Скакун без заминки поплыл. На середине реки юноша обернулся. Из всего отряда только пятеро драгун последовали за командиром и бородатым солдатом, остальные в нерешительности замялись на берегу. Когда Скакун выходил уже на ту сторону, преследователи его еще боролись с течением на середине реки. Выбравшись на берег, Питер Мариц, словно издеваясь, спокойно пустил лошадь неторопливой рысью, умышленно выбрав дорогу по пересеченной местности, усеянной крупными валунами, покрытой цепким кустарником, колючими кактусами и алоэ. Кинув взгляд назад, он увидел, что и офицер с драгунами уже по эту сторону реки. Вода стекала с их мундиров, и вид у них был жалкий. Юноша невольно рассмеялся. Вновь пустил он коня вскачь. Перед ним промчалось громадными прыжками испуганное стадо газелей, далее - стадо похожих на буйволов гну. Топот погони позади становился все тише и тише, и, оглянувшись, Питер увидел, что его преследует один лишь офицер. Вороной жеребец англичанина все убыстрял аллюр, и между ним и Скакуном оставалось не более полусотни шагов. Тогда Питер Мариц пронзительно свистнул, и Скакун вихрем понесся вперед, на чащу колючих мимоз, усеянных шипами, похожими на рыболовные крючки. Молодой бур, направляя сюда коня, по опыту знал, что Скакун с привычной ловкостью будет лавировать меж кустов. И действительно, он даже не сбавил шагу, проскальзывая, как змея, среди острых шипов, офицеру же с его вороным дорого обошлось новое препятствие: блестящий мундир англичанина был весь изодран колючками, и на нем болтались лохмотья, по груди и ногам коня струилась кровь, окрашивая покрывшую его мыльную пену.
      Скоро беглец, а за ним и преследователь выбрались ИЗ чащи на широкую поросшую невысокой травой равнину. Дело принимало для Питера Марица неблагоприятный оборот: его преимущество состояло в более легком преодолении препятствий, на ровном же месте перевес был на стороне англичанина, породистая лошадь которого была крупнее, с более широким, чем у Скакуна, шагом. И действительно, как ни мчался Скакун, понукаемый юношей, вороной стал настигать его. Громкое дыхание раздавалось все ближе и ближе за спиной беглеца; вот уже голова жеребца выдвинулась впереди крупа Скакуна... Еще секунда - и офицер с криком торжества протянул на скаку руку, чтобы схватить юношу. Но в то же мгновение Питер Мариц круто и неожиданно увернулся в сторону, и на этот раз радостный, бодрый крик вырвался из груди преследуемого. Крик этот точно толкнул вперед Скакуна. Он еще наддал и опять отделился от вороного. Ни тот, ни другой всадник не пускал в ход оружия - оба они чувствовали, что состязание между ними идет на первенство в искусстве езды и на резвость их коней.
      Еще две-три минуты бешеной скачки, и вдруг неожиданное препятствие: дорогу пересекала глубокая балка. по дну которой извивался серебристый ручей. Оба ската были довольно круты и усеяны камнями, нанесенными ливнями. Препятствие для усталых коней не из легких. Но для Скакуна это было делом привычным. Питер Мариц бросил поводья, и умная лошадь, ступая боком, спустилась к ручью, перемахнула через него и таким же манером взобралась по противоположному скату вверх. Вороному, не привыкшему к таким местам, пришлось гораздо труднее. Он замялся, и офицер должен был подбодрить его ударами шпор, чтобы заставить последовать за Скакуном. В конце концов, однако, и он взял это препятствие, но промедлил, благодаря чему Питер Мариц выиграл время и на минуту дал отдых Скакуну, пустив его шагом. В сущности, жизнь англичанина всецело находилась в его руках: юноше было достаточно взять в руки ружье, и все было бы кончено. Но он и не подумал об этом. Как только вороной выбрался из оврага, англичанин возобновил преследование. Теперь он пустил в ход все силы и все свое наездническое искусство, чтобы догнать бура. Он приходил в ярость от одной мысли, что молодой бур на своей мужицкой лошади оставит позади и навеки осрамит его славного жеребца и его самого, блестящего драгунского офицера ее величества королевы английской! И однако парень мчался впереди него! Минутами казалось, что он составляет как бы одно существо со своим Скакуном, с легкостью ускользающее от бешеного преследования. Питер Мариц то и дело оглядывался с веселой улыбкой, точно дразня англичанина. Вся кровь кипела в том от бешенства. Казалось, что он гонится за неуловимым призраком... Впереди вырисовывался огромный лес, и офицер понимал, что там юноша легко уйдет от него. Он всадил шпоры в бока вороного, тот подпрыгнул и стал наседать. Они почти поравнялись. Вдруг, точно из-под земли, перед всадниками вырос на самой опушке леса высокий природный вал с крутым скатом. Скакун на мгновение призадумался, потом сжался всем телом и прянул, как тигр, на гребень вала. Второй такой же скачок - и он оказался уже по ту сторону препятствия. Вороной, увидя вал, резко свернул в сторону. В исступлении всадник рванул его прямо к валу, изо всей силы ударив шпорами. Лошадь вздрогнула от боли и сделала чудовищный прыжок. Но всадник неверно направил ее, а лошадь, не рассчитав, попыталась взять препятствие одним прыжком; она перемахнула через гребень вала, но задними ногами зацепила за него и на всем скаку покатилась через голову вместе с всадником.
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      Питер Мариц попадает в плен
      Когда все это произошло, Питер Мариц находился еще неподалеку от вала. Услышав позади себя шум от падения, он оглянулся, и глазам его представилась картина катастрофы: придавив к земле всадника, вороной бился всем телом, пытаясь подняться на ноги. Вмиг юноша соскочил с лошади и кинулся к своему преследователю. Освободив его ногу из стремени, он потянул за повод коня, и вороной тотчас вскочил, вздрагивая и дико озираясь. Питер Мариц наклонился к англичанину, но тот лежал неподвижно, а у головы его медленно расползалось кровавое пятно. Юноша стал звать его, повернул к себе его голову, расстегнул воротник мундира - все было напрасно: англичанин не подавал никаких признаков жизни. Он припал ухом к его груди - сердце не билось. Тогда юноша кинулся влево, в чащу, откуда доносилось журчание ручья, зачерпнул своей шляпой воды и, поспешив назад, принялся смачивать голову офицеру, надеясь привести его в чувство. Землистое лицо и холодеющее тело пострадавшего убедили вскоре Питера Марица в том, что перед ним бездыханный труп. Молодой бур присел над ним на корточки, ошеломленный неожиданностью, не зная, что ему предпринять. Не успел он привести в порядок свои мысли и сообразить обстановку, как внезапно почувствовал себя схваченным десятком стальных рук. Торжествующий крик раздался над его головой. Быстро оглянувшись, он увидел группу зулусов, непостижимым образом бесшумно подкравшихся к нему сзади. Часть из них крепко держала его за руки, другие потрясали в бешенстве ассагаями на его головой. Двое черных держали под уздцы вороного и его Скакуна. Питер Мариц понял, насколько серьезно его положение: он был совершенно один, и притом на территории зулусов. О сопротивлении не могло быть и речи... Минуту спустя он был уже обезоружен, а руки его были туго стянуты сзади веревкой, конец которой держал рослый зулус. Пленника повели в глубь леса. Смеркалось, и в лесу становилось уже совсем темно. Выведя юношу на небольшую полянку, зулусы передали его другой группе таких же чернокожих, а сами вернулись назад. Питер Мариц понял, что его захватил пост пограничного передового отряда. С минуты на минуту ждал он своей гибели, мечтая только о том, чтобы она не была мучительна. Мысли его уносились в родные места. Он прощался с ними... Немного погодя зулусы свернули с лесной дороги в сторону, на узкую тропинку, полого уходившую вниз. Спустившись в какое-то ущелье, они подвели пленника к узкой расщелине в скале, развязали руки и втолкнули его в пещеру. Вслед за этим Питер Мариц тотчас услышал глухой и тупой звук; он понял, что вход зулусы завалили камнями. Он находился в полной тьме, густой, как чернила. Юноша принялся ощупью обследовать место своего заключения. Под ногами у него шуршал мелкий щебень, устилавший дно пещеры. Вытянув руки, он местами упирался в ее неровные выступы. Справа и слева пещера расширялась и образовывала род камеры. Впереди она постепенно сужалась, так что и ползти уже нельзя было, а только рука входила в какую-то узкую расщелину. Тогда Питер Мариц решил, что ему ничего больше не остается, как ждать. Может быть, его замуровали в пещере, избрав для него формой казни медленную голодную смерть, а может быть, его лишь временно сюда заключили. Это, во всяком случае, должно было выясниться само собой, а предпринять что бы то ни было он бессилен. Юноша добрался до заваленного камнями устья пещеры, нащупал место поудобнее и опустился на камни. Все пережитое за этот день сильно его утомило, и крепкий сон овладел ям почти мгновенно. Проснулся он от стука отваливаемых камней.Свет проникал через открывшийся вход, чьи-то черные руки проворно мелькали и хватались за громадные глыбы, доносились звуки незнакомой речи. Вскоре отверстие было очищено, и в пещеру проник рослый зулус, обнаженный, с повязкой на бедрах и с причудливой прической на курчавой голове. Он подал знак пленнику следовать за ним. Перед входом в пещеру его ждало еще четверо зулусов. Поговорив между собой, они вытянулись цепью, с пленником посередине, и стали взбираться вверх по боковому скату оврага. В том месте, где они ранее свернули с лесной дороги на тропинку, Питер Мариц увидел новую группу черных, которые тотчас присоединились к провожатым и, окружив его кольцом, принялись о чем-то оживленно совещаться. Он мог уловить смысл лишь немногих отдельных слов, среди которых всего чаще произносилось имя Сетевайо, вождя зулусов. Оглянувшись по сторонам, молодой бур с радостью заметил верного Скакуна, который громко заржал при виде своего хозяина. Совещание черных продолжалось недолго. Питеру Марицу дали кусок полусырого мяса антилопы, которое он проглотил с жадностью, так как давно, еще с вечера, испытывал сильный голод. Затем отряд в двенадцать зулусов, из которых у десяти были в руках ассагаи, а у двух, сверх того, за спиною ружья, повел его по дороге в глубину леса. Юноша понял, что казнь его отсрочена; надолго ли, он не знал. Рук ему больше уже не связывали. Шесть дней продолжалось путешествие Питера Марица с отрядом зулусов. Многое пришлось ему за это время перевидеть, и все это по большей части было для него интересно и ново, и если бы не неизвестность, в которой он находился, да еще неотвязная мысль о роковом конце, который ждал его, юноша был бы, в общем, доволен. Обращались зулусы с ним хорошо, кормили тем же, что ели сами, - обыкновенно дичью, за которой они охотились тут же в пути. Однажды Питеру Марицу посчастливилось увидеть носорога - его вспугнул говор людей, и вдруг гигант поднялся из травы, сонно озираясь на непрошенных гостей. Зулусы попробовали преследовать его, метнули ассагаи, несколько раз выстрелили вдогонку, но ни пули, ни острия ассагаев не могли пробить эту чудовищную кожу, и носорог преспокойно ушел в лес, ломая по пути деревья. Только его и видели! По мере движения вперед все чаще и чаще встречались развалины бывших здесь некогда крупных поселений. Остатки сгоревших жилищ, их значительные размеры, правильно устроенные каменные ограды, затейливая резьба на уцелевших от пламени деревянных частях - все это указывало, что жившие здесь племена находились на сравнительно высоком уровне культуры. О том же свидетельствовали остатки заброшенных плантаций, огородов. Земля здесь была необыкновенно плодородная, тучная - жирный чернозем, орошение обильное. Жилища имели круглую форму, с конусообразными крышами, кое-где еще уцелевшими. Все это теперь было заброшено и имело крайне запустелый вид. Только следы человеческого трудолюбия да сильно рассыпанные повсюду черепа и кости былых обитателей говорили о том, что здесь жили люди, место которых заняли теперь хищные звери да ядовитые змеи, извивавшиеся среди руин. Заинтересованный виденным, Питер Мариц, пользуясь тем, что старший в отряде понимал немного по-голландски, и пустив в ход маленький запас знакомых ему зулусских слов, узнал, что здесь некогда обитало многочисленное племя бакони, сплошь истребленное в нескончаемой войне с зулусами. И снова пришли ему на память речи его спутника Октава... "Туземцы ослабят, истребят друг друга и приготовят легкую добычу англичанам", - думал он. Бичом населения, жившего в этих местах, были львы и другие хищники. Питеру Марицу довелось по пути познакомиться с чрезвычайно оригинальным способом предохранения от набегов зверей. В узкой долине, расположенной между двумя лесистыми горами, росло колоссальное раскидистое дерево из породы фиговых. Приглядевшись к его кроне, Питер Мариц заметил мелькающие среди листвы конусообразные крыши туземных хижин и черные физиономии их обитателей. Оказалось, что на ветвях дерева уместилось около двадцати хижин с довольно многочисленным населением. С разрешения старшего провожатого юноша взобрался на дерево и проник в одну из хижин. Обстановка ее была крайне убога: на пол была брошена подстилка из сухой травы, лежало копье да стоял горшок с деревянной ложкой, полный сушеной саранчи. У двери хижины сидела женщина и кормила грудью ребенка. Другие дети ее сидели с отцом на ближних ветках. Туземцы оказались очень гостеприимными и любопытными. Отовсюду стали сползаться к хижине черные обитатели этих воздушных жилищ, по большей части женщины и дети. Они с изумлением глядели на гостя и угощали его сушеной саранчой. Чем дальше подвигался отряд с пленником, тем гуще становилось население. На речных бродах, которые они переходили, сотни туземцев барахтались в воде. При виде белого одни спешили поглядеть на него, другие, преимущественно женщины, убегали в страхе. По-видимому, белый человек был здесь диковинкой. На седьмой день пути вдали показалась обширная долина, в которой расположено было Улунди - резиденция вождя зулусов Сетевайо. Множество кружков, похожих издали на венки, темнело по склонам холмов и на лугах, окаймлявших Улунди. Предводитель отряда объяснил Питеру Марицу, что это краали воинов, составляющих гарнизон столицы. Первый круг - Улам-бангвем, следующий - Квикази, далее - Ундабакамби, а четвертый и есть Улунди, в котором живет великий вождь. Питера Марица повели прямо в Улунди. Хижины столицы ничем не отличались от обычных туземных хижин, круглых, с конусообразными крышами. Расположены были хижины тоже по кругу, с обширной площадью внутри его. Еще издали на этой площади заметно было какое-то движение, сверкание, блеск. Навстречу отряду высыпали толпы туземцев. Особняком выделялась группа рослых зулусов, по-видимому военачальников и сановников, с необыкновенной прической: у одних жирно смазанные волосы возвышались в виде двух рогов, с которых свисала на лоб пластинка из слоновой кости, у других вся прическа была в мелких завитках. Перья украшали голову тех и других. На плечи накинуты великолепные обезьяньи шкуры, на бедрах - повязки с белыми бычачьими хвостами спереди. На руках все носили золотые браслеты. У входа на площадь выстроились по обе стороны шпалерами по пятьсот вооруженных воинов. Они держали перед собой гигантские красные, разукрашенные узорами остроконечные щиты. У каждого воина было по нескольку легких ассагаев, по тяжелому копью и по короткой палице "кирри". Красные перья украшали их головы, и по всему телу висели бахромой бычачьи хвосты. Все это были рослые, как на подбор, мускулистые, точно из стали отлитые люди, стоявшие в строю неподвижно, как изваяния. Их выразительные глаза горели любопытством. Миновав шеренги воинов, отряд с пленником вступил на площадь, и Питер Мариц был поражен представшим перед ним зрелищем: вся она была заполнена вооруженными воинами, разделенными, по-видимому, на правильные полки, которые отличались окраской щитов и цветом головных перьев у воинов. Были тут и голубые, и красные, и белые, и черные, и желтые, и в разноцветных полосах. А всего воинов находилось здесь не менее десяти тысяч. Раздалась команда, и среди полного безмолвия тысяча воинов в шеренгах у входа на площадь быстро перестроилась и замкнула ее позади отряда с пленником. Как только Питер Мариц занял указанное ему место в центре площади, отовсюду разом грянула боевая песня. Прикрываясь щитами, воины изо всей силы ревели, в то же время отбивая ногами такт, так что в целом получился какой-то бесконечный раскат грома. Внезапно гул оборвался, шеренга воинов, стоявших против пленника, разомкнулась, и в проходе появилась фигура вождя Сетевайо.
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
      Вождь зулусов Сетевайо. Роковая минута
      Вождь торжественно выступал в сопровождении целой толпы приближенных. Это был человек громадного роста, плечистый и тучный, с огромной головой и широким лицом, с небольшой бородой и с необыкновенно крупными, мускулистыми руками, ногами и шеей. Одежду его составляла львиная шкура, стянутая на бедрах так, что все его мощные мускулы выступали как на статуе. Оружия при нем не было, а в руках он держал длинную, из слоновой кости палицу, унизанную золотыми кольцами. Три страусовых пера и золотая стрела украшали его курчавые волосы. Вокруг шеи лежало в несколько рядов ожерелье из крупного жемчуга, такое же ожерелье спускалось на грудь, в ушах красовались жемчужные серьги, а на левой руке - два золотых браслета. Подойдя вплотную к пленнику, он остановился и вперил в него испытующий, подозрительный, тяжелый взгляд. Питер Мариц глядел прямо в эти грозные и повелительные глаза. Внезапно им овладело тягостное смущение, не ускользнувшее от внимания вождя: глаза Сетевайо загорелись недобрым торжеством... Юноша потупился, но тотчас же овладел собой, тряхнул золотыми кудрями и, вскинув гордо голову, уже без смущения стал глядеть на вождя. - Говори, кто ты! - раздался властный голос Сетевайо. Высокий, стройный зулус из свиты вождя тотчас перевел эти слова на голландский язык. - Я Питер Мариц Бурман, - ответил юноша свободно. - Родители мои - буры. - Зачем ты пришел с английским воином в нашу землю? Как вы осмелились перешагнуть нашу границу?. Отвечай без утайки, иначе тебя немедленно постигнет мучительная казнь. Питер Мариц задумался всего лишь на минуту. Он понимал, что вождю многое известно и что совершенно умолчать о своей миссии проводов Гумбати и Молига-банчи к зулусским границам было бы неразумно. И он решил правдиво обо всем рассказать вождю, скрыв от него лишь инструкцию бааса фан-дер-Гоота - пристрелить зулусов при попытке их к бегству. Долго длился рассказ Питера Марица. Сетевайо внимательно, не прерывая, слушал его, заставляя переводчика в иных случаях переспрашивать пленника о той или другой подробности его приключений. Когда молодой бур рассказал, как гнался за ним отряд английских драгун и как упал с коня английский офицер, лицо вождя изобразило недоверие, и он презрительно и злобно усмехнулся. Питер Мариц кончил свой рассказ, и на площади, залитой войском, воцарилась гнетущая, напряженная тишина. Наконец Сетевайо прервал тягостное молчание. Брови его сдвинулись, и он произнес зловеще: - Позвать сюда Гумбати и Молигабанчи!
      Произошло небольшое движение - и стройные знакомые фигуры, точно из-под земли, выросли перед вождем. Не повернув к ним головы, Сетевайо сказал что-то, после чего Гум-бати, а вслед за ним Молига-банчи, стоя в почтительной позе, давали свои ответы, которые вождь слушал, все так же нахмурясь и не поворачивая головы. Вдруг лицо его передернулось судорогой гнева. Он топнул ногою и угрожающим голосом стал кричать, кидая взгляды то на пленника, то на обоих зулусов. Потом, сжав правую руку в кулак, сделал резкое движение сверху вниз и оборвал свою речь. - Великий Сетевайо говорит: ты обманщик, враг и шпион, - бесстрастно перевел зулус. - Собаки буры и собаки англичане сговорились поработить нашу землю и истребить наше войско. Вместе с английским воином ты явился на нашу землю шпионить и донести своим вождям о том, что вам удалось бы узнать. Но силы неба вступились за нас: англичанин погиб на самой границе нашей земли, а тебя схватили храбрые наши воины. Своим слугам Гумбати и Молигабанчи, они показали в твою пользу, великий Сетевайо не верит: они плохо выполнили возложенное на них поручение и вернулись ни с чем. Они подлежали бы казни, но должны будут заслужить себе жизнь храбростью в первой же битве. Тебя же, шпиона и обманщика, великий вождь приговорил отдать на растерзание хищному льву. Сетевайо, мрачно взглянув на юношу, подал знак, и тотчас руки Питера Марица были скручены веревкой. Его вывели из круга площади и поместили в одной из хижин, под крепким караулом нескольких вооруженных воинов. До самого вечера вокруг хижины толпились любопытные туземцы, заглядывавшие в дверь и обменивавшиеся замечаниями по адресу заключенного. Питер Мариц спокойно и твердо выслушал приговор, но эта назойливость раздражала его. Поэтому он обрадовался наступлению темноты, когда наконец мог предаться своим мыслям. Лежа на земле со связанными руками, Питер думал. Приговор не поразил его неожиданностью. Нескончаемая распря буров с зулусами была ему известна, как и жестокости, которые сопровождали ее с той и другой стороны. Тень надежды на заступничество Гумбати и Молигабанчи мелькнула было у него, но слабая и ненадолго. Он понимал, что со стороны спасение не могло прийти. Оставалось надеяться на самого себя. Но, обдумав положение, он признал его безнадежным. Первое, что пришло ему в голову, это побег. Он прекрасно помнил правило своих соотечественников: всегда пытаться бежать, когда попадаешь в неволю. Но бежать из-под караула со связанными руками? Положим, он поработает и ослабит путы на руках; что же дальше? Он безоружен, а вокруг него караул вооруженных врагов. Пусть он вырвется из-под караула (положение позволяло идти напролом) - он единственный белый в стране черных людей, в незнакомой земле, в шести днях ходьбы от границы по незнакомой дороге. Бежать в таких условиях немыслимо. И все же Питер решился бежать! План его был таков. Всю ночь работать, чтобы ослабить веревку, на случай если ее не снимут с рук, прежде чем на него выпустят льва. Затем, когда приведут хищника, сорвать с него путы, если поблизости окажется воин, выхватить из рук его ассагай и бороться не на жизнь, а на смерть. Если удастся избежать гибели от льва, то бежагь, с ассагаем или без него, и бороться, бороться до конца. Решение успокоило его, и Питер Мариц немедленно принялся за работу. Он долго и упорно напрягал на руках мускулы, пока не растянул веревки настолько, что мог шевелить кистями. После этого, нащупав руками выдавшийся из земли острый камень, он непрерывным трением об него стал пилить узел веревки. Настойчивой и осторожной работой, продолжавшейся всю ночь, Питер достиг того, что узел по виду крепко держался на его руках, но веревки были настолько подпилены, что в нужный момент, он был уверен, путы будут разорваны. Когда начало светать, пленник принял то положение, в котором его с вечера видели в последний раз караульные, и заснул, чтобы отдохнуть и собраться с силами. Солнце стояло уже высоко, когда толчок ногою в бок разбудил его. Питер Мариц, пользуясь знакомыми ему зулусскими словами, попросил есть. Ему принесли кусок мяса, положив его на землю у самого рта, и, уподобляясь животному, юноша принялся за еду, чтобы подкрепиться перед задуманным безумным предприятием. В полдень его вывели из хижины. Площадь, на которой он выслушал свой приговор, была пуста и безлюдна, и Питер Мариц понял, что не здесь назначено место его казни. Пленника вывели из круга Улунди и направились по дороге в горы, к северу от столицы. Более двух часов продолжался этот путь. Наконец Питер Мариц завидел несметные толпы черных, отряды воинов, группы сановников, расположившихся на каменистой возвышенности у подножия высокой горы. Его взвели на эту возвышенность, и тут, у края ее, обрывом спускавшегося в неглубокую котловину, Питер увидел Сетевайо с его свитой. Вождь сидел прямо на земле, лицом к котловине, расположенной внизу у его ног, так что вся она была на виду. Когда к нему подвели приговоренного, он взглянул на него и произнес: - Готовься, хитрый бур. Сейчас ты получишь достойное возмездие. Он махнул рукой, и караульные повели Питера Марица налево, откуда спускалась узкая тропинка вниз, к котловине. Питер Мариц шел, оглядывая стражу и мысленно намечая того воина, у которого он попытается вырвать из рук ассагай. Один из них был на вид несколько слабее других, и на нем остановил свой выбор молодой бур. Вот он уже в центре котловины. Тысячи глаз устремлены на обреченного. Отряд остановился, и в ту же минуту оглушительная боевая песня зулусов потрясла воздух глухим громом... Питер Мариц с лихорадочной быстротой изучал обстановку, составлял план действий. Несомненно, караул будет удален, перед тем как на него выпустят зверя. Если вырвать ассагай сейчас, когда льва еще не привели, зулусы навалятся на него всей массой, и побег сорвется в самом начале. Если ждать льва, ему не у кого будет отнять оружие, и тогда тоже верный конец. Он остановился на среднем: когда лев будет поблизости и караул начнет удаляться, он разорвет путы и выхватит ассагай. Присутствие льва будет способствовать панике, и тогда поле действия будет шире, возможностей и случайностей больше. Не успел он прийти к этому решению, как боевая песня разом смолкла, и вдруг наступившую грозную тишину прорезало дикое рычание хищника. Питер Мариц кинул быстрый взгляд. Справа от того места, где находился Сетевайо, с противоположной стороны котловины, откуда ввели пленника, на гребне возвышенности стоял чудовищной величины лев с желтой гривой и с черной бахромой на лапах. Он яростно хлестал себя хвостом по бокам и, опустив голову с налитыми кровью глазами, грозно рычал и скреб когтями землю. Все тело его было опутано веревками, концы которых держало множество зулусов. Другие, с ассагаями и ружьями наперевес, стеною стояли позади него, готовясь, в случае внезапной атаки со стороны зверя, тотчас отразить ее и направить льва в сторону приговоренного. Зулусы, державшие веревки, начали тянуть зверя к скату в котловину. Питер Мариц кинул незаметный взгляд направо от себя, где стоял караул, и сжался, как могучая стальная пружина. Он видел, что караул ждет сигнала, чтобы удалиться. Лев заметил приготовленную жертву и, глухо зарычав, рванулся. Веревки натянулись, как струны. Еще секунда...
      Громовой голос, от звука которого сердце у юноши затрепетало бурной радостью, внезапно покрыл львиное рычанье. Он вскинул глаза и вблизи Сетевайо увидел исполинскую фигуру среброголового гиганта, который простер руку в сторону его, Питера Марица, и о чем-то властно кричал на языке зулусов.
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      Октав - заступник. Армия Сетевайо
      В лагере черных царило полное замешательство. Воины, нарушив строй, теснились к вождю; за ними напирали толпы зрителей. Сетевайо, вскочив с земли, в изумлении взирал на Октава. О льве на минуту все точно позабыли, кроме тех, кто его держал. Прошло несколько томительных минут, и вдруг - сигнал вождя: увести льва. Еще сигнал - и стража повела обратно к Сетевайо молодого бура тем же путем, каким вела только что на казнь. Питер Мариц долго не мог прийти в себя. Когда его привели к Сетевайо и Октаву, стоявшим друг против друга, как два разъяренных быка, он, забыв все предосторожности, разорвал веревки - что в общем замешательстве никого, к счастью, не удивило, - и кинулся к французу. - Стой! - крикнул тот, отстраняя его от себя. - Пусть не подумает Сетевайо, что мы с тобой сговорились. Не подходи ко мне близко, покуда он не убедится, что я говорю ему всю правду. Спрашивай, Сетевайо! Поступок величественного и мужественного незнакомца произвел сильное впечатление на вождя и всех присутствующих и расположил их к доверчивости. - Кто ты и зачем сюда явился? - обратился Сетевайо по-зулусски прямо к великану. - Я Октав Кардье, друг всех угнетаемых. Стало быть, я друг и вашего народа, зулусов, угнетаемых англичанами. Сюда я явился в поисках этого юноши, опасаясь, что над ним стряслась беда. - Откуда ты мог это знать? Сколько дней прошло, как ты расстался с ним? - Семь дней тому назад мы вместе с ним проводили до границ зулусской земли твоих посланцев в страну буров, Гумбати и Молигабанчи. В тот же день, направляясь обратно, мы наткнулись на отряд англичан, командир которого принуждал этого юношу отвести отряд в Утрехт. Но храбрый юноша, рискуя жизнью, повел врагов своей родины по неверному пути, надеясь по дороге скрыться от них, о чем он и подал мне тайный знак. Здесь мы с ним и расстались, и что последовало за этим, мне неизвестно. Но я догадываюсь, что, преследуемый англичанами, он оказался вблизи границы и был схвачен твоими воинами... - Не вблизи границы, как ты говоришь, а на земле зулусов, - прервал его Сетевайо. - Позвать сюда начальника отряда, сопровождавшего пленника в Улунди! - приказал он строго и, когда тот появился, спросил его: - Сколько дней находился белый в пути? - Шесть дней, великий Сетевайо, - ответил тот. - Да, - произнес вождь в раздумье, - со вчерашнего дня он здесь. Семь дней всего... Ты жил в нашей стране? Откуда знаком тебе наш язык? - Я не жил здесь, но я встречался с зулусами, работал с ними и научился их понимать, как и они меня. Слушай меня, вождь Сетевайо! - продолжал он, повысив свой голос. - Я обращаюсь к тебе с тем самым предупреждением, с каким обращался к старейшинам общины буров, когда они собирались казнить твоих посланцев. Они вняли моему совету. Неужто они благоразумнее тебя? Я убеждал буров: потушите огонь вражды между вами и зулусами, ибо этот огонь спалит ваши страны. Вы истребляете и разоряете друг друга, облегчая англичанам задачу поработить и их и вас. Сплотитесь дружно против общего врага, и англичане отступят перед вашими объединенными силами... - Но я ведь за этим самым и направил к разбойникам бурам своих доверенных людей! - в изумлении вскричал Сетевайо. - Что же сделали буры? Они хотели их казнить! - Но не казнили! - подхватил Октав. - Да, они одержимы подозрительностью, как и ты и твои зулусы, они глупо поступили, что не сговорились с Гумбати и Молигабанчи, а ты не повторяй их ошибок. Англичане - вот кто твои враги! Питер Мариц с изумлением наблюдал за действием слов Октава на зулусов. Обычное выражение покорности всему, что прикажет вождь, сменилось живым огнем сочувствия, горевшего в глазах у этих людей. Из рядов окружающих стали даже вырываться возгласы одобрения и восхищения, и это, по-видимому, подействовало на вождя. Он задумался в глубоком молчании, потом поднял голову, обвел вокруг глазами и объявил: - Я отменяю казнь. Я верю, что не все белые - злые люди. Он протянул руку Октаву, и оба гиганта - черный, разукрашенный перьями, и белый - крепко стиснули руки друг друга. Вероятно, за все время существования племени зулусов это было первое сердечное и доверчивое рукопожатие туземца и европейца. - А теперь, - продолжал Сетевайо повеселев, - угощение всем!