- Понял, дядя Ленин. Спасибо за доверие. А как я узнаю, что гранатка исправна?
      - Она споет тебе песенку, малыш. Тебе мама пела песенки?
      - Нет, дядя Ленин, я сирота. Никогда никто не пел мне песенок.
      - Очень хорошо, дружок, вот ты и дождешься своей колыбельной. Ступай.
      Углов честно подложил лимонку под стену виноводочного склада и, зажав в ручке кольцо, стал ждать песенки. Через час, не дождавшись песенки, мальчик догадался, что граната неисправна. Ленин, слушавший издалека, да так и не услышавший взрыва, понял, что ему подсунули испорченный товар.
      - Товарищ Сталин, - сказал он на следующее утро одному чудесному грузину. - Мне подсунули негодный товар. Разберитесь, пожалуйста.
      Сталин знал всех рыночных торговцев кокаином, проститутками и оружием. Поэтому ему не составило труда через день принести Ленину в подарок голову некоего Азефа, промышлявшего грязными делами по продаже гранат Ленину. Довольный таким исходом Ленин два часа глумился над неполным трупом, приговаривая:
      - Царя не свергли, так хоть развлеклись.
      В общем-то, он был прав.
      ...Углов набрал номер. На том конце загудело. Лебединский почувствовал это и почесал конец. А потом снял трубку, потому что зазвонил телефон.
      - Лебединский слушает!
      - Здравствуй, старый пердун Лебединский! - поприветствовал Углов.
      - А-а, привет, старый дуралей Углов. Все с кефиром борешься?
      - Ладно тебе придуриваться-то!.. Как дела в Питере?
      - Как в стране, так и в Питере. А ты чего звонишь?
      - А почему бы мне не позвонить старому приятелю? Ну как у тебя дела?
      - Я узнал важную государственную тайну.
      - Какую?
      - Лигачев-Егор-Гайдар-Гейдар-Алиев. Это все одно и тоже лицо!.. Но это не телефонный разговор.
      - Интересно, но спорно. А у нас тоже новость. Пугачева поправилась на восемь килограммов. И еще она хочет стать президентом.
      - Говно страна! - разозлился Лебединский. - Любая тварь считает, что может управлять ею!
      - Ну почему же, - не согласился Углов. - Мне давно еще Ленин говорил что-то про кухарку.
      - А мне Пушкин что-то говорил о няне.
      Углов рассмеялся:
      - Ты шутишь. Тебе всего 95 лет, и ты не можешь помнить Пушкина.
      Лебединский понял, что его раскололи, но из принципа решил не сдаваться, а продолжать упорствовать. Он вообще был вреднейший старикан. Сволочь редкая.
      - Нет, я видел Пушкина! Он умер не тогда, когда все думают, - начал врать напропалую Лебединский. - Пушкин был из рода долгожителей. Поэтому он жил себе и жил. В 1862 году Пушкин приветствовал освобождение крестьян и отмену крепостного права стихами:
      "Свободный крестьянин на зорьке выходит
      Пасти трудовое жнивье.
      И вольно, вольготно плечами поводит
      Могучее тело его."
      Увидев, что надежды на освобождение народа не исполняются, Пушкин ударяется в другую крайность и примыкает к разночинцам. Он вкладывает в руку Александру Ульянову рукодельную бомбу, которую тот швыряет в царя. Слава богу неудачно. Азеф, снабжавший семейство Ульяновых динамитом, подсунул отсыревший прогорклый порох. Бомба не взорвалась. Но она ударила в голову царя. С огромной шишкой самодержец вылез из кареты и увидел на крыше соседнего дома взволнованного Пушкина. Александр Сергеевич сидел рядом со слуховым окном и держал в руках примитивный дегеротип - прообраз фотоаппарата. Он хотел запечатлеть исторический момент - как царевы куски разлетаются по улице на прохожих и ветки деревьев. Кучер, везший царя, по совместительству работал в охранном отделении у Бенкендорфа поэтому сориентировался быстрее всех, буквально через пять-семь минут. Он выхватил револьвер системы наган и несколько раз выстрелил в Пушкина. Тело поэта обмякло и соскользнуло с крыши, поехало вниз и зацепилось сюртуком за оттопыренный лист кровельного железа. Так поэт и повис. А дегеротип упал на мостовую и разбился...
      - Все равно, все равно! - закричал Углов, радуясь, что уличил Лебединского. - Это было тогда, когда ты еще не родился! Ты не мог видеть Пушкина!
      - Мог! Пушкин не погиб! Он притворился, чтобы обмануть царских сатрапов. Когда к вечеру все разошлись, Пушкин подтянулся и взобрался на крышу, проник на чердак и спустился по лестнице черного хода вниз.В парадном он встретил Чернышевского. "Ну и баран же ты, братец, - сказал ему Чернышевский. - Разве так надо поступать?! Разве патриоту приличествует так делать?" "А что делать?" - спросил Пушкин. В ответ на это Чернышевский матерно выругался и предложил Пушкину купить у него недорого килограмм дюймовых гвоздей. Пушкин отказался. "Что я тебе, Рахметов что ли?" - буркнул он. В то время в Санкт-Петербурге как раз гастролировалиндийский йог и магараджа Саид Рахметов, татарин. По всему городу были расклеены афиши, на которых Саид в чалме засовывал себе в горло два пальца. Афиша обещала номер под названием : "Излияния из внутренних органов!!!" Кроме этого нашумевшего номера Саид демонстрировал битье стекол, кобру на палочке и забитые в доску гвозди, на которые приглашал лечь всех желающих. Желающих не находилось, и доску торжественно уносили за кулисы под гром аплодисментов восторженной публики.
      А Пушкин тихонько доскрипел до революции 1905 года и активно участвовал в беспорядках на Красной Пресне. Метался по баррикадам, подносил рабочим патроны. Восставшие шутя называли низкорослое, похожее на обезьяну существо Гаврошем. А во время кровавого воскресения в Питере, Пушкин залез на дерево и кричал оттуда расстреливающим народ солдатам: "Стреляйте, стреляйте, ребятки! Всех не перестреляете! Мы вас сейчас всех перепишем до одного, а после революции за яйца повесим!" Необузданный темперамент был у человека! Я, профессор Лебединский, к тому времени уже родился. А к моей колыбели подошел Пушкин и сказал примерно следующее: "Я верю, профессор, что ты доживешь до светлых седин победившей революции, когда вся страна покроется сетью железных дорог и лагерей!"
      - Ну а что он тебе про няньку-то сказал? - спросил настырный Углов.
      Лебединский спохватился. Он уже и забыл о чем шла речь-то!
      - Про няньку?.. Ну это было позже. Всегда, когда Пушкину было плохо, он искал свою няньку, потому что с детства она давала ему сиську, и Пушкин привык. Когда нянька постарела, и сиська перестала работать, нянька начала обманывать Пушкина, подсовывая ему в рот всякую дрянь - жеваный хлебный мякиш в тряпице, например. Пушкин, конечно, замечал подмену, но делал вид, что все так и надо: не хотел огорчать выжившую из ума старуху. И вот однажды Пушкин пришел к Добролюбову, а тот его не пустил. Выгнал взашей. Потому что во время последней пьянки у Добролюбова пропали некоторые ценные вещи. Поскольку, кроме Пушкина, взять их было некому, Добролюбов решил, что это сделал пьяненький Пушкин. Поначалу он не придал значения пропаже, полагая, что Пушкин протрезвится и все вернет. Но Пушкин не вернул. Да и не мог вернуть, потому что не брал. Добролюбову надо было написать прошение городовым и тогда сыщик Кошко нашел бы ценные вещи вмиг. Но Добролюбов этого не сделал по неизвестным историкам причинам. Зато затаил беспочвенную злобу на Пушкина и спустил поэта с лестницы при следующем его приходе.
      Ну вот, взбешенный Пушкин побежал по улице к няньке, по ходу бега немного успокоился и встретил меня, профессора Лебединского. Я в сопровождении своей няньки совершал променад по улицам. Пушкин увидел меня и горько воскликнул: "У всех няньки, как няньки, а у меня старая калоша."
      - Ну и к чему ты мне все это рассказал? - спросил Углов.
      - Да так, к слову пришлось. Слушай, а не выдвинуть ли нам Егора Кузьмича Лигачева кандидатом в президенты на следующих выборах. Напишем отличную программу предвыборную: восстановить советскую власть и продуктовые наборы для ветеранов, запретить водку путем введения сухого закона... Я думаю, люди проголосуют.
      Углов горько вздохнул:
      -Проголосуют. Ногами. По почкам... Разве ж они знают свое счастье? Все бы им жрать, пить и БАБ дрючить. А вообще, конечно, твоими бы устами да мед пить. Я б сам мечтал о таком счастье, какое ты тут обрисовал, да ничего не получится. На следующих выборах свою кандидатуру выставляет Пугачева.
      - Зачем?
      - Неймется старухе. Хочется мирового господства. А ты знаешь, какой у нее электорат?
      Лебединский тоже горько вздохнул:
      - Догадываюсь. Поболее, чем у Лигачева.
      - Да уж. Маленько поболее. Во всяком случае все алкаши - ее.
      Глава 29
      Рыбкин жил в аквариуме. Во всяком случае, так говорили. Хронисты и летописцы не донесли до нас в точности ничего про жизнедеятельность этого исторического лица. Многие историки даже сомневаются в его реальном существовании. Во всяком случае твердо можно сказать одно: если он и жил, то был глухонемым и парализованным. Осталась в анналах современности одна фраза: "Рыбкин жил в аквариуме". Лингвисты спорят - возникла ли она от созвучия фамилии "Рыбкин" слову "рыбка", которая, как известно биологам, живет в воде и, стало быть, может жить и в аквариуме. Либо же она произошла оттого, что Рыбкин любил аквариумы и имел их дома в достаточном количестве. Как бы то ни было, про Рыбкина сказать мы ничего не можем, а потому даже не будем и пытаться. К чему выдумывать, если читатель ждет от нас одной лишь, пусть жестокой, но исторической правды?.. Поэтому с вымышленным персонажем Рыбкиным мы прощаемся раз и навсегда. Он никак не задел наших прочих персонажей. Он не поверил претензиям Пугачевой на русский трон, он ни разу по ходу действия книги не позвонил Ельцину, не написал письма Деду Морозу, не прыгал с парашютом на Северный полюс. Он прошел, не проявляясь, как тень где-то по обочинам нашей книги и тихо исчез без следа...
      Зато великий реконструктористории Анатолий Фоменко оставил крепкий след. Фоменко был математическим историком с астрономическим уклоном, основным поставщиком идей для имперцев и ура-патриотов. Некоторые считают, что его настоящая фамилия Шафаревич, но это беспочвенные слухи. Долго Фоменко занимался древними текстами и многое для себя открыл. Для него, в частности, не осталось тайн в библейской истории. Библейская история, считал он, тесно связана с историей полового гигантизма на Руси. Русь в древние времена имела несколько названий -Рутения (Zadni Prohod), Великий Тартар (Grand Pizdec), Мегалион (Pizdec Vsemu). Русичи, аки тати в нощи, проносились по Европам, наводя шорох на утонченных европейцев, и вели свой род от сына Ноя Хама.
      Дело было так. После вчерашнего Иисус Христос и его гоп-компания отмокали в прохладном ручейке в Галилее, неподалеку от Иерусалима.
      - Ох, армагеддон, - слабым голосом выругался Иисус. - Фома-неверующий, что нам вчера намешали в вино эти мытари? И куда потом делись блудницы?
      Чтобы не произносить более худого слова, жители свободной Галилеи называли гопников Иисуса апостолами. И это был еще самый слабый из всех терминов! А апостол Фома потому получил прозвание "неверующий", что никак не хотел принимать христианство, несмотря на все уговоры Иисуса:
      - Окрестись, и тебе в каждом доме будут наливать вино на халяву. И даже первосвященник не посмеет пнуть тебе сапогом по заднице. Ты сможешь безнаказанно посылать к фаллосу римских оккупационных зольдат. Ты приобщишься к царствию небесному.
      Фома только усмехался в черную бороду и недоверчиво щурился. Он-то видел, что остальным апостолам, принявшим от Иисуса христианство, все равно никто не наливает на халяву не только вина, но и молока. Каждый встретившийся на дороге первосвященник считает свои долгом засадить кованым кирзачом по заднице апостолам, выстроив из предварительно вдоль обочины. А уж про оккупационных римских зольдат и речи не было: завидев иисусовых отморозков с кастетами, они всякий раз бросали копья и мечи и разбегались в разные стороны, так что их ни разу не удалось послать к фаллосу. Правда, вот насчет царствия небесного Фома ничего не мог сказать, ибо никогда его не видел и мнения по этому поводу не имел.
      Тем не менее Иисус не оставлял идею окрестить Фому и практически ежедневно проводил ему терапию на этот счет:
      - Смотри, скоро христианство завоюет полмира. Это будет одной из главных религий, прикинь. Это же пирамида, а в пирамиде выигрывает тот, кто стоит в начале. Ты имеешь уникальный шанс!
      Фома молчал, набычившись. Тогда к нему подходили две Иуды - Иуда Искариот и Иуда Яковлев. (Кстати, историк Фоменко утверждает, что именно эти братья послужили прообразами для написания позднейшей рукописи "Чук и Гек"). Иуды начинали в один голос убеждать Фому:
      - Сука, предатель! Жрешь с нами на халяву, а христианство принимать не хочешь. А ну-ка встал, быром принял христианство!.. Чего лыбишься?! Больше не возьмем тебя с собой исцелять немочных и заразных! Пошел от нас к фаллосу!
      Чуть до кулаков не доходило, но Христос останавливал буянов:
      - Ша! Кончай базар! Чувак просто недопонял. Но ничего, трижды не пропоет петух, как ему проломят башку, если он не примет христианство. Огнем и мечом, огнем и мечом...
      Иисус любовно огляделФому. Он его любил. И блудниц любил. Многих он любил, потому что ощущал в себе и мужское и женское начала. То его тянуло к мужикам, то к бабам. Порой так тянуло, что он не мог даже с собой совладать, просто притягивался, как маленький шарик притягивается к большому на крутильных весах в опыте Ньютона о всемирном тяготении. Его натурально тащило, волокло по земле, будто ураганом к любимому человеку. Христос цеплялся за кочки и кусточки, но его приволакивало силой любви к человеку, с которым он входил в соприкосновение и совершал газоразрядный акт электрической любви. И потом долго отходил.
      ...Не дождавшись ответа от Фомы на свой коронный вопрос о мытарях и блудницах, Христос повернул к ученику голову. Он знал, почему Фома ничего не ответил: апостола всегда злила кличка "неверующий". Христос специально его прикалывал таким образом каждый раз. И каждый раз Фома злился.
      - Ладно, не дуйся... - вождь хлопнул в ладоши. - Так, всем на сборы пять минут! Отправляемся в Иерусалим с первым дилижансом. На святое дело идем - товарищей из беды выручать.
      Накануне половину апостолов иисусовых охранка первосвященников повязала и загребла в зиндон - местную вонючюю тюрьму. Иисус не очень помнил, за что. В памяти остались только собственные бесчинства. Он ворвался на территорию храма и начал раскидывать товары, переворачивал торговые лавки и кричал, чтобы убирались из дома его отца, хотя дом его отца-плотника остался в Галилее, а этот храм построил вовсе не его отец, а турецкие строительные рабочие задолго до рождества Христова. Протрезвев, Иисус понял, что погорячился. Все ж таки, хоть голоса в его голове периодически и говорили, что он сын Бога, но сам же Христос постоянно утверждал, что Храм надо строить в душе. И не надо было срывать службу и устраивать беспорядки в каменном сооружении. Вот если бы в храме души лавочники затеяли торговлю, тогда да...
      - Иисус! - обратился к нему Фома. - А как же мы выручим наших товарищей, в частности, апостола Петра? Зиндон штурмом брать?
      - Не штурмом, а добрым словом, - сказал Христос и достал из-под хламиды свинцовый кастет. - Да, и если по дороге встретится эфиоп, убейте его. Ибо не мир принес я, но меч. И сын пойдет на отца, а брат на брата... Уже не продохнуть от этих черножопых.
      Христос вовсе не был расистом. Но он очень не любил эфиопов за цвет кожи. Правда, не признавался в этом даже самому себе. Сам себе-то он говорил, что не любит эфиопов из-за их мерзкого запаха...
      Налет на зиндон прошел успешно. Вызванное налетом восстание палестинцев против римлян также увенчалось успехом. Восставшие захватили царя Ирода и отрезали ему яйца, после чего отпустили на все четыре стороны, ибо без яиц он был уже никому не опасен. Отпускание на все четыре стороны в те времена проводилось следующим способом: человека привязывали к макушкам четырех берез за руки и за ноги и отпускали. Части разлетались в стороны.
      Был также пойман римский наместник в Иудее Понтий Пилат. Избитого Пилата привели к Христу, и Иисус, не найдя в нем никакой вины, велел отпустить урода. Он так и сказал:
      - Значит, вины я в сем человеке не вижу. Короче, немного еще побейте его и прогоните.
      Но толпа возбужденных евреев взревела:
      - Распни его, на-хрен!
      Такого вида казни, как сажание или распятие на хрен в тогдашнем уголовном кодексе не предусматривалось. Поэтому Иисус гуманно предложил законную альтернативу - распятие на кресте. Что и было исполнено незамедлительно. Да еще вниз головой: уж больно ненавидели евреи римлян-оккупантов - если завидят, так сразу ловят и всячески обижают. Вот и доброго старика Пилата до смерти обидели. А ведь говорил ему император Тиберий: "Брось ты эту затею, не езжай в Палестину. Убьют тебя там. Повесят вниз головой на кресте, да и все..." Как в воду глядел!
      А Христос с тех пор стал царем Иудеи, прослыл добрым и справедливым правителем. Он начал ходить в тренажерный зал, оставшийся от Понтия Пилата, тягал там камни, железки и так накачался, что через несколько лет стал выступать на соревнованиях по культуризму и везде встречал восторженный прием. Иисус, смазанный пальмовым маслом, выходил на подиум и улыбаясь демонстрировал огромные бугры мышц. Толпа ревела и рукоплескала. Только Фома угрюмо щупал свои дряблые мускулы и в очередной раз давал себе зарок принять наконец христианство.
      От Магдалины у Христоса остались четырнадцать человек детей. И от Сары, наложницы еще семеро. Они дали потомство и заселили всю Евразию. Так, во всяком случае, написано в Библии. Кстати говоря, Пугачева происходит от двух сыновей христовых Сима и Иафета. Эти два еврея произвели на свет потомства как грязи. В том числе и предков Пугачевой. Чувствуя в себе королевские кровя, царица Алла решила занять пустующий трон Российской империи. Историк Фоменко считал, что в планах Пугачевой завоевание мира и восстановление великой Империи.
      Он ошибался...
      Глава 30
      Ах, как он ошибался! Пугачева, утомленная звонками политиков, валялась на полу в неестественной позе и не помышляла о мировом господстве. Когда ей было плохо, и одолевала тоска-кручина, Пугачева всегда валилась на пол в чем была и где была. Некоторые даже думали, что у нее это обморок или обморожение. Но люди знающие Пугачеву (она ласково называла их свитой) понимали, что певица просто устала и не нужно ей мешать или не дай бог поправлять неестественную позу, в которой она падала на пол. На самом деле Пугачевой было удобно так лежать, ее организм сам выбирал положение, в котором все его системы наилучшим образом справлялись с накопившимися информационно-энергетическими ошибками. Да, представьте себе, у Пугачевой тоже был организм, со всеми вытекающими и вываливающимися из него последствиями еды и питья. Иногда организм заболевал, и Пугачева лечила его по всяким дорогим врачам. Она берегла свой организм, ибо находилась внутри него. Он служил как бы домиком для певицы. Маленьким, уютным домиком, из которого она временами выглядывала наружу и говорила миру какую-нибудь гадость. Например:
      - Чтоб вас всех птички обкакали!
      Или:
      - Не сею, не жну, а хорошо живу.
      Не всем нравились пугачевские сентенции. Но все терпели эти выходки, потому что она была очень богата и могла нанять сколько угодно киллеров, чтобы убрать неугодных. Иногда даже складывалось впечатление, что Пугачева центр мирового зла. Но после того, как подъешь возле помойки недоеденную Пугачевой икру, такое ощущение пропадает.
      Короче, Пугачева валялась в неестественной позе на полу собственной квартиры. Упала она на пол исключительно потому, что позвонил Анпилов и сказал, что за ее красный электорат он готов расцеловать ее губами, что он любит краснющие здоровенные электораты. Пугачева представила себе откляченные губы Анпилова и сразу отвалилась от телефона, как пиявка насосавшаяся крови. Даже телефонную трубку не успела повесить. Упала и отдыхает.
      Одна нога завернута, другая на стенке, ручки заломились, глазки съехались к переносице, а губы собрались в уточку и бормочут околесицу: "Диги-диги-ду, приехали мужички на ярмарку, электорат, электорат, электо... моя творческая индивидуальность, Борисоглебск - город-герой, откуда бысть пошла еси, русская земля, вечно ваш, с прискорбием сообщаю, о преждевременной кончине, еще один интегральчик возьмите пожалуйста, они у нас хороши, на диво хороши..."
      Вскоре все организменные системы пришли в норму, Пугачева крякнула, издала громоподобный рык и встала на ноги, а потом уж и на пол. Пальцы ее на руках непроизвольно сжались в два кулака, а на ногах пальцы сжались в два ножных кулака, как у обезьян, коих не зря называют четырехрукими существами. Обезьяны лазают и прыгают по деревьям при помощи рук и хвоста и питаются растительной пищей, преимущественно дикорастущими фруктами и овощами. Они легко поддаются дрессировке, в отличие от Пугачевой, которая дрессировке не поддается, а только знай жрет икряную подкормку.
      Пугачева упруго положила на все сразу, а уже конкретно - телефонную трубку на рычаги. И тут же раздался звонок.
      - Хули еще надо? - чуть грубовато спросила Пугачева.
      - Алла Борисовна, я вас узнал! - раздался в трубке тонкий, но явно мужской голос.
      - Это кто там еще?
      - Это я, Станкевич.
      - Как, тебя уже выпустили из тюрьмы? - не сразу сориентировалась во времени Пугачева.
      - Станкевича никакие стены не удержат! - хвастливо сказал Станкевич, потому что его не могли удержать никакие стены: по опыту он знал, что там, где есть стены, есть и дверь. Он всегда выходил через дверь. Но вообще-то он врал, поскольку сидел не в тюрьме, а в Варшаве, куда специально уехал, спасаясь от параши. Отчего-то не любил Станкевич параш. Как войдет в какую-нибудь комнату или залу, где параша, так сразу делается брюзгливым, морщится и интеллигентно намекает: "Блядь, ну и вонища, у вас тут стоит! Насрали что ли?"
      Со Станкевичем у Пугачевой много чего было связано в жизни, только она никак не могла припомнить, что именно.
      - Ну, чего хочешь, сынок?
      - Я решил выдвинуть свою кандидатуру на выборах в президенты.
      - Молодец, хороший мальчик.
      - Я уже не мальчик, помните мы с вами...
      - А-а-а, вон оно что, а я все думаю, что нас связывает!.. Ну хорошо, не мальчик. Так что ты хочешь, не мальчик, но муж?.. Вы все считаете, что если планируете выдвинуть свою кандидатурку плохонькую, то вы уже супермужчины, и тетя Алла должна отдать вам свой электорат! Какие же вы, мужики, все одинаковые!
      - С вашим электоратом я бы горы свернул, Алла Борисовна!
      - Лучше шишку свою сверни набок.
      - Какую шишку? - растерялся мальчикоподобный политик.
      - Которой ты собираешься мой электорат пользовать.
      - Голову что ли? - не понял Станкевич.
      - Видимо. Тебе только с головой туда и лезть, малыш... Короче - ты не первый по этому поводу звонишь, и я всем отказываю. Тебе тоже. Еще вопросы есть?
      - Печально, Алла Борисовна, печально. Страна и родина вам этого не простят.
      - Это уж точно! - цинично усмехнулась Пугачева плоской шутке Станкевича.
      А он вовсе не шутил. После того, как Станкевич хитро избегнул срока, он хотел получить президентство, чтобы самому всех сажать, а самому не садиться.
      Его преследовали несправедливо! Никаких взяток Станкевич не брал, кроме десяти тысяч долларов. Он любил народ и больных детей. В благодарность больные дети нанесли ему мешок денег, среди которых и оказались те самые пресловутые десять штук грина. Вот неудача! Сбежав от преследования органов в Америку, Станкевич пытался там через своих друзей в правительственном лобби организовать ядерный удар по России. Это не получилось. Тогда Станкевич поехал в Варшаву к землякам. Там он пытался ускорить вступление Польши в НАТО с последующим объявлением войны России. И этот номер ему обломило. А че делать дальше, Станкевич придумать не мог. Пришлось практически без боя сдаться польской дефензиве и сигуранце.
      Когда-то мама рассказывала Станкевичу сказку про Колобка. Колобок был крутой и всех посылал. Зайца, волка, медведя он внаглую послал. "Но на всякую хитрую жопу, сынок, - говорила мама, - найдется свой хуй с винтом."Нашлась проруха и на Колобка. Лиса его съела, Станкевича. Рыжая чубайсообразная лиса...
      Но вот Станкевич остался там, по другую сторону провода, а Пугачева по эту. На этой стороне было явно лучше. На той стороне была потенциальная тюрьма да грязные шпалы этапов и пересылок, а на этой... На этой - черная икра, золотой телефон и огромный изумруд Шакья-Муни. Пугачева любовно огладила изумруд, подышала на него, протерла мерлушковой тряпочкой. Господи, как хорошо жить! И жить не в тюрьме!
      Пугачева удовлетворенно достала с полки книгу и погрузилась в чтение. Книгой оказалась Библия. Пугачева внимательно прочла титул. Она всегда читала титульный лист, прежде чем углубиться в содержание произведения. На титуле было написано: "Библия. Необычайные приключения первобытных людей, полные опасностей и жгучих тайн." Что ж, весьма недурственно.
      Послюнявив палец Пугачева перевернула листики и начала чтение с середины. Первая строка сразу же завлекла ее...
      "- Ах, мы остались одни! Трахни меня, папа! - взмолилась дочь Лота.
      - Я не могу! - ответил старик в сильнейшем волнении.
      - Но почему?! Почему?! - заламывая руки закричала дочь.
      - Потому что мы родственники, - роняя слезы говорил Лот.
      - Но если Богу было угодно погубить весь наш город лютой смертью за грехи, то как же нам теперь размножиться без мужчин, если остались только ты, я да сеструха моя?! Овладей мною тотчас же!
      - Не могу, не могу, это тоже грех! Грех кровосмешения! - рыдал старик.
      - Но грех кровосмешения меньше, чем грех кровопускания! А погубить весь наш род, не размножив его суть то же кровопускание! О!
      - Ладно, но запомни - я иду на это с тяжелым сердцем! - воскликнул Лот и овладел белесым телом своей единоутробной дочери. Он был пьян и не отдавал отчета в своих действиях. Сестры нарочно напоили его и поочередно овладели его телом, хотя со стороны казалось, что это именно он овладевает их туловищами. Но нет! Не таков был святой праведник Лот!
      С той поры семя Лота размножилось, и его стало как грязи."
      Прочитав этот кусок, Пугачева всплакнула. Она любила чувствительные романы. Но все-таки что-то осталось тут для нее непонятное. Наверное, нужно было начинать читать сначала. Рыжая женщина перелистнула несколько страниц и вновь углубилась в чтение.
      "- Идите и убейте всех! - Велел господь Иисусу Навину.
      Навин был простой человек, пошел и убил. Он и его ребята вырезали целый город, всех женщин изнасиловали, детей умертвили и скотину их тоже умертвили. Потому что Господь захотел умертвить и скотину. Кстати, женщин после использования по назначению, Навин тоже умертвил как скотину. Это было весьма богоугодное дело, и так надо всегда впредь поступать."
      Пугачева заскучала: про войну она читать не любила и начала искать места про любовь. Таких мест оказалось много. Через страницу кто-то кого-то трахал. Как правило, отец трахал свою дочь или козу. Но встречались и нормальные половые акты по большой и чистой любви. Особенно Пугачеву поразила история про одного престарелого царя, который отымел маленькую девочку-подростка. После каждой истории траха следовали длинные списки размножившихся как грязь евреев.
      Увлекшись очередной сексуальной историей с кровавым концом, Пугачева так переволновалась, что даже уснула. Ее тяжелая голова упала в раскрытую книгу, и спящая певица засопела, сладко чмокая губами, как бодрствующий Гайдар.
      Спи, милая...
      Глава 31
      Явлинский был евреем. Он нисколько не скрывал это и совершенно не стеснялся. Приходил и прямо так и говорил: "Я еврей! А что, не нравится?". Все терялись, смущались как бы даже и начинали убеждать Явлинского, что никто против его национальности ничего не имеет.
      - Как это не имеет?! - возмущался Явлинский. - Сами, небось, думаете: вот, пришел жид проклятый, ферфлюхте юде. А говорите, что не имеете ничего против. Это просто ханжество! Имейте же совесть сказать то, что думаете. Не бойтесь пострадать за убеждения.
      Но все боялись говорить Явлинскому ту правду, которую он так хотел услышать, потому что знали - в детстве Явлинский начал занимался боксом. К юности он уже мог свалитьударом кулака годовалого бычка. В зрелом возрасте Явлинский увлекся карате, получил черный пояс девятого дана и ударом пальцев запросто вышибал глаза. С виду легким ударом ноги или руки он гнул на 90 градусов железные ломы. Это страшный человек.
      Именно поэтому люди за версту обходили Явлинского. Как только Гриша выходил во двор, ребята шумели: "Ата-а-ас!!!" Двор вымирал. Явлинский уже привык к этому и потому несказанно удивился, когда однажды увидел, как одна красивая девушка не убежала со двора, подтянув юбку, а осталась на месте. Она была просто глуховата, но Григорий-то этого не знал! Он отнес необычайный поступок девушки на счет ее смелости и удивился. Его задела такая вызывающая позиция... Читатель уже ждет, что именно эта девушка стала потом женой Явлинского. Что он долго лечил ее от глухоты, а она его от агрессивности, и в результате все стало просто чудесно, и они стали жить и добра наживать. Я понимаю чаяния читателя. Но увы, жизнь гораздо проще и совсем не похожа на сказку про Золупушку или как ее там, Золушку что ли...
      А правда такова, что удивленный нахальством пришлой девушки, Явлинский решил померяться с ней силой, подошел и рванул на своей груди застиранную майку. Он ожидал от соперницы адекватных действий, но не дождался: девушка не могла порвать свою футболку, поскольку тогда бы обнажилась ее грудь, завиднелись соски, и девичья честь была бы посрамлена. Ведь по молодости девушка еще не носила лифчик, так как ее грудь и без того была твердой и упругой. Кстати, развеем миф о том, что лифчик укрепляет и отверждает грудь. Ничуть не бывало! Грудь не эпоксидная смола, а лифчик не отвердитель. Он только создает иллюзию, что грудь стоит. На самом деле, при снятии лифчика эффект пропадает - грудь просто падает на пол.