I

Мне было скучно.

Стоял один из тех длинных, жарких, ленивых марсианских полудней, когда не знаешь, чем бы заняться. Мне было нужно немного поработать на машине времени «Сатурн» – надувательство, а не машина – но у меня не было ни малейшего желания приниматься за это дело.

Я развалился за столом – ноги задраны, голова запрокинута, размышляя над продвижением марсианского песчаного червя вознамерившегося пересечь потолок моей конторы. Побившись сам с собой об заклад, я рассчитал, что ему понадобится ровно шесть земных минут, чтобы достичь противоположной стены.

Вот тут-то она и вошла.

Мой вкус по отношению к женщинам (сейчас, когда я в земном качестве) в основном таков: я предпочитаю две ноги, две груди и один целователь. Но я не предубежден, поскольку зрелая трехглавая венерианка – это, пожалуй, тоже то, что надо.

Она остановилась и навела на меня три пары холодных, водянисто-зеленых глаз, и чистенький, маленький двухразрядный парализующий излучатель «Вюббли-Смэтчан 25.»

Я мгновенно забыл о черве и поднял обе ладони.

– Вы Сэмюэль Спейс? – произнесла она нежным голосом в три горла.

Я кивнул.

– Если вы пришли сюда, чтобы совершить ограбление, то все, что есть в этой конторе – это бутылка импортного скотча. Пустая наполовину, – спокойно заявил я.

– Докажите, – сказала она.

– Доказать, что бутылка скотча пуста наполовину?

Она покачала тремя головами.

– Нет. Докажите, что вы действительно Сэм Спейс.

Я медленно опустил руки. Затем встал, извлек бумажник и бросил на стол, перед ней.

– Здесь все. Лицензия. НД-карточки.

– Пожалуйста, положите руки на стол, ладонями вниз, – сказала она. – Излучатель не качнулся, он был по-прежнему направлен мне в живот. Я сделал, как она просила, потому что я терпеть не могу разгуливать с парализованным желудком. Она взяла мои бумаги свободной рукой.

– Они могли быть подделаны, – четыре глаза по-прежнему смотрели на меня, два же разглядывали мои мандаты.

– Они не подделаны, – сказал я.

– Мне довелось узнать вашу биографию, мистер Спейс. Расскажите о себе, я посмотрю, не солжете ли вы.

Я пожал плечами.

– Ладно, сестренка. Попробую быстренько ввести тебя в курс. Я парень с Земли, работающий на Марсе, обожженный солнцем, твердый духом, бывший ракетный наездник из Старого Чикаго, США. Я пьянствовал на астероидах и пьянствовал всю дорогу от Плутона до колец Сатурна. Родители хотели, чтобы я изучал межзвездный закон, но у меня всегда был бзик к путешествиям и происшествиям. Поэтому я двинулся по системе. Некоторое время я тянул лямку на Луне. Затем шесть лет гонял по Венере болотные экипажи, пока, наконец, не затеял эту психованную игру.

– И как это случилось?

– Мой прадедушка был частным сыщиком в местечке, которое называется Калифорния. В Лос-Анджелесе, на побережье, до землетрясения. Он гонял за ханыгами на автомобиле с бензиновым двигателем, – здесь я усмехнулся. – Надо думать детективный бизнес у меня в крови.

– Продолжайте, – сказала она, и я повиновался.

– Я не гордый. Я берусь за любую работу, которая позволит оплачивать аренду этой марсианской мухоловки. – Я подарил ей твердый взгляд. – Но я не трепач. С моими клиентами по-честному. У меня лицензия на ношение нейтронозарядного «Смит-Вессона 38» и мне приходилось пользоваться им и не раз за время моей, пусть даже не очень суетной карьеры. Я не играю в азартные игры, потому что однажды попробовал в Нью-Вегасе и лишился всего, кроме коренных зубов. Мое хобби: крепкая выпивка и мягкие женщины. Обожаю душещипательные истории, но спуску никому не даю. – Я хлопнул по боку. – Удовлетворены?

Я полагал, что она удовлетворена, потому что она опустила свой 25-й и сделала утроенный вдох.

– Нам нужна ваша помощь, мистер Спейс. Нам нужна ВАША помощь.

– Кому это «нам»? – спросил я, откидываясь в кресле и укладывая бумажник. Песчаный червь опередил мое время и был уже на полпути к стенке. Я пожелал ему удачи.

– Меня зовут Исма Питкарн Умани. Я с детства удочерена на Венере. Мой отец доктор Имануил Квинтас Умани.

– Ученый чудак?

– Да, – сказала она, кивнув одной из голов. – Он ждет снаружи. Мы хотим нанять тебя.

– Что ж, я работаю по найму, сестренка. Двести соларкредиток в день, плюс расходы. Если я работаю за пределами системы, гонорар удваивается.

Похоже, она решила, что это в самый раз.

– Мы готовы принять твои требования. Мой папа – преуспевающий человек.

– Тогда зови его сюда, – сказал я.

Она предоставила мне набор продолжительных улыбок и вышла пригласить отца. Мне о нем доводилось слышать. Год назад или около этого «Эрспейнс» объявил сенсационные эксперименты доктора Умани в трансплантации мозга. Он оперировал в шикарной клинике за пределами Олднью-Йорка и считался порядком свихнувшимся, но блестящим ученым.

И вот он появился – глаза дикие. Он пересек комнату, шатаясь, подошел к моему столу, причем дочка по пути старалась выровнять папашу.

– Эге, да что за славного парня мы здесь видим, – заговорил он с мощным ирландским акцентом. Он перегнулся через стол и хлопнул меня по плечу. От него пахло запахом дрянного виски. – Ты не из Дублина, малыш?

– Я не ирландец, – сказал я.

– И папа тоже, – заверила меня Исма. – Это его нынешнее тело – тело ирландца.

Я тупо посмотрел на нее.

– В настоящее время, – объяснила она, – он живет в теле пьяного ирландца. В предыдущем теле он был пьяным уэльсцем. Папа предпочитает колоритные тела.

На меня это подействовало.

– Надо полагать, удалась эта затея с пересадкой мозга?

– Да, конечно. Бредовые идеи тут не причем. Мозг папы побывал во многих телах. Вообще-то, мы здесь именно поэтому.

Я развернулся в скрипучем, вращающемся кресле, открыл бутылку скотча, сделал изрядный глоток и почувствовал, как тепло побежало вниз, к самым пяткам.

– Поверь мне, милая душа: один лишь дьявол способен погасить жажду этого достойного человека, – уныло произнес доктор Умэни, глядя на меня кровавыми ирландскими глазами.

– Не давайте ему ни капли, – предупредила меня Исма. – Папочка надирался всю дорогу от Луна-сити.

Я убрал скотч. Исма опустилась в лучшее кресло для клиентов. Чуть ниже трех голов у нее было отличное земное тело, округлое, как гряда марсианских песчаных холмов. Удобно облегающие одежды, которые, надо думать, обошлись папаше в триста соларкредиток минимум, подчеркивали полные бедра. У нее был милый моему сердцу набор рук и ног, а ляжки пухлые, созданные словно нарочно для укуса. Я никогда не упускал случая ущипнуть подобную ляжку, если таковая появлялась поблизости.

– Скажите, что вы от меня хотите? – спросил я.

Она тихонько ответила:

– Это задание будет очень простым. Мы хотим, чтобы вы…

Доктор Умани, уже успевший прикорнуть на моей кушетке, вдруг вскочил и простер к небу кулаки.

– Ей-ей, похоже, они уже снова здесь!

Три лица Исмы побледнели.

II

Мы услышали добрый топот ног бегущих людей в холле. Мой 38-й находился в сейфе, где я хоронил его среди папок с делами. Но Исма уже нацелила на дверь свой 25-й.

Дверь распахнулась и ввалились трое мускулистых Луни, паля в нас из утяжеленных микролазеров «Сиддлей-Армстронг 45». Я нырнул под стол, утащив за собой Исму, но я ничем не мог помочь доктору Умани. Он получил в грудь три лазерных пули 45-го калибра – хоп, хоп, хоп. Эти мокрые шлепки не оставляли сомнений в том, что Сиддлей-Армстронг сделал свое дело.

К тому времени, когда я ухватился за диск сейфа, чтобы извлечь заряженный 38-й, один лишь бедолага Умани хрипел на полу, отходя в мир иной.

– Позовите священника, – хныкал старый чудак. – Дайте моей бедной, запятнанной душе войти в жемчужные врата, очиститься от грехов плоти!

– Вздор! – буркнула Исма, опускаясь возле него на колени. – Прекрати глупое нытье и послушай. Ты приготовил очередное?

Доктор Умани посмотрел на нее. Веки его трепетали.

– Корабль… вторая камера с конца, – тут глаза его закатились.

– Он быстро отходит, – сказал я.

– Неважно, – сказала Исма. – Только побудь с ним, пока я вернусь. Если Луни вернутся, не медлите, уничтожьте их.

Я получил уже свою долю неприятностей от лунных головорезов и знал, что не огорчусь, если придется пристрелить еще троих.

– Куда ты собралась?

– На крышу, в наш корабль. Я обернусь за секунду.

Она ошиблась, в действительности ей понадобилось три минуты. Она вернулась с безвольным телом тощего чернокожего мужчины, которое держала, перекинув через плечо. На нем были полосатые брюки и ярко-красная рубаха с золотыми пуговицами. Она положила его рядом с отцом.

– Не задавайте вопросов, – она распустила черные волосы двух голов. – Следите, не появятся ли Луни. Меня ждет работа.

Она поспешно притянула медицинскую сумку и открыла ее. Я не спец в операциях и операционном снаряжении, но я все же узнал мозгорез. Она включила его и аккуратно срезала макушку с пьяной головы ирландца доктора Умани. Затем осторожно полезла внутрь и вытащила большой яйцеобразный стальной цилиндр.

– Подержи, – сказала она, вручая его мне.

– Что это?

– Папа, – сказала она. – Папа, конечно.

Я смотрел на цилиндр. В глубине он пульсировал красным и был твердым на ощупь.

Исма работала над черным мужчиной. Она вскрыла его голову, взяла у меня цилиндр и ловко вставила его. Чтобы присоединить макушку, она воспользовалась быстросшивателем.

– Ну вот, – сказала она, улыбаясь всеми своими тремя ртами. – Все готово.

Тощий черный человек сел, почесывая череп. Он ухмыльнулся в мою сторону, а затем запел:

– Что за чертовщина происходит, – потребовал я объяснений. Исма нахмурила большинство своих бровей и вздохнула.

– Разве вам не ясно?

– Нет, – сказал я.

– Папин мозг пересажен в тело этого черного джазового певца, полученного из нашего филиала в Нью-Оулд-Нью-Орлеане. У папы всегда была тяга к черным джаз-певцам.

«Целый день тружусь один», – скажет белый господин, – пел доктор Умани.

– Он знает, кто он? – поинтересовался я.

– Естественно, – сказала Исма. Она сунула свою ладошку в грубую черную пятерню. – Папочка, ты бы лучше рассказал мистеру Спейсу о том, почему мы решили нанять его.

– А кто возражает? – спросил доктор Умани, изображая ранний южный диалект. Но он даже равняться не мог по убедительности с недавним ирландским акцентом.

– Что мы делай – так это меняй последнее тело. – Он стукнул себя в грудь. – Я в нем. Больше резервных не нанять на Марсе. Это плохие люди посылай Луни застрелить этот бедный человек, и ежели я не разобьюсь и не раздобуду кого-нибудь наняться, эти наемники меня запросто прихлопнут, – на меня уставились глаза с желтыми белками. – Ты въезжай?

– Не совсем, – сказал я.

– Мой папа выполняет здесь на Марсе жизненно важную работу, и для этого должен остаться в живых. Его враги хотят, чтобы он умер, поскольку, пока он жив и продолжает действовать, его работа представляет для них угрозу.

– Какого рода работа?

– Лучше не будем углубляться, – сухо сказала она. – Наше дело к тебе простое: мы хотим нанять телохранителя. Чтобы ты сопровождал на пути из Олднью-Йорка партию замороженных тел и охранял их, пока они не прибудут сюда, на Марс, в Пузырь-Сити. Жизнь моего папы зависит от количества запасных тел.

– О, йасс! О, йасс, йасс, йо, йоасс, в самом деле, – подтвердил доктор Умани.

Я побарабанил пальцем по столу. Логика, похоже, исчезла, а когда именно, я что-то упустил. А я люблю, чтобы все было логично.

– Послушай, – сказал я, – а не было бы гораздо лучше, если бы ты наняла меня личным телохранителем отца?

– Но зачем?

– Чтобы его опять не застрелили.

– О, его обязательно застрелят, – заверила меня Исма. – Враги папочки очень настойчивы. Они его обязательно прикончат и тут нет сомнений. Но я буду рядом и позабочусь, чтобы в случае необходимости его мозг был тут же перетрансплантирован.

– Но разве они не могут попробовать убрать тебя?

– Уже пробовали. Несколько раз. Но моя необычайно толстая, прочная, все поглощающая венерианская кожа не поддается оружию. Пока, во всяком случае, не поддается. Конечно, существует много способов меня уничтожить, и вскоре они попытаются применить один из них. Но я не боюсь. Мне только хотелось прожить еще немного, чтобы посмотреть, как завершится папин эксперимент.

– Звучит несколько необычно, – пробормотал я. А не мог бы кто-нибудь другой сопровождать на Марс тела для твоего отца?

– Совсем ноу, совсем ноу, сэр! – воскликнул доктор Умани. Он задергался, запрыгал вокруг меня, тряся головой и смеясь. – Вы один, кто может делать этот наняй-работа. Никто другой не может делать наняй, верьте старый негр!

– Папа имеет в виду мистер, Спейс, что мы оба знаем вашу анкету. Вы очень смелый человек, целеустремленный и энергичный. – Шесть ее зеленых глаз мягко сияли. – Мы оба чувствуем, что вы тот, кто может обеспечить безопасность переправы папиных тел на Марс. – Вы согласны?

Меня поразила дрожь, прозвучавшая в ее голосе.

– Ладно, сестренка, – сказал я, – когда мне начинать?

– Папа уже распорядился, чтобы в ближайшие полчаса вас взяли на корабль и отвезли в Земледром. Вы летите рейсом двенадцати-пятичасовым в 0800 из Пузырь-Сити в Олднью-Йорк, то есть у вас будет время упаковать 38-й и бутылку скотча.

– Откуда вы знали, что я соглашусь?

Вновь ее взгляд смягчился.

– Я была уверена, что вы согласитесь, мистер Спейс. Помните, вы сами о себе говорили, что у вас есть склонность к трогательным историям? Я просто учитывала факт, о котором вы сами упомянули.

– Но я уже говорил, что никому не спущу. Позвольте поглядеть, какого цвета ваши соларкредитки.

Она вынула свой бумажник, вытащила из него тяжелую пачку и вручила ее мне.

– Уверена, что это должно побудить вас приступить к работе.

Я свистнул через отсутствующий зуб, пересчитав деньги.

– Лихо!

– Приятного путешествия, мистер Спейс, – сказал доктор Умани. Он отбросил негритянский диалект, и теперь его голос был культурен и профессионален. – Можете быть уверены, что моя дочь ничуть не преувеличивала, рассказывая о наших неприятностях. Эти тела должны прибыть в целостности и сохранности, чтобы обеспечить успешное продолжение моей работы. – Он вежливо улыбнулся. Темные глаза его светились. – Можно сказать даже – успешное продолжение существования человечества.

Я ничего ему не ответил.

Работа есть работа и я был рад вновь заняться делом.

III

Во время перелета Марс – Земля на борту «Президента Эгнью» я повсюду чувствовал себя голым. На корабле было запрещено ношение гражданского стрелкового оружия, и мой 38-й официально был изъят вплоть до посадки. Мне сказали, что я смогу добиться специального разрешения на его провоз, когда полечу обратно – но на сей раз я вступил на борт без оружия.

Голый против тайных врагов… Но не совсем. Я обучался семнадцати разновидностям рукопашного боя Солнечной Системы и мог сломать ствол маленькой сосны двойным ударом с полулета, предварительно убедившись, что на мне туфли. Я однажды сломал палец, пробуя сделать это своими ногами без обуви.

Я сидел в проходе рядом с парочкой молодых марсиан, страстно тискавших друг друга в положении норкса, что являлось высшим сексуальным уровнем, благодаря которому марсиане могут достигать короткого кайфа, а вы не можете. На борту звездолета, однако, кайфовать было запрещено, поскольку вторичный сексуальный эффект получается благодаря наружному ощупыванию. Ничего ненормального в том, что они делали, не было. Но меня это нервировало.

Я ухмыльнулся. Дьявольщина, Спейс, сказал я себе, ты становишься старым брюзгой, если парочка перевозбужденных марсианских салаг способна довести тебя до черты. Расслабься, подремли немного. Обратный полет на Марс может быть утомительным.

Я почти уже задремал, когда почувствовал руку на своем плече. Я развернулся с уходом вбок и упал на колено в проход, мгновенно приняв боевую стойку.

– Попробуйте сделать это на корабле с нерегулируемой силой тяжести, в состоянии невесомости, и вы треснетесь головой о потолок, – раздался надо мной прочувственный голос. – Вы всегда такой нервный, мистер Спейс?

Земледевочка. Лет двадцати. Высокая. Полногрудая. Верхние конечности и соски обнажены в условной манере землемоды. Рыжие волосы длиной до пояса присыпаны алмазной пылью и пахнут английским вереском. Приятная замена лунному ханыге, помешавшемуся на убийствах. Но я не стал толковать о Луни. Я лишь спросил, откуда она знает мое имя.

– Капитан Ширли была достаточно добра, чтобы сказать мне, – заявила девушка. – Я объяснила ей, что это крайне необходимо, что мне нужна помощь частного сыщика, и она мне посодействовала.

Логично, подумал я уныло. Нельзя верить космическим капитанам-бабам. Они выбалтывают секреты всем остальным бабам на борту. В мои годы, когда я был наездником на лоханках, ни одна баба не достигла офицерского чина. Но прежние времена миновали.

– Я ничем не могу помочь, – сказал я, вновь успокоившись. – Как раз сейчас я на деле.

– Но вы мне нужны временно, в качестве сопровождающего, – стала упрашивать она. – Чтобы проводить меня с этого корабля в мою квартиру в Олднью-Йорке. Центр Парк Южный. Неужели у вас не будет немного времени, чтобы меня проводить?

– У меня билет на «Президента Рейгана», сегодня вечером я возвращаюсь в Пузырь-Сити, – сказал я.

Она улыбнулась и села через проход от меня.

– Но «Рейган» не тронется с места в течение нескольких часов. Я часто на нем летаю, и он, обычно задерживается по прибытии. У вас будет бездна времени, чтобы проводить меня домой.

– Зачем вам нужен сопровождающий? – я уставился на ее соски. Один из них мне подмигнул. Она одевала на них сенсоконтакт, который и вызывал этот эффект. Мигающие соски притягивали земномужчин в двенадцати случаях из тринадцати. Она играла, открыв все карты.

– Некий опасный индивидуум грозился меня убить, когда я покину корабль, – сказала она.

– Что за опасный индивидуум?

– Зовут его Тханам Гханг. Он с одной из песьих планет. Я нашла его привлекательным и мы с ним постельничали полгода. Затем я его бросила ради трехполого спаривания с союзом контрабандистов с Нептуна. Как раз перед тем я занималась этим с торговцами сопрановой губкой с Большой Медведицы.

– Ого! – сказал я. – А вы умеете устраиваться, леди.

Она нахмурилась.

– А я сексуально латентна, если вы это имеете в виду. Но разве не таковы в наши дни все земнодевушки?

Я улыбнулся подмигивающему мне левому соску.

– Ты положила меня на лопатки, сестричка, – Так что там насчет этого типа, Гханга?

Она фыркнула, сморщив веснушчатый нос.

– Он всего лишь зануда-неудачник. Гханг пронюхал, что я возвращаюсь на Землю на «Эгнью» и пригрозил меня убить, когда мы приземлимся. Надо думать, в припадке ревности. Если же там будете вы, он не решится на это.

– А что потом? – спросил я. – После того, как я уйду?

– Я буду носить личное оружие. У меня оно есть, дома. Но на корабль его проносить не разрешается. Капитан Ширли очень строга насчет оружия.

– Знаю, – сказал я, хлопая себя по пустой кобуре, – Мой 38-й сейчас на хранении.

– Вы мне поможете, мистер Спейс? – глаза ее сияли, как звезды. От них, казалось, загорались алмазы в волосах. В ней было нечто трогательное.

– Вот уже второй раз за двенадцать часов у меня простят помощи женщины, попавшие в переделку, – сказал я. – Но черт меня возьми, я еще никогда не отворачивался от подмигивающего мне соска!

Она засмеялась и бросилась мне на колени.

– Меня зовут Николь, – сказала она, – и я хочу тебя соблазнить.

Наши губы сомкнулись в поцелуе с глубоко проникающими языками, которые были так горячи, что могли бы облупить краску с землестены. Два марсианина бешено ощупывали друг друга и поэтому нас не замечали. Если честно, то на этом этапе путешествия я их тоже перестал замечать.

При посадке у нас не было забот. Я забрал свой 38-й и велел Николь подождать меня в корабле, пока я осмотрю окрестности. Она дала мне подробное описание внешности Гханга, но я не очень-то в нем нуждался. Парня с песьей звезды не просто проглядеть в толпе. Вряд ми можно не заметить типа высотой в десять футов с мохнатыми, оранжевыми ушами.

– О'кей, все чисто, – заверил я ее. – Но держитесь ко мне поближе. Если он все же появится, то я с ним справлюсь.

Она подарила мне улыбку, прижавшись ко мне всем телом.

– Я уверена, что ты справишься с кем угодно, мистер Спейс.

Я помахал аэрокэбу, и мы сели в него.

– Зови меня Сэм, – сказал я.

– Но именно об этом я и хотела попросить тебя, – сказала она, сделав гримасу.

– Ты же сказала, что тебя зовут Николь, – я удивленно выгнул брови.

– Но мое среднее имя Саманта, и все мои парни зовут меня Сэм. – заявила она.

– Я не твой парень, сестренка. Для меня ты – Николь. Это французское имя?

– Моя мама родилась в Париже. И я провела там большую часть детства. Папа мой был с Нового Западного побережья Америки, из Сан-та-Фе.

– Это прекрасно, – сказал я; кивая. Эта легкая беседа занимала нас до тех пор, пока мы не добрались до ее квартиры, выходящей на Центр Парка Южный.

Мы поднялись по трубе, и она положила ладонь на дверь, а я прикрывал ее на тот случай, если появится этот хмырь с песьей звезды. Я был готов к этому.

Но к чему я не был готов, так это к молниеносному стриптизу, который она устроила, как только мы оказались внутри. Прежде, чем я успел моргнуть, она оказалась в чем мать родила. Гладко-розовая преступная землеплоть сделала все, на что она была способна – я выронил свой 38-й и бросился к ней.

И тут на меня рухнуло небо. В черепе взорвались золотые и красные ракеты, и я опрокинулся в глубокий космос, черный и бесконечный.

IV

Черное. Затем красное.

Синее… разгорающееся в желто-серое. Яркая, режущая желтизна. Я моргнул, скосил глаза, поднес руку, чтобы прикрыть лицо. Я лежал на полу, в квартире Николь, в круге яркого солнечного света. Подтянувшись к окну, я выглянул наружу. Центр Парк играл тенями, и это подсказало мне, что уже слишком поздно.

Я упустил «Рейгана». Тела доктора Умани отправились на Марс без меня, и нет сомнения, что они будут приведены по дороге в негодность. Сочная милашка с подмигивающими сосками провела меня, как последнего дурачка.

Я нашарил свой 38-й и проверил обойму. К нему не прикасались. Я поместил пистолет в кобуру и разорвал облатку с головоисцелителем. Ни один детектив не обходится без них. Я принял две маленькие ампулы-горошины. Пронизывающая боль охватила кожу и кости, но постепенно стала утихать вместе с головной болью.

Через пять секунд я вновь был самим собой.

Я быстро обыскал квартиру. Николь отсутствовала. Это меня не удивило. Я не надеялся, что она будет болтаться поблизости и ждать, пока я очухаюсь.

Очевидно, она работала на компанию, которая желала, чтобы эксперимент Умани закончился неудачей. Странный чудак, наверное, уже мертв, потому что под рукой у него не оказалось запасных тел для мозгового переключения. Насколько я мог догадаться, Исму они тоже убили. Все шло к чертям собачьим, и виноват тут был я. Я шел на неподъемистое дело, как землебык идет на бойню.

Тщательный обыск не дал ничего стоящего. Очевидно, Николь не тратила времени на сборы – ее платья и косметика остались в квартире. На чемодане с молнией я обнаружил имя Хармсуорт. И больше ничего. Никаких снимков. Никаких личных, интимных признаков. Никаких писем. Николь Саманта Хармсуорт была чистюлей. Она не оставила нечего, что говорило бы о ее связях с бандой или организацией.

Я тщательно расспросил управляющего на обратном пути, не желая упустить ни малейшего шанса узнать второй адрес моей голубки.

– Нет, – пробормотал клерк, понурый малый с впалыми, желтоватыми щеками. – Боюсь, что мисс Хармсуорт не позаботилась о том, чтобы снабдить нас новым адресом. – Затем он добавил с улыбкой скелета. – В конце концов она живет у нас уже двадцать полнолет.

– Это невозможно, – сказал я ему. – Она вряд ли старше двадцати пяти. И она мне говорила, что выросла в Париже.

Похоже клерк смутился. Он помахал дряблой рукой.

– У нас живет только одна Хармсуорт. Ее зовут Эмили. Ей семьдесят шесть лет. И своего последнего партнера она потеряла, когда поселилась у нас. На него упал аэрокэб. Несчастный случай. Печальная история. Если вы хотите оставить сообщение для мисс Эмили, я позабочусь о том, чтобы она его получила. Сейчас она прогуливает своих собачек. Она обычно занимается ими в это время дня. Она их очень любит.

– Вы дежурили сегодня весь день? – поинтересовался я.

Он сказал, что дежурил.

– А не видели рыжеволосую девицу, молодую, красивую – она выходила отсюда, может быть, с парнем, – продолжал я.

– Нет, в мое время все было спокойно. Отсюда выходила лишь мисс Эмили со своими собачками. А теперь, если вы будете любезны…

– Отсюда есть запасной выход?

– Естественно, – ответила эта тощая курица. – Но днем он всегда на замке.

– А что если проверить?

– Следуйте за мной, – сказал он.

Дело в том, что я был сбит с толку. Как могли девушка и ее дружок проскользнуть мимо старого пердуна? Очевидно, они воспользовались жилищем Хармсуорт только для того, чтобы заманить меня, но откуда Николь знала комбинацию ладони? И меня интересовало, где была Эмили Хармсуорт все то время, что я валялся без сознания на полу ее квартиры. Может быть, она тоже была в деле? Но я в этом сомневался. Фактами это не подтверждалось.

Я взял аэрокэб до космопорта и проверил на Марсорейсах, не случилось ли чего с «Рейганом» по пути в Пузырь-Сити. Я готов был услышать, что корабль взорван или похищен пиратами. Но мне было сказано нечто куда более интересное.

– Прошу прощения, сэр, но «Президента Рейгана» нет на маршруте Земля – Марс, – сообщил мне клерк Марсорейсов. – Я никогда не слышал о корабле с таким названием. Единственный корабль, покинувший вчера Марс, был «Президент Уоллас».

– Ты, чучело, – рявкнул я. – Мое имя Сэмюэль Спейс и у меня билет до Пузырь-Сиги. Проверь мою бронь.

Он холодно посмотрел на меня, затем погрузился в длинный список пассажиров.

– Я не вижу, чтобы для вас был сделан какой-либо заказ на Марсолинии, мистер Спейс.

Мне было тяжело, и я предупредил:

– Я не знаю, что за чушь ты пытаешься мне скормить, но я ее покупаю. Или ты ищешь, или твои данные – полная ерунда. Я совершенно точно заказал билет для сопровождения парочки замороженных тел на борт «Рейгана» для доктора Эмануила Умани на Марсе. – Сделав паузу, я перевел дыхание. – Не говорите мне, что никогда о нем не слышали.

Чертов пердун медленно поднял брови.

– Ну почему же? Я слышал о докторе Умани. Естественно. О нем есть во всех газетах.

– Ничего не понимаю.

– Он был убит два земнодня тому назад в Пузырь-Сити. Доктор Умани использовал чужое тело, но анализы мозга установили личность. В этом деле замешаны трое лунных преступников.

– Довольно, – сказал я.

– Они так же уничтожили приемную дочь доктора Умани мисс Исму Умани, а заодно и бизнесмена, с которым она была связана.

– Помните имя бизнесмена?

Он покусал нижнюю губу, сосредоточиваясь.

– Подождите… – наконец сказал он, – у меня где-то есть газета. Ага! – Он извлек газету и вручил ее мне.

Я прочел заметку и вздохнул.

– О'кей, я хочу, чтобы вы оформили меня на ближайший марсианский рейс.

– Буду рад, сэр.

Мне предстояло посетить похороны.

Я уставился на тело в пластике: крепкий, мускулистый парень, средних лет, со шрамом на правой щеке и жестким ртом. Черные волосы, черные густые брови. Это лицо видало виды, нос был сломан, уши приплюснуты.

– Очень плохо, Сэм, – сказал я. – Ты был неплохим человеком. Это был я, никакой ошибки. Глаза были закрыты, но это были мои глаза, темные, глубокие и жестокие, как и рот. Я узнал даже дешевый серый псевдокостюм. Я купил его на Уране у маленького крикливого тряпичника – ястреба с шестью руками и полным отсутствием совести.

– Вы друг покойного? – рядом со мной стоял распорядитель похорон с ласковым взглядом, старающийся выглядеть удрученным.

– Мы вместе росли в Старом Чикаго, – сказал я. – Но мы уже давно не виделись, и я только что прочел в газетах о его смерти. Решил постоять рядом и оказать последний долг.

– Как благородно с вашей стороны. Я уверен, что мистер Спейс одобрил бы этот жест. Как он вам нравится?

– Хе?

– Я имею в виду нашу работу. Лицо такое спокойное, умиротворенное. Когда же его к нам доставили, это было нечто из ряда вон выходящее.

– Он выглядит живым и здоровым, – сказал я.

Ласковый человек кивнул и продолжал:

– Действительно, оформление и представление покойного – это такое искусство… Должен сказать, его не до конца оценивают в наше время.

– Готов согласиться, – сказал я. – А удалось ли прищучить хануриков, которые его остудили?

Распорядитель грустно покачал головой.

– Нет, преступники все еще на свободе, – вздохнул он и покраснел. – Я подготовил мисс Умани и ее отца для демонстрации. Не хотите ли посмотреть?

Я в своей жизни видел немало жестокостей, но рассматривание трупов, а в особенности своего трупа, может привести к депрессии.