову и засмеялась:
— Дерзкий, дерзкий раб. Ты мне нравишься Ты не такой, как другие. Может быть, я даже не стану присваивать тебе женское имя.
— Скорее всего, — согласился я.
— Временами мне хочется побыть женщиной, — произнесла она.
— Мне показалось, что ты — женщина, — сказал я.
— Привлекательная?
— Да.
— А знаешь ли ты, что я владею ятаганом лучше любого мужчины?
— Нет, этого я не знаю.
— Так вот, временами мне становится интересно, что это значит — быть женщиной.
Я улыбнулся.
— Настоящая женщина, — сказала Тарна, — зависит от милости мужчины.
— Вот как? — Я оглядывал комнату. Среди портьер и штор виднелось несколько подходящих шнуров.
С охраной тоже надо считаться.
Неожиданно ее тон изменился. Надменным и сердитым голосом она потребовала:
— Принеси вина, раб.
Я подошел к столику, налил маленький бокал из пузатого кувшина и протянул ей. Присев на край кушетки, Тарна принялась пить, потом вдруг раздраженно заметила:
— Я приказала, чтобы тебя доставили в желтых невольничьих бусах. Завтра же велю выпороть смотрительницу сераля.
— Это лишнее, — возразил я. — Бусы на мне, они под туникой.
— Надень их сверху, — потребовала она.
— Нет.
Она отодвинула бокал:
— Ты сказал «нет»? Ты знаешь, что тебя могут выпороть, искалечить, уничтожить?
— Сомневаюсь, — бросил я.
— На колени! — крикнула она, поднимая плетку. — Нет.
Она вскочила на ноги. Бить меня она, похоже, не собиралась.
— Странно, — воскликнула она. — Ты что, не понимаешь, что в этой комнате, в этом касбахе и во всей Тахари ты принадлежишь мне и будешь делать то, что я тебе прикажу. Ты мой раб! Абсолютный раб!
— Нет, — произнес я.
— До чего же ты странный раб, — покачала головой Тарна. — Может, тебя сразу прикончить? Ты что, не боишься? — спросила она, глядя на меня.
— Нет, — сказал я.
— Ты совсем другой, — произнесла она. — Не такой, как все. С тобой надо обращаться осторожно. Даже не знаю, есть ли смысл тебя сразу обламывать. Заставлять корчиться от боли и ужаса. — Она погрузилась в раздумье.
Я налил себе небольшой бокал вина, выпил и поставил бокал на столик.
— Ты красивая, — сказал я, глядя на Тарну. — У тебя интересные губы. — Они на самом деле были полные, красиво очерченные и выпуклые. — Такие хорошо лопаются под зубами мужчины.
— Как это? — растерялась она.
— Поцелуй должен быть подслащен кровью женщины.
— Иди к ошейнику! — Глаза Тарны гневно, сверкали.
— Нет, — ответил я.
Она растерянно отступила.
— Я вызову стражу.
— Вызывай, — пожал я плечами.
Между тем я видел, что она не собирается этого делать.
— Ты меня не слушаешься, — сказала она.
— Ты женщина, — произнес я. — Это ты должна подчиняться.
— Наглый слин! — взвизгнула она и отвернулась. Полы ее халата разлетелись в стороны. — Сейчас я вызову стражу, и тебя просто уничтожат!
— А ты так и не узнаешь, что значит быть женщиной, зависящей от милости мужчины.
Она подошла к окну и злобно уставилась на залитые серебряным светом трех лун пески за стеной касбаха. Затем она яростно повернулась ко мне, сжимая в руке хлыст.
— Уверен, что тебе очень хочется это испытать, — усмехнулся я.
— Никогда! — выкрикнула она. — Никогда. Я — Тарна. У меня и в мыслях нет подобного. Я — Тарна! Слышишь?
Она отвернулась к окну.
— Зови охрану, — сказал я.
— Научи меня быть женщиной, — прошептала она.
— Иди сюда, — сказал я.
Дрожа от гнева, она приблизилась. Я протянул руку. Она долго на нее смотрела, потом медленно вложила в нее плеть.
— Ты осмелишься меня ударить? — спросила она.
— Еще как, — ответил я.
— Ты хочешь меня ударить?
— Если не будешь слушаться, — пожал я плечами.
— Ударишь, — сказала она. — Обязательно ударишь!
— Да, — сказал я.
— Я буду послушной.
Я швырнул плеть на пол. Она далеко отлетела по скользким плитам.
— Принеси плеть! — рявкнул я.
Она исполнила требование и снова вложила плеть в мою руку.
— Иди к кровати, — приказал я. — Ложись!
Плечи ее возмущенно дрогнули, но она послушно легла на кушетку.
Редко приходится сталкиваться с такой возбудимой свободной женщиной.
Похоже, Тарна долго ждала, пока за нее возьмутся по-настоящему.
Я отбросил в сторону плеть для кайила.
— Тебе не нужна плеть, чтобы подчинить меня? — спросила Тарна.
— Принеси ее, — приказал я.
Она поднялась с кровати, не в силах выпрямиться от переполнявшего ее возбуждения.
— Не так, — сказал я.
Она растерянно посмотрела на меня.
— На коленях, — бросил я. — Плеть — в зубах.
Она подползла к плетке и, выгнув шею, ухватила ее зубами. Я грубо вырвал плеть и сказал:
— На кровать!
— Да, воин, — прошептала она, забираясь на красные простыни.
Я положил плеть рядом с кроватью так, чтобы она находилась под рукой.
Подойдя к комоду, я вытащил два шарфа.
— Зачем это? — спросила она.
— Увидишь. — Я бросил шарфы на подушку.
— Я ползла к тебе на коленях с плетью в зубах, как последняя самка слина.
— Ты и есть самка слина, — сказал я. — Так я с тобой и буду обращаться.
— Не в моих привычках ползать перед мужчинами на коленях и приносить им в зубах плетки! — воскликнула она.
— Если бы тебе попадались настоящие мужчины, ты бы к этому быстро привыкла, — заметил я.
— Посмотрим, — процедила она.
— Кстати, самка слина — злобное и прелестное существо. Она очень опасна. Ей нельзя демонстрировать свою слабость. Иначе она тут же сядет тебе на голову. С ними надо быть предельно жестким.
— И что тогда?
— Тогда самка слина превращается в самое очаровательное домашнее животное.
— Я — самка слина?
— Да.
— И со мной надо быть предельно жестким?
— Конечно, — сказал я.
— Ты зверь.
— Да.
— Если бы я была самкой слина, — лукаво улыбнулась она, откидываясь на подушки, — я бы предпочла иметь такого хозяина, как ты.
— Ты — самка слина. — А ты?
— Твой хозяин.
— Будь со мной жестким, хозяин, — выдохнула она.
— Не сомневайся, — сказал я.
Губы ее открылись, глаза ярко сияли.
— Разрешаю тебе делать со мной все, что ты хочешь.
— Мне не нужно твое разрешение.
Она лежала на подушках, закинув руки за голову.
— Что ты собираешься со мной делать? — спросила Тарна.
— Увидишь. — Я склонился над кушеткой, глядя на нее. Я видел, что она хочет что-то сказать. Я ждал.
Тарна приподнялась на локтях.
— Никогда раньше не испытывала подобного, — сказала она.
Я пожал плечами. Ее чувства меня не интересовали.
— Ты так не похож на других, слабых и нежных.
— Это ты, женщина, должна быть слабой и нежной.
— Как самка слина? — улыбнулась она.
— Ты не настоящая самка слина.
— Вот как? Так кто же я?
— Кем ты себя ощущаешь?
— У меня странные чувства, — сказала она. — Раньше я их не испытывала. — Она посмотрела на меня. — В твоем присутствии я чувствую себя слабой и легкоранимой Я хочу, чтобы ты завладел всем моим существом. Мне кажется, нечто подобное должна испытывать настоящая рабыня в присутствии своего хозяина. Я улыбнулся.
— Ты так не похож на других, слабых и нежных, — повторила она.
— Это ты слабая. — Я стиснул ее руки и прижал их к подушкам. Вырваться она уже не могла.
— Да, — улыбнулась она. — Я слабая.
— И ты будешь нежной, — сказал я.
— Буду.
Я отпустил ее руки.
— Я такая беззащитная, — прошептала она. — Я буду очень нежной.
— Из тебя выйдет неплохая рабыня.
— Правда?
— Да, — сказал я.
— Что ты собираешься со мной делать?
— Увидишь.
— Я прошу тебя об одной услуге, воин, — сказала она.
— Чего ты хочешь?
— Сегодня, я очень тебя прошу, дай мне побыть настоящей рабыней. Обращайся со мной не как с госпожой, а как с юной невольницей, принадлежащей тебе безраздельно. Как с юной невольницей! Умоляю тебя, воин!
— И все?
— Научи меня, что значит быть рабыней!
— У меня нет времени.
Она взглянула на меня дикими глазами.
— Ночью мне предстоит долгая поездка на кайиле, — сказал я.
Я медленно затолкал ей в рот один из шарфов, который предусмотрительно прихватил из сераля. Теперь говорить она не могла и лишь издавала мычащие звуки. Затем я плотно привязал ее руки к телу, а вторым шарфом надежно зафиксировал кляп. После этого я снял со стены пару ковров, оторвал от них декоративные шнуры и туго стянул ее лодыжки. В завершение я поставил Тарну на колени и крепко привязал к впаянному в ногах кушетки рабскому кольцу. Мыча и дико вращая глазами, она пыталась что-то сказать. Я посмотрел на дверь, оценивая расстояние. Затем быстро развязал удерживающую кляп повязку и стремительно отскочил к двери. Тарна яростно мотала головой, пытаясь выплюнуть кляп. Это заняло у нее чуть больше времени, чем я предполагал, но планов моих не нарушило. Наконец она выплюнула тяжелый, мокрый шарф.
— Стража! — завопила она. — Стража!
Спустя мгновение двери распахнулись, и в комнату вбежали два воина с ятаганами в руках.
Увидев Тарну в рабском кольце, они растерянно переглянулись. Я оказался за их спинами. Схватив стражников за шеи, я треснул их головами друг о друга. Оба рухнули на пол.
Я быстро запер дверь.
Тарна следила за мной безумным взглядом.
— Ты перехитрил меня, — прошипела она и заплакала.
— Да, — сказал я и затолкал кляп обратно, плотно привязав его шарфом. Затем я оттащил в сторону потерявших сознание стражников и прикрыл их сорванным со стены ковром.
Вернувшись к двери, я осторожно выглянул в коридор.
Привязанная к кольцу, Тарна яростно извивалась и мычала. Утешаться она могла лишь тем, что ее подчинил себе воин. Рядом со сброшенным мною халатом из красного шелка валялись вульгарные желтые бусы — рабское ожерелье, которое я не позволил надеть на себя.
Тарна подалась назад и замотала головой. Я разорвал на ее плечах хитон и развернул стоящее напротив зеркало, чтобы ей было лучше себя видно.
— Дергайся поменьше, — сказал я, — иначе к приходу охраны хитон совсем с тебя слезет.
Ее ответа я не разобрал, но, думаю, потерял не много. — Может быть, я еще вернусь, чтобы сделать из тебя рабыню.
Она отчаянно извивалась, пытаясь вырваться, потом вдруг замерла, почувствовав, что хитон действительно сползает все ниже.
Как принято на Горе, я послал ей воздушный поцелуй.
Она смотрела на меня выпученными, бешеными глазами.
Кто знает, может быть, я действительно когда-нибудь вернусь и сделаю из нее хорошую рабыню.
Я вышел и прикрыл за собой дверь.
Быстрым и бесшумным шагом я продвигался по дворцу, стараясь припомнить путь, которым меня привели в будуар хозяйки касбаха, страшной разбойницы Тарны.
По случаю позднего времени стражи было немного. Лицо мое прикрывала повязка от песка, так что меня вполне могли принять за неизвестного гонца. Дойдя до дверей сераля, я постучался и объявил, что госпожа желает видеть в своих покоях раба по имени Хассан.
Меня впустили в сераль, но, очевидно, все-таки заподозрили, ибо принялись дотошно выспрашивать, что да как. Я сказал, что имею специальный пропуск, и полез за ним во внутренний карман халата. Вместо пропуска я предъявил тыльную сторону ладони, треснув ею по шее стоящего справа от меня стражника. Одновременно кулаком левой руки я проломил ребра стоящему слева. Он сложился пополам, не издав ни единого звука. Прежде чем первый стражник успел прийти в себя, я еще раз оглушил его ударом по голове, затем, уже не торопясь, проделал то же самое со вторым. После этого я связал обоих и распахнул дверь во внутренние покои сераля.
— Приветствую тебя, — сказал Хассан.
— Приветствую тебя, — откликнулся я.
— Все в порядке? — поинтересовался он.
— Да, а у тебя?
— Нормально, — улыбнулся Хассан.
Я услышал сдавленные стоны двух смотрительниц сераля. Лана и девушка, отвечающая за масла и благовония, стояли привязанные к мраморным столбам с кляпами во рту. Рабыни свирепо таращились на нас поверх тугих повязок на лицах.
На внутренней стороне бедра той, что отвечала за благовония, виднелось красное пятно.
— Оказалась девственницей? — спросил я.
— Да, — ответил Хассан.
— А эта? — Я показал на Лану.
— Тоже. Я ее проверил и оставил для тебя. Лана прижалась к столбу.
— А это еще что? — воскликнул я, увидев, как один из рабов в шелковых халатах кинулся к дверям сераля. У самого выходя мне удалось его перехватить. Хассан скрутил беглеца и потащил его к бассейну.
— Нас всех высекут плетьми, — бормотал несчастный. — Поднимайте тревогу! — крикнул он своим товарищам.
Трое рабов в шелковых одеяниях вскочили на ноги, но заорать никто не решался. Хассан повалил паникера на живот, погрузил его голову в воду и продержал около ена. Вытащив его из воды, он сказал:
— Слушай, а ведь ты мог утонуть. Такое случается очень часто. — С этими словами он опять сунул его голову в воду. Когда Хассан вытащил его во второй раз, детина запросил пощады. Хассан швырнул его к другим невольникам.
— Если попытается поднять тревогу, — приказал он, — утопите его!
— Так и сделаем, — откликнулся один из рабов. Я понял, что детину в красном ожерелье в серале Тарны не жалуют. Скорее всего этот слабак добивался расположения хозяйки стукачеством и прочими подлостями.
— Скажете, что это мы его утопили, — бросил Хассан.
— Естественно, — ответил раб. Раб в красном ожерелье задрожал.
— Я буду молчать, — произнес он.
— Или тебя заставят молчать, — проворчал другой раб.
— И запомни, — добавил третий, — что бы ни случилось, ты всегда останешься с нами.
— Да, да, я знаю. Я сделаю все, что вы скажете, — лепетал несчастный.
Постепенно сераль затих. Только снаружи доносился треск факелов.
Я снова посмотрел на Лану. Она вжалась в холодный мраморный столб. Вот и настал момент, когда беззащитная смотрительница сераля осталась наедине с нами.
— Я оставил ее тебе, — сказал Хассан.
Я быстро развязал скрученные за спиной руки девушки и тут же снова связал их, но на этот раз над головой, плотно притянув их к столбу. Затем я потянул ее за ноги, и она съехала по гладкому полированному столбу на плиты пола. Девушка попыталась поднять колено, но я широко раздвинул ее ноги. Развязав стягивающую лицо повязку, я позволил ей выплюнуть кляп.
— Я люблю тебя, господин! — тут же зашептала она. — Я люблю тебя!
Я снова заткнул ей рот, наложил повязку и поднялся на ноги.
— Благодаря тебе сераль потерял хорошую смотрительницу, — заметил Хассан.
Девушка вытягивалась всем телом, пытаясь прикоснуться ко мне. Я взял ее за ногу, нагнулся и поцеловал в самый подъем стопы, потом еще два раза в лодыжку.
По закатившимся глазам я понял, что она испытывает.
— Хорошо, — сказал я. — Это нормально. Лана беспомощно тянулась ко мне губами.
— Гарантирую тебе, крошка, что после всего, что произошло, ты точно достанешься мужчинам.
Затем я нарисовал девственной кровью на ее животе тахарский знак рабства. Увидев на смотрительнице этот знак, означающий, помимо всего прочего, мужское удовлетворение, Тарна, вне всякого сомнения, отправит девчонку к своим разбойникам. Глаза Ланы сияли от радости. Действительно, неплохая рабыня. Теперь работа в серале ей не светит. Зато познакомится с настоящими, свободными мужчинами. Лицо связанной девушки выражало гордость. Она с наслаждением вытянула тело, привыкая к холодным каменным плитам.
Хассан, следуя моему примеру, начертал знак удовлетворения на теле другой девушки.
— Пора уходить, — сказал он.
— Снаружи у дверей дежурят двое стражников, — сообщил я. — Они ждут, когда я тебя выведу.
— Понял, — кивнул Хассан. — Плохо, что я не одет для ночной езды по пустыне.
— Одежду и оружие мы одолжим у охраны, — сказал я.
— Надо только найти покладистого парня, — отозвался Хассан.
— Похоже, здесь таких хватает, — заверил его я.
Глава 13. ЗНАКОМСТВО ВОЗОБНОВЛЯЕТСЯ
Левая нога провалилась сквозь корку соли, и я услышал, как кто-то закричал:
— Убейте нас! Убейте!
Острые края разлома изрезали ногу по самое бедро, но смягчить падение я не мог, ибо кисти моих рук были прикованы к раскалившейся на солнце цепи на поясе. Рабский капюшон не позволял ничего видеть. Все тело горело. Наши ноги по колени обмотали кожаными ремнями, но иногда мы проваливались глубже, чем по колено. Соль постепенно разъедала кожу и добиралась до стоп. Я чувствовал, как под ремнями хлюпает кровь. Многие хромали так сильно, что уже не могли идти. Их выбрасывали из цепи и оставляли лежать у дороги, предварительно перерезав горло. Цепь на моей шее натянулась. Упав, я постарался расслабиться хоть на одно драгоценное мгновение. На спину тут же обрушился кнут. Цепь дернулась, и я с трудом поднялся на ноги. Еще удар кнутом. Я побрел вперед. Дорога была исковеркана кайилами. Их длинные шерстистые ноги с широкими лапами проваливались сквозь корку соли, оставляя позади ямы с острыми краями.
— Я знал, что женщина тебя не удержит, — насмешливо сказал воин.
Мы с Хассаном переоделись в одежду стражников и оседлали двух кайилов из стойла касбаха Но едва мы выехали из ворот крепости на ведущую в Красный Камень дорогу, как на нас налетели тучи всадников. Поворотив кайилов, мы попытались скрыться, но тут выяснилось, что мы окружены. Мы отчаянно крутились в серебряном свете трех горианских лун, но со всех сторон нас обступили всадники с луками.
— Ну, так что, — сказал один из них, — станем калечить кайилов или обойдемся без этого?
— Обойдемся, — проворчал Хассан, бросил оружие и спрыгнул на землю. Я последовал его примеру.
Нас тут же связали. Так, пешком, привязанные за шеи к седлам, мы и добрались до второго, большего по размерам касбаха. Идти пришлось недалеко, каких-то два пасанга.
У массивных ворот мы остановились. Стены касбаха достигали более семидесяти футов в высоту. Боевые квадратные башни, которых я насчитал семнадцать, возвышались над землей футов на девяносто. Фронтальная стена имела более четырехсот футов в длину, боковые стены вытянулись более чем на четыреста пятьдесят футов. Стены в таких касбахах делают из камня и глиняных кирпичей, как правило, они достигают нескольких футов в ширину. Штукатурить стены касбахов принято бело-розовым раствором, и по прошествии нескольких лет штукатурка почти полностью облупливается.
— Ты — Тэрл Кэбот, — заявил, указывая на меня, главарь захвативших нас всадников.
Хассан взглянул на меня, и я пожал плечами.
— А ты — Хассан-бандит.
— Не исключено, — откликнулся Хассан.
— В касбах вы войдете голыми пленниками. После этих слов нас раздели с помощью ятаганов. Голые, со связанными за спиной руками, привязанные
к седлам кайилов, мы разглядывали величественные стены крепости пустыни, зубчатые башни и массивные ворота.
Два кайила зафыркали, стуча по песку лапами.
Огромные ворота медленно отворились.
— Вы оба изрядно помотали нам нервы, — произнес главный, — но теперь с этим покончено.
Торчащие из стены факелы освещали усыпанный белесым песком двор.
— Чей это касбах? — спросил я.
— Это касбах Хранителя Дюн.
— Соляного убара? — опешил я.
— Именно.
Я много слышал о соляном убаре, Хранителе Дюн. Местонахождение его касбаха держится в тайне. Помимо его воинов, оно известно лишь нескольким купцам, главным образом крупным торговцам солью, да и те весьма приблизительно знают, как его можно найти.
Соль добывают различными способами, например, в Торвальдсленде ее получают путем сжигания морских водорослей. Самые же богатые открытые месторождения го-рианской соли находятся в Тахари. Здесь добывают более двадцати процентов соли на планете. Драгоценный порошок используют для производства лекарственных препаратов, антисептиков, концентратов, очистителей, отбеливателей, бутылочного стекла, а также всевозможных красящих средств. Соль является основным товаром Гора. В некоторых районах она используется вместо денег. Сохранность тахарских месторождений обеспечивается их удаленностью от основных караванных путей, сюда нельзя добраться, не зная дороги и особенностей пустыни. В немалой степени способствует сохранности месторождений и политика, проводимая соляным убаром, или Хранителем Дюн. Касбах соляного убара содержится на деньги крупных торговцев солью. Купцы в свою очередь включают эти расходы в цены, по которым соль достается более мелким посредникам. Таким образом, официально функции и задачи касбаха состоят в контроле за соляными территориями и защите интересов соляных магнатов. Касбах ограничивает доступ к приискам, здесь проверяются бумаги и документы торговцев, производится досмотр караванов, ведется торговый учет.
Соляной убар обеспечивает охрану всех караванов из Красного Камня. Попадаются, конечно, и караваны, идущие издалека, из Касры или самого Тора. Некоторые купцы считают, что имеет смысл проделать лишний путь по пустыне, но не покупать соль по повышенным ценам в ближайших к приискам оазисах. Оказавшись в стране дюн, эти караваны тоже попадают под охрану соляного убара. Хранитель Дюн получил титул соляного убара не случайно. Многие вполне справедливо считают, что именно он, а не купцы держит под контролем добычу соли в Тахари. Он олицетворяет собой закон и суд на соляных территориях. Он волен казнить и миловать в бескрайней стране дюн. Все купцы и торговцы склоняют голову перед соляным убаром. Хранитель Дюн считается одним из самых могущественных и страшных людей Тахари.
— На колени, рабы, — приказал главарь захвативших нас всадников.
Мы с Хассаном опустились на колени.
— Целуйте песок у ворот своего господина!
Мы прижались губами к песку у массивных ворот.
— Поднимайтесь, рабы, — сказал он.
Мы с Хассаном выпрямились. — Вы причинили немало хлопот. Теперь с этим покончено.
Мы молча смотрели в открытые ворота. Белесый песок заливал лунный свет, в дальней стене торчали факелы.
— Приведите рабов к господину! — распорядился главарь.
Я почувствовал, как в спину уперся клинок ятагана.
— Как зовут соляного убара? — спросил я.
— Я думал, его имя известно всем, — сказал Хассан.
— Не всем. Как его имя?
— Его зовут Абдул, — сказал Хассан.
Острие ятагана кололо спину. Мы с Хассаном вошли в касбах Хранителя Дюн, соляного убара, человека по имени Абдул.
Роскошны и великолепны оказались комнаты и зал касбаха, принадлежащего Абдулу, Хранителю Дюн, соляному убару Тахари.
Плиты полов были отполированы до зеркального блеска, на стенах висели дивной красоты гобелены, возвышались украшенные чудесной резьбой стройные столбы и опоры. Витражи поражали сложным и причудливым рисунком, а полы были выложены загадочной мозаикой. Пока нас вели через бесконечную анфиладу залов, мимо несколько раз пронесли огромные, высотой с девушку, золотые кувшины, один раб тащил вазу из красного и желтого мрамора высотой со взрослого человека. Такие изделия производят исключительно в мастерских Тироса.
Мы не запачкали дорогих полов крепости и не засыпали песком роскошных ковров. У подножия огромной винтовой лестницы, ведущей в верхние покои дворца, мы и сопровождавшие нас двенадцать воинов остановились. К охранникам тут же подбежали рабыни, опустились на колени и стянули с них грязные сапоги пустыни. Затем рабыни вымыли веминиевой водой их ноги и вытерли своими волосами, из чего я заключил, что девушки не из Тахари. Под конец невольницы умастили их стопы благовониями и маслами. Заставить рабыню тахарского происхождения вытирать ноги волосами означает подвергнуть ее большому унижению. Разумеется, это сплошь и рядом применяется в воспитательных целях в тех случаях, когда речь не идет об уроженках Тахари. Когда с мытьем было покончено, рабыни принесли мягкие туфли без каблуков с загнутыми носками. Такие туфли чрезвычайно популярны в богатых домах Тахари. Нам с Хассаном тоже вымыли и протерли ноги. У моей девушки волосы были длинные и почти черные. Она лишь один раз осмелилась взглянуть мне в лицо, после чего сразу же опустила глаза и погрузилась в работу. Возможно, она происходила из знатной семьи Ара. Но теперь она всего лишь рабыня
— Туда, — показал человек, ведущий нас по дворцу. Мы остановились у огромных дверей, узких у самого пола, затем грациозно расширяющихся и снова сходящихся в одну точку высоко над головой. Издалека они походили на острие копья, на язык пламени или на лист флахдаха.
Навстречу нам из комнаты выскочила девушка. На мгновение наши глаза встретились. Она нас не знала, но почувствовала, что ее оценивают. Кожа на ее теле покраснела от волос до лодыжек. Несмотря на то что мы с Хассаном оставались раздетыми, она казалась более голой, поскольку на ней был горианский шелк для рабынь.
— Туда, — приказал сопровождающий, и в спину мне снова уперся клинок ятагана.
Со связанными за спиной руками мы с Хассаном вошли в высокую комнату. На невысоком помосте восседал человек. Сидящие вокруг него подняли головы.
— На колени! — крикнул сопровождающий. — Целовать плиты у ног господина!
Мы опустились на колени и прикоснулись губами к мраморным плитам. Неповиновение в данной ситуации закончилось бы мгновенным отсечением головы.
Сидящий со скрещенными ногами на помосте человек молча смотрел на нас.
Мы тоже ничего не говорили.
Наконец он поднял палец.
— Можете еще раз проявить уважение, — произнес голос за нашими спинами.
Мы снова опустились на колени, приложились к полу.
— Не думал, что женщина сможет вас удержать, — улыбнулся человек на помосте.
Мы промолчали.
— Считал вас более везучими. — Лицо говорящего, как и лица его сподвижников, покрывала повязка, которую он приподнимал, когда откусывал крупные виноградины с грозди.
Я осмотрел комнату.
Это было роскошное, просторное и высокое помещение с колоннами. Полы были выложены мозаичными плитами, повсюду стояли дорогие украшения. В такой комнате мог бы устраивать приемы визирь, паша или калиф.
— Она великолепно справилась с ролью, — произнес человек на помосте, закончил есть виноград и сполоснул правую руку в небольшой чашке с веминиевой водой. — Но она всего лишь женщина. Не думал, что ей удастся вас задержать. Вы пробыли в ее плену чуть более двадцати анов.