— Он отлично играет в каиссу, — заявил Раздвоенная Борода.

— Мне он все равно не противник, — сказал Оттар.

— Посмотрим, — усмехнулся я.

Сквозь толпу встречающих к нам пробиралась какая-то рабыня.

— Неужели мой джарл забыл Гунхильду? — спросила она, а потом, тихонько всхлипывая, подобралась поближе, обняла и поцеловала Ивара в плечо.

У нее на шее был ошейник из черного железа с кольцом, в которое продевалась цепь.

— А как насчет Пухлых Губок? — вскрикнула другая и опустилась на колени, не сводя с Раздвоенной Бороды умоляющих глаз.

Иногда рабыням давали говорящие имена — у этой девушки были полные, чувственные губы и светлые волосы; а еще от нее пахло веррами, по всей видимости, именно ее я видел на склоне со стадом этих домашних животных.

— Пухлые Губки чуть не погибла от страданий, дожидаясь возвращения своего джарла, — пролепетала она, и Раздвоенная Борода молча потрепал ее по голове здоровенной ручищей.

— А Ольга? — завопила третья рабыня, черноволосая и очень красивая.

— Ты не должен забывать Хорошенькие Ножки, мой джарл, — напомнила о себе еще одна красотка, совсем молоденькая и миниатюрная, мне показалось, что ей нет еще и шестнадцати.

Она с жадностью прильнула к руке Раздвоенной Бороды и принялась тихонько покусывать ее.

— Пошли прочь, девки! — засмеялся Оттар. — Раздвоенная Борода привез с собой новую добычу, свеженьких красоток!

Гунхильда разозлилась, двумя руками опустила тунику до самого пояса и, гордо выпрямившись, встала перед Раздвоенной Бородой, выставив вперед роскошную грудь. Она была просто великолепна, ее красоту подчеркивал тяжелый ошейник из черного железа.

— Ни одна из них, — заявила она, — не сможет доставить тебе такое удовольствие, как Гунхильда!

Раздвоенная Борода подхватил ее на руки, жадно поцеловал в губы, сжав рукой грудь, а потом отшвырнул на доски причала.

— Займитесь приготовлениями к пиру! — приказал он.

— Слушаюсь, мой джарл! — воскликнула Гунхильда, вскочила на ноги и побежала к палисаду.

— Да, мой джарл! — закричали остальные девушки и устремились вслед за Гунхильдой, чтобы начать приготовления к празднику.

Раздвоенная Борода обратил свое внимание на змея и на добычу, которую под восторженные крики толпы его воины выносили на берег.

Когда с этим было покончено, я последовал за Раздвоенной Бородой к кузнице. Перед входом в нее и располагался помост, сделанный из огромного упавшего дерева. Даже с обструганной корой толщина бревна составляла не менее ярда. Рядом с ним на коленях, друг за другом, стояли новые рабыни, прижимаясь к дереву правым плечом. Среди них находилась и Эльгифу. Вокруг собрались мужчины, в том числе и мускулистый кузнец. Чуть в стороне, на большом камне установили наковальню. Рядом я увидел две раскаленные докрасна жаровни, на белых углях лежали железные клейма. Невысокий парнишка с коротко постриженными волосами в тунике из белой шерсти и ошейнике качал воздух при помощи небольших мехов. Воздух над жаровнями дрожал. С другой стороны стоял широкоплечий молодой раб с железным ошейником на шее и в такой же тунике из белой шерсти.

— Она будет первой, — заявил Раздвоенная Борода, указав на стройную белокурую девушку.

Широкоплечий раб, не обращая внимания на стоны девушки, положил несчастную животом вниз на помост. Двое мужчин держали ее за плечи, еще двое — за ноги. Пятый, в тяжелой кожаной рукавице, вытащил из огня раскаленное железное клеймо.

— Прошу тебя, мой джарл, — молила она, — не клейми свою девушку!

По знаку Раздвоенной Бороды железо крепко прижали к ее телу. Только после того, как клеймо убрали, девушка закричала. Ее глаза были крепко закрыты, зубы скрипели. Она пыталась не плакать. Собрав всю волю в кулак, белокурая красавица надеялась победить боль. И все же, когда раскаленное, дымящееся железо убрали, она не выдержала. Забыла о гордости и начала безудержно выть, как и любая другая только что заклейменная рабыня. Ее оттащили в сторону. Она закинула голову назад, слезы текли по лицу, и девушка снова закричала. Бросив взгляд вниз, она увидела клеймо на своем теле.

Широкоплечий раб заставил ее подойти к наковальне и поставил на колени.

Раздвоенная Борода использовал клеймо, распространенное на Севере; в Торвальдсленде не было таких жестких правил, как на Юге, где купеческая каста постаралась ввести единую форму. Клеймо Раздвоенной Бороды представляло собой полукруг с диагональной чертой, проходящий через его правый край. Диаметр круга составлял дюйм с четвертью, и длина черты была такой же. Клеймо, как и многие другие, имело символический смысл. На Севере принято считать, что рабыня — это женщина, живота которой касается острие меча.

— Посмотри на меня, — приказал кузнец.

Белокурая девушка, глаза которой переполняли слезы, подняла голову.

Он открыл железный ошейник, толщиной в полдюйма, и надел ей на шею. С ошейника свисало кольцо, сквозь которое можно было продеть цепь.

— Положи голову рядом с наковальней, — сказал кузнец.

Не дожидаясь, пока она подчинится, кузнец схватил девушку за волосы и резко дернул вниз, так что ее шея оказалась на земле, а два свободных конца ошейника сошлись на наковальне. Между ошейником и шеей оставалось около четверти дюйма. Я увидел светлые густые волосы у нее на затылке. На нижнем конце ошейника находились два толстых небольших кольца, на другом — еще одно, такого же диаметра. Кузнец совместил кольца, так что одно оказалось внутри двух других — они идеально соответствовали по размерам. Затем продел сквозь отверстия железную заклепку.

— Не дергай головой, рабыня, — предупредил кузнец.

Быстрыми, уверенными ударами молотка он заклепал кольца.

Взяв девушку за волосы, кузнец отшвырнул ее в сторону. Она лежала и плакала, заклейменная, обнаженная рабыня в ошейнике.

— Следующая, — скомандовал Раздвоенная Борода.

К помосту подошла другая плачущая девушка.

Вскоре осталась только Эльгифу.

Раздвоенная Борода нарисовал на земле каблуком своего сапога круг рабыни.

Она посмотрела на него.

А потом под смех собравшихся мужчин подобрала подол, вошла в круг и встала, глядя на Раздвоенную Бороду.

— Сними одежду, моя красавица, — приказал Раздвоенная Борода.

Эльгифу подняла руки и расстегнула черное бархатное платье, а потом стянула его через голову. И осталась в одной тонкой шелковой сорочке. Ее она тоже сняла через голову и отбросила в сторону.

Гордо вскинула голову и осталась стоять неподвижно.

Ивар облизнул губы. Многие мужчины восторженно закричали, некоторые звонко ударили правыми ладонями по левому плечу. Несколько воинов застучали древками копий по щитам.

— Ну, разве она не лакомый кусочек? — спросил Ивар, обращаясь к своим людям.

И снова все закричали и захлопали. В глазах гордой Эльгифу появился страх.

— Беги под клеймо! — неожиданно резко приказал Раздвоенная Борода.

С горестным стоном Эльгифу подбежала к помосту. Ее, как и всех остальных девушек, бросили на бревно лицом вниз. Через мгновение раскаленное железо ужалило и ее. Отчаянный вопль Эльгифу вызвал смех у остальных рабынь. Потом ее отвели к наковальне и поставили на колени.

Тут я заметил, как широкоплечий раб подошел к стройной белокурой девушке и помог ей подняться на ноги.

— Я вижу, Тири, — сказал он, — что теперь ты стала невольницей.

— Вульфстан, — пролепетала она.

— Здесь меня называют Тарск, — сказал он.

Он потрогал ошейник у нее на шее.

— Гордая Тири, — задумчиво проговорил он и улыбнулся, — и надо же так случиться, рабыня! Ты отказалась выйти за меня. Помнишь?

Тири ничего не ответила.

— Ты считала, что слишком хороша для меня. — Тарск рассмеялся. — А теперь, вне всякого сомнения, станешь ползать на животе перед тем, кто сможет освободить тебя.

Она гневно посмотрела на него.

— Разве не так? — спросил он.

— Да, Вульфстан, — проговорила она, — стану!

Он продолжал держать ее за ошейник.

— Но тебя не освободят, Тири, ты будешь продолжать носить ошейник. Ты теперь рабыня, — сказал он.

Она опустила голову.

— Мне приятно видеть тебя здесь, — не унимался Тарск. Девушка подняла глаза и сердито взглянула на него. — Клеймо делает женщину лучше. И тебя тоже, Тири, украшает ошейник — черное железо великолепно смотрится на твоем нежном теле.

— Спасибо тебе, Вульфстан, — сказала она.

— Женщине необходим ошейник, — добавил он.

Глаза Тири вспыхнули.

— Иногда, — предупредил он, — чтобы сделать невольницу более послушной, ее обнаженной бросают к нам. — Он улыбнулся. — Не бойся. Если это случится с тобой, я не сделаю тебе больно, рабыня. Не сомневайся.

Она отшатнулась от него.

Раздались последние удары молота, и Эльгифу оттащили за волосы в сторону от наковальни.

— Торопитесь, рабыни! — закричал Раздвоенная Борода. — Торопитесь, ленивые девки! Нужно готовить пир!

Рабыни, а среди них и Тири с Эльгифу, убежали, как испуганное стадо табуков, по зеленой траве к воротам палисада — там их ждала работа.

Ивар Раздвоенная Борода хохотал, откинув назад голову. У него на коленях, обнаженная, сидела та, что еще недавно звалась Эльгифу — она обнимала его за шею и целовала в щеку; теперь дочь правителя Кассау носила новое имя — Булочка. С другой стороны к Ивару ластилась Гунхильда.

Я держал в руке большой рог северян.

— Но его же невозможно поставить! — удивленно воскликнул я.

Раздвоенная Борода снова откинул голову назад и захохотал:

— Если не можешь осушить его разом, отдай другому!

Мне ничего не оставалось, как поднять рог и выпить все его содержимое.

— Великолепно! — вскричал Раздвоенная Борода.

Я протянул рог обнаженной Тири, которая стояла на коленях возле моей скамьи.

— Слушаюсь, мой джарл, — сказала она и убежала, чтобы наполнить рог из огромной бочки.

Как изумительно красивы обнаженные женщины в ошейниках!

— Я совсем не таким представлял себе твой зал для пиршеств, — сказал я Ивару.

Мне казалось, что залы в домах северян должны быть немного другими. На самом деле настоящие пиршественные залы, роскошные, с высокими потолками, построенные из досок и бревен, со скамьями и колоннами, резными украшениями и коврами, большими очагами, где кипятят воду, встречаются редко и принадлежат самым богатым джарлам. Помещение, в котором мы сейчас находились, было самым обычным — и меня это удивило. Однако, подумав немного, я решил, что тут нет ничего странного: в этой безрадостной стране ведь растут только чахлые, кривые деревья. В Торвальдсленде дерево стоит огромных денег. Да и то, что удается купить, используется для строительства кораблей. Если северянин вынужден делать выбор между своим домом и кораблем, всегда побеждает последний, поскольку имен но благодаря наличию судна человек получает необходимые средства для сносного существования, в том числе и для строительства дома.

— Вот, джарл, — сказала Тири и протянула мне рог, который был наполнен медом Торвальдсленда, густым и сладким.

Весь дом Ивара Раздвоенная Борода представлял собой длинный зал, около ста двадцати горианских футов длиной. Его стены, построенные из дерна и камня, были толстыми и надежными, местами они достигали восьми футов. Выходил дом на север и юг, таким образом он оказывался меньше открыт северным ветрам, что особенно важно зимой. В самом центре, в круглом углублении, находился очаг. В этой большой длинной комнате жили, ели и спали. В одном конце за деревянной загородкой располагалась кухня. Высота потолков не превышала шести футов, а это означало, что большей части мужчин приходилось наклоняться, передвигаясь по залу. Здесь было темно. Кроме того, в помещениях подобного рода часто задерживается дым, который, как это принято в Торвальдсленде, выходит наружу через узкие отверстия в крыше. В центральной части зала по всей длине пол опущен на один фут ниже уровня земли, там поставлены столы и скамьи. А еще в центре имеется два ряда столбов, расстояние между которыми равняется примерно семи футам — они поддерживают крышу. По краям зала, на уровне земли, прямо на полу разложены меха. Спальни отгорожены друг от друга камнями. Таким образом сам зал находится немного ниже уровня земли, а спальни расположены по обе стороны от него, там, где начинаются стены. В спальнях имеется место, где можно сложить вещи, а сами помещения достигают восьми футов в длину.

Две рабыни, обнаженные, как и все остальные, Хорошенькие Ножки и Пухлые Губки, шли со стороны кухни, сгибаясь под тяжестью огромного подноса с жареным дымящимся тарском. Они пробирались к столу, а мужчины тем временем шлепали и щипали их. Девушки смеялись от удовольствия. Чтобы они не обожглись, на плечи им положили куски толстой кожи. И вот жареный тарск уже стоит перед нами на столе. Выхватив из-за пояса нож и оттолкнув в сторону Гунхильду и Булочку, Ивар Раздвоенная Борода принялся резать мясо и бросать куски тем, кто сидел за столом.

Я услышал, как весело хохочут мужчины у меня за спиной, а где-то в углу, довольно далеко от стола, насиловали рабыню, которая отчаянно кричала. Это была одна из новых девушек, привезенных Раздвоенной Бородой из Кассау, а ее крики были криками удовольствия.

— Ну, так вот, — сказал мне Ивар Раздвоенная Борода. — Я нахожусь вне закона.

— Этого я не знал, — ответил я.

— Одна из причин, по которой мой зал построен не из дерева, — пояснил он.

— Понятно, — протянул я. — Зато у тебя есть палисад.

Ивар бросил мне кусок мяса.

Отрезав еще два маленьких кусочка, он засунул их в открытые рты Гунхильды и Булочки.

Его ручные собачонки послушно все прожевали.

— Палисад, — продолжал разговор Раздвоенная Борода, — довольно низкий, а щели замазаны глиной.

Я оторвал немного мяса от своего куска и протянул Тири. Она улыбнулась мне. Эта девушка изо всех сил хотела научиться доставлять мужчине удовольствие.

— Спасибо, мой джарл, — сказала она и аккуратно взяла мясо зубами.

Я рассмеялся, а она испуганно опустила глаза. Тири знала, что очень скоро ей будет преподан урок, как нужно ублажать мужчину — по-настоящему.

— Ты богат, — сказал я, — и у тебя много людей. Не сомневаюсь, ты вполне мог бы построить себе зал из дерева, если бы только захотел.

— А зачем ты прибыл в Торвальдсленд? — неожиданно спросил Ивар Раздвоенная Борода.

— Чтобы отомстить, — ответил я. — Я охочусь на одного из курий.

— Они опасны, — заметил Ивар Раздвоенная Борода.

Я пожал плечами.

— Один из них напал на нас, — неожиданно вмешался Оттар.

Ивар вопросительно взглянул на него.

— В прошлом месяце, — продолжал Оттар, — он украл одного из наших верров.

Это не мог быть тот курия, за которым охотился я.

— Мы не сумели его выследить, — сказал Оттар.

— Он наверняка ушел из наших мест, — утешил Оттара Ивар.

— Эти твари часто вас беспокоят? — поинтересовался я.

— Нет, — ответил Ивар, — они редко забираются так далеко на юг.

— Они умеют мыслить, — сказал я ему, — у них даже есть язык.

— Мне это известно, — кивнул Ивар.

Я не стал говорить Ивару, что существа, которых называют куриями, или зверями, на самом деле, представляют чуждую расу, которая воюет с Царствующими Жрецами за власть над двумя мирами — Землей и Гором. В этих сражениях, о которых большинству людей даже на Горе ничего не известно, время от времени корабли курий терпят крушение и приземляются на поверхности Гора. Царствующие Жрецы всегда стараются уничтожить все следы катастрофы, однако экипаж поверженного корабля их уже не интересует. Если заброшенные в мир Гора курии склоняли голову перед оружием и технологией Царствующих Жрецов, им, как и людям, разрешалось продолжать свое существование. Курии, с которыми мне доводилось иметь дело, были чудовищными существами, употреблявшими людей в пищу. Как и для акул, кровь была для них сильнейшим стимулирующим средством. Они обладали силой и интеллектом, хотя их способности, как и возможности людей, заметно уступали могуществу Царствующих Жрецов. Курии не боялись убивать и делали это с удовольствием, кроме того, они достигли высокого уровня технологического развития — достойный противник для Царствующих Жрецов. Многие из них жили в стальных космических кораблях — животные инстинкты этих диких волков пространства до некоторой степени ограничивались верностью Корабельному Кодексу. Считалось, что их собственный мир уничтожен. В это легко верилось, поскольку курии проявляли удивительную злобу и жадность, без устали создавая смертоносное оружие и технологии. Потеряв собственный мир, они стремились заполучить власть над другим.

Конечно, курии, с которыми приходилось иметь дело народу Торвальдсленда, были потомками потерпевших катастрофу, по меньшей мере в первом поколении. Считалось, что нельзя допустить, чтобы курии с кораблей вошли в контакт со своими собратьями на Горе.

Если люди и курии встречались, а чаще всего это происходило на Севере, то лишь для того, чтобы сойтись в смертельной схватке. Курии охотно питались человеческим мясом, а люди, естественно, старались вы следить и уничтожить жестокого врага. Однако обычно, учитывая силу и свирепость зверей, люди не рисковали охотиться вдалеке от своих жилищ, особенно если дело ограничивалось пропажей боска или раба. Даже жители Торвальдсленда считали, что вполне достаточно отогнать зверя подальше от собственного поселения — в особенности, если в результате курии оказывались на вражеской территории.

— А как ты узнаешь курию, которого ищешь? — спросил Ивар.

— Думаю, он сам меня узнает, — ответил я.

— Ты очень смелый или очень глупый человек, — заявил Ивар.

В ответ я лишь сделал большой глоток меда и закусил мясом тарска.

— Ты с Юга, — продолжал Ивар. — У меня есть к тебе предложение.

— И в чем оно заключается? — осведомился я.

Мимо нас один из гребцов пронес на плече смеющуюся и брыкающуюся рабыню Ольгу.

Другие рабыни тоже оказались среди людей Ивара. Некоторые из новых девушек пытались сопротивляться. Одна из них разозлила своего повелителя, и он начал бить ее ремнем. Когда северянин отпустил девушку, она, рыдая, принялась его целовать. Мужчины хохотали. Еще одну из новых рабынь бросили на скамью. Она лежала на спине, голова откинулась назад, длинные черные, давно немытые волосы свисали до пола; глаза оставались закрытыми.

— Только не останавливайся, мой джарл, — молила она. — Твоя рабыня просит тебя не останавливаться!

— Я вне закона, — повторил Ивар. — На дуэли я убил Финна Широкий Ремень.

— Но это же была дуэль, — несколько удивился я.

— Финн Широкий Ремень приходился двоюродным братом джарлу Свейну Синий Зуб.

— Понятно, — кивнул я.

Свейн Синий Зуб был знаменитым джарлом Торвальдсленда, в некотором смысле он считался самым могущественным из всех. Говорят, что в своем зале для пиршеств он мог накормить тысячу человек. Кроме того, ходил слух, что Свейн в случае необходимости мог послать стрелу войны на десять тысяч ферм. Десять кораблей стояли в его гавани, и еще сто готовы были прибыть по первому зову.

— Он твой джарл? — спросил я.

— Был моим джарлом, — пожав плечами, ответил Ивар Раздвоенная Борода.

— Должно быть, выкуп очень высок? — предположил я.

Раздвоенная Борода посмотрел на меня и усмехнулся.

— Свейн заломил такую цену, — горько улыбнулся Ивар, — что все возмутились. Даже жрецы рун и его собственные люди не смогли бы уплатить ее.

— Значит, ты останешься вне закона до тех пор, пока тебя не схватят или не убьют?

— Он надеется, что я покину Торвальдсленд, — сказал Ивар.

— Однако до сих пор ты этого не сделал, — заметил я.

Ивар ухмыльнулся.

— Он не знает, где я. Если бы ему удалось это выяснить, то в мою бухту мигом вошла бы сотня кораблей.

— А каков выкуп? — осведомился я.

— Сотня золотых стоунов, — ответил Ивар.

— Ты взял никак не меньше в храме Кассау, — заметил я.

— И еще сапфиры Шенди, которые весят столько же, сколько взрослый мужчина, — добавил Раздвоенная Борода.

Я промолчал.

— Ты не удивлен? — спросил Ивар.

— Требования кажутся просто бессмысленными, — улыбаясь, признался я.

— Однако ты знаешь, что я сделал на Юге? — поинтересовался он.

— Это общеизвестно — ты освободил Ченбара Морской Слин, убара Тироса, из темницы Порт-Кара, а твоя плата равнялась его весу в сапфирах Шенди. — Я не стал говорить Ивару, что, будучи адмиралом Порт-Кара, именно я, под именем Боска, захватил Ченбара в плен.

Я не мог не восхищаться дерзостью этого человека из Торвальдсленда, хотя в результате его смелого налета меня в прошлом году чуть не настигла смерть в северных лесах. Сарус из Тироса по приказу освобожденного Ченбара, попытался захватить в плен Марленуса из Ара и меня. Я сумел спастись, а спустя некоторое время разбил Саруса и освободил Марленуса и наших людей.

— Теперь, — рассмеялся Ивар Раздвоенная Борода, — Свейн Синий Зуб не сможет спать спокойно на своих мехах.

— Ты уже собрал сто стоунов золота, — заметил я, — и сапфиры Шенди, которые весят столько же, сколько Ченбар Морской Слин из Тироса.

— Однако Синий Зуб хочет от меня еще одну вещь, — признался Ивар.

— Луны Гора? — поинтересовался я.

— Нет, — возразил Раздвоенная Борода, — луну Скагнара.

— Не понимаю, — признался я.

— Дочь Торгарда из Скагнара, Хильду Надменную.

Я рассмеялся.

— Торгард из Скагнара, — заметил я, — едва ли уступает самому Синему Зубу.

— Ты из Порт-Кара, — сказал Ивар.

— Мой дом стоит в этом городе, — кивнул я.

— Является ли Торгард из Скагнара врагом Порт-Кара? — спросил он.

— Мы в Порт-Каре, — ответил я, — обычно редко вступаем в споры с людьми из Скагнара, но корабли Торгарда не раз совершали нападения на наши суда. Многих жителей Порт-Кара он отправил в воды Тассы.

— Можно ли утверждать, — осторожно спросил Ивар, — что в таком случае он твой враг?

— Да, — ответил я, — так можно сказать.

— И ты охотишься за курией? — уточнил Ивар.

— Да, — кивнул я.

— Задача трудная и опасная, — заметил Ивар.

— Возможно, — согласился я.

— Однако было бы интересно принять участие в такой охоте, — заявил Раздвоенная Борода.

— Я буду только рад, если ты составишь мне компанию, — не стал отказываться я.

— А тебя волнует, станет ли дочь Торгарда из Скагнара носить рабский ошейник?

— Мне это совершенно безразлично, — пожал я плечами.

— Я думаю, очень скоро Хильда Надменная окажется в зале Ивара Раздвоенная Борода, — заявил он.

— Задача трудная и опасная, — задумчиво проговорил я.

— Возможно, — согласился он.

— Хочешь, чтобы я составил тебе компанию? — спросил я.

Он усмехнулся.

— Гунхильда, — приказал Ивар, — принеси рог меду.

— Слушаюсь, мой джарл, — ответила рабыня и побежала к бочке.

Через несколько секунд Гунхильда вернулась с огромным рогом меда.

— Мой джарл, — с поклоном сказала она.

Раздвоенная Борода взял рог, и мы вместе осушили его.

А потом пожали друг другу руки.

— Я буду только рад, если ты пойдешь со мной, — с довольной улыбкой заявил он. Потом Раздвоенная Борода поднялся на ноги. — Пейте! — закричал он своим людям. — Пейте мед за Хильду Надменную, дочь Торгарда из Скагнара!

Его люди громко захохотали. Обнаженные рабыни в ошейниках забегали между столами, наполняя рога медом.

— Пир! — объявил Ивар Раздвоенная Борода. — Пир!

Много мяса было съедено, выпит не один рог с медом.

Хотя зал Ивара Раздвоенная Борода был построен из земли и камня, а сам хозяин считался вне закона, он встретил меня на пороге, после того как попросил немного подождать за дверью, в своих лучших алых с золотом одеждах, с чашей, наполненной водой, и полотенцем в руках.

— Добро пожаловать в зал Ивара Раздвоенная Борода, — сказал он.

Я вымыл руки и лицо из чаши, которую подал мне сам Раздвоенная Борода, и вытерся полотенцем. Потом меня пригласили войти и посадили на самое почетное место напротив хозяина. Ивар подарил мне роскошный плащ из меха морского слина; копье с наконечником из бронзы; щит из крашеного дерева, укрепленный железными полосами; железный шлем конической формы с защитными цепочками и стальной пластиной, прикрывающей нос, которую можно было поднимать и опускать; рубашку и кожаные штаны; четыре золотых кольца; а напоследок — боевой топор Торвальдсленда с огромным лезвием.

— Благодарю тебя, — сказал я.

— Ты прекрасно играешь в каиссу, — ответил Ивар.

Я отлично понимал, что помощь Ивара в суровых землях Торвальдсленда невозможно переоценить. Он мог знать места обитания курий; редкие северные диалекты, часть из которых очень существенно отличались от горианского языка, привычного для жителей Ара, Ко-Ро-Ба или даже далекой Тарии; к тому же ему наверняка прекрасно известны обычаи и правила поведения в залах северных джарлов. Мне совсем не хотелось, чтобы меня бросили в темницу только за то, что я случайно оскорбил какого-нибудь свободного воина Торвальдсленда из-за незнания местных обычаев. Но главное — Раздвоенная Борода был могучим воином, храбрым человеком и хитрым тактиком; оставалось только радоваться, что мне удалось обзавестись таким сильным союзником.

Надеть рабский ошейник на шею дочери Торгарда из Скагнара не казалось мне такой уж серьезной платой за помощь Ивара.

Торгард из Скагнара, безжалостный и жестокий, один из самых могущественных северных джарлов, был моим врагом.

Это он гнался за нами в море на своем «Черном слине».

Что ж, пусть его дочь, Хильда Надменная, остерегается.

Я взглянул на Раздвоенную Бороду. Одной рукой он обнимал за талию дочь правителя Кассау, Булочку, а другой — Гунхильду, обладательницу великолепной высокой груди.

— Попробуй свою Булочку, — просила новая рабыня.

Он поцеловал ее.

— А Гунхильду! Гунхильду! — запротестовала прежняя фаворитка.

Ее рука скользнула внутрь меховой рубашки Ивара, и он поцеловал невольницу.

— Разреши Булочке доставить тебе удовольствие! — рыдала та, которая еще совсем недавно была гордой Эльгифу.

— Нет, разреши Гунхильде! — воскликнула Гунхильда.

— Я смогу это сделать лучше! — утверждала Булочка. — Лучше!

— Нет, я! — рассердилась Гунхильда.

Ивар Раздвоенная Борода встал. Рабыни продолжали цепляться за его ноги.

— Бегите к мехам! — приказал он. — Обе!

Девушки моментально убежали.

Он перешагнул через скамейку и последовал за ними. Там, где располагались спальни, примерно на фут выше центральной части, в которой стояли длинный стол и скамьи, тут и там на небольших земляных возвышениях были разложены закругленные бревна длиной от десяти до пятнадцати футов и около восьми дюймов толщиной. По всей длине бревна опоясывали аккуратные железные ленты, к которым были приделаны кольца с длинной цепью, на конце цепи висели ножные кандалы.

Гунхильда выставила левую ногу, и Раздвоенная Борода приковал ее; потом пришла очередь Булочки. Раздвоенная Борода сбросил куртку. Послышался перезвон цепей, обе рабыни повернулись — Булочка налево, а Гунхильда направо — и улеглись, дожидаясь, пока Ивар устроится между ними.

Сидевшие за столами воины расхохотались. Одну из новых девушек из Кассау бросили прямо на стол. Она лежала на спине среди кусков мяса и разлитого меда; смеясь, новая рабыня отталкивала одетых в меха воинов Торвальдсленда. Другую невольницу увели на меха спальной платформы. Я видел, как в темноте промелькнуло ее белое тело, когда она пыталась отползти в сторону, однако ее швырнули на меховую постель и приковали за лодыжку. Северянин быстро завладел ею. Я заметил, как ее голова поднялась, она попыталась поцеловать его в губы, но он жестоко отбросил девушку назад — он мог делать со своей добычей все, что захочет. Рабыне ничего не оставалось, как подчиниться.

— Мой джарл! — рыдала она. — Мой джарл!

Он снова толкнул девушку на спину и быстро овладел ею с удивительной жестокостью и силой. Я видел, как снова и снова поднимается его тело, а девушка отчаянно прижимается к нему. Рабыням не приходится рассчитывать на милосердие.

— Я люблю тебя, мой джарл! — кричала она.

Мужчины за столами, продолжавшие есть мясо и прихлебывать мед, весело над ней смеялись.

Она рыдала и кричала от удовольствия.

Когда гребец покончил с ней и поднялся, чтобы уйти обратно к столу, невольница попыталась удержать его. Он швырнул ее обратно на меха. Рыдая, протягивала она к нему руки. Гребец молча повернулся и пошел к столу.

Я заметил, как другой северянин подполз к девушке, схватил ее за волосы и повалил на постель. В следующее мгновение ее обнаженное тело прижималось уже к новому хозяину.

— Я люблю вас, мои джарлы, — рыдала она. — Я люблю вас!

Все снова расхохотались.

Я посмотрел в другую сторону; на скамье одиноко и неподвижно застыл Ролло, его огромное тело напоминало каменную глыбу. Он был обнажен по пояс. На золотой цепочке висел брелок в виде золотого топора. Грудь великана густо поросла волосами. Казалось, он не обращает ни малейшего внимания на кипевший вокруг пир; не слышит смеха и воплей рабынь; он сидел, положив огромные руки на колени; его глаза были закрыты. Рабыня, проходя мимо с рогом в руках, задела его и в страхе отшатнулась. Ролло даже не открыл глаз.

Он отдыхал.

— О нет! — услышал я, как воскликнула Булочка.

Я повернулся, чтобы взглянуть на постель Раздвоенной Бороды. Ивар снял с шеи серебряную цепь — символ власти Гурта, правителя Кассау, завел руки Булочки за спину и ловко замотал их цепью. Она сидела на мехах, левая лодыжка прикована к бревну в ногах постели, а руки стянуты за спиной цепью, которая когда-то служила символом власти ее отца.

Она со страхом посмотрела на Раздвоенную Бороду. Он бросил Булочку на спину.

— Не забывай о Гунхильде, — заныла другая рабыня, прижимаясь губами к плечу Раздвоенной Бороды.

Я услышал, как зазвенела ее цепь.

Мужчин-рабов приковывали на ночь в сараях босков; рабыни оставались в зале для того, чтобы услаждать свободных мужчин, которые часто менялись партнершами. Тот, кто развлекался с рабыней последним, должен был пристегнуть ее наручниками к постели.