ПРОЛОГ

Там, в Анселстьерре, по другую сторону Стены, сияло полуденное солнце. Здесь же, всего в трех милях от Стены, вечерело, над землей стелился туман и начинался сильный дождь.

Повитуха укутала поплотнее шею и, смахнув с лица капли дождя, склонилась над лежащей на земле женщиной, При каждом вдохе от повитухи отлетали белые облачка пара, но у ее пациентки не было никаких признаков дыхания.

Повитуха тяжело вздохнула и медленно выпрямилась. Очевидно, женщина, которая набрела на их лесной лагерь, была мертва. Она цеплялась за жизнь ровно столько, сколько нужно было, чтобы дать жизнь ребенку, теперь лежащему рядом с ней.

Повитуха подняла маленькое существо, оно дернулось в ее руках и затихло.

— И ребенок тоже? — спросил один из наблюдавших. У него на лбу виднелся нанесенный свежим пеплом знак Хартии. — Значит, крещения не будет?

Он поднял ладонь, чтобы стереть со лба знак, но неожиданно чья-то белая рука легла на его пальцы и удержала их от этого движения.

— Спокойно! — раздался тихий голос.

В круг, освещаемый огнем костра, вступил незнакомец. Все молча, неприветливо наблюдали за ним.

Сдвинув назад капюшон, он обратил к людям мертвенно-бледное лицо человека, чьи дороги пролегают вдали от солнечного света.

— Меня зовут Аборсен, — сказал незнакомец, и эти слова вызвали такое волнение у окружающих его людей, будто он бросил камень в стоячую воду. — Крещение состоится.

Маг, отмеченный знаком Хартии, глянул на сверток в руках повитухи и сказал:

— Аборсен, ребенок мертв. Мы — странники, наша жизнь под небесами сурова. Мы знаем, что такое смерть, лорд.

— Не так, как я, — улыбнувшись, ответил Аборсен. Его бумажно-белое лицо пошло морщинами и в улыбке обнажились ровные белые зубы. — И я утверждаю, что ребенок еще не умер.

Маг попытался встретиться взглядом с Аборсеном, но дрогнул и обернулся к своим спутникам. Никто не шелохнулся, только одна женщина сказала:

— Сейчас мы все уладим. Аренил, запиши ребенка. Мы отсюда уходим, новый лагерь разобьем в Леовии. Когда здесь все будет закончено, догоняй нас.

Маг со знаком Права кивнул, и странники медленно разошлись, стараясь не встречаться с Аборсеном взглядом. Его имя у всех вызывало страх.

Повитуха положила ребенка и тоже собиралась уйти, но Аборсен остановил ее.

— Подождите, не уходите, вы можете понадобиться.

Повитуха посмотрела на ребенка и увидела, что девочка, похоже, действительно жива. Она осторожно подняла ребенка и протянула его магу со знаком Права.

— Если Хартия не… — начал мужчина, но Аборсен поднял руку и прервал его.

— Давайте посмотрим, что скажет Хартия.

Мужчина снова глянул на ребенка и вздохнул. Затем он вынул из мешка бутылочку и поднял ее вверх, произнеся при этом слова молитвы, с которых начинается Хартия, где записаны все когда-то жившие и ныне живущие, те, кто еще вернется к жизни, и где сказано, что однажды все они соберутся вместе.

Пока он читал молитву, в бутылочке загорелся свет, пульсирующий в ритме слов Хартии. Молитва была закончена. Маг поставил бутылочку на землю, притронулся к знаку у себя на лбу и поднял руку над ребенком.

Вспышка света озарила все вокруг. Казалось, будто над головой ребенка промчался сияющий поток. И маг воскликнул:

— Во имя Хартии мы нарекаем тебя…

Обычно родители произносят имя ребенка, и Аборсен сказал:

— Сабриэль!

Как только он проговорил имя, знак исчез со лба мага и появился на лбу ребенка. Хартия приняла крещение.

— Но она же мертвая! — воскликнул маг Хартии, Дотронувшись до лба, чтобы убедиться, что пепел действительно исчез.

Ему никто не ответил. Повитуха уставилась на Аборсена, а Аборсен смотрел в никуда, Казалось, его глаза, в которых отражалось пламя костра, видят что-то, недоступное окружающим.

От его тела стал медленно подниматься холодный туман. Он поплыл к магу и повитухе, и те поспешили перейти на другую сторону костра. Им явно было страшно, но они не смели убежать.

Аборсен услышал плач ребенка, и это было хорошим знаком, Если бы девочка оказалась за Первыми Воротами, то он не смог бы ее вернуть, не применив таких средств, которые позже ослабили бы ее дух.

Течение было сильным, но он хорошо знал это ответвление реки и легко преодолел омуты и водовороты, которые хотели затянуть его на дно, Он уже чувствовал, как волны тянутся к его душе, но у него была сильная воля, и волны слизнули только краски души, не затронув ее сути.

Он остановился, прислушиваясь к быстро удалявшемуся плачу. Может быть, девочка уже близко у Ворот и вот-вот пройдет их.

Первые Ворота представляли собой туманную дымку с одним черным отверстием, в котором исчезала река, текущая в беззвучное никуда. Аборсен быстро двинулся к Воротам, но остановился. Он понял, что девочка еще не прошла их, потому что кто-то поймал ее и поднял вверх. Тень, еще более черная, чем отверстие в Воротах, была едва различима на волне темной воды.

Тень была на несколько футов выше Аборсена, и там, где положено быть глазам, мерцали бледные болотные огни, источавшие настолько сильное и горячее смрадное зловоние, что не чувствовался холод, идущий от реки.

Аборсен медленно двинулся к тени, внимательно следя за ребенком, которого тень крепко держала в крючьях своих отростков-рук.

Ребенок беспокойно спал, а тень старалась отвести руку с ребенком подальше от себя. Видимо, от девочки исходил какой-то нестерпимый для тени жар.

Аборсен осторожно вытащил маленький колокольчик и, шевельнув кистью, позвонил им. Тогда тень, подняв ребенка еще выше, заговорила сухим, свистящим голосом, будто в траве зашипела змея.

— Опомнись, Аборсен. Пока я ее держу, ты не сможешь наслать на меня заклятье. Я, пожалуй, отнесу ее за Ворота, куда уже ушла ее мать.

Узнав голос, Аборсен оцепенел и спрятал колокольчик.

— Я вижу, Керригор, у тебя новое обличье. Какой же глупец помог тебе добраться до Первых Ворот?

Улыбаясь, Керригор растянул рот, и Аборсен увидел языки пламени, вьющиеся в его глотке.

— Один из обычно вызываемых, — проскрипел Керригор, — но очень неуклюжий. Он так и не понял, что должен произойти естественный обмен. Однако его жизни оказалось недостаточно, чтобы я смог пройти через последний вход. Но вот теперь ты мне поможешь.

— Я? Тот, который приковал тебя за Седьмыми Воротами?

— Да, — прошипел Керригор. — Вот она, ирония судьбы… Хочешь получить ребенка?

Тень сделала вид, что бросает девочку в реку. Толчок разбудил малышку, она заплакала, и ее крошечные ручки вцепились в ту теневую субстанцию, которая являлась одеждой Керригора. Он закричал, пытаясь освободиться от обжигающих ручек, но они крепко держались за него. Наконец, Керригор яростным рывком отцепил девочку от себя, и она упала, пронзительно закричав. Поток готов был унести ребенка, но Аборсен кинулся вперед и спас ее от реки и цепких рук Керригора.

Отступив назад, Аборсен встряхнул колокольчик так, что он прозвенел дважды. Звук был глуховатым, но его было хорошо слышно, он повис в воздухе, как что-то чистое, свежее и живое. Как только прозвучал звон колокольчика, Керригор задрожал и отступил назад.

— Если найдется какой-нибудь идиот, который снова приведет меня сюда, тогда… — донесся из темноты выкрик Керригора, но река уже несла его вдаль. Вода забурлила, пошла рябью, спустя мгновение успокоилась и снова мерно потекла мимо Аборсена.

Аборсен отвел глаза от Ворот, вздохнул, вернул колокольчик на место в связку и глянул на ребенка, лежавшего у него на руках. Девочка ответила ему взглядом темных, как у него, глаз. Лицо ее уже побледнело. Взволнованный Аборсен положил руку ей на лоб и почувствовал жар ее духа. Знак Хартии сохранил ей жизнь, хотя река должна была его смыть. Именно этот жар опалил Керригора…

Девочка улыбнулась Аборсену, и он почувствовал, как улыбка тронула уголки его губ. Все еще улыбаясь, он повернулся и начал свой длинный путь возвращения их обоих в живую плоть.

Девочка захныкала за секунду до того, как Аборсен открыл глаза. Повитуха, которая еще не отошла от затухающего костра, подняла ее. На земле похрустывала покрытая инеем, замерзшая трава. С носа Аборсена свисала сосулька. Он сбил ее рукавом и склонился над ребенком так, как сделал бы всякий новоиспеченный отец.

— Что скажете о девочке? — спросил он, и повитуха изумленно уставилась на него. Только что неподвижная девочка ожила, но была смертельно бледной, как и ее отец.

— Как видите, лорд, — ответила повитуха. — С девочкой все в порядке. Только она, пожалуй, немножко замерзла.

Аборсен махнул рукой в сторону костра, и пламя, рыча, взметнулось вверх, изморозь тут же исчезла, и капли дождя превратились в пар.

— Будет гореть до утра, — сказал Аборсен. — Я забираю девочку домой, и мне нужна няня. Пойдете со мной?

Повитуха заколебалась, не зная, что ответить, и посмотрела на мага Хартии, стоявшего по другую сторону костра. Он явно не хотел встречаться с ней взглядом, и тогда она перевела глаза на девочку.

— Вы, вы… — прошептала ошеломленная повитуха.

— Чародей? — сказал Аборсен. — Пожалуй. Я любил женщину, которая умерла здесь, в вашем лагере. Она жила бы дольше, если бы любила других, но она не любила никого. Сабриэль — наш ребенок. Разве вы не видите, как мы похожи?

Повитуха внимательно посмотрела на него, когда он взял девочку на руки и прижал ее к груди. Ребенок тут же утих и заснул.

— Хорошо, — сказала повитуха, — я пойду с вами и буду заботиться о Сабриэль. Но вам нужно найти кормилицу.

— И, полагаю, мне нужно сделать еще очень многое, — задумчиво ответил Аборсен. — К сожалению, мой дом не место для…

Маг Хартии кашлянул и вышел из-за костра.

— Если вам нужен человек, который разбирается в Хартии, — смущенно сказал он, — то я готов вам служить, хотя мне и жаль покидать моих спутников.

— Возможно, вам не придется этого делать, — ответил Аборсен, улыбнувшись внезапно мелькнувшей мысли. — Как вы думаете, ваша предводительница согласится принять в свою группу двух новых членов? Дело в том, что мои дела заставляют меня путешествовать, и в королевстве не найдется места, где бы не ступала моя нога.

— А чем вы занимаетесь? — спросил мужчина, слегка подрагивая, хотя уже не было холодно.

— Я — чародей, — ответил Аборсен, — но не совсем обычный. Я — Аборсен…

Он посмотрел на девочку и добавил с оттенком удивления:

— Отец Сабриэль…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Минуту назад кролик еще бегал. Его розовые глазки были открыты, его чистый, неестественно белый мех, только что отмытый в ванне и пахнувший лавандовой водой, был в пятнах крови.

Над кроликом стояла странно бледная девушка. Ее иссиня-черные, модно уложенные волосы легко касались ненакрашенного лица. На ней не было никаких украшений, кроме эмалевого значка школы на лацкане темно-синего блейзера, который в соединении с длинной юбкой, чулками и скромными туфлями указывал на то, что она была школьницей. Нашивка с именем «Сабриэль», римской цифрой и золотой короной объясняли, что девушка учится в шестом классе и является старостой.

Без сомнения, кролик был мертв. Сабриэль обернулась, посмотрела на мощенную кирпичом дорожку. Дорожка, изгибаясь, вела к внушительным воротам из кованого железа. Надпись, сделанная золотыми буквами по верху ворот, гласила, что ото ворота Уиверли Колледжа. Буквы помельче добавляли, что школа «была основана в 1652 году для Благородных Молодых Леди».

Через ворота торопливо перелезала маленькая фигурка. Она удачно избежала острых пик, торчащих сверху. Девочка, спрыгнув, побежала по кирпичной дорожке, стуча каблучками. Над ее головой флажком развевался хвостик волос. Она мчалась вперед, опустив голову, и чуть не врезалась в Сабриэль.

— Банни! — закричала она.

Сабриэль вздрогнула от ее крика и, поколебавшись мгновение, наклонилась над кроликом, протянула белую руку и притронулась к голове зверюшки около ушей. Она закрыла глаза, и ее лицо словно окаменело. Из полуоткрытых губ вырвался тихий свистящий звук, напоминающий свист отдаленного ветра. От инея, возникшего на кончиках ее пальцев, побелела мостовая у ног.

Увидев, как Сабриэль склонилась над кроликом, девочка чуть не упала, но в последнюю минуту, оттолкнувшись руками от земли, выпрямилась, подскочила и схватила кролика. Его глаза сияли, и он явно стремился вырваться на свободу.

— Банни! — снова воскликнула девочка с хвостиком. — Ох! Спасибо, Сабриэль! Когда я услышала скрип тормозов, я подумала…

Она запнулась, увидев пятна крови на руках Сабриэль.

— Джакинт, с ним все будет в порядке, — тихо сказала Сабриэль. — Всего лишь царапина. Скоро заживет.

Джакинт внимательно обследовала Банни, затем с изумлением перевела взгляд на Сабриэль.

— Там нет никакой царапины, — промолвила она. — Что ты…

— Ничего, — обрезала ее Сабриэль. — Но теперь я хотела бы услышать от тебя объяснения. Что ты одна делаешь за пределами школьного участка?

— Я бежала за Банни. Ты же видела… — ответила Джакинт.

— Не оправдывайся, — резко сказала Сабриэль. — Вспомни, что говорила миссис Амбрэйд на собрании в понедельник.

— Я не оправдываюсь, — пролепетала Джакинт, — я объясняю причину.

— Вот и объясни это миссис Амбрэйд.

— Ох, Сабриэль! Ты не скажешь! Ты же знаешь, что это все из-за Банни. Я еще никогда не выходила наружу…

Сабриэль погрозила пальцем и показала рукой на ворота.

— Если через три минуты ты окажешься в парке, я никому ничего не скажу. Только оставь ворота открытыми.

Джакинт улыбнулась, ее лицо расплылось от радости, и, прижимая Банни к груди, она помчалась назад.

Сабриэль следила за ней, пока она не скрылась за воротами, а потом опустилась на землю. Ей было холодно. Ее трясла дрожь. Минутная слабость — и она нарушила обещание, данное отцу и самой себе. Это ведь был всего-навсего кролик, да и Джакинт не так уж любила его. Так почему она это сделала? От возвращения к жизни кролика до возвращения к жизни человека всего лишь один шаг.

Хуже всего то, что это оказалось так легко. Она поймала его душу как раз у истоков реки и вернула ее простым жестом силы, пометив тельце зверюшки знаками Хартии. Ей даже не понадобились колокольчики или другие магические предметы. Только свист и ее воля.

Смерть и то, что следует за смертью, больше не были для Сабриэль тайной.

До конца обучения в Уиверли оставалось всего три недели. Сабриэль уже была аттестована по всем предметам. Она была первой по английскому, первой по музыке, третьей по математике, седьмой по науке, второй по боевым искусствам и четвертой по этикету. Также она была самой первой в магии, но это не обозначалось в аттестате. Магия действовала только в этом регионе Анселстьерры, близко от Стены, которая разграничивала Анселстьерру и Старое Королевство, Уиверли Колледж находился всего лишь в сорока милях от Стены, и в нем обучали магии только тех, кто получал на это специальное разрешение от родителей.

Именно по этой причине отец Сабриэль выбрал Уиверли Колледж, когда прибыл из Старого Королевства и стал искать школу-интернат для своей дочери. Он заплатил за год вперед серебряными деньгами Старого Королевства. Дважды в год, в середине лета и в середине зимы, он навещал свою дочь. Каждый раз он оставался на несколько дней, всегда привозя плату серебряными деньгами. Понятно, что директриса очень любила Сабриэль. Особенно с тех пор, как она поняла, что редкие визиты ее отца не огорчают девочку, как это было с другими воспитанницами. Однажды миссис Амбрэйд спросила об этом Сабриэль и была поражена, когда та ответила, что видится с отцом гораздо чаще, чем два раза в год, когда он приезжает в школу. Миссис Амбрэйд не была обучена магии и не желала знать об этом ничего, кроме того приятного факта, что некоторые родители платят значительную сумму за то, что их дочери обучаются основам волшебства и колдовства.

Миссис Амбрэйд действительно не желала знать, как Сабриэль видится со своим отцом. Что касается Сабриэль, то она всегда ожидала его тайных визитов и следила за Луной, рассчитывая ее циклы по календарю в кожаной обложке, в котором были обозначены все фазы Луны в обоих Королевствах. К тому же календарь давал бесценное понимание периодов движения Луны, приливов и отливов и многого другого, неуловимого, но важного, того, что никогда не было одинаковым по обе стороны Стены. Послание Аборсеном себя самого всегда происходило в безлунные ночи.

В эту ночь Сабриэль заперлась в своей комнате (привилегия учениц шестого класса, раньше ей приходилось проскальзывать в библиотеку), поставила на огонь чайник и стала читать книгу. Внезапно поднялся сильный ветер: он задул огонь, вырубил электричество и загрохотал ставнями. Это говорило о том, что скоро в кресле появится фосфоресцирующая фигура отца.

Сабриэль особенно ждала отца именно теперь. Обучение в колледже подходило к концу, и девочке хотелось поговорить с отцом о своем будущем. Миссис Амбрэйд считала, что Сабриэль должна учиться в Университете, но это означало, что придется уехать далеко от Старого Королевства. При этом магическая сила Сабриэль ослабевала, а свидания с отцом стали бы совсем редкими, потому что сводились бы только к его физическому появлению. С другой стороны, сохранятся все ее друзья, с которыми прожиты последние годы. Добавится еще выход в большой мир и встречи с новыми людьми, особенно с молодыми мужчинами, недостаток которых очень ощущался в окрестностях Уиверли Колледжа. И, может быть, ее перестал бы так притягивать мир смерти.

В ожидании отца Сабриэль думала обо всем этом с книжкой в руках и наполовину выпитой чашкой чая, опасно балансирующей на ручке кресла. Приближалась полночь, а Аборсен все еще не явился. Сабриэль дважды проверила календарь и даже открыла ставни, чтобы взглянуть через окно на небо. Было совершенно темно. Луны не было, но не было и Аборсена. Первый раз в жизни он не появился. И Сабриэль стала тревожиться.

Сабриэль редко думала о том, какова в действительности жизнь в Старом Королевстве, но теперь ей вспомнились древние сказки и смутные картины жизни со странниками. Аборсен был могущественным волшебником, но даже при этом…

— Сабриэль! Сабриэль!

Писклявый голос прервал ее размышления, затем последовал быстрый стук и царапанье в дверь. Сабриэль вздохнула, поднялась из кресла и открыла дверь.

За дверью стояла бледная от страха маленькая девочка. Дрожащими руками она мяла свой ночной чепчик.

— Олуин! — воскликнула Сабриэль. — Что случилось? Опять заболела Сассен?

— Нет, — всхлипнула девочка. — Я услышала шум за дверью в башню и подумала, что Ребекка и Айла устроили без меня пир, я посмотрела…

— Что? — взволнованно воскликнула Сабриэль. Вблизи Старого Королевства никто не смел открывать двери наружу среди ночи.

— Я виновата, — плакала Олуин. — Я не хотела. Не знаю, почему я это сделала. Это были не Ребекка с Айлой — это была черная тень, и она пыталась войти. Я захлопнула дверь…

Сабриэль отбросила чашку, оттолкнула Олуин и побежала по коридору к западной спальне, включая на ходу свет. Из спальни раздавались истерические вопли. В спальне было сорок девочек, большинство первоклашек, не старше одиннадцати лет. Сабриэль глубоко вздохнула и ступила в комнату, держа пальцы в магическом положении. Даже не глядя, она почувствовала присутствие Смерти.

Комната была узкой и длинной, с низким потолком и маленькими окнами. Кровати и шкафы располагались вдоль стен. В дальнем конце комнаты была дверь, ведущая в Западную башню. Предполагалось, что она заперта на замок, но замки редко служили препятствием для Сил из Старого Королевства.

Дверь была открыта. Там стояло что-то очень темное, будто кто-то вырезал из ночи фигуру, очертаниями похожую на человека. Лица у этой фигуры не было, но голова покачивалась из стороны в сторону, а в четырехпалой руке это странное создание держало мешок из грубой шерстяной ткани.

Руки Сабриэль трепетали в сложных жестах, рисуя знаки Хартии, которые должны были призвать сон, спокойствие и отдых. Она обозначила эти знаки на всех стенах спальни, объединив их напоследок одним главным. Немедленно все девочки перестали плакать и улеглись в кроватях.

Голова создания перестала покачиваться, и Сабриэль поняла, что теперь его внимание обратилось на нее. Оно медленно двинулось вперед, неуклюже переставляя ноги. От движения шаркающих, неповоротливых ног нарастал жуткий, грохочущий звук. Когда существо проходило мимо кроватей, каждая лампочка вспыхивала и тут же гасла.

Сабриэль опустила руки и направила взгляд на тело создания, пытаясь почувствовать вещество, из которого оно было сделано. Она не принесла с собой никаких инструментов, но это только на мгновение заставило ее поколебаться, прежде чем она скользнула на границу Смерти, все еще не спуская глаз с незваного гостя.

Холодная река заструилась у ее ног. Все пространство до горизонта было залито ровным серым светом. Был слышен рев, раздающийся вдалеке, у Первых Ворот. Теперь она ясно увидела очертания существа, не укутанного в ауру смерти, которую оно пронесло в живой мир. Это был обитатель Старого Королевства, почти гуманоид, но скорее обезьяна, чем человек. И не очень разумный. Но Сабриэль охватил страх не от вида этого существа, а от черной нити, падающей в реку со спины создания. Нить тянулась далеко за Первые Ворота, а может быть, и дальше, к рукам Знающего. Пока существовала эта связь — существо полностью подчинялось воле своего хозяина.

Что-то коснулось физического тела Сабриэль, и она неохотно вернулась в живой мир. Она ощутила легкую тошноту, когда волна тепла окатила ее замерзшее тело.

— В чем дело? — произнес около уха Сабриэль спокойный голос, голос с оттенком магии Хартии. Это была магистрикс Гринвуд.

— Это слуга Смерти в виде духа, — ответила Сабриэль и снова обернулась к существу. Оно уже дошло до середины спальни, все так же задумчиво переставляя ноги. — У него нет своей воли. Кто-то послал его в живой мир. Им руководят из-за Первых Ворот.

— Зачем оно сюда явилось? — спросила мисс Гринвуд. Ее голос был спокоен, но Сабриэль чувствовала, что в нем собираются знаки Хартии. Они должны были выпустить на волю свет и пламя.

— Оно, несомненно, безвредное, оно и не пытается причинить какой-либо вред, — медленно отвечала Сабриэль, просчитывая в уме все варианты. Раньше она объясняла мисс Гринвуд волшебные свойства магии, о которых узнала от отца. Волшебство не входило в школьную программу, и мисс Гринвуд обучала только магии Хартии. — Сейчас нам ничего не надо предпринимать. Я попытаюсь с ним поговорить.

Холод снова омыл Сабриэль, проник в нее, река хлынула у ее ног, торопясь унести ее вдаль. Сабриэль заставила себя воспринимать холод, всего лишь как ощущение, а водный поток — как ритмичные всплески воды.

Создание приблизилось. Сабриэль подняла руки и несколько раз хлопнула в ладоши. Резкий звук хлопков долго отдавался эхом. Затем Сабриэль просвистела несколько нот, им тоже ответило эхо.

При этих звуках существо вздрогнуло и, прижав руки к ушам, попятилось назад. Мешок выпал из его рук. Сабриэль удивилась: она совсем забыла о мешке, видимо, потому, что он и не должен был здесь оказаться. Очень редко неодушевленные предметы могли существовать в обоих царствах, среди живых и среди мертвых.

Сабриэль еще больше удивилась, когда существо упало и стало тонуть в реке, пытаясь при этом спасти мешок.

Она уже облегченно вздохнула, когда увидела, что существо тонет, но вдруг его голова высунулась из воды и выкрикнула голосом Аборсена:

— Сабриэль! Это мой посланник! Возьми мешок!

Сабриэль прыгнула вперед. Рука, крепко державшая мешок, протянулась к ней, и она выхватила его в тот момент, когда течение совсем скрыло создание.

Сабриэль смотрела на пустую поверхность реки и слышала неожиданно усилившийся шум у Первых Ворот. Это всегда означало, что кто-то прошел сквозь водопад. Она повернулась и стала выбираться назад, двигаясь против течения к месту, с которого можно было вернуться в Жизнь.

Мешок был увесистый, и в желудке Сабриэль тоже чувствовалась свинцовая тяжесть. Если действительно это был посыльный Аборсена, значит, ее отец не в состоянии возвратиться в царство Жизни.

Это могло означать, что он либо умер, либо попал в ловушку, расставленную кем-то за Последними Воротами.

Сабриэль тошнило, знобило, и она поняла, что стоит на коленях. Она почувствовала ладонь магистрикс на плечах, но все внимание было сосредоточено на мешке, который сжимали ее руки. Ей не надо было оглядываться, чтобы понять, что существо исчезло. Его не стало в царстве Жизни сразу после того, как он пропал за Первыми Воротами.

— Что ты делала? — спросила магистрикс, когда Сабриэль пригладила свои волосы. Льдинки с головы упали на пол рядом с мешком, лежавшим у ее ног.

— Мне было послание, — ответила Сабриэль. — Вот я и взяла его.

Она открыла мешок, засунула туда руку и нащупала рукоятку меча. Она вытащила меч, увидела, что он в ножнах, и положила его рядом с собой. Ей и не нужно было вытаскивать меч из ножен, чтобы увидеть знаки Хартии, выгравированные на его лезвии — неяркий изумруд на эфесе и потертая бронзовая гарда были знакомы ей так же, как школьные ножи и вилки.

Это был меч Аборсена.

Вслед за мечом Сабриэль вытащила старую коричневую перевязь шириной в ладонь, которая всегда приятно пахла пчелиным воском. С перевязи свисали семь цилиндрических мешочков все увеличивающихся размеров, начиная с самого маленького, размером с пузыречек для лекарств, и кончая большим, размером с консервную баночку. Сабриэль открыла самый маленький и вынула крошечный серебряный колокольчик с темной, хорошо отполированной ручкой красного дерева. Она легонько тряхнула колокольчик, его язычок чуть коснулся металла стенок, и он издал высокую приятную ноту, которая долго еще продолжала звучать в голове, даже после того, как звук замолк.

— Папины инструменты, — прошептала Сабриэль. — Инструменты волшебника.

— Но и на колокольчике, и на ручке выгравированы знаки Хартии! — заметила магистрикс, которая как зачарованная смотрела на Сабриэль. — Волшебство — это Свободная магия, не управляемая Хартией…

— Отец был особенным, — отстраненно ответила Сабриэль, все еще разглядывая колокольчик и вспоминая загорелые, длинные пальцы отца, державшие его. — Он был верным слугой Хартии.

— Ты собираешься нас покинуть? — внезапно сказала магистрикс, увидев, как Сабриэль поднимается с пола с мечом в одной руке и с колокольчиками в другой. — Это отразилось в колокольчике. Я только что видела, как ты проходила за Стену…

— Да. В Старое Королевство, — ответила неожиданно понявшая все Сабриэль. — С отцом что-то случилось, но я найду его и — клянусь Хартией — все вынесу.

Она тронула знак Хартии на своем лбу, который засверкал и затем погас, будто его никогда там не было. Магистрикс кивнула, тронула рукой свой лоб, где тоже загорелся и погас знак. Как только он погас, отовсюду в спальне раздались шелестящие звуки и робкое хныканье.

— Я закрою дверь и все объясню девочкам, — сухо сказала магистрикс. — А тебе лучше пойти и подготовиться к завтрашнему дню.

Сабриэль кивнула и ушла, пытаясь сосредоточиться на подготовке к путешествию. Надо было заставить себя не думать об отце. Рано утром она доедет на такси до Бэйна, ближайшего городка, потом в автобусе доедет до границы Анселстьерры, в то место, что рядом со Стеной. Если повезет, она будет там в полдень.

Но мысли все время возвращались к Аборсену. Что случилось, почему он попал в ловушку Смерти? И на что она в действительности надеется, что она может сделать, даже если доберется до Старого Королевства?

ГЛАВА ВТОРАЯ

Граница Анселстьерры проходила от берега до берега в полумиле от Стены. Металлические пики на Стене опутывала колючая проволока. Земля рядом со Стеной была пронизана сетью траншей и бетонных дотов.

Фактически граница, которую называли Периметром, более успешно препятствовала проникновению людей из Анселстьерры в Старое Королевство, чем защищала от непрошеных гостей из Старого Королевства. Тот, кто обладал достаточной силой, чтобы пройти через Стену, обычно принимал облик солдата, или становился невидимым, или просто проходил, где хотел, не обращая внимания на колючую проволоку, пули, ручные гранаты или пушечные выстрелы, которые часто вообще не долетали до цели.

Для защиты от пришельцев с той стороны Стены солдаты гарнизона, расположенного у Периметра, надевали поверх походной формы кольчуги, на их шлемах были защитные щитки спереди над носом и сзади, где они защищали шею, в ножнах прятались старомодные штыки, а за плечами свисали на спину щиты.

Сабриэль наблюдала за взводом солдат, марширующим около автобуса, дожидаясь, пока выйдут туристы, и размышляя о том, что думают солдаты о своих странных обязанностях. Большинство из них были призваны с далекого юга, куда магия из-за Стены не добиралась. Здесь Сабриэль чувствовала затаившуюся магию, как чувствуется напряжение в воздухе перед началом грозы.

Сама Стена, несмотря на траншеи и колючую проволоку, выглядела обычно. Точно такая же, как любое другое средневековое сооружение. Это была старая, каменная зубчатая стена сорока футов высотой. Ничего особенного, кроме того, что Стена очень хорошо сохранилась. И тот, кто мог увидеть, — видел на некоторых камнях знаки Хартии, постоянно двигающиеся, крутящиеся, скользящие и меняющиеся местами.

И последний признак необычности был уже за Стеной. Со стороны Анселстьерры стояла чистая, прохладная солнечная погода, но за Стеной Сабриэль видела снегопад и тяжелые снежные облака, несущиеся к Стене и внезапно останавливающиеся около нее. Будто могущественный нож обрезал их в небесной вышине.

Глядя на этот снегопад, Сабриэль благодарила свой календарь, где между печатных строк было много причудливо извивающихся по страницам рукописных добавлений. Одно такое замечание, написанное чьей-то, не отцовской, рукой, указывало погоду в соответствии с местом. В Анселстьерре была «осенняя прохладная погода». В Старом Королевстве в это же время «зима, сильный снег, лыжи или зимние ботинки».