XII

– Вам не встречался Джимми?

Задав этот вопрос, я повернулся к псолицему, который был велик и космат, как банковская стена. Звали его Хам Бодин и он никогда не говорил трех слов, если можно было сказать два, и двух, если достаточно было одного.

Он сказал:

– Нет!

– Когда он был последний раз?

– Неделю назад.

– Один?

– Нет.

– Кто был с ним?

– Как обычно.

Он имел в виду ТеТе. Джимми Хорвел был слишком глуп и безобразен, чтобы иметь иную жену, чем ТеТе, бывшую Мочильницу, чьи лучшие дни (и ночи) были уже позади.

– Она, выходит, все еще болтается с ним?

– Да.

– Где?

– Трудно сказать.

Я отстегнул ему пятерку.

– А теперь легче?

Мы сидели за столом в одном из самых убогих притонов на Луне, а в таком местечке, как это, кредитки не стоит держать на виду. Вот почему я протянул ему пятерку под столом. Большая толстокожая лапа улеглась на нее, а в глазах, по-собачьи ярких, появился блеск.

– Старая Каланча, – сказал он. – Второй блок от перекрестка по черно-кратерной дороге. Можете попытаться.

– Должен, – сказал я.

Черно-кратерная дорога была вырублена в лунной поверхности в дни основания первой лунной колонии, и сейчас находилась не в лучшей форме, даже если, имея с ней дело, приходилось прибегать к посредству пескохода.

Местность была первобытной и окоченевшей. Зловонные помойки разрушенных куполопостроек и случайных биохоников – их заселяли лунорабочие в те времена, когда колония еще действовала.

Пескоход, который я арендовал, был примерно так же подготовлен к эксплуатации как и дорога. Я уже начал проклинать убогие способности этой машины, когда на виду вдруг появился богоховник Джимми, стоявший на песчаном холме.

Он был там, где и указывал Бодин – как раз через одну халупу от перекрестка. Я заметил извечный Джиммин псевдовелосипед – это означало, что он находится внутри. Вместе с ТеТе, разумеется.

Я выключил тягу и выбрался из машины.

Скалодверь богоховника была не заперта, и я не стал утруждать себя стуком. Джимми был моим старым приятелем.

Он был там, это верно. Но он был не в состоянии даже сказать «привет». Сильный запах луносока ударил мне в нос, когда я вошел.

Джимми лежал навзничь на разбитой псевдолежанке у стены – руки раскинуты, рот раскрыт, дыхание тяжелое – и что-то невнятно бормотал. Он насосался сока до поросячьего визга.

– Это еще что за пират? – спросила меня ТеТе. Она сидела за столом, перед ней стояла выпивка – этакая марсианская синеблондиночка в потертой упаковке. Упаковка имела дыры на обоих локтях. Гнев в ее глазах позволил мне понять, что она достаточно трезва для разговора.

– Если тебе это важно, сестренка, то меня зовут Спейс. – Я кивнул в сторону Джима. – Быстренько разбуди его… Влей в него землекофе. Этот парень мне нужен.

– А ну-ка, не пытайся мне приказывать, ты… – я шлепнул ее разок и она заткнулась, понимая, что, в случае чего, я могу это и повторить.

– Слышала? Пошевеливайся.

Она привела Джима в сидячее положение, чтобы разбудить, заорала на него, и видеть ее в эту минуту было не слишком-то большим удовольствием.

– Фух! Фух! Фух! – зафыркал он. – В чем дело?

Я подошел и схватил его за грудки, наполовину приподняв с кушетки.

– Проснись, Хорвел! У тебя есть то, что мне нужно, и ты собирался мне это дать! Ну же, вставай!

Я встряхнул его. Он закашлял, моргая и собирая меня в фокус.

– Сэм… Сэм, старый дружище…

– Да, – сказал я и жестко врезал ему тыльной стороной ладони, другой рукой я его в это время придерживал. – Это я, твой старый друг, пришел забрать должок.

– Тебе не повезло, Спейс, – кислым голосом произнесла ТеТе. – Джимми никому не сможет уплатить долгов. Он пуст.

– Однажды я спас этому забулдыге жизнь на Деймосе. Лохматозверь принял его за осла. Я пристрелил лохматозверя, и за это он мне должен. Но мне не нужно то, чего у него нет. Я пришел сюда не за кредитками.

– Тогда чего же тебе нужно? – она посмотрела на меня, задержав на мгновение руку с кофейником.

– Информация. – Я тряс Хорвела до тех пор, пока у него не выпучились глаза. Затем я снова его треснул. Это мало помогло. Он плюхнулся на псевдостул у стола и застыл, обхватив руками голову.

– Влей в него кофе, – сказал я. – Давай.

– Погодь две секундочки, ларсе, – лопотала ТеТе на древнем Лунном. Кофейник булькал и шипел.

– Давай, я сказал!

– Ладно, – сказала она, наклонившись над дымящимся кофейником. Она подставила чашку и наполнила ее.

Я дал эту дрянь Хорвелу, заставив его выпить все без остатка. Он закашлялся и стал плеваться, но все же проглотил.

– Еще, – велел я. – Он все еще наполовину вырублен, а я хочу, чтобы он говорил.

Мы продолжали эту возню, пожалуй, до пятой чашки. Затем я схватил его за голову и запрокинул ее.

– Мне нужна информация, Джимми. Ты понимаешь это?

– Конечно… конечно, Сэм. «Джус Лем» поможет мне собраться. Голова у меня болит.

Я стоял над ним, пока он не налил сока. Он хорошо принял, но горячая «Ява»[2] и моя побудка все же подняли его на поверхность.

– Ты знаешь на Луне каждого головореза, – сказал я. – Мне нужны трое из них.

– Кого… которые, Сэм?

Хорвел некогда перевозил контрабандные товары, табачные сорта, затем он нырнул в мутную лохань черного рынка. У него была даже конюшня потаскушек, пока они не спихнули его в канаву. Он понял, кого я ищу.

– Трое Луни, которые работают на Кэйна, – продолжал я. – Они дважды пытались шлепнуть доктора Умани в Пузырь-Сити на Марсе. В последний раз они захватили его дочку. Мне нужны их имена. И еще я хочу знать, где их найти.

Хорвел потер лоб.

– Ты хочешь много знать, Сэм. Я могу влипнуть в большую беду, если я капну тебе.

Глаза мои сузились, и я наклонился над столом, опустив лицо на один уровень с его лицом. Я выглядел так внушительно неспроста.

– Говори, или я устрою тебе беду похлеще лунной. Я затолкаю тебя в пескоход, увезу на Землю и верну тебя О'Мелли. У него большие кулаки и долгая память. Он сделает из тебя отбивную.

– О, Сэм… ты не поступишь так с другом.

– Не поступлю, если ты будешь петь то, что я хочу.

Он застонал, поднятые руки его задрожали. Он был в западне и знал это. Ему ничего не оставалось делать, кроме как дать мне то, что я просил.

ТеТе глядела на нас из дальнего угла лачуги. Она скорчилась там, не желая вмешиваться и не желая связываться с таким парнем, как я.

– Я… я думаю, что знаю жуликов, которых ты ищешь, – сказал Джимми. – Они у Кэйна в постоянном списке. Он бросает их время от времени на работу, где нужны крепкие косточки. Хотя они не распускают об этом языки. Они считают делом чести выполнять грязную работу для Короля Роботов.

– Имена, – потребовал я.

– Я их знаю только по кличкам, – хмыкнул Хорвел. – Одного зовут Фрукт, потому что он любит трескать все их виды. Особенно он любит ягодные сливы с Венеры. Обычно у него этих слив полная пазуха.

– Хватит, – зарычал я. – Остальные?

Джимми поскреб щеку. Он нервничал, но говорил, и это было уже хорошо.

– Второго зовут Паук. У него такая внешность – волосатый и толстый. Третьего зовут Улыбающийся Малыш, потому что он никогда не улыбается. Так сказать, ироническое прозвище.

– Я уловил, – сказал я. – Где они болтаются?

Лицо его было потным и дрожащим от страха.

– Я не… я не уверен, что смогу…

Я сжал кулаки. Хорвел отвернулся.

– Подожди секунду! Я вспоминаю. Ага, я уже вспомнил.

– Тебе повезло, что у тебя такая хорошая память, – ухмыльнулся я. – Она спасла твой нос от раскваски.

Он вернул мне улыбку, поменяв ее на кислую и неуверенную.

– Загляни в «Струю Сока» в Обод-Сити, головорезы Кэйна ходят туда пропустить стаканчик.

– Какие у них хлопушки?

– Фрукт обычно таскает с собой скорострельный рукопашный Регби-Пауэлл 2,20—70. Паук без жезла, у него в туфле спрятан нож с длинным лезвием. Улыбчивый Малыш предпочитает Виккерс-Спейшл 20—40 с боковым автоматическим магазином. И все трое умеют обращаться с тем, что они таскают. Плохие это новости, Сэм?

– В первый раз в Пузырь-Сити у них были тяжелые микролазеры 45 Сидлей-Армстронг, – сказал я.

– Это не лунное снаряжение. Здесь они болтаются с хламом полегче. Но они могут обращаться почти со всем на свете. Кэйн нанял на это дело не первых встречных.

– Что еще мне надо знать?

– Ничего, за исключением того, что тебе лучше не упоминать мое имя. Если кто-нибудь из Луни возьмет в голову, что я проболтался насчет их, то тогда я труп.

– Ты слишком много беспокоишься, – сказал я, вручая ему чашку. – Выпей, Джимми.

Он вернул мне пустую чашку, схватил бутылку Луносока и присосался к ней.

– Этот кофе сгноит мои внутренности, – сказал он, оторвавшись.

Я повернулся к ТеТе. Она не шевелилась.

– Тебе нужен новый мужчина, сестренка, – сказал я. – У этого сокохлеба нет будущего.

Она ничего не ответила, лишь еще пристальнее взглянула на меня из-за угла.

Джимми все еще трясся, когда я садился в пескоход.

XIII

Я никогда не был силен в «Спинки». Это исконно лунная игра с применением шаров «Спинки», больших округлых кусков сала. Идея заключалась в том, чтобы вывести противника из-под стражи и сбить его хорошим ударом в грудь. Бить в живот и голову нечестно. Три попадания – и вы выигрываете раунд.

На Луне, с ее слабой силой тяжести, такая игра возможна: на Земле она была бы слишком изнурительна. Но даже здесь для нее необходимо здание.

Луни бывают светлые и темные, высокие и низкие, бородатые и чисто выбритые, но все они имеют одну общую черту – все они сложены, как борцы-профи. «Спинки» выгоняют из них пот в свободное время.

Когда я вошел в «Струю Сока», что в Обод-Сити, игра была в разгаре. Мокрое, упругое «Шмяк!» шара «Спинки» в грудь грубым взрывом бесстыдных воплей сообщило мне, что кому-то досталось.

Я засек троих массивных типов, перелунивавшихся шарами у дальней стенки. Заказав венерианский джуз, я спросил притонослужителя об этой троице.

– Я ищу Фрукта, Паука и Улыбающегося Малыша, – сказал я. – Это не они?

– Конечно, они, приятель, – содержатель поставил джуз на стойку. Он потерял под струями руку и до сих пор не беспокоился о том, чтобы заменить ее. Он махнул культей в сторону троих головорезов. – Они не любят чужаков, которые лезут в их игру. Будь я на вашем месте, я бы сейчас держался от них подальше.

– Но вы не на моем месте, – сказал я, втягивая джуз в три больших глотка. Это было пламя, а мне требовалось немного разогреться перед тем, что я собирался сделать.

Я приблизился к короткому и пухлому парню. Это был Паук. Я схватил его «Спинку» прежде, чем он успел что-нибудь предпринять. Затем я развернулся и влепил шаром Паука что есть силы в грудь унылого Луни по прозвищу Улыбающийся Малыш. Он не ожидал такой игры и рухнул на задницу. Третий жулик, Фрукт, вся рубашка которого была в сливовых пятнах, сделал змеиный рывок к поясу, где, как я догадывался, был его скорострельный Регби-Пауэлл 30—70, но я уже вытащил 38-й и успел показать его прежде, чем он выхватил свое оружие.

Я обезоружил всех троих. Паук попытался достать скорняжный ножик из ботинка, но я выбил его ударом ствола. Обезоруженный, он принялся сосать разбитые костяшки пальцев.

Притоносодержатель следил за этой операцией с отвисшей челюстью: ему еще не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь обламывал этих парней.

Я кивнул в направлении задних комнат:

– Двинулись?

– Погоди, паря, мы… – начал было Фрукт.

– Пшел! – я двинул его по ребрам 38-м, чего он не одобрил. И они пошли. Пошли все.

Короткий, слабо освещенный коридор вел в заднюю комнату. Я затолкал их туда и пинком закрыл дверь. Затем я дождался их гневных вопросов:

– Что это за наглость?! – от Паука.

– Что это за хамские игры?! – от Улыбчивого Малыша.

– Да кто ты такой, черт тебя возьми?! – от Фрукта.

Я подарил им наихолоднейшую улыбку.

– Я от Кэйна. Он не очень-то доволен тем, как вы обтяпали похищение девочки.

– Это еще почему? – возмутился Паук. Он был темный, щербатый и злой. – Мы сделали хорошую, чистую работу.

– Он хочет знать, куда вы ее дели?

– Куда он велел, – выложил Фрукт. – В Южную башню на Мерке. А чем он недоволен?

– Кэйн любит гладкую работу. А вы трое – болваны, вы позволили себя выследить дешевому частному копу.

– Какому еще частному копу? – пожелал узнать Улыбчивый Малыш. Он был примерно моего размера и веса, имел могучие плечи и длинные руки.

– Этому, – сказал я, срывая фальшивые усы и трижды нажимая на курок 38-го.

Они упали, как подрубленные деревья, и я решил, что Системе повезло, так как она отделалась от троих убийц-головорезов. Я ощущал себя сильным и мужественным и испытывал чувство приятного восторга. Если Кэйну еще захочется проделать на Марсе работу, ему придется нанимать новое мясо.

Но я еще не закончил свою работу. У меня был при себе «Полосу Зубер», и теперь я привел его в действие, сделав несколько микроснимков головы Малыша в анфас, профиль и с затылка.

– Ну как, Малыш, скажи «Чиз», – сказал я, снимая его унылую физиономию. Но он не в силах был оценить этой шутки.

Сделав необходимые снимки, я спрятал «Зубер» и вытащил переносной деатомолизатор модели Л-5-ДЖИ. Нехорошо оставлять три кучи дерьма в игорном зале.

Пуф! Нет больше головорезов!

Однорукий притонодержатель выглядел обалделым, увидев, что я возвращаюсь один.

– Мальчики решили уйти пораньше, – сказал я. – Они вышли задним ходом.

– Не буду проливать слез по этому поводу, – сказал он. – Они отвадили половину моих посетителей, – и он махнул обрубком руки. – Вот нынче вечером, например, ни души.

– Пожалуй, здесь и в самом деле слишком тихо, – согласился я.

– А что вы не поделили? – захотелось ему узнать. – Работу бандитскую, что ли?

– Пустячное недоразумение, – сказал я. – Не о чем беспокоиться, мы все уладили прежде, чем они ушли.

Похоже, это его удовлетворило. В Обод-Сити не следует слишком возбуждаться по поводу бандитских работ. Он кивнул в игорный угол.

– Хотите раунд в «Спинки», я против вас? За счет заведения?

– Нет, – сказал я. – Но спасибо за предложение. Дело в том, что у меня сейчас другая игра.

Следующая моя остановка была на Каллисто. Я прибыл туда с полдюжиной резких, цветных фотографий Улыбчивого Малыша. «Зубер» делал работу чисто.

Негативы им понравились.

– Очень отчетливо, – сказал он, просматривая их под увеличением. – Костная структура выражена ясно, видны отчетливые признаки.

– Рад, что вам понравилось, – сказал я, – а теперь сделайте так, чтобы я выглядел, как он. Можете?

– Не следует воображать, что перед нами великая проблема, – сказал он. Звали его Заадер, и у него была солидная репа (репутация) первоклассного мастера пластических операций. За соответствующую плату Заадер мог сделать обезьяну похожей на ангела (и наоборот). Он был отзывчив. Он работал легально, изменяя все то, что только было можно. Мы столковались о гонораре, и я выплатил ему задаток. Он заверил меня, что это в правилах его бизнеса.

– Полежите, пожалуйста, пока мы применим гипосекцию, – сказал он. Заадер был невероятно безобразным ублюдком, и я удивлялся, почему это он не сделает себе новую физиономию.

Я снял куртку и вытянулся на длинном, белом медстоле. Я не люблю, когда в мой целовальник вонзают иглы, но, в данном случае, это было необходимо.

– Поддайтесь, пожалуйста, расслабьте челюстные мышцы, – сказал Заадер. – Это не больно.

Он склонился надо мной и использовал гипо; кожа несколько секунд чесалась, а затем онемела.

Заадер разложил на столе шесть снимков Малыша и внимательно изучил их, ожидая, пока гипраствор окажет свое действие.

Он уколол меня в щеку. Я не реагировал. Мертвая плоть.

– Мы готовы начать, – сказал он.

Я ничего не мог сказать, все лицо было, словно слой сырой глины. Заадер оживил эту глину с помощью своих рук и инструментов, разминая ее и придавая костям и плоти форму и подобие позднего Улыбчивого Малыша. Он насвистывал старый венерианский мотив, протыкая, давя, размешивая. Он явно наслаждался собой.

Один раз он сделал паузу, чтобы свериться с фотографиями.

– Нужно чуть больше углубить скулы, – пробормотал он, косясь на зуберснимки. – И глаза следует разнести на четверть дюйма. – Он принялся за дело, обрабатывая мое лицо, как пекарь в землебулочной формует тесто. – Умм… эту правую мочку следует немного приплюснуть…

Наконец он закончил.

На ногах я чувствовал себя немного лучше, последствия гипраствора исчезли быстро, и в кожу вернулась чувствительность.

– Можете не бояться боли, – заверил меня Заадер. – Ваше новое лицо готово к любой обычной деятельности. Тем не менее, в течение ближайших земночасов, пока кости не затвердеют и не установятся окончательно, мы советуем вам избегать прямых ударов в область лица.

– При моей профессии это не так-то просто, – сказал я. – Но я постараюсь быть осторожным. А как насчет моего старого целовальника?

– Мы вас не поняли.

– Я имею в виду, смогу ли я получить его обратно?

– Когда пожелаете, – сказал Заадер. – Восстановление облика – не проблема. Заходите в любое время.

– Ох, – сказал я. – Я так и сделаю. Я очень люблю свою внешность.

Я оглядел себя в Заадеровском стенозеркале, мягко пробегая пальцами по новой костной структуре.

Она была сделана совершенно великолепно.

Глубоко посаженные глаза. Широкий нос. Тонкие губы.

Приплюснутые мочки. Это был Улыбчивый Малыш.

XIV

Меркурий – это да. Больше трех тысяч миль в диаметре, размером с горошину по сравнению с Юпитером, но зато адская температура, потому что он очень близок к Солнцу.

Если вы на Меркурии не под пузырем, вы зажаритесь, как яйца. В 2020-м в Куполовиле сломалась система охлаждения, и десять тысяч невезучих жителей тут же испеклись. После это стали прятать большинство городов с тяжелой промышленностью под землю, но Куполовиль все еще на поверхности. Правда, его угрюмо называли Куполовиллой.

Сейчас это Кубла Кэйн. Король Роботов купил его, выломал общественные блоки и построил там собственную крепость, дополнив ее драконом. Честно говоря, дракон этот меня беспокоил. Я мало надеялся избежать с ним столкновения.

Глупо я сыграл в Обод-Сити. Мне бы выкачать из Улыбчивого Малыша побольше информации о Кэйне, прежде чем спустить его. Теперь же у меня не было ни малейшего шанса узнать планы крепости. Единственный шанс пробраться к Исме – пуститься на великий блеф. Я выбрал низкий хрип, что преобладал в голосе Малыша, и если я буду говорить то, что задумал, и не забуду о необходимости сохранения понурого вида, то я обязательно пройду.

Я упаковал обильные огнесредства: под курткой находились пистолет Малыша вместе с моим 38-м, а заряженный лазернолучевой Лоудер-Лоузенбри ТХ с возвратной камерой 60—20 висел на шее, причем эластичный надствольный чехол был заткнут сзади за пояс. 60—20 может остановить ганимедского зверободая на полном скаку, а эти детки не так уж просто останавливаются.