Теперь, когда толпа в радости начала рассеиваться, я понял, что больше не представляю никакого интереса, что я просто еще одно указание милости царей-жрецов, что кто-то — неважно, кто — вернулся из Сардара.
И в этот момент я вдруг понял, что меня окружили посвященные.
Их кодекс запрещает им убивать, но я знал, что они с этой целью нанимают людей из других каст.
Я посмотрел на верховного посвященного Ара.
— Кто ты, чужестранец? — спросил он.
Кстати, понятия «чужестранец» и «враг» на горянском обозначаются одним словом.
— Никто, — ответил я.
Я не открою ему свое имя, свою касту, свой город.
— Это хорошо, — сказал верховный посвященный.
Его собраться окружали меня все теснее.
— На самом деле он не пришел из Сардара, — сказал другой посвященный.
Я удивленно посмотрел на него.
— Да, — подтвердил другой. — Я видел. Он вышел из толпы, прошел за ограду и вернулся. Он был в ужасе. Он не пришел с гор.
— Ты понял? — спросил меня верховный посвященный.
— Вполне.
— Но это неправда! — воскликнула Вика из Трева. — Мы были в Сардаре. Мы видели царей-жрецов!
— Она богохульствует, — сказал один из посвященных.
Я велел Вике молчать.
Неожиданно мне стало грустно. Я подумал, какой будет судьба людей из роя, если они попытаются вернуться в свои города. Может, если будут молчать, смогут жить на поверхности, да и то не в своих городах, потому что в их городах посвященные обязательно вспомнят, что они уходили в Сардар.
И я с огромной печалью понял, что то, что я знаю и знают другие, никак не изменит жизнь Гора.
У посвященных свой образ жизни, свои древние традиции, свои средства существования, престиж касты, который он считают высшим на планете, свое учение, свои святые книги, церемонии и обряды, своя роль в культуре. Допустим, они узнают истину. Что это изменит? Неужели я на самом деле жду от них — от всех, что они сожгут свои одеяния, откажутся от притязаний на тайные знания и власть, разберут мотыги крестьян, иглы ткачей, займутся другими скромными работами?
— Он самозванец, — сказал один из посвященных.
— Он должен умереть, — заявил другой.
Я надеялся, что на других людей, вернувшихся из роя, посвященные не станут устраивать облавы и сжигать их как еретиков и богохульников.
Может, с ними будут обращаться, как с фанатиками, как со спятившими бездомными бродягами, невинными в своем безумии. Кто им поверит? Кто поверит на слово бродяге вопреки утверждениям могущественной касты посвященных? И даже если поверят, кто посмеет сказать об этом вслух?
Похоже, посвященные победили.
Я предположил даже, что многие люди вернутся в рой, где могут жить, любить и быть счастливыми. Другие, чтобы не потерять небо Гора над головой, признаются в обмане; но таких, я полагал, будет мало; однако будет много признаний тех, кто никогда не бывал в Сардаре, их наймут посвященные, чтобы дискредитировать рассказы вернувшихся. Я был уверен, что большинство вернувшихся из Сардара переберутся в новые города, где они никому не известны, и попытаются начать жизнь заново, как будто не хранится в их сердцах тайна Сардара.
Я стоял, поражаясь величию и ничтожеству человека.
И тут со стыдом я понял, что сам чуть не предал своих товарищей. Я намеревался воспользоваться моментом, заявить, что пришел с посланием от царей-жрецов, заставить людей жить так, как я считаю правильным, уважать друг друга, быть добрыми и достойными звания разумного существа, но какой от всего этого толк, если оно будет исходить не из сердца самого человека, а из страха перед царями-жрецами, из стремления угодить им? Нет, я не буду стараться переделывать людей, утверждая, что этого хотят цари-жрецы, хотя, возможно, на время это и подействует. Желание стать лучше должно исходить от самого человека, Если он встанет, то только на собственные ноги.
И я почувствовал благодарность к верховному посвященному Ара за его вмешательство.
Я понял, какими опасными могут быть посвященные, если послание, обращенное к благородству и морали человечества, вступит в противоречие с их суевериями и многочисленными впечатляющими церемониями.
Верховный посвященный из Ара сделал знак остальным.
— Отойдите, — приказал он, и они повиновались.
Поняв, что он хочет поговорить со мной наедине, я попросил Вику отойти. Она послушалась.
Мы с верховным посвященным рассматривали друг друга.
Неожиданно я перестал видеть в нем врага и почувствовал, что и он больше не считает меня противником.
— Ты много знаешь о Сардаре? — спросил я.
— Достаточно, — ответил он.
— Но тогда почему?..
— Тебе трудно будет понять.
Я чувствовал запах дыма, слышал, как шипит жир боска на жертвенном костре.
— Расскажи мне, — сказал я.
— Большинство, — ответил он, — как ты правильно решил, простые верующие члены моей касты, но есть и другие, кто заподозрил правду и испытывает мучения, есть такие, кто подозревает истину, но делает вид, что ничего не знает. Но мне, Ому, высшему посвященному Ара, и некоторым другим высшим посвященным все это не подобает.
— А чем же вы отличаетесь?
— Я… и некоторые другие… мы ждем человека. — Он посмотрел на меня. — Он еще не готов.
— Чего ждете? — спросил я.
— Чтобы человек поверил в себя, — ответил Ом. Он улыбнулся. — Мы пытаемся оставить щель, чтобы человек заглянул и заполнил ее… и кое-кто это делает, но немногие.
— Что за щель?
— Мы не обращаемся к сердцам людей, — сказал Ом, — но только к их страху. Мы говорим не о любви и храбрости, не о верности и благородстве, но об обрядах, о послушании, о наказании со стороны царей-жрецов; если бы мы говорили по-другому, человеку трудно было бы вырасти. Так, в тайне от большинства членов своей касты, мы желаем собственного конца, таков наш путь к величию человека.
Я долго смотрел на посвященного, думая, правду ли он говорит. Ничего более странного мне не приходилось слышать от посвященного: большинство из них поглощены ритуалами своей касты, они высокомерны и педантичны.
Я вздрогнул, может, от холодного ветра с Сардара.
— Именно поэтому я остаюсь посвященным.
— Цари-жрецы существуют, — сказал я.
— Знаю, — ответил Ом, — но какое они имеют отношение к самому важному для человека?
Я немного подумал.
— Вероятно, никакого.
— Иди с миром, — сказал посвященный и сделал шаг в сторону.
Я протянул руку, и Вика присоединилась ко мне.
Верховный посвященный Ара повернулся к остальным. Он сказал:
— Я не видел, чтобы кто-то пришел с Сардара.
Остальные посвященные смотрели на нас.
— Мы тоже не видели, — сказали они.
Они расступились, мы с Викой прошли между ними и миновали ворота и разрушенную ограду, некогда окружавшую Сардар.
34. ЛЮДИ КО-РО-БА
— Отец! — воскликнул я. — Отец!
Я бросился в объятия Мэтью Кабота, который со слезами обнял меня и, казалось, никогда не выпустит.
Снова я вижу это строгое сильное лицо, эту квадратную челюсть. густую буйную гриву волос, так похожую на мою, это сухощавое тело, эти серые глаза, сейчас полные слез.
Я почувствовал удар по спине, чуть не упал, повернулся и увидел огромного мускулистого Олдера Тарла, моего учителя в оружейном искусстве; он хлопал меня по плечу, и его ладони были подобны копытам тарна.
Кто-то потянул меня за рукав, я взглянул и чуть не попал углом свитка в глаз. Свиток держал маленький человечек в синем.
— Торм! — воскликнул я.
Маленький человек закрыл песочного цвета волосы и водянистые светлые глаза широким рукавом своей одежды и без стыда плакал, прижавшись ко мне.
— Ты испачкаешь свой свиток, — предупредил я его.
Не поднимая головы и не переставая плакать, он переложил свиток под другую руку.
Я схватил его, закружил, лицо его открылось, и Торм из касты писцов громко закричал от радости, его песочные волосы развевались на ветру, слезы бежали по лицу, но он так и не выпустил из рук свиток, хотя чуть не ударил им Олдера Тарла. Но вот он зачихал, и я осторожно опустил его.
— Где Талена? — спросил я у отца.
При этих словах Вика отступила.
Но радость моя тут же исчезла, потому что лицо отца приняло серьезное выражение.
— Где она? — спросил я.
— Мы не знаем, — ответил Олдер Тарл, потому что отец не мог найти слов.
Отец взял меня за плечи.
— Сын мой, — сказал он, — жители Ко-ро-ба рассеяны, и никто из них не мог встречаться, и от города не осталось камня на камне.
— Но вы здесь, — возразил я, — три человека из Ко-ро-ба.
— Мы встретились здесь, — сказал Олдер Тарл, — и так как казалось, что наступает конец мира, мы решили в последние мгновения держаться вместе
— несмотря на волю царей-жрецов.
Я посмотрел на маленького писца Торма, который перестал чихать и теперь вытирал нос рукавом своей голубой одежды.
— Даже ты, Торм?
— Конечно, — ответил он. — В конце концов царь-жрец — это всего лишь царь-жрец. — Он задумчиво потер нос. — Впрочем, — согласился он, — и этого достаточно много. — Он посмотрел на меня. — Да, вероятно, я храбр. — Посмотрел на Олдера Тарла. — Не говорите другим членам касты писцов, — предупредил он.
Я улыбнулся про себя. Торм явно хотел отделить друг от друга законы касты и добродетели.
— Я всем скажу, — добродушно ответил Олдер Тарл, — что ты самый храбрый из всех писцов касты.
— Ну, если так сформулировать, возможно, эта информация не принесет вреда, — согласился Торм.
Я взглянул на отца.
— Ты думаешь, Талена здесь?
— Сомневаюсь, — ответил он.
Я знал, как опасно женщине путешествовать по Гору без охраны.
— Прости меня, Вика, — сказал я и представил ее отцу, Олдеру Тарлу и писцу Торму. Как можно короче я рассказал им, что произошло с нами в Сардаре.
Закончив, я взглянул на них: поверили ли они мне?
— Я тебе верю, — сказал отец.
— И я, — подтвердил Олдер Тарл.
— Что ж, — задумчиво сказал Торм, потому что члену его касты не подобает торопиться с выражением мнения, — это не противоречит никаким знакомым мне текстам.
Я рассмеялся, схватил маленького писца и подбросил его.
— Веришь мне?
И еще раз покрутил его за капюшон.
— Да! — закричал он. — Да! Да!
Я отпустил его.
— Но ты уверен? — спросил он.
Я протянул руку, и он отскочил в сторону.
— Мне просто любопытно, — пояснил он. — В конце концов нигде в текстах об этом не написано.
На этот раз Олдер Тарл поднял его за воротник, и Торм повис в воздухе, пинаясь, в футе над землей.
— Я верю ему! — закричал он. — Верю!
Оказавшись в безопасности на земле, Торм подошел ко мне и дотянулся до моего плеча.
— Я тебе верю, — сказал он.
— Знаю, — ответил я и потрепал его за волосы. В конце концов он писец и должен соблюдать правила своей касты.
— Но мне кажется, было бы разумно поменьше об этом говорить, — заметил Мэтью Кабот.
И все согласились с этим.
Я взглянул на отца.
— Мне жаль, что Ко-ро-ба уничтожен.
Отец рассмеялся.
— Ко-ро-ба не уничтожен, — сказал он.
Я удивился. Ведь я сам видел долину Ко-ро-ба, видел уничтоженный город.
— Вот Ко-ро-ба, — сказал мой отец, порылся в кожаной сумке, которую носил через плечо и достал небольшой плоский домашний камень города, который горянская традиция считает сутью, реальностью самого города. — Ко-ро-ба не может быть уничтожен, — сказал мой отец, — потому что не погиб его домашний камень.
Отец унес из города этот камень перед уничтожением. Многие годы он носил его с собой.
Я взял маленький камень в руки и поцеловал: ведь это домашний камень моего города, которому я посвятил свой меч, в котором впервые сел верхом на тарна, где после двадцати лет разлуки встретился с отцом, где приобрел друзей, куда отвез Талену, мою любовь, дочь Марлениуса, некогда убара Ара, где Талена стала моей вольной спутницей.
— И здесь тоже Ко-ро-ба, — сказал я, указывая на гордого гиганта Олдера Тарла и крошечного песочноволосого писца Торма.
— Да, — согласился отец, — здесь тоже Ко-ро-ба, не только в домашнем камне, но и в сердцах людей.
И мы, четверо жителей Ко-ро-ба, соединили руки.
— Как я понял из твоего рассказа, — сказал отец, — теперь камень снова может стоять на камне, люди Ко-ро-ба снова могут жить вместе.
— Да, это верно, — согласился я.
Отец, Олдер Тарл и Торм переглянулись.
— Хорошо, — сказал отец, — потому что нам нужно восстановить город.
— Как мы найдем других жителей Ко-ро-ба? — спросил я.
— Новость распространится, — ответил отец, — и они придут по двое и по трое со всех концов Гора, придут с песнями, принесут камни для стен и цилиндров своего города.
— Я рад, — сказал я.
Я почувствовал на своей руке руку Вики.
— Я знаю, что ты должен делать, Кабот, — сказала она. — И хочу, чтобы ты это сделал.
Я взглянул на девушку из Трева. Она знала, что я должен искать талену, провести, если понадобится, всю жизнь в поисках той, кого назвал своей вольной спутницей.
Я обнял ее, и она заплакала.
— Я все потеряю! — плакала она. — Все!
— Ты хочешь, чтобы я остался с тобой? — спросил я.
Она вытерла слезы с глаз.
— Нет. Ищи ту, которую любишь.
— А ты что будешь делать?
— Мне нечего делать, — сказала Вика. — Нечего.
— Можешь уехать в Ко-ро-ба. Мой отец и Тарл — лучшие мечники Гора.
— Нет. В твоем городе я буду думать только о тебе, и если ты вернешься со своей любимой, что мне тогда делать? — Она задыхалась от чувств. — Ты думаешь, я такая сильная, дорогой Кабот?
— У меня есть в Аре друзья, — сказал я, — среди них Казрак, администратор города. Ты можешь жить там.
— Я вернусь в Трев, — ответила Вика. — Продолжу работу врача из Трева. Я знаю это искусство и узнаю еще больше.
— В Треве тебя могут приказать убить члены касты посвященных.
Она посмотрела на меня.
— Иди в Ар, — сказал я. — Там ты будешь в безопасности. — И добавил:
— Думаю, там тебе будет лучше, чем в Треве.
— Да, Кабот, — ответила она, — ты прав. В Треве мне было бы трудно жить.
Я был доволен, что она поедет в Трев. Хоть она и женщина, но там она сможет изучать медицину, Казрак ей в этом поможет, там она начнет новую жизнь вдали от воинственного разбойничьего Трева, сможет работать как достойная дочь искусного храброго отца. И, может, со временем забудет простого воина из Ко-ро-ба.
— Только потому что я тебя люблю, Кабот, — сказала она, — я не борюсь за тебя.
— Я знаю, — ответил я, прижимая к себе ее голову.
Она рассмеялась.
— Если бы любила хоть немного меньше, сама отыскала бы Талену из Ара и всадила ей кинжал в сердце.
Я поцеловал ее.
— Может, когда-нибудь, — сказала она, — я найду себе вольного спутника, подобного тебе.
— Немного найдется достойных Вики из Трева, — ответил я.
Она расплакалась и хотела вцепиться в меня, но я мягко передал ее в руки отца.
— Я присмотрю, чтобы она благополучно добралась до Ара, — сказал он.
— Кабот! — воскликнула Вика, вырвалась и с плачем бросилась ко мне в объятия.
Я нежно поцеловал ее и вытер ей слезы с глаз.
Она выпрямилась.
— Желаю тебе добра, Кабот.
— И я желаю тебе добра, Вика, моя девушка из Трева.
Она улыбнулась, отвернулась, отец обнял ее за плечи и увел.
Почему-то и у меня на глазах выступили слезы, хоть я и воин.
— Она прекрасна, — сказал Олдер Тарл.
— Да, — согласился я, — прекрасна. — И тыльной стороной ладони вытер слезы.
— Но ты воин.
— Да, я воин.
— И пока не найдешь Талену, — продолжал Тарл, — твои спутники опасность и сталь.
Это старая поговорка воинов.
Я достал меч и осмотрел его.
Олдер Тарл тоже смотрел на меч, во взгляде его было одобрение.
— Ты сражался им в Аре, — сказал он.
— Да, тот самый.
— Опасность и сталь, — повторил он.
— Знаю, — ответил я. — Меня ждет дело воина.
И вложил меч в ножны.
Мне предстояла долгая дорога, и я хотел пуститься в нее как можно быстрее. Попросил Олдера Тарла и Торма передать привет отцу, потому что не доверял себе, боялся, что при новой встрече больше не смогу с ним расстаться.
И вот я попрощался со своими друзьями.
И хоть встретились мы ненадолго в тени Сардара, в мгновение наша дружба, наша любовь друг к другу восстановились.
— Куда ты пойдешь? — спросил Торм. — И что будешь делать?
— Не знаю, — сказал я, и сказал правду.
— Мне кажется, — заметил Торм, — что тебе нужно с нами возвратиться в Ко-ро-ба и там ждать. Может, Талена вернется туда.
Олдер Тарл улыбнулся.
— Но ведь это возможно, — сказал Торм.
Да, сказал я себе, возможно, но маловероятно. Не очень велика вероятность, что такая прекрасная женщина, как Талена, сумеет вернуться одна, по одиноким дорогам, по открытым полям, через города Гора.
Может быть, именно сейчас она в опасности, и некому защитить ее.
Может, ей угрожают страшные звери или еще более страшные люди.
Может, она, моя вольная спутница, лежит скованная в желто-голубом рабском фургоне, или подносит выпивку в таверне, или украшает сад удовольствий какого-нибудь воина. Может даже, стоит на помосте аукциона где-нибудь на улице Клейм в Аре.
— Я буду возвращаться в Ко-ро-ба время от времени, — сказал я, — чтобы узнавать, не вернулась ли она.
— Может, она попытается добраться до своего отца Марлениуса в Вольтайских горах, — предположил Олдер Тарл.
И это возможно, подумал я, так как Марлениус после своего свержения с трона жил как изгнанный убар в Вольтае. Было бы естественно, если бы она направилась туда.
— Верно, — сказал я, — и, услышав, что Ко-ро-ба восстановлен, Марлениус поможет ей туда добраться.
— Это правда, — сказал Олдер Тарл.
— А может, она в Аре, — предположил Торм.
— Если это так и Казрак об этом узнает, он вернет ее.
— Хочешь, я пойду с тобой? — спросил Олдер Тарл.
Конечно, его меч мне бы пригодился, но я знал, что его первейший долг
— перед городом.
— Нет, — ответил я.
— Ну что ж, — сказал Торм, беря свиток на плечо, как копье, — значит остаемся мы вдвоем.
— Нет, — сказал я, — иди с Тарлом.
— Ты понятия не имеешь, каким полезным я могу быть, — заявил Торм.
Он прав, я об этом понятия не имею.
— Прости, — сказал я.
— В восстановленном городе нужно будет изучить множество свитков и составить их каталог, — заметил Олдер Тарл. — Конечно, — добавил он, — я сам могу этим заняться.
Торм задрожал от ужаса.
— Никогда! — закричал он.
Олдер Тарл захохотал и подхватил маленького писца на руки.
— Желаю тебе добра, — сказал он.
— И я желаю вам добра, — ответил я.
Он повернулся и, ни слова больше не говоря, ушел. Торм по-прежнему торчал у него из-под мышки. Он несколько раз попытался ударить Тарла свитком, но это ни к чему не привело. Исчезая, Торм прощально взмахнул свитком.
Я поднял руку.
— Желаю тебе добра, маленький Торм, — сказал я. Мне будет не хватать его и Олдера Тарла. И отца, отца. — Всем вам желаю добра, — негромко сказал я.
Я посмотрел на Сардар.
Вот я снова один.
И мало кто, почти никто на Горе не поверит мне.
И на моем старом мире, вероятно, тоже мало кто мне поверит.
Может, так оно и лучше.
Если бы я сам не пережил всего этого, смог ли бы я сам, Тарл Кабот, поверить в это? Нет, откровенно сказал я себе. Зачем же тогда я написал все это? Не знаю. Просто мне казалось, что стоит записать, независимо от того, поверят или нет.
Остается мало что сказать.
Несколько дней я провел вблизи Сардара в лагере людей из Тарны, с которыми был знаком раньше. К сожалению среди них не было моего друга, сурового величественного светловолосого Крона из Тарны, из касты работников по металлу.
Эти жители Тарны, в основном мелкие торговцы, пришли на осеннюю ярмарку Се-Вар. Она только начиналась, когда ослабла сила тяжести. Я оставался с ними, принимал их гостеприимство, встречался в делегациями многочисленных городов, прибывавших к Сардару на ярмарку.
Систематически и настойчиво я расспрашивал жителей разных городов о Талене из Ара, надеялся найти какую-то нить, которая приведет меня к ней. Может, всего пьяное воспоминание какого-нибудь пастуха о красавице, встреченной в таверне Коса или Порт-Кара. Но несмотря на все усилия, я ничего не узнал.
Итак, мой рассказ заканчивается.
Но я должен рассказать еще об одном происшествии.
35. НОЧЬ ЦАРЯ-ЖРЕЦА
Это произошло в последнюю ночь.
Я присоединился к группе жителей Ара, некоторые из них помнили меня по осаде Ара, семь лет назад.
Мы оставили ярмарку Се-Вар и огибали Сардар, прежде чем пересечь Воск на пути в Ар.
Мы устроили лагерь.
Сардар все еще был виден на горизонте.
Ночь была ветреная и холодная, и три луны Гора ярко освещали серебристую траву на полях, прихваченную холодным ветром. В воздухе чувствовалось приближение зимы. Накануне был сильный заморозок. Прекрасная дикая осенняя ночь.
— Клянусь царями-жрецами! — воскликнул кто-то, указывая на хребет. — Что это?
Я вместе с остальными вскочил на ноги и обнажил меч, глядя туда, куда он указал.
Примерно в двухстах ярдах от лагеря, в сторону Сардара, утесы которого хорошо были видны на фоне черного звездного неба, показалась странная фигура. За ней вставала одна из белых лун Гора.
Все, кроме меня, испустили крики ужаса и изумления. Мужчины схватились за оружие.
— Надо убить его! — кричали они.
Я сунул меч в ножны.
На фоне самой большой из трех маленьких быстрых лун Гора хорошо выделялись антенны и большая, похожая на лезвие фигура царя-жреца.
— Подождите! — крикнул я, побежал по полю и на небольшой холм, где он стоял.
На меня смотрели два больших глаза, золотых и светящихся. Антенны раскачивали на ветру, но нацелились на меня. На одном глазу виднелся шрам, оставленный лезвием Сарма.
— Миск! — крикнул я, подбежал к царю-жрецу и поднял руки, и он коснулся их антеннами.
— Приветствую, Тарл Кабот, — послышалось из переводчика Миска.
— Ты спас наш мир, — сказал я.
— Для царей-жрецов он пуст, — ответил Миск.
Я стоял под ним, глядя вверх, и ветер развевал мои волосы.
— Я пришел повидаться с тобой в последний раз, — сказал он, — потому что между нами роевая правда.
— Да, — ответил я.
— Ты мой друг, — сказал он.
Сердце мое дрогнуло.
— Да, — подтвердил он, — в нашем языке теперь есть это выражение, и ты научил нас, что оно значит.
— Я рад, — сказал я.
В эту ночь Миск рассказал мне, как обстоят дела в рое. Еще немало времени пройдет, прежде чем установится нормальная жизнь, снова заработает смотровая комната и будет восстановлен поврежденный купол, но люди и цари-жрецы работают над этим рука об руку.
Корабли, улетевшие из роя, теперь вернулись, потому что, как я и опасался, их враждебно встретили города Гора и посвященные. Сами корабли посчитали экипажами такого типа, который запрещен царями-жрецами, и на их пассажиров нападали именем тех самых царей-жрецов, от которых они прилетели. В конце концов те, кто хотел оставаться на поверхности, высадились далеко от своих родных городов и рассеялись как бродяги по дорогам и чужим городам планеты. Другие вернулись в рой, чтобы участвовать в работе по его восстановлению.
Тело Сарма, в соответствии с обычаем царей-жрецов, было сожжено в помещении Матери, потому что он был перворожденным и его любила Мать.
Миск, по-видимому, не таил на него зла.
Я удивился этому, но потом мне пришло в голову, что я тоже не злюсь на него. Он был сильный противник, великий царь-жрец и жил так, как считал должным. Я всегда буду помнить Сарма, большого и золотого, в его последнюю минуту, когда он оторвался от золотого жука и стоял, высокий и прекрасный, в рушащемся рое.
— Он был величайшим из царей-жрецов, — сказал Миск.
— Нет, — возразил я, — Сарм не был величайшим из царей-жрецов.
Миск вопросительно посмотрел на меня.
— Мать не царь-жрец, — сказал он, — она просто Мать.
— Знаю, — ответил я. — Я не ее имел в виду.
— Ну, да, — сказал Миск. — Наверно, величайший из всех живущих царей-жрецов Куск.
— И не Куска я имел в виду.
Миск удивленно смотрел на меня.
— Я никогда не пойму людей, — сказал он.
Я рассмеялся.
Я верил, что Миску действительно и в голову не приходит, что именно его, Миска, я считаю величайшим из царей-жрецов.
Но я так считал.
Он одно из величайших созданий, известных мне, яркий, храбрый, верный, преданный, неэгоистичный.
— А как молодой самец? — спросил я. — Он не погиб?
— Нет, — ответил Миск. — Он в безопасности.
Я почему-то был доволен. Просто, потому что больше нет разрушений, не тратятся жизни.
— Вы попросили людей перебить золотых жуков?
Миск распрямился.
— Конечно, нет.
— Но ведь они убивают царей-жрецов.
— Кто я такой, — спросил Миск, — чтобы решать, жить ли царю-жрецу или умереть?
Я молчал.
— Сожалею только, — продолжал Миск, — что так и не узнал, где находится последнее яйцо, которое спрятала Мать. Теперь народ царей-жрецов погибнет.
Я посмотрел на него.
— Мать говорила со мной. Она собиралась сказать мне, где спрятало яйцо, но не успела.
Неожиданно Миск застыл в позе абсолютного внимания, поднял антенны, насторожил все золотые волоски.
— Что ты узнал? — послышалось из его преобразователя.
— Она сказала только:
— Иди к людям телег.
Миск задумчиво пошевелил антеннами.
— Значит, оно у людей телег. Или они знают, где оно.
— Но ведь за это время его могли уничтожить, — сказал я.
Миск недоверчиво посмотрел на меня.
— Это яйцо царей-жрецов, — сказал он. Но тут его антенны уныло обвисли. — Да, его могли уничтожить, — согласился он.
— И, вероятно, уничтожили.
— Несомненно.
— Но ты не уверен.
— Не уверен, — сказал Миск.
— Ты можешь послать на поиски имплантов, — предложил я.
— Имплантов больше нет, — ответил Миск. — Мы их всех отозвали и изъяли контрольную сеть. Они могут вернуться в свои города или остаться в рое, как захотят.
— Значит вы добровольно отказываетесь от наблюдений.
— Да.
— Но почему?
— Нельзя подвергать имплантированию разумные существа, — сказал Миск.
— Я думаю, ты прав, — согласился я.
— Смотровая комната долго не войдет в строй, а когда войдет, мы будем наблюдать только за объектами на открытой местности.
— Может, вы разработаете такой сканер, который проникал бы сквозь стены, землю, крыши, — предположил я.
— Мы работаем над этим, — сказал Миск.
Я рассмеялся.
Антенны Миска свернулись.
— Если вы сохраните свою власть, что вы собираетесь с нею делать? — спросил я. — Будете заставлять людей подчиняться определенным законам?
— Несомненно, — сказал Миск.
Я молчал.
— Мы должны защитить себя и живущих с нами людей.
Я посмотрел туда, где в темноте светился костер лагеря. Увидел людей, они сидели вокруг костра, поглядывая на холм.
— Так как же яйцо? — спросил Миск
— Что яйцо?
— Я не могу идти сам. Я нужен в рое, да к тому же мои антенны не выносят солнца, не больше нескольких часов, и если я попробую приблизиться к человеку, тот испугается и постарается меня убить.
— Значит тебе нужно найти человека, — сказал я ему.
Миск смотрел на меня.
— А ты, Тарл Кабот?
Я смотрел на него.
— Дела царей-жрецов — не мои дела, — сказал я.
Миск осмотрелся, протянул антенны к лунам и к колеблемой ветром траве. Посмотрел вниз, на лагерь. Вздрогнул на холодном ветру.
— Луны прекрасны, не правда ли? — спросил я.
Миск снова посмотрел на луны.
— Да, — согласился он.
— Когда-то ты мне говорил о случайных событиях и элементах случайности. — Я посмотрел на луны. — Это в человеке случайное — смотреть на луны и видеть, как они прекрасны?
— Я думаю, это свойство человека.
— Ты тогда говорил о машинах, — напомнил я.
— Что бы я ни говорил, — ответил Миск, — слова не могут уменьшить значение человека или царя-жреца. Кто бы мы ни были, мы действуем, принимаем решения, чувствуем красоту, ищем правду и надеемся на будущее своего народа.
Я с трудом глотнул, потому что знал, что надеюсь на будущее человека, как Миск надеется на будущее своего племени, только его племя умирает, и все они, рано или поздно, один за другим, погибнут в несчастных случаях или предадутся радостям золотого жука. А мой народ, он будет жить на Горе — благодаря тому, что Миск и цари-жрецы сохранили этот мир.
— Ваши дела, — сказал я, но на этот раз самому себе, — это ваши дела, а не мои.
— Конечно, — согласился Миск.
Если я попытаюсь помочь Миску, что в конечном счете это будет означать? Разве не отдам я тогда свою расу на милость племени Сарма и царей-жрецов? Или же я тем самым защищу человечество, пока оно не достигнет зрелости, научится жить самостоятельно, пока не составит один мир с теми, кто называет себя царями-жрецами?
— Твой мир умирает, — сказал я Миску.
— Сама вселенная умрет, — ответил Миск.
Его антенны были подняты вверх, туда, где над Гором во тьме ночи горят звезды.
Я решил, что он говорит об увеличении энтропии, о потере энергии, о ее превращении в пепел звездной ночи.
— Будет все холоднее и темнее, — сказал Миск.
Я посмотрел на него.
— Но в конце концов, — продолжал он, — жизнь так же реальна, как смерть, это просто продолжение вечного ритма, и новый взрыв разбросает элементарные частицы, и колесо снова повернется, и когда-нибудь, через бесконечность, которую не смогут рассчитать даже цари-жрецы, будет другой рой, и другая Земля, и Гор; и другой Миск, и другой Тарл Кабот будут стоять на холме в ветреную лунную ночь и говорить о странном.