Инженерия помогает управлять окружающей средой. Теперь за все отвечает просто человек, а не Человек с большой буквы.
Технический прогресс не остановить. Одна яркая идея неминуемо влечет за собой другую. Технологии толкают нас вверх по пирамиде потребностей Маслоу. Они не спрашивают разрешения. Как и рыночный капитализм, технологии не говорят: «Пожалуйста». Они движутся все дальше и дальше. За информационными технологиями следуют био— и нанотехнологии. Мы играем в атомарное Lego. Чем дальше, тем больше.
Технический прогресс обычно описывается в механических терминах. Может показаться, что роботы одерживают верх — вспомним шахматный компьютер IВМ, победивший Гарри Каспарова. Но это не так. Технический прогресс без устали подвигает нас навстречу лучшему пониманию себя как людей, как уникальных личностей. Парадоксально и чудесно технологии приводят к индивидуализации.
Вы = АТСG
12 октября 1492 года Колумб открыл Америку. Спустя чуть более 500 лет были раскрыты секреты генома человека. У нас есть новая карта, и мы отправляемся в путешествие в поисках самих себя. «Наши тела, точнее тела наших детей, которые всегда казались нам большей или меньшей данностью, скоро можно будет лепить, как из глины. И не только их тела, но и умы. Мы беремся за составление каталога генов, ответственных за интеллект, и начинаем понимать, как ими манипулировать», пишет Билл МакКиббен в книге «Достаточно: генная инженерия и конец природы человека». «В то время как цифровая революция изменила характер наших действий, генетическая революция меняет нас самих», считает футуролог Патрик Диксон.
По мнению экспертов, существует большая вероятность того, что начало ХХI века будет расписано не в нулях и единицах компьютерного языка, а при помощи АТСG, четырех букв, определяющих нашу ДНК (где А означает аденин, Т — тиамин, С — цитозин, а G — гуанин). Генетический код состоит из З млрд букв, повторяющихся дважды в каждой из 50 трлн клеток. Бумажная копия генома, содержащегося в каждой из наших клеток, могла бы равняться 248 телефонным справочникам Манхэттена.
Различие между генетическими кодами двух разных людей составляет менее 0,0003%, во что трудно поверить, сравнивая Арнольда Шварценеггера с британским комиком Роуэном Аткинсо ном. В мире, где доминируют индивидуальность и рыночные силы, подобные различия усиливаются. Пусть по разным сведениям IQ составляет всего одну десятую того, чем определяется успех людей, он по-прежнему в основе отличий.
Гены таюке определяют индивидуальную предрасположенность к продолжительности и качеству жизни. Что вызовет естественную смерть и когда? Генетические различия влияют на все: от подверженности заболеваниям и сопротивляемости инфекциям до реакции на лекарства. Герой Аль Пачино в фильме «Адвокат дьявола» в виде Сатаны заявляет, что Бог является самым главным шутником. То же можно сказать о генах, хотя их шутки порой отвратительны.
Невероятно снизилась стоимость расшифровки одного гена. Научные открытия вкупе с финансовой подпиткой мгновенно нашли отражение в количестве заявок на патенты в сфере генетики. В 1990-е ежегодный рост превышал 2000%.
Технологии идут все дальше. Уже сегодня можно заменить дефектную ДНК до рождения ребенка. Медики считают оплодотворение в пробирке более надежным, хотя и не столь приятным, методом зачатия, чем секс, конечно, это зависит от того, с кем вы спите. Моделирование спермы — реальность. Появился и действует банк спермы Нобелевских лауреатов. Есть что-то странное в мире, в котором люди сперва принимают награду из рук короля, а затем отправляются в клинику, чтобы использовать свою собственную руку в совершенно иных целях. Искусственные матки — дело нескольких лет. Скоро мы будем заказывать и получать детей, словно обед в кафе.
Что, если завтра вьаяснится, что вам суждено прожить 100 лет вместо 75. Как бы вы изменили свою жизнь?
Новые инструменты вызывают новые вопросы. Что, если завтра выяснится, что вам суждено прожить 100 лет вместо 75. Как бы вы изменили свою жизнь? И стали бы вы ее менять? Что, если дополнительные 25 лет обойдутся вам в $100 тыс.? Что это означает для страховых компаний? Или вспомним хотя бы о корпоративных и государственных пенсионных фондах, которые уже сейчас находятся под давлением!
Поздаее выяснится, что ваш ребенок будет страдать от АDD* — синдрома дефицита внимания. За некоторую сумму дефектная ДНК может быть заменена и пока врачи этим занимаются они также смогут защитить его (они уже знают что это он, а не она) от облысения, которое иначе было бы ему суждено в 27 лет. Исправить и то, и другое? А кто будет платить? То, что сегодня научная фантастика — завтра станет реальностью.
«Конечная мечта биологов — иметь последовательность ДНК, программный код жизни, и быть способными редактировать ее, словно документа текстовом редакторе» — говорит СЕО Аdvanced Cell Technology Майкл Уэст. Рано или поздно отредактированные посредством операций «вырезать» и «вставить» люди станут разгуливать по улицам нашего отредактированного мира—личности-через дефис в обществе-через-дефис. Что все еще не дает мечте (или кошмар стать реальностью, это то, что большинство человеческих качеств и заболеваний зависят от исключительно сложного взаимодействии множества различных генов.
На макроуровне также существуют нерешенные вопросы. Должен ли научный прогресс быть привилегией немногих — избранных и генетически модифицированных — тогда как другие останутся покинутыми в нетронутом виде? Споры вокруг крупных фармацевтических компаний, не производящих лекарств против спида для тех стран, которые а них больше всего нуждаются, — пустяк в сравнении с тем, что грядет.
Споры будут становиться все сильней. Этика науки и технологии — один кз главных вопросов полемики нашего времени. В ХIХ веке дискуссии велись по поводу человеческих аспектов индустриализации. В ХХ веке внимание сосредоточилось на распределении благ, созданных массовым производством. В ХХI столетии на первый план выходит вопрос о природе бытия. «Коль скоро устройство общества становится все более сложным, возможно, оно должно отбирать людей, наиболее способных к тому, чтобы справиться с его сложными проблемами» — размышляет Даниель Кошланд, экс-редактор журнала Science (а за ним уже маячит тень доктора Стрейнджлава[Безумный ученый-ядерщик, чье имя является названием фильма Стэнли Кубрика].)
Хватит обвинять технологии. Технологии не принимают решений. Это прерогатива людей. Технологии не разъединяют людей. Люди разъединяют друг друга. Технологии играют на стороне человечества. Более уместный вопрос, играет ли на стороне человечества сам человек?
Ваша новая сетевая версия
Споры о будущем не в состоянии затмить реальность того, что главное влияние технического прогресса в постиндустриальном мире прослеживается в сфере информации и коммуникационных технологий.
За последние три десятилетия стоимость вычислительных воз можностей упала даже не на 99, а на 99,999% В компании Singapore Airlines, средний клиент которой про водит в самолете пол-суток, вычислительные возможности системы развлечения пассажиров выше, чем в кабине пилотов. Мир живет он-лайн, повиснув на выходе мобильного телефона или компьютера.
Информационное общество более не является исключительно американским феноменом. Миллионы людей во всем мире присоединяiотся к племени digeratii.[От digital (цифровой) и lliterati (грамотный, образовавньтй)] В 2001 году Европа обошла США по числу пользователей Сети. Интернетом пользуются более 50 млн. китайцев. Свыше одной трети всех пекинцев в возрасте от 18 до 29 лет заявили, что пользовались Сетью. Для многих молодых китайцев рок-звезда Мэрилин Мэнсон является идолом не в меньшей степени, чем председатель Мао.
Число международных звонков за один день 2001 года равнялось числу всех звонков, сделанных за 1981 год.
В 2003 году доступом в Сетъ раслолагали более 600 млн. человек.
В 2003 году число пользователей мобильной связи составляло 1,2 млрд. По оценкам NоКiа, в 2008 году их будет более 2 млрд.
Сеть предоставляет им доступ к новому миру и новым взглядам.
Потребление неизбежно соседствует со злоупотреблением. Несколько лет назад было много разговоров о том, как IТ в целом, и Интернет в частности, могут быть использованы для обучения и интеграции людей в странах Третьего мира. Сегодня Сеть заполонили порнография, музыка и игры. Великие надежды на изменение и улучшение мира оказались погребены в потоке спама и лживых обещаний касательно увеличения гениталий. Когда пишется эта книга, наиболее востребованными персонами при поиске в сети являются Осама бен Ладен и Памела Андерсон!
Возможно, Интернет и не изменяет так, как мечталось ранее, но он, и IТ в целом, оказывают влияние на личную жизнь и общественные институты весьма любопытным образом. Не так давно Тhe Economist заметил, что если когда-то немецкий фондовый рынок затихал в дни еврейских праздников, то теперь объем торгов снижается в дни студенческих каникул, а в Японии радиоэфир оказывается забитым около 10 часов вечера, когда подростки посылают друг другу сообщения с пожеланиями спокойной ночи.
IТ оказывают персонифицированное влияние. Это индивидуальные технологии. В конце концов, они живут в наших домах. Сеть — это среда для караоке. Она дает нам свободу знать, идти, делать и быть. В интернет-мире мы можем быть мальчиками и девочками, европейцами или африканцами, молодыми или старыми. Все в нашей власти.
Интернет индивидуализирует. Около 18% участников чатов в США являются трансвеститами. В том смысле, что в сети они появляются, имея другой пол, нежели в обычной жизни. На самом деле Джон — лысеющий мужчина средних лет со Среднего Запада со все увеличивающейся талией. Но он-лайн он предстает как Лора, 19 лет, недавно перенесшал серьезную пластическую операцию. Выходя в город на кружку пива с друзьями, Джон продолжает быть мистером Обычным человеком, но с мышкой в руке он преображается. К нему по-другому относятся. Он начинает чувствовать себя лучше. Им интересуются, его уважают, им восхищаются, он вызывает эмоции.
Звучит банально, но мы являемся свидетелями того, как большое число людей ставят под сомнение один из краеугольных камней западного общества — концепцию «самости». Наше «я» — не игрушка.Предполагается, что оно стабильно. Это вечная данность и не более. Но, опять же, технологии дают возможность экспериментировать с собственными персонами.
Александр Бард и Ян Зодерквист, авторы «Глобальной империи»[Alexander Bard & Jan Sodergvist, The Global Empite], имеют смелость утверждать, что традиционная концепция индивидуальности, человека цельного, будет со временем заменена более аттенционалистским ди человеком делимым. Это будет персонаж, получающий удовольствие от существования во множестве разных личностей.
Дивидуал может быть активным и ценным членом многих племенных сетей — геев и гетеросексуалов, пассивных и активных, фанатов Нагlеу-Davidson и Рiаggio — одновременно. В конечном счете, утверждают авторы, такой ход событий будет означать конец традиционной психотерапии. Вчера мы жаждали избавиться от шизофрении. Завтра мы будем искать совета, как стать многоликими. Мы следуем от единого ко множественному, возможно, чересчур множественному. Итогом индивидуализма может стать приобретение способности быть более чем одной личностью.
Прозрачность активирует талант
Технологии также приводят к более приземленным — но не менее глубоким — изменениям. Благодаря Интернету и другим СМИ все больше людей во все большем числе мест получают доступ ко все большему количеству информации о все больших вещах.
Как же ведут себя люди, имеющие доступ к важной информации? Возьмем детей. Что делают дети, имеющие доступ к важной информации? Все просто. Они начинают выражать сомнение. Они говорят:
«Мама сказала, что ты можешь это сделать. А бабушка сказала, что когда ты был маленький, тебе никогда не разрешали это делать».
Повзрослев, люди ведут себя точно так же. Не важно, кто — простые граждане, капиталисты, покупатели или коллеги по работе. Вооружите людей информацией, и они все подвергнут сомнению. Вот почему диктаторские режимы стремятся контролировать источники информации. Вспомним, как Гитлер и Геббельс контролировали немецкое радио. Диктаторы корпоративных бюрократий используют схожие методы, когда направляют указания и информацию по принципу «это все, что вам нужно знать». Однонаправленные технологии позволяли управлять несведущими. С появлением интерактивных открытых систем положение дел меняется. Ныне технологии работают против автократов.
У одного из авторов есть младший брат, врач. У него масса проблем. Все большее число его пациентов заявляют, что они сами в точности знают, чем они больны и какими лекарствами можно их излечить. Перед визитом к врачу пациенты заходят в Интернет. Через два часа, проведенных за компьютером, они располагают всей возможной информацией, но ограниченным знанием.
Люди, имеющие доступ к важной информации, бросают вызов тем, чья власть исторически основывалась на информационной монополии. Гигантские сети общения делают мир и его лидеров более прозрачными. И коль скоро информационное преимущество является необходимым условием законности, власти начинают испытытывать трудности, связанные с исчезновением такого преимущества. Король-то голый.
После двух часов за компьютером пациенты располагают всей возможной информацией, ограниченным знанием.
В нудистском караоке-баре никому не избежать тщательного исследования — вспомним хотя бы развод экс-СЕО Gеnегаl Еlectric Джека Уэлча, во время которого всплыли все его секретные заработки; или сомнительный переход Марты Стюарт от декорирования интерьеров к торговле инсайдерской информацией; или оправдания Тони Блэра в суде за действия в отношении Ирака.
Проспект Прозрачности — улица с двухсторонним движением. Не только знаменитости, но и все мы становимся прозрачнее. В киберпространстве можно нагишом ходить за покупками, напевая национальный гимн, но все же это может быть опасным — отовариваться голым. В Сети мы можем сохранять анонимность, с точки зрения фактов биографии, в том, что касается имени, пола и возраста, но сохранить анонимность в покупательском поведении невозможно. За нами постоянно кто-нибудь наблюдает. Прозрачность — палка о двух концах. Представим себе продавца местного Wal-Mart, или H&M, или Carrefour, который знает о своих покупателях столько же, сколько знают American Exspress, Visa или MasterCard. Приятно или кошмарно? То, что раньше было делом частным, теперь становится все более публичным. Попробуйте заказать что-либо через Интернет, при этом слегка изменив свое имя на Джоан или Келли — и увидите, сколько писем, адресованных вашему второму «я», обычных и электронных, вы получите.
Еще более пугающим, по крайней мере для тех, кто не обязательно пытается делать покупки голышом в Интернете, является тот факт, что определившись со своими покупателями, компании могут поделить их на категории А, Б, В и т. д. Будут ли они обслуживать невыгодных клиентов? Вряд ли. Поэтому покуда для одних цифровые технологии открывают горизонты для создания множества других ндивидуальностей, возможность разделения людей с более или менее хирургической точностью на нишевые сегменты приведет такжее к усилению разделения на тех, у кого есть деньги и компетенции, и на тех, у кого их нет. Деньги и способности всегда в цене. Информационные технологии дают простор для создания альтернативных личностей, но таюке закрепляют и существующие.
Повышение прозрачности и быстрый рост инфраструктуры для передачи информации можно легко принять за ее окончательную демократизацию — при том что предварительно обработанная информация, в виде доступа к базам данных и агентствам новостей, часто весьма дорого стоит. Но расширение доступа к информации не следует воспринимать как демократизацию знаний. И уж тем более не стоит путать его с демократизацией власти. В реальности, чем более широко распространена информация, тем более важным фактором становится знание. Это справедливо, даже если не принимать в расчет то, что более знающие люди имеют лучший доступ к информации через Интернет и прочие источники. Когда это происходит, меняется центр власти.
Компетенция является ключом, позволяющим взломать код к пониманию информации. Без знания она не имеет смысла. А без него информация не дает никакой власти. Если во все более меритократическом обществе способность к расшифровыванию информации сосредоточится в руках немногих избранных, власть тоже окажется в их руках.
Вспомним пример с шифровальной машиной Еnigma, которая помогла союзникам читать немецкие радиограммы во время II мировой войны. Без такой машины содержавшаяся в радиограммах информация не имела ни малейшего смысла. С практической точки зрения разница между неспособностью перехватить сообщение и неспособностью расшифровать его минимальна. Сходным образом, если у вас есть Еnigma но вы не в состоянии перехватить сообщение, то толку от нее немного, и стоить она будет ровно столько, как если бы продать ее на запчасти.
Сегодня все — или почти все — потенциально имеют доступ к какой угодно информации. Вопрос лишь в нашей способности сделать с ней что-либо. В эпоху вседоступности знание становится важнейшим рычагом. Вчера люди с монопольным доступом к информации держали «обычных» людей на коротком поводке. Сегодня рост распространения информации дает возможности тем, кто способен понимать ее значение, объединиться с обладателями финансовых ресурсов и таким образом сформировать новую элиту. Власть переходит из рук тех, кто контролировал информацию, к тем, кто контролирует знание. Остальные будут отставать.
Отстающих уже предостаточно. Ведь для большинства людей перспективы цифровой экономики не являются даже далекой мечтой. Лишь 6% населения Земли когда-либо заходили в Интернет. В Бразилии лишь каждый десятый имеет доступ к стационарному телефону.
На Манхэттене больше телефонных линий, чем в Африке южнее Сахары. Для многих перспектива цифрового неравенства более реальна, чем все цифровые мечты, о которых мы тут рассуждали. Если мы действительно хотим избавиться от такого неравенства, то должны понять, что доступ — это еще не все. Для приобретения необходимых знаний люди нуждаются в образовании и непрерывно последующем обучении.
ИЗМЕНЯЯ ПРАВИЛА
Институты прошлого подвергаются перестройке. Мы живем и работаем в обществе всеобщего благоденствия, которое выглядит так, словно его спроектировали в IКЕА. Увеличение возможностей сопровождается ростом числа обязательств. Фрагментация и исчезновение социального капитала вынуждают становиться индивидуальными институциональными изобретателями. От тех, кто принимал правила игры, власть переходит к тем, кто их устанавливает и нарушает.
Куда податься?
Он услышал это еще до того как почувствовал. Точно звук отцовского ружья, из которого они когда-то стреляли перепелов. Когда он взглянул вниз, трещина стала шире. Почва стала уходить из-под ног. Он рванулся сквозь снег, чтобы бросить прощальный взгляд на мир сверху. Затем все рухнуло.
Холод был невыносим. Когда он достиг дна, камень чуть не сломал ему череп. Рыбак почувствовал кровь на губах. Пытаясь добраться до места, куда еще пробивался свет, он одной ногой запутался в сети. Чем сильнее он барахтался, тем сильнее увязал. Думать некогда. Человек отважно цеплялся за жизнь. Через какое-то время ледяная вода вдруг стала казаться ему теплой. Сознание начало покидать его.
Он видел теперь все так отчетливо: лето с семьей, громкий смех матери, двое сыновей играют на берегу — за несколько мгновений вся жизнь пронеслась перед его внутренним взором. Затем он внезапно почувствовал свободу. Он снова видел свет. Будущее, такое яркое.
Через два дня его нашли. Чтобы освободить его изо льда, пришлось использовать топор и пилу. Тело промерзло насквозь. Лицо было синим, почти пурпурным. Одну руку пришлось отпилить, чтобы втиснуть тело в гроб. Рыбак оставил жену и семерых маленьких детей. Ему было 37.
Что им делать теперь? Кто поможет? Где они будут жить? Вопросы без ответа. За ответом они обратились к Богу и нашли гiрибежище в церкви.
Через несколько лет один из сыновей уехал на запад. Он покинул церковь и общину. Женился на местной девушке. У них появилось двое сыновей. Рыбная ловля перестала быть достаточным источником дохода для семьи. Они попросили убежища в государстве всеобщего благосостояния — новом храме современности. Он получил работу на стройке. Там они строили новый мир. Жизнь была прекрасна. Государство защищало и обеспечивало. Дети пошли в школу и учились хорошо. Жена тоже нашла работу. Они наслаждались гарантией занятости и ощущением защищенности. Они нашли защиту у дворца — когда-то места обитания королей и королев, а ныне резиденции демократически избранных лидеров. Семья молилась, чтобы премьер-министр не оставлял их своей заботой.
И вдруг что-то случилось. В который раз земля стала уходить из— под ног. Процентные ставки, цены на нефть, налоги и дефицит бюджета взлетели вверх. Рынки упали. Новый храм рухнул. Он потерял работу. Куда делись все гарантии? Семья почти утратила надежду. Что им делать теперь? Кто поможет? Где они будут жить? Перед ними встали все те же вопросы. Самое время подумать.
Покидая храмы
Прежние убеждения предали нас. Следующим двигателем изменений стало разрушение доминирующих институтов прошлого. В постиндустриальном мире и все больше в других местах многие атрибуты вчерашнего дня остаются позади. Традиционные институты становятся историей.
Недавно мы провели день в беседах с группой протестантских епископов. Они выглядели на удивление обычно. Обыкновенные люди с верой в необыкновенное. В повседневной одежде для среднего возраста, словно только что с поля для гольфа. Они желали познакомиться с нашим миром, который, они знали, отличался от их собственного. Итак, мы рассказали им, как, на наш взгляд, обстоят дела.
Мир, который мы им описали, был в точности такой, с каким мы сталкиваемся каждый день, с его множеством возможностей, но также и множеством обязательств, неопределенностей, разочарований и страхов. Где многие люди утратили иллюзии и чувствуют себя неприкаянно. Религия стала приносить мало утешения. Люди чувствуют себя так, как будто церковь, в которую они пришли, обманула их. Кроме того, они чувствуют себя отвергнутыми государством, обещавшим щедрые пенсии и поддержку в трудные времена, а сейчас пошедшим на попятную. Существует серьезный риск, что средние европейские дети обречены на жизнь, полную все возрастающей бедности, одиночества и бессмысленности.
Воцарилась тишина. Епископы размышляли о брошенных и одиноких будущих поколениях. Затем один из них заговорил.
— Это наш рынок, — сказал он. — В этом наш шанс.
Епископ прав и он прав также и в своей готовности принять рыночную реальность. Одиночество, свойственное миру, ориентированному на индивидуумов, предоставляет большие возможности.
Проблема всех церквей мира в том, что мы уже испробовали этот путь к счастью. В свое время смысл давала религиозная вера. В 1900 году две трети англичан посещали церковь каждую неделю. Сегодня — только 5%. В преданной католицизму Испании цифры также уменьшаются. В 1975 году более половины испанцев заявили о регулярном посещении церкви. Сегодня таких менее одной пятой. За вторую половину прошлого века число священников в Испании снизилось с 77800 до 18500. Самая надежная работа на Земле стала сегодня одной из самых бесперспективных. Люди на Западе покидают церковь.
Однако имеются исключения. Несколько лет назад в Отдельных частях Алабамы и Оклахомы стали наклеивать этикетки на книги по биологии с предупреждением о том, что идеи Дарвина об эволюции — это всего лишь теория. 95% населения США утверждают, что верят в Бога. 9 из 10 американцев регулярно молятся, 75% ежедневно. По данным недавнего опроса аИпр, 89% американцев хотят, чтобы их дети получили религиозное наставление того или иного рода. Все это одна из причин, почему европейцы с таким трудом понимают американцев, которые сберегли более сильное ощущение «смысла» — национального и религиозного, чем большинство людей в Европе.
— Это наш рынок, — сказал епископ.
Разрушая дворцы
Пока церкви пустели, мы искали утешения в теплых объятьях государства. Один доминирующий институт сменился другим — государством-нянькой. Оно обеспечит нас и неважно, чем. Государство воспринималось как защита против отчаяния. Но и эта затея провалилась.
Современный проект оказался демонтирован и отправлен на свалку. Правительства отходят на второй план, а люди (вынужденно) принимают все больше самостоятельных решений. В 1996 году Билл Клинтон в своем послании к американскому народу объявил об окончании эпохи сильного правительства. Время подтвердило его правоту.
Правительства отступают. В 1900 году государственные расходы в нынешних постиндустриальных странах составляли менее чем одну десятую национального дохода. Затем они резко пошли вверх и достигли максимума в 1980 году, когда государственные расходы в Швеции составили 60% ВВП. Сегодня они снизились до 54%. За тот же период в Голландии они снизились с 56% до 40%, в США с 31% до 29%, а самые прижимистые, ирландцы, урезали расходы почти вдвое: с 49% до 26%. Общая тенденция очевидна.
Англичане и их зубы обычно являiот собой любопытное сочетание, взгляните хотя бы на всемирно известного человека-загадку, звезду экрана Остина Пауэрса. В «Симпсонах» даже есть эпизод, когда Барт, придя к дантисту, отказывается открыть рот. В ответ тот показывает ему Большую книгу британских улыбок. Перепуганный до смерти Барт немедленно открывает рот. В условиях государственного здравоохранения британские дантисты получают сегодня более половины доходов от частной практики, а более четверти всех британцев пользуются услугами частных дантистов.
В Европе, некоторых частях Азии и в обеих Америках люди живут и работают в обществе всеобщего благоденствия, устроенном по принципу «сделай сам», как если бы оно было спроектировано в IКЕА. Все упаковано в плоские коробки для самостоятельной сборки. И, как вы могли заметить, инструкции по сборке отсутствуют.
С обратной стороны маленькими буквами напечатано предупреждение: 99% ответственности. Неолиберальное общество «сделай сам» было выведено на рынок не без погрешностей. Предоставляя большие возможности некоторым людям, оно несомненно налагает большую ответственность на всех. Из мира, в котором было привычно полагаться на кого-то еще, мы попали в мир ответственности за самих себя.
Как заметил английский мыслитель в области управления Чарльз Хэнди, рынок — доминирующая сила нашего времени — есть всего лишь механизм по отделению эффективного от неэффективного. Он не является заменой ответственности. Помните, что рыночный капитализм не употребляет слово «пожалуйста». Машина просто движется вперед. Рынки властвуют, но превыше всего они разделяют. Капитализм усиливает власть элиты.
Поэтому новые реалии состоят в том, что церковь теряет позиции. Епископы и прочие религиозные деятели понимают, в чем состоит спрос, но то, что они предлагают, более не затрагивает сердца людей в большинстве уголков Западного мира. Схожим образом аппарат государства попросту шагает не в ногу со временем. Обратите внимание, сколь малое число людей принимают участие в выборах и сколь незначительное их число посвящают себя активной работе в основных политических партиях.
Уменьшение роли государства сопровождается уменьшением доверия к самим правителям. Политический процесс никак не связан с огромными народными массами. Мона Салин, бывший вице-премьер Швеции, заметила, что если все будет идти так, как идет, через десять лет в ее социал-демократической партии не останется ни единого члена. Нынешние партийцы умирают быстрее, чем партии удается привлекать новых им на смену. В Великобритании в голосовании заключительного эпизода шоу «Последний герой» приняло участие больше людей, чем в выборах в Европарламент.
На рыночной площади
Однако вопросы остаются. Фактически их больше, чем когда-либо. Не отчаивайтесь. Рост числа вопросов — лишь один из множества побочных эффектов роста личной свободы. Попробуем обратиться за ответами к прежним авторитетам. Спросите Его Святейшество Папу или Далай Ламу: где мне жить? Заводить ли детей? Какие контрацептивы использовать и использовать ли вообще? Как быть с теми миллионами людей, что умирают от спида в Африке? Иисус, Мухаммед или Сидхарта, помогите мне.
Если церковь беспомощна, давайте обратимся к государству. Прошу вас, г-н или г-жа премьер-министр, ответьте: Чему мне учиться? Чем заниматься? Почему только четыре западные страны достигают намеченного ООН уровня помощи другим странам в размере 0,7% ВВП? Что делать с нищим в моей парадной? Блер, Буш и Путин, что такое хорошая жизнь?
Ни церковь, ни государство более не дают автоматического ответа. Поэтому мы обратились к рыночным силам. Рынок — базарная площадь — важнейший институт нашего времени. Даже Реорlе’s Dаilу — орган китайской компартии теперь выходит с еженедельным финансовым приложением.
Давайте на время забудем о ценностях бытия и обратимся в жертв рыночных ценностей. Преклоните колени и спросите у рынка: как мне обойтись с моей жизнью? NYSE, NASDAQ и FTSE, помогите мне обрести смысл в зарабатывании денег.
Странно, но в нашу эпоху поклонения мамоне сам институт прав собственности, столь существенный для развития капитализма, попал под атаку. Капитализм без собственности все равно что море без воды. В мире, где знание является наиболее критичным ресурсом и буквально все может быть выражено в цифрах, ситуация меняется. Информация стремится стать свободной. Возьмем к примеру Napster с помощью которого можно бесплатно скачивать МРЗ-файлы с любимыми мелодиями. Можно прикрыть Napster, но можно ли предотвратить обмен файлами между людьми? В эту самую минуту звукозаписывающая индустрия судится с 261 человеком по поводу незаконного распространения музыки через Интернет. «Судиться с 12-летним мальчишкой по поводу распространения записей — это все равно как если бы извозчики подали в суд на Генри Форда», — сказал по этому поводу популярный исполнитель Моби. Будь то Napster или что-то еще, люди будут продолжать совершать махинации с записями. Мой жесткий диск неожиданно становится вашим, и наоборот. Интернет был построен на воровстве, так стоит ли ожидать чего-то другого? Мы все теперь мелкие воришки.