100 великих - 100 Великих археологических открытий

А.Ю. Низовский
100 Великих археологических открытий

1. ЗАРЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

«ЧЕЛОВЕКООБЕЗЬЯНА ИЗ ЮЖНОЙ АФРИКИ» И ДРУГИЕ ЖИТЕЛИ ЗЕМЛИ

      Громкое заявление о том, что человек произошел от обезьяны, прозвучало задолго до того, когда были обнаружены первые реальные факты, подтверждающие или опровергающие это утверждение История открытий останков ископаемых высших приматов (гоминидов), которым в разные времена приписывалось непосредственное отношение к родословной человека, началась довольно поздно — только в XX веке Эта история изобилует всевозможными заблуждениями и тупиками, рассказ о которых мог бы занять увесистый том Первые же действительные находки останков существ, которые по своим морфологическим особенностям могут быть отнесены к предшественникам современного человека (именно предшественникам, а не предкам1), связаны с именем Раймонда Артура Дарта (1893–1988)
      Уроженец Квинсленда (Австралия), Дарт учился и начинал свою научную карьеру в Англии, где за ним закрепилась репутация неортодоксально мыслящего и не признающего никаких авторитетов исследователя. В 1922 году Дарту было предложено место профессора анатомии в недавно основанный Витватерсрандский университет в Иоганнесбурге (Южная Африка) Дел здесь был непочатый край, и Дарту пришлось много и упорно работать, чтобы буквально из ничего создать при университете кафедру анатомии.
      В 1924 году геологи, работавшие в известняковом карьере близ станции Тунг, прислали Дарту странную находку. Это была окаменевшая отливка черепной коробки некоего существа, которую рабочие карьера приняли сперва за череп бабуина Но Дарт сразу определил, что это явно не обезьяна В ответ на его запрос — не находили ли в Тунге еще чего-нибудь подобного9 — геологи прислали Дарту еще две корзины со всевозможными окаменелостями, среди которых Дарт отыскал другие фрагменты скелета головы таинственного существа Спустя месяц, аккуратно расчистив и склеив все осколки, Дарт держал в руках почти целый череп. Уцелели лобная кость, правая скуловая дуга, часть височной области, вся верхняя и почти полная нижняя челюсти со всеми зубами, а всю полость мозговой коробки заполняло минеральное образование. Все это позволило Дарту с первого взгляда понять, что перед ним череп детеныша с молочными зубами, по своему строению явно напоминающими зубы современного человека. Однако сам череп имел многие признаки, роднящие это существо с обезьяной.
      Дарт пришел к выводу, что «младенец Тунг» — так он окрестил свою находку — являлся ископаемым человекообразным существом, стоящим по своему развитию на ступеньку выше обезьяны, но еще весьма далеким от человека. Это существо ученый назвал «австралопитеком» — «южной обезьяной». Фотографию черепа «младенца Тунга» и предварительное сообщение о находке Дарт отправил в популярный английский журнал «Нэйчур». Статья, опубликованная 7 февраля 1925 года под названием «Австралопитек африканский: человекообезьяна из Южной Африки», вызвала в научном мире эффект разорвавшейся бомбы. Первая реакция была резко отрицательной: большинство ученых было уверено, что находка у станции Тунг представляет собой всего лишь останки ископаемой человекообразной обезьяны, родственной шимпанзе или горилле. В то время научный мир был чрезвычайно увлечен проблемой так называемого пилтдаунского челове: которого группа исследователей во главе с Артуром Вудвордом и Тейяром де Шарденом объявила «предком современного человека». Впоследствии оказалось, что кости «пилтдаунского человека» — грубая подделка, сфабрикованная палеонтологом-любителем Чарлзом Доусоном из «лучших побуждений», и сегодня этот неприятный казус вошел в анналы палеоантропологии в качестве ее самой позорной страницы. Но это было потом, а пока на фоне всей этой раздутой шумихи с «пилтдаунским человеком» находка Дарта выглядела весьма скромно и оттого не вызвала никакого серьезного интереса — подумаешь, какая-то там обезьяна. Взгляды Дарта поддержал только его коллега, известный палеонтолог доктор Роберт Брум (1866–1951), директор Трансвальского музея в Претории. Стремясь новыми находками подкрепить «право австралопитека на жизнь», он начал усиленно заниматься поисками новых останков этого гоминида.
      Первый успех пришел в 1936 году. Управляющий каменоломней Штеркфонтейн прислал Бруму окаменевшую отливку черепной коробки ископаемого антропоида, в котором ученый безошибочно признал австралопитека! С этого времени Брум полностью посвятил себя раскопкам в Штерк-фонтейне. За несколько лет ему удалось здесь найти несколько отливок и отпечатков черепных коробок, затылочные кости, большой кусок верхней челюсти с зубами и с прилегающими лобной и височной областями. Этот фрагмент позволил Бруму без труда восстановить облик ископаемого существа: это была взрослая особь, весьма близкая к «человекообезьяне из Южной Африки», фрагменты черепа которой отыскал Дарт. «Свою» человекообезьяну Брум окрестил «австралопитеком трансваальским». Кроме черепов были обнаружены и другие части скелета, так что постепенно ученые получили более точное представление о внешнем виде австралопитека.
      В 1938 году неподалеку от Штеркфонтейна Брум нашел еще несколько обломков костей, по которым смог реконструировать череп. Это был еще один загадочный гоминид, существенно отличавшийся и от австралопитека африканского и от австралопитека трансваальского. Брум назвал его «парантропом», или австралопитеком массивным.
      Ученый мир с большим интересом следил за новостями из Южной Африки. К концу 1940-х годов виднейшие специалисты уже признали результаты исследований Дарта и Брума и согласились с тем, что южноафриканские находки действительно являются останками существ, стоящих между человекообразными обезьянами и человеком. Весомым аргументом в этом споре стала опубликованная в 1950 году работа Уилфреда Кларка, который на основании морфологического изучения зубов и челюстей заключил, что австралопитеки стоят, скорее, ближе к человеку, чем к обезьяне.
      Особенно сложно было определить возраст находок. По мере изучения останков австралопитеков принимались все новые и новые датировки, и сегодня принято считать, что древность этих южноафриканских находок колеблется в пределах 2–3 млн. лет.
      Мозг австралопитека по своему объему (428–530 см3) не достигал и половины величины мозга современного человека (порядка 1450 см3), но был несколько больше мозга крупных человекообразных обезьян (около 480 см3). Самое же «человеческое» в австралопитеках — это их челюсти с относительно короткими резцами и клыками, которые почти не выступают над жевательной поверхностью остальных зубов. Характер зубов и суставное соединение челюстей говорят о том, что австралопитеки жевали боковыми движениями, т. е. не как человекообразные обезьяны. В целом же челюсти австралопитека были гораздо массивней, чем у человека.
      Острейшие споры, не утихающие и по сей день, вызвал вопрос о том, на скольких конечностях — на двух или на четырех? — передвигались австралопитеки. Были ли они прямоходящими существами? Сегодня большинство ученых склоняется к тому, что австралопитеки передвигались на задних конечностях, держа тело почти в выпрямленном положении, — их тело было уже приспособлено для этого. Однако тип их хождения отличался от всех способов передвижения, известных у современных человекообразных обезьян и человека. Наряду с этим продолжают звучать голоса тех исследователей, кто указывает на некоторые особенности строения скелета австралопитека, которые, на их взгляд, не позволяют сделать вывод о прямохождении и двуногости австралопитека.
      Вместе с тем точно установлено, что австралопитеки даже в пределах Южной Африки не представляли собой единого вида. Найденные останки показывают, что австралопитек африканский и австралопитек массивный] существенно отличались друг от друга и внешним видом, и образом жизни.
      Австралопитек массивный был крепким, коренастым, имел рост 150-1 155 см, вес до 70 кг. Череп его более массивен, а челюсть сильней, чем у африканского австралопитека. Некоторые особи имели на темени головы костяной гребень, служивший для прикрепления сильных жевательных мышц. Весь челюстной аппарат и особенно коренные зубы были гораздо крупней человеческих. Представители этого вида обитали в лесостепной полосе, держась опушек лесов. Основу их пропитания составляли растительные корма.
      Представители вида африканских австралопитеков были гораздо мельче. Их рост не превышал 120 см, вес взрослой особи составлял около 40 кг. Держались они, вероятно, более выпрямленно, чем их «массивные» сородичи, но ходили вразвалку. По состоянию зубов специалисты определили, что австралопитек африканский был всеяден, но большую долю его рациона составляла мясная пища.
      Африканские австралопитеки жили в степях и лесостепях, кормясь собирательством и охотой. Не отваживаясь охотиться на крупного зверя, австралопитеки, подобно гиенам и шакалам, частенько «подкармливались» возле львов, леопардов и других хищников Дождавшись, когда зверь насытится и потеряет интерес к своей жертве, австралопитеки набрасывались на остатки его трапезы. На одной из стоянок археологи обнаружили множество разбитых костей животных — очевидно, что австралопитеки при охоте уже пользовались камнями или, по крайней мере, дробили ими кости, чтобы добраться до мозга.
      Оружием для этих ископаемых охотников могли служить и палки, длинные кости, а также челюсти животных, усаженные острыми зубами Однако австралопитек еще не умел вырабатывать, как говорят специалисты, «орудия повторяющихся форм». Попросту говоря, он пользовался тем, что подвертывалось под руку. Он сознательно применял эти орудия, но еще не дошел до их обработки.
      Охота стимулировала прямохождение, вела к разрастанию мозга и развитию всех его функций, а с переходом на новые корма связано и общее изменение челюстного аппарата. Использование орудий, пусть даже и случайных, более сложный способ добывания пищи, каким является охота и собирательство, форма и размеры мозга австралопитеков — все говорит об усложнении умственной деятельности. Поэтому сегодня австралопитека принято считать первым существом, перешагнувшим границы звериного интеллекта, а за начальную точку отсчета истории человеческого рода принимается время появления первых австралопитеков — то есть приблизительно 3 млн. лет тому назад.
      Сколько особей могла насчитывать первая на Земле популяция «человекообезьян»? Этой проблеме посвятил большое исследование американский палеоантрополог А Манн, использовавший весь костный материал, накопленный к 1973 году. Свои расчеты Манн строил исходя из того, что на сегодняшний день численность каждого из ныне живущих видов человекообразных обезьян не превышает нескольких тысяч особей. Из этой цифры, вероятно, нужно исходить и при определении численности обитавших когда-то на Земле ископаемых гоминидов.
      Фрагментарные скелеты австралопитеков найдены преимущественно в сцементированных отложениях пещер. Состояние костей заставило ряд исследователей предполагать искусственное происхождение этих скоплений' скорее всего, они представляют собой останки особей, убитых леопардами и принесенных ими в пещеры Примерное число индивидуумов, происходящих из пяти основных местонахождений останков австралопитеков в Южной Африке, колеблется от 121 до 157 особей (в зависимости от критерия подсчета). Если учесть, что нам известно до сих пор лишь ничтожное число местонахождений, то можно предполагать, что порядок этих цифр более или менее соответствует численности современных человекообразных обезьян. Таким образом, численность первобытного человечества составляла 10–20 тыс. особей.

«ЧЕЛОВЕК УМЕЛЫЙ» ЛУИСА ЛИКИ И ЕГО РОДОСЛОВНАЯ

      Самые значительные открытия в области палеоантропологии связаны с именем известного археолога и антрополога Луиса Лики (1903–1972) и его, без всякого преувеличения, историческими находками в Олдувайском ущелье (Танзания).
      Олдувайское ущелье — одно из интереснейших мест на Земле. Оно представляет собой огромный каньон, глубоко — до 90 м — врезавшийся в ложе древней долины, за многие тысячелетия заполнившейся речными наносами, вулканическим пеплом и другими отложениями. В стенах этого ущелья исследователи выявили пять слоев, относящихся к Различным геологическим эпохам, благодаря чему можно было достаточно надежно датировать находки, залегавшие в этих слоях.
      Луис Лики копал здесь более 40 лет, вплоть до самой смерти. В 1959 году он открыл в Олдувайском ущелье останки еще одного предшественника современного человека, которого первоначально назвал зинджантропом. Правда, после более тщательного изучения оказалось, что это еще одна ветвь рода австралопитековых, и зинджантроп был переименован в австралопитека бойсовского. Калий-аргоновый метод позволил определить его возраст: 1,8–1,6 млн. лет.
      Еще до этого открытия Лики нашел в олдувайских слоях примитивные 1 каменные орудия — ровесники зинджантропа. Это были простейшие отщепы со следами ретуши. Но открытие это стало поистине сенсационным: судя по' повторяемости типов, это были первые сознательно изготовленные орудия!
      Сначала, естественно, авторство этих первых в мире инструментов ученые приписали зинджантропу. Но вскоре это предположение пришлось отбросить — орудия подобного типа стали извлекать и из гораздо более ранних слоев. А между тем в них не было никаких останков гоминидов!
      Разгадку этой тайны принесло новое открытие, сделанное 2 ноября 1960 года. На уровне, лежащем примерно на 50 см ниже уровня залегания останков зинджантропа (что соответствует возрасту приблизительно 2,1–1,5 млн. лет) были обнаружены нижняя челюсть с зубами, один коренной зуб, две довольно хорошо сохранившиеся теменные кости и кости руки го-минида, уже на первый взгляд значительно отличавшегося от зинджантропа. Позже были извлечены большая часть скелета ноги и ключицы.
      Уже предварительное изучение этих останков показало, что новая находка, несмотря на свою большую древность, стоит на лестнице эволюции выше зинджантропа. Зинджантроп — это всего лишь более усовершенствованный вариант австралопитека массивного. Новая же олдувайская находка; получила название Homo habilis — «человек умелый».
      Подобно австралопитеку африканскому, «человек умелый» имел рост до 120 см и средний вес 40–50 кг. Судя по челюсти, он был всеяден, как и его родственник — австралопитек. Однако «человек умелый» имел значительно больший объем мозга (около 650 см3), но самое главное — он обладал двумя признаками, типичными только для человека.
      Стопа «человека умелого» имела продольную и поперечную сводчатость. Этот признак свидетельствует о передвижении исключительно на двух ногах, и он начисто отсутствует у человекообразных обезьян. При ходьбе человек ступает на всю стопу, и упругий двойной свод «гасит» возникающие при этом сотрясения. Антропоиды же при ходьбе ступают только на внешний край стопы.
      Вторым признаком эволюционного положения «человека умелого» стало строение его руки. Как известно, рука современного человека отличается от передних конечностей других приматов прежде всего прогрессивным развитием большого пальца и его способностью к противопоставлению указательному пальцу. Именно это свойство предопределяет точность трудовых действий. Такая позиция пальца обусловлена рядом анатомических особенностей скелета, мышц и соединительных тканей.
      Кисть руки «человека умелого» еще не давала возможности полного противопоставления большого пальца прочим. И все же этот гоминид выделывал простейшие орудия, не требующие особой сноровки. И руку «человека умелого» уже в целом можно назвать человеческой. Впрочем, неясно, был ли уже достаточно развит его мозг, чтобы воспользоваться возможностями такой руки.
      Африканский австралопитек также пользовался орудиями, вернее говоря, различными естественными предметами, форма которых казалась ему подходящей. «Человек умелый» не только использовал пригодные предметы, но и видоизменял их в соответствии с рабочим назначением. Орудия были примитивны и несовершенны. Но это были осмысленно изготовленные орудия!
      Когда же произошел этот, без всякого сомнения, революционный скачок в эволюции человека? И вот тут-то ученых ждала еще одна сенсация…
      Абсолютный возраст «человека умелого» из Олдувайского ущелья исчислялся в 1,8–1,6 млн. лет. То есть зинджантроп, он же бойсовский австралопитек, жил одновременно с ним, а судя по находкам, — чуть ли не бок о бок с ним! Более того — останки зинджантропа встречаются и в более поздних слоях!
      Как это можно объяснить с точки зрения эволюции? Ведь еще с конца XIX столетия бойкие дарвинисты лихо рисовали примитивные и оттого весьма доходчивые схемы: вот обезьяна, вот человекообезьяна, а вот и сам человек — разогнулся, встал на задние конечности, взял в руки сучковатую дубину и пошел двигать прогресс…
      Однако олдувайские находки наводят нас на мысль о том, что в рамках рода австралопитековых было несколько более или менее развитых форм. Эта формы существовали параллельно друг другу на протяжении довольно длительного периода времени, и сегодня невозможно установить, от какой из этих форм протянулась дальше цепочка эволюции. Да и от этих ли?
      Сенсационная находка Луиса Лики на некоторое время, казалось, сняла все вопросы: вот оно, то самое «недостающее звено» в цепи эволюции! Однако бум, поднятый в научной литературе вокруг «человека умелого», быстро утих. После тщательного изучения находку оказалось возможным включить в группу австралопитеков, и сегодня большинство исследователей склонны называть «человека умелого» «умелым австралопитеком» или «прогрессивным австралопитеком». А между тем находки еще более древних останков гоминидов, обладавших при этом гораздо более высоким уровнем развития, поставили перед специалистами множество новых неразрешенных вопросов.
      В долине Омо (Эфиопия) были найдены многочисленные останки гоминидов, большинство из которых приписываются бойсовскому австралопитеку (зинджантропу). Возраст находок был исчислен в диапазоне от 1,7 до 4 млн. лет- таким образом, они старше олдувайских находок. Сопровождавший находки инвентарь имеет возраст от 1,9–2,3 млн. лет.
      В 1971 и 1972 гг. в долине Омо были обнаружены орудия, возраст которых оценивается в 2 млн. лет. Кроме того, там же были найдены останки еще одного неизвестного гоминида, возраст которого составляет 2–3 лет. Он схож с видом «человека умелого» из Олдувая, но имеет родстве: черты и с южноафриканскими представителями вида австралопитеков.
      Настоящую революцию произвели открытия Ричарда Лики (сына Луи Лики), который со своими сотрудниками начиная с 1968 года раскапы стоянки Илерет и Кооби Фор, расположенные к северо-востоку от озера Рудольф. За пять лет здесь были открыты останки более 80 особей, относятся как к роду австралопитеков, так и к роду Homo. Анализ этих останков позволил сделать однозначный вывод: точку зрения, по которой австралопитек массивный является предшественником австралопитека бойсовского (зинг джантропа) следует признать несостоятельной. Эти виды существовали развивались параллельно друг другу, таким образом, эволюция австралопитек ков сегодня представляется еще более загадочной, чем полвека назад!
      Другой загадкой стала находка почти полного черепа неизвестного гоминида, получившего обозначение «череп KNM-ER 1470». Уже первые измерения показали, что объем мозга этого существа превышал 800 см3, а его древность исчисляется в 2,9 млн. лет. То есть он на миллион лет старше «человека умелого»! Здесь же Ричард Лики обнаружил еще более старые, чем в Оддувае, каменные орудия — их возраст составляет 2,6 млн. лет. А уже через год после открытия черепа KNM-ER 1470 из земли был извлечен еще один череп (на этот раз детский), принадлежащий тому же виду.
      Кем же тогда был «человек умелый», если еще за миллион лет до его появления на Земле уже существовал человек, еще более умелый? Каким образом два рода гоминидов — австралопитек и Homo — могли ужиться друг с другом, обитая бок о бок в течение примерно двух миллионов лет? Ведь такое сосуществование требовало от более примитивных австралопитеков огромной приспособляемости! И как эту приспособляемость связать с гипотезой о низком уровне адаптивности этих существ, якобы ставшем причиной их исчезновения?
      Чем больше накапливается палеоантропологических находок останков ископаемого человека (хотя их число все равно ничтожно), тем очевиднее становится, что древнейшее человечество с самого начала существовало во' многих формах, ряд которых, вероятно, оказались тупиками эволюционного развития. Красивая картинка, иллюстрирующая происхождение человека от обезьяны, таким образом, оказывается выброшенной в помойку: научные открытия последних лет со всей очевидностью свидетельствуют о многолинейности и стадиальности развития ископаемых гоминидов Иными словами, на каждом новом историческом этапе «вдруг», неизвестно откуда появлялось сразу несколько качественно новых видов, стоящих на го- лову выше видов предшествующей стадии. Но как, почему происходили эти скачки? Неясно. А между тем сосуществование на протяжении ряда, тысячелетий многообразных форм, относящихся к разным уровням развития, является вполне доказанным. Но вот какая из этих форм стала прообразом современного человека? На этот вопрос ответа пока нет.

ЯКУТСКАЯ НАХОДКА

      «Как очутился здесь человек? — недоуменно вопрошал известный путешественник Ф. П. Врангель, побывавший в Якутии в 1820–1824 гг. — Что могло завлечь его сюда, в могилу природы?». Если даже сам факт успешного проживания человека в этих суровых краях, как мы видим, еще столь недавно вызывал удивление, то что уж говорить о том потрясении, которое испытал научный мир в 1982 году, когда исследования стоянки древнейшего палеолита Диринг-Юрях показали, что человек, возможно, обитал в этой «могиле природы» еще 2,5–1,7 млн. лет назад! Это открытие, которое пока еще нельзя признать бесспорным, способно внести существеннейшие коррективы в понимание процессов происхождения человека.
      Археологическое изучение бассейна Средней Лены началось в 1964 году силами Приленской археологической экспедиции. В результате к настоящему времени в Якутии и на прилегающих к ней территориях было обнаружено большое число памятников верхнего палеолита, изучение которых коренным образом изменило многие представления о древнейших этапах заселения человеком Северо-Восточной Азии. Но наиболее поразительным стало открытие палеолитического комплекса Диринг-Юрях.
      Эта стоянка располагается на правом берегу Лены, в 3 км выше Якутска, возле устья ручья Диринг-Юрях Здесь археологами во главе с Ю. А. Мочановым была обнаружена настоящая «мастерская каменного века». На площади 108 кв. м найдено в общей сложности 24 скопления различных каменных орудий — 11 «наковален» из крупных валунов, поверхности которых имеют следы сработанности, отбойники из кварцитовых галек различной величины, отщепы, крупные обломки со сколами, каменные осколки. Большая часть этих орудий изготовлена из кварцита желтого цвета.
      Подобные «производственные площадки» характерны для каменного века: древнейшие обитатели Земли предпочитали изготавливать свои орудия там, где в изобилии встречается удобный для обработки камень. И находка такой «мастерской» не стала бы выдающимся открытием, если бы… Если бы не оказалось, что ее возраст составляет 2,5–1,7 млн. лет — то Диринг-Юряхская стоянка едва ли не старше знаменитых находок следов древнейших гоминидов в Восточной Африке! А ведь именно эти находки заставили большинство ученых признать Африку прародиной человек.
      По геоморфологическим и геологическим условиям залегания, по форме и способу изготовления каменные орудия Диринга сопоставимы лишь орудиями, найденными в Восточной Африке, возраст которых различны ми комплексными методами определяется в пределах 2,5–1,7 млн. лет. За тем их сменила ашельская культура (1,7–0,2 млн. лет) совершенно с др; набором орудий. То есть ближайший аналог Дирингу один знаменит! Олдувайское ущелье.
      Сообщение об открытии в Диринг-Юряхе прозвучало как гром сред ясного неба. До этого считалось, что в Якутии человек впервые появился только в позднем палеолите, примерно 40–35 тыс. лет назад. Колыбель же человечества признавался только экваториальный пояс — тропики и тропики. Но якутские находки вроде бы свидетельствуют, что уже 2 млн. лет назад некие гоминиды жили и в холодной зоне нашей планеты, причеЦ1 в экстремальных условиях, на вечной мерзлоте!
      Естественно, что научный мир воспринял открытие якутских археологов с недоверием. И дело здесь не только в консерватизме и приверженности старым схемам — речь идет о фундаментальных вещах, и осторожность тут вполне уместна Суть проблемы состоит в другом: в Восточной Африке найдены многочисленные останки самих древнейших обитателей тамошних мест. А это — аргумент неотразимый. А что найдено в Диринге? Камни? Но природа-мать способна совершать такие чудеса, которые человеку и не снились. Кстати, сам первооткрыватель Диринга, Ю. А Мочанов, писал в свое время, что «в этой связи можно сослаться на Обермайера, который на примере олигоценовых и эоценовых эолитов Франции прекрасно продемонстрировал, какие удивительно похожие на простейшие палеолитические изделия каменные предметы может создавать природа без какого-либо участия человека».
      Критики оспаривают и геологический возраст якутских находок. В частности, отложения, в которых были найдены каменные орудия, могут быть не связаны с речными наносами, а надуты ветром. В этом случае возраст орудий становится просто неопределимым.
      Так что «феномен Диринга» еще ждет своего признания. Или опровержения — в зависимости от того, что покажут дальнейшие исследования. Во всяком случае, сотрудники Приленской археологической экспедиции продолжают вести поиски новых следов древнейшего человека в Якутии. Так, в 1985 году в окрестностях города Олекминска были найдены каменные орудия, относящиеся к поздней ашельской (800–200 тыс. лет) и мустьерской (200-40 тыс. лет) культурам. В 1985–1998 гг. находки, подобные олекминским, были обнаружены на левом берегу Лены в различных пунктах от Олекминска до поселка Намцы, и на правом берегу Лены в районе поселка Качикатцы. Открытие этих памятников свидетельствует о том, что люди обитали здесь в эпоху палеолита. Но не более…
      В случае признания находка в Диринге станет серьезнейшим аргументом в пользу полицентрической теории происхождения человечества, которая исходит из постулата о независимом зарождении гоминидных форм в разных регионах с различными природными условиями. Пока же дискуссия между сторонниками моноцентрической и полицентрической гипотез происхождения человека продолжается, и чаша весов колеблется то в одну, то в другую сторону. Тот факт, что уже в весьма раннюю эпоху существовало несколько центров обитания древнейшего человека, не подлежит сомнению. В частности, огромное количество палеолитических памятников на территории Монголии, открытых в последней четверти XX века, заставило исследователей обратить свои взоры на Центральную Азию. Не меньшее число открытий на Африканском континенте приковывает к нему внимание ученых. Между тем Сиваликские холмы в Индии дают костные останки еще более древних, чем африканские австралопитеки, форм (характерно, что все перечисленные области располагаются все же в тропическом поясе или в примыкающих к нему субтропических зонах). В то же время генетические исследования указывают на общую родословную для всех народов, обитающих на земном шаре сегодня, и корень этого родословного древа, согласно анализам ДНК, находится на африканской земле… На этом фоне проблема Диринга еще больше запутывает картину. Пока ясно лишь одно: вопрос о прародине человечества — то есть о месте, где произошло выделение человека из животного мира, — далек от своего окончательного решения.

НАШ ДРУГ ПИТЕКАНТРОП

      Еще каких-нибудь полвека назад проблема классификации ископаемых гоминидов, казалось, не представляла никакой сложности, и простейшую схему, иллюстрирующую происхождение современного человека, можно было встретить в любом школьном учебнике: обезьяна — человекообезьяна — человек. Правда, никто из рисовальщиков схем не знал, что же представляет собой эта самая «человекообезьяна» — пресловутое «недостающее звено эволюционной цепи»., В разные времена разные исследователи выдвигали на эту роль австралопитека, «человека умелого» и т. п., однако все эти кандидатуры быстро отбрасывала сама жизнь. А вскоре ученый мир практически единодушно отбросил и саму эту схему, примитивную, как австралопитек.
      Пожалуй, дольше всех продержалось лишь одно старинное заблуждение, согласно которому первым «настоящим» представителем человеческого рода был всем известный питекантроп, он же человек прямоходящий! (Homo erectus).
      Открытие питекантропа связано с именем голландского врача и анатома профессора Эжена Дюбуа (1858–1940). Подобно многим своим современникам, Дюбуа находился под сильным влиянием дарвинизма, яростным пропагандистом которого в те годы являлся естествоиспытатель и философ Эрнст Геккель. На основе чисто умозрительных рассуждений Геккель нарисовал «эволюционное древо» человека, на которое поместил некое фантастическое существо, названное им «обезьяночеловек неговорящий». Этот плод воображения призван был представлять собой недостающее звено эволюционной цепи между животными и человеком.
      Схема Геккеля, по существу, ничем не отличалась от средневековых географических карт, на которых нигде не бывавшие и ничего не видавшие схоласты с уверенностью помещали «Острова блаженных», «Страну одноногов», Гога и Магога, собакоголовых людей, четырехглазых эфиопов и прочую дребедень. Но так как других карт не было, то путешественники и мореплаватели вынуждены были пользоваться этими, в результате чего одни гибли, а другие случайно открывали Америку, будучи в полной убежденности, что перед ними Индия. Точно такую же роль сыграли в истории палеоантропологии убогие схемки дарвинистов.
      Вдохновленный проблемой «недостающего звена», Дюбуа решил найти его во что бы то ни стало. Но где его искать? Эволюция человека из обезьян проходила, скорее всего, в тропиках, рассуждал Дюбуа, ведь именно там и сегодня еще живут человекообразные обезьяны!
      Вооружившись этой, прямо скажем, небесспорной идеей, Дюбуа в 1884 году приступил к поискам на Зондских островах (Индонезия). Семь лет бесплодных работ наконец увенчались успехом: в 1891 году близ селения Триниль (о. Ява) Дюбуа удалось обнаружить правый верхний коренной зуб и часть мозговой коробки существа, которое он сначала принял за человекообразную обезьяну. Год спустя в руки Дюбуа попала левая берцовая кость. Будучи опытным анатомом, он с первого взгляда понял, что перед ним останки ископаемого человека — именно человека, а не обезьяны!
      И тут ему в голову пришла мысль: а что если соотнести эту находку с предыдущей? После внимательного изучения останков сомнений уже не оставалось: они принадлежали существу одного вида, причем этот вид не мог быть ничем иным, как очень архаичным и примитивным, но все же человеком! Да, черепная крышка еще очень поката, надглазничный валик сильно развит, но зуб определенно человеческий, а берцовая кость ясно указывает на выпрямленную двуногую походку ее обладателя.
      Дюбуа решил, что долгожданное «недостающее звено эволюции» найдено. Определить возраст находки было несложно: геологический слой, в котором залегали найденные им останки, сформировался в среднем плейстоцене и по уровню залегания примерно соответствовал второму ледниковому периоду в Северном полушарии — то есть найденное Дюбуа существо обитало на Земле приблизительно 700 тысяч лет назад.
      В 1894 году Дюбуа опубликовал подробное сообщение о своей находке, назвав своего обезьяночеловека «питекантроп прямоходящий». С тех пор питекантроп, называемый еще иногда «яванским человеком», стал настоящей классикой палеоантропологии. Однако его первооткрыватель сполна хлебнул с ним горя. Подобно тому, как это позднее случилось с Дартом, открытие Дюбуа подверглось ожесточенным нападкам со стороны ученых противников. Сначала исследователь пытался в одиночку отстаивать свою точку зрения, но затем, затравленный со всех сторон, впал в отчаяние, перестал публиковаться и спрятал свою находку в сейф, не допуская к ней даже специалистов. А когда спустя несколько лет уже весь мир признал его правоту, Дюбуа выступил с заявлением, в котором отрекся от своих первоначальных взглядов, объявив их «необоснованными». Несчастный «отец питекантропа» умер в годы Второй мировой войны, так и не осознав, что он сделал одно из самых важных открытий в области истории человеческой эволюции.
      Новые останки питекантропа были обнаружены лишь спустя более сорока лет после находки Дюбуа. Известный палеоантрополог, голландец немецкого происхождения Густав фон Кенигсвальд в 1937 году откопал у селения Моджокерто (Восточная Ява) ювенильный, т. е. детский, череп, который он безошибочно отнес к человеческому роду. Возраст находки составлял около 1 млн. лет.
      Затем последовали новые находки. Тщательное и продолжительное их изучение развеяло последние сомнения: питекантроп несомненно является одним из самых ранних представителей рода Homo. Этот «брат наш меньший» имел рост 165–175 см и по способу передвижения ничем не отличался от современного человека. Правда, он явно не был отягощен интеллектом: черепная коробка даже по сравнению с австралопитеком выглядит несколько тяжеловато, хотя и довольно велика (объем мозга — около 880–900 см3); лоб низкий, покатый, надглазничный валик выступает вперед и тяжело нависает над глазницами. Челюсти массивные (причем нижняя челюсть длиннее, чем у современного человека), подбородок круто срезанный. Зато весь челюстной аппарат выглядит совершенно «по-человечески».
      В целом же по большинству признаков питекантроп действительно стоит на полпути между австралопитеком и современным человеком. И его можно было бы считать «недостающим звеном». Но…
      Новые находки заставили ученый мир сильно поколебаться в уверенности, что питекантроп является прямым предком современного человека, хотя первоначально будущее этой теории казалось безоблачным. Но в 1918–1927 гг. шведские ученые Й. Андерсон и Б. Болин обнаружили в Китае, в известняковой пещере у селения Чжоукоудянь (примерно в 40 км к юго-востоку от Пекина) зубы ископаемого антропоида. Один из этих зубов попал на стол профессора пекинского медицинского института, англичанина Дэвидсона Блэка и показался тому весьма знакомым. Покопавшись в памяти, профессор Блэк вспомнил, что нечто похожее он видел среди «зубов дракона», продававшихся в аптеках, торговавших снадобьями китайской традиционной медицины. Продавцы «драконьих зубов» также называли в качестве места их происхождения пещеру Чжоукоудянь.
      Внимательно изучив находки, Блэк определил, что они принадлежали примитивному человеку, стоящему весьма близко к яванскому питекантропу. Ученый окрестил его синантропом, или «пекинским человеком».
      Новые раскопки, предпринятые в пещере Чжоукоудянь Блэком, а позднее другими учеными, позволили обнаружить останки более чем сорока особей синантропа — старых и молодых, мужского и женского пола. Их возраст составлял около 400–500 тыс. лет. Однако вся эта уникальная коллекция бесследно исчезла в 1937 году. Говорили, что судно, на котором находки везли из Китая в Америку, попало под обстрел японских военных кораблей и затонуло. По другой версии, останки ископаемых существ еще на материке уничтожили японские солдаты. После войны ученые пытались отыскать следы пропавшей коллекции, но, увы, безрезультатно.
      Между тем пещера Чжоукоудянь вплоть до самых последних дней продолжает исправно «поставлять» все новые и новые останки синантропов — зубы, кости, фрагменты черепов и т. д. Здесь же найдены многочисленные примитивные каменные орудия — отщепы, рубила, скребла и т. д. Но самым главным открытием было огромное кострище: оказывается, синантроп уже умел пользоваться огнем!
      Впрочем, он, скорее всего, не умел его разводить: колоссальное скопление золы и угля толщиной в шесть метров навело ученых на мысль, что обитатели пещеры, скорее всего, принесли пылающую ветку из лесного пожара, случившегося по соседству, а затем на протяжении многих лет поддерживали его. Трудно даже сказать, сколько поколений синантропов сменилось у этого «вечного огня».
      Несомненно, что подобный образ жизни требовал от первобытного стада каких-то навыков коммуникации. О членораздельной речи говорить еще не приходится, но синантроп во всяком случае умел мыслить и передавать соплеменникам определенную информацию и, следовательно, был уже во многих отношениях человеком. Впрочем, это не мешало ему с аппетитом пожирать себе подобных: многие найденные в пещере Чжоукоудянь черепа разбиты тяжелыми предметами. Ученые полагают, что синантропы были каннибалами и охотились друг за другом.
      С помощью самых современных методов ученые изучили синантропа, что называется, вдоль и поперек. Строением тела «пекинский человек» мало Чем отличался от питекантропа. Держался он прямо, но роста был гораздо меньшего — немногим более 150 см. Зато объем мозга значительно превышал аналогичный показатель питекантропа- 1050-1100см3! Несомненно что на эволюционной лестнице «пекинский человек» стоит выше «яванского человека», а ведь они были современниками! И от кого тогда произошел современный человек — от питекантропа или от синантропа?
      Картина еще более усложнилась, когда в 1963 году в Лантьяне (провинция Шанси) китайские археолога обнаружили хорошо сохранившуюся нижнюю челюсть примитивного человека, а год спустя в той же местности, у Кунванлиня, были найдены части лицевого скелета, зуб и черепной свод того же вида. Эти находки оказались даже древнее чжоукоудяньских — их возраст составляет примерно 1 млн. лет. И речь здесь, как оказалось, идет все о том же питекантропе — но уже о третьем его виде! Однако, по сравнению со своими родственниками, «человек из Лантьяна» был, что называется, совсем дурак: объем его мозга едва-едва достигал 780 см3.
      Остатки древнейших людей вида Homo erectus были обнаружены также в Африке и Европе. Самая старая европейская находка происходит из песчаного карьера у деревни Мауэр близ Гейдельберга (Германия). 20 октября 1907 года здесь была открыта нижняя челюсть, известная среди специалистов как челюсть «гейдельбергского человека». Это название дал находке в 1908 году профессор О. Шетензак. «Гейдельбергский человек» именовался также «палеоантропом», или «протантропом». Сегодня общепринята точка зрения, согласно которой «гейдельбергский человек» является еще одним представителем рода питекантропов. Его абсолютный возраст исчисляется в 900 тыс. лет.
      Еще одна европейская находка (зубы и затылочная кость) была сделана в 1965 году близ селения Вертешсёллёш (Венгрия). Этот ископаемый человек по уровню развития приближается к пекинскому синантропу, а его возраст составляет 600–500 тыс. лет. Другие находки останков вида Homo erectus были сделаны на территории Чехии, Греции, Алжира, Марокко, Республики Чад и в знаменитом Олдувайском ущелье, которое называют «золотыми копями палеоантропологии».
      Накопленный материал позволил ученым сделать потрясающие выводы: во-первых, питекантропы имеют значительно больший, чем считалось раньше, возраст: древность наиболее архаичных из них достигает 2 млн. лет — то есть первые питекантропы были современниками австралопитеков. Во-вторых, видовые различия среди различных групп питекантропов настолько велики, что впору говорить не о виде, а о самостоятельном роде Homo erectus, включающем в себя несколько различных видов! И, наконец, в-третьих, питекантроп, он же Homo erectus, увы, не является предком современного человека — это две отдельные ветви эволюции… Проще говоря, «тщательная и объективная оценка масштабов различий между отдельными группами заставляет сохранить родовой статус питекантропов с одной стороны, неандертальцев и современных людей — с другой, при выделении ‹нескольких видов внутри рода питекантропов, а также выделении неандертальцев и современных людей в качестве самостоятельных видов».
      История с питекантропом поставила перед научным сообществом новые и пока неразрешимые вопросы, связанные с происхождением человека… Во всяком случае, ясно лишь одно: эволюция человеческого рода шла неизмеримо более сложными путями, чем это представлялось многим горячим головам всего несколько десятилетий тому назад.

КТО ТЫ, НЕАНДЕРТАЛЕЦ?

      За неандертальцем издавна закрепилась скверная репутация. Каких только эпитетов — «обезьяноподобный троглодит», «пещерный человек», «тупой варвар» — не было высказано в его адрес начиная с 1856 года, когда в долине Неандерталь, расположенной в окрестностях Дюссельдорфа (Германия), в пещере, заполненной илистыми отложениями, был обнаружен первый скелет этого родственника современного человека. Родственника, надо заметить, во многом загадочного, ибо неандерталец не спешит раскрывать свои тайны. А вопросов к нему за полтора столетия у ученых накопилось немало.
      Само открытие неандертальского человека связано с довольно туманными обстоятельствами, в результате чего несчастному «троглодиту» пришлось почти полвека отстаивать свое «право на жизнь». Еще в 1848 году на территории Гибралтарской крепости во время строительных работ был найден череп древнего человека. Рабочие отдали череп одному из офицеров гарнизона — капитану Флинту, который впоследствии передал находку ученым. Однако истинное значение этого открытия было понято гораздо позже. Ученый мир вернулся к гибралтарскому черепу уже в те годы, когда научные споры бушевали вокруг другой знаменитой находки — останков, обнаруженных в долине Неандерталь.
      Слава первооткрывателя неандертальского человека закрепилась за немецким естествоиспытателем Иоганном Карлом Фульроттом (1803–1877), хотя на самом деле останки были найдены рабочими каменоломни, действовавшей в долине Неандерталь. Не придав им никакого значения, рабочие выкинули кости в отвал, где на них и наткнулся Фульротт. Находка сразу вызвала в научном мире колоссальный интерес и, подобно другим великим открытиям, сперва получила неоднозначную трактовку. Скелет неандертальца пытались приписать доиндоевропейским обитателям здешних мест, жившим в долине Неандерталь до прихода кельтов, а одно из светил науки той поры, немецкий анатом и антрополог Рудольф фон Вирхов, заявил, что череп принадлежит душевно неполноценному человеку современного типа — об этом, по его мнению, свидетельствовали изменения на костях.
      Лишь немногие ученые сумели сразу понять значение открытия. Споры продолжались несколько лет, и только после того как начали находить все новые черепа и кости с теми же характерными признаками, стало ясно, что речь идет о ближайшем родственнике современного человека. Долгое время неандертальца даже называли предком современного человека. Сегодня уже очевидно, что и это не, соответствует истине: неандерталец — вполне самостоятельный вид Homo sapiens. Более того: на определенном историческом отрезке неандерталец и наш прямой предок кроманьонец существовали бок о бок! И, наконец, еще одно открытие — и внутри неандертальского вида существовали значительные различия.
      Сегодня стало очевидным, что в рамках вида Homo sapiens neanderthalensis («человек разумный неандертальский») существовало как минимум две эволюционные линии, из которых первую принято называть «ранними неандертальцами», или «пранеандертальцами», а вторую — «классическими», или «западноевропейскими» неандертальцами.
      Ранние неандертальцы жили примерно 150 тыс. лет тому назад, в последний межледниковый период. Их облик был близок облику современного человека: вертикально вытянутое лицо, круглый затылок, надглазничный валик несколько смягчен, лоб выпуклый, в зубной системе меньше примитивных черт, объем мозга весьма значителен (1400–1450 см3) и близок к величине, характерной для современного человека (1350–1500 см3). В то же время многочисленные находки свидетельствуют о большой вариативности черт у разных популяций ранних неандертальцев.
      Возраст классических неандертальцев — последнее оледенение, т. е. 80–35 тыс. лет. В отличие от раннего неандертальца у классического типа сильно развито надбровье, нос широкий, затылок приплюснут сверху, контур затылка угловатый, имеется затылочный валик. Подбородочный выступ то ли отсутствует вообще, то ли слабо обозначен. Размеры головного мозга классического неандертальца колеблются в пределах 1350–1700 см3. Несомненно, что неандерталец обладал большими умственными способностями, но из этого вовсе не следует, что он был более интеллектуален, чем современный человек.
      Это были сильные, массивного телосложения люди, их рост в средне составлял 155–165 см. Нижние конечности были короче, чем у современных людей. Характерный признак классического неандертальца — бедренная кость сильно изогнута. Этот признак неизвестен ни у современной человека, ни у вида Homo erectus, и некоторые специалисты полагают, что это следствие неблагоприятных условий жизни: в отличие от раннего неандертальца, классическому приходилось жить в условиях сурового климата, Исследования показали, что он был хорошо адаптирован к холодам.:
      Самое любопытное во всей этой истории то, что именно ранний неандерталец стоит на эволюционной лестнице ближе всего к современно человеку — Homo sapiens sapiens (представители этого последнего вида впервые появились лишь в ходе последнего оледенения). Но при этом костные остатки ранних неандертальцев свидетельствуют и об их родственных связях с классическими неандертальцами!
      Эта проблема не нашла пока своего окончательного решения, и мнения специалистов по этому поводу нередко кардинально расходятся. Можно предполагать (но не более того), что ранний неандерталец был общим предком как для классического неандертальца, так и для современного человеческого типа. Не исключено, что обе линии, ведущие от раннего неандертальца к классическому неандертальцу и к современному человеку, находились в постоянном контакте. Об этом, в частности, свидетельствуют находки костяков и черепов, имеющих смесь человеческих (сапиентных) и неандерталоидных признаков.
      «Время неандертальца», известное археологам как средний палеолит, началось около 200 тыс. лет назад и закончилось приблизительно 40 тыс. лет назад. Классический неандерталец достиг вершины своего развития во: время последнего оледенения. Максимальную численность этого вида ученые определяют в 1 млн. особей. Судя по многочисленным находкам, неандертальцы довольно густо населяли Европу и западную Азию, ареал их обитания простирался далеко на восток — до Узбекистана. Вероятно, некоторые группы неандертальцев по существовавшему в то время «сухопутному мосту» через Берингов пролив попали в Америку. В Европу неандерталец пришел с Ближнего Востока 45–40 тыс. лет назад, причем это перемещение было непосредственно связано с изменением климатических условий.! Археологи и антропологи нашли многочисленные свидетельства тому, что между 100 тыс. и 50 тыс. гг. до н. э. в районе Ближнего Востока и Средиземноморья наблюдались значительные климатические колебания. Среднегодовые температуры здесь начали расти, и любящий холод неандерталец начал постепенно перемещаться в Европу.
      С неандертальцем археологи уверенно связывают культуру так называемого мустьерского типа, для которой характерно довольно большое разнообразие каменных орудий: рубила, ударники, скребла, скребки, ножи, сверла каменные наконечники. Мустьерская культура, пожалуй, самое любопытное явление в истории человечества: это пример культуры, созданной не человеком в «классическом» понимании этого слова. И некоторые признаки позволяют говорить о том, что эта «нечеловеческая» культура уже несла в себе зачатки человечности!
      В течение долгого времени главной загадкой неандертальца оставался вопрос о том, обладали ли эти «нелюди» речевыми способностями. На протяжении многих лет эта проблема служила предметом жарких споров среди специалистов. Сегодня мы с уверенностью можем сказать: да, обладали! Об этом неопровержимо свидетельствует находка, сделанная археологами в пещере Кебара на горе Кармел (Израиль): гиоидная кость, фрагмент скелета неандертальца, скончавшегося 60 тыс. лет назад. Эта характерного вида кость располагается у основания языка, и ее наличие является для анатомов ясным биологическим свидетельством того, что ее обладатель был физически способен к членораздельной речи.
      Тот же самый скелет (известный как Кебара 2) приоткрыл перед учеными и другие тайны неандертальского человека. Анатомы установили, что еще при жизни этот индивидуум при каких-то обстоятельствах сломал несколько ребер. Но они были заботливо исцелены! Кто-то (а кто иной, как не соплеменники?) довольно долгое время ухаживал за раненым. Этот случай ясно показывает, что неандертальцы, не чуждавшиеся каннибализма, по крайне мере к своим соплеменникам питали товарищеские чувства и заботились о них точно так же, как это делают современные люди. И находка в гроте Кебара — не единственный факт подобного рода.
      В пещере Шанидар (Иракский Курдистан) среди найденных здесь многочисленных скелетов неандертальцев были обнаружены останки мужчины приблизительно 40-летнего возраста. Этот человек, которого руководитель раскопок в Шанидаре археолог Ральф Солецки окрестил именем Нанди, очевидно, погиб, упав на камни 46 тыс. лет тому назад. Анатомы, исследовавшие скелет, установили, что Нанди имел врожденный дефект: правая сторона его тела была недоразвитой. Вдобавок, он еще в раннем возрасте лишился нижней части правой руки до локтя и на протяжении всей жизни страдал артритом. Он также перенес множество травматических повреждений головы и, вероятно, имел бельмо на левом глазу. Но соплеменники не бросили уродца Нанди в беде, хотя с чисто звериной точки зрения он был для них явной обузой. Ведь племя не жило на месте — оно непрерывно кочевало, останавливаясь лишь на более или менее долговременные стоянки. Тем не менее соплеменники всю жизнь заботились о Нанди, благодаря чему он благополучно дожил до 40-летнего возраста — для неандертальца это уже маститая старость. Более того — кто-то из соплеменников произвел Нанди ампутацию сильно поврежденной правой руки, а это уже свидетельствует о том, что неандертальцы обладали определенными медицинскими познаниями и были способны вполне осознанно совершать хирургические действия. Рана на ампутированной руке хорошо зажила, а необычно сильная стертость передних зубов свидетельствует о том, что в дальнейшем Нанди пользовался зубами при работе, частично заменяя тем самым потерянную руку.
      История с Нанди стала еще одним подтверждением того факта, что в сообществах неандертальцев существовали весьма тесные родственные узы В качестве другого примера подобного рода можно привести находку черепа 11-летнего мальчика из пещеры Скул (Израиль). Возраст находки составляет 95 тыс. лет. Экспертиза черепа показала, что за несколько лет до смерти мальчик получил очень тяжелое травматическое повреждение головы — кости черепа были пробиты. Однако соплеменники и в этом случае заботливо излечили рану, хотя она была серьезной и требовала длительного лечения и абсолютного покоя. И во имя спасения мальчика племя пошло на риск умереть от голода! Ведь первобытных охотников кормили нога, они должны были непрерывно кочевать вслед за мигрирующими стадами животных.
      Эти и другие примеры наглядно свидетельствуют о том, что неандертальцы, хотя и не являлись людьми в современном понимании этого слова, в чем-то были более человечны, чем многие наши современники. И, не оставляя своим вниманием раненых и больных, они также трогательно заботились о своих мертвых. Так, в пещере Тешик-Таш (Южный Узбекистан) академик А. П. Окладников в 1938 году обнаружил скелет мальчика-неандертальца 10–12 лет, вокруг которого было разбросано множество костей и рогов козлов, когда-то образовывавших аккуратное ограждение могилы. То есть это было сознательное погребение, сделанное в знак уважения и любви к покойному! А в Европе несколько раз находили черепа неандертальцев, окруженные камнями одинаковой формы и размера. Что это? Неужели какие-то первые религиозные представления? И у кого — у этих человекообразных существ, питавшихся мясом друг друга?
      Одно из наиболее замечательных неандертальских погребений было открыто в уже знакомой нам пещере Шанидар. В могиле мужчины, скончавшегося 60 тыс. лет назад, археологи обнаружили… пыльцу цветов. Палеоботаник Арлетт Леруа-Гуран, тщательно изучив соответствующие фрагменты захоронения, по форме распределения пыльцы определила, что в могилу были положены живые цветы! Конечно, в сознании с трудом укладывается сюжет: «Неандертальцы, возлагающие цветы на могилу товарища». Но тем не менее факт остается фактом. А дальнейшие исследования показали, что шесть из семи растений, пыльца которых была обнаружена в погребении, имеют лекарственные свойства и до сих пор используются в Ираке как средства народной медицины! Неужели неандертальцы обладали познаниями и в траволечении? А почему нет?
      Степень человечности во многом определяется тем, как люди относятся к слабым и к своим мертвым. Ведь уважение к тайне смерти — это и уважение к тайне жизни. И неандертальцы более чем успешно держат этот экзамен на человечность. Имеется множество — от Франции до Узбекистана — примеров того, что эти «пещерные люди» с большим уважением хоронили и стариков, и взрослых мужчин и женщин, и младенцев, в могилки которых трогательно положены грубо сделанные кремневые или костяные безделушки. А go франции (Дордонь) было обнаружено даже погребение выкидыша.
      Что же это были за странные люди — неандертальцы, столь мало похоже на нас и в то же время так близкие нам? Почему мы, а не они стали «вершиной эволюции»? И почему, по какой причине 30 тыс. лет назад эти полноправные хозяева среднего палеолита неожиданно исчезли с лица Земли, освободив дорогу представителям вида Homo sapiens sapiens — то есть нам с вами?
      Загадка исчезновения неандертальцев — одна из самых главных тайн каменного века. На сегодняшний день нет ни одной сколько-нибудь удовлетворительной теории, объясняющей исчезновение этого человеческого вида, шедшего своим собственным эволюционным путем. По этому поводу высказываются различные версии, но самыми распространенными являются четыре: неандертальцы вымерли из-за резкого изменения климата, так как были узкоспециализированным видом, плохо адаптированным к изменениям окружающей среды; причиной исчезновения неандертальцев стала поголовная эпидемия; неандертальцы не выдержали конкуренции с кроманьонцами и были вытеснены и истреблены последними; неандертальцы смешались с кроманьонцами, и сегодняшний человек является гибридом этих двух видов.
      Ни одна из этих теорий не выдерживает критики, но так как ничего лучшего нет, различные ученые в разных странах либо придерживаются одной из вышеназванных версий, либо высказывают собственные гипотезы. Довольно громко звучат и голоса тех, кто не смирился с исчезновением неандертальца и убежден, что этот древний вид до сих пор живет рядом с нами. Об этом, по их мнению, свидетельствуют бесчисленные рассказы о пресловутом «снежном человеке» и подобных ему существах, которые встречаются практически во всех уголках мира. Может быть и правда, остатки неандертальцев, адаптировавшись к новым условиям и перейдя на ночной образ жизни, сумели сохраниться до наших дней?
      Между тем картина мира в эпоху среднего палеолита была бы неполной, если бы мы не сказали о том, что в это время на Земле существовали и Другие разновидности людей!
      В 1958 году в гроте Мала в китайской провинции Гуандун был обнаружен череп, который, несмотря на свои явно неандерталоидные черты, пока не может быть отнесен ни к одному из двух известных видов неандертальцев. Существует предположение, что этот человек — результат эволюции синантропа (Homo erectus). И на острове Ява, прославившемся многочисленными находками останков ископаемых гоминидов, были обнаружены Два черепа людей, отличающихся как от неандертальцев, так и от находки из грота Мала. По всей видимости, этот «нгандонгский человек» (названный так по месту находки) является прямым потомком яванского питекантропа. Можно упомянуть и «человека из Брокен-Хилла» (Замбия), и череп с берегов бухты Салданья (ЮАР). Некоторые признаки явно отличают их от неандертальцев и, наоборот, обнаруживают сходство с восточноафриканской формой прямоходящего человека вида Homo erectus.
      Таким образом, мы снова сталкиваемся с многолинейностью эволюции. Еще 150–200 тыс. лет назад на Земле обитало как минимум пять-шесть видов человека разумного, но только один вид развился в «человека разумного разумного» — Homo sapiens sapiens. Почему так произошло? Какова была дальнейшая судьба «тупиковых» эволюционных ветвей? Почему именно они стали тупиковыми?
      Ответа пока нет.

ЧЕЛОВЕК ИЗ КРОМАНЬОНА

      Самые ранние свидетельства существования современного типа гомосапиенс имеют возраст 30–40 тыс. лет. Ученые впервые «познакомились» с этим нашим пред ком в 1868 году, когда рабочие случайно обнаружили в пещере Кро-Маньон (Франция) останки доисторического человека, жившего, как показали исследования, 28 тыс. лет назад. С тех пор за людьми этого типа закрепилось название кроманьонцев. Сегодня следы кроманьонского человека обнаружены на всех континентах — в Африке, Европе, Азии, Австралии, Северной и Южной Америке. По строению черепа и остального костяка этот «финальный» разумный человек практически ничем не отличался от нас с вами, разве что несколько более массивным телосложением, но эта оговорка распространяется только на первых, наиболее древних представителей современного человеческого типа. Рост и строение тела кроманьонцев полностью соответствовали росту и строению тела современных людей. Череп и зубы также имеют все признаки современного типа, надбровные дуги обычно слабо выражены или практически отсутствуют, средний объем мозга составляет 1350 см3.
      Многочисленные находки скелетов позднепалеолитического человека позволяют нам получить представление о состоянии здоровья наших предков. Их средний возраст составлял 30 лет, в исключительных случаях они поживали до 50 и более лет. Впрочем, величина среднего возраста сохранялась на этом уровне вплоть до Средневековья, так что можно смело утверждать, что здоровье позднепалеолитических охотников было по тогдашним условиям жизни вполне удовлетворительным. Патологические изменения на костях встречаются гораздо реже, чем травматические дефекты. Судя по находкам, в большинстве случаев у них были очень здоровые зубы. Кариес зубов практически не встречался.
      Охота была главным занятием кроманьонцев. Их жизнь подчинялась годовым циклам миграции стад крупных копытных, являвшихся основным объектом охоты. Долгую холодную зиму ледникового периода эти люди проводили в постоянных становищах, где были оборудованы довольно прочные и теплые хижины. Летом племя кочевало вслед за стадами животных, делая короткие стоянки и живя в легких палатках из жердей и шкур. В Европе широко известны такие «классические» стоянки первобытного человека, как Кро-Маньон и Комб-Капелль во Франции, Оберкассель в ФРГ, Пржедмости и Долни Вестонице в Чехии.
      Основным отличием кроманьонца от всех предшествовавших ему человекообразных существ является неизмеримо более совершенный и разнообразный инвентарь, сопутствующий находкам останков кроманьонского человека. Главным оружием человека каменного века было копье с каменным или костяным наконечником. В искусстве изготовления этих орудий кроманьонцы достигли настоящей виртуозности. Нередко можно встретить костяные наконечники с желобком для оттока крови, гарпуны с направленными назад шипами («елочкой»). Палеолитические охотники знали уже разнообразные системы западней и силков. В прибрежных поселениях кроманьонцев обнаружены сети и сачки, сплетенные из лозы и служившие для рыбной ловли, а также различные типы удочек. К тому же периоду относятся первые каменные наконечники стрел и луки, тяжелые костяные дубинки, костяные ножи, часто украшенные орнаментальной резьбой. Высокой степени совершенства достигла и выделка кожи. Даже некоторые этнографические группы современных людей, например эскимосы или некоторые народы Сибири, признанные мастера обработки кож, располагают менее богатым набором орудий, чем кроманьонские охотники.
      Кроманьонцы делали ожерелья из раковин, клыков хищных зверей, перьев, цветов и костей, вырезали из кости или делали из обожженной глины Фигурки зверей и людей. Но самым потрясающим было искусство наскальной живописи кроманьонцев. Оно достигло таких высот, что ученые XIX века, открывшие наскальные росписи эпохи верхнего палеолита, долго отказывались верить в то, что они сделаны «первобытными дикарями». И в этом необыкновенном, неслыханном расцвете искусства и таится, вероятно, загадка происхождения современного человека. Вопреки распространенным еще недавно заблуждениям, отнюдь не труд «сделал обезьяну человеком» — «человек умелый» Луиса Лики сотни тысяч лет долбил свои камешки, но человеком так и не стал. И уж тем более не спорт — австралопитек миллионы лет бегал на длинные дистанции и метал камни, но как был обезьяной, так обезьяной и остался. И не в объеме черепа тут дело — у неандертальца была голов как пивной котел, но где он сейчас, этот неандерталец?
      Одна лишь культура, таинственным образом пробудившая тупого троглодита, позволила ему в кратчайшее время лишиться звериных черт и человеком в истинном смысле этого слова. Влияние культуры на биологическое развитие человека с самого начала было исключительно сильным, но последних фазах эволюции оно приобрело прямо-таки решающее значение!
      Духовной жизни палеолитического человечества, палеолитическом) искусству и попыткам реконструкции социальных отношений того времени посвящены тысячи статей и сотни книг. Однако загадка происхождения человеческой культуры не получила никакого удовлетворительного объяснения до сих пор. Можно с большой долей уверенности предположить, что она не будет решена никогда. И, вероятно, правы те религиозные философы, которые утверждают, что история — это диалог человека с Богом и когда этот диалог прекратится, прекратится и человеческая история. А каким образом еще можно вести диалог с Богом, как не на языке культуры?
      Обнаруженные археологами захоронения кроманьонцев доказывают наличие у них развитой системы культово-религиозных представлений. Из отложений позднего палеолита известны погребения с чертами сложного погребального ритуала. В большинстве захоронений могилы прикрыты лопатками, челюстями и другими крупными костями мамонтов. Обеспечение умерших «последним приютом» характерно не только для первобытных людей, но и для исторического времени (римские саркофаги и т. д.), и даже для наших дней. О существовании у кроманьонцев каких-то сложных ритуалов свидетельствуют и находки чаш, сделанных из человеческих черепов. Но главным доказательством того, что именно в эти времена начался диалог человека с Богом, являются росписи пещер — изумительные и удивительные наскальные картины, выполненные древесным углем и минеральными пигментами. Любопытно, что большинство этих картин находится в местах укромных, плохо освещенных и неудобных, что говорит о том, что они явно не предназначались для широкого обозрения, а служили местом каких-то ритуальных действий или обрядов, в которых принимал участие небольшой круг людей. Интересно и другое: как установили исследователи, живопись в таких местах нередко является многослойной, то есть первобытные охотники, попав сюда, добавляли свои рисунки к тем, что были сделаны их предшественниками. То есть людям разных племен, живших в разные времена, были понятны смысл этих рисунков и сакральное значение места, где они находились. Это позволяет говорить о существовании единой системы религиозных представлений, по крайней мере у значительных групп кроманьонских племен. И хотя ясно, что главным элементом этого культа было, вероятно, поклонение неким божествам охоты, картина мира кроманьонского человека еще далека от полной ясности. И это не единственная тайна кроманьонцев.

МАРСЕЛИНО ДЕ САУТУОЛА И ОТКРЫТИЕ АЛЬТАМИРЫ

      Альтамира — обширная известняковая пещера на севере Испании, близ города Сантандер, в Кантабрийских горах. Сегодня она приобрела всемирную известность благодаря найденным здесь древнейшим наскальным изображениям животных. Ее называют «Сикстинской капеллой первобытного искусства». В историю навсегда вошло имя испанского археолога-любителя дона Марселино де Саутуолы, первооткрывателя росписей Альтамиры.
      Пещера, вход в которую еще в древности был засыпан обвалом, была случайно обнаружена в 1868 году неким местным жителем — не то охотником, не то пастухом. Спустя несколько лет здесь побывал Марселино де Саутуола, страстный любитель древностей. Он исследовал пещеры в окрестностях Сантандера, где жил в то время. Альтамиру он впервые посетил в 1875 году В пещере Саутуола нашел кости и зубы древних животных, скелет пещерного медведя и грубо оббитые обломки кремня, в которых опознал орудия древних людей.
      Спустя три года Саутуола побывал на Всемирной выставке в Париже. Осмотрев экспонировавшиеся здесь материалы из раскопок французских археологов, он был особенно поражен миниатюрными изображениями зверей, выгравированных на кости и камне людьми каменного века. Места находок этих изображений позволяли сделать вывод, подобное может быть и в земле Испании. Саутуола решил еще раз осмотреть Альтамиру.
      Возвратившись в ноябре 1879 года в Сантандер, Саутуола начал раскопки в пещере. Он обнаружил новые орудия из камня, кости, оленьих рогов и следы палеолитического очага. В один из дней он взял с собой девятилетнюю дочь Марию. Ей все здесь было интересно, а рост позволял свободно рассматривать своды пещеры там, где отец мог пройти лишь согнувшись.
      Поэтому неудивительно, что именно Мария неожиданно обнаружила на низком потолке бокового грота удивительные рисунки, покрывавшие темные своды пещеры. Это были необыкновенно реалистичные изображен быков высотой в полтора-два метра, нарисованные яркими красными и оранжевыми красками.
      Изучив рисунки, Саутуола пришел к выводу, что их автор несомненно был человеком сведущим и талантливым, его рука уверенно вписывала изображения в неровности скал. Пройдя из первого зала пещеры во второй, Саутуола и там увидел рисунки зверей и геометрические фигуры. В слое культурных отложений на полу пещеры он нашел куски охры того же цвета, каким выполнялись росписи. И самое главное — Саутуола после тщатель-; ных исследований собрал убедительные доказательства того, что в этих залах со времен каменного века никого никогда не было! То есть авторами рисунков могли быть только те самые голые и волосатые «троглодиты», которые, по представлениям тогдашней науки, лишь нечленораздельно мычали и остервенело бегали за дичью, размахивая корявыми дубинами.
      Это была сенсация. Саутуола был убежден, что живопись Альтамиры — следы неизвестной до сих пор деятельности ископаемого человека. Но, трезво оценивая свои возможности, он понимал, что стоит всего лишь на пороге; открытия. Определить точный возраст изображений Альтамиры и вынести окончательный «приговор» ему, любителю, было не под силу.
      Саутуола довольно долго раздумывал, стоит ли ему публично выступать с сообщением о своей находке. Лишь год спустя, в 1880 году, преодолев сомнения, он опубликовал небольшую брошюрку и отослал ее в редакцию французского журнала «Материалы по естественной истории человека» — печатного органа, вокруг которого в то время группировались все исследователи первобытности. В своей брошюрке Саутуола с удивительной для дилетанта скромностью писал, что всего лишь «обязан подготовить путь более компетентным лицам, которые захотят раскрыть истоки и обычаи первобытных обитателей этих гор». Объявив на весь мир о том, что найденные им рисунки являются, скорее всего, художественным произведением палеолитического человека, Саутуола предоставлял вынести окончательное решение по этому вопросу более искушенным, чем он, исследователям. Забегая вперед, отметим, что собранных им доказательств оказалось вполне достаточно для такого решения. Но это, увы, выяснилось лишь через двадцать лет…
      Известие о сделанном Саутуолой открытии попало в местную печать. Вскоре и мадридские газеты заговорили о находке росписей, принадлежащих доисторическим людям. Жители Сантандера и ближайших окрестностей были взволнованы открытием своего земляка. Альтамира стала местом туристского паломничества. Даже сам король Испании Альфонс XII побывал в пещере, оставив свой «автограф» на стене подземного зала, сделанный копотью от факела.
      И тут наконец в дело вступила «артиллерия крупного калибра» — о находке заговорили крупнейшие ученые мужи того времени. «Дерзкая» брошюрка Саутуолы вызвала их единогласное возмущение. Во всем научном мире поднялась буря гнева и негодования. Саутуолу обвиняли в подлоге и в фальсификации находки. Более миролюбивые говорили, что он сам, скорее всего, стал жертвой обмана: было высказано подозрение, что автором рисунков мог быть один французский художник, друг Саутуолы, гостивший у него в момент открытия.
      В это нелегкое время рядом с Саутуолой оказался лишь один человек — профессор геологии Мадридского университета Вилланова. Побывав вместе с Саутуолой в Альтамире, он обнаружил новые росписи, куски явно «несовременной» засохшей краски, и даже раковину, служившую когда-то палитрой первобытному художнику. В заложенных в пещере контрольных шурфах Вилланова обнаружил кости ископаемых животных, в том числе и пещерного медведя.
      Ученый полностью поддержал выводы Саутуолы Но его голос был одинок в мощном хоре противников великого открытия. «Древность» и «каменный век» даже для многих людей науки были в те годы еще понятиями совершенно неопределенными. Большинство ученых находилось под влиянием в высшей степени сомнительных дарвиновских теорий Для них было невозможным поверить в то, что человек каменного века обладал столь развитым искусством, свидетельствующим о высокой художественной культуре и талантливости первобытных людей. Тогда, в середине XIX века, не знали искусства старше древнеегипетского или кельтского, поэтому предполагалось, что любые предшествующие формы, которые еще могут быть открыты, неизбежно будут более примитивными. Никому и в голову не могло прийти, что уже 20 тысяч лет назад в Европе существовало искусство, достойное восхищения. А между тем росписи Альтамиры ясно доказывали, что творческий гений человека не зависит от технического уровня цивилизации и что он был присущ уже охотникам на мамонтов. Иными словами, для существования высокоразвитой культуры вовсе не требуется высокоразвитая цивилизация, и проблема первичности духа и материи однозначно решается в пользу духа.
      Восприятие этой, в общем-то простой идеи требует, однако, определенной широты взглядов и научной эрудиции. Но в науке тех лет господствовали Узкие рационалистические воззрения, и эта зашоренность не позволяла даже светилам первой величины увидеть подлинное значение открытия Саутуолы Находясь в плену вульгарно-материалистических теорий, они «прозорливо» видели в росписях Альтамиры… происки церковников1.
      Габриэль де Мортилье — один из величайших археологов, человек светлого ума, ученый, создавший, по сути дела, современную археологию первобытного мира, — взывал к коллегам: «Будьте начеку! Остерегайтесь испанских клерикалов!. «Картальяк, дружище, будь осторожен, — писал Мортилье своему другу, профессору Эмилю Картальяку. — Это фокус испанских иезуитов. Они хотят скомпрометировать историков первобытности». Но Эмиль Картальяк — один из крупнейших авторитетов той поры и главный редактор журнала «Материалы по естественной истории человека» — и без этих предупреждений встал в первые ряды противников Саутуолы и Виллановы. Впоследствии он вспоминал: «Бесполезно настаивать на моих впечатлениях при виде рисунков Саутуолы — это было нечто абсолютно новое, странное в высшей степени». Картальяком и его последователями руководила боязнь того, что новый факт потребует ревизии считавшейся тогда «прогрессивной» дарвиновской концепции о происхождении человека. Но вспомним, что археология каменного века делала тогда свои первые шаги. И лишь много лет спустя все новые и новые находки подточили абсурдные воззрения дарвинистов.
      Но все это было еще впереди, а пока собравшийся в 1880 году в Лиссабоне Всемирный конгресс антропологов наотрез отказался обсуждать доклад Виллановы о рисунках Альтамиры. Испанский ученый надеялся организовать для участников конгресса экскурсию в Альтамиру, но, едва заговорив об этом, увидел презрительные ухмылки. Картальяк демонстративно покинул заседание. Вилланова был вынужден замолчать. В кулуарах конгресса коллеги высказывали весьма нелестные мнения в адрес «изобретателя Альтамиры».
      Впрочем, одно решение по проблеме конгресс все же принял: в 1881 году для экспертизы росписей Альтамиры и окончательного разоблачения «фокусов испанских иезуитов» в Сантандер был послан французский палеонтолог Арле, который должен был на месте провести экспертизу изображений. Саутуола с готовностью принял первого специалиста, заинтересовавшегося росписями, и проводил его в Альтамиру. Арле тщательно осмотрел пещеру.
      Его заключение было беспощадным: рисунки имеют «новейшее происхождение» и, вероятно, могли быть исполнены в период между открытием пещеры и первым сообщением Саутуолы, то есть в 1875–1879 гг. Древними Арле счел лишь несколько неясных рисунков, но их возраст он определил как гораздо более поздний, чем палеолитический слой в пещере. Основными аргументами в пользу своих выводов Арле назвал следующие:
      1. Все изображения на стенах Альтамиры находятся в кромешной тьме, их не достигает дневной свет. Для создания же фресок требовалось долгое искусственное освещение, чего не мог обеспечить человек ледниковой эпохи. В пещере нет следов применения осветительных средств, например копоти от факелов. В то же время фрески на плафоне Альтамиры написаны с величайшим артистизмом. Автор их играл цветовыми и световыми гаммами, явно стараясь передать эффекты освещения.
      2. Поверхности пещеры покрыты древними сталактитовыми натеками, росписи нанесены на эти натеки; лишь в нескольких местах (это и явилось основанием считать их древними) наблюдается обратная картина: сталактиты покрывают часть фигур — лошади и других животных. Краска росписей влажная, свежая, ее легко снять пальцем. Нельзя представить себе сохранение таких красочных изображений в течение многих веков.
      3. Охра, которой были нарисованы фрески, встречается не только в палеолитическом слое, но повсюду в этой местности, ею даже обмазывают дома местные жители.
      Результаты экспертизы Арле укрепили в научном мире скептическое отношение к открытию Саутуолы. Но «изобретатель Альтамиры» и его друг Вилланова еще надеялись убедить ученых в своей правоте. Они послали свой доклад в Берлинское антропологическое общество, где он был зачитан 11 марта 1882 года. Результат — ноль. Члены общества отказались от обсуждения доклада.
      28 августа 1882 года на конгрессе Французской ассоциации поощрения наук в Ла-Рошели Вилланова выступил с энергичным протестом против заключения Арле. Он заявил, что рисунки, сопровождающие отчет Арле, грубо искажены и не соответствуют действительности. Вилланова также привел аргументы, полностью опровергающие выводы Арле.
      Во-первых, все изображения, выполненные резьбой и красками, одинаково нанесены на поверхности тех же древних пород, кусками которых в результате обвала был закупорен вход в пещеру до момента ее открытия. Резные линии этих изображений сделаны грубыми кремневыми инструментами, которыми не смог бы работать современный художник, но которые находятся в слое с ископаемой фауной. Более того, в этом же слое на костях четвертичных животных такими же кремневыми инструментами нарезаны ряды линий и даже фигурки зверей. Сделать их могли только древние обитатели пещеры. Для росписей ими был использован простейший красочный материал — размолотые натуральные охры разных тонов без последующей обработки, которой подвергаются краски современных рецептов.
      Во-вторых, техника исполнения всех наскальных изображений Альтамиры одинакова, поэтому, признавая древними несколько из них, Арле должен перенести это заключение на весь комплекс. О большой его древности говорят несколько случаев перекрывания части изображений прозрачными пластинами сталактитовых натеков, а такие натеки есть в Альтамире лишь на бесспорно палеолитическом слое.
      В заключение Вилланова призвал коллег не отметать открытие с порога, а тщательно разобраться в нем. Но его призыв не был услышан.
      С точки зрения научной аргументации в пользу палеолитического возраста росписей Альтамиры выступление Виллановы было исчерпывающим. Оставался, правда, один нерешенный вопрос — об искусственном освещении Альтамиры. Но это и не очень-то волновало слушателей. Выступление Виллановы просто не было воспринято всерьез. Как вспоминал один из Участников конгресса, «Вилланова говорил агрессивно и даже яростно, на плохом французском языке, который смешил всех, так же как ворох сомнительных аргументов, перемешанных с несколькими здравыми мыслями, и как обвинения в намеренных ошибках Арле, которыми он повергал слушателей в еще более громкий смех». То есть дискуссии не получилось: какая там дискуссия, когда так смешно!
      Всласть похохотав, ученые мужи пошли искать «недостающее звено» цепи эволюции от обезьяны к человеку (самые твердолобые ищут его до сих пор). Альтамирские рисунки без сколько-нибудь серьезного изучения и без доказательств были осуждены как подделка.
      Научная репутация Виллановы повисла на волоске. Испугавшись за свою научную карьеру, профессор отрекся от своих взглядов. Имя первооткрывателя Альтамиры Марселино де Саугуолы было осмеяно и обесчещено. 1888 году он умер, уйдя в могилу с репутацией «изобретателя Альтамиры» Пятью годами позже скончался и Вилланова. Стена презрительного осуждения на двадцать лет окружила одно из величайших открытий исторической науки. И уже мало кто помнил, что в громком хоре голосов, осуждавших альтамирскую «фальсификацию», звучали и другие мнения.
      Один из крупнейших археологов той поры, Э. Пьете, писал: «Я не сомневаюсь, что эти росписи могут быть отнесены к мадленской эпохе», (то есть период позднего палеолита, около 16 тыс. лет. — Авт.). Палеонтолог Постав Шове в вышедшей в 1887 году книге «Начала гравюры и скульптуры поддержал выводы Саугуолы. Вокруг сенсационного открытия возникло что-то похожее на дискуссию. Но это была очень странная дискуссия: критика открытия здесь принималась за аксиому, а аргументация защитников открытия не удостаивалась внимания. Самое поразительное в этой истории было то, что открытие палеолитической живописи не было чем-то принципиально неожиданным в свете других фактов, накопленных первобытной археологией. Ведь уже были хорошо известны миниатюрные фигурки созданные первобытным человеком в эпоху верхнего палеолита, и роспись Альтамиры были, по существу, их явной аналогией. Вспомним — именно; установленный факт того, что ископаемые люди занимались изобразительным искусством, и натолкнул Саутуолу на мысль искать ее следы в Альтамире. И открытие монументальных росписей, подобных альтамирским, можно было предсказать заранее, теоретически. Более того: в год открытия Саугуолы во Франции, в гроте Шабо, были обнаружены наскальные гравюры. Копии и фотографии этих рисунков публиковались в местной печати, но в ученом мире к ним отнеслись так же, как к сообщению Саугуолы. Может быть, и здесь сыграл свою роль фактор «вторжения дилетанта» в высокую науку? Но первооткрывателями грота Шабо были профессиональные археологи Л. Широн и Олье де Марешан. Причем открыли они изображения в гроте Шабо независимо друг от друга.
      Спустя двадцать лет А. Брейль, оправдывая своих коллег, отказавших Саутуоле в праве на открытие, сказал, что «нужно винить лишь значение самих фактов, которые требовали менее спорных и гораздо более многочисленных избыточных доказательств. Их продемонстрировали только через двадцать лет» Но подобные «избыточные доказательства» имелись задолго до признания Альтамиры. И все же на них внимания не обратили.
      Между тем открытия наскальных рисунков в пещерах Европы множились. Одновременно множилось число находок различных скульптур и орнаментированных предметов, залегавших в культурных слоях, относящихся к верхнему палеолиту.
      В 1895 году в пещере Ла Мут, расположенной в долине реки Везер (Цордонь, Франция), французский археолог Эмиль Ривьер обнаружил наскальные изображения ископаемых животных. Их древность не вызывала сомнений: они находились в галерее, закупоренной «пробкой» культурного слоя, содержащего палеолитические орудия. Однако судьба альтамирской находки заставила Ривьера быть предельно осторожным: по иронии судьбы, Ривьер еще недавно находился в числе яростных противников Саугуолы и хорошо помнил свои собственные инвективы в адрес «изобретателя Альтамиры». А тут судьба посылает ему самому сомнительный шанс прослыть «изобретателем» Ла Мута!
      Тщательно изучив находку, Ривьер закрыл вход в пещеру и пригласил де Мортилье, Картальяка, Пьетта и других авторитетов осмотреть Ла Мут. «Это очень древние рисунки», — уклончиво говорит Ривьер, не желая попасть в положение Саугуолы. Э. Пьетг говорит более определенно: «Палеолитические». Единодушное мнение высоких гостей: древность наскальных рисунков вне сомнений.
      Светила науки отбывают восвояси, а через несколько дней появляется слух, что… изображения в пещере Ла Мут нарисовал один из помощников Ривьера! Называется даже фамилия фальсификатора — Бертумейру. В Париже этот слушок принимают за чистую монету. Ривьер в отчаянии: кто ему теперь поверит?
      Он старается не появляться в столице. Раскопки в пещере Ла Мут продолжаются, и вскоре Ривьер и его коллеги находят… каменный светильник, относящийся к эпохе верхнего палеолита. Так вот каким образом первобытные художники освещали стены пещеры! Единственное возражение, которое не смогли опровергнуть Саутуола и Вилланова, снимается этой находкой!
      Тут можно было бы и поставить точку в споре, если бы… Если бы спор был. Факты, найденные Ривьером, были очевидны — но лишь для того, кто хотел с ними знакомиться. А таких людей насчитывались единицы!
      А тем временем…
      Тулузский книготорговец и археолог Рейно обнаруживает в гроте Марсула наскальную живопись, сравнимую по технике с росписями Альтамиры. Его сообщение не принимается всерьез: Э. Картальяк отказывается осмотреть грот.
      Археолог Дало в 1896 году в пещере Пэр-но-Пэр находит рисунки различных зверей, в том числе мамонта. Этот «зверинец» был хаотически разбросан на площади около 25 кв. м по вертикальной известняковой стенке, закрытой ранее культурным слоем древнекаменного века. Возраст рисунков тем самым доказывается неоспоримо. Дало публикует свои наблюдения и приглашает на место раскопок Мортилье. Мортилье долго, с сомнением изучает рисунки и в принципе признает, что красочные росписи на скальных поверхностях в темной глубине пещер могли быть созданы в палеолите. Значит, и живопись Альтамиры — тоже? Нет, отвечает Мортилье, «точная дата рисунков Альтамиры не может быть определена».
      Таким образом, вопрос о существовании наскального искусства в эпоху палеолита остался открытым. Но — только до 1902 года. В этом году на конгрессе французских антропологов в Монтабане профессор Люсьен Капитан и его молодые соавторы Анри Брейль и Дени Пейрони докладывают об открытии ими в 1901 году двух огромных пещер — Комбарель и Фон-де-Гом — с наскальными изображениями. Древность находки подтверждается тем, что некоторые росписи покрыты прозрачной броней древних кальци-товых натеков…
      Аудитория оживляется. Слышатся привычные смешки: вот, опять эти подделки… «Ваши копии сняты хорошо, — шутит Эли Массена. — Но ведь авторы подлинников — не ископаемые люди, а местные крестьяне, пастухи. Вот они-то от нечего делать и рисовали свой скот».
      Попытки авторов доклада оправдаться выглядят неуклюжими: «Был прецедент признания палеолитического возраста наскальных рисунков в Пэр-но-Пэр…», — лепечут они. «Были наблюдения и находки в пещерах Ла Муг, Марсула, Шабо. Наконец, Альтамира…» Глупости какие! Смех и негодующие возгласы в зале звучат все громче. Уж этих простаков учили-учили, а они все за свое! Да современные эти рисунки, современные, неужели не ясно! А вот, кстати, и сам Картальяк встает. Допекли-таки маститого ученого эти мальчишки! Ну, сейчас он им врежет…
      И Картальяк «врезал». Врезал так, что Эли Массена и другие весельчаки оцепенели с раскрытыми в припадке смеха ртами.
      «Я призываю коллег не совершать той роковой ошибки, которую я совершил и продолжаю совершать вот уже на протяжении двадцати лет…»
      В зале наступила звенящая тишина.
      Картальяк заявил, что в ближайшем номере журнала «Антропология» будет опубликовано его раскаяние, а сейчас необходимо идти к самим пещерам и осмотреть те изображения, о которых докладывают доктор Капитан и его коллеги. И в день закрытия конгресса, 14 августа 1902 года, его участники направились сперва в Комбарель, затем в Фон-де-Гом, а оттуда в Ла Муг…
      Вскоре весь ученый мир с волнением и изумлением читал статью Картальяка «Моя вина», в которой он публично признавался в своих ошибках. А 1 октября 1902 года Картальяк, сопровождаемый молодым аббатом Анри Брейлем — в будущем одним из крупнейших исследователей культуры каменного века, стоял у скрытой низким кустарником темной расщелины, ведущей в пещеру Альтамира. Перед этим он встретился с дочерью покойного Саутуолы Марией и попросил ее о прощении за несправедливость к ее отцу и его величайшему открытию и за то, что поставил под сомнение доброе имя Марселино де Саутуолы.
      Вдвоем с Брейлем они спустились в пещеру. И здесь Картальяк впервые увидел то, против чего так решительно боролся на протяжении двадцати лет. Действительность превзошла все его ожидания: перед его взором предстало не менее ста пятидесяти поистине великолепных изображений. «Речь здесь идет об одной из вершин искусства, о вершине, которая попадается раз во многие сотни лет, может быть, раз в тысячелетия» — таков был окончательный вердикт исследователей. В это же время и другой оппонент Саутуолы — Арле, как и многие другие специалисты, также посетил Альтамиру и также отрекся от своих предыдущих высказываний и признал подлинность рисунков.
      Открытие рисунков в Альтамире стало началом изучения пещерной живописи времен палеолита. Многие десятки подобных пещер с палеолитическими рисунками были обнаружены позднее в самых различных местах Европы и Азии. В числе самых значительных открытий палеолитического искусства- пещеры Ласко (1940), Руффиньяк (1956), Дель Ромито (1961), Капова пещера на Южном Урале (1959) и Хоит-Цэнкер Агуй (1972) в западной Монголии. На сегодняшний день расписных палеолитических пещер в одной лишь Западной Европе насчитывается более ста пятидесяти, и они многое поведали о людях каменного века. Рисунки, гравюры, разнообразные статуэтки свидетельствуют о том, что первобытные охотники были далеко не такими примитивными, какими они представлялись ранее. Эти современники мамонтов и шерстистых носорогов поднялись на такой художественный уровень, который оставался недостижимым для последующих поколений людей в течение многих тысячелетий. Но в отличие от позднейших эпох о том времени не осталось ни письменных сообщений, ни косвенных упоминаний, поэтому о смысле и назначении этого искусства специалисты могут только догадываться по размещению рисунков, гравюр и скульптур, по сюжетам изображений, а также на основании археологических находок.

ИСТОРИЯ САХАРЫ В НАСКАЛЬНОЙ ЖИВОПИСИ ТАССИЛИН-АДЖЕРА

      Огромное, иссушенное жгучим солнцем пустынное плато Тассилин-Аджер площадью 72 тыс. кв. км расположено в Центральной Сахаре, на юго-востоке Алжира. Протяженность плато составляет 700 км, ширина — 100 км. Выровненную поверхность Тассилин-Аджера с поднимающимися кое-где остроконечными вершинами пересекают каньоны, русла высохших древних рек. В скалах Тассили (так называют плато берберы) имеется множество гротов и пещер, есть здесь и горячие вулканические источники. Повсеместно встречаются геологические образования из эродированного песчаника, образующие так называемые скальные леса.
      Этот «марсианский пейзаж» — один из древнейших центров обитания человека в Северной Африке.
      Древние обитатели Тассилин-Аджера оставили свыше 15 тыс. наскальных рисунков и рельефов, охватывающих огромный период времени — от VI тысячелетия до н. э. до наших дней включительно. Эти изображения животных, людей, колесниц, сцен охоты, войны, перегона стад и т. д. — настоящая летопись Северной Африки.
      Крупнейшие ансамбли наскального искусства в Сахаре расположены главным образом в нагорьях Тассилин-Аджер, Тассилин-Ахаггар, Тибести и в прилегающих к ним районах: Феццане, Адрар Ифорасе, Аире, Борку, Эннеди и т. д. Нигде в мире наскальные рисунки не достигают такой высокой плотности. Сюжеты множества из них свидетельствуют о том, что в эпоху неолита в Сахаре были более влажный климат, богатый растительный и животный мир. Фрески Тассили запечатлели всю эволюцию Сахары от некогда цветущей саванны к безжизненной пустыне.
      Создателями наскальных фресок Тассили стали многие поколения охотничьих и скотоводческих племен, населявших теперешнюю пустыню в те далекие времена, когда она была страной с благодатным климатом, пышной растительностью и богатым животным миром. Как установили исследователи, Сахара пережила два влажных периода: первый закончился в эпоху нижнего палеолита, второй продолжался около шести тысяч лет, примерно до II тысячелетия до н. э.
      В эпоху неолита в этой богатой водой местности произрастали разные породы лиственных и хвойных деревьев, дубы, олеандр и мирт, цитрусовые и оливковые деревья. Многочисленные долины, сейчас засыпанные песком были в то время такими же полноводными реками, как Нил и Нигер. Они изобиловали рыбой и крупными речными животными — бегемотами, крокодилами, кости которых сохранились в местах древних поселений.
      Сегодня ученые выделяют четыре больших периода развития наскального искусства Сахары, связанных с климатическими изменениями в этом районе:
      I. Период древнего буйвола (VIII–VI тысячелетия до н. э.) — «эпоха охотников».
      II. Период домашних быков (около 3500 лет до н. э.) — «эпоха пастухов».
      III. Период лошади (около 1500 лет до н. э.).
      IV. Период верблюда (около II века н. э.).
      Живопись и петроглифы трех последних периодов встречаются на территории Сахары повсеместно, но древние памятники, относящиеся к «эпохе охотников», сохранились лишь в нескольких местах — главным образом в феццане и в горах Сахарского Атласа.
      Петроглифы Феццана по праву считаются вершиной первобытного искусства. Местность, где находятся эти изображения, в настоящее время представляет собой безжизненную пустыню. По обеим сторонам сухой долины Матенду высятся темно-оранжевые, растрескавшиеся от зноя скалы, на которых ясно различимы изображения слонов, бегемотов, носорогов, жирафов, быков, антилоп, страусов и других животных, а также фигуры лучников, охотников с дротиками и т. д. Размеры фигур достигают нескольких метров.
      В IV тысячелетии до н. э. наскальные изображения крупных толстокожих исчезают. Из диких животных остаются жирафы, страусы, антилопы. Зато появляются изображения хищников и первые фигуры быков. Быки в разных позах и ракурсах, то с длинными, то короткими рогами, с рогами, загнутыми назад или изогнутыми в виде лиры, становятся основным объектом изображения. Эта тенденция достигает своего апогея примерно в середине IV тысячелетия до н. э., когда в Тассили обосновываются скотоводческие племена. В этот период наряду с жанровыми сценками из повседневной жизни появляются большие наскальные панно, изображающие перегон скота, сцены войны, охоты, собирания злаков. Многие картины на мифологические темы — например посвященные культу плодородия — отличаются неприкрытой откровенностью.
      Древние художники высекали свои произведения в скалах либо писали их минеральными красками, в которых доминируют желтые, коричневые, голубые и красноватые тона. В качестве вяжущего материала они использовали яичный белок. Краски наносили рукой, кистями и перьями.
      Примерно в середине II тысячелетия до н. э. в Тассили появляются изображения боевых колесниц, запряженных лошадьми. По рисункам на скалах их путь прослеживается от побережья Средиземного моря до верхней излучины Нигера. Рядом с колесницами на рисунках изображены люди, по облику, цвету кожи и одежде явно отличающиеся от всех типов местного населения. Это светлокожие, рослые воины, вооруженные мечами, копьями и дротиками, с круглыми щитами в руках. Кто они?
      Об обитателях Сахары, использовавших запряженные лошадьми боевые колесницы, писал еще древнегреческий историк Геродот. В античные времена этот народ назывался гарамантами. Римский историк Тацит описывает гарамантов «свирепым племенем, наводившим ужас на соседей». Как установили современные ученые, основу этого этнически пестрого народа составили потомки древних ливийцев. В последующие века гараманты смешались с местными племенами и образовали современные народности туарегов и теда, живущих в Сахаре.
      Наскальное искусство Тассилин-Аджера завершается «периодом верблюда», когда это животное, вытеснившее лошадь, стало безраздельно царствовать в Сахаре. Но, несмотря на то, что к середине II тысячелетия нашей эры Тассилин-Аджер окончательно превратился в иссушенную пустыню, населенную лишь змеями, ящерицами и пауками, традиции наскальной росписи сохранились у здешних кочевников-туарегов вплоть до середины XX века. Об этом свидетельствуют схематические рисунки, обнаруженные на стенах французских фортов, построенных здесь в начале XX века, и даже на обломках самолета, разбившегося в Сахаре в период Второй мировой войны.
      Первооткрывателем и исследователем наскальной живописи в Сахаре был французский ученый Анри Лот, который в начале 1950-х годов обнаружил в Тассилин-Аджере более 10 тыс. рисунков. В результате раскопок были открыты захоронения, найдены осколки горшков, каменных инструментов, а также острия стрел и копий, кости разнообразных животных. Собранный в Сахаре за последнее столетие и ежегодно пополняемый археологический материал свидетельствует о том, что именно здесь следует искать разгадку многих тайн древней истории народов Африки.
      В 1972 году, в целях сохранения крупнейшего в мире комплекса доисторического искусства, представляющего культурную и природную ценность, в Тассилин-Аджере был создан национальный парк. Сегодня его площадь составляет 1000 кв. км.

ТАИНСТВЕННЫЙ МИР АРНЕМЛЕНДА

      Обширное Арнемлендское плоскогорье располагается на севере Австралии. Оно представляет собой величественный скальный массив высотой от 30 до 300 м, со множеством уступов, водопадов, карнизов и пещер, протянувшийся в длину на 500 км. Поскольку многие участки западного склона Арнемлендского плоскогорья, за исключением разве что вершины, лишены почвы, в этих местах нет и растительности. Зато в ущельях и теснинах, где имеются небольшие глубокие почвенные слои, произрастают сообщества дождевого леса, представленного значительным числом реликтовых видов.
      Арнемленд представляет собой величайшую культурную достопримечательность. Обследовав около семи тысяч пещер на одном только западном склоне Арнемлендского плоскогорья, археологи обнаружили здесь множество наскальных рисунков. С помощью радиоуглеродного метода удалось установить, что они были сделаны австралийскими аборигенами около 25 тыс. лет назад- Кроме того, по ходу раскопок в разных местах парка ученые наткнулись на хорошо сохранившиеся следы стоянок древнейших первобытных людей и многочисленных культовых мест.
      На рисунках обычно изображены вполне реальные события — таким образом, они представляют собой нечто вроде визуальной информации или сообщений о случившемся. Однако у неинформированного наблюдателя они вызывают ощущение встречи с полнейшей абстракцией, хотя рисунки Арнемленда имеют строгий реальный смысл и значение. Нередко смысл изображений и логика сюжетов наскальных росписей связаны с мифологией и религиозными представлениями австралийцев. Нам трудно понять их смысл даже после старательных разъяснений аборигенов. Да и сами объяснения обычно бывают очень отрывочными, бессвязными, лишь немногие старики способны на полное, цельное изложение сути дела.
      Самыми старыми считаются одноцветные красные стилизованные фигуры людей, изображенные в активном движении. Они напоминают (иногда до полного совпадения!) палеолитические наскальные рисунки из Испании и некоторые южноафриканские фрески. Нередко можно встретить рисунки, изображающие руки с растопыренными пальцами. Подобные изображения также известны из памятников европейского палеолита, из Северной и Южной Африки и из других мест.
      Судя по сопутствующему археологическому материалу, рисунки имеют прямое отношение к так называемой культуре пири, возраст которой определен в 3-12 тыс. лет. Этим рисункам родственны одноцветные, нитеобразные изображения так называемых «мими» — духов, живущих в скалах. Самые молодые из этих образов возникли совсем недавно, о чем свидетельствуют изображенные на них европейские предметы (например топорики). Эти рисунки появились, вне всяких сомнений, одновременно с самым молодым стилем — с так называемыми «рентгеновскими» рисунками, изображающими внутренние органы и части скелета. У изображаемых животных, особенно у рыб и кенгуру, но также и у человеческих фигур кроме частей скелета и внутренностей часто передаются различия в характере «мяса» в пределах разных частей тела. Один из современных исследователей, наблюдая за тем, как аборигены работают над своими рисунками, недоуменно сказал, что, по его мнению, мясо всегда выглядит одинаково. «Вечером при разделке туши добытого кенгуру, он (абориген. — Авт.) показал мне отдельные мышечные «желваки», отделенные друг от друга оболочкой, и доказал мне таким образом, что в теле животного имеются различные «виды мяса, которые он и изобразил на рисунке особой штриховкой».
      В настоящее время на плато существуют 10 туземных поселков — в них проживает около трех сотен аборигенов, чьи традиции и культура связаны этими местами тысячелетними узами. Поэтому еще сегодня можно на дать за техникой исполнения наскальных росписей. Австралийцы растирают зубами краситель, смешивают его во рту с водой и, выдувая смесь наподобие распылителя, набрызгивают ее на руку, приложенную к скале. После снятия руки на скале остается ее негативное изображение.
      В северной части Арнемленда можно увидеть изображения целого предплечья, выполненные в этой технике и затем мастерски раскрашенные многоцветным орнаментом. В центральных пустынных районах таких изображений рук меньше, зато здесь часто попадаются всевозможные геометрические узоры, спирали, круги, разные линии и зигзаги. В этих местах существует и несколько «святилищ», расписанных фресками, куда запрещен вход женщинам и юношам. Одна из таких фресок изображает путешествие легендарного змея Иарапи и его жен. Рисунок имеет 30 м в длину и составлен из абстрактных символов, смысл которых известен лишь немногим посвященным. Это место имеет особое культовое значение: здесь проводятся обряды, призванные обеспечить увеличение поголовья змей.
      Одной из любимых тем рисунков североавстралийских аборигенов являются изображения вонджинов — духов водных источников, которых по традиции рисуют в виде крупных стоящих или лежащих человеческих фигур или их голов. Руки и ноги обычно бывают непроработанными, вместо ног иногда намечены лишь стопы. В лице выделены нос и глаза, рот обычно отсутствует. Вокруг головы бывает подковообразное или дугообразное сияние, напоминающее ореол у святых. На груди иногда выписан овальной формы предмет, обычно интерпретируемый как сердце или грудная кость. Старики-аборигены до сих пор подновляют эти рисунки.
      Таким образом, искусство аборигенов Арнемленда дает неоценимую возможность изучить технику и назначение примитивного искусства в непосредственном контакте с ним, наблюдать за работой художника, являющегося членом общества, культура которого немногим отличается от культуры каменного века. Такие наблюдения позволяют нам лучше понять смысл и назначение подобных произведений доисторического искусства в других областях мира.

ЗДРАВСТВУЙ, ЭТЦИ!

      Это невероятное открытие было сделано 19 сентября 1991 года при совершенно случайных обстоятельствах. Двое альпинистов — супружеская пара Эрика и Хельмут Симон — совершали горное восхождение в Этцальских Альпах, расположенных на самой австрийско-итальянской границе. Около 14.30, находясь на высоте 3210 м выше уровня моря, альпинисты оказались перед заполненной льдом узкой расселиной. Над поверхностью льда зловеще чернело тело мертвого человека с оскаленными зубами и пустыми глазницами…
      Зрелище было жуткое, и первое, что пришло в голову супругам Симон, — это немедленно сообщить в полицию. Поскольку тело было найдено на границе, на место происшествия одновременно прибыли и австрийские, и итальянские полицейские. Правда, потом итальянские блюстители порядка утратили интерес к происшествию, и расследование легло на плечи их австрийских коллег.
      Осмотр места находки трупа показал, что тело неизвестного человека вморожено в лед почти до плеч, виднелись лишь голова и верхняя часть туловища. Рядом с телом был обнаружен небольшой контейнер необычного вида, сделанный из бересты. Во время трудного процесса извлечения тела изо льда полицейские нашли также какие-то инструменты и куски одежды. Все найденное было отправлено на экспертизу в институт судебной медицины при Инсбрукском университете.
      На этом этапе никто еще не задавался вопросом о том, к какому, собственно, времени относится находка, и все дело оставалось чисто полицейским вопросом. Лишь сотрудники института судебной медицины обратили внимание на то, что одежду и инструменты, найденные при трупе, вообще говоря, трудно отнести к современным…
      Дальнейшую экспертизу проводил уже доктор Конрад Шпиндлер, профессор института древней истории Инсбрукского университета, специально приглашенный для этих целей судебными медиками. Увидев таинственные останки, Шпиндлер не мог сдержать своего крайнего изумления — возраст находки явно составлял не менее 4 тыс. лет! Впоследствии оказалось, что это еще была довольно осторожная оценка.
      Открытие останков «человека из Этцальских Альп» относится к разряду случаев, какие происходят лишь раз в столетие, и по своей значимости сопоставимо с историческим открытием гробницы Тутанхамона Говардом Картером в 1922 году. Впервые за всю историю мировой науки в руки ученым попали невероятной сохранности останки человека, возраст которого составлял, как выяснилось позднее, 5300 лет! Причем это был не скелет, не забальзамированная мумия, а полностью сохранившееся тело с кожным покровом, внутренностями, волосами, в одежде и с инструментами той поры. Это было просто невообразимое богатство. Неизвестный бедняга, 5 тыс. лет назад провалившийся в ледяную расселину, против своей воли стал для ученых проводником в мир повседневной жизни обитателей каменного века.
      Это уникальное открытие вызвало священный трепет в научном мире и волну безумия в средствах массовой информации. Первобытный человек, восставший изо льда, в одночасье стал звездой. Но звезда нуждается в имени, и вскоре весь мир уже называл «человека из Этцальских Альп» попросту Этци. Честь изобретения этого имени позднее приписывал себе австрийский журналист Карл Венди, который утверждал, что составил его из названия места открытия (то есть Этцальских Альп) и прозвища «снежного человека» — йети.
      Исследования останков Этци вела группа австрийских и итальянских специалистов во главе с Конрадом Шпиндлером, максимально использовавших все средства, имеющиеся в распоряжении современной науки. За семь лет было проведено более шестисот различных экспертиз. В результате ученым удалось осуществить поистине революционный прорыв в те области знания, о которых до этого у нас имелись весьма смутные представления.
      Итак, осенью 1991 года перед исследователями предстал субъект мужского пола, имевший возраст 5300 лет, ростом 1,59 м, весивший при жизни около 50 кг. В момент смерти Этци было 46 лет. Хотя почти все волосы и борода давно истлели в ледяной могиле, несколько экземпляров волос все же были найдены на фрагментах его одежды. Их длина составляла до 9 см. Зубы были в хорошем состоянии, но сильно стерты из-за употребления грубой пищи, а также из-за привычки жевать смолу березовой коры — о существовании этой доисторической жевательной резинки ученым было давно известно по находкам черепов в других местах Европы. Североамериканские индейцы жевали смолу березовой коры даже в XX столетии.
      При жизни Этци страдал склерозом сосудов и ревматическим артритом, а также от глистов. Сохранился только один из его ногтей, но и этого было достаточно для ученых, обнаруживших, что в последние месяцы жизни этот человек перенес какое-то весьма значительное физическое напряжение. За два месяца до гибели Этци сломал несколько ребер на левой стороне. Переломы заросли плохо и довольно болезненно давали о себе знать. Бедняга явно страдал, его движения были затруднены, и, возможно, именно это обстоятельство стало причиной его смерти: с трудом ковыляя по горной тропе, он, вероятно, оступился и скатился в расселину. Какое-то время он был еще жив, но, обессиленный и лишенный помощи, скончался. Очень скоро после смерти тело было покрыто слоем снега, и впоследствии останки Этци мумифицировались вследствие процессов высыхания и замораживания. Благодаря совершенно случайному обстоятельству — тело лежало на дне узкой расселины вдоль нее — ледник прошел прямо над ним, как поезд по рельсам, не повредив ни останков, ни одежды, ни инструментов.
      Никогда прежде в истории археологии в руки исследователей не попадал столь полный комплект одежды обычного человека каменного века, причем одежды не парадной, а повседневной, отражающей моду, вкусы и привычки людей той эпохи. Весь гардероб Этци был наилучшим образом приспособлен для жизни в горах.
      На голове он носил меховую шапку с двумя кожаными ремешками, которые завязывались под подбородком. Верхней одеждой служил грубый плащ без рукавов, достигающий середины бедра, сплетенный из волокон альпийской травы. Подобное одеяние, на первый взгляд непрактичное и неудобное, использовалось пастухами в Альпах вплоть до XX столетия. Это изобретение каменного века, как и многие другие предметы повседневного обихода, оказалось настолько удачным, что просуществовало более пяти тысячелетий! Такой плащ не препятствует движениям, обеспечивает хорошую защиту от дождя, но носить его во время быстрой ходьбы через горы, особенно в теплый день, чрезвычайно неудобно. Вероятно, в этом случае Этци скатывал его и нес через плечо или за спиной. Такой плащ мог использоваться и как циновка для спанья.
      Под плащом Этци носил козью безрукавку длиной до колен, сшитую из разноцветных шкурок. В качестве ниток были использованы сухожилия. На безрукавке не сохранилось никаких следов пуговиц или других застежек — скорее всего, она просто запахивалась и закреплялась поясом. Безрукавка была довольно поношена — в некоторых местах заметны следы ремонта, сделанного с применением ниток, сплетенных из волокон жесткой травы.
      Вместо брюк Этци носил ногавицы (нечто вроде длинных гетр), сшитые из козьих шкурок. Из таких же шкурок была сделана набедренная повязка — в развернутом виде ее длина составляет около метра. Она опоясывала тело и пропускалась между ногами.
      Из башмаков Этци лучше всего сохранился правый. Как оказалось, доисторический человек умел делать отличную обувь! Нижняя часть башмаков сделана из меха, верхняя — из мягкой оленьей кожи, напоминающей замшу. Внутренняя часть утеплена слоем сена, закрепленным сеткой из волокон травы. Ботинки завязывались на кожаные шнурки. В такой обуви было не страшно отправляться в долгий путь.
      Уходя в горы, Этци вооружился медным топором. Этот топор на сегодняшний день является единственным в мире полностью сохранившимся Доисторическим орудием. Его рукоять вырезана из тиса. Медное лезвие тщательно закреплено с помощью кожаного ремешка и березовой смолы. Археологи были весьма удивлены качеством изготовления лезвия — до находки в Альпах возможности древних людей в области металлургии оценивались более сдержанно. Анализ показал, что лезвие было отлито в земляной опоке, а затем подвергнуто закалке на холоде. При этом для его изготовления была использована не самородная медь, а медь, полученная из руды. Но самым любопытным оказалось то, что Этци лично присутствовал при выплавке меди из руды, — об этом рассказали результаты анализа его волос. Работал ли он непосредственно у домны, или просто наблюдал, как это делают другие, неизвестно. Но, учитывая относительный дефицит медных инструментов в то время, можно предположить, что Эгци был не последним человеком в своем сообществе — может быть, даже вождем.
      При Этци имелся также кремневый нож с крепкой ясеневой ручкой. Нож хранился в кожаных ножнах, прикрепленных к поясу при помощи ремешка. Другой уникальной находкой стал специальный инструмент — ретушер, или отжим, использовавшийся для тонкой обработки и заточки каменных инструментов. Он состоит из деревянной липовой ручки и кусочка острого оленьего рога.
      Другие части снаряжения Этци сохранились гораздо хуже. При нем, например, был рюкзак, основу которого составляли две вырезанные из лиственницы планки и прут орешника, согнутый в виде буквы «U». Вообще же при останках Этци ученые нашли изделия из 18 различных видов древесины. Это свидетельствует о давно сложившейся и хорошо разработанной традиции деревообработки — для каждой вещи соотечественники Этци стремились подбирать наилучший, наиболее подходящей для нее вид дерева. Два цилиндрических «контейнера», найденные полицейскими возле останков «ледяного человека», оказались торбочками, аккуратно сплетенными из бересты. Одна, лежавшая рядом с телом, была обуглена внутри. В ней еще сохранились остатки сухих листьев клена, еловых игл и мха. Очевидно, эта торбочка служила для переноски тлеющих угольков, из которых путник в любой момент мог раздуть костер. На случай, если угольки все-таки потухнут, при Этци имелось другое приспособление для добычи огня: подвешенная к поясу кожаная сумочка, в которой хранились кремни и трут, сделанный из древесного гриба. Возможно, скатившись в расселину, он в ожидании помощи пробовал разжечь огонь. Обглоданные кости горного козла свидетельствуют о том, что у Этци имелся при себе небольшой запас высушенного мяса, которым он питался какое-то время. Несчастный, видимо, провел в расселине несколько дней, прежде чем к нему подкралась смерть.
      Еще одно открытие — связка странного вида сушеных грибов — вызвала у некоторых исследователей предположение, что Этци был шаманом, который пошел в горы для того, чтобы здесь в уединении общаться с духами с помощью галлюциногенных грибов. Но анализ показал, что на самом деле речь здесь идет о совершенно безобидном березовом грибе (Piptoporushe). До самого недавнего времени этот гриб использовался в Европе и Северной Америке как средство народной медицины — в качестве кровоостанавливающего пластыря. Так что, скорее всего, эта связка грибов служила для Этци своеобразной походной аптечкой.
      Но что заставило этого немолодого, страдающего болезнями и израненного человека отправиться в одиночку в опасный путь через горы? Что происходило с Этци в последние месяцы, дни и часы его жизни? При каких обстоятельствах он получил свои тяжелые травмы — была ли это случайность, или он участвовал в каком-то конфликте? Был ли он жертвой или злодеем? А может быть, он был изгоем, которого соплеменники за какое-то преступление приговорили к изгнанию?
      Все это вопросы, которые, вероятно, навсегда останутся без ответа. Но может быть, какой-то свет на загадки Эгци прольет анализ татуировок, покрывающих тело «ледяного человека»? Да, татуировки Этци — еще одна из сенсаций, связанная с необыкновенной находкой в Альпах.
      Татуировки на теле Этци были сделаны с использованием древесного угля в качестве красящего вещества. Рисунок их в большинстве случаев очень прост и состоит из полос и линий. Но на правом колене и возле левого ахиллесова сухожилия имеются татуировки в виде неравноконечного креста. Анализ рисунков и распределения татуировок на теле позволил исследователям сделать совершенно неожиданный вывод: они не были декоративными или символическими. Не исключено, и даже весьма вероятно, что татуировки представляют собой следы некоего лечения, а конкретнее — иглоукалывания.
      На этом этапе к исследованию останков Этци подключился доктор Франк Бар, практикующий специалист в области иглотерапии с четверть вековым опытом. Прочитав книгу Конрада Шпиндлера «Человек во льду» и познакомившись с клиническим описанием болезней Этци, Бар обратил внимание на схему распределения татуировок на теле «ледяного человека». Опытный врач подумал, что если бы к нему обратился пациент с такими же проблемами, он назначил бы ему точно такую же схему лечения, по какой пять тысяч лет назад лечили Этци!
      Бар немедленно связался с Шпиндлером и получил приглашение принять участие в исследовании останков Этци. Еще раз тщательно проанализировав клиническую картину хронических заболеваний «ледяного человека», Бар пришел к выводу, что линии татуировок в точности соответствуют тем точкам иглоукалывания, которые используются при лечении этих болезней. При этом, по-видимому, Этци переходил из рук в руки от доктора к Доктору, и таким образом, татуировки — своеобразная «медицинская карта» больного: первый целитель, к которому Этци обратился со своими жалобами, отметил таким образом точки, соответствующие поставленному Диагнозу, чтобы впоследствии другой врач сразу понял проблемы больного. Точно так же нередко поступают и современные иглотерапевты.
      Выводы Бара оказались настолько сенсационными, что вокруг них до сих пор не утихли споры. Еще недавно считалось, что система иглоукалывания была создана в Китае три тысячи лет назад. Но теперь получается, что неолитические жители Альп знали об этом еще за две тысячи лет до китайцев? Более того: татуировки на теле Этци ясно указывают на то, что иглотерапевты эпохи неолита были весьма и весьма квалифицированными врачевателями. По заключению Бара, к моменту смерти Эгци его соплеменники обладали не менее чем трех- четырехсотлетним опытом иглоукалывания. То есть эта практика возникла в Альпах около 4000 года до н. э.!
      Каким образом доисторические люди овладели системой иглоукалывания, остается тайной. Во всяком случае, система, использовавшаяся современниками Этци, основана на тех же принципах, что и система китайского иглоукалывания. Справедливости ради надо отметить, что «альпийский феномен» — не единственный пример того, как народы, стоящие на сравнительно низкой ступени развития, открывают для себя методы иглотерапии. Известно, что собственную систему иглоукалывания создали алеуты. И хотя нередко можно услышать, что они заимствовали эту систему от китайцев, более чем 200 точных анатомических терминов в алеутском языке ясно указывают на местное происхождение этой традиции.
      Короче говоря, Этци принес ученым не только разгадки, но и новые загадки. Между тем пока ученые, возглавляемые Конрадом Шпиндлером, еще только-только готовились к началу программы тщательнейших исследований останков «ледяного человека», журналисты и политики выясняли кому, собственно, должна принадлежать бесценная находка. В результате оказалось, что Этци был найден на расстоянии 92,56 м от строго прочерченной линии австрийско-итальянской границы, но… на итальянской стороне. Вся Италия торжествовала. После всех согласований было решено, что по окончании исследований Этци будет передан итальянцам В соответствии с этими договоренностями в январе 1998 года Этци покинул стены Инсбрукского университета и в сопровождении вооруженной охраны был торжественно доставлен в свою новую резиденцию — археологический музей в итальянском городе Больцано. Здесь наконец он обрел долгожданный покой и ныне пребывает в мире в специально оборудованном зале, где постоянно поддерживается температура -6 °C и влажность 98 %, что наилучшим образом способствует сохранности драгоценных останков. Зал также оснащен специальным фильтром, который устраняет вредные ультрафиолетовые и инфракрасные лучи. Ежедневно от 700 до 1000 человек томятся в очереди возле музея, чтобы посмотреть на этот самый старый труп в мире. И кем бы ни был Этци при жизни, его посмертная слава явно превзошла прижизненную.

2. Халафская культура

САМЫЙ ДРЕВНИЙ ГОРОД ЗЕМЛИ

      На право называться первым городом Земли претендуют множество древних городов. Но прежде всего это определение относится к Иерихону — оазису неподалеку от того места, где река Иордан впадает в Мертвое море. Здесь расположен широко известный по Библии город Иерихон — тот самый, чьи стены некогда пали от звука труб Иисуса Навина.
      По библейскому преданию, израильтяне с Иерихона начали завоевание Ханаана и после смерти Моисея под руководством Иисуса Навина, перейдя Иордан, встали у стен этого города. Горожане, укрывшиеся за стенами города, были убеждены, что город неприступен. Но израильтяне применили необычайную военную хитрость. Они молчаливой толпой шесть раз обошли городские стены, а на седьмой — дружно крикнули и затрубили в трубы, да так громко, что грозные стены рухнули. Отсюда и пошло выражение «труба иерихонская».
      Иерихон питается водой мощного источника Айн-эс-Султан («Источник Султана»), которому город обязан своим возникновением. Именем этого источника арабы называют холм севернее современного Иерихона — Телль-эс-Султан («Гора Султана»). Уже в конце XIX столетия он привлек внимание археологов и до сих пор считается одним из важнейших мест археологических находок предметов раннего исторического периода.
      В 1907 и 1908 годах группа немецких и австрийских исследователей под Руководством профессоров Эрнста Зеллина и Карла Ватцингера впервые приступила к раскопкам у горы Султана. Они натолкнулись на две параллельно идущие крепостные стены, сооруженные из высушенного на солнце кирпича. Наружная стена имела толщину 2 м и высоту 8-10 м, а толщина внутренней стены достигала 3,5 м.
      Археологи определили, что эти стены были возведены между 1400 и 1200 годом до н. э. Понятно, что их быстро отождествили с теми стенами, которые, как сообщает Библия, рухнули от мощных звуков труб израильских племен. Однако во время раскопок археологи натолкнулись на слой строительного мусора, представлявшие для науки еще больший интерес чем находки, подтвердившие сведения Библии о войне. Но Первая мировая война приостановила дальнейшие научные исследования.
      Прошло больше двадцати лет, прежде чем группа англичан под руководством профессора Джона Гарстанга смогла продолжить исследования. Новые раскопки начались в 1929 году и продолжались около десяти лет. 1935–1936 годах. Гарстанг натолкнулся на самые нижние слои поселения каменного века. Он обнаружил культурный слой старше V тысячелетия до н. э., относящийся к тому времени, когда люди еще не знали глиняной посуды. Но люди этой эпохи уже вели оседлый образ жизни.
      Работа экспедиции Гарстанга была прервана из-за сложной политической обстановки. И только после окончания Второй мировой войны английские археологи снова вернулись в Иерихон. На этот раз экспедицией руководила доктор Кэтлин М. Кэньон, с деятельностью которой связаны все дальнейшие открытия в этом древнейшем городе мира. Для участия в раскопках англичане пригласили немецких антропологов, работавших Иерихоне на протяжении нескольких лет.
      В 1953 году археологам во главе с Кэтлин Кэньон удалось сделать выдающееся открытие, которое совершенно изменило наши представления о ранней истории человечества. Исследователи пробились сквозь 40 (!) культурных слоев и обнаружили сооружения неолитического периода с громадными постройками, относящимися к тому времени, когда, казалось бы, на Земле должны были жить только кочующие племена, добывающие себе пропитание охотой и собиранием растений и плодов. Результаты раскопок показали, что приблизительно 10 тыс. лет назад в восточном Средиземноморье был совершен качественный скачок, связанный с переходом к искусственному выращиванию злаков. Это привело к резким изменениям в культуре и образе жизни.
      Открытие раннеземледельческого Иерихона стало сенсацией археологии 1950-х годов. Систематическими раскопками здесь был обнаружен целый ряд последовательных наслоений, объединяемых в два комплекса- докерамический неолит А (VIII тыс. до н. э.) и докерамический неолит Б (VII тыс. до н. э.). Сегодня Иерихон А считается первым поселением городского типа, открытым в Старом Свете. Здесь найдены самые ранние из известных науке постройки постоянного типа, захоронения и святилища, сооруженные из земли или маленьких округлых необожженных кирпичей.
      Поселение докерамического неолита А занимало площадь около 4 га и было окружено сложенной из камня мощной оборонительной стеной. К ней примыкала массивная круглая каменная башня. Первоначально исследователи предположили, что это башня крепостной стены. Но очевидно, не являлась сооружением особого назначения, соединявшим в себе многие функции, в том числе и функцию сторожевого поста для контроля за окрестностями.
      Под защитой каменной стены располагались круглые, похожие на палатки дома на каменных фундаментах со стенами из сырцового кирпича, одна поверхность которого выпуклая (этот тип кирпича называется «свиная спина»). Чтобы точнее определить возраст этих сооружений, были применены новейшие научные методы, например радиоуглеродный (радиокарбонный) метод. Физики-атомщики при исследовании изотопов установили, что можно определить возраст предметов по соотношению радиоактивного и стабильного изотопов углерода. Путем зондирования было установлено, что самые древние стены этого города относятся к VIII тысячелетию, то есть их возраст — примерно 10 тыс. лет. Еще более древний возраст имело обнаруженное в результате раскопок святилище — 9551 год до н. э.
      Несомненно, что Иерихон А с его оседлым населением и развитым строительным делом представлял собой одно из первых раннеземледельческих поселений на Земле. На основании проводившихся здесь многолетних исследований историки получили абсолютно новую картину развития и технических возможностей, которыми располагало человечество 10 тыс. лет назад. Превращение Иерихона из маленького первобытного поселения с жалкими хижинами и шалашами в настоящий город площадью не менее 3 га и населением более 2000 человек связано с переходом местного населения от простого собирательства съедобных злаков к земледелию — выращиванию пшеницы и ячменя. При этом исследователи установили, что этот революционный шаг был сделан не в результате какого-то привнесения извне, а стал итогом развития обитавших здесь племен: археологические раскопки Иерихона показали, что в период между культурой первоначального поселения и культурой нового города, который был построен на рубеже IX и VIII тысячелетий до н. э., жизнь здесь не прерывалась.
      Вначале городок не был укреплен, однако с появлением сильных соседей оказались необходимы крепостные стены для защиты от нападений. Появление укреплений говорит не только о противоборстве различных племен, но и о накоплении жителями Иерихона определенных материальных Ценностей, привлекавших алчные взоры соседей. Что же это были за ценности? Археологи ответили и на этот вопрос. Вероятно, главным источником Доходов горожан служила меновая торговля: удачно расположенный город контролировал главные ресурсы Мертвого моря — соль, битум и серу. В развалинах Иерихона найдены обсидиан, нефрит и диорит из Анатолии, бирюза с Синайского полуострова, раковины каури с Красного моря — все эти товары высоко ценились в период неолита.
      О том, что Иерихон являлся мощным городским центром, свидетельствуют его оборонительные укрепления. Без применения кайл и мотыг в скале был вырублен ров шириной 8,5 м и глубиной 2,1 м. За рвом полнималась каменная стена толщиной 1,64 м, сохранившаяся на высоту 3,94 м Ее первоначальная высота, вероятно, достигала 5 м, а выше шла кладка из сырцового кирпича.
      При раскопках была обнаружена большая круглая каменная башня диаметром 7 м, сохранившаяся на высоту 8,15 м, с внутренней лестницей, тщательно сложенной из цельных каменных плит шириной в метр. В башне были устроены хранилище для зерна и обмазанные глиной цистерны для сбора дождевой воды.
      Каменная башня Иерихона, вероятно, была построена в начале VIII тысячелетия до н. э. и просуществовала очень долгое время. Когда она перестала использоваться по назначению, в ее внутреннем проходе стали устраивать склепы для погребений, а прежние хранилища использовать как жилища. Эти помещения часто перестраивались. Одно из них, погибшее при пожаре, датируется 6935 годом до н. э После этого в истории башни археологи насчитали еще четыре периода существования, а затем городская стена обвалилась и начала размываться. По-видимому, город в это время уже опустел.
      Сооружение мощной оборонительной системы потребовало громадной затраты труда, применения значительной рабочей силы и наличия некоей центральной власти для организации и руководства работами. Исследователи оценивают численность населения в этом первом городе мира в две тысячи человек, причем эта цифра, возможно, занижена.
      Как же выглядели и как жили эти первые горожане Земли? Анализ черепов и костных останков, найденных в Иерихоне, показал, что 10 тыс. лет назад здесь обитали низкорослые — чуть выше 150 см — люди с удлиненными черепами (долихоцефалы), принадлежавшие к так называемой евроафриканской расе. Они строили овальные в плане жилища из комков глины, полы в которых были углублены ниже уровня земли. В дом входил через дверной проем с деревянными косяками. Вниз вели несколько ступенек. Большинство домов состояло из единственной круглой или овальной! комнаты диаметром 4–5 м, перекрытой сводом из переплетенных прутьев. Потолок, стены и пол обмазывали глиной. Полы в домах тщательно выравнивали, иногда красили их и полировали.
      Жители древнего Иерихона пользовались каменными и костяными орудиями, не знали керамики и употребляли в пищу пшеницу и ячмень, зерна которых растирали на каменных зернотерках каменными пестами. От грубой пищи, состоявшей из круп и стручковых плодов, растертых в каменных ступах, у этих людей полностью изнашивались зубы. Несмотря на более комфортную, чем у первобытных охотников, среду обитания, их жизнь была исключительно тяжелой, и средний возраст жителей Иерихона не превышал 20 лет. Очень высока была детская смертность, и лишь немногие доживали до 40–45 лет. Людей старше этого возраста в древнем Иерихоне, очевидно, вообще не было.
      Своих мертвых горожане хоронили прямо под полами жилищ, надевая на черепа культовые маски из гипса со вставленными в глаза масок раковинами каури. Любопытно, что в древнейших могилах Иерихона (6500 г. до н. э.) археологи большей частью находят скелеты без головы. Видимо, черепа отделяли от трупов и хоронили отдельно. Культовое отрубание головы известно во многих частях света и встречалось вплоть до нашего времени. Здесь, в Иерихоне, ученые встретились, по-видимому, с одним из самых ранних проявлений этого культа.
      В этот «докерамический» период обитатели Иерихона не пользовались глиняной посудой — им ее заменяли каменные сосуды, вырезанные главным образом из известняка. Вероятно, горожане пользовались также всевозможными плетенками и кожаными вместилищами наподобие бурдюков. Не умея лепить глиняную посуду, древнейшие жители Иерихона вместе с тем лепили из глины фигурки животных и другие изображения. В жилых постройках и гробницах Иерихона найдено множество глиняных фигурок животных, а также лепных изображений фаллоса. Культ мужского начала был широко распространен в древней Палестине, его изображения встречаются и в других местах.
      В одном из слоев Иерихона археологи обнаружили своего рода парадный зал с шестью деревянными столбами. Наверное, это было святилище — примитивный предшественник будущего храма. Внутри этого помещения и в непосредственной близости от него археологи не встретили никаких предметов домашнего обихода, зато обнаружили многочисленные глиняные фигурки животных — лошадей, коров, овец, коз, свиней и модели мужских половых органов.
      Самым удивительным открытием в Иерихоне стали лепные фигурки людей Они сделаны из местной известняковой глины, называемой «хавара», с каркасом из тростника. Эти статуэтки — нормальных пропорций, но плоские анфас. Нигде, кроме Иерихона, подобные фигурки ранее не встречались археологам. В одном из доисторических слоев Иерихона были найдены также групповые скульптуры мужчин, женщин и детей в натуральную величину. Для изготовления их использовалась похожая на цемент глина, которая намазывалась на тростниковый каркас. Фигуры эти были еще весьма примитивными и плоскостными: ведь пластическому искусству в течение многих веков предшествовали наскальные рисунки или изображения на стенах пещер. Найденные фигуры показывают, какой большой интерес проявляли жители Иерихона к чуду зарождения жизни и созданию семьи» это было одним из первых и самых сильных впечатлений доисторического человека.
      Появление Иерихона — первого городского центра — свидетельствует 0 зарождении высоких форм общественной организации Даже вторжение более отсталых племен с севера в V тысячелетии до н э не могло прервать этого процесса, который в итоге привел к созданию высокоразвитых древних цивилизаций Междуречья и Ближнего Востока.

ДЖЕЙМС МЕЛЛАРТ И ОТКРЫТИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ ДРЕВНЕЙШИХ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЕВ АНАТОЛИИ

      Одно из самых выдающихся археологических открытий XX столетия было сделано довольно поздно — во второй половине 1950-х годов. К тому времени археологи уже открыли немало раннеземледельческих поселений, расположенных в так называемом полумесяце плодородных земель. Этот очаг первобытного земледелия охватывает территории Палестины, Ливана, Сирии, Южной Турции, Северной Месопотамии и тянется далее на восток, достигая западных областей Ирана и Средней Азии. Именно здесь люди впервые начали выращивать пшеницу и одомашнивать животных, именно здесь начала формироваться производящая экономика и зародились первые цивилизации Старого Света.
      В науке долгое время господствовало убеждение, что самой древней цивилизацией на Земле была шумерская. Зародившись в Месопотамии, земледельческая культура распространилась сначала на Ближнем Востоке, а уже потом возникли ее очаги в Турции и Европе. Что же касается Анатолии (области центральной и южной Турции), то за ней закрепилась репутация «варварской окраины». И каково же было изумление научного мира, когда оказалось, что именно Анатолия являлась первым очагом человеческой цивилизации. Это сенсационное открытие, коренным образом перевернувшее наши представления о ходе истории и об уровне развития людей эпохи неолита, связано с именем английского археолога профессора Джеймса Мелларта. Впрочем, приступая в 1956 году к поискам, он был всего лишь молодым и не очень опытным аспирантом. Впоследствии Мелларт признавался, что вовсе не рассчитывал на такой сенсационный результат. Просто ему захотелось проверить, что же именно таится под небольшим холмом близ деревушки Хаджилар, о котором ему рассказал местный учитель. Крестьянам время от времени попадались здесь различные находки.
      Холм был небольшой — метров 130–140 в диаметре и метров пять высотой, и его вид как будто бы не сулил ничего многообещающего. Тем не менее Мелларт начал копать. И тут выяснилось, почему так невелика высота холма. Обычно если люди долго, в течение многих веков, живут на одно и том же месте, то уровень земли постепенно поднимается по мере того, накапливается так называемый культурный слой. Но на этом поселении уровень земли почти не поднимался, потому что каждый раз после очередного бедствия — пожара, набега врагов и т. п. — поселение отстраивалось вновь уже на новом месте, рядом со старым пепелищем.
      Так образовался своеобразный «горизонтальный срез» различных эпох. Данные радиокарбонного анализа показали, что наиболее сохранившийся слой относился к V тысячелетию до н. э. А наиболее древний был еще на две тысячи лет старше и датировался концом VIII — началом VII тысячелетия до н. э. И это было не просто древнее поселение — это было поселение древнейших земледельцев! Об этом ясно свидетельствовали обмазанные глиной хранилища для зерна, каменные вкладыши для серпов, зерна ячменя, пшеницы-эммера, дикой однозернянки и чечевицы. И, как и в Иерихоне, здешние люди не знали керамики. Не встретили археологи в Хаджиларе и глиняных фигурок.
      Это маленькое селение с прямоугольными домами из сырцового кирпича на каменных фундаментах пережило до своего запустения семь периодов. Дома обычно состояли из одной большой комнаты без внутреннего убранства, но с тщательно обмазанными глиной полами и стенами, покоящимися на основаниях из булыжников. Обмазка часто покрывалась красной краской и украшалась простым геометрическим орнаментом. На полу помещений иногда устанавливали человеческие черепа, что предполагает существование в Хаджиларе культа предков.
      Главную комнату окружали меньшие помещения, иногда с очагами и печами. Обычно же тщательно выложенные очаги и печи устраивались в открытых дворах. Ямы от столбов говорят о существовавших во дворах навесах и заборах, отделявшихся от жилых помещений стенами метровой толщины.
      Не зная гончарного искусства, жители древнего Хаджилара использовали сосуды из мрамора и, возможно, плетеные, кожаные, деревянные сосуды. Были найдены костяные шилья, каменные орудия из кремня и привозного обсидиана. Среди костей животных археологи обнаружили кости собаки, овцы, козы, быка и оленя. При этом в пределах поселения не найдено ни одного человеческого погребения.
      Открытие Хаджилара само по себе было замечательным, и даже если бы Мелларт на этом закончил свои исследования, его вклад в науку уже был бы Достаточно значительным. Но ученый, желая проверить свои умозаключения, взялся раскапывать еще один холм — Чатал-Хюкж, расположенный в Долине Кония, примерно в 320 км к востоку от Хаджилара. И здесь его ждало еще одно открытие, всколыхнувшее весь научный мир: под холмом Чатал-Хююк Мелларт нашел развалины огромного «агрогорода», настоящей столицы древней Анатолии, возраст которой составлял более девяти тысяч лет!
      Как установили исследователи, время возникновения Чатал-Хююка относится ко второй половине VII — первой половине VI тысячелетия до н. э. В эпоху своего расцвета этот «агрогород», занимающий площадь 13 га, являлся самым большим неолитическим поселением на Ближнем Востоке. На Конийской равнине в то время существовало более 20 небольших оседлых поселений, и Чатал-Хююк играл роль столицы для целой группы раннеземледельческих племен. Поселения такого типа стоят обычно у истоков формирования городов — процесса, связанного с длительной культурной и социально-экономической эволюцией.
      Население Чатал-Хююка насчитывало от 2 до 6 тыс. человек. Его жители занимались преимущественно земледелием. Культивировалось 14 видов растений, причем предпочтение отдавалось пшенице, а также голозерному ячменю и гороху. Найденные при раскопках косточки фисташки и миндаля, возможно, свидетельствуют о получении из них растительных масел. Было обнаружено также много семян крапивного дерева — из него, по-видимому, изготовляли вино, которое в поздние времена было распространено в Малой Азии и о котором упоминает древнеримский историк Плиний Другими занятиями местных обитателей были скотоводство и охота. Жители Чатал-Хююка разводили овец и охотились на дикого быка, благородного оленя, дикого осла, кабана, волка и леопарда. Вероятно, к этому времени собака уже была одомашненным «другом человека», о чем свидетельствуют сцены охоты, часто встречающиеся среди стенных росписей в постройках этого древнейшего «протогорода». Рыболовство играло незначительную роль, но археологам встретилось довольно много костей птиц яичная скорлупа.
      Еще одним источником дохода обитателей Чатал-Хююка была торгов ля обсидианом Эта горная порода, иначе называемая вулканическим стеклом, чрезвычайно ценилась в эпоху неолита. Чатал-Хююк располагался неподалеку от крупного месторождения обсидиана, образовавшегося вследствие извержений вулканов Кара Дага и Хасан Дага Вероятно, жители Чатал-Хююка даже не раз становились свидетелями этих извержений — стоная роспись одного из святилищ изображает человеческие жилища и некотором расстоянии от них извержение вулкана — возможно Хасан Дага.»
      Благодаря этому опасному соседству город имел в своем распоряжении неограниченные запасы обсидиана и, как полагают некоторые исследователи, даже обладал монополией на торговлю им. Во многих домах Чатал-Хююка археологи нашли припрятанные в мешочках под полами домов обсидиановые заготовки для наконечников копий, число которых достигает двадцати и более штук. По-видимому, это были своеобразные клады, укрытые хозяевами.
      В обмен на обсидиан в Чатал-Хююк из Сирии доставляли кремень, из которого делались кинжалы и другие орудия. С побережья Средиземного моря привозили раковины для бус, а также камень различных пород — алебастр, мрамор, черный и коричневый известняк Из него изготовляли великолепные сосуды, бусы и подвески, лощила, зернотерки, ступки и песты, небольшие культовые статуэтки.
      Основные орудия жители Чатал-Хююка изготовляли из камня, преимущественно обсидиана. В долине Кония древние обитатели Чатал-Хююка побывали диорит, из которого делали шлифованные тесла и топоры. На окружающих долину холмах добывались охра и другие минеральные краски, окаменелые раковины, лигнит, самородная медь, киноварь и свинец. Все эти материалы обрабатывались в небольших, по-видимому, семейных мастерских. Здешние мастера умели делать изумительные, не имеющие равных наконечники копий и стрел из обсидиана, кремневые кинжалы с прекрасной отжимной ретушью. Из полированного обсидиана делали зеркала и аккуратно закрепляли их в рукоятке при помощи известковой массы. Синие и зеленые апатиты служили материалом для бус, причем мастера ухитрялись просверливать в бусинах такие тонкие отверстия, что в них едва проходит современная швейная иголка. Такие же отверстия просверливались и в обсидиановых подвесках. Несколько позднее появляются медные и свинцовые бусы, подвески и другие украшения, изготовленные из самородного металла.
      Прекрасные ткани (возможно даже шерстяные) были настолько высокого качества, что не заставили бы устыдиться и современного ткача. Деревянная посуда, наряду с плетеной долгое время заменявшая керамику, демонстрирует такое разнообразие форм, техническое мастерство и изысканный вкус, что подобной ей не было в то время на всем Ближнем Востоке. Здесь и плоские блюда с фигурными выступами-ручками, и кубки, и коробочки разного вида с плотно прилегающими крышками Керамика в Чатал-Хююке впервые появилась лишь около 6500–6400 гг. до н. э., но первые гончарные изделия были примитивными и не шли ни в какое сравнение с деревянными, костяными и роговыми сосудами, которые употреблялись местными жителями начиная с эпохи верхнего палеолита При этом на облике керамических сосудов сказывается влияние деревянных и плетеных изделий-прототипов.
      Территория огромного поселения была застроена однообразными небольшими домами, сооруженными из прямоугольного сырцового кирпича, на кирпичных же основаниях Каждый дом имел лишь один этаж, высота которого соответствовала высоте стен Дома имели прямоугольную планировку, при каждом имелось хранилище, пристроенное к одной из стен. Несколько маленьких комнат, по 5-10 кв. м, выходили в одну общую «залу» — комнату побольше, в 18–20 кв. м. Стены обмазывали глиной, полы покрывали циновками.
      Везде на высоте примерно 30 см над уровнем пола шли каменные настилы — может быть, они являлись лавками или кроватями В каждой комнате было по крайней мере две платформы, служившие для сидения, работы и сна, под ними же хоронили мертвых Дверей у чатал-хююкских домов не было — в них попадали через отверстие в плоской крыше, куда можно было подняться по деревянной лестнице. Дым от очага выходил через это же отверстие или в окно. Некоторые дома были снабжены специально вентиляционной шахтой.
      На плоских крышах тесно стоявших домов проходила большая час жизни обитателей города. Сообщение между домами также осуществлялось по крышам. Так как кварталы Чатал-Хююка террасами поднимались по склону холма, то дома находились на разной высоте и с крыши на крышу можно было попасть по деревянным лестницам.
      Огромное поселение не имело оборонительных сооружений — наружные стены домов, располагавшихся по внешнему периметру города, сами по себе образовывали массивную стену, поэтому другие укрепления были не нужны. С этой стены защитники Чатал-Хююка, вооруженные луками, пращами и копьями, вполне могли дать отпор любому противнику, осмелившемуся напасть на город.
      Одной из самых драгоценных находок Чатал-Хююка стали многочисленные святилища — их насчитывается более сорока. Украшенные стенными росписями и глиняными рельефами, они распахнули перед исследователями огромный, дотоле абсолютно неизведанный мир религиозных верований, мифологии и культуры первых земледельцев.
      Святилища имели тот же план и устройство, что и жилые дома, но отличались богатством и особым характером убранства. Одно святилище обычно состояло из четырех или пяти комнат.
      В этих первобытных храмах Чатал-Хююка археологи нашли множество! статуэток из камня или обожженной глины, изображающих людей и животных. Эти фигурки вставлялись в специальные углубления в стенах и, вероятно, играли роль вотивных, т. е. принесенных в дар божеству. Эти статуэтки позволили ученым познакомиться с богами первых земледельцев.
      Главной фигурой в этом неолитическом пантеоне была Богиня-Мать, олицетворяющая плодородие, она же Мать-Земля, она же Покровительница зверей и охоты. Это древнее божество, корни которого уходят в верхний палеолит, предстает в трех ипостасях: в виде молодой женщины, в образе матери, дающей жизнь, и старой женщины, иногда сопровождаемой птицей смерти — грифом. Во всех случаях Великая богиня изображалась обнаженной.
      Божество, олицетворявшее мужское начало, изображалось в двух ипостасях: либо как мальчик или юноша — сын или возлюбленный Великой богини, либо как зрелый мужчина с бородой, часто сидящий верхом на быке — посвященном ему животном. Нередко мужское божество изображалось просто в виде бычьей или бараньей головы. Ряды рогатых бычьих голов нередко помещались вдоль стен на специальных скамьях или столбиках, придавая святилищу довольно устрашающий вид.
      Культ быка принадлежит к числу древнейших земледельческих верований. Позднее он вошел в целый ряд древних восточных религий. Связь культа Богини-Матери с культом быка демонстрируют вылепленные из глины рельефы, изображающие женщину, дающей жизнь голове быка или барана. На одном из рельефов Чатал-Хююка, высеченном из камня, фигура женщины предстает стоящей за леопардом, также, вероятно, считавшимся священным животным. В одном из святилищ обнаружен вылепленный из глины рельеф, изображающий ярко раскрашенных леопардов, обращенных головами друг к другу.
      Помимо рельефов, нередко достигающих высоты двух и более метров, святилища Чатал-Хююка украшают великолепные фрески — вероятно самые древние в мире. Эти рисунки, нанесенные красной, розовой, белой, кремовой и черной краской на еще сырые, выбеленные или покрытые розоватой обмазкой стены, сделаны в VI тысячелетии до н. э.
      В ярких, чрезвычайно разнообразных росписях Чатал-Хююка нашли свое отражение и древние культурные традиции охотников каменного века, и новые обычаи и верования первых земледельцев. Некоторые сюжеты воссоздают сцены охоты, где многочисленные загонщики окружают дикого быка, попавшего в западню, или настигают мчащегося оленя.
      Часто встречаются росписи с изображением человеческих рук. Они выполнены на красном фоне или нарисованы красной, розовой, серой или черной краской, сплошь покрывая стены или образуя бордюр вокруг центральных композиций. Обнаружено и много образцов геометрических росписей, часто очень сложных, напоминающих пестрые анатолийские ковры. В других росписях встречаются магические символы — руки, рога, кресты. Некоторые фрески кажутся целиком состоящими из символов, большинство из которых остаются для нас непонятными. При этом живописные изображения сочетаются с рельефными, резными и т. д. Среди полусотни святилищ Чатал-Хююка невозможно отыскать двух похожих друг на друга, и их разнообразие просто поражает.
      Многие сюжеты росписей, очевидно, связаны с загробным культом. На стенах двух больших святилищ изображены, например, огромные грифы, терзающие обезглавленные человеческие тела. Сцена из другого святилища изображает человека, вооруженного пращей и защищающегося от двух грифов.
      Тема грифов отражает погребальный обычай жителей Чатал-Хююка. Тела умерших они первоначально помещали в легкие шалаши из тростниковых плетенок и циновок, предоставляя их на растерзание грифам. После того как от покойника оставались лишь дочиста обглоданные кости, их собирали, заворачивали в ткани, кожи или циновки и погребали под платформами домов и святилищ. Иногда останки посыпали красной охрой и киноварью, а область шеи и лоб окрашивали синей или зеленой краской. С погребенными клали заупокойные дары: в женские захоронения — ожерелья, разнообразные браслеты, мотыги из диорита, обсидиановые зеркала, корзинки с румянами и косметические шпатели, в мужские — булавы с каменными навершиями, кинжалы, сделанные из крупных обсидиановых пластин, дротики и стрелы с обсидиановыми наконечниками.
      Женские захоронения, как правило, были богаче, что навело некоторых исследователей на мысль о царившем в Чатал-Хююке матриархате. Находки женских погребениях дали археологам еще один интереснейший материала Косметические шпатели, обсидиановые зеркала, корзиночки с румянами, изящные средиземноморские раковины, в которых сохранилась смесь охры с какими-то жировыми веществами, черная окись марганца и серо-черный гематит краски для ресниц и бровей, уложенные в пенальчики из шкур, — все эти находки несомненно свидетельствуют о том, что обитательницы этого «агрогорода» тщательно следили за своей внешностью и пользовались косметикой! А такое возможно лишь при весьма высоком уровне благосостояния, когда людям не надо было постоянно жить в страхе перед завтрашним днем.
      Как же выглядели обитатели Чатал-Хююка? Это были люди крепкого телосложения, высокого роста (мужчины — в среднем метр восемьдесят, женщины — метр семьдесят пять), стройные, длинноголовые (долихоцефалы), принадлежащие к евроафриканской расе. Их возраст составлял в среднем тридцать пять лет.
      Неолитическая цивилизация, открытая Дж. Меллартом Анатолии, по словам восторженных популяризаторов, «сияет, подобно сверхновой звезде в тусклой галактике современных ей земледельческих культур». Действительно, культура Чатал-Хююка весьма показательна как пример тех поистине огромных возможностей, которые открывал для человечества переход к земледелию. Ведь всего в нескольких сотнях километров от Чатал-Хююка в те же времена обитали племена пещерных людей, не поднявшихся выше охоты на диких зверей и примитивного собирательства. И влияние этого выдающегося культурного очага прослеживается далеко за пределами Анатолии — вплоть до Месопотамии. Но дольше всего его влияние чувствуется не на Ближнем Востоке, а в Европе, потому что именно на этом континенте неолитические культуры Анатолии положили начало земледелию, скотоводству и культу Богини-Матери — основам европейской цивилизации.
      Культура Чатал-Хююка вызвала значительные дискуссии о ее происхождении. Давались ей и различные интерпретации. Разумеется, исследователи не могли обойти проблему происхождения людей, совершивших «неолитическую революцию» на Ближнем Востоке. Сегодня обнаружены свидетельства — хотя пока и незначительные — непрерывного развития анатолийской культуры от верхнего палеолита к неолиту, то есть феномен Чатал-Хююка родился на местной почве. Большую роль в изучении происхождения этого феномена сыграли открытия профессора К. Кектена и доктора Е. Бостанчи в районе Антальи, которые показали, что в Анатолии существовало верхнепалеолитическое искусство западноевропейского типа. Некоторые антропологи считают, что древнейшие останки людей евро-африканской расы, зафиксированные в могильниках Анатолии, представляют собой потомков европейского верхнепалеолитического человека, того самого, кто создал великолепные росписи Альтамиры.
      После открытий Дж. Мелларта теорию «полумесяца плодородных земель» ришлось кардинальным образом пересматривать. Очевидно, что в X–VI 1сячелетиях до н. э. существовали две крупные области, где складывались первые земледельческо-скотоводческая культуры, предшествовавшие городам-цивилизациям Двуречья и долины Инда. Первая из этих областей — Восточное Средиземноморье, вторая — Северный Иран и юго-запад Средней Азии. И предстоит еще очень многое узнать о ранней истории этих удаленных друг от друга, но тем не менее связанных между собой районов, где когда-то, собственно говоря, и зародилась человеческая цивилизация.

ДОПОТОПНЫЙ УБЕЙД

      «Арам-Нахараим» — «Сирией между реками» называется верхнее Двуречье в Ветхом Завете. Мы знаем эту страну под именем Месопотамия. Две великие реки, Евфрат и Тигр, превратили эту страну в колыбель одной из самых древних мировых культур. Около 4400–4300 гг. до н. э. в Южном Ираке, на берегах рек Тиф и Евфрат, возникла убейдская земледельческая культура, развитие которой привело к сложению цивилизации шумеров.
      Слава шумерских городов-государств, таких как Урук, Ур, Лагаш, ставших носителями самой передовой культуры своего времени, дошла до наших дней. Шумеры создали одно из величайших достижений человеческого гения: на рубеже IV и III тысячелетий им удалось передать человеческую речь с помощью знаков и таким образом создать первую в истории человечества систему письма. Шумерские архитекторы изобрели арку. Шумеры одомашнили кур, создали первый агротехнический календарь, первый в мире рыбопитомник, первые в мире лесозащитные насаждения, первый библиотечный каталог, они записали первые в мире медицинские рецепты.
      Все это мы знаем сегодня. А всего восемьдесят лет назад наука имела о Шумерах и их происхождении довольно смутные представления. В 1850-х годах древности Южной Месопотамии изучал английский консул в Басре Д. Э. Тейлор, но, хотя его двухлетние раскопки дали весьма интересные результаты, открытия Тейлора не были оценены по достоинству, и исследования были прерваны. Спустя сорок лет здесь побывала экспедиция Пенсильванского университета (США), ограничившаяся частичными раскопками одного из найденных Тейлором объектов Этим история ранних исследований Южной Месопотамии и исчерпывается. Здешние места в ту пору слыли небезопасными, снаряжение экспедиции сюда было делом дорогостоящим, и охотников работать здесь фактически на свой страх и риск не находилось.
      Все изменилось с началом Первой мировой войны. В 1918 году вместе с британским экспедиционным корпусом, высадившимся в Месопотамии, в эти места попал призванный в армию ассистент Британского музея в Лондоне Кэмпбелл Томпсон. Несмотря на тяжелую солдатскую жизнь и изнуряющую жару, он нашел время для того, чтобы осмотреть некоторые холмы с погребенными в них руинами. Как оказалось позднее, Томпсон наткнулся на руины священного города Эриду, который шумеры считали древнейшим городом на Земле, и на развалины Ура — столицы шумеров, города библейского Авраама.
      Времени и средств на серьезные раскопки у Томпсона не было, но и тех нескольких дней, что он провел, роясь в развалинах, ему вполне хватило, чтобы понять всю значимость сделанного им открытия. Вернувшись в Лондон, Томпсон сумел заинтересовать своими находками Британский музей.
      Для раскопок в Месопотамии была сформирована экспедиция, руководителем которой был назначен Леонард Кинг. Но он внезапно заболел, и его место занял молодой ассириолог Р. Холл. Зимой 1918/1919 гг. экспедиция приступила к раскопкам в Эриду и Уре. При этом Холл постоянно отвлекался на поиски других, более интересных с его точки зрения археологических объектов, и наконец его внимание привлек холм Телль эль-Убейд, расположенный в 7 км к западу от Ура.
      И Холл нашел здесь много интересного. Он раскопал часть древнейшего в Месопотамии храма, относящегося к середине III тысячелетия до н. э. Этот древний храм из Эль-Убейда не был перекрыт позднейшими постройками и сохранил свой облик.
      Святилище стояло на искусственно сооруженной террасе, которая в свою очередь покоилась на стенах из обожженного кирпича. Наверх вела монументальная лестница из известняка. По ее обеим сторонам стояли изваяния львиных голов в натуральную величину, сделанные из битума и покрытые медью. Широко открытые глаза из красной яшмы, белого ракушечника, зеленого стеатита и красный далеко высунутый язык производили жуткое впечатление. «Попадались также маленькие быки из меди, битума и дерева», — сообщал Холл.
      Над входом в храм некогда помещался большой рельеф, изображающий орла с головой льва, держащего в когтях двух оленей. Перед храмом был устроен алтарь из обожженного кирпича. На его внешней поверхности красовался знак планеты Венеры — символ верховной богини шумеров Нингур (Инанны), «владычицы небесных высот»…
      Находки Холла были поразительны. Но нехватка средств — вечный бич археологов — заставила его прекратить дальнейшие раскопки. Лишь в 1922 году доктор Дж. Б. Гордон, директор Университетского музея в Пенсильвании (США), обратился к Британскому музею с предложением организовать совместную экспедицию в Месопотамию. Руководителем объединенной экспедиции был назначен английский археолог Леонард Вулли.
      Главной целью экспедиции был определен Ур. Но Вулли не мог пройти и мимо находок Холла, сделанных в Эль-Убейде. Его очень привлекал этот загадочный храм, который тогда считался древнейшим сооружением Месопотамии и вообще древнейшим зданием в мире, архитектуру которого можно было воссоздать более или менее достоверно. Забегая вперед, скажем, что с тех пор были найдены и более древние здания, однако в Элъ-Убейде экспедиции Вулли удалось сделать еще одно открытие, хоть и не столь сенсационное, но не менее интересное. А пока изучение Эль-Убейда он начал с продолжения раскопок храма, начатых Холлом.
      «Обкопав лестницу и двигаясь дальше вдоль стены, — писал Л. Вулли, — мы нашли между лестницей и дальним углом площадки две трехметровые деревянные колонны, инкрустированные перламутром, сланцем и красным камнем, а также другие пальмообразные колонны и брусья, обшитые листами меди. Здесь же были свалены четыре медные статуи стоящих быков с повернутыми назад и прижатыми к плечу головами. Вдоль стены лежали медные рельефы, изображающие отдыхающих животных, а между ними фрагменты мозаичного фриза, на котором фигуры из белого известняка или ракушечника выделялись резкими силуэтами на фоне черного шифера, окантованного полосками меди. И тут же мы повсюду находили разбитые или целые инкрустированные глиняные цветы на конусообразных стеблях».
      Вулли так реконструирует облик древнего храма: «На карнизе верхнего края площадки, вдоль цоколя храмовой стены, стояли статуи (четырех) быков, и, очевидно, на их уровне в стену были вставлены глиняные цветы, так что животные как бы паслись на цветущем лугу Над ними на фасаде сверкал медный фриз с рельефным изображением отдыхающих животных, еще выше был укреплен мозаичный фриз со сценой доения и, наконец, на самом верху — фриз с изображением птиц "
      Под фундаментом храма были найдены две фигуры тельцов, высеченные из известняка. Очевидно, они служили опорами трона со статуей бога на нем Священным символом этого бога, по-видимому, был баран. Рядом нашли маленький барельеф из алебастра с сильно выветрившимся изображением, сохранившимся лишь наполовину. На нем можно рассмотреть лодку серповидной формы с каютой или навесом посередине «На одной стороне изображен стоящий на корме мужчина, а в каюте — свинья (кабан?). На Другой стороне на месте мужчины изображены две рыбы, а на месте свиньи — гусь», — так описал находку Вулли.
      Когда и кем было построено святилище в Эль-Убейде? На этот вопрос археологи сумели получить точный ответ: на одном из камней фундаменту вырезано имя второго царя первой династии Ура с титулом и полным именем: Аанни-падца, жившего около 3100 года до н. э.
      Во втором, меньшем по размерам холме, примыкающем к храму, археологи нашли множество могил. Это были очень бедные погребения: в них не было почти ничего, кроме глиняной посуды. Вулли предположил, что могилы появились в одно время с храмом А-анни-падды, поскольку они расположены от него поблизости: обычно священная земля рядом с храмом считается самым подходящим местом для кладбища. Таким образом, можно с уверенностью было отнести это кладбище к эпохе первой династии царей Ура, а поскольку в нем оказалось множество глиняных сосудов самых различных видов, археологи получили великолепную отправную точку для датировки последующих открытий.
      При любых раскопках, будь то здание или кладбище, глиняная посуда составляет основную массу находок. Форма бытовых глиняных сосудов меняется, по мере того как развивается или деградирует культура, изменяется социальный строй, происходят новые открытия или просто возникает новая мода. Некоторые типы сосудов могут долго оставаться без изменений, однако большинство со временем меняется. То же самое относится и к прочим предметам, но поскольку глиняные сосуды наиболее многочисленны — обожженная глина, несмотря на свою хрупкость, практически не разрушается, — то лучше и удобнее опираться при датировке именно на них.
      Тогда, в 1923 году, археологи имели очень слабое представление о типах месопотамских глиняных сосудов разных периодов, а о сосудах наиболее древнейших эпох — совсем ничего. Поэтому находка в Эль-Убейде имела огромное значение. Археологи обнаружили там более сотни разновидностей сосудов и изучили способы их изготовления. Тот факт, что все они относятся к определенному историческому периоду, сыграл большую роль, и, когда начались раскопки других шумерских поселений, исследователи сумели правильно датировать их время, в основном опираясь на образцы глиняной посуды из могил Эль-Убейда.
      Глиняная посуда позволила пролить свет и на загадку происхождения убейдцев, являвшихся прямыми предками шумеров. Сопоставив все известные данные, исследователи пришли к выводу, что глиняная посуда Эль-Убейда имеет не местное происхождение. Очевидно, первые поселенцы принесли сюда стиль и формы керамики из своей родной страны. Где же она находилась? Единственное место, где была обнаружена керамика сходного типа, — это Элам, горная область, расположенная на юго-западе современного Ирана. Именно отсюда в плодородную долину Евфрата шесть тысяч лет назад пришел земледельческий народ, владевший искусством тонкой обработки камня, возделывавший землю каменными мотыгами, размалывавший зерно на каменных ступках и ручных жерновах и делавший серпы из обожженной глины. Эти люди около 4400–4300 гг. до н. э. создали в Южном Ираке так называемую убейдскую культуру, с распространением которой по всей Месопотамии начинается новая эра, приведшая к шумерской цивилизации.
      Еще четверть столетия назад считалось, что убейдцы были примитивными обитателями болот, жили в тростниковых хижинах, охотились, ловили рыбу и лишь иногда занимались земледелием, подобно современным обитателям юга Ирака («болотным» арабам). Сегодня очевидно, что это мнение было глубоко ошибочным. Более всего усилению убейдцев способствовали подъем торговли и развитое земледелие. Однако ничто так явно не указывает на изменения в культуре, как начавшееся в городах строительство монументальных храмов. Возведенные из появившегося в это время сырцового кирпича, иногда на каменных фундаментах, они господствовали над городами с высоты древних холмов. Однако храм Эль-Убейда по-прежнему остается единственным исследованным памятником архитектуры времен первой династии Ура.
      Распространение убейдской культуры по всей Нижней Месопотамии и само ее существование, не говоря уже о процветании, было бы невозможно без широкого использования ирригации. С развитием культуры и улучшением ирригационной техники богатая и плодородная долина Евфрата становится перенаселенной. Начинается продвижение населения вверх по Тигру и Евфрату в поисках новых земель В долгой истории Месопотамии эти переселенцы были первыми на этом пути. За ними последовали другие. На всей обширной территории Двуречья, даже к северу от гор Тавра — в долинах Малатии, Элазига и Палу, теперь. находят убейдскую керамику На северо-западе убейдское влияние достигает Мерсина в Киликии. На северо-востоке оно доходит до Азербайджана, на востоке достигает Хузистана. Юго-западная граница распространения убейдской керамики пролегает по реке Оронт (Западная Сирия). Никогда прежде ни одна культура не распространяла своего хотя бы поверхностного влияния на такую огромную территорию'
      Но самым неожиданным открытием археологов стал тот факт, что культуру Эль-Убейда погубил всемирный потоп!
      «В 1929 году завершились раскопки царского кладбища в Уре, — вспоминал Леонард Вулли. — Найденные в могилах сокровища свидетельствовали о поразительно высокой цивилизации, и именно потому было особенно важно установить, через какие этапы человек поднялся до таких высот искусства и культуры. Вывод напрашивался сам собой: нужно продолжать копать вглубь…
      Мы начали с того слоя, где были обнажены захоронения, и отсюда стали рыть маленькую квадратную шахту площадью полтора метра на полтора. Мы углубились в нижний слой, состоявший из обычной, столь характерной Для населенных пунктов смеси мусора, распавшихся необожженных кирпичей, золы и черепков На глубине около метра внезапно все исчезло: не было больше ни черепков, ни золы, а одни только чистые речные отложения. Араб-землекоп со дна шахты сказал мне, что добрался до чистого слоя почвы, где уже ничего не найдено, и хотел перейти на другой участок.
      Я спустился вниз, осмотрел дно шахты и убедился в его правоте, но затем сделал замеры и обнаружил, что «чистая почва» находится совсем не на той глубине, где ей полагалось бы быть. Я исходил из того, что первоначально Ур был построен не на возвышенности, а на невысоком холмике едва выступавшем над болотистой равниной, и, пока факты не опровергнут моей теории, я не собирался от нее отказываться. Поэтому я приказал землекопу спуститься вниз и продолжать работу.
      Араб неохотно начал углублять шахту, выбрасывая на поверхность чистую землю, в которой не было никаких следов человеческой деятельности. Так он прошел еще два с половиной метра, и вдруг появились кремневые осколки и черепки расписной посуды, такой же, как в Эль-Убейде.
      Я еще раз спустился в шахту, осмотрел ее и, пока делал записи, пришел к совершенно определенному выводу. Однако мне хотелось узнать, что скажут об этом другие. Вызвав двух участников экспедиции, я 'изложил им суть дела и спросил, что из этого следует. Оба стали в тупик. Подошла моя жена, и я обратился к ней с тем же вопросом.
      — Ну, конечно, здесь был потоп! — ответила она не задумываясь. И это был правильный ответ».
      Будучи на сто процентов уверенным в своей правоте, Вулли все же не стал спешить с окончательными выводами — вряд ли уместно говорить о всемирном потопе, ссылаясь на единственную шахту площадью в один квадратный метр. Поэтому в следующий сезон Вулли наметил на обнаженном нижнем слое царского кладбища прямоугольник площадью 23x18 м и приступил к раскопкам этого огромного котлована. В конечном счете он достиг глубины девятнадцати метров.
      Под гробницами оказался пласт мусора, скопившегося на краю древнего города. Котлован уходил вниз от более древнего слоя, чем тот, в котором находились захоронения. Их разделял довольно значительный пласт отбросов, скопившихся здесь за какой-то период времени. Судя по их количеству, этот период был весьма значительным.
      Едва начался новый этап раскопок, как археологи натолкнулись на развалины домов. Стены были сложены из прямоугольных кирпичей с округленно-выпуклой верхней частью. Подобные же кирпичи встречались в Эль-Убейде. Под этими развалинами лежал второй слой построек, а под ним — третий. Углубившись на семь метров, археологи прошли таким образом по крайней мере восемь пластов с руинами домов, причем все они были воздвигнуты над остатками построек предшествующей эпохи. В трех нижних пластах вместо плоско-выпуклых кирпичей пошли обычные кирпичи с плоским верхом, и глиняная посуда была здесь иного типа. Затем развалины зданий сразу исчезли, и археологи углубились в плотный слой глиняных черепков. Он оказался толщиной около шести метров. В нем на разных уровнях попадались печи для обжига глиняной посуды; здесь явно располагалась когда-то гончарная мастерская. Масса глиняных черепков представляла собой остатки поврежденных при обжиге изделий, треснувших или формированных. Поскольку такой брак уже нельзя было сбыть, гончары просто разбивали его, и черепки накапливались вокруг печи до тех пор, пока не загромождали все пространство. Тогда над старой, погребенной под черепками печью складывали новую. Судя по шестиметровому пласту черепков, мастерская работала здесь очень долго. Изучая остатки ее бракованной продукции, можно было проследить развитие гончарного искусства за весь этот период.
      По мере углубления в пласт, образовавшийся около печи для обжига, характер черепков менялся. Расписная многоцветная посуда уступила место одноцветной. На отдельных крупных осколках хорошо сохранился либо густо-красный цвет, полученный с помощью раствора красного железняка, либо серый или черный, появившийся в результате «дымного обжига», когда дым специально удерживается в печи для того, чтобы глина прокоптилась.
      Еще глубже археологи нашли тяжелый диск из обожженной глины диаметром около метра с отверстием в центре (для оси) и маленьким отверстием у края для ручки. Это был гончарный круг, а точнее — древнейший образец этого приспособления, с изобретением которого человек сделал первый шаг от чисто ручного труда к машинному.
      Всего на тридцать сантиметров ниже того уровня, где был найден гончарный круг, характер находок снова изменился. Археологи вступили в слой черепков расписной посуды типа убейдского, изготовленной вручную. Однако по сравнению с подлинной утварью Эль-Убейда эта посуда имела ряд отличий. Она была вылеплена мастером из глины такого же беловатого или зеленоватого цвета, но черный орнамент в большинстве случаев сведен до минимума; сплошные горизонтальные полосы или простейшие фигуры нанесены невнимательно и небрежно. Все это явно свидетельствовало о крайней степени упадка, к тому же сам слой был весьма тонок.
      Дальше пласт черепков неожиданно оборвался. Под ним лежал слой чистого ила, нанесенный потопом. В наносном слое было выкопано несколько могил, в которых археологи нашли посуду типа убейдской, но более пышно украшенную, чем в верхнем пласте подле гончарной печи. А в одной из могил оказался медный наконечник копья. Как позднее оказалось, это — самый ранний пример использования металла для изготовления оружия или инструментов.
      Все скелеты в могилах лежали в вытянутом положении на спине, руки были сложены ниже живота. В более поздних захоронениях Месопотамии такая поза не встречается вплоть до начала греческого периода. Подобное изменение погребального ритуала очень важно: оно свидетельствует о коренных переменах в религии народа. В некоторых могилах были найдены терракотовые фигурки того же типа, что и в развалинах домов Эль-Убейда. Все они изображают обнаженных женщин, иногда женщину, кормящую грудного ребенка, но чаще всего это просто женские статуэтки со сложенными спереди руками.
      Все могилы были выкопаны в илистых отложениях значительно позже потопа, но в то же время они были гораздо древнее гончарной мастерской, построенной над ними в самом конце убейдского периода. Ниже могил лежал илистый пласт, достигающий трех с половиной метров толщины, совершенно чистый и однообразный, если не считать едва заметной прослойки более темного цвета. Микроскопический анализ показал, что эта прослойка наносного происхождения образована почвами, принесенными из средней части Евфрата.
      Еще ниже снова появились следы человеческого поселения — распавшиеся необожженные кирпичи, зола и черепки. Археологи насчитали три последовательных напластования. Здесь в изобилии попадались богато расписанные сосуды убейдского типа, глиняные фигурки и плоские, прямоугольные кирпичи, сохранившиеся благодаря тому, что по какой-то случайности попали в огонь, а также куски глиняной штукатурки, тоже обожженной пламенем. С одной стороны эти куски были гладкими, плоскими или выпуклыми, а на другой их стороне сохранились отпечатки стеблей тростника. Эти куски отваливались от стен тростниковых хижин, которые, судя по раскопкам в Эль-Убейде, были таким же обычным жилищем для племен, обитавших здесь до потопа, как для современных «болотных» арабов.
      Первые хижины были выстроены на узкой илистой отмели, возникшей главным образом в результате отложений растительных остатков. Среди них попадаются черепки, лежащие горизонтальными, утолщающимися в глубину слоями. Впечатление такое, словно здесь их бросали в воду и они медленно, под влиянием собственной тяжести, оседали сквозь жидкую тину на дно. Еще на метр ниже современного уровня моря залегал плотный слой зеленой глины с извилистыми коричневыми полосами, оставленными корнями тростника. Здесь уже нет никаких следов человеческой деятельности. Это — дно Месопотамии.
      Раскопки столь обширного котлована были длительными и дорогостоящими, но зато они полностью вознаградили археологов обилием нового исторического материала и дали ряд ценных подробностей. Выкопанный Вулли котлован как книга рассказал исследователям всю древнюю историю этой земли.
      Зеленая глина нижнего слоя была дном древнего болота, окружавшего остров в те времена, когда его заняли первые поселенцы. Глину пронизывали корни тростника, сверху на нее осаждались мертвые листья и стебли, в нее погружался весь мусор, который бросали с острова. Постепенно глина загустевала, болото мелело, и наконец на его месте возникла суша. Когда она достаточно окрепла, люди начали строить и на ней свои хижины. Теперь это место стало как бы подножием холма, на котором стоял город.
      Великий потоп смыл расположенные в низине кварталы и занес их илом, разумеется, не все люди погибли. Уцелевшие сохранили остатки древней культуры: ее следы археологи нашли в захоронениях. Но люди эти опустились и обнищали, и к тому времени, когда на месте древнего кладбища возникли гончарные печи, традиционное искусство окончательно пришло в упадок.
      Появление в гончарном слое красной, черной и серой посуды открывает новую главу в истории дельты. В богатую, но теперь обезлюдевшую долину хлынула новая волна пришельцев, на сей раз с севера. Они принесли с собой более развитую культуру — умение свободно пользоваться металлом, искусно обрабатывать медь и изготовлять посуду не руками, а на гончарном круге. Сначала они просто селились рядом с уцелевшими от потопа убейдцами, но вскоре стали хозяевами страны.
      О потопе свидетельствуют и другие источники. В начале списка царей Ура, обнаруженном экспедицией Вулли, перечисляются имена легендарных правителей; каждый из них царствовал сказочно долго — тысячи лет. «Но вот пришел потоп. После потопа царская власть была вновь ниспослана свыше». Составители списка царей рассматривали потоп как некий перерыв в истории их страны Теперь это уже не просто образная легенда — для древних летописцев она имела значение подлинных фактов Их изложение настолько полно, что легенда становится правдоподобной, в противном случае она не имела бы смысла. Разумеется, это отнюдь не означает, что все подробности легенды достоверны. Но в основе ее лежит исторический факт — это был тот самый потоп, который мы называем всемирным.
      Сегодня мы знаем, что все древние города Месопотамии сохранили следы наводнений, происходивших в разное время. Зачастую такие наводнения местного характера возникали в результате дождей. Однако нигде ни разу не встречалось даже отдаленно похожего на то, что обнаружил Вулли на дне выкопанного им котлована. Здесь перед археологами предстали последствия такого наводнения, какого Месопотамия не знала за всю свою многовековую историю, — в этом не приходится сомневаться.
      В Библии говорится, что во время Всемирного потопа вода поднялась на восемь метров По-видимому, так оно и было: максимальная толщина принесенного потопом слоя ила доходит до трех с половиной метров, то есть вода должна была подниматься по крайней мере на семь с половиной метров Во время такого наводнения на плоской низменности Месопотамии под водой оказалось огромное пространство — километров пятьсот в Длину и сто пятьдесят в ширину Вся плодородная долина между горами Элама и плато Сирийской пустыни была затоплена, все деревни разрушены, и, очевидно, лишь немногие города, расположенные на искусственных холмах, уцелели после такого бедствия. Другие, и в том числе Эль-Убейд, были покинуты жителями и заброшены надолго или навсегда. Потоп уничтожил культуру Эль-Убейда.
      Разумеется, это был не Всемирный потоп, а всего лишь наводнение в долине Тигра и Евфрата, затопившее населенные районы между горами и пустыней. Но для тех, кто здесь жил, долина была целым миром. Большая часть обитателей долины, вероятно, погибла, и лишь немногие пораженные ужасом жители дожили до того дня, когда бушующие воды начали наконец отступать. И нет ничего удивительного в том, что они увидели в этом бедствии ниспосланную свыше кару. И если при этом какому-то семейству — например, Ноя — удалось на лодке спастись от наводнившего низменность потопа, то в этом тоже нет ничего удивительного. Ведь легенды, как известно, всегда имеют под собой реальную почву.

ТЕЛЛЬ-ХАЛАФ

      В 1899 году в забытой богом сирийской деревушке Рас-эль-Аин, расположенной у истоков реки Хавур, впадающей в Евфрат, появился 39-летний барон Макс фон Оппенгейм, сопровождаемый охраной из 25 вооруженных людей. Уроженец Кельна, барон с молодых лет увлекался путешествиями по странам Востока. Немалое состояние вполне позволяло ему это. Он побывал в Марокко, Алжире, долгое время жил в Египте, путешествовал по Индии и Восточной Африке. В последнее время барон странствовал по Северной Аравии, Сирии и Месопотамии, изучая язык и обычаи бедуинов. Одновременно он занимался поисками древних культур, хотя археологом в строгом смысле этого слова Оппенгейм не был. Его можно отнести к числу последних представителей того поколения путешественников — любителей древностей, которые, собственно, и заложили фундамент археологической науки.
      Встреча с бедуинами, кочевавшими в окрестностях Рас-эль-Аина, оказалась для Макса фон Оппенгейма судьбоносной. Именно от них он узнал 0 таинственных находках, которые местные жители обнаружили на одном из окрестных холмов. Это были какие-то необыкновенные каменные изваяния, изображающие животных с человеческими головами.
      Загоревшийся Оппенгейм решил увидеть эти изваяния собственными глазами. Он немедленно отправился в Рас-эль-Аин и здесь от жителей деревушки впервые услышал название Телль-Халаф. Так назывался холм, где были найдены таинственные скульптуры. Сегодня это название можно встретить в любом научном труде, посвященном археологии Ближнего Востока. А тогда, сто лет назад, Оппенгейм вспомнил лишь, что название Халаф, так же как и река Хавор (Хавур), упоминается в Библии. Боже, каким же древним должен быть этот холм!
      19 ноября 1899 года Макс фон Оппенгейм начал разведывательные раскопки на вершине Телль-Халафа. Ему сразу же повезло: перед ним открылась часть фасада большого дворца, фрагменты покрытых рельефами стел, каменные статуи. Несомненно, под холмом Халаф скрываются необыкновенно интересные открытия!
      Но у Оппенгейма не было официального разрешения на раскопки, и вообще вся его экспедиция было всего лишь импровизацией. Поэтому барон прекратил работы, прикрыл все находки землей и уехал из Телль-Халафа с твердым намерением вернуться и продолжить исследования.
      Он вернулся сюда лишь десять лет спустя, в 1911 году. Но его возвращение поистине можно было назвать триумфальным. Макс фон Оппенгейм прибыл в Телль-Халаф во всеоружии — в сопровождении опытных специалистов, врача, секретаря, лакея и собранного на собственные средства каравана из тысячи верблюдов, на спинах которых был доставлен багаж экспедиции, запасы провизии и строительные материалы для лагеря. Это было весьма предусмотрительно, так как в этой пустынной местности, среди песков и болот, нельзя было найти ничего — ни гвоздя, ни лопаты, ни продовольствия. Как оказалось, здесь нельзя было найти даже рабочих, и Оппенгейму лишь в очень отдаленных селениях с большим трудом удалось нанять двести армянских крестьян. В последующее время число рабочих увеличилось до пятисот.
      Свои раскопки Оппенгейм начал на старом месте. Снова из земли встали стены разрушенного дворца и могучие статуи-колоссы, изображавшие сфинксов с женскими головами. Найденные здесь же каменные барельефы изображали охоту на быков, борьбу льва и быка, человека и льва. «Ощупью продвигаясь вперед вдоль вымостки, на которой находились изваяния из камня, — вспоминал Оппенгейм, — мы постепенно освободили остатки отец и помещений дворцового храма. Следуя в направлении ворот, пробитых в большом фасаде, мы достигли первого храмового помещения».
      Раскопанный Оппенгеймом храм в Телль-Халафе существовал в XI–IX вв. до н. э., в эпоху процветания государства Митанни. О том, что здесь к этому времени сложились свои, весьма самобытные культурные традиции, свидетельствует хотя бы портик храма: его перекрытие покоилось на головах трех божеств, стоящих на спинах свирепых зверей с раскрытыми пастями и сверкающими глазами, что в целом выглядело очень грозно и торжественно.
      Но повсюду археологи натыкались на следы разрушений и пожара. На каменном полу храма лежали остатки обгоревших рухнувших перекрытий. В восточном углу зала в неестественной позе лежал скелет молодой девушки с сохранившимися украшениями. Несомненно, что храм Телль-Халафа погиб в огне войны.
      Ученые, казалось, стояли на пороге тайны. Но раскопки шли очень медленно. В тяжелом, нездоровом климате люди заболевали, многих больных пришлось отправить подальше от этих гиблых мест. Заболел и сам Оппенгейм. А в 1914 году раскопки пришлось надолго прервать — началась Первая мировая война.
      Лишь спустя 14 лет, в 1927 году, Оппенгейм вернулся в Телль-Халаф и продолжил исследования, еще больше углубившись в недра холма. И здесь его ждали главные, хотя и менее выразительные находки…
      Это были амулеты с изображениями быков, баранов и фантастических существ — полурыб-полузмей с человеческими головами. Это были грубые глиняные фигурки сидящих на корточках женщин, рожающих уродливых, часто безголовых младенцев. Это была яркая керамическая посуда характерной яйцевидной формы. И все эти находки датировались концом VI–V тысячелетиями до н. э.
      Макс фон Оппенгейм нашел в Телль-Халафе остатки одной из древнейших земледельческих культур Передней Азии.
      Сегодня термин «халафская культура» прочно вошел во все научные труды и учебники. Следы этой культуры встречают от верховьев Евфрата до гор Тавра на севере и Ура на юге. Ее создателями, вероятно, были пришельцы с севера, первоначальная родина которых находилась в «Турецкой Месопотамии».
      Благодаря позднейшим раскопкам сегодня наши сведения о халафской культуре сравнительно полны. Предполагается, что в этот период уже был известен металл, поэтому к нему применяют термин «халколит». Но наиболее характерным признаком халафской культуры является керамика сравнительно простых форм, щедро украшенная натуралистическим орнаментом — головами быков и муфлонов, полнофигурными изображениями леопардов, оленей, змей, скорпионов, птиц, онагров, а также людей. Нередко орнамент образуют схематические изображения деревьев, растений и цветов или просто тесно расположенные прямые или волнистые линии, скопления точек и кругов. Точно такой же простой узор можно и сегодня встретить на медных сосудах, продающихся на базарах Ближнего Востока.
      Ранняя халафская керамика покрыта красной или черной росписью по фону абрикосового цвета. В более поздний период изготовлялась керамика более сложных форм с кремовой обмазкой и заостренным отогнутым венчиком. В заключительный период халафцы делали большие многоцветные «тарелки» с тщательно орнаментированной центральной частью.
      Керамика — самое замечательное достижение халафской цивилизации. Но для нее характерно и множество других интересных черт — архитектура, религия, резьба по камню, ткачество и торговля. Поселения халафского периода состояли из двухкомнатных домов, вытянутых вдоль мощеных улиц. В каждом доме было круглое сводчатое помещение и длинный прямоугольный вестибюль, возможно, с двускатной крышей. Эти дома сооружались на каменных фундаментах со стенами из грубо вылепленного кирпича-сырца, так как формованный кирпич в это время в Месопотамии еще не был известен. Остатки святилищ с бычьими рогами, огромные рога животных, изображенных на глиняных сосудах, свидетельствуют о том, что здесь господствовал культ быка, служившего объектом поклонения как символ мужской плодовитости. Многочисленные женские статуэтки доказывают существование у халафцев и культа Богини-Матери.
      Носители халафской культуры были земледельцами. Они выращивали пшеницу-эммер, ячмень, лен. Рисунки на халафских сосудах свидетельствуют о высоком развитии ткачества, главным образом, видимо, шерстяных тканей. Возможно, халафцами были одомашнены козы и овцы.
      Торговые связи халафцев были необыкновенно широкими и хорошо организованными. Они простирались от Персидского залива до Средиземного моря. Никогда до этого ни одна культура не осуществляла столь широкой торговой экспансии.
      Конец халафской культуре положили пришельцы с юга Месопотамии — носители убейдской культуры, двинувшиеся на север в поисках новых земель. Халафская культура была уничтожена или исчезла, по-видимому, около 4400–4300 гг. до н. э., и сегодня материальные свидетельства этой удивительно яркой земледельческой цивилизации можно увидеть лишь в многочисленных музеях, в том числе и в знаменитом музее Телль-Халафа в Берлине, основанном Максом фон Оппенгеймом.

3. ПЕРЕДНЯЯ АЗИЯ И БЛИЖНИЙ ВОСТОК ЛАГАШ, ПЕРВЫЙ НАЙДЕННЫЙ ГОРОД ШУМЕРОВ

ПЕРЕДНЯЯ АЗИЯ И БЛИЖНИЙ ВОСТОК

      Нижняя Месопотамия — страна шумеров. Территория, где зародилась эта древнейшая цивилизация мира, ограничивается плодородной долиной двух рек, Тигра и Евфрата. К западу от нее расстилалась безводная и каменистая пустыня, с востока подступали горы, населенные полудикими воинственными племенами.
      Земля страны шумеров — недавнего происхождения. Раньше Персидский залив вдавался здесь глубоко в материк, доходя до современного Багдада, и только в сравнительно поздний период вода уступила место суше. Произошло это не вследствие какого-то внезапного катаклизма, а в результате отложений речных наносов, постепенно заполнивших огромную впадину между пустыней и горами. Сюда, на эти земли, с юго-востока современного Ирана пришли земледельческие племена, давшие начало убейдской культуре, распространившейся затем на всю Месопотамию. На рубеже IV и III тысячелетий до н. э. в южной части междуречья Тигра и Евфрата появились первые государственные образования. К началу III тысячелетия до н. э. здесь сложилось несколько городов-государств — Эриду, Ур, Урук, Ларса, Ниппур. Они располагались на естественных холмах и были окружены стенами. В каждом из них жило приблизительно 40–50 тыс. человек. Правители этих городов носили титул лугаль («большой человек») или энси («жрец-владыка»).
      Во второй половине III тысячелетия до н. э. лидером среди городов Шулера становится Лагаш. В середине XXV в. его армия в жестокой битве разгромила своего извечного противника — город Умму. За время шестилетнего правления Уруинимгины, энси Лагаша (2318–2312 гг. до н. э.), были осуществлены важные социальные реформы, которые являются древнейшими известными на сегодняшний день правовыми актами в области социально-экономических отношений. Уруинимгина провозгласил лозунг: «Пусть сильный не обижает вдов и сирот!» От имени верховного бога Лагаша он гарантировал права граждан города, освободил от податей жрецов и храмовую собственность, отменил некоторые налоги с ремесленников, уменьшил размеры трудовой повинности по строительству оросительных сооружений, ликвидировал полиандрию (многомужество) — пережиток матриархата.
      Однако расцвет Лагаша длился недолго. Правитель Уммы Лугальзагеси, заключив союз с Уруком, напал на Лагаш и разгромил его. Впоследствии Лугальзагеси распространил свое господство почти на весь Шумер. Столицей его государства стал Урук. А Лагаш медленно угасал, хотя его название еще изредка встречается в документах вплоть до времени правления вавилонского царя Хаммурапи и его преемника Самсуилуны. Но постепенно глина и пески поглотили город. В III веке до н. э. арамейский правитель Ададнадин-аххе построил на его руинах свой дворец, который позднее также был разрушен.
      В 1877 году в иракский город Басру приехал вице-консул Франции Эрнест де Сарзек. Как и многие другие дипломаты той поры, работавшие на Ближнем Востоке, он страстно интересовался древностями и все свободное время посвящал обследованию ближних и дальних окрестностей Басры, в которой тогда жило около 20 тыс. человек. Сарзека не пугали ни жара, доходившая до сорока градусов, ни нездоровый, гнилой климат. В сопровождении местных проводников он пробирался через тростниковые заросли и заброшенные, пересохшие каналы, преследуемый тучами комаров, знакомился с жизнью «болотных арабов» и бедуинов, приходивших из глубин пустыни и разбивавших на окраинах Басры свои черные палатки из козьего волоса.
      Упорство Сарзека увенчалось успехом. Кто-то из крестьян рассказал ему о кирпичах со странными знаками, которые часто попадаются в урочище Телло, расположенном к северу от Басры, в междуречье Тигра и Евфрата. Прибыв на место, Сарзек сразу приступил к раскопкам.
      Они продолжались несколько лет и увенчались редким успехом. В пустынном урочище Телло, под целым комплексом оплывших глинистых холмов, Сарзек обнаружил руины Лагаша, а в них — огромный, хорошо систематизированный архив, состоявший более чем из 20 тыс. клинописных табличек и пролежавший в земле почти четыре тысячелетия. Это была одна из крупнейших библиотек древности.
      Как оказалось, Лагаш был во многом нетипичен для городов Шумера: он представлял собой скопление поселений, окружавших сложившееся ранее основное ядро города. В Лагаше была обнаружена целая галерея скульптур правителей города, в том числе ныне знаменитая группа скульптурных портретов правителя Гудеа. Из высеченных на них надписей и из текстов глиняных табличек ученые узнали имена десятков царей и других выдающихся людей того времени, живших в III тысячелетии до н. э. Из текста «Стелы Коршунов» (2450–2425 гг. до н. э.) стало известно содержание договора, заключенного правителем Лагаша Эаннатумом с правителем поверженной Уммы, а рельефы, высеченные на стеле, рассказали о том, как происходила битва между армиями обоих городов-государств. Вот правитель Лагаша ведет в бой легковооруженных воинов; затем — он же бросает на прорыв тяжеловооруженную фалангу, которая и решает исход сражения. Над опустелым полем битвы кружатся коршуны, растаскивающие трупы врагов.
      На других барельефах изображены быки с человеческими головами У некоторых быков вся верхняя часть туловища — человеческая. Это — отголоски древнего земледельческого культа быка; здесь мы наблюдаем превращение бога-быка в бога-человека.
      На серебряной вазе из Лагаша — одном из шедевров шумерского искусства середины III тысячелетия до н. э. — изображены четыре орла с львиными головами. На другой вазе — две увенчанные коронами змеи с крыльями. Еще на одной вазе изображены обвившиеся вокруг жезла змеи.
      Открытие Сарзека сбросило покров тайны, окутывавший шумерскую цивилизацию. Еще недавно по поводу шумеров в научном мире велись ожесточенные споры, некоторые ученые отвергали сам факт существования этого народа. А тут был найден не только шумерский город, но и огромное количество клинописных текстов на языке шумеров!
      Сенсационное открытие Лагаша побудило ученых разных стран отправиться на поиски других шумерских городов. Так были открыты Эриду, Ур, Урук. В 1903 году французский археолог Гастон Крое продолжил раскопки Лагаша. В 1929–1931 годах здесь работал Анри де Женильяк, а затем еще два года — Андре Парро. Эти исследования Лагаша обогатили науку новыми многочисленными находками. Даже сегодня, когда прошло уже более ста лет со времени открытия Лагаша, эти находки не утратили своего значения.

ЛЕОНАРД ВУЛЛИ И ОТКРЫТИЕ ЦАРСКИХ ГРОБНИЦ В УРЕ

      В Южной Месопотамии, приблизительно на полпути от Багдада к Персидскому заливу, посреди голой и бесплодной пустыни высятся нагромождения холмов. Арабы называют это место «Тал ал-Муккайир» («Смоляной холм»). Трудно даже поверить, что некогда эта пустыня была обитаема. И тем не менее здесь, под слоем выветренной породы, покоятся руины древнего города, известного как «Ур халдеев», или «Ур Халдейский». Но история Ура берет свое начало задолго до появлении в Двуречье халдейских племен.
      Ур — один из древнейших городов мира. По преданию, его уроженцем был библейский праотец Авраам. Этот город стал играть важную роль в III тысячелетии до н. э. Около 2350 года до н. э. правитель города Аккад (его местонахождение до сих пор не установлено) по имени Саргон (Саргон Великий, Саргон Древний, Саргон Старший, Саргон Аккадский) захватил цветущие города Южного Двуречья. Его войска дошли до Малой Азии, до предгорьев Тавра. Этот первый известный во всемирной истории великий завоеватель правил, по его собственным словам, 55 лет. В память о себе он оставил потомкам клинописный текст, в котором рассказал о перипетиях своей фантастической биографии:
      «Я — Саргон, могучий жрец Аккада. Мать моя — жрица, отца я не знал. Мой город — Асупирану, что лежит на берегу Евфрата. Мать моя родила меня втайне. Положила в тростниковый ящик, вход смолою закрыла, бросила в реку. Понесла река, принесла меня к Акки-водолею. Акки-водолей багром меня поднял. Акки-водолей садовником меня сделал. Я был садовником, меня полюбила богиня Иштар. Пятьдесят пять лет я был на царстве».
      По-аккадски имя Саргона звучало как Шаррукин — «истинный царь». Вероятно, это было тронное имя Саргона. Шаррукин-Саргон подчинил шумеров и продвинулся, как говорится в хрониках того времени, «до кедрового леса и серебряных гор» — определение, под которым нетрудно угадать Ливанские горы и горы Тавра. Вскоре его царство простиралось от Верхнего Моря (Средиземного) до Нижнего (Персидского залива). Во всех больших городах царства возводились грандиозные постройки. Вся центральная часть страны между Евфратом и Тигром была усеяна многоэтажными ступенчатыми башнями — зиккуратами, по которым боги должны были спускаться к верующим.
      Династия Саргона правила двести лет, а затем пала. Около 2200 года до н. э. Двуречье было покорено племенами кутиев, в эпоху которых гегемония перешла к Лагашу. Но уже в конце III тысячелетия до н. э. кутай были побеждены царем Урука Утухенгалем и Ур снова приобрел статус главного города Двуречья. Цари III династии Ура правили Месопотамией более ста лет. При них, вероятно, впервые в мировой истории началось возведение протяженных укреплений на границах государства (наподобие Великой Китайской стены, Адрианова и Траянова валов и т. д.). Царь Ура Шу-Саэн соорудил оборонительную стену от вторгавшихся в Двуречье аморейских племен.
      Прославленный многочисленными храмами и дворцами, Ур в эпох III династии процветал. Многочисленные торговые пути вели к нему с гор с моря, что доказывает благосостояние страны и безопасность торговцев.^ Эта эпоха стала временем расцвета шумерской культуры. ¦
      Ур считался городом бога луны Сина. Основатель III династии царь Урнамму построил здесь на рубеже XXII–XXI вв. до н. э. знаменитый зик-курат Ура, рядом с которым находились царский дворец и гробница сына Урнамму — Шульги.
      Трехступенчатый зиккурат в Уре высотой 21 м сохранился до наших дней лучше других подобных сооружений в Двуречье. Его верхние ярусы опирались на громадную, прямоугольную (43x65 м) в плане пирамиду высотой около 15 м. На вершину зиккурата вели три широкие и длинные лестницы, по которым во время религиозных празднеств двигались ритуальные процессии. Террасы зиккурата имели разные цвета: нижняя — черный, средняя — красный, а верхняя — белый. Несмотря на то что зиккурат осыпался и пострадал от времени, его огромный холм и сегодня производит большое впечатление.
      Последний царь III династии Ура Ибби-Суэн был побежден армией соседнего государства Элам и взят в плен. После этого Ур пришел в упадок, хотя жизнь здесь теплилась еще, по крайней мере, тысячу лет. Проходили века, грандиозные сооружения ветшали, некогда неприступные стены превращались в пыль; слава новых народов затмевала старую, а порой совсем стирала ее. Лишь отголоски древних легенд, пробиваясь сквозь толщу веков, напоминали о величественных храмах и дворцах Ура.
      Полномасштабные археологические исследования древней столицы шумеров начались в 1922 году и велись на протяжении двенадцати сезонов (1922–1934). Этими изысканиями, организованными совместно Университетским музеем в Пенсильвании и Британским музеем, бессменно руководил английский археолог Леонард Вулли, выпускник Оксфорда. К моменту начала раскопок ему было 42 года и он уже был известен своими раскопками в Египте, Нубии и Сирии.
      За двенадцать лет, несмотря на высокий темп раскопок и огромное количество рабочих — временами оно достигало четырехсот, археологи так и не успели исследовать развалины всего Ура, поскольку территория города оказалась огромной, а раскопки велись с исключительной тщательностью и точностью. Но, несмотря на то что ученые смогли обстоятельно изучить лишь незначительную часть города, им удалось составить довольно подробное представление об Уре за четыре тысячи лет его существования и сделать ряд открытий, которые превзошли все ожидания и по своей значимости не уступают открытию знаменитой гробницы Тутанхамона в Египте.
      В начале 1927 года экспедиция Вулли приступила к раскопкам городского кладбища. Археологи обнаружили здесь около двух тысяч могил. Жители Ура хоронили покойников, завернув тело в циновки, или положив в гроб — плетеный, деревянный или глиняный. Никаких особых правил не существовало, и труп мог лежать головой к любой части света. Зато поза была всегда одинакова: на боку, ноги слегка подогнуты, руки сложены ладонями вместе перед грудью, почти на уровне рта.
      Вместе с покойным клали его личные вещи: ожерелья, серьги, нож или кинжал, булавку, которой закалывали одеяние или саван, а также цилиндрическую печать, оттиск которой на глиняной табличке был равнозначен подписи владельца. Рядом с трупом оставляли пищу и питье в глиняных, каменных или медных сосудах, оружие, инструменты. Дно могилы устилали циновками. Такими же циновками накрывали жертвоприношения сверху, чтобы предохранить их от непосредственного соприкосновения с землей, которой засыпали яму.
      Эта забота об умершем свидетельствует о том, что шумеры верили в загробную жизнь, но ничего определенного об их верованиях сказать нельзя. Уходящий в мир иной просто брал с собой предметы, которые могли ему понадобиться на пути или в самом загробном мире, но каким он представлял себе этот мир, куда он направлялся, — неизвестно.
      «Должен признаться, что научная обработка двух тысяч могил из-за ее однообразия наскучила нам до крайности, — вспоминал Вулли. — Почти все могилы были одинаковыми, и, как правило, в них не оказывалось ничего особенно интересного».
      Однако вскоре выяснилось, что в действительности здесь одно под другим лежат два кладбища разных периодов. Верхнее, судя по надписям на Цилиндрических печатях, относилось ко временам правления Саргона, то есть возраст верхнего некрополя составлял приблизительно 4200 лет. Но под ним оказались могилы второго кладбища! И именно здесь археологов Ждали совершенно неожиданные находки.
      Первым сигналом о близости чего-то необычного стали круглые колод-Цы, спускавшиеся вертикально на глубину погребения, а затем переходившие в горизонтальный лаз. Судя по найденным в одном из колодцев черепкам, он был прорыт во времена Саргона. Но кем и зачем?
      Вулли предположил, что это — следы работы древних грабителей могил. В Уре, как и в Египте, ограбление могил было одной из древнейших профессий, и те, кто ею занимался, никогда не действовали наугад: они знали, где что лежит, и стремились прибрать к рукам что подороже. К тому времени археологи уже нашли сотни разграбленных могил и были уверены, что обнаружить богатое и не разграбленное погребение можно только случайно, при стечении самых счастливых обстоятельств. И в один из дней это произошло.
      Сначала кто-то из рабочих заметил торчащий из земли медный наконечник копья. Оказалось, что он насажен на золотую оправу древка. Под оправой было отверстие, оставшееся от истлевшего древка.
      Это отверстие привело археологов к углу еще одной могилы. Она была побольше обычной, но такого же типа и представляла собой простую в земле, вырытую по размерам гроба с таким расчетом, чтобы с трех сторон от него осталось немного места для жертвенных приношений. В изголовье гроба стоял ряд копий, воткнутых остриями в землю, а между ними — алебастровые и глиняные вазы. Рядом с гробом, на остатках щита, лежали два украшенных золотом кинжала, медные резцы и другие инструменты. Тут же находилось около пятидесяти медных сосудов, серебряные чаши, медные кувшины, блюда и разнообразная посуда из камня и глины. В ногах гроба стояли копья и лежал набор стрел с кремневыми наконечниками.
      Но по-настоящему археологи были поражены, когда очистили от земли гроб. Скелет в нем лежал в обычной позе спящего на правом боку. Кости настолько разрушились, что от них осталась лишь коричневая пыль, по которой можно было определить положение тела. И на этом фоне ярко сверкало золото — такое чистое, словно его сюда только что положили…
      На уровне живота лежала целая куча золотых и лазуритовых бусин — их было несколько сотен. Золотой кинжал и оселок из лазурита на золотом кольце когда-то были подвешены к распавшемуся серебряному поясу. Между руками покойного стояла тяжелая золотая чаша, а рядом — еще одна, овальной формы и больших размеров. Возле локтя стоял золотой светильник в форме раковины, а за головой — третья золотая чаша. У правого плеча лежал двусторонний топор из Электра (сплава золота и серебра), а у левого — обычный топор из того же металла. Позади тела в одной куче перепутались золотые головные украшения, браслеты, бусины, амулеты, серьги в виде полумесяца и спиральные кольца из золотой проволоки. Но это все археологи рассмотрели потом, а сперва им бросился в глаза сверкающий золотой шлем, покрывавший истлевший череп. Шлем глубоко надвигался на голову и прикрывал лицо щечными пластинами. Он был выкован из чистого золота и имел вид пышной прически. Чеканный рельеф на шлеме изображал завитки волос, а отдельные волоски были изображены тонкими линиями. От середины шлема волосы спускались вниз плоскими завитками, перехваченными плетеной тесьмой. На затылке они завязывались в небольшой пучок. Ниже тесьмы волосы ниспадали локонами вокруг отчеканенных ушей с отверстиями, чтобы шлем не мешал слышать. По нижнему краю были проделаны маленькие отверстия для ремешков, которыми закреплялся стеганый капюшон. От него сохранилось лишь несколько обрывков.
      Этот шлем представляет собой самый прекрасный образец работы шумерских мастеров золотых дел. «Если бы даже от шумерского искусства ничего больше не осталось, достаточно одного этого шлема, чтобы отвести искусству древнего Шумера почетное место среди цивилизованных народов», — писал Леонард Вулли.
      Кем был этот человек, пять тысяч лет назад погребенный с такой роскошью? На двух золотых сосудах и на светильнике повторяется надпись «Мескаламдуг, Герой Благодатной страны». Впоследствии это же имя было прочитано на цилиндрической печати, обнаруженной в другом погребении, причем здесь Мескаламдуг именовался «царем». Однако Вулли предположил, что Мескаламдуг был всего лишь принцем царского рода, так как отсутствие в его погребении символов царской власти указывает на то, что он никогда не занимал трона, а само погребение относилось к обычному типу частных могил. Но окончательно Вулли уверился в своей правоте лишь тогда, когда археологи нашли настоящие гробницы царей Ура.
      «Если бы мы не видели царских гробниц, то, наверное, решили бы, что здесь похоронен царь», — писал Вулли впоследствии о погребении Мескаламдуга. А увидели они царские гробницы в последние дни сезона 1926/27 гг.
      Всего здесь было шестнадцать царских захоронений, и ни одно из них не походило на другое. Жители Ура хоронили царей в гробницах из камня или из обожженного кирпича. Каждая такая гробница состояла из одного помещения или из анфилады тщательно отделанных комнат — настоящий подземный дворец! Но, к сожалению, почти все гробницы были разграблены еще в древности. В неприкосновенности уцелели только две.
      Первая царская гробница, вскрытая Вулли, дала археологам очень мало материала — во-первых, потому, что она была безнадежно разрушена грабителями, а во-вторых, потому, что, как честно признавался потом сам Вулли, «мы только приступили к раскопкам такого рода и сами еще не знали, что нужно искать». Впрочем, здесь, среди массы бронзового оружия, археологи нашли ныне знаменитый золотой кинжал Ура. Его лезвие было выковано из чистого золота, рукоятка сделана из лазурита с золотыми заклепками, а великолепные золотые ножны украшал тонкий рисунок, воспроизводящий тростниковую плетенку. Здесь же был найден еще один не менее ценный предмет — золотой конусообразный стакан, украшенный спиральным орнаментом. В нем оказался набор миниатюрных туалетных принадлежности, изготовленных из золота.
      До сих пор в Месопотамии не находили ничего, хотя бы отдаленно похожего на эти предметы. Они были так необычны, что один из лучших европейских экспертов той поры заявил, что это вещи арабской работы XIII в н. э. Никто и не подозревал, какое высокое искусство существовало уже в I тысячелетии до н. э.!
      Однако самые главные открытия были сделаны археологами в сезоне 1927/28 гг.
      Все началось с находки пяти скелетов, уложенных бок о бок на дне наклонной траншеи. У каждого из них на поясе был медный кинжал, рядом стояли маленькие глиняные чашки. Отсутствие привычной погребальной утвари и сам факт массового захоронения показались ученым весьма необычными.
      Начав копать вдоль траншеи, Вулли и его коллеги наткнулись на вторую группу скелетов: десять женщин были заботливо уложены двумя ровными рядами. На всех были головные украшения из золота, лазурита и сердолика, изящные ожерелья из бусин, но обычной погребальной утвари при них тоже не оказалось. Зато здесь лежали остатки великолепной арфы: ее деревянные части истлели, однако украшения сохранились полностью, и по ним можно было восстановить весь инструмент. Верхний деревянный брус арфы был обшит золотом, в котором держались золотые гвозди, — на них натягивали струны. Резонатор украшала мозаика из красного камня, лазурита и перламутра, а впереди выступала великолепная золотая голова быка с глазами и бородой из лазурита. Прямо на остатках арфы покоился скелет арфиста в золотой короне.
      Следуя дальше по траншее, археологи натолкнулись на остатки костей, которые явно не были человеческими. Вскоре все разъяснилось. Неподалеку от входа в подземную гробницу стояли тяжелые деревянные салазки, рама которых была отделана красно-бело-синей мозаикой, а боковые панели — раковинами и золотыми львиными головами с гривами из лазурита на, углах. Верхний брус украшали золотые львиные и бычьи головы меньшего размера, спереди были укреплены серебряные головы львиц. Ряд бело-синей инкрустации и две маленькие серебряные головки львиц отмечали положение истлевшего дышла. Перед салазками лежали скелеты двух ослов, a в их головах — скелеты конюхов. Сверху этой груды костей лежало некогда; прикрепленное к дышлу двойное серебряное кольцо, сквозь которое проходили вожжи, а на нем — золотой амулет в виде фигурки ослика.
      Рядом с повозкой археологи нашли игральную доску. Тут же была целая коллекция оружия, утвари и инструментов — набор долот, большие серые горшки из мыльного камня, медная посуда, золотая пила, золотая трубка с лазуритовой отделкой — через такие трубки шумеры пили из сосудов разные напитки.
      Дальше снова лежали человеческие скелеты. За ними — остатки большого деревянного сундука, украшенного мозаичным узором из перламутра и лазурита. Сундук был пуст. Наверное, в нем хранилась одежда, истлевшая без следа.
      За сундуком стояли жертвенные приношения: множество медных, серебряных, золотых и каменных сосудов, причем среди последних оказались великолепные образчики, выточенные из лазурита, обсидиана, мрамора и алебастра. Один серебряный набор, по-видимому, служил для ритуальной трапезы. Он включал в себя узкий поднос или блюдо, кувшин с высоким горлышком и длинным носиком и несколько высоких стройных серебряных кубков, вставленных один в другой.
      Среди сокровищ, обнаруженных в этой донельзя загроможденной могиле, оказался еще один кубок — золотой, с насечкой по верху и низу и коваными вертикальными желобами, а также похожий на него сосуд для воды, чаша, гладкий золотой сосуд и две великолепные серебряные головы львов, по-видимому, некогда украшавшие царский трон.
      Предметов было много, костей тоже, но среди них археологи не находили главного — останков того, кому принадлежала эта гробница. Когда все предметы были извлечены на поверхность, Вулли и его коллеги приступили к разборке остатков деревянного сундука длиной 1,8 м и шириной 0,9 м. Под ним неожиданно обнаружились обожженные кирпичи. Кладка была разрушена, и лишь в одном месте уцелел фрагмент крутого свода над каменным покоем. Неужели это и есть гробница? Да, так оно, вероятно, и было. Однако эта гробница была ограблена еще в древности, и свод над нею не обрушился, а был пробит намеренно. Затем над проломом для маскировки поставили деревянный сундук.
      Археологи расширили площадь раскопок и сразу же натолкнулись еще на одну шахту, отделенную от первой стеной и расположенную на 1,8 м ниже. На площадке у входа в эту вторую гробницу лежали в две шеренги скелеты шестерых солдат в медных шлемах, совершенно расплющенных вместе с черепами. При каждом было копье с медным наконечником.
      Ниже стояли две деревянные повозки, когда-то запряженные каждая тремя быками. Один из скелетов быков сохранился почти полностью. От повозок ничего не осталось, но отпечатки истлевшего дерева были настолько ясны, что можно было различить даже структуру дерева массивных колес и серовато-белый круг, оставшийся от кожаного обода или шины. Судя по всему, повозки были довольно просты, но упряжь украшали продолговатые серебряные и лазуритовые бусины. Вожжи пропускались сквозь серебряные кольца с амулетами, изображающими быков.
      И снова — человеческие останки. Перед бычьей упряжкой лежали скелеты конюхов, на повозках — истлевшие костяки возниц, вдоль стен гробницы лежали останки девяти женщин. Они были чрезвычайно пышно облачены: на головах — парадные головные уборы из лазуритовых и сердоликовых бус с золотыми подвесками в форме буковых листьев, серебряные гребни, в виде кисти руки с тремя пальцами, оканчивающимися цветами, лепестки которых инкрустированы лазуритом, золотом и перламутром; в ушах — большие золотые серьги полумесяцем, на груди — ожерелья из золота и лазурита. Каменная кладка, протянувшаяся вдоль стен, служила покойницам как бы изголовьем, ногами они были обращены к повозкам, а все пространство между ними и повозками заполняли нагроможденные на друга останки других мужчин и женщин. Лишь в середине оставался кий проход к сводчатому входу в гробницу: по бокам, словно охраняя его, лежали скелеты солдат с кинжалами и дротиками.
      На тела «придворных дам» была поставлена прислоненная к стене гробницы деревянная арфа. От нее сохранилась только медная бычья голова да перламутровые пластинки, украшавшие резонатор. У боковой стены траншеи, также поверх скелетов, лежала вторая арфа с замечательно выполненной головой быка. Она была сделана из золота, а глаза, кончики рогов и борода — из лазурита. Тут же оказался не менее восхитительный набор перламутровых пластинок с искусной резьбой. На четырех из них изображены шуточные сценки, в которых роль людей играют животные. Самое поразительное в них — это чувство юмора, столь редкое для древнего искусства. А благодаря изяществу и гармоничности рисунка, тонкости резьбы они представляют собой один из самых выдающихся образцов шумерского искусства той эпохи.
      Археологи нашли в гробнице и две прислоненные к стене модели лодок, одну — медную, совершенно разрушенную временем, а вторую — серебряную, прекрасно сохранившуюся, длиной около 60 см. У нее высокие нос и корма, пять сидений, а в середине — арка, поддерживавшая тент над пассажирами. В уключинах уцелели даже весла с листообразными лопастями.
      Сама погребальная камера была, по-видимому, ограблена. Грабители не оставили почти ничего. Остались лишь человеческие скелеты без всяких украшений; среди них, вероятно, был и прах владельца гробницы. Судя по надписи на найденной здесь же цилиндрической печати, его звали Абарги.
      В Месопотамии никто до Вулли не находил подобных гробниц, и эту находку не с чем было сопоставить. Археология не знала тогда ничего похожего. Несомненным было одно: Абарги был царем или правителем Ура, ибо. для любого другого человека не стали бы возводить такую сложную систему подземных сооружений и устраивать во имя его массовые человеческие жертвоприношения. А в том, что многочисленные слуги, воины и придворные дамы стали жертвами погребального обряда, Вулли не сомневался, как не? сомневался он и в том, что найденное им погребение являлось царской гробницей.
      Усыпальница царя располагалась в самом дальнем конце открытой археологами шахты. А за ней оказалась вторая комната, пристроенная к стене царской усыпальницы примерно в то же время или, возможно, немного позже. Эта комната также была перекрыта сводом из обожженного кирпича. Он тоже обвалился, но, к счастью, причиной тому была не алчность грабителей, а просто тяжесть земли. Само же погребение оказалось нетронутым!
      Это была гробница царицы. Именно к ней вела верхняя траншея, в коброй археологи нашли повозку, запряженную ослами. В заваленной шахте над самым сводом усыпальницы археологи нашли цилиндрическую печать из лазурита с именем царицы — Шубад. Очевидно, печать бросили сюда вместе с первыми горстями земли, когда засыпали гробницу.
      Останки царицы покоились в углу усыпальницы на истлевших деревянных носилках (потом эксперты установили, что в момент смерти царице Шубад было около сорока лет). Рядом стоял массивный золотой кубок, в головах и в ногах лежали скелеты двух служанок. Вся верхняя часть тела царицы Шубад была совершенно скрыта под массой золотых, серебряных, лазуритовых, сердоликовых, агатовых и халцедоновых бус. Ниспадая длинными нитями от широкого ожерелья-воротника, они образовали сплошной панцирь, доходящий до самого пояса. По низу их связывала кайма цилиндрических бусин из лазурита, сердолика и золота. На правом предплечье лежали три длинные золотые булавки с лазуритовыми головками и амулеты: один лазуритовый, два золотых в форме рыбок, четвертый — тоже золотой в виде двух сидящих газелей.
      Истлевший череп царицы покрывал чрезвычайно сложный головной убор, похожий на те, что носили «придворные дамы». Его основой служил широкий золотой обруч, который можно было надевать только на парик, причем огромного, почти карикатурного размера. Сверху лежали три венка. Первый, свисавший прямо на лоб, состоял из гладких золотых колец, второй — из золотых буковых листьев, третий — из длинных золотых листьев, собранных пучками по три, с золотыми цветами, лепестки которых отделаны синей и белой инкрустацией. И все это было перевязано тройной нитью сердоликовых и лазуритовых бусин. На затылке царицы был укреплен золотой гребень с пятью зубцами, украшенными сверху золотыми цветками с лазуритовой сердцевиной, с боков парика спускались спиралями тяжелые кольца золотой проволоки. Огромные золотые серьги в форме полумесяца свешивались до самых плеч. Очевидно, к низу того же парика были прикреплены нити больших прямоугольных каменных бусин. На конце каждой такой нити висели лазуритовые амулеты: один с изображением сидящего быка, второй — теленка. Несмотря на всю сложность этого головного убора, отдельные части лежали в такой четкой последовательности, что впоследствии его удалось полностью восстановить.
      Рядом с телом царицы лежал еще один головной убор. Он представлял собой диадему, сшитую, по-видимому, из полоски мягкой белой кожи. Диадема была сплошь расшита тысячами крохотных лазуритовых бусинок, а по этому густо-синему фону шел ряд изящных золотых фигурок животных: оленей, газелей, быков и коз. Между фигурками были размещены гроздья фанатов, укрытые листьями, и веточки какого-то другого дерева с золотыми стебельками и плодами из золота и сердолика. В промежутках были Нашиты золотые розетки, а внизу свешивались подвески в форме пальметок из крученой золотой проволоки.
      По всей усыпальнице были расставлены всевозможные приношения: серебряные, медные, каменные и глиняные сосуды, посеребренная голова коровы, два серебряных алтаря для жертвоприношений, серебряные светильники и множество раковин с зеленой краской, в том числе две искусственные — одна золотая, другая серебряная. Подобные раковины попадались почти во всех женских погребениях Ура. В них археологи часто находили остатки белой, красной или черной краски, которая употреблялась как косметическое средство, однако наиболее популярной краской была зеленая.
      Гробницы царя Абарги и царицы Шубад были совершенно одинаковы. Однако усыпальница царицы была вырыта ниже уровня шахты. Возможно, царь умер первым и был погребен здесь, и царица пожелала, чтобы ее похоронили как можно ближе к усыпальнице супруга. Чтобы выполнить ее волю, могильщики вновь раскопали шахту над усыпальницей царя, дошли до кирпичного свода, потом взяли чуть в сторону и вырыли колодец, где и была сооружена усыпальница царицы.
      Того, что рассказали археологам обе гробницы, было вполне достаточно, чтобы ясно представить себе, как происходила церемония погребения, сопровождавшаяся исключительно жестоким обрядом массовых человеческих жертвоприношений, которым, скорее всего, руководили жрецы.
      Видимо, часть обреченных уходила из жизни, приняв яд или какой-то наркотический напиток. Почти у всех мужчин и женщин были с собой небольшие чаши из глины, камня или металла, вероятно, предназначавшиеся для этого. В то же время положения некоторых найденных в гробницах скелетов, а также ряд других обстоятельств позволяли прийти к выводу, что часть придворных, солдат и слуг была убита. Например, судя по останкам музыканта-арфиста, кисти рук которого еще покоились на инструменте, покрытом драгоценной инкрустацией, он играл в тот момент, когда его настиг смертельный удар. В гробницах сохранились и несомненные свидетельства того, что кто-то аккуратно, по-хозяйски наводил в них порядок сразу после завершения кровавой церемонии: эти люди, по-видимому, проверяли, все ли в могиле в должном порядке. Так, в гробнице царя они положили лиры на тела музыкантш, лежащих у стены усыпальницы. Эти же люди убили впряженных в повозки животных: их кости лежали поверх скелетов ездовых, следовательно, животные умирали последними. Наконец, поднявшись наверх, эти люди замуровали вход в усыпальницу и засыпали ее землей.
      Свидетельства человеческих жертвоприношений были найдены во всех шестнадцати царских гробницах Ура. При этом число жертв колебалось от пяти-шести до семидесяти-восьмидесяти человек. Подобные массовые убийства были возможны только в жестоких восточных деспотиях, где царь был богом, а жизнь подданных не имела ровно никакой ценности.
      Царские гробницы Ура, уникальные по времени, богатству, архитектуре и по сложности связанного с ними ритуала, открыли миру не только жестокие погребальные обряды древних шумеров, но и многочисленные произведения шумерского искусства, которые сегодня украшают ведущие музеи мира. Большинство предметов, найденных в царских гробницах, было сделано из золота. Шумеры обладали достаточными познаниями в металлурги и столь высоким мастерством в обработке металлических изделий, что в этом с ними вряд ли сравнится хоть один народ древности. Такое мастерство приобреталось веками. При этом шумерские мастера старались следовать установившимся образцам, совершенство которых оттачивалось из поколения в поколение.
      Обязательной принадлежностью царских гробниц является арфа или лира. Эти инструменты украшались с необыкновенной пышностью, причем обязательным элементом отделки арф или лир были головы животных — быка, коровы, оленя. В некоторых случаях весь резонатор представляет собой как бы тело животного, изображенного условно, но все же достаточно ясно, чтобы понять, что это за зверь. В одной из шумерских надписей, где описывается арфа, подаренная правителем Гудеа храму, сообщается, что эта арфа была украшена головой быка, и звук ее сравнивается с бычьим мычанием. Но если между животным, украшающим арфу, и ее звучанием действительно существовала какая-то связь, можно предположить, что лира с бычьей головой играла роль баса, с коровьей головой — тенора, а с оленем — по-видимому, альта. Это свидетельствует о том, что уже в те отдаленные времена люди имели представление о гармонии, и подобный факт очень важен для истории музыки.
      В числе многочисленных находок в царских гробницах оказался знаменитый ныне мозаичный «штандарт из Ура» Он состоял из двух прямоугольных панелей (22x55 см) и двух боковых треугольных панелей. Они были так скреплены, что большие панели были наклонены внутрь. Весь «штандарт» сидел на древке: очевидно его выносили во время процессий.
      Мозаика сложена из белых фигурок на лазуритовом, а кое-где красном поле. Сами фигурки вырезаны из раковин, мелкие детали на них выгравированы. На треугольных панелях изображены мифологические сценки с животными. Две большие панели посвящены одна — миру, другая — войне.
      На первой из них представлен царь со своей семьей во время праздничного пира. Обнаженные до пояса, в коротких юбках из овчин, члены царского дома сидят в креслах. Около них — слуги. В углу музыкант играет на маленькой арфе, а позади певица, прижав руки к груди, поет под его аккомпанемент. Эта сценка занимает верхний ряд панели. Два нижних ряда изображают слуг царя: они несут захваченную у врага добычу и провизию для пиршества. Один гонит козла, другой тащит рыбу, третий сгибается под тяжестью перевязанного веревками тюка и т. д.
      На другой стороне «штандарта» в середине верхнего ряда стоит царь: его легко отличить благодаря высокому росту. Позади него — трое приближенных или родственников, а за ними похожий на карлика ездовой держит под уздцы двух ослов, впряженных в царскую колесницу. Сам колесничий, придерживая вожжи, идет за пустой повозкой. Перед царем воины проводят обнаженных пленников со связанными позади руками.
      Во втором ряду слева направо движется фаланга тяжеловооруженных воинов. На них точно такие же медные шлемы, какие были найдены в царских гробницах, и длинные плащи из плотного материала, очевидно войлочные. Перед воинами легковооруженные пехотинцы уже сражаются с воинами противника, которые либо бегут, либо падают под их ударами.
      В нижнем ряду помещены боевые колесницы. В каждую впряжена пара ослов. На колесницах стоят по два человека: возница и воин, мечущий легкие дротики. Колчаны с четырьмя такими дротиками укреплены на передних щитах колесниц. Художник изобразил колесницы в момент вступления в бой, придав сцене реалистическую динамичность.
      «Штандарт» бесспорно представляет собой выдающееся произведение искусства, однако его историческая ценность еще выше, ибо это самое раннее подробное изображение той армии, которая пронесла шумерскую культуру от древнейших поселений близ Персидского залива вплоть до гор Анатолии и до берегов Средиземного моря. Раскопки могил показали, что оружие шумеров и по форме и по выработке намного превосходило все, чем сражались другие народы в те времена да и позднее — по крайней мере, на протяжении двух тысячелетий. По изображению на «штандарте» можно судить и об организации шумерской армии. В ту эпоху это была всесокрушающая сила. Шумеры располагали колесницами, которые и через две тысячи лет наводили ужас на окрестные народы, а их боевой строй был прообразом победоносной фаланги Александра Македонского. Поэтому нет ничего удивительного в том, что шумеры практически не встречали сопротивления до тех пор, пока соседние народы постепенно не переняли их боевой опыт.
      И еще об одном рассказало археологам царское кладбище — о поразительном развитии шумерской архитектуры. Вход в гробницу Абарги увенчан правильной кирпичной аркой, а кровля представляла собой кирпичный круглый купол с апсидами. Точно такой же купол был и над гробницей Шубад. Другие гробницы были накрыты куполами из грубо отесанного известняка.
      В этих подземных покоях не требовалось колонн. Зато в сооружениях следующей эпохи они попадаются в изобилии, а отсюда можно заключить, что шумеры умели их применять и раньше, в период царского кладбища. Таким образом, можно сказать, что жителям Ура в начале III тысячелетия до н. э. уже были известны почти все основные элементы архитектуры.

ЗАГАДКА ДИАМУНА

      В III–II тысячелетиях до н. э. шумеры, ассирийцы, вавилоняне неоднократно упоминали в своих клинописных текстах о богатом и цветуще царстве или городе Дилмун — «стране жизни», лежавшей далеко к югу Месопотамии, «за горькой водой», «на восходе солнца». Эта счастливая страна, по представлениям шумеров, не знала ни болезней, ни старости, ни смерти и была одним большим цветущим садом:
      «В Дилмуне ворон не каркает, птица «иттидду» не кричит, лев не убивает, волк не хватает ягненка… Вдов здесь нет… Нет таких, которые бы говорили: «У меня болят глаза». Нет таких, которые бы говорили: «У меня болит голова». Нет старухи, которая бы говорила: «Я стара». Нет старика, который бы говорил: «Я стар»…».
      Всевозможные легенды об «островах блаженных» — не редкость даже для Средневековья. Что уж говорить о временах еще более древних! Практически весь опыт обращения к подобного рода сказаниям свидетельствует, что, как правило, за ними не стоит ничего реального. И тем не менее страна Дилмун стала счастливым исключением из этого правила.
      Американский исследователь П. Корнуолл стал первым, кто попытался отнестись к древним шумерским сказаниям о Дилмуне всерьез. Где могла находиться эта страна? В шумерском эпосе о Гильгамеше и ряде других источников сказано, что это «Страна, где восходит солнце». Ну не Япония же это, в самом деле? Шумерские и аккадские клинописные тексты сообщают о «кораблях из Дилмуна», которые привозили в Лагаш и Аккад золото, лазурь, драгоценные сорта деревьев. Глиняные таблички, найденные в древнем шумерском городе Уре, свидетельствуют о том, что Ур получал слоновую кость из Дилмуна. Может быть, это Индия? Но ведь все эти товары могли попасть в Месопотамию и через транзитную торговлю. И тогда база этой транзитной торговли могла находиться гораздо ближе — на юге Ирака, в Иране, на востоке Аравии.
      В 1946 году, после тщательного изучения всех имевшихся в его распоряжении письменных источников, П. Корнуолл пришел к выводу о том, что легендарный Дилмун следует отождествлять с современным островом Бах-Рейн. Он расположен у южного побережья Персидского залива, примерно на половине пути от устья Тигра и Евфрата к долине реки Инд и вполне мог играть роль центра транзитной торговли между Индией и Междуречьем.
      Окончательно доказать правоту Корнуолла могли лишь археологические раскопки на Бахрейне и прилегающих к нему участках аравийского побережья. Но вплоть до 1950-х годов этот район в силу религиозных и политических причин был наглухо закрыт для европейских и американских ученых. Только в конце 1950-х годов нефтяной бум открыл страны Персидского залива для внешнего мира. И тогда сюда пришли археологи.
      Первое, что привлекло их внимание — ныне знаменитые «сто тысяч» бахрейнских могил. Эти невысокие, присыпанные желтым песком курганчики были давным-давно пусты — их разграбили еще в древности, по меньшей мере два тысячелетия назад. Тем не менее загадка этих захоронений долгое время оставалась неразгаданной. На Бахрейнских островах — пустынных, продуваемых всеми ветрами, усыпанных гравием и обломками выветрившихся известковых скал, не нашлось бы такого количества покойников! По поводу этого феномена была даже выдвинута популярная в свое время гипотеза, что Бахрейн служил гигантским кладбищем для какого-то народа, населявшего территорию Аравии или Южной Месопотамии и по каким-то причинам (ритуальным?) упорно хоронившего свэих мертвых на Бахрейне. Некоторые исследователи полагали, что этим народом могли быть шумеры, которые, непонятно почему, считали своей прародиной именно Бахрейн.
      Пока специалисты ломали копья вокруг проблемы «ста тысяч могил», на самом Бахрейне и на востоке Аравии — от Кувейта на севере до Аджмана на юге — на протяжении полутора десятка лет тихо и методично работала небольшая датская археологическая экспедиция во главе с Дж. Бибби. Открытие, сделанное в итоге датчанами, было настолько невероятным, что археологи не стали спешить с публикацией результатов своих трудов, а вместо этого несколько лет тщательно и продуманно выстраивали собранные факты в единое целое. Наконец исследователи опубликовали свои сенсационные заключения. На первый взгляд они могли показаться фантастическими, но тем не менее скрупулезность датчан внушала уважение и доверие к их выводам.
      А выводы были следующими: Бахрейн был заселен в глубокой древности, и его загадочные могилы никак нельзя приписывать соседним народам. Датские археологи обнаружили и раскопали поселения и могильники совершенно неизвестной древней цивилизации III тысячелетия до н. э. «культуры Барбар». Центром ее был остров Бахрейн. Археологи отыскали! здесь руины большого города, остатки величественного храма, несколько! маленьких поселков. Возраст этих поселений и построек составлял пять тысяч лет — именно тогда, согласно клинописным текстам Двуречья, легендарный шумерский герой Гильгамеш отправился в свое долгое путешествие по трем царствам земным. Еще недавно специалисты спорили, насколько вообще достоверен этот миф. И вот теперь выходило, что некоторые сведения о странствованиях Гильгамеша не выдуманы.
      Дж. Бибби убедительно связал открытую на Бахрейне цивилизацию с легендарной страной Дилмун. Многочисленные находки — резные стеативые печати, бусы, изделия из меди и слоновой кости — показали, что в III–II тысячелетиях до н. э. Бахрейн был тесно связан с двумя древнейшими цивилизациями мира — шумерской и отстоящей от нее на многие тысячи километров цивилизацией долины Инда, играя важную посредническую роль в оживленной морской торговле. Смутные догадки о том, где проходил древний путь из Двуречья в Индию, теперь нашли свое материальное подтверждение эта дорога пролегала через Бахрейн. Именно отсюда, как оказалось, происходят круглые каменные печати, которые ставили в тупик археологов и при раскопках в Шумере, и при раскопках в Индии. На Бахрейне при раскопках древнего города и храма были найдены сотни таких печатей.
      По большому счету, не столь уж важно — являлся ли Бахрейн легендарным Дилмуном или нет. Кстати, мнения по этому вопросу расходятся: по мнению других ученых, Дилмун все же следует искать в Индии. Главное состоит в другом: датским археологам во главе с Дж. Бибби удалось сделать одно из самых интересных археологических открытий XX века — найти недостающее звено в цепочке древнейших культур мира.

ОШИБКА ПОЛЯ БОТТА

      В 1840 году на должность французского консула в Мосул был назначен Поль Эмиль Ботта. Как и многие образованные люди начала ХIХ века, Бот одновременно являлся путешественником, натуралистом, политическим деятелем, дипломатом и немного авантюристом. Он родился 6 декабря 1802 года в Турине (Италия), в семье известного итальянского поэта и историка. В 1826 году, получив в Париже медицинский диплом, Ботга в должности судового врача отправился на три года в кругосветное плавание. Вернувшись в середине 1829 года в Париж и защитив диссертацию, Ботта уже не мог сидеть на месте. Его манил дух приключений и дальних странствий, В 1830 году он поступил в качестве военного врача на службу к египетскому хедиву Мухаммеду Али, принял участие в турецко-египетской войне. В 1833 году французское правительство назначило его своим консулом в Александрии.
      За шесть лет (1830–1836) Ботта объездил весь Ближний Восток, познакомился с Сирией, Палестиной, Египтом. В 1836 году он получил из Парижа секретный приказ: исследовать прибрежные области Красного моря от Синайского полуострова до Йемена. Объездив всю Аравию, Ботта в 1838 году вернулся в Париж, где описал свое путешествие в пространных путевых заметках.
      Назначение в Мосул, расположенный на правом берегу Тигра и бывший тогда центром турецкого вилайета, Ботта воспринял с большим воодушевлением. Он горячо интересовался всевозможными древностями и хорошо владел арабским языком. Зная это, французское Азиатское общество поручило Ботта найти остатки знаменитой Ниневии — легендарной столицы Ассирии, которая много раз упоминается в Библии.
      Ассирия — древняя страна Ашшур — располагалась на севере Месопотамии, вдоль берегов бурного Тигра. Тигр считается самой беспокойной рекой Ирака. Выходя из берегов, он затопляет большие площади плодородных земель, прилегающих к его берегам, размывает глинобитные лачуги, уничтожает скот. Недаром именно в Месопотамии, единственной стране Передней Азии, больше страдающей от избытка воды, чем от ее недостатка, сохранилось столько легенд о Всемирном потопе.
      Ассирийское государство сложилось в XIII веке до н. э. А в XI–VII вв. до н. э. Ассирия превращается в могущественную державу, подчинившую своему влиянию обширные земли. Цари Ассирии распространили свою власть на всю территорию Двуречья, создали мощное единое государство и, использовав Двуречье как плацдарм, огнем и мечом распространили свое господство на огромные территории от Синайского полуострова до Армении, от Малой Азии до Египта. С периодом наивысшего расцвета Ассирии связан и расцвет ее последней столицы, Ниневии, остатки которой теперь предстояло отыскать Полю Ботта.
      Все свое свободное время Ботта посвящал исследованиям окрестностей Мосула, собирая старинные черепки, кирпичи, испещренные непонятными знаками. Обилие древностей в здешних местах, казалось, должно было внушать оптимизм. Но Ботта не был археологом в строгом смысле этого слова, да и сама археологическая наука делала в ту пору лишь свои первые шаги. Поэтому в своих поисках Ботта мог рассчитывать только на интуицию, на помощь местных жителей, которые сами толком не знали, где искать Ниневию, давно забытую столицу ассирийских царей.
      Наконец круг поисков Ботта сузился до огромного холма, расположенного на левом берегу Тигра вблизи селения Куюнджик. Местные жители предполагали, что здесь-то и должна находиться Ниневия. Однако выбор оказался неудачным: Ботта ничего не сумел найти. Злая ирония судьбы: девять лет спустя Генри Лэйярд именно здесь, под холмом Куюнджик, откроет руины легендарной Ниневии.
      Наступил март 1843 года. В один из дней в кабинете Ботта появился некий араб и сказал, что может показать ему место, где видимо-невидимо древних кирпичей с надписями, из которых он и его односельчане сооружают очаги в домах. Заинтересовавшись этим сообщением, Ботта отправил с арабом своих людей. Проводник привел маленькую экспедицию на холм, расположенный у селения Хорсабад, в 75 километрах от Мосула. Здесь волею судьбы Ботта суждено было обнаружить первый памятник древней ассирийской цивилизации, существовавшей более двух с половиной тысячелетий назад. Это открытие сделало имя Ботта бессмертным.
      Но тогда, в марте 1843 года, стоя на вершине загадочного холма, Ботта не знал, что судьба зло посмеется над ним. В том, что он нашел именно Ниневию, Ботта был убежден едва ли не до конца дней своих. И изданное им в Париже в 1847–1850 годах роскошное пятитомное издание носило гордое название «Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта». Но это была… не Ниневия! Холм возле селения Хорсабад скрывал руины другой ассирийской столицы — Дур-Шаррукина, резиденции царя Саргона II с великолепным дворцом, сооруженным в 709 году до н. э., после завоевания Вавилона. Мнимое «открытие» Ниневии Ботта вошло в анналы археологической науки в качестве вопиющей ошибки неопытного ученого.
      Но это все еще будет впереди. А пока идет март Х1843 года, и Поль Эмиль Ботта впервые в истории науки приступает к раскопкам ассирийского города.
      Буквально через час после начала раскопок из земли выступили полуразрушенные стены. Когда исследователи соскоблили налипшую на них грязь, перед их взором появились многочисленные надписи, рисунки, рельефы, изображения зверей…
      … Главная тема рельефов и рисунков — прославление царя, его власти, его Деяний. Лицо царя не имеет индивидуальных черт. Оно просто символизирует власть. Царь одинаково грозен и безличен и на охоте, и в бою, и во время Процессий в сопровождении толстых, безбородых евнухов, держащих над его головой опахала, и когда пирует с царицей, празднуя победу над очередным врагом, чья отрубленная голова висит тут же, рядом с пирующими. Баснословна роскошь царских облачений, утвари, бесчисленных украшений. И беспримерно во всей истории мирового искусства изображение жестокости: пленников сажают на кол, в присутствии царя у них вырывают языки и сдирают Кожу. Все это без тени жалости делают могучие и безликие воины с пудовыми мышцами, с бородами, заплетенными в косички. И сам царь отличается от них только роскошью одежда — у него такие же безразмерные мускулы, такая же борода, такой же отсутствующий взгляд. Здесь нет человека. Это — апофеоз какой-то первобытной силы, возведенной в культ.
      На одном из рельефов изображен царь на колеснице, на другом — крылатые божества в богатых одеяниях, держащие в руках шишки пинии — символы плодородия. Рядом с божествами стоят царские евнухи и военачальники. Спокойны и величественны позы божеств, бесстрастны их лица. Вся сцена проникнута торжественностью, присущей религиозному обряду.
      Большая группа рельефов рассказывает о возвращении ассирийских воинов из государства Наири (Урарту). Из предпринятого в 714 году до н. э. похода против этого своего соседа и старого соперника ассирийский царь Саргон II вернулся победителем. Он разгромил города, уничтожил посевы, угнал скот, часть жителей казнил, часть увел в рабство.
      «Имуществом дворца Урзаны и Халди и многим, многим богатством его, которые я похитил в Мусасири, — пишет Саргон, — я нагрузил мои многочисленные войска во всем обилии и заставил стащить в Ассирию. Людей области Мусасири я причислил к людям Ассирии, повинность воинскую и строительную я наложил на них, как на ассирийцев. Услышал Урса [урартский царь], поник на землю, разодрал свои одежды, опустил руки, сорвал головную повязку, распустил волосы, прижал обе руки к сердцу, повалился на брюхо, его сердце остановилось, его печень горела, в устах его были горестные вопли. Во всем Урарту я распространил рыдания, плач на вечные времена я устроил в Наири». На рельефах дворца царь Саргон принимает добычу, привезенную из Урарту: пленных и скот, модели захваченных крепостей, оружие, прекрасные металлические кубки в форме львиных голов. Царь окружен придворными и слугами, созерцающими сцену триумфа.
      А вот царь охотится. Пружинисто сгибаются под тяжестью всадников мчащиеся по пустыне верблюды… Львиная ярость и бешеный конский бег… Это — вершина ассирийского искусства. Такой динамизм, такая мощь порыва и не снились египетскому художнику, изобразившему едва ли не самую бурную в искусстве Древнего Египта сцену охоты на львов на ларце из гробницы Тутанхамона.
      Не культовые, а светские сюжеты преобладают в рельефах и росписях ассирийских дворцов, великолепием которых, по существу, и исчерпывается искусство Ассирии. Не культовая, а грандиозная, сверхчеловеческая дворцовая и крепостная архитектура была характерна для всей до предела милитаризованной ассирийской державы.
      … Изобилие рельефов и скульптур было поразительным. Как зачарованный Ботта сидел в раскопе и срисовывал причудливые, совершенно необычные изображения крылатых зверей, фигуры бородатых людей; ничего подобного ему не приходилось видеть даже в Египте, да и вообще европейцам еще не были знакомы такие изображения.
      Открытие Ботта стало мировой сенсацией. До сих пор колыбелью человечества считали Египет. О древних царствах Двуречья до этого сообщала лишь Библия, которую европейские ученые XIX века со времен французского Просвещения привыкли считать «сборником легенд». Но открытие Ботта свидетельствовало о том, что в Двуречье действительно некогда существовала по меньшей мере такая же древняя, а если признать сведения Библии достоверными, то даже еще более древняя, чем Египет, цивилизация. Открытия Ботта положили начало ассириологии как одной из ветвей археологической науки.
      Многочисленные исследователи, зачастившие в Хорсабад уже после первых сообщений Ботта, пришли к выводу, что это — древний Дур-Шаррукин, загородная резиденция царя Саргона (Шаррукина) II, тот самый, который упоминается в пророчествах библейского пророка Исайи. Это был летний дворец на окраине Ниневии, своеобразный Версаль Древнего мира.
      Первые раскопки Дур-Шаррукина велись три года — с 1843 по 1846-й. Затем в 1852 году их продолжил Виктор Плас. Стена за стеной поднимались из земли величественные здания с великолепно украшенными порталами, с роскошными помещениями, ходами и залами, с гаремом из трех отделений и остатками ступенчатой башни-зиккурата. Стены дворца покрывали изображения диковинных животных, барельефы бородатых царей и крылатых богов. В его помещениях археологи нашли изумительные по форме вазы и предметы из алебастра, рассыпавшиеся от прикосновения в порошок. Все эти вещи говорили о величии открытой цивилизации.
      Дворец был сооружен на искусственной террасе и доминировал над расположенным у его подножия городом. Площадь дворца составляет 10 гектаров при общей площади города 18 гектаров. Крепостная стена, окружавшая город, подходила вплотную к дворцу так, что часть дворцовых помещений выдавалась вперед, образуя огромный бастион над крутым обрывом холма. С высоких башен стража могла увидеть врагов на далеком расстоянии, а отвесные склоны затрудняли осаду крепости. Дворец имел 30 дворов и 210 залов. В центре находилась царская резиденция, вокруг нее группировались служебные помещения, гарем, храмы, зиккурат.
      Во внутренних покоях дворца обнаружены остатки стенных росписей и панелей из глазурованных кирпичей. Комнаты были узкими, длинными и высокими, балки перекрытий делались из ливанского кедра, стены парадных залов в нижней части облицовывались рельефными фризами.
      Величественны и фантастичны возвышавшиеся у входа во дворец Саргона грандиозные крылатые быки — шеду, стражи царских чертогов, охранявшие их от врагов, видимых и невидимых. Они — в высоких тиарах, с высокомерными человеческими ликами, сверкающими глазами, с огромными, прямоугольными, сплошь закрученными мелким завитком борода-Ми. Характерная черта: каждый бык имеет пять ног. Добавочная нога создавала иллюзию шага животного по направлению к зрителю: входящий во дворец видел быков сбоку — в движении, устрашающем своей тяжестью, а спереди — в не менее грозном покое…
      Сегодня на руинах Дур-Шаррукина остались только следы траншей и обломки гранитных глыб. Статуи крылатых быков-шеду можно видеть в Иракском музее древностей в Багдаде. Самые знаменитые рельефы из ассирийских царских дворцов находятся в лондонском Британском музее и в парижском Лувре.

ПЕРВОЕ ОТКРЫТИЕ ГЕНРИ ЛЭЙЯРДА

      В тридцати километрах от иракского города Мосул располагается небольшая арабская деревня Нимруд, на окраине которой высится явно имеющий искусственное происхождение холм с ровно срезанной вершиной. За ним виднеется еще несколько холмов меньших размеров. Здесь, под грудами серой земли, погребены развалины одной из столиц Ассирии — Калаха (Кальхи).
      В 1839 году в этих местах, на пустынных берегах Тигра, появился 23-летний английский ученый и путешественник Остин Генри Лэйярд (1817–1894). Путешествуя верхом по окрестностям Мосула, он повсюду встречал следы древней истории Месопотамии. «Я почувствовал непреодолимое желание осмотреть местность по ту сторону Евфрата, — вспоминал годы спустя Лэйярд — Большинство путешественников испытало это желание перешагнуть через реку и исследовать местность, отделенную на картах от границ Сирии колоссальным белым пятном, протянувшимся от Алеппо до берегов Тифа. История Ассирии, Вавилонии и Халдеи еще весьма темна, с этими странами связаны истории великих наций, там бродят угрюмые тени прошлого больших городов; огромные каменные руины, лежащие среди пустыни, как бы насмехаются над описаниями путешественников. Следуя заветам пророков, по этой стране, по этой равнине, которую евреи и язычники считают колыбелью своего народа, кочуют остатки больших племен» Среди множества холмов далеко на горизонте Лэйярд заметил особенно высокую пирамидальную гору, которая возвышается над пустынной равниной. Она представляла собой груду земли, поросшую травой, где не было никаких следов человеческой деятельности. Но там, где дожди размыли склоны холма, из земли выступали остатки стен. Что это за руины?
      Лэйярда весьма заинтересовало библейское название расположенной поблизости деревни — Нимруд. Нимродом или Нимрудом звали правнука легендарного Ноя. Лэйярд хорошо помнил, что Библия, в те времена являвшаяся практически единственным источником по истории Передней Азии, прямо связывала имя Нимруда с древними столицами Ассирии: «Царство его вначале составили: Вавилон, Эрех, Аккад и Халне в земле Сеннаар. Из сей земли вышел Ассур и построил Ниневию и Реховофир, Калах и Ресен между Ниневиею и между Калахом, это город великий».
      Арабская устная традиция приписывала Нимруду основание здешнего поселения, на окраине которого высился громадный холм. Арабы называли его Калах-Шергат. «Калах»… Не тот ли это Калах, который упоминается в Библии?
      «Эти гигантские холмы в Ассирии произвели на меня более сильное впечатление, вызвали больше глубоких и серьезных размышлений, чем храмы Баальбека и театры Ионии», — писал Лэйярд. Эти «бесформенные, мрачные кучи земли», возвышающиеся на выжженной солнцем равнине, несомненно скрывали какую-то тайну. Местные жители рассказывали о загадочных фигурах из черного камня, которые находятся под толщей земли. На поверхности холма поблескивали осколки мрамора и алебастра…
      В 1845 году Лэйярд вернулся в эти места. Всего с шестью рабочими он приступил к раскопкам холма Калах-Шергат, еще не подозревая, что сделанные им здесь открытия поставят его имя в один ряд с именами величайших археологов XIX века.
      Начав копать, уже через 24 часа Лэйярд наткнулся на стены двух ассирийских дворцов. Первыми из того, что обнаружили археологи, были несколько вертикально поставленных каменных плит. Выяснилось, что это облицовка стен какого-то помещения, которое, судя по богатству декора, могло быть только царским дворцом.
      Лэйярд отправил трех человек копать с противоположной стороны холма, и здесь снова заступ археолога наткнулся на стену, оказавшуюся углом второго дворца. Она была покрыта великолепными рельефами, среди которых особенно выделялся один, изображающий ассирийского царя:
      «На нем изображена батальная сцена, — вспоминал Лэйярд, — во весь опор мчатся две колесницы; в каждой колеснице — три воина, старший из них, безбородый (по всей вероятности, евнух) облачен в доспехи из металлических пластинок, на голове его остроконечный шлем, напоминающий старинные норманнские шлемы. Левой рукой он крепко держит лук, а правой чуть ли не до плеча оттягивает тетиву с наложенной на нее стрелой Меч его покоится в ножнах, нижний конец которых украшен фигурками двух львов.
      Рядом с ним стоит возничий, с помощью поводьев и кнута он направляет бег коней, щитоносец отбивает круглым щитом, возможно, из чеканного золота, вражеские стрелы и копья. С удивлением отмечал я изящество и богатство отделки, точное и в то же время тонкое изображение как людей, так и коней; знание законов изобразительного искусства нашло здесь свое выражение в группировке фигур и общей композиции».
      Потом, годы спустя, было найдено множество подобных барельефов, ныне украшающих музеи Ирака, Европы и Америки. Они удивительно реалистичны по своему содержанию, и их внимательное изучение дает возможность заглянуть в жизнь тех людей, и прежде всего тех ассирийских правителей, о которых еще полтора века назад было известно только из Библии. Но для тех исследователей, которым впервые удалось откопать эти изображения и отряхнуть с них пыль веков, они были волнующей новинкой.
      …Однажды утром к Лэйярду прибежали взволнованные и радостные рабочие, работавшие на втором раскопе. Они потрясали своими кирками и заступами, кричали и танцевали. «Скорее, о бей, скорее, — кричали они, — нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его! Мы нашли Нимрода, самого Нимрода, мы видели его собственными глазами…»
      Лэйярд стремглав полетел к раскопу. Из толщи земли величественно поднималась практически нетронутая временем исполинская алебастровая голова крылатого человеко-льва.
      «Она удивительно хорошо сохранилась, — писал Лэйярд. — Выражение лица было спокойным и в то же время величественным; черты лица переданы так свободно и в то же время с таким пониманием законов искусства, какое с трудом можно было предположить для столь далекой от нас эпохи».
      Сегодня мы знаем, что это была одна из многих статуй главных ассирийских богов. Их было четыре: Мардук, которого изображали в виде крылатого быка, Набу — его изображали как крылатого человека, Нергал крылатый лев и Нинурта, которого изображали в виде орла.
      Лэйярд был потрясен. «Целыми часами я рассматривал эти таинственные символические изображения и размышлял об их назначении и их истории, — вспоминал он. — Что более благородное мог бы ввести тот или иной народ в храмы своих богов? Какие более возвышенные изображения могли быть заимствованы у природы людьми, которые… пытались найти воплощение своим представлениям о мудрости, силе и вездесущности высшего существа? Что могло лучше олицетворять ум и знания, чем голова' человека, силу — чем туловище льва, вездесущность — чем крылья птицы!
      Эти крылатые человеко-львы вовсе не были бессмысленными творениями, они не были лишь плодом досужей фантазии — их внешний вид передавал то, что они должны были символизировать. Они внушали благоговение, они были созданы в назидание поколениям людей, живших за три тысячелетия до нас. Сквозь охраняемые ими порталы несли свои жертвоприношения правители, жрецы и воины еще задолго до того, как мудрость Востока распространилась на Грецию, снабдив ее мифологию издавна известными ассирийцам символическими изображениями. Они были погребены под землей еще до основания Вечного города, и об их существовании никто не подозревал. Двадцать пять столетий были они скрыты от взоров людей и вот появились вновь во всем своем былом величии. Но как изменилось все кругом… Великолепные храмы и богатые города превратились в руины, едва угадываемые под бесформенными кучами земли. Над теми обширными залами, где некогда стояли эти статуи, плуг провел свою борозду, и волнами колыхалась тучная нива. Монументы, сохранившиеся в Египте, немые свидетели былой мощи и славы, не менее поразительны, но они на протяжении столетий стояли, открытые всем взорам. Те же, с которыми довелось столкнуться мне, только что появились из небытия…»
      Работы на холме Нимруд продолжались три года. Лэйярду удалось вызволить из небытия столицу древнего Ассирийского царства, в центре которой некогда возвышался дворец царя Ашшурнасирапала II (883–859 гг. до н. э.). Именно этот царь перенес столицу Ассирии из древнего Ашшура сюда, в Калах.
      Особенностью традиций Ассирии было то, что почти каждый ее новый правитель, взойдя на престол, сооружал себе новую укрепленную столицу, стараясь при этом превзойти предшественника в пышности и величественности построек. Благодаря этому в Месопотамии сегодня сохранилось множество значительных памятников ассирийского периода.
      Дворец Ашшурнасирапала, сооруженный в IX в. до н. э., был грандиозен. Он имел большой квадратный внутренний двор, вокруг которого располагались парадные, жилые и хозяйственные помещения. Стены многих из них были покрыты рельефами с изображениями военных подвигов царя, охоты, царских приемов. Эти рельефы отличает буквально протокольная точность в передаче событий, простота композиций, четкость контуров. Вход во дворец охраняли фигуры шеду — фантастические существа с телом быка, крыльями птицы и лицом человека.
      Весной 1848 года дворец Ашшурнасирапала был практически полностью освобожден из-под земли Незадолго до своего отъезда Лэйярд обошел его целиком и оставил нам свои впечатления от этого величественного сооружения:
      «Спустимся по грубо вырубленным в земле ступеням в главную траншею. Двадцать шагов в глубину — и мы между двумя крылатыми человеко-львами, образующими портал. В подземном лабиринте беспокойная суета; арабы носятся повсюду: некоторые несут наполненные землей корзины, Другие — кувшины с водой для своих товарищей. Халдеи в своих полосатых одеждах и остроконечных шапочках бьют кирками неподатливую почву, с каждым ударом поднимая целую тучу мельчайшей пыли. Изредка с какого-нибудь дальнего холма доносятся мелодии курдской музыки; услышав ее, арабы затягивают хором свой воинственный клич и с новой энергией берутся за работу.
      Миновав львов, мы входим в главную залу. От нее остались лишь руины, но по обеим ее сторонам стоят гигантские крылатые фигуры, одни с головами орла, другие, — созданные по человеческому подобию. В руках у них какие-то загадочные символические предметы. Налево — еще один портал, который также образуют крылатые львы. Один из них упал наискосок, загородив дорогу, и нам с трудом удается проползти под ним. За этим порталом находится крылатая фигура человека и две плиты с барельефами, настолько, однако, испорченные, что почти невозможно разобрать, что на них изображено. Еще далее, вероятно, была стена, но сейчас от нее ничего не осталось. Исчезла и противоположная стена залы: мы видим лишь высокую земляную насыпь, и только при внимательном осмотре удается обнаружить следы облицовки — остатки кирпичей из необожженной глины, которые уже давно приобрели тот же оттенок, что и окружающая их земля.
      Упавшие алебастровые плиты водворены на место. Так мы попадаем в настоящий лабиринт маленьких барельефов, на которых изображены повозки, всадники, сражения и осады. Нам повезло: рабочие поднимают очередной барельеф. Затаив дыхание, в величайшем нетерпении ждем мы, пока они кончат: о каком новом событии ассирийской истории узнаем мы? Быть может, речь пойдет о каком-нибудь еще неизвестном обычае или религиозной церемонии?
      Пройдя еще около ста шагов среди этого царства древностей, мы приближаемся к проходу, охраняемому двумя гигантскими крылатыми человеко-быками из желтого известняка. Один из них еще цел, другой же давно разбился — большая человеческая голова валяется у самых наших ног.
      Мы проходим мимо и идем дальше. Вот еще одна крылатая фигура: в руках у нее красивый цветок, который она, вероятно, в качестве жертвоприношения подносит крылатому быку. Рядом с этой фигурой находятся восемь красивых барельефов. Здесь и царская охота: торжествующий царь рядом со своими трофеями — львом и диким быком; и осада крепости, к стенам которой подведены тараны. Но вот мы уже достигли конца залы. Перед нами изысканно красивая скульптура: два царя в сопровождении крылатых божеств-охранителей перед фигурой высшего божества. Между ними — священное древо. Впереди этого барельефа — каменная платформа: в древние времена на ней стоял трон ассирийских монархов; здесь восседали они во время приемов или когда перед ними дефилировали пленные враги.
      Слева еще один, четвертый, проход: он образован двумя львами. Мы проходим мимо них, и вот мы уже у края глубокой пропасти. Над ее северной стороной нависают огромные руины; на сохранившихся стенах видны фигуры пленников, несущих дань: серьги, браслеты, обезьянок. А у самого края стены валяются два огромных изваяния быка и две крылатые фигуры высотой в четырнадцать шагов.
      Так как с этой стороны руины вплотную подходят к пропасти, возвратимся к проходу, где стоят быки из желтого известняка. Пройдя через него, вступаем в помещение, окруженное со всех сторон изваяниями божеств орлиными головами. На одном конце его находятся охраняемые двумя воинами, или божествами, ворота, а в середине другого портал, у которого стоят два крылатых быка. Куда бы мы теперь ни направили свой путь, мы окажемся в целой анфиладе комнат; не зная их расположения, можно запутаться. Так как обыкновенно посреди комнаты лежит мусор, весь раскоп состоит из серии узких проходов-траншей, с одной стороны ограниченных алебастровыми плитами, а с другой — высокой земляной насыпью, в которой кое-где виднеются полузасыпанные разбитые вазы или покрытые разноцветной глазурью кирпичи. Не меньше часа надо потратить на осмотр этой галереи с ее удивительными скульптурами и многочисленными рельефами. Мы видим здесь царей в сопровождении евнухов и жрецов, бесчисленные крылатые фигуры с сосновыми шишками и символами божества в руках, застывшие в благоговении перед священным деревом.
      Комнаты соединены между собой проходами, которые образуют стоящие попарно крылатые львы и быки, в каждой из комнат все новые и новые скульптуры, вызывающие одновременно и удивление и любопытство. Утомленные, мы наконец выходим из этого царства руин, но не с той стороны, откуда мы вошли, а с противоположной, и перед нами снова голая платформа».
      Сегодня многие скульптуры из Калаха украшают залы Иракского музея древностей в Багдаде. Здесь находится статуя бога Набу, высеченная из желтого песчаника, когда-то возвышавшаяся в городском храме. Бог мудрости изображен в виде бородатого мужчины с высокой тиарой на голове. Здесь же находятся две статуи царя Салманасара III (858–824 гг. до н. э.), сына Ашшурнасирапала. Спокойна и величественна поза царя, длинная одежда окутывает его тело, руки сложены в молитвенном жесте. Напряженные мускулы рук свидетельствуют о громадной силе. На голове Салманасара — тиара с бычьими рогами.
      Руины Калаха, раскопанные в 1845–1848 гг. Лэйярдом и в 1870-х Дж. Смитом и О. Рассамом, продолживших работу своего предшественника, и сегодня производят неизгладимое впечатление. С расстояния примерно десяти метров можно охватить взглядом весь фасад дворца Ашшурнасирапала, с двумя порталами, ведущими в тронный зал. Их стерегут статуи богов Мардука и Нергала. Скульптура Мардука в виде крылатого человека-быка изваяна из серовато-зеленого с белыми вкраплениями известняка, привезенного, очевидно, из верховьев Тигра. Фигура стоит в профиль. Отчетливо видны брюхо, покрытое змеиной чешуей, мощные ноги и человеческая голова главного бога Ассирии. Мягко очерчен крупный нос, прямая борода заплетена в косички, усы закручены. В некоторых местах треснувшую скульптуру скрепляют металлические скобы.
      Две фигуры бога Нергала, крылатого льва с человеческим лицом, стоят Они сделаны из того же материала, но меньше по размерам. Одна из них держит в руке ягненка, другая — сосуд с вином или маслом.
      У восточного, лучше сохранившегося портала стоит каменная плита с барельефом третьего бога ассирийцев — Набу. Он изображен в виде крыла» того человека со свирепым лицом: крючковатый нос нависает над плотно сомкнутыми губами, застывшими в злой усмешке, брови нахмурены, к мочке уха прикреплена длинная, напоминающая ключ серьга. В правой руке Набу держит шишку пинии — символ плодородия.
      Среди протянувшихся вдоль фасада барельефов можно найти изображение и четвертого бога ассирийцев — Нинурты. Этот бог, по-видимому, был самым младшим из четырех: размеры его изображения в виде орла составляют всего лишь четверть массивной фигуры Мардука.
      Некогда дворец в Калахе поражал богатством и роскошью отделки. Резные вставки из слоновой кости украшали троны, ложа, столы, кресла, более того — стены некоторых залов целиком были покрыты пластинками этого драгоценного материала. Каждый посетитель, вступавший в тронный зал, будь то жрец, царский придворный или посол соседней державы, проходил мимо богов и каменных плит, на которых искусный скульптор изобразил сцены, рассказывающие о смелости царя Ассирии в бою и его ловкости на охоте. Фигуры богов должны были внушать благоговение, подчеркивать силу и могущество Ассирийской империи и ее владыки, сидевшего на золотом троне в южном конце тронного зала.
      Но сейчас тронный зал пуст. Барельефы и статуи богов вывезены отсюда еще Лэйярдом. С огромным трудом в лондонский Британский музей были переправлены и гигантские каменные изваяния, извлеченные на свет из холма Нимруд. Испещренный клинописными знаками гранитный пьедестал, на котором стоял трон ассирийских царей, можно видеть сегодня в музее Мосула. Здесь же некогда находился пьедестал трона Салманасара III, ныне хранящийся в Иракском музее древностей в Багдаде. Он представляет собой прямоугольную подставку площадью около четырех квадратных метров, с трех сторон украшенную рельефами. Идущие друг за другом данники, нагруженные корзинами с плодами, мешками, сосудами, символизируют народы, покоренные ассирийским царем. На слегка выступающей вперед центральной части пьедестала трона — фигура царя Салманасара, протягивающего руку вавилонскому царю. Хотя по величине рельефы пьедестала совсем небольшие, им присущи черты, характерные для огромных рельефных композиций ассирийских дворцов IX века до н. э.: плоскостность изображений и четкость линий. Из дворца Салманасара III в Нимруде происходит и панель из ярких цветных глазурованных кирпичей с изображением царя, над которым парит крылатый бог Ашшур.
      Стены опустевшего тронного зала аккуратно оштукатурены и обмазаны цементом. Только в нескольких местах уцелели скрепленные известью осколки барельефов, которые не вывезли лишь потому, что они могли бы раскрошиться по пути. На них видны изображения воинов, боевых колесниц, когтистая лапа раненного на охоте зверя, царапающего в предсмертной агонии землю. Вот, пожалуй, и все следы былого великолепия, сохранившиеся сегодня во Нимруде…
      «…Так и кажется, что это всего лишь видение, всего лишь рассказанная тебе восточная сказка, — писал в свое время Генри Лэйярд. — Многие из тех, кто посетит это место, когда руины ассирийских дворцов зарастут травой, наверное, заподозрят, что все рассказанное здесь — плод фантазии».

ЛЭЙЯРД НАХОДИТ НИНЕВИЮ

      На окраине Мосула в 44 км к северу от Багдада находятся развалины Ниневии, последней столицы Ассирийской империи (после Ашшура, Калаха (Кальху) и Дур-Шаррукина). Ниневия возникла в древнейшие времена. Уже вавилонский царь-законодатель Хаммурапи примерно в 1930 году до н. э. упоминает о храме Иштар, вокруг которого был расположен этот город, обязанный своим названием другой великой богине древнего Двуречья — Нин.
      В ту пору, когда Ашшур и Калах уже были царскими резиденциями, Ниневия все еще продолжала оставаться провинциальным городом. Ее возвышение связано с именем ассирийского царя Синаххериба, сделавшего Ниневию в VII веке до н. э. своей столицей. В то время Ассирия стала одной из могущественных держав Востока. Ее границы включали в себя все Двуречье: на западе вплоть до Сирии и Палестины, а на востоке — до владений диких горных народов, которых, впрочем, ассирийцам ни разу не удавалось покорить на сколько-нибудь продолжительный срок. Воины Синаххериба стояли под стенами Иерусалима и иудейских крепостей, воевали в Сирии и Армении. Военные суда ассирийцев спускались по Тигру, грабили Персию, сеяли смерть и разрушения. В 689 году до н. э. ассирийцы штурмом взяли Вавилон, перебили его жителей, разрушили его дворцы и храмы, завалили каналы, разрушили Дамбы и, погрузив на корабли несколько тонн вавилонской земли, отвезли ее к острову Бахрейн и там развеяли по ветру, символизируя тем самым Духовное уничтожение своего извечного соперника.
      Царь Синаххериб — одаренный полководец, но имевший неуравновешенный и вспыльчивый характер, сделал все, чтобы его новая столица Ниневия затмила славу прежних столиц Ассирии. По его приказу сносились кварталы старых построек, чтобы освободить место для новых гигантских дворцов, площадей и улиц. В западной части города был построен дворец царя, для описания которого у древних авторов не хватило слов. По парку, засаженному деревьями редких пород и кустарниками, разгуливали диковинные животные и птицы, привезенные царем из дальних походов присланные из разных уголков обитаемого мира. Город окружала 25-метровая стена, которая «своим ужасным сиянием отбрасывала врагов».
      При сыне Синаххериба, Ашшурбанапале, Ниневия достигла своего расцвета. Она стала могущественнейшим городом, крупнейшим политическим и хозяйственным центром, а также центром культуры, науки и искусства — настоящим ассирийским Римом.
      Ниневия была и крупнейшим торговым центром страны. Как писал древний автор, в городе «купцов было больше, чем звезд на небе».
      Ниневия навеки осталась в истории как нарицательный символ столицы языческой азиатской империи. Это был город гигантских, имевших сверхчеловеческие масштабы дворцов, площадей и улиц, городом новой, неслыханной дотоле техники. Это был город, где власть принадлежала узкому слою жрецов и вождей, независимо от того, на чем они основывали свое право господства: на праве происхождения, праве силы, расовом превосходстве, деньгах или же на совокупности всего этого. Это был город, с именем которого связаны убийства, грабежи, насилия и кровавые войны, город, где царили неслыханная жестокость и умопомрачительная роскошь. Это была столица жаждавшей мирового владычества империи, правители которой держались на троне лишь с помощью террора и которым редко удавалось умереть своей смертью. И в то же время это был город рабов, обязанных работать и лишенных всяких прав. С помощью сладких мифов и красивых слов им создавали иллюзию свободы, но их единственная функция состояла в том, чтобы рожать солдат и работать для того, чтобы другие могли воевать.
      В Библии есть пророчество о гибели Ассирии: «И прострет Он руку Свою на север, и уничтожит Ассура, и обратит Ниневию в развалины, в место сухое, как пустыня. И покоиться будут среди нее стада и всякого рода животные; пеликан и еж будут ночевать в резных украшениях ее…» Это пророчество сбылось. Расцвет Ниневии длился недолго, всего около девяноста лет. Последний царь Ниневии — Синшаришкун, сын Ашшурбанапала — правил только семь лет. В 612 году до н. э. объединенная армия мидийского царя Киаксара и вавилонского царя Набопаласара осадила Ниневию и взяла ее штурмом. Мидийцы и вавилоняне поступили со столицей Ассирии так же, как в свое время ассирийцы поступали с покоренными странами. дворцы Ниневии и ее стены были разрушены, жители перебиты или угнаны в рабство, а богатства, свезенные со всех покоренных стран, разделены между победителями. Ниневия была разрушена полностью, что дало античному автору Лукиану основание вложить в уста крылатого Меркурия обращенную к перевозчику в страну мертвых Харону фразу: «Что касается Ниневии, мой добрый перевозчик, то она разрушена так, что от нее не осталось и следа, трудно даже сказать, где она в свое время находилась».
      Несмотря на краткость эпохи расцвета и катастрофическое падениея Ниневия на протяжении последующих двадцати пяти веков оставалось символом величия и падения, сибаритства и высокой цивилизации, ужасных злодеяний и справедливого возмездия.
      Современная арабская деревня, лежащая у подножия огромного холма Куюнджик, носит название Ниневии в память об огромном городе, шумевшем на берегах Тигра более 25 веков назад. Руины этого города были открыты осенью 1849 года тем самым Остином Генри Лэйярдом, который прославился как первооткрыватель и исследователь руин Калаха-Нимруда. Казалось бы, после такого успеха Лэйярд мог с полным правом почить на лаврах. Но не таков был характер этого беспокойного и талантливого археолога. Среди множества холмов, явно скрывавших в себе руины древних городов, Лэйярд выбрал в качестве объекта дальнейших раскопок именно холм Куюнджик. Тогда его выбор казался более чем спорным: дело в том, что этот холм уже на протяжении целого года безуспешно раскапывал Поль Ботта, который не нашел здесь абсолютно ничего! Но Лэйярд обладал гениальной интуицией, которая не подвела его и в этот раз. На холме Куюнджик им были сделаны находки, благодаря которым ассирийская цивилизация предстала во всем своем многообразии и богатстве.
      Пробив вертикальную штольню в глубь холма, на глубине примерно двадцати метров Лэйярд наткнулся на слой кирпичей. Тогда он начал вести под землей горизонтальные ходы по всем направлениям и вскоре обнаружил зал, а затем и ворота с изваяниями крылатых быков по бокам За четыре недели работы он открыл еще девять помещений.
      Как выяснилось впоследствии, это были остатки дворца царей Синаххериба и Ашшурбанапала. Одни за другими появлялись на свет росписи, рельефы, великолепные изразцы, мозаики; все это выдержано в холодных, мрачноватых тонах — преимущественно черном, желтом и темно-лиловом. Рельефы и скульптуры отличались удивительной выразительностью и по натурализму деталей оставляли далеко позади все аналогичные находки на холме Нимруд. И понятно почему — искусство времени Ашшурбанапала было вершиной и вместе с тем последней страницей в истории ассирийского искусства.
      Среди прочего здесь был найден знаменитый шедевр мирового значения — рельеф «Умирающая львица», относящийся к эпохе правления Ашшурбанапала (ныне хранится в Лондоне, в Британском музее). На нем изображена смертельно раненная львица, исполненная трагического величия. ее тело вонзились стрелы, у нее перебит позвоночник, но, волоча парализованные задние лапы, она в последнем отчаянном усилии пытается подняться Львица приподняла верхнюю часть туловища и, вытянув морду, стыла в предсмертном рывке. Этот рельеф — создание великого ваятеля — по глубине экспрессии и проникновенности можно смело поставить рядом с лучшими произведениями мирового искусства.
      Самой значительной находкой археологов в Куюнджике стала ныне знаменитая на весь мир библиотека царя Ашшурбанапала. Она состояла из 30 тыс. систематизированных и классифицированных табличек с царскими указами, дворцовыми записями, религиозными текстами и магически, ми заговорами, эпическими повествованиями, песнями и гимнами, текстами, содержащими сведения о медицине, астрономии и других науках. Здесь обнаружены таблички с одним из величайших произведений мировой литературы — шумерским эпосом о великом Гильгамеше, бывшем «на две трети богом и на одну треть — человеком». Вероятно, это была самая большая библиотека во всем тогдашнем мире, которая с полным правом может быть названа первой систематизированной библиотекой древнего Востока. Почти все таблички, составлявшие коллекцию, сейчас находятся в Британском музее. Многие из них изданы или достаточно подробно описаны в каталогах. Эти тексты являются сегодня основным источником по истории Месопотамии.
      Как установлено, эту библиотеку собрал царь Ниневии Ашшурбанапал (668–626 гг. до н. э.), который сам был не чужд литературе и вообще считался просвещенным (насколько это было возможно в условиях Ассирии) правителем. Ашшурбанапал (или, как его называли греки, Сарданапал) был обязан троном своей бабке Накии, фаворитке Синаххериба. По своему характеру он был полной противоположностью вздорному и неуравновешенному отцу. Это, однако, не означает, что он не вел войн. Его родные братья (один из которых носил непроизносимое для нас имя Ашшурэтелыиамеуерситиубаллитсу и был верховным жрецом бога Луны, а второй, Шамашшумукин, был царем Вавилона) доставили ему немало хлопот. Ашшурбанапал разрушил царство эламитов и завоевал отстроенный его непосредственным предшественником Асаргаддоном Вавилон, но, впрочем, не разрушил его, а отнесся к нему милосердно. Судя по всему, Ашшурбанапал попытался и смягчить нравы жителей Ассирии, приостановив творящиеся повсеместно жестокости. Некий ассирийский поэт, прославляя Ашшурбанапала, писал:
      «Покоилось (при нем) оружие мятежных врагов. Колесничие распрягли свои упряжки, острые пики и копья их лежали без дела, И отпустили тетиву у луков; И тем, кто с помощью силы пытался решить спор или вести борьбу с противником, не давали бесчинствовать. Ни в городе, ни в доме, никто не пускал в ход силу, никто никому не причинял ущерба. Одинокий путник мог спокойно совершать свой путь на самых дальних дорогах. Не было разбойников с их кровавыми деяниями. И никто не совершал никаких насилий. Вся земля была мирным домом, И чисты, как масло, были все четыре страны света».
      Сам царь сообщал о себе такие сведения:
      «Я, Ашшурбанапал, постиг… все искусство писцов, усвоил знание всех мастеров, сколько их есть, научился стрелять из лука, ездить на лошади и деснице, держать вожжи… Я постиг скрытые тайны искусства письма, я в небесных и земных постройках и размышлял [над ними]. Я присутствовал на собраниях царских переписчиков. Я наблюдал за предзнаменованиями, я толковал явления небес с учеными жрецами, я решал сложные задачи с умножением и делением, которые не сразу понятны… В то же время я изучал и то, что полагается господину; и пошел по своему царскому пути».
      Но все же в историю Ашшурбанапал вошел только благодаря тому, что до наших дней дошла библиотека, которая была собрана по его приказу и предназначалась для его личного пользования.
      Из личных писем Ашшурбанапала известно, что коллекционирование глиняных «книг» было его увлечением. Он специально направлял своих людей в Вавилонию на поиски текстов и проявлял столь огромный интерес к собиранию табличек, что лично занимался отбором текстов для библиотеки. Есть указания на то, что значительная часть библиотеки поступила из древней столицы Ассирии, Калаха, куда царь Тиглатпаласар I (1115–1077 гг. до н. э.) после завоевания Вавилона, по-видимому, привез древние вавилонские оригиналы. Характерно, что Ашшурбанапал и его писцы уже не понимали смысла многих древних текстов, но все равно старательно копировали их. Сам Ашшурбанапал писал: «Для меня было большой радостью повторять красивые, но непонятные надписи шумеров и неразборчивые аккадские тексты».
      Часть табличек царь получил из частных собраний, большинство же является копиями, которые по повелению царя писцы изготовили во всех провинциях Ассирии. Так, посылая своего чиновника Шадану в Вавилон, царь снабдил его следующей инструкцией: «В тот день, когда ты получишь это письмо, возьми с собой Шуму, брата его Бельэтира, Алла и художников из Борсиппы, которые тебе известны, и собери все таблички, хранящиеся в их домах и в храме Эзида. Драгоценные таблички, копий которых нет в Ассирии, найдите и доставьте мне. Я написал главному жрецу и губернатору Борсиппы, что ты, Шадану, будешь хранить эти таблички в своем складе, и просил, чтобы никто не отказывался предоставлять их тебе. Если вы узнаете, что та или иная табличка или ритуальный текст подходят для дворца, сыщите, возьмите и пришлите сюда».
      На царя работали ученые и целая группа мастеров-писцов. Таким путем Ашшурбанапалу удалось создать библиотеку, в которой была представлена вся наука, все знания того времени, но, поскольку в ту эпоху наука была тесно переплетена с магией, верой во всякого рода чудеса и волшебство, большая часть библиотеки заполнена различными заговорными и ритуальными текстами. Впрочем, в библиотеке имелось довольно много медицинских текстов, написанных опять-таки с изрядным уклоном в магию, а также табличек, содержащих сведения из области философии, астрономии, математики, филологии. Специалисты, изучавшие состав библиотеки, утверждают, что библиотека Ашшурбанапала охватывает всю совокупность традиционных текстов той поры. Таким образом, библиотека Ашшурбанапала стала сегодня ключом ко всей ассиро-вавилонской культуре.
      Другой знаменитой находкой в Куюнджике стал архив царей Ассириц Среди найденных здесь более двух тысяч писем и их фрагментов около двухсот являются личной корреспонденцией царей, охватывающей период от Саргона II до Ашшурбанапала. Большинство этих писем написаны Ашшурбанапалом или адресованы ему. Есть также много писем, написанных Саргону и Асаргаддону. Кроме того, архив содержит весьма интересные документы — доклады царю от предсказателей будущего. Эти тексты (их около четырехсот) представляют собой ответы прорицателей на вопросы царя. Для них характерен особый стиль: ученый опускает обычные вводные формулы и сразу сообщает о знамении или обо всем, что, как он считает, относится к тому случаю, о котором его запросили. К астрологическим предсказаниям он, как правило, добавляет некоторые благоприятные для царя соображения. Делается это обычно для того, чтобы истолковать дурное знамение как хорошее. Иногда к докладам добавляются личные просьбы и сведения о различных происшествиях. В конце доклада сообщается имя ученого.
      В форме писем составлены тексты особого характера — обращения к богам, «переписка с богами». Эти обращения писались частными лицами и правителями, стремившимися выразить свое почтение тому или иному божеству. Иногда эти письма сопровождались жертвоприношениями. Среди таких писем — послания, написанные ассирийскими царями Салманаса-ром II, Саргоном II и Асаргаддоном к богу Ашшуру и другим божествам города Ашшура. Они содержат сообщения о победоносных военных кампаниях. Письма написаны живым и поэтическим языком и, очевидно, предназначались для публичного чтения жрецам божества данного храма и собранию граждан города, носящего имя этого божества.
      Среди этой «переписки с богами» сохранились два любопытных письма от… бога к царю (обратная связь!). В одном из них бог Нинурта, адресуясь к неизвестному ассирийскому царю, говорит о своем недовольстве (сохранилось только начало этого письма). Во втором некий бог (вероятно Ашшур) пишет царю Шамши-Ададу I о своем неудовольствии тем скептицизмом, который выказывает царь по отношению к божественным откровениям. Очевидно, эти «послания богов» сочинялись местными жрецами, желавшими добиться каких-то благ от царя.
      Раскопки Ниневии продолжаются до наших дней. В 1956 году здесь были раскопаны, а затем реставрированы ворота Нергала, которые вели в древний город. Их украшают древние росписи, подходы вымощены большими каменными плитами. Сейчас здесь устроен небольшой музей. У восстановленных ворот безмолвно высятся два стража — крылатые быки Ассирии.

СВЯЩЕННЫЙ АШШУР

      История Ассирии начинается с того времени, когда наместник царей III династии Ура поселился в Ашшуре — древнем городе-святилище одноименного бога, от которого Ассирия и получила свое имя. Название города Ашшур (Ассур) встречалось исследователям во многих клинописных текстах, но шли годы, один за другим под лопатами археологов вставали из небытия другие города Ассирии — Ниневия, Дур-Шаррукин, Калах — а священный Ашшур продолжал оставаться загадкой. Где же его искать?
      Постепенно сужавшийся круг поисков в конце концов привел исследователей в пустынное урочище Калат Шергат, расположенное в широкой излучине Тигра, в ста километрах от иракского города Мосула. Высящийся здесь огромный одинокий холм давно вызывал интерес у археологов. В 1870-х гг. здесь предпринял разведывательные раскопки Ормузд Рассам, ассистент Генри Лэйярда. В начале 1903 года сюда приезжал Роберт Кольдевей, недовольный безуспешными, на его взгляд, раскопками Вавилона. Однако никаких результатов эти экспедиции не достигли — загадочный холм не говорил ни да ни нет и упрямо хранил свою тайну. Разгадать ее было суждено только немецкому археологу Вальтеру Андре.
      28-летний Андре приехал в Ирак в 1903 году в качестве ассистента Р. Кольдевея, работавшего на раскопках Вавилона. Он принадлежал к новому поколению археологов, для которых на первом месте стояли уже не скоропалительные сенсационные находки, а кропотливый труд, подобный работе криминалистов, изучающих следы на месте преступления. И именно этому педантичному и неторопливому человеку Кольдевей поручил заняться исследованием таинственного холма в урочище Калат Шергат.
      В этом пустынном, лишенном растительности краю с нереальными «лунными» пейзажами Вальтер Андре провел одиннадцать лет, вплоть до начала Первой мировой войны. Год проходил за годом, и из плена песков постепенно вставали руины дворцов и храмов древней ассирийской столицы — священного Ашшура…
      Все цари Ассирии чрезвычайно дорожили этим городом. Это был подлинный сакральный центр страны, постоянно жившей в напряжении сил. Ассирия была все время в наступлении. Благодаря ежегодным завоевательным походам ассирийские цари регулярно распространяли пределы своей державы на огромные территории. Но эти завоевания были крайне- непрочны, и раз за разом огромная империя повергалась в прах. Ее размеры сокращались до лоскутка земли вокруг Ашшура, но снова и снова цари Ассирии поднимали войска на отвоевание утраченных территорий…
      «Неизменное стремление ассирийских царей снова организовать свою власть над этими захваченными районами остается проблемой, — писал один из крупнейших ученых-ассириологов XX века А. Лео Оппенхейм. — В небольшой группе ассирийцев, вероятно уроженцев Ашшура, по-видимому, существовало страстное убеждение, что их долг снова воссоединить страну, увеличить эффективность этого соединения и расширить его основу. Это постоянное и яростное стремление к расширению не следует, однако, рассматривать как первичный импульс. Часто оно было следствием все усиливающегося разорения родины и старых провинций. Необходимость расширения свидетельствует о слабости системы. Тот факт, что истощенную страну каждый раз стремились восстановить, свидетельствует о наличии там идеологических, т. е. религиозных корней, и нам следует искать учреждение, которое было способно пережить все повороты событий. Эти поиски приводят нас к святилищу бога Ашшура…»
      Первый известный царь Ассирии Шамши-Адад I (ок. 1813–1781 гг. до н. э.), по многим свидетельствам, был чужестранным завоевателем, который захватил Ашшур и попытался создать свое государство в Верхней Месопотамии. Древнее святилище бога Ашшура стало тем самым ядром, из которого выросла первая столица Ассирии. Ашшур располагался на отвесной скале, нависающей над Тигром, на западном берегу. Монументальная лестница вела на вершину скалы, где стояли царские дворцы, многочисленные храмы и главная святыня — храм бога Ашшура. И именно этот священный квартал избрал главной целью раскопок Вальтер Андре. Только здесь можно было по-настоящему познать дух и культуру прошлого, а может быть даже и объяснить их.
      Верховным божеством города, «отцом богов» и повелителем вселенной, был Ашшур, главным жрецом которого был сам царь. Однако раскопки Андре позволили установить, что до него на протяжении почти тысячи лет в местном пантеоне господствовала богиня Иштар (Ашторет, Астарта), известная у шумеров под именем Иннин. Именно ей было посвящено самое древнее святилище города, которое, очевидно, существовало уже с самого начала ассирийской истории. Однако этот древнейший храм был варварски разрушен. Точно неизвестно, сделали ли это иноземные завоеватели, или сторонники культа Ашшура. Во всяком случае, в конце XIII века до н. э. царь Тукуль-тининурта I велел сровнять остатки древнего святилища Иштар с землей.
      Примерно через 400 лет (в IX в. до н. э.) царь Салманасар III восстановил храм Иштар на старом месте и по образцу святилищ четырехсотлетней давности. Три века спустя на развалинах этого храма последний ассирийский царь Ашшурбанапал возвел новое святилище, посвященное Иштар. Изображения этой богини — обычно в виде обнаженной женщины с косами, ниспадающими на грудь, — часто попадались археологам на земле Ашшура.
      Археологи нашли также следы существовавшего здесь некоторое время особенного культа животных. В Ашшуре, подобно многим другим цивилизациям Месопотамии, существовал древний культ быка-пахаря. Именно бык стал символом Ассирии. Из шкуры ритуально умерщвленного черного быка изготовлялся ритуальный бубен. Священного быка убивали для того, чтобы он передал бубну свое могущество и силу, после чего мясо быка поедали жрецы. Смена кожи на бубне также сопровождалась сложными ритуалами, подробные описания которых сохранились на дошедших до нас клинописных табличках.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.