А. Нинов
      Вера Панова. Творчество и судьба
      Весной 1945 года, на исходе Великой Отечественной войны, рождалась одна из лучших книг советской литературы о только что прожитом времени "Спутники" Веры Пановой. Мало кто знал это писательское имя. Настоящая литературная судьба нового автора была еще на самом взлете.
      Вера Панова стала писателем не только в силу своего большого природного дарования. Она была предуготовлена к творчеству нелегким опытом жизни и глубокой, возраставшей с годами любовью к литературе. Из испытаний, посланных ей судьбой, Панова вышла нравственно закаленной, сохранившей мужество и оптимизм, свойственные советскому человеку. И эти качества сполна проявились в самых разных ее произведениях.
      В прозе прежде всего, а также и в драматургии, Панова сохраняла художественную объективность и верность действительности. Жизнь в ее произведениях узнаваема, люди - реальны, по их характерам, сознанию и бытию можно судить о многих сторонах жизни советского общества за первые полвека его существования. А время Великой Отечественной войны, отцы и дети, пережившие эти невероятные годы, остаются главными действующими лицами всего ее творчества. Панова показала себя зрелым мастером, чутким стилистом, способным выразить увиденное и пережитое в оригинальной и емкой форме.
      После публикации повести "Сережа" Корней Чуковский утверждал в письме к автору: "Дорогая Вера Федоровна, Вы, может быть, и сами не знаете, что Вы написали классическую книгу, которая рано или поздно создаст Вам всемирное имя. Не сомневаюсь, что ее переведут на все языки. Дело не только в том, что впервые в истории русской литературы центральным героем повести поставлен шестилетний ребенок, но и в том, что сама эта повесть классически стройна, гармонична, выдержана во всех своих - очень строгих! - (подлинно классических) пропорциях. ...Для меня точно так же классичны и "Спутники""*.
      _______________
      * Письмо от 23 нояб. 1955 г. // ЦГАЛИ, ф. 2223, оп. 2, ед. хр. 368.
      Творческое развитие писательницы не было бескризисным и однолинейным. Пановой были знакомы минуты неуверенности, сомнений, глубокой неудовлетворенности собой, попытки перешагнуть через старое и все начать заново. Способная самокритично судить о собственной работе, она умела преодолевать себя и находить более глубокие решения тех художественных проблем, которые ставило перед нею время.
      В шестидесятые годы Панова много трудилась для театра и кино. Ее пьесы обогатили современную театральную культуру. Творчество Пановой остается одним из значительных явлений советской литературы и искусства. Книги Пановой изданы на многих языках и получили заслуженное признание читателей в разных странах мира.
      Вера Федоровна Панова родилась 20 марта 1905 года в Ростове-на-Дону. Когда дочери шел шестой год, отец ее, Федор Иванович, утонул в Дону. Семья осталась без средств к существованию. Матери пришлось пойти на службу конторщицей. В бедности и нужде прошли детские годы писательницы. Она хорошо узнала жизнь городской окраины, трудовой быт простых людей.
      Впечатления детства были противоречивы. Рядом с пестрыми картинами праздничного Ростова Панова с юных лет запомнила будни скудной провинциальной жизни. Она застала еще, пусть на исходе, старую Россию, описанную Чеховым, Горьким, Куприным. Сама Панова подтвердила это в своих воспоминаниях "О моей жизни, книгах и читателях", воздав должное Чехову, который "всю тогдашнюю нашу серенькую жизнь живописал со всеми ее подробностями".
      Октябрьская революция и гражданская война потрясли уклад жизни старой России. Ростов испытал на себе все превратности бурного времени. Власти в городе несколько раз менялись, и только в начале 1920 года под ударами Первой Конной армии контрреволюция на юге была разгромлена и Ростов снова стал советским. Драматические события гражданской войны не остались для Пановой только литературным воспоминанием. Они были частью прожитой жизни. Панова встречала людей, о которых читала потом в "Конармии" Бабеля несколько бойцов Первой Конной квартировали у них во дворе.
      Семнадцати лет Панова поступила работать в редакцию ростовской газеты "Трудовой Дон". Журналистика на долгие годы становится ее основной и любимой профессией. Первые шаги Пановой в газете очень напоминали начало журналистской карьеры Севастьянова, описанной позднее в "Сентиментальном романе", книге во многом автобиографической, построенной на соединении художественного вымысла и реальных фактов собственной жизни.
      В 1926 - 1927 годах Панова вела регулярный отдел фельетона в газете "Советский Юг". Из номера в номер появлялись в газете короткие, остроумные, точно бьющие в цель статьи и заметки, подписанные псевдонимом Вера Вельтман. Преследуя бюрократов, волокитчиков, самодуров, подхалимов, самодовольных мещан, она умела находить характерные, точные штрихи, разом схватывающие натуру. Лучшие фельетоны Веры Вельтман написаны в немногословной язвительной манере, которая - пусть отдаленно - уже предвещает кое в чем антимещанские, критические мотивы повестей и рассказов Веры Пановой.
      В Ростове Панова впервые вошла в литературную среду. Она работала здесь вместе с Александром Фадеевым и Николаем Погодиным. Панова слышала первые главы фадеевского "Разгрома" в чтении автора на заседании Ростовской Ассоциации пролетарских писателей. Южный край всегда был богат талантами, а в советскую эпоху отсюда вышло особенно много одаренных людей, пополнивших молодую советскую литературу. Писательская молодость М. Шагинян, А. Фадеева, М. Шолохова, Г. Шторма, В. Киршона, Н. Погодина, В. Ставского, Ю. Юзовского так или иначе была связана с Ростовом. В гостях у ростовчан бывали М. Горький, В. Маяковский, В. Хлебников, И. Бабель, С. Есенин, М. Светлов. Наиболее яркие впечатления молодости связываются у Пановой с этими именами.
      При всей калейдоскопичности литературного быта двадцатых годов город юности дал Пановой ту культурную и профессиональную среду, в многосторонних связях с которой получило полноценное развитие ее художественное дарование. Он дал ей также немалый запас жизненных впечатлений, необходимых любому писателю.
      Панова принимала близкое участие в детских изданиях Ростова - газете "Ленинские внучата", в журналах "Костер" и "Горн". Собственно, здесь, на ниве детской литературы, она предприняла первые робкие попытки перейти к беллетристике, к художественной обработке жизненного материала. Первые опыты оказались слабыми. Панова так и не стала детской писательницей, но интерес к детям, к их психологии, судьбам, к их отношениям со взрослыми не покидал ее в дальнейшей литературной работе. И лишь благодаря этому пристальному интересу, живым наблюдениям, копившимся в течение десятилетий, могли возникнуть лучшие страницы ее зрелой прозы, посвященной подросткам и детям.
      В 1937 году Панова навсегда покинула Ростов. Вместе с детьми и матерью она несколько лет жила на Украине в селе Шишаки Полтавской области. Отсюда выезжала в Ленинград и Москву искать свою "синюю птицу". Литературное счастье долго не давалось ей в руки, хотя перед войной две ее пьесы - "Илья Косогор" и "В старой Москве" были отмечены премиями на республиканском и всесоюзном конкурсах драматургов.
      В Москве Панова сблизилась с Александрой Яковлевной Бруштейн, известной писательницей и драматургом, автором популярных в свое время пьес для детей и юношества. Она встретила на редкость отзывчивого, умудренного жизнью человека и опытного, разностороннего литератора. Много лет спустя, в письме к А. Я. Бруштейн по поводу ее новой книги, Панова с благодарностью скажет: "Читала и вспоминала, как я к Вам пришла первый раз, и второй, и третий, как Вы меня обласкали и как мне было тепло от Вашей ласки. И как Вы меня поставили на ноги, и пошла я по тернистому пути литератора. Спасибо Вам еще и еще"*.
      _______________
      * Письмо В. Ф. Пановой к А. Я. Бруштейн от 1 февр. 1958 г. // ЦГАЛИ, ф. 2546, оп. 1, ед. хр. 470, л. 29.
      Отечественная война застала Панову в городе Пушкине, захваченном в сентябре 1941 года немецкими войсками. Изгнанная вместе с другими жителями из города, она была обречена на лагерную голгофу. Однако на пути в Эстонию ей удалось уйти вместе с дочерью и, преодолев многие сотни километров по захваченной врагом земле, достигнуть зимой 1941 года далекого села Шишаки на Полтавщине, где оставалась ее семья - две бабушки с малолетними сыновьями. Самые тяжелые времена оккупации Панова провела в этом украинском селе.
      После освобождения Украины в конце 1943 года Панова переехала на Урал, в Пермь. Здесь она работала в редакции местной газеты и на радио.
      Бедствия военных лет закалили Панову. Она проявила недюжинную силу характера и личное мужество, чтобы пережить потрясения, пройти тяжкий путь скитаний в оккупации, спасти себя и свою семью от гибели или угона в Германию. Она подошла к своим главным литературным замыслам, собирая опыт и знания, необходимые писателю. И все накопленное памятью сердца сумела высказать как художник - искренно и свободно. В Перми были завершены первые крупные произведения Пановой - повесть "Спутники", роман "Кружилиха", пьеса времен войны "Метелица".
      Уже став известным писателем, Панова в 1946 году переехала в Ленинград, с этим городом связаны для нее десятилетия напряженного, насыщенного труда и деятельное участие в общественной и литературной жизни страны.
      Повесть "Спутники" и роман "Кружилиха", отмеченные Государственными премиями СССР в 1947 и 1948 годах, впервые увидели свет на страницах журнала "Знамя". Панова очень сблизилась тогда со "знаменской" редакцией, которую возглавлял Всеволод Вишневский.
      С первой половины пятидесятых годов Панова стала постоянным автором журнала "Новый мир", где был напечатан ее роман "Времена года" (1953). С главным редактором журнала А. Т. Твардовским Панова поддерживала творческую дружбу и состояла в многолетней переписке. По поводу обещанного журналу "Сентиментального романа" Твардовский писал Пановой весной 1958 года: "...Хочу сказать Вам, что жду Вашего нового сочинения с горячим интересом и надеюсь читать его в числе первых поклонников Вашего таланта"*.
      _______________
      * Письмо А. Т. Твардовского В. Ф. Пановой от 6 мая 1958 г. // ЦГАЛИ, ф. 2223, оп. 2, ед. хр. 343.
      Художественные интересы Пановой никогда не замыкались только литературой. Она любила театр и много работала для него. Пьесы Пановой ставили в разные годы выдающиеся театральные режиссеры - Ю. А. Завадский, А. Д. Попов, Н. П. Охлопков, Г. А. Товстоногов и другие. Встречи с ними оставили в жизни Пановой глубокий и яркий след. Не менее увлеченно Панова сотрудничала с киностудиями Москвы и Ленинграда. Мир кинематографа стал ее миром.
      В 1960 году на XII Международном кинофестивале в Карловых Варах советский фильм "Сережа" получил главную премию - Хрустальный Глобус. С тех пор почти все герои Веры Пановой прошли через экран. Особый успех выпал на долю кинофильма "Вступление", поставленного режиссером И. Таланкиным по рассказам Пановой "Валя" и "Володя". На международном кинофестивале в Венеции (1963) фильм "Вступление" вместе со специальной премией получил приз Венецианского комитета цивилизации и культуры.
      Мировое признание лучших фильмов, поставленных по произведениям Веры Пановой (всего их снято двенадцать), было закономерным. Писательница принесла в кино глубокое знание души своего современника, своеобразие индивидуального видения жизни, развитое чувство формы и стиля, то есть те качества, без которых не может существовать настоящее искусство.
      За годы неустанного литературного труда Панова кровно сроднилась с Ленинградом, его искусством и культурой, с прошлым и настоящим любимого ею города.
      Постоянное внимание к начинающим писателям, требовательный взгляд на их творчество (а Пановой приходилось ежегодно читать и рецензировать десятки рукописей) несомненно повлияли на литературную смену пятидесятых-шестидесятых годов. Многие писатели - Ю. Казаков, В. Конецкий, А. Битов, Р. Достян, В. Голявкин, В. Ляленков, Г. Ходжер и другие обязаны Пановой добрым словом, своевременным напутствием, умным писательским советом.
      В конце 1960 года в составе писательской делегации Панова совершила продолжительную зарубежную поездку по Соединенным Штатам Америки. Программа поездки была насыщенной. Вашингтон - Новый Орлеан - Спринфильд Чикаго - Буффало - Бостон - Нью-Йорк. Это была одна из первых после долгого перерыва писательских поездок в США, целью которой являлось восстановление прерванных и налаживание новых контактов в области художественной культуры.
      Американские впечатления лишь частично отложились в рассказах и путевых заметках Пановой ("США, Нью-Орлеан, Улица Бурбонов", "Буффало. Всякая всячина", "Нью-Йорк. У старого художника", "Перемещенное лицо" и другие). Все многообразие наблюдений и встреч, связанных с этой большой поездкой Панова так и не успела объединить в нечто целое, хотя много раз в мыслях и разговорах возвращалась к этому путешествию.
      Весной 1962 года вместе с А. Твардовским, А. Сурковым, М. Бажаном и Назымом Хикметом Панова участвовала в Международном конгрессе писателей и деятелей кино, радио и телевидения во Флоренции. Заседания конгресса, на который съехались писатели из двадцати шести европейских стран, проходили в Палаццо Веккио, старом дворце Медичи. Панова оставила несколько выразительных страниц, посвященных этому событию.
      Творческие планы писательницы в шестидесятые годы еще больше раздвинулись: вместе с современными темами Панову увлекают сюжеты из русской истории; она работает в области драматургии и кинодраматургии, создает последнюю редакцию романа-сказки "Который час?", обдумывает план автобиографической книги, для которой исподволь накапливались заметки и материалы.
      Летом 1967 года, после участия в работе IV Всесоюзного съезда советских писателей, Панова вернулась из Москвы в Ленинград крайне переутомленной, но продолжала работать, не соразмеряя сил и не щадя себя. Последствия оказались катастрофическими: Панова перенесла тяжелый инсульт, от которого так и не смогла оправиться до конца жизни. Однако и в эти последние годы, омраченные тяжкой болезнью, она проявила необыкновенную силу воли и способность к творчеству. Некоторые страницы ее мемуарной прозы были созданы именно в это время.
      Вера Федоровна Панова скончалась 3 марта 1973 года и похоронена в Комарове под Ленинградом.
      В рассказе "Трое мальчишек у ворот" Панова когда-то любовно описала "старинный дом на Марсовом поле, желтый, с белыми колоннами". Теперь на фасаде этого дома по Марсову полю, 7, установлена гранитная памятная доска, гласящая, что здесь с 1948 по 1970 год жила и работала писательница Вера Федоровна Панова. Одна из красивейших площадей Ленинграда навсегда приняла память о писательнице в свой строгий и стройный ансамбль.
      Повестью "Спутники" (1945) начинается большая писательская судьба Веры Пановой, ее второе рождение. Многие восприняли эту повесть как литературный дебют. Тем разительнее было отточенное мастерство писательницы, уверенность ее манеры, самостоятельность художественной позиции. Все эти качества свидетельствовали о зрелости таланта.
      Прочитав повесть "Спутники", А. Фадеев в 1946 году отметил в записной книжке: "Прекрасная, чистая и суровая, правдивая и поэтичная повесть"*.
      _______________
      * Ф а д е е в А. За тридцать лет. Избранные статьи, речи и письма о литературе и искусстве. М., 1957. С. 825.
      В "Спутниках" рассказана рядовая и вместе с тем удивительная история небольшого коллектива военно-санитарного поезда. В первой же главе Панова вводит в повествование почти всех своих героев - их немного, они все на виду, но путь к душе каждого не так прост. Вместе с комиссаром Даниловым мы совершаем ночной обход мчащегося военно-санитарного поезда и глазами героя видим разных людей, присматриваемся к выражению их лиц, их манере держаться, их сложившимся отношениям друг с другом. Точка зрения Данилова, сквозь которую нам впервые открылся этот своеобразный автономный мир на колесах, освещает не только резкие, бросающиеся в глаза свойства окружающих, но, прежде всего, самого героя, его психологию, характер видения, отношение к происходящему.
      Внутренний мир человека постепенно раздвигается, приобретает объемность и глубину. Переход от одного героя к другому - это одновременно переход в мир новых психологических измерений, индивидуальных оттенков, характерных подробностей. "Данилов", "Лена", "Доктор Белов", "Юлия Дмитриевна" - каждому герою посвящена специальная глава, и вместе с развитием сюжета незаметно перемещается психологический "фокус" повествования. "Спутники" строятся как цикл законченных портретных новелл, особым образом связанных и сопоставленных друг с другом. Среди них есть развернутые, проходящие через всю повесть, есть и совсем короткие человеческие истории. Все они по-своему, с разной степенью подробности и глубины, отвечают на один и тот же общий вопрос: что такое советский человек, как складывались судьбы и формировались типические характеры, в чем источник нравственной силы, проявленной самыми обыкновенными людьми в тяжкий момент истории.
      Это были главные вопросы, стоявшие перед советской литературой сороковых годов. И Панова с особой заинтересованностью вникала в опыт предшественников и современников. В черновых набросках к статье "Заметки прозаика" (1952) она называла два произведения, глубоко повлиявшие на ее собственную работу: "Молодая гвардия" А. Фадеева и поэма А. Твардовского "Василий Теркин".
      Панова вовремя заметила повести В. Овечкина, Б. Полевого, Э. Казакевича, П. Вершигоры, Г. Николаевой, несшие новое осмысление судьбы человека на войне. Она хорошо знала своих литературных спутников, и их опыт так или иначе переосмыслен в ее первых больших повестях и романах.
      "Спутники" отмечены глубоким вниманием к тому, что составляет внутреннюю суть человеческих поступков.
      Герои повести вошли в вагоны своего поезда уже сложившимися людьми. Панова и раскрывает их как вполне определившиеся индивидуальности. Прошлое широко включено в рассказ о настоящем, оно помогает лучше понять и оценить то, что руководит жизненным поведением Данилова, Лены Огородниковой, доктора Белова, Юлии Дмитриевны и других героев, соединенных вместе военной судьбой и проживших бок о бок четыре долгих военных года.
      "Я не перестаю удивляться нашим людям, их терпению, трудолюбию, неиссякаемости их порыва. Удивляться и завидовать, и желать подражать им..." - записал в своем дневнике доктор Белов. В испытаниях войны он по-новому увидел советских людей и удивился им. То, что казалось неожиданностью, на самом деле было закономерным. Панова чутко уловила эту закономерность в многообразии целостного жизненного опыта своих героев.
      Панова сознает сложную, противоречивую природу каждой индивидуальности, умеет раскрыть эту противоречивость в естественном потоке жизни. Писательница видит решающую грань между живым и мертвым в людях; одни вносят в жизнь нечто творческое и обогащают ее, другие отравляют жизнь обывательским эгоизмом, черствостью, своекорыстием.
      К людям второго типа Панова беспощадна. Так беспощадна она к Супругову, который тоже бок о бок с другими проходит всю войну, но проходит как трусливый попутчик, в конечном счете равнодушный и к людям, и к цели, которая объединяет их всех. Супругов сталкивается с Даниловым в первой же главе повести. Это герои-антиподы, психологический конфликт пронизывает насквозь их отношения, хотя нигде этот конфликт не вырывается наружу и не принимает открытой формы. Панова обнаружила в Супругове обывателя, отгородившегося от окружающего мира в самые трагические, роковые его минуты.
      Полную противоположность Супругову представляет характер старшей медицинской сестры Юлии Дмитриевны. И это лицо повести написано с поразительной точностью. Сквозь внешние черты характера этой женщины, пугающе дурной по внешности, склонной к менторству, резкой в суждениях, строгой к окружающим, подчеркнуто, до мелочей щепетильной, и в общем не очень приятной в повседневном житейском обиходе, проступает своеобразная поэзия сильной самоотверженной натуры. Самое замечательное в Юлии Дмитриевне - это ее преданность своему делу, высокое, почти жреческое отношение к своей профессии, истинный артистизм, с которым она выполняет свои скромные обязанности хирургической сестры.
      Панова группирует героев таким образом, что одна индивидуальная биография взаимодействует с другой, самостоятельные человеческие истории перекликаются по мотивам, дополняют друг друга, сближаются по сходству или разнятся по контрасту, составляя все вместе единую повесть о судьбе современников, о разнообразии и сложности их исторического бытия.
      Как это свойственно Пановой, некоторые конкретные, вещественные мотивы ее повествования имеют и более широкий, обобщенный смысл. Герои "Спутников" впервые открываются нам поздней ночью, во время обхода поезда, которым Данилов заканчивает свой обычный трудовой день. И вместе с тем "ночной" колорит первой части отражает наиболее мрачную пору войны горечь отступления, боль первых потрясений, разлук, утрат, всеобщую тревогу, вызванную непредвиденным, трагическим разворотом событий.
      Во второй части ("Утро") время обозначено новыми приметами и чертами. От первых недель войны действие передвинуто на лето 1942 года. Война стала повседневным бытом. Этот быт приобрел устойчивость, в нем обнаружилась своя закономерность, своя повторяемость, свой ритм. Так в "Спутниках" появляются главы, дающие своего рода типологию жизни военно-санитарного поезда в дни войны. Все подробности порожнего рейса ("С востока на запад") и рейса груженого ("С запада на восток") воспринимаются как своеобразные меры времени, которыми отсчитывается для героев тяжелый пульсирующий ритм их жизни. Время для них измеряется не сутками, не неделями, не месяцами, а именно рейсами, периодически возвращающими их к бесконечному потоку человеческого горя, страданий, крови, которые оставляет за собой война.
      Заключительная часть "Спутников" ("День") не только замыкает портретные новеллы, подводит итоги войны для каждого из героев, но и передает напряженное ожидание развязки. Ощущение общности судьбы так или иначе входит в сознание каждого героя и, растворяя горечь тяжелых личных утрат, помогает находить новые жизненные силы.
      Через все испытания войны Панова приводит своих героев к кануну мирного дня, и эта общая историческая развязка естественно завершает пережитое. Война никому не прибавила счастья - это герои Пановой чувствуют очень остро. Но великое время сделало людей опытнее и сильнее, чем они были раньше. Жизнь не останавливается. Жизнь продолжается. И не случайно стремительный образ поезда, проносящегося через громадную страну, поднявшего, как знамя, свои красные кресты на белом поле, оказывается сквозным поэтическим образом "Спутников", символом жизни, движущейся наперекор смерти.
      Роман "Кружилиха" Панова начала писать еще во время Отечественной войны, находясь на Урале. Затем работа над романом была прервана и закончена только после войны, когда уже были написаны и опубликованы "Спутники". Таким образом, "Кружилиха" была, по существу, первым большим произведением Пановой, задуманным в форме романа. В то же время события и лица этого романа были доведены до конца, домыслены и дописаны уже на основе того художественного опыта, который накопился в процессе работы над "Спутниками".
      Панова завершала "Кружилиху", сознавая себя уже "другим человеком", более требовательно оценивая и свои художественные задачи, и свои писательские возможности, и свой жизненный материал. "Горы материала, писала она В. В. Вишневскому, - от раскрывающихся просторов жизни захватывает дух. Бросаться на все, пробовать все формы - значит растерять и потерять себя. Перевожу дух, стараюсь утишить биенье сердца и выбрать прежде всего ту форму, в которой смогу передать волнующий меня материал"*.
      _______________
      * Письмо от 1 янв. 1947 г. // ЦГАЛИ, ф. 1038, оп. 2, ед. хр. 462, л. 4 об.
      В больших романах и повестях Веры Пановой, как правило, нет центрального лица, но зато всегда есть центральный мотив, который объединяет и уравновешивает все частные сюжетные параллели. И в романе "Кружилиха" Панова не ограничилась изображением психологического конфликта между властным директором большого уральского завода Листопадом и председателем заводского комитета Уздечкиным, человеком вспыльчивым, уязвленным, бьющимся среди людских неурядиц, как рыба об лед.
      Отношения Листопада и Уздечкина, резкий контраст их характеров, конфликт между ними составляют важнейший общественный нерв романа, сохраняющий за "Кружилихой" злободневное значение до сегодняшнего дня. Писательница ценит в Листопаде силу энергичной, жизнедеятельной натуры; она видит в нем человека, целиком погруженного в свое дело, отдающего ему все силы и незаурядные способности крупного организатора.
      По словам одного из героев романа, такие, как Листопад, "ничем не жертвуют, они за собой и долга-то не числят, они о долге и не думают, они со своей работой слиты органически, чуть ли не физически... Успех дела его личный успех, провал дела - его личный провал, и не из соображений карьеры, а потому, что ему вне его работы и жизни нет".
      Писательница уловила, однако, и другие черты Листопада, которые перекрывают отчасти самые яркие и очевидные его достоинства. Секретарь горкома партии Макаров замечает в романе: "Да не всякому, видите ли, дан простор по его темпераменту... А Листопаду есть где разгуляться".
      Сознание "простора", который открывается положением, породило в Листопаде преувеличенные представления о своей роли, своих правах, границах влияния и авторитета своей личности. Здесь во многом лежит причина его столкновений с Уздечкиным, выражающим в какой-то мере непосредственные интересы рабочей общественности в ее взаимоотношениях с администрацией.
      На исходе сороковых годов Панова чутко уловила издержки "волевого" и авторитарного стиля руководства, хотя сильный характер Листопада ей несомненно нравился.
      Советская литература в своем последующем развитии усилила критику сходного социально-психологического типа - достаточно назвать секретаря райкома Борзова в "Районных буднях" В. Овечкина, директора завода Дроздова в романе В. Дудинцева "Не хлебом единым" и других героев, переступавших принципиальную грань между единоначалием и единовластием в своих собственных или в узковедомственных интересах. Пановой принадлежит важное художественное открытие в эволюции этого характера, занимающего нашу литературу на протяжении нескольких десятилетий.
      Развитием других линий романа Панова хотела передать прихотливое кружение человеческих судеб, противоречия разных индивидуальных интересов, отодвинутых войной на задний план, а в мирное время вновь настойчиво заявивших о себе. Так появляются в орбите большого производственного мира "Кружилихи" свои особые, малые человеческие миры: староуральский уклад потомственной рабочей семьи Веденеевых, быт заводской интеллигенции и людей, заброшенных на Урал эвакуацией, жизнь новых рабочих кварталов, шумное общежитие юнгородка, принявшего в свои стены самую юную поросль рабочего поколения Кружилихи.
      Картина жизни, созданная Пановой в "Кружилихе", противостояла некоторым упрощенным схемам "производственного романа", подменявшего социально значимые конфликты и проблемы сугубо технологическими столкновениями и недоразумениями. В то же время этот роман продолжал литературные традиции первых пятилеток, сохраняя человека труда в центре художественного изображения жизни. Панова хорошо узнала рабочий индустриальный Урал в дни войны, сделавший все возможное и невозможное для Победы.
      Время показало, что тема труда - генеральная в советской литературе неотделима от самых главных, коренных и злободневных вопросов общественной жизни, от истории и политики развивающегося социалистического общества. Вот почему роман "Кружилиха", созданный в русле этого направления и запечатлевший один из этапов нашей истории, продолжает жить и сегодня.
      Повести Пановой "Ясный берег" (1949) и "Сережа" (1955) близки по материалу и тесно связаны одна с другой в сюжетном отношении. Их объединяют общие герои, место и время действия. Но по существу они строятся на разных художественных принципах и отражают разные этапы творческой эволюции автора.
      В деревенских зарисовках "Ясного берега" есть талантливые и живые страницы, написанные с юмором и любовью. И вместе с тем в общем колорите повести проявилось нечто от районной идиллии, созданной, может быть, и с добрыми намерениями, но без достаточно трезвого представления об остроте реальных проблем, с которыми столкнулась послевоенная деревня. И в обрисовке героев ощутимо наметились две тенденции. Одна - идущая от непосредственного знания действительности, зорко подмеченных особенностей быта и психологии людей, и другая - восходящая к канонам той самой "бесконфликтной" литературы, которая по сути своей явно претила вкусам и взглядам автора "Спутников" и "Кружилихи".
      Недостатки "Ясного берега" - сглаженность и облегченность - не есть исключительное качество одной только повести Пановой. Они характерны для определенной литературной обстановки и могут быть прослежены в еще более наглядной форме по ряду других произведений конца сороковых годов.
      Однако именно в "Ясном береге" намечены исходная ситуация, очерки характеров, стилевая тональность повествования, оказавшиеся весьма перспективными в дальнейшем. Речь идет о взаимоотношениях директора совхоза Коростелева, молодой учительницы Марьяны и ее маленького сына основных персонажей будущей повести "Сережа". Главы, рисующие работу Марьяны с детьми, ее первые уроки в школе, ее отношения с сыном, ее душевные колебания перед вторым замужеством, - все это написано в "Ясном береге" с полным знанием психологии героев и обстоятельств их жизни.
      Возникшая ситуация заключала в себе новую нравственную проблему, решение которой составило предмет особой повести. "Сережа" возник как продолжение и одновременно автополемика с "Ясным берегом" - тем более отчетливая, что она была осуществлена на прежнем жизненном материале. Изменились принципы освещения, и мир, населенный знакомыми героями, открылся с неожиданной объемностью и новизной.
      Из эпизодической фигурки Сережа превратился в центральное лицо повести, средоточие ее основного психологического содержания. Весь мир теперь преломлен через "субъективность" очень маленького мальчика, окрашен его восприятием.
      Вещественный мир открывается взгляду ребенка иначе, чем глазам взрослых, и Панова высоко ценит характерные подробности, доступные детскому взгляду. Именно через них писательница прокладывает путь к внутренней правде характера. Автор знает, конечно, о своем герое несравненно больше того, что он сам знает и может сказать о себе. Но это знание выражено сжато, в формах лаконичного и концентрированного повествования. Каждое слово взвешено, немногие подробности говорят о многом.
      Рассказ о Сереже ведется в третьем лице, но интонация повествования приближена к формам речи и мышления ребенка. Стиль повести замечателен прежде всего искусным обнажением наивности детского взгляда, проникновением в причудливую и неожиданную логику детского сознания. Светлый, любовный юмор, пронизывающий "Сережу", - это юмор доброго, проницательного художника, умеющего безошибочно схватить строй мыслей и чувств шестилетнего человека.
      При всей сжатости повести, ее основные проблемы поставлены глубоко, возведены к своеобразной философии становления личности. Мы видим, как формируется отношение ребенка не только к ближним, но и к миру в широком смысле слова - к миру людей, вещей, природы, к ее "явлениям" - простым и сложным, ясным и загадочным.
      Еще совсем недавно для Сережи не имели смысла слова: смерть, разлука, печаль. Теперь он впервые, прямо или косвенно, знакомится со смыслом этих и других трудных слов. В отношениях Сережи со взрослыми и с окружающим миром появляются первые действительно драматические ситуации. Это приобщение очень маленького мальчика к драматизму жизни, формирование его характера и составляют главную внутреннюю тему повести.
      Прочитав "Сережу" в журнале, А. Твардовский верно оценил значение этой небольшой по объему книжки в общем развитии авторского дарования: "С истинным удовольствием, - писал он Пановой, - прочел в "Новом мире" Вашу новую вещь... новую в смысле даже Вашего собственного развития. Это новая и значительная сторона Вашего таланта"*.
      _______________
      * Т в а р д о в с к и й А. Т. Собр. соч. в 6 т. Т. 6. М., 1983. С. 52 - 53.
      Повесть "Сережа" написана в лучших традициях русской литературы, обращавшейся к детям, к анализу детской психологии и детского сознания с самыми серьезными общественно-воспитательными целями. Преемственная связь с классической литературной традицией ощущается и в проблемном содержании повести, и в ее стилистике - прозрачной и безукоризненно выдержанной во всех своих элементах.
      Роман Пановой "Времена года" (1953) несет на себе явственные следы внутренней ломки, расчета с некоторыми иллюзиями. Это роман переходный по своим основным чертам. Драматизмом и остротой жизненных коллизий "Времена года" решительно отличаются от предыдущей повести "Ясный берег". Там преобладала обманчивая ясность решений. Здесь жизнь открылась запутанной сложностью своих узлов.
      Сюжет "Времен года" строится на психологических и социальных контрастах. Еще на заре формирования советского общества, в годы юности отцов, противоречивые обстоятельства ведут по разным путям Дорофею Куприянову и Сергея Борташевича. Дорофея захвачена общим революционным и культурным подъемом, приобщившим к новой жизни самые темные и угнетенные в прошлом социальные низы. Борташевич, напротив, быстро теряет то, что ему дала революция, погрязает в тине мещанского своекорыстия, нравственно перерождается, встает на путь прямых преступлений против морали и законов социалистического общества.
      Развернутые ретроспекции призваны объяснить нынешний облик героев романа. Двадцатые годы - пора молодости Дорофеи Куприяновой и Степана Борташевича - интересуют Панову в той мере, в какой эти годы стали истоком биографии, завязкой характера, началом судьбы. Характеры героев младшего поколения - Геннадия Куприянова и Сережи Борташевича - развертываются в послевоенное время, причем "дети" по своим нравственно-психологическим качествам во многом противоположны "отцам". Сопоставление судеб Куприяновых и Борташевичей в старшем и младшем поколении составляет сердцевину романа. Начала и концы, предпосылки и результаты, причины и следствия, разделенные иногда годами и десятилетиями, - такова общая художественная постройка "Времен года".
      В своем романе Панова сосредоточила основное внимание на сфере общественной нравственности, изображений семейных связей, анализе конфликтов и осложнений, возникающих по разным причинам между родителями и детьми. Далеко не все вопросы, затронутые во "Временах года", были решены автором с достаточной последовательностью и полнотой. И не случайно эта книга послужила предметом острой дискуссии перед II Всесоюзным съездом советских писателей (1954).
      Догматическая критика обвиняла Панову в сгущении красок, в чрезмерно откровенном обнажении общественного зла (перерождение и коррупция Борташевича), сама же писательница считала, что социально-исторические причины возникновения негативных общественных явлений надо было исследовать еще острее и резче. Время показало, кто тут был прав.
      Как чуткий художник, Вера Панова раньше других обратилась к таким проблемам социального развития и нравственного воспитания, которые продолжают волновать нашу общественность. Но в пору создания романа ей не удалось еще обнажить всю сложность реальных условий и обстоятельств, с которыми эти проблемы связаны. Вот почему после "Времен года" Панова неоднократно возвращалась к тем же жизненным ситуациям, которые раньше уже занимали ее внимание, но так или иначе должны были быть пересмотрены вновь более точно, проницательно и глубоко.
      Художественная ретроспектива двадцатых годов по-настоящему удалась Пановой в "Сентиментальном романе" (1958), где картины прошлого, выпуклые и живописные, просвеченные горячим солнечным светом юности, заняли почти все пространство произведения. Шире, чем в каком-нибудь прежнем своем сочинении, Панова использовала биографический материал. Однако она предложила читателям не мемуары в собственном смысле слова, а именно повесть о юности - воспоминания, отданные герою и рисующие его во всей конкретности человеческого окружения и быта южно-русского города первых послеоктябрьских лет и времен нэпа.
      "Когда я его написала, - рассказывает Панова о "Сентиментальном романе", - мне казалось, что я сбросила с плеч многопудовый груз самых юных моих впечатлений, человеческих образов и неодушевленных предметов, которые носила в себе чуть не полвека... Какой это был груз, какой тяжести, можно представить себе почти наглядно, если учесть, что в него вошли многие здания моего города - Ростова-на-Дону, его церкви, магазины, рынки, его мостовые с булыжником крупным и расшатанным, как старые зубы, не говоря уже о людях всевозможных классовых групп и занятий, начиная с политического карьериста Ильи Городницкого до благонамереннейшей и тишайшей комсомолочки Зойки и от старого спекулянта старика Городницкого до "левака" Фильки Сторчука - со всей своей одеждой, судьбами, чертежами характера".
      В "Сентиментальный роман" вошли также герои, духовно близкие автору, повторяющие в чем-то собственный путь и опыт писательницы, профессиональный и нравственный, - Шурка Севастьянов, Зойка-маленькая, Семка Городницкий. Искренно и правдиво рассказала Панова о первых столкновениях молодого послеоктябрьского поколения с прозой мещанского быта, о начале духовных исканий своих сверстников, юность которых совпала с первыми шагами нового социалистического общества.
      Если в "Сентиментальном романе" Панова вернулась к молодости своего поколения, то в последующих повестях и рассказах - "Валя", "Володя", "Конспект романа", "Сестры" и др. ее больше всего занимает судьба послевоенной молодежи. В таком соотношении творческих замыслов и планов есть своя последовательность, своя внутренняя логика.
      Отношение взрослых к детям и детей к взрослым, связь людей разных возрастов и поколений, их общий язык или взаимное непонимание - все это составляло кровную, лично выношенную и прочувствованную тему писательницы. Панова находит в ней свою поэзию, свои исторические светотени, свой неподдельный драматизм. К юным героям она относится с особой чуткостью, соединяющей в себе душевную доброту и высокую требовательность. Панова хорошо сознавала пластическую гибкость формирующейся души, закономерности ее развития в добрую или дурную сторону - в зависимости от влияний, испытанных с первых шагов жизни.
      В рассказах "Валя" и "Володя" перед нами судьбы подростков, встретивших начало Отечественной войны детьми, а конец ее - вступлением на путь самостоятельной жизни. Тыловой быт в этих рассказах преломлен через психологию рано повзрослевших детей. На новом материале Панова продолжила и развила стилевую линию "Сережи" - маленькой повести о становлении большой человеческой души.
      Одну из своих коротких повестей Панова с некоторым вызовом озаглавила "Конспект романа". Она решила сжато рассказать о том, что могло бы составить содержание обширного художественного полотна. Легким и свободным штрихом здесь очерчены две-три обыкновенные жизни. Один мальчик, Женя Логинов, - из интеллигентной профессорской семьи; другой, Костя Прокопенко, - из семьи рабочей, потерявшей отца и кормильца в годы войны. В одном ленинградском доме с ними живет третий персонаж короткой повести девочка Майка. Ее отец фронтовик, он горел в танке, но умер не на поле боя, а дома, от сердечного приступа. Казалось бы, герои взяты наугад и объединяет их только то, что они живут в одном старинном доме недалеко от Таврического сада. Но Панова так строит сюжет, чтобы через систему художественных контрастов и сопоставлений лучше объяснить судьбу каждого. И она трезво оценила не только благоприятные перспективы, открытые перед современной молодежью, но и ее неудачи, изъяны семейного и общественного воспитания, уроки несостоявшихся судеб.
      Особая тема развита в коротком рассказе Пановой "Трое мальчишек у ворот". Один из самых прекрасных и величественных ансамблей Ленинграда Марсово поле - любовно, со всеми бытовыми и поэтическими подробностями вписан в сюжет рассказа, составляя совершенно реальный, конкретный и в то же время символический, многозначительный его фон. Высокий настрой рассказа оттеняется лукавыми ироническими штрихами бытовых зарисовок с натуры, как всегда у Пановой очень точных и острых.
      Писательница любит своих подрастающих героев, доверяет лучшему, что есть в них. Она твердо верит, что для каждого поколения приходит время осознания своей связи с теми, кто шел впереди. В конце рассказа - фигурки двух малышей, ничего не понявших из той торжественной церемонии у братских могил, которая произошла у них на глазах в центре Марсова поля. Их время понимать еще не настало. Но это время наступит, как наступило оно для трех обыкновенных мальчишек, стоящих у ворот взрослой, сознательной жизни.
      В числе любимых героев Пановой есть еще один - город, в котором она появилась впервые в 1934 году и к которому возвращалась из всех странствий и путешествий. Реальности ленинградского городского пейзажа вошли в некоторые очерки и рассказы Пановой, они одушевлены в ее пьесе "Проводы белых ночей"; историческая память о Петербурге живет в драме "Тредьяковский и Волынский". Любовь к Ленинграду была, несомненно, одним из сильных побудительных импульсов творчества Веры Пановой, ставшей ленинградским писателем по судьбе и по духу. И она умела найти слова, чтобы высказать свое чувство.
      "На Марсовом поле цветет сирень. Полукружия кустов, обрамляющих могилы жертв Революции, объяты лиловым дымом. В белые ночи гроздья сирени светятся. Громадное небо распахнуто над Марсовым полем, громадное небо отражается в Неве, немеркнущий закат сияет на шпиле Петропавловской крепости.
      Он прекрасен не только весной, не только в цветах и зорях, Ленинград, волшебный город, обожаемый наш город. Он прекрасен во все сезоны и в любую погоду, это одна из его особенных, неповторимых черт. Как хороши его набережные в инее. Как он красив в снегопад, вечером, когда кисеей несущегося снега завешена бесконечная перспектива фонарей на Невском и Кировском. И даже дождь ему к лицу - сквозь водяную пелену по-новому видится тогда Ленинград, потемневший, нахмуренный, в грозовых дымах заводских труб, величаво-стройный во всех своих линиях".
      Особое место в творческой биографии Пановой занимает драматургия. После журналистики это самая ранняя ее литературная профессия, в которой она пробовала свои силы с 1933 года. Уже в довоенных пьесах "Илья Косогор" и "В старой Москве" Панова обнаружила незаурядное мастерство драматургической лепки характеров, живость диалога, лирический юмор. Пьесы военных лет - "Метелица", "Бессонница" и "Девочки" - являются своего рода параллелью к первым крупным произведениям прозы Пановой. Многое здесь совпадает, перекликается, растет из одного корня. Но не менее важны и отличия.
      По самой природе жанра каждый персонаж драмы тяготеет к самостоятельности, требует максимальной художественной объективности воплощения. Мысль и талант драматурга должны открыть необходимый простор для свободного проявления характеров. Непосредственный голос автора понижается в драме до немногословных ремарок, с тем чтобы не заглушать живую полифонию голосов, звучащих со сцены.
      Напряженно-скорбные сцены "Метелицы" сохраняют суровый и сумрачный колорит исторической трагедии 1941 года. Масштабы этой трагедии являются внутренним мерилом того, что происходит с героями пьесы. Ее действующие лица - военнопленные, обыкновенные советские люди, испившие до дна всю горечь первого поражения, испытавшие на себе гнет вражеского нашествия. Люди разных национальностей, разных возрастов, разных профессий, они проходят через испытания плена, сохраняя то, что было заложено и воспитано в них всей нравственной атмосферой советской жизни. Своим внутренним пафосом "Метелица" обращена против философии предательства, разобщенности, против психологии национализма и антисемитизма, на которые делал ставку фашизм.
      На протяжении шестидесятых годов Панова написала большой цикл пьес о современности - "Проводы белых ночей" (1960), "Как поживаешь, парень?" (1962), "Сколько лет, сколько зим!" (1966), "Надежда Милованова" (1967), "Еще не вечер" (1968): все они были поставлены на сцене, а последняя пьеса Пановой "Свадьба как свадьба" (1972) послужила основой телевизионного спектакля.
      В проблемном и жанровом отношении эти пьесы неодноплановы и неоднозначны. В них есть и острые комедийные положения, и драматические ситуации, есть и некоторые признаки мелодрамы, традиционного театрального жанра, который издавна строился на динамичной интриге, известном упрощении психологических коллизий и, как отмечал Горький, определенном и ясном подчеркивании авторских симпатий и антипатий к тому или иному герою.
      Во всех этих пьесах проявилась существенная черта дарования Пановой зоркого бытописателя современности, "поэта обыкновенных людей" (Н. Погодин), не пренебрегающего повседневными происшествиями, житейскими отношениями, особенными жизненными красками, свойственными данной среде и сегодняшнему быстротекущему времени. В обыденном и повседневном Панова-драматург умела открыть и нечто неожиданное, парадоксальное, порою анекдотическое, умела найти и серьезное, трогательное, возвышенное; то и другое, как правило, соединяется в ее пьесах общей свободной композицией и получает ясно выраженную моральную оценку.
      Под впечатлением от прочитанной пьесы "Проводы белых ночей" А. Твардовский писал ее автору: "Это благородно, публицистично в лучшем смысле и в души западает со всей силой неслучайности и этого Вашего выступления"*.
      _______________
      * Т в а р д о в с к и й А. Т. Указ. соч. С. 146.
      Лучшие качества, свойственные драматургии Пановой в целом, нашли отклик в душах современников и несомненно повлияли на советский театр шестидесятых годов.
      Появление первых исторических повестей Веры Пановой оказалось неожиданным и для читателей, и для критики. Ничто как будто бы в ее творчестве не предвещало такого перемещения тематических и жанровых границ. При всем разнообразии мотивов главным объектом произведений Пановой на протяжении нескольких десятилетий оставалась современная жизнь в рамках пережитой ею эпохи.
      После сборника исторических повестей "Лики на заре" (1966) художественные интересы писательницы значительно раздвинулись, обогатились. Ведь настоящая историческая проза всегда живет двумя эпохами: той, о которой рассказывает, и в еще большей мере своей собственной - тем временем, в которое создается. И если предмет исторического произведения находится в прошлом, то оценка его принадлежит настоящему; она диктуется реальными проблемами жизни, которые встают перед современной литературой.
      Время, воссозданное в исторических повестях Пановой, - Древняя Русь: Русь Киевская, Владимиро-Суздальская и Московская. В "Сказании об Ольге" и "Сказании о Феодосии" это X - XI века, в повести "Феодорец, Белый Клобучок" - XII век, в повести "Кто умирает" - XVI, конец царствования Василия Ивановича, отца Ивана Грозного. Панова пишет о правителях и церковниках, о своеобразных отношениях между ними, о реальной практике власти и ее идеологических, религиозных покровах. В повестях раскрывается жизнь светская и духовная на Руси, как она закреплена летописным преданием, историей и осмыслена, прочувствована современным художником.
      Герои двух первых "Сказаний" - киевская княгиня Ольга и игумен Киево-Печерского монастыря Феодосий были канонизированы церковью и причислены к лику святых. Но повести Пановой меньше всего напоминают канонические жития. За потемневшими от времени иконописными ликами писательница взялась разглядеть живые лица человеческие, понять реальных людей с их политическими интересами, личными страстями, духовными порывами. Условия для такого подхода подготовлены достижениями исторической мысли и - в особенности - необыкновенно возросшим общественным интересом к искусству, к самобытной культуре древней Руси.
      Венцом исторических произведений Пановой является небольшая, но, пожалуй, наиболее емкая по смыслу повесть "Кто умирает" - о последних днях московского самодержца, сосредоточившего к концу жизни в своих руках огромную власть. По мастерству портретно-исторической живописи, глубине и масштабности замысла эта короткая повесть может быть поставлена в ряд с лучшими образцами советской исторической прозы.
      По признанию К. Симонова, глубокое впечатление на него произвела история Феодосия - "наверное, она, эта история, самая главная в этой книге. И самая поучительная для нас, грешных, живущих в нашу сложную эпоху. ...А в смысле прямой изобразительной силы удивительно хорошо написана кончина великого князя Московского. Некоторые страницы - да что там некоторые! - большинство страниц этой вещи читал с прямым восторгом и завистью. Это настоящая история, во всем жесточайшем сплетении ее противоречий, столкновений, судеб, взглядов, страстей. В общем, очень это хорошо, по-моему..."*.
      _______________
      * С и м о н о в К. Сегодня и давно. Статьи. Воспоминания. Литературные заметки. О собственной работе. М., 1976. С. 400 - 401.
      Уверенная рука художника-деталиста видна и в цикле рассказов-мозаик Пановой из эпохи Смутного времени. Интерес к этой эпохе традиционен для русской исторической мысли, научной и художественной. К событиям и лицам Смутного времени было приковано внимание Пушкина в пору его работы над "Борисом Годуновым" и А. К. Толстого, создателя замечательной драматической трилогии "Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович" и "Царь Борис".
      Высоко ценившая смелость поэтической мысли Пушкина и А. К. Толстого, многим обязанная гуманному и вольнолюбивому направлений их толкований русской истории, Панова пришла к сюжетам из эпохи Смутного времени собственным долгим путем. Новый цикл должен был называться "Смута" или "Начинался век семнадцатый". Панова не успела довести работу над последним замыслом до конца. Ею были написаны рассказы "Голод", "Гибель династии", "Черный день Василия Шуйского", "Болотников, каравай на столе" и небольшая повесть "Марина. Кому набольший кусок".
      Несмотря на незавершенный характер цикла, основные очертания замысла Пановой достаточно отчетливо выступают в перечисленных произведениях. Главные их герои - реальные исторические лица: Борис Годунов, Василий Шуйский, Иван Болотников, Марина Мнишек.
      Если в повести "Кто умирает" о последних днях Василия Ивановича, отца Ивана Грозного, обнажены предпосылки исторической трагедии, разыгравшейся затем в пору опричнины и безмерного деспотизма, основанного на личной власти, то в рассказах о Смутном времени речь идет о последствиях этой трагедии, о преемниках того политического развала, который был оставлен после смерти Грозного и гибели его династии. Так в общих чертах соотносится повесть Пановой "Кто умирает" и ее последние исторические рассказы.
      В цикле произведений Пановой, посвященных русской истории, особое место занимает драма "Тредьяковский и Волынский" (1968) о судьбах гонимого поэта и всевластного кабинет-министра, обезглавленного при Бироне в последний год царствования Анны Иоанновны. Эта пьеса соединила расширившиеся исторические и художественные интересы драматурга.
      Создавая драматические образы своих героев, Панова стремилась показать несовместимость абсолютизма и просвещения, деспотизма и поэзии, постоянный внутренний конфликт между ними, усугубленный трагическими обстоятельствами русской истории, - вот, собственно, главная мысль, последовательно развернутая в тринадцати коротких картинах пьесы.
      В историческом жанре Панова освоила в последнее десятилетие жизни совершенно новую сферу творчества. Однако это не был разрыв с прежними художественными интересами. Великое значение развитой исторической памяти прекрасно сознавал уже русский летописец Нестор, который в "Сказании о Феодосии" Пановой произносит знаменательные слова: "Род человеческий на земле... прибывая, как река в половодье, без оглядки мчится к судьбам своим, мало склонный вникать в прошлое и искать в нем указаний на будущее. Между тем, что может быть полезнее уроков пережитого?"
      Вера Федоровна Панова не прекращала литературной работы до конца дней и успела завершить большую автобиографическую рукопись "О моей жизни, книгах и читателях", опубликованную посмертно. Это не традиционная повесть, а воспоминания, безыскусственная хроника пережитого, особенно ранней долитературной поры, и авторский рассказ о своих произведениях. Книга, собственно, и возникла из двух источников - от автобиографических заметок, которые постепенно накапливались у Пановой по разным поводам, и мыслей о своем труде, которыми она охотно и щедро делилась. Воспоминания естественно соединили то и другое в одной последовательно выстроенной хронике. Многие эпизоды этой повести оставляют сильное впечатление своей обнаженной правдивостью.
      К числу наиболее значительных посмертных публикаций из наследия Пановой относится и ее роман-сказка "Который час?", оригинальное по замыслу произведение, написанное в условной, сказочной форме. Как и другие произведения прозы Пановой, роман этот насыщен реальными наблюдениями, почерпнутыми в современности, он заключает в себе также размышления, подсказанные опытом истории. Проникнутый любовью к людям и чувством тревоги за их будущее в наш неспокойный век, роман Пановой таит в себе надежду, что силы добра в конце концов сильнее зла, если не поддаваться унынию, безнадежности и бездействию.
      Особый интерес представляют литературно-критические статьи, публицистика и письма Пановой к товарищам по работе, к молодым литераторам, а также к деятелям театра и кинематографа. Многие ее письма написаны с блеском, с юмором, с большой человеческой откровенностью*. Они затрагивают разнообразные вопросы литературы и жизни, являются ценными документами для характеристики целой литературной эпохи - с конца тридцатых до начала семидесятых годов.
      _______________
      * См.: "Как же все-таки надо писать?" (Письма Веры Пановой) // Дружба народов. 1985, No 5. С. 250 - 255.
      Знаменательно, что последние работы Пановой особенно разнятся по характеру и манере: документальность автобиографического повествования соседствует с условностью философско-сатирической сказки; размышления о своей жизни и современной эпохе сопрягаются с сюжетами из русской истории семнадцатого и восемнадцатого веков.
      Как у всякого ищущего художника, в творческой жизни Пановой были разные по глубине замысла и совершенству исполнения работы. Но от "Спутников" до последней биографической книги Панову не оставляло "чувство пути" - то особое внутреннее чувство, которое Блок считал достоянием органического таланта.
      А. Нинов