ГЛАВА 25. КРЫША ДВОРЦА

Военные кличи Тарны и Ко-Ро-Ба слились в один, когда я и Торн бросились навстречу друг другу.

Оба одновременно мы метнули копья, которые мелькнули в воздухе, как две встречные молнии. Оба мы подставили свои щиты, слегка наклонив их, чтобы удар копья не был прямым. Оба мы метнули удачно, и копье Торна вызвало громовой звук, ударившись о мой щит.

Бронзовый наконечник копья пробил щит, все семь слоев кожи боска, и теперь щит был уже бесполезен. Я мгновенно выхватил меч и обрубил ремни, которыми он крепился к руке.

В тот же момент и щит Торна со звоном покатился по полу. Мое копье тоже пробило его и прошло чуть выше левого плеча.

Мы бросились друг на друга, как дикие ларлы, и наши мечи со звоном скрестились. Чистая, прозрачная, звенящая музыка боя сопровождалась лишь сверканием снопов искр.

Женщина в золотой мантии, сидящая на золотом троне, казалось, бесстрастно смотрела, как перед ней сражаются два воина: один — в голубом шлеме Тарны, другой — в алой тунике касты Воинов Гора.

В полированной поверхности золотой маски отражались наши движения.

По стенам комнаты метались две огромные бесформенные тени.

И затем на полированной поверхности маски осталось только одно отражение, а на стене — одна уродливая тень.

Торн лежал у моих ног.

Я выбил ногой меч из его руки и перевернул его тело. Грудь воина судорожно вздымалась под окровавленной туникой, рот жадно хватал воздух, голова бессильно лежала на каменном полу.

— Ты хорошо дрался, — сказал я.

— Я победил, — прошептал он еле слышно. Гримаса боли исказила его лицо.

Я не понимал, что он имеет в виду.

Я отошел от Торна и посмотрел на женщину, сидящую на троне.

Она медленно, шаг за шагом, спустилась с возвышения, к моему полному удивлению, бросилась перед Торном на колени и опустила голову на его окровавленную грудь.

Я вытер меч о тунику и вложил его в ножны.

— Мне очень жаль, — сказал я.

Женщина, казалось, не слышала меня.

Я отошел назад, оставив е наедине со своим горем. Я слышал звуки шагов в коридоре. Это были солдаты и повстанцы. Стены дворца уже дрожали от их победной песни.

Девушка подняла голову в золотой маске и взглянула на меня.

Я не ожидал, что такая женщина, как Дорна, может испытывать любовь к мужчине.

И впервые за все это время я услышал голос из-под золотой маски:

— Торн победил тебя, — сказала она.

— Не думаю, — сказал я. — А ты, Дорна Гордая, теперь моя пленница.

Раздался безжалостный смех, руки девушки в золотых перчатках сняли золотую маску и я, увидев лицо девушки, оцепенел.

На коленях перед Торном стояла не Дорна Гордая, а Вера из Ко-Ро-Ба, которая была его рабыней.

— Ты видишь, — сказала она, — что мой господин победил тебя, но не мечом, а хитростью. Он выиграл у тебя время, и теперь Дорна Гордая уже далеко.

— Почему ты это сделала? — крикнул я.

Она улыбнулась.

— Торн был очень добр ко мне.

— Теперь ты свободна.

Ее голова снова упала на грудь воина и все тело затряслось от рыданий.

В этот момент в комнату ворвались солдаты вместе с повстанцами во главе с Ларой и Кроном.

Я сказал, указывая на девушку:

— Не трогайте ее! Это не Дорна, а Вера, рабыня Торна.

— Где Дорна? — спросил Крон.

— Сбежала, — угрюмо ответил я.

Лара посмотрела на меня.

— Но дворец окружен, — заметила она.

— Крыша! — вдруг крикнул я, вспомнив о тарне. — Быстрее туда!

Лара бежала впереди, а мы за ней. Она показывала дорогу на крышу, уверенно ведя нас по темным коридорам. Наконец мы добрались до спиральной лестницы.

— Сюда! — крикнула она.

Я оттолкнул ее назад и бросился вверх по темным ступеням. Вскоре я был уже у двери и одним ударом вышиб ее. Голубой прямоугольник неба ослепил меня.

Я почувствовал запах огромных крылатых хищников.

Я выскочил на крышу, невольно зажмурив глаза от яркого света.

На крыше было три человека — два охранника и надсмотрщик, который мучил меня в подземной тюрьме дворца. Он держал на ремне огромного белого урта, с которым мне уже доводилось встречаться.

Охранники прилаживали корзину к сбруе большого коричневого тарна. Поводья птицы были прикреплены к корзине. В ней сидела женщина, в которой я сразу узнал Дорну Гордую, хотя она была одета в простые серебряные маску и мантию.

— Стой! — крикнул я, бросаясь вперед.

— Убей! — крикнул надсмотрщик, показывая на меня кнутом и спуская с поводка урта, который сразу бросился ко мне.

Это чудовище, похожее на гигантскую крысу, было быстрее молнии. Двумя огромными прыжками урт пересек крышу и бросился на меня прежде, чем я успел среагировать.

Я успел только защитить мечом свое горло от его пасти. Дикий вой был слышен, наверное, далеко за стенами Тарны. Он рванулся, и лезвий выскочило у меня из рук. Я обхватил руками его шею и сдавил ее, прижимаясь лицом к грязному белому меху. Меч вывалился у него из пасти и со звоном упал на пол крыши. Я сжимал его горло, стараясь отвести подальше от себя эти страшные челюсти, усеянные тремя рядами острых пилообразных зубов, которые стремились вонзиться в меня.

Урт катался по крыше, стараясь освободиться от меня. Он прыгал, вертелся, метался из стороны в сторону. Надсмотрщик поднял мой меч и кружил вокруг нас, выбирая момент для удара.

Я старался, чтобы между мной и надсмотрщиком было тело урта.

Кровь из пасти зверя залила его белый мех и мои руки. Я чувствовал, что моя голова тоже вся в крови.

Затем я повернулся так, чтобы открыть свое тело для удара меча. Надсмотрщик издал радостный крик и бросился вперед. Но за мгновение то того, как на меня обрушился его удар, я выпустил горло зверя и бросился под его брюхо. Зверь кинулся на меня и страшные клыки ухватили меня за рубашку, но тут же заревел от боли, а надсмотрщик завопил от ужаса.

Я выкатился из-под урта и увидел, что тот злобно смотрит на человека с мечом. Ухо зверя было отрублено, из раны хлестала кровь. Он не сводил глаз с человека, ударившего его.

Надсмотрщик еще раз испуганно вскрикнул, ударил кнутом, но так как он был почти парализован страхом, удар получился слабым и жалким.

Урт мгновенно прыгнул и подмял его под себя, и только глухое рычание слышалось из спутанного клубка тел.

Я отвернулся от них и оказался перед охранниками.

Женщина уже стояла в корзине, натянув поводья.

Бесстрастная серебряная маска была обращена ко мне. В прорезях виднелись горящие ненавистью глаза.

Прозвучал приказ:

— Убейте его!

Я стоял перед ними совершенно безоружный.

Но охранники не кинулись ко мне. Один из них ответил женщине:

— Ты решила покинуть город, следовательно у тебя нет власти.

— Скотина! — крикнула она и приказала другому воину убить первого.

— Ты уже больше не правишь в Тарне, — ответил второй солдат.

— Животные!

— Если бы ты осталась на троне, мы защищали бы тебя и погибли бы рядом с тобой, — сказал первый воин.

— Это правда, — подтвердил другой, — оставайся, и наши мечи будут служить тебе до конца. Но раз ты бежишь, то теряешь право командовать нами.

— Идиоты! — злобно вскрикнула она.

Затем Дорна Гордая бросила взгляд на меня. Я почти физически ощутил холод, презрение, ненависть и ярость, которые она излучала.

— Торн погиб за тебя, — сказал я.

Она рассмеялась.

— Он был таким же идиотом, как и все вы.

Я подумал, зачем же Торн отдал жизнь за эту женщину. Ведь даже чувство долга не призывало его к этому. Он присягал Ларе, а не Дорне. А он, тем не менее, нарушил свою клятву и предал татрикс ради Дорны.

И затем до меня все же дошло, что он любил эту жестокую женщину, хотя ни разу не видел ее лица, ее улыбки, не ощущал ее нежного прикосновения. Но он оказался выше и благороднее той, которую он так безнадежно любил. И эта любовь привела его к предательству, а потом и к гибели…

— Сдавайся! — крикнул я Дорне.

— Никогда! — презрительно ответила она.

— Куда же ты теперь направишься и что будешь делать? — спросил я.

Я знал, что у Дорны мало шансов выжить в одиночку на Горе. Пусть даже она увезет с собой много золота и серебра, все равно женщина останется женщиной, а на Горе даже серебряной маске нужен меч, чтобы защитить ее.

Она может стать жертвой хищников, в том числе своего собственного тарна, или ее схватят работорговцы.

— Отдайся на суд татрикс Тарны, — сказал я.

Дорна откинула голову назад и расхохоталась.

— Ты тоже идиот, — прошипела она сквозь смех.

Руки ее натянули первую пару поводьев. Тарн беспокойно шевельнулся.

Я оглянулся и увидел, что позади меня стоит Лара и смотрит на Дорну. За ее спиной толпились Крон, Андреас и Линна. Остальные повстанцы тоже поднимались на крышу.

Серебряная маска повернулась к Ларе, на которой не было больше ни маски, ни вуали.

— Бесстыжее животное, — прошипела она, — ты ничем не лучше их.

— Да, — ответила Лара, — это верно.

— Я всегда знала это. Ты недостойна быть татрикс Тарны. Лишь я одна могу быть ею.

— Та Тарна, о которой ты говоришь, больше не существует.

Солдаты, повстанцы и охранники громкими криками приветствовали эти слова Лары.

— Виват, Лара! Виват, татрикс! — кричали они пять раз подряд, как было положено по традиции. И пять раз оружие взлетало вверх, салютуя ей.

При каждом крике Дорна вздрагивала, как от удара. Ее руки в серебряных перчатках вцепились в поводья, и я был уверен, что костяшки ее пальцев побелели. Она вся кипела от ярости.

Дорна Гордая еще раз окинула взглядом солдат-повстанцев и Лару, а затем снова посмотрела на меня.

— Прощай, Тэрл из Ко-Ро-Ба, — сказала она, — не забывай меня. Я еще расквитаюсь с тобой.

Руки ее резко натянули поводья, и тарн взмыл в воздух. Корзина некоторое время стояла на крыше, затем веревки натянулись и она, качнувшись, поплыла по воздуху.

Я смотрел на птицу, которая кругами медленно набирала высоту, а затем полетела прочь, за пределы города.

Серебряная маска отблескивала на солнце.

Вскоре тарн превратился в черную точку на сияющем голубом небе.

Дорна Гордая бежала благодаря капитану Торну. Трудно было сказать, какая судьба ждет ее в будущем.

Она сказала, что рассчитается со мной. Я улыбнулся про себя, хорошо зная, что у нее мало шансов привести в исполнение эту угрозу. Ведь даже если она не попадет в лапы хищникам, то спастись от цепей рабства ей будет значительно труднее.

Возможно, она попадет к какому-нибудь воину, чтобы ублажать все его прихоти. А может, ей придется танцевать перед пьяными посетителями таверн кал-да.

Возможно, она станет посудомойкой и вся ее жизнь пройдет в четырех стенах, в облаках влажного пара и пыли. Постелью ей будут служить сырые опилки, одеждой

— короткий камиск, а едой — объедки со стола. В случае плохой работы или непослушания ее будет ждать кнут.

Возможно, она попадет на крестьянскую ферму, чтобы помогать своему хозяину в его тяжелом труде. И тогда она с горечью будет вспоминать Дом Развлечений. Ведь она будет истекать потом от непосильного труда, а спина ее всегда будет открыта для кнута.

Но я быстро выкинул из головы мысли о возможной судьбе Дорны Гордой. У меня хватало своих забот.

Мне самому нужно было кое с кем рассчитаться, а для этого я должен был добраться до Сардарских Гор, так как только там я мог встретиться с Царствующими Жрецами.

ГЛАВА 26. ПИСЬМО ТЭРЛА КЭБОТА

Написано в Тарне, 2 день эн-кара в четвертый год правления Лары, татрикс Тарны, год 10117 от основания Ара.

Тал, люди Земли…

В последние дни моего пребывания в Тарне у меня было время описать происшедшие события. И теперь настало время идти в Сардарские Горы.

Через пять дней я буду стоять перед черными воротами, отделяющими меня от гор.

Ворота откроются, когда я ударю копьем, а потом пройду сквозь них и меня будет сопровождать меланхоличный звон, означающий, что еще один человек из долин, еще один смертный осмелился отправиться в Сардарские Горы.

Я оставлю это письмо кому-нибудь из касты Писцов, кого найду на ярмарке. И с этого момента моя жизнь или смерть будет зависеть от воли Царствующих Жрецов, от которой зависит все в этом мире.

Они прокляли меня и мой город. Они отобрали у меня отца, любимую девушку и друзей, а взамен дали тяжелые испытания и опасности. И, к тому же, я чувствовал, что действую по их воле, служу им. Это по их желанию я попал в Тарну и участвовал во всех описанных событиях. Они сначала разрушили мой старый город, а потом с моей помощью восстановили его.

Кто они такие, я не знаю, но твердо решил узнать.

Многие шли в горы, чтобы раскрыть тайну Царствующих Жрецов, но никто не возвратился обратно, чтобы рассказать о них.

Но пока я расскажу о Тарне.

Она стала совсем другим городом.

Ее татрикс — прекрасная Лара — одна из мудрейших и справедливейших правителей этого варварского мира. Ей пришлось провести сложнейшую работу по объединению разобщенных граждан, примирению враждующих группировок. Если бы жители Тарны не любили ее, она не смогла бы ничего добиться.

Когда она снова взошла на трон, то не стала карать никого. Напротив, она объявила всеобщую амнистию, прощая и восставших рабов, и солдат, которые сражались на стороне Дорны.

Но эта амнистия не касалась серебряных масок.

Кровь рекой лилась по улицам Тарны, когда солдаты и повстанцы объединили свои усилия, охотясь за ними. Их преследовали везде — в домах и на улицах.

Их тащили по мостовой, срывали маски, сбрасывали со стен на торчащие мечи…

Тех, кто прятался в темных тоннелях дворца, бросали в каменные камеры, и вскоре они снова наполнились звоном цепей. Когда все камеры были заполнены, наступила очередь подвалов в Доме Развлечений, а потом и самой арены.

Многие, спасаясь от разъяренного народа, прятались в канализационных тоннелях, где нашли страшную смерть от клыков уртов.

Сбежавшие в горы становились жертвами слинов или их ловили крестьяне и приводили в город, где они разделяли судьбу других несчастных.

Но большинство сразу поняло, что борьба проиграна. Они вышли на улицы города и, стоя на коленях, унижено отдались на милость победителя.

Переворот в Тарне стал реальным фактом.

Я стоял у ступеней золотого трона и смотрел, как по приказу татрикс сбивали со стены огромную золотую маску. Теперь это бесстрастное лицо не будет больше взирать со стены на людей. Горожане, не веря своим глазам, смотрели, как маска, сбитая со стены, рухнула им под ноги и разбилась на тысячи кусков.

— Пусть их расплавят, — приказала Лара, — и сделают из них золотые монеты. Потом раздадут их тем, кто пострадал от старых жестоких законов Тарны.

— А из серебряных масок сделайте серебряные монеты, ведь теперь ни одна женщина в Тарне не будет носить маску — ни золотую, ни серебряную.

И эти слова Лары стали законом. С этого дня ни одна женщина В Тарне, включая саму татрикс, не имела права носить маску.

После победы восстания горожане сменили свою серую одежду на яркую и разноцветную. Члены касты Строителей стали украшать дома, что раньше было запрещено, так как считалось фривольным и легкомысленным. Черный булыжник мостовой был заменен цветным плитками, выложенными радующими глаза узорами. Черные ворота отполировали и выкрасили, медные полосы начистили до блеска.

В Тарну стали прибывать караваны торговцев. Город наполнился веселым смехом, шумом и гамом. На людях стали появляться золотые и серебряные украшения.

Дома горожан украсились прекрасными гобеленами из Ара, пушистыми коврами из Тора.

Везде, даже в мельчайших деталях одежды, проступала новая Тарна. Пряжки, пуговицы, ленточки и ремешки — все говорило о том, что люди стали радоваться жизни, наслаждаться ею.

Рынок уже не был просто площадью, где совершаются новые сделки, здесь встречались друзья, устраивались обеды, назначались свидания, обсуждались вопросы политики, погоды, философии, тысячи других проблем.

Я заметил еще одно новшество, которое не одобрял, считая бессмысленным: с площадок на крышах цилиндров были сняты перила.

Я сказал Крону, что это достаточно опасно, на что тот ответил просто:

— Тот, кто боится высоты, пусть не появляется там.

Среди мужчин появился новый обычай — они стали носить на поясе два желтых шнура. По этому признаку теперь всегда можно было узнать жителя Тарны.

На двадцатый день после победы восстания была решена судьба серебряных масок.

Их согнали, связанных друг с другом, на арену Дома Развлечений. Здесь они должны были услышать приговор. Они стояли на коленях перед Ларой, бывшие когда-то надменными и гордыми, а сейчас жалкие и несчастные. Они стояли на том самом песке, который много лет подряд орошали своей кровью мужчины Тарны для их удовольствия.

Лара долго думала, как поступить с ними, советуясь со многими, в том числе и со мной. Ее решение было более сурово, чем я ожидал, но должен признать, что Лара лучше знает свой город и своих людей.

Я знал, что старый порядок восстановить невозможно. Мужчины Тарны, попробовав во время восстания женщин, не пожелают отказываться от этого удовольствия. А те, кто видел танцующих перед ним женщин в прозрачных одеждах, слышал звон их колокольчиков, ощущал запах их распущенных волос, теперь хотел получить их в полную собственность.

Следует заметить, что изгнать женщин из города означало бы обречь их на невероятные мучения и скорую смерть.

Учитывая все это, приговор татрикс был милосердным, хотя и был встречен негодующими воплями несчастных созданий.

Каждой серебряной маске предоставлялось право жить за общественный счет в Тарне в течение шести месяцев. За этот срок они должны были найти мужчину, который возьмет их к себе в дом.

Если мужчина отказывается взять ее как друга, то он может взять ее в качестве рабыни или вовсе отказаться от нее. В этом случае она должна предложить себя другому мужчине, и так далее.

По истечении шести месяцев, если ее поиски хозяина окажутся неудачными или недостаточно энергичными, ее инициатива в этом вовсе теряется и она будет принадлежать первому, кто наденет на нее ошейник рабыни со своим именем. И тогда с ней можно будет обращаться как с девушкой, похищенной из другого города. Таким образом Лара дала возможность серебряным маскам самим выбрать себе господина. И хотя в конце концов она будет принадлежать животному, но зато сама выберет того, кто свяжет ее желтыми шнурами и на чьем алом ковре будет произведен ритуал покорности.

Вероятно, Лара знала то, чего не понимал я — этих несчастных женщин нужно было учить искусству любви и привязанности. А этому может научить только хозяин, а не равноправный партнер. Лара с болью в сердце осуждала своих сестер на столь мучительную участь, но это был шаг, который необходимо было сделать, пусть даже насильно. Это был шаг по той дороге, по которой прошла сама Лара — по дороге любви.

Когда я спросил об этом Лару, она ответила, что истинная дружба возможна только тогда, когда научишься истинной любви. И она еще добавила, что самая искренняя любовь возможна только тогда, когда на женщине цепи рабыни. Я был удивлен ее словами.

Больше мне говорить, пожалуй, не о чем.

Крон остался в Тарне, где занял довольно высокий пост в Совете татрикс.

Андреас и Линна решили покинуть город, так как поэт сказал мне, что есть много дорог, по которым он еще не ходил, и где им может встретиться много прекрасных песен. Я всем сердцем надеюсь, что он найдет то, что ищет.

Вера из Ко-Ро-Ба собирается некоторое время пожить в Тарне — как свободная женщина. Она не была серебряной маской, поэтому избежала их судьбы.

Останется ли она здесь навсегда, я не знаю. Она, как и все жители Ко-Ро-Ба, изгнанница, а изгоям трудно найти себе новый дом. Они чаще предпочитают трудную и полную опасностей жизнь вне городов, чем влачение существования за их безопасными стенами. А кроме того, все в Тарне будет напоминать ей о капитане Торне.

Эти утром я прощался с татрикс, с прекрасной и благородной Ларой. Я знал, что мы любим друг друга, но судьбы у нас разные.

Мы крепко поцеловались.

— Правь справедливо, — сказал я.

— Постараюсь, — ответила она.

Голова девушки лежала на моем плече.

— А если у меня опять появится желание быть жестокой, — сказала она с улыбкой, — я вспомню, что когда-то меня продали за пятьдесят серебряных монет, а один воин выкупил меня за ножны и шлем.

— В ножнах было шесть изумрудов, — добавил я со смехом.

Моя туника промокла от ее слез.

— Желаю тебе всего хорошего, прекрасная Лара.

— И я желаю тебе удачи, воин, — сказала девушка.

Она взглянула на меня. Глаза ее были полны слез, но в глубине все же таилась улыбка.

Лара рассмеялась:

— И если придет время, воин, когда ты захочешь иметь девушку-рабыню, которая будет носить прозрачный шелк, твой ошейник и клеймо, вспомни, если захочешь, о татрикс Тарны.

— Конечно, — сказал я.

И я снова поцеловал ее.

Она будет править Тарной и править хорошо, а я продолжу свой путь в Сардарские Горы.

Что я там найду — не знаю.

И я снова, в который уже раз, задумался над всеми тайнами, которые скрывали эти мрачные горы. Я думал о Царствующих Жрецах, об их могуществе, их кораблях и агентах, их планах относительно меня и всего мира. Самой главное — я должен обязательно узнать, почему разрушен мой город, а жители рассеяны по всей планете, что случилось с моими друзьями, отцом, Таленой. Но я иду в Сардарские Горы не только за правдой, меня влечет туда жажда кровавой мести. Я клялся в верности городу и мстить за него, за мой исчезнувший народ, за разрушенные стены и башни — мое право. Я — воин Ко-Ро-Ба! Я иду в Сардар не только за истиной, но и за кровью Царствующих Жрецов!

Какая глупая самонадеянность!

Что мои слабые руки могут сделать против могущества Царствующих Жрецов, кто я такой, чтобы вызывать их на поединок? Я ничтожнее, чем облачко пыли у них под ногами, чем травинка, которая может уколоть их в ногу. И все же я, Тэрл Кэбот, иду в Сардарские Горы, чтобы требовать ответа у Царствующих Жрецов, будь они хоть самими богами!

Где-то на улице послышался крик фонарщика:

— Зажгите ваши лампы! — нараспев кричал он.

Иногда я задумываюсь, пошел бы я туда, если бы мой город не был разрушен? И мне кажется, что если после возвращения я нашел бы свой город, своих друзей, отца и Талену, у меня даже бы мысли бы не было о походе куда-либо, я не променял бы радости жизни на сомнительное удовольствие узнать тайны Царствующих Жрецов. Мне иногда приходила в голову мысль — и она ужасала меня — что мой город был разрушен именно для того, чтобы заманить меня в Сардарские Горы, ибо они твердо знали, что я заберусь даже на Луну, чтобы призвать к ответу Царствующих Жрецов.

Значит, возможно, я иду прямо в расставленные сети. Они знают, что я приду, они все тщательно рассчитали и спланировали. Я уверял себя, что иду туда по своей воле, просто мое желание совпадает с волей Царствующих Жрецов. Если они играют в какую-то игру, то это и моя игра.

Но зачем им нужен Тэрл Кэбот, он ведь простой человек, пылинка по сравнению с ними. Он просто воин, у которого нет города, который он мог бы назвать своим, и, следовательно, он вне закона. Могут ли могущественные Царствующие Жрецы нуждаться во мне? Это выглядит глупо — ведь им ничего не нужно от людей.

Пора отложить перо в сторону.

Жаль только, что никто не возвращается с Сардарских Гор — ведь я так люблю жизнь. Жизнь, которая в этом варварском мире предстала передо мной прекрасной и жестокой, радостной и мрачной. Жизнь прекрасна и устрашающа. Я видел это в исчезнувших башнях Ко-Ро-Ба, в полете тарна, в звуках музыки, в раскатах грома над зелеными полями Гора. Я чувствовал это в дружеской пирушке, на поле битвы, в прикосновении женских губ и волос, в оскале клыков слина, в масках и цепях Тарны, в запахе желтых цветов любви и в свисте кнута надсмотрщика. Я благодарен богу, что появился на свет и живу.

Я — Тэрл Кэбот, воин Ко-Ро-Ба!

И даже Царствующие Жрецы не властны изменить это.

Уже вечер. Во многих окнах Тарны зажглись лампы любви. На стенах города горят сигнальные огни и я слышу отдаленные крики охранников. В Тарне все спокойно.

Цилиндры четко вырисовываются на фоне темнеющего неба. Скоро я покину город, но всегда буду помнить, что когда-то был в его стенах.

Оружие и щит под рукой. На улице кричит мой тарн.

Я доволен.

Желая вам всего хорошего, Тэрл Кэбот.

Заключительная надпись на рукописи.

Рукопись заканчивается подписью Тэрла Кэбота. И это все. За те несколько месяцев, что прошли с момента таинственного появления рукописи, не было получено никакого другого сообщения.

По моему глубокому убеждению, а я склонен верить этим записям, Тэрл Кэбот, действительно отправился в Сардарские Горы. Я не буду строить предположения о том, что он там обнаружил, но не думаю, что мы когда-нибудь узнаем об этом.